Я просыпаюсь ночью от громкой трели звонка и ударов в дверь. Испугавшись, в панике вскакиваю с кровати и бегу открывать, даже не потрудившись посмотреть в глазок. Однако, распахнув дверь, обнаруживаю самую странную картину: Булат, держа на руках извивающегося и орущего ребенка, сам весь окровавленный и едва держащийся на ногах, вваливается в мою прихожую, захлопывая за собой дверь и прижимаясь к ней спиной для опоры.
Я не могу поверить своим глазам. Просто не могу. Это не галлюцинации? Мой бывший муж реально сейчас стоит в моей квартире с ребенком на руках? Который, кстати, все еще истошно вопит и которого он буквально пихает мне в руки.
Я автоматически перехватываю извивающееся тельце, чтобы Тагиров его случайно не уронил, и на его сером изможденном лице мелькает облегчение.
– Вита, нет времени объяснять, внимательно слушай! – взяв меня за плечи, настойчиво говорит Булат. – Позаботься о ребенке, слышишь? Я вернусь и заберу его через несколько дней.
– Булат, что ты такое…
– Нет времени, Вита! – слегка встряхивает он меня. – Просто сохрани его. Мой отец мертв, ребенок в опасности. Пожалуйста! Я скоро вернусь за ним.
И, прежде чем я успеваю остановить его, Булат, так же стремительно, как и появился, исчезает в ночи, оставляя меня растерянно стоять с орущим ребенком со следами крови на одежде и таким же багровым от возмущения лицом.
– Кто же ты такой? – спрашиваю я совсем еще крошечного, наверняка новорожденного, малыша, с которым совершенно не знаю, что делать.
Я растеряна и напугана, но несмотря на всю боль и обиду, которую принес мне бывший муж, я не звоню ни в полицию, ни в органы опеки, потому что интуиция кричит не делать этого, а Булат всегда учил меня прислушиваться к шестому чувству, которое не раз спасало ему жизнь в прошлом.
Малыш в моих руках никак не может успокоиться, так что я прихожу к выводу, что нужно его накормить. У моей соседки с третьего этажа есть двухмесячная дочка, она могла бы мне с этим помочь, так что, поборов свое нежелание беспокоить человека в три часа ночи, я снимаю заляпанный кровью зимний комбинезон с ребенка, обнаруживая под ним белый слип, и укутав его в плед, несу вниз, звоня в дверь Тани.
Мне открывает ее заспанный муж Толя, с удивлением глядя на меня.
– Толя, прости, что так поздно, но у меня ЧП! – говорю сквозь громкие рыдания младенца на своих руках. – Нужно накормить ребенка, а у меня ничего нет.
– Заходи, – хмурясь, пропускает он меня и сразу ведет на кухню. – Бутылочка есть?
– Ничего нет, Толь. Мне его только что завезли, а сумку с вещами забыли.
Он берет со стойки одну из вымытых бутылочек своей дочки и включает чайник, пока я пытаюсь укачать ребенка. На кухню заходит сонная Таня, протирая глаза.
– Что происходит?
– Моя двоюродная сестра только что заезжала и оставила мне ребенка, потому что ее муж попал в аварию и ей нужно к нему в больницу, – придумываю я на ходу. – Она забыла отдать сумку с его вещами, а он голоден. Простите за беспокойство, пожалуйста, но я не знала, что еще можно предпринять в середине ночи! Он никак не успокаивается.
– Давай я попробую, – устало протягивает руки Таня и я передаю ей ребенка, но даже опытной мамочке не удается его успокоить. – Может пустышку ему дать? Держи, я сейчас принесу. У меня как раз есть еще нераспакованная.
Отдав мне малыша, она уходит в детскую, а Толя, проверив температуру воды, готовит смесь и быстро взболтав бутылочку, передает ее мне. К счастью, опыт с детьми у меня хоть и небольшой, но есть, благодаря племянникам, так что я знаю, как кормить и переодевать. Сую в крошечный ротик ребенка соску и он не сразу, но реагирует, начиная кушать. К этому моменту возвращается Таня с пустышкой в упаковке.
– Толя, иди спать, тебе на работу утром, – говорит она мужу и тот уходит, чмокнув ее в макушку. – Вита, я отсыплю тебе немного смеси на утро и дам подгузники. Бутылочку эту тоже можешь забрать, она у нас все равно запасная.
– Спасибо большое, Тань! – искренне благодарю ее. – Ты не представляешь, в каком я отчаянии была.
– Да не за что. Надеюсь, с мужем твоей сестры все будет хорошо.
Она приносит мне два подгузника, отсыпает смесь и провожает до двери. Я еще раз благодарю ее и поднимаюсь на лифте в свою квартиру, продолжая кормить медленно сосущего малыша. К тому моменту, когда я захожу в свою спальню, он осилил лишь половину бутылочки, но его глазки уже закрываются. Осторожно кладу его на кровать и малыш, так и не доев до конца, засыпает, наверняка измученный своим продолжительным плачем и приключениями этой ночи.
В сердце щемит от жалости, когда я думаю о том, какой стресс он, наверняка, испытал. Такой маленький и разлученный с мамой. Ведь наверняка у него она есть, он выглядит сытым и ухоженным, одежка качественная, а щечки пухлые. И что мне с ним делать? Как скоро вернется Булат? И вернется ли?
Вопросы не дают уснуть. Я лежу рядом с тихо спящим ребенком, внимательно рассматривая его в свете ночника. Предполагаю, что это мальчик, потому что его верхний комбинезон был синим и явно не девчачьим. Логика говорит о том, что это сын Булата. Как же иначе? У него есть молодая жена, не искалеченная и бесплодная, как я. Да и стал бы он так рисковать ради чужого ребенка и приносить его мне? Ведь Булат едва держался на ногах, его состояние было тяжелым, но он спас этого малыша, какая бы опасность ему не грозила.
Слезы одна за другой падают на подушку, потому что все в моей груди горит от боли. Сначала они тихие, с примесью смирения и отчаяния, но постепенно превращаются во всхлипывания, а после и в рыдания, которые я пытаюсь приглушить, зарывшись лицом в подушку и задыхаясь от собственных неконтролируемых эмоций.
Как он мог так поступить со мной?
Этот вопрос мучает меня уже два года, не давая забыть, двигаться дальше. И даже когда кажется, что все прошло, что я отпустила, оказывается, что боль лишь затаилась, чтобы снова нахлынуть лавиной в тишине одинокой ночи, или в середине ясного дня, стоит только уловить мимолетный запах аниса или поймать взглядом темную макушку похожего, но не являющегося Булатом Тагировым, мужчины.
Я ничего не знаю о нем. Да, он богат, но не знаменит, если только это не криминальные круги, в которых он родился. Его нет ни в соц. сетях, ни в новостях. У меня не осталось ни единого знакомого, кто знал бы о нем хоть что-то. Словно я прожила три года с призраком, а не с человеком.
И теперь вот это.
У Булата есть сын. Такой долгожданный и желанный. Назвал ли он его Асадом, как планировал назвать нашего с ним сына, родись он когда-нибудь? Асад – значит лев на их языке, а он всегда говорил, что наш сын будет львом. И этот малыш действительно похож на львенка. У него густые рыжие волосики, чем не львиная грива? И хотя на Булата с его черными волосами и смуглой кожей мальчик ни капельки не похож, я все равно уверена, что это его сын. Потому что глаза не лгут. А у малыша именно его глаза – темные, как кофе. И даже вырез… Похож.
Каким же жестоким уродом нужно быть, чтобы подбросить мне своего сына? Я думала, Тагиров уже достиг своего предела в тот день, когда бросил меня, но я ошиблась. Он оказался еще хуже, чем я считала. Разве мало я пережила после его предательства? Он ведь ничего от меня не оставил, уничтожил, как человека, как личность.
Сейчас уже бывают дни, когда я просыпаюсь утром, не думая о нем, радуясь редкому зимнему солнышку и улыбаясь прохожим, которые не замечают красоту простого момента. Меня в такие дни радуют даже самые простые мелочи, вроде вкусного кофе и быстро сформированного отчета на работе. По пути домой я захожу в какой-нибудь ресторанчик и вкусно ужинаю, а зайдя в пустую квартиру, не ощущаю одиночества, наслаждаясь интересной книгой или фильмом. Мое сердце не болит. Не помнит.
Но потом наступает ночь…
Холодная, безжалостная ночь давит на меня, заставляя в полной мере ощутить всю безысходность, которая наполняет мое существование с того момента, как он ушел.
Булат был моим счастьем. А теперь этого счастья не стало, осталась лишь возможность радоваться мимолетным вещам, которая, впрочем, иллюзорна и исчезает, стоит мне скинуть с себя оцепенение, в котором я живу при свете дня. Притворяясь, играя роль, насилу улыбаясь и делая вид, что это искренне. Что моя радость – не иллюзия, а что-то настоящее. Но настоящим был только Булат. Его потеря иссушила мою душу, ослабила мой дух. Я просто не живу, выживаю без него, влача свое жалкое существование. И мне казалось, что нет ничего, что может сломить меня еще больше, но глядя теперь на этого ребенка, мне еще более невыносимо жить.
Ребенок Булата. Его сын. Тот, о котором мы так мечтали, но которого я так и не смогла ему подарить. Ущербная. Бракованная. Жена, которая не может дать семью. Неудивительно, что я оказалась не нужна ему такая! И я смирилась. Даже перестала ненавидеть его, потому что любовь всегда перекрывает. Но почему он снова поступил так со мной?! Зачем появился после двух лет молчания? И как мне заставить себя смотреть на этого невинного малыша, не перенося на него всю злобу и горечь, которую я ощущаю из-за его родителей? Как заботиться о нем, не вспоминая каждый раз, когда гипнотизировала глазами телефон в течение этих двух лет, надеясь, что Булат позвонит? Что я все равно нужна ему, что он понял свою ошибку, что тоже не может без меня.
Наивная идиотка! Жизнь ничему меня не учит и видимо, я до самой смерти так и останусь той, кем можно воспользоваться и кто никогда не откажет. Глупая, безотказная Вита, продолжающая жить пустой надеждой, несмотря ни на что.