Когда раскрываются небесные врата

Книга 1


Часть 1. Врач

У операционного стола было напряжённо. Молодой и не очень опытный ассистент изо всех сил старался не ударить в грязь лицом, и от этого чересчур волновался, торопился и путался. Хирург, поглядывая на него всезнающими глазами, специально делал всё в нарочито спокойном темпе: операция шла по плану, и он мог позволить себе секунду-другую промедления. Сестра прятала улыбку в уголках маски и талантливо подыгрывала ему. Наконец, она подала иглу.

– Зашей, Андрей.

– Да, Игорь Анатольевич!

Хирург отошёл от стола, не опуская рук, присел на металлический стул, слегка откинул голову к стене. «Хорошая девочка, толковая, – подумал он о сестре. – Не только отлично знает весь ход операции, но и будто угадывает мысли. Что это – привычка? Сработанность? Нет, здесь что-то сверх того, что-то более тонкое…»

Он незаметно пригляделся. Она внимательно следила за руками ассистента, накладывающего шов, и Игорь видел лишь тёмные приспущенные ресницы. Глаза, одни глаза. Как интересно смотреть на человека, когда видны только глаза! Обычно мы видим всё лицо: брови, губы, мимические складки. Это помогает понять движение мысли. Но стоит надеть маску, и ты остаёшься один на один с глазами. Их выражение неуловимо.

«Так как же? Как она чувствует меня? Каким образом схватывает то слово, которое должно сорваться с моего языка? Загадка. Да она сама – загадка. Что я знаю о ней? – продолжал думать Игорь, не выпуская из поля зрения напряжённое лицо ассистента. – Лишь то, что не замужем и живет с мамой. Да уж, много для человека, который работает с тобой уже четыре года. Так на чём мы остановились? Да, глаза… Какие они у Светы? Серые или голубые? Серые! А когда она сосредоточена, то почти стальные. Вот, опускает голову, сейчас протянет ножницы, чтобы обрезать нить». Он видит мягкий изгиб бровей, полупрозрачные веки без намёка на косметику: в бригаде все знают, что Игорь не выносит накрашенных девиц, гонит их из операционной. Всё правильно: даже малейшая чешуйка туши, упавшая в рану, – недопустимое нарушение асептики. Только чистые лица! Но Свете это идёт.

Наконец, ассистент выпрямился, вопросительно взглянул на хирурга.

– Закончили? Отлично.

Игорь вышел, на ходу снимая перчатки, и уже в который раз подумал, что ему нужна именно она. И никто другой. Она! Нужна ему там! Её руки, опыт, знания и вот это особое взаимопонимание на почти мистическом уровне. Да и кому, кроме неё, он мог бы рассказать всё то невероятное, что происходит с ним?!

Холодная струя смывает тальк с рук, и он чувствует, как быстрые пальчики развязывают сзади тесемки халата. Ему не нужно оборачиваться, он знает – это Светлана, потому что она всегда сама помогает ему. Он внешне спокоен, но всё внутри ласково усмехается: ему приятна её близость, и это ежедневное трогательное внимание, и ещё что-то, непонятное, что ощутимо исходит от неё.

У дверей операционной прощаются. Мягкая застенчивая улыбка, что-то почти детское в маленькой впадинке на подбородке, взгляд – сияющий, нежный. «Уж не влюблена ли ты, девочка? Не стоит, я староват для тебя…»

– До свидания, Игорь Анатольевич.

Она говорит «до свидания», а смотрит так, будто прощается на века. Нет, её нельзя трогать: получится, будто он использует её, эту ласковую привязанность. Нельзя. Тогда – кто же?

Уединившись в ординаторской и стремительно записывая ход операции, несколько раз останавливался и замирал с ручкой в руках. Кто? Кто мог подойти ему? И кто мог согласиться?!

…Уже стемнело, когда он подъехал к дому. Старый, доставшийся от деда особняк выглядел основательным и прочным. Завёл машину во двор, закрыл ворота. У входа в дом остановился: сильные ветра, принесшие осень в их город, подгребали к дверям мокрые листья, и, вернувшись, Игорь каждый раз отодвигал ногой бурую кучу. Вошёл, включил отопление и немного задержался на кухне, чтобы сделать чай. Телевизор молчал; ну и пусть молчит, нужна тишина: он должен подумать. Сел на диван, удобно закинул ногу за ногу и вернулся к мыслям, которые вот уже несколько дней не позволяли расслабиться.

Адамар начинает новый поход, а это значит – новые войны, много раненых. Нет, ему не обойтись без помощника. На этот раз не обойтись. И дело даже не в том, что всё пойдёт намного быстрее, но саму помощь необходимо поставить на другой уровень. Хватит копаться, как в старину. Рядом должен быть опытный, знающий человек, на которого можно положиться. Света. Нужна она. Ох, как она нужна!

Но тысячи «нет», возникающих вслед за этим «нужна», мешали ему. Если бы всё было так просто, он давно перетащил бы туда весь свой больничный персонал. Игорь улыбнулся: идея показалась ему забавной. Нет, мечтать некогда! Нужно действовать, и именно сейчас.

Несколько часов, оставшихся ему на отдых, он провёл, лёжа на кровати и напряжённо размышляя. А потом незаметно для себя уснул…


Наверху всё было по-прежнему: быстро темнеющее небо, горящие факелы в руках часовых и угодливая улыбка Хранителя чемоданчика, который, завидев его, поспешил навстречу.

– Владыка ждет тебя, доктор, – сказал старик, подавая инструменты.

– Владыка немного потерпит, я должен осмотреть больных, – Игорь протянул руку и, приняв чемоданчик, невольно склонился под его тяжестью: большая часть инструментов была выкована из золота. «Где бы ещё я работал с таким драгоценным запасом…» Улыбнулся и направился в лазарет.

Под навесом, аккуратно ограждённым от шатров тонкими светлыми тканями, располагалось его маленькое царство, неприкосновенное для других: высокий деревянный стол, на котором он производил осмотры и делал перевязки, несколько лежаков, заменявших кровати, очаг, бочки с водой и глиняные сосуды для настоев из трав. Навстречу ему поднялась дежурная: нежная, умная Шалиян. Она приняла чемоданчик и немедленно принялась выкладывать инструменты.

– Погоди, Шалиян, – остановил её Игорь, – возможно, сегодня они не понадобятся. Что у нас?

Он внимательно оглядел немногих больных: двух воинов, получивших ожоги во время пожара в стане, и третьего, у которого было вывихнуто плечо.

– Ты смазывала ожоги? – спросил девушку.

– Да, доктор, два раза, как вы велели.

– Скажи охране, пусть принесут факелы. Мне нужен свет.

Положив одного из воинов на стол, осторожно осмотрел раны. Заживают неплохо, но антибиотики помогли бы быстрее. Как жаль, что он не может принести сюда всё! А нужно так много! Эта мысль, приходившая к нему в миллионный раз за последние годы, отозвалась тоской в сердце. Столько возможностей помочь, а он должен довольствоваться лишь теми скудными средствами, которые может предложить этот мир. Мало, этого мало! Но что же делать, если единственная точка пересечения двух миров – это он сам?!

Хранитель чемоданчика маячил неподалеку. Не смея приблизиться и помешать доктору, он всё же должен был выполнить волю владыки. Игорь бросил в его сторону быстрый взгляд и едва заметно кивнул. Хоть он и недолюбливал Хранителя, но именно благодаря стараниям этого старика каждый раз, поднимаясь, он получал свои инструменты в полной сохранности.

Закончив осмотр, Игорь склонился над бочкой.

– Днём было жарко? – спросил он Шалиян. – Вода плесневеет слишком быстро.

И велел охранникам сменить воду. Те со всех ног бросились выполнять приказ. Никто в стане не смел ослушаться доктора, и не только потому, что сам владыка Адамар благоволил к нему, – воины прекрасно понимали, откуда приходит помощь.

– Всё, иду, – Игорь быстрым шагом направился к шатру Адамара.

Ночь не так длинна, нужно не только поговорить с владыкой, но и непременно пройти по стану, проверить, нет ли больных. Многие воины, опасаясь быть уличёнными в слабости, скрывали болезни, и потому Игорь держался начеку. В такой скученности даже единичный случай заболевания мог стать серьезной проблемой. Не говоря уже о полном отсутствии гигиены.

Поднявшись на возвышенность, остановился и оглядел лагерь. Хасары! Пять тысяч воинов: лучники, пехота, конница. Все – закаленные, хорошо обученные, прошедшие не один поход. Что связывает его с этими людьми? И почему для него настолько важна их жизнь, что за каждого он чувствует себя в ответе? Дым стелился над станом. Костры, острый запах жареного мяса, бряцание сбруи, тонкое ржание лошадей. Адамар управляет, как истинный владыка, под его железной рукой во всём царит порядок, суровое подчинение дисциплине. Игорь слегка приподнял голову и прислушался. Ветер нёс аромат прелой листвы, высушенных трав. «Здесь тоже осень, как и в нашем мире. Только солнце жарче, сильнее, но и зима потом будет жёстче…» Он повернулся и продолжил путь.

Шатры Адамара стояли на самом высоком месте, чуть поодаль от всех: один – для него самого, два поменьше – для приближённых и слуг, ещё несколько – для тех жен, с которыми суровый владыка не хотел или не мог расстаться. Игоря всегда забавляла эта тонкость в поведении Адамара, но, разумеется, он и виду не подавал: у каждого свои слабости.

Но сам владыка неизменно вызывал у него чувство уважения и восхищения. До недавней поры, когда Адамар запланировал новый поход. Именно об этом Игорь хотел поговорить с ним, хотя и не принадлежал к числу военных советников.

Полог шатра был открыт, и он смело вошел. Завидев врача, владыка оторвался от изучения роскошного кинжала и немедленно приказал подавать еду. Будучи знаком с ним много лет, Адамар знал, что ни в каком другом месте стана этот человек принимать пищу не будет. И даже знал, почему: как-то раз Игорь честно признался, что не может есть то, что приготовлено такими руками…

– А какими руками готовят еду в твоем мире? – спросил в тот день Адамар.

– Чистыми. Очень и очень чистыми.

Адамар долго смеялся, заставлял поваров показывать руки, а потом велел научиться их мыть. Но проблема была не в самих поварах: в стане часто не хватало воды.

– Где ты был? – спросил Адамар, указывая доктору место напротив. – Я жду тебя с захода солнца.

– Осматривал больных, – Игорь не скрывал, что самое главное для него – пациенты, а уже потом – воля владыки.

Адамар улыбнулся:

– Ты единственный, кому удается сохранить свою голову, даже когда она непочтительна ко мне.

– Моя голова очень почтительна, только она выражает это иначе: она думает о здоровье твоих солдат.

Игорь следил, как слуги вносят блюда с горячим мясом, и на миг забыл, о чём собирался поговорить: он был серьёзно голоден. Поёрзал, устраиваясь удобнее на низком ложе, – так и не привык сидеть на этих подушках. И, получив приглашение, тут же приступил к еде.

– Ешь, ешь, – дружелюбно поощрял Адамар, – до рассвета ещё далеко, тебе работать и работать.

– Да уж. А ты, вместо того, чтобы облегчить мне путь, собираешься в новый поход. Зачем, Адамар?

– Игорь, у тебя много вопросов. Но этот, главный, оставь мне. Я сам решаю, когда и что нужно делать.

Врач отстранился от еды, вытер руки.

– Но твоих раненых лечить мне! А их будут сотни! И не один, а несколько лазаретов нужно поставить по всему полю. Я нуждаюсь в помощниках, в опытных сёстрах.

– Ты и так забрал всех моих наложниц, и притом – самых умных.

– Тебе они не нужны. У тебя жён – дюжина!

Адамар коротко засмеялся.

– А ты? Когда я увижу тебя женатым?

– Здесь – не дождёшься. А на Земле… Времени не хватает.

Адамар внимательно посмотрел на друга:

– Никогда бы не подумал, что у нас с тобой так много общего. А ведь мы из разных миров.

– Миры – разные, но ведь люди – те же. И кровь у них одного состава.

– Ты знаешь, я люблю и ценю тебя. Но поход состоится. Раненые – на тебе, а как сделать так, чтобы их было меньше, – это моя забота.

– Адамар! – Игорь напрягся: он собирался переступить черту, которую обычно не переступал, тонко чувствуя грань дозволенного. – Выслушай меня. Я не раз рассказывал тебе историю Земли, и обо всех войнах, о том, почему они велись, и сколько зла творилось руками захватчиков. Целые народы гибли, страны замедлялись в своём развитии. Сейчас ты стоишь на их пути. Задай главный вопрос: зачем? Для чего? Хочешь ли ты, чтобы тебя запомнили? Это страшный, чудовищный эгоизм.

Адамар нахмурился, но ничего не сказал.

– У тебя – сила, у тебя есть ресурсы. Направь их во благо! Не разрушай – строй! Не создавай себе славу льва, пусть тебя запомнят как царя созидающего!

– Как Соломон?

Игорь вздрогнул от неожиданности:

– Ты запомнил?

– Да, я запомнил. И не только это имя. Но и царя, который предшествовал ему.

Лицо Адамара стало суровым, но взгляд, направленный на врача, оставался тёплым, прямым:

– Ты говорил, то был его отец.

– Да, Давид.

– И этот Давид занимался тем, что воевал. Всю свою жизнь!

– Верно.

– Он воевал, чтобы оставить сыну огромное царство, свободное от врагов.

Игорь прикусил губу: разговор не состоялся.

– Не печалься, друг мой, – Адамар едва заметно улыбнулся, – походов не будет много. Но я оставлю своим сыновьям прочное, крепкое царство и земли, на которых они смогут строить.

Он встал:

– А пока – иди за мной, помогай раненым. Ведь это единственное, для чего ты каждую ночь приходишь в мой мир?

– Да.

– Все мои воины чтут и уважают тебя. За эти годы ты создал себе славу, которая едва ли меньше моей! – при этих словах Игорь поморщился. – Но сейчас я жду от тебя одного – преданности.

– Ладно, – тихо сказал врач, – пусть так.

Они вышли из шатра и теперь стояли на открытом месте. Ночь накрыла долину тонким покрывалом. «Будто крылья раскинула», – подумал Игорь. Стан засыпал, костров стало меньше, а те, что горели ярко, освещали фигуры мирно сидящих часовых.

– Адамар, – обратился он к владыке, – мне нужен помощник. Или помощница. Я собираюсь привести ещё одного врача. Из моего мира, – пояснил. – Не знаю, удастся ли мне, но… Если это будет женщина, я могу обещать ей, что ни один из твоих воинов или приближённых не прикоснётся к ней, не посмотрит на неё, как на добычу?

– А она красива?

Игорь видел, что Адамар смеётся, но сам на мгновение смешался. Вопрос, красива ли Светлана, поставил его в тупик. Владыка заметил это и слегка приподнял бровь.

– Она – отличный работник, – сухо ответил врач. – Это главное.

– Я велю поговорить с воинами, никто не тронет её. Но ты думаешь, что тебе удастся…

– Пока не знаю. Ведь я так и не понял, почему и каким образом появляюсь здесь каждую ночь вот уже многие годы. Не понял принципа, причины.

Владыка развернулся к нему и посмотрел так, что Игорь невольно замер.

– Ты не понимаешь?! – с изумлением спросил Адамар. – До сих пор не понимаешь причины? Даже я давно это понял!

– Так скажи!

Лицо Адамара стало глубоким и серьёзным. Игорь бросил взгляд и увидел того владыку, которого всегда ценил, которым восхищался. Сейчас в нём не было простоты и ласковости друга, а появилось нечто особенное, словно дух его выступил из-под маски обыденности и засветился в глазах, во всём облике. Врач усмехнулся этому превращению и приготовился слушать. А Адамар поднял голову и твёрдо произнёс:

– Ты – врач. Врач по духу. Ты тот, кто призван лечить. Тебя не интересуют деньги, тебе не нужна власть, ничего из того, к чему обычно стремятся люди. Даже к славе ты равнодушен. Дух твой горит лишь одним желанием: помочь. Поэтому он притягивается из того мира, в котором ты родился и вырос, в другой, где в тебе нуждаются сотни людей. Вот и ответ!

Игорь не сводил глаз с Адамара.

– Просто? – спросил тот. – Слишком просто?

– Нет, – гениально, – врач тихо отвернулся. «В самую точку! У Адамара способность: видеть сквозь видимое, замечать то, что скрыто от других». – Если ты прав, – сказал он вслух, – то девушка, о которой я думаю, сможет пересечь пространство. Она тоже стремится лечить.

– Вы похожи?

– В этом – да.

«Невероятно, – думал Игорь, спускаясь вниз, к стану, – я столько лет пытался решить загадку, а он ответил на мой глубоко личный вопрос с такой простотой и точностью, будто это он, а не я, появляется здесь вот уже… Сколько же? Мне было тридцать три, сейчас – сорок восемь. Значит, пятнадцать. Пятнадцать лет! Почти каждую ночь, за исключением тех, когда дежурил или болел сам. Его мысль о притяжении очень похожа на правду. Да нет, она и есть правда».

Неведомо как, Игорь чувствовал, что Адамар прав, и что не было другой причины, по которой он, простой земной человек, непостижимым образом пересекал невидимые границы пространства и появлялся в этом мире, где он был нужнее всего. «Не напрасно ты носишь шапку владыки, повелитель Адамар! Стратег, полководец и просто мудрый человек. А ведь именно благодаря тебе моя врачебная практика здесь так успешна… Без твоей поддержки вряд ли я смог работать».

И конечно же, он вспомнил. Вспомнил ту первую ночь, когда, удивленный и разозлённый, он появился здесь, и свой самый первый разговор с Адамаром, и то невероятное терпение, которое проявил к нему молодой ещё владыка хасаров. Игорь остановился, потому что сердце отозвалось горячей волной, будто всё было только вчера…

Он уснул в своём доме, спокойно, без снов, завернувшись в лёгкое одеяло, а потом почувствовал, что страшно замёрз, и очнулся. Над головой светлело небо: ранние сумерки странного дня. Странного не потому, что что-то показалось или почудилось, в этом дне всё было не так! Не тот ветер, не тот воздух, не то дыхание. Он подумал, что сны опять занесли его в неведомую даль, но вдруг увидел кровь и глаза воина, глядевшего на него с мукой и страхом. Игорь не успел опомниться, что-то решить, а уже бросился к нему и искал: где? Такие глаза – лишь от боли и ужаса перед смертью! Воин лежал, одна рука ещё держала меч, другая пыталась схватиться за рану. Вот оно, место, из которого по всей одежде разбрызгались алые капли! Ни секунды промедления: врач проснулся в нем раньше, чем осознание своего заблудившегося «я».

На внутренней части бедра – глубокая рана, кровь течёт обильно, тёмная, густая. «Повреждена большая подкожная вена», – понял Игорь. Нужен жгут, и немедленно! Он огляделся в поисках подходящего куска ткани, ничего не нашёл и рванул одежду на себе. Край футболки не поддавался. Быстрее! И в эту секунду ощутил мерзкую холодность металла. У себя на шее. Слегка повёл головой, оглянулся. Трое воинов окружили и с недоумением смотрели: человек, полуголый, – он был, в чём уснул: тонкая майка и простые штаны. В глазах всех троих – вопрос: враг? Или свой? Игорь застыл: ну что они смотрят?!

– Ему помощь нужна! – сказал он по-русски, и воины замерли. Понимают? Или нет? – Мне нужен жгут!

Переглянулись, сталь жестче прижалась к лицу. Игорь остервенел:

– Вы!!! Дайте мне перевязать его! Он умрёт через несколько минут!

Один из воинов словно очнулся, неожиданно для других сдернул с себя кожаный пояс и подал врачу. Тот быстрым, точным движением наложил жгут, автоматически взглянул на часы. Их не было! Конечно, они остались на столике в спальне! Ничего, запомним время приблизительно: сразу после захода солнца. И только теперь высоко поднял голову.

Бой ушёл далеко в сторону: оттуда неслись звуки и запахи смерти. А вокруг – множество раненых и десятки убитых. И всюду – кровь, кровь, кровь на распростёртых телах. Что это?! Ужас… Но почему-то он понял, что это – реальность, и уже не тратил ни секунды на то, чтобы обдумать или что-то решить, а бросился к другим раненым, коротко приказав:

– Несите его в безопасное место! Я скоро приду.

«Парня нужно зашить. Только чем?» Да, чем? Но руки уже искали бечевки, обрывки одежды, лоскуты и – бинтовали, останавливали кровотечение, поднимали и уносили раненых с поля. Он работал час. Воины помогали. А потом повели к владыке.

Врач сидел перед Адамаром, дрожа от пережитого, от сильного холода, волнуясь только оттого, что его оторвали от раненых. Владыка молча смотрел на него: ему уже доложили, что этого человека нашли на поле в самом конце битвы, и никто не знает, откуда он.

– Если я задам тебе вопрос, ты скажешь мне правду? – наконец, произнёс Адамар.

Игорь удивился:

– Конечно!

– Почему ты помогал всем – и своим, и чужим?

– Потому что для меня нет разницы. Я – врач.

– Ты – хасар? Или таскан?

– Ни то и ни другое. Я русский.

– ?!

Ну как ему объяснить? И всё же они говорили. Игорь ничего не выдумывал, не лгал, просто рассказал всё, как было. А сам думал о раненых. И потом попросил:

– Я не знаю, что происходит, но там лежат люди, которым я могу помочь. Сделай, что угодно: приставь стражу, но дай мне уйти к ним. Когда всё закончится, я вернусь.

Это было невероятно, но Адамар отпустил его. И Игорь, в сопровождении трёх или четырёх воинов, почти бегом ринулся к раненым. Но слова своего не сдержал: он уснул под утро, буквально падая с ног. Отошёл на минуту, сел подле шатра, закрыл глаза – и проснулся дома.

Это был странный день. Он провел его очень тихо, сидя в каком-то оцепенении, снова и снова прокручивая в памяти мельчайшие детали событий. Не пришел ни к какому выводу, даже не понял: сон или явь. Потому что никаких явных, физических признаков того, что он проработал всю ночь, не было. Ничего! Ни грамма усталости, ни капли крови на одежде, и это после того, как он перетащил десятки раненых на себе! Чистые руки, аккуратные ногти. Но он мог поклясться, что ветер, который он слышал, что воздух, которым дышал, и что алая влага, тянущаяся из ран, – реальны!

Всё решилось на следующую ночь, когда он, уснув дома, опять открыл глаза в этом мире. Его схватили сразу же и очень жёстко, едва ли не пиная, повели к владыке.

– Ты не сдержал слова, – сурово усмехнулся тот.

– Знаю, не сдержал. Потому что утром проснулся в своём доме, в своём мире.

Адамар не торопясь изучал его. Взгляд скользил по необычной одежде, босым ногам, гладко выбритому подбородку, остановился на идеально чистых пальцах. Блестящие чёрные волосы лежат очень ровно, лицо смелое, умное, глаза – без малейшего сомнения и без намёка на ложь.

– Что привело тебя сюда на этот раз?

– Не знаю, – Игорь расслабился, – я даже не уверен, не снится ли мне всё это. Но – слишком сильно, слишком реально. Или я просто сошёл с ума.

Владыка молчал.

– Ты отпустишь меня к раненым? – спросил врач.

У Адамара даже дыхание перехватило!

– А о своей голове ты не думаешь?! – ответил с коротким смешком.

Игорь взглянул очень прямо, сказал спокойно, как равному:

– Адамар, если это сон, ты ничего мне не сделаешь. А если реальность, то, пока мы говорим тут с тобой, там умирают люди. Отпусти меня к ним!

Адамар отвернулся, и врачу показалось, что на его лице мелькнула улыбка.

– Иди, я прикажу охранять тебя, – и негромко добавил: – Чтобы никто не мешал.

Игорь трудился всю ночь, обрабатывая раздробленные руки, ампутируя висящие на ниточке кожи пальцы. Работал ножом, постоянно окуная его в воду, и уже не думал об асептике. В стане были лекари, но они обходили его стороной. Врач не смотрел на них, но знал, как они «лечат», – прижигая рану раскалённым железом: до его чутких ноздрей доносился запах палёного мяса.

Утром пошёл к Адамару и прямо сказал:

– Хочу вернуться сюда. Если смогу, то вернусь. Ты поможешь?

– Что тебе нужно?

– Помощники, чистые тряпки для бинтов, много воды. Место для операций.

Адамар покачал головой:

– Не так много, как я думал. И это всё? Для себя – ничего?

И вот тогда Игорь впервые внимательно посмотрел в лицо этого человека. Смелый, умный взгляд Адамара говорил намного больше, чем его уста. И в глазах, немного раскосых, было не только понимание этой непростой ситуации, не только выдержка и воля, которые вызывали восхищение у всех, кто его знал, но и простая человеческая мудрость. Молодой, совсем недавно получивший трон от отца, владыка умел принимать смелые решения, одним из которых стало сейчас – довериться этому странному человеку, невесть откуда взявшемуся. Врач видел, как нелегко Адамару, как сомнения волной скользят в глубине зрачков, но происходит что-то невероятное – и Адамар улыбается, черты разглаживаются, и решение – не в словах, а в коротком взмахе руки. Владыка призывает слугу, стоящего сзади и с любопытством взирающего на них: чем же это закончится? Слуга выслушивает негромкий приказ и с готовностью кивает: да, всё будет сделано.

В тот день Игорь понял: он приобрёл самого важного в этом мире союзника. Ну, а дружба, – она придёт позже, намного позже, когда оба этих сильных, волевых человека сумеют оценить и понять друг друга и в долгих беседах найти много общего.

«Я считал тебя сумасшедшим, – рассказал Адамар в одну мирную ночь, сидя рядом за хорошим ужином и улыбаясь той улыбкой, которую дарил только друзьям. – Одним из тех учёных, каких много бродит по моей земле. Шпионов и перебежчиков я вижу сразу. Ты был другим. Твои фантазии о мире, в котором люди разучились держать меч, казались мне просто мечтой человека, которому не нравится воевать. Я простил тебе твою дерзость, потому что видел: стараешься не для себя. А когда один из воинов рассказал, как ты растворился у него на глазах, то понял, что, возможно, далеко не всё знаю о мире, в котором живу. Но знаешь, когда я поверил тебе? Когда ты принёс свой скальпель».

Да, скальпель…

На третью ночь, собираясь и очень надеясь подняться, – почему он решил, что поднимается, а не опускается? – Игорь не знал, но в ту ночь набрал инструментов, разложил по карманам иглы, шприцы и разные медикаменты, но когда очнулся в этом мире, то всё потерял: всё, что состояло из тяжёлых частиц. Ни игл, ни любимого скальпеля. А он был так нужен! Врач понял, что перенести что-то, кроме себя, не удастся. И тогда он сделал самое простое, на что мог решиться: превратил скальпель в частицу себя. Он вшил его прямо под кожу. Принял хорошую дозу антибиотиков, перевязал рану и почти сразу поднялся. Каково же было его изумление, когда скальпель прошёл! Дрожащими от радости руками Игорь тут же обнажил бедро и осторожно распорол швы. Антисептическая мазь ещё покрывала разрез: он специально положил больше. Зашил себя – и забыл. А когда утром вернулся домой, то опять увидел непостижимое: переход в пространстве уничтожил все следы.

Скальпель очень помог ему, но требовалось ещё, по меньшей мере, с десяток инструментов, и тогда Адамар призвал самых искусных ювелиров и усадил их за работу. По рисункам, которые сделал Игорь, они со всевозможной тщательностью выковали из металла, похожего на золото, щипцы и ножницы, пинцеты и зажимы: всё немного кустарное, но – инструменты! А потом появился Хранитель чемоданчика, который всё то время, пока Игоря не было в стане, аккуратно берёг его сокровище и каждую ночь возвращал.

В те дни он долго смотрел в небо, пытаясь увидеть хоть одно знакомое созвездие, но – ничего: прекрасные звёзды, и все – чужие. Испугало ли это его? Пожалуй, что нет. И дело даже не в бесстрашии, но сама мысль о том, чтобы отказаться от этого мира, оказалась тяжела его сердцу. То новое, что неожиданно ворвалось в его жизнь, внесло в неё свежую струю, сделав существование куда более насыщенным, полным.

И другой вопрос терзал его: как? Каким образом? Что происходит с моим телом, когда я преодолеваю пространство, и как можно ничего не чувствовать? А почему заживляются раны? Какие изменения протекают в клетках, когда я, идеально отдохнувший, просыпаюсь у себя дома? Вопросы, вопросы… Но шли недели, месяцы, и он успокоился. Какая разница? – подумалось. Чудо совершается, и это важнее всего, а как оно происходит, так ли существенно? Ведь главное в другом: не потерять эту связь, подниматься каждую ночь, чтобы успеть сделать как можно больше.

Лекарств не было, важнейших препаратов – тоже, но он обматывал себя пакетами с бинтами и так проносил стерильный перевязочный материал. Намазывал толстый слой мази – и опять проходил, а потом аккуратно снимал мазь и собирал в шкатулку. Всё, что мог, на что хватало фантазии и предприимчивости, делал.

На земле руки стали увереннее, твёрже: опыт прибавлялся немыслимыми темпами. Конечно! В больнице, в лучшем случае, две операции за день, а там за одну ночь – пять-шесть!

Походы следовали один за другим, и врач шёл за войском, не отставая, появляясь каждую ночь в том месте, где располагался стан. И лишь в те редкие дни, когда чувствовал себя неимоверно усталым или прихварывал, позволял себе немного расслабиться. «Сегодня беру выходной», – говорил и засыпал на всю ночь, и спал спокойно, без снов.

«Так значит, уже пятнадцать. Тогда тоже была осень, только холоднее. Помню-помню, я всё время мерз, пока Адамар не прислал мне меховой плащ с «королевского плеча». Сейчас намного теплее: что, здесь тоже климат меняется?» – он улыбнулся. И вернулся к мысли о Светлане. Как её провести? И как всё объяснить?

Спустившись к стану, миновал первую зону охраны и пошёл вдоль шатров. Завидев высокую фигуру врача, часовые поднимались с мест. Игорь не выносил угодливости, а потому простое внимание этих солдат было ему намного приятнее, чем льстивая физиономия Хранителя чемоданчика. Многих он знал, особенно ветеранов; пожалуй, не было ни одного, кто не прошел бы через его лазарет за все эти годы. Бесконечные ранения, колотые, резаные, кровоточащие, часто загнивающие раны. Его скальпель прикасался к истерзанным телам, руки резали, сшивали, латали. Он не помнил имён, но, как ни странно, помнил глаза. И во всех – надежда: доктор поможет. Мог ли он теперь, когда намечался новый поход, подвести этих людей?

Лазарет едва освещался светом масляных ламп: больные спали, а Шалиян, сидя в уголке, неторопливо скатывала бинты. У этой девочки – непростая история. Четырнадцатилетним подростком она оказалась в плену и была уведена из захваченного хасарами селения. Какое-то время принадлежала одному из приближенных Адамара, а потом, как видно, надоела ему, и он захотел отдать наложницу солдатам. Вот тут-то Игорь и заметил её! Маленький осколочек жизни, в тот вечер она шла по стану в сопровождении воина, и врач неожиданно увидел лицо: будто скорбь всего мира собралась в этих тонких губах, прикушенных от отчаяния и страха. Спросил, в чём дело, и, узнав, тут же взял за руку и повёл к Адамару. Только он мог позволить себе действовать так смело! Никогда ни о чём не просил для себя, но эту девушку просто вытребовал себе! Адамар уступил, подарил ему юную наложницу, а Игорь в несколько месяцев сделал из неё прекрасную помощницу. Она жила в шатре подле лазарета и дежурила каждую ночь, так же, как и он сам.

– Не устала? – спросил ласково. – Сейчас обойдём шатры, и отпущу тебя спать.

Шалиян лишь улыбнулась в ответ. Склонила тёмную головку и продолжала быстрыми пальчиками скатывать длинные полосы. «Да, бинтов понадобится много», – отметил Игорь. И попросил охранника позвать Хальгу. Тот был хорошо обученным медбратом, в обязанности которого входило совершать ежедневный осмотр шатров, пока доктора не было в стане. Он беседовал с военачальниками, охраной и «вылавливал» тех, кто скрывал высокую температуру, потёртости на ногах, которые потом легко превращались в гнойные раны, и другие недомогания. Позже, когда врач возвращался в лагерь, они вместе обходили шатры, и тогда Игорь сам мог исследовать каждый случай. Он входил к солдатам, будил «подозреваемых», тихо, чтобы не мешать остальным, осматривал их, и если находил что-то серьёзное, то отправлял в лазарет.

Воины относились к осмотру спокойно: верховный приказ Адамара велел наказывать каждого, кто посмеет ослушаться врача, а потому, позёвывая и ёжась от холода, солдаты давали раздеть и ощупать себя. Таким образом, Игорю удавалось держать под наблюдением огромное число людей и заботиться о здоровье солдат даже в мирное время. Но, к облегчению его практики, войско хасаров состояло из молодых, крепких мужчин, и болели здесь редко.

Ночь текла незаметно, и лишь первые звуки наступающего утра напомнили: пора заканчивать. Игорь отпустил Хальгу, отправил спать клюющую носом Шалиян и лёг сам, примостившись в углу лазарета на узком топчане. Накрылся одеялом, согрелся. Шорох ветра доносил мягкие трели птиц, просыпающихся навстречу солнцу, голос жеребят, зовущих матерей, и лёгкое ответное ржание. Неподалёку, полоснув ярким светом факелов, прошли часовые: их дежурство заканчивалось, и воины мирно переговаривались в предвкушении сна. Игорь немного полежал, успокаиваясь и затихая, а потом вдруг очень чётко, ясно подумал: «невероятно, что в обоих мирах я – дома…»


Как наш врач?

Благополучно. Он продолжает практику.

Вы обеспечиваете ему безболезненный проход по мирам?

Да, он ничего не чувствует ни поднимаясь, ни возвращаясь: спит.

Прекрасно. Позаботьтесь, чтобы он ни в чём не терпел недостатка.

Ему нужны лекарства. Мир хасаров очень скуден, средств для лечения почти нет, и врач постоянно думает о том, как пронести препараты.

Это невозможно. Мы не должны позволять мирам взаимопроникновение в столь сильной степени. Его знания, умения – вот единственный источник помощи.

В последнее время он мечтает о помощнице. Владыка Адамар собирается начать новые войны, и доктору нужен кто-то, кто мог бы ассистировать во время операций.

Это конкретный человек?

Да, девушка. Она привязана к нему эмоционально.

Любовь?

Возможно.

Он знает об этом?

Догадывается.

Так помогите им. Создайте условия. Всё, что можно, сделайте и в мире хасаров, и на земле. Он уже говорил с ней о помощи?

Нет, и вряд ли рискнёт: слишком деликатная тема.

Проанализируйте все варианты и выберите лучший. Эти двое должны быть вместе. Но будьте осторожны: психика людей хрупка, мы обязаны щадить их, считаться с тем, что они чувствуют, как переживают. И ещё. Думаю, что немного лекарств мы всё же можем им позволить…


Часть 2. Светлана


У Светы не было того, что называется «привыканием», – несмотря на достаточный опыт и то, что уже четыре года работала старшей медицинской сестрой, она волновалась перед каждой операцией. «Как первоклассница», – думала о себе. Но на самом деле это не было беспокойством новичка, скорее, волнением ответственности, осознанием того, что многое в этом стерильном царстве зависит от неё. А потому она входила сюда неизменно первой, тщательно проверяла наличие инструментов, салфеток, и сама, точно следуя инструкции, готовила сестринский стол к операции.

Обычно в этот момент она не позволяла себе думать о постороннем, но сегодня мысли, эти своевольные создания, то и дело улетали к Игорю. Для неё там, внутри, он никогда не был Игорем Анатольевичем, или «главным», как его иногда называли в бригаде, и уж тем более она никогда не звала его по фамилии. Только самое близкое, родное: Игорь…

Неведомо как, Света чувствовала, что в последнее время он необычно напряжён, будто что-то беспокоит его. Словно в подтверждение этой догадки, она несколько раз ловила на себе его взгляд – внимательный, вдумчивый, словно, глядя на неё, он пытался решить какую-то проблему.

«Что волнует тебя, родной? – думала Светлана. – Я плохо работаю? Нет, не это, ты бы непременно сказал мне. В бригаде не принято замалчивать случаи ошибок или нерасторопности. Здесь что-то другое. Но что?»

Она опять и опять сердцем взвешивала этот взгляд, молчаливое раздумье и касалась чего-то скрытого, глубоко личного. Но почему она решила, что его поведение связано именно с ней? Лишний вопрос: она просто знала.

Вокруг начиналась чёткая, деловитая суета предоперационной подготовки. Вошёл анестезиолог, сказал несколько слов, сёстры засмеялись. «Хорошо, всё хорошо, – думала Света, – но где же Игорь?» Скользнула взглядом по часам: сейчас придёт. И улыбнулась самой себе: пока его нет – жду. Как явления, как чуда! Маленькая, крохотная грусть вслед за тем пробралась в сердце: безнадёжно, все безнадёжно. И остаётся только одна радость – видеть его каждый день, быть рядом с ним и быть нужной ему…

Он показался в предоперационной, как всегда, стремительный, собранный. Она радостно запнулась, но тут же справилась с лицом и, немного помедлив, вышла к нему.

– Ты готова? – взгляд, обращенный на неё, очень тёплый, улыбки нет, но она видит её в самой глубине зрачков: мягкую, добрую ласковость, спрятанную от других и предназначенную только ей.

Он тщательно моет руки, ожесточённо скребёт щёткой кончики ногтей. Света ловко разворачивает стерильную салфетку, хирург выставляет руку ладонью вверх и подхватывает её. Вытирает пальцы, протягивает ладонь за шариком, смоченным в спирте, и так же виртуозно ловит его на лету. Эти простые движения, которые они выполняют вот уже четыре года день за днём, звучат у них как блестяще отработанные па танцоров, а потому согласованность, с которой они совершаются, вызывает у обоих улыбку. Света чувствует, что, начиная с этих минут, они вступают в некую тайную общность, принимаются говорить на одном лишь им известном языке: взаимопонимания, тонкого проникновения в мысли и чувства друг друга.

Она не только знала, как он наденет халат, – будто нырнёт в него одновременно обеими руками, – не только точно угадывала, как прижмёт к лицу маску, слегка потрётся об неё, насаживая удобнее и ожидая, пока сзади завяжут тесёмки. Она знала с точностью до полсекунды, когда нужно развернуть перчатку и, вывернув манжетку наружу, широко удерживая четырьмя пальцами, подать ему. Игорь стремительно вводит руку, перчатка плотно облегает кисть. Он немедленно поднимает руку вверх. Она повторяет всё со второй перчаткой и смотрит ему в лицо. Он благодарит её одними глазами, ей становится радостно и легко. Всё, готовы, бригада на месте, можно ввозить больного.

Операция проходит ритмично, без сбоев, и Света довольна: для неё очень важно угодить ему, не нервировать секундными задержками, всё подавать точно и вовремя. Игорь бросает короткое слово, раскрывает ладонь и берёт инструмент, глаза прикованы к ране. А она, иногда и не зная, а будто предчувствуя, уже готовит следующий; он вдруг взглядывает, удивляясь: как она догадалась? Он и сам не всегда предвидит, что именно может понадобиться…

Наконец, Света быстро, не прикасаясь руками, вводит конец кетгутной нити в ушко иглы и подаёт ассистенту. Игорь отходит.

Потом она сама, не позволяя другим сёстрам, поможет ему снять халат и, сказав несколько ничего не значащих слов, станет смотреть, как он уходит по коридору. То, что только что объединяло их, вдруг исчезает, и он становится далёким, почти чужим. Конечно, они ещё не раз встретятся в проходах больницы, но вот этой общности, этой тайны «мы – вместе» уже не будет. До следующей операции…

И вдруг… Что-то изменилось в привычном ходе дня, потому что сегодня он не спешит исчезать, а опять смотрит этим своим особенным взглядом, будто хочет сказать нечто важное, и, наконец, говорит:

– Зайди ко мне чуть позже, в ординаторскую. Найдешь минуту?

– Конечно, Игорь Анатольевич.

– Отлично! – и убегает.

Но свободная минута в хирургическом отделении – это несбыточная мечта! Свету зовут то туда, то сюда, и лишь ближе к обеду она находит момент передышки. Тихо стучится в дверь ординаторской. Его нет: занят по горло. Проходит по отделению, спрашивает у сестёр. Наконец, находит его разговаривающим с одним из врачей, он видит её, кивает издалека: не сейчас. Она улыбается: понимаю. И так – до вечера.

На улице темно: поздняя осень, прохладно, но запах от тополей, растущих вокруг больницы, – обворожительный. Света выходит, несколько секунд стоит, поправляя пальто, и собирается повернуть к остановке, как вдруг видит Игоря. Радуется, потому что там, в отделении, так и не смогли поговорить. Он стоит у машины, подняв воротник, и смотрит прямо на неё:

– Света, садись, нам по пути.

«Впервые такое! Он даже не знает, где я живу!» Но поспешно подходит и садится в машину.

– Спасибо, Игорь Анатольевич! Я искала вас…

– Да, знаю. Мы с тобой – как два корабля в бушующем море, – он смеётся, бросает на неё ласковый взгляд и поворачивает ключ зажигания. Аккуратно, не торопясь, выезжает со стоянки.

Они медленно движутся в потоке машин, и Света видит его глаза: внимательные, тёмные. Она переводит дыхание и незаметно, с нежностью оглядывает всю его фигуру. Игорь красив красотой взрослого, зрелого человека. Подтянутый, стройный, движения чёткие, и ощущение, будто сосредоточен, словно куда-то стремится. Никакой вялости, весь свобода и собранность. Смелые широкие брови, чёрные волосы коротко острижены, но видно, что густы и совершенно не схвачены сединой. Морщинки собрались лишь у глаз, но они не портят лица, напротив, придают ему мягкость и сдержанное очарование.

«Кто сказал, что ему – сорок восемь? – думает Света. – И почему это лицо кажется мне самым красивым в мире?» Минуты текут, она сладостно отдаётся волнам радости от его присутствия, от неожиданной и тем более восхитительной близости. Нежность захлёстывает сердце, она так ощутима, что кажется: всё вокруг пропитано ею. Света слегка смежает ресницы: не выдать бы тайну! – а сама слышит, как в глубине рождается детское, несбыточное: «пусть эта дорога никогда не кончается!»

– Ты улыбаешься? – вдруг спрашивает он.

Она замирает: «как он заметил?»

– Давай поедим где-нибудь. Мне так и не пришлось: забегался.

– Конечно.

В городе тесно, Игорь всматривается в освещённые окна кафе, но везде суетно, и они понимают, что это – не то. Оба устали, хочется тишины. А потому она не удивляется, когда он, наконец, говорит обречённо:

– Придется самому готовить ужин! Поможешь?

Света смеётся:

– Помогу, я картошку чистить умею.

– И всё?!

Они сворачивают на тихие улицы и, немного покружив, подъезжают к его дому. Это частный квартал, здесь мирно и очень красиво. Деревья трепещут, тонкая листва светится в лучах фонарей.

– Как в деревне! – говорит Светлана с затаённым восторгом, выходит и прислушивается к аромату ветра.

Игорь берет её за руку:

– Идём, здесь темно.

У дверей разбрасывает ногой влажные листья.

– У меня холодно, сейчас включу отопление.

Он входит первым, комната освещается, и Светлана с изумлением видит строгий, аскетический порядок. Здесь нет лишних вещей, мягких подушек на диване, нет картин и салфеток: всё сурово, чисто и точно. Ей становится не по себе, как-то слегка прохладно, но в эту минуту Игорь ловит её взгляд и с улыбкой поясняет:

– Знаю: как в казарме. Это потому, что времени нет убирать. Дом от деда достался, и однажды, когда я делал ремонт, вдруг понял, как мне мешают вещи. Взял большие коробки и просто всё выбросил.

Он прошёл в кухню.

– И ты знаешь, сразу стало легко. Все эти пустые штучки на столах и шкафах забирали внимание, а переставлять их, когда убираешь, вообще сущая мука. Ты не находишь?

Она улыбнулась:

– Да, когда убираем, то больше времени тратим на то, чтобы подвинуть, переставить, переложить…

– Вот-вот!

Он уже доставал картофель, ставил сковороду.

Они готовили ужин и тихо смеялись, и говорили, и чем-то делились. Она понимала, что нравится ему, но сможет ли он сказать это вслух? Или так и закончится этот чудесный вечер, и окажется лишь, что разговор – только о деле, что-то незначащее, не относящееся к ним самим?

Наконец, выпит чай, посуда убрана, он берёт её за руку и сажает напротив. Лицо становится строгим, почти суровым. Внимательно смотрит в глаза:

– Трудно начать.

– Что, так серьёзно? – она пытается шуткой смягчить ситуацию, помочь ему, и он это ценит.

– Светочка, – говорит, – мне нужна твоя помощь. Но в деле настолько неординарном, что я полгода не знаю, как вообще подступиться к этому разговору.

– Полгода?! Игорь Анатольевич! Да вы бы давно уже…

– Не спеши! Всё выходит за пределы реального. В этом – главная сложность.

Он держит её сжатые ладошки, и она чувствует, как он напряжён. Но в эту минуту нет ничего, что ей было бы трудно понять. Нет ничего нереального, потому что всё, что связано с ним, уже принято, понято ею! Не зная, о чём пойдет разговор, она уже готова сказать «да» и только «да», потому что слова «нет», когда он рядом, не существует.

– Давай представим, что один человек, вполне нормальный, обыкновенный, каждую ночь в течение многих лет пересекает границы пространства и появляется в другом мире. Он не знает, как это происходит технически. Не знает, что это за мир, в который попадает: Земля, или другая планета, или ещё что-то третье… Не важно. Важно другое: там, в том мире, есть люди, которые живут… – Игорь подумал: – Как дикари! Света, ты, медработник, была бы в шоке. Руки грязные, лица немытые, о зубной щётке понятия нет. И вот, эти люди воюют, а потом умирают от сепсиса, гангрены, кровопотерь и так далее.

– И этот человек хочет помочь? – её голос очень тих.

Он смотрит внимательно:

– Очень хочет. Потому что он может и знает – как.

– Много лет?

– Пятнадцать.

– Это значит, что он привык и чувствует себя там как дома.

– Верно, как дома. Потому что мир не то, чтобы мягкий, но там всё как-то проще: нет машин, суеты, много полей и пространства. Ветер напоен травами, ночью кони пасутся на лугах.

– Может быть, это мечта?

– Нет, реальность.

Они пристально смотрят друг на друга. Игорь молчит. Он ждёт, понимая, что ей нужно время. Читает в глазах тревогу.

– А там не опасно?

Смеётся:

– Нет. Потому что по какой-то невероятной случайности владыка, повелитель всех этих солдат, умнющий парень. Не какой-нибудь самодур, а нормальный, мыслящий человек. Их тысячи, целое войско, и очень много работы. Шикарная практика! Они называют себя «хасары», а внешне похожи на… Ты можешь представить войско Тамерлана? Вот что-то подобное, только без мохнатых шапок. Лошади такие же, как на земле; еда – бараны, свинина, всё очень вкусно. То же телосложение, та же кровь, тот же страх, та же мука, когда умирают.

Света слушала очень внимательно.

– А барьер общения?

– Нет никаких барьеров! Такое ощущение, будто кто-то или что-то переводит нас, делает понятными друг другу.

Света молчала. Вопросов было много, мелькали сомнения, но главное она видела перед собой: абсолютно чистые глаза Игоря. Он говорил правду!

– Как это получается?

– Не знаю! Но на деле просто ложусь, засыпаю и просыпаюсь уже там.

– Может быть, всё же сон? Какой-то особый вид, незнакомая фаза?

– Сначала думал, что так, а потом доказал себе множество раз, что реальность.

Он рассказал ей про скальпель и про то, как проносит бинты. Показал пустые коробочки из-под мазей.

– Оттуда не могу взять ничего, это непостижимо. Когда возвращаюсь обратно, то ни швов, ни грязи, ни даже усталости после бессонной ночи не остаётся. Хотя… Есть одна вещь, доказательство, пусть непрямое. Смотри.

Он встал и выпрямился. Лицо стало очень спокойным.

– Света, сколько мне лет?

Она смутилась:

– Сорок восемь, Игорь Анатольевич, все знают.

– А сколько ты видишь?

Она задохнулась:

– Поняла! Замедлен процесс старения!

– Почти вполовину! Переход в пространстве «забирает» те часы, которые я провожу там. Он как бы компенсирует мне время, которое потратил, гасит его. Ты понимаешь? Я должен быть слегка поседевшим, кожа – другой, зрение… Так сколько? Давай напрямую!

– Сорок, самое большее. Игорь Анатольевич, вы ведь не занимаетесь спортом?

– Какой спорт! Работаю в две смены. Они ведь, как дети: стоит оставить ненадолго – сразу инфекция, грипп.

– Они гриппом болеют? – смеётся.

– И гриппом, и корью, и всеми болезнями, как на Земле. Мне от этого легче: всё знакомо, не нужно делать анализов, по внешним симптомам читаю.

Они говорили долго. Она верила, верила!

– Почему ты мне веришь? – спросил он, наконец.

Света задумалась.

– Начистоту?

– Только начистоту!

Она стеснялась, но всё же сказала:

– У меня раньше бывало: во время операции смотрю в раскрытую рану и думаю: у них там свой мир. Клетки, бактерии, обмен веществ. Всё разумно, точно, взвешено. Такое ощущение, что они мыслят. Может быть, даже реагируют на нас: «Что вы тут делаете, ребята, зачем раскрыли наши тайны?!» А мы копаемся, режем, потом зашиваем, и они опять продолжают свою работу.

Игорь смотрел с любопытством, слушал внимательно, лёгкая и очень ласковая улыбка не сходила с губ.

– Ты прелесть, – сказал, склонив голову. – Ты сохранила взгляд ребёнка. Ведь мы все так чувствуем поначалу, а потом привыкаем к чуду и перестаём удивляться.

– Смеётесь? – прячет глаза.

– Не смеюсь, восхищаюсь! Потому что знаю тебя, как серьёзнейшую медсестру, и вдруг – подарок.

Он замолчал, сам смутился. Но Света успела понять. Как ни в чём не бывало, продолжила:

– Вот и этот мир, о котором вы говорите, может быть, лишь один из сотен миров. Они все – здесь, рядом с нами, но скрыты от глаз. Мне легче поверить в то, что они существуют, чем в то, что их нет.

Она любовалась им, сидящим напротив, а потом просто вздохнула:

– Вот и всё!

Они засмеялись, но каким облегчённым был этот смех!

– Так, Игорь Анатольевич, в чём моя помощь?

Он помолчал. Подумал.

– Прошу у тебя одну ночь. Идём со мной. Посмотри, понаблюдай, послушай. Хотя даже не знаю, смогу ли провести тебя за собой. Я очень рискую: ведь если ничего не получится, ты навсегда останешься с мыслью, что твой коллега – сумасшедший!

Она резко подняла руку и прикрыла его губы. Глаза стали серьёзными. На мгновение ей показалось, что сейчас отважится, погладит его по лицу, но сдержалась, медленно убрала ладонь. «Мне страшно», – подумала, а сама сказала:

– Идём.

Он понял, почувствовал.

– Света, не надо бояться. Риск, конечно же, есть, но вот я прохожу туда и обратно многие годы, и ни разу, ни единого раза не остался там, ни одной накладки. Иначе бы я не позвал тебя. Рискнём?

Она улыбнулась:

– Рискнём.

Он уложил её на диване, укрыл очень тепло, прочитал так много инструкций, что у неё голова закружилась. Страх не прошёл, стал сильнее, но даже мысль о том, чтобы отказаться, принесла ей такую боль! Пусть, что бы то ни было, она идёт за ним! Закрыла глаза, прислушалась: спокойно внутри. Окунулась в это спокойствие, растворила страхи; плечи расслабились, голова уютно устроилась на подушке. Игорь ушёл; она думала о нём, а потом, засыпая, ощутила, как мягким комочком согревает её пушистый котёнок доверия: абсолютного, всепоглощающего доверия. И только одно желание – чтобы взяться за его руку, сжать крепко и не отпускать до конца.

Ночь оказалась мучительной. Она металась, рвалась куда-то, потом, будто устав и смирившись, тихо возвращалась. Душа болела, страдала, сны прерывались отчаянным чувством чего-то потерянного и прекрасного, что могло произойти, но не произошло. Уже перед самым рассветом проснулась, глянула вокруг: утро ещё не наступило, но серые тени поползли по углам, наполнив комнату призрачной синевой. Встала тихонько и, стараясь не дышать, заглянула в спальню, куда вчера ушёл Игорь. Постель смята, его нет. Дом тих и пуст. Ужас хлестнул душу, сомнения роем поползли в голову. Но в этот момент, будто раздвигая границы пространства, а заодно и рамки её собственного разума, на самой середине кровати медленно проступил силуэт. Это заняло не больше минуты: вот, только что никого не было, и вдруг – Игорь мирно лежит, поджав под себя руку, ничем не укрытый. На нём теплый спортивный костюм, кроссовки. Да, он говорил, что спать приходится в обуви, иначе так неприятно просыпаться посреди воинского стана с босыми ногами! Почему-то это её насмешило и придало уверенности. Света подошла и мягко рукою коснулась его лба. Он ещё мгновение спал, а затем очнулся, вздохнул и сел.

– Я искал тебя, – сказал, проведя ладонью по лицу. – Предупредил всю охрану. Шалиян, моя помощница, тоже пыталась тебя найти.

Света покачала головой: горестно, с чувством сожаления.

– Ничего, девочка. Первый раз ничего не значит. Ты обязательно пройдёшь, – он внимательно вглядывался в её лицо: – Хорошо спала?

Света засмеялась, честно ответила:

– Не очень. Всю ночь металась, рвалась куда-то, а проснулась – смотрю, тебя нет. Вот тогда испугалась! А потом ты прямо на моих глазах материализовался!

Она улыбалась и не заметила, как их руки соединились, и мягкое, естественное «ты» несколько раз сорвалось с её губ, переводя отношения в совсем другую плоскость, где тайной была не загадочная материализация и даже не переход по мирам. Тайной были они сами. Она сидела на самом краешке кровати и крепко держала его ладонь, и почему-то не было смущения и неудобства, а было очень хорошо, будто просыпаться утром в одном доме так привычно…

– Ну что ж, моя путешественница, пойдём пить кофе. А заодно и смоем турецкую грязь, – бормотал Игорь, слезая с кровати и развязывая кроссовки.

– Почему турецкую?

– А какую же? Они то ли на турок, то ли на чингисханцев похожи. Я не силён в антропологии. Ну вот, а теперь можно надеть домашние шлёпанцы.

С ним было легко, так легко! Света помогла напечь блинов, разлила кофе и радовалась, радовалась каждому мгновению, только маленькая печаль лёгкой струёй пронзала грудь: почему же я подвела его? Почему не смогла идти за ним в этот загадочный заоблачный мир?

На работу ехали молча, она лишь тихо взглядывала в его лицо. Расстались перед дверью в отделение.

– Можно мне попробовать ещё раз? – спросила Светлана.

– Не боишься?

– Боюсь. Но попробую. Ты же возьмёшь меня с собой?

Тайна! Глаза – это тайна! Где словам угнаться за ними?

– Конечно, возьму…

– Хорошо.


Что? Что случилось?

Девушка не поднялась.

Почему?

Страх.

А, страх! Вечный тормоз души человеческой! Но она поверила?

Да. И была готова подняться, но глубокая внутренняя боязнь стать соучастницей нового, неизведанного, войти в другую реальность помешала ей, и она так и не преодолела барьеры пространства. Миры сомкнулись и не дали ей пройти.

Конечно, ведь свободу духу даёт только отвага… Помогите ей. Нужно, чтобы она поднялась, иначе её душа так и останется навсегда прикованной к земле.


Вечер наступил с глухими облаками, заполонившими небо, и чувством чего-то прекрасного, что вот-вот должно совершиться.

– А дождь не помешает? – спросила Света, оглядывая мощную тучу, нависшую над городом.

Они уже подъезжали к дому, и Игорь тщательно осматривался, ища парковку.

– Нет, ни дождь, ни ветер, ни снег. Погода не имеет значения.

– А что имеет?

– Думаю, готовность, состояние духа. Об этом сказал Адамар. Это их полководец, – пояснил. – Он открыл мне однажды, что поднимается тот, кто очень хочет лечить, помогать, и что такой человек притягивается мирами, где в нём нуждаются.

Света задумалась. Ей на мгновение представились сотни людей, нуждающихся в помощи: раненые, больные. А врач – только один, и медсестра лишь одна. «Сегодня я поднимусь! – вдруг резко и крепко подумала она. – И мне не помешает ни дождь, ни ветер, ни вся эта зыбкость во мне!» Вслед за тем стало очень легко, будто решимость что-то изменила в ней самой. Беспокойная волна, терзавшая душу, отступила, и на смену ей пришла уверенность, твёрдость. «Если он может и преодолел все страхи, значит, смогу и я!» И ещё: весь этот день, когда они работали вместе, теперь уже связанные неземной, особенной тайной, невероятно приблизил их друг к другу. Так два человека, ещё вчера чужие, влюбляются и обручаются неведомо от родных и от всего мира, и ведут себя так, словно ничего не случилось, лишь ловят взгляды и улыбаются украдкой. Света именно так и чувствовала себя, – обручённой невестой, потому что в их отношениях переплелись две тайны: влечение и загадочный мир. Она понимала, что никто из окружающих не должен догадываться ни о чём, а потому старалась вести себя как обычно, и лишь радость, эта верная спутница влюблённых, то и дело прорывалась в улыбке, ласковом жесте или тихом ответе: «Да, Игорь Анатольевич, я сделаю». И она готова была сделать для него всё, именно всё! И если только готовность могла помочь ей пройти в этот мир, то сегодня она пройдёт, непременно пройдёт!

Они мирно ужинали, потом долго пили чай, Игорь шутил, и Света видела, что он старается снять напряжение, а затем, как и вчера, уложил её на диване:

– Тебе удобно? Может, хочешь лечь на кровать?

– Нет, здесь хорошо.

Комната и вправду казалась уютной: с улицы лился свет фонарей, ветви деревьев бросали призрачные тени на окна, прогретый воздух мягко окутывал дом. Тихо, ласково, спокойно. Игорь ушёл, и она уснула, и уже ничего не боялась, кроме как ещё раз подвести его.

Холод… Холод! Какой же тут холод! Света открыла глаза и пыталась натянуть на себя одеяло, но… его не оказалось! Рука нащупала влажную траву, над головой ярким закатом сияло небо. Стоп! Но ведь вечер давно наступил и солнце ушло! Значит… Это значит только одно: она прошла! Ужас окатил душу волной, но Света тут же вспомнила слова Игоря: «Первые мгновения – самые сложные. Не бойся, где бы ты ни была, я найду тебя. Но, даже если и не найду, помни: перед рассветом всё кончится, ты вернёшься домой». Заставила себя успокоиться, крепко вздохнула – и вдруг была очарована: «Какой чудесный воздух! Напоен травами, а ветер – как тонкий ветер с гор…» Без страха огляделась. Огненный шар солнца круто спускался вниз, и небо озарилось мощным пурпуровым светом, который быстро мерк, превращаясь в кровавое зарево. Торжественно, сильно, красиво, и так хочется полюбоваться, но эта мелкая дрожь бьёт всё тело!

Она озирается, ища Игоря, но его нет, а вокруг – чистое поле и серебристые далёкие холмы. Кутается в свитер и внимательно осматривает возвышенности. Вдалеке, будто манящие искорки, светятся огоньки фонарей. Нет, это факелы, и Игорь несколько раз предупреждал, что первое «попадание» может оказаться неточным, она проснётся не в самом стане, а недалеко от него.

«Километр-полтора», – измеряет взглядом расстояние и с решимостью, которая поселилась в ней вчера, пускается в путь. Ей пришлось идти быстро, очень быстро, чтобы согреться, ноги скользили по мокрой траве, а вмиг наступившая ночь окутала долину плотным покрывалом. Ближе, ближе, и вот уже видны шатры, отстоящие друг от друга на небольшом расстоянии, меж ними – улицы, и тут кипит вечерняя жизнь: лошади, конвой, солдаты жгут костры, хохочут грубыми голосами. Света опять заробела: как подойти? Что сказать? Да и поймут ли её? Недалеко от стана остановилась, передохнула и сурово отогнала маленькую мысль: «А может, и не входить вообще в лагерь, подождать до утра, укрыться и – в безопасность, домой?» – «Игорь ждёт!» – мягко облило сердце. Он ждёт, она нужна ему! И вышла прямо на часовых.

Воины, тяжёлые, мощные, одетые в грубые куртки, грелись у костра и не сразу заметили девушку, а потом одновременно повернулись к ней, и Света тут же потеряла самый важный в эту минуту дар: дар речи. Пауза, потом один отделяется от группы и быстро уходит. А Света тихо, писклявым голосом говорит:

– Мне нужен доктор.

Эту фразу они с Игорем учили целый вечер. «Больше ничего, Света, просто скажи: мне нужен доктор!» – «И это сработает?» – «Ещё бы не сработало! Ты знаешь, какая у них дисциплина? Адамар убьёт каждого, кто не подчинится мне. А я убью каждого, кто не позовёт меня тут же, если ты поднимешься».

Игорь, Игорь, где ты? Воины улыбаются: девушка нравится им, да Света и знает, что привлекательна, но сейчас это не имеет значения, а важно одно: смогут ли быстро найти Игоря. Она застывает, обхватив себя руками, словно защищаясь от страха и холода, но внезапно немолодой солдат одним движением снимает с себя меховую накидку и, подойдя, набрасывает ей на плечи.

– Иди, грейся, – говорит дружелюбно, и она едва не падает, потому что, несмотря на незнакомое движение губ, слова звучат совершенно понятно!

Мир сразу меняется, становится ласковее и проще. Никто не собирается обижать её здесь, суровые воины кажутся милыми парнями.

– Откуда ты? – спрашивают её, и она отвечает:

– С Земли.

Это, видимо, не совсем понятно.

– Ты – наложница доктора?

Света фыркает, затем смеётся:

– Нет, я медсестра. Его помощница.

– Как Шалиян?

Она знает о Шалиян.

– Да, как она.

Минуты идут, Света несколько раз оборачивается. «Не волнуйся, стан большой, его не могут найти сразу». Но она напрасно тревожится, потому что скоро, очень скоро вдалеке появляется стремительная фигура, и Света, хоть и не видит лица, моментально узнаёт эту походку, этот широкий разворот плеч и этот родной голос:

– Света!

Он обнимал её, обнимал так крепко, что часовые на миг смешались: так помощница или всё же наложница? А она смеялась, а потом, взявшись за надёжную руку, пошла с ним по стану, дивясь и оглядываясь на всё.

– Я едва не подпрыгнул, когда мне сказали, что в лагерь пришла девушка. Вот бы мои подопечные удивились!

– Было такое ощущение, что меня ждали.

– Конечно, ждали. Всю охрану предупредил: появится незнакомая женщина – сразу ко мне. А уж я-то как ждал!

Он остановился, пристально посмотрел ей в глаза:

– Прости, что заставил тебя пройти через всё это. Но ты так нужна мне здесь!

Она замерла, несколько мгновений, не дыша, вглядывалась в его лицо:

– Я знаю…

– Идём, идём, – в его голосе – затаённое счастье. – У нас много работы…

Осмотр лагеря занял чуть ли не всю ночь. Игорь показывал, рассказывал, объяснял. Свете всё нравилось, всё было интересно. Но когда вернулись в лазарет, и она оглядела скудную «операционную» доктора, то чуть не заплакала.

– Ничего нет! Ни антисептиков, ни обезболивающих! Чем же работать?

Игорь умолк, присел на край лежака.

– Но как же вы оперируете, Игорь Анатольевич? – спросила Светлана, вдруг переходя на обычное в работе «вы».

– Всё, что могу, это сделать операцию быстро. Как говорил Гиппократ, «причиняющее боль должно быть наиболее короткое время, а это будет, когда сечение выполняется скоро».

– А как вы обеспечиваете асептику?

– Шалиян мне помогает. Она собирает травы, делает отвары для обеззараживания; инструменты приходится кипятить, как в древности, что-то наподобие мыла у них есть. Вот и всё, в принципе.

Света озадаченно оглядела лазарет.

– Хорошо, – вдруг сказала тоном хозяйки. – Растворы и асептика – моя обязанность, моя задача, я и буду её решать. Где Шалиян?

Они разложили содержимое чемоданчика на столе, Света подержала инструменты в руках:

– Тяжёлые!

– Это единственный металл, который не ржавеет, не окисляется и прекрасно кипятится, – отозвался Игорь.

Она повертела зажим, пощёлкала ножницами:

– Нужно будет привыкнуть.

Игорь смотрел на неё очень внимательно, а затем внезапно спросил:

– Света, так ты остаёшься?

Она вскинула изумленный взгляд:

– Игорь Анатольевич! – и тихо поправилась: – Игорь! Ты сомневался?!

Он с улыбкой опустил голову:

– Надеялся…

Она секунду размышляла:

– Только нам нужно будет отработать «прямое попадание» в стан.

И оба засмеялись.

Эта ночь закончилась мирно: они устроились на лежаках неподалеку друг от друга и, обменявшись тёплыми взглядами, уснули. Ветер тихо шелестел полотняными стенками лазарета…

Утро – восхитительное! Едва проснувшись, Света испытала такой восторг, такое счастье! От всего: от сознания того, что прошла, и что незнакомый мир оказался не таким страшным, как опасалась. И что теперь – и это было, конечно же, главным – они вместе! О, сладкое слово «вместе»! То, что казалось недосягаемым здесь, в простой обстановке Земли, вдруг стало выполнимым благодаря этому сказочному, полуреальному миру, в котором они теперь постоянно будут рядом: работать, жить и, возможно, даже любить.

Она сидела на диване, вслушиваясь, как счастье волнами накатывает откуда-то изнутри, и благодарила судьбу за то, что всё повернулось так неожиданно и чудесно.

Игорь вышел из комнаты, несколько секунд смотрел ей в лицо и, безошибочно угадывая, что с ней происходит, отметил с нежностью:

– Ты похорошела!

– Это было невероятно! Всё – невероятно! Я даже не ожидала.

– Доброе утро!

Она засмеялась:

– Доброе! – и, чуть подумав, спросила: – Блины?

За завтраком договорились, что, пока не начался поход, для Светы нет необходимости подниматься каждую ночь, пусть побережёт силы.

– Достаточно раз или два в неделю, чтобы ты привыкла и немного обжилась. Когда начнутся войны, перерывов не будет. И это станет очень серьёзным испытанием.

– Но смогу ли я подняться из своего дома? – обеспокоенно спросила она.

– Не знаю. Давай попробуем.

– А если нет? – вопрос прозвучал еле слышно.

Игорь улыбнулся:

– Тогда тебе просто придётся переехать ко мне.

Они смотрели друг на друга открыто, понимая, что за этим стоит.

– Если ты согласна, конечно, – добавил он.

Она ответила одними глазами: «Согласна!» А в сердце подумала: «Игорь! Неужели это возможно? Вот это – действительно сказка! Что до этого всяким мирам! Их реальность или нереальность – просто игрушка по сравнению с тем, что здесь происходит…» И, скрывая радость, совершенно буднично принялась мыть кофейные чашки.

По дороге на работу они говорили о подготовке к войне, и оба надеялись, что несколько недель у них есть. Но жизнь, с её суровыми сроками, с её невниманием к человеческим чувствам, уже расставила невидимые вехи: новый поход был не за горами.


Девушка преодолела страх?

Да, она поднялась.

Вы помогли ей?

Я лишь сообщил легкость её духу. Но помогла ей любовь.

Удивительно, как много может любовь: созидает, восполняет, даёт крылья в покорении миров. Что же дальше?

Дальше – как всегда: опасности, трудности, испытания.

Конечно. Без этого душе человеческой не возрасти. Но помните: все испытания и трудности должны быть не более сил. А при необходимости – опять помогите.

О лекарствах…

Вы позаботились о них?

Врача ожидает сюрприз.

Он этого заслуживает. Но пусть ни о чём не догадывается.

Врач – прекрасный аналитик. Он наверняка заподозрит что-то нестандартное.

Что ж, когда-то он должен понять, что за видимым стоит невидимое, и что не всё в этом мире можно подвести под законы физики и механики. Пусть почувствует, что есть нечто, что не поддаётся разуму, а значит, лежит в сфере духа. Люди совершают ошибку, игнорируя духовный мир или не признавая его. Всю жизнь смотрят лишь в землю. У врача есть преимущество: он уже столкнулся с чудом, поверил в чудо, позволил чуду прочно войти в свою жизнь. Это значит, что дальнейшие шаги не представят особого затруднения. Пусть догадывается! Но перенос лекарств должна осуществлять девушка. Это придаст ей сил, осознание своей важности и нужности. А наша помощь, как всегда, останется незаметной…


Часть 3. Поход


«Я почти не сплю. Что-то тревожит меня. Светлана! Как она справится со всем этим? Не будет ли нагрузка чрезмерной? И прав ли я, что втянул девочку в свои игры?»

Игорю действительно не спалось. Он бродил по комнатам, потом тихо сидел на диване и думал, думал. То чистое, что возникло между ними как результат доверия, близости, радовало его, но осознание чудовищной ответственности, свалившееся вслед за тем, мучило и давило. У него и без того нет времени, где он возьмёт его для женщины, а ведь ей нужно внимание, и много внимания: какие-то прогулки, походы в кино, наверное, – Игорь поморщился, – да и просто посидеть рядом, поговорить. Иначе влечение погаснет. Он оглядел свой дом. Что он может предложить ей, кроме работы, работы и опять работы?

И вдобавок, она так молода. Сейчас она не видит разницы и, возможно, не ощутит её ещё лет десять, а потом? Ей будет тридцать семь, а ему – почти шестьдесят. Игорь резко встал, заскрежетал зубами. Это – не кино, не драма. Это его и её жизнь. Всё остановить? Сказать ей, что она нужна ему только как помощница, ассистент? Стоп! Правду! Вычлени из всего этого правду! Опять сел, теперь уже на стул в кухне, глядя на чайник, на белые чашки, старательно вымытые её руками утром. Напомнил себе это чудесное ощущение, когда она рядом, близко, стоит у плиты, потом кормит его своими блинами, поворачивает голову, а в глазах – радость, нежность и немножко неверия: неужели? Он понимает её, эту готовность помогать ему и идти за ним куда угодно, даже в незнакомый заоблачный мир. Он прекрасно понимает, что за этим стоит. Но понимает ли она сама, как всё сложно?!

«Хорошо, что сегодня её нет: я должен подумать». Опять и опять – круги по дому. «Так на чём остановился? Правда. Во всем этом есть правда». И улыбнулся, потому что правда была проста и видна, как на ладони: его тянет к этой девушке, к её необыкновенной нежности, и хочется обнять, да, обнять. Прижать к себе, послушать, как трепетно бьётся сердце, как дыхание прерывается от волнения, что он рядом. Он знал, что так и будет. Мысли закружились, пошли потоком. Ох, эта мужская сущность! Начал с невинного объятия, а закончил чем? Остановись. Успокойся. Итак, что я могу ей дать?

Он долго лежал на кровати, пытаясь перестать мечтать о ней, стараясь изо всех сил зажать себя в плоскую доску реальности, но во всём этом присутствовало нечто, что было выше его сил, – нежное влечение, тяга к теплу другого существа, зарождающаяся где-то внутри влюблённость, которую он пытался оттолкнуть и отринуть. Нет, не получалось, логика ломалась о сладкие воспоминания: вот, она ходит по дому, и от этого так хорошо! И неправда, что с ней всё будет труднее, наоборот, с ней как раз проще и легче. Это он сам, с привычкой всё контролировать, анализировать, предугадывать, пытается втиснуть в рамки небывалую тайну любви.

Игорь сидел, опустив голову, и испытывал в себе раздвоенность: одна его часть уже замирала, уже волновалась от подступающего чувства, а другая, жёсткая, рациональная, сопротивлялась и взвешивала: как будет? Что? И может ли быть?

Уснул за полночь и, поднявшись, тут же был встречен встревоженным голосом Хранителя чемоданчика:

– Доктор, владыка давно ждёт тебя!

Старик волновался: он боялся наказания, если не приведёт доктора вовремя, и Игорь, сжалившись, тотчас направился к Адамару.

Рядом с шатром полководца ярко горели факелы, было светло, как днём, столпились слуги, оруженосцы, стражники. Внутри шёл военный совет. Игорь стал за спинами, почти незаметный, но Адамар увидел, кивнул и продолжал говорить. С первых же слов стало ясно: хасары выступают послезавтра. Врач нахмурился: не ожидал, что так скоро. Готов ли он? Он – да, а вот Светлана… Она едва поднялась, сможет ли беспрепятственно идти за войском?

Всё личное вдруг отступило. Мысль «может или не может» показалась мелкой: разве сейчас это важно? Пусть отношения формируются в процессе работы: вырастают, если прочны, или же гаснут, если поверхностны. А любовь… «Фронтовая любовь», – с улыбкой подумал Игорь. Что ж, если верить истории, то она была самой надёжной.

Адамар отпустил советников, и врач тоже хотел идти, но владыка жестом удержал его и, как обычно, приказал подавать еду. Присаживаясь, Игорь успел заметить несколько недоброжелательных взглядов, брошенных на него теми, кто считал себя приближёнными повелителя: сейчас они уходили, а он оставался. «Зависть, – подумал спокойно, – во все времена, на всех просторах Вселенной – одно и то же: зависть, желание быть первым, лучшим, избранным. Поставить бы вас в операционной на час или два да заставить держать зажим, и пусть кровь хлещет по пальцам, вот тогда бы вы почувствовали, что главное в жизни. И не ломились бы все в шатёр Адамара, а просто радовались тому, что есть жизнь…»

– Расскажи мне то, что я пропустил, – сказал Игорь, устраиваясь удобнее на подушках.

Владыка сел, сбросил с себя суровость и сразу стал ближе и проще.

– Ты пропустил почти всё.

– Извини, поздно поднялся.

Они приступили к еде, и Адамар коротко рассказал о планах. Прежде всего, им предстоял длительный и суровый переход через горы.

– На равнинах по ту сторону снежных хребтов расположены поселения, их немного, и они разбросаны, как огромные камни по полю. Эта земля должна стать моей, а все племена вольются в мой народ, обогащая его силами, воинами и детьми. Мы не станем убивать там, где не нужно. Когда поход закончится, я перестану воевать и построю огромный город.

– Город – это хорошо, – согласился Игорь, наслаждаясь трапезой. – Но перед тем ты сравняешь с землёй посевы, сожжёшь деревни, убьёшь половину жителей…

Адамар слушал с усмешкой.

– А чем воинов кормить будешь? – внезапно спросил врач.

–У нас есть скот, зерно.

– Сколько? Несколько мешков зерна на каждую тысячу солдат и двести голов скота? Как только мы покинем эти места, где жители всех близлежащих деревень поставляют нам продукты, то останемся на голодном пайке. Запасов хватит лишь на переход по горам и, может быть, ещё на неделю – две. А дальше что? Впереди зима. Кто-то должен снабжать войско! Но если ты пройдешь с огнём и мечом, то всё, над чем крестьяне трудились летом, будет уничтожено.

– Что ты предлагаешь? – спокойно спросил Адамар.

– Как всегда, – в тон ему ответил Игорь, – не убивать. Договариваться!

– Говори.

Игорь встал и, вооружившись пером, склонился над картой.

– Как-то раз ты рассказывал мне, что племена на той стороне хребтов страдают от набегов морских кочевников, так?

– Да.

– Именно поэтому они ослаблены.

– Верно.

– Адамар! Сделай мудрый тактический ход: приди к этим людям с миром и скажи: «Я – Адамар, у меня пять тысяч сильных, хорошо обученных воинов. И я готов стать щитом между вами и морскими разбойниками». Разумеется, они сразу поймут, что одну руку ты протягиваешь им, а другая лежит на рукояти меча, и что истинная цель твоих действий – поселиться на их землях. Но! Им придётся выбирать: или принять тебя как друга и защитника, или же воевать с тобою, да ещё и с захватчиками с моря. И быть полностью уничтоженными. Что бы выбрал ты?

– Дальше, – бросил Адамар.

– Я не воин, не стратег, но, заключив мир, тут же принялся бы строить укреплённые гарнизоны вдоль всего побережья. К примеру, пять – шесть фортов, в каждом по семьсот – восемьсот воинов. Это невероятная сила! И это реальный щит. Жителей деревень обязал бы снабжать вас всем необходимым, но – за плату! Не обирать, не грабить – покупать! То есть сделать союз взаимовыгодным. Адамар, ты не беден, ради доброго имени можно и постараться. Солдатам разрешал бы выбирать жён из числа местных девушек, и те семьи, которые они будут создавать, освобождал бы от уплаты налогов. Ну, или давал бы какие-то другие привилегии.

– И через несколько лет…

– Совершенно верно. Через несколько лет произойдёт неизбежное слияние, и эта земля естественным образом станет твоей. Если ты не будешь диктатором, не станешь разорять, обижать и убивать без причины, то не пройдет и трёх – пяти лет, как тебя примут. Хочешь владеть – покупай наделы у вождей племён. История Земли показывает, что те племена, которые принимали чужаков, как правило, выигрывали от союзов. Вначале ты будешь пришельцем, на тебя будут смотреть с недоверием, и с этим придётся смириться, но очень скоро они уже не смогут без тебя, без твоих воинов. Их дочери будут рожать от твоих солдат: не воевать же с собственными внуками!

Игорь помолчал, улыбнулся своему воодушевлению и спокойнее продолжал:

– Приди ты сейчас с войной – и будешь зимовать на голой земле, без кормов, без самого необходимого. Весной всё придётся начинать с нуля. Конечно, ты построишь свой город, но – на костях.

Адамар с лёгкой улыбкой следил за лицом друга.

– Ты едва ли не убеждаешь меня! Но в заключении союзов есть слабое звено: всегда найдется кто-то, кто готов вонзить нож тебе в спину.

– Ну ты же воин, будь готов!

Игорь положил сухое перо, которым водил по карте, и сел на своё место.

Адамар помолчал, а затем, неспешно пройдясь по шатру, спросил:

– Как ты думаешь, почему эта простая мысль не пришла мне в голову? Ни мне, ни моим советникам.

– Вы слишком воинственны, – сразу ответил Игорь. – Привыкли брать всё силой. А я пришёл из мира, где сила решает далеко не всё. У нас принято использовать мирные средства: договоренности, союзы, и лишь в том случае, если это не помогает, начинают военные действия. Так устроен наш мир.

– Вы выигрываете? От союзов?

– Безмерно! Сохраняем ресурсы, человеческие жизни, города растут вверх, вместо того, чтобы лежать в руинах. Война, какой бы она ни была, замедляет развитие. Твой мир тоже к этому придёт, но намного позже. Адамар, стань первым!

Владыка мерил шагами небольшое пространство шатра. Бросил несколько взглядов на карту. Ничего не ответил и, присаживаясь напротив, внезапно спросил:

– А ты ничего не хочешь мне рассказать?

– О чём?

– Мне сказали, что тебя видели с девушкой.

– А, уже донесли…

– Это она?

– Да, моя помощница, Светлана.

– Ты решил вопрос, красива она или нет?

Игорь с весёлым изумлением глянул на друга:

– Адамар! От тебя может что-то укрыться?!

– Какой же я повелитель, если не знаю, что происходит в моем стане?

– В стане – да, но своё сердце позволь мне держать закрытым.

– Никто не стал бы старательно задёргивать полог шатра, если бы внутри ничего не было, – покачал головой Адамар.

Игорь только усмехнулся.

Больше они не говорили о войне, и в этом был хороший знак: Адамару, понял врач, нужно подумать. Уходя, он увидел, как владыка вновь склонился над картой.


– Игорь Анатольевич! – звучит за спиной радостный голосок.

– Света, зайди ко мне на минуту.

– До операции всего полчаса.

– Ничего, успеем.

В двух словах Игорь передал ей свежие новости и, присев на край стола, внимательно посмотрел в лицо:

– Ты понимаешь, что это значит?

– Что?

– У нас нет времени для подготовки. Начиная с этого дня, придётся подниматься каждую ночь. Проводить инструктаж, у тебя будут новые сёстры, но самое главное – ты должна абсолютно точно попадать в стан. Даже сто метров ошибки могут стать серьёзной проблемой.

– Не волнуйся, я постараюсь. Ты говорил, всё зависит от концентрации, от того, насколько собрано моё внимание…

– И от опыта.

– Да, опыта у меня нет.

– Света, если тяжело или страшно, помни: никто тебя не заставляет.

Она спокойно смотрела ему в глаза:

– Я – с тобой!

– Ну и умница, – он встал. – Хочу, чтобы ты ложилась пораньше и несколько часов спала. Поедем ко мне?

Света легонько склонила голову:

– Мне хочется попробовать подняться из своего дома. Для меня важно знать, смогу ли.

– Хорошо, – и добавил мягко: – Я буду ждать тебя.

Она шла по коридору и с тихой радостью вспоминала последнюю фразу. Как он умеет найти самые важные и нужные слова? «Я буду ждать тебя» – и она готова лететь за ним, ничего не страшась, не тревожась, просто идти туда, куда идёт он сам!

И – опять холод, но теперь она просыпается мгновенно, осознаёт себя в пространстве и встаёт. Стан всего в тридцати метрах. Это значит, что «попадание» почти прямое! Света смеётся, запахивает тёплую куртку, которую надела перед сном, и быстро идёт к кострам. Часовые уже заметили девушку и приветствуют улыбками и шутками: здесь все знают, что доктор не живёт в лагере, а каждую ночь каким-то чудесным образом появляется среди них и так же таинственно исчезает. А теперь эта его помощница возникает ниоткуда, и это будоражит нервы, однако воины чувствуют, что опасаться нечего, и потому лишь беззлобно зубоскалят, пропуская её.

А Игорь уже несколько раз выходит из лазарета и смотрит вдоль узких улиц шатров: «Света, где ты?» Он беспокоится: не напрасно ли отпустил её, позволил действовать самостоятельно, пройдёт ли она врата миров без его поддержки? Хотя он прекрасно понимает, что осуществляет проход не сам, только мысль, постоянно приходящая к нему за эти годы: «а как? каким образом?» по-прежнему остаётся без ответа.

И вдруг – как чудо, как прелестное видение: в золотистом свете масляных ламп, тепло освещающих улицу, идёт девушка. Она улыбается, слегка склонив голову, и тонкий румянец смущения разгорячил щёки. Виной тому внимание мужчин: воины отрываются от костров, от сытного ужина, встают, завидев её, и провожают глазами. Волосы девушки разметались по плечам крупными каштановыми локонами, глаза сияют, в походке – лёгкость, грация, и неудивительно, что так меняются тяжёлые лица солдат: в них появляется мягкость, изумление, восхищение…

Игорь вспыхивает, потому что горячая волна обливает сердце. На мгновение он чувствует себя мужчиной и только мужчиной, ему хочется схватить эту девушку, спрятать от чужого любопытства, но он лишь улыбается и с нетерпением ждёт, когда она приблизится к нему. А она уже здесь, протягивает руки, словно ожидая спасения, и смотрит своим восхитительным взглядом, в котором – радость, любовь и опять – невиданная нежность.

– Ну-ну, моя путешественница, – говорит он и мягко обнимает за плечи: пусть видят, что она принадлежит только ему! – Где ты приземлилась на этот раз?

В лазарете Света присаживается у коробки с бинтами и начинает что-то выкладывать из карманов. Игорь настораживается:

– Что это у тебя там?

– Сулема, – подняв голову, отвечает Светлана.

– Сулема?! – его голос звучит так, будто она вынула гремучую змею.

– Да, Игорь Анатольевич, сулема, и ещё новокаин, промедол, анестезин. Немного шприцов…

Она смеётся, потому что у Игоря шок, он даже бледнеет, а потом падает рядом и начинает рассматривать препараты.

– Как ты смогла?! Тебе удалось пронести столько вещей! Даже шприцы, а ведь иглы – стальные! Я не мог даже ампулы взять, всё исчезало, а ты…

– Не знаю… – словно извиняясь, отвечает она. – Просто положила в куртку перед сном и очень боялась повернуться и нечаянно раздавить.

– Света, ты умница, какая ты умница! – он пристально смотрит ей в глаза: – Но всё же, как? – опускает голову: – Ладно, подумаем об этом завтра. Ну-ка, покажи, что тут ещё у тебя…

Он трепетно рассматривает коробочки с ампулами:

– Это же всё меняет, ты понимаешь? Теперь можно делать внутриполостные операции, не бояться сепсиса. И там, где раньше я был вынужден прибегать к ампутации, сейчас смогу сохранить парням их руки и ноги!

Они осторожно, как бесценное сокровище, упаковали препараты, и Игорь не удержался: обнял её, прижал к себе крепко, не зная, как выразить благодарность.

– Ты весь свой запас притащила? – улыбнулся.

– Да, всё, что было дома.

– Завтра я выпишу тебе рецепты и дам денег. Попробуй пронести что-нибудь ещё. Непостижимо, – качает головой, – непостижимо!

В его взгляде – нескрываемое восхищение, и Света, стесняясь, переводит разговор на другое:

– Игорь, ты сказал – инструктаж.

– Да, скоро все соберутся. Ты увидишь мою здешнюю «бригаду».

Они садятся и в ожидании помощников мирно беседуют.

– Меня беспокоит поход, – говорит девушка, – как это будет? Расскажи мне, ведь ты не раз шёл вместе с войском.

Игорь задумался.

– Это не просто. Каждую ночь попадаешь в другое место, лагерь уходит, а ты будто в пространстве паришь. Но притягиваешься очень точно, ни разу не потерялся. Потом ждёшь военных действий, много работы. У нас всё налажено: есть целый взвод, который занимается тем, что приносит раненых, в лазарете – медбратья, сёстры. Они обучены простейшим вещам, таким, как сортировка больных, первичная обработка. Серьёзными случаями я занимаюсь сам. Теперь будем заниматься вместе.

– Мне придется ассистировать при операциях.

– Конечно, ты сможешь, – он помолчал. – Света, помнишь Жана Ларрея?

– Главного хирурга наполеоновской армии?

– Да. Он написал целый труд по военно-полевой хирургии. А знаешь, в чём было его основное достижение?

– В чём?

– Жан Ларрей организовал быструю доставку раненых в полевые госпитали. Это была первая в мире «скорая помощь». За наступающим войском двигались лёгкие экипажи, а специально обученные фельдшера поднимали и укладывали в них раненых. Таким образом, он выигрывал время. В те годы главной проблемой был сепсис, и чем скорее раненому оказывали помощь, тем больше шансов на выздоровление у него оставалось.

– Но, насколько я помню, Ларрею приходилось широко применять ампутацию.

– Да, потому что он имел дело с огнестрельными ранениями. В этом случае кость невозможно собрать, её можно только удалить. Потом Ларрей заменил раннюю ампутацию более щадящими методами. Мы же, в основном, имеем дело с колотыми и резаными ранениями. Тут важно быстро остановить кровотечение, зашить рану, а уж потом следить за её состоянием: ежедневные перевязки, промывания. Часто приходится извлекать наконечники от стрел, копий. С проникающими ранениями – сложнее, но и в этих случаях многих удавалось спасти. До сих пор все силы я направлял на борьбу с сепсисом. Но теперь всё будет иначе. Если ты сможешь проносить антибиотики, мы перевернём этот мир с ног на голову!

Инструктаж занял всё время до полуночи. Сёстры, молоденькие девушки в чистых косынках, с любопытством взирали на незнакомую гостью, но быстро поняли, что нрав у неё не такой строгий, как у доктора, и скоро все вместе смеялись шуткам и рассказам. Они уже были обучены важнейшим навыкам, но теперь предстояло углубить знания, и Светлана, используя свой опыт работы с младшим медперсоналом, с ласковой доброжелательностью принялась за дело. Когда Игорь, осмотрев несколько шатров, заглянул в лазарет, то увидел, что работа кипит: девушки бинтовали друг друга, останавливая воображаемое кровотечение, накладывали жгуты, аккуратно переворачивали «раненых». Света заметила его, улыбнулась и продолжала инструктаж.

Перед самым рассветом оба, немного уставшие, прогулялись по затихшему лагерю. Шли рядом, переговариваясь вполголоса, лавируя меж полутёмных улиц, едва освещённых искрами затухающих костров.

– Тебе понравились сёстры? – спрашивал Игорь.

– Чудесные девушки! Где ты их взял? Симпатичные, умненькие.

Игорь смеётся:

– Набрал из числа наложниц. Сказал: «или сёстры, или я ухожу!» Нет, конечно, всё было сложнее. Повоевал немного. Зато теперь у нас есть медицинский состав.

– А те, кто приносит раненых?

– Мужчины, из числа бывших воинов. У кого-то пальцев нет на руках, кто-то хромает. К воинской службе они непригодны, а в лазарете работать – вполне. Я поговорил с ними, пока ты занималась с девушками. Завтра, когда войско начнёт движение, они разберут и понесут наши палатки.

– А инструменты? – забеспокоилась Света.

– Не волнуйся, все сокровища будут сохранены, за этим присмотрит Шалиян, у неё хороший опыт.

Они остановились, дойдя до края лагеря: дальше простиралось поле.

– Ну вот, опять поход, опять войны. Мне не убедить Адамара: он рвётся в бой, ему нужны новые земли.

Игорь пристально смотрел вдаль. Небо начинало светлеть, звёзды меркли, утренний ветер задувал свежими резкими порывами.

– Иногда я думаю: зачем это? Ведь огромная часть этих парней всё равно погибнет…

Света взяла его за руку:

– Ты не прав. Благодаря тебе столько людей живут! Я посмотрела на этих девушек, они все трепещут перед тобой. Тебя здесь любят.

Он повернулся к ней, обнял, защитил от колючего ветра. Спрятал на своей груди холодные пальчики, немного постоял, осторожно приглаживая мягкие волосы, вздохнул:

– Ну, идём, пора засыпать…


День за днём твёрдой, уверенной поступью продвигалось войско Адамара к горам. Впереди белели грозные вершины, покрытые свежевыпавшим снегом. Адамар не случайно выбрал для перехода время поздней осени: снег неглубок, воины вполне пройдут по нему, и опасность схода лавин не так велика. Пора обильных дождей миновала, установилась сухая, ясная погода, и местные старожилы считают, что она продержится неделю или две: этого достаточно, чтобы преодолеть большую часть пути. Реки и ручьи в эту пору не так полноводны, как весной или летом, а значит – и переправы будут нетяжелы. Конечно, и камнепадов не избежать, и тропы придется прорубать вручную, но его солдаты – закалённые воины, им не привыкать. Но главное, главное в том, что никто на той стороне не ожидает его сейчас, а значит, внезапность нападения обеспечена. А там, где внезапность, там и победа.

Всё это понимал Адамар, но что-то не давало ему покоя. Вновь и вновь вставал перед ним простой вопрос, заданный доктором во время последнего разговора: «А чем воинов кормить будешь?» Действительно, чем? Ему не раз докладывали, что скота в стане мало, хватит лишь на ближайшие месяц-два, и что местные деревни, которые обеспечивали войско всем необходимым, давно исчерпали свои запасы. В последние годы перед наступлением зимы Адамар отпускал часть солдат по домам, те отдыхали с семьями, весной вспахивали, засеивали поля и опять возвращались. Но сейчас им предстояло провести зиму в незнакомых краях, и если некому будет поставлять продовольствие, то воины начнут голодать…

Однако есть и другой путь. На карте остались тонкие росчерки пера, которым водил по ней врач. И Адамар, склонившись над столом, видел, как поднимались мощные гарнизоны, как крепли и расширялись его полки, как из деревень, которые он на этот раз пощадил, подъезжают телеги, гружённые хлебом, жители везут мешки с сушёными фруктами, корзины свежих овощей. Или – сожжённые поселения и воины, разбредающиеся в поисках уцелевших полей, на которых нечего собрать.

– Он прав, как он прав! – тихо повторял Адамар.

И тут же резко отходил от карты, отгонял видения.

Было что-то постыдное для Адамара в заключении союзов: слабость, несвойственная ему уступчивость. Он привык повелевать, применять силу и брать то, что хотел. Но всё же владыка не отверг совет друга, а приклонил к нему сердце и – обдумывал, взвешивал, размышлял…

Опять и опять вызывал Адамар врача, долго говорил с ним, спрашивал, слушал. Военачальники и советники, видя, как много времени проводит повелитель в беседах с доктором, скрежетали зубами: что мог посоветовать Адамару лекарь, ничего не смыслящий в войне? Что сказать такого, чего не могли бы сказать они, прошедшие вместе с владыкой множество походов, они, его ближайшие соратники и друзья? И как получилось, что этот чужой человек, рождённый в неизвестной стране, пользовался таким расположением Адамара?!

Но всё глубже и глубже проникала в сердце правителя мысль о мире, о новом строящемся городе, о целом ряде прочных укреплений, которые станут щитом для слабых племён, разбросанных вдоль побережья. Подобно тому, как незаметно для глаза всходит семя, брошенное в почву, так в его душе всходил новый росток, новая мечта. Оттого и не звал повелитель своих советников, что опасался, чтобы своими спорами и доводами они не сломили этот росток прежде, чем он окрепнет. Новые идеи, которыми была полна голова врача, всегда привлекали владыку, но не всё он мог принять, не всему последовать сразу. Сегодня, понимал Адамар, он сам изменился: стал думать, чувствовать иначе.

«Возможно, я покрываюсь сединами мудрости, – усмехаясь, говорил себе Адамар, – если «строить» для меня стало заманчивее, чем «разрушать».

Наконец, на восьмой день пути он посвятил советников в свои планы. Что тут поднялось! Первый шок и несколько мгновений молчания сменились бурным негодованием, целой волной доводов «против», пока сам Адамар не призвал к порядку.

– Это слабость! – утверждал Салах, один из отважнейших военачальников, командующий конницей. – Мы ничего не добьёмся!

– Иметь врагов сзади и спереди! – стучал кулаком Римза, у которого в прошлом году Игорь собственноручно вытащил стрелу из глаза.

– Нет, это опасно, – шумели другие.

– Войско нельзя раздроблять, гарнизоны будут уязвимы!

Врач стоял тут же с невозмутимым лицом, наблюдая за всем внимательно и спокойно. Долго молчал, лишь становился всё строже, а потом вдруг громко спросил, так неожиданно, что все замолчали:

– Кто из вас пообещает, что войско не будет голодать? Вы знаете, что делают племена, когда покидают деревни: они сжигают всё, что не могут унести, все припасы. Кто-либо из вас голодал? Конечно, – продолжал он в наступившей тишине, – вы без еды не останетесь, вас всегда накормят.

– Кто ты такой? – раздалось сбоку, но Адамар бросил в ту сторону обжигающий взгляд, и голос мгновенно стих.

– Я – ваш врач, – чётко и ясно ответил Игорь. – Тот, кто закрывает глаза вашим солдатам, когда они умирают. И этой зимой я буду бороться с хроническим недоеданием и смертью от голода.

Все молчали, а он продолжал:

– Ослабленный воин не сможет биться, не сможет защитить себя. Что останется от вашей армии в конце зимы? А эпидемии? Вам ли не знать, что они возникают именно там, где люди изнурены недостатком пищи? Тех стад, которые гонят за войском, хватит лишь на месяц, а запасы зерна давно истощены. Кто-то имеет, что возразить?

Адамар, прищурив глаза, с затаённой усмешкой оглядывал лица. Затем решительно подошел к столу с разложенной картой, жестом подозвал остальных и тоном непререкаемой воли произнёс:

– Гарнизоны будут здесь, здесь и здесь.


– Ни одного разумного довода, – сказал Игорь, когда все разошлись. – Слабость? Адамар, я в своей жизни не убил ни одного человека, – ты считаешь меня слабым?

Повелитель лишь улыбнулся.

– У вас перевёрнуты представления о слабости и силе. Сколько ещё веков пройдёт, прежде чем человек поймет, в чём истинная сила…

– И в чём же, по-твоему?

Игорь пристально взглянул на Адамара, как бы взвешивая: поймёт ли? Стоит ли говорить? А затем, наклонив голову, негромко ответил:

– В том, чтобы научиться сдерживать себя, свои собственные животные порывы. Победить другого легко, себя – почти невозможно, – он помолчал. – Вы считаете силой физическое превосходство, но чем мудрее человек, тем больше он понимает, что превосходство духовное во сто крат важнее.

Адамар сидел на подушках, поджав одну ногу и вытянув другую. Даже в этот час отдыха вся его фигура была собрана, напряжена, и казалось, он каждую секунду на страже, острые глаза внимательно следили за лицом друга.

«Вот человек, который всё время стремится что-то понять, – думал Игорь, – в отличие от его соратников».

– А ведь меня разорвали бы, не будь тебя здесь, – внезапно с улыбкой сказал он.

Адамар покачал головой: несомненно.

– Пока я жив, никто не посмеет тронуть. А если меня не станет…

– Живи долго, мой друг, – перебил его Игорь. – И будем надеяться, что никто не пустит мне в спину стрелу.

«Почему я сказал это? – вспоминал он, возвращаясь в лазарет по затихшему лагерю. – Действительно думаю, что такое может случиться? Или промелькнуло предчувствие? Нет, это просто холодная ненависть «друзей» Адамара. Она заставляет держаться настороже». Он остановился, оглядел светлеющие вершины. Снега, снега и снега. Красиво. На мгновение Игорь почувствовал себя один на один с этим миром гор, острым морозным воздухом, и в сердце нежной печалью отозвалась мысль о Светлане. Вот уже неделю он запрещал ей подниматься: из-за холода, да и нужды особенной не было: войско шло хорошо, ни раненых, ни обмороженных. Пусть отдыхает, пока есть время. Но всё же, нужно признать, ему её не хватает…


– Что происходит в стане?

– Наш врач крайне разозлил советников Адамара.

– И теперь он в опасности?

– Полагаю – да, они будут мстить.

– Защищать его – ваша обязанность.

– Я послал ему предупреждение.

– Он воспринял его?

– Да, врач – необычайно чуткий человек, он всегда слышит наши посылы.

– Как он отнёсся к этой мысли?

– Он обратил на неё внимание и теперь будет осторожен.

– Но он – всего лишь человек…

– Я всё время рядом. Даже если зло коснётся его, оно не причинит ему серьёзного вреда.


«Какие необычные глаза у тебя сегодня! Печальные, даже немного обиженные. Догадываюсь, что ты хочешь сказать, девочка, но – нет. Не сердись, потерпи. Ночью в горах не сладко, и в походной палатке почти невозможно согреться…»

Он дождался конца операции и, освободившись от маски, бросил на ходу:

– Зайди, Света.

Она прибежала тут же, закрыла за собой дверь в ординаторскую и, не успев сказать ни слова, была встречена вопросом:

– Скажи мне, в чём сущность мужчины?

Подняла брови: «сущность мужчины»?!

– Не о том думаешь, – Игорь подошёл ближе, остановился и, борясь с желанием обнять, сказал прямо: – Оберегать, охранять, защищать.

– Игорь!

– Знаю. У тебя на лице всё написано. И понимаю, сам был таким, этот мир притягивал меня, как магнит, я не мог ни одной ночи пропустить: волновался, скучал. Света! Не время. Потерпи.

– Я не поднималась больше недели! Сёстры забудут, как меня зовут! А сколько препаратов могла бы пронести!

– Ничего, успеешь. Там очень холодно, температура ниже нуля, палатка стоит на снегу, продувается насквозь, я едва засыпаю.

Она смотрела в сторону, не отвечая.

– И потом, я – твой боевой командир, начальник госпиталя.

– В каком звании, сэр? – улыбнулась Светлана.

Он хотел нахмуриться, но не выдержал, глянул мягко:

– Неважно. Важно, чтобы ты слушалась меня. Как только спустимся в предгорье, станет теплее, я тебя позову.

– Хорошо…

Вымученное «хорошо», но, по крайней мере, лучше, чем открытый бунт.

– Как мама? – спросил он внезапно.

– Спасибо, нормально. Она сейчас на даче. Ей нравится, когда – печка, дровами пахнет.

– Хочешь, навестим её в выходной? Я тебя отвезу.

Лицо Светы стало мягким, нежным: таким, как обычно.

– Конечно. Это чудесно…


Он поднимался к Адамару и радовался. Не чему-то конкретно, а просто тому, что – хорошо. В обоих мирах хорошо. Лагерь расположился вдоль устья реки, растянувшись огнями на большом расстоянии, походные палатки стояли вразброс; между ними, низко опустив головы, дремали лошади. Некоторые воины, укрывшись тёплыми одеялами, спали прямо в телегах. Могучей стеной возвышались вокруг горные хребты.

Внезапное чувство, холодное, острое, скользнуло по сердцу. Игорь не обернулся, продолжал идти, но что-то заставило напрячься, радость ушла, а вслед за тем внезапная боль пронзила спину и – толчок. Он упал, ощутил лицом холодность снега и не видел, как медленно растворился тот, кто мгновение назад прозрачной рукой слегка отвёл в сторону летящую стрелу.

«Лежи, лежи, – говорил себе Игорь, – пусть думает, что убил». Он сразу понял, что стреляли свои: в лагере тихо, часовые не били тревогу. «Так, что у меня есть? В карманах пусто, если он подойдёт, защищаться нечем. Неважно, пусть подходит…» Игорь вспотел от боли, плечо жгло огнём, но он тщательно прислушивался. Однако морозная ночь не донесла ни чьих-то шагов, ни осторожного дыхания. Спустя какое-то время он встал и пошёл к огням.

Шалиян испугалась, но под строгим взглядом врача тут же взяла себя в руки.

– Ломай стрелу, – приказал Игорь, сбрасывая с лежака одеяла и опускаясь лицом вниз.

Ей пришлось напрячься, а ему – вцепиться зубами в рукав, но умные пальцы Шалиян ловко и быстро обломили стрелу и уже снимали с доктора куртку.

– Мне повезло, что – плечо, – сказал он, повернув голову и пытаясь рассмотреть торчащий обломок. – Несколько сантиметров левее…

Она принесла лампы, окружила ими врача и быстро вымыла руки.

– Готова? Давай, Шалиян, не в первый раз.

Она легко потянула стрелу, и он едва не потерял сознание от боли.

– Не могу, – сказала девушка, – она не выходит.

Но Игорь уже понял: наконечник с заострёнными шипами, специально сделанный так, чтобы наносить широкую рану; при извлечении он сопротивляется и рвёт все окружающие ткани. Такой наконечник можно только вырезать, очень аккуратно действуя скальпелем и щипцами. Но с этим Шалиян не справиться.

– Наложи повязку, – сказал врач тихо, – я полежу.

Она сидела рядом, смотрела с состраданием, накрыла его тепло, а он старался не шевелиться; хотелось заснуть, перейти пространство и проснуться, как всегда: здоровым и бодрым, без этой омертвелости в плече. Но даже если не удастся уснуть до рассвета – не страшно, кровопотеря будет серьёзной, но не смертельной. Хотя, конечно, этот кусок железа надо вытащить как можно быстрее, а рану зашить. Это могла бы сделать Светлана, будь она здесь. И вдруг подумал: по какой иронии судьбы я не позволил ей сегодня подняться? А ведь она так хотела…


Света стояла у полки с книгами, выбирая, что почитать перед сном. Открыла сборник Куприна. Чудесные рассказы! Столько боли и грусти. И вдруг насторожилась. Ощущение было такое, будто она не одна, будто в комнату кто-то вошёл. Но его присутствие не казалось опасным, скорее – как зов, как если бы мягко потянул куда-то…

Какие странные фантазии! Она прошла в спальню и хотела прилечь, но в этот момент струя ударила в грудь. Что-то случилось! Где, с кем? Мама? Мгновение или два прислушивалась. Сердце спокойно: не мама. Значит, Игорь! Почему так чётко чувствует сердце? Что это? Глупое волнение, тоска по нему или то, чему нельзя подобрать названия, но что на всех языках земли звучит как предчувствие, осязаемое ощущение опасности, грозящей тем, кого любишь?

Она всё ещё стояла посреди комнаты, сжимая книгу, а затем решительно бросилась в прихожую и надела куртку. Стоп! Лекарства! Если я поднимаюсь, нужно взять как можно больше. Быстро рассовала по карманам коробочки с ампулами, пакет со шприцами и взяла то, что давно собиралась: маленький изящный фонарик, дающий луч мощного света. Вот, теперь собралась. «Игорь будет ругаться, – мелькнула мысль. – Пусть, ругайся: я не могу без тебя!»

В лазарете было светло, – Светлана нашла его очень быстро, по высокому шесту с красной тряпкой: для всех, чтобы – виднее. Нагнувшись, вошла. Шалиян сидела, и глаза её стали большими, когда увидела Свету. Игорь спал, повернувшись лицом к полотняной стене. «Всё в порядке», – отлегло от сердца. Но в следующую секунду Шалиян вскочила, испуганно зашептала, и Света почувствовала, как внезапно похолодели руки.

– Тихо, – сказала она, – не буди его. Воду, спирт, инструменты.

Ей понадобилось несколько минут, чтобы всё приготовить, и, склонившись над Игорем, приказала ему проснуться. Он обернулся, посмотрел воспалёнными глазами:

– Как ты здесь?

– Перейди на стол. Я вытащу наконечник.

– Света, он глубоко. И там… такие шипы острые.

– Да, я знаю, уже давно подняла все инструкции по извлечению стрел. Не волнуйся, ложись.

Они уложили Игоря на стол, и Света, обработав руки и надев перчатки, действуя очень смело, извлекла наконечник, наложила швы и тугую повязку. Укол морфина подействовал скоро: Игорь недолго лежал с закрытыми глазами, потом дыхание выровнялось, и он уснул.


Наутро, едва увидев его в коридоре, заметила: бледен.

– Как себя чувствуешь?

– Нормально. Спасибо, ты умница.

– Швов не осталось?

– Ни единой царапины.

Света склонила голову. Вокруг сновали люди, и он не мог как следует поблагодарить, но посмотрел так, что она невольно расцвела, спрятала улыбку и быстренько побежала в операционную.

Всё шло как обычно, но вот уже раз или два Света поднимала взгляд и видела: Игорю душно, на лбу – испарина, капельки пота. Глазами показывала медсестре: промокни. Та протирала хирургу лоб, но через минуту он снова покрывался влагой. Наконец, закончили, он отошёл от стола – и резко упал. Света вздрогнула, сёстры бросились за нашатырём.

– Помогите, – приказал ассистент, не отрывая рук от шва.

Игоря подняли, сразу – в палату, быстро пришёл кардиолог.

– Всё нормально, со мной всё нормально, – убеждал Игорь, едва придя в себя. – Дайте воды. Или горячего чаю. А лучше – того и другого вместе.

– Тахикардия. Пульс нитевидный, давление 90 на 50, – кардиолог тщательно выслушал сердце. – Нужно сделать кардиограмму.

Игорь жадно пил воду и смотрел на Свету глубокими глазами. Оба думали об одном и том же.

Наконец, ей удалось выгнать всех из палаты, и они остались вдвоём. Весь медперсонал в отделении давно заметил, что Игоря и Свету что-то объединяет, а потому все разошлись, им никто не мешал.

– Всё не так просто, как мы думали, да? – Игорь откинулся на подушки.

– У тебя большая кровопотеря, и она не восстановилась, хотя следов травмы нет.

– И что это значит?

– Что мы уязвимы гораздо больше, чем полагали.

– Видимо, да.

Он помолчал.

– Знаешь, чего я хочу? Поехать домой, и чтобы ты была рядом.

Света взяла его за руку.

– Я позвоню нашим, в «скорую». Мы тебя отвезём.


Адамар рвал и метал: ему принесли наконечник от стрелы, которой ранили доктора, и он, едва взглянув на него, понял: стрелял свой. Не кто-то чужой, не враг, – свой! Он готов был казнить всех лучников, но понимал, что настоящего предателя нужно искать не среди рядовых воинов, а в верхах. Игорь не появлялся уже три ночи, и владыка, не зная, что с ним, не имея никаких известий, тяжело переживал случившееся. Но когда он смотрел в лица своих военачальников, пытаясь за сочувствием распознать того, кто действительно был виновен, то видел лишь одно: это мог быть любой из них. Доверие – хрупкая вещь, думал Адамар. Она разбивается при первом же ударе. Кому из них он мог довериться, с кем разделить свои мысли и чувства так, как делал это с врачом? Ни с одним! Все они, каждый по-своему, были хороши в деле, в ведении войн, в управлении пятитысячным войском. Но в каждом гнездилось что-то такое, что не позволяло вырасти дружбе. Он понимал: это страсти, глубокие пожелания, их собственные цели и стремления. Один жаждал подчинения, власти, другой – наживы, третий мечтал о просторных землях для себя и своей семьи. И каждый мог предать ради личных интересов.

У Игоря этого не было. Он приходил, чтобы отдать. Не приобрести, – отдать. И отсюда – удивительная свобода, которая сквозила в каждом слове, взгляде, жесте. Он довольствовался крохотным местом в углу лазарета и никогда не сказал Адамару: «хочу!» или «дай!» Никогда не просил для себя. Но делился всем. Мёрз в походах, сам приносил воинов с поля, бесконечно лечил, спасал, помогал. А сколько глубины в словах, сколько тонких советов в беседах! Адамар был окружён не глупцами, но только в Игоре видел ясный, благородный ум, лишенный всякого себялюбия. А потому – доверял.

Глубокой ночью, мучаясь отсутствием вестей от друга, владыка сидел в своём шатре, окруженный зыбкими тенями, и пристально смотрел на жаркие угли, поставленные слугой для тепла. Он ждал, что вот-вот раздадутся шаги и появится доктор: ведь бывало, тот приходил очень поздно, после того, как осмотрит больных. Но лишь тишина царила вокруг, и ветер слегка шевелил полог палатки. Удушливая тяжесть легла на сердце. Есть люди, теряя которых, мы ощущаем невосполнимую утрату. Таким был для Адамара врач. Вернётся ли он? Захочет ли опять подставить себя под удар? Простит ли этому миру ненависть?

Тихий шелест прервал его мысли. Слуга стоял у входа и смотрел в лицо Адамару.

– Что ты хочешь? – спросил повелитель.

– Пришёл человек. Он видел что-то в ту ночь, но боялся сказать. Позвать его?

– Да.

В шатёр вошёл лучник, немолодой, с грубым и грязным лицом. Вошёл – и упал на колени.

– Рассказывай, – велел Адамар.

– Прости, владыка, я должен был прийти раньше, но…

Адамар ждал.

– В ту ночь я проснулся оттого, что мой друг встал. Он взял оружие и куда-то пошёл. Мне стало интересно: куда это он? И тихо – за ним. Спрятался между камней и видел, как он долго ждал кого-то. Я тоже ждал, а потом… – лучник сбился.

– Говори, говори!!!

– Там был кто-то большой, высокий, он стоял под деревом. Не прятался, просто стоял. Но когда появился доктор, – я узнал его по походке, а ещё по тому, что только доктор ходит по лагерю ночью, – так вот, он появился, и этот большой ушёл в тень. Его не стало видно. А мой сосед поднял лук. Он хороший лучник и стреляет лучше многих. Я думал: в кого он метит? Не в того ли, что стоит под деревом? Он выстрелил, и доктор упал, и вот тогда я испугался, потому что этот, большой, вытянул руку, а она у него засветилась, и отклонил стрелу.

Лучник вспотел.

– Так почему же ты не бросился к доктору, если видел, что он упал?! – зарычал Адамар.

– Я испугался! Этого, под деревом. Он так на меня глянул! Может, и не на меня, но я уполз в лес и был там всё время. Прости, повелитель, но это – не человек!

– Какая разница, если ты – трус! – Адамар пнул ногой воина. – Ладно, за то, что пришёл, прощаю. Подожди! Почему ты решил, что тот, кто стоял под деревом, отклонил стрелу? Ты что, провидец?!

– Нет, господин. Я – лучник, и знаю, что, стреляя с пятнадцати шагов, невозможно промахнуться!


Игорь лежал очень тихо, прислушиваясь к звукам ночи, и – думал, думал, думал. Эти три дня стали для него настоящим праздником, «воздаянием за перенесённые страдания», – смеялся он. Светлана, это невероятное чудо его жизни, удивляя заботой и лаской, каждую минуту была рядом. Она выпросила на работе неделю в счёт отпуска и теперь не отходила от него, старательно выхаживая и балуя.

– Я стал похож на маленького царька, – говорил Игорь, встречая её утром у порога и помогая снять пальто, – ни о чём не забочусь, не готовлю, не убираю: всё делаешь ты.

– Ты – благодарный пациент, – шутила она и тут же переходила к делу: – Что ты хочешь на завтрак?

Они проводили вместе весь день – и не скучали, не тяготились друг другом. Освободившись от хозяйственных хлопот, она садилась на диван с книгой, уютно поджав под себя ноги, заняв уголок, а он, не желая быть слишком далеко, занимал другой. Читал газеты, проверил счета, навёл порядок в бумагах и всё время краем глаза любовался. «Что за чистые черты, кожа светлая, лёгкая тень от ресниц, шёлковые струнки бровей… Но красота – не в чертах, а вот в этом взгляде, который и умный, и пристальный, и всё время смотрит в меня, будто старается что-то понять. Что, девочка, о чём ты думаешь? Взвешиваешь то же, что и я? Или только ждешь, когда я сделаю первый шаг? Ох, уж этот первый шаг! Может быть, мне просто не хватает легкомыслия юности, когда делая первый шаг, не думаешь о том, куда приведёт тебя второй, и я напрасно мучаю девочку?.. Нет, время легкомыслия миновало, и я слишком хорошо знаю, что значит стоять перед пропастью, когда после первых необдуманных шагов вдруг оказывается, что впереди – пустота и больше некуда идти».

Ночь текла неслышно. Игорь давно перевернул всю постель, смял одеяла, раз десять вставал пить воду и всё не мог уснуть. Отвык спать по ночам. Что там, в мире хасаров? Нашел ли убийцу Адамар? В том, что он будет искать, Игорь не сомневался, но как среди тысяч солдат найти одного, наверняка нанятого кем-то? Как доказать? О том, что может последовать дальше, Игорь не думал: не хотел, сознание бежало от этой мысли, пряталось от неё, перескакивало на что-то другое. До тех пор, пока сам Игорь властно и твёрдо не остановил эту мысль, не вгляделся пристально и безжалостно: хочет ли он, чтобы кто-то был наказан, возможно, казнён? Неважно, – убийца, предатель. Хочет ли он сам, врач, исцеляющий людей, чтобы кто-то погиб? Холодной путиной легла эта мысль на душу. Да, он пострадал и мог быть убит, но не это вопрос, а – как будет жить дальше с сознанием, что кто-то мёртв из-за него?!

Игорь встал. Вот он, момент истины: кто ты таков? Не лги себе, скажи правду, ведь здесь, этой ночью, нет никого, кто бы смотрел тебе в душу. Так что? Хочешь? Или нет? Просто скажи правду.

«Я могу лгать себе самому, но не буду. Хочу, чтобы его наказали, пусть поставят клеймо на лбу, как у них принято с преступниками: жёстко, но действенно. А затем изгонят. Но смерти – нет, не хочу!» Ему вдруг стало легко. Решение принято. Он огляделся: всё вокруг посветлело. Или это рассвет? Но если – рассвет, это значит, что он упустил возможность вмешаться, миры не пропустят его днём, а ведь всё может решиться именно сегодня! Потому что если по какому-то невероятному стечению обстоятельств Адамар нашёл виновных, то единственный человек, который может что-то изменить, остановить руку правителя, – это он сам.

Загрузка...