Желанная беременность

Глава 2

Ссутулившись, я сижу перед следователем и медленно перелистываю белые листы в файлах закрытого дела.

– Вам очень повело, – слышу слова мужчины, когда рука замирает над фото с изображением нашего седана.

Морда машины вывернута наизнанку. Как будто большой железный робот взял и перекрутил ее, выжимая. На переднем сиденье за разбитым стеклом я вижу себя, а рядом Валеру. Его грудная клетка придавлена подушкой безопасности, и над ней торчит его голова. Моя подушка не сработала, но у меня и без того были всего лишь пара царапин и небольшое сотрясение.

– Еще раз примите мои соболезнования, – деловито говорит следователь, – жаль, что так все произошло. Первый раз сталкиваюсь с таким, если честно.

Я продолжаю хранить молчание, лишь поправляю черную траурную шляпку. Переворачиваю следующий лист и прижимаю затянутую в перчатку ладонь ко рту.

– Дарья, вы уверены, что оправились?

Мужчина, не вставая с места, крутанулся в кресле, и через минуту передо мной стакан воды, а рядом – фото с остовом обгоревшей машины. Дрожащими пальцами сжимаю стекло и, стараясь не расплескать содержимое, делаю глоток… следом еще… и еще.

– Дарья, вы бы поберегли себя, вы ждете ребенка – помните об этом, – он тянет папку к себе и захлопывает, – я пока ее оставлю у себя, – прячет ее в стол, – а как все судебные дела закончатся, свяжусь с вами. – Я коротко киваю и инстинктивно кладу руку на живот, растопыривая пальцы, словно прикрывая его. – Вот тут подпишите, что с материалами дела ознакомлены, – он кладет передо мной заполненный бланк и тыкает пальцем, где нужно расписаться. – Михаил! Михаил! Проводи девушку до дверей, – кричит следователь кому-то мне за спину.

– До свиданья, – поднимаюсь из-за стола и поворачиваюсь к Михаилу.

– До встречи, Дарья Михайловна, – отвечает мужчина, и я быстро выхожу из кабинета.

– Направо, – командует идущий сзади полицейский, – теперь налево и прямо до конца.

Я уже почти бегу, потому что в помещении спертый запах, пропахший мужчинами. Чувствую мужской парфюм, и от этой вони меня начинает штормить и тошнить. Цепляюсь за стены и, пошатываясь, все-таки дохожу до двери, отказавшись от помощи молодого полицейского.

– Вам точно не нужно вызвать такси? – не унимается парень.

– Нет, спасибо, все уже хорошо.

Не оглядываясь больше, спускаюсь по железным порожкам и через пропускной пункт выхожу, наконец, на широкий тротуар.

Зимний солнечный день радует теплом, но я отчего-то не могу согреться. Под солнечными лучами ежусь и сильнее кутаюсь в черный удлиненный пуховик. Может быть, зря я отказалась и не вызвала такси?

Голова неожиданно закружилась, а горло перехватает спазм. Я, прижав руку к шее, делаю шаг в сторону и опираюсь на небольшое деревце второй рукой и пытаюсь сделать вдох через нос. За спиной слышится шелест отъезжающих в сторону решетчатых ворот. Поворачиваю голову посмотреть, но в глазах темнеет, и я, испугавшись, что упаду, вцепляюсь в шершавый ствол. И обязательно свалилась бы на землю, но меня подхватывают сильные руки.

– Девушка, с вами все в порядке?

А я чувствую, как к горлу подкатывает комок тошноты, и сдержать его нет сил. Я пытаюсь отстраниться от мужчины.

– Отпусти… буээээээ…

Куда меня стошнило, я увидела только после того, как ко мне вернулось зрение. Перед глазами светлые штанины джинсов и свело-бежевые замшевые ботинки. Медленно, чтобы вновь не закружилась голова, разгибаю спину и поднимаю взгляд на мужчину… нет, на парня. Передо мной стоит высокий симпатичный парень. На его лице застыла маска брезгливости, и он поочередно смотрит то на меня, то на облеванную одежду и обувь.

– Ээээ….

– Ой, – я снова закрываю рот, потому что новый спазм скручивает живот, но теперь я отхожу от парня подальше.

Он делает шаг ко мне, но я поднимаю руку, и меня снова выворачивает. Боже, почему мне так плохо? А еще я забыла воду. Сейчас бы водички глоток… и еще этот парень, лучше бы его и не было, мне и так стыдно, что со мной все это случилось на улице, а теперь еще и перед ним смущаюсь.

– Ну что встали? Идите-идите! Не видите, девушке плохо…

– Напьются с утра пораньше, а потом блюют где попало, – слышу сквозь шум в ушах старческий дребезжащий голос. И мне так обидно становится. И слезы на глазах сразу выступают. Плечи от сдерживаемого рыдания начинают подрагивать.

– Не обращайте внимания… старики, – слышу голос за спиной, и перед лицом возникает бутылка минеральной воды. В груди теплом разливается благодарность к этому незнакомцу. Открываю и выливаю немного воды в ладонь, плескаю в лицо – легкий морозец сковывает кожу холодом. Прополаскиваю рот и делаю глоток.

– Полегчало?

Качаю головой, и тут же щеки вспыхивают румянцем, когда поднимаю на него взгляд.

– Извините, я не хотела… – борюсь с огромным желанием начать оправдываться – ведь я ни в чем невиновата.

– Разрешите? – парень тянет руку к бутылке, и я отдаю её. Он выливает оставшуюся жидкость на штанины и обувь, пытаясь смыть остатки содержимого моего желудка. – Может, вас в больницу отвезти? – продолжая свое занятие, не глядя на меня, спрашивает молодой человек.

– Я сомневаюсь, что они мне помогут избавиться от токсикоза, – говорю и уже делаю шаг, чтобы уйти, но меня нагло хватают за руку.

– Тогда давайте я вас подвезу?

– Не стоит, молодой человек, я и сама в состоянии справиться, – выдергиваю руку и, больше не оборачиваясь, быстро иду к остановке.

Снег похрустывает под ногами. Побыстрей бы до квартиры добраться, закутаться в теплый плед и… сердце в груди дергается. Нет, сегодня я домой я не поеду. Нет больше у меня дома, потому что там нет Валеры. К горлу подкатывает комок, когда перед глазами всплывают просмотренные у следователя фотографии. Дышать… нужно научиться дышать… без него.

Громкий сигнал автомобиля заставляет вздрогнуть всем телом.

– Ты дура? – прямо передо мной резко тормозит красная машина. – Куда прешь на красный?

Я отступаю обратно на тротуар и растерянно оглядываюсь по сторонам, а потом смотрю на светофор… Красный…

– Дура! – кричит в открытое окно водитель и давит на газ.

А меня паника охватывает. Я медленно пячусь. Животный страх вцепляется в меня мертвой хваткой. Как я могла быть такой неосмотрительной? Ведь у меня только малыш и остался. Только ради него я пытаюсь держаться, хоть и дается это с трудом.

– Девушка, де-вуш-ка! – ушей касается уже знакомый голос.

Верчу головой, пытаясь понять, откуда идет звук, но искать и не пришлось – парень широким шагом идет ко мне, а я стою, как приклеенная, и с места сдвинуться не могу.

– Извините, но мне совесть не позволяет оставить вас в таком состоянии одну, – он берет меня под локоть и подталкивает к машине, – назовете адрес, я вас отвезу.

– Я заплачу, – говорю первое, что приходит на ум.

– Хорошо, как скажете.

***

– Остановите здесь, возле магазина, – получилось чуть громче, чем ожидала, но мои нервы уже на пределе.

Гнетущая тишина, повисшая в машине после моей выходки, невыносима, и я считала минуты и километры до места, чтобы побыстрее избавить водителя от своего присутствия.

– Хорошо-хорошо, – парень отреагировал мгновенно и резко съехал на обочину.

Я неслабо приложилась лбом о спинку кресла. Спасибо мягкому подголовнику, а то бы синяка точно не избежать.

– Сколько я вам должна? – спрашиваю для приличия, ведь обещала заплатить, хотя знаю наверняка, что денег парень не возьмет.

– Сегодня и для вас – бесплатно, – к губам парня приклеилась фальшивая улыбка, и я, больше не задерживаясь, капитулирую из салона, оставив на сиденье пятьсот рублей.

– Спасибо, – буркаю и захлопываю дверь – получилось громко и неаккуратно.

Широким шагом пересекаю проезжую часть и, не оглядываясь, захожу в магазин.

***

В родительской квартире витает аромат свежевыпеченной сдобы, но меня этот запах больше не привлекает. Меня тошнит от всего. Сижу, закутавшись в плед, и грею замершие пальцы о теплую кружку.

– Как прошел день, Дашуль? – кричит из кухни мама.

– Придешь – расскажу, – отвечаю ей намного тише, но она, как ни странно, слышит меня.

– Сейчас булочки уложу на блюдо и иду, – снова кричит, и я не понимаю – зачем? У нас вроде бы нет глухих в семье.

– И так постоянно, – улыбается папа, сидя в своем любимом массажном кресле и смотрит футбол без звука.

– Я бы уже давно оглохла, – усмехаясь, отвечаю ему.

– Я все слышу, – кричит мама с кухни.

– Мам, ну прекрати! Где ты уже? У меня уже чай остыл, – капризничаю. Имею право – я у родителей в гостях. Хочу, чтобы меня побаловали, пожалели.

– Ну рассказывай, как прошел день? – наконец-то мама появляется в дверях, в одной руке несет блюдо с булочками, в другой – кружку чая для себя. – Никита, оторви ты уже свою пятую точку от кресла и чай себе принеси, – журит мама отца.

– Да я принесу, пап, сиди, – спохватываюсь я, но меня тут же осаживает голос папы.

– Дочка, – он смотрит на меня поверх очков, – я сам.

Мои губы растягивает улыбка.

– У следователя сегодня была, – опуская взгляд в кружку, отвечаю маме на заданный вопрос.

– И что говорит? Этот следователь? Что-нибудь путевое?

– Сомневаюсь, мам, что он скажет что-то путевое, – передергиваю ее слова.

– Этого стоило ожидать, – вклинивается в разговор папа.

– Предварительным следствием установлено, что машина взорвалась не по вине МЧСовцев, а от того, что в поврежденном двигателе произошло замыкание, – я сделала вдох, больше похожий на всхлип.

– Дочка… – тут же ко мне на диван подсела мама и обняла за плечи.

– …и именно это привело к взрыву. Несчастный случай, – прикрываю рот ладонью, пытаясь сдержать рыдание.

– Даша, девочка моя, – мама прижимает к своему плечу мою голову, – а что завтра? Людмила готовит поминки? Нужно бы помочь? Дашуль, ты прекращай разводить мокроту, Валере не понравилось бы, что постоянно плачешь. Подумай о ребеночке… – она вдруг замолкает на секунду и отнимает от меня руки, – ты что чай разлила? Мокро…

Она проводит подо мной рукой, а я сижу и сдвинуться с места не могу. Меня словно парализовало.

– Никита! – слышу крик мамы над ухом. – Что это, Даша? – она трясет перед собой рукой, испачканной кровью. – Никита, скорую срочно вызывай, да быстрее же! Даша, Даша! – она трясет меня за плечи. – Даша, посмотри на меня!

Но я не могу сфокусировать взгляд на ней. Мое сердце стучит через раз. Я чувствую, как внизу живота становится невыносимо влажно и жарко. Опускаю руку и провожу между ног, поднимаю пальцы к лицу. Внешний мир превратился для меня в сплошное красное пятно. Я в этот момент умирала, так же, как во мне умирала частичка Валеры. Я чувствовала это… это нельзя ни с чем спутать. Ниточка связи с ребеночком становится все тоньше и тоньше, а потом… потом она просто исчезает, и ты остаешься одна… опустошенная и раздавленная, словно пустая пластиковая бутылка, смятая сильными безжалостными пальцами судьбы.

***

– Будем вызывать искусственные роды, срок уже большой, аборт делать опасно, – прогремел над головой грудной бас.

– Что? – шевелю пересохшими губами, но меня, видимо, никто не слышит, продолжаю говорить, так как будто меня здесь нет.

– Вводите препарат, – продолжает мужчина.

– Не надо, прошу… – говорю чуть громче, хочу поднести руку к глазам, но она не слушается меня.

– О, проснулась, голубушка, – мне с глаз снимают повязку, теперь понятно, почему я ничего не видела, тут же поворачиваю голову к рукам. Привязаны.

– Что происходит? Где я? – сильнее дергаю руки, пытаюсь освободиться.

Что происходит, почему я здесь? Окидываю взглядом помещение. Больница, это точно больница.

– А ты у нас, получается, ничего не помнишь? Амнезия? – ехидничает мужчина.

На вид ему лет шестьдесят. Ссохшийся, как сморчок, и не скажешь, что он обладатель столь грубого голоса. Последнее, что помню – у меня началось кровотечение. А дальше пустота, провал, а потом слова этого мужчины.

– Прекратите со мной разговаривать в таком тоне и отвяжите меня, – начинаю закипать.

– Как только сделаем нужную процедуру, тут же развяжем, – опять ехидные нотки в голосе.

Что он имел в виду под искусственными родами?

– Не смейте ничего мне вводить! Я ничего не подписывала и ни на что не давала разрешения! – мой голос такой уверенный, что не узнаю сама себя.

– Женщина, – вклинивается в мои мысли женский голос, – у вас на шестом месяце замер плод.

«Замер плод», – я проговариваю про себя эти слова и не могу их осознать, не могу поверить.

– Вы что-то путаете, я выписалась из больницы два дня назад, у меня все хорошо.

– Женщина, – на меня смотрит тетенька в белом потрепанном халате, с ярко накрашенными розовой помадой губами, – какая разница, что было два дня назад? Я вам говорю, что у вас произошло на данный момент. Сейчас потерпим чуточку, я введу лекарство, а потом уже можно и вставать. Леонард Сергеевич, сходите к родителям и сообщите, что их дочь пришла в себя.

***

– Дарья, дыши глубже, – командует медсестра.

– Я стараюсь.

Мое тело стонет от боли. Я читала и знаю, что такое схватки, но и предположить не могла, что это настолько больно.

– Ааааа! – рвется крик из груди.

– Скоро родишь уже, Орлова.

Не слова, а стальное лезвие по сердцу. Хочется в этот момент исчезнуть, отключиться, получить черепно-мозговую травму и проснуться с амнезией. Только бы не знать, что рожаю мертвого сыночка.

– Нужно больше ходить, тогда и роды быстрее начнутся.

Медсестра словно специально подливала масла в огонь. Хотелось подойти в этот момент и треснуть ей по голове толстым журналом, что лежал на ресепшене.

Дыши, Даша, дыши.

И я продолжаю дышать. Хотя для чего – не знаю. Сейчас во мне, скорее всего, говорят инстинкты самосохранения, так как я в здравом уме и при памяти. Вспомнилось, как четыре часа назад, когда мне, наконец, развязали руки, медсестра с ярко-розовыми губами сказала, что я грозилась убить не только себя, но тех, кто подойдет ко мне близко, прижимая к шее острые зубчики вилки. Откуда она оказалась у меня, не могу даже представить. Пришлось применять ко мне кардинальные меры, а какие – она не сказала.

Кровотечение остановили с помощью уколов, а для обуздания агрессивной меня ввели лошадиную дозу успокоительного – теперь ведь для этого нет никаких противопоказаний.

– Ааааа! – снова вырывается из горла, когда меня скручивает пополам очередная схватка.

– Орлова, считай секунды, – медсестра выглянула из-за стойки, – хотя давай в родовую.

Несмотря на полноту, медсестра с ловкостью пантеры вытекла из-за стола и, подталкивая меня по длинному коридору вперед, шла следом.

– Катерина, выйди, протри полы, – заглянула она в сестринскую, а я в этот момент посмотрела на пол. Под ногами мокро. Коричневая лужа растекалась и с каждой секундой все больше и больше.

– Да что же ты такая невезучая, Орлова? – сетовала женщина, идя за мной.

– Все в руках божьих, – безэмоциональный голос царапнул мой слух, и только спустя секунду поняла, что это сказала я.

– Ты права, деточка, значит Господь так решил. Может, и не надо тебе пока ребеночка рожать. Может, это и к лучшему.

К лучшему?! Это слово, будто вязкий сироп, обволокло мое сознание, и я даже поверила в то, что это на самом деле правда, что все делается к лучшему. Шаркая мокрыми подошвами тапочек по полу, мы наконец-то дошли куда надо. То ли у меня схватки прекратились, то ли я смирилась с тем, что больше не беременна – не поймешь, но когда я зашла в родильную палату, из меня что-то выскочило и плюхнулось под ноги на пол.

Опустила глаза. И зашлась в немом крике. А потом меня изнутри разорвала боль. И накрыло темнотой. Не вижу ничего, но это не так уже и важно. Важно лишь то, что я держу на руках тельце сыночка Валерочки, трогаю его личико. Кожица у него такая мягкая и гладкая, что сравниться ни с чем не может.

– Да-а, с этой девкой проблем не оберешься, – слышу сквозь вату в ушах далекие голоса, – давай, Люся, раз, два …

Парю в невесомости пару секунд, а потом чувствую, как меня кладут на что-то твердое.

– Хорошо хоть тощая и легкая – не надрываться…

– Дамы, вы что-то заболтались. Фамилия пациентки?

– Дык Орлова это, – говорит одна из женщин.

– Орлова, хорошая фамилия. Видимо, высоко летает, а, Орлова?

Мои щеки обжигает пощечина, и следом в нос бьет резкий запах нашатыря.

– М-м-м, – отворачиваю голову от едкого запаха.

– Сейчас наркоз будем вводить, ничего не бойся, заснешь ненадолго, слышишь меня?

– М-м-м, – снова мычу – в горле все пересохло, сказать ничего не могу.

– Замечательно. Открыть глаза можешь? – вопрос точно адресован мне.

Мне приходиться приложить немало усилий, но в итоге я справляюсь с этим и разжимаю веки. Щурюсь от яркого света.

– Маргарита Алексеевна, давление пациентке смерили?

Я смотрю на обладательницу голоса. Высокая блондинка, устроившись между моих ног, сосредоточенно щупает одной рукой пульс, другой – низ живота.

– Орлова, очнулась? Прекрасно, – она скользит по мне невидящим взглядом и вновь погружается в свою работу.

– Давление в норме, Вита Леонидовна, – перевожу взгляд на говорящую.

Совсем молоденькая девочка, кажется, она намного моложе меня – студентка, что ли?

– Что происходит? – еле шевелю языком.

– Роды, – отвечает девушка тихо.

– Ну что, начнем? – Я вся подобралась и попыталась сжать ноги. – Это лишнее, – качает головой врач, натягивая на руки перчатки, а девушка обхватывает мое запястье холодными пальцами и, разогнув руку, прижимает ее к столу.

– Сейчас сделаем укольчик, и вы немного поспите, а когда проснетесь – все уже будет хорошо.

Ее пальцы мелькали перед моими глазами так быстро, что только и успевала следить за тем, что она делает. Прокол кожи даже не почувствовала, как не почувствовала и то, что через минуту глаза сами собой сомкнулись, и я погрузилась в вязкий желанный покой.