Эта прекрасная смерть

Сара Дж. Шмитт

Эта прекрасная смерть

Оригинальное название: It’s a Wonderful Death

by Sarah J. Schmitt

Серия: вне серии

Главы: 39

Дата выхода в оригинале: 6 октября 2015

Переводчик: Эвелина Герасимова (1 глава), Элина Ковалева (остальные главы)

Редактор: Mari Pashikyan (1–7 главы)

Вычитка: Элина Ковалева

Специально для группы WORLD OF DIFFERENT BOOKS•ПЕРЕВОДЫ КНИГ•

Любое копирование без ссылки

на переводчиков и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

ГЛАВА 1

Цыганка на ярмарке по случаю Хэллоуина предсказывает мне долгую жизнь, полную возможностей. Естественно, она произносит предсказание прямо перед тем, как использует меня в качестве живого щита от жнеца с косой. После чего в истерике выбегает из шатра. Вообще, если подумать, она обманщица и убийца. Надеюсь, смогу получить компенсацию.

И плевать, что жнец говорит о том, что не собирался забирать мою душу. Заявление не отменяет того факта, что я смотрю вниз, на собственное бездыханное тело, в то время как мои друзья стоят, уставившись друг на друга. Эй? Позвоните 911. Или, может, кто-то начнёт делать искусственное дыхание. Идиоты.

— Идём, — настаивает жнец, дёргая меня за руку. — У нас мало времени.

Я стряхиваю его ладонь и смотрю на него своим фирменным испепеляющим взглядом.

— Я так не думаю. Ты видел, что она сделала. Ты пришёл за ней, не за мной. Это её ты должен забрать с собой.

И затем жнец пожимает плечами. Он издевается? Сначала отделяет душу от моего тела, а затем ведёт себя так, словно я попросила сменить радиостанцию в машине.

Он улыбается приторно-сладкой улыбкой. Ага, как будто я куплюсь.

— Моя работа — переправлять души. Ни больше. Ни меньше, — объясняет он мне, словно четырёхлетке.

Не знаю, дело в этой улыбке или в тоне, но замешательство сменяется настоящим раздражением. Ладони сжимаются в кулаки.

— Ну а я учусь в выпускном классе, и моя работа — стать королевой бала на следующей неделе. И чтобы выиграть, мне нужно быть живой. Так что ты должен вернуть меня.

— Не могу.

— И что мешает?

Он резко поворачивается ко мне лицом, капюшон спадает на плечи. Вообще-то, он довольно симпатичный: у него точёное лицо и угольно-чёрные глаза. Конечно, он неестественно бледный, что всё портит. И давайте не забывать, что он — одна из главных причин, по которым мои тело и душа больше не связаны.

— У меня нет таких полномочий, — произносит он. — Даже если и произошёл несчастный случай, ничем не могу помочь.

Его слова кажутся ироничными. В конце концов, именно он втянул меня во всё это дерьмо.

— Как ты и сказал, произошёл несчастный случай, — злобно говорю, отказываясь признавать, что мои доводы, скорее всего, бессмысленны. — Если ты не можешь, сможет кто-то другой?

Он продолжает смотреть на меня пустым взглядом. Меня утомляет тишина, повисшая в воздухе, и я поворачиваюсь к своему телу.

— Подожди! — вскрикиваю. — Из моего уха что, кровь течёт?

Я присматриваюсь и замечаю, что мои голубые глаза с отсутствующим выражением смотрят в потолок. Если не считать глаза и кровь, я выгляжу нормально. Ладно, конечно, кожа чуть сероватого оттенка, но это из-за плохого освещения в шатре. Почему гадалки всегда используют так много свечей? Когда воссоединюсь с телом, непременно обращусь к пожарному инспектору. Где-то здесь обязательно должно быть нарушение. Цыганка может и не умрёт, но всё равно заплатит за то, что сделала.

Осматриваю остальное тело и замечаю, что шея повёрнута под неестественным углом. Конечно, это может быть из-за того, что чёрные как смоль волосы собраны в неаккуратный пучок. Никто не может удобно лежать с пучком. Такое физически невозможно.

За исключением всего вышесказанного я выгляжу как всегда потрясающе. Ну, кроме синяка на щеке. Должно быть, ударилась о кассовый аппарат, когда падала. Придётся хорошенько потрудиться, чтобы спрятать этот ужас.

Какое-то движение привлекает моё внимание. Наконец-то кто-то начал делать непрямой массаж сердца. Хотя толку-то, если жнец срочно что-нибудь не предпримет.

Раз терять больше нечего, пытаюсь использовать другой подход.

— Подожди, ты так и не назвал своего имени.

— Что? — удивлённо спрашивает он.

— Как мне тебя называть?

— Гидеон.

Он смотрит на меня, словно пытается понять, что я задумала, но ни к чему не приходит. С людьми при общении со мной такое часто бывает.

— Что ж, Гидеон, — произношу так мило, как только могу, — должно быть что-то, что ты можешь сделать. Может, щёлкнуть пальцами, загадать желание на падающую звезду или что-то в этом роде. Никто никогда не узнает об этом маленьком недоразумении. Затем, когда я вернусь в мир живых, ты сможешь выследить эту тупую цыганку. Пианино свалится ей на голову, и всё будет именно так, как и должно быть.

Смотрю на девушек, которые последние три года были у меня на побегушках. Они всхлипывают и недоверчиво оглядываются. Кроме Фелисити, которая снимает на телефон. Почему цыганка не могла выбрать её?

— Нет, — отвечает жнец.

— Хорошо, чудесно. Пожалуй, пианино, действительно клише. Как насчёт метеорита?

— Нет, — повторяет он.

— Ты прав. Должно быть что-то маленькое, что просто убьёт её, не разрушив планету. Не хотелось бы, чтобы ты нёс ответственность за уничтожение всей Земли.

Вместо ответа жнец поворачивается. Край плаща неестественное замирает в воздухе, после чего наконец опускается вокруг лодыжек.

— Подожди, — зову, пытаясь угнаться за ним. — А отправить меня обратно?

— Мы уходим, — заявляет он, перекидывая косу в другую руку. — И я уже сказал тебе. Я не могу отправить тебя обратно.

— Но кто-то ведь может, так? — он продолжает идти, и мне не остаётся ничего другого, кроме как следовать за ним. Мы всё больше погружаемся в туман, и я щурюсь, пытаясь разглядеть, что там впереди. — Кстати, куда ты меня ведёшь?

— Ты всегда так много болтаешь? Большинство людей, как минимум, шокированы, когда умирают.

Усмехаюсь. Очевидно, роль хорошей девочки не работает.

— Ты облажался. Может начать с того, что если бы ты лучше выполнял свою работу, я бы вообще не умерла.

— Но ты мертва.

— Не по-настоящему.

Он вдруг смеётся, и звук застаёт меня врасплох. Я уж начала было думать, что эмоции этого парня погрязли в чёрной дыре.

— Разве ты не видела там своего тела? Знаешь, то, которое на земле? — уточняет он. — Ты мертва по-настоящему.

Смотрю вниз, и пытаюсь удержать равновесие. Подо мной абсолютная пустота.

— Можешь хотя бы сказать мне, куда мы идём? — интересуюсь, делая вдох, хотя это бессмысленно, так как мне больше не нужно дышать. Тем не менее, есть что-то успокаивающее в дыхании.

— К Извозчику Душ.

— Куда? — переспрашиваю, но слова уносит порыв ветра, который производит поезд, остановившийся перед нами.

— Забирайся, — командует жнец, подталкивая меня вперёд. Скорее пиная, на самом деле.

Когда я переступаю порог, то вижу другого жнеца, ведущего толпу людей в следующий вагон.

— Что там происходит? — осведомляюсь.

Гидеон оглядывается, слегка приподнимая бровь.

— Пятнадцать машин столкнулись на трассе 405.

Похоже, он завидует. Больной придурок. Двери закрываются, и я оказываюсь в окружении жнецов и новоумерших. Все выглядят такими грустными. Пустыми. Словно оболочки реальных людей.

— Говорил же тебе, что большинство умерших шокированы, когда умирают, — произносит мой жнец, наклоняясь. У него такой самоуверенный тон, что хочется дать ему пощёчину. Успеваю остановить себя. Он везунчик. У меня вполне заслуженная репутация человека, который не терпит дерьма от окружающих.

Осматриваюсь и замечаю пожилых, детей и тех, кто между. У большинства выражения лиц, как у оленя на дороге в свете автомобильных фар. У всех, кроме одной старой женщины, которая улыбается мне с жалостью в глазах.

— Такая молодая и красивая, — говорит она, словно я не стою прямо перед ней. — Такая потеря.

Оглядываюсь и затем смотрю на неё.

— Это вы мне?

— Нет, дорогая, я говорю о тебе.

Кто бы мог подумать, что старики знают, что такое сарказм.

— Что случилось? — интересуется она, её голос полон материнского сострадания.

— В смысле, что случилось? — её доброта начинает действовать на нервы.

— Как ты умерла? — уточняет она.

— Я не умирала, — пытаюсь объяснить, указывая на жнеца. — Он совершил ошибку.

— Отрицание, — произносит она, похлопывая меня по руке. — Первая стадия. Не переживай, дорогая. Скоро пройдёт.

Отдёргиваю руку.

— Я не отрицаю. Он облажался и схватил не того.

— Уверена, именно так всё и было, детка, — судя по озорному взгляду на её лице, она мне не верит.

— Кстати, что случилось с вами? — спрашиваю, желая сменить тему. — Расскажите.

Она кладёт руки на колени и спокойно улыбается.

— Произошёл ужасный случай — старость. Боюсь, мне уже никогда не исполнится сто один.

Что полагается говорить тем, кто только что сообщает тебе, что прожил целый век?

— Это, хм, слишком плохо? — бормочу, поворачиваясь к жнецу.

— Ты должен всё исправить, — заявляю я, не в силах больше скрывать отчаяние, и вцепляюсь в его руку. — Я должна вернуться. Я просто никак не могу позволить Фелисити украсть мою корону. Эта предательница, вероятно, уже измеряет свою жирную голову.

— Можешь просто расслабиться? — шипит он, вырывая плащ и отворачиваясь.

Опускаюсь на сиденье. Расслабиться? Он с ума сошёл? Как я могу расслабиться, когда я… мертва? А потом осознание обрушивается на меня, как тонна кирпичей. Чёрт, я действительно мертва. Роняю голову на руки, и чувствую, как последнее дыхание покидает тело, и меня охватывает холод. Пытаюсь удержать мозг от принятия того, что происходит. Если я отрицаю, это не реально. И это не может быть реальным. Моя жизнь только начиналась, нет, начинается. Это неправильно. Несправедливо. Я просто не могу быть… мёртвой.

ГЛАВА 2

Двери открываются снова, и жнец выпускает всех на пустую станцию. Всех, кроме меня. Я отказываюсь пошевелиться. Что, если я сойду с поезда и никогда уже не смогу вернуться? Ни за что. Останусь до тех пор, пока поезд не повернёт обратно.

— Выходи, — командует Гидеон.

Игнорирую его. С чего я должна облегчать ему жизнь?

— Я не шучу, — произносит он. — У меня есть график.

Его слова заставляют меня посмотреть на него.

— Ну и? У меня тоже есть. Каково это чувствовать, что всё идёт не по твоему графику?

Он опирается на косу.

— Послушай, девочка. Не знаю сколько раз ещё тебе повторить, что я не в силах исправить сложившуюся ситуацию.

— Чудесно, — отвечаю я. — В таком случае я просто поеду обратно и буду кататься до тех пор, пока ты всё не исправишь.

— Это не так работает. Пути назад нет. Только один путь. Мы сможем разобраться, только если ты поднимешься, пройдёшь через двери и пойдёшь на регистрацию вместе со всеми. Вот как это работает.

Обожаю, как он продолжает изображать саму невинность. Однако, если он говорит правду, то катание на поезде ничем не поможет. Я могу быть пассивно агрессивной, но я не тупая.

— И что, на этой регитрации мне помогут?

— Они лучше меня знают, что делать. Уверен, такое случалось раньше.

— Только не с тобой, — говорю, усмехаясь.

Он кивает.

— Верно.

Я нехотя встаю, выхожу из вагона и иду по короткому терминалу, который соединён с длинным холлом. От пола до потолка всё покрыто белым мрамором. Похоже на прогулку по ярко освещённому мавзолею. Добавляет жути то, что я вообще ничего не слышу. Ни эха шагов, ни даже звука поезда, отправившегося к следующей остановке. Полнейшая тишина. Я даже не слышу собственное сердцебиение. Наверно, как и лёгкие, сердце больше не работает.

Прочищаю горло, чтобы удостовериться, что хоть уши ещё работают. Жнец поворачивает ко мне голову.

— Прости, — произношу я. Жду минуту. Неужели я только что перед ним извинилась? Да что со мной? ЭрДжей Джонс никогда ни перед кем не извиняется. Никогда. И почему вообще я должна что-то мрачному парню? Это его вина. Ещё один плюс — я всё ещё могу говорить.

— Что происходит на регистрации? — спрашиваю я.

Он презрительно смотрит на меня.

— Тебя регистрируют, — отвечает он очень медленно, словно убеждён, что я не понимаю смысла слов, которые произнесла.

Смотрю на него со всей ненавистью, на которую только способна. Учитывая обстоятельства, выходит неплохо.

— Спасибо. Это я и без тебя поняла. Что конкретно подразумевает регистрация?

Он вздыхает.

— На регистрации тебя регистрируют и дают запись всей жизни.

— Как DVD?

— Вообще-то, они используют лазерные диски.

— Лазерные… что?

Жнец смотрит на меня с раздражением.

— Ты когда-нибудь закончишь с вопросами? Сама суди: если бы у альбома и DVD был ребёнок, то он выглядел бы как лазерный диск. Устаревшая технология из восьмидесятых и девяностых прошлого века.

— Альбом? — переспрашиваю я.

— Не знаешь, что такое альбом?

Несмотря ни на что, мне нравится смотреть, как он бесится от моих вопросов. Вопросы — одно из многочисленных оружий в моём словесном арсенале.

— Расслабься, я знаю, что это. Видела как-то в музее.

— Так вот, когда лазерные диски потерпели крах, местные учёные исправили некоторые недостатки, и мы начали использовать их для новоприбывших.

— Полезно узнать что-то о Небесах.

Он качает головой.

— Мы не на Небесах.

— Правда? А где мы?

— Можешь просто немного подождать?

— Нет, — отвечаю я, обрубая его. Знаете, его это тоже раздражает.

— ЭрДжей, — говорит он. — Обещаю, на все свои вопросы ты получишь ответы, когда придёт время. Где мы, что происходит, каким путём ты отправишься дальше…

Я останавливаюсь, как вкопанная.

— Каким путём?

Он продолжает идти.

— Ну да. Ни у кого нет гарантии. Разве что у Ганди и матери Терезы. Они были фаворитами.

— Подожди-ка. Говоря «путь», ты имеешь в виду Рай и… — не могу произнести слово.

К несчастью, у Гидеона нет таких сомнений.

— Ад.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Очевидно, жнецы не так хороши в сарказме.

Мы смешиваемся с толпой с поезда и идём в тишине. Хочу задать больше вопросов, но не могу придумать. Мозг словно отключился. Я медленно качаю головой, пытаясь собраться с мыслями.

— Ты привыкнешь, — говорит Жнец, искоса поглядывая на меня.

Стараюсь вести себя так, словно не понимаю о чём речь.

— Что ты имеешь в виду?

— Голова. Мозг в конце концов осознает, что тело мертво.

— Как мне это остановить? — вспыхиваю я. — Всё это происходит не со мной. Запомни, я найду на регистрации того, кто сможет мне помочь, и верну свою жизнь обратно.

— Как скажешь.

— Ты не веришь? — не знаю почему, но его нехватка веры немного напрягает. Может быть потому, что именно он дал мне надежду.

Он наклоняется ко мне.

— Смотри, — шепчет он, — я занимаюсь этим уже тысячу лет, и за это время ни один не получил второй шанс. Такого просто не может быть. Если мы сделаем для тебя исключение, то сколько времени понадобится для того, чтобы кто-то ещё потребовал отменить свою смерть?

— Но ты сказал…

— Я сказал, что на регистрации с этим разберутся, — резко говорит он. — И они разберутся. Но на твоём месте, я бы не рассчитывал на многое.

К моему огромному удивлению, из глаз потекли слёзы. Почему, когда столько частей тела отказали, именно слёзы ещё могут течь? Какой бы ни была причина, солёные капли действуют на жнеца.

— Эй, — мягко произносит он. — Вот что скажу тебе. Если это поможет, я поручусь за тебя и за то, что произошло.

— Правда? — шепчу я немного оживлённее.

— Почему бы и нет? — отвечает он, пожимая плечами. — Чудеса случаются, разве не так?

ГЛАВА 3

Из-за всех просмотренных фильмов о жизни после смерти, я ожидаю прикрыть глаза от слепящего света белоснежных облаков. То, что я вижу — даже близко не так. В общем, фильмы врут. В Послежизни нет белых облаков и ангелов с арфами. По крайней мере, когда ты только оказываешься здесь. Он похож на холл отеля. На очень большой холл отеля. По большей части, люди топчутся с ничего не выражающими взглядами. Есть несколько группок семей, стоящих в тишине. Я словно оказалась посреди фильма о зомби.

Наиболее оживлённую группу составляют пожилые люди. Подобно женщине из поезда, они будто счастливы быть здесь. Они не испытывают потрясение. На самом деле, они приветствуют друг друга как давно потерянные друзья. Кто знает, может, они действительно раньше были знакомы. Время от времени из невидимых динамиков раздаётся голос, заставляя вздрогнуть каждого. Он объявляет список имён и отправляет названных к стойке регистрации в конце комнаты. Я нахожу свободное место и наблюдаю за людьми, толкущимися у линии ожидания.

Боковым зрением замечаю жнеца, загоняющего несколько человек в двери с надписью VIP.

— Суицидники, — произносит кто-то рядом со мной.

Я оборачиваюсь и вижу девушку на несколько лет старше меня.

— Простите? — меня удивляет тот факт, что кто-то ещё не замер в кататоническом ступоре, как все остальные.

Она кивает в сторону двери.

— Туда отправляют самоубийц. Думаю, им нужны дополнительные консультации или что-то типа того.

Осматриваю её с головы до ног. Глаза цвета морской волны. Волосы цвета воронова крыла, собранные в высокий хвост. Если бы не шрам, идущий от волос к щеке, она была бы обворожительной.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я, переводя взгляд на дверь.

— Я здесь уже некоторое время, — произносит она, плюхаясь рядом со мной, после чего меняет тему. — Итак, что же привело тебя сюда?

Вспоминаю реакцию старушки в поезде и предупреждение жнеца быть сдержанной.

— Хм, авария.

Она приподнимает нетронутую бровь идеальной формы.

— Лжёшь.

— Нет, — мой голос звучит немного извиняющееся.

Она смотрит на меня с интересом.

— Ой, да брось ты. Если бы ты попала в аварию, то ходила бы сейчас, как эти бедные страдальцы.

— Ты прям эксперт по мёртвым, — говорю я, надеясь, что она уйдёт.

Она пожимает плечами.

— Когда тебе больше нечего делать, кроме как ходить и смотреть на новоприбывших, то поневоле замечаешь кое-что. Кстати, меня зовут Сэнди.

— ЭрДжей, — автоматически отвечаю я. — Замечаешь что например? — надеюсь, она переключит внимание от моей кончины.

Сэнди осматривает комнату до тех пор, пока не находит то, что искала.

— Видишь того мужика? — шепчет она, указывая на очередь у стойки регистрации. — С оцепенелым взглядом, который постоянно трогает голову?

Оглядываюсь, пока не замечаю его.

— Да.

— На нём байкерская куртка, так? Не та дорогая показушная, которую студенты покупают, чтобы выпендриться. Это старомодная байкерская куртка.

— Ну хорошо, он водит мотоцикл. Что с того? — жду, когда эта девица перейдёт к сути. Я, конечно, понимаю, что у нас впереди вечность, но всё же.

— У него нет с собой шлема.

— И?

— Когда ты попадаешь сюда, то всё, что было при тебе, оказывается вместе с тобой. Шляпы, перчатки, украшения — всё это сопровождает тебя, — она озорно подмигивает. — Даже грязное бельё.

— Супер.

Она смеётся, и несколько соседних душ вздрагивают, но никто не оборачивается.

— О, расслабься. Серьёзно, был парень, у которого случился сердечный приступ, когда он играл в приставку. Он попал сюда вместе с джойстиком, привязанным к запястью.

— Шутишь, — говорю я, пытаясь выбросить из головы комментарий насчёт грязного белья.

— Неа. Джойстик болтался так до тех пор, пока кто-то из регистрации не забрал его.

— Зачем? — спрашиваю я, наклоняясь к ней ближе.

Сэнди качает головой.

— Точно не знаю. Думаю, они не хотят, чтобы кто-то брал с собой что-то, связывающее его с прежней жизнью. Например, если бы тот парень умер, когда играл со своими детьми, то джойстик напоминал бы ему об этом, и ему было бы тяжелее.

— Так может, у того байкера тоже забрали шлем?

— Возможно. Но сомневаюсь.

Снова смотрю на мужчину, трогающего голову.

— И что же ты думаешь, с ним произошло?

— Разве не очевидно?

— Раз я спрашиваю, значит, нет, — огрызаюсь я.

Она поднимает руки.

— Расслабься. Я думаю, он погиб в аварии. У него тот ошалелый взгляд, как у людей, умерших внезапно. И он всё время трогает голову. Классический признак того, что у него травма головы. Вероятно, он пытается понять, почему его череп такой мягкий. Поэтому мне кажется, что он был без шлема.

— Ха, — хмыкаю я, переводя взгляд.

Сэнди поворачивается, чтобы увидеть, куда я смотрю.

— Что?

Я киваю на женщину в свадебном платье. Половина платья покрыта кровью. На полу рядом с ней покоится покорёженный шлем.

— Как ты думаешь, они были вместе?

— Может быть, — отвечает Сэнди, поднимаясь и быстро шагая к очереди.

Я следую за ней.

— Куда ты?

— Не хочешь выяснить, была ли ты права? — бросает она через плечо.

Я догоняю её, как раз когда она кладёт руку на плечо байкера.

— Простите, — мягко произносит Сэнди.

Он смотрит на неё, почти отскакивая от её прикосновения.

— Да? — в его голосе отсутствуют удивление, замешательство или ещё какая-нибудь эмоция.

Сэнди смотрит ему в глаза, не позволяя ему отвернуться.

— Вы попали в аварию?

Он кивает, затем качает головой, словно ему больно это вспоминать.

— Думаю, нам лучше его оставить, — говорю я, беря Сэнди за руку.

Она отмахивается и продолжает разговор.

— Вы знаете, где ваш шлем?

— Нет.

— Он был на вас, когда вы разбились?

Мужчина мгновение думает, потом говорит:

— Не могу вспомнить. Не думаю.

Сэнди победно смотрит на меня и спрашивает:

— Он был на ком-то другом?

Он медленно кивает.

— На ней.

— Девушка в прекрасном платье? — подсказывает Сэнди, победно улыбаясь.

Мужчина вскидывает голову. На секунду его взгляд проясняется.

— Как вы узнали? — требовательно спрашивает он, оцепенелый взгляд исчезает.

Сэнди делает шаг назад, я отвечаю:

— Я, хм, я видела девушку со шлемом. На ней было белое свадебное…

— Где? — рявкает он, выбиваясь из очереди. Человек позади занимает его место, равнодушный к разворачивающемуся конфликту.

Он дико озирается вокруг, выискивая девушку. Его глаза расширяются, и гортанный вой заполняет пространство. Я оглядываюсь по сторонам, уверенная, что все на нас пялятся, но, как и мужчина в очереди, никто не обращает внимания. Байкер прорывается назад, толкая меня и каждого, кто попадается ему на пути, пока не добирается до мёртвой невесты. Он падает на колени, опускает голову на её ладони и начинает плакать.

Это первое проявление эмоций, которое я замечаю с момента прибытия, не считая пожилых с их старческим отрядом. Сперва девушка просто тупо смотрит на трясущееся тело байкера. Затем практически автоматически она кладёт руку ему на затылок и рассеянно перебирает волосы. Когда она опускает глаза, то замечает сотрясающееся от рыданий тело и, наконец, поднимает его голову. Они встречаются глазами, в её взгляде появляется осмысленность, и слёзы начинают катиться по её лицу.

— Что происходит? — шёпотом спрашиваю у Сэнди, которая тоже смотрит с недоумением.

— Понятия не имею, — она отвечает, не в силах отвести взгляд от разворачивающейся сцены. Её тело замерло. — Такого не было раньше. Возможно, дело в тебе.

Только не это. Она же не обвиняет в этом меня. Предупреждение Гидеона звучит в голове.

— Мне жаль, — снова и снова повторяет байкер. — Я не хотел…

Она наклоняется к нему и легко целует в губы. В этот момент целый отряд фигур в белых комбинезонах окружает их. Они аккуратно ставят мужчину на ноги и тянут его вместе с женщиной в сторону двери без знаков. Одна из фигур отстаёт и осматривает комнату. Сэнди прячется за мной.

— Не дай ей меня увидеть, — шипит она, но уже поздно. Ангелоподобное создание направляется к нам. Когда она подходит, её лицо не выглядит привлекательно. Напротив, оно выражает чистую ярость.

— Сандра Дональдсон, — сахарно звучит голос, создавая дикий контраст со злостью на лице. — Что ты натворила на этот раз?

Сэнди появляется из-за моей спины.

— Привет, Лиллит.

— Не надо, Сандра. Ты прекрасно знаешь, что не должна контактировать с новоприбывшими. То, что ты тоскуешь о не сбывшемся долго и счастливо, не даёт тебе права подвергать опасности другие судьбы.

Я перевожу взгляд с Сэнди на Лиллит. Что ещё за не сбывшееся долго и счастливо, и кто заразил эту цыпочку грубостью?

Словно услышав мои мысли, Лиллит многозначительно смотрит на меня.

— Ты тоже не должна влиять на них.

— Я не хотела создавать проблем, — спорит Сэнди. — Я просто спросила, что произошло.

— Как ты думала, что случится? — вспыхивает Лиллит. — И зачем вообще ты воссоединила его с той женщиной? Ты прекрасно знаешь, что может случиться эмоциональная травма. Даже для тебя это слишком.

— На самом деле, — медленно произношу я, — это была я.

— Но она не знала, что может произойти, — говорит Сэнди, прежде чем Лиллит успевает отреагировать.

Бросаю на неё испепеляющий взгляд.

— Не надо меня защищать.

— Вы, обе, успокойтесь, — командует Лиллит.

Я собираюсь возразить, но не могу. Я имею в виду, что в прямом смысле не могу открыть рот и издать звук. Смотрю на Сэнди. Она даже не пытается заговорить. Кто эта женщина, и почему Сэнди так её боится?

В общем, наше молчание получает удовлетворительный взгляд Лиллит, и она продолжает.

— Пока души не пройдут регистрацию, им следует оставаться в неведении относительно некоторых событий их жизни, которые могут помешать их развитию в Послежизни. Вы двое умудрились всё испортить, — она обращается к Сэнди. — Ты меня не удивила, а вот ты, — теперь она сурово смотрит на меня, — не ты ли только сошла с поезда? Это тем более неожиданно.

Она поднимает голову, словно что-то услышала, и вздыхает.

— Мы обо всём позаботимся, но впредь до самой регистрации ни с кем не разговаривайте, — она смотрит на Сэнди и повторяет, — ни с кем.

Мы киваем, и она уходит, смешиваясь с толпой. Как только она скрывается из виду, я чувствую охватывающее меня напряжение.

— Что это было? — выдыхаю я, радуясь тому, что снова слышу свой голос. — Или вернее спросить, кто это?

Сэнди выглядит подавленной. Очередные имена раздаются из громкоговорителя, и на этот раз я слышу имя Сэнди.

— Мне кажется, назвали твоё имя, — говорю я, ожидая увидеть облегчение на её лице.

— Они постоянно называют моё имя, — отвечает она со вздохом. — Я просто никогда не подхожу.

— Шутишь? Какого чёрта ты ждёшь здесь, если просто можешь пойти к свету, или куда там отправляют?

Она кладёт руку в карман и вытаскивает огромное кольцо.

— Я просто не могу уйти отсюда.

ГЛАВА 4

Я смотрю на кольцо, не зная, что сказать. Два дельфина окружают россыпь бриллиантов. Их глаза инкрустированы самыми прекрасными сапфирами, которые я когда-либо видела. Убила бы за такое кольцо.

— Он его сделал, — произносит Сэнди, поднимая руку, чтобы полюбоваться кольцом. — В детстве моей любимой книгой была «Остров Голубых Дельфинов». Его друг, студент школы искусств, нарисовал скетчи по мотивам этой книги в качестве домашнего задания. А ювелир превратил наброски в уникальное кольцо.

— Кто его сделал? — я спрашиваю, внимательно рассматривая кольцо. Оно невероятное.

— Мой парень или, точнее, жених, — она замирает, и её лицо становится мягким и почти отрешённым. — Жених. Даже спустя столько времени мне хочется смеяться…

— То есть, когда ты говорила, что находишься здесь уже некоторое время, то имела в виду…

— Девять месяцев, шестнадцать дней и десять часов по земному времени, ну, более менее, — у неё на глазах выступают слёзы, и я снова задаюсь вопросом, почему души могут плакать. — Здесь это целая вечность.

— Почему ты не покончишь с этим, пройдя регистрацию?

Она делает мне знак следовать за ней, и я иду, по большей части из любопытства, но также и из-за страха остаться одной в толпе этих эмоциональных коматозников. Мы находим два стула рядом со стариками, и я жду продолжение.

— Он пришёл ко мне вскоре после начала весеннего семестра. Я была на последнем курсе в Нотр-Даме, изучала бизнес. Мы с Джеймсом хотели открыть книжный магазин, когда выпустимся. Знаешь, вроде тех классных независимых мест, которые, в конце концов, становятся обязательными пунктом в книжных турах?

Качаю головой. Вообще-то, я провожу не так много времени в книжных магазинах. Или, точнее сказать, проводила. Голова идёт кругом, когда я начинаю думать о своей жизни.

Она выдавливает грустный смешок, и я заставляю себя сосредоточиться.

— Короче, не жизнь, а сказка. Мы собирались растить детей в любви к великой литературе и жить долго и счастливо. Разумеется, мы бы зарабатывали не очень много, но мы не могли представить лучшую работу, чем быть окружёнными книгами и людьми, которые их любят, — ещё один глубокий вздох. — В общем, в ту ночь он должен был быть в другом месте, а не в холле моего общежития, — грусть на лице сменяется счастьем. — Он был таким возбуждённым. Когда я говорю возбуждённый, то имею в виду, едва не смеялся. Это было так мило. Он забронировал столик на семь часов. Но был сильный снегопад, и мы не смогли добраться туда. Так что зашли в маленький сэндвич-бар, а после пошли к озеру Святого Иосифа, — она смеётся, её лицо просветляется, шрам становится почти незаметным.

Не знаю точно, Сэнди ещё со мной или уже глубоко в своих воспоминаниях. Я заворожена этой реальной историей сказочной любви.

— Ты знала, что он подарит тебе кольцо, когда увидела его? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает она мечтательным голосом. — Думала, он сделает мне предложение дома на Рождество, но нет. Потом я думала, что во время весенних каникул. Мы собирались на Гавайи — последний праздник перед выпускным.

— Ух ты, — всё, что я могу сказать. Жизнь Сэнди кажется мечтой.

— Весь ужин я пыталась заставить его раскрыть секрет, но он не сдавался. Даже ни намёка. Я думала, он получил ответ от риелтора по поводу нескольких магазинов, которыми мы интересовались. Когда мы закончили, то Джеймс настоял на прогулке к озеру. Было холодно, но с ним я пошла бы куда угодно. Просто очередное приключение. Кажется, мы были недалеко от парковки, когда он опустился на одно колено. Его волосы были почти полностью белыми от снега, и я подумала, что так он будет выглядеть в семьдесят. Вот так я его получила. Сердце чуть не выскочило из груди.

— Ух ты. Так романтично.

Она улыбается, но улыбка не касается глаз, теперь заполненных грустью.

— Луна, блеск бриллиантов и звёзд смешались в одном сверкающем потоке. Не помню, дала ли ему шанс попросить выйти за него. Всё, что я помню, как снова и снова повторяла «да». Тогда он вскочил и крепко меня обнял. Его поцелуи таяли на моих губах. Я никогда не была так счастлива. В тот момент я их и увидела.

Голос обрывается, кажется, что она забыла слова. Наконец, она произносит шёпотом:

— Фары. Водитель, должно быть, не справился с управлением на скользкой дороге. Всё что я знала — машина движется прямо на нас. Я смотрела, как она перескочила бордюр и несётся через кусты. Я попыталась оттолкнуть Джеймса, но было слишком поздно. Автомобиль сбил его и переехал, направляясь к озеру.

Не могу отвести взгляд от её шрама.

— Что случилось с тобой?

Словно чувствуя мой взгляд, её рука непроизвольно поднялась к голове.

— Я перелетела через капот и через ветровое стекло. Не поверишь, но я умерла не от травмы головы. Когда машина въехала в озеро, меня зажало.

Ожидаю, что она снова заплачет, но Сэнди грустно смеётся.

— Это было как в фильме. До сих пор помню полёт. Я была невесомой и смотрела на луну. Но когда стекло треснуло, боль стала невыносимой. Будто тысяча рыжих муравьёв кусала каждый сантиметр тела. Потом всё прекратилось. Просто прекратилось. Последнее, что я помню, это приглушённый звук сирен и отблеск света на поверхности воды.

Прижимаю руку ко рту, сдерживая всхлип. Чувствую себя ужасно.

— Мне так жаль, — в конце концов, выдавливаю я.

Она грустно улыбается.

— Знаешь, что самое смешное. Я занималась плаванием. Трижды побила рекорд колледжа в вольном стиле. Могла не дышать под водой дольше, чем кто-либо. И в конце концов, я утонула. По мне, виновато пробитое лёгкое.

— Это не смешно, — говорю я. — Это ужасно.

Она игнорирует меня.

— Мою смерть констатировали в больнице, но я была мертва намного раньше. Жнец встретил меня на берегу озера. Он пытался оттащить меня от места аварии, но я должна была узнать, что с Джеймсом.

— Что с ним? — шепчу я. — Он умер?

— Думаешь, если бы он умер, я бы тусила в этом месте? — резко спрашивает она.

Я удивлённо откидываюсь.

— Нет. Скорее всего, нет.

— Прости, — произносит она. — Отвечая на твой вопрос, нет. Он не умер. Но также и не выжил.

Вопросительно смотрю на неё.

— Как это?

Она осела на стуле.

— Его тупые родители поддерживают его жизнь всевозможными аппаратами, но единственное, чего они добиваются — удерживают его, не дают быть со мной. — В её взгляде появляется безумие, слова она на грани помешательства. Теперь я понимаю, почему души перестают испытывать эмоции после смерти. — Всё, что им нужно сделать — отпустить его.

Снова звучит её имя.

— И часто тебя зовут? — интересуюсь я.

— Что? — спрашивает она. По её невидящему взгляду могу сказать, что она понятия не имеет, о чём я говорю.

— Тебя всё время называют. Как часто?

— Каждые несколько минут на протяжении последних девяти месяцев, шестнадцати дней и десяти секунд, — выпаливает она.

Во рту становится сухо.

— Твоё имя звучит каждый раз, когда проходит каждая новая группа с тех самых пор, как ты сюда попала?

Она кивает, достаёт помолвочное кольцо и крутит его вокруг пальца.

— Сначала раздражало, но потом я перестала слышать.

Не могу представить, что не отзываюсь на собственное имя. Пристально смотрю на кольцо. Оно огромное. Даже с помощью друга, как простой студент колледжа смог позволить себе нечто подобное? Готова поспорить, он занял денег.

— Оно прекрасно, правда? — спрашивает Сэнди, когда замечает мой взгляд. Её лицо светится. На мгновение я представляю её в кампусе колледжа, живую и здоровую.

— Оно чудесное, — соглашаюсь я.

Она улыбается.

— Знаю. И это ты ещё не видела его при лунном свете.

Опять луна.

— Ты говорила, людям, которые привязаны к вещам, приходится тяжело…

Она выпускает смешок. Группка пожилых останавливается рядом с нами, и я прям чувствую, как они неодобрительно смотрят на нас. Уверена, как только я отвернусь, несколько седовласых покачают головами.

— Не обращай на них внимания, — говорит Сэнди, высовывая язык в их сторону. — О, ты не представляешь, сколько раз меня пытались заставить отдать кольцо.

— Но разве ты не хочешь двигаться дальше?

Она смотрит в потолок.

— Хочу. Выматывает смотреть на поезд за поездом. Меня всё время тянет пойти дальше.

— Так отдай кольцо и иди.

Сэнди вздыхает.

— Не могу.

Пытаюсь привести мысли в порядок. Абсолютно не понимаю эту девушку.

— Чёрт возьми, да почему?

Когда она заговаривает, её голос дрожит.

— Я не могу его бросить. Когда его, наконец, отключат, и он умрёт, то я не хочу, чтобы он сидел здесь, как все они, — она говорит, обводя рукой вокруг. — Мне невыносима мысль, что он будет здесь, словно контуженный. Он заслуживает большего. Мы заслуживаем свой счастливый конец. Вместе. Даже если он совсем не такой, как мы представляли.

— Это Лиллит имела в виду, когда говорила о твоём долго и счастливо? — спрашиваю я, и Сэнди кивает. — Но почему ты не можешь дождаться его с другой стороны?

— Я понятия не имею, что происходит, когда покидаешь Зал Ожидания. Что, если я не смогу найти его? Что, если я забуду, что хотела найти его?

— Но…, — начинаю я.

Сэнди решительно отмахивается.

— Нет. Я никуда не пойду. Когда он сойдёт с поезда, я буду здесь. До тех пор, я буду ждать.

У меня нет времени спорить. В следующий момент слышу своё имя, и понимаю, что Сэнди имела в виду, когда говорила о том, что «тянет». Каждая клеточка меня хочет направиться к очереди. Смотрю на стойку регистрации. Скорее чувствую, чем замечаю, что Сэнди взяла меня за руку.

— Подожди, — мягко произносит она. — Не спеши. Я рассказала тебе свою историю. Теперь ты расскажи мне свою.

Качаю головой.

— Я говорила тебе, авария.

— И я ответила тебе, что ты лжёшь, помнишь? Пожалуйста, дай мне что-то, над чем я смогу подумать. Что отличает тебя от остальных, которые все в ступоре попадают сюда?

Смотрю в её глаза, полные мольбы. Может, она знает что-то, что сможет мне помочь?

— Ну хорошо. Жнец должен был забрать цыганку на школьном карнавале. Она увидела его и в последнюю секунду толкнула к нему меня. Вместо неё он забрал меня.

Сэнди пристально смотрит на меня, после чего разражается смехом.

— Шутишь, да? — выдыхает она.

Просто смотрю на неё.

— Ты не шутишь.

— Нет.

Нескрываемый шок на лице.

— Невозможно. Он забрал цыганку?

Перекидываю волосы за плечо и собираюсь подняться.

— Я не знаю, хотя надеюсь, что к этому времени её уже забрали.

— То есть ты не должна была умереть?

— Не сегодня. Но я собираюсь найти способ вернуться.

— Спорю, что если кто-то и сможет выбраться, так это ты. Ты производишь впечатление человека, для которого «нет» — не ответ, — она внимательно изучает меня, и я прям вижу, как шестерёнки крутятся в её мозгу. И я боюсь того, о чём она думает. Она провела слишком много времени в этом изнуряющем Лимбо из-за своего не до конца умершего парня. Когда она открывает рот, я морально готовлюсь. — Если тебе удастся, сделаешь одолжение?

— Какое? — я отвечаю, жалея, что не направилась к очереди раньше.

— Найди его, — умоляет она. — Он в медицинском центре в Индианаполисе. Убеди его родителей отпустить его.

— И как, по-твоему, я должна это сделать? Даже если я смогу найти того, кто отправит меня обратно, то сомневаюсь, что мне позволят помнить всё это. Моя история точно не будет хорошим пиаром этому месту.

Она излучает улыбку надежды, и я уже понимаю, что согласна. От моего дома до Индианаполиса не так уж и далеко.

— Возьми его, — говорит она, снимая кольцо и кладя его мне на ладонь.

— Я не могу, — отказываю я, отталкивая её. — Оно тебе нужно. Если я заберу, разве ты не начнёшь забывать?

По её лицу понимаю, что она не до конца продумала план. Она качает головой.

— Это обдуманный риск. Может, оно сможет пройти с тобой в мир живых?

Смотрю на кольцо.

— И что мне с ним делать?

— Разберёшься, — произносит она, поднимаясь. — А теперь пошли. Тебе надо встать в очередь. Не хочу, чтобы Лиллит думала, что ты присоединилась к моему бунту.

— Для того, кто не хочет уйти, ты слишком торопишься отправить меня в великую неизвестность, — говорю я, позволяя ей поднять меня и потащить в сторону стойки регистрации.

Когда мы подходим, она поворачивается и крепко обнимает меня.

— Спасибо.

— Я ещё ничего не сделала, — спорю я.

— Да нет же. Ты дала мне надежду.

Я одёргиваю её.

— Не жди слишком многого. Всё ещё есть маленькая проблемка в том, чтобы вернуться в мир живых.

— Провал — это не вариант, — отвечает она веселее, чем может позволить себе мёртвый.

Занимаю место в очереди. Сэнди следует за мной, пока я продвигаюсь вперёд. Когда я поворачиваю за угол, она хватает мою руку.

— Спасибо.

Я улыбаюсь. Что ещё я могу сделать?

— Удачи, — она выпаливает, пока я иду к стойке. Её слова доносятся словно издалека.

Когда я, наконец, подхожу к стойке регистрации, женщина со светлыми волосами приветствует меня.

— Имя?

Переступаю с ноги на ногу, бросая последний взгляд через плечо.

— Хм, ЭрДжей Джонс.

Она мягко стучит по клавишам, и от аппарата раздаётся жужжащий звук.

— Что это? — интересуюсь я, становясь на цыпочки. Но она лишь улыбается. — Это типа регистрация? Потому что мне надо поговорить с администратором или с кем-то главным. Произошла ошибка. Я не должна быть здесь.

Она ослепительно улыбается.

— Мы никогда не ошибаемся, — она произносит таким сладким голосом, что аж зубы сводит.

— Ошибаетесь. Ну или по крайней мере жнец ошибается. Он даже сам это признал.

Она с интересом смотрит на меня.

— Что же, если произошла ошибка, я уверена, Азраил разберётся.

Азраил? Почему это имя заставляет похолодеть от ужаса? Громкий сигнал отвлекает меня.

— Что это? — снова спрашиваю.

Она передаёт тонкий коричневый свёрток размером с тарелку.

— Ровена Джой Джонс, это твоя жизнь.

Чёрт.

ГЛАВА 5

Я смотрю на диск, затем перевожу взгляд на женщину за стойкой.

— И что мне с этим делать?

Она указывает на длинный коридор.

— Выбери любую открытую комнату и посмотри.

Вот как? Она даёт мне нарезку моей жизни и говорит выбрать комнату? Когда берут собаку, дают больше рекомендаций. Я не двигаюсь, она прочищает горло и взглядом говорит мне, что я свободна. Оглядываюсь на очередь из душ и решаю не спорить. И вообще, если кто-то и может помочь мне вернуться, то явно не эта канцелярская крыса.

Иду по красному ковру и сворачиваю в первую попавшуюся открытую комнату. Все стены ярко жёлтые, за исключением пространства над устройством, напоминающим огромный DVD проигрыватель. Перед проигрывателем стоит кресло с высокой спинкой с тёмно-фиолетовой обивкой — мой любимый цвет. Больше в комнате ничего нет.

Я вытаскиваю диск из упаковки и вставляю в устройство, после чего падаю в мягкие подушки. Словно в объятиях облака. Жаль, нет попкорна. Если я правильно помню, моя жизнь довольна интересна. Лыжи с друзьями, шоппинг в Чикаго, закулисье нескольких концертов. Наверно, забавно вспомнить старые деньки.

В пространстве над устройством появляется сцена моего рождения. Вижу лицо мамы, когда меня кладут в её протянутые руки. Она светится от радости, поэтому моё среднее имя Джой (прим. пер. Joy — радость). Всё это довольно стандартно, как можно понять, но от этого не менее классно. На самом деле, я не знаю, что будет дальше, ведь мой папа не позаботился записать происходящее.

Даже несмотря на утомляющие предыдущие сорок два часа мама выглядит потрясающе. Пожалуй, в Послежизни HD работает лучше, чем проектор в кинозале дома. Вытираю слезу умиления, когда вижу, как папа нежно поёт свёртку одежды. Спустя секунду до меня доходит, что это он держит меня. Вскоре входит миниатюрная женщина с огромной улыбкой, забирает меня из рук папы и начинает целовать каждый дюйм моего лица.

— Глэдис, — говорит моя мама. — Ты не вымыла руки.

— О, милая, — отвечает бабушка. — Я вырастила пятерых детей, ты между прочим одна из них, и все они выросли здоровыми. Кроме того, это моя первая внучка, — она смущённо смотрит на папу, который улыбается от уха до уха, — конечно, это ваш первенец, — она начинает передавать меня папе, но он лишь смеётся.

— Держите её. Но она поедет домой с нами, понятно?

Она хмурится и воркует надо мной.

Когда сцена бледнеет, я понимаю, что ни разу не подумала о родителях. Что они сделают, когда увидят, как их единственный ребёнок лежит на плите в каком-то морге? Мама будет биться в безутешной истерике. Как отреагирует папа, даже представить не могу.

Ясно. Я должна вернуться назад. Закрываю уши руками, когда раздаётся гудение. На этот раз мне удаётся сложить два и два, и я осознаю, что каждый раз, когда я думаю о возвращении, голова грозит взорваться.

Появляется следующая сцена, привлекая моё внимание, и боль потихоньку проходит. На этот раз я на игровой площадке перед своим домом. Там полно детей, но даже сейчас единственная, на кого я смотрю — Эбби Ричардс. Она ещё не знает, но очень скоро мы станем неразлучными. Её мама постоянно путешествует из-за работы, а папа остаётся дома.

Эбби замечает меня и направляется в мою сторону. Я всегда думала о том, почему из всех детей на площадке она выбрала меня. Она будто почувствовала связь между нами.

— Привет, — говорит она.

— Привет, — осторожно отвечаю я.

— Давай наперегонки по склону?

В то время я была невероятно застенчивой, и до сих пор помню сомнение, одолевшее меня. Побежать на всех парах домой и упустить шанс завести первого друга или сказать «да»? Спустя целую вечность отвечаю:

— Конечно.

Не говоря ни слова, мы мчимся к склону, и картинка бледнеет. Долю секунды спустя появляется следующая. Тот же парк, но теперь я иду прочь от Эбби, которая съёжилась на покрытой снегом земле перед несколькими старшими девочками. В этот день умерла её мама, о чём я узнала позже, так как тогда побоялась заступиться за неё.

Картинка мелькает всего пару секунд.

Живот скручивает. Если бы я что-то могла изменить, то изменила бы именно этот момент. Эбби позвала меня рассказать о своей матери. Но я бросила её. Я не только потеряла лучшую подругу, но и Эбби сильно досталось. Вытираю подступившие слёзы. Я не горжусь тем, что сделала, но прошлого не воротишь. Концентрируюсь на следующей сцене.

В шестом классе меня перевели в частную среднюю школу, где я оказалась с людьми, которых не знаю. Большинство моих старых друзей ходили в городскую школу. Я сочувствую себе, особенно во время обеденного перерыва. Младшая версия меня идёт в столовую, выискивая в толпе знакомые лица, но не находит. Чуть не плача, смотрю, как глядя прямо перед собой иду к двери. Моя цель — кабинка в женском туалете.

— Тебе нельзя выносить это из столовой, — говорит кто-то позади меня. Я оборачиваюсь и вижу Марси Хэмптон. Она из седьмого класса. Кроме того, она чирлидер.

— Я просто шла…

— Обедать на лестнице?

Лестница. Почему я до этого не додумалась? Намного более гигиенично.

— Садись с нами, — произносит она, указывая в сторону девочек, одетых как она.

Глаза расширяются от ужаса. Я не перестаю думать: «она шутит? Скорее всего, это розыгрыш. Я не могу просто сесть с этими популярными детьми. Они поймут, что я не из их мира и сожрут меня заживо».

— Эй, народ. Это…, — она поворачивается ко мне и шепчет. — Как тебя зовут?

— Ровена, — отвечаю я.

Она качает головой, смотря с неодобрением.

— Ладно. Твоё среднее имя?

— Джой, — произношу я, мечтая провалиться под землю.

К моему удивлению, её лицо проясняется, и она поворачивается к друзьям.

— Кхм. Это ЭрДжей. Я ей сказала, что она может присоединиться к нам, — это не вопрос. Одним простым предложением Марси посчитала меня достаточно классной и дала мне новое имя. Говорит о силе.

Девочки заваливают меня вопросами о том, кто из учителей мне нравится, а кто нет. Очевидно, я отвечаю правильно, раз надо мной никто не смеётся. К тому времени как звенит звонок, я уже принята, а неуверенная Ровена — в прошлом. Какая ирония.

Когда мы выходим из столовой, Марси говорит:

— Знаешь, на следующей неделе для шестого класса будут отборочные испытания в группу поддержки. Тебе следует показаться.

— Правда? — с удивлением спрашиваю я. — Но я никогда этим не занималась.

Не говорю ей о том, что считаю чирлидеров кучкой заносчивых снобов.

Она широко улыбается.

— Тогда тебе повезло, что мы с тобой знакомы. Я научу тебя всем основам. Может, ты даже сможешь уговорить родителей нанять моего тренера по гимнастике. Она преподаст тебе интенсивный курс по акробатике, и тогда ты будешь готова к пробам, — я колеблюсь с ответом, и она добавляет, — давай. Будет весело.

Экран снова затухает, после чего появляется картинка с выпускного в восьмом классе. После того, как директор зачитывает список имён получателей кучи бесполезных наград, а фальшивые дипломы — в безопасности у любящих родителей, все мчатся во двор за ежегодной книгой. Все вокруг одноклассники неистово хватают книги, чтобы казалось, что у них больше друзей, чем на самом деле.

— Подожди, — говорю кому-то, кто машет фотографией передо мной. Пока я ничего не подписала, я должна увидеть страничку с самыми лучшими. После последнего тура голосования, меня выдвинули на три звания: «самая общительная», «самая популярная» и «определённо взорвёт старшую школу». Выиграть во всех трёх невозможно, но я так сильно этого хочу.

Я наклоняюсь, и глупая улыбка расползается по лицу. Через три секунды я визжу, все головы поворачиваются ко мне, но мне плевать. Это полный триумф. Все три награды мои. Даже фотографии на одной странице. Я живая легенда.

Я достаю металлический золотой маркер. Теперь я готова подписывать ежегодники, но только на своей страничке. Ни за что не поставлю подпись на специальных листах, где расписываются все. Срываю колпачок маркера и пишу столько «никогда не меняйся!» и «увидимся в следующем году!», что к тому времени, как я забираюсь в мамин БМВ, рука трясётся.

Оглядываясь назад, должна признать, что это был крутой день.

Диск проматывается на несколько месяцев вперёд. Теперь я в первом классе старшей школы, и пытаюсь попасть в младшую команду группы поддержки. После трёх лет чирлидинга в средней школе, я довольно хороша. Конечно, меня не задевает, что Марси — капитан младшей команды. Целое лето она усиленно занималась со мной, чтобы я смогла пройти испытания. Бонус того, что Марси взяла меня под крыло — я зависала со многими чирлидерами старшей школы. После особенно изнурительных предварительных смотров сразу после начала занятий мы все сидим в смузи-кафе, потягивая протеиновые коктейли, когда кто-то упоминает Уитни — ещё одну первогодку, которая пытается попасть в группу поддержки.

— Она такая толстая, — говорит одна из девочек, изображая поросячий нос.

Все смеются.

— О, да. И у неё такие слабые руки. Я имею в виду, хочешь быть толстой, будь по крайней мере сильной. Нам всегда нужны девочки для основания пирамиды, — добавляет кто-то ещё.

Вообще-то, для справки, Уитни не толстая. Она просто выглядит не как остальные девчонки. И она очень милая. Мы вместе ходим на геометрию. Она весёлая. Я не хочу над ней смеяться, поэтому сосредотачиваюсь на напитке.

Но Белла, старший капитан, не собирается так просто отпустить меня.

— А что думаешь ты, ЭрДжей? Готова поклясться, я видела, как вы с ней разговаривали.

Я опускаюсь на стуле, глядя на выжидающие лица. Знаю, они хотят, чтобы я присоединилась к бичеванию. Пытаюсь делать вид, что знаю её не очень хорошо.

— Хм, мы вместе ходим на математику. Хотела уточнить у неё домашнее задание.

Белла не купилась на мою отговорку.

— Серьёзно? Но вы выглядели такими дружными. Разве я не слышала, что вы собрались на шоппинг на выходных?

— Ну, иначе она бы не дала домашнее задание, если бы ЭрДжей плохо к ней относилась, — говорит Марси, пытаясь защитить меня.

Белла закатывает глаза. Смотрю, как я съёжилась под её взглядом. Если б только я тогда знала то, что знаю сейчас. Через несколько месяцев старший капитан обнаружит себя рассматривающей две розовые полоски на тесте на беременность. Она будет настолько смущена, что переведётся в другую школу, и с режимом её террора будет покончено.

Но сейчас я в руках злобной мстительной пчелиной королевы, от которой зависит моя популярность.

— Итак, — продолжает Белла, — что ты на самом деле о ней думаешь? Ты в самом деле хочешь такую корову в нашей команде? Она едва может дотянуться до зада.

Я понимаю, что это тест. Если я скажу, что она мне нравится, мой рейтинг рухнет. Если я брошу её под колеса автобуса, то выиграю очки у Беллы, но, кто знает, чем это для меня обернётся.

На самом деле, я знаю. По крайней мере, мёртвая я знаю. Качаю головой, желая, чтобы прекратился гул в голове, и смотрю, как я-первогодка выбирает безопасный путь.

— Ты права. Она жирная свинья. Кто вообще захочет её подбрасывать? И слабые руки — это не самое ужасное. Она так сильно потеет. Ужас просто.

От этих слов я передёргиваюсь, так как знаю, что они вернутся ко мне. И намного быстрее, чем я могу представить. Этим же днём Белла столкнётся с Уитни. Она скажет ей в точности всё, что сказала я. К сожалению, я не буду об этом знать, когда заговорю с ней в классе, и она холодно меня примет. Я вообще не узнаю об этом до самых проб, пока не увижу её обиженный взгляд. Когда Уитни не покажется на тренировке, Белла при всех оценит меня на пять и похвалит меня за помощь в отсеивании лишних.

Перед следующим видео долгая пауза. Я подтягиваю колени к груди, чтобы обдумать всё, что увидела так быстро.

Где веселье? Где ночёвки с подругами, где мы делаем друг другу макияж и разыгрываем по телефону мальчишек, которые нам нравятся? Где костёр в ночь четверга перед пятничной игрой? Старшая я ненавижу эти видео, которые меня заставили смотреть. Не может быть, что я была такой подлой. Правда ведь?

Пока я думаю, это я что-то натворила, или запись заела, экран возвращается к жизни. Третий год в старшей школе. Сужу по тому, что на мне форма старшей группы поддержки, что означает, что тренер ещё не знает мои оценки, и я всё ещё в команде. Кроме того, на третий год указывает то, что я флиртую с Дейвом, сводным братом Фелисити.

Знаю, её сводило с ума то, что мы постоянно зависаем вместе, но это часть веселья. Несмотря на то, что я называю Фелисити лучшей подругой, правда в том, что друзья мы потому, что знаем слишком много друг о друге, чтобы быть врагами. Просто тактическая выгода.

Мысленно возвращаюсь к тому, что думают друзья о моей смерти. Уверена, у них шок, но делают ли они что-либо? Как минимум, они должны организовать поминальную службу или какой-нибудь другой вид траура. Бьюсь об заклад, Фелисити проводит много времени перед камерами. В конце концов, это же должно попасть в новости. Когда хорошенькие популярные девушки умирают ни с того ни с сего, вокруг этого много шумихи. Я искренне надеюсь, никто не подумает, что это передоз.

Эй, подождите. А как я умерла? Разумеется, я знаю правду, и когда цыганка прибудет в Послежизни, я обязательно поделюсь с ней своими соображениями. Но что доктора сказали о причине моей смерти? Может, когда я закончу с этими записями, кто-нибудь скажет мне.

О, чёрт! Я пропустила целую сцену, которая сейчас проигрывается. Всё, что я успеваю увидеть — конец и смеющихся друзей. Конечно, я пропустила счастливое воспоминание. Очевидно, плохая концентрация внимания переносится и в Послежизни.

Следующая сцена, должно быть, последняя. Действие происходит за несколько месяцев до встречи с цыганкой. Вечеринка у меня дома с толпой людей. Мы говорим о девочке, учащайся по гранту, у которой редкая форма рака. Её родители небогаты, и местные новости рассказывали о том, что счета за лечение такие огромные, что банк собирается выселить семью из дома. Полагаю, из-за охлаждённого вина на меня напал приступ сочувствия, и ко мне пришла идея провести благотворительный аукцион. До конца ночи я отправляю письмо директору школы, сообщая о наших планах.

В понедельник он подходит ко мне, улыбаясь и восхищаясь тем, как это великолепно, что мы собираемся сделать что-то, чтобы помочь однокласснице. Сперва я даже не понимаю, о чём он. Затем до меня начало доходить. Я улыбаюсь и говорю ему, что мы не можем дождаться начала.

Проходит несколько недель, мы снова у меня дома. На этот раз никакого вина. Аукцион прошёл намного круче, чем мы могли представить. После вычета всех трат, у нас на три тысячи долларов больше, чем мы рассчитывали.

— Знаете, — говорит Дейв, — мы должны это отпраздновать. Нанять группу и попросить моего старшего брата купить нам пару бочонков.

— И где мы возьмём на это деньги? — спрашиваю я, запуская пальцы в его кудри.

— Отсюда, — отвечает он, указывая на банковский счёт, заведённый по настоянию моей мамы. — Спишем это как расходы и оторвёмся по полной!

Несколько человек за столом одобрительно кивают.

— Да, но семье Мадлен нужны деньги, — протестую я. — И потом, что, если кто-то узнает? У нас будут серьёзные неприятности.

— Мы собрали достаточно, чтобы у них не отняли дом, — вмешивается Фелисити. — Уверена, они будут так благодарны, что даже не заметят. И вообще, как Дейв сказал, спишем это на расходы, и никто не будет задавать вопросы.

Смотрю, как я думаю и вспоминаю дилемму. С одной стороны, если я скажу «да», то я герой в их глазах, но вор и подлец в своих собственный. Или я пойду против них и буду выглядеть, как предатель. Фелисити пытается выбить меня с трона при каждом удобном случае, и глядя на всё со стороны, я прям вижу, как она жаждет услышать «нет».

Я точно знаю, когда именно приняла решение. Словно свет озаряет мои глаза, и я марионетка в руках популярности.

— Чудесно, — сдаюсь я, вскидывая руки. — Только не сходите с ума. Мы как минимум должны показать, что достигли цели.

— Дорогая, у нас тройной избыток, — произносит Дейв, обнимая меня и целуя в щёку. — Это будет грандиозно.

— Да, — отвечаю я. — Почему у меня чувство, что я буду жалеть об этом до конца жизни?

— Ах, беззаботные слова юности, — раздаётся голос от дверей. — Думала ли ты когда-нибудь, что эти слова тебе вернутся?

ГЛАВА 6

Я подскакиваю на стуле, поворачиваюсь и вижу ангела. Полностью облачённый в белое и, невероятно, с парой крыльев, он полностью заполняет собой проход. А его улыбка, я уверена, способна растопить то, что осталось от Полярного Круга.

— Так, что тут у нас? — произносит он с сильным карибским акцентом, и я почти чувствую, как тропический бриз проносится по комнате. — Мне сказали, здесь у нас живой.

Его голос гипнотизирует. Непреодолимое чувство спокойствия заполняет меня. Как бы я не пыталась стряхнуть его, это бесполезно.

— Кто ты?

Он смеётся, и я закрываю уши. Не срабатывает. В ушах звенит, когда он заговаривает.

— Я Йетс, один их твоих ангелов-хранителей. Воспринимай меня как личного руководителя, пока ты в Лимбо. Я здесь, чтобы ответить на твои вопросы и помочь обрести покой до того, как ты отправишься на Суд.

— Суд? — переспрашиваю я. — То есть, попаду я…

— В Рай или Ад? — заканчивает он. — Да, об этом я и говорю.

Он шагает в комнату, занимая всё небольшое пространство. Если бы он работал в отделе по запугиванию, то пользовался бы успехом. Облокачиваюсь на стену, прочищаю горло и произношу:

— Что ж. Буду твоей самой лёгкой задачей. Я не собираюсь на Суд.

Единственная реакция — он слегка хмурится. Больше ничего.

— Не собираешься? — в голосе слышится смех. Я вздрагиваю под тяжестью его удивленного взгляда.

Качаю головой.

— Нет. Вообще, если ты мне просто сообщишь, с кем мне поговорить о моём возвращении, я перестану быть твоей заботой.

Ожидаю, что он снова засмеётся, но он не смеётся. Он хмурится, из комнаты исчезает воздух.

— А я думал, ты сумасшедшая. Ты точно не совершала самоубийство? — спрашивает он.

— Что? — удивляюсь я.

Он внимательно изучает меня, прежде чем ответить.

— Самоубийцы отрицают смерть сильнее, чем кто-либо.

Чувствую злость, сочащуюся из меня. Почему он так думает? Я живу, или жила, чудесной жизнью.

— Я себя не убивала. Если нужно это как-то назвать, то это было убийство…

— Ох, — произносит он, словно сделал большое открытие. — Моя вторая версия.

Он моргает. Раз. Два. Три раза. Начинает открывать рот, и я понимаю, что будет дальше. Едва успеваю закрыть уши, он разражается смехом. В голове словно бомба разорвалась. Я наклоняюсь, поворачиваясь к нему спиной. Когда разрыв барабанных перепонок прекращается, поднимаю на него глаза. Он всё ещё посмеивается.

— Коллекция случайностей. Такого я ещё никогда не слышал. Ты забавная.

— Я не шучу, — произношу я, выпрямляясь. — Если ты действительно мой ангел-хранитель, разве ты не знаешь?

— Ну, технически, у каждого два хранителя. Я присматриваю за твоим психическим состоянием, не обращая внимания на физическое.

— Другими словами, тебе всё равно, живая я или мёртвая?

Он качает головой.

— Не совсем. Это работа Хейзел. В моём распоряжении другие физические задачи.

— Здесь что, никто не слышал о рационализации? Меня бы здесь, может и не было, если бы у меня был один ангел. Если ты действительно должен наблюдать за моим психическим состоянием, то должен знать, что единственное, чего я хочу — это вернуть свою украденную жизнь!

Он качает головой и делает шаг из комнаты.

— Это не так работает. Если ты здесь, то уже здесь. Теперь идём.

— Ещё посмотрим, — бормочу я, но иду за ним. Чем скорее я найду того, кто может принимать решения, тем скорее я вернусь к прежней жизни. Йетс выжидательно смотрит на меня. — Что?

— Это та часть, где тебе полагается спросить, почему ты умерла такой молодой, и как выглядит Бог, — говорит он, ведя меня по красному ковру, который кажется бесконечным.

— Я знаю, почему умерла. Некомпетентный жнец не смог помешать своей цели толкнуть меня под автобус.

— Не похоже, что тебя сбил автобус, — замечает он.

— Это была метафора. Эй, подожди, — вскрикиваю я, резко останавливаясь. — У меня есть вопрос. Жнец в итоге забрал её?

— Понятия не имею, о ком ты, — отвечает он, ожидая, когда я снова пойду.

— Цыганка. Женщина, из-за которой всё это произошло.

В лице Йетса больше ни намёка на удивление. Напротив, он выглядит скучающим.

— Послушай, я не знаю, в чём твоя проблема, но тебе на самом деле нужно отнестись ко всему серьёзно. Суд — это не шутки. Я видел твою жизнь, и для ребёнка тебе придётся ответить за слишком многое.

Он смотрит на меня тем же взглядом, что смотрел директор, когда его терпение подходило к концу. Взглядом, сообщающим, что моё задержание — дело времени.

— Хорошо, чудесно, что теперь? — спрашиваю я.

— Пройдёмся с тобой по всему, что ты совершила в жизни, это может занять время. А затем встретимся с Хейзел.

— Это кто?

— Мой партнёр, — отвечает он так, словно это ответ на мой вопрос. — Она хранитель. Она была с тобой большую часть твоей жизни на Земле. Ей нравится видеть своих подопечных, когда они сюда попадают.

— Лучше б она это всё предотвратила, — бурчу я.

— Что? — спрашивает Йетс.

— Ничего. Что после встречи с Хейзел?

— Я пройду с тобой через искупление. Потом ты будешь общаться со Стражем.

— Стражем?

— Стражем Суда.

— Что делает он?

— На самом деле, это она. Ну или позиционирует себя как она.

Закатываю глаза.

— Чудесно. Что делает она?

— Она передаёт вердикт Бога.

— А если я не верю в Бога?

Он смотрит на меня так, будто не может поверить, что я это спрашиваю.

— Ты думаешь, это всё происходит в твоём воображении?

— Нет. Я имею в виду, если я буддист, хинди или кто-то ещё?

Его лицо просветляется.

— Думаешь, Богу есть дело, какое имя ты используешь? Это то, на чём вы, люди, попадаетесь.

В его словах есть смысл, и я понимаю, что готова задать следующий вопрос, который продолжит нашу философскую дискуссию. Почему так сложно сконцентрироваться на своём возвращении к жизни? Я здесь не для того, чтобы обсуждать существование Бога. Я здесь для того, чтобы найти того, кто сможет вернуть меня к жизни.

— Послушай. Я просто хочу найти того, кто сможет мне помочь. Неважно, что там дальше, я хочу уже просто пройти это. Итак, что дальше?

— Не понимаю. Ты уже должна была смириться со своей смертью. Ты прошла через Зал Ожидания, посмотрела свою жизнь, увидела похороны…

— Я не видела свои похороны, — перебиваю я.

Мои слова привлекают его внимание.

— Разумеется, видела.

Качаю головой.

— Нет, не видела. На диске не было похорон.

— Странно. Похороны — это часть окончания, — на его лице ясно читается замешательство.

Где-то в отдалении раздаётся женский голос, зовущий его по имени.

— Йетс.

Сначала он его не слышит. На самом деле, мне приходится коснуться его, чтобы привлечь внимание.

— Что? — спрашивает он, вздрогнув.

— Тебя кто-то ищет.

Голос снова зовёт:

— Йетс.

На этот раз слышится паника.

Он подпрыгивает.

— Это Хейзел. Что-то не так.

Он отвечает ей на каком-то странном ангельском языке, и в следующий миг перед нами появляется рыжеволосая красотка. На её лице читается непередаваемый ужас.

— Слава Богу, ты ответил, — говорит она. — Йетс, у нас проблема.

— Успокойся, — отвечает он, кладя руки на её плечи и пытаясь успокоить. — Ещё ни разу не было проблемы, которую мы бы не смогли решить. Что случилось?

Хейзел дрожит как осиновый лист. И это Хранитель моего тела? Не удивительно, что я умерла.

— Мы потеряли одного нашего подопечного, — всхлипывает она, опуская голову ему на грудь. — Я нигде не могу её найти. Я только вернулась с Земли, чтобы проверить Хроники Акаши. Она не должна появиться здесь ещё целые десятилетия.

Йетс сдавленно отвечает:

— Кто она?

Хейзел бормочет что-то ему в грудь, он отталкивает её, заставляя посмотреть ему в глаза.

— Что ты сказала?

— Она называет себя ЭрДжей. Она самовлюблённая принцесса, которая, не задумываясь, ставит себя на первое место. Но она ещё может исправиться. Я знаю. Но она исчезла. Что нам делать?

Я прочищаю горло. Хейзел поворачивается и смотрит на меня, её глаза становятся широкими как блюдца.

— Привет, — произношу я так злобно, как только могу. — Можешь перестать искать. Я твоя самовлюблённая принцесса.

ГЛАВА 7

Страх на лице Хейзел мгновенно сменяется ликованием. Она бросается ко мне и сжимает меня в крепких объятиях. Я не обнимаю её в ответ. Вообще, я настолько холодна с ней, насколько могу, но она, похоже, этого не замечает.

Она отступает, берёт меня за руки и быстро осматривает

— Что ты здесь делаешь? — требовательно спрашивает она. — Я ужасно беспокоилась.

Её тон только сильнее разжигает во мне злость, которую я к ней чувствую.

— Не думала, что ты будешь так переживать об избалованной принцессе, — говорю я, посылая убийственный взгляд.

— Я также сказала, что ты ещё можешь исправиться, — её лицо омрачается, когда она шёпотом добавляет, — могла исправиться.

Она поворачивается к Йетсу и добавляет:

— Всё неправильно.

— Расскажи всё, что знаешь, — просит он, даже не потрудившись обозначить тот факт, что, возможно, не я причина всех бед.

Она направляется к выходу и говорит:

— Как я уже сказала, когда я не смогла найти её, то пошла смотреть Хроники Акаши.

— Что такое Хроники Акаши? — перебиваю я.

— Это записи обо всех людях, которые когда-либо жили или будут жить. История, настоящего и будущего, каждого мужчины, каждой женщины и каждого ребёнка, — отвечает Йетс, не глядя на меня.

— Ох, — всё, что могу сказать.

Хейзел продолжает игнорировать меня.

— Это не ответ на вопрос, почему она здесь. Согласно Хронике, у неё ещё…

— Не говори, — перебивает он, строго глядя на неё. — Она не должна ничего знать из Хроники. Не до Суда.

— Она прямо перед тобой, — мрачно произношу я, поворачиваясь к Хейзел. — Не хочешь услышать, что со мной произошло?

— Нет, — отвечает она, отмахиваясь, словно отгоняя муху от своей прекрасной головки. — Ты умерла. Это всё, что мне нужно знать.

— Но я не должна была умирать. Произошла ошибка, — даже я уже начинаю переживать, что повторяюсь, как заезженная пластинка.

Йетс вмешивается:

— Говоришь, что ЭрДжей просто исчезла с твоего радара? Без предупреждения или объяснения?

Хейзел кивает.

— Я чувствовала колющую боль и сосущую пустоту после. Затем её свет исчез.

— Когда ты в последний раз проверяла её?

— Вечеринка, — всё, что она говорит.

Йетс кивает.

— Да, авария.

— Подождите, — произношу я, проталкиваясь к ним ближе. — Я не попадала в аварию.

Хейзел смотрит на меня.

— Нет. Ты ещё можешь сказать «спасибо».

— За что? — спрашиваю я, но теперь они говорят на этом жутком ангельском языке. Всё, что мне остаётся — сесть и наблюдать их словесный поединок. По тому, как Хейзел взмахивает руками, можно сказать, они спорят.

— Пошли, — произносит Йетс, поднимая меня.

— Куда мы? — спрашиваю я.

Хейзел берёт мою руку и располагает на своей мантии. Пытаюсь отвести руку, но она говорит:

— Отпустишь, упадёшь.

Разумеется, её слова не трогают меня до тех пор, пока я не понимаю, что это не имеет значения. Не похоже, что я могу умереть ещё раз.

Но уже поздно. Понимаю, что отрываюсь от земли и лечу. Сперва я так сильно держусь за Хейзел, что кольцо Сэнди впивается мне в кожу. Но потом я расслабляюсь. Её развевающиеся крылья мягко шуршат. Когда моё время по-настоящему придёт, я просто обязана обзавестись парой подобных! Жаль, что здесь не принимают кредитки. Я была бы горячим ангелом на Хэллоуин.

Мы прилетаем, и Хейзел мягко приземляется на траву. Долгожданный отдых от белых пушистых облаков.

— Где мы? — спрашиваю, когда она аккуратно сворачивает крылья за спиной.

— Зал Правосудия.

Я резко останавливаюсь.

— Что?

— Ты хочешь получить ответы, — говорит она, не потрудившись повернуться, — здесь ты их получишь. Только не говори никому, что мы провели тебя через задний ход.

Йетс толкает дверь такой высоты, что я не могу разглядеть её вершину. Когда Хейзел сказала, что мы идём в Зал Правосудия, я думала, он окажется мрачным местом с органом и тихими шепотками, но место оказывается потрясающим. В отличие от Зала Ожидания здесь шумно. Души тусуются вместе, смеясь и обнимаясь. Будто сотни — нет, тысячи — семей воссоединились в одном месте в одно время.

— Кто эти люди? — спрашиваю Йетса.

— Души, — отвечает он, оглядываясь. — Мы зовём их душами. Новоприбывшие встречаются с любимыми, которые ушли раньше них. Здесь последняя ступенька на пути в Послежизни.

Итак, это и есть семейное воссоединение.

— Как личная встречающая комиссия, — говорю я. — Миленько.

Оглядываюсь, пытаясь понять, есть ли здесь знакомые. Никого не нахожу. И хотя это хороший знак, означающий, что ещё не пришло моё время, было бы неплохо увидеть знакомое лицо.

Хейзел подводит нас к двери в самом конце тёмного коридора. Могу ошибаться, но мне кажется, что она делает глубокий вдох, словно ей нужно время, чтобы собраться с силами, прежде чем постучать.

— Входите, — рявкает голос. Может быть, я только воображаю, но мне кажется, я вижу, как Йетс съёживается. Мне становится любопытно, что же там за стеной такое, что может заставить ангела нервничать.

— Здравствуй, Азраил, — произносит Хейзел, входя и наклоняя голову.

— Не смотри прямо на него, — шипит Йетс, следуя за ней.

— Хейзел, почему твоя подопечная стоит передо мной? — спрашивает голос, и я поддаюсь искушению подсмотреть.

Большая ошибка. Вместо прекрасного создания с крыльями, идеальными волосами и идеальной кожей я вижу фигуру с четырьмя лицами и с невообразимо огромными крыльями с золотом на концах. Его тело покрыто глазами разных форм и размеров. Один смотрит прямо на меня, моргает и исчезает. Приходится прикусить щёку, чтобы не вскрикнуть.

— Прошу прощения, Азраил, но случилось кое-что необычное, — говорит Хейзел.

Квартет голов Азраила поворачивается в нашу сторону, и я отвожу взгляд.

— И что же? — спрашивает он.

Теперь отвечает Йетс:

— ЭрДжей, наша подопечная, появилась сегодня в Зале Ожидания. Она посмотрела диск со своей жизнью, и я встретился с ней, чтобы отвести её дальше.

— Не похоже, что что-то из этого стоит того, чтобы отнимать моё время, — отвечает Азраил, отворачивая все лица, кроме одного.

— По дороге на Суд, я встретил Хейзел, которая искала меня. Она была в истерике, потому что ЭрДжей исчезла с радара.

— Я не была в истерике, — говорит Хейзел, защищаясь. Прячу усмешку. Она определённо была.

— Ближе к делу, — рычит Азраил, и земля трясётся под ногами.

— Её дата прибытия в Хрониках Акаши отличается от фактической даты, — выпаливает Хейзел.

Я чувствую жар от четырёх лиц, уставившихся на меня. Плотнее прижимаю подбородок к груди.

— Что ты сказала? — ревёт Азраил.

Хейзел прочищает горло, краешком глаза смотрю на неё.

— Когда исчез её свет, я просканировала Землю, но не смогла её найти. Моим следующим шагом стал Зал Записей. Я не думала, что могла пропустить сообщение о прибытии подопечного, но не знала, что ещё делать. Когда я нашла её файл, то дата была другой.

Собираю всю свою смелость, молясь, чтобы этот Азраил не превратил меня в кучку пепла из-за того, что я собираюсь сделать. Со всей храбростью, какой только могу, спрашиваю:

— Пожалуйста, можно я кое-что скажу?

На комнату обрушивается тишина. Хейзел и Йетс в ужасе замерли. Уголком глаза замечаю, как комната озаряется красным сиянием. Слышу звук шагов Азраила, когда он подходит ко мне ближе. Когда его рука поднимает мой подбородок, я крепко сжимаю глаза, боясь увидеть мириады глаз, смотрящих на меня.

— Посмотри на меня, дитя, — говорит Азраил. В его голосе слышится нежность, которой я не ожидала, и я медленно открываю сначала один глаз, затем другой. Исчез его гротескный облик. Вместо него я смотрю на высокого загорелого мужчину с широкими плечами и безмятежным взглядом на единственном лице.

— Теперь ты понимаешь, почему они сказали тебе не смотреть на меня, — произносит он со смехом, что говорит мне о том, что он знает, что я видела его истинную сущность.

— ЭрДжей, — шипит Хейзел. Если бы Азраил не сделал ей знак замолчать, уверена, она бы прочитала целую лекцию.

Снова поворачиваясь ко мне, он говорит:

— Почему бы тебе не рассказать, что произошло. Начни с самого начала.

Что я и делаю. Я рассказываю ему о цыганке на школьном карнавале, случайном вмешательстве Гидеона, встрече с Сэнди, Йетсом и Хейзел. Он слушает молча, вникая в каждую деталь, задав лишь несколько уточняющих вопросов. Впервые, как я попала сюда, чувствую, что кому-то действительно есть дело до моих слов. Когда я заканчиваю, он задумчиво кивает.

— Что ж, интересно, — произносит он.

Йетс прочищает горло.

— Что нам делать? Хроники Акаши никогда не ошибаются.

Азраил жестом указывает ему замолчать.

— Я прекрасно осведомлён о непогрешимость Хроник Акаши, которые сопровождают каждую душу от рождения до самой смерти, — он скрещивает руки на груди, его длинные пальцы барабанят по выраженным бицепсам. Наконец, он прекращает и поворачивается к ангелам. — Свертись с хранителями Записей в Зале Правосудия. Если там есть упоминание об ЭрДжей, то мы поймём, что она там, где ей положено быть.

— А если нет? — спрашивает Йетс.

Азраил замолкает.

— Тогда у нас серьёзная, но деликатная проблема, к которой мы должны подойти со всей ответственностью. В таком случае надо призвать Гидеона, созвать Суд и, во имя всего святого, попытаться пригласить Смерть дать комментарий.

— Под твою ответственность? — спрашивает Йетс.

— Разумеется.

Йетс и Хейзел кивают.

— До тех пор, — продолжает Азраил, — возможно, ей будет лучше в Приёмном Зале.

Ещё один зал? Кстати, какие размеры у Послежизни?

Мои хранители обмениваются беспокойными взглядами.

— В чём проблема? — спрашивает Азраил.

Хейзел качает головой, но начинает говорить Йетс.

— Приёмный зал может быть подходящим для неё местом, но он за Вратами Рая. Так как пока её будущее не решено, то мы нарушим процедуру.

— Мы не может этого допустить, да? — спрашивает Азраил с усмешкой. — Похоже, что вся эта ситуация — одно сплошное нарушение протокола.

— Мне кажется, — быстро добавляет Хейзел, — будет жестоко отправить её в рай только затем, чтобы потом отправить обратно, если таково её будущее.

— Эй, — говорю я, махая руками над головой. — Я слышу всё, что вы говорите. Вы знаете, правда? Я может и мёртвая, но не глухая.

— У тебя есть другая идея? — спрашивает Азраил, игнорируя меня.

Йетс смотрит на меня, вероятно пытаясь решить, стою ли я того, чтобы из-за меня высовываться перед начальством.

— Возможно, лучшим вариантом будет вход перед Вратами. Питер присмотрит за ней, пока всё не уляжется.

Азраил задумчиво кивает.

— Пожалуй, ты прав. Думаю, будет наименьшим ущербом.

Когда решение принято, я следую за Йетсом на выход, Хейзел позади. Когда дверь закрывается, оба облегчённо выдыхают.

— Не могу поверить, что ты смотрела на него, после того как мы сказали тебе не смотреть, — резко произносит Хейзел.

Собираюсь сказать, что она не моя мама, но в последний момент сдерживаюсь. Хейзел — это тот, кто мне нужен, даже если она и помогает мне лишь для того, чтобы спасти свою задницу.

— Что за Питер? — спрашиваю, меняя тему.

Оба смотрят на меня как на ребёнка. Начинаю ненавидеть этот взгляд. Наконец, Хейзел отвечает:

— Питер. Апостол. Из Нового Завета. Тусовался с Христом.

Останавливаюсь на полпути.

— Вы говорите о святом Питере? О человеке, который встречает людей перед входом в Рай?

Потрясающе. Моей нянькой будет один из самых известных в Библии людей. Это точно не закончится хорошо.

ГЛАВА 8

— Итак, Святой Питер, — говорю я, пока Йетс и Хейзел спешно ведут меня по лабиринтам коридоров от Азраила. — Какой он?

Они обмениваются озорными взглядами.

— Его сложно описать, — отвечает Хейзел, пытаясь сдержать смешок.

Интересно, все ангелы-хранители туманно изъясняются или только мои?

— Он приятный? — нащупываю я. — Должно быть, он очень серьёзный. Он был лучшим другом Сына Бога, должно быть, он очень праведный, да?

Йетс смеётся.

— Что? — требовательно спрашиваю. — Что смешного я сказала?

Вместо ответа он открывает дверь. Ожидаю увидеть нечто торжественное, но вижу абсолютно противоположное.

Мало сравнимые по сравнению с Приёмным Залом, Врата — место разгула. Ну, по большей части. В небе взрываются фейерверки, а ангелы лениво летают в воздухе, бросая конфетти на новоприбывших. Если бы в воскресной школе нам рассказывали о таком, то я была бы более благочестивой.

Однако кое-что выглядит примерно так, как я ожидала. Врата Рая сверкают золотом, и они невероятно высокие. С равными интервалами вход открывается, и звучит труба, когда входят души.

— Приветствуют новеньких, — объясняет Хейзел.

— Каждый раз? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Здесь место праздника. По крайней мере…, — она бросает быстрый взгляд в противоположную сторону.

Прослеживаю её взгляд. Прямо напротив Жемчужных Врат находится что-то, похожее на пещеру.

— Что там? — интересуюсь я.

Она закатывает глаза.

— Врата Ада, — отвечает она.

— Да ладно? Врата Ада находятся прям напротив Врат Рая?

— Именно, — подтверждает Йетс. — Очень рационально. Не ты ли говорила, что мы должны упрощать?

— Да, но не слишком жестоко отправлять бедных тупиц вниз? То есть, каково чувствовать, что тебя отправляют на вечные муки, в то время как большинство веселится перед Раем? — смотрю в другую сторону. — Это он?

— Кто? — спрашивает Йетс?

— Там. Рядом с Вратами. Это Святой Питер?

Йетс смотрит в сторону очереди к Раю.

— Скорее всего.

Вытягиваю шею, чтобы рассмотреть получше.

— Кто рядом с ним?

— Только не говори, что не знаешь, кто такой Будда, — с усмешкой произносит Йетс.

Пытаюсь скрыть удивление возмущением.

— Я знаю, кто это. Что он здесь делает?

— Я думала, мы уже всё обсудили, — со вздохом отвечает Хейзел. — Проблемы с религиями не у Бога. А у человечества. Буддисты имеют такое же право на вечное счастье, как и все остальные.

Я ухмыляюсь.

— А что с сайентологами?

Лицо Хейзел становится красными, когда она собирается ответить, но Йетс опережает её.

— Почему бы нам не пойти к Питеру?

Он берёт меня за локоть и ведёт через толпу, оставляя Хейзел кипеть.

— Что с ней? — спрашиваю я, вытягивая шею, чтобы посмотреть, идёт ли она за нами. Идёт. Но медленно.

— О, у Хейзел своё мнение о некоторых религиях, появившихся в последние годы, — по его лицу видно, что это не та тема, которую стоит развивать. Позади слышу собачий лай.

— Стой, здесь что, есть собаки? — интересуюсь, вспоминая гончую, которая была у нас, когда я ходила в начальную школу.

— Видишь здесь собак? — спрашивает Йетс.

Качаю головой.

— Слышала.

— Нет, ты слышала Цербера.

— Кого?

— Цербер. Охраняет Врата Ада.

Снова качаю головой.

— Понятия не имею, о ком ты говоришь.

— Вам там больше не преподают классику?

— Типа Шекспира?

Йетс хлопает себя по лбу и стонет.

— Я о греческой и римской мифологии.

— Всем плевать на мифы, — отвечаю я. — Мы изучаем математику и естествознание. Можешь винить мировую экономику, но в моей школе литература где-то на втором плане.

— Об этом я бы тоже не упоминал при Хейзел, — говорит он, меняя направление и ведя меня к Вратам Ада.

Я отступаю.

— Только не говори, что ведёшь меня туда.

— Расслабься, — говорит он, слегка подталкивая меня. — Позволь добавить немного культурного просвещения в твоё жалкое образование, — он резко останавливается и смотрит вверх. — Знакомься, Цербер.

Передо мной четыре лапы. Поднимаю голову и вижу грудь огромную, как внедорожник моей мамы. Наверху не одна, а сразу три головы, каждая с огромной пастью. Слюна капает на пол, и я делаю шаг назад, чтобы не запачкать обувь. Три комплекта зубов выглядят острыми как бритва, я вздрагиваю.

— О, он не кусается, — со смехом произносит грузная женщина с кудрявыми каштановыми волосами.

— Откуда вам знать? — спрашиваю, прячась за Йетса.

Она звонко смеётся. Примерно как Санта Клаус, но без «хо-хо-хо».

— Ты не пытаешься сбежать, — пристальнее вглядывается в меня. — Так ведь?

Цербер рычит, мои глаза расширяются от страха, что он собирается сожрать меня. Йетс качает головой, и я понимаю, что вцепилась слишком сильно в его рукав. Женщина смеётся ещё громче, кладя руки на бёдра.

Что с ней не так? Затем Цербер снова рычит и, клянусь, эта тварь смеётся надо мной.

— Простите, — произносит женщина, вытирая слёзы. — Это было слишком просто.

Йетс шагает вперёд.

— ЭрДжей, это Александра, смотритель Цербера. Ал, ЭрДжей.

Она протягивает руку.

— Рада знакомству.

Смотрю на собаку, но она не обращает на меня никакого внимания. Я медленно протягиваю руку и коротко отвечаю на рукопожатие.

— Итак, Йетс, чем обязаны твоему визиту? Думала, вы, с белоснежными крылышками, слишком боитесь запачкаться.

Не могу поверить, что она так разговаривает с Йетсом. Но что более невероятно — его усмешка.

— Теперь, Ал, ты знаешь, если бы не моя доброта, твоя работа была бы намного тяжелее.

— Как скажешь, — она оглядывает меня с головы до ног. — Что с твоей плюс один? Почему она здесь? Готова поклясться, она ещё не прошла через Суд.

Откуда она знает? У меня что, на лбу написано?

— Пытаемся разобраться, — честно отвечает Йетс.

Словно услышав неслышимый звук, Ал и Цербер одновременно поворачиваются.

— Эй, — кричит Ал на душу, пытающуюся выскользнуть из очереди. — Ты убил восемь человек, не проявил никакого раскаяния. Тебе туда. Попытаешься снова удрать, Пушок твои кости выгрызет.

Она отворачивается, не дожидаясь, пока душа вернётся в строй.

— Стоп, — говорю я. — У душ есть кости?

Ал коротко смеётся.

— Фигура речи. Очевидно, Цербер никого не съест.

— Ох, — с облегчением произношу я.

— Они проведут вечность в его желудке.

— Отстой.

Снова смешок.

— Что, Йетс, она и есть та самая душа, о которой все говорят? — спрашивает она, вытирая слезу с уголка глаза.

— Да, — отвечает Йетс, когда к нам подходит Хейзел.

Коротко кивнув Ал, она спрашивает:

— Что вы здесь делаете? Предполагалось, что мы оставим её с Питером и поговорим с Хранителем Врат.

— Она не знала, кто такой Цербер, — отвечает Йетс.

Хейзел смотрит на него, не веря.

— Как это связано с нами?

— Эй, ангел, расслабься, — говорит Ал. — Мы просто беседовали.

Хейзел смотрит на неё, не пытаясь скрыть отвращение.

— Убедись, чтобы дворняга не оставила следов на моей одежде.

Цербер предупреждающе рычит, но Хейзел игнорирует его.

— Нужно идти к Питеру, — говорит она Йетсу.

— Хорошо, идём, — отвечает он.

Когда Хейзел отходит, Ал свистит. Хейзел мгновенно останавливается, руки сжаты в кулаки, затем начинает идти.

— Не надо её заводить, — произносит Йетс, качая головой. — Когда вы двое наконец поладите?

— Эй, — отзывается Ал, — я пыталась, но когда Её Высочество получила повышение до хранителя, то не могла дождаться момента, когда свалит отсюда.

— Не каждый создан для Врат, — говорит Йетс, похлопывая её по плечу. — Особенно для тех, что ведут вниз. — Посмотрев на меня, он добавляет, — нам лучше уже пойти.

— Передавай привет Бишопу, — произносит Ал и добавляет, глядя на меня, — добро пожаловать сюда, когда устанешь тусоваться с хорошенькими.

Её голова снова поворачивается к очереди людей, собирающихся спуститься в пещеру.

— Не заставляйте меня спустить собачку, — гремит её голос. — Поверьте, вы будете мечтать об адском пламени, когда он доберётся до вас.

— Похоже, у тебя полно дел, — комментирует Йетс происходящее.

Ал с отвращением качает головой.

— Почему, когда люди развязывают войну во имя религии, мне приходится иметь дело с кучкой идиотов?

Она поворачивается, не попрощавшись, и пропускает души.

— Она мне нравится, — признаюсь я Йетсу, пока мы идём к поджидающей Хейзел. — Собака не очень, но Ал классная.

Он смеётся, и я понимаю, что сейчас звук не действует на меня, как прежде.

— Александра присматривает за Цербером с начала времён. Она видит всё, поэтому у неё своеобразное чувство юмора. Однако есть ещё те, кто может видеть в человеке лучшее и худшее, как она. Пока не появился Питер, она управлялась со всеми приходящими душами. Конечно, тогда на Земле было не так много людей.

Смотрю на множество душ, говорящих на разнообразных языках и носящих одежду, которую я видела только в передачах по National Geographic.

— Когда появился Питер, её урезали, и теперь она зависает перед входом в Ад?

Йетс кивает.

— У Цербера есть работа и без неё. В общем, скажем, хаос был бы другим.

Мы идём по невидимой линии в центре между Раем и Адом. Ощущается мгновенная смена энергии. Во-первых, люди не пытаются выбиться из очереди. Напротив, я словно оказалась в толпе на концерте, где люди толкают тебя ближе и ближе к сцене. У Йетса не возникает сложностей вести нас через толпу.

— Наконец-то, — фыркает Хейзел, когда мы останавливаемся. Она поворачивается и пытается перекричать шум толпы. — Питер, она здесь.

— Почему я чувствую себя так, словно мама с папой привели меня к няньке? — бормочу я, ощущая, как все поворачиваются, что посмотреть на меня.

— Кто она? — кто-то шепчет.

Другой голос спрашивает:

— Почему с ней обращаются по-другому?

— Она актриса? — стонет ещё одна душа. — Умоляю, только не говорите, что они особенные и в Послежизни.

— В конец очереди, — кричит кто-то, и раздаётся взрыв аплодисментов. Знали бы они мою историю, не завидовали бы.

— Мои дорогие усопшие, — раздаётся авторитетный голос впереди. — Вы ещё не в Вечности. Пожалуйста, не заставляйте отправлять вас обратно на Суд.

Мужчина делает нам знак следовать за ним в комнату рядом с Вратами. Когда проходим мимо писаря, он добавляет:

— Впусти их. Слишком они буйные. Чем скорее пройдут акклиматизацию, тем лучше.

— Да, Питер, — отвечает парень.

Значит, это и есть святой Питер. Больше похож на двойника Райана Рейнольдса. Как только дверь захлопывается, выпаливаю:

— Вы действительно можете отправить их назад?

Его светло-карие глаза моргают, у меня перехватывает дыхание.

— Технически, да, но я никогда этого не делал. Просто нравится пугать скандалистов перед тем, как впустить. Вдобавок, — заговорщически произносит он, — видела их лица? Это бесценно.

То, что святой Питер милашка, я могу вынести, но шутник? Невероятно. Заливаюсь краской. О нет. Только не это. Я просто не могу запасть на парня, который умер почти две тысячи лет назад.

— Хм, да, — наконец выдавливаю. — Здорово.

— Питер, — резко произносит Хейзел. — Азраил хочет, чтобы ЭрДжей оставалась здесь, пока мы всё не разрешим.

— Круто.

Она смотрит на него с удивлением. Наверно, ожидала споров или чего-то ещё.

— В общем, постараемся вернуться как можно скорее.

Они с Йетсом взлетают, оставляя меня с Питером, не сказав ничего напоследок.

Он внимательно изучает меня. Когда мне это надоедает, я выпаливаю:

— Что?

Как я уже говорила, мне не хватает остроумия.

— Просто пытаюсь понять, из-за чего весь шум.

Смотрю на свои ноги.

— О чём вы?

Смотрит на меня с любопытством, прежде чем ответить.

— Суд не созывали. Даже разговоров не было.

— В смысле недавно? — тихо спрашиваю.

— В смысле никогда, — он открывает дверь и ждёт, пока я выйду. — Надеюсь, ты стоишь того, — добавляет он, направляясь к Вратам, где теперь никого нет.

— Куда все делись? — спрашиваю, удивлённо оглядываясь.

— Они внутри, — коротко отвечает он, после чего пронзительно свистит.

С другой стороны к нам мчится Цербер, все три языка свисают из трёх ртов. Пёс тормозит перед нами, и Питер чешет каждый подбородок.

— Привет, мальчик. Как ты? — собака валится на землю, перекатываясь на спину и подставляя живот. — Не сейчас, приятель. У меня есть дело к твоей хозяйке.

— Хозяйка? Скорее, смотритель, — произносит Ал, держа две деревянные доски. Она вручает одну Питеру, который отсчитывает сорок шагов и кидает доску.

— Точно, — говорит Питер. По щелчку пальцев у его ног появляются восемь небольших мешков. Он ухмыляется мне.

— Не знала, что я так могу, верно?

— Хватит морочить голову бедному ребёнку, — строго говорит Ал. Она размещает свою доску напротив его.

Я смотрю на ближайшую доску и выдыхаю. Хранители Рая и Ада собираются играть.

ГЛАВА 9

Изумлённо наблюдаю, как представитель Рая и представитель Ада кидают мешки с зерном в небольшие отверстия в деревянных ящиках, в то время как трёхглавая псина умиротворённо посапывает во сне. Должно быть, это шутка. Прочищаю горло.

— Так вот чем вы занимаетесь, когда рядом никого?

— Раньше мы играли в шахматы, — отвечает Ал, поднимая четвёртый мешок. — Но затем студенты показали нам это, и мы попались.

Питер смеётся, когда один из мешков улетает дальше цели.

— Шахматы, к тому же, занимали вечность. Можно умереть от скуки, пока она сделает ход.

Собираюсь спросить, когда мои хранители могут вернуться, но Питер поднимает руку.

— Подожди. Я целюсь.

— ЭрДжей, расскажи свою историю, — просит Ал, когда наступает её очередь. Мешок улетает вбок, и Питеру приходится уворачиваться.

Он бросает на неё предупреждающий взгляд.

— Не начинай снова.

— Мне жаль, — извиняется она, но даже я могу сказать, что звучит фальшиво. — Давай, ЭрДжей. Расскажи свою историю.

Отхожу подальше на случай, если их мирная игра превратится в войнушку и выкладываю им всё, начиная цыганкой и заканчивая тем моментом, когда оказалась с ними.

— Отстой, — комментирует Ал, наклоняясь после броска Питера. Определённо, бросок не был случайностью. — Эй! — кричит она. — Если делаешь это специально, то проиграл. Ты знаешь правила. — Он делает вид, что ему всё равно, однако следующий мешок летит прямо в цель. — В следующий раз удвоим расстояние, — бормочет она и поворачивается ко мне. — Что сказал жнец?

— Что он ничего не может сделать.

— Верно, — соглашается Питер. — Кому-то намного более сильному придётся разбираться с этим дерьмом. Даже представить не могу, кто захочет.

— Почему нет? — раздражённо отвечаю. — Думала, это то место, где случаются чудеса.

— Это так, но ты не можешь просто взять и свалиться в прежнюю жизнь. Если не забыла, ты мертва. Скорее всего, сейчас твоё тело готовят к похоронам, если, конечно, тебя не кремируют.

От этой мысли живот скручивает, и я борюсь с подступающей тошнотой, но Питер продолжает.

— Чтобы осуществилось твоё желание, Судьбе придётся отмотать целый мир.

— Но я не прошу отматывать весь мир. Только мою жизнь. Я заслуживаю второй шанс.

— Это ты так думаешь, — произносит Ал, прицеливаясь. — Из того, что я слышала, решение о твоей жизни не является однозначным. На твоём месте я бы зависала тут, пока счёт не вырастет в твою пользу. Ты ещё можешь выйти победителем.

Чувствую, как с лица сходит вся краска. Она только что сказала, что я могу отправиться в Ад? Я, конечно, понимаю, что не всегда была милой, но тем не менее. Ад? Ни за что не позволю этому случиться.

— Но я же не сделала ничего плохого, — говорю я, заикаясь.

— В самом деле? — интересуется она, возвращаясь к игре.

— Да, в самом деле, — спорю, однако страшусь, куда может завести этот разговор. — Я никого не убила.

На этот раз отвечает Питер.

— Как насчёт того мальчика в старших классах?

— О чём вы? — произношу, переводя взгляд с одного на другого.

Никто их них теперь не играет.

— Мальчик из твой школы. Тот, который убил себя.

— Вы о том парне в туалете? Причём здесь я? Он сделал это сам.

Взгляд Питера выражает строгость.

— Но почему он это сделал?

— Откуда я знаю? — отказываюсь понимать я, злясь, что они пытаются свалить чей-то выбор на меня. — Мы не были друзьями.

— Не были, — соглашается Ал.

Лишаюсь дара речи. Она действительно пытается обвинить меня в доведении до самоубийства?

— Справедливости ради, — добавляет Питер, — это не только её вина.

— Верно, — отвечает Ал, отчётливо выговаривая каждое слово. — Её друзья. Разница в том, что все они эгоцентричные люди.

— О, и почему же у них есть оправдание, а у меня нет? — спрашиваю сквозь зубы.

— Потому что ты лучше, чем они, — отвечает Питер. — Ты была предназначена для много большего, чем стала.

Так, я уже начинаю уставать от загадок и нравоучений.

— Что вы имеете в виду? — спрашиваю, скрещивая руки на груди. Очень хочу, чтобы Йетс и Хейзел поспешили.

Вздохнув, Питер садится и жестом показывает мне сделать то же самое.

— У каждого есть предназначение. Цель. Каждый выбор, который совершает человек, ведёт к цели или сбивает с пути.

— Ясно, — говорю я, всё ещё не понимая, что он пытается сказать.

— В общем, ты ушла далеко со своего пути. На самом деле, ты оказалась совсем не в том лесу, в котором начинала.

Мои плечи опускаются.

— У меня вся жизнь впереди. Может быть, я могу измениться.

— Может быть, — соглашается он. — Но первые семнадцать лет ты ставила себя выше других. Тебя гораздо больше волновало быть популярной, а не хорошей.

— Человек может быть и тем, и другим, — спорю я.

Он пожимает плечами. Ух ты. Нет ничего более внушающего, чем Святой Питер, который даёт понять, что как человек ты — полный отстой.

— Я могла бы измениться, — бормочу я. — Если бы у меня было больше времени, я бы изменилась.

— Да, или, — добавляет Ал, возвышаясь над нами, — ты могла бы прожить остаток своей жизни, встретить новое тысячелетие и прибыть первым классом прямо ко мне. Не моё дело, конечно, но не уверена, что игра стоит свеч.

— Ал, — резко обрывает её Питер.

— Что? — жёстко отвечает она. — Это моё мнение. Даже теперь, после всего, что она видела, всё ещё речь о ней. Люди могут измениться, но они должны захотеть. Не думаю, что у неё есть желание.

Внезапно звенит колокольчик. Питер делает быстрый взмах рукой и доски вместе с мешками зерна растворяются в полу. Цербер вскакивает, качая огромными головами. Слюна летит во все стороны. Ал резко свистит, и в мгновение ока Цербер оказывается рядом с ней, готовый к работе.

— Я могу быть лучше, — говорю я Питеру, взглядом умоляя поверить мне.

— Эй, ты говоришь это человеку, который отказывался от лучшего друга три раза. Я верю, что ты можешь измениться. Но Ал права. То, о чём ты просишь, ещё никогда раньше не случалось. Счёт не в твою пользу, дитя.

Наблюдаю, как главные двери открываются, впуская поток душ. Когда последняя смешивается с толпой, Хейзел и Йетс летят над ними, грациозно приземляясь по обе стороны от меня.

Йетс смотрит на Питера и качает головой.

— Суд созван.

Прежде чем я успеваю ответить, Йетс и Хейзел берут меня за руки, и мы взмываем в воздух к моему моменту истины.

— Удачи, — сквозь ветер доносится крик Ал. — Она понадобится тебе.

Глубоко внутри я знаю, что она права.

ГЛАВА 10

Когда я привыкаю к полёту, мы мягко приземляемся перед каменным зданием с высокими колоннами, поддерживающими крутую крышу. С самого первого момента пребывания в Послежизни я оказывалась в комнатах разной степени роскоши, но сейчас я впервые вижу полноценное здание.

— Вау, — тихо произношу я. — Похоже на Верховный Суд, только больше.

— Насчёт слушания, — говорит Хейзел, игнорируя меня. — На твоём месте я бы помалкивала, пока не спросят.

Прерываю её.

— Не переживай. Питер и Ал довольно-таки неплохо объяснили, насколько важен этот суд.

— Это не их работа, — бормочет она. — Что именно они сказали?

Не желая вдаваться в подробности своей, очевидно, ничего не стоящей жизни, я отмахиваюсь от вопроса.

— Что это будет непросто.

Йетс прочищает горло.

— Суд проводят три ангела. Азбаух один из высших ангелов Правосудия, он будет вести заседание. Мармарот один из представителей Судьбы. Он обладает властью изменить ход времени. Третий участник — Шепард, ангел Покаяния. Втроём они обладают полной властью над твоим прошлым и над твоим будущим.

— Звучит, как целое испытание, — отмечаю я.

— Именно так, — тут же подтверждает Хейзел.

Потрясающе. Просто потрясающе. Меня случайно зацепил жнец, а заканчиваю я как преступник. Что может быть несправедливее?

— А адвокат мне полагается? — спрашиваю скорее в шутку.

— Вообще, — отвечает Хейзел, — да. Ангел Салатил будет выступать от твоего лица.

— Салатил неплохо работает с безнадёжными случаями, — добавляет Йетс. — Он сделает всё возможно.

Это конец. Все уверены, что моя ситуация безнадёжна.

— Кто будет выступать за то, чтобы я гнила здесь до конца жизни?

— Захрил, ангел Воспоминаний, — отвечает Йетс.

— Ангел Воспоминаний?

На этот раз отвечает Хейзел.

— У него есть способности увидеть каждое когда-либо существовавшее воспоминание. Когда он говорит, каждый, повторяю каждый, слушает.

— У него также есть дар предвидения, — добавляет Йетс.

— В смысле?

— Он может видеть некоторые варианты будущего. Но он не так точен, как Хроники Акаши, — нетерпеливо вставляет Хейзел.

Предполагалось, это успокоит меня? Потому что это не так. Совсем не так. Плечи поникают.

— Азраил говорил что-то о Смерти.

Снова мои хранители обмениваются загадочными взглядами.

— Прекратите, — требую. — Прекратите смотреть друг на друга так, словно у вас есть от меня секрет. Я устала от этого. Я устала чувствовать себя виноватой за то, в чём не виновата.

Вокруг ни звука, пока угасает эхо моих слов. Наконец, Йетс нарушает тишину.

— Я бы не делал так перед судьями.

— Буду иметь в виду, — говорю, делая глубокий вдох. — В общем, он там?

— Кто? — спрашивает Йетс.

— Смерть.

— Нет, но я уверена, он появится, — Хейзел отводит взгляд, её нежелание смотреть мне в глаза не вселяет уверенности.

— А Гидеон? — спрашиваю в панике. — Он может рассказать им, что произошло.

Йетс качает головой.

— Он всего лишь жнец. Суд не станет слушать никого, кроме Смерти.

— Которого там нет, — напоминаю ему. Мои колени подгибаются, Йетс хватает меня за локоть.

— Я так влипла, — простанываю я.

— Похоже на то, — соглашается Хейзел.

Перевожу на неё взгляд.

— Я думала, предполагается, что ты мой ангел-хранитель. Разве ты не на моей стороне?

— Я на твоей стороне. Я просто не хочу вселять в тебя надежду, когда всё против тебя.

— Потому что я всего лишь испорченная принцесса, которая заботится только о себе. Не так ты говорила? — раздражённо бормочу. — Почему никто здесь не видит, что я жертва?

Хейзел удивляет меня, кладя руки мне на плечи.

— Я знаю, какой хорошей ты можешь быть. Я смотрела за тобой каждый день твоей жизни. Но что ты можешь сделать, и что ты сделала — не одно и то же. Не говоря уже о том, что ты ступаешь на неизведанную территорию. Ты должна приготовиться защищать свою жизнь.

Я издаю стон.

— Как я могу бороться, когда всё на суде определено?

— Уверена, у Салатила есть план, — произносит она с усталой улыбкой.

Прежде чем кто-то ещё успевает заговорить, дверь на вершине лестницы со скрипом открывается.

— Входи, — произносит голос. — Входи в Зал Правосудия, Ровена Джой Джонс. Суд ждёт.

Наклоняюсь к Йетсу.

— Где тот чувак, который собирается представлять меня?

Он кивает на открывшуюся дверь.

— Там.

Закрываю глаза.

— Я могу сделать это, — шепчу себе. Когда нервы успокаиваются, добавляю, — идём.

Йетс и Хейзел обмениваются взглядами.

— Что?

— Мы не можем войти, — говорит Йетс, немного опуская крылья.

— Почему? — требовательно осведомляюсь.

— Мы хранители, — отвечает Хейзел. — Мы не можем войти в Зал, пока нас не призовёт суд.

Меня охватывает отчаяние.

— Итак, я сама за себя?

Она кивает.

— Салатил позаботится о тебе. Можешь на него положиться.

Поднимаю ногу и делаю первый шаг к маячащему впереди входу. Кажется, что ноги сделаны из свинца. Дохожу до конца и оглядываюсь, Йетс и Хейзел ушли. Просто ушли. Я одна.

— Увижу когда-нибудь эту проклятую цыганку, убью, — бормочу я.

— О, о ней бы я не беспокоился, — произносит кто-то. Поднимаю глаза и замечаю очередного ангела. У него тонкие длинные светлые волосы, как у сёрфера, который целый день провёл в воде.

— Вы Салатил? — осторожно спрашиваю я.

Он кивает.

— Можешь звать меня Сал. Легче произносить. Давай немного побеседуем, хорошо? Нам предстоит долгий путь, если мы хотим переписать твою историю.

Улыбаюсь его оптимизму, хоть и знаю, что он неискренен.

— Конечно. Начать с самого начала?

Он смотрит на меня с удивлением.

— Можно начать откуда-то ещё?

И снова рассказываю свою историю. Как и Азраил, Сал внимательно выслушивает всё, что я говорю.

— Что ж, — произносит он, когда я заканчиваю, — будет нелегко, но думаю, мы справимся. Однако прежде чем начнём, я должен знать одну вещь.

— Что?

— Чем ты готова рискнуть, чтобы вернуться обратно?

Готова рискнуть? Он сумасшедший? Мне нечего терять. Я мертва.

— Всем, — наконец, отвечаю.

Он некоторое время выдерживает мой взгляд.

— Ты уверена?

Нет, но я не отступлю. Я зашла слишком далеко. Киваю и отвечаю:

— Да.

Сал улыбается.

— Замечательно. Потому что только в таком случае у нас есть шанс.

С этими словами он быстро выходит и идёт по холлу, оставляя меня одну.

— Ты идёшь? — зовёт он. — Судьям не понравится, если мы опоздаем.

Несмотря на то, что его голос спокойный и энергичный, у меня нет сомнений, что решение суда будет суровым. Я бросаюсь за Салатилом в неизвестность. Позади меня двери со стуком закрываются.

ГЛАВА 11

Комната выглядит как зал суда. Два стола стоят лицом к столу на возвышении. Также есть места, откуда зрители могут наблюдать за процессом. Места пусты, и я вздыхаю от облегчения. И без того действует на нервы то, что я должна отстаивать свою жизнь, которую незаслуженно отняли, так ещё если бы здесь сидела толпа зрителей, я бы определённо умерла. Конечно, если я уже не мертва.

— Мы сядем здесь, — произносит Сал, указывая на один из столов.

Руки трясутся, когда я выдвигаю стул, и Сал широко улыбается мне.

— Попытайся успокоиться. Суд никогда бы не созвали, если бы Азраил не разглядел что-то в твоей ситуации.

Трепетанье крыльев и шелест ветра сообщают, что мы больше не одни.

— Салатил, — произносит новоприбывший. Я оборачиваюсь и вижу ангела с золотистыми волосами, которые напоминают мне закат тёплым летним вечером.

Раздражение мелькает в глазах Сала.

— Захрил, — коротко отвечает он.

Вопросительно смотрю на Сала, он хватает меня за локоть и ведёт к двери. Когда мы оказываемся в маленькой комнате, он ждёт, пока дверь закрывается, и спрашивает.

— Что именно Хейзел рассказала тебе о Захриле?

— Только то, что он может видеть воспоминания, — отвечаю, пожимая плечами.

Он кивает.

— Он будет использовать их против тебя, если сможет.

— Как? — спрашиваю.

— Никогда не знаешь как, но поверь, он использует. Будь готова. Секреты в опасности, пока он рядом, — он наклоняет голову. — Нам лучше идти.

Я почтительно следую за ним, прикидывая, каковы мои шансы сбежать обратно в Зал Ожидания, сесть на поезд и вернуться в стан смертных. Разумеется, в моём плане есть один маленький, но фатальный изъян. Я понятия не имею, как добраться до Зала Ожидания.

— Суд соберётся прямо сейчас, чтобы рассмотреть дело Ровены Джой Джонс, — раздаётся громогласный голос. Смотрю вокруг, пытаясь разглядеть колонки или ещё какой-то источник звука, но ничего не вижу.

— Идём, — говорит Сал, успокаивающе улыбаясь. Со вздохом покорности следую за ним к нашему столу. Захрил сидит на своём стуле, глаза закрыты, а руки покоятся на коленях.

Как только мы оказываемся на своих местах, грохот хлопающих крыльев заставляет меня закрыть уши. Три ангела, о которых предупреждал Йетс, приземляются на возвышении. Вот что значит эффектно появиться.

Без приветствия ангел посередине начинает говорить.

— Мы призваны Азраилом завершить дело по жалобе этого человека.

Подождите. Как они собираются завершить что-то, что ещё даже не началось? Смотрю на Сала, но его глаза прикованы к трём авторитетным фигурам.

— Сначала заслушаем Салатила, — должно быть, это Азбаух. У него такой скучающий и одновременно враждебный взгляд; я смотрю так, когда приходится делать что-то, что я не хочу. Вдобавок, он выглядит властно. — Ты представишь ситуацию так, как тебя известно. Мы зададим вопросы. Захрил завершит своей рекомендацией, следует или не следует удовлетворить просьбу этой девочки. Затем мы вынесем решение.

Может быть, мне только кажется, но разве не подчеркнул он «не следует»?

— Подождите, — произношу я, наклоняясь вперёд. — Разве я не должна говорить?

Я предназначала эти слова Салу, но последняя часть выходит немного громче, чем предполагалось.

Сал кладёт свою руку на мою и сильно сдавливает. Поворачиваюсь к нему и замечаю выражение раздражения и страха на его лице.

— Тише, — шипит он.

Прежде чем я что-то успеваю ответить, голос Азбауха заполняет всю комнату.

— Ты будешь говорить только тогда, когда к тебе обратятся. Салатил должен был объяснить тебе, — он опускает взгляд на меня, и я чувствую, как зашевелились волоски на шее.

Когда поворачиваюсь к Салатилу, он смотрит прямо перед собой, не желая или не в состоянии поговорить со мной или хотя бы ответить.

— Кроме того, — продолжает Азбаух, — ты должна оказывать нам уважение. Мы не вознёсшийся человеческий дух или сиделка греческого пса. Мы ангелы высшего порядка. Не совершай ошибок. Мне плевать, удовлетворят твою просьбу или нет. Меня заботит только сохранение порядка. Я ясно выражаюсь?

Я так напугана, что не могу выдавить ни слова. Сал подталкивает меня, и эта связь с другим существом возвращает меня обратно.

— Кристально, — бормочу.

— Причём здесь минерал? — поизносит Азбаух, прищуривая глаза.

— Полагаю, она имеет в виду, что поняла тебя, брат, — вмешивается один из ангелов.

Азбаух смотрит на меня, и я могу ощутить всю силу его взгляда.

— Спасибо, Шепард, — затем мне. — Ты это имела в виду?

Прочищаю горло, немного выпрямляюсь и, глядя прямо ему в глаза, отвечаю:

— Да, я понимаю.

Он выглядит довольным собой.

— Хорошо. Салатил, ты готов представить дело этого человека? — Азбаух даже не пытается скрыть презрение. Почему? Из-за меня он пропустил гольф? Как я могу рассчитывать на справедливый суд, если этот чувак определённо против меня?

Моё внимание приковано к Салатилу, когда он объясняет ситуацию, включая изъятие моей души и признание ошибки Гидеоном, а также запись о моей долгой жизни в Хрониках Акаши. Он отмечает моё сотрудничество с самого моего прибытия, и как я пытаюсь получить шанс вернуть свою жизнь. Его речь полна страсти, и под конец я хочу подняться и зааплодировать, но разумеется, под тяжёлым взглядом Азбауха не могу пошевелить ни единым мускулом.

— Захрил, — говорит Азбаух, поворачиваясь к другому столу. — Что ты можешь сказать?

Захрил, не торопясь, встаёт. Он так пристально смотрит на меня, что кажется, будто он видит самые глубины моего существа. Ёрзаю на стуле, но его глаза прикованы к моему лицу. Затем он отворачивается.

— Я смотрел её глазами. Посредственная девочка без особых способностей.

Подождите, что? Никогда ещё за всю жизнь меня не называли посредственной. И у меня куча способностей. Сал слегка покачивает головой, и я сижу, закусив губу. Не могу поверить, что говорят обо мне, а у меня нет ни единой возможности оправдаться. Затем меня пронзает мысль. Так себя ощущали после моих тирад?

Захрил продолжает.

— В глубине души она понимает, что совершила то, что никогда не сможет искупить вне зависимости от того, сколько проживёт. Она невероятно жёстко общается с другими, и ею легко манипулируют те, кого она считает своими друзьями.

Человек, которого он описывает, кажется слабым и жалким. Не может быть, что он говорит обо мне. И почему он ни разу не упомянул о том хорошем, что я совершила?

— У неё есть несколько незначительных достижений, — добавляет он. — Несколько актов благотворительности и моментов, когда казалось, что она возвращается на тот путь, что был ей предначертан.

Ну, хоть что-то.

А затем он бросает бомбу.

— Но этих моментов немного, и они незначительны. По моему мнению, влиять на судьбу мира из-за этой души будет пустой тратой времени. Нет ничего, доказывающего, что она на самом деле сможет измениться, или что её существование среди живых сделает общество лучше.