Жена неверного инквизитора, или Фастфуд от попаданки

ГЛАВА 1

– Я не сумасшедшая!

Отчаянно дергаю плечами, пытаясь высвободиться.

Мое тело сковано.

Но вовсе не цепями.

Это одеяние сшито из прочной белой ткани, а длинные рукава, стянутые тесемкой на концах, запахнуты назад и зашнурованы на спине наподобие корсета.

Смирительная рубашка. Меня запеленали в смирительную рубашку и хотят увезти в сумасшедший дом!

Слезы заливают глаза, застилают толстые стекла моих очков.

Головная боль – не сильная, но достаточно ощутимая, стучит в висок.

– Кайзер, что происходит? – не могу поверить я.

Стараюсь, чтобы голос не слишком дрожал, но не получается.

– Сегодня годовщина нашей свадьбы… – напоминаю, как будто он мог забыть. – Два года. Мы женаты два года! Два года нашей счастливой семейной жизни, Кайзер. Что, что ты делаешь?

Но взгляд мужа, который просто смотрит, как я дергаюсь в смирительной рубашке, остается таким же презрительным.

Он смотрит на меня, как на низшее существо – досадное, раздражающее и омерзительное.

Пожалуй, даже к нечисти, на которую он охотится, инквизитор Кайзер Роуэн испытывает больше уважения, чем ко мне – своей собственной жене.

Холодный красавец с синими глазами – он безупречен.

Черный френч с воротником-стойкой застегнут на все пуговицы, стрелки на форменных брюках ровные – без единого изъяна. Начищенные хромовые сапоги блестят, как зеркало. Темные волосы с четким пробором аккуратно зачесаны назад – ни один волосок не выбился из идеальной стрижки.

Весь он, инквизитор – олицетворение строгости, сдержанности и безукоризненности…

– Счастливой. Ты говоришь, счастливой, убогая? – бросает он и его голос – сам лед. – Это ты должна объяснить, что натворила.

– Боже, Кайзер, твоя жена действительно невменяемая! Она опасна для общества! Посмотри, что она сделала!

Эти слова принадлежат привлекательной девушке, которая прижимается к моему мужу, буквально виснет на его локте.

Помощница Кайзера, Бладина Левак.

Ее гладкие темные волосы струятся, как водопад – красавица постоянно откидывает их рукой.

Выпускница академии инквизиторов – ее прислали в наш городок по распределению год назад, и она уже успела стать правой рукой Кайзера, его приближенной.

Она нередко ужинала у нас – я все кормила ее вкусностями. Я обожаю готовить, а девушка такая худенькая – кожа да кости.

Сейчас ее щеку пересекает царапина.

– Я пришла, чтобы поздравить вас с годовщиной свадьбы, от чистого сердца принесла подарок, а она просто на меня набросилась! – захныкала Бладина. – Как хорошо, что ты появился вовремя! Твоя безумная женушка чуть не убила меня, Кайзер!

– Спокойнее, Бладина. Пусть говорит.

Муж кладет руку на руку своей помощницы, и они обмениваются взглядами.

Эти взгляды предназначены только друг для друга.

Почему он называет ее так неформально, по имени, а не леди Левак?

Почему?

– Так что же произошло между тобой и Бладиной, перед тем как я вошел сюда, Максимилиана? – бросил муж и добавил с нескрываемым презрением. – Или ты не помнишь?

– У нее провалы в памяти и уже давно, Кайзер, – прошептала Бладина, думая, что я не слышу. – Клушка внезапно напала на меня с ножом, а теперь ничего не помнит. Отдать ее в дом для умалишенных – лучшее, что ты можешь сделать для нее…

– Не надо в дом для умалишенных. Я все помню. Я не сумасшедшая! – ужаснулась я.

Мне хочется изо всех сил сжать пальцами виски – теперь уже оба начинают пульсировать болью, но смирительная рубашка не дает пошевелиться.

Я должна понять.

Надо вспомнить.

Что-то не так.

Я не безумна. Я точно это знаю.

Окидываю взглядом собственную кухоньку, которую обставляла с такой любовью и стремлением создать в холодном безликом доме Кайзера уют.

Эта большая старинная кухня с очагом и зеленой плиткой в мелкий розовый цветочек всегда была моим царством, моим островком спокойствия.

Просторные деревянные полки были заставлены разноцветными жестяными баночками с крупами и пряностями, глиняные горшки с полевыми цветами добавляли яркости красок, а розовые занавески я лично обшивала кружевами и рюшами.

На каждой поверхности моей кухни обязательно что-то лежало – вязаная салфетка или просто цветная тряпочка.

Всегда думала, что Кайзер гордится такой хозяйственной женой, как я.

– Я так ждала тебя сегодня со службы, любовь моя… – мой голос звучал очень тихо. – Думала, мы устроим романтический вечер. Смотри, я хотела приготовить сливовый пирог – твой любимый. Давай все это прекратим, пожалуйста, пошутили – и хватит. Развяжите меня, нужно сделать начинку…

На деревянном столе и впрямь были разложены продукты для приготовления пирога, а еще большая корзинка со сливами.

ГЛАВА 2

И что-то достала из внутреннего кармана.

Я даже сначала не поняла.

– Знакомься, это Максимилиана.

Бладина с издевкой сунула прямо мне под нос куклу.

Но то была не красивая кукла, какие обычно продают в магазинах.

Это была толстая кукла в розовом махровом потертом халате, который делал ее еще больше.

Пушистые волосы куклы были завиты на бумажные папильотки, а глаза на восковом лице казались совсем маленькими из-за круглых толстых стекол очков в роговой оправе. Тонюсенькие бровки куклы напоминали ниточку, а крошечный ротик прятался в складках румяных до красноты щек.

Бладина поднесла куклу к моему лицу и перевела взгляд с нее на меня, а потом с меня на нее.

– Божечки, сходство просто поразительно! – кривляясь, воскликнула она. – Пожалуй, моя куколка будет даже покрасивее оригинала. Ты такая жалкая домашняя клуша, уж не обессудь.

С безграничным ужасом я заметила, что из головы куклы торчит по меньшей мере двадцать портновских булавок.

Это черное, нечистое колдовство!

– Кайзер! – прохрипела я. – Кайзер…

Но Бладина зажала кукле рот и я почувствовала, что слова застревают у меня в горле.

Я была нема – не могла сказать ни слова.

– Что? Думаешь, я нечисть? – ухмыльнулась Левак. – Нет, разумеется. Просто в Академии инквизиции я была лучшей по снятию порчи. Мне всегда нравилась эта тема. Но, чтобы знать, как снять порчу, надо хорошо разбираться в том, как ее навести. Дело в том, что я считаю, что на войне все средства хороши. Я говорю о войне за твоего мужа, разумеется.

Бладина коронным жестом откинула назад свои шелковистые волосы, как будто те ей мешали, и пропела:

– Лишь только я приехала сюда и впервые увидела Кайзера, как сразу решила, что он будет моим. Как же ты меня раздражала, безмозглая жалкая клушка, недостойная быть рядом с ним. Ты – одно огромное недоразумение, жирное пятно на его жизни, от которого он мечтал избавиться с того самого момента, как вас назвали мужем и женой.

Я часто заморгала, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза.

– Он всю вашу семейную жизнь призирал тебя и мечтал от тебя избавиться, – прошептала любовница моего мужа. – Да ты сама это всегда знала, просто мечтала заслужить его любовь, стелилась под его ноги подстилкой, а он даже брезговал их об тебя вытирать.

Любовница Кайзера небрежно прошлась мимо полок, брезгливо потрогала салфетки и кружево на занавесках, и остановилась перед столом.

Она смотрелась на этой миленькой кухоньке так же чужеродно, как и Кайзер, когда он сюда заходил.

Впрочем, он действительно делал это крайне редко.

– Знаешь, что я сделаю первым делом, когда сюда перееду? Полный и капитальный ремонт! Ты превратила особняк инквизитора в абсолютно безвкусное жилище какой-то спятившей домохозяйки. Но я это исправлю. Тут и духа твоего не останется, будь уверена.

Бладина с удовольствием взяла из корзинки сливу, предназначенную для пирога, и кинула в рот.

Потом еще и еще одну – она пожирала сливы, которые я с такой любовью купила у миссис Гарденис, и выплевывала косточки прямо на пол.

– Хм, жалко, что ты уже не испечешь свой фирменный пирог на годовщину вашей свадьбы, – с набитым ртом проговорила любовница моего мужа. – Хотя, может быть, даже и нет. Ни жалко ни капельки. Ты возомнила себя великой кулинаркой, а на самом деле совершенно не умеешь готовить. Все эти твои мерзкие приторные пирожки, которые ты присылала нам, надеясь выслужиться перед отрядом Кайзера… Мы на них нечисть приманивали. Сколько ты вообще сахара туда клала?

Я слушала ее вполуха, глядя на куклу вуду в ее руке, и чувствовала, как легкая пульсация у висков превращается в настоящую жуткую головную боль.

Мой мозг словно пронзали спицы – одна за одной.

Еще бы – сколько булавок эта сука туда загнала?

– Знаешь, а вот я совершенно не умею готовить, – продолжала свой монолог Бладина, ведь я не могла ей ответить. – Вот только Кайзеру на это совершенно наплевать. Что ты так смотришь? Думаешь, я его приворожила? Мне это не надо, глупая курица. Хочешь расскажу, как это было? Он взял меня в своем рабочем кабинете ровно через неделю после того, как я приехала в ваш городишко и поступила к нему на службу. Изголодался по нормальному женскому телу.

Бладина мечтательно закатила глаза и облизала сливу – от этого зрелища меня чуть не вырвало.

– А потом это повторялось постоянно. Кайзер, он ведь в сексе совершенно ненасытен. Только где тебе об этом знать, клуша? Ты это слышишь? Твой муж целый год имеет меня в самых разных местах и позах. Даже на этой самой кухне, на этом самом столе, на котором ты собралась готовить этот никому не нужный пирог. Слепая ты курица! В тот раз, помнишь, когда ты пригласила меня на ужин, и я немого у вас задержалась? Ты ушла спать и вскоре храпела в своей постели, в то время, как он разложил меня на этом самом столе и не один раз.

Головная боль становилась все сильнее и сильнее, но голос Бладины проникал в мою голову и звучал внутри, как скрип железа по стеклу.

ГЛАВА 3

Я открыла глаза.

Лампы надо мной подрагивали желтым светом.

Желтое.

Здесь все было желтое.

Канареечно-желтые стены, желтое постельное белье на кровати, в которой я лежала, желтая тумбочка и желтая дверь на засове.

Только толстые решетки на маленьких прямоугольных окнах черные. Окна были расположены так высоко под потолком – не достать. За ними стояла темная ночь.

Эта палата психушки явно предназначалась для особо буйных…

Голова больше не болела. Сознание не путалось.

Я чувствовала себя на удивление ясно.

Я точно знала, кто я.

Никакая я не Максимилиана Роуэн.

Анна Максимова.

Так меня звали до того, как я попала в это тело и в этот чужой мир, как будто прямиком в какой-то исторический сериал о викторианской эпохе, где существует магия.

Внутри на мгновение мелькнула мысль о том, что это действительно умопомешательство и на самом деле я – несчастная Максимилиана, которую муж с любовницей упекли в психушку.

Чтобы доказать себе, что это не так, стала вспоминать подробности своей настоящей жизни.

Свой современный мир.

Я должна была вспомнить, как попала сюда.

Сколько себя помнила, я всегда мечтала быть ресторатором. Мои подростковые годы пришлись на двухтысячные, и были не совсем, чтобы радужными.

Когда я училась в третьем классе, отец ушел из семьи. Бросил маму, которая работала учителем технологии в школе, и ушел к молоденькой любовнице.

Мама вела классное руководство, пропадая в школе днями и ночами, она обожала свою работу, несмотря на то, что получала там сущие копейки.

Она не прислушивалась ко мне, когда я осторожно намекала ей, что с папой что-то не так – уж больно часто он стал пропадать в командировках.

Моя восторженная наивная мама искренне верила в его порядочность.

Вера закончилась полным крахом, когда папочка объявил ей, что нашел покрасивее и помоложе, собрал свои вещи и укатил в закат.

При этом он не забыл отсудить себе половину квартиры, в которой мы жили, и которая досталась маме от родителей.

Для мамы это было трагедией и катастрофой, она жутко переживала его уход, плакала и страдала.

Я тоже переживала, но я всегда была сильнее ее. В отличие от мамы, характером я пошла в дедушку, маминого папу.

Он всю свою жизнь посвятил службе в армии, а в отставку ушел в звании майора. Собственно, ему и принадлежала эта двушка, половину которой так удачно оттяпал мой папаша.

Я, как и дед, всегда была человеком действия, а мама порой шутила, что у меня железная воля.

Хотя, может, и не шутила вовсе?

Однако, нашей двушки больше не стало – после ее продажи и всех выплат мы смогли купить небольшой частный дом, достаточно ветхий, разваливающийся, требующий постоянного ремонта.

Но и тому были рады.

Отец как-то смог сделать так, что алименты на меня высылал маме мизерные – триста, а порой и двести рублей.

Денег катастрофически не хватало. Мама взяла все, какие можно, часы в школе, но это все равно было мало, слишком мало. Так как она преподавала технологию, то умела шить, поэтому пыталась найти заказы – с этим, увы, не особо задалось.

Порой нам не хватало даже на хлеб и молоко.

Хорошо помню свой день рождения – мне тогда исполнялось тринадцать лет, и я очень хотела позвать в гости друзей из класса.

Но эту идею пришлось оставить – ведь нам даже нечем было их угостить...

Нет, накрыть стол-то мы, конечно, бы накрыли. Но потом месяц пришлось сидеть на хлебе и воде.

Осознавая это, я хладнокровно отказалась от праздника.

Посидели с мамой вдвоем, я задула свечи на именинном пироге и загадала…

Загадала.

Именно тогда у меня родилась эта фанатичная мечта о том, что у меня будет свое собственное кафе, куда я смогу пригласить, кого захочу и когда захочу. И накормить вкусной едой.

Позже, в старших классах школы, я стала сама зарабатывать – мыла школьные кабинеты, раздавала листовки, расклеивала объявления. Полученные деньги тратила исключительно на репетиторов.

Без хороших репетиторов нечего было и мечтать, чтобы поступить в самый престижный вуз нашего города.

При сильной загруженности с работой я ни в коем случае не бросала учебу в школе.

Золотая медаль, которую я получила, была тому подтверждением.

И вот мой труд и упорство были вознаграждены – я поступила в Государственный Университет на специальность «Маркетинг» без каких-либо связей или взяток. Поступила на бюджет.

Как же мы с мамой радовались, когда увидели мое имя в списках!

Это была первая победа!

Ну, а красный диплом стал второй.

ГЛАВА 4

Именно сосиски я решила взять потому, что у меня были хорошие знакомства на нашем местном фермерском хозяйстве, имеющем свои фирменные магазины по всей области.

В качестве и натуральности этих сосисок я была уверена на все сто процентов.

Так же я знала нескольких проверенных поставщиков продуктов, которым могла доверять.

С самого начала решила, что все ингредиенты для хот-догов – булочки, соусы, начинки, посыпки, буду делать сама.

Я лично проделала кучу экспериментов с выпеканием булочек, отработала множество рецептур прежде, чем нашла свой идеальный рецепт.

Ведь я с большой любовью хотела создать действительно классный продукт,

После закупки всего необходимого оборудования и оформления документов денег у меня почти не осталось.

На съем помещения не хватало, не говоря уже о его покупке.

Поэтому я, смотавшись в Московскую область, купила на кредитные деньги подержанный фудтрак.

Выбирала долго, придирчиво, поэтому удалось сторговать фургончик в прекрасном состоянии, почти новенький, ярко-красный, блестящий.

Дело оставалось за малым – ярко оформить мою сосисочную на колесах. Придумать название и нарисовать логотип, для чего я обратилась в местное рекламное агентство и познакомилась с их дизайнером.

Знакомство оказалось очень плодотворным.

Помимо логотипа в виде веселого хот-дога в кепке, машущего рукой, это рекламное агентство подарило мне жениха!

Да-да, того самого дизайнера, который этот логотип и разработал.

Я вроде бы была очень придирчивым заказчиком, постоянно вносила правки в макет и полагала, что он уже проклинал меня и весь мой род в десятом колене.

Каково же было мое удивление, когда в ответ на долгожданное «Макет утверждаю», я получила от него сообщение «Ну, слава богу, Анна, а то я думал, этого счастья никогда не произойдет. Как вы смотрите на то, чтобы с шиком отпраздновать это вечером на концерте «Очертания»? У меня как раз два билета…»

Поразившись тому, как совпали наши вкусы – ведь нашу местную группу «Очертание» я просто обожала, поэтому, конечно, отправилась на концерт.

Или, правильнее будет сказать, свидание.

Это и стало началом наших отношений.

Матвей завоевал меня своей основательностью – высокий, плотного телосложения, с небольшой бородкой, которая ему очень шла, он был спокойным и серьезным, но когда шутил, то выходило забавно.

Все было как-то легко и просто. Так уютно и по-домашнему.

Мы съехались, стали жить вместе.

Через год после знакомства Матвей сделал мне предложение, на которое я ответила согласием.

К тому моменту у меня было уже две точки, две сосисочных – одна в центре города, а другая на набережной.

Поначалу сосисочные были убыточными, знакомые смеялись… И даже Матвей не особо верил в успех моего предприятия, все звал меня под свое крылышко.

– С твоей кипучей энергией ты все наше рекламное агентство на уши поставишь, – говорил он. – А сосиски, ну что сосиски? Сама послушай, как звучит. Несерьезно. Лучше продай все и копи на нормальный ресторан.

Но я не слушала – набивала шишки, пыталась понять, что делаю не так, и училась, училась на своих ошибках.

И вот, почти спустя год это произошло – я вышла в плюс.

Два фудтрака наконец-то принесли хорошую прибыль. Как раз начался летний сезон, и от клиентов отбоя не было. Я решала вопрос о том, чтобы поставить около фургончиков столики и стулья.

Я знала, что заведения с летней верандой всегда в приоритете.

Одновременно с этим мы вместе с Матвеем начали заниматься подготовкой к свадьбе.

О, я летала на крыльях!

В тот погожий, летний, ничем не примечательный день я поехала загород, на ферму, чтобы решить вопросы с Рустамом, благодаря которому и получала поставки своего самого главного ингредиента – сосисок.

Знакомый еще по институту, человек восточный и непростой, чтобы с ним договориться нужно было время и особая дипломатия.

Я рассчитывала вернуться в город только вечером, но внезапно освободилась рано, около трех часов дня. У Рустама было прекрасное настроение, мы хорошо поговорили, и он даже обещал мне эксклюзивную поставку – сосиски из краба.

В приподнятом настроении я ехала обратно, прикидывая, как обыграю это в своем меню.

Морской хот-дог – а прикольно ведь звучит?

Вдруг я увидела странный дорожный знак – черный полумесяц на белом фоне…

Но почти сразу выкинула его из головы, занятая своими мыслями.

Так как у меня высвободилась целая половина дня, то я решила заехать в центральный фудтрак, посмотреть, как идет торговля у новенькой продавщицы Светланы.

Светлану мне порекомендовал лично Матвей, сказал, это девушка его друга. Из уважения к жениху я ее взяла, но эта высокая девица с накачанными губами и нарощенными волосами казалась мне неопрятной и ленивой. Да и ее медкнижка подозрительно смахивала на фальшивку…

ГЛАВА 5

– А-а-а-а-а, Мотя, еще, Мотя! Дава-а-а-а-ай!

Светка голой задницей восседала прямо на хромированной кухонной стойке, а мой собственный жених, мой Матвей, двигался у нее между высоко закинутых ног.

Его выражение лица было отвратительно.

Да и у этой сучки не лучше.

Прямо вот так, посреди продуктов, которыми потом она, очевидно, собиралась потом кормить людей!

Мерзость!

– Аня? – ошарашено уставился на меня жених, безуспешно пытаясь натянуть на свою объемную пятую точку джинсы.

Ни истерик.

Ни криков.

Я подалась назад, захлопнула дверцу фургона и повернула ключ.

– Аня, Анечка! – закричал уже бывший жених, забившись о дверь. – Аня, ты неправильно поняла! Светлана – просто девушка моего хорошего товарища. Произошло недоразумение! Открой, позволь все объяснить!

Но я уже не слышала.

Быстрым шагом шла по улице.

Задела плечом какого-то симпатичного парня… Он задержался, отстал от своей компании.

– Девушка… Девушка, с вами все в порядке?

– Со мной все в порядке. Извините.

– Девушка, подождите!

Но я уже неслась вперед.

На автомате связалась со своей помощницей, которая работала в фудтраке на набережной и попросила ее приехать и отпереть любовничков, проконтролировав, чтоб духу их не стало в моем фургоне.

Самой пока было слишком тяжело.

Измена.

Как в дурацкой мыльной опере – застукала жениха на месте преступления.

А ведь, оказывается, больно, когда тебя предает человек, которого ты считала близким, впустила в свой мир…

После папы я что-то раскисла, позволила себе слабость, доверилась…

Вообще-то я неплохо разбираюсь в людях – никогда бы не подумала, что Мотя способен на такое. Он казался таким степенным однолюбом, серьезно рассуждал о свадьбе и детях.

Но, как говорится, и на старуху бывает проруха.

Промоутер в костюме ростовой куклы, ведьмы с зеленой кожей в черном колпаке, сунул мне в руки рекламную листовку – я схватила, не глядя.

Ладно, переживу как-нибудь!

В конце концов, не я первая не я последняя…

Наоборот, хорошо, что узнала сейчас, и не успела выйти за этот кусок собачьих экскрементов замуж!

Как фурия, я влетела на парковку под нервный, сбивчивый стук своих каблуков, и…

Лоб в лоб столкнулась с машиной Матвея.

Его обожаемый «китаец», с которого женишок пылинки сдувал – трясся над своей новой машиной, как над бриллиантом чистой воды.

Баллончики краски призывно звякнули в пакете.

Усмехнувшись, я освободила их из плена и…

И достала из сумочки маникюрные ножницы, которые всегда по привычке таскала с собой.

Без капли сомнения вонзив лезвие в гладкий, блестящий, хромированный бок новой тачки жениха, я прошла вперед, слыша, как острие с душераздирающим скрежетом раздирает идеальную стальную обшивку…

Знаете, а ведь никогда бы не подумала, что маникюрные ножницы – такое страшное оружие!

Что ж, краска идеально пригодилась, как будто боженька мне ее послал.

Через десять минут я стояла перед машиной своего жениха… бывшего жениха, любуясь делом рук своих.

И тут машинально отметила, что все еще сжимаю листовку, которую мне сунула "страшная ведьма"…

Все тот же черный полумесяц на белом фоне, который я видела не первый раз за этот день.

Он завораживал, как будто начиная светиться изнутри…

– Что ты натворила, гребаная ты стерва?

Голос Матвея, который выбрался из фургончика и нагнал меня, прозвучал на высоких нотах, превратившись в ультразвук.

Он стоял перед своей ненаглядной, но чутка покоцанной «ласточкой», и трясся в дикой истерике.

Глубокие царапины, как от когтей дикой кошки, располосовали корпус и стекла автомобиля.

Их было немного, но очень заметно.

Но главное – ярко-красная, крупная, пламенеющая надпись, которую я выцарапала прямо по всему боку тачки женишка, а потом еще и краской жирно обвела…

ЭТА ШЛЮХА ТОГО СТОИЛА?

– Я пришлю счет за полный клиниг фургона после ваших игр с этой мусорной девкой, – спокойно сказала я. – И не смей больше попадаться мне на глаза.

Швырнув под ноги рекламку с полумесяцем, я хлопнула дверцей своей машины и завела мотор, намереваясь покинуть это место.

Карие глаза Матвея под чуть тяжелыми веками безумно выпучились, как будто выскочили из орбит.

С кривящимся в тряпочку лицом он что-то бешено прокричал и запрыгнул за руль своей слегка приукрашенной «ласточки».

ГЛАВА 6

Внешность Макси я помнила смутно – очень хотелось подойти к зеркалу и хорошенько, уже с ясным чистым разумом рассмотреть, какой я теперь стала.

Но психам в их палатах, похоже, зеркала были категорически запрещены.

Особенно буйным – таким, как я.

Благо, хоть смирительную рубашку с меня сняли.

Я принялась ощупывать свои волосы и лицо – пальцы наткнулись на мягкую кудель.

Но главное – очки. Очень толстые и тяжелые очки, от которых ломило переносицу.

Но стоило мне их снять, как палата превратилась в бесформенное желтое пятно – по-моему, у Макси был минус шесть, а то и больше.

Надо же, а я думала, что больше никогда к этому не вернусь...

Будучи Аней, я как раз недавно сделала операцию по восстановлению зрения.

Но даже до операции оно у меня не было настолько ужасным, как у бедной Макси!

Встав с постели, я задрала казенную рубашку до груди в безуспешной попытке оценить свое новое тело.

И тут…

Кое-что заметила на своей ноге.

Это был тот самый знак! Черный полумесяц, который преследовал меня перед попаданием в тело Максимилианы!

Теперь он украшал мое бедро в виде тонкой татуировки.

Полумесяц был небольшим, размером с монету.

Насколько я помню, такого тату у настоящей Макси не было.

– Это из-за тебя я сюда попала, да?

Потерла полумесяц пальцами, но, разумеется, безуспешно. Он был, как дьявольское клеймо.

Покачала головой, опустила рубашку обратно и снова улеглась в постель.

Про то, кто я, я вспомнила, и никогда не забуду.

И тогда я принялась вспоминать жизнь Максимилианы.

Но на ум шли только сотни рецептов пирогов и тортов, средств для стирки и масок для лица, до которых прошлая хозяйка тела была большая охотница.

Даже удивительно, как при таких кулинарных знаниях Макси умудрялась так отвратительно готовить?

Когда торты уже заполонили мое сознание без остатка, я поняла, что должна сделать паузу.

Сейчас в моем положении остается только одно – спать.

Спать и набираться сил, хоть сон совсем не шел…

Утром пожилая морщинистая сестра милосердия Ульха с выражением лица, больше напоминающем кирпич, принесла тарелку холодной овсяной каши и две ярко-зеленые таблетки.

Кашу я съела до последней крошки, несмотря на ее омерзительный вкус. Силы мне здесь нужны – надо есть.

А вот таблетки только сделала вид, что выпила.

Знаем мы эти волшебные таблеточки, которыми пичкают в сумасшедших домах!

После завтрака пациентов психбольницы вывели на прогулку.

Это была хорошо просматриваемая огороженная забором территория, вылизанная до стерильности.

Зеленые лужайки, клумбы с белыми пионами, ни одного дерева и милосердные сестрицы с пристегнутыми к поясу дубинками, зорко следящие за порядком.

Дом для содержания душевнобольных, или, как его называли, долгауз, был построен на отшибе Твинбрука – города, расположившегося на крутом холме.

Викторианский туманный городок утопал в изумрудной зелени. Высокие узкие дома с острыми шпилями смотрели на часовую башню, которая высилась в самой верхней части города. Туман, рассеянный и прохладный, ластился к черепичным крышам, обвивал резные балконы, размывал четкость линий кованых оград. Неяркое солнце пронизывало его насквозь, подсвечивая своим золотисто-зеленым светом.

В воздухе витал аромат влажной земли и дыма из каминных труб, смешиваясь с запахом гиацинтов, гортензий и гладиолусов, что цвели в палисадниках и тенистых садах.

У подножья холма мрачной черной стеной начинался еловый лес – его таинственная глубина манила и отталкивала одновременно, шептала о неизведанном и пугала тенями, крадущимися из-под полога вековых деревьев.

Твинбрук словно сошел со страниц сказок братьев Гримм, которые я, кстати, хорошо знала, потому что любила читать в детстве.

Но я тогда и представить не могла, что такой мир существует на самом деле, и когда-нибудь я в нем окажусь.

По правде говоря, будь у меня выбор, я бы предпочла что-то менее мрачное и более жизнеутверждающее, например, мир Винни-Пуха или Смешариков.

Но выбирать, разумеется, не приходилось…

– Привет, ты новенькая? Как тебя зовут?

Передо мной стояла женщина лет сорока, одетая в такую же желтую фланелевую сорочку, как и у меня. Ее волосы заплетены в две тощие косички, перевязаны бантами, и заколоты большой облезлой заколкой с выколупанными камушками.

Я сказала.

– Будем подругами! Я – Клеменция Винзеворская, Ее Величество королева Лунарии, – представилась женщина как ни в чем не бывало. – Пойдем с нами делать поделку?

– Поделку?

ГЛАВА 7

Но что-то это известие меня вообще не обрадовало.

Скорее слегка напугало.

И, может, даже не слегка.

Меня привели в какую-то комнату, где уже находились Кайзер и доктор Макбрайд и усадили на деревянное седалище, пристегнув к нему специальными кожаными ремнями.

Эта конструкция так сильно напомнила мне электрический стул, что я похолодела.

А Кайзер даже бровью не повел, даже мимолетным взглядом не одарил.

Я просто поражалась бездушности этого мужчины, которого Максимилиана беззаветно любила со школьной скамьи, ведь они с Кайзером учились в одном классе.

От одного присутствия Роуэна в этой комнате, кажется, температура упала на несколько градусов.

Ночью я вспомнила историю любви Макси к Кайзеру, но не целиком. Она брала начало из школьных лет, потом Кайзер надолго уехал, а потом вернулся и женился на Макси.

Ему тогда был тридцать один год, Максимилиане – двадцать девять.

Но этот момент, момент, когда он сделал ей предложение, день свадьбы и то, что было после него, почему-то осталось для меня скрытым.

Зато я прекрасно помнила, что было потом – эти два года бесконечных унижений для Максимилианы и того ледяного презрения, которым каждый раз окатывал ее Кайзер, едва она пыталась хоть чуть-чуть к нему приблизиться.

Но Макси так бешено его любила, так радовалась тому, что теперь она стала официально зваться его женой, что на очередную порцию своего безразличия и даже грубости Кайзер получал от Макс все новые и новые проявления ее дикой, страстной, всепоглощающей любви.

Склонив голову, я рассматривала инквизитора, оценивая, с кем имею дело.

Было понятно, почему для Макси белый свет сошелся на нем клином.

Если не брать во внимание эмоции и посмотреть на него трезвым взглядом, то да – Кайзер был красив, слишком красив даже для моего мира.

И дело тут было даже не в его безупречной внешности.

Да, у Кайзера Роуэна была подтянутая фигура – высокий, широкий в плечах и узкий в бедрах, со строгой военной выправкой и прямой осанкой. Но без лишней перекаченности бицепсов, он был идеальным – таким, как нужно.

Помимо этого господь, а может быть, и дьявол, щедро наградил Кайзера мужественными правильными чертами лица, высоким лбом, темными бровями с изломом, прямым высоким носом и четко очерченными губами. Про серо-синий, как грозовое небо, цвет его пронзительных глаз в свете всего этого можно было вообще не говорить.

Дело было в его властности. В той магнетической ауре полного превосходства, внутренней и внешней силе, бешеной уверенности в себе, твердом, как сталь, несгибаемом характере…

Находясь с Кайзером Роуэном в одной комнате, ты просто не мог отвести от него глаз, настолько он сражал и подчинял своей харизмой.

Ни капли слащавости, мягкости, деликатности, стремления понравиться собеседнику…

Не мужик – кремень.

Циничная, безразличная, хладнокровная сволочь, которая пройдет по трупам – такой он, этот Кайзер Роуэн.

Ред флаг, ну просто ред-ред флаг, черт бы его побрал!

В синих глазах инквизитора как будто отражались два больших красных знака «СТОП!».

Опасно, не подходи!

Почему он так понравился Максимилиане?

Почему она не влюбилась в какого-нибудь хорошего и доброго парня?

Эх, Макси, Макси, держалась бы ты подальше от Кайзера Роуэна – глядишь, сейчас была жива…

А я бы осталась в своем собственном теле…

Заметив мое внимание, Кайзер посмотрел на меня так, что под этим взглядом захотелось оказаться за тысячу километров отсюда.

Это длилось пару мгновений, после чего муж вернулся к разговору с директором психушки.

И я даже почему-то уловила обрывки этого разговора, хотя он был очень негромким…

– После того, как зеркало признает вашу жену «блуждающей разумом», то вы сразу станете полностью свободны от нее, полковник, и тот час же сможете расторгнуть этот брак. Ярлык «блуждающей» полностью лишает ее социального статуса со всеми вытекающими, и Максимилиана становится полноправной обитательницей нашего заведения.

– Она может оспорить это… решение?

– Люди могут ошибаться, но зеркало кристально-чистого разума – никогда, такова его магия, – снисходительно улыбнулся директор психушки. – Так что оспорить «блуждающую» невозможно. Это клеймо на всю жизнь.

– Надеюсь, вы понимаете, что это ваше хваленое зеркало в любом случае должно вынести один единственный вердикт – положительный, – сухо проговорил Кайзер.

– Разумеется, полковник Роуэн. Ваша жена ненормальна – и это видно невооруженным взглядом. В случае, если зеркало, кхм… Выдаст не совсем ожидаемое, то я проведу с ней несколько тестов, благодаря которым уж точно можно будет составить необходимое официальное заключение. Будьте покойны, из нашего заведения ваша жена больше не выйдет. Ведь ей требуется очень серьёзное и комплексное лечение.

ГЛАВА 8

Мне все эти разговоры про начало процедуры и «зеркало кристально-чистого разума» совершенно не понравились.

Ведь разум теперь у Максимилианы чужой, то есть мой.

Вдруг это зеркало увидит чего-то не того?

Два дюжих медбрата вкатили в комнату большое старинное зеркало.

Выглядело оно так ужасно, как будто пережило несколько бомбежек. Поцарапанная облезлая рама, потемневшее от времени серебро амальгамы, покрытое трещинами…

Но парни обращались с зеркалом, как величайшей драгоценностью.

Зеркало поставили прямо напротив стула, где я сидела, и велели мне рассказать о том, что я в нем вижу.

Я хотела задать парочку уточняющих вопросов, но почувствовала, что нема, как рыба.

Мерзкое чувство – меня снова лишили голоса!

– Ах, это… Не беспокойтесь, Максимилиана, ваш голос мы вам вернем, как только зеркало вас постигнет, – махнул рукой Макбрайд. – Таков порядок.

Оказывается, рассказать о том, что я вижу в этом замшелом зеркале, я должна была в письменной форме – мне принесли желтоватый лист бумаги и перо с чернилами.

И тогда я посмотрела в Зеркало кристально-чистого разума.

Что я там увидела?

Наконец-то я смогла во всех подробностях рассмотреть тело, в которое попала.

В зеркальной глади отражалась крупная неуклюжая девушка в уродской фланелевой ночнушке омерзительно-цыплячьего цвета.

Ее желтые волосы были начисто выжжены какой-то убойной дозой пергидроли и уложены в аккуратный по форме, но просто гигантский начес с загнутыми наружу кончиками, который выглядел просто нелепо, неестественно и не к месту.

Максимилиана слишком увлекалась разными экспериментальными составами для волос, некоторые из которых оказались просто убийственными.

Поэтому в тех случаях, когда Максимилиане не нужны были мелкие кудри, которые она обычно делала с помощью волшебных папильоток, начес формировался на ее голове сам собой и держался намертво – ему явно не были страшны никакие бури!

Так же злоупотребляла Макси масочками и скрабами – кожа лица у меня теперь была красноватая, раздраженная…

Несчастная девушка так сильно хотела привлечь внимание мужа, что не замечала, как же жестко перебарщивала!

Но главное – это, конечно же, очки. Огромные, круглые очки в толстой роговой оправе, форма которых Максимилиане даже близко не шла, делая ее похожей на полубезумную стрекозу.

В довершение ко всему, я наконец-то обратила внимание на свои руки, точнее, на ногти, и чуть не упала в обморок.

Они были обгрызены почти до мяса, представляя собою самый жуткий кошмар любого мастера по маникюру.

Но я не испытала злости на Макси за то, что совсем не ухаживала за собой. Наоборот, я ее пожалела… У девушки совсем не было подруг, чтобы подсказать ей, направить ее энтузиазм в нужное русло.

Эта милая девушка могла бы выглядеть красавицей – немного стиля, насмотренности, опыта...

Но нет.

Макси травили в школе такие вот сучки, как Бладина, обзывая дочкой сумасшедшего, психованной, тепленькой…

Хотя на самом деле в психологическом плане она была нормальна и отдавала отчет своим действиям.

Просто эта безнадежная, переходящая все границы допустимого любовь к Кайзеру, стремление завоевать его расположение, застили ей разум, а в конечном счете – погубили...

Писать перьевой ручкой – та еще задачка для человека, который привык к ручке шариковой.

Когда я закончила свое эссе, то поверхность зеркала засветилась, листочек порхнул в глубины зеркала, как ни в чем не бывало, и зеркало укатили.

Хм, что ж, будем надеяться, что за этот ЕГЭ по литературе я получу сто баллов.

– Зеркало, оно обычно не сразу отвечает, полковник! – принялся объяснять Макбрайд моему мужу. – Я пришлю вам официальное заключение о недееспособности вашей жены через пару дней – вам даже приезжать за ним не надо будет. Или, вообще-то сбегаю, проверю. Может, зеркало удостоит нас ответом прямо сейчас – здесь все-таки сразу видно, что пациентка не в себе…

Подскочив, доктор убежал вслед за зеркалом, громко хлопнув дверью.

Этот докторишка что, совсем что ли с дуба рухнул?

На кой черт он меня наедине с Кайзером оставил?

А самое противное в том, что я была намертво прикручена к проклятому электрическому стулу и нема, как рыба!

То есть совершенно беззащитна перед мужем.

Он вроде куда-то торопился?

Вот и пусть катится, скатертью ему дорога!

Но нет – Кайзер поднялся и медленно подошел ко мне, вызывая в душе оторопь...

ГЛАВА 9

Он навис надо мной, опершись руками о подлокотники моего электрического стула

Я увидела его глаза совсем близко. Сейчас они казались не синими, а серыми, с резким стальным отблеском.

Слышала о людях, глаза которых меняют цвет в зависимости настроения их владельца, но впервые видела это воочию.

Запах Кайзера – остро-мужской, отдающий опасностью и возбуждением, очень напомнил один дорогой мужской парфюм из моего мира. Ноты горечи и хвои, замши и древесного янтаря…

В этом возбуждении не было ни капли от сексуального. Это было возбуждение хищника, который загнал в угол истекающую кровью жертву.

Тонкие крылья носа Кайзера чуть подрагивали, как будто он действительно обонял его – запах моей крови, и не было для него ничего желаннее этого.

– Мне донесли, что ты собиралась сбежать отсюда, убогая, – проронил муж, глядя на меня сверху вниз.

Я чуть было не чертыхнулась про себя – даже не представляла, что тот котейка за оградой психушки обойдется таким боком!

Даже подумать о побеге всерьез не успела, а его уже пресекли, причем таким конкретным образом.

– Знаю, что с построением мыслительных конструкций у тебя туго, поэтому любезно предупреждаю, Максимилиана, что это очень, очень плохая идея, – продолжал Кайзер.

От вкрадчивого голоса инквизитора меня мороз продрал по коже.

Боже мой, Макси, как ты вообще могла связаться с этим чудовищем?!

Контраст между холодной аристократичной мужской красотой Кайзера и веющей от него жестокостью был настолько ярким, что я с трудом могла выносить его близость.

Инквизитор не просто давил – он готов был буквально морально стереть меня в порошок.

Захватив мой начес на затылке, Кайзер задрал мою голову назад, и склонился еще ниже, вбивая каждое слово, точно молотком прямо по моим нервам.

– Я знаю, что ты пойдешь на все, лишь бы быть со мной. Однако, в том случае, если ты захочешь каким-то образом все-таки выбраться отсюда, и быть моей супругой… – Кайзер дернул рукой, больно задирая мой подбородок еще выше, так, что слезы выступили на глазах. – Я устрою тебе такую семейную жизнь, женушка, рядом с которой все, что было до этого, покажется благословенным раем.

У меня было, что ответить мерзкой самодовольной скотине – о, если бы я только могла бы говорить, или хотя бы шевелиться!

Инквизитор, наконец, отпустил мои волосы и, брезгливо отряхнув свои черные кожаные перчатки, проронил, покачав головой:

– Существуют же такие женщины, как ты, Максимилиана… В тебе нет ни капли гордости, самоуважения, хоть каких-то зачатков характера. Все тот же тупой, маловыразительный воловий взгляд, полный обожания. За столько лет, что я тебя знаю, в нем не изменилось абсолютно ничего. Твои примитивные эмоции смешны. И всегда были такими.

Я скрипнула зубами – высокомерному ублюдку, разумеется, даже в голову не пришло, что я смотрю на него не с былым восхищением Максимилианы, а с безграничной ненавистью!

Хотя, догадываюсь, в чем дело.

Это уродливые очки с толстыми стеклами, такие тяжелые, что на моем лице, кажется, обосновался целый дом!

Они все портили, полностью искажая мой облик.

Видит бог, я должна от них избавится!

Уж, если в моем мире существуют операции по восстановлению зрения, то в этом мире магии и подавно.

В безуспешной попытке дать отпор мерзавцу, я хотела сказать ему пару ласковых, но издала только мычание.

– Уверен, если сейчас снять с тебя чары, позволить двигаться и говорить, ты снова станешь пресмыкаться, как пресмыкалась в моей спальне каждый раз, выпрашивая, чтобы я тебя взял, – с бесконечным презрением проговорил Кайзер. – Знаешь, твой бешеный восторг от этих… актов был омерзительным. Как же тебе нужно было мало для счастья, убогая несчастная Максимилиана Видаль... Ведь ты Видаль, никакая не Роуэн. И никогда ей не была.

Я нахмурилась, пытаясь вспомнить – если Кайзер так ненавидел и презирал Максимилиану, то почему женился на ней? Почему спал с ней?!

Она всю жизнь, со школьной скамьи была влюблена в первого красавца Твинбрука, а он?

Однако, эти важные воспоминания ускользали от меня – их подменили рецепты печенья «Зебра» и шоколадного-вишневого мусса «Очарование любви».

– Кстати, если ты надеешься, что наш добрый и справедливый мэр вытащит тебя отсюда – то глубоко заблуждаешься, – добавил Кайзер. – Он из тех, кто предпочитает пристрелить поранившуюся кобылу, нежели залечивать ей ногу.

А вот это уже интересно! Почему он упомянул про мэра? Какая связь между Макси и местным градоначальником?

– Тебе будет хорошо здесь, Максимилиана, хоть поначалу кажется, что это не так, – ухмыльнулся Кайзер. – Я знаю, что скоро ты привыкнешь, и будешь делать поделки из разноцветного риса. Можешь даже найти здесь себе кого-нибудь – свою ровню. Слышал, браки между пациентами долгауза – не редкость. Впрочем, полагаю, ты до конца своей жизни будешь все так же беззаветно и страстно любить меня, вспоминая эти два года, как самое лучшее и счастливое время своей никчемной жизни. Такие жалкие существа, как ты, не меняются. Возможно, ты мне не поверишь, но я искренне рад за тебя. Ведь теперь ты наконец-то ты на своем месте. Смирись со своим положением и будь счастлива.

ГЛАВА 10

Кайзер

Она вышла из ванной в халате.

Этот потертый и растянутый розовый халат из толстой махровой ткани с отвисшими карманами и торчащими нитками, в котором обожала разгуливать Максимилиана, можно было назвать убийцей мужского либидо.

По-моему, это была какая-то магическая вещь, которая могла изуродовать любую женщину.

Даже стройную Бладину, которая зачем-то решила его примерить, чем вызвала у меня резко негативные чувства.

Порой она заигрывалась.

На рейдах, перед ликвидацией она специально какое-то время мучила чужих, хотя устав четко предписывал их немедленное уничтожение.

Прописано это было, разумеется, не из жалости к нечисти, а из соображений безопасности.

Я позволил ей пару раз поразвлечься, но затем предупредил, что в следующий раз сделаю выговор, после чего аколитка присмирела.

Однако я видел, как ей нравятся визги умирающих тварей.

Любовница ночевала у меня уже неделю, начиная с того самого дня, как убогая отправилась туда, где ей самое и место.

– Сними к чертовой матери, – велел я.

– А я подумала, будет забавно, – засмеялась аколитка и сделала вид, что идет по подиуму. – Просто не верится, что твоя жена носила это убожество! Впрочем, у нее все вещи такие – ни одного приличного платья. Ни вкуса, ни кожи, ни рожи, ни мозгов. Повезло же тебе с женой, мой ненаглядный! Я вообще не понимаю, почему ты до сих пор не избавился от ее вещей! Хочешь, завтра лично отнесу их на свалку?

Я молчал, просматривая отчет о прошлом рейде в Хельмдолл, предоставленном Бладиной.

Он был хорошим и подробным, составленным по всей форме – не придраться.

Вроде все, как обычно – дозор обнаружил в лесу очередной залом. Нечисть мы уничтожили, и Бладина это зафиксировала.

И все-таки, что-то в нем цепляло мой взгляд.

Когда год назад Бладину прислали к нам в дозор по распределению, я и подумать не мог, что девчонка окажется настолько толковой.

Во всех смыслах этого слова.

В принципе, я на тот момент даже не собирался с ней спать, хотя сразу обратил внимание на смазливое личико и легкую фигурку.

На тот момент у меня было столько любовниц, в том числе среди замужних дам Твинбрука, что я бы даже не смог назвать точную цифру.

Знала ли о них моя дорогая женушка Максимилиана?

Скорее всего, догадывалась.

Но, честно, мне на это абсолютно наплевать.

Даже уже имея связь с Бладиной, какое-то время я продолжал спать с другими женщинами.

Но постепенно и как-то незаметно Бладина вытеснила их всех, став единственной моей любовницей.

Определенно, эти отношения стали особенными.

По крайней мере, никакой другой женщине я бы не позволил так быстро обосноваться у себя в особняке после выдворения своей придурошной жены.

В Блади мне нравилась ее ненапряжность, легкость на подъем, хорошая профессиональная подготовка, но главное – ее фантастическая раскрепощенность.

Бладине не нужны были все эти предварительные ласки, и танцы вокруг постели, которые так любили обычные женщины.

Она заводилась с полуоборота, как хороший автомобиль, и давала безотказно и неутомимо.

Вот и сейчас, Бладина наконец-то сбросила халат Максимилианы, и оставшись в чем мать родила, плюхнулась ко мне на колени.

– М-м-м-м, ненаглядный мой, так что же ты думаешь – ведь явно пришла пора избавиться от этого и прочего мусора, связанного с твоей женой? – и девушка кивнула на халат, который уродливой кучей осел на полу.

Я и сам был бы рад сделать это, чтобы и духу убогой не осталось в моем доме.

Но пока это делать было нельзя.

– Только после того, как придет официальное заключение о том, что Максимилиана – «блуждающая разумом», – поморщился я. – От него зависит все.

– И когда же пришлют эту бумажку? – невинно захлопала ресницами Бладина. – Ты же сам знаешь, что она – курица и полная кретинка! Не понимаю, почему эти доктора медлят и никак не освободят тебя от этого жирного груза! Когда эта свихнутая Мадам Клуша сгинет в небытие, как ее отец?

– Макбрайд клялся и божился, что все в порядке, и он утрясает какие-то формальности, – пожал плечами я и напомнил. – Ее отца мы искали всем дозором...

– Старик просто забрел в лес и был поглощен нечистью. Ничего удивительного – он же городской сумасшедший! Все же знают, что в Хельмдолл ходу нет, только безумный мог туда отправиться, – отмахнулась Бладина. – И она такая же, вся в него! Грязная, грязная наследственность, дурная кровь! Не понимаю, почему его не поместили в психушку и не признали «блуждающим разумом»?

– Потому что это никому не было надо. И это не бесплатно.

– Я что-то не поняла... Значит, ты еще и должен будешь платить за содержание Максимилианы в дурдоме? – возмутилась Бладина.

– Я готов заплатить любую сумму, лишь бы решить эту проблему.

ГЛАВА 11

Чуть позже я сидел в кресле, пытаясь обнаружить в отчете то, что меня зацепило.

Но думать о работе сейчас совершенно не хотелось – аколитка Левак умела расслабить после тяжелого рабочего дня, как ни одна другая женщина.

Была у Бладины одна особенность – после секса на нее всегда нападал голод. Поэтому девушка смоталась на кухню и вернулась с большим бутербродом в руках, который явно сделала наспех – настолько он был гигантским и несуразным.

В отличие от Максимилианы Бладина вообще не умела готовить – даже что-то элементарное, даже яичницу, даже какой-нибудь банальный салат нарезать.

После жены, которая дневала и ночевала на кухне, выдавая на-гора свои красивые с виду, но переслащенные пироги и пудинги, в Бладине мне это даже нравилось.

Тупое выражение о том, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, которое, как мантру, любила повторять моя убогая жена, уже набило оскомину.

Бладина, в отличие от нее, очень хорошо знала, через какое именно место лежит путь к сердцу мужчины.

– А правда, что ты и Клуха вместе учились? Как так получилось?

Насытившись, любовница забралась на кровать и приняла соблазнительную позу.

Похоже, она была не прочь продолжить наш марафон.

– Хочешь, чтобы я вспомнил свои школьные годы? – лениво протянул я, не отводя глаз с отчета.

Нормальный отчет.

К чему я там хотел придраться?

– Слышала, что Клуша влюбилась в тебя с первого взгляда, как только увидела и не давала тебе проходу, – хихикнула Бладина. – А в старших классах умоляла лишить ее девственности.

Я поморщился.

Это были не те воспоминания, которым я с удовольствием захотел бы предаться.

Но не только из-за надоедливой Максимилианы Видаль, которая действительно в выпускном классе школы устроила за мной настоящую охоту. Мне повезло немного больше, если б в школе Твинбрука было нормальное обучение, тогда бы она попала в класс тремя ступенями ниже. Но у нас не делали такого четкого разделения.

Не она одна бегала за мной, конечно, остальные, в том числе первая красавица старшей школы Грейс Уайт тоже. Но только у Максимилианы это получалось так наивно, топорно и громко, что она стала объектом насмешек наших одноклассников.

Впрочем, мне никогда не было дела до всех этих подростковых страстей, которые кипели в старшей школе Твинбрука.

У меня тогда была совсем иная цель – уехать из нашего маленького провинциального городка и поступить в столичную Инквизиторскую Академию.

И больше никогда не возвращаться в это болото.

Я мечтал стать королевским инквизитором, буквально грезил тем, чтобы бороться с нечистью во всех уголках нашего королевства.

Однако, по тем временам, чтобы поступить в академию, нужно было выдержать очень сложный многоступенчатый экзамен, который предполагал не только идеальную физическую подготовку, но высокий и развитый уровень магии.

Это позже вступительные экзамены упростили, но когда поступал я, они были просто зверскими.

Однако даже это меня не пугало.

Поэтому в выпускном классе мне было не до бегающих за мной с бешеными глазами девок, в том числе не до Максимилианы Видаль.

Я учился и до изнеможения тренировался.

Да, я с самой юности всей душой ненавидел тихий, спокойный, бюргерский Твинбрук.

И был готов на все, чтобы его покинуть.

С годами эта ненависть только усилилась.

– Кайзер, ты же знаешь, отец категорически против того, чтобы ты уезжал из Твинбрука. А тем более, стал инквизитором! – убеждала меня младшая сестра Кайла. – Он не позволит тебе уехать. Просто не позволит!

С Кайлой у нас была небольшая разница в возрасте – всего два года. Но внешностью и характером я пошел в отца, а она в нашу мать – хрупкую белокурую блондинку с льняными волосами и огромными голубыми глазами.

Как сейчас помню этот разговор – я тогда тренировался метать ножи в нашем саду, а Кайла сидела на качелях и читала какой-то сентиментальный роман.

Она вся была такая нежная, романтичная и трогательная, мечтала о великой любви и глубоких чувствах – возвышенное существо, совершенно далекое от меня.

– Когда-нибудь ты ее встретишь, – частенько говорила мне сестра. – Ту, рядом с которой тебе будет тяжело дышать. Ту, которую запечатлеешь в своем сердце. Ту девушку, рядом с которой ты перестанешь быть таким снобом и будешь мечтать лишь об одном ее взгляде. Это истинная любовь, брат, и когда-нибудь ты ее познаешь. Когда-нибудь она свалит тебя с ног…

Я всегда ее обрывал – вдохновенные монологи сестренки про великие чувства были смешны.

Какая истинная любовь?

Бред наивной дуры, совершенно не знающей жизни.

Однако Кайле, как и отцу, не хотелось, чтобы я уезжал. Она пыталась уговорить меня остаться, не понимая, что это абсолютно бесполезно.

Моя безмозглая сестра.

ГЛАВА 12

В кабинет доктора Макбрайда я вошла с замиранием сердца.

Я уже больше недели находилась в психушке.

Времяпровождение не из лучших, по правде говоря.

– Да-да, Максимилиана, проходите, садитесь.

Доктор, который стоял у окна, указал мне на стульчик, куда я и присела, аккуратно расправив складки своей фланелевой сорочки.

Макбрайд заботливо предлагал мне то чаю, то кофе, то воды. Вообще, он явно всячески суетился и оттягивал тот разговор, ради которого вызвал меня к себе.

Я его не торопила, хотя очень хотелось.

Макбрайд собирался сообщить результаты проверки зеркала.

Я знала, что приложила абсолютно все усилия для того, чтобы они меня порадовали, но не знала, достаточно ли этих усилий было.

Макбрайд поступил проще.

Вместо того, чтобы объясняться самому, он протянул какую-то бумагу.

Плотный желтоватый лист с напечатанными на машинке фиолетовыми чернилами буквами.

Подавив желание выхватить лист, как коршун, и впиться глазами в строчки, я взяла его спокойно и с улыбкой поблагодарила доктора.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ МАГИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ПРОВЕРКИ ЛЕДИ МАКСИМИЛИАНЫ РОУЭН

Настоящим подтверждается, что Максимилиана Роуэн, прошла комплексную магическую психологическую проверку, проведенную в соответствии с утвержденными протоколами и стандартами магической психологии.

В ходе проверки были использованы следующие методы: зеркало кристально-чистого разума, аурическое сканирование, эмпатическая диагностика, ритуальное интервьюирование, рунный анализ, теневая терапия, а так же тесты реальности.

По результатам проведенного исследования, не выявлено признаков шизофрении, иных психических заболеваний или психологических отклонений, препятствующих ее жизни в социуме. Когнитивные функции Максимилианы Роуэн соответствуют возрастным и социальным нормам. Ментальное и эмоциональное состояние характеризуется стабильностью и адекватностью.

На основании вышеизложенного, признается, что Максимилиана Роуэн является психически и магически здоровой и способной к полноценной деятельности и жизни в обществе королевства.

В конце стояла подпись консилиума докторов и печать Лечебницы для умалишенных Св. Мориса, на которой было изображено зеркало кристально-чистого разума.

Каюсь, прочитав этот текст, я очень захотела повести себя прямо противоположно тому, что было написано в заключении.

То есть очень неадекватно заорать что-нибудь победное и немного поскакать по кабинету доктора, размахивая заключением, и выкрикивая «Нормальная! Нормальная!».

А что, зря что ли, я сделала все, чтобы пройти эти многочисленные тесты и ментальные проверки?

Макбрайд не говорил мне прямо, но, исходя из его поведения, я сделала вывод, что зеркальцу мое сочинение понравилось, и психованной оно меня не сочло.

Тогда, помня о том, что пообещал Кайзеру объявить меня «блуждающей разумом» любой ценой, Макбрайд расчехлил свои психологические тесты.

Призвав на помощь все свое самообладание, внимательность, память, ум, сообразительность и интуицию, я щелкала эти тесты, как орешки, постоянно проводя параллель между этим и своим миром.

Например, тут тоже существовал тест, очень похожий на тест Роршаха. Так же, как и другие.

Будь Макбрайд по характеру хоть немного похож на Кайзера, думаю, он бы без зазрения совести подтасовал результаты.

Но он оказался болтуном, падким на лесть, которой я осыпала его каждую нашу встречу, нежели сторонником решительных действий, и это сыграло мне на руку.

И вот сейчас я держала в руках свой драгоценный билет на свободу!

– Спасибо дорогой доктор Макбрайд, вы – настоящий профессионал, светило магической психиатрии! Не сомневалась, что вы вынесете единственно верное и правильное решение! – с чувством проговорила я. – Можно вас расцеловать на прощанье?

– Леди Максимилиана, постойте-ка! Есть один нюанс. Дайте-ка сюда вашу руку. Нет, не левую. Правую.

Я сделала, как он велел, ожидая подвоха – и не зря…

ГЛАВА 13

На моем запястье оказалась красная нитка, скрепленная металлической пластинкой, на которой было написано...

«Кайзер».

– Это что еще за…?

Я очень сильно захотела выругаться матом, но, само собой, сдержалась.

Едва сдержалась.

– Видите ли, какое дело, дорогая моя леди Роуэн. Все-таки какое-то время вы содержались в нашем хм… заведении. Подозрение в «блуждании» вашего разума было… Поэтому я имею право передать обязанность надзора за вами вашему единственному живому родственнику, коим является ваш муж. Ничего такого, леди Роуэн, уж не подумайте! И все-таки мне будет спокойнее, если какое-то время полковник будет за вами приглядывать, держать вас в поле своего зрения, так, хм, сказать…

– О, дорогой доктор Макбрайд, если вам так будет спокойнее, то разумеется, – широко улыбнулась я и потрогала браслет. – Ваши решения всегда такие мудрые и профессиональные.

– Искренне жаль, что вы нас покидаете, леди Роуэн, – помахал на прощанье Макбрайд. – Мне будет не хватать вдумчивых бесед с вами. На моей памяти, вы первая пациентка, с кем было столь приятно вести беседу…

Чертов докторишка!

Едва вышла из кабинета Макбрайда, то захотела тут же порвать наручник, а пластинку с ненавистным именем Кайзера швырнуть в унитаз туалета психушки.

Я вцепилась пальцами в красную нить, натягивая до предела, так что алый след запульсировал на запястье.

Пластинка с его проклятым именем…

Кайзер.

Уничтожить! Сорвать к чертям собачьим!

Но я понимала – нельзя.

Не сейчас.

Сестра милосердия Ульха, которая проводила меня в палату, сразу же спросила:

– Макимилианочка, неужто уходишь от нас?

Какое же я испытывала счастье, что сейчас покину это унылое помещение с желтыми стенами!

– Ага. Меня признали магически и психически здоровой.

– Ой, жалость-то какая! – всплеснула руками старуха. – Грустно будет без тебя. Ты это, уж заходи к нам в гости, не забывай…

М-да...

Спасибо, но нет.

Вещей у меня здесь никаких личных не было. Ведь меня привезли сюда в одной смирительной рубашке, даже без обуви.

– Сестра Ульха, а вы не одолжите мне какую-нибудь одежду? – взмолилась я. – Не в одной сорочке же мне по улице идти!

– Не беспокойся, Максимилианочка, – старушка похлопала меня по руке. – Что-нибудь придумаем!

На прощанье Клименция Виндзеворская вручила мне картинку, на которой цветным рисом был изображен пейзаж – оказывается, его всей психушкой для меня делали!

Меня тут полюбили, даже слишком...

Некоторые даже плакали, но я не могла разделить их чувств.

Помахав обитателям психбольницы, которые собрались, чтобы душевно меня проводить, я наконец-то оказалась за оградой и вдохнула полной грудью.

– Свобода!

Вскоре я уже вышагивала по узким улочкам Твинбрука, которые ветвились по крутому холму вниз и вверх, словно нити на искусно вышитом гобелене. Выложенные серым кирпичом мостовые, выщербленные временем и дождями и поросшие от старости мхом, пролегали между прилепленными друг к другу узкими домами, резные ставни которых были распахнуты, а стены увиты плющом. Над крышами курились дымки труб, наполняя воздух запахом горелого дерева и печеного хлеба.

Но лес, окружающий город со всех сторон, и носящий название Хельмдолл, ненавязчиво напоминал о себе, манил и отталкивал одновременно. Ветер доносил его слабый шепот, словно лес желал поглотить город и навсегда погрузить в свою темную зеленую тишину.

Пожалуй, так по-настоящему оно и было – Хельмдолл кишел опасными сущностями, от которых город постоянно спасала доблестная инквизиция с моим бравым муженьком-полковником во главе.

Обычным горожанам ходить в лес строго воспрещалось.

Всегда найдутся те, кто нарушит запрет. Но обычно они платили за это высокую цену.

Однако сейчас, в этот тихий вечер, мрачное соседство с лесом не казалось таким опасным. Город жил своей жизнью: сновали туда-сюда жители, гудели клаксоны автомобилей, как будто сошедших с экранов ретро-фильмов, а рудокопы возвращались с медного рудника, который находился за холмом.

Я даже услышала обрывки их разговоров.

– А что там с той крайней пещерой, проверили ее, есть там медяшка?

– Идем потихоньку, да управляющий больно торопит – кабы не вышло обвала!

Двое усталых рудокопов завернули в какую-то забегаловку, а я пошла своим путем.

В крошечных магазинчиках и лавках с вывесками, выцветшими от солнца, можно было купить все: от скобяных изделий до непонятных и никому не нужных безделушек, покрытых пылью.

Уличная торговля едой тут была не принята – это я отметила с особенным интересом. По пути мне встретилась парочка малопривлекательных таверен, да единственный на весь Твинбрук роскошный ресторан, который посещали главные лица города. И Кайзер в том числе.

ГЛАВА 14

Потому как Ульха не нашла ничего лучшего, чем снабдить меня синим комбинезоном на лямках с широкими штанинами и крупной отстрочкой, а так же клетчатой рубахой, рукава которой постоянно скатывались, несмотря на то, что я снова и снова закатывала их.

Дополняли модный лук рыжие потертые башмаки, так же любезно предоставленные Ульхой.

По моему скромному мнению, больше всего я сейчас напоминала небезызвестную куклу Чаки. Женский такой вариант куклы Чаки в огромных круглых очочках и без шрамов, но с таким же зверским выражением лица.

От этой мысли я чуть не засмеялась в голос.

Пожалуй, в этом что-то было. По крайней мере, настрой у меня был очень даже похож.

По пути я получила, по меньшей мере, десять приглашений на чашечку чая – соседушкам не терпелось узнать подробности.

Одна чрезмерно любопытная мамзель, высунувшая нос из своего палисадника, не выдержала, и после дежурного приветствия поинтересовалась, чуть ли не выпрыгивая из своих пышных юбок:

– Леди Максимилиана, леди Максимилиана, а вас уже выпустили?

– Откуда? – выгнула бровь я.

– Из сумасшедшего дома.

– А я сбежала.

– Что-о-о? Ка-а-ак? – принялась заикаться мамзель.

– Приятного вечера, мадам Лимонж.

Доверительно поведав соседушке эту информацию, я продолжила свой путь, оставив мадам с широко раскрытым ртом.

К Лимонж тут же, как проворные змейки, стали стекаться другие жительницы Твинбрука, после чего они взахлеб принялись обсуждать шокирующую новость.

Что ж, приятно делать людей такими счастливыми.

Поправив лямки спадающего комбеза, что явно был с мужского плеча, я возликовала сердцем, потому как увидела то, что мне было нужно.

А именно – магазинчик, принадлежащий гильдии стекольщиков, где продавались очки.

Интерьер меня не впечатлил – это было крошечное помещение с витражом и небольшим шкафом темного дерева с выставленными моделями.

Здесь же находилась и мастерская, представляющая собой один-единственный стол с разложенными на нем в беспорядке инструментами – лупами, линзами, пинцетами и прочей мелочью.

Завидев меня, оптик сделал слабую попытку нырнуть под этот самый стол.

Ну, и кто тут у нас неадекватный?

– Леди Ма-максимилиана, прошу – не губите!

– А с чего это я должна вас погубить?

– Но вы же… Не в себе… Вы сбежали из психушки!

Да уж, слухи тут распространяются со скоростью света.

– Ах, господин де Окль, ну я же просто пошутила, – засмеялась я. – Уверяю вас, что нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Вот и уважаемый доктор Макбрайд тоже так считает.

– Даже Макбрайд?

– Разумеется. Я по делу. Не могли бы вы подобрать мне другие очки? А то эти стали совершенно неудобными.

Заслышав такое, Окль воспрял духом и быстренько пошуровал по своему шкафу с очками.

Эх, жалко тут линз не изобрели!

Я выбрала самые, на мой взгляд, сносные по форме и в самой тонкой оправе из всех, которые там были.

Не тот, конечно, ужас что был у меня на носу, но все равно они мне не особо понравились. По нашим меркам, эти очки были весьма старомодные.

– С вас пятьдесят пять тысяч луардо.

– Так дорого?!

– Хорошо, из уважения к вашему несчастному батюшке – пятьдесят тысяч.

Чему я удивлялась – в этом мире очки считались предметом роскоши. Максимилиане они достались бесплатно – по особой королевской квоте, как малоимущей дворянке.

Может, поэтому были такими уродливыми?

– Послушайте, господин де Окль, тут такое дело… – понизив голос, проговорила я. – Вы же специалист в этой сфере… А нет ли какого-то… магического способа улучшить мое зрение, чтобы и вовсе избавиться от очков?

Оптик прищурился и пригнулся ко мне.

– Леди Максимилиана, но вы же сами сказали, что никогда не будете прибегать к данному способу, когда я вам его посоветовал. Давненько это было...

– Наверное, поэтому я и запамятовала. Господин де Окль, считайте, я передумала и готова пойти на все, чтобы восстановить зрение… Что это за способ такой?

– Вот как… Что ж, что ж… – де Окль накрутил ус на палец. – Есть некие капли, которые позволяют восстановить зрение на все сто процентов.

– О! И что же это за капли? – возликовала сердцем я. – Где их достать?

– Сии капли весьма легки в приготовлении – смешать их может даже ребенок. Дело в одном весьма редком и сомнительном ингредиенте этих капель…

Окль рассказывал так медленно, с частыми паузами, как будто нарочно интриговал, что я уже начинала злиться.

– И что же за сей ингредиент?

– Это слезы змеи. Точнее, слезы нага.