Международный аэропорт в Галеао был похож на все другие: прохладный, деловой, но безликий. Сидя в баре аэропорта со вторым стаканом кока-колы, Доминик думала, что могла бы считать, что находится где угодно, если бы не преобладание португальского выговора и смуглая кожа мужчин вокруг — и, казалось, все они находили серебристый отблеск ее волос и скандинавскую синеву глаз весьма примечательными.
Вздохнув, она снова взглянула на часы, не зная, сколько еще ей придется ждать. Известие, которое она получила сразу же по приезде, было отнюдь не ясно выражено. В записке просто говорилось, что Джон вынужден задержаться и просит ее ждать в аэропорту, если он не сможет встретить ее, как они условились.
Она зажгла сигарету, подарила чуть заметную улыбку юнцу, который жадно разглядывал ее последние полчаса, и глубоко затянулась. Трудно было не испытывать нетерпения, хотя она и знала, что Бела-Виста находится на некотором расстоянии от Рио-де-Жанейро, в глубине континента. В конце концов Джон уже больше недели знал дату и время ее приезда, разве он не мог остаться в Рио на ночь, чтобы не заставлять ее ждать в аэропорту неопределенно долго?
Приехав, она успела воспользоваться всеми услугами, которые только мог предложить аэропорт. Она посетила женский туалет и приняла душ, переодевшись в прохладное безрукавное платье, гораздо более подходящее для жары, стоявшей за стенами здания с кондиционерами, чем мохеровый костюм, который был на ней, когда она вылетала из Лондона тридцать шесть часов назад. Она заново уложила волосы, сделав, не торопясь, довольно сложный узел, который предпочитал Джон, освежила макияж, припудрив гладкую, светлую кожу лица, подчеркнув линию щек и загнутые длинные ресницы. Но Джон не появлялся, и теперь она жалела, что потратила на это время. Она поискала в магазинчиках аэропорта подлинную бразильскую резьбу по дереву, поела — скромно, по-европейски — в ресторане аэропорта и наконец нашла убежище в баре, надеясь, что ее пребывание в нем окажется недолгим.
В начале дня, когда гигантский «Боинг» кружил над Галеао, заходя на посадку, она была во власти волнения. Можно было восторгаться столькими удивительными видами: мягкими склонами горы Сахарная Голова, пиком Корковадо с его огромной статуей Христа, стоящего раскинув руки, как бы охватывая весь изгиб залива Гуанабара. За этими двумя горами вздымались зубчатые вершины, столь внушительные, что она чуть не пропустила пляж Копакабана со стоящими вдоль него отелями-небоскребами, представляющими столь резкий контраст фавеллам, этим трущобам, прилипшим к склонам вокруг Рио. Она ощутила эту атмосферу и невольно поняла, что долгие недели ожидания были не напрасными. Казалось невероятным, что скоро она снова увидит Джона, почувствует, как его руки обнимают ее, ощутит ту окружающую его надежность, которая с самого начала привлекла ее к нему. Уныние, которое поначалу охватило ее, когда он первый раз сказал ей, что будет работать в Бразилии, сменилось чувством благодарности: с ним она немного повидает мир. Но шесть месяцев назад, когда он уезжал из Англии, она все еще приходила в себя после смерти горячо любимого отца и, может быть, поэтому не могла с уверенностью смотреть в будущее.
Мать ее умерла много лет назад, когда Доминик была еще младенцем и отец был главной ее опорой. То, что он погиб, спеша к пациенту, казалось еще больнее, особенно потому, что этот пациент был одним из «завсегдатаев» — человек, убежденный, что может подхватить любую болезнь, какая только существует. Но доктор Мэллори никогда не оставлял вызовы без внимания, а в густом тумане, опустившемся на Лондон в тот вечер, было так легко столкнуться с другим автомобилем… Многие недели Доминик не могла опомниться, не могла поверить, что отца больше нет и она осталась одна на свете. У нее были дальние родственники: дядя и тетя и несколько кузенов на севере Англии, но Доминик не хотела делить свое горе с незнакомыми людьми, которые могли самое большее только посочувствовать ей.
Именно в эти горькие недели она впервые встретилась с Джоном Хардингом. Джон был сыном Адама Хардинга, адвоката и близкого друга ее отца, и Он тогда только вернулся с Ближнего Востока, где работал в лаборатории нефтяной компании. Это был приятный, привлекательный молодой человек лет двадцати восьми, и Доминик понравились его теплые, мягкие манеры.
Зная о недавней потере, Джон осторожно высвободил Доминик из раковины, в которую она спряталась, и попытался показать ей, что жизнь продолжается и идет, как шла прежде. Сначала Доминик встречалась с ним неохотно: ей не хотелось, чтобы кто-то видел, какая болезненная апатия охватила ее. Но постепенно рядом с Джоном она начала снова улыбаться, снова жить.
Самым тяжелым было найти новую работу. Она всегда была регистратором у отца, и конечно же хотя его практика должна была перейти к другому врачу, ей невыносима была даже мысль о том, чтобы остаться работать на прежнем месте. Именно Джон нашел ей новую работу. У него был коллега, зубной врач, который как раз искал привлекательную молодую женщину, которая вела бы записи, немного печатала и впускала бы пациентов. Доминик с радостью приняла это предложение, а когда дом, в котором они с отцом провели столько счастливых лет, был продан, она позволила Джону найти ей квартиру.
Адам Хардинг поощрял их дружбу, и Доминик догадывалась, что и он, и его жена надеются, что дружба эта перерастет в нечто более тесное. Доминик, всегда считавшая себя самостоятельной, увидела, как приятно бывает, когда кто-то принимает за нее решения, и когда Джон получил место в лаборатории в Лондоне, она была рада тому, что жизнь продолжает течь гладко.
Однако спустя несколько месяцев Джону предложили новую работу — в Бразилии.
Доминик пришла в ужас. Почему-то она вообразила, что теперь Джон всегда будет работать в Англии, и считала само собой разумеющимся, что рано или поздно они поженятся. Родителям Джона хотелось этого не меньше, чем ему самому, и, возможно, при иных обстоятельствах, если бы Доминик так недавно не потеряла отца, они были бы уже женаты. Но требовалось немедленно принять решение относительно места в Бразилии, и, хотя Джону очень хотелось, чтобы она поехала с ним в качестве его жены, Доминик колебалась, чувствуя себя все еще слишком неуверенно, чтобы импульсивно решиться на что-либо. Поэтому они заключили помолвку, и было решено, что, как только Джон устроится и найдет жилье, подходящее для того, чтобы разместить в нем жену, Доминик к нему приедет и они поженятся в Бразилии. Естественно, родители Джона были немного разочарованы, что не смогут присутствовать на свадьбе, но они вошли в положение Доминик.
В недели, которые последовали за отъездом Джона, Доминик не раз сожалела о том, что не сделала решительного шага и не поехала с ним, но постепенно она приспособилась к новым обстоятельствам и снова начала радоваться жизни. Она подружилась с двумя девушками, жившими в соседней квартире, и время от времени отправлялась куда-нибудь вместе с ними: в кино или театр, а иногда даже на вечеринки. Каждую неделю она бывала у Хардингов и большинство выходных тоже проводила с ними или в их загородном коттедже в Уильтшире, или навещая вместе с ними в Сассексе их замужнюю дочь с тремя детьми. Доминик обожала детей и испытывала глубочайшую благодарность к Хардингам, которые старались заполнить ее дни, так что ее жизнь с отцом стала не болезненным воспоминанием, а приятным чувством ностальгии. С их помощью она избавилась от безнадежности, охватившей ее после его смерти.
Джон писал очень жизнерадостно. Его письма были длинными и подробными, и Доминик зримо представляла себе его жизнь в Южной Америке. Она узнала о контрастах страны, где ей вскоре предстояло поселиться: ужасающей нужде и безмерном богатстве ее жителей, крайностях ее климата и самое драматичное — о ее дикой красоте, бросающейся в глаза и пленяющей все чувства. Доминик уже казалось, что она знает Бразилию, а особенно Бела-Виста, район, где жил и работал Джон. В городке жили люди всех национальностей, включая североамериканцев, немцев, британцев и самих бразильцев. Нефтяная компания принадлежала корпорации «Сантос», на которую в настоящее время и работал Джон. Судя по его письмам, дело это было весьма крупным.
Доминик взглянула на часы. Она перевела их на местное время, и они показывали уже половину пятого. Поскольку самолет приземлился в одиннадцать утра, ее, естественно, немало тревожила такая задержка. Если бы Джон собирался на столько задержаться, разве не предложил бы он, чтобы она на ночь устроилась в отеле, избавив ее, таким образом, от этих томительных часов ожидания?
Она принялась было решать, не заказать ли третий стакан кока-колы, когда поняла, что мужчина, сидящий за столиком почти через весь зал, очень пристально ее разглядывает. Она бросила на него холодный, отталкивающий взгляд, но, насколько могла судить, он не произвел должного впечатления. Вместо этого он взял со стола рюмку со спиртным и, отклонившись на стуле назад, оценивающе осмотрел ее.
Нет, подумала Доминик нетерпеливо, это уж слишком!
Соскользнув с высокой табуретки, на которой сидела у бара, она подняла свою дорожную сумку и целеустремленно направилась к двери. Однако ей надо было пройти мимо столика этого мужчины, и, несмотря на то, что его дерзость ее возмутила, она не смогла удержаться, чтобы еще раз не взглянуть на него.
Не было сомнений: это был, возможно, самый привлекательный мужчина, какого ей приходилось видеть — темноволосый, смуглый, со странными золотистыми глазами, который довольно насмешливо взглянул на нее, когда она шла мимо. Он был поджарый, с твердыми чертами лица, которые, решила она, временами могут казаться почти жестокими. Он был воплощением всего чужого, незнакомого и опасного в этой чужой, незнакомой и опасной стране. Вздрогнув, Доминик открыла дверь и оказалась в просторном зале ожидания.
Вздохнув, она огляделась, надеясь увидеть Джона. Неужели он не понимает, как ей здесь неспокойно и не по себе? Что могло его так сильно задержать? Уж не случилось ли с ним что-нибудь? Неужели?..
Она пересекла зал и уселась в удобном кресле. Вынув сигареты, снова закурила. Постукивая пальцами по ручке кресла, поглощенная своим беспокойством, она не заметила, что к ней кто-то подошел, пока низкий мужской голос не произнес:
— Вы мисс Мэллори, не так ли? Мисс Доминик Мэллори?
Доминик подняла глаза и вздрогнула: она смотрела в лицо человека из бара.
Овладев собой, она сказала насколько могла спокойно:
— Вы знаете мое имя?
Незнакомец стоял перед ней, глядя на нее почти презрительно. Руки его были засунуты глубоко в карманы брюк прекрасного темного шелкового костюма.
— Не много найдется женщин-европеек без спутников, коротающих время в Галеао, — лениво заметил он.
Погасив сигарету, Доминик встала. Так она надеялась почувствовать себя в менее невыгодном положении. Однако это не помогло: несмотря на то, что она была высокой, он был намного выше.
— Пожалуйста, говорите яснее, — сказала она, стараясь, чтобы голос ее звучал холодно и равнодушно, но это ей не удалось. Он пожал плечами.
— Конечно, мисс Мэллори. Простите, что отнимаю у вас ваше драгоценное время! — Снова он над ней издевался. — Меня зовут Винсенте Сантос. Я… скажем так… коллега вашего жениха.
Доминик чуть расслабилась.
— О, понятно! — воскликнула она. — Так Джон все же не появится?
— К несчастью, нет. Он задерживается. Я вскоре объясню подробнее. Это весь ваш багаж?
Доминик колебалась. Она взглянула на сумку, задумчиво потерла нос.
— Э-э… А вы… я хочу сказать: вы как-нибудь можете удостоверить свою личность? Незнакомец улыбнулся.
— Вы мне не доверяете? Доминик закусила губу. Он ставил ее в неловкое положение.
— Не вам конкретно, поймите, — поспешно сказала она. — Но ведь вы можете оказаться кем угодно. Вы легко могли бы узнать мое имя от одного из работников аэропорта, и… ну… — Она выразительно развела руками.
Мужчина пожал широкими плечами.
— Конечно, вы правы, мисс Мэллори, — ответил он, чуть наклонив голову. — Всегда лучше проявить осторожность. Однако могу уверить вас, что я тот, кто я есть. Существует только один Винсенте Сантос!
Доминик изумленно уставилась на него. Он это серьезно? Ну и самоуверенность!
— У вас есть какие-нибудь документы? — чопорно спросила она. — Может быть, водительские права?
Винсенте Сантос терпеливо извлек из кармана бумажник и предъявил ей паспорт и международные водительские права. Доминик едва на них взглянула, уверенная в том, что никакой потенциальный похититель не может быть столь уверен в себе.
— Благодарю вас, — сказала она, бросив взгляд на свою дорожную сумку. — Это весь мой багаж. Остальные вещи были отправлены отдельно.
Винсенте Сантос кивнул и, убрав бумажник, нагнулся и поднял сумку.
— Идемте, — сказал он и зашагал через зал ожидания так быстро, что Доминик пришлось почти бежать, чтобы не отстать от него.
За стенами аэропорта жара обрушилась на нее, как реальный, чисто физический вес, и Доминик ахнула. Кондиционированный воздух в помещении не подготовил ее к этому. Сантос взглянул в ее сторону.
— Сейчас прохладнее, чем в полдень, — заметил он. — Вы скоро привыкнете.
Доминик выдавала слабую улыбку. Она уже втайне жалела, что Джон не попросил кого-нибудь встретить ее. Кого-то, кто был бы менее откровенно привлекателен и уверен в себе. С Винсенте Сантосом она чувствовала себя в невыгодном положении, и, несмотря на то, что он был безупречно вежлив, ее преследовало ощущение, что он забавляется.
У здания аэропорта их ждал изящный зеленый автомобиль с откидывающимся верхом. Винсенте Сантос бесцеремонно швырнул ее сумку на заднее сиденье, потом открыл дверцу, чтобы она могла сесть. Доминик скользнула в автомобиль и стала дожидаться, когда он к ней присоединится, наслаждаясь дивным ароматом настоящего буйства цветов, растущих у мощеной автостоянки. Их цвета были необычайно яркими и разнообразными, и она почувствовала невольную дрожь возбуждения, пробежавшую у нее по спине. Над ними возвышались зубчатые вершины Серры, вдали видны были голубые воды Атлантики. После серого Лондона все было экзотичным и волнующим, и даже ленивая снисходительность Сантоса стала казаться не такой насмешливой.
Он уселся рядом с ней, увидел ее выразительное лицо и улыбнулся, обнажив ровные белоснежные зубы, ярко выделявшиеся на фоне его темного загара.
— Вы раньше не были в Бразилии? — осведомился он, включая зажигание.
Доминик отрицательно качнула головой.
— Но вы уже ощутили пульс нашей страны, — заметил он небрежно и вывел машину с автостоянки.
Доминик понравилось это выражение. Именно это она и ощутила. Возбуждение, которое она испытывала до посадки самолета, возвращалось, а с ним и ощущение окружающей обстановки. В этой стране чувствовалось что-то примитивное и неприрученное, несмотря даже на вздымающиеся ввысь небоскребы и многоэтажные дома с комфортабельными квартирами. Разве можно было забыть, что неподалеку находится Мату-Гросу с его непроходимыми джунглями и опасными реками, где человек мог потеряться без следа? Еще одна грань этой страны, такой же непростой, как и ее история. Может быть, именно чувство неизведанного так волновало ее. Именно такое чувство должно, наверное, двигать человеком, заставляя его рисковать жизнью, чтобы исследовать жестокие примитивные цивилизации.
Она поняла, что Винсенте Сантос обращается к ней, и постаралась вернуться в настоящее.
— Вы раньше жили в Лондоне, насколько я понял, — говорил он. Доминик кивнула.
— Это так. Во всяком случае, в пригороде. Скажите, почему Джон не встретил меня? И куда мы сейчас едем? Он снова улыбнулся.
— Я уже начал думать, что вы забыли о цели своего приезда сюда, — лениво заметил он. Потом добавил:
— Бела-Виста, где вы будете жить, находится в этих горах, но дороги оставляют желать лучшего. Местами это всего лишь колеи. Но не думайте, что Бела-Виста — нецивилизованное место. Там есть свой музей, и картинная галерея, и университет. Но попасть туда… а, это другой вопрос.
Доминик сморщила носик.
— Продолжайте. Он выразительно пожал плечами.
— На дороге был обвал. Доминик ахнула.
— Кто… никто не пострадал?
— Нет. Но ваш жених… как это вы выражаетесь? — оказался в тупике. Вот он и позвонил мне.
— Вы… вы были в Рио? — медленно спросила Доминик.
— Нет, я был в Бела-Виста. Доминик нетерпеливо вздохнула.
— Пожалуйста, мистер Сантос, не издевайтесь. Как это могло быть, что вы сюда попали, а Джон — нет?
Винсенте Сантос бросил машину в крутой поворот дороги, так что Доминик испуганно уцепилась за сиденье, потом ответил:
— У меня» есть другое средство передвижения. Вертолет!
— О! О, понятно! — кивнула Доминик. — Естественно, я считала… — Она пожала плечами. — Вы живете в Бела-Виста, мистер Сантос?
— Я много где живу, — загадочно ответил он. — Но в Бела-Виста у меня действительно есть дом.
Доминик переварила эти слова, подумав, не может ли он быть нанимателем Джона. В конце концов, фамилия была та же самая, но в Бразилии фамилия Сантос — достаточно распространенная. Если этот человек состоит в той же организации, то как он связан с ее женихом? Насколько хорошо он знает Джона, и, наоборот, насколько хорошо Джон его знает? Ей хотелось бы задать тысячу вопросов, но она не могла этого сделать и вместо этого спросила:
— Мы сейчас едем в Бела-Виста?
— Дорога перекрыта, — терпеливо напомнил он.
— Я поняла. Я имела в виду вертолет. Он бросил на нее довольно сардонический взгляд, от которого щеки ее вспыхнули. Она очень остро ощущала его присутствие, и это не давало ей расслабиться. Он был из породы людей, которых она совершенно не знала. Чувственная складка его губ немного беспокоила ее. Он был явно привычен к женскому обществу, и было неприятно сознавать, что она не имеет ни малейшего представления о том, как с ним обращаться. И дело было не только в его непривычной внешности, не в том, что его одежда, автомобиль и все поведение говорили о богатстве, которого ей прежде не приходилось близко видеть, — дело было в чем-то другом, в чем-то неясном, что отличало его от всех мужчин, которые ей встречались. Расправив плечи, она решительно сказала:
— — Что вы намерены со мной делать? Он лениво засмеялся.
— Делать с вами, мисс Мэллори? Какое странное выражение. И что, по-вашему, я собираюсь с вами сделать? — Машина обогнула мыс, и под ними простиралась теперь закрытая гавань Рио-де-Жанейро, за которой лежал залив Гуанабара, усеянный островами, блестевшими в лучах заходящего солнца подобно драгоценным камням.
Завороженная, Доминик молча смотрела на все это, потом, собравшись с мыслями, коротко сказала:
— Вы должны знать, что я имею в виду! Он наклонил голову. Руль автомобиля легко двигался в его сильных смуглых пальцах.
— Да, я знаю. И я понимаю, что вам не терпится снова увидеть вашего жениха. В конце концов прошло уже немалое время с тех пор, как он уехал из Англии, и в течение нескольких месяцев может произойти очень многое. Однако скоро стемнеет, а я не имею желания рисковать, пытаясь посадить вертолет в этих горах в темноте.
Доминик мяла в руках ремешок дамской сумочки.
— Итак?
— Итак, я, к сожалению, должен сообщить вам, что эту ночь вам придется провести в Рио. Для вас забронирована комната в отеле, где вам будет удобно, а завтра… Ну, завтра вы сможете броситься в объятия возлюбленного!
Доминик бросила на него жесткий взгляд.
— Спасибо, — холодно проговорила она. — Я в ваших инструкциях не нуждаюсь!
— Я в этом уверен, — насмешливо ответил он, скользнув по ней взглядом, так что она невольно вспыхнула от чувства неловкости.
Потом он нахмурился.
— Вы все еще не доверяете мне, да, мисс Мэллори? Почему? Доминик вздохнула.
— Я этого не говорила.
— Да, — согласился он, — но все ваше поведение говорит об этом. Может, вы думаете, что я вас похитил? Когда мы приедем в отель, вы сможете поговорить с Хардингом по телефону.
Телефон, облегченно подумала Доминик. Конечно! Почему она сразу не сообразила?
Винсенте Сантос продолжал иронически рассматривать ее.
— Вы красивая женщина, мисс Мэллори, но, к сожалению, я должен сообщить вам, что был знаком со многими красивыми женщинами и мой опыт подсказывает мне, что мне не нужно их похищать, чтобы они мне повиновались!
Никогда еще Доминик не испытывала такого смущения. Каким облегчением было увидеть, что уже показался город! Но она не была готова увидеть нищету и убогость этих жилищ, которые можно было назвать только лачугами. Их обитатели выглядели немногим лучше с их худыми угловатыми телами и грязными лицами. Он, видимо, почувствовал, как ее ужаснуло это зрелище, потому что сказал:
— Где есть очень богатые, есть и очень бедные. Вы — как все, мисс Мэллори. Вы хотите видеть только то, что ожидаете увидеть. Доминик посмотрела на него.
— А как вы смотрите на это, мистер Сантос? Или, может быть, вы и вовсе не смотрите?
Лицо Винсенте Сантоса потемнело.
— О, я вижу это, мисс Мэллори! Доминик взглянула на него. В его голосе слышалась горечь, резко контрастировавшая с беззаботной иронией, звучавшей в его словах совсем недавно. Он сказал:
— Вы, возможно, вообразили, что я в жизни знал только мое нынешнее преуспевание? Доминик закусила губу.
— Я об этом не думала, мистер Сантос.
— Тогда, возможно, вам следует думать, прежде чем говорить, — отозвался он несколько скованно, и Доминик не могла понять, какую искру она зажгла, сама того не заметив.
Рио-де-Жанейро был невероятно красив. Даже Венеция, где она побывала когда-то с отцом, не обладала столь индивидуальной архитектурой, которой изобиловал Рио. А может быть, это мрачно нависающие бастионы Серры придавали такое величие зрелищу, которое иначе было бы просто современным. Улицы были переполнены людьми и машинами, и шум стоял оглушительный. Преобладала молодежь, одетая непринужденно, в пляжные костюмы. Девушки в бикини и молодые люди с бронзовыми от загара телами напоминали жрецов и жриц, совершающих обряды у храма бога Солнца. Доминик увидела и старых вдов, одетых во все черное, так что они своею мрачностью напоминали старых ворон среди райских птиц. Кругом было множество ребятишек, грязных оборвышей, но таких темненьких и красивых, что глаз не оторвешь. Она видела храмы и музеи, и высокие небоскребы на улицах, усаженных деревьями и вымощенных черно-белой мозаикой.
Отель, к которому подъехал Винсенте Сантос, располагался на тихой боковой улочке, отходившей от одного, из проспектов в центре города. Отель был высокий и красивый, из серого камня, очень солидный в отличие от бетонных зданий, выходящих на берег в Копакабане. У него было какое-то странное, старомодное очарование, не вязавшееся с почти вызывающим модерном соседних зданий. Но, несмотря на внешний вид, внутри он был совершенно современным, с лифтами и паласами по всему полу. Доминик предстояло узнать, что бразильцы считают застланный ковровым покрытием пол чрезвычайно модным, несмотря на то, что из-за него в спальнях царит почти невыносимая жара.
Машина была оставлена на стоянке, и они вошли в отель. Винсенте Сантос прошел вперед переговорить с администратором. Судя по тому почтению, которое он встретил, Доминик заключила, что он желанный посетитель, и она задержалась у дверей, не желая вмешиваться. Тут он повернулся, сказав:
— Ваша комната готова. Думаю, вы устали и хотели бы принять душ и переодеться перед обедом. Его подают в ресторане, начиная с половины восьмого. Хардинг уже звонил, справляясь о вашем приезде, и, надо думать, позвонит еще раз. Полагаю, это все…
Доминик сплела пальцы. Почему-то теперь, когда он, кажется, считал свою миссию законченной, ей не хотелось его отпускать. Может, дело в том, что все было таким непривычным и ее преследовало ощущение полного одиночества, но она колебалась, жалея, что они не могут сразу же отправиться в Бела-Виста.
Винсенте Сантос направился к двери. Он двигался с кошачьей грацией тигра, мускулы на его спине плавно перекатывались под тонким шелком костюма. И Доминик вдруг поняла, что, как и его двойник в мире животных, он может быть опасен. Она не знала, откуда взялась эта мысль. Несомненно, в том, как он с ней обращался, ничто не говорило о мужчине, ищущем жертву. Но все же он несколько минут смотрел на нее в баре аэропорта, когда должен был прекрасно знать, кто она такая. Вспомнив об этом, она вздрогнула. Дойдя до дверей, он обернулся к ней.
— Вы удовлетворены? — любезно спросил он.
— Конечно, — поспешила заверить его Доминик. Каковы бы ни были ее чувства, она не намерена была показать ему свою неуверенность.
— Это хорошо. Я зайду за вами в десять утра. Доброй ночи, мисс Мэллори.
— До… доброй ночи, мистер Сантос. Доминик увидела, что посыльный берет дорожную сумку, которую Винсенте Сантос поставил рядом с ней. А тот тем временем, отрывисто кивнув ей, исчез за вращающимися дверями.
— Сюда, сеньорита, — сказал посыльный по-английски с очень заметным акцентом, и Доминик вспомнила, что Винсенте Сантос говорит почти без акцента. Потом, слабо улыбнувшись посыльному, она пошла следом за ним к лифтам.
Ее комната была роскошной и просторной, с многочисленными окнами, выходившими на город. Отсюда ей не видны были фавеллы, и, несмотря на отдаленный шум уличного движения, обстановка казалась спокойной. Лениво жужжал вентилятор, создавая прохладный поток воздуха, а вода в душе была тепловатой.
Приняв душ, она легла, глядя на телефон, страстно желая, чтобы он зазвонил. Может быть, если она услышит голос Джона, исчезнет чувство беспокойства, овладевшее ею?