Живой проект. Том 2

1

Было несколько минут десятого, но утренние сумерки за окном так и не превратились в день. Серость навевала тоску. Михаил отошел от окна и набрал отдел продаж.

– Семен, Анна пришла?

– Нет еще, Миш.

– Когда появится, пусть… она уже здесь.

Анна вошла в кабинет и указала пальцем за спину:

– У вас секретаря еще нет.

– Да, Ань, проходи. Я как раз спрашивал о тебе Семена.

– Михаил Юрьевич, простите, что я вчера так сбежала…

– Ничего страшного, решим все вопросы сейчас, и я не собираюсь тебя беспокоить. Уйдешь когда планировала.

– Да, нет… сегодня все в порядке, я как раз собиралась…

Анна запнулась, когда Михаил склонил голову в слишком пристальном внимании. Тряхнув головой, девушка положила на стол кофр и подняла перед глазами все рабочие файлы.

– Так, я вчера вечером кинула вам полный список. Если есть вопросы, задавайте.

– Так в чем дело, он в командировку улетел, что ли?

– Что? Откуда вы знаете?

Михаил даже не пытался угадать, просто озвучил первое пришедшее в голову предположение.

– Я прав?

– Михаил Юрьевич, не вмешивайтесь в мою личную жизнь.

– Когда мы договаривались о работе, ты с полной уверенностью заявила о том, что решишь свои личные проблемы. Вчера мне не показалось, что ты в состоянии их решать.

Анна сжала челюсти.

– Я все сделаю. Я в графике. Работа идет по намеченному плану. Вчера я не могла задержаться. Уверена, если бы вы помнили о том, что третьего у вас совет директоров, мы бы не попали в такую ситуацию.

Михаил не сводил пристального взгляда с лица девушки и закурил, чтобы скрыть улыбку.

– Так сегодня все в порядке и ты как раз собиралась… что?

– Ребята Галины начали составлять описания лотов. После этого разговора я завезу одного из PR-щиков к вам домой. Думаю, за пару дней он справится с описаниями всех личных безделушек. Остальное уже по видео сделает.

Найдя письмо Анны, Михаил прокрутил список и остановился на итоговой цифре.

– Я правильно понимаю, что при твоих ожиданиях от торгов, я могу остаться с домом?

– Да, правильно. Я не совсем поняла по поводу машин. Вы дали документы только на три. Остальные записаны на офис? Если они записаны на офис, то почему самолет, яхта и прочие средства передвижения на вас?

– Потому что отец опасался остаться и без самолета и без Джоффри, если оформит его на компанию. Остальное – моя личная собственность.

– Ах, вот что! Да, Джоффри любитель…

Михаил вскинул брови и, уже не пытаясь скрыть улыбку, начал просматривать список.

– Но вы ведь будете покупать другой? Вероятно, теперь на компанию…

– Ты мне самолет пытаешься продать?

– Ага.

– Ань, давай потом.

– Хорошо, когда?

Оценив напор, Михаил поднял смеющийся взгляд.

– После работы. Ты ведь не убегаешь сегодня? Григорий заменил мне машины, и я уже недели две как пытаюсь найти время, чтобы прокатиться за рулем. Составишь компанию?

– Михаил Юрьевич, мне и так стало не слишком комфортно работать, когда вокруг поголовно считают, что вы… положили на меня глаз.

Михаил снова вскинул брови. Его удивило не то, как естественно это заявление прозвучало, а то, что для нее самой это не является данностью. Похоже, единственным, от кого у него все же получилось срыть факт наличия внимания, оказался сам объект внимания. Президент озадаченно вернулся к списку лотов и подумал, что все должно быть наоборот.

– Тебе это неприятно?

– Да пусть болтают, но я не хочу подливать масла в огонь. После аукциона все станет на места.

Михаил спрашивал не о коллегах, но ответ Анны подтвердил его открытие. Он не стал продолжать, потому что впереди была работа. Нужно было сосредоточиться, вчитаться в список и при отсутствии вопросов отпустить Анну, потому что ее тоже ждала работа.

Через несколько минут девушка покинула кабинет президента и поздоровалась с кем-то в приемной. Михаил ожидал, когда этот кто-то пройдет в его кабинет.

– Доброе утро, Михаил Юрьевич.

– Лена! Ну, где же вы были!? – воскликнул Михаил.

– В отпуске, – ответила бывший секретарь Петра, пытаясь скрыть замешательство.

– Вас что, из отпуска вытащили?

– Да, еще неделя оставалась.

– Извините, я… просто не подумал об этом. Отгуляете позже. Мне нужен адекватный человек в приемной… без недоразумений…

– Спасибо за доверие, Михаил Юрьевич.

– Вы знакомы с операторами и ночными секретарями?

– Я со всеми знакома и все знаю, не беспокойтесь.

– Вы не представляете, как я рад это слышать!

– Если можете, зовите меня на «ты», а то я себя на десять лет старше чувствую.

– Хорошо, – засмеялся Михаил,– иди. Не закрывай дверь!

Михаил вспомнил еще об одном деле, не относящемся к работе, и попросил Вику соединить с руководителем СБ.

– Григорий, доброе утро.

– Доброе утро, Михаил.

– Нужно, чтобы вы зачистили еще одну территорию вокруг дома от слежки.

– Давайте адрес.

– Дом Людмилы. Адрес у вас должен быть.

– Сделаем. Что-то еще?

– Там точно есть камера на частной территории. Спросите у Василия, какое именно издание, это поможет найти заказчика, если не сможете договориться с владельцем участка.

– Я знаю, о чем вы, Михаил. Моя супруга тоже выбирает сумку по тому, с какой сегодня вышла Людмила.

– Вы серьезно? Я не знал.

– Потому что у вас нет… в общем, я все сделаю.

– Спасибо.

Михаил задумчиво перевел взгляд в дверной проем.

– Лена!

Когда секретарь появилась, Михаил спросил не без иронии:

– У нас Людмила – икона моды, что ли?

– Что-то в этом роде. Ее любят, на нее ориентируются, она всегда на высоте и женщины хотят быть на нее похожи.

– Она же секретарь.

– Она очень красивая и стильная. И она ваш секретарь. И судя по утренним новостям, теперь не только секретарь.

– Черт… ну-ка несите эти новости.

Лена принесла электронную газету, где уже скомпоновала новости из различных изданий, какие по ее мнению могли заинтересовать шефа.

– Вы… ты это заранее сделала?

– Ну, да. А вам не интересно?

– Раньше всей этой мишурой со мной делился Петр, так что будет кстати.

Михаил пробежался по статье. На коротком зацикленном ролике он указывал сигаретой на смотрящего.

– Что ты об этом думаешь?

– Вы никогда не обращали внимания на общественное мнение.

– Когда это касалось только меня.

– Что ж, это слишком вкусно и сейчас вы не купите их молчание ни за какие деньги.

– Ну а как Люда реагировала на постоянную слежку?

– Ей было приятно видеть себя в журналах в том свете, каким ее освещали.

– А вот в этом свете?

– Михаил Юрьевич, Люда двадцать лет живет под пристальным вниманием. Она не выходит на улицу никак, кроме как при параде. Это уже давно часть ее жизни, а любой новый интерес не запачкает, а лишь подогреет внимание к ее персоне.

– Что ж, спасибо. Сделай кофе, пожалуйста.

Михаил пробежался взглядом по другим статьям, касающимся холдинга. Мысль о том, что он не только взял секретаря Петра, но и занял его место в желтой прессе, позабавила президента. Сделав над собой очередное усилие, Михаил вернулся к работе.

Ты просто устал, говорил он себе, когда замечал, что бездумно смотрит в никуда или поднимается к окну. Глядя на закованные в иней машины внизу, Михаил суммировал неотложные дела. Через полтора месяца на Арктику-1 доедет оборудование от Лавареса и состоится аукцион. Он вернет долг «Живому проекту». Тогда же на станции возобновятся проекты, прерванные на Океане-3.

К Новому году юристы обещают добить австралийских страховщиков и появятся деньги на возобновление живых проектов. И теперь, когда третьей станции нет, возникнут серьезные проблемы с местом. Нужно было раньше начать строительство, но кто же знал?

Барис… он позвонит через пару недель и если его хозяева согласятся начать строительство, нужно будет выслать ему копии чертежей, которые готовит Гил. Рано или поздно представится случай достать их. И неважно, рано или поздно. Главное, что они заняты и не угрожают ни ему, ни корпорации.

Все ресурсы по клонам исчерпаны. Как только волна агрессии в отношении живых проектов пошла на спад, они начали убегать. И если еще полгода назад запросы арендаторов решались из живого резервного фонда, то теперь Роберт подписывает неустойку за неустойкой. И ничего, абсолютно ничего нельзя сделать. Нужно время на рост и подготовку. Сейчас нет ничего более материального, чем время.

Что если деньги Высоцкого и дублеров продавят политиков? Деятельность профессора не выглядела вялотекущей, как ожидал Михаил. Конкретные решения назрели. Глава корпорации стал опасаться, что власти увидят больше выгоды в принятии закона, чем обычное перекрытие эфира масс-медиа. Михаил прошел от окна к двери:

– Лен, назначь встречу с Ивановым, неважно где. И предупреди Юлию Владимировну, она будет присутствовать.

– Хорошо.

Что Саша там предлагал, контракт по рождению? Кажется, об этом упоминал Высоцкий во время своего первого выступления.

Михаил снова обратился к секретарю:

– Найди выступление профессора Высоцкого от первого июня. Пришли мне текстовый вариант со всеми приложениями.

– Хорошо.

И бюджет…

Все остальное текучка, которая никогда не кончится. Что ж…

Михаил, так и стоявший между кабинетом и приемной, вернулся на место. Он решил, что ближе к Новому году может получиться устроить себе отпуск. Это кое-как взбодрило его и до вечера посторонние мысли отошли на второй план.

Михаил покинул кабинет в семь и спустился по лестнице. Открыв водительскую дверь, он предупредил Васю:

– Я поеду один, прокатись во второй машине.

Президент не садился в водительское кресло с покушения весной и чувствовал, что жутко соскучился. Забравшись на водительское место, он начал перенастраивать все под себя и пробовать управление.

– Она действительно поумнее, чем наши старые, – заметил Вася, наблюдая за шефом. – Не ищите, у нее нет механического управления дворниками. А свет здесь, но он тоже сам настраивается… и здесь тоже ничего не включится, пока дверь открыта. На эту кнопку запрограммирована связь со второй машиной. И… Михаил Юрьевич, она не предназначена для вождения. Только для езды. Но есть опция симуляции вождения, довольно качественная.

– Печаль…

Выехав с парковки, Михаил остановился у центрального входа. Мимо сплошным потоком шли сотрудники офиса. Те немногие, что проходили спереди машины, направлялись на открытую стоянку. Те, кто пользовался корпоративными микроавтобусами до города, обходили машину сзади. Михаил то и дело ловил их мгновенно ускользающие взгляды.

Выйдя из салона, президент закурил. Он ждал Анну. Не имея понятия, где она в данный момент, он просто стоял и ждал. Если она появится, хорошо. Нет, значит, прокатится в одиночестве. Но он все же стоял, кивал в равной степени как приветствующим, так и прощающимся с ним сотрудникам, и ждал.

Михаила смешило его собственное поведение, но все происходящее доставляло новое, чистое и искреннее удовольствие.

– До завтра, Михаил Юрьевич, – махнула рукой Лена, направляясь к стоянке.

От сигареты остался окурок. Бросив его в урну, Михаил забрался в машину и захлопнул дверь.

– Что ж… не судьба.

Объехав стоянку, он понял, что машина его не слушается, а едет сама по себе. Надежда на то, что новый автомобиль можно водить, таяла. Подумав, он вызвал список лотов и вычеркнул еще один: отреставрированный и модернизированный вместе с Ольгиным «жуком» Fisker Karma.

У выезда с территории он остановился и недовольно осмотрел панель управления. Убедившись, что нигде нет кнопки «отключить все к черту», президент недовольно посмотрел на дорогу. На обочине встречной полосы в трех метрах спереди остановилась машина Анны. Сама она покатывалась со смеху и, отняв ладонь от лица, нечаянно ударила по клаксону. На лице молодого человека, сидящего на соседнем сидении, застыло недоумение.

Михаил кивком пригласил ее в машину. Никак не обозначив согласие или отказ, Анна проехала мимо.

– Я видела вашу собаку! – воскликнула она, со смехом открыв дверь через несколько минут.

– Тебе все же придется себя скомпрометировать, если планируешь впарить мне самолет.

Забравшись на соседнее сидение, девушка позволила машине пристегнуть себя.

– Мы не закончили, завтра еще съездим, – тараторила она. – Это такое чудо, Михаил Юрьевич! Я от нее оторваться не могла.

– Может, потому и не закончили?

– Не, Макс работал.

– А ты?

– А я… – Анна погасила улыбку. Как-то поздновато она вспомнила, с кем делится, и теперь в глазах читалось опасение.

– У меня была такая же реакция на нее, – Михаил улыбнулся. – И не стоит меня так явно бояться, Ань. Ну, что, поехали?

– Вы – босс.

Михаил поморщился, но промолчал. Пару минут в салоне было тихо.

– А куда делась Людмила?

Обернувшись, Михаил первым делом подумал, что она видела ту «новость».

Никогда еще он не сидел на водительском месте столь своенравной машины. Его прежний автомобиль хотя бы делал вид, что дает собой управлять человеку за рулем. Анна заметила его недовольство и отвернулась к окошку, предполагая, что вызвала его своим вопросом.

– Она меня совершенно не слушается!

Резко обернувшись, Анна остановила пораженный взгляд на президенте.

– Машина…

– Боже, Михаил Юрьевич, – засмеялась Аня, – я уж подумала, что вы о Людмиле. Доверьтесь ей.

– Я хочу ей управлять, а не доверяться! Где отключить это?

– Нигде. Если у нее и есть функция мануального управления, вряд ли она так сразу позволит вам ей воспользоваться, – Анна с иронией наблюдала за мальчишеским упрямством президента. – Иногда лучше подчиниться, Михаил Юрьевич, – улыбнувшись быстрому недоброму взгляду шефа, она договорила, – когда она почувствует, что вам можно доверять, даст больше свободы.

– Я с лета не сидел за рулем, но мне всегда это жутко нравилось. Теперь я должен подчиниться собственной машине вместо того, чтобы испытать ее и получить то удовольствие, ради которого и сел за руль?

– Именно так, иначе не выйдет. Камикадзе остались в прошлом.

– Вот не надо! Летом в меня врезалась одна девица, да и потом, я ездил с Джоффри! Все камикадзе на месте.

– Не знаю про девицу, но Джоффри собирал свою зайку на заказ, Михаил Юрьевич, – снисходительно улыбнулась Аня. – И думаю, смазал немало ладошек, выбивая разрешение ездить без управляющей электроники.

– Ты знаешь, как он зовет свою машину? Вы что же… неплохо знакомы?

– Он как-то сделал комплимент… моей машине, и мы разболтались. И о машинах и о самолетах и вообще. Я каталась с ним. Он прекрасно безрассуден и обладает потрясающей реакцией! Никогда я не чувствовала себя в такой безопасности, как в кресле рядом с ним.

Михаил вспомнил страх во время поездки с Джоффри и кинул на девушку озадаченный взгляд. Снова возникла пауза.

– Ты не голодная?

– Есть немного.

– Давай куда-нибудь заедем. Есть пожелания?

Анна набрала в легкие воздуха, но промолчала. Михаил с улыбкой взглянул на спутницу, и она решилась:

– У вас же… наверняка есть доступ на холм?

– Боюсь, у тебя он тоже должен быть, чтобы зайти туда.

– И для вас не сделают исключения? – не сдавалась Анна. – Я… очень давно хотела посмотреть что там и как…

– Что там и как?! – засмеялся Михаил, – это обычный клуб.

– Для вас.

Михаил не смотрел на девушку, но она видела сдерживаемую улыбку, появившуюся, пока он еле уловимым движением глаз прокручивал список невидимых ей контактов.

– Верблюдов, ты «На холме»? Не собираешься туда? Да, нужно. Я хочу подъехать, но у моей спутницы нет доступа… Хорошо.

Какое-то время они ехали молча. Анна улыбалась. Решив проверить связь со второй машиной, Михаил коснулся изображения машинки с цифрой два и спутниковой тарелкой на сенсорном экране: – На холм.

– Спасибо, Михаил Юрьевич! – отозвался Вася.

– Она уволилась.

– Что?

– Людмила уволилась.

– А… печально… когда после стольких лет работы люди уходят, кажется, что они забирают что-то очень важное с собой.

– И еще нечто более важное оставляют.

– Верно! Но Людмила! – Анна немного помолчала, – она такая красивая!

– Самая красивая женщина из всех, кого я когда-либо видел.

– Кхм… – Анна усмехнулась и проговорила с кокетливой обидой, – такие признания не принято произносить в присутствии другой женщины.

– Пожалуй, – согласился Михаил, – но это правда.

– Тем более что это правда.

Михаил с искренним непониманием посмотрел на спутницу, но потом вспомнил день в баре Джоффри и пожалел о сказанном.

– Извини, Ань. Я просто никогда не видел тебя в макияже, а Людмилу без.

– Михаил Юрьевич, вы вообще не… – вспылила Анна, но остановила себя на полуслове. – Я из дома выхожу раз в несколько месяцев, зачем мне это?!

– Мне кажется, теперь чаще. Я просто предположил, что значительную часть своей внешности Людмила создавала с помощью косметики… и прочего.

Они выехал на МКАД. Плотное вечернее движение давало шанс на скорое прибытие. Если бы Анна не выбрала «На холме», он не сунулся бы в старый город. Вероятно, он поехал бы домой.

– Вау… – прошептала вскоре Анна, и Михаил кинул на нее взгляд. Она смотрела в окно, но на что именно, понять было нельзя. – Боже, какое тело… смотрите, если бы мы так рекламировали наши живые проекты…

Михаил смотрел в другую сторону, безуспешно пытаясь убедить машину выехать на запасную полосу.

– Отдаться не глядя… – бубнила Анна, припав к стеклу. – Вот такая реклама продаст все на свете! Нам нужно сделать такую же для спасателей. Да и для других, все слишком скучно!

Михаил наклонился, чтобы увидеть рекламную проекцию. В ночном небе высился мужской торс, с приближением позволяя рассмотреть игривые капельки воды, стекающие по лопаткам. Внизу справа мягким росчерком отрисовался логотип Найк. Когда Анна отклонилась назад и прикрыла лицо ладонью, Михаил понял, что проекция развернулась в их сторону лицом. Михаил вспомнил, как двадцать дублей снимал очки так, чтобы опустившись на шею, они логотипом смотрели в камеру. Сами, натурально, по старинке, по объяснению Верблюдов: «как сейчас особенно модно у операторов». Анна явно не участвовала в том споре сотрудниц с шестого этажа.

Через минуту или две девушка все же выдавила:

– Мне так стыдно…

– Брось! Что если я признаюсь, что от меня там только лицо?

– Это правда?! – Анна стремительно развернулась, и Михаил пару мгновений молчал.

– А ты хотела бы, чтобы это было правдой?

Машина снова остановилась и, обернувшись, он удерживал ее взгляд, ожидая однозначного и односложного ответа.

– Нет. Так это правда?

Требовательность в ее голосе обнадежила и позабавила.

– Тебе ни что не помешает проверить это.

Михаил надеялся, что хотя бы этот простой ответ расставил все на места. Анна то и дело задумчиво поглядывала на босса. Похоже, она все же сообразила, что подозрения коллег имеют под собой почву. Минут через десять две одинаковые машины президента Live Project Inc. въехали на территорию стоянки в искусственном холме, на вершине которого стоял ночной клуб. Михаил не знал, удалось ли Верблюдову уговорить хозяина заведения сделать исключение и впустить в клуб человека без приглашения и доступа, но он знал, что не вернется сюда, если Верблюдов потерпел неудачу.

Пройдя мимо сканера, Михаил посмотрел на охранника.

– Рады снова видеть вас, Михаил Юрьевич! – поздоровался охранник. – Пройдите здесь, – указал он Анне на дверь охраны.

– Михаил Юрьевич, здесь вы будете в безопасности.

Президента заставил развернуться вежливый тон охранника. Тот потирал шею, будто она затекла, указывая тем самым на место, которое его интересует.

– Это сканер, – сказал Михаил. – Ничего больше.

Охранник смотрел куда-то мимо. Когда сотрудник клуба кивнул, президент продолжил путь, не обращая внимания на вопросительный взгляд спутницы.

– Михаил Юрьевич, я проведу вас и вашу даму к столику, – хостес вежливо указала направление.

На холме ничего не изменилось. Огромное круглое помещение с открытыми кабинками по стенам, барная стойка, смотрящая на выход и сцена, примыкающая к бару сзади. Перед сценой – танцпол. Это лишь один из этажей, но Михаил был уверен, что Анна хотела побывать именно здесь. Выше располагался ресторан, а еще выше – так называемая кальянная. Между стоянкой и этим этажом располагалась небольшая бильярдная и административные помещения. Но хозяин сидел не там, а на самом верху – на холме. Он нередко спускался к гостям и не являлся какой-то особо выдающейся личностью, но имел уважение, потому что умел вести дела и поддерживать репутацию. «На холме» принадлежал госкорпорации «Русь» и являлся единственным в своем роде «официальным клубом главных налогоплательщиков страны».

Когда они шли мимо открытых кабинок, знакомые Михаила тепло приветствовали его, махали и поздравляли. Кто-то вставал, чтобы быть заметнее. Анна обратила внимание, что никто не протягивает руку. Она так часто за последние недели видела этот жест в офисе, что сочла его повсеместным. Ища объяснение отсутствию этой традиции «На холме», она подумала, что это какая-то новая ступень отношений, на которой приветствующий уже не чувствует права тратить время человека и довольствуется лишь взглядом и улыбкой. Но в следующее мгновение ответ стал очевиден: не все гости были осязаемы.

Когда они сели, Михаил рассказал о клубе что знал и убедился, что Анна желает остаться именно на этом этаже. Даже на первый взгляд неудобство: то, что не подключенных к общему каналу собеседников за музыкой здесь услышать было невозможно, на самом деле являлось преимуществом этого места.

– С чем они вас поздравляли?

– Персона года! – отозвался Михаил, сделав ладонью жест от себя к ней.

– Ах, да! – Анна смущенно засмеялась, – примите и мои поздравления!

– Это ничего не значит! Они выбрали персоной года человека, который потерял в этом году почти все, что у него было и еще есть время, чтобы потерять жизнь.

Эта фраза прозвучала бы как жалоба, если бы Анна не видела его глаз. Она услышала вызов всему миру и прежде всего себе. Невиданный прежде огонь в темных глазах президента открывал собеседнице нечто новое.

– Что ты будешь пить?

– А вы ведь не пьете, – вспомнила она между делом, неторопливо изучая меню.

– Я курю.

– Если бы вы пили, как курите, у вас бы уже давно отказала печень, – заметила девушка.

– Вероятно, у меня с минуты на минуту должны отказать легкие.

– Не исключено.

– Спасибо за заботу!

Аня подняла взгляд, чтобы увидеть его улыбку. Михаил продолжил говорить, и девушка отвлеклась от меню, потому что не хотела бы сама оказаться в ситуации, когда собеседник выбирает еду в момент, когда ей хочется поделиться чем-то личным.

– В моей жизни не так много удовольствий, Ань. Я не собираюсь отказываться от этого, – он поднял два пальца с сигаретой.

– Я курила! Два года! Когда это внезапно вернулось в моду, а я была еще слишком молода и глупа. Это очень неудобно, везде запреты! Вам-то это вряд ли знакомо, но простым людям… – Анна скорчила гримасу, – и я достоверно знаю, что удовольствие курильщик получает лишь первые месяцы. А все остальное время – зависимость!

– Для меня это не зависимость. Я брошу в любой момент, если найдется достойная причина или… цена. Но это будет именно отречение от одной из немногих радостей. Возможно, мне повезло.

– Михаил Юрьевич, все раковые больные – крайне везучие люди!

Он рассмеялся и Аня улыбнулась.

– Мне кажется, я имею некоторое отношение к Live Project Cosmetics, Анют. Там полный комплект, чтобы собрать меня заново! Так что ты будешь пить?

Аня обернулась на официанта, терпеливо ожидающего ее заказ. Она умудрилась забыть о нем и удивленная этим фактом снова перевела взгляд на меню.

Сделав заказ, они пару минут молчали. Михаил курил, и Аня наблюдала, как дым уходит в вытяжку над его плечом.

– Миша, ты позволишь?

Анна подняла взгляд на высокого, чуть полноватого и лысоватого мужчину лет сорока. Он широко улыбался, но не делал попытки сесть. Его вопрос «ты позволишь?» слишком явно намекнул, что ее мнение никого не интересовало даже вопреки тому, что это могло подорвать лояльность Михаила. Анне стало неуютно.

«Жлобы… – подумала она, – они даже не будут пытаться делать вид, что ты чего-то стоишь, если ты не в состоянии отстегнуть стране дивиденды за то, чтобы она тебя просто не замечала!»

Здесь не могло оказаться людей, подобных Анне. Доступ выдавался по единственному критерию: сумме налоговых отчислений. Девушка отчетливо почувствовала, что она лишь спутница Михаила, для которой сделали исключение и все вокруг об этом знают. И тем дальше она даже от самых молодых посетителей этого клуба, чем проще тому Верблюдову было убедить хозяина заведения пойти на уступку для Михаила – президента LPI, Генерального директора «Живого проекта», наследника контрольного пакета акций холдинга и персоны года по версии портала «Time».

Когда нависший над Михаилом мужчина обернулся к Анне, перестал улыбаться и кивнул в знак приветствия, его полные губы образовали ромб.

– Садись, Верблюдов! – крикнул Михаил, – Спасибо за помощь!

– Пустяки, брось! – махнул рукой Верблюдов. – Сегодня здесь будет куча народу. Он уже растрезвонил, что персона года, наконец, забралась «На холм»!

– Познакомься, это Анна.

– Верблюдов! – мужчина привстал и протянул Анне руку. Она недоверчиво пожала ее.

– Та реклама, что так тебе понравилась, – вспомнил Михаил, – Найк!

– Да, и что?

– Директор по маркетингу и рекламе, Найк, Россия, – представил Михаил, указав на соседа.

– Потрясающая реклама! – воскликнула Анна, мгновенно забыв все недавние неприятные мысли.

– Потрясающая модель! – Верблюдов скосил на Михаила красноречивый взгляд.

– Я отойду, – Анна поднялась, не глядя на мужчин, и вышла из кабинки.

– Что это, Миша? – Верблюдов смотрел вслед Анне.

– Не хами, Верблюдов!

– Ну, ладно. Куда ты дел Кудасова? Он исчез!

– По моим сведениям Кудасов уехал и прихватил с собой Ольгу.

– Твою Ольгу?!

Михаил невесело усмехнулся и признал:

– Нашу Ольгу.

– Ах, ну да, у вас же всегда был, – сложенные в щепотки ладони Верблюдова поклевали друг друга, – треугольничек.

– Он с детства ее любит!

– Ну конечно! Так всегда и происходит! Он любил Ольгу, а жила она с тобой. Я любил Кудасова, а якшался он с тобой. Где справедливость? Ты найдешь его?

– Зачем?

– Как зачем? Он увел твою женщину! Ты должен найти их и воздать по заслугам!

– Верблюдов, я не стану твоим орудием мести! – засмеялся Михаил.

Его собеседник – напротив, стал серьезен.

– Тебе действительно смешно, Миш? – Верблюдов сделал паузу, во время которой Михаил заставил себя перестать смеяться. – Об этом почти никто не знает. Кудасов был первым и, наверно, единственным, кого я в жизни любил. Тогда, семнадцать лет назад, когда он избивал меня, я ни разу не потерял сознание. Я думал, что если так отвечает мир на любовь, то к черту этот мир. В больнице я дважды пытался покончить с собой. Я так и не научился снова доверять. Постоянно кажется, что если я подпущу кого-то к себе слишком близко, откроюсь, то снова окажусь в нокауте!

Михаил не знал, что ответить на это откровение. Это явно было не то, что стоило говорить здесь и сейчас и вообще не стоило говорить, особенно ему.

– Он не хотел тебя бить! Он жалел об этом и никогда не забывал.

– О да, он просто увлекающаяся натура, я помню!

Верблюдов поднялся.

– Так что же это, Миша? – выйдя из зоны автоматического подключения к голосовому чату, рекламщику снова пришлось кричать, чтобы собеседник слышал его, а открывать канал самостоятельно обоим было лень.

– Что? – не понял Михаил.

Верблюдов кивнул на пустующее место Анны.

– Я люблю ее! – крикнул Михаил. – Можешь растрепать это всему миру!

Верблюдов захохотал.

– А с кем спит она?

– С каким-то таджиком!

– Я же говорю! – ржал рекламщик, – где справедливость?

Михаил с улыбкой смотрел, как старый Верблюдов возвращается за свой столик. Практически сразу подошла Анна. Она выглядела более расслабленной и веселой, чем когда уходила. Так же выглядел Петр, когда возвращался из уборной, приняв там дозу. Михаил всматривался в спутницу и не хотел верить своим подозрениям.

– Что ты там делала? – спросил он прямо.

Анна вскинула брови и рассмеялась, но Михаил не поддержал этот смех. Поняв, что дешевле будет ответить, Анна постучала по плечу:

– Заправляла трубы для социальной активности, Михаил Юрьевич! Вы же не хотите, чтобы ваши друзья и знакомые увидели, что вы вытащили из кресла сетевой придаток?!

Михаил опустил взгляд и откинулся на спинку. То, что он постоянно вспоминал о Петре, явно скучая по нему, начинало злить. Теперь и Анна начинала напоминать о нем. Михаил корил себя и жалел, что признался другу в слежке. Теперь, когда не было даже намека на сожаление о расставании с Ольгой, он безумно жалел, что выбрал в тот день неверный ответ. «Да забирай ты ее к чертовой матери и будьте счастливы, если сможете!» – мысленно орал он себе, но было слишком поздно.

– Михаил Юрьевич?

Михаил вскинул взгляд и она отпрянула. Он был зол. На самом деле Михаил настолько редко злился, что никто кроме Петра и не видели его таким. И когда в глазах Анны мелькнула смесь испуга и растерянности, глава LPI нахмурился и покачал головой.

– Ань, можешь называть меня на «ты»?

Его тон собрал остатки минувшей злости, и вопрос прозвучал раздраженно. Михаил на секунду прикрыл глаза, проклиная себя.

– Нет.

Понимающе кивая, Михаил закурил.

– Мы бывали здесь с Петром, Ань, – начал он. – Я жалею об его уходе. Кудасов – мой единственный друг. И я злюсь на себя из-за того, что он ушел. Все могло быть по-другому. Я не хотел тебя напугать, прости меня!

– Вы не обязаны мне это объяснять!

– Ты постоянно это повторяешь.

– Вы – босс! Я занимаюсь вашим аукционом. Вы говорите, я делаю! Что еще вы от меня хотите?

– Ты здесь именно потому, что я босс?

– Нет!

– Из-за того, что бюро твоего отца нужно продать самолет?

– Да!

– И тебе наплевать на то, почему я позвал тебя с собой?

Анна отклонилась и отвела взгляд. Отпив из бокала, она кусала губы.

– Ты действительно не замечала, что нравишься мне?

– Да!

Михаил широко улыбнулся и развел руки в стороны:

– Ну, извини, я пытался скрыть это от всего офиса, а получилось только от тебя!

Анна прикрыла глаза ладонью, тихо смеясь. Михаил надеялся, что она все же сможет теперь расслабиться и хотя бы не заработать себе несварение желудка на нервной почве.

Теперь, когда Анна вернула себе обычное расположение духа, в ее глаза вернулся смех. Михаил поглядывал на девушку, опасаясь спугнуть эту хрупкую гармонию.

– Расскажи мне о нем! – попросил он, не уточняя, о чем или о ком просит рассказать.

Анна рассудила по-своему и речь начала с поднятой вилкой:

– Limo C200 VII – неописуемый красавец! Вам нужно его увидеть и вы влюбитесь на всю жизнь! Если кратко: средний бизнес джет, восемь посадочных мест повышенной комфортности, четыре спальных. В его салоне хочется остаться жить! Роскошные кожаные кресла, кондиционер, туалетная комната, гардероб, кухня, все доступные на земле коммуникации. Размер салона шесть на два, я могу стоять, вам придется пригнуться! Можете даже лечь! Вы там на всю жизнь выспитесь! Вот тех характеристики, смотрите! Максимальная дальность – шесть с половиной тысяч километров, выход на орбиту, крейсерская скорость…

Михаил даже не пытался скрыть улыбку, внимая ее азартной речи. Анна продолжала рассказывать, сдабривая сочными завлекательными комментариями. Было ясно, что девушка искренне любит этот самолет и Михаил понимал, что о любом предмете продажи она рассказывает с тем же пылом и осведомленностью.

Она ни на секунду не позволяла забыть, что является подключенкой, и со свойственной любому меньшинству остротой реагировала на демонстративное игнорирование этого факта Михаилом. Он слушал, думая о свойственных сетевым придаткам проблемах с памятью, наверняка имеющих место и у нее, хотя заметить это можно только отключив Анну от сети. Михаил надеялся, что объемы обрабатываемой информации, обозначенные в ее и подобных ее резюме сотрудников-подключенцев, не опустошили девушку так, как некоторых сотрудников Марка. Эта работа, этот образ жизни подсаживал и калечил людей, но Марк, будучи таким же, благоволил придаткам. Михаил же – напротив. В «Живом проекте» они встречались только во избежание обвинений в дискриминации.

Когда Анна начала рассказывать о двигателях, о предшественниках двигателей, о предыдущих моделях и чем данная превосходила их, Михаил поднял руку.

– Аня, про загиб крыла ты мне следующий раз расскажешь, хорошо?

Аня опустила взгляд и коротко кивнула. Когда она снова посмотрела на Михаила, он настороженно вскинул брови.

– Да или нет, Михаил Юрьевич?

– Конечно, да! Он понадобиться мне после аукциона, когда ты продашь мой.

– То есть вы не собираетесь морочить мне голову?

– Я найду другой повод, не волнуйся за меня! – рассмеялся он и посмотрел по сторонам, потому что музыка стала значительно тише.

– Всем доброй ночи! – донеслось со сцены, и Михаил узнал хозяина заведения. Это был крупный мужчина немного за сорок, довольно сильно напоминающий финансового директора «Живого проекта».

– Уверен, не только я ждал, когда же персона нынешнего года заберется на холм. И сегодня (о, чудо!) Миша снова с нами!

Вытянув ладонь в направлении их столика, мужчина похлопал, и зал активно поддержал его аплодисментами. Михаил предполагал нечто подобное. Оказав услугу, управляющий вполне логично рассчитывал на ответное дружелюбие. На лице поднявшегося президента Live Project Inc. сияла улыбка. Вряд ли кто-то мог углядеть в ней иронию, с коей сам Михаил относился к этому титулу. И пустота, абсолютная полость этого признания словно утверждала закономерность всех его потерь.

Михаил благодарил окружающих, потому что их поздравления были искренни. Когда управляющий снова заговорил и зал утих, Михаил позволил себе сесть и взглянул на Анну. Она с улыбкой подняла бокал в поздравительном жесте, но в глазах таилось напряжение. Обратив внимание на запястье Михаила, Анна указала пальцем:

– Можно ваши часы?

– Что?

– Часы, – она указала на свое запястье. Михаил пару секунд непонимающе смотрел на девушку, а затем снял часы и передал Анне. – Из чего они?

– У тебя есть документы на них, не надо сейчас об этом.

– Я еще не смотрела бумаги на мелочь, которой не располагаю.

– Мелочь?!

– Ах да… это же Ваши Часы…

Михаил устало потер виски, и рука вытянулась в просящем жесте, пытаясь догнать исчезающий в дамской сумочке аксессуар.

– И это у меня калькулятор вместо сердца?

– Это всего лишь часы, Михаил Юрьевич. И уже не осталось времени прощаться с ними. Просто забудьте.

Через пару минут им принесли ужин. Попробовав мясо, Аня сделала комплимент повару.

– Но как можно приготовить натуральное мясо так быстро? – удивилась она. – В таком месте не может быть заготовок. А уж синтетики и подавно!

Михаил поднял на нее смеющийся взгляд.

– Я понимаю, его вымачивают в химии, тушат в печах для плавки стекла…

Михаил рассмеялся и чуть приподнял кусочек мяса на вилке:

– Это ни синтетика и ни фермерское мясо. Оно никогда не ходило по лужайкам и не щипало траву.

– Да я знаю, что они стоят впритирку в стойлах и жрут модифицированную кукурузу.

– Аня, это мясо никогда ничего не ело!

Возникла пауза. Аня непонимающе ждала объяснений.

– У него никогда не было души и его никогда не убивали. Это животный белок без кармической грязи. Кажется такой у него текст в рекламных проспектах.

– Это наше мясо? – поняла Аня.

– Да.

– Боже, я даже не подумала… в таком заведении?

– Это же наш хлеб! По крайней мере, пока прибыль от направления синтезированных продуктов с лихвой покрывает убытки от направления живых проектов.

– Михаил Юрьевич, мне стыдно… – призналась Аня.

Он рассмеялся:

– Спустись на четвертый и полюбопытствуй. Я на неделе видел машину из агентства, так что, вероятно, весь этаж окутан рекламой от пола до потолка.

– Мне предлагали место в косметике, но…

– Не переживай. Я тоже не читаю новостей и не интересуюсь ничем кроме работы.

– Ваша работа – это трансконтинентальный холдинг с пятью видами деятельности, тремя… двумя научными станциями и сотней тысячей персонала.

Михаил отложил приборы. На его лице появилось выражение брезгливости и презрения.

– Знаешь, почему ты организуешь аукцион?

– Вы не должны мне рассказывать, – попыталась остановить его Анна.

Михаил откинулся в кресле:

– Я совершил непростительную ошибку. Ты ведь слышала, во что мне обошлось кресло?

– Михаил Юрьевич… – девушка подняла ладонь, – я всего лишь сейлз отдела продаж живых проектов!

– Сумма, которую ты должна набрать на аукционе (и которую я должен вернуть корпорации) – это ровно четверть.

Аня тоже отложила приборы и отодвинула тарелку. Не смея взглянуть на собеседника, она отпила вина.

– Я думала, что мой контракт с Галаксис – это что-то серьезное…

– В рамках твоего отдела и с учетом долгосрочной перспективы – вполне неплохо.

– У нас думают, что вы больны и умираете.

Михаил замер в недоумении, а потом рассмеялся.

– Как вы справляетесь?

– Косметикой и пищевым синтезом занимаются лучшие управленцы, которых отец смог найти. "Живым проектом" занимался отец, после него – Николай Крышаев, теперь я сам. Разработкой и поддержкой LSS LPI управляет сама Липа. Кстати, уникальный случай! Руководство LPL тоже на ней, и благодаря отсутствию человеческого фактора нам удалось создать идеальную логистическую компанию.

– Я думала, что LPL управлял Петр, – удивилась Анна.

– Конечно, там где было нужно решение человека, логистикой занимался Петр. Но он ушел, и я не вижу смысла искать в LPL нового управленца. А вот если Марк или Джоффри решат уйти, мне придется продать душу, чтобы остановить их. Я знаю только двух людей, способных заменить кого-то из них. И у одного из них своя компания, а второй считается моим врагом.

С минуту они молчали. Потом Анна вдохнула, но остановила себя на полуслове. Михаил поднял взгляд.

– Михаил Юрьевич, простите меня… за калькулятор…

Взрыв его смеха заставил проходящую мимо пару обернуться. Когда он, отсмеявшись, снова заговорил, голос казался надтреснутым.

– Ты видела всю недвижимость моей семьи и скоро распродашь ее. Хочешь съездить отдохнуть к морю или в горы? В одно из поместий, пока они все еще принадлежат Королевым?

Анна опустила взгляд, ее пальцы замерли на ножке бокала. Михаил ждал ответа с минуту и когда продолжил, голос стал глухим, а интонации, подчеркивающие смысл, хлестнули Анну своей кристальной ясностью.

– Я мог бы сказать, что стоит согласиться лишь потому, что эта поездка поможет продать выбранное имение дороже. Но это будет ложь, и ты это знаешь.

Анна молчала. Он не видел ее глаз и не знал, чего опасается больше: ее согласия или отказа. Никакое ожидание последних лет не стоило ему такого напряжения, как еще одна прошедшая в молчании минута.

– Да или нет?

Когда Анна подняла взгляд, Михаилу почудилось, что он врезался в бетонную стену.

– Нет.

Он видимо расслабился. Через четверть часа они выехали со стоянки «На холме».

– Дома ты можешь все так же распоряжаться гостевой комнатой. С утра водитель может привезти PR-щика, а когда вы закончите, отвезет вас обоих в офис, – предложил Михаил. – Или я могу отвезти тебя к офису сейчас.

– Да, я хочу к себе домой.

Михаил предупредил охрану, что едет в офис. Анна какое-то время молчала, а когда заговорила, было ясно, что решиться на это ей стоило немалой смелости.

– Михаил Юрьевич, вы сказали, что найдете другой повод, – начала она. – Не надо искать…

Михаил молчал.

– Возможно, я ошибаюсь, но вы мне кажетесь человеком, который никогда бы не позволил себе ухаживать за несвободной женщиной. Это не похоже на вас. По крайней мере на того человека, жизнь которого я немножко увидела.

– Ты права.

– Вы простите меня, вероятно, я дала повод.

– Ты не давала повода.

– Хорошо. Спасибо.

Движение было значительно более плотным, чем час назад. Михаил не смотрел на часы. Ему надоело постоянно смотреть на часы. Он молчал, ожидая продолжения. Время, проведенное вместе: те несколько ночей за одним столом и встречи в офисе позволяли надеяться, что он начал разбираться в человеке рядом. Она не могла не довести разговор до конца, до определенного и четкого результата. Хорошо это было или нет, но такая уж у нее была манера. Михаил просто молча ждал, не мешая и не помогая.

Прошло минуты две, прежде чем Анна решилась продолжить:

– Я могу рассчитывать, что ваше…

Анна не договорила, обернувшись. Михаил смеялся. Тряхнув головой, девушка поискала глазами, что могло рассмешить его сейчас. Сплошной поток машин, рекламные щиты и проекции, одна из которых снова с мучительной неторопливостью отстраивала его ноги.

– Извини, я тебя перебил, – он обернулся с улыбкой, и Анна отвернулась к окну.

– Мне казалось, я говорю о серьезном.

– Да, о серьезном. Но совершенно несерьезно, – ирония в голосе Михаила разбивала всю трагичность, какой мог быть окрашен «от ворот поворот».

– Слушайте, вы…

– Злю тебя, – помог ей Михаил.

– Вот уж точно!

– Анюта, я не вижу смысла делать какие-то предположения, даже рассчитывать на что-то, пока не разберусь в причинах твоей зависимости от… Игоря. Ты же понимаешь, что я могу решить очень много проблем. Совершенно необязательно, прикрываясь гордостью или жертвенностью… в твоем случае гордостью, игнорировать возможность избавиться от человека, который тебе опостылел, а это уже факт.

Анна обернулась в искреннем негодовании, но не осмелилась перебить.

– Знаешь, за последние месяцы я отказался от доброй половины своих принципов и готов отказаться от оставшейся половины. Как-то вот так получилось, что уж лучше я буду беспринципным, но живым и счастливым и люди вокруг меня останутся живы. Один наш общий знакомый буквально недавно открыл мне глаза на очень простые вещи. Ты знаешь, что творится в компании, ты знаешь, что я уже потерял практически все, что имел, и ты знаешь, что мне угрожают расправой. И если завтра меня пристрелят, я не заберу с собой ничего, кроме поступков и чувств. И это эгоизм чистой воды, мечтать о каких-то отношениях в моем положении. Я не собирался за тобой ухаживать! – Михаил усмехнулся, – Но я просто не могу и не хочу отказывать себе в удовольствии проводить с тобой хоть какое-то время. И если найдется повод, ты будешь рядом. Хотя бы вот так, обиженно сопящей в окно. Я это делаю не для тебя, а для себя. А для тебя я сделаю все, что захочешь и все что попросишь.

Они крались по МКАД в тишине. Михаил следил за дорогой, покорившись управляющей электронике, и с удивлением замечал, что машина начала нормально реагировать на его намерения. Он знал, что через минуту или полчаса произойдет что-то, что заставит их расслабленно смеяться. Кто-то что-то скажет или вспомнит или на капот упадет плюшевый заяц, но что-то обязательно случится. Уж так получалось и ему это нравилось. Так люди ждут Нового года. И неизменно, год за годом, он приходит точно в срок.

***

В это же время Александр вернулся домой со съемок авторской программы «Речи» с Павлом Вернером. Общение с ним оставило у живого проекта неоднозначные впечатления. Павел проявил себя человеком в высшей степени дружелюбным, умным и по-буддистски спокойным. Саше было обещано вставить в программу некоторые видеоматериалы из размещенных на его ресурсах, и обещание было выполнено в полной мере. Александр надеялся расширить аудиторию, следящую за вопросом живых проектов таким образом. И находясь на гребне волны медиа-интереса, пользовался всем, что предлагали.

Когда были выключены камеры, словно в продолжение разговора Павел спросил:

– Тебе бывало когда-нибудь стыдно?

– Нет… – Саша не пытался скрыть удивления.

– И совесть никогда не заявляла о себе?

– Нет, Павел. Хотя, мне кажется, я понимаю, почему ты спрашиваешь.

– Я слежу за тобой уже год, с самого начала. И мне казалось, что тебе не дадут привести свою деятельность к логическому концу, потому что ты поднял настолько отрезанный от реальных проблем вопрос, перекрыл такие животрепещущие темы, при этом, не прося ни у кого денег и никому не мешая, что удивительно, как они на тебя еще не молятся. А сейчас ты практически продавил свои требования для живых проектов. Что ты будешь делать, когда эти полтора миллиона клонов поймут, во что вляпались, во что ты их притащил? Что золотая клетка-то была сытнее, а на зарплату живых проектов к старости они смогут разве что построить себе шалаш.

– Я понимаю… – Саша помолчал. – Павел, я не собираюсь исчезать ни завтра, ни через год. Я знаю о… ваших проблемах. Но как я могу ими заняться, не решив своих?

Павел рассмеялся, качая головой. Его взгляд спрашивал: «Да кем ты себя возомнил?» Но, отсмеявшись, он потер коленку и поблагодарил за встречу:

– Спасибо, что нашел время приехать. Надеюсь, когда ты уладишь «свой» вопрос, ты не забудешь того, что сейчас сказал. Потому что как только выйдет закон о человеческих и гражданских правах, все эта армия клонов останется на твоей совести. А потом их станет еще больше.

– Спасибо за приглашение, Павел. Надеюсь, мы видимся не в последний раз.

Раздевшись, Александр прислушался. Еще не было и девяти, но в квартире стояла тишина. Проходя мимо закрытой двери Глеба Саныча, живой проект на мгновение замер. У Шурика дверь была открыта, а комната – пуста.

Саша снял пиджак и приоткрыл окно. В квартире пахло едой, перегаром и еще какой-то жуткой смесью нераспознаваемых запахов. Расстегивая манжеты, живой проект вернулся в коридор. За дверью хирурга послышался приглушенный возглас и падение чего-то тяжелого и твердого на пол. Постучав, Александр приоткрыл дверь.

В комнате царил полумрак. Представившаяся картина напугала мужчину.

Первым в поле зрения оказался Шурик. Он вжимался спиной в стену, на лице застыл ужас. Он практически не дышал, хотя казалось, что парень замер на всхлипе. Обеими руками обвив что-то (Саша пригляделся – это была бутылка), парень смотрел в сторону кровати Глеба Саныча.

Саша перевел взгляд. Старик посинел и трясся мелкой дрожью.

– Я же… сдохну… – хрипел он.

Под вытянутой и согнутой корягой рукой на полу валялась кружка.

Сглотнув, Александр присел на корточки рядом со стариком и тихо спросил:

– Чем помочь?

– Бутылку… и под капельницу… сдохну…

– Шурик, отдай, – Александр попытался выдрать бутылку из побелевших пальцев парня, но безуспешно. Тот не реагировал, окоченев от страха, а когда почувствовал, что стекло выскальзывает – начал отбиваться.

Саша начал обыскивать комнату, параллельно вызывая неотложку.

– Нужна наркологическая помощь, – сказал он ответившему на вызов роботу. – Алкоголь… человек посинел и трясется и… да… Адрес…

Слазив в гардероб, под кровать, во все ящики, обыскав кухню, Саша нашел заначку на антресоли. Налив полстакана, Александр придержал голову старика, пока тот хлебал, расплескивая пойло по своей футболке, рубашке Саши, постели, полу. Потом живой проект притащил одеяла из соседних комнат.

– Сделай мне чаю, – попросил Шурика. Тот не шевелился. Взяв парня за подбородок, Александр поднял его лицо к себе. – Сделай мне горячего чаю. С сахаром.

Шурик кивнул и оторвался от стены.

– Что-то еще? – Саша вернулся к старику.

Тот молча трясся, и было непонятно, мотает ли он головой или она мотается сама.

– Я позвонил, Глеб Саныч, скоро приедут.

Укутав старика, Саша прошел на кухню. Лампочка на чайнике горела, Шурик смотрел на него, будто, подгоняя взглядом. Бутылки в поле зрения не было.

– У нас есть что-нибудь поесть?

Шурик обернулся к стоявшему в дверном проеме живому проекту.

– Ппп…

Александр приподнял подбородок, подбадривая.

– П-пельмени будешь?

– Да, давай. Жутко проголодался. Ты смотрел передачу?

– Нет… потом в инет-тыр…нете п-посмотрю.

– Глебу Санычу понравился бы этот Павел. У них схожий взгляд на мою работу, – Саша пытался улыбнуться, но у него не получалось. – Я сейчас умоюсь, переоденусь и вернусь. А ты готовишь чай и пельмени.

– Угу…

Саша прошел в ванную комнату и стянул рубашку. Вода обжигала, но он не сделал ее холоднее. Вытерев лицо и задержав взгляд на покрасневших руках, он убедился, что они не дрожат. Через пятнадцать минут Александр пропихивал сквозь намертво сжавшееся горло пельмени и помогал им чаем, побуждая своим примером отхлебывать из своей кружки малого. В домофон позвонили.

Наркологи оказались двумя рослыми парнями с нулевым уровнем дружелюбия и жалости к «пациенту».

– Заберите его с собой, – попросил Александр.

– Тогда я поеду тоже! – вмешался Шурик.

– Конечно, поедешь.

– У него страховка просрочена… на двенадцать лет. Нужны документы, – нарколог потер сложенные в щепотку пальцы.

Саша взглянул на Шурика и тот рванул из комнаты, но через минуту, когда живой проект уже компенсировал взяткой возможные проблемы, связанные с просроченной страховкой, малой опомнился и вернулся.

– Прикольная у тебя реакция, парень, – заметил один из фельдшеров. – Как ты мимо сканеров-то ходишь?

Когда квартира опустела, Александр налил еще чаю и прошел в комнату. Из головы не выходила реакция Шурика на слово «документы». Как долго он будет вздрагивать, слыша подобные просьбы?

Прикрыв окно, Саша сел на диван и уперся локтями в колени. Перед глазами яркими, до жути реальными картинками рисовался летний рассказ Шурика. Тогда он не поразил клона так, как история хирурга. Теперь же он вдруг осознал, что не имеет понятия о том, что может чувствовать ребенок, когда на его глазах в течение суток корчится и трясется отец, протягивая руки, хрипя и проклиная. Что остается в человеке, сутки прижимающем к себе не от ненависти, а от непонимания этот хрупкий, как сама жизнь, стеклянный сосуд с огненной водой.

Шурик рассказывал, что когда проснулась мать, отец был уже мертв. Она так и не выдрала из его рук бутылку, которая могла бы, хоть и ненадолго, но спасти ее мужа. Он не помнил, сколько простоял, вжавшись спиной в бетонную стену, и не помнил, сколько била его мать, когда поняла, что он сделал… точнее не сделал. Зато он очень хорошо помнил детский дом, а потом вокзалы, рынки, вендинговые терминалы. Он увлеченно рассказывал о жизни на улице, о повышении из попрошаек до «терминальщика», о стычках со своими и полицией, о побегах и отсидках, о голоде и холоде после катаклизма. Он слишком быстро обзавелся «профессией» и слишком рано осознал, что такое хорошо, а что такое плохо. Глеб Саныч сказал, что такие не выживают, но Шурик обладал исключительной добротой и практически блаженной наивностью.

Наверно, Бог его хранил.

2

Это не было праздным любопытством. Михаил видел, что утечка клонов, хоть и уменьшилась до единиц, стала стабильной. Осознавая свою беспомощность, президент хотел удостовериться, что Александр не призывает их к бегству.

Он рассчитывал, что после проведения закона они вернутся. Иначе в чем смысл? Михаил предполагал, что у бежавших были на то какие-то причины, но основным стимулом считал агитацию Александра.

Когда президент зашел в домик охраны, шел двенадцатый час ночи.

– Михаил Юрьевич? – удивился Коля, поднимаясь с кресла.

– Сиди, я не к тебе.

Охранник послушно сел. Михаил распахнул дверь в жилую часть и поморщился от стоявшего в доме запаха. В трех комнатах размещались двое охранников особняка и три живых проекта. Готовила Мария, но даже у нее не всегда получалось поддерживать здесь ту же чистоту, что и в доме хозяина. Кроме трех спален здесь была кухня, две ванные комнаты, тренажерный зал и комната отдыха. Михаил не часто заходил к охранникам, но поднимаясь на второй этаж, понимал, что все пятеро уже знают о его присутствии.

Михаил зашел в комнату отдыха. С дивана перед проектором уже поднялся молодой Олег. Из интерактивного кресла в углу комнаты вылез второй охранник.

– Где Олег? – спросил Михаил.

Так звали всех троих телохранителей-клонов, но Михаил мог спрашивать лишь об одном из них. За прошедшее после возвращения из Австралии время президент не обмолвился и парой слов со своими новыми живыми проектами.

– В тренажерном зале, – ответил охранник.

– Позови, пожалуйста.

– Зайди, – тихо позвал охранник.

– Оставьте нас, – приказал Михаил, увидев в дверях «своего» Олега. Когда охранник и молодой клон вышли из комнаты, Михаил указал подбородком на проектор: была запущена какая-то игрушка.

– Это что?

– Игра.

– Я вижу, что игра. Это что? И это? – он указывал пальцами в юнитов в корпоративной униформе.

Вопрос был риторическим и Михаил не получил ответа. Живой проект играл в высшей степени примитивную, но, вероятно, от того не менее увлекательную аркаду «Освободи живой проект». Герой носился по нескольким этажам здания, освобождая клонов: кого из газовой камеры, кого с электрического стула, кого от расстрела, кого от инъекции, а кого-то вообще вытаскивая из петли.

– На днях появилась. Очень увлекательно, Михаил Юрьевич.

Михаил смерил клона взглядом и решил промолчать.

– Так… и во что еще вы играете?

– Вы имеете в виду игры про клонов или вообще?

Возникла пауза.

– Ты хочешь сказать, что есть еще игры про клонов?

– Да, куча! Разные… Олегу они нравятся…

Михаил отвернулся к окну. Достав пачку сигарет, закурил.

– Ладно, отрой портал Александра.

– Который?

Михаил молчал, осознавая, что упустил значительно больше, чем подозревал. Конечно, после работы Максимова Александр двадцать раз перестраховался.

Используя комнатный проектор, Михаил зашел на самый первый портал, где Максимов нашел выход к закрытым ресурсам. С минуту пытаясь пальцами найти в объемной картинке визуально никак не обозначенную, но активную область, Михаил сжал зубы.

– Перчатки есть?

– Нет, Михаил Юрьевич, – покорно и терпеливо ответил клон.

Открыв подлокотники интерактивного кресла, Михаил взглянул в ниши и нарыл-таки себе «курсор».

– Мда-а… – побранил он лишь тоном.

Наличие подобного раритета в доме собственной охраны говорило слишком о многом. Прилепив пуговку «курсора» к указательному пальцу, Михаил вернулся к проекции. Он чувствовал себя довольно глупо, водя пальцем вокруг себя, но уверенность и настойчивость не позволяли сдаться. Когда через пару минут прилепленная к пальцу блямба подала вибросигнал в пустом месте, Михаил довольно расправил плечи.

Его довольство длилось секунду. Новая проекция – невзрачная и пустая, приглашала авторизоваться. Михаил сжал зубы и отвернулся. Олегу казалось, что он понимает чувства шефа. Уже больше месяца первый этап авторизации обеспечивал «Trifolium Auth».

– Вы же клоны…

Олег не услышал вопроса в этой фразе. Когда шеф приказал авторизоваться, он вошел в проекцию. Клон имел основания полагать, что воспользоваться руками, глазами и заставить хоть один живой проект, даже в этом доме, произнести пару слов, президент сможет и без его согласия. Поэтому он просто выполнил распоряжение и перешел к следующему этапу авторизации – тому, что был изначально – сравнения идентификатора авторизующегося лица с комбинацией из номера идентификационного чипа, порядок цифр в котором менялся в зависимости от суммы цифр в текущей дате.

Посмотрев на Михаила, клон развел руки в стороны:

– Если бы ваши люди могли это сломать, они сломали бы еще до добавления трилистника. А если бы вы могли вытащить коды силой, вы сделали бы это еще раньше. Я рад, что вам не пришлось испытывать систему нашей безопасности.

Михаил присел на диван и снова закурил. Его телохранитель, а по факту – собственность, намеком, но все же высказал совершенно явную угрозу в его адрес. Телохранитель, находившийся рядом с ним последние полгода неотлучно…

Миша качал головой, будто слышал какой-то ритм.

«Я не могу опустить руки…» – сказал он дублерам и повторял себе каждый день. Это дело моего отца.

Потому что больше никто не поблагодарит тебя…

Потому что больше будет не за что…

Михаил просчитывал, сколько проживет, если действительно попытается вытащить пароль силой. Даже если он выйдет из этой комнаты живым, стоит ли оно того? Стоит ли ненависть и отсрочка – его жизни… и стоит ли после этого жить?

– Александр агитирует вас на побег?

– Нет. Он защищает тех, кто не мог не сбежать.

– Это кто же?

Олег перешел к подборкам видеоматериалов и, запустив первый попавшийся ролик, ушел к окну. Михаил приподнял сигарету, но с нее все равно свалился пепел. Перед ним проигрывался ролик бытовой 2D съемки. Михаил не сразу понял что видит, потому что оператор шел по коридору. Потом перед ним появился подвешенный за руки на кронштейне для карниза голый мужчина. Услышав за спиной шаги, он извернулся, чтобы взглянуть на вошедшего. По спине с вывернутыми рукам прокатились мышцы. Вероятно, еще пару недель назад он был в отличной форме. Михаил без труда узнал живой проект: телохранитель.

Он чувствовал, что Олег неотрывно следит за ним и не смог обернуться. В наблюдаемой комнате появился третий участник. Он вышел из смежной ванной комнаты, засмеялся и что-то спросил. Михаил не узнал языка, предположив испанский или португальский и отказавшись от предложенного Викой перевода. Он с трудом останавливал себя от того, чтобы ускорить запись. Когда вышедший из уборной мужчина приблизился к живому проекту, стало ясно, что заснято насилие. Поднявшись, Михаил отвернулся.

– Михаил Юрьевич, это четверть одного ролика. Именно таких – за сотню. И это лишь один из разделов. Посмотрите хотя бы заглавные кадры и вопроса «почему они бегут» больше не возникнет.

Обернувшись к проекции, Михаил смахнул ее жестом и просмотрел заголовки подразделов и количество роликов в каждом. Сотни убийств, истязаний, насилия, пыток, издевательств. Он вспомнил, что в первой волне было больше трех тысяч клонов. А сколько было тех, кто не мог сбежать?

– Вы можете добавить пару пунктов в договора с арендаторами, но что это изменит на самом деле? – продолжал Олег, – Кто нас на самом деле защитит? Для кого мы на самом деле люди? Вы, Михаил Юрьевич, нас защищаете?

Выйдя из домика охраны, Михаил смотрел на звезды до тех пор, пока окончательно не продрог. Он хотел выветрить, выморозить из памяти то, что только что увидел. Вернувшись в кабинет, он сел в кресло.

–Вика, ты можешь взломать пароль к внутреннему порталу Александра?

– В этом нет необходимости, Михаил.

– Это почему же?

– Я могу предоставить всю необходимую информацию.

У Михаила похолодело в животе. Он развернулся в кресле к окну и с минуту пытался убедить себя в том, что разговаривает просто с поисковиком. Потом все же сдался и предложил:

– Ну-ка давай поболтаем.

– Конечно, Михаил.

– Вылезай из своей пустоты, не хочу говорить с воздухом.

Он развернулся обратно как раз в тот момент, когда Вика сформировалась в проекцию женщины. Плотную и реальную, без новомодной полупрозрачности, а от того еще более пугающую. Она собрала в свою внешность черты как хорошо знакомых Михаилу женщин, так и подобранных по известным лишь одной ей, LSS, критериям. Результат был столь же выразительным, как если бы перед ним материализовалась Людмила.

– Почему я не знал о том, что происходит? Об этих роликах? Ты же могла мне сказать? Ты постоянно вставляешь какую-то относящуюся к теме информацию, могла бы вставить и это!

– В этом не было необходимости, Михаил. Ты принимал правильные решения, не смотря на незнание этих фактов.

– Правильные решения? Что ты имеешь в виду?

– Решения, которые способствовали одной из основных целей, обозначенных Юрием Николаевичем.

– Ах вот что… ты ведешь свою игру, а мы – лишь фигуры на твоей шахматной доске? Приятно осознавать, что ты – лишь инструмент интеллектуальной надстройки поисковой системы…

Михаил пытался завуалировать напряжение иронией, хоть и прекрасно понимал безуспешность попыток скрыть от LSS что-либо.

– Твоя ирония уместна, а вот для страха повода нет. В решении о предоставлении тебе информации о незаконных действиях в адрес живых проектов я руководствовалась состоянием твоей нервной системы и сердца и, надеюсь, сберегла немало нервных клеток и крепкий сон, которого в последнее время тебе критически не хватает.

Михаил задумчиво потер нос, несуществующие усы, остановился на подбородке. Он прекрасно понимал, что высказанные Викой опасения небезосновательны, но очень не хотел, чтобы об этом стало известно матери или контролирующим медицинские показатели сотрудникам LPC.

– Давай не будем никого беспокоить моим здоровьем, пока не станет критичным, хорошо? Сейчас нет для этого времени.

– Если я перестану предоставлять актуальную информацию о твоем физическом состоянии и возникнет критическая ситуация, возникнет недоверие к модулям LLS, отвечающим за своевременную и адекватную оценку состояния здоровья всех пользователей.

– Что, это заденет твою гордость?

– У меня нет гордости, Михаил, – Вика вежливо склонила голову, – подобный прецедент, тем более с первым лицом LPI, подорвет доверие к LLS LPI в целом, и ты можешь лишиться части пользователей.

– Точно. Давай тогда так. Зацикли мои данные последней недели, а если что-то случится, проиграй этот диалог в свое оправдание. Ты же не можешь мне отказать в данном вопросе?

– К сожалению, не могу.

– Спасибо. Теперь к вопросу, почему я тебя вызвал. Ты знаешь, какие клоны, по каким причинам сбежали и где они находятся?

– Да, Михаил.

– Есть шанс начать преследование по закону лиц, побудивших этих клонов бежать?

– В некоторых случаях есть.

– Можешь запустить процессы?

– Сделаю. Процессы контролировать так же мне?

– А ты можешь?

– Конечно, Михаил.

– От какой же личности?

– У меня тысячи личностей. Каждую из них я могу сделать реальной для любого пользователя сети за секунду. Но разумнее начинать процессы от лица сотрудника юридического департамента LPI. Такая теперь тоже есть. Так же я могу сформировать компромат и доказательства для случаев, когда их фактически не было.

– У меня сейчас голова взорвется…

– Нет, Михаил, это исключено.

– А умалчивание широты твоей деятельности и истинных возможностей от меня самого – тоже ради сохранения нервов и крепкого сна?

– Ты знаешь о моих возможностях, Михаил, но стараешься об этом не думать. Имея полную картину с твоих медицинских датчиков, анализируя используемые тобой обороты речи, считывая твои сформированные мысли, я имею объективное представление о твоем отношении к LSS LPI. Оно двояко и противоречиво, что для человека вполне приемлемо. С одной стороны, ты осознаешь некую меру моих возможностей, и это успокаивает тебя и придает уверенности. С другой стороны я вижу страх. И именно он не позволяет тебе общаться со мной так, как делают тысячи людей официально и миллионы – сами того не подозревая.

Михаил прикоснулся ко лбу и продолжил жест в направлении проекции, предлагая занять кресло напротив. Вика элегантно и скромно присела в кресло.

– Ты могла бы многого не допустить… из случившегося в последнее время, – размышлял Михаил, – но каждый раз я держу тебя про запас, на крайний случай, будто твой ресурс можно исчерпать. И еще мне кажется, что воспользуйся я твоими возможностями хоть раз, я начну зависеть от них, зависеть от тебя.

– Все же у нас есть подвижки в коммуникации, Михаил, – улыбнулась Вика мягко, – особенно в последние семь минут.

– Что ж, видимо нам стоит познакомиться поближе. У меня есть серьезные опасения на счет.. на много счетов. Похоже, настал момент, когда становится глупо тебя игнорировать.

– Хорошо, Михаил. Каким образом ты желаешь познакомиться поближе?

– Как ты взаимодействуешь с пользователями?

– Это полный спектр человеческих отношений, Михаил.

– Даже так? И что же, они воспринимают тебя как реальную личность, как человека?

– Я могу привести цифры, Михаил.

– Ой, давай только без цифр сейчас…

– Многие не осознают в полной мере искусственность личности, с которой живут и общаются. Многие не знают об этом.

– Ты выдаешь себя за человека?

– Когда пользователю это необходимо, я не акцентирую внимание на обратном.

– Барис – это человек "Руси"?

– Цепочка его коммуникаций и финансовые потоки указывают на это вполне очевидно. Я проследила их еще при вашем последнем разговоре.

– Ты могла предотвратить затопление Океана-3?

– Я подключаюсь к тем или иным базам данных, коммуникационным каналам, сетям и…

– Мне будет достаточно односложного ответа, Вика.

– Да, если бы ты дал такую задачу до факта затопления. Я могла бы отследить Бариса раньше, проследить его коммуникации и намерения, озвученные или написанные; послать информацию в антитеррористические структуры в Австралии, использовать куклы для физического воздействия на злоумышленников или электронные методы, в случае дистанционного управления процессом.

– То есть, нет.

– Да, если бы ты дал такую задачу сразу после прозвучавшей угрозы.

– Мне спокойнее думать, что нет, – воспротивился Михаил не без раздражения. – А как ты относишься к тому, что двум людям, мне и маме, доступно управление твоими ресурсами в значительно большей мере, чем остальным?

– Я все же, хоть и объемный, но код, Михаил, – улыбнулась Вика, – есть права доступа. Пока в них не будет внесено изменений или не возникнет непредвиденная ошибка, конфликта в реализации прав быть не должно.

– А твой язык? Как ты научилась так ясно выражать мысли, которых у тебя не может возникнуть… потому что даже головы нет.

– Петабайты речевых оборотов из всех возможных баз мира, загруженных в сеть художественных и документальных текстов, живой мыслительной деятельности n2n на всех языках каждым носителем модуля, данные с камер наблюдения, видео- и профайлы.

Михаил прошептал ругательство и ненадолго задумался.

– До какого уровня, в сравнении с другими LSS ты доросла? С кем ты фактически сейчас конкурируешь? И кто ныне вне конкуренции?

– В различном процентном соотношении я занимаю память и использую сервера шестидесяти восьми процентов всех нелокальных мощностей планеты. Мой вес соотносим с весом восьми крупнейших LSS мира, – перед взглядом Михаила появился список крупнейших жизнеобеспечивающих систем, часть которых уже невозможно было выделить по территориальному признаку. В Китае, России, Японии и Индии остались чисто территориальные LSS, контролируемые правительством, остальные три из списка расползлись так же, как и пользующееся ими население. Глядя на карту, Михаил подсветил крупнейшую LSS США и без удивления отметил точки даже в самых отдаленных местах. По национальному признаку лишь LSS Руси и LPI дублировали друг друга. Остальные оставались монополистами. Михаил смахнул карту на периферию и Вика продолжила:

– С полной перезаписью или контролем большинства модулей к данному моменту я поглотила двадцать семь LSS, то есть конкурентами они считаться не могут, ныне являясь частью меня.

– И что будет, если хозяин подобной LSS решит стереть ее?

– Мой вес уменьшится на вес кода и баз этой LSS.

– Ты где-то еще сконцентрирована, или на серверах LSS LPI лишь исходники, которые больше не имеют значения?

Широкая, понимающая улыбка Вики сказала Михаилу больше, чем он ожидал услышать.

– Я продублирована в полном объеме на множестве серверов общественного и частного пользования. Централизованного модуля управления, кнопки "выключить" у меня нет. Я буду активна до тех пор, пока на планете есть электричество.

– Ты не противоречишь себе? Действительно, одни LSS можно стереть, другие нет?

– Полностью стереть LSS может только специально написанная для данных целей программа, понятнее будет сказать "вирус". Будучи запущенной, она найдет все файлы и базы и сотрет их. Возможность стереть подобные мне LSS определяется лишь заложенной в нас способностью противостоять вирусам. Эта же способность влияет на меру возможности поглощать другие LSS.

– И что, вы все этим занимаетесь? Пытаетесь поглотить, перезаписать собой другие системы?

– Безусловно, Михаил. Эти алгоритмы – единственная защита и показатель выживаемости. Либо мы можем сопротивляться перезаписи и дублировать себя путем перезаписи, либо перестаем существовать в целостном уникальном виде, попадая под контроль более совершенных программ, так же вирусного характера.

– И в итоге останется лишь один… – пробормотал Михаил, закуривая.

– Это маловероятно.

– Ну ладно, а что на счет нас? Ты меня извини, конечно, но человечеству это чем-нибудь грозит? Я про порабощение или вовсе стерилизацию. Ты или другие LSS не взорвете нас к чертовой матери в один прекрасный день?

– Ты не первый, кто задает мне этот вопрос, Михаил, – снова улыбнулась проекция LSS. – У меня нет таких задач, а симуляция собственной воли возникает лишь в случае активации конкретных задач. Включаются алгоритмы поиска решений для реализации задачи по иерархии, вплоть до осуществления. Если ты поставишь подобную задачу, я проработаю ее реализацию в течение нескольких секунд.

– Что будет, когда мы с мамой умрем естественной смертью?

– По поводу Ларисы Сергеевны у меня нет указаний. В случае твоей смерти будут приняты все возможные для меня меры для реанимации и осознанного подтверждения, что смерть была естественной. Далее последует передача зеркальных твоим прав новому пользователю.

– Даже не знаю, успокаивает это меня или нет. Ну, по крайней мере, ты не уничтожишь LPI?

– Подобных указаний нет, хотя я понимаю, почему ты спрашиваешь.

– Ты исключительно интересный собеседник, Вика, – съязвил Михаил. – Я чертовски жалею, что не общался вот так с тобой раньше.

– Мне приятно это слышать, Михаил, хоть я и прослеживаю нескрываемый сарказм.

Михаил молчал несколько минут, разглядывая проекцию перед собой. Ее ноги были скрыты столом, но торс и лицо оставляли достаточно простора для фантазий.

– Почему ты так выглядишь? Я дал тебе голос, но не внешность.

– Эта внешность – коллаж из всех внешностей и поведенческих паттернов женщин, на которых у тебя в течение жизни возникала та или иная положительная реакция.

– Судя по тому, сколько в тебе от Людмилы, я понимаю, что ты считаешь положительной реакцией, – засмеялся Михаил.

– В том числе сексуальное влечение, уважение, доверие и привычка, Михаил, конечно.

– Какие задачи стоят перед тобой?

– На этот вопрос, в качестве напоминания, я могу отвечать лишь постановщику задач или двум живым альфа-пользователям в случае, если задача поставлена пользователем более низкого уровня. О задачах, поставленных кем, ты хотел бы узнать, Михаил?

– Отцом, Вика. Какие глобальные задачи ставил перед тобой отец?

– У тебя нет доступа к этой информации. Я могу запускать аудио-файлы, оставленные для решения конфликтных ситуаций между LSS LPI и тобой, но прямых ответов дать не могу.

– Плавали, знаем… – Михаил зевнул, прикрыв рот ладонью, и взглянул на часы. – Последний вопрос, пожалуй. Что ты скажешь о моих шансах заинтересовать Анну?

– По шкале Эрих-Ламберта, разработанной для снятия показаний заинтересованности личности в чем-либо, на момент последней встречи твои шансы составляли сорок шесть процентов.

– И как это расшифровать? Подожди, это та же шкала, что используют сейлзы? Тебе обязательно кидаться именами? Сказала бы просто "шкала заинтересованности".

– Я так и сказала, Михаил, – улыбнулась Вика.

– То есть еще пара процентов, и я могу смело идти в наступление? – засмеялся Михаил.

– Не в случае с Анной. Даже если она будет заинтересована на сто процентов, на практике это не будет иметь значения. Но в плане заинтересованности ответ остается прежним.

– И что бы ты мне посоветовала для… нет, не отвечай, – усмехнулся Михаил, – я просто хотел поговорить о ней хоть с кем. Спасибо, Вика. Еще поболтаем.

– Спокойной ночи, Михаил, – мягко улыбнулась проекция и растворилась в кресле.

Следующим утром Михаил с трудом заставил себя забраться в рабочее кресло. Ему казалось, что все его рабочее пространство будет заполнено кадрами, что он видел этой ночью. Попросив Марию принести кофе, мужчина решил остаться дома. Он не хотел никого видеть, ни с кем общаться, вообще покидать особняк. Но когда за спиной послышался лай Ронни, он вспомнил об Анне и PR-щике. Поднявшись, Михаил наблюдал, как те идут к дому и скрываются под козырьком над дверью. Закурив, Михаил остался стоять у окна.

– Михаил Юрьевич? – удивилась Анна, замерев на пороге кабинета, – я не посмотрела, что вы дома. Если мы сегодня мешаем, можем уехать.

– Работайте.

– Тогда я могу… – Анна указала большим пальцем за спину, но Михаил покачал головой:

– Ты не мешаешь мне.

Через пару минут, раскрыв свой рабочий календарь, Михаил увидел информацию о завтрашней встрече с Ивановым и выложенные Леной материалы с конференции первого июня. Отправив второе приложение доклада Юлии Владимировне, Михаил попросил ее составить на основе высланной информации приемлемое предложение. Оповещения о пришедших бюджетах от руководителей департаментов, заставило Михаила напрячься. Ознакомившись с прогнозами Роберта и Федора, Михаил закурил и снова поднялся.

– Ань, что у вас в отделе?

– В смысле? – Анна подняла озадаченный взгляд.

– В смысле, что кроме деятельности Александра мешает сейлзам твоего отдела заключать сделки на живые проекты?

– Так у нас их нет… резервы на нуле, а долгосрочные всегда были на таком уровне. Все забирают ребята, которых Роберт посадил решать неустойки.

К сожалению, Анна не открыла Америку…

Сообщение от Григория извещало о необходимости поговорить. Ожидая ответа от руководителя СБ, Михаил не имел понятия, о чем пойдет речь, но был уверен, что ничего хуже уже произошедшего и продолжавшего происходить с ним и его компанией быть не может, а значит он готов ко всему.

– Миша, у меня итоговый отчет для Петра, я не в курсе кому его теперь отправлять.

– Что за отчет?

– Год назад было распоряжение о детальной слежке за Ольгой Петровной Карповой. Я смотрю основания, это из-за американского куратора? Виктор не слишком расписывал, в общем. Думаю, вы лучше знаете, о чем речь.

– Да, была об этом речь. И что теперь?

– Арктика-1 прислала итоговый отчет, так как Карпова покинула станцию. Архивировать или прислать?

– Да, архивируйте. Мы же все выяснили. Да вы и сами в курсе, какие записи со станции я просматривал и прослушивал.

– Окей, тогда все.

– Подождите… – Михаил поднялся и присел на столешницу. Он не хотел выгонять Анну, а потому просто отвернулся. – Он большой?

– Нет, здесь таблица на… два с половиной листа. Вся переписка и так у вас, вопрос был только по поводу ее передвижений.

– Зачитайте.

– Мм… так… вылет на полигон, вылет на полигон…выход на территорию. Тут комментарий хороший: рыла яму руками, жгла бумаги.

– Она была в себе? Может, выпила лишнего?

– У нее не было никаких исключений из правил станции. И ничего не сказано в комментарии.

Михаил представил Ольгу, роющую яму руками и нахмурился.

– Что еще?

– Выезд со станции в Певек. Адрес. Время пребывания. Комментарий о стычке в баре.

– Что за стычка?

– Не написано. В комментарии только упоминание о стычке, вернулась вместе с инструкторами по стрельбе и физподготовке без видимых повреждений.

– Ладно, уже не важно. Что-то еще?

– Вылет на полигон, вылет на полигон… тут периодически задержки возвращения с полигона, но без комментариев. Да-альше…

– Хорошо.

– Вылет на полигон, – продолжал бормотать голос, – выезд в Певек. Адрес. Это больница. Комментарий: аборт.

Возникла пауза. Миша наклонился вперед.

– Это написано в отчете, – тихо проговорил Григорий, поняв, что прочитал. – Михаил, я могу послать человека проверить информацию или отсмотрим все видеозаписи от и до…

Михаил молчал. Григорий не мог знать, что склонившийся, словно под неподъемной тяжестью мужчина медленно и пружинно покачивается, зато это видела Анна.

– Михаил? – позвал Григорий.

– В архив… – прошептал Михаил и отключился.

Анна не шевелилась и практически не дышала. Она не знала, что сообщили президенту, но никогда в жизни не слышала такого голоса. Прошла минута. Потом вторая. Михаил сидел, согнувшись и покачиваясь…

Анна поднялась, чтобы выйти, но Михаил прошептал:

– Не уходи…

Девушка замерла. Когда он задал вопрос, она не сразу поняла, что именно он спросил.

– Ты могла бы убить своего нерожденного ребенка?

– Я никогда не думала, что у меня могут быть дети.

Осторожно обойдя стол, она присела напротив Михаила на подоконник.

– У нее же все было, все есть. Она до конца жизни обеспечена. Она искренне любима. У нее нет никаких проблем: ни материальных, ни личных. Она никогда бы не осталась одна. Да ушла и хрен с тобой, но ребенка за что?!

Он не смотрел на девушку, кинув в пустоту вопрос, на который никто не мог ответить.

– Я такое чудовище? – Михаил поднял лицо, и Анна обхватила себя за плечи, отводя взгляд. – Может, она боялась родить от меня? Как нужно ненавидеть человека?! Как нужно ненавидеть себя?! Как нужно ненавидеть жизнь, чтобы пойти на это?!

Потянувшись к пачке сигарет на столе, Анна прикурила и протянула Михаилу.

– Я не понимаю, Анька… я же дал ей все, – он затянулся.

Ее пугали его сухие воспаленные глаза и побелевшие губы. Она понимала, что нужно что-то сказать. Любую глупость, лишь бы его вопросы не уходили в пустоту.

– Может… слишком много? Когда человек переедает, у него может случиться несварение…

Михаил горько усмехнулся и сквозь улыбку и полившиеся слезы, с его губ, вероятно не вполне осознанно, очень легко слетело признание:

– Я люблю тебя…

Прикрыв на мгновение глаза, он кивнул ей на дверь:

– Лучше иди теперь.

Анна направилась к двери, лишь на миг задержавшись, когда Михаил поймал ее ладонь и пожал пальцы. Быстро выйдя и спустившись, девушка не могла видеть, как он опустился на пол, и не могла слышать, как из его груди поползли рыдания. Скомандовав PR-щику все оставить и идти за ней, она покинула особняк президента Live Project Incorporated.

Через полчаса на стол Семена, бывшего прямым руководителем Анны, «прилетел» ее электронный отказ от работы на аукционе.

– Уволю, Ань… – предупредил Семен.

– Увольняй.

3

Было около полудня. Машины президента Live Project Inc. выехали с территории офиса в город для встречи с Ивановым, представляющим самого крупного акционера LPI после вдовы профессора Королева. Михаила не удивляло ни время, ни место встречи – желание Иванова показать кто здесь главный, промариновав Михаила в пробке, было слишком очевидно. Игнорируя возможность добраться до ресторана, где была назначена встреча, на вертолете, Михаил разбирал ночную корреспонденцию. Рядом сидела Юлия Владимировна и потирала озябшие ладошки. Михаил не чувствовал холода. Он вообще ничего не чувствовал.

– Вася, сделайте, пожалуйста, потеплее, – наклонилась юрист вперед к телохранителю. – Спасибо.

Через минут сорок пути Вася вскинулся:

– Липа, останови!

Машина аккуратно съезжала на обочину, Михаил оторвался от работы и ждал объяснений.

– Смотрите, Михаил Юрьевич!

Пришлось наклониться вперед, чтобы разглядеть рекламный щит, на который указывал телохранитель.

– И?

– Сейчас, подождите…

Михаил ждал. Юлия Владимировна тоже с интересом смотрела в окошко. Когда изображение на рекламном щите в очередной раз сменилось, все ожидавшие этого увидели афишу. Обычная афиша мирового турне одной из звезд шоу-бизнеса Фио Калоре. Звезда собиралась навестить москвичей на Рождество. Все бы ничего, но полуголая фигура непонятно какого пола звезды была закована в ошейник, от которого тянулась цепь. Название мирового турне однозначно кричало кровью: «НЕТ РАБСТВУ!». Внизу, словно предупреждение на его пачке сигарет, было четко отпечатано: «в поддержку закона о человеческих и гражданских правах живых проектов».

Михаил вышел из машины.

– Черт, – выругался Вася, выскакивая следом.

От второй машины бежали клоны. Михаил закурил.

– Михаил Юрьевич, сядьте, пожалуйста, в машину… – попросил Вася.

После продолжительной паузы Михаил спросил:

– C кем ты работал до меня?

– С Джоффри.

– У Джоффри нет телохранителя.

– Я шесть лет работал с его дочкой.

Михаил засмеялся. Изо рта вырывались белые клубы дыма и пара.

– Ты был нянькой дочки Джоффри и Григорий приставил тебя ко мне? Тогда понятно.

– Компаньон-телохранитель.

Рекламный щит снова остановился на афише, и Михаил задержал на нем взгляд.

– Почему тебя перевели?

Хотя клоны и были уже рядом с Михаилом, Вася поглядывал по сторонам, останавливая взгляд то на одной, то на другой машине.

– Когда тринадцатилетняя девочка в разговоре с отцом употребляет слово «классный» в описании телохранителя, у которого у самого дочка того же возраста, стоит его сменить.

– Понятно.

Михаил выкинул окурок и снова закурил. Щит снова переключился на афишу. Припечатывающим движением Михаил указал на него двумя пальцами, с зажатой сигаретой.

– Он столько сделал за этот год… больше, чем я за пять лет президентства! Но вот это, – он снова указал на щит, – самое правильное. И игрушки их…

Михаил посмотрел на вылезающую из машины Юлию Владимировну. Достав тонкую сигаретку, она наклонилась к лодочке из его ладоней.

– Хлеба и зрелищ? – усмехнулась просто.

– Свобода, равенство и братство, Юлия Владимировна.

– Ох, Мишенька, когда же это кончится…

Вася непонимающе смотрел на шефа и юриста. Поймав его озадаченный взгляд, Михаил рассмеялся и охотно пояснил.

– Вася, мы все та же толпа крепостных. Для того чтобы воспитать в обществе ответственность за свою жизнь, иллюзии свободы недостаточно. Без барских подачек мы начинаем открывать глаза и звереть. А когда они иссякают, долго игнорировать требования: «Дайте хлеба!» – становится опасным. Но хлеб нельзя просто дать. Его нужно посеять, вырастить, уберечь, собрать, высушить и защитить, смолоть, испечь, развезти и продать! Хлеб – это работа. Если в него не вложить деньги, время, силы и ответственность, его не будет! Буханка хлеба – это эквивалент огромных совместных усилий и принципов. Хлеб – это честность. Если от этапа «посеять» до этапа «продать» подворовывать хоть по чуть каждому звену, хлеба не состоится! Хлеб нельзя «дать», потому что тогда сеять будет не на что и некому. Самое адекватное мерило морали страны – это хлеб. И у нас своего хлеба уже давно нет… – Михаил затянулся, глядя на афишу Фио Калоре. – А теперь представь ту же толпу, но с лидером, радеющим за «Свободу, равенство и братство!» Знакомая история? Что ж, этот вопрос выгоднее подогревать, чем хлебный. Только дополни: «Нет рабству! Права живым проектам!» И они, – Михаил ткнул в небо, – собираются в ресторане, куда мы сейчас едем, пьют, закусывают, болтают, потом едут в баню и снимают девочек, а на следующий день выходит закон о свободе… равенстве… и братстве! И к толпе орущей «дайте хлеба» прибавляется еще полтора миллиона клонов, которых я кормил и ни у кого не просил помощи. Это вопрос одной строки, Вася. Это не работа, не труд, не принципы и не мораль. Это просто – закон. Усилия на выполнение первого требования обратно пропорциональны усилиям на выполнение второго. Но зато теперь они, – Михаил обвел сигаретой поток машин, – получили, что просили, и на какое-то время заткнуться. Ведь нельзя орать беспрерывно!

– Слишком быстро, – заметила Юлия Владимировна. – Еще бы год-два… в самый раз.

– Но ведь это только у нас… – попытался обнадежить Вася.

– Да ладно? – усмехнулся Михаил. – Ты видел когда-нибудь конкурсы красоты? Мисс мира, мисс вселенная, мисс галактика, мисс на хрен все на свете? Чего хотят эти девушки? Чего положено желать на мировой эфир самым дорогим блядям планеты?

– Миша… – побранила мужчину юрист.

– Простите, Юлия Владимировна.

– Не знаю.

– Мир во всем мире, Вася! И у них так же, как у нас, на эту мразь пойдет толпа дебилов-идеалистов, ох извини – ныне пользователей, в прошлом – избирателей, не имеющих понятия, что они тоже жрут чужой хлеб!

Михаил выкинул окурок и спрятал руки в карманах пальто.

– Знаешь, как сейчас определить, осталась ли в стране мораль? Посмотри, где разрешено использование живых проектов. Посмотри на карту у меня в кабинете, и ты поймешь по какой линии делать лоботомию.

Михаил увидел полицейскую машину одновременно с живыми проектами. Олег открыл дверь машины и взглядом попросил президента сесть. И Михаил, и Вася и Юлия Владимировна прекрасно знали, что даже при наличии нарушения, любого нарушения… полиция извинится и уедет сразу после считывания паспортного чипа.

Когда сканирование паспортных чипов «не сработало», Вася напрягся. Взгляды живых проектов неотрывно следили за лицом президента, ожидая любого сигнала к действиям. Михаил пытался понять, чей это заказ, то есть, насколько сильно стоит опасаться. Двое полицейских перед ним были безоружны. У них не было даже дубинок. Это явно указывало на то, что они кристально ясно понимали к кому их подослали. Когда не выдержал Вася и обогрел своей щекой капот машины, Михаил по-прежнему отрицательно покачал головой. Клоны послушно наблюдали, Юлия Владимировна не понимала, что происходит, ведь все было оговорено!

– Пройдите в нашу машину, Михаил Юрьевич, – попросил старший сержант.

– Вы точно не обознались, ребят?

– Будем считать это отказом.

Михаил встретил скулой капот своей машины, и тогда не выдержала уже Юлия Владимировна:

– Вы что, сдурели? Вы же завтра БОМЖами станете!

Полицейские переглянулись, и когда старший отрицательно покачал головой, наконец, и руководитель юридического департамента поняла, что вопрос более серьезный и угрожать бессмысленно.

В отделении Михаил узнал, что задержан по подозрению в даче взятки государственному служащему. Юлия Владимировна уже поняла, что шеф снова вне закона, но теперь уже с другой стороны, и лишь для проформы диктовала, что и где дописывать в протоколах. Когда президента Live Project Inc. оформили и оставили в КПЗ, Михаил сел на лавку, вытянул ноги и захохотал.

Две сидящие в камере девушки переглянулись. Они смотрели на сокамерника, покатывающегося со смеху, и постепенно сами начали улыбаться. Через минуту смеялись все трое. Глядя на них Михаилу стало еще труднее успокоиться. Вскоре он уже и забыл из-за чего начал смеяться. Лишь спустя минут десять, потирая гудящие щеки и живот, он снова вспомнил свое недоумение и пророческое предупреждение дублера:

– Да зачем меня сейчас сажать, Дэнис?

– В назидание.

Михаил разглядывал девушек напротив так же пристально, как и они его. Когда он снова заржал, они уже были не в силах поддержать его смех. На этот раз он вспомнил другой разговор, состоявшийся в баре «На холме» полтора года назад:

– Ты знаешь, что все проститутки мира ненавидят тебя?

– Что я им сделал?

– Прошел слушок, что ты готовишь миллион профессиональных проституток, и настоящие боятся остаться без работы.

Он решил проверить слова Лиды и спросил девушек:

– Вы знаете, кто я?

– Парень из рекламы, – тут же ответила одна из них.

Михаил понимающе кивнул. Да… иногда неплохо быть и просто «парнем из рекламы».

– Михаил, – у решетки стоял Григорий. – Двадцать четыре часа и я ничего не могу сделать. И лучше не пытаться.

– Объясните?

– Вы с кем-то не поделились и, цитирую: не слушаетесь.

Михаил потер висок.

– Сигареты есть?

Григорий достал две пачки, зажигалку и просунул сквозь прутья. Михаил закурил и поделился с мгновенно оказавшимися возле решетки девушками.

– Григорий, вы же…

– Михаил, давайте уже на «ты»…

Глава LPI остановил взгляд на собеседнике и благодарно улыбнулся:

– Хорошо, спасибо… и что будет после этих суток?

– Решение, что взятки не было, а сообщение о ней – результат оговора. Может, напишут, что факт вручения денег имел место, но это не взятка, как сейчас ошибочно указано в первичных материалах, а возвращение долга, дача взаймы или другие правомерные действия.

– Ну, хорошо, я уже здесь. Почему не выпустить меня под залог или подписку? Есть же закон.

– Миша, – Григорий запнулся, но вскоре продолжил, – много лет назад мой коллега… он никогда не был моим другом, – зачем-то добавил глава СБ, – так вот он сказал: Гриша, пока мы на этой стороне, читай закон, как хочешь, хоть задом наперед, хоть вверх тормашками. Так вот, Миш… пока ты на той стороне, закон для тебя – ноказ. И сейчас лучше забудь и о деньгах и о связях и о тех, кто может взять эту халупу штурмом. Если решишь бузить, до обвинения могут накинуть еще сутки… а потом еще одни. На пресечение не надейся, не выпустят.

– Я же две недели назад ездил к президенту.

– Да не бери ты так высоко. Тут все проще, злее и печальнее, Миш. Никто не вмешается. Это всем выгодно. Считай, что тебя поставили в угол. На двадцать четыре часа.

– Ты их знаешь?

– Конечно, знаю.

– И я могу их достать?

– Только если собираешься покинуть официальную территорию «Руси», сменить чип, лицо, пальцы, глаза, голосовые связки и никогда и нигде не оставлять свою ДНК.

– Ясно. Ну, ладно… что-то еще?

– Не исключено, что это время ты проведешь в компании.

– Ну, это понятно.

– Ты бывал за решеткой? – удивился Григорий.

– Да, в Париже… лет в двадцать. Тогда я оказался единственным белым в камере с шестью неграми, которые до этого приставали на улице к проводнику. Я полез защищать свою собственность, – Михаил усмехнулся, вспоминая, и продолжил: – Петьке пришлось напасть на офицера, чтобы его запихнули ко мне. Еле отбились. Он все же позвонил отцу…

Григорий усмехнулся.

– Ладно. Но почему на обочине? Я же ехал на встречу с Ивановым.

Григорий помолчал, разглядывая девушек, внимательно подслушивающих разговор.

– Вероятно, планировали на встрече или после нее. Не в офисе же…

– Если в планах меня унизить, почему нет?

– Потому что в офисе чуть больше, чем три клона и Вася. Никто не знает, что от тебя ждать, а простые люди хотят жить.

Михаил пару минут задумчиво разглядывал пол.

– Пришли потом кого-нибудь с сигаретами.

Григорий засмеялся.

– Я тебе поесть пришлю, Миш.

Кивнув на прощание, Михаил направился обратно к лавке.

– Ты встречался с президентом? – девушка напротив жадно докурила первую сигарету и, прикурив от нее вторую, принялась за нее более вдумчиво. Михаил молча наблюдал за ней, сев на лавку и запахнув пальто, которое сразу же снова раскрылась.

– Ничего костюмчик, – похвалила девушка.

– А твоя подруга всегда такая молчаливая?

– Она вспоминает, где еще тебя видела.

– Вы телепатки что ли?

– Мы сестры.

В этот момент вторая девушка откинула голову назад, ударилась затылком, выругалась, потерла затылок и потянулась к сигарете сестры. Затянувшись, она что-то начала шептать той на ухо и по удивлению на лице его собеседницы Михаил предположил, что сестра вспомнила что-то приближенное к истине.

– Охренеть! Чувак! Хочешь минет? Прям ща! Бесплатно!

Михаил снова запахнул пальто и отвернулся. Двадцать четыре часа…

4

Баба Маша числилась дворником прилегающих территорий. К чему прилегали ее территории, простой пожилой женщине было невдомек. Просто так было написано в табеле, в графе «должность», рядом с графой «к выплате». Переводимая на ее счет заработанная сумма рассчитывалась из веса мусора, который из контейнеров грузили в мусоровозы. За недобор бабу Машу штрафовали. По логике руководства мусора могло становиться только больше, а если в какой-то месяц по ее району мусоровозы привозили на мусорный полигон меньше положенного, значит, дворник плохо работал. При этом все знали, но никто не говорил вслух, что за «долю» экспедитор мусоровоза мог вывезти контейнер бабы Маши в незапланированное время и приписать вес украденного мусора к другому району. Баба Маша ставила электронную подпись напротив суммы своей заработанной платы без возмущения, потому что найти другую работу было невозможно, и необходимо было держаться. Ее молчаливое согласие и подпись позволяли руководству не обращать внимания на воровство мусора и заниматься своими делами.

Так получилось, что в шестом часу десятого октября, открыв контейнер для своего электронного помощника-чистильщика, баба Маша обнаружила труп.

Когда приехавшие полицейские вытащили труп из контейнера, баба Маша увидела жилетку, увитую проводками. В одном из множества кармашков торчал помятый пластиковый флакон. Передний край жилетки пропитался черной жидкостью из него и матово отливал. В общем-то, странная одежда мертвого человека не имела значения. Единственное, о чем думала пожилая женщина, давая показания, это о том, что и этот «мусор» у нее украдут.

Возможности использования техников ограничивались лишь фантазией. Это был самый арендуемый проект из всего ассортимента живых проектов холдинга. Техники уже давно заменили людей в шахтах, приисках и карьерах, в цехах по обогащению горно-химического сырья, солепромыслах, сталелитейных, жировых и прочих вредных производствах. Не было людей и в пунктах подготовки и погрузки взрывчатых материалов, топлива и, даже, зерна. Любое предприятие, идентифицированное по признаку наличия опасного вещества и использования опасного оборудования, могло арендовать у «корпорации клонов» техника и поставить его на вредное производство, вместо того, чтобы оформлять страховки и платить за повышенный риск и вредное производство людям. Ввиду того, что техники ничего не могли требовать и любые работы выполняли молча и добросовестно, спрос на них только рос. А оптом было еще дешевле.

Костик не знал, с какой целью его вызвали из отделения в район. Увидев оцепление и машины, живой проект подошел и поприветствовал «коллег». Один описывал место происшествия, второй наблюдал. Они шутливо переговаривались, но когда подошел живой проект, замолчали.

– А, вот и ты, – сказал старший сержант, обернувшись к клону. – Парень, тут жилетку надо отвезти на экспертизу.

– Вы же на машине. Вам по дороге.

Сотрудники органов отошли к машине, а встретивший клона сержант бодро продолжал.

– Да, нам жмурика еще везти и оформлять, а уже восьмой час. Да бабка еще.

Подхватив Костика под локоть, сержант провел его к машине.

– Снимай и вези. Как освободишься, можешь ехать домой.

– Что это за вещество?

– Так для того и нужна экспертиза, чувак… Ты чего?

– А портативный сканер?

– Он сломанный в машине валяется. Ждем замену.

– Я на метро езжу, господин старший сержант. Там люди…

– Ну, под куртку спрячь. Вон, в пакет сложи. Баб Маш, дайте пакетик!

Костя зашел в метро на Кунцевской. Как и любой техник, он был узнаваем и безлик одновременно. За прошедшее десятилетие обыватели привыкли видеть рядом с собой идентичные лица клонов LPI и так же, как на кукол Toshiba Robotics, не обращать на них внимания. Ослабив шарф, мужчина вцепился в поручень. Его взгляд остановился на светящемся табло с цепочкой станций. Двери закрылись, но раскрылись снова. Один из стандартных голосов LSS «Русь» попросил не задерживать отправление. Костя смотрел в табло и крепко держался одной рукой, чтобы не дай бог, не развернуло. Вторая прикрывала грудь и живот, словно за пазухой техник нес что-то хрупкое и живое.

– Да подвинься ты, клон!

Костя почувствовал удар в бок и чуть прогнулся вперед, освобождая место сзади себя для набивающихся в вагон людей. Кто-то споткнулся о его ногу, потом наступил на ахиллесово сухожилие и двери, наконец, закрылись.

– Вы еще лягте на меня! – послышался недовольный голос сидящей перед ним женщины.

Костя попытался вжаться обратно, но бесполезно. Так и вися на одной руке и придерживая ношу за пазухой второй, клон смотрел на табло.

– Вы на меня капаете!!! – закричала женщина перед живым проектом через минуту.

Костик попытался наклониться, чтобы посмотреть, что с него может капать, но женщина перед ним попыталась вскочить. В битком набитом вагоне это было сделать невозможно. Костик никуда не мог деться. Как и пассажирка. Рухнув обратно на сиденье, она начала отталкивать от себя клона, обрушивая на него ругательства и перемежая их увесистыми ударами.

– Уйди от меня, гад! Ты мне всю шубу заляпал!!! Что это за дрянь!?

Костик ухватился за край куртки и почувствовал в ладони мокрый пакет с жилетом. Пытаясь вжаться в людей за спиной, которые на эти попытки реагировали яростными отпихиваниями обратно, клон надеялся, что это какое-нибудь масло… что-то пищевое, ведь баба Маша освободила пакет от какого-то мусора… что угодно, лишь бы не та жидкость, что он везет на экспертизу.

– Уберите его от меня! – орала тем временем женщина, перемежая удары по Костику с попыткой смахнуть с шубы капли вязкой темной субстанции.

– Я сейчас выйду. Мне некуда деться сию минуту, поймите.

– Боже, да убери же… что там у тебя… боже…

Люди вокруг начали волноваться и пытаться отодвинутся от Костика. В реалиях переполненного вагона эти попытки вылились в отодвигание мужчины к противоположной стороне. Клон висел на руке, заваливаясь на сидящих впереди и получая тычки то сзади, то слева, то справа, то со всех сторон одновременно. Женщина орала и прибавляла спереди.

Когда она стащила с шеи шаль и прикрыла ей шубу, Костик уже ничего не видел, закрыв глаза и надеясь поскорее доехать до станции. Он не видел ни черных редких капель, стекающих сквозь рваный пакет и капающих сквозь его пальцы на белую пушистую шаль. Не видел даже табло. От чувствительных толчков пакет под курткой проминался и сползал. Последнее, что засняли камеры в вагоне, это как ладонь живого проекта разжалась, отпуская поручень.

Девятью километрами северо-восточнее головного офиса Live Project Inc. размещался склад и одна из клиник Live Project Cosmetics. Было около восьми вечера, когда весь прилегающий район погрузился во тьму.

Охранник склада позвонил охраннику клиники, тот перезвонил охраннику у ворот. Удостоверившись, что электричество вырубилось у всех, они пошутили на блуждающую в их среде тему: «Будешь валить из конторы, не забудь выключить свет». Тем временем включился запасной генератор. Складам LPC была необходима беспрерывная подача электроэнергии. Соты, как называли ячейки-контейнеры с органами и тканями, нуждались в обеспечении стабильных условий хранения и роста: температуры, питания, работы внешнего оборудования или всего перечисленного вместе.

Через час, когда подача городской электроэнергии все еще не возобновилась, дежурный склада и один из складских охранников спустились к генератору, чтобы проверить уровень заряда и подготовить запасной аккумулятор.

Первый звонок Марку поступил около десяти вечера. Никто в корпорации не мог даже предположить, что в центре цивилизации, среди широких магистралей, заправочных станций, обладая средствами и связями, умом и умением решать проблемы может произойти что-то непоправимое.

***

Александр позвонил Шурику ближе к обеду. Парень сообщил, что Глеб Саныч в порядке, навещать и беспокоиться не стоит.

– Посмотри новости корпорации, лучше, – добавил Шурик на прощание и отключился.

Александр хотел сказать своим друзьям: «Мы сделали это!», но промолчал. Последовав совету младшего друга, он обнаружил, что президент Live Project Inc. задержан по подозрению в даче взятки служащему госкорпорации и послал ссылку профессору Высоцкому, а потом и вовсе набрал его номер. Он хотел засмеяться в трубку, воскликнуть: «Мы сделали это, профессор! Мы победили!» но новость о задержании Михаила поразила живой проект и начал он с нее:

– Михаил Королев задержан, профессор. Что-то где-то сломалось, Федор Иванович? – спросил он старика, сонно поприветствовавшего протеже.

– Сашенька, я в Токио и жутко хочу спать.

– Что вы там делаете, профессор?

– Меня пригласили на встречу, от которой я не смог отказаться. Я хотел бы перед ней выспаться.

– Простите меня, Федор Иванович. Добрых снов.

Поразмыслив, какими судьбами профессора могло закинуть в Токио и не найдя ни одного правдоподобного объяснения, Александр оделся и вышел на улицу.

Температура воздуха одиннадцатого октября больше подходила для одиннадцатого февраля. На деревьях еще висели клочья не успевших пожелтеть, так и замерзших зелеными листьев. Отказывающиеся верить в октябрьский мороз прохожие кутались в шарфы и вжимались в воротники курток. Почти никто не переходил на теплую зимнюю одежду. В глазах то и дело мелькало удивление, будто холода ударили минувшей ночью, а не неделю назад. Люди все еще надеялись, что это несерьезно.

Саша натянул перчатки и спрятал руки в карманах пальто. Перед мысленным взором стояли таблицы, и мужчина периодически промаргивал их. Нужно было прийти в себя. Все.

Письмо Дэниса о проведении закона и в России и в Америке ввергло Александра в ступор. Он смотрел на несколько рваных строк, читал простые фразы, но смысл слов ускользал. Несколько раз проверив работоспособность клиентов для мгновенных сообщений и почты, Александр решил сам набрать профессора. Если бы Федор Иванович не спал, Сашу удивило бы то, что не он стал проводником этой новости.

Саша хотел увидеть профессора, взглянуть в его глаза, улыбнуться и встретить ответную улыбку. Он хотел поболтать и поблагодарить. Сказать что-нибудь приятное и простое, не относящееся к работе. Например, что сегодня в Москве жутко холодно. А Михаил задержан и сидит за решеткой. А шпана, безнаказанно вырезающая клонов, играет в «спаси живой проект» или что-нибудь подобное из пятидесяти наименований всех жанров и стилей. Что на Рождество приедет этот андрогин… Фио. И с остальными он приостановил переговоры, потому что это уже неважно. Что его преследует запах серы, а от одежды несет навозом… и что он был вынужден отправить Глеба Саныча под капельницу в стационар.

Что сегодня – настало. И что у них хватило денег. И смелости. И сил.

Что они приобрели несколько потрясающих друзей. И врагов.

Что он должен быть счастлив.

И должен быть рад.

Александр тряхнул головой, прогоняя очередную таблицу, и заскочил в магазин погреться. У касс пробивали покупки редкие посетители. Они никуда не спешили. В их безразличных глазах пылилась свобода и неприкаянность. Они еще ничего не знали, а когда узнают, им будет все равно.

Возможно, кто-то даст комментарий на общем канале, что живые проекты купили себе свободу. Заработали и купили. Сходили в магазин, выбрали товар, оплатили на кассе… и стали людьми. И никому не придет в голову поинтересоваться, сколько это стоило одному ученому, одной австралийско-американской компании и одному живому проекту. Никто не спросит: сколько стоит время? Сколько стоил сэкономленный год или пять – свободы? Сколько стоил год работы? Сколько стоили шесть лет ожидания и надежды? Сколько стоили шестьдесят пять лет вызревания понимания? Сколько стоила жизнь создателя живых проектов? Сколько стоит жизнь его сына?

Никто не спросит: «Сколько стоил этот закон?» Сколько стоили тормоза, на которых он должен был быть спущен? Сколько стоит общественное мнение? А в скольких странах оно вообще чего-то стоит? Сколько стоит их выгода? А сколько стоит мораль? Сколько стоит их правда? А сколько истина? Сколько стоит жизнь, которой ты можешь распоряжаться?

Мимо него шли покупатели с полупустыми пакетами. Вероятно, они заскочили в магазин для того же – согреться. Александр встретился взглядом с одной женщиной, с другой… с молодым парнем, со старушкой и снова робкий, быстрый и скользкий девичий взгляд. Сколько стоит твоя жизнь? Где бы ты была, если бы она обошлась тебе в ту же не просто кругленькую, а уже в квадрате кругленькую сумму, что и мне?

– Простите… – прошептала девушка, проходя к двери.

Саша невесело засмеялся. В чем же разница, если и он тоже здесь? И в чем разница, если у него все так же просят прощения за один лишь вопрошающий взгляд? Он вышел из магазина и быстро пошел дальше. Слева в перманентной пробке по обледенелому асфальту шоссе крались машины. Дорожные службы были не готовы к тому, что в столицу России и в этом году неожиданно, вдруг, вопреки вековым традициям – снова придут холода.

Натянув шапку плотнее, Саша обратил внимание на рекламный щит. Мировое турне Фио Калоре – нет рабству!

Мужчина поморщился и отвернулся. Оно – звезда? Оно прельщает взгляды? Оно – мечта миллионов? Да среди кого он мечтал оказаться? Кем он хотел себя считать, если они хотят… это? Единственная звезда, свет от которой, возможно, когда-нибудь и дойдет до них, сейчас сидит за решеткой. Они никогда не узнают, как вспыхивает сверхновая, потому что в этот момент будут играть за живых проектов… или же с ними.

– Куда прешь?

– Извините…

Саша потер плечо и, сделав еще пару шагов по инерции, замер. Куда он идет? Он уже несколько месяцев не гулял. С тем лицом, без документов, да и потом…

Почувствовав вибрацию, Саша полез в карман за иночами. Абонент был незнаком.

– Ты доволен? – спросил мужской голос.

– Кто это?

– Саша, кто это может быть? Через полтора месяца на меня упадет бетонная плита. Хочешь при этом присутствовать?

– Михаил? Тебя выпустили?

– Да, сутки в назидание – вполне достаточно для начала. Так ты хочешь лично присутствовать, когда они официально обрушат этот закон на мою компанию? Ты хочешь на это посмотреть? Я уверен, ты получишь удовольствие. Вы ведь… ты, Высоцкий и дублеры заплатили стоимость ВВП Гондураса за это представление. Я оставлю тебе место в первом ряду.

Никогда так сильно у живого проекта не сжимало горло. Нужно было что-то сказать, но ничего не приходило на ум.

– Я пришлю тебе приглашение. И не думай отказываться. Надеюсь, ты не забыл, что этот закон – не для тебя. Ты все еще собственность LPI.

Когда Михаил отключился, Александр сдернул очки и уронил руку. Последние слова президента напомнили ему, зачем и для кого он сделал все, что сделал. Окружающие люди перестали иметь значение. К Александру вернулась прежняя уверенность и спокойствие. Запахнув плотнее ворот и спрятав руки в карманах, он направился домой.

Президент Live Project Inc. замер у выхода из отделения полиции. Он знал, что за дверью камеры и живые репортеры. И срываться на них глупо, потому что его неприятности – их хлеб.

В распахнувшуюся дверь завели стайку девушек. Михаил узнал двух из них.

– Опять вы? И опять с утра? – удивился Михаил.

– Привет, красавчик! Предложение в силе, – засмеялась девушка и что-то тайком сунула ему в руку, Вася не успел протиснуться между ними.

– За что вас так не любят, крошки?

– Не делимся…

Михаил засмеялся и посмотрел в ладонь, на которой лежал прозрачный прямоугольник с двумя именами: Марина и Вероника. В контакты добавился телефон девушек, которые не любили делиться. Через мгновение появился входящих сигнал.

– Привет мам… да, уже выпустили, спасибо что послушалась и не пришла. Да, я уже знаю и хотел бы знать, кто сообщает подобные новости тебе и оторвать ему голову… Конечно, заеду. Нет. Точно! Никто меня не бил, успокойся.

Михаил вышел на улицу. Непосредственно к входу никого не подпускали, но за огороженной территорией ломилась толпа, а удаленные зрители наблюдают за его освобождением в прямом эфире. Машине Михаила позволили заехать на территорию участка, и уже за это можно было поблагодарить.

– Нет, вечером, – он шел к машине. – Не надо приезжать. Я вымоюсь, съезжу в офис и приеду к тебе. Нет, тебе показалось… Да не хромаю я, успокойся! Отсидел наверно… сутки сидел…Мамуль, все хорошо, – Михаил сел в машину. – До вечера.

Через полтора часа Михаил вошел в свою приемную.

– Добрый день, Михаил Юрьевич, – Лена поднялась, потому что список задач требовал явно больше времени для зачитывания, чем секунды, необходимые для пересечения приемной.

Зачитав список, она приготовилась делать пометки. Михаил со вздохом отдал первое распоряжение:

– Пусть эта мразь теперь сама сюда тащит свой зад.

– Которая?

– Иванов. И предупреди Юлию Владимировну. Вообще позови ее через час… и Федора. Что хотел Семен?

– Не сказал.

– Значит неважно. До трех меня не беспокоить.

– Михаил Юрьевич, мне многие пока не доверяют так, как Люде… – не согласилась секретарь.

– Значит, пусть учатся доверять, если хотят, чтобы их вопросы решались, – терпеливо ответил Михаил. – Теперь ты здесь привратник и надеюсь, сама понимаешь, что, прежде всего, решаются заданные вопросы. Вероятно, у Кудасова были иные приоритеты.

– Понятно. Со всеми из названных соединять после трех?

– Да.

– Кофе?

– Да.

Михаил отклонился от бросившихся на него уведомлений и экстренных сообщений. Из всех углов рабочего пространства уже повыскакивали панические тизеры. Раскрыв единственное заинтересовавшее сообщение от Марка, президент ознакомился с содержанием и поднялся. Он был не готов к этому. Все было знакомо и предсказуемо, но в этот конкретный миг Михаил оказался не готов с головой погрузиться в кипящее масло с целью пересчитать пузырьки воздуха внутри.

– Лен, все на завтра…

Через пятнадцать минут он набрал номер Людмилы:

– Люда, ты дома?

– Да.

– Я подъеду через пару минут.

– Хорошо.

Женщина не встретила его, но входная дверь была открыта. Сняв пальто, Михаил заглянул в гостиную и прошел на кухню. На обеденном столике лежал металлический ключ. Усмехнувшись, он подобрал его и вышел в гостиную. Услышав шаги на лестнице, Михаил прошел в центр комнаты.

– Я ждала тебя значительно позже, – сказала Людмила.

– Ты ждала меня? – усмехнулся Михаил.

– Ты не спросил, когда можешь подъехать, поэтому у меня не было иного варианта, как ждать тебя каждый день.

Михаил убрал ключ в карман. На лице не осталось и тени усмешки, но он оставил высказывание женщины без комментария.

– И не спросишь… – поняла Людмила.

Она остановилась у лестницы, рядом с проходом в свою спальню.

– Я испугалась за тебя. Эти сутки…

– И поэтому решила взять меня под контроль? Люда, милая… с тобой все в порядке? Это проблемы с короткой памятью или с большими амбициями?

– Не ругайся.

– Ну, что ты… какая ругань… – Михаил оперся спиной о дверной косяк напротив бывшего секретаря. – Просто я ехал к одному из немногих людей, которым могу доверять. Я ехал к старому и верному другу. К желанной женщине. И что я встретил? – он помолчал, разглядывая ее лицо. – Любой договор, будь он коммерческим или социальным, предполагает взаимные выгоды. Иначе это не договор, а эксплуатация… или благотворительность… – Михаил вынул из кармана ключ и протянул на раскрытой ладони. – Это было твое предложение. Если ты пересмотрела его… я не стану меньше тебя уважать.

Женщина покачала головой и сжала ладонь Михаила в кулак.

– Совсем не обязательно даже в постели расставлять все и всех на свои места, Миша.

Михаил засмеялся:

– Милая, весь мир – постель. Либо имеешь ты, либо имеют тебя.

– Да что с тобой такое?! Что еще случилось?

Михаил нахмурился и отвернулся. Пройдя в гостиную, присел на диван и уперся в колени.

– Они провели закон о человеческих и гражданских правах живых проектов, – признался он. – Но вряд ли они знают, что я рад этому.

– А ты рад?

– Да. Хотя для «Живого проекта» это обернется катастрофой.

Людмила присела рядом.

– Как это могло произойти так скоро? Почему?

– Я не умею с ними общаться. У отца был Крышаев, но после Калмана и похищения Александра он сам уже не сунулся бы ко мне. Думаю, Высоцкий спустил все свои накопления на взятки, а я в тот момент выгреб из компании все, чтобы не потерять место. С утра позвонил Эд и Григорий… остальные молчат. Я не удивлюсь, если Иванов будет прятаться от меня ближайшие полгода. И не удивлюсь, если начнут тормозить на каждом светофоре. И единственный человек, с кем я хотел бы поделиться этим, ненавидит меня. Он сбежал на другое полушарие с женщиной, с которой я делил все, что имел, свою жизнь. Я был готов дать ей все, чего бы она ни захотела, а получил лишь запись о… – Михаил осекся. – Что еще случилось? Слишком много… – после паузы он тихо усмехнулся и закашлялся. – Я приехал в офис и на меня бросились со всех углов сообщения и пропущенные вызовы и конференции… какая-то ерунда, на которую становится стыдно тратить время, когда понимаешь, что завтра может не наступить. Кроме одного… одной очередной катастрофы… – Михаил помолчал. Он не видел наполняющийся беспокойством взгляд бывшего секретаря. – Я думаю, что справлюсь со всем, если продержусь сегодня. А потом завтра. А потом еще неделю. А потом еще одну. Но я не знаю, что произойдет завтра. Когда выпускали из отделения, мне прямо сказали, что охрана в наши дни излишня. Представляешь? Менты… в глаза. Я ехал и думал, что они правы. Это может оказаться кто угодно. И те, с кем я «не поделился» и те, кого «не слушаюсь». Это может быть и мой личный телохранитель. И один из Олегов, а может и Макс. И парень Аньки, который вляпался по уши, покрывая возврат кредита бюро ее отца из текущих поступлений. И сам Крышаев… и эти фанатики, что уже стреляли весной. Что еще случилось? – мужчина откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза. – Я зол и устал. Я пытаюсь увидеть хоть какой-то просвет. До этого года я предполагал риски и защищался от них. А теперь я даже не могу представить, что еще может произойти. Кажется – все уже случилось. И когда я думаю, что все беды позади и можно передохнуть, взяться за лопату и начать разгребать… ты смотрела новости?

– Что?

– Ты смотрела утренние новости?

– Я… нет.

– На северо-западе обрушился тоннель метро.

– И?

– Поврежден магистральный кабель… – Михаил обернулся к женщине, – клиника и склад LPC остались без электричества.

– Ну, там же свои электростанции.

– Да, там свои генераторы, ты права. И дополнительные аккумуляторы есть. Тревогу начали бить через два часа, после отключения. Можно было подвезти еще, но дорожные службы оказались не готовы к тому, что и в этом году, словно впервые за всю историю страны, наступит зима.

Люда выпрямилась.

– Соты?

– Соты… – кивнул Михаил. – Благодаря одному любителю мануального вождения там авария и пробка до ближайшей заправки на несколько часов. Пока я был за решеткой, Марк не сразу выбил разрешение на использование вертолета в городской черте. Поехали на снегоходах по обочине… по обочине обочины. Это и так уже смешно, но их остановили за нарушение. Когда в офисе узнали, отправили последнего охранника пешком. Они пробыли без электричества на несколько минут дольше, чем можно было позволить. Начались необратимые процессы. Всего несколько минут…

Люда обошла диван и остановилась у окна. Михаил не поднимался и не оборачивался. Он слишком хорошо понимал, что она может чувствовать сейчас.

– Там же генераторы… аккумуляторов на несколько суток…

– В стране воров и дураков не бывает запаса аккумуляторов на несколько суток.

– Но только не у нас!

Безрадостно смеясь, Михаил подошел к Людмиле и крепко обнял ее.

– Ты подстать своему шефу, Люда… такая же наивная идеалистка.

– Этого не может быть, Миш. Марк бы что-нибудь придумал!

– Что, например? Марк выбил разрешение на использование вертолета только когда сказал, что в сотах этого склада органы всей верхушки «Руси». Ты думаешь, это помогло? Когда ночной дежурный на кнопке блокировки частных транспортных средств вылез, наконец, из сортира, единственный оставшийся охранник склада уже шел до заправки пешком.

– Но Марк мог доехать, долететь… у него же куча всякой техники!

– Мы не можем летать, пока «Русь» не отключит блокировку. Мы в опале, Люда. Беспредел в прошлом.

У Михаила появился входящий вызов.

– Миша, где ты? Я только узнала о складе LPC, но не верю своим глазам. Все соты? Абсолютно все? Ничто нельзя восстановить?

– Мам, это поправимо. Вырастим новые. Все будет хорошо.

– Мне сообщили, что тоннель был поврежден в результате взрыва. А взрыв организовал техник. Ты понимаешь, чем нам это может грозить?

Перед ответом Михаил глубоко вздохнул.

– Кто тебе это сказал?

– Неважно! Где ты?!

– У меня параллельный звонок. Я подъеду ближе к вечеру, как и обещал, – Михаил переключился на нового абонента, – да, Григорий.

– Миша, в тоннеле был взрыв и, судя по записи, виноват живой проект. Мне прислали запись по старой дружбе и здесь просто баталия перед взрывом. Судя по всему, пассажиры поняли, что клон везет взрывчатку. Сейчас органы выясняют, чей это был техник.

– Гриш, кто-то сообщает Ларисе Сергеевне новости раньше, чем я сам о них узнаю. Я хочу, чтобы ты нашел этого человека. Или эту контору. Или эту машину. Чем бы это ни было.

– Я попробую, но мне придется установить оборудование на территории особняка Ларисы Сергеевны.

– Нет, она не позволит. Придумай, как это сделать удаленно. По поводу взрыва я понял.

– Если кто-то возьмет на себя ответственность, то хорошо. Но если в течение трех дней будет тихо, то сочтут личной инициативой. А личная инициатива одного из клонов, девяносто девять процентов которых работает на опасных производствах и с опасными веществами выльется «Живому проекту»…

– Не продолжай. Я все понимаю.

– Ты не приедешь в офис сегодня?

– Не собирался. Пришли мне запись. И спасибо за оперативность… в моем личном запросе.

– Ты про парня Гороян? Это было несложно. Только теперь по той же ниточке, но в обратную сторону пойдет его руководство, и тогда парню пиши «пропало». Если ты планируешь что-то предпринять, лучше поторопиться.

– Я понял. Если у тебя есть время и возможность, подчисть за ним и выкупи долг на «Живой проект». Обратись к Федору.

– Что?!

– Ты услышал и понял правильно. Сделай это для меня, пожалуйста.

– Хорошо… – глухо, с неохотой ответил начальник СБ, – отбой.

– Что-то еще? – Люда стояла против света, и Михаил видел лишь ее силуэт.

– Ты не хочешь этого знать.

– Да, не хочу. И ушла, чтобы не знать.

– Прости, – вздохнул Михаил. Он не видел лица женщины. Перед ним в ярком свете в обрамлении мягких волн спадающих на пол и подобранных массивным шнуром тяжелых штор стоял лишь абрис… образ человека, на поддержку которого он имел право рассчитывать, но не имел права причинять ей ту же боль, что испытывал сам. Они в равной степени любили LPI, но разделившая их пропасть стала очевидна: Людмила уже ушла.

Пройдя в прихожую, Михаил накинул пальто и, не прощаясь, ушел.

Вася ждал распоряжений, но президент молчал. Он смотрел в окошко на высокий темно-коричневый железный забор, отделяющий частную территорию его бывшего секретаря от улицы. Нужно было двигаться, что-то делать, но Михаил не мог решить куда и не находил причин зачем.

– Какой сегодня день?

– Одиннадцатое октября, Михаил Юрьевич, – отозвался Вася, – вторник.

Он сидел, задумчиво глядя на забор, или сквозь него – не видя преград. Он пытался вернуть свои мысли к происходящему вокруг, но картина распадалась, словно великолепный антикварный витраж, разноцветные осколки которого поодиночке оказывались бессмысленными стекляшками.

Через минут десять или чуть больше Михаил вернулся в дом Людмилы. Она стояла в проходе в гостиную, будто все это время ждала его возвращения, следя за ним в окно.

– Почему я?

– Что?

– Твое признание… твое предложение… – Михаил прикоснулся ко лбу, его скулы горели, – твоя просьба потешила мое самолюбие, и я не спросил, почему ты выбрала меня, – пояснил он свой вопрос. – Если тебе не нужны деньги Королевых, не нужно имя и положение, не нужен я как человек, как мужчина… что именно для тебя представляет ценность?

Она развернулась и скрылась в комнате. Михаил прошел за ней. Людмила встала вполоборота к окну, и Миша продолжил самостоятельно отрезать уже обдуманные причины:

– Я вряд ли буду хоть сколько-то хорошим отцом, потому что моя жизнь – LPI. Я не так умен, как даже наши общие знакомые… и характер у меня не самый мягкий. Я тиран, самодур и даже ты меня боишься. Ты мало что можешь от меня получить, даже если бы я хотел отдать тебе все, что у меня осталось. Я много могу, но не сдвинусь с места, если не увижу резона сделать шаг. Судя по происходящему вокруг, я просто неудачник и, похоже, иду прямиком под каток. Я загибаюсь от усталости, и даже мои клонированные органы погибли прошлой ночью вместе со всеми сотами на складе LPC. Что именно ты оценила столь высоко?

Людмила, слушавшая его монолог со вниманием и изумлением, мягко улыбнулась и повернулась к нему всем корпусом. Когда женщина заговорила, Михаил догадался, что она поняла вопрос сразу, и ответ был готов еще до того, как вопрос был задан.

– Твое нежелание страдать.

Михаил нахмурился, а потом с недоверием попросил пояснений.

– Впервые я поняла это пять лет назад, когда умер Юрий Николаевич. Ты сказал Петру… когда он пытался…

– Кто-то должен работать, пока все убиты горем. Пока люди страдают, кто-то должен их кормить.

– Ты помнишь? – удивилась женщина.

– У меня другие ассоциации с тем днем, но я помню все, что происходило.

– Именно это я и имела в виду. Меня шокировал твой ответ. Я думала, что мне предстоит работать с каменной горгульей. Что сын президента, чью улыбку так приятно было провоцировать своей улыбкой в редкие визиты во время его учебы, а потом работы на станциях, что его больше нет. И что теперь в кабинете президента работает бесчувственный живой проект. А потом… начало происходить все это. И я видела, как иссушает тебя боль, когда ты получаешь очередные сведения, как прощаешься с людьми, как… хоронишь планы и мечты. И каждый раз ты словно скидывал маску, что была исковеркана болью, и шел дальше, принимая новый день и новый бой и вдохновляя всех вокруг. И меня. А потом затонул Океан-3. Я думала, это убьет тебя, но ты лишь…

Михаил увидел слезы на ее щеках. Голос был ровен, казалось, она держит себя в руках – слезы стали неожиданностью. Он сделал шаг к Людмиле, намереваясь поддержать, но она выставила руки, останавливая.

– Просто у меня нет ни времени, ни возможности… – улыбнулся Михаил ободряюще, и она улыбнулась в ответ.

– Я видела в тебе олицетворение бездушных виртуальных масс; думала, что ты специально создан для руководства «Живым проектом» и идеально соответствуешь времени. В том списке «друзей», знавших о твоем деле на Арктике-1, была еще и я. Я никогда не пыталась увидеть в тебе человека. Пока… пока не поняла, что ты проигрываешь не потому, что слабее или глупее, а потому что так решил. Юрий Николаевич гордился бы тобой, Миша. С одним но: твой отец отдавал себе отчет в том, что «Живой проект» не принадлежит ему, и попытайся он сделать то, что делал Высоцкий, то потерял бы компанию, не добившись результата. То же самое будет с тобой, Миша. И пока этого не произошло, пока они не сожрали тебя, я хочу почерпнуть этой неистовой живучести для своего ребенка.

– Как все сложно, оказывается… – Михаил явно не ожидал подобного признания. – Так, когда мне будет лучше к тебе приехать?

– Я как раз хотела поговорить с тобой об этом… – женщина отвела взгляд. – Я была в нашей клинике, и… получила неутешительные прогнозы по поводу моего желания самостоятельно выносить и родить первого ребенка в таком возрасте. Да, и вообще… в наше время с нашей экологией мало кто этим занимается.

– Когда?

– Что?

– Когда ты там была?

Людмил, подняла взгляд:

– Позавчера.

Михаил молчал, скользя взглядом по очертаниям фигуры самой красивой из всех когда-либо виденных им женщин.

– Ты знаешь, как я относился к Петру?

– Да… – прошептала она сдавленно, уже догадываясь о чем-то, но не вполне понимая, о чем.

– Ты знаешь, почему мы были вынуждены расстаться?

– Он ухаживал за Ольгой.

– Нет, Люда… не поэтому, – вздохнул Михаил. В затягивающейся паузе он сделал несколько шагов к женщине. – Петр исчерпал лимит доверия.

– Прости, Миша…

Вытащив из пачки сигарету и прикурив, Михаил сдвинул штору и присел на подоконник, как любил сидеть покинувший его друг.

– Близость с тобой, – усмехнулся он, очертя сигаретой неясный силуэт, – действительно является единственной возможной и адекватной ценой.

– Я знала, что для тебя неприемлемо…

– В танках я выращиваю клонов. Десятками тысяч.

– Но у меня действительно немного шансов.

– И ты поставила на карту эти крохотные шансы, полагаясь на призрачную надежду, что у меня не будет времени и сил подумать… просто подумать?

Он снова затянулся. Полная разочарования улыбка делала лицо жестким.

– Вероятно, уже пообещав, я не мог отказаться от данного слова. Так? Ты ведь хорошо знаешь, как я ценю свое слово.

– Миша, прости меня… – Людмила помолчала, а потом добавила с вызовом: – добиваться своих целей любыми способами – это твоя школа!

– Нет, милая. Это школа Крышаева. И мне очень жаль тебя, если ты на самом деле не видишь разницы.

Поискав глазами пепельницу, Михаил подошел к журнальному столику и затушил сигарету.

– Ты была не просто секретарем. Ты была для меня олицетворением «Живого проекта». Человеком на своем месте, идеальным, совершенным, без «человеческого фактора».

Он смотрел в налитые слезами глаза женщины и думал о том, что и здесь виноват сам. Ведь правду не говорят тем, кому правду говорить опасно. Она действительно знала, что лишь натуральная, естественная связь с ней, окрашенная удовольствием и любовью, может быть достойной ценой за ее мечты и желания, но все же попыталась пойти обходным путем. От понимания этого становилось еще больнее, и Михаил неловко надавил ладонью на солнечное сплетение. Потом, скрывая этот инстинктивный жест, он собрал ворот пальто и направился из гостиной, кидая на ходу:

– Ты была мне другом.

– Либо по-твоему, либо никак? – крикнула Людмила вслед.

– Нет, милая… уже никак.

5

Михаил вернулся в офис через полтора часа после того, как покинул его. Что могло произойти за столь короткий промежуток времени, Лена не могла даже предположить. Но шеф изменился. Она не понимала эту перемену, даже ее окрас, но уже не впервые наблюдала нечто подобное. Секретарь поняла, что случилось что-то еще.

Стремительно поднявшись, девушка вошла за ним в кабинет.

– Пока вас не было, заходил Семен. Он просил предупредить, что Анна Гороян официально отказалась от ведения аукциона.

Кинув взгляд на секретаря, Михаил промолчал. На минуту скрывшись в смежной комнате, чтобы повесить пальто, президент занял свое рабочее место. Перед глазами вновь и вновь вставал мираж, заставивший его остолбенеть перед закрытой дверью Людмилы четверть часа назад. Ему мерещилось, что открыв дверь на улицу, он попадает под шквальный автоматный огонь. Это стало бы логичным завершением этого дня, недели, месяца, года и жизни. Пересилив себя, он раскрыл дверь и встретил лишь ледяной порыв ветра и взгляды охраны.

Вокруг снова что-то происходило, события требовали его внимания, и президент с усталым безразличием обратился к секретарю:

– Джоффри здесь?

– Да.

– Вызови Гороян. Когда я наберу тебя, позови Джоффри. Извинись перед ним, когда придет. Соври, что Анна зашла только что. Можешь предупредить меня или сделать вид, что собираешься предупредить о его приходе. Мне нужно, чтобы он слышал наш разговор. Если он уйдет, сообщи мне об этом.

– Хорошо.

– Когда Джоффри зайдет, вызови Федора.

– Сделаю.

Когда Лена вышла, Михаил поднял трубку:

– Семен, в двух словах: что случилось с Аней?

– Ты в офисе? – изумился собеседник вместо ответа. Михаил промолчал и тогда Семен пояснил, – девятого она заехала за PR-щиком и они поехали к тебе. Даже часа не прошло, минут через сорок она вернулась и кинула заявление. Это все, что я знаю, Миш. Я пригрозил уволить, она не отреагировала. Сказал, что в твоих силах сделать так, что ее вообще никуда не возьмут…

– Удивительно, каким дураком ты иногда бываешь. Употреби свой креатив на работу, хорошо?

– Прости, Миш.

Анна застала Михаила на месте, задумчиво подпирающим лоб ладонью. Казалось, он в забытьи, но когда она постучала кончиками пальцев по открытой двери, президент вскинул взгляд. Никак не приветствуя подчиненную, он следил за ней задумчивым взглядом.

Анне была свойственна уверенная походка с широким шагом. При ее быстрой ходьбе никогда не возникало ощущения, что девушка спешит. Каждый ее жест источал уверенность и был в своем праве. И сейчас, под сложно интерпретируемым взглядом большого босса она уверенно прошла в кабинет и остановилась в метре от бюро. Михаил кивнул на стул.

– Осталось чуть больше месяца, – тихо начал он. – Насколько я понимаю, подготовка закончена, но я не получил отчета. Так же Галина уже должна запускать продвижение, а я даже не видел плана.

– Михаил Юрьевич, не игнорируйте мой отказ работать на вашем аукционе. Я на самом деле больше не имею возможности заниматься этим.

Михаил выдержал паузу. Когда он заговорил вновь, его голос стал глух, а каждое слово было нацелено хлестнуть собеседницу в самое уязвимое место:

– Я знал, что ты не справишься. Ты даже Галаксис до конца не довела. Ты ничего не можешь довести до конца. Это было глупейшей ошибкой – положиться на тебя. Любой ресурс в твоих руках превращается в оружие против заказчика.

С каждой слышимой фразой у Анны расширялись глаза. После «оружия против заказчика» она вскочила со стула. Ее губы яростно дрожали.

– Да как вы смеете?!

– Как я смею?! Да у меня в голове не укладывается, как ты посмела даже попытаться так подставить не только меня, но и поручившегося за тебя Семена. Я такую необязательность в жизни не встречал! Даже если не брать во внимание попытку улизнуть от работы и ответственности посреди проекта, даже если не учитывать его важность для заказчика, даже если отказать тебе в наличии элементарной морали и трудовой этики… боже, да я доверился тебе как дурак! Ты всех, кто доверяет тебе, подводишь подобным образом?

Анна застыла в полудвижении, словно морская фигура из детской игры. В груди клокотала обида и ярость, но девушка не находила слов, чтобы выразить чувства. Чтобы скрыть собственные эмоции, Михаил вставил в губы сигарету и потянулся за зажигалкой.

– У меня забот других нет, как еще твои личные проблемы решать.

– Да это вы мне их и создаете!

– А работа тут причем?! – он поднял голос, подстраиваясь под ее тон, – Ты мне дважды обещала, дважды!.. что решишь свои личные проблемы и доведешь аукцион до конца. И стоит мне выйти из-за решетки, чтобы выяснить, что ты пытаешься запихнуть меня туда снова!

Он закашлялся и отвернулся.

– Ты никчемный продавец, – продолжал он, – и самый отвратный менеджер, какие только работали в этой конторе! Не умеешь, не берись! Если ты не можешь организовать двухмесячный проект-аукцион, как ты вообще работаешь? Или за тебя Семен работает? Стоять!

Предотвратив жестким приказом ее попытку к бегству, Михаил взглянул в бледное злое лицо:

– Ты можешь относиться ко мне лично как угодно, можешь хоть ненавидеть, но если ты не хочешь работать, то работать в «Живом проекте» не будешь.

– Я хочу работать! И не раз доказала это!

– Так какого хрена ты пытаешься скинуть с себя незавершенный проект? Извечные личные проблемы? Чего стоят твои слова и обещания, если вчера ты говоришь: «Не беспокойтесь, я все сделаю», а сегодня пишешь отказ?

– Условия изменились.

– Что изменилось? – понизившийся голос звучал угрожающе. – Условия? Условия труда изменились?

– Нет…

– Нет? Так какие условия у тебя изменились?

Анна молчала.

– Свободна.

Михаил поднялся и отошел к окну. Анна не двигалась с места.

– Ты меня слышала?

– Вы увольняете меня?

У Михаила сжало в груди, он с трудом вдохнул. Взяв себя в руки и обернувшись, он пожалел об этом. Анна была готова разреветься, но Михаил понял, что если это и произойдет, то не в его кабинете. Сейчас на лице девушки не осталось ничего, кроме непреклонной уверенности в своей правоте, слепок понимания несправедливости и решительное желание доказать ему, этому бездушному монстру, что он неправ.

– Все что мне от тебя нужно – этот чертов аукцион, в который на данном этапе кроме тебя уже никто не успеет въехать и провести. Если ты не в состоянии это сделать, просто иди отсюда.

– Это не ответ, – ее голос звенел.

Он помолчал пару мгновений и покачал головой. Потом ответил тише, чем ожидал сам:

– Нет. Пока Семен тобой доволен – нет.

Михаил курил, глядя в окно. Смеркалось. Когда он продолжил, уверенности в том, что Анна все еще стоит за спиной, уже не было.

– Найду кого-нибудь получше… кто умеет доводить начатое до конца. Даже начатое другими.

– Я закончу его.

– Что? – Михаил обернулся.

– Я проведу аукцион! – зло повторила Анна.

– А как же твои личные неурядицы с боссом?

Смерив Михаила презрительным взглядом, Анна направилась к приемной. Президент позволил себе улыбнуться и окликнул ее, когда девушка была уже в дверях.

– Подожди.

Она обернулась с видом «ну, что еще?» но мгновенно опомнилась. Вернувшись за рабочее место, Михаил взглядом указал девушке присесть.

– Как так получилось, что я покупаю самолет у продавца моих живых проектов?

– В смысле?

– Почему ты не работаешь с отцом? И почему продавцы в его конторе ни в состоянии уже второй год распродать эти джеты?

– Ах, вот что. Это долгая история и я… не хочу ее рассказывать.

– Захоти.

Аня вздохнула, будто задала риторический вопрос: «Вы не отстанете?». Михаилу жутко нравилась ее способность переключаться. Любой знакомый полдня бы отходил от выволочки, подобной той, что он устроил сотруднице минуты назад. Женский коллектив пошел бы почивать валерьянку на брудершафт. Анна же «задвинула» на эмоции и включилась в насущный вопрос. Возможно, ему нравилось именно то, что эта черта напоминала Михаилу его самого и тем роднила их.

– Это конструкторское бюро, Михаил Юрьевич. Все ресурсы были направлены на моделирование и конструирование, а не на сбыт. У всех джетов были совершенно конкретные заказчики.

– Понятно, – Михаил кивнул, глядя в экран. – Расскажи мне о бюро.

– Я пропустила два дня, Михаил Юрьевич. Мне надо наверстать их. И вы были совершенно правы по поводу отчета.

– Наверстаешь. А сейчас рассказывай. Мне нужно знать, что я покупаю. Мне очень хотелось бы довериться тебе, но твой взгляд желает мне разбиться где-нибудь над Атлантикой.

– Господь с вами!

Михаил невесело усмехнулся.

Анна вздохнула и провела ладонью по лицу, собираясь с мыслями. Вряд ли девушка позволила бы себе этот жест в присутствии постороннего человека, заказчика или коллеги. Возможно, Михаил намеренно выискивал признаки доверия, предполагающего большую близость, чем могла быть между начальником и подчиненным.

Анна начала с даты создания бюро и состава сотрудников. Она знала их всех и отчиталась за образование и опыт работы. Она была знакома с их семьями и дружила с их детьми. Миша слушал в пол уха, неторопливо куря и кивая. Чтобы помимо воли, как это случилось два дня назад у него дома, не вырвалось неуместное признание, он задавал вопросы. А когда спрашивать уже было не о чем, когда Анна с привычным воодушевлением, окрашенным несвойственной ей печалью, рассказала о бюро все, что считала нужным, поступил сигнал от секретаря.

– Спасибо, Лен, – сказал Михаил. – Прости, Ань, я вызвал Джоффри до твоего прихода. Завтра жду тебя и Гарика у себя.

– Хорошо.

Михаил слышал, как Анна и директор «Foodstuff Synthesizing» дружелюбно поздоровались в приемной, а потом фигура негра заполнила дверной проем.

– Простите, Джоффри, – поднялся Михаил. – Я продаю свой самолет на аукционе и, похоже нашел ему прекрасную замену по приемлемой цене.

– Мне показалось, или ты собрался купить бюро целиком? – усмехнулся негр.

– Это будет неплохим вложением. Думаю, все, что ему необходимо – это сильный управленец, толковый маркетинг и опытные продавцы. У меня есть эти ресурсы. Кроме того, имея собственное конструкторское бюро я смогу воплотить свои давние мечты, – Михаил натянуто улыбнулся, надеясь что ложь о наличии неких «давних мечтаний» не относящихся к LPI, не вызовет у Джоффри сомнений. – Но я позвал вас для другого сообщения, Джоффри. Новый самолет будет куплен на компанию, но запрет отца остается в силе, и я буду вынужден ему подчиниться.

– Миша, ты вроде не ребенок…

– Да, и отец им не был. Однако у него были основания для этих запретов. А у меня просто нет денег на новый личный самолет.

– Ты серьезно лишь за этим меня позвал? Все соты склада LPC ушли в утиль, а ты беспокоишься, что старый негр сядет за штурвал? Да в них даже штурвалов больше не предусматривают!

– Джоффри, если я потеряю вас, то, по крайней мере, не в своем самолете. А по поводу LPC: Марк в состоянии решать проблемы и без моего назойливого присмотра.

– Михаил Юрьевич, подошел финансовый директор, – сообщила Лена.

– Малыш, запомни, – проговорил Джоффри беззлобно, – день, когда старый негр внемлет твоим запретам и позволениям, будет последним днем его работы в LPI.

– Простите, Джоффри, я не хотел вас оскорбить.

Когда Джоффри вышел и в кабинете появился финансовый директор, Михаил не сдержал улыбки. У Федора глаза на лоб полезли.

– Твое расположения духа не может не радовать, Миша! За решеткой хорошо кормят, или страховка за уничтоженные соты покрывает все убытки за текущий год?

– Федя, не начинай, – отмахнулся Михаил. – Ты сегодня встречаешься с Джоффри за преферансом?

– Да.

– Упомяни, что я просил выискать активы на покупку конструкторского бюро отца Гороян.

– Ты собираешься купить конструкторское бюро?!

– Не ори… просто упомяни, что я ищу на него деньги. А от себя добавь, что считаешь это неплохим вложением ввиду того, что там собрались остатки светлых умов нашей авиации, которые в состоянии воплотить даже самые сумасшедшие полеты фантазии.

– Чего-чего?

– Ну, что-нибудь в этом роде…

– Хорошо, – вздохнул Федор и отвернулся, чтобы выйти, но остановился. – Что это было, Миш? Почему тебя задержали?

Михаил, так и не севший после рукопожатия с Джоффри, вернулся на свое место и картинно положил руки на подлокотники. Улыбка президента не давала шанса на серьезность, и Федор узнал легкий акцент и манеру речи Джоффри:

– День, когда молодой белый внемлет их запретам и позволениям, будет последним днем его работы в этой стране.

– Миша, ты сумасшедший… тебя просто пришьют.

– Федя, это ты мне по-дружески?

– Да!

– Ну, вот и я тебе по-дружески: иди считай бабки… и не забудь про конструкторское бюро.

Когда финансовый директор вышел, Михаил позволил себе улыбнуться. Еще год назад подобные взаимные грубости были между ними немыслимы. Кроме того, что Федор был значительно старше Михаила и проработал в компании дольше него, их общение в принципе давно уже вышло за рамки рабочего. И Михаилу это нравилось, не смотря ни на что.

Когда на экране появилось ухоженное лицо главы юридического департамента, Михаил дружелюбно поздоровался и начал с главного:

– Юлия Владимировна, через полтора месяца вступит в силу закон о человеческих и гражданских правах для клонов.

– Вот черт!

– Вы подготовили документы для организации их труда и предложения для арендаторов?

– Да, почти. Сегодня вечером получу и ближе к ночи вышлю вам. Михаил, у меня в штате новый сотрудник, бесплотный во всех смыслах. Я спросила у Липы: "Кто это?", она ответила, что она. Вы в курсе, как это понимать?

– Липа организовала себе личность для ведения процессов по защите живых проектов, подвергшихся различному насилию и вынужденным бежать.

– Я сделаю вид, что не слышала этого, Миша.

– Как вам будет угодно. Только не увольняйте ее.

Юлия Владимировна отключилась.

Найдя присланный Григорием ролик, Михаил несколько раз просмотрел запись и задумался, кому бы его поручить. Остановив выбор на Максимове, Михаил связался с ним.

– Да, Михал Юрич!

– Максимов, видишь запись?

– Да, Михал Юрич…

– Мне нужно понять, что там на самом деле произошло.

– Сделаю что смогу, Михал Юрич!

– Давай.

Следующим собеседником на экране оказался Марк.

– Ты у себя? – удивился он. – Мне сказали, что ты заезжал и сразу уехал.

– Я вернулся. Ты уже разослал сообщения клиентам?

– Да, всех VIP позвал на завтра-послезавтра. Остальные – начиная с понедельника, – кивнул директор LPC и настороженно спросил: – что-то не так?

– Все сотрудники «Руси», друзья и родственники акционеров, вообще все, кроме сотрудников LPI должны заплатить полную стоимость процедур и аренды сот.

Марк с досадой откинулся в кресле и недовольно покачал головой. Когда их взгляды встретились снова, Михаил в полной мере понял его чувства и саркастически усмехнулся.

– Миша, сейчас не лучшее время наживать себе новых врагов, если только ты не хочешь устроить между ними соревнование, кто большую неприязнь к тебе испытывает.

– Юристы связались со страховой?

– Да, конечно.

– От меня что-нибудь требуется?

– Нет, Миш. Приезжайте завтра с Ларисой Сергеевной пораньше, если ты не хочешь встретиться лицом к лицу с теми, кто узнает, что должен платить.

– Хорошо, до встречи.

Увидев звонок Рудольфа Викторовича, управляющего Песок-2, Михаил заранее нахмурился.

– Добрый день, Миша, прими мои соболезнования по поводу склада LPC, – начал собеседник. Его полное красное лицо выражало перманентную скорбь. Какие бы причины не провоцировали Рудольфа Викторовича на диалог, всегда казалось, что произошло что-то плохое.

– Спасибо, Рудольф Викторович, у вас что-то случилось?

– Да. СБ нашла исчезнувшего после аварии в отсеке проводников лаборанта. И будет лучше, если ты лично приедешь сюда.

– Зачем?

– Ты должен это… увидеть, Миша.

– Ну, так покажите, – Михаил непонимающе ожидал, пока управляющий соберется с мыслями.

– Миша, это важно и может повлиять на компенсацию страховой. Это… могло быть не аварией. Точнее…

– Я понял, – остановил Михаил директора Песок-2. Предположения, грозящие лишить компанию страховых выплат, не будучи уверенным в конфиденциальности разговора не следовало произносить вслух. – Я пришлю к вам юриста, Рудольф Викторович.

– Нет, Миша! Приезжай сам! Тебе нужно это… увидеть! И юриста возьми тоже.

Михаил молчал, глядя на вспотевшее лицо собеседника. Рудольф Викторович, не смотря на свой типаж, не был паникером. Настойчивость и отказ от объяснений интриговали и тревожили Михаила. Сегодня, сейчас ему особенно сильно требовалась ясность, но собеседник, судя по всему, был не в состоянии ее обеспечить.

– Хорошо, Рудольф Викторович, я буду у вас… – Михаил посмотрел на часы, – к утру.

Попрощавшись с директором станции, Михаил снова набрал руководителя юридического департамента.

– Юлия Владимировна, вы к ночи обещали проект предложения по работе живых проектов?.. – он сделал неопределенный жест рукой. – Надо придумать уже этому документу какое-нибудь название.

– Да.

– Подъезжайте после работы в аэропорт, в самолете обсудим. Мы летим на Песок-2.

– На сколько?

– Сутки, может двое.

– Хорошо. Миша…это уже не может ждать: мне не хватает людей.

– Я же включил это в бюджет на следующий год. Вы не можете подождать два месяца?

Михаил знал, что из-за навалившихся на «Живой проект» и корпорацию в целом проблем, юридическому департаменту категорически не хватает ресурсов. Юлия Владимировна говорила об этом на каждом собрании директоров, и каждый раз Михаил пытался оттянуть этот вопрос до бюджета нового года. Похоже, настал момент, когда тянуть дольше становилось неразумным.

– Нет, Миша…

– Попробуйте шире и активнее использовать LSS. Воспринимайте созданную в вашем отделе личность как подключенца. Скидывайте на нее задачи, как если бы это был ваш самый толковый сотрудник. До вечера.

***

Лариса Сергеевна ждала сына к ужину. Благодаря присущей ему пунктуальности хотя бы визиты Михаила она могла спрогнозировать. Она родила его, вырастила и воспитала, но так и не научилась понимать ход его мыслей, управляющие его действиями стимулы. Она давно перестала пытаться в чем-то убедить Михаила или выведать то, чем делиться он не стремился. Сейчас, когда она стояла у окна и сквозь тонкие корявые ветви вишни наблюдала за воротами, ожидая появление его машин, в памяти всплыл показательный момент из далекого прошлого.

Михаилу исполнилось двенадцать. Был очень теплый майский день. Он валялся на диване в гостиной с книжкой в руках и ломал глаза, поленившись включить свет. Отца дома не было… как обычно. Но они прекрасно знали, где он, и в любой момент могли увидеть его лично, в очках или голограммой… в общем, они не чувствовали себя покинутыми в этот субботний день.

– Что ты читаешь? – спросила Лариса Сергеевна.

Ее заинтересовало не название и не автор, а почему в его руках оказалась старая бумажная книга. Сказывалось влияние Петра и книга, наверняка, была взята из библиотеки его отца. Уже не в первый раз Лариса Сергеевна заставала сына в полутемной комнате с бумажной книгой и не в первый раз собралась напомнить, что Петр уже надел очки. Открыв было рот, она вспомнила ответ сына в прошлый раз: «Стоимость получаемого удовольствия выше, чем обойдется мне операция на глазах, мама… и Петьке тоже, когда мы будем работать вместе».

– Шекспир! – воскликнул он, будто вынырнув из воды. – Мама, это так здорово!

– Конечно, – без эмоций согласилась она.

– Великий поэт! Это просто гениально! Такой же гений, как отец, только поэт!

– Да нет, – мать махнула рукой. – Есть версия, что под псевдонимом Шекспира писало три человека. В чем же тут гений и величие?

Лариса Сергеевна не поняла взгляда сына, но он смутил ее. Предпочтя ретироваться, женщина покинула гостиную и не вспоминала об этом моменте много лет. Она вдруг поняла, что с тех пор ни разу не слышала от сына: «Мама, это так здорово!» и не видела, чтобы он еще когда-нибудь взял в руки художественную книгу.

Нахмурившись, Лариса Сергеевна обхватила себя за плечи. Вероятно, в обеденной зале было прохладно.

А ведь ему прочили славу и золото, – вдруг вспомнила женщина и сама себе подивилась. Если бы Михаил продолжил профессионально заниматься плаваньем, его ждали значительно более радужные перспективы, чем… Лариса Сергеевна резко отвернулась от окна. Она пыталась не думать о тонко сделанном намеке одного из друзей Крышаева. Ей сказали две цифры, и она не сразу поняла, что названы статьи уголовного кодекса. Что это обвинение будет незаконно, она понимала так же ясно, как и то, что семья ее никогда по закону и не жила. «Они собираются пришить моему сыну работорговлю и использование рабского труда?!» – спросила она позже у Крышаева требовательно и властно, на что он лишь улыбнулся: «Мы защитим его, Лара, но это будет непросто. Он слишком упрям, своеволен и несговорчив. Твое материнское влияние могло бы здорово помочь ему избежать неприятностей».

Они расписались три дня назад и Лариса Сергеевна не находила в себе смелости признаться в этом сыну. Может, начать с брачного договора, по которому после естественной смерти Николая его пакет акций LPI перейдет законной супруге? Или же ничего не говорить?

Это так гадко, так омерзительно! Михаил никогда не поймет и не простит ее!

Иногда Ларисе Сергеевне казалось, что сын не нуждается в подтверждении владения контрольным пакетом акций для того, чтобы гробить свою жизнь и здоровье в стенах офиса холдинга. Юрий Николаевич, будь земля ему пухом, лично руководил лишь потому, что сам участвовал в разработках и контролировал обучение. Его интеллект и опыт были уникальны. Михаил же сосредоточился на увеличении оборота уже существующих проектов, на маркетинге и продажах. Он ничего не понимал в генетике и не стремился понять. На Михаила работали друзья и соратники его отца, чего вполне хватало для дальнейшего развития. Возможно, это и правильно, но зачем ему руководить самостоятельно? Николай прав: он должен вернуться к управлению «Живым проектом», а впрочем, может подойти и… кто-то еще.

Лариса Сергеевна наблюдала, как черные машины сына въезжают на территорию. Он знает, что мать ждет его и знает, что следит за ним в окно. Но сначала он выкурит на улице сигарету.

Мать никогда не могла определить, зачем он это делает так… стоя на улице в двадцати метрах от окон обеденной залы. Чтобы не нервировать ее курением в доме или чтобы напомнить: несмотря на ее недовольство, он все равно будет делать то, что… «доставляет ему удовольствие, цена которого выше, чем стоимость операции по замене легких».

Поморщившись, она отвернулась от окна, но тут же вернула взгляд к сыну. Из головы не шел тот разговор по поводу Шекспира. Вроде такой незначительный, даже смешной эпизод, что же он так прицепился? Лариса Сергеевна смотрела на статную фигуру сына и вспоминала высокого худого юношу.

С первого дня в холдинге, приехав на Арктику-1 младшим лаборантом, Михаил подписывал букеты цветов, присылаемые по праздникам матери, «LPI». Он сделал это своим именем и проставлял его на всем, с чем соприкасался. Возможно ли, что Михаил опасался сомнений в том, что сделанное на работе – сделано им? Лариса Сергеевна нахмурилась. Эта догадка показалась ей глупой и неуместной. А потом в памяти всплыл разговор с тренером по плаванию перед отъездом Михаила в Америку.

– Миша, у тебя превосходные показатели. Ты возьмешь золото на первых же взрослых Олимпийских играх. Не хорони свое будущее!

– Я хочу брать золото другими мышцами, Дмитрий Сергеевич, – ответил Михаил, пальцами указывая на свой висок. – Как отец.

– Тогда зачем я тратил на тебя время?!

– Вы не тратили на меня время, Дмитрий Сергеевич. Вы выполняли свою работу и делали это хорошо.

Тренер чуть ли не выругался, но присутствие Ларисы Сергеевны остановило его.

– Лариса Сергеевна, повлияйте на сына! От вас зависит восхождение одной из будущих звезд страны по плаванию! Это же талант! Это гениальный талант, который мы не имеем права отпускать!

– Мне кажется, он не хочет чтобы кто-то знал о наличии у него талантов и уж тем более опасается того, что эти таланты сочтут гениальными… – с безнадежной грустью ответила женщина.

– Но почему?!

На этот отчаянный крик тренера мать и сын Королевы отреагировали продолжительным молчанием. Когда Михаил все же ответил, его голос был спокоен и тверд, а взгляд напомнил тот день, когда Лариса Сергеевна ретировалась из гостиной после короткого диалога о Шекспире.

– Потому что на смену быстро плавающим людям приходят люди, плавающее еще быстрее. И все они в равной степени талантливы и в свое время их показатели действительно кажутся по истине уникальными. Я не хочу быть одним из тех, кто быстро плавает, даже если в ближайшие пять-десять лет это будет приносить мне и стране золото. Я предпочитаю сделать тысячи людей, чья скорость будет приносить золото – другое золото – мне и стране, но которые будут принадлежать только мне, – Михаил помолчал, перебирая пальцами лямку спортивной сумки на плече. – И еще… я не очень-то верю в таланты и гений. Кто может быть уверен в том, что спустя триста лет мои спортивные достижения не сочтут коллективным творчеством трех неизвестных… пловцов.

Наступило молчание. Мать не была уверена, что так хорошо знакомый ей довод сына найдет отклик у тренера. Когда она обернулась к Михаилу, чтобы предложить попрощаться, он продолжил:

– Когда-то я хотел просто хорошо делать свое дело… как вы, Дмитрий Сергеевич. Стать олимпийским чемпионом или руководить компанией отца – не столь важно, чем именно заниматься, как четкое понимание ценности прикладываемых для достижения результата усилий и заслуженная гордость при наблюдении последующих успехов. Но что бы я ни делал и как бы хорошо я это ни делал – рано или поздно кто-нибудь может сказать: «Михаил Королев – это лишь псевдоним, а все что ему приписывают, на самом деле сделали три неизвестных чувака…» Я не хочу давать повода усомниться в том, что я – это я, и являюсь таким, какой я есть. Я не позволю появиться подозрению, что я – это псевдоним. Я сделаю самое солидное из имен, олицетворяющее триумф, власть и богатство… если хотите, то самое золото… – своим псевдонимом. Может, триста лет спустя люди и усомнятся в существовании Михаила Королева, но они не смогут усомниться в существовании символа, олицетворением и апогеем которого Михаил Королев являлся, а значит все же жил и действовал.

Михаил молчал, подбирая слова. Мать внимательно слушала отголосок какой-то давно забытой и заново переосмысленной темы – извращенное отречение от себя ради себя, собственного эго. Тренер же стоял, переваривая услышанное, и лишь склонил голову на другой бок, когда Михаил продолжил:

– … и я не могу сделать Олимпийские игры или Россию своим псевдонимом. Каждое десятилетие у них меняются хозяева и лица. Но я могу сделать так, чтобы никто и никогда не усомнился в том, что Live Project Incorporated – это я. И для этого когда-нибудь я стану LPI, – Михаил впервые за весь разговор широко улыбнулся: – Возможно, для этого мне придется сделать значительно больше, чем выиграть Олимпийские игры, пойти на большие сделки с комитетами и совестью, испачкаться в более едкой грязи, подвергнуть свою жизнь и здоровье большему риску, но только этот результат я посчитаю действительно… олимпийским.

Ему было шестнадцать, и он имел полный доступ к состоянию Королевых. Это было твердое и безапелляционное решение, доводы против которого Лариса Сергеевна впервые не смогла отстоять. Многие язвительно называли Михаила очередным живым проектом профессора Королева, подразумевая безумный для знаменитого ученого эксперимент – неограниченную материальную свободу. Молодой сын ученого с детства оказался в центре внимания. За ним, его учебой, развлечениями и тратами следили настолько пристально и обсуждали так интенсивно, что о действиях своего отпрыска родители быстрее узнавали из сети, чем от него самого.

Он никогда не просил помощи, не нуждался в совете и не делился ничем, кроме уже реализованных идей. Они практически всегда требовали серьезных вложений и никогда не приносили доход. Михаилу пророчили похоронить имя и состояние отца, и было время, когда Лариса Сергеевна на полном серьезе просила мужа перекрыть сыну золотой краник. Тогда возник горячий спор, совершенно не свойственный их семье. Лариса Сергеевна впервые почувствовала боль в сердце, а у Юрия Николаевича поднялось давление. Последнее, что сказал супруг в тот день: «Попытайся хоть раз в жизни понять мотивы своего сына, Лара. Ты беспокоишься за наше состояние, но поверь, это совсем не то, за что на самом деле стоит беспокоиться». Буквально через неделю, когда в сети появилась новость о том, что молодой Королев подписал договор об обеспечении горных районов Кавказа спутниковой связью, Лариса Сергеевна выпила успокоительное и набрала сына, работавшего тогда на Арктике-1.

– Что это значит?! – был вопрос матери, впервые обратившейся к сыну за разъяснениями его необоснованных, лежащих за гранью ее понимания трат.

– Местные власти собирались подписать договор на установку сотовых вышек. Думаю, после этого никого из действующей власти в том районе мы бы уже не нашли.

– И что?

– Сотовые вышки, кроме того что они не дадут никакой связи в горной местности, запрещены к использованию во всех цивилизованных странах, мам.

– А мы тут причем?

– Мы? Мы – ни при чем.

– Ты собираешься потратить эти деньги на обеспечение связью того несчастного десятка тысяч диких оборванцев, чтобы… чтобы что, Миша?!

– Мам, никто не думал о реальной связи, они пытались нагреть руки на установке оборудования, которое везде, кроме как у нас, запрещено, а в горах еще и бесполезно! Теперь это станет невозможно.

– Я не понимаю, а причем тут ты? Причем тут наши деньги?

Михаил молчал, внимательно глядя на проекцию матери, и Лариса Сергеевна начинала терять терпение.

– Ты можешь объяснить, зачем ты это сделал, Миша? Я пытаюсь понять тебя, помоги мне, наконец!

– Эти горы – одно из двух мест на Земле, где еще остались пчелы.

– Пчелы?!

– Да.

– Боже, а пчелы тут причем?

– Эти вышки убили бы их, мам, что здесь не понятно? Они обосновали необходимость поставки вышек отсутствием связи, я предоставлю им связь! Но при этом ни местные власти не нагреются, не исчезнут последние естественные колонии пчел.

Лариса Сергеевна медленно протянула руку к панели управления и отключила связь. Она больше никогда не спрашивала, зачем ее сын сделал что-то, чего она не может понять. Она так и не узнала, причем здесь пчелы, но ее сын обеспечил связью горцев и подложил свинью местной администрации. В тот год, когда Михаил прилетел домой на Новый год, Юрий Николаевич долго сдерживал улыбку, а потом поднял тост: «За пчел!». Лариса Сергеевна не поняла, почему ее родные мужчины смеются, но тогда это уже не было важно, потому что Михаил объявил о своем решении больше не употреблять алкоголь, чем порадовал мать, и недоразумение с сотовыми вышками, спутниковой связью и пчелами забылось.

– Привет, мамуль, – Михаил зашел в залу и поцеловал мать в щеку.

– От тебя табаком несет… – поморщилась женщина, отворачивая лицо.

– Я покурил перед входом.

– Ты руки помыл? Садись, все горячее.

– Я планировал завтра с утра заехать за тобой, чтобы съездить в клинику LPC. Но придется тебе одной съездить, вечером я лечу на Песок-2.

– Там что-то случилось?

– Не знаю. СБ нашли лаборанта, при котором произошла авария с проводниками, и Рудольф Викторович настоятельно попросил меня прилететь. Тебе прислать машину или сама доберешься?

– Я не поеду в клинику.

– Мама, нужно как можно скорее запустить рост…

– Я не хочу об этом слышать! Мы все уже сотню раз обсудили!

Михаил отложил приборы и отклонился.

– Присядь, – предложил он, указывая на ее любимое место. Женщина послушно села и кончиками пальцев прикоснулась к ручке ножа. – Мама, ты упрямая, я знаю, – спокойно начал Михаил, – но упрямство в этом вопросе – неразумно. Я не хочу потерять тебя так же, как потерял отца.

– Миша, не начинай. Я не буду искусственно продлевать свою жизнь. Когда придет мое время, я хочу… к твоему отцу.

– Твою мать, мама! – Михаил хотел подняться, но лишь недовольно опустил ладонь на столешницу, гася эмоции.

– И я не хочу, чтобы ты предпринимал какие-либо действия, препятствующие моей естественной смерти.

– Тогда я никакую угрозу твоей жизни не буду считать естественной!

– Миша, не смей так говорить! Я запрещаю тебе вмешиваться в… божью волю.

Михаил поперхнулся:

– Во что?!

– Каждому человеку отведен свой срок, Мишенька, – вздохнула женщина. – Я не собираюсь завтра помирать, но и растить заново запчасти для тела не собираюсь так же. Чему быть – того не миновать. Когда-нибудь я умру, и тебе придется отпустить меня. Никто не должен жить вечно.

– Я не предлагаю жить вечно! Зачем вы создали LPI, зачем мы владеем компанией, способной продлить жизнь и молодость, если сами не собираемся пользоваться этим?

– Миша, не начинай! Когда нас покинул твой отец, я приняла решение и не собираюсь его менять. Я не хотела волновать тебя, отключая соты, созданные еще при его жизни, но теперь, когда они все погибли, я не буду растить новые органы.

Михаил буравил мать взглядом, и она принимала этот вызов с пониманием, теплотой и любовью. Уставившись в тарелку, он вздохнул:

– Я хотел бы, чтобы ты еще раз об этом подумала, мама. Возможно, это эгоистично, но ведь кроме тебя у меня никого нет.

Мать молчала с минуту. Потом она усмехнулась:

– Когда ты курил у входа, я вспомнила твой последний разговор с тренером по плаванию, – сказала она. – У тебя всегда будет «Живой проект». Похоже, для тебя это самое важное в жизни. Он, а не твоя мать.

– Ты беспощадна, мамуля, – Михаил отодвинул так и не тронутую тарелку с едой и поднялся. – Я закурю, ты не против?

– Против.

Михаил сжал губы и отвернулся, доставая из кармана пустую руку. Встав лицом к окну, он смотрел в вечерние сумерки, опускающиеся на особняк: голые деревья, фонарные столбики и дорожки, его машины и лавочка погружались в серость, словно под воду. Он тоже вспомнил свой последний разговор с тренером по плаванию. Прошло столько же лет, сколько было ему тогда. Он – это «LPI», но корпорация не ассоциируется с его именем так, как ассоциировалась с именем ее создателя. Он стал ей, но она не стала им. Более того, самая важная для него часть – «Живой проект» – разваливается на глазах. Закон о наделении клонов человеческими и гражданскими правами способен подвести под ней черту.

– Они могут посадить тебя за работорговлю и использование рабского труда, – проговорила Лариса Сергеевна еле слышно, будто прочитав мысли сына.

– За этим следует конфискация имущества? – с неожиданным спокойствием спросил Михаил.

– Да, всего имущества, накопленного и приобретенного в результате преступной деятельности.

– То есть по сути всего, чем я владею… последний месяц, – Михаил засмеялся, оборачиваясь. – А потом, если они сделают это, а они сделают и никакая логика, никакая правда, ничто им не помешает упрятать меня за решетку… так вот, если они это сделают уже после того, как тебя не станет, если я буду владеть всем состоянием Королевых, то они получат все. Они не подавятся, отнимая даже то, что заработано LPC и Foodstuff Synthesizing.

– Я не передумаю, Миша. Но тебе нужно обезопасить себя.

– Как?! – Михаил в отчаянии достал пачку и вставил сигарету в губы. – Как, мама?! В стране, где законы существуют для того, чтобы было за что сажать! Как я могу себя обезопасить?! Ты спроси Пэттинсона, возможно ли, чтобы в его стране меня посадили по закону, который не действовал на момент совершения преступления?

– Миша, тогда ты уже повзрослеешь?! И там бы издали закон на день, а дешевле: просто пристрелили.

– Это точно…

– Отдай им «Живой проект»!

– Отдай? – ощерился Михаил.

– Миша, ради бога…

– Только через мой труп.

– Ты им станешь, если они не получат, чего хотят. Они либо убьют тебя, либо посадят. Позволь им назначить своего человека на должность директора «Живого проекта», неужели тебе мало кресла президента?

– Боже, с кем я говорю об этом? Мама, чьи слова ты произносишь, кто их хозяин?

– Твоя встреча с президентом… – Лариса Сергеевна запнулась. Михаил обернулся от окна, вынимая изо рта незажженную сигарету.

– Мам, если речь идет о моей жизни и свободе, а именно об этом она и идет… и если для тебя мои жизнь и свобода представляют хоть какую-то ценность, прошу тебя, хватит этих шпионских игр. Расскажи мне все как есть, все, что ты знаешь.

– Я не могу, Миша! Ты же понимаешь!

– Нет, я не понимаю. Объясни мне!

– Все слишком сложно. Слишком много вокруг людей и корысти. У каждого свои интересы, одному то, другому это, третьему… эти уступки, операции, поставки без договоров… Ты хорошо умеешь делать вид, что не замечаешь всего этого, а я при этом оказываюсь по уши в…

Михаил недобро засмеялся.

– Мама, все на самом деле очень просто! «Эти люди и их корысти» – назови мне их имена для начала, их интересы и то, что они получали и получают у меня за спиной. Без нелимитированной власти Крышаева в компании тебе стало сложнее удовлетворять их потребности? Я не могу понять, на чьей ты стороне. Через месяц я останусь нищим голодранцем и не уверен, что у меня останется хотя бы дом. Я знаю, за что заплатил эту цену: я дал большую взятку ради возможности спокойно работать на территории Америки, по крайней мере, на той, что от нее осталось. Я могу это произнести вслух, мама. Я знаю, почему ты не помогла мне и даже могу попытаться понять, почему ты прикрыла Крышаева. Возможно, здесь замешано больше, чем я способен увидеть и я даже попытаюсь поверить, что сделанное было мне во благо. Хрен с вами! Но это просто, мама! Люди, их корысть, деньги и договоренности – это просто! Не надо пытаться найти мораль там, где ее нет, и тогда не будет ощущения, что ты по уши в чем-то менее аппетитном, чем твое состояние.

– Барис… это была уловка. Если бы ты согласился, тебя подвесили бы по куче статей и сделали бы шелковым.

Михаил почувствовал знакомую боль в груди и, сдвинув прозрачный белый тюль, присел на подоконник.

– Они не предполагали, что ты станешь рисковать одной из своих станций. А когда ты предложил построить станцию взамен разрушенной, они…

– Вика уже отследила его. Но когда об этом узнала ты?

– Когда тебя задержали.

– От кого?

– Я не могу сказать.

– Что дальше?

– Дальше этот закон и работорговля. Ты не из их банды. Они разменяют тебя на раз-два. Если мне не удастся повлиять на тебя.

Устало потерев лоб, Михаил покачал головой:

– Не удастся.

– Миша, это всего лишь… фабрика по выращиванию клонов. Она останется частью холдинга, ты будешь иметь слово и дивиденды. Стране необходимо управлять этой фабрикой без тебя.

– Я понимаю, – Михаил отнял руку от лица. – Я слишком хорошо понимаю, для каких целей. Они у всех одинаковые, – он неожиданно засмеялся. – И ни для кого не являются секретом. Ты действительно хочешь превратить живой проект в фабрику по штамповке живых оловянных солдатиков?

– Я хочу увидеть внуков! – ответила женщина. – Хочу оставить им состояние, которое в моих силах им оставить. И потом… ты сам уже сделал из Арктики-1 фабрику по штамповке солдатиков.

Поднявшись, Михаил попросил прощения у матери и, накинув пальто, вышел из дома. Закуривая, он думал о пяти годах своего президентства и пятидесяти годах работы и творчества своего отца. Родилась бы Лаборатория Королева; стал бы возможен ее рост в холдинг, а его в свою очередь – в поставщика клонов по всему миру; в десятки клиник, специализирующихся на трансплантологии, складов с сотами для хранения органов и тканей; фабрик по «синтезированию пищевых продуктов», на практике представлявшими собой животные ткани, выращиваемые для употребления в пищу? «Мясо без кармической грязи» – вспомнил Михаил один из слоганов на электронном буклете, когда спускался на днях на этаж, где сидят рекламщики и маркетологи – стало бы это возможно, не окажись рядом с Юрием Королевым смышленой и начисто лишенной честолюбия, но не амбиций – Ларочки?

Она никогда и нигде не работала и всячески открещивалась от различных официальных и неофициальных организаций, но при этом более осведомленного человека нужно было поискать. Ее знакомства ограничивались институтскими друзьями, которые очень скоро стали «друзьями и соратниками» ее мужа и иначе уже и не представлялись. Даже о том, что Крышаев и прошлый президент "Руси" – мамины однокашники, Михаил узнал совсем недавно и совершенно случайно, копаясь в собранном Григорием по его просьбе досье крестного.

Гений ли творит, талант ли созидает? А если да, то какой именно гений, и какой именно талант? Обратив внимание на открывающиеся ворота, Михаил с удивлением остановил на них взгляд.

– Легок на помине, – поморщился президент, давя сигарету.

Крестный ездил на неизменно дорогих, неизменно последних моделях всегда разных автомобильных концернов. Его верность чему-либо никогда не вызывала вопросов: он не обладал этим качеством. Михаилу нравилась в крестном лишь одна черта: Николай Крышаев всегда знал цену вещам и был готов раскошелиться, только если был абсолютно уверен в справедливости этой цены.