Жестокие игры мажора

Глава 15

Что-то теплое щекочет мое лицо, и я медленно открываю глаза, но тут же зажмуриваюсь, неготовая встретиться с яркими солнечными лучами.

Не припомню, чтобы они падали на мою кровать. В нашей комнате одно окно, а сплю я на противоположном кон…

Подождите.

Я вздрагиваю и распахиваю глаза, ожидая увидеть свою комнату в общежитии, но вместо этого несколько долгих секунд изучаю огромное панорамное окно и шторы, напоминающие мелкие сети для рыб.

Это не моя комната.

И я не в общаге.

Я подскакиваю, но проваливаюсь в мягком матрасе.

Мое дыхание учащается, пока я судорожно поворачиваю голову по сторонам и натыкаюсь взглядом на мужскую фигуру, развалившуюся в кресле.

Я не вижу его лица из-за козырька кепки, который натянут до квадратного подбородка. Но мне достаточно выглядывающих из-под футболки татуировок.

Багиров.

А когда он щелкает по кепке пальцем, откидывая козырек с лица, дышать становится еще труднее.

Теперь он смотрит на меня.

И я не сразу понимаю, почему его обжигающий взгляд опущен ниже моего лица.

Боже!

Рассеянными движениями я натягиваю на себя одеяло и поджимаю колени к груди, с ужасом понимая, что полностью обнажена.

Я отворачиваюсь и прикусываю нижнюю губу. До острой боли. Чтобы хоть немного приглушить разгорающееся чувство стыда.

Смотреть на него больше не хватает мужества.

— Поч… — мой голос слишком сиплый, а в горле сухо, поэтому мне приходится прочистить его, прежде чем я наконец задаю свой вопрос: — Почему я здесь?

На самом деле я не хочу знать ответ. Все, что я помню — темная и холодная вода, которая душит меня.

Дальше все как в тумане…

Редкие кадры пробиваются сквозь клубящийся пар, но я зажмуриваюсь и прикусываю губу сильнее. Я не хочу вспоминать. Не хочу.

— Ну что? Твоя память пробуждается? — его голос холодный, и, кажется, Багиров не в лучшем настроении.

Но это не заставляет меня посмотреть на него.

Вместо этого я пытаюсь понять, что могла сделать не так, из-за чего он стал куском льда.

А потом я вспоминаю то, что наговорила ему на заднем дворе, прежде чем моя жизнь перевернулась на сто восемьдесят градусов и человек, который мучил меня, стал моим спасителем…

Но на моменте, когда воспоминания доходят до душевой, я снова все обрубаю. Вот только фрагмент, где я трусь об его большое сильное тело, успевает обжечь жаром стыда… и не только. Боже. Нет. Я не буду об этом думать.

Я не соображала, что делаю.

Покачав головой, с разочарованным стоном я упираюсь лбом в колени и поджимаю пальцы на ногах.

Мне не могло это понравиться.

Я должна была остановить его.

— Ты нечестно… — сглатываю, — ты воспользовался мной, — шепчу я, одновременно осуждая себя. Вместо того, чтобы поблагодарить Багирова, я предпочитаю обвинить его.

Внезапный глубокий смех вызывает ворох мурашек, и я поворачиваю голову, смотря на него сквозь завесу спутанных волос.

— Ты ненавидишь себя за это, так ведь? — Илай отталкивается от спинки кресла и облокачивается на колени. — Ненавидишь за то, что сама этого хотела. За то, что я не принуждал. Ты хотела меня, Ведьма, и не смогла остановить себя. Ты ненавидишь свое тело, которое, в отличие от своей хозяйки, более благодарно и отзывчиво. Ты можешь даже ненавидеть меня, но это больше не поможет тебе сопротивляться. Твоя киска умоляла меня о большем…

— Хватит, — сдавленно шепчу я и отворачиваюсь пылающим лицом к окну, а, когда сквозь шум в ушах слышу, как он встает, моментально напрягаюсь.

Не выпуская из рук одеяла, я судорожно обматываюсь им, как можно крепче сжимая на груди, и, осторожно поднявшись с кровати, тут же разворачиваюсь к Багирову.

Я тяжело дышу, проклиная каждый его шаг, сокращающий расстояние между нами, и осторожно пячусь назад.

Он, как насытившийся хищник, неспешно огибает кровать, а я, запутавшись в одеяле, с визгом заваливаюсь назад, но от падения меня спасает твердая хватка.

Багиров сжимает мое предплечье и рывком возвращается в вертикальное положение.

— Ты вечно ищешь проблем на свою маленькую задницу?

Сдув с лица прядь волос, я едва справляюсь с дыханием, смотря на него из-под ресниц и пытаясь одной рукой удержать одеяло на груди.

— Выйди отсюда, — пытаюсь казаться уверенной. — Мне нужно переодеться!

— Думаешь, я вчера ничего не разглядел? — Багиров лениво ухмыляется уголком губ, опуская взгляд ниже моего лица. — Я не только разглядел. Твои соски определенно созданы для моего рта.

Его ледяные серые глаза снова находят мои.

— Извращенец, — шиплю я.

Багиров с обманчивой нежностью подцепляет прядь моих волос и убирает мне за ухо, чтобы наклониться к нему и прошептать:

— Этой ночью ты кончила, потираясь о член этого извращенца. — Он проводит носом по моему виску, а я нервно икаю, вдохнув его фирменный запах мяты и сигарет. — Признайся, это твой первый оргазм, который отключил тебя на всю ночь?

Я вспыхиваю от кончиков пальцев ног до корней волос.

Ему обязательно быть таким высокомерным?

И он подчеркивает свое высокомерие самодовольной улыбкой, когда отстраняется от моего уха и смотрит в лицо.

— Я терлась и о более выдающиеся… — я запинаюсь, и это делает его чертову улыбку шире.

— Более выдающиеся? — подначивает он, будто я говорю что-то смешное.

— Члены! — цежу я сквозь зубы, чувствуя, как стыд пузырится в горле. Но я хочу сбить с напыщенного мажора спесь. — Серьезно, Багиров, со мной случались более запоминающиеся оргазмы.

Я вижу, как его челюсть дергается, как бы предупреждая меня.

— И сколько же ты запомнила?

Я должна почувствовать перемену в его настроении, но отступать уже поздно. Может, хоть это заставит его потерять ко мне нездоровый интерес?

— Много.

— Слишком абстрактно.

Я стискиваю зубы, закипая от стыда, в который сама себя и толкаю, как черт вилами.

— Двадцать, — выпаливаю я, чувствуя себя идиоткой, — не знаю, может, больше! Отпусти меня!

Я наблюдаю за выражением лица Багирова, но оно останется бесстрастным.

— Двадцать, — повторяет он, а потом сжимает предплечье грубее и дергает на себя, чтобы усмехнуться мне в ухо: — Если я узнаю, что ты обманула меня, Ведьма, выебу так, что твои двадцать сотрутся из твоей памяти на хуй. Или из твоего воображения.

Я задыхаюсь от услышанного, а потом он толкает меня так, что я охаю и заваливаюсь на кровать.

— Твои вещи в душевой на сушилке. У тебя пять минут.