Город на берегу неба

Пролог

Спасаясь от “любящей” семьи, она сбежала из России и теперь живёт на чужбине нелегально. 

Он приехал сюда туристом, чтобы исцелить своё разбитое сердце и зализать раны. 

В их первую встречу он принял её за бродяжку, а она его – за насильника. Затем он спас её от голода, а она его – от одиночества. 

Смогут ли эти отношения перерасти во что-то большее, чем мимолётный “дорожный роман”?

В тексте есть: сильные чувства, адекватный герой, запутавшаяся героиня, путешествие на мотоцикле, роудстори, дорожная романтика, тайны прошлого, приключения, дружба, постепенное зарождение чувств.

ВНИМАНИЕ!

Поскольку основные события книги происходят в наши дни, я взяла на себя смелость немного смягчить особенности пребывания туристов в Калифорнии и условия их перемещения по штату во время пандемии коронавируса. Считайте это авторским вымыслом и одновременно надеждой на лучшее!

Обложка от Натальи Кульбенок: 

ПРОЛОГ

Её буквально трясло от волнения. Рус даже на мгновение испугался, что персонал мотеля заметит эту крупную дрожь и заподозрит неладное.

– Не дёргайся, а то спалишься, – приказал он негромко. – Веди себя спокойно и естественно. Всё будет хорошо – просто верь мне, слышишь? 

Оля с сомнением кивнула и крепко вцепилась в его ладонь, словно ища защиты. 

Это был типичный придорожный мотель с красноречивым названием “Good Night Motel”, как бы намекающий на то, что посетителям не стоит надолго задерживаться: переспали ночь – и скатертью дорожка!* Если бы Рус путешествовал один, то наверняка выбрал бы что-нибудь более приличное, поскольку привык к определённой степени комфорта. Но сейчас он банально не имел права рисковать, чем проще будет ночлежка – тем лучше, меньше шансов привлечь внимание посторонних и вызвать нежелательные вопросы. 

Именно поэтому они с Олей чуть-чуть не доехали до Сакраменто, специально остановившись за несколько километров от города. Рус заранее предупредил, что ночевать они будут в “простых и демократичных гостиницах на трассе”. 

– В клоповниках, – услужливо подсказала Оля, пряча невольную улыбку. На самом деле в глубине души она была в восторге от предстоящего приключения, от поездки, в которую Рус предложил ей отправиться вдвоём, и понимала, что мотели – наиболее приемлемый для неё вариант, чтобы не оказаться пойманной со своими просроченными документами. Безопаснее было только спать в палатке или спальнике прямо на свежем воздухе, но эта сомнительная туристическая романтика не очень её привлекала. 

Единственной формальностью, которую требовали от постояльцев при заселении в мотель, было заполненение карточки гостя. При оплате наличными даже паспорт не спрашивали! Можно было подписаться хоть принцессой Дианой, хоть Мадонной, хоть Анджелиной Джоли. 

И всё равно ей было очень страшно... 

– Надень маску, – напомнил Рус, кивнув на вывешенное на воротах предупреждение “No mask no entry”, и Оля торопливо подчинилась.** 

За стойкой ресепшн обнаружился сам хозяин собственной персоной – мужичок-латинос, лениво перекатывающий во рту жевательную резинку. 

– Доброй ночи! – поздоровался с ним Рус; его открытая белозубая улыбка могла посоперничать в приветливости с любой американской, но в данный момент под маской её не было видно, поэтому всё своё недюжинное обаяние он постарался вложить в голос. – Нам нужен номер до утра с двумя кроватями. 

– Доброй ночи, сэр, – откликнулся латиноамериканец. – К сожалению, двухместные номера все заняты. Осталась только одна комната с double bed. *** 

– Нет, так не пойдёт! – тут же вскинулась Оля, моментально забывая о нервозности и о том, что следует привлекать к себе как можно меньше внимания. –  Мы хотим раздельные спальные места. 

– Мы вместе, но мы... не вместе, понимаете? – неловко пояснил Рус и, нащупав Олину ладонь, слегка сжал, словно призывая девушку к спокойствию. 

– Тогда на выбор: два одноместных номера вместо одного, либо за дополнительную плату я приволоку вам в комнату какую-нибудь раскладушку, – невозмутимо отозвался хозяин, продолжая работать челюстями. Никакой маски на нём, к слову, не наблюдалось – очевидно, объявление на воротах касалось исключительно гостей. 

– Цена вопроса? – уточнил Рус. 

– Сорок пять долларов за комнату и десять за раскладушку. Континентальный завтрак включён в стоимость, парковка для постояльцев бесплатная. Дешевле только даром, сэр! – латинос ослепительно улыбнулся. 

– Годится, – кивнул Рус и, предварительно обработав руки санитайзером, принялся заполнять карточку гостя. Попутно он успел обезоруживающе подмигнуть Оле: 

– Ты будешь дрыхнуть с полным комфортом, не переживай, я сам устроюсь на раскладушке. 

1

ЧАСТЬ I 

Оля 

Москва, прошлое 

Оля с детства ненавидела будильники: яростно, неистово, отчаянно, всеми фибрами своей неокрепшей души. 

Они представлялись ей чудовищами. Монстрами. Убийцами покоя и сладких сновидений, безжалостными палачами, заставляющими отрывать тяжеленную голову от подушки с раннего утра –  изо дня в день, из года в год. Маленькая Оля втайне мечтала о том, что когда-нибудь случится чудо – и все будильники в их доме внезапно сломаются. О, что это было бы за счастье!.. 

В семье Красновых не существовало ни суббот, ни воскресений: подъём в семь часов утра был обязателен для всех и в будни, и в праздники. Отчим плевать хотел на различные биологические ритмы, а точнее – считал их чушью и вздором. Он был твёрдо убеждён, что никакого деления на жаворонков и сов в человеческой природе не существует, есть лишь “нормальные” люди и “лентяи”, которым только дай волю – и они будут дрыхнуть до обеда, а ведь так целую жизнь можно проспать! 

Спать... Как же Оля мечтала выспаться, хоть раз в жизни нормально выспаться! Проснуться не потому, что тебя разбудила ненавистная трель будильника, не потому, что с тебя безжалостно стянули одеяло и жизнерадостным бодрым голосом заорали над ухом: “Подъём!”, а просто потому, что больше не хочешь спать. Это было самым заветным её желанием, но Оля понимала, что едва ли ему суждено когда-либо сбыться... во всяком случае до тех пор, пока она не станет совершеннолетней и сможет жить отдельно от родных. 

Некоторое время после пробуждения она сидела на кровати в пижаме – растрёпанная, хмурая, сонная, чувствующая себя самым несчастным человеком в мире. Пока глаза были закрыты, можно было убедить себя в том, что ты всё ещё немножко спишь, и Оля отчаянно пыталась перехитрить собственный организм. Даже в ванную и в туалет она плелась с закрытыми глазами, наощупь, “досыпая” на ходу, пытаясь урвать ещё несколько секунд драгоценного сна... И просыпалась окончательно только после того, как с отвращением выливала на себя традиционное ведро холодной воды – неизменный ритуал для каждого из членов семьи, навязанный отчимом и обязательный в любое время года. Отчим был лютым адептом закаливания и часами вещал о пользе утренних обливаний: они-де оздоравливают организм, повышают иммунитет, выводят шлаки, расщепляют жиры и так далее. 

Затем всё семейство дружно, чинно, до тошноты благопристойно завтракало. У Оли в такую рань кусок не лез в горло, она вполне могла ограничиться пустым чаем, но у отчима как обычно имелось своё мнение на этот счёт – утренний приём пищи должен быть обильным и сытным. 

– Завтрак съешь сам, – наставительно повторял отчим избитую поговорку, – обед раздели с другом, а ужин отдай врагу! Это ещё сам Александр Суворов говорил... 

– Между прочим, до сих пор не доказано, что фраза принадлежит именно ему, – мрачно буркнула как-то Оля, которую мутило от запаха и вида шкворчащей на сковороде яичницы с беконом, а голова кружилась от недосыпа – зачиталась ночью интересной книжкой, просто не смогла оторваться, и в итоге поспала всего пару часов... сама виновата, что и говорить. 

За столом на мгновение воцарилось молчание. Спорить с отчимом было не то что не принято – такое никому из домочадцев никогда даже в голову не приходило. Возражать домашнему божеству?! Их светилу, их гуру? 

Мама подобострастно заглядывала отчиму в глаза, только что хвостом не виляла, и называла его не иначе как “Мишенька” и “милый”, что звучало, на критический Олин взгляд, совершенно мерзотно. Впрочем, и сам отчим не отставал в проявлениях любви и добросовестном изображении семейной идиллии: “Варенька, любовь моя” было его стандартным обращением к жене, особенно на публике. 

Да, на людях всё было поистине идеально. Соседи не могли на них нарадоваться, а вездесущие бабуськи с лавочек у подъезда наперебой ставили их в пример своим детям и внукам. 

– Ну это ж любо-дорого смотреть, что за семейство! – умилялись они. – Всегда вместе, всегда дружно... И Михаил-то Варю постоянно под ручку поддерживает, и детки такие чистенькие и ухоженные, и всё-то они успевают: и в музыкалку, и на танцы, и в кружки! Счастливую семью ни с чем не спутаешь, её сразу видно, издалека! 

Знали бы они истинную цену этому семейному счастью и мнимому благополучию...

Разведясь с отцом Оли, когда малышке было всего три года, мама довольно быстро снова выскочила замуж. У Михаила тоже остался ребёнок от первого брака – сын Лёнчик. Как уверял отчим, его бывшая жена ничегошеньки не смыслила в воспитании и ей невозможно было доверить даже хомячка. Повзрослев, Оля могла только догадываться, какими методами он действовал, чтобы отобрать сына у экс-супруги... 

Когда две семьи объединились и стали жить вместе, Лёнчику было пять лет. Уже тогда он играл на скрипке, занимался в детском хоре, посещал секцию шахмат, кружок рисования и бассейн. Плюс дважды в неделю к ним домой приходил репетитор по английскому и французскому языкам. 

Сводный брат походил на маленького важного профессора – полненький, суровый, серьёзный. Оля поначалу робела даже просто с ним заговаривать: он казался ей таким умным и неприступным... Да особо и некогда было болтать – день Лёнчика был расписан практически поминутно. Сам мальчишка демонстрировал обидное равнодушие к сестре – ну вертится там какая-то мелочь под ногами, только мешает... а ему некогда тратить на неё драгоценное время, у него и так дел по горло. 

2

Рус 

Сан-Франциско, наше время 

Глаза – это первое, на что Рус обратил внимание. 

Нижнюю половину лица скрывала защитная маска (чёрт бы побрал этот ковид!), так что обладательница пленительных очей и сражающего наповал взгляда вполне могла иметь в придачу длинный крючковатый нос, прыщавые щёки и кривые зубы, но... глаза всё-таки были дивно хороши. По-русалочьи зелёные, обрамлённые пушистыми ресницами, они так и манили, заставляя его снова и снова оборачиваться и совершенно по-идиотски пялиться на девушку, сидящую у подножия памятника Джорджу Дьюи.* 

Второе, что он отметил – волосы цвета опавших осенних листьев. Роскошные, вьющиеся крупными кольцами... Рус поймал себя на внезапном желании запустить пальцы в эти чудесные кудри, притянуть незнакомку к себе и уставиться в её зеленющие русалочьи глаза вблизи – так близко, чтобы ощутить жар чужого дыхания на своих губах. Хотя нет, сначала им обоим придётся избавиться от своих долбаных масок. 

Итак, сорвать маски, отбросить их в сторону... а уже затем он наконец-то сможет впиться в её губы – наверняка они у неё очень сочные и аппетитные – алчным поцелуем. 

Впрочем, Рус не дал воображению слишком разгуляться и быстро осадил себя: что за дикие фантазии среди бела дня? Похоже, воздержание даётся ему всё труднее. Он сконфуженно хмыкнул и с усилием оторвал взгляд от героини своих тайных грёз. 

К счастью, девушка не замечала его пристального внимания – она явно мёрзла и попросту не смотрела по сторонам. Бедняга зябко куталась в тонкую жёлтую курточку, втянув голову в плечи и обхватив себя руками в попытке согреться (даже на расстоянии Рус видел, что её пальцы побелели от холода), и бессознательно притопывала по земле кроссовками, отбивая ритм.  

Она выглядела совсем юной, чуть ли не школьницей. “Вот только малолеток тебе и не хватало!” – язвительно прокомментировал внутренний голос. Впрочем, сложно было судить о возрасте наверняка. В любом случае Рус вовсе не собирался завязывать никаких отношений с местными жительницами, особенно на одну ночь – видимо, мешала природная брезгливость. А искать большой и чистой любви, зная, что скоро ему улетать обратно в Россию... нет уж, спасибо. 

Тем временем начало понемногу смеркаться. 

Пытаясь отвлечься от девушки в жёлтой куртке, Рус в очередной раз прогулялся по Юнион-сквер, чувствуя себя дурак дураком, поскольку его по-прежнему так и тянуло обернуться на объект своей необъяснимой симпатии. 

Площадь была окружена огромными торговыми центрами, отелями, ресторанами и бутиками, зазывающими на элитный шопинг, но, честно говоря, это его не особо интересовало. Он слышал, что в Сан-Франциско лучше всего приезжать во время рождественских каникул, когда на Юнион-сквер устанавливают самую высокую, красивую и пышную ель в Америке: на площади открывают большой каток с уютными кафешками по всему периметру, кругом безостановочно звучат рождественские песни и сияют огни иллюминации, звучит счастливый заливистый смех – короче, атмосфера сказки, чуда и того самого старого доброго “западного” Рождества, знакомого ему лишь по фильмам... В своё время он пересмотрел чертовски много голливудских фильмов. 

Впрочем, сейчас на площади тоже было весело и шумно, однако Рус вовсе не планировал торчать здесь несколько часов! С утра он наметил кучу планов: прокатиться на канатном трамвае, полюбоваться Золотыми Воротами, доехать до Русского холма, чтобы спуститься по извилистой Ломбард-стрит, посетить знаменитый пирс номер тридцать девять и поглазеть на морских львов...** А вместо этого застрял на этой дурацкой площади, пялясь на незнакомую девицу и пуская на неё слюни, точно какой-нибудь озабоченный подросток в пубертатный период! 

Проклиная себя последними словами, Рус снова нашёл взглядом хрупкую фигурку возле памятника – девушка сидела на прежнем месте как приклеенная и тыкала озябшими пальчиками в телефон. Ждёт кого-нибудь? Ну а почему бы и нет – молодая, красивая... может, у неё здесь свидание. Но в таком случае, где носят черти этого урода, которого бедолага так упорно и самоотверженно здесь дожидается?! 

А вдруг дело совсем в другом, внезапно осенило Руса. Что, если она никого не ждёт – а, наоборот, сбежала из дома, поссорившись с родителями, и теперь банально не знает, куда ей податься и где переночевать? Рядовая, в общем-то, ситуация, которая может случиться где угодно – и в России, и в Америке. 

Но что же делать? Подойти и прямо спросить, не нужна ли ей какая-нибудь помощь? Ага – чтобы она тут же обвинила его в домогательствах! Точнее, в харрасменте, если уж совсем по-американски. Все бабы тут свихнулись на этом самом харрасменте, мужики боятся лишний раз оказать им знак внимания или проявить обычную вежливость... 

Чёрт возьми, а вдруг она вообще бомж?! Да, одета прилично, но это ещё ничего не значит, шмотки ей мог подарить кто-нибудь из сердобольных прохожих. Руса предупреждали, что Сан-Франциско – город тех ещё контрастов, да он и сам уже успел многое зацепить наблюдательным взглядом, хотя провёл здесь меньше суток. Даже в центре легко обнаруживались места, отчётливо напоминающие Москву начала девяностых, а уж повстречать бродяг, хиппи, фриков и прочих разнокалиберных городских сумасшедших можно было где угодно! 

Среди местных попрошаек было полным-полно молодёжи, банально не желающей работать. Рус своими глазами видел здоровенного темнокожего парня, который привольно раскинулся прямо на тротуаре со своими пожитками, выставив табличку приблизительно такого содержания: “Бездомный. Голодный. Помогите чем можете!” Впрочем, судя по его укуренному, но вполне упитанному виду, деньги он собирал не на еду, а скорее на траву... Неужели эта девчонка – тоже из таких? 

3

Рус опешил на мгновение, подумав поначалу, что ослышался, а затем недоверчиво и ошеломлённо расхохотался. 

– Да ладно?! Вот это ни фига себе! – воскликнул он, тоже с невероятным облегчением переходя на родную речь, словно скинул неудобную тесную обувь. – Так ты из России, что ли? 

Девушка вытаращила глаза и перестала тревожно озираться по сторонам, вперившись удивлённым взглядом в своего преследователя, как будто сканировала его насквозь. 

– А ты... то есть вы... 

– Руслан, – быстро подсказал он. – И да, можно на “ты” и просто “Рус”, так называют меня все друзья, – он продолжал широко улыбаться, хотя его улыбку скрывала маска. – А тебя как зовут? 

– Оля, – чуть поколебавшись, всё-таки откликнулась та. – Извини, я просто не подумала, что ты из наших... 

– Мне это тоже даже в голову не пришло. 

– Ты что, постоянно обитаешь в Сан-Франциско? – подозрительно спросила она. Рус покачал головой: 

– Нет-нет, я просто турист. А ты? 

– А я живу здесь! – отозвалась она. Показалось, или в её голосе прозвучал некий вызов?.. Впрочем, ему было всё равно. Сейчас его заботило другое. 

– Ну так что, Оль? Может, всё-таки расскажешь мне, что с тобой произошло?  

– Да ничего на самом деле, – неохотно и уклончиво отозвалась она, уставившись себе под ноги. – Кроме того, что я действительно жутко продрогла и немного проголодалась. 

Тон её был вполне дружелюбным, в нём больше не слышалось ноток прежней враждебности и настороженности, однако раскрывать душу соотечественнику, судя по всему, она всё равно пока не спешила и вообще сомневалась, стоит ли тратить время на общение с ним. 

– Давай зайдём и перекусим? – Рус кивнул на вывеску так кстати попавшегося ему на глаза кафе. Это было редкой удачей – найти заведение общепита, которое принимало бы посетителей внутри, а не просто  продавало готовую еду навынос, поскольку условия пандемии диктовали определённые правила. – И больше не бойся меня, пожалуйста, место достаточно людное, ты всегда сможешь позвать на помощь. 

– Ну хорошо, – нерешительно согласилась Оля. – Только у меня не очень много денег, поэтому... – она запнулась, мучительно подбирая слова. 

– Ну что ты прямо как не землячка, – непритворно развеселился Рус. – Забыла, как на родине принято?! Я тебя пригласил – я тебя и угощаю. 

– Угу, – кивнула она; в голосе её явственно послышался скепсис. – А ещё на родине говорят: “Кто девушку ужинает – тот её и танцует”. Что я буду должна тебе за это угощение? – её лоб пересекла озабоченная морщинка, но, честное слово, это выглядело так мило, что Рус явственно представил, как разглаживает её милый лобик поцелуями... Чёрт, давненько у него так крышу не срывало. 

– Да брось, – удивлённо и даже чуточку обиженно отозвался он. –  Ничего ты мне не будешь должна. На самом деле я безумно  рад, что встретил соотечественницу, вот и всё. Мы просто пообедаем и поболтаем. Правда! 

То, что последние несколько часов он втихаря не сводил с неё глаз, Рус, разумеется, уточнять не стал, иначе она точно приняла бы его за озабоченного... да он и сам уже сомневался, что не является таковым. 

– Ну хорошо, – усмехнулась Оля. – С тебя обед – а с меня, так и быть, история о том, как я дошла до жизни такой... Если ты, конечно, любитель душевного стриптиза. Только не пожалей потом, а то ведь испугаешься и сбежишь! 

– Я не из пугливых, – подмигнул Рус, уже галантно распахивая дверь кафе и пропуская девушку вперёд. Откровенно говоря, он был убеждён, что теперь-то точно так просто её не отпустит, и хотя сам пока не знал, на что конкретно рассчитывает (флирт? ни к чему не обязывающий разовый перепихон? исповедь друг перед другом с отчаянной откровенностью случайных попутчиков в купе поезда?), всё же знал, интуитивно догадывался – одним совместным обедом их отношения определённо не ограничатся.

Столики в кафе были рассчитаны исключительно на двоих и располагались на приличном расстоянии друг от друга – персонал стремился соблюдать необходимые формальности. Администратор, окинув зал молниеносным взором, тут же направил Руса и Олю за свободный стол возле окна. 

Усевшись друг напротив друга, они нерешительно переглянулись и синхронно стянули свои маски. Рус впился в её лицо жадным взглядом. Девушка оказалась хорошенькой до умопомрачения: и с губами, и с носом, и с кожей всё у неё было в полном порядке. Он даже растерялся в первый момент – ведь так не бывает. Ну не бывает же!.. Живое воплощение его мечты, ни много ни мало, сидело сейчас напротив. Что называется – “мой любимый цвет, мой любимый размер...”* 

Оля тоже изучала его лицо – может, не так беззастенчиво, не расстреливая в упор глазами, но с таким же живым интересом и непосредственным любопытством. Если она и обратила внимание, как жарко заблестели его глаза, то виду не подала. 

– Стра-анно, – протянула она наконец. – Ты совершенно не выглядишь как русский. Сама бы я ни за что не догадалась... 

– Ну, откровенно говоря, у меня кавказские корни, – признался он. – Просто я родился и вырос в Москве.

Оля фыркнула. 

– Вот на кавказца ты похож ещё меньше! 

4

Оля 

Москва, прошлое 

Впервые отчим применил грубую физическую силу, когда Оле было восемь лет: он её просто выпорол. 

Разумеется, по его непреклонному убеждению, получила она поделом. По заслугам! Эта мерзавка, не поставив в известность родных, завалилась после школы в гости к однокласснице и проторчала у неё битый час!.. 

Оля, конечно, была реально виновата – забыла после уроков вывести телефон из беззвучного режима и просто не услышала звонков паникующей матери, которая навоображала себе всяких ужасов, когда девочка не явилась вовремя из школы. А не явилась она потому, что Ленка Минибаева пригласила её к себе, чтобы похвастаться новым кукольным домиком. 

Ленка жила в соседнем дворе, добежать от её дома до Олиного было парой пустяков, поэтому Оля убедила себя, что заглянет к однокласснице буквально на пять-десять минуточек, никто ничего и не заметит. В итоге девчонки так увлеклись игрой в Барби, что банально не вспомнили о времени... 

Отчим отходил её ремнём. Было не столько больно (хотя и больно, само собой, задница потом ещё долго горела огнём), сколько обидно и унизительно. 

В процессе экзекуции озабоченная мама бегала вокруг, робко лепеча что-то про то, что Оля уже всё осознала... поняла... что она не нарочно... и может, хватит? Но отчим  лишь крепче стискивал челюсти и продолжал наказывать малолетнюю негодницу. 

Наконец он отбросил ремень, тяжело дыша. Мама кинулась к Оле, помогла ей подняться и повела в ванную, чтобы умыть залитое слезами лицо. 

– Ну давай, ещё расцелуй её, такую бедняжку, – ядовито прокомментировал отчим её действия. 

– Мишенька, но ей же больно... – пробормотала мать виновато. 

– Больно? А как ты тут с ума сходила и на стенку лезла, думая, что с ней что-то случилось – это в порядке вещей? Матери сердце рвать и по нервам ездить – это нормально? Ты вконец избаловала девчонку. Давай-ка с сегодняшнего дня встречай её у школьных ворот и самолично приводи домой, чтобы ей больше не вздумалось никуда... зарулить по пути. 

– Но, милый... у меня могут быть свои дела в это время... она всегда спокойно добиралась сама, это же рядом! – растерянно отозвалась мать. 

– Какие у тебя могут быть дела, кроме домашнего хозяйства? – отрубил он. – Благодаря мне ты имеешь возможность не работать и жить в своё удовольствие. По кружкам я детей сам вожу, а уж такая мелочь, как забрать эту соплячку из школы, не стоит даже обсуждения!  

– Да, конечно... – промямлила мать. – Ты абсолютно прав, прости меня... 

Отчим часто хвастливо бравировал тем, что только благодаря ему в семье всегда есть деньги – и весьма неплохие деньги. Мама после свадьбы оставила свою прежнюю работу, поскольку Михаил убедил её в том, что домашний очаг – истинное призвание каждой нормальной женщины и её жизненное предназначение. 

Благосклонно кивнув жене, словно давая понять, что прощает ей эту маленькую глупость, Михаил перевёл взгляд на зарёванную мордашку падчерицы и брезгливо процедил: 

– Зато впредь такого больше не повторится. Надеюсь, урок усвоен навсегда. 

О да, Оля накрепко усвоила этот урок! Отчим был уверен, что, наказывая девочку за любую провинность, делает её послушнее и прогибает под себя, ломает так, как ему вздумается – а на деле она лишь наращивала защитную броню, которая крепла год от года. Авторитет отчима таял в её глазах, как мороженое на солнцепёке. Оля росла, мастерски скрывая ненависть к этому человеку. 

Работа отчима и правда служила основным источником дохода – в начале нулевых на волне популярности бэби-клубов он открыл собственный центр. 

В то время почти каждая мать была свято убеждена в необходимости раннего развития своего ребёнка. Благодаря успеху книги “После трёх уже поздно” всевозможные детские клубы, альтернативные школы и курсы сознательных мам и продвинутых пап плодились в геометрической прогрессии.* Развивашки стали трендом, причём развивать малышей рекомендовалось чуть ли не с рождения – некоторые центры предлагали свои услуги уже с трёх-шести месяцев. 

Никого не смущало отсутствие у отчима профильного образования – настолько велеречив и убедителен он был. Невозможно было не заслушаться, когда этот человек разливался соловьём, на все лады убеждая внимающих ему с открытыми ртами мамочек, что они лишают своего ребёнка будущего, отказывая ему в раннем развитии. От клиенток буквально не было отбоя! Михаил даже умудрился издать брошюру своего авторства о пользе развивашек и теперь активно распространял её среди мамаш – разумеется, не бесплатно. 

Собственная семья была тем примером и показательным результатом, на который отчим всегда скромно ссылался. Со стороны всё и правда выглядело идеально: прекрасные, всесторонне образованные и талантливые дети, Лёнчик и Оля, были воплощением мечты любого амбициозного родителя. 

– Энергии у детей – хоть отбавляй! – важно разглагольствовал Михаил перед благодарными слушателями. – Просто необходимо направить её в нужное русло... и тогда в каждой семье, без преувеличения, можно вырастить самого настоящего гения! Вундеркинда! 

5

Рус 

Сан-Франциско, наше время 

На счастье, в этот неловкий момент к столику подошла фигуристая официантка пуэрториканских кровей и, беззастенчиво стреляя глазками в Руса поверх своей маски, поинтересовалась, что они будут заказывать. 

– Ты уже выбрала? – спросил он по-русски у Оли, листая меню. 

– Мне... – она замялась и невольно покраснела, – если можно, что-нибудь подешевле. 

– Я же сказал, что это я тебя приглашаю, – нахмурился Рус. – Не думай о деньгах, пожалуйста, не стесняйся и не скромничай, тебе сейчас нужно хорошо поесть. Ты не вегетарианка, случайно? 

– Н-нет... 

– Вот и отлично. Тогда могу я сделать заказ для нас обоих? 

– Хорошо. 

– Как насчёт стейка, картофеля с баклажанами на гриле и салата из свежих овощей? 

Оля лишь сдержанно кивнула, судорожно сглотнув, и Русу показалось, что она вот-вот рухнет в голодный обморок. Это ему совсем не понравилось, поэтому он торопливо завершил заказ: 

– Побольше приправ и зелени, – и отпустил официантку восвояси. Та удалилась, соблазнительно покачивая бёдрами, явно рассчитывая на то, что Рус проводит её взглядом. 

– Теперь я и в самом деле вижу, что ты кавказец, – Оля изобразила беззаботную улыбку. – Мясо, овощи, специи и сантиметровый слой свежей зелени на каждом блюде... 

– Когда ты ела в последний раз? – сурово перебил он, проигнорировав её неуклюжую попытку завести лёгкую непринуждённую беседу. 

– Я не голодаю, ты не думай, – пристыжённо ответила Оля. – Просто сегодня день такой... как-то вот... не задался с раннего утра. Я правда нормально питаюсь. Вообще-то я работаю, мне как раз заплатят послезавтра. 

– А у тебя есть где жить? – спросил он без обиняков. 

– Разумеется, – Оля выпрямилась на стуле, гордо приосанившись при этом. – Ты что же, за бомжару меня принял? Мы с подругами снимаем квартиру. 

– Так какого же чёрта ты сидела и тряслась от холода как цуцик, если можно было преспокойно поехать домой? – Рус непонимающе вскинул брови. – Как далеко отсюда твоё жильё? 

Оля замялась на мгновение, но всё-таки отозвалась: 

– В Кастро.* 

Рус испытал что-то вроде разочарования. Так Оля из этих?.. Он не являлся знатоком города, но об известном квартале Кастро был наслышан задолго до того, как оказался в Сан-Франциско. 

– Я не... – словно угадав по красноречивому взгляду Руса, что он о ней подумал, смущённо и быстро проговорила Оля. – Ну, то есть подруги – это просто подруги. Мы не спим вместе, всего лишь живём вскладчину, потому что... потому что это дешевле. 

Рус незаметно первёл дух. Ничего не имея против сексуальных меньшинств, он, тем не менее, по понятным причинам предпочёл бы видеть Олю натуралкой. 

– И сколько вас всего? – заметно расслабившись, полюбопытствовал он. 

– Вместе со мной четверо. 

– Все русские? 

– Нет, Ира – украинка, Лаура – мексиканка и китаянка Джи. 

– Офигеть, прямо цветник... Фонтан “Дружба народов”, – усмехнулся он. – И всё-таки, почему ты не поехала домой, а торчала весь день на Юнион-сквер? 

– Ты что, следил за мной? – Оля с подозрением нахмурилась, и Рус обругал себя последними словами – проболтался, идиот! 

– Ну что ты, специально не следил, конечно. Я просто гулял и обратил на тебя внимание. Ты яркая и... очень симпатичная, сложно не заметить и не запомнить. 

Оля с трудом скрыла польщённую улыбку, но всё равно было видно, что ей ужасно приятны эти слова. 

– У Лауры сегодня гостит её парень, – пояснила она. 

– А он не местный? 

– Местный, просто часто бывает в отъезде по делам, а когда появляется в городе, они... в общем, очень бурно отмечают встречу, – смущённо докончила Оля, и Рус сразу понял, что она имеет в виду. – Я просто не хотела им мешать. Ну и самой неловко, даже если сидишь в другой комнате, всё равно всё... слышно, понимаешь? – она очаровательно покраснела, и Рус залюбовался нежным румянцем на её щеках. 

– А на работу мне только вечером, – добавила Оля, – вот я и решила пока пойти погулять. 

– Застудишься с такими прогулками, – проворчал он, впрочем, уже довольно миролюбиво. – А где ты работаешь? 

Оля снова вспыхнула и отвела взгляд, нервно прикусив губу. Беседа с этой девчонкой напоминала Русу хождение по минному полю: полшажочка в неверном направлении – и хана! Вот только что она сияла от его комплимента, а сейчас опять закрылась, сделалась холодной и неприступной... Он отчаянно пытался сообразить, как разрулить неловкую ситуацию и разговорить Олю по-настоящему, поскольку, несмотря на обещанный ею “душевный стриптиз”, пока что беседа больше напоминала принудительный допрос.

– Слушай, давай условимся, – поколебавшись, Рус всё же протянул руку и накрыл Олину ладонь своей. Девушка вздрогнула, изумлённо вскинула на него глаза, но не отняла руки и в общем-то не выразила какого-либо протеста или неудовольствия. Она следила за его действиями со сдержанной настороженностью, но не без любопытства, и теперь, будто затаившись, молча ждала, что Рус собирается ей сказать. 

6

Оля 

Москва, прошлое 

Ближе к четырнадцати годам Оля сделала неприятное открытие: Лёнчик стал проявлять к ней интерес определённого толка. Как к девушке.

До этого сводный брат практически не обращал на неё внимания и нечасто снисходил до разговоров. Посматривал свысока, презрительно кривил по-девчоночьи пухлые губы, если она обращалась к нему с вопросом... Именно поэтому Оля старалась крайне редко просить у Лёнчика помощи, предпочитая разбираться со всеми непонятками сама. Даже с ненавистной математикой! 

Лёнчик был круглым отличником, уверенно шёл на золотую медаль, считался гордостью школы и с блеском побеждал во всевозможных городских и общероссийских олимпиадах, полностью оправдывая надежды, возложенные на него отцом. Тот мечтал вырастить гения – и это ему удалось! 

Оле же не все школьные предметы давались одинаково легко, даже несмотря на кружки и репетиторов. Среди оценок в четверти могли мелькать и четвёрки, а уж получить текущую тройку (на счастье, это случалось не чаще раза в полугодие) и вовсе означало грандиозную выволочку. Отчим до сих пор тщательно и регулярно проверял её дневник, контролируя успеваемость строптивой падчерицы, которой ведь только дай волю – наплюёт на учёбу и ступит на кривую дорожку, пустившись во все тяжкие. За четвёрки её наказывали отповедью (отчим с видимым удовольствием размазывал и топтал Олину самооценку, разъясняя, какая она ленивая тварь, неблагодарная скотина и непроходимая тупица), за тройки под настроение могли и выпороть, не удовлетворившись моральной экзекуцией. Она научилась терпеть, сжав зубы – только бы не плакать, ни в коем случае не плакать на его глазах, к его удовлетворению! 

Повышенный интерес Лёнчика она стала замечать с тех самых пор, когда её тело начало потихоньку оформляться из девчоночьего – в девичье: округлились бёдра, выросла грудь. Сводный брат не демонстрировал свою заинтересованность открыто, но она то и дело ловила на своём лице и теле его неприятные взгляды: Лёнчик воровато шарил по ней глазами и тут же отворачивался, если она пыталась поймать его с поличным. 

Ему к тому моменту уже исполнилось шестнадцать лет. Несмотря на то, что Лёнчик был отличником, умницей и всеобщей гордостью, успехом у девочек брат совершенно не пользовался – этакий сопящий неклюжий увалень с красными щеками и потными ладошками. Даже всевозможные занятия в секциях не помогли Лёнчику справиться с лишним весом, и отчим махнул на это рукой: не всем же быть олимпийскими чемпионами. 

Всё чаще Оля замечала (особенно если они с Лёнчиком оставались дома вдвоём), что сводный брат пытается словно ненароком оказаться с ней рядом, будто нечаянно провести рукой по её телу, мимолётно задев попу и коснувшись груди... Она не особо с ним церемонилась, тут же ощетиниваясь: 

– Лапы убрал! 

– Пф-ф, нужна ты мне больно, что ты себе там навоображала, – фыркал Лёнчик с показным равнодушием. 

Оле иногда казалось, что он постоянно следит за ней. Подсматривает, когда она переодевается у себя в комнате. Подглядывает через окошко, соединяющее кухню с ванной комнатой, когда Оля принимает душ. “Это уже на паранойю смахивает!” – посмеивалась она сама над собой, но... всё же с особой тщательностью всегда закрывалась изнутри на все замки и шпингалеты. 

Однажды она попробовала поделиться своими наблюдениями с мамой. Та, разумеется, не приняла её всерьёз. 

– Ну что ты, Оленька! – воскликнула она. – Как ты можешь даже думать о таком, тебе не стыдно?! Лёнчик же твой брат! 

Оля не на шутку рассердилась тогда. 

– Мам, у тебя склероз или маразм?! Ну какой он мне на фиг брат? Только на бумаге. По крови мы с ним не родные... 

– Не смей так с матерью разговаривать! – рассердилась та. – И... и думаю, ты всё же ошибаешься. Принимаешь желаемое за действительное. Девочки в твоём возрасте часто придумывают себе повышенное мужское внимание и заинтересованность, которых нет на самом деле... Им просто хочется, чтобы в них влюблялись. 

– Желаемое за действительное? – Оля даже опешила от подобного заявления. – Вот спасибо, мамочка. Ты полагаешь, я реально мечтаю, чтобы этот жирный занудный тюфяк одарил меня своим благосклонным вниманием?! 

– Замолчи сейчас же! – вспыхнула мать. – Чтобы я больше от тебя этого не слышала. Он твой брат. Брат – и точка!

Оля решила отныне ни с кем не делиться своими подозрениями, но при этом держать ухо востро и не подпускать Лёнчика слишком близко... от греха подальше. Она больше не разгуливала по дому в коротких шортиках или обтягивающих майках, вообще старалась вести себя тише воды, ниже травы. Сводный брат же продолжал нахально ощупывать её взглядом и облапывать словно бы невзначай, отчего Олю буквально передёргивало. 

Однажды она вернулась из секции по волейболу и, обрадовавшись тому, что дома больше никого нет, сразу же помчалась в ванную: в спортшколе в тот день внезапно отключили горячую воду, принять душ после тренировки ей не удалось. Затолкав пропотевшую форму в стиральную машинку, Оля с наслаждением встала под струи тёплой воды и закрыла глаза, блаженно растирая уставшее тело мочалкой и вдыхая аромат геля для душа. 

7

Рус

Сан-Франциско, наше время

Стейк оказался божественным – и Оля, и даже Рус уплели свою порцию с огромным аппетитом. Небольшое напряжение, витающее над столом, потихоньку рассеялось.

– Да, у меня сложные отношения с семьёй, – спокойно подтвердила Оля. – Точнее, сейчас у меня вообще нет с ними никаких отношений. Я никогда не видела от этих людей ни поддержки, ни понимания... Поэтому предпочла просто забыть о том, что они в принципе существуют.

– Ну и как, получилось?

– Легко! – она подцепила вилкой кусочек картофеля и отправила в рот. – Если не переписываться, не созваниваться, вообще сменить номер телефона и начисто удалить все старые контакты... честное слово, я реально почти не вспоминаю о них.

– Мне сложно это представить, – поколебавшись, признался Рус. – У меня миллиард родственников, и все – близкие. Тётушки, дядюшки, сёстры, братья, племянники и племянницы, бабушки и дедушки... ну и отец с матерью, само собой. Время от времени они не на шутку выводят меня из себя, лезут с непрошенными советами, вечно вмешиваются в мои дела, переживают, орут, ругаются, плачут, манипулируют и вообще бесят... В общем, классическое кавказское семейство – многочисленное, шумное, беспардонное, но очень дружное, – он улыбнулся. – Мне иногда тоже хочется сбежать от них на край света. Но при этом все они – моя семья. Настоящая, крепкая, любящая семья. Я знаю, что за меня они перегрызут глотку любому. Да и я за них тоже перегрызу, если надо будет. Уверенность в том, что тебя всегда поддержат, подставят плечо, подадут руку или предоставят жилетку, чтобы выплакаться... это бесценно. Знать и помнить о том, что, какая бы хрень с тобой ни случилась, в какое бы дерьмо ты ни вляпался, они никогда не оставят в беде.

– Тебе повезло, – серьёзно произнесла Оля, тихонько вздохнув. – Даже завидно немного.

– Что-нибудь ещё? – пышнотелая пуэрториканка снова материализовалась возле их столика, чтобы забрать грязную посуду.

Рус вопросительно взглянул на Олю.

– Хочешь какой-нибудь десерт? Может, по мороженому?..

Она покосилась на часы и решительно замотала головой:

– Ой, нет, мне уже пора выдвигаться на работу. Спасибо тебе, и так накормил до отвала!

– Счёт, пожалуйста, – снова переходя на английский, попросил Рус у официантки.

– Похоже, ты пленил бедняжку в самое сердце, – Оля не смогла удержаться от подколки, заметив, какие жаркие взгляды кидала на молодого человека знойная красавица. – Когда принесёт счёт – проверь, не вложила ли она туда бумажку с номером своего телефона...

– Как ты обычно добираешься до работы? – игнорируя её насмешку, спросил Рус.

– Из дома на автобусе, но вообще-то отсюда можно и пешочком прогуляться, это займёт от силы пятнадцать минут. А что?

– Я могу подбросить тебя на мотоцикле. Он припаркован недалеко от Юнион-сквер, – предложил Рус.

Оля заколебалась.

– Спасибо, конечно, но... думаю, что тебе не стоит рисковать.

Рус даже опешил от такого аргумента.

– Рисковать? Мне?!

– Да ты оглянуться не успеешь, как твоего железного коня растащат на запчасти и продадут, – усмехнулась она. – Народ там... совершенно дикий и невменяемый, особенно когда ищет деньги на дозу.

– Как же ты... – Рус нервно сглотнул, – как же ты одна разгуливаешь по этому району ночами?

– Наверное, всем с первого взгляда понятно, что красть у меня нечего, – засмеялась Оля. – Ну и газовый баллончик всегда со мной, иду и держу его наготове в кармане.

– И что... всё время проносило? – с сомнением протянул Рус.

Оля неловко замялась.

– Ну, как сказать... вот, гляди, – с этими словами она чуть-чуть оттянула вниз горловину своего тонкого свитера, обнажив часть шеи. Рус заметил бледные, но тем не менее отчётливые пятна на нежной коже, напоминающие то ли зажившие царапины, то ли наполовину сошедшие синяки, то ли следы от плохо сведённой татуировки.

– Что это? – спросил он, понимая, что боится услышать ответ.

– Да это я сама сглупила тогда, – Оля улыбнулась с деланной беззаботностью. – Не сняла золотую цепочку, когда отправилась на работу. Ну, её и сдёрнули с моей шеи на бегу... чуть не задушили. К счастью, цепочка почти сразу порвалась.

Рус на несколько мгновений закрыл глаза, переваривая услышанное. И она так спокойно об этом говорит?! Глупая, маленькая, беззащитная и одинокая девочка...

– Эй, ты чего? – с беспокойством спросила Оля. – Всё же в порядке. Не стоит так переживать.

Он открыл глаза и решительно тряхнул головой:

– Короче, не хочешь ехать на мотоцикле – пойдём пешком. Вместе! Я тебя провожу, а потом встречу с работы, когда смена закончится.

Оля изумлённо воззрилась на него, от неожиданности даже не зная, что возразить.

– Зачем тебе это? – спросила она наконец. – Рус, я правда справлюсь. Я не первый день этим занимаюсь, умею постоять за себя... ты и так потратил на меня уйму времени.

8

Оля 

Москва, прошлое 

Первую попытку сбежать из дома Оля предприняла в шестнадцать лет. 

Это был тщательно продуманный и разработанный до мелочей план: Оля должна была уехать в Омск к папе и бабушке. 

Отношения с родным отцом у неё складывались не сказать чтобы слишком тёплые: он исправно выплачивал алименты, иногда присылал подарки ко дню рождения, ещё реже звонил и писал сообщения. И всё-таки этот человек был для Оли куда ближе, чем ненавистный отчим с его холодным змеиным взглядом. 

После развода отец вернулся на малую родину, устроился работать в какую-то контору, повторно не женился и детей не завёл. “Неудачник”, – пренебрежительно отзывалась о бывшем муже мама. Оле иногда казалось, что она говорит так специально, подыгрывая отчиму, чтобы сделать ему приятно. 

Несколько раз в телефонных разговорах Оля осторожно намекала отцу: а как бы он отреагировал, если бы она вдруг собралась приехать к ним в Омск на каникулы? Тот мычал что-то маловразумительное, но, впрочем, не выражал особого протеста. В конце концов, почему бы и нет? Бабушка тоже не против была повидать единственную внучку. 

Разумеется, Оля не делилась своими планами ни с кем из домашних. На летних каникулах отчим намеревался запихнуть её в какой-то лагерь для одарённых детей, в котором вместо того, чтобы наслаждаться летней вольницей, купаться, загорать, есть свежие фрукты и овощи, играть в командные игры и отплясывать на дискотеках, пришлось бы усиленно заниматься математикой, информатикой, физикой, химией и биологией, исправно выполнять домашние задания, участвовать во всевозможных олимпиадах и викторинах. Вот уж счастье, ничего не скажешь!.. 

Денег на карманные расходы Оля получала не слишком много, но кое-что ей всё же удалось скопить. Сходя с ума от собственного безрассудства и наглости, она забронировала онлайн и оплатила билет на поезд в один конец. Точное время приезда сообщать отцу не стала – то ли боялась, что он в последний момент придумает какую-нибудь отговорку, чтобы она не приезжала, то ли просто суеверно не хотела сглазить. 

Она специально выбрала будний день для отъезда: отчим был занят у себя в центре, Лёнчик – в университете (он как раз заканчивал первый курс и сдавал летнюю сессию), а усыпить бдительность матери можно было не в пример проще. 

С того памятного конфликта, когда Оля выскочила из ванной в одном полотенце и напоролась на сводного брата, Лёнчик прекратил явные поползновения в её сторону. Может, боялся гнева отца... но она всё равно не могла окончательно расслабиться в его присутствии, подсознательно то и дело ожидая подвоха. Когда же Лёнчик стал студентом, то и вовсе раздулся от осознания собственной важности и избрал иную тактику общения с Олей: он теперь постоянно гнобил и унижал её. “Уродина”, “тощая”, “коротконогая”, “плоская как доска” – эти и другие эпитеты Оля слышала в свой адрес постоянно, и хотя умом понимала, что они не имеют ничего общего с действительностью, что Лёнчик просто вымещает на ней свои собственные комплексы – всё равно самооценка изрядно страдала. В шестнадцать лет обычно хочется слышать, что ты красивая, а не уродливая или коротконогая. 

Много вещей Оля с собой брать не стала, чтобы не привлекать излишнее внимание любознательных соседок во дворе. Обошлась одним рюкзаком. 

Дождавшись, когда мама скроется в ванной для ежедневных косметических процедур, Оля подхватила рюкзак за лямки и осторожно, на цыпочках, прокралась из своей комнаты в прихожую. Почти не дыша, стараясь лишний раз не щёлкнуть замком и не скрипнуть дверью, она выскочила из квартиры и сломя голову понеслась вниз по лестнице.

Всю дорогу в метро ей параноически казалось, что за ней следят. В каждой мужской фигуре мерещился отчим – и Оля вздрагивала, моментально покрываясь холодным потом. Телефон она предусмотрительно отключила, намереваясь воспользоваться им лишь в случае крайней необходимости. Ничего, в Омске она купит себе местную симку и заживёт новой жизнью...  Отец, конечно, будет в шоке, что она не просто приехала погостить, а собирается остаться насовсем, но не выгонит же он её на улицу. Человек он в конце концов или зверь – отказывать в приюте родному ребёнку? Они поговорят, она всё-всё ему откровенно расскажет... он же ей не враг. Он обязательно поймёт и поддержит, защитит, объяснится с бывшей супругой, скажет, что Оля хочет жить с ним  – и точка!

Очутившись на Ярославском вокзале, Оля не стала торчать у всех на виду в зале ожидания или где-нибудь на хорошо просматриваемом месте, а сразу же постаралась смешаться с толпой, разгуливая туда-сюда среди провожающих и встречающих. До отправления её поезда оставалось ещё два часа, и Оля провела их в безумном напряжении, постоянно вертя головой по сторонам и высматривая, не видно ли поблизости кого-нибудь подозрительно знакомого. 

Как скоро дома обнаружат, что она пропала?.. Заявят ли сразу в полицию или попытаются сначала обойтись собственными силами?.. Где, у кого станут её первым делом искать? У одноклассников?

Конечно, Оля понимала, что весь её план побега шит белыми нитками, в нём было слишком много несуразностей и слабых мест, но сейчас главным было одно – добраться до Омска. Там, ей казалось, она будет в недосягаемости и безопасности... Ну не попрётся же за ней отчим из Москвы, в самом деле! Или всё-таки попрётся? Да на что она ему сдалась, он же сам её откровенно не выносит, как и она его...