Камилла
Моя проблема в том, что порой я не отличаю сна от реальности.
Именно поэтому все так произошло. Тогда. Почти пять лет назад.
— Кто там? — спрашивала мама через домофон.
Я стояла на родительском пороге. Переминалась с ноги на ногу. Держа в одной руке зонт, а в другой — дурацкий торт. Такой, как любит мой отчим. С коньячной пропиткой коржей. Не думаю, что это задобрит его, но так я хоть смогу увидеться с матерью.
После долгих лет размолвки и молчания. Стыда. Агрессии. И злости на меня за то, что я так поступила с братом.
Сводным братом.
Но он заслужил.
— Это я, — сказала я неловко в домофон. — Твоя дочь. Камилла.
Через динамик я услышала шаги. Мать ничего мне не ответила, но уже через секунду замок щелкнул, ручка провернулась — дверь была открыта.
— Боже, Кэм... — Она взяла меня за плечи и хотела рассмотреть получше. — Ты немного изменилась с тех пор, как мы с тобою виделись в последний раз.
— А ты ни чуточки.
— У тебя... — гладила мама мое лицо в разных местах, — у тебя морщинки появились. Вот здесь. И вот здесь небольшая. Ты переживала? — задала мама мне вопрос, который тут же заставлял кивнуть. Но она опередила: — Я переживала. Я страдала без тебя. И очень рада, что ты здесь.
Она улыбалась на пороге дома. Все было как раньше.
Разве что... Я была одна. Без него.
И это было хорошо.
— Я тоже, мама. Я тоже... Счастливого Ро...
— Счастливого Рождества, — сказала мама в то же время, что и я.
И мы рассмеялись. Обнялись. И я зашла в дом.
— У вас так вкусно пахнет. Это ты сама готовила?
— Давай, я помогу тебе с одеждой.
— Я тут презент для Дмитрия купила.
Так звали отчима. Дмитрий Дробински. Он должен был заменить мне отца, а вместо этого наградил ублюдком-братом. Из-за которого я не могу теперь нормально жить, нормально общаться с людьми. Особенно с противоположным полом.
Все перевернулось с ног на голову, когда Марсель...
— Давай, не будем задерживаться в коридоре, — подгоняла меня мама. И уже через секунду я узнала, почему. — У нас сегодня гости.
— Гости? — удивилась я. — Это клиенты Дми...
— Он скоро приедет. Ты сама все увидишь.
Атмосфера резко накалилась.
Понимала, что переживать мне незачем. Но сердце билось как под допингом. Пальцы мелко дрожали, но я все же смогла ими взять салфетку, разложить ее на коленях. Придвинуть стул к рождественскому столу. А затем я сделала самое главное, самое трудное — подняла взгляд на Дмитрия.
Отчим сидел от меня по диагонали, но не сводил своих серых глаз с моей персоны. Серьезный, хмурый, неприятный тип. В нашем мелком городке его уважают, знают. Он владелец частной клиники и занят политикой. Можно себе только представить, каким ударом ниже пояса было дело против Марса. Его единственного и любимого сына, наследника отцовской компании.
Я обвинила его в преступлении.
Мне было восемнадцать, было страшно. А он так сильно мечтал мне засадить, что... я сама это сделала с ним. Засадила его за решетку. Обвинила в том, чего на самом деле не было.
Наяву.
Но если я вижу это во сне, то это обязательно случается.
Всегда. Без исключений.
— Как твои дела, Камилла? — спросил Дмитрий, глядя уже в тарелку. Не на меня. Видимо, чтобы поменьше злиться на падчерицу в этот светлый и семейный праздник. — Все хорошо?
— Все хорошо. Спасибо за вопрос.
— Это радует, — отрезал он кусочек мяса и отправил его в рот. Стал тщательно жевать и смотреть мне в глаза. Выдерживать паузу перед важной новостью. И когда салфетка промокнула губы, я услышала: — Ты помнишь Марселя? Моего сына...
Это стало триггером.
Я нервно усмехнулась, издала смешок. Но он граничил с истерикой.
— Помню ли я Марселя? П... помню ли я вашего сына? Помню ли я эту тварь, которой место на зоне?
Мать сидела и молчала. Понимала, как мне трудно жить с такой тяжестью на сердце. Ведь я соврала, чтобы защитить себя. Иначе бы он это сделал.
Мой брат бы это сделал — сто процентов.
Марс бы сделал со мной ЭТО.
Но она никак не реагировала. Между тем я не сдержалась — проронила пару слез, потом их вытерла рукой. И немного успокоилась.
— Припоминаешь, да? — все так же хмурился отчим.
Для него моих страданий нет. Он их не видит, не чувствует. Не верит им. На самом деле мне никто не верит. Все уверены, что я угробила жизнь парню, не обидевшего мухи.
С мухами так не поступают, как делал он со мной. В том видении. Я помню его красочно, в мелких деталях. Могу даже рассказать.
— Да, припоминаю. Такого не забыть.
— Ну вот и славненько, — кивал отец чудовища. — Потому что он заглянет к нам на огонек. Я пригласил его на ужин. Ведь... он мой сын. Марсель должен скоро явиться. Вот его место. Рядом с тобой.
Руки стали трястись еще больше.
— Что? Ка... как? Он ведь... Это правда? — смотрела я на маму. — Этого не может быть. Он должен был сидеть еще полгода.
— Хм, — улыбнулся Дмитрий, — разве ты не слышала?
— О чем? О чем я должна была слышать?
— Твой муж тебе не говорил? — был удивлен мой отчим. — Я был уверен, что он скажет... Амнистия ко Дню благодарения. Он вышел раньше.
В ту секунду я услышала шаги. Тяжелые, налитые немалым весом и уверенностью в каждом движении.
Я боялась оглянуться, но узнала это чувство. Его не было с тех пор, как я обманом засадила брата за решетку. Чтобы он меня не сделал своей. Наврала суду, что он пытался. Делал все, чтобы лишить меня невинности. А спас меня шериф, в последний момент.
В итоге Марса посадили на пять лет. Родная мать и отчим отвернулись. Все считали меня ведьмой. Но не Джош, не шериф. Теперь я под его защитой.
Была.
Пока не вернулся мой демон.
— Давно не виделись, Камилла. — На мое плечо легла рука. Все пальцы в тату, залиты тюремным чернилом. Раньше они такими не были. Но это точно был он. Только хуже. И злее. Сильнее. Я создала себе рок, которого не избежать. — Я по тебе скучал.
Камилла
(вещий сон)
Он прижал меня к себе.
Дышал так тяжело и жарко, что я слышала каждый вдох. Как легкие уверенно растут под мышцами. И чувствовала на себе каждый выдох — как обжигающе горячий воздух напирал на шею. Обволакивал подобно морю, нагретой на солнце лагуне. Теплая лазурная вода, в которую так хочется нырнуть и больше не вставать на ноги. Не выходить на пляж. А лишь ласкать себя мечтами о закате. Красивом и ярком. Ослепляюще шикарном. Быстротечном.
Как оргазм в руках мужчины.
— Марсель... — сводило мое горло судорогой. — Нам нельзя. Этого делать... Ты нарушаешь обещание.
— Я ничего не обещал. Единственная клятва — отыскать тебя и сделать своей. С кем бы ты ни была. И что бы ко мне ни чувствовала. Ненависть, призрение... Моя жажда все равно будет сильнее твоих "нет" и "нельзя". Твоих обид, твоих фальшивых слов, что я преступник. Что я сделал с тобой нечто ужасное, коварное, омерзительное. Ведь... — шептал он на ухо, обнимая меня за талию широкими ладонями, — то, что было между нами — это не ужасно. Это наоборот было шикарно. Я готов был отдать все, только бы снова тебя обнять. И поцеловать.
Он прикоснулся к моим губам.
Своими. Такими теплыми и влажными.
Этот поцелуй будил во мне то, что спало много лет. Я не чувствовала трепета уже давно. Он шел под руку с ужасом, что все это ошибка, опасность, превратно понятая судьба. И все равно я ловила каждое мгновение, терпела боль от царапин о небритое лицо. А он целовал меня с неистовой жаждой. Вжимал мою голову рукой, придерживая за затылок. Мы столько времени были врозь, и вот опять готовы раздеться.
Сделать это.
— Ты ненавидишь меня за тот поступок?
— Да. Я ненавижу тебя, Кэм. Мне хотелось тебя убить поначалу. Я всерьез об этом думал, мечтал. Планировал сбежать из тюрьмы, чтобы выйти и найти тебя. Взять подушку, задушить, пока все спят. Чтобы ты и не пикнула.
— Ты бы не смог, — смотрела я ему в глаза. Потому что понимала — он бы не смог этого сделать. Под маской убийцы скрывалась душа. Такая мне знакомая, родная душа.
Он бы не смог меня убить. Он никогда бы мне не причинил вреда.
Ведь он меня на самом деле...
— Я бы не смог. Ты права. Я бы не смог тебя убить.
— А что бы ты со мною сделал, если бы сбежал? И явился бы ко мне во тьме... ночью...
— Что бы я сделал? — спрашивал он хрипло. Так тихо и вкусно. Что я разомкнула губы, слушая его ответ. Хотела, чтобы он ответил поцелуем. — Я уже это делаю.
Марс бережно снимал с меня одежду.
Сначала кофту. Он стащил ее и бросил на пол.
Я была обнажена до лифчика. Меня ласкали руки, губы. Он кусал и целовал мою кожу, словно демон, искуситель. Было горячо, я покрылась потом. Хотелось вырваться и убежать. Но перед этим — тайно испытать все чувства. На которые способна пара в нашей шкуре. В роли двух больных на голову людей, которым не известно слово "норма". Ни мне. Ни ему. Уголовник и ведьма. Ромео и Джульетта. Бонни и Клайд, о которых никогда не снимут фильма, не напишут книги.
— Я ждала тебя все эти годы, — говорила я под градом поцелуев. — Я отрицала это, но все равно ждала. Просто обманывалась, кормила себя ложью. Хотела, чтобы ты пришел. И убил меня за тот поступок. Часто это представляла. Как ты приходишь, открываешь дверь и входишь в мою спальню с пистолетом.
— Прости, но это не пистолет. Это другой... ствол...
Он взял меня за руку, чтобы я коснулась ею твердого члена. Под одеждой.
Мою ладонь и его тело разделяла ткань, не более того. И мне уже хотелось расстегнуть ширинку, проникнуть туда пальцами, достать его наружу. Оценить немалый вес и длину, обхватить всей пятерней.
Прикоснуться языком.
Все происходило как впервые, самый первый раз. Но руки знали свое дело — все вернулось на круги своя, все опять на прежних местах.
Он — надо мной. А я — тону в его глазах. Его черных, глубоких как небо, глазах. И эти глаза говорили о многом. Я понимала все без слов. Я только хотела, чтобы он знал — я очень жалею, что не дала ему шанса. Уничтожила то, что было лучшим в моей жизни.
Вернее... Пыталась уничтожить. Была почти уверена, что уничтожу.
Но он не смог меня простить и выбросить из сердца. Не отпустил. И пронес это чувство через годы, через муки. Через боль и ненависть ко мне как человеку. Но эта ненависть — такая же, как и моя.
Она фальшива и порочна.
— Войди в меня. Прошу.
Марсель нетерпеливо снял с меня джинсы. Бросил их на пол, как и все остальное. Я была уже без лифчика. Без белья. Как и он сам. Наши тела обнажены и прекрасны, нас никто не видит, мы одни. Наедине друг с другом, как и много лет назад.
Он кладет меня на кровать. Целует губы, подбородок. Затем шею.
Заставляет сердце биться, как у лани под прицелом у охотника. Я понимаю, что он будет делать это дальше. Не оставит меня в покое, не позволит жить по-прежнему. Не оторвется сейчас от дела, не оставит меня одну.
И это хорошо.
Потому что я устала от одиночества. Закрыв его в тюрьме, я стала одинокой. И даже когда думала, что нашла кусочек счастья — маленькое, но такое настоящее счастье — оно ушло от меня. Растворилось. Будто и не было. Его у меня отняли, только подразнив.
И теперь он никогда не узнает об этом. О моем секрете пятилетней давности.
То, что было в прошлом, остается в прошлом. Я ловлю его движения сейчас. И больше ничего не надо.
— Я думал о тебе каждый день, проведенный в тюрьме.
Марс все еще ласкает меня языком в разных местах. Водит губами по шее, лижет плечи, руки. Соски. Моя грудь уже всецело в его власти. Он ее сжимает, гладит, покусывает, словно зверь — буквально пробует жертву на вкус. А я покорно жду своей участи. Ведь понимаю, что сбежать невозможно. Если волк тебя берет за горло, то сопротивляться бесполезно. Лучше согласиться с тем, что он сильнее.
Сама природа — сильнее. И она мною движет сейчас. Нами обоими. Ничто не появляется из ниоткуда. И точно также не исчезает бесследно. Все это было между нами всегда, и навсегда же и останется.
Камилла
Я проснулась от того, что горела живьем.
Все лицо пылало, тело дрожало от пота и жара. Отбросив одеяло, я вскочила с кровати и стала издавать какие-то звуки. Даже не слова, не крик, а что-то неразборчивое. Нечленораздельное. Я была в полнейшем ужасе от того, что увидела во сне. Ведь это был не просто сон.
Это было видение. А видения всегда сбываются.
— Боже! Нет... господи... — рвала я на себе пижаму. Казалось, что она горит огнем. Я все смотрела по сторонам и искала огонь из кошмара. Где он? Я ведь четко видела пожар. Неужели все это было лишь сном? — Какой ужас...
Я подбежала к окну и открыла его настежь. Были сумерки, еще слишком рано, чтобы встало солнце. Я вдыхала влажный холодный воздух и пыталась отойти от увиденного. От услышанного. От той животной страсти, что сковала меня цепью, парализовала легкие. Вернувшись в реальность, я словно чувствовала все, что между нами случилось. Между мной и Марсом.
Он как будто и правда побывал во мне. И белье — оно мокрое от жажды. Ведь я кончила два раза. На самом деле.
— Кэм, все нормально? — услышала я мужской голос. Он меня так напугал, что я чуть не разбила окно. Ударилась плечом в стекло. И только после этого смогла понять. Что это был мой муж. Джош. Просто Джош. — Тебе плохо?
Он лежал в постели и смотрел на меня. В такой же обычной пижаме, как на мне. Серая в полоску. Он не был красавцем. Был старше меня и намного. Может, в иной ситуации я бы не стала жить с таким мужчиной. Но выбирать не приходилось. К тому же...
Он добрый. И надежный. С ним я чувствую себя спокойно.
— Джош? — задала я дурацкий вопрос в тишину. — Это ты?
— Конечно, — ответил он. Поднялся с кровати, чтобы подойти и обнять меня. Успокоить. — А кто же еще мог быть, если не я? Кто еще может тебя обнять? — прижимал он меня к себе, а мне казалось, что это Марсель. Хотелось вырываться и кричать. — Кто еще может целовать мою малышку? — чмокнул он меня в висок. — Мою милую девочку Кэм...
Я хотела с этим бороться, но не могла. Не получалось. Каждое касание от Джоша, каждое его слово теперь казалось испытанием. Меня он раздражал, отталкивал. Я на него злилась. Подсознательно. Хотя на самом деле злилась на себя. Ведь я ему не расскажу, не решусь. Не хочу, чтобы история повторилась, как тогда.
Только не это, не опять. Я не смогу пройти круги этого ада.
— Я не слышала, как ты вернулся.
— Пришел с дежурства час назад. Даже уснуть не успел... — Мой муж немного странно вздохнул. Как будто что-то знал, чего я никому не говорила. — Тебе, я погляжу, тоже не спалось.
— С чего ты взял?
— Ты очень нервно себя вела в постели. Сильно ворочалась, потела, тебе было жарко. Я даже думал разбудить тебя, вызвать врача.
— Да нет, все нормально, — фальшиво улыбалась я.
Не хотела углубляться в то, что видела во сне. Марсель вернулся, и теперь все шло в трубу. Наперекосяк. Я теряла контроль и видела всякие ужасы. Он разрушит мою жизнь. Я это знаю. Теперь я это точно знаю.
И уверена, что знала всегда. Потому так поступила.
— Ты уверена, что нормально? Может... — смотрел мне Джош в глаза. Своим уставшим от работы взглядом. Лишенным романтики, высоких чувств. Таким простым практичным взглядом нормального человека. — Может, это было видение? А? Ты видела будущее?
— Что? — застряло слово в горле. — Почему ты так...
— Ты повторяла имя.
— Я? Имя?
— Да. Мне показалось, что я слышал имя. Возможно, мужское. Но я не уверен. Ты повторяла его много раз. Но как-то смазано. Я не смог разобрать.
Я опять дышала словно под водой. Каждый выдох и вдох давались с трудом. Мне казалось, он все слышал. Муж все видел. И он знает, что я чувствую к Марселю. Ведь ему было известно, что мой сводный брат уже вышел. Я уверена, что он сознательно скрывал эту новость. Не хотел, чтобы я о нем думала.
Просто не хотел. Ему это было неприятно знать.
Джош ненавидит Марселя. И это у них взаимно.
— Нет, — трясла я подбородком. — Нет, я ничего такого не припомню. Я вообще ничего не помню. И... что касается имени, то тебе, наверное, показалось.
— Ты уверена?
Он так серьезно хмурился, будто ждал от меня честного ответа. Но зачем ему это нужно? Я не хочу. Пускай это будет моей тайной. Пока что.
Я...
Я еще сама не понимаю, что со всем этим делать. Ситуация ужасна. Легкого решения не будет, это точно.
— Почему это так важно для тебя? Почему так настырно спрашиваешь?
Раз уж он решил вывести жену на чистую воду, то пусть сперва признается, что утаил от меня выход Марса на волю. Знай я это, никогда бы не поехала к отчиму в гости. Это было слишком рискованно.
— Почему я спрашиваю? — пожал он плечами. — Наверное, потому что мне подумалось, что ты... называешь во сне имя... того ублюдка.
— Что? — Мой голос снова дрожал. — Кого ты имеешь в виду? Какого ублюдка?
Я так и ждала, что он скажет о Марсе. Все вело к тому, что мы поссоримся. Будем скандалить, он боится, что я снова о нем вспомню. Включится Стокгольмский синдром.
Но нет. Моего мужа интересует совершенно другое.
— Того преступника. Из моего нераскрытого дела. Я тебе показывал улики, фотографии. Просил подумать и...
О боже. Он просто думал, что я вижу будущее с поимкой убийцы. Так надеялся, что я раскрою за него очередное дело. Но я... сейчас мне было не до этого. Отнюдь, все перемешалось. Просто каша в голове.
— Нет, прости, дорогой. Это был просто сон.
— Понимаю, — улыбнулся Джош. — Просто сон?
— Просто сон.
— Я понял, бэби. Просто сон.
— Да, мы тоже видим обычные сны. Такие, как я...
— Да, — кивал он, поддакивая. — Конечно. Такие, как вы — вы ведь тоже люди.
— Точно. — Он хотел меня поцеловать, но я увернулась. — Нет, извини. Я немного не в себе. Хочу побыть одной.
Взяла из старой заначки сигарету. Закурила от спички. Выдохнула дым в открытое окно. Уже светало. Дым клубился, перемешиваясь с запахом росы на газоне. Я стояла, опершись локтями на подоконник, и смотрела вперед. Через забор на улицу. Аккурат на дом напротив, через дорогу от нашего. Возле него пропала вывеска "Продажа".
Камилла
История с мальчиком зацепила меня.
Я понимала, что не могу помочь. Более того — сделаю только хуже. В таких ситуациях лучше убедить себя, что ничего не видел. Что это привиделось, показалось. До поры до времени я и сама в это не верила. Мне просто снились сны, как и всем вокруг. Одни были черно-белыми, плохо запоминались. Другие — напротив. Красочные, яркие, со множеством деталей.
Но однажды я заметила, что сны повторяются. А после некоторых "выдуманных" событий я видела такую же реальность. Все переносилось в жизнь. Другими словами — пришло ясновидение, я могла предвидеть будущее. Хоть и не управляла этими процессами. Не могла понять, как это работает и могу ли я видеть именно то, к чему питаю интерес. Со временем мои родные поняли, что я вижу вещие сны.
И мать. И отчим. И мой сводный брат Марсель.
Вот только если родители делали вид, что никакой проблемы нет — говорили, что я должна это искоренить... Марс наоборот меня поддерживал. Он верил в мою силу. Повторял, что я особенная. И смогу помочь тысячам людей по всему миру. Что буду известным экстрасенсом, меня станут показывать по телевизору, печатать в газетах.
Мне было восемнадцать. Ему — на два года больше. Мы были так молоды и наивны. Горячи внутри. Излишне сконцентрированы на чувствах друг к другу.
И вскоре я увидела вещий сон о нем.
Он был. Ужасен.
Ведь там мы вместе. Я и он. Хорошая девочка. Со своим сводным братом. Мы не могли так поступить. Он не мог так поступить со мной. Ведь это табу. Если бы люди узнали о нашей связи — все бы рухнуло. Этот позор разрушил бы семью, разрушил бы бизнес отчима. Разрушил бы карьеру Марса. Убил бы меня как личность, ведь я понимала, что так... НЕЛЬЗЯ. И точка.
Марсель не предполагал, что будет развивать во мне ментальные способности. А затем сам же станет их жертвой. Уверена, он был одержим страстью ко мне. Вот и все. И чем больше мы проводили вместе время, тем меньше было сомнений — это случится, момент наступит. Он овладеет мной, и это будет конец спокойной жизни.
— С кем ты разговаривала? — вытащил меня из мыслей Джош.
Он уже проснулся, встал с постели, одевался на работу. Пока я сидела у окна и сверлила взглядом дом напротив. Казалось, в нем пусто. Нет ни машин, ни людей. Никто не входит, не выходит. Я помнила, что он сказал во сне, будто купил этот дом. Но так ли это на самом деле? Может, он заселится сюда позже? Как я могу проверить, есть у дома новый владелец или нет?
— Да так... Одна женщина звонила.
— Меня искала? — заправлял муж рубашку в брюки шерифской формы. — Что-то срочное?
— Нет, это ко мне.
— К тебе? — удивился Джош. — И что за повод?
Он сел за стол, чтобы выпить чашку кофе. Взял стеклянную чашу из кофеварки, налил себе немного. И отпил, смотря в глаза.
Муж был ревнив и подозрителен. Он хотел меня контролировать. Причем полностью. Особенно теперь, когда "мы все знаем кто" вдруг вышел из тюрьмы.
— Ситуация немного странная. Мама жаловалась, что ее сын видит сны.
— Но ведь это нормально, — отхлебнул мой муж немного кофе. — Все мы видим сны. И даже мелкие засранцы... Сколько лет тому ссыкле? Еще писает в кроватку?
— Я не знаю, она не говорила. Но... это не просто сны, понимаешь? Он видит видения. По крайней мере, мать в этом уверена. Ей кажется, что...
— Ей кажется, что ты ей можешь помочь.
— Да, — кивнула я. — Ей кажется, что я могу помочь, а я...
— Ты просто занята фигней, Камилла.
Он ответил в жесткой форме.
Здесь Джош был полностью в своем репертуаре. Да, с одной стороны, мой супруг надежен, честен, нормален. Его уважают, даже побаиваются. Когда-то он защитил меня от Марса. Когда никто мне не верил. А он просто взял меня под свое крыло и отрезал путь мерзавцу.
Может, это и не самая романтичная история любви. Но я благодарна Джошу, что он стал для меня опорой. За ним я как за каменной стеной. И у этой стены есть свои особенности. Ведь стена — порой она тверда, как кирпичи.
— Ты так считаешь? Думаешь, я просто ерундой маюсь? А вдруг это что-то важное? Что если я обязана им помочь, а не игнорить?
— Просто забудь об этом, Кэм. Выбей эту идею из головы, — вздохнул он, допивая кофе и читая новости в газете. Обычной, бумажной, шуршащей газете. — Ты не должна таким заниматься. Для этого есть психологи. И психиатрические больницы.
Его слова были жестоки. Ведь когда он говорит так о других — он подразумевает и меня. Выходит, мне тоже там место? В дурке, психушке?
— Не надо так говорить. Так ты унижаешь меня.
Он поднял на меня глаза, оставив газету в покое.
— В чем проблема, Кэм? Ты не с той ноги сегодня встала? Сначала едешь к своим упырям. Потом говоришь во сне имя, будто я не слышу, ничего не понимаю. А теперь вот зациклилась на каком-то странном мальчике из... Откуда он вообще? Он где-то тут неподалеку живет?
— Я не знаю. Не спросила.
— И не спрашивай. Я запрещаю.
— Как это "запрещаю"? — удивилась я. — Что я такого сделала вообще?
— Ты уже смотрела те фотографии? С места преступления... Есть какие-то догадки?
Джош имел в виду материалы, которые он принес домой. По сложному делу. Я ему помогала с расследованиями. Все эти годы я старалась быть полезной. Поэтому изучала документы, записи допросов, смотрела фотографии, чтобы потом во сне увидеть новую картинку — кто был виноват. Кого будут садить в тюрьму. И так мы отыскали не одну зацепку. Всегда, каждый раз, когда я указывала на кого-то, при обыске все подтверждалось. Виновный всегда признавался. Не было осечек, не было ошибочно подозреваемых.
Успехи Джоша — и моя заслуга. Хорошо ему — хорошо и мне.
Но порой мне казалось, что он меня использует.
— Ты знаешь... Как-то ничего не приходит в голову. Прости, мне ничего не снилось.
— Но ведь этой ночью ты что-то видела. Я знаю. Видела.
Я почувствовала, как немеют руки. Нервное покалывание, жар, мороз и пот. Я стала нервничать при мысли о том сне. Ведь он не видел, что происходило. А я — да. Не только видела, но и чувствовала. Словно наяву занялась сексом с другим.
Марсель
— Я хочу сообщить о минировании школы. Пусть эвакуируют всех, оцепляют район, — говорил я в телефон. И смотрел на патруль, приставленный к ее дому. — Созывайте полицейских — все очень серьезно...
Пройдет каких-то пять минут — и этих свиней как ветром сдует.
Ублюдок Финчер. Решил, что пара копов защитят его жену от справедливости. Сам уехал в большой город, а свой бриллиант оставил под надзором двух зевак. Разве так поступают с драгоценностями вроде Кэм?
Нет. Так с ними не поступают. Это было глупо, самонадеянно, наивно.
Я войду в их дом средь бела дня. Без ствола и банды. Без маски на лице, без поддержки пособников. Я справлюсь и сам. Мне вовсе не в тягость. Скорее напротив — будет очень приятно сделать все самостоятельно. Сделать все от и до.
Начиная приветствием. И заканчивая местью Кэм за то, что она променяла меня на импотента со значком шерифа.
Жизнь — она такая. Я вершу судьбу через свои очерствевшие руки.
Несправедливо, подло, мерзко? Может и так.
Но не надо было уезжать и оставлять ее одну. Упустить такой сценарий я не мог. Теперь нам никто не помешает, никто нас не прервет. Никто не услышит ее стонов. Ее криков. Приглушенных всхлипываний через кляп. Вот он и настал — момент расплаты.
Столько ждал... И праздник приближается.
— А зачем мы тут торчим вообще? — говорил один из копов. Стоя возле машины с мигалками. — У нас что, нету дел поважнее? Как же тот висяк — с нас ведь скальпы поснимают...
— Не поснимают, — отмахивался опытный. Застрявший в офицерах неудачник. С пузом и седой щетиной от уха до уха. — Шеф проспорил нам сто баксов и поехал отдуваться сам. Что-то в этот раз его чутье не принесло плодов. Теряет хватку наш шериф. Теряет хватку.
Они стояли у машины, лениво пили кофе. И смотрели в ту же сторону, что и я. На дом Камиллы. Камиллы Финчер. Теперь ее фамилия другая. Мне никак не привыкнуть. А ведь раньше я думал, что она всегда будет Дробински. Как и моя. Мы будем вместе.
Сука, Кэм. Какая же ты сука.
— Так это правда, что она под домашним арестом, пока его нет? — спросил молодой. — Наша задача в том, чтобы его жена сидела дома и не рыпалась?
— Типа того... Шериф запретил ее выпускать из дома.
— А почему?
— Почему? — ухмыльнулся опытный. — Сразу видно, ты не здешний.
— В чем прикол? У нас орудует насильник? Маньячелло?
— Можно и так сказать, пацан... Босс боится, что к ней явится тот ублюдок. Марсель. Чтобы сделать из его жены булку для хот-дога, пока муж в отъезде.
— Булку для хот-дога? — повторил новобранец. Я его не знаю, но как будет возможность — обязательно грохну. — Пф... Надел бы ей трусы верности тогда.
— И то правда. Кому она сдалась вообще, эта ведьма? Не говори... Хотя я бы ее трахнул хорошенько. Попа у нее что надо.
— Кстати, а что это за Марсель еще? Откуда он взялся?
— Сынок Дмитрия Дробински.
— У него есть сын?
— Был сын, — допивал свой кофе старый хрен. Он опустошил стаканчик и бросил его на дорогу. — Теперь это кусок реального дерьма. Зона ведь не делает людей добрее.
— Он сидел?
— Вернулся после ходки за насилие... Хотя история немного мутная. Впрочем, в это я не лезу. И тебе не советую, малый.
— Боже, как все серьезно. — Иронизировал кадет. И даже не подозревал, что я смотрю на его голову через прицел винтовки. — Боюсь-боюсь Марселя... Может, нам зайти к ней на чаек? А там, глядишь, миссис Финчер сделает нам по минету?
В ту секунду я сорвался. Передернул затвор и снял ружье с предохранителя.
НИКТО. НЕ ИМЕЕТ ПРАВА. ТАК ГОВОРИТЬ О МОЕЙ СВОДНОЙ СЕСТРЕ.
— Внимание патрулю! — разразилась рация. — Срочно оцепляйте школу! Сообщение о бомбе! Повторяю...
— О, народ! — чертыхался тот, кто должен был подохнуть через миг. — Вы это серьезно?!
— Чертовы минеры, вашу мать!
Они прыгнули в машину. Хлопнули дверьми. Врубили сирену и сорвались с места.
Я протяжно выдохнул и мысленно щадил тех мудозвонов. Я пришел сюда не стрелять в людей. А делать кое-что другое. К дому Кэм меня вела не жажда убивать, вовсе нет. Это было бы слишком просто для нее. Не ради мечт об убийстве я терпел все эти годы заключения.
Каждый мой день за решеткой был пропитан сексуальными фантазиями. Может, не самыми здоровыми и приятными для нее. Но если будет больно, а больно точно будет — я буду несказанно рад. Потому что только боль сможет исправить все ее ошибки.
И чем больше будет боли, тем приятнее мне будет наслаждаться нашей встречей.
— Кто там? — раздался ее голос из-за двери.
Кто-то постучался к ней. Но кто это мог быть?
Может, это муж вернулся из поездки? Вряд ли. Может, старая соседка снова просит соли или спичек? Тоже нет. Тогда, может... это почтальон привез посылку на своем фургоне и теперь попросит расписаться в бланке?
Нет. И снова нет, Камилла. Это я.
Твой любящий и жаждущий свидания Марсель.
Дверь открылась. На пороге появилась та, из-за которой я попал в тюрьму. Попал незаслуженно, несправедливо. Ведь на самом деле ничего не совершил такого. Все улики были сфабрикованы, я не делал этого. Не принуждал ее к сексу, это просто наглая ложь. Она солгала, чтобы избавиться от проблемы в моем лице. Потому что иначе бы я не ушел, не исчез бы из ее жизни.
Я к ней слишком привязался. Сблизился с этой странной девчонкой.
Мне хотелось быть рядом с ней, что бы ни происходило. Хорошо ей или плохо. Хочет она плакать или смеяться, хохотать после стакана виски. Или трахаться по-черному. Я хотел быть только с ней. Что в этом страшного, криминального? Разве это наказуемо? Любовь к красивой женщине вдруг стала преступлением?
Лжесвидетельство. Вот, как называются реальные преступления. А за преступления приходится платить. И если уж даже я за свои заплатил авансом, то пришел черед моей идеи фикс. Моей музы, моей слабости. Моей Ахиллесовой пяты, из-за которой жизнь вдруг превратилась в путь самурая.
Камилла
Мои кошмары становились явью.
В мой дом вошел не кто иной, как Марс. Он закрыл за собою дверь на замок, снял с себя кожаную куртку и повесил ее на крючок в коридоре. Этот человек себя вел, как будто у себя дома. Так уверено. Складывалось ощущение, что он бывал тут раньше. Проникал в мое жилище, когда дома пусто. Осматривал здесь все, сидел на моей кровати. Представлял, как это сделает — как заявится ко мне и надругается в отсутствие мужа.
— Выключи плиту, — сказал он спокойно. — Давай же. Выключи ее. Не надо, чтобы завтрак сгорел. А то будет пахнуть неприятно... Ты ведь не хочешь пахнуть чем-то горелым?
Он подошел ко мне вплотную, вжал меня своей горячей аурой в самый угол комнаты. От него веяло уверенностью, жестким пониманием, что все предрешено. Сопротивляться бесполезно.
— Не трогай меня!
— Сейчас ты так приятно пахнешь...
Он склонился надо мной, едва касаясь носом головы. Вдыхал мой запах возле самой макушки. А я закрыла глаза, плотно жмурила их, говорила себе, что видение уйдет. Это просто видение. Просто сон. Мне приснился кошмар про зверя. Я вижу во сне, как он кормится жертвой, нашел себе ягненка и сейчас проткнет клыками его шкурку.
Просто сон. Просто видение. Не более того. Сейчас он исчезнет. Просто исчезнет.
Но это не сработало. Он не исчез. Вместо этого Марсель пошел на кухню, выключил конфорку на плите. Переложил яичницу в тарелку. Все оставил на столе, как будто приглашая меня есть.
А я тем временем кралась к двери. Хотела убежать. Но он меня увидел прежде, чем рука достала до защелки.
— Отпусти меня, прошу!
— Нет-нет-нет... — журил он меня пальцем. — Никаких побегов, Кэм. Тебе нельзя выходить из дома, ты под домашним арестом.
— Не тебе решать, ублюдок!
— Хах... — улыбнулся он, вытирая руки полотенцем. — Это ведь не я придумал. А твой муж.
— Что?
— Разве ты не знала? Джош приставил к дому пару полицейских. Представляешь, он так сильно тебе верит, что приставил к дому экипаж.
Услышав это, я рванула к окну, отдернула штору и распахнула форточку.
— ПОМОГИТЕ! ОН ЗДЕСЬ! ПОМОГИТЕ! НА ПОМОЩЬ!
Но Марсель был спокоен.
Не спеша подошел. И обнял меня сзади. Его руки вдруг обняли мою талию, как будто все закономерно, привычно. Так и должно было случиться. Я внезапно уперлась ягодицами в его бедро. А точнее... его пах. Вдруг поняла, что он прижал меня к себе, не дав пространства. И... кричать не получалось. В голове пронесся тот ужасный сон, где мы были вместе. Я и он. В той спальне. В моей спальне. До нее — всего лишь комната. Неужели все случится здесь, сейчас, сегодня?
— Тебя никто не слышит, мой ягненок.
Он захлопнул фрамугу, задернул штору. Дал мне выйти из замка, отделаться легким испугом. Казалось, еще миг — и он схватит меня за горло, бросит на пол. Надавит своим весом и начнет меня воспитывать, как обещал.
Преподаст мне "урок".
— Чего ты хочешь? Зачем ты пришел? Я тебя не звала, это уж точно.
Говоря ему это в лицо, я шарила рукой по мебели. Искала пальцами ящик комода, в котором лежал револьвер. Я знала, что он там. Запасной пистолет Джоша. В доме шерифа всегда есть оружие. Вот оно и пригодилось.
— Неужели ты не соскучилась по мне, как я по тебе?
Он стоял перед зашторенным окном. Заслонял его большой тяжелой тенью. Черным силуэтом, который я узнаю всегда и везде. В меру высокий, в меру широкий. Эти плечи — они как будто наступали на меня, давили мне на легкие. Я чувствовала, что сдаю позиции.
Перед глазами снова и снова проскакивали кадры из видения. Как он меня берет. А я прошу его не прекращать, не останавливаться. Продолжать, не выходя до самого конца.
Что со мной не так? Почему я ненормальная?
Мне хочется убить его. Сейчас. Чтобы закончить эти мучения раз и навсегда.
— Я тебя пристрелю!
В моих руках был револьвер, который я взяла из ящика в комоде. Он всегда заряжен, полный барабан. Я это знаю. Джош его всегда держал заряженным — на всякий случай. И вот этот случай настал.
— Стреляй, — ответил он хрипло.
И сделал шаг вперед, прямо под дуло оружия.
Пистолет в ладонях задрожал. Марсель так близко от меня, от выстрела, от револьвера. От заряженного в барабан патрона. Все могло произойти спонтанно, я могла его убить и назвать все самообороной. Все поверят, никто меня не упрекнет. Все сойдутся на том, что я защищала свой дом.
А Марс урод. Он ублюдок. Раз зашел сюда без стука и...
Черт. Он ведь постучал. Выходит, я сама его впустила. Неужели я хотела, чтобы он сюда вошел? Это бред, полнейший бред. Я его ненавижу. И хочу, чтобы он сдох. Раз и навсегда.
— Я стреляю! — визжала я от паники. — Я выстрелю, Марсель! Я выстрелю!
— Давай. Убей меня. Не надо бояться. Просто сделай это.
— Я СТРЕЛЯЮ!
После этих слов я попыталась выстрелить. Нажала спусковой крючок, но... очень слабо. Едва-едва. Не до такой степени, чтобы он сработал и привел в движенье барабан.
— Почему не стреляешь? Я думал, ты хочешь меня убить? Ты правда ненавидишь меня? Или только притворялась? Может, ты питаешь ко мне чувства... отличные от ненависти? Может, ты любишь меня так, как люблю тебя я?
— Нет... — трясла я подбородком, пока слезы капали с него на пол. — Нет, я не люблю тебя. И никогда не любила. Как и ты меня, Марс. Это была не любовь... Это была просто похоть. Запретная страсть. Пришло время покончить с этим, раз ты слов не понимаешь.
Я ревела и взводила курок большим пальцем. Так будет легче все сделать. Теперь патрон взорвется от малейшего давления.
Стоит лишь нажать — и все закончится.
— Ты меня впечатляешь, Камилла. Такая страсть, такое рвение прикончить меня. Убить своего сводного брата. А помнишь, когда-то мы были друзьями. Мы дружили с тобой. Я помогал тебе с твоими проблемами. Был для тебя опорой. Надежным форпостом. Защищал тебя от окружающих. Мог избить любого, кто косо на тебя посмотрит. Однажды меня закрыли в участке за то, что я отметелил двух отморозков. На черной машине с огнем по бокам. Ты помнишь их или забыла? Как они бросили тебе вслед обидное слово... Сказали, что ты шлюха. Представляешь?