Глава 3

Стою возле стеклянных дверей больницы и перекатываюсь с пяток на носки, бессмысленно вглядываюсь в белую пелену снега, который не прекращая сыпет с неба второй день.

Десять дней пролетели как в страшном сне: слезы, уколы, душевная боль – и так по кругу изо дня в день. Пока наконец-то душа и сердце не стали пустыми. Не было больше ни эмоций, ни слез, только безразличие к жизни заполнило пустую телесную оболочку.

– Орлова здесь? – слышу механический голос в динамике, и я медленно оборачиваюсь и поднимаю руку вверх.

– Выходите, за вами приехали.

Подхватив тяжелый пакет и перебросив сумку через плечо, выхожу из фойе больницы. До стоянки приличное расстояние, преодолеваю его, борясь с бушующей непогодой. Мокрый снег так и норовит залепить глаза крупными снежинками. Сощуриваюсь и прикрываю лицо ладонью. Чуть наклоняюсь вперед, рассекая макушкой ветер. Ноги то и дело поскальзываются на обледенелой дороге, приходится постоянно держать равновесие, чтобы не упасть. Знакомые рыжие жигули приветливо подмигивают фарами, когда я выхожу на стоянку.

– Привет! – открываю заднюю дверь, закидываю вещи на сиденье и залезаю сама.

– Привет, Дашуль, – мужчина поворачивается ко мне и протягивает руку для приветствия, пожимаю ее и усаживаюсь поудобнее, – я бы и внутрь заехал, да не пустили. Погода сегодня зверствует, холодно жутко.

– Точно, пока дошла, заледенела.

Мужчина включает печку до максимума.

– Сейчас согреем тебя, Дашуль, – улыбается он и трогает машину с места.

– Как там родители? – задаю вопрос, чтобы хоть чем-то заполнить повисшую тишину, нарушаемую только шумом печки.

– Мама готовится. Точнее, готовит с самого утра. Ждет твоего приезда, отец в гараже с машиной занимается.

– Я так и не поняла, что у него там сломалось, надеюсь, ничего серьезного.

– Не серьезно, сейчас тебя завезу домой и к нему сразу, вдвоем быстрее управимся.

– Спасибо, дядь Леш.

– Да сиди ты уж. За что спасибо? Племяшку забрать, что ли, трудно? Скажешь тоже. Обижаешь, Дашуль.

– Дядь Леш, прекрати, – хлопаю мужчину по плечу и откидываюсь на спинку сиденья стареньких жигулей.

Ветер задувает такой, что машину шатает по дороге и у меня от этого волосы на голове дыбом встают. Закрыла глаза и молитву читаю, аж самой смешно стало. Дожила. Смех наружу рвется истерический, но я приподнимаю воротник пуховика и прячусь за ним. Сжимаю ворот ледяными пальцами и отворачиваюсь к покрывшемуся снежным настом окну, пытаюсь сквозь него рассмотреть хоть что-то, лишь бы отвлечься от охватившего страха.


– Дашка, а давай рванем на острова, – сквозь бушующую за тонким машинным окном бурю слышу голос Валеры, и улыбка трогает губы, – что нам делать в заснеженной северной столице?

– Угу, и как ты видишь меня с вот этим животом, – оглаживаю маленький шарик ладонями, – в купальнике?

– Очень даже вижу, – в его глазах вспыхивают озорные искорки, а его рука под столиком в ресторане сжимает мое колено и поднимается выше. У меня от этого движения мурашки возбуждения бегут по спине.

– Валера, – хлопаю мужа по руке…


…и вздрагиваю от громкого сигнала, растерянно хлопаю глазами.

– Ну ты посмотри, что творит!? – громкий голос крестного в мгновение рассеивает мои воспоминания о том дне, когда мы в последний раз ужинали с мужем. – Раскорячился посреди дороги, чуть не раздавил его.

Я вытягиваю шею и смотрю поверх бампера на того, кто вызвал в дяде Леше столько эмоций. Перед нами на пешеходном переходе прямо посередине замер огромный черный пес. Со всех сторон слышатся сигналы, и бедное животное, растерявшись, застыло на месте и не знает, куда идти дальше. Дядя Леша снова нажал на сигнал и чуть надавил на газ. Пес дернулся и вернулся обратно, так и не осмелился перейти дорогу и застыл на обочине.

– Чуть не сбил, представляешь? – проезжая мимо, мужчина еще раз нажимает на сигнал и грозит кулаком, как будто пес его может понять. – Это, представь, – он загибает пальцы, – и капот бы мне замял, и фаркоп от такой туши точно треснул бы, пришлось бы как минимум тысяч пять, а то и больше, за ремонт отдавать.

А я сижу и только глазами моргаю. Дядя Леша для меня самый родной и близкий человек после родителей. Всегда баловал меня и ни разу плохого слова от него не слышала, а здесь … Откуда в людях столько бессердечности? Сначала в больнице. Но там ладно – там чужие люди. Но от близких, когда совсем такого не ждешь, словно удар под дых. Когда мир успел вокруг меня так сильно измениться? Или… Или изменилась я? В машине стало очень душно. И мушки перед глазами замелькали. Мне срочно нужен глоток свежего воздуха иначе… иначе…

– Дядь Леш, останови здесь где-нибудь, – хватаю мелкими глотками спертый кислород, – сейчас дядь Леш, а то мне плохо, – цежу сквозь сжатые зубы.

Мужчина прижимается к бордюру, я открываю дверь и вдыхаю холодный воздух полной грудью.

– Дашуль, – на спину ложится рука крестного, а у меня внутри происходит полное отторжение его прикосновений. Я дергаюсь вперед и вырываюсь на улицу из тесной железной коробочки.

– Дядь Леш, – чуть отдышавшись, поворачиваюсь к мужчине лицом, – ты завези домой пакет, хорошо? А я на метро доберусь, что-то мне нехорошо, укачивает, – вытираю со лба испарину и тут же натягиваю капюшон на голову.

– Дашуль, точно доберешься? – крестный смотрит на меня встревоженным взглядом.

– Да-да, – закрываю дверь и отхожу от машины.

Лишние вопросы только силы отнимают.

Иду вдоль магазинов, рассматривая пустым взглядом, что происходит за витринами, но сквозь пелену снега почти ничего не разобрать. Самое главное – есть, на что отвлечься от терзающих душу чувств.

Сильный толчков в плечо, и я не удерживаюсь, делаю почти полный оборот вокруг себя и, поскользнувшись, падаю на спину, больно ударяясь копчиком об обледенелый тротуар. Сумка отлетает в сторону, и я только и успеваю моргнуть и вскинуть руку, чтобы схватить, но её поддевает ботинком мимо идущий парнишка.

– Стой! – кричу я и оглядываюсь по сторонам в поисках подмоги, но никого рядом нет.

В этот же момент парнишка подхватывает сумку и, срываясь с места, убегает так быстро, что не успеваю даже сообразить, что делать.

– Вот школота, – мне протягивает руку и помогает встать неизвестно откуда взявшаяся пожилая женщина. – Ты посмотри, что промышляют? – она смотрит в ту сторону, где скрылся воришка. И я смотрю в том же направлении, стряхивая с себя налипший мокрый снег.

– Ну, теперь не найдешь, это точно тебе говорю, много денег-то было?

Я растерянно смотрю на женщину.

– Да нет, немного, всего пара тысяч.

– Тьфу, тогда и не стоит гориться, – она разворачивается и, не сказав больше ни слова, уходит, потеряв интерес к случившемуся.

Я в недоумении смотрю по сторонам, и плакать от обиды хочется. Что со мной не так? В сумки из ценностей у меня действительно ничего не было, и это не потому что я не нашу с собой карточки или приличную сумму денег. Просто мне в больнице они ни к чему были, и когда мама приехала еще в первый раз, я ей отдала документы, кредитные карты, сняла с себя золотые кольца и серьги, оставила лишь пару тысяч рублей и ключи от квартир – своей и родительской. Поразмыслив немного, я все же разворачиваюсь и иду в ту сторону, куда убежал воришка.

Снег сыплет нещадно, и я подхожу к каждому предмету или кучке, что хоть отдаленно напоминает сумку. Загребаю мокрый снег ботинками, в которых уже давно окоченели пальцы, и вдруг услышу «дзынь». Продрогшими посиневшими пальцами зарываюсь в снег и выуживаю ключи. Брелок сорван, осталась только короткая цепочка и пара серебряных звеньев – ключи от нашей с Валерой квартиры. Стряхиваю снег и сую их в карман. Складываю пальцы лодочкой и дую теплым воздухом, но это помогает ровно на несколько минут. Сумку так и не нашла, как и остальные вещи. Зато пальцы рук и ног окоченели настолько, что казалось, что если я сейчас не согреюсь, то точно околею. Оглядываюсь по сторонам в поисках какого-нибудь магазина, но по близости только кафе со странным названием "Kаfe@.ru". Подойдя вплотную к двери, толкнула ее плечом и шагнула внутрь.

Тихий смех и спокойная музыка, они, словно яд, просачиваются в меня, отравляя. Я уже готова выскочить обратно из этого ада за дверь, заталкивать в уши холодный снег, чтобы оглохнуть и не слышать больше этих звуков радости. Ведь это неправильно – слышать в своем горе звуки веселья, они разрывают мне душу и сводят с ума. Меня начинает колотить озноб, и я от бессилия прячу руки за спину и впиваюсь ногтями в онемевшую кожу ладони. Что же делать? Мне бы позвонить, но онемевшими пальцами вряд ли смогу набрать номер. Всего пять минут, чтобы отойти от холода. Я задумалась и не уловила, в какой момент ко мне подошел официант.

– Вам помочь? Вы что-то хотели? – смотрит на меня с пренебрежением, и я невольно пячусь назад. Забыла совсем, что выгляжу сейчас не лучшим образом.

– Из-вини-те, – чуть заикаясь, отвечаю ему, – мне нужно подождать знакомого, договорились с ним встретиться здесь, – вру и не краснею. Да и куда краснеть, если моя кожа будто сплошной кусок льда.

– Тогда пройдите за столик или к барной стойке, гардероб вот здесь, – он указывает на выступ стены, за которым маячит женщина в темном костюме.

– Нет-нет, я дождусь его здесь, а потом мы вместе выберем столик, – отнекиваюсь я и снова отступаю к выходу.

– К сожалению, у нас так не заведено, извините, – он картинно вздохнул и показал мне на выход.

«Да и пошел ты со своей вежливостью!» – хочется выплюнуть ему в лицо, но я, чтобы не натворить дел, решаю удалиться. Шевелю пальцами – чувствительность вернулась, и это самое главное, значит – смогу позвонить.

– Ну, что ж бывает, – холодно отвечаю ему и, развернувшись, берусь за ручку и резко дергаю ее на себя.

Порыв ветра впускает облако белого пара и снежный вихрь, я закрываю глаза, а когда открываю, вижу, что передо мной стоит тот парень, которому я испортила обувь. Часто хлопаю ресницами и не могу в это поверить. В его глазах и на лице вижу застывшее маской изумление.

– Здравствуйте, – нарушает наши гляделки официант, который стоит за моей спиной.

– Добрый день, – незнакомец обращается ко мне.

– Для кого как, – тут же парирую и пытаюсь обойти его.

– У вас снова что-то случилось? – он вскидывает удивленно бровь.

– Извините? Что значит «снова»? – я поджимаю губы и смотрю ему прямо в глаза.

– Ну, в прошлый раз вас рвало прямо на улице, а в этот раз что? – он наклоняется ко мне чуть ближе. – По лицу официанта можно предположить, что вы облевали здешний туалет.

– Вы мне что, хамите? – шиплю на него перед тем, как он отступает на шаг назад.

– Отнюдь, – он скидывает бежевый пиджак и передает его официанту. – Столик на двоих.

– На одного, – тут же вставляю свое слово.

– Да прекратите, – незнакомец снова подходит так близко, что мне приходится вытягивать руки, чтобы остановить его, так как парень нещадно вторгается в мое личное пространство и меня это беспокоит, – я же вижу что у вас что-то случилось, не разговаривать же нам возле дверей – это глупо, в конце концов.

– Если глупо, идите за столик, вас никто не держит, – складываю руки на груди и упираюсь взглядом в его грудь.

– Ладно, не хотите помощи, как хотите. Что за детский сад? – фыркнул он и повернулся отойти.

– У меня сумку украли, – шмыгаю носом, – и я замерзла, – шмыгаю для убедительности еще раз.

– Черт, – парень на мгновение застыл на месте, – давайте так. Вы сейчас посидите со мной, попьете чай. Я быстро перекушу и отвезу вас домой, идет?

Я задумалась на целую долгую минуту. Незнакомец стоял все это время с таким недоумевающим от моего замешательства выражением лица, что хотелось заехать ему в челюсть.

– Хорошо, – наконец, отвечаю ему, – только недолго. И напомните, как вас зовут.

– Данил, – тихо проговариваю про себя, – точно, – в голове просветлело, – Данил, я помню, – это, скорее, риторическое замечание, напоминание себе, но я зачем-то произнесла это вслух.

– Точно, а вас? – бросив на меня взгляд, через плечо спрашивает он.

– Дарья.

А в ответ ничего. Тишина. Ну что ж, видимо, я не вызываю в людях желания проявлять вежливость, и осознание, что со мной действительно что-то не так, крепче утверждаются в подсознание.

– Что будете пить, Дарья? – спрашивает парень, когда мы сели за столик.

– Чай, – отвечаю ему, – зеленый.

– Может быть, все же перекусите? – он скользит по мне невидящим взглядом.

– Нет.

Отворачиваюсь к окну, показывая всем видом, что настаивать нет смысла, и это мой окончательный ответ.

– Мне как обычно, – слышу его разговор с официантом, но не оборачиваюсь, хоть и любопытно посмотреть в этот момент на выражение лица этого самого официанта, который пытался выставить меня. Видимо, Данил тут частый гость, раз обслуживающий персонал знает его меню.

– Это кафе моего друга, – будто прочитав мои мысли, говорит парень.

– И-и-и? – пожимаю плечами и поворачиваюсь к нему.

– Иии ничего… для информации, – бросает взгляд в окно. – Кстати, советую вам к чаю добавить немного коньяка, чтобы согреться. Мой дед водку с перцем пьет, а вот жена утверждает, что ей хватает и небольшой порции конька, чтобы прогнать простуду… – Я растерянно смотрю на Данила, и не могу понять, говорит он все это серьезно или шутит? – Я вам это говорю серьезно. – Он что, читает мысли? – Можете не сомневаться, оба способа проверены. И мысли я не читаю, – хмыкает он и уголки губ поднимаются в усмешке, – ваше удивление и неверие в мои слова на лице написаны, – его зеленые глаза искрятся смехом, а я скрещиваю руки на груди и облокачиваюсь на высокую спинку стула.

– Вообще-то это не очень смешно, – хмурю брови и чувствую, как по телу волной пробегает озноб.

Передергиваю плечами, и единственное, что мне сейчас хочется – надеть куртку или прислониться к теплой батарее всем телом и согреться. Никогда не любила холод… В голове проскальзывает мысль о том, что за эти несчастные десять минут, пока я нахожусь с парнем, меня ни разу не посетила мысль ни о Валере, ни о ребенке. Сердце словно окаменело, а в груди образовалась пустота, от которой к горлу подкатил тошнотворный комок тоски и, пульсируя, застрял в нем.

– А вы правы, – выдавливаю из себя, – закажите мне конька, надеюсь, вы еще не передумали угостить даму?

Я не смотрю Данилу в глаза и от того не замечаю, как поменялся его взгляд.

– Теперь я не уверен в своем предложении.

– Это как? – изумляюсь его отказу. – Это отказ? – уточняя уже вслух.

– Да.

Вот как. Такое твердое безапелляционное «да».

– Нет, – тут же парирую.

– Дарья, – он чуть склоняется вперед, от чего расстояние между нами сокращается, и у меня от этой близости учащается дыхание, – мне бы не хотелось вас огорчать, но угощать вас или нет решаю я.

Мне целая вечность понадобилась на то, чтобы понять, что мне только что сказал этот парень.

– Хам, – кидаю ему в лицо и вскакиваю со стула.

– Дарья, – слышу уже в спину, но меня это не останавливает, забираю с вешалки свой пуховик и вихрем вылетаю на улицу.

Колкий ветер тут же пронизывает меня насквозь, и я закутываюсь в пуховик. Оглядываюсь по сторонам. Этот район я совсем не знаю, нужно определиться в какую сторону идти. Слезы обиды катятся по щекам крупными каплями. Смахиваю их тыльной стороной ладони.

– Дарья…

Парень берет меня под локоть, но я дергаюсь и высвобождаю руку.

– Увольте от вашего общения, – в голове раздрай, не могу четко понять, что мне нужно сделать. Куда пойти, но самое главное – как добраться до дома без денег.

– Дарья…

Меня начинает трясти от этого голоса, который я уже ненавижу. Разворачиваюсь к нему и тыкаю пальцем в плечо.

– Если вы еще раз, Данил, произнесете мое имя, я за себя не ручаюсь, честно.

Он смотрит ошарашенно, но мне уже плевать – меня несет, пусть думает что хочет.

– Дар… – он останавливается на полуслове, потому что меня перекосило, – девушка, черт, что происходит? – он снова хватает меня за локоть, только уже захват более ощутимый, даже болезненный.

– Отпусти! Ты что творишь? – я бьюсь в его руках, пытаясь высвободиться, но, как назло, в этот момент поднимается настоящий ураган. Мои слова тонут в завываниях ветра, а полы пуховика раскрываются, и я задыхаюсь от промозглого холода.

Парень тащит меня за собой, не сбавляя скорости, и я ощущаю себя позади него развивающимся на ветру флагом.

– Пусти тебе говорят, не слышишь? – не оставляю попыток вырваться, а перехватившее стужей горло уже саднит.

Мы подходим к той же белой машине, и парень, пикнув сигнализацией, открывает дверь и засовывает меня внутрь в прямом смысле этого слова, захлопывает дверь и снова нажимает сигнализацию. Секунду прислушиваюсь к себе и к тишине в салоне машины —во мне бушуют эмоции, и все они как на подбор далекие от положительных. Кидаю взгляд на парня. Он обходит машину, а я за ним внимательно слежу, наощупь шарю по двери в поисках флажка, который открывает дверь с внутренней стороны, но, как назло, не могу найти его, отвожу взгляд от парня, чтобы посмотреть, где он есть, и не верю своим глазам – ничего. Вздох разочарования и злости вырывается изо рта. Раздается щелчок – слишком громко, и внутрь врывается поток холодного воздуха, я тут же дергаю ручку двери, но, как и следовало ожидать, она закрыта.

– Машина закрыта, вы не выйдите из нее до тех пор, пока я не открою, – его голос настолько спокоен, что меня это заводит словно по щелчку, хотя я и так абсолютно неспокойна.

– Выпусти меня немедленно! – продолжаю толкаться в закрытую дверь. – У вас нет никакого права удерживать меня! – я подозрительно смотрю на парня и тяжело дышу. – Это похищение?

– Думайте, как вам угодно, – и следом на мои колени ложится бутылка коньяка, – я просто помню, что в нашу последнюю встречу вы были беременны. А алкоголь беременным противопоказан, насколько мне известно.

Я, не ожидавшая ничего подобного, удивленно смотрю расширившимися глазами на парня. Такого от него я точно никак не думала услышать. Беру с бутылку и пытаюсь ее открыть. Пальцы дрожат – они еще не обрели полную чувствительность и срываются с крышки, не могу открутить, хотя и стараюсь изо всех сил.

– Слушайте…

Я аж вздрогнула от неожиданности, настолько увлекаюсь процессом, что забываю, где и с кем нахожусь. Он забирает у меня бутылку и помогает открыть, потом отдает обратно, и когда мои посиневшие пальцы смыкаются на горлышке, то не сразу отпускает, а изучающе смотрит на меня. В первые секунды мне кажется, что я сгорю со стыда, но спустя эти самые секунды меня отпускает. Дергаю бутылку на себя и где-то в подсознании понимаю, что это и есть возможный выход из сложной психологической ситуации. Ведь многие люди спасаются так – топят свое горе в алкоголе.

– А так и не скажешь, что вы любительница выпить.

Я давлюсь первым же глотком и закашливаюсь от того, что огненная жидкость обожгла не «то» горло.

– Господи, – наконец-то приведя дыхание в норму, могу говорить, – вас учили молчать? Зачем говорить под руку? И так пью без закуски, – бросаю на парня гневный взгляд.

– Вы, конечно, меня извините, Дарья, но, может, вашему поведению есть все же логическое объяснение?

Нет, ну это все рамки переходит.

– Откройте дверь, – смотрю ему прямо в глаза и вкладываю во взгляд столько негодования, что у самой глаза заболели.

– Извините, но нет, – вместо этого мужчина заводит мотор и трогается с места.

– Выпустите меня, – визгливые нотки проскальзывают в голосе.

– Не истерите, вон … – он кивком показывает на бутылку, – выпейте еще, я же обещал, что подвезу вас…

– Слушай, ты! – во мне закипает ярость, я до хруста в пальцах сжимаю горлышко бутылки, которую уже в мыслях размозжила о голову этого придурка, – я не просила о помощи, уяснил? А теперь останови машину, – зло шиплю и закручиваю отверстие горлышка крышкой, – и вот, держи коньячишко, я действительно не пью, а прежде чем делать какие-то выводы, нужно хотя бы немного узнать о человеке.

Данил поворачивает ко мне голову и вздергивает бровь.

– О-о-о, мы перешли на «ты»? О'кей, тогда давай, удиви меня, объясни, что же за непредвиденные обстоятельства заставили глотать коньячище НЕПЬЮЩУЮ беременную женщину?

Сжимаю челюсть так, что желваки натягиваются до боли. Хочу выплеснуть весь яд, что сейчас обжигает мне язык своей токсичностью. Я борюсь сама с собой. С одной стороны – хочется этому придурку доказать, что все его обвинения напрасны, с другой…

Снова откупориваю бутылку и делаю жадный глоток алкоголя, как будто ища в этом действии подсказку. Громко сглатываю и подношу к носу рукав куртки, втягиваю запах в себя. Черт, что же он такой крепкий. Слезы выступают на глазах, по пищеводу прокатывается огненный шар и бухается на дно пустого желудка. Через некоторое время понимаю, что в салоне так тихо, что слышу, как бешено стучит мое сердце. Откидываюсь на спинку кресла и осознаю, что расслабление пришло незамедлительно. Тогда делаю еще глоток…

– У меня больше нет ребенка, – произношу вслух безликим голосом, – замершая беременность на шести месяцах, – поворачиваю голову к Данилу, – мне кажется, это весомый повод, чтобы напиться, как думаете Данил?

– Мне очень жаль, – хриплым голосом произносит он, но в мою сторону так и не смотрит. Только губы поджал и взгляд вперил в лобовое стекло, сосредоточив все внимание на дороге.

Еще глоток обжигающей жидкости, касается моего желудка.

– А еще … – на миг замолкаю, – а еще четырнадцатого февраля у меня погиб муж. В нас врезался пазик, и его не успели вытащить из салона. Машина взорвалась… а меня … а меня успели… – чувствую как по щекам катятся слезы. Нервно вытираю их ладонью и лезу в карман поискать платок, но его, естественно, там нет. Зато звякнувшие ключи от нашей с Валерой квартиры напомнили о себе. – Вы не могли бы меня отвезти на Колокольную, 102? – всхлипываю и размазываю слезы по лицу.

Парень протягивает руку к бардачку и достает упаковку салфеток. Кладет мне на колени. Зажимаю бутылку между ног и, шурша упаковкой, вытаскиваю платочек.

– Мне жаль, что с вами такое произошло.

В голосе слышу сожаление, при этом ни грамма сочувствия, а если посмотреть в его лицо, то вообще может подуматься, что и сожаление показалось. На лице маска полного безразличия. Будто это для него и не трагедия вовсе, а так, рядовой случай. Мне с каждой пронзающей мозг мыслью становилось все хуже и хуже, и я перестала контролировать, сколько коньяка пью.

– Дарья, в выпивке горе не утопите, – попытался забрать у меня бутылку парень, но я перехватила его за запястье и с силой оттолкнула руку.

– Следите за дорогой, – чуть заплетающимся языком напомнила ему, – а я уж как-нибудь сама разберусь, где и что мне нужно утопить.

– Даша, какой у вас номер квартиры? – ухо обжигает горячий шепот, и я открываю глаза.

– Восемьдесят три, – бормочу спросонья, в голове все шумит и кружится.

Я снова закрываю глаза, а потом до моего сознания доходит, что меня держат на весу и куда-то несут. Распахиваю глаза …

– Что вы себе… – в горле настолько все сухо, что замолкаю и пытаюсь собрать слюну, чтобы сглотнуть и смочить горло.

– Ну, вообще-то вы мне должны сказать как минимум спасибо, а как максимум просто помолчать, – парень открыл подъездную дверь и поднялся по лестнице к лифту.

– Ну-ка поставьте меня быстро на пол, – хриплю севшим голосом.

– Вы уверены, что сможете идти? – в голосе проскальзывает ехидство, и мои щеки покрываются красными пятнами от возмущения и досады на то, что я не помню, как позволила этому парню трогать себя.

– Твою мать, – брыкаюсь и одновременно упираюсь руками ему в грудь, – отпустите немедленно. Вы хоть понимаете, что подумают соседи?

– Никого нет, – он картинно окидывает взглядом холл, но меня все же отпускает.

– Зачем вы вообще это сделали? – я зло вдавливаю кнопку вызова лифта и не смотрю на парня – боюсь взорваться. Алкоголь бурлит в крови, забивая адекватную человеческую реакцию на поступок Данила.

– Потому что у меня есть свои дела и своя личная жизнь, а слушать ваш храп в машине на протяжении нескольких часов не входит в мои планы, – он разворачивается на пятках, – и слова благодарности можете оставить при себе.

В шоке от слов парня я так и продолжаю неподвижно стоять, давя на кнопку, даже не развернувшись в сторону хлопнувшей поездной двери.

Загрузка...