Полынь - трава горькая

Глава 1. Нина

Каховка, Перекоп, Керчь – названия железнодорожных станций высвечивали в памяти обрывки уроков по истории из школьной программы и какие-то кадры из старых фильмов о революции.

Нине не хотелось думать об этом. В плацкартном вагоне было жарко, настолько жарко, что, казалось, даже мысли плавились в голове. 

Когда отъезжали из Питера, за окном шел дождь, небо, привычно обложенное низкими серыми облаками, целый день оставалось таким. Картины за окном тоже знакомы – поля, перелески, луга, то равнина, то холмистые места, овраги, балки, какие-то речушки, болота тянулись, монотонно тянулись бесконечной лентой. Россыпи домиков по склонам холмов, полустанки, станции побольше, города со знакомыми названиями: Тверь, Тула…

 А наутро, когда Нина проснулась, за окном всё изменилось. Заметнее всего, что деревья другие. Ни одной берёзы или ивы. Вон, что-то цветом похожее на иву, с белесоватыми листьями, но круглой  кроной, лохматое и необычное. Нина не знала, как называется это дерево. Кустарники тоже необычные – огромные с широкими листьями, например, или акации размером с дерево. Из знакомых только пирамидальные тополя. Они стояли на полях рядами вдоль межевых полос, чётко выделялись на фоне ясного, без единого облачка неба, или группами у светлых домиков.

Точно такие домики-хаты рисовал отец Нины, и на его картинах обязательно были пирамидальные тополя, они стояли или под ярким синим небом, или под лунным светом, белые стены домиков с двускатными крышами тоже как будто светились. А ещё отец рисовал поля с подсолнухами. Нина думала такого не бывает в природе, столько подсолнухов сразу, ей казалось, что отец преувеличивает, но она ошибалась. Сейчас её глаза скользили по желтой глади. До самого горизонта, как море, расстилались перед ней эти поля. А золотистые, наверно, с пшеницей. Кое-где непрерывная золотистость полей нарушалась более темными квадратами, по краям которых стояли уборочные машины, уже началась страда. Всё это – и небо, и хаты-мазанки, и поля Нина видела в окно, как будто картины отца ожили.

Отец Нины родился на Украине, где-то под Таганрогом на берегу моря. Он часто рассказывал именно про море, про рыбалку, про пляжи, и Нина начала воспринимать Таганрог не как город. Из рассказов отца и своих детских фантазий она составила собственное представление об этом месте: песчаный пляж, на берегу деревянная хижина, стены высушены и выбелены ветром, солнцем, солёным дыханием южного моря, неподалеку от хижины развешены на столбах сети и над всем синее-синее небо, до боли в глазах синее и яркое. Море в солнечных бликах, тихое и ласковое, и ясно видна чёткая линия горизонта.

За свою, не такую ещё долгую жизнь, Нина была на юге всего один раз, в пять лет, с родителями. Потом мама рассказывала ей, что в тот год они отдыхали в Мисхоре. Сама Нина Мисхора даже не представляла, ничего не осталось из воспоминаний, кроме одного – Нина смутно помнила пляж, вернее даже не пляж, а чёрную Русалочку на камне у самого берега, и это все.

В то лето отцу стало на Юге плохо, он заболел, и врачи запретили ему такие поездки. Тогда родители Нины купили участок на карельском перешейке и построили там дачу. Их новый дом тоже стоял у моря, только холодного, северного – Балтийского. На этом берегу Нина и выросла, а про Юг она забыла, другие воспоминания вытеснили память о раннем детстве.

Нина училась, взрослела. Отец умер, когда ей исполнилось одиннадцать лет, а в семнадцать она стала жить отдельно от мамы. Вместе им становилось всё труднее находить общий язык.

Ещё на третьем курсе Технологического Института Нина познакомилась с молодым человеком, по окончании института собиралась стать его женой, а пока они просто жили вместе, снимали квартиру. Вернее, снимал её Сергей, он прилично зарабатывал и, хотя был не намного старше Нины, но уже нашел себя в жизни: владел двумя иностранными языками, занимался бизнесом. Отношения Нины и Сергея развивались гладко и спокойно, как-то сразу определилось, что им хорошо вместе, что они подходят друг другу, приятно чувствуют себя и на людях, и в постели. Горячей страсти не было, но их союз не походил и на «связь по расчёту».

После совместной поездки на юг они должны были расписаться. Заявление подали во Дворец бракосочетания, на Английской набережной, заказали ресторан, разослали приглашения на свадьбу и через месяц собирались стать мужем и женой. В их жизни это мало что изменило бы, но Сергей сказал, что так лучше для карьеры, особенно для Нины, «замужняя – это уже статус».

Месяц перед свадьбой они решили провести вместе, только вдвоём, где-то в таких краях, где никто не будет знать их. Сергей предлагал поездку за границу, а Нина хотела на юг, на Украину. Она давно мечтала о юге, но никак не могла собраться так, чтобы ехать вместе с Сергеем – на время его отпуска у Нины выпадала сессия. Несколько долгих петербургских зим она мечтала об этой поездке, даже видела во сне.

В пропитанном запахом пота и табака плацкартном вагоне, который катился под полуденным южным солнцем,  трудно было представить себе, что кроме знойного лета на свете есть ещё и зима.

Утром, после пересечения российско-украинской границы, долгой остановки, когда таможенники, придираясь к документам, переворошили все вещи Нины, она усомнилась в правильности своего спонтанного решения ехать на юг, во что бы то ни стало. А ещё через несколько часов, когда солнце поднялось и разогрело вагон до такой степени, что казалось ещё немного и пластмассовые обшивки начнут размягчаться, её сомнения переросли в уверенность.

Перестук колёс отдавался в голове болью, одежда противно липла к телу, голова под волосами потела, и отвратительные струйки ползли по шее на спину. Нина не могла спать, не могла отключиться от этого кошмара, и разговоры попутчиков лезли и лезли в её уши. 

Особенно чтение вслух. Напротив Нины ехала женщина с маленькой девочкой лет трёх. Малышка утомились за дорогу и уже не знала куда себя девать. Она капризничали, хныкала, даже путешествия за ручку с мамой по вагону не развлекали её. Тогда мать достала книжку и начала читать девочке вслух. Сказки. Про курочку Рябу, Колобка, Волка и семерых козлят… Женщина читала плохо, медленно, она проглатывала слова и шепелявила, и голос у неё был противный, какой-то простуженный. Нина мысленно нетерпеливо произносила наперёд фразы сказочного текста, чтобы он поскорее закончился. Однако сказка следовала за сказкой.

Глава 2. Роман

Роман закончил уборку туалетов и душей, выставил швабры, щётки в кладовку, на заднем дворе развесил на колышках на солнцепёке половые тряпки и только тогда стянул с рук резиновые перчатки. От сырого латекса подушечки пальцев сморщились и побелели. На обратной дороге Роман открыл двери всех пяти трёх душевых кабин, чтобы проветривались. Он прошел по вымощенной плиткой садовой дорожке, отмечая, что надо поправить. Вот опять несколько мелких частей плитки вывалились со своих мест, образовались выбоины. Придётся весь участок от душей до сада уложить заново. Ещё подвязать лозы, убрать с дорожки алычу, которая нападала с дерева. И не забыть наполнить бак водой.

 Роман хотел скорее снять комбинезон и резиновые сапоги, чтобы его в такой одежде не видели отдыхающие, он стеснялся своих обязанностей уборщика. Хотя народу в этом сезоне было ещё совсем мало, всего две комнаты удалось сдать, но Роман, как обычно, выходил на уборку ещё затемно и к раннему утру уже заканчивал её.

Надеясь пройти в свою комнату незаметно, Роман выбрал путь через кухню, но задел вымытые накануне и перевёрнутые вверх дном для просушки кастрюли. Одна с грохотом и звоном упала на каменный пол, у соседей залаяла собака. Из комнаты родителей послышался голос матери.

— Рома, это ты?

— Да, мам, — ответил он.

— Всё убрал?

— Да, мам.

— А мусор вынес из летней кухни? Там наверно уже доверху объедков навалили.

Мать вышла из комнаты заспанная, непричёсанная, в мятом халате, засаленном на животе и груди. Налила в кружку воды из чайника, села за стол, стала жадно пить. Роман стоял перед ней, ждал, что она ещё скажет. Всё равно она пошла бы за ним, если бы он не выслушал сейчас. Мать напилась, со стуком поставила кружку на стол, вытерла губы тыльной стороной ладони.

— Теперь ещё арбузы едят, паразиты. Но арбузные корки ты в мусор не кидай, выбери, потом в саду закопаешь, под персики — это для деревьев хорошо, — Роман кивнул, — пить всю ночь ходила, — продолжала мать, — от селёдки, наверно.

— Тебе же вредно, мам, ноги отекут.

— Вредно, не вредно! Жрать надо что-то. А цены опять полезли, на рынке сам был, видел. И каждое лето так — поднимут цены, а потом уже и не опускают. — Мать облокотилась о стол, горестно подпёрла рукой щёку. — Как жить будем?

— Но ведь заедут отдыхающие, — осторожно возразил Роман.

— Заехать — заедут, да, а соседи, по-твоему, ушами хлопать будут? Вот уже с утра у ворот стоят, зазывают. Любой курятник сдать готовы. Понастроили… У нас пять комнат свободно, а у Степана только две осталось, и то потому, что прошлогодних жильцов ждёт, они наверно вперёд заплатили. У него комнаты в драку разбирают, ещё и выпивку ему покупают. И как это он, алкаш чёртов, умеет отдыхающих приманить?

Мать привычно повторяла одни и те же вопросы, сдабривая их изрядной долей завистливого раздражения. Чувство зависти к соседу тоже было привычным, годами взращённым. Раздражение матери вызывал не только дядя Степан, а все, кто жил рядом. В каждом человеке она находила, а вернее, выискивала недостатки, и только о них и говорила, причём на язык была так несдержанна, что никто из соседей с семьёй Романа не дружил, не было даже приятельских отношений, и случись что-то — не у кого было в соседних дворах попросить помощи.

Роман замечал перемены в матери и каждый раз удивлялся: отчего с их переезда на юг она стала такой скупой, завистливой, злоязычной, всё больше ожесточалась и всё меньше следила за собой? За несколько лет она превратилась в старуху, сварливую, неопрятную, а ведь по возрасту была совсем ещё не стара. Самое главное, что совершенно изменились их с Романом отношения. Пусть особенной нежности между сыном и матерью никогда не было, но Роман всегда мог рассказать матери всё что угодно, а теперь они как будто на разных языках говорили.

— У Степана Ивановича условия лучше, — в который раз попытался убедить мать Роман, — туалет нормальный с унитазом, водопровод, вода чистая, а у нас вода из затхлого бака, а туалет — стульчак над ямой. Кто захочет снимать такое, когда у соседей лучше за те же деньги?

— А ты много понимать стал, «затхлый бак»! — возмутилась мать. — Новый бак видел в Приморске в строительных товарах сколько стоит? Бешеных денег стоит! Откуда у нас? Вот построимся в горах, будет там и душ, и сральники евростандарт, а здесь и так хорошо, на яму сходят. И цена у нас ниже. Твой Степан Иванович по девяносто гривень с человека в сутки дерёт, в сезон и по сто десять, а мы по сорок, в сезон по пятьдесят, куда же меньше?

— И всё равно не идут, — упрямо мотнул головой Роман, — в комнатах сыро, мебель старая, кухня грязная.

— А ты бы убирал получше, так и не была бы грязная, — мать начала сердиться, как всегда всё своё недовольство курортным бизнесом она вымещала на Романе. — Горбатишься целый век на вас! А благодарности нет, что твой отец, что ты. Ну, он никчёмный рохля, а ты-то? Молодой ещё. И ведь я всё для тебя, ты же у меня один! Все тебе останется, с собой я не заберу, а здоровья у меня, сам видишь, давно уже нет, всё вы с отцом выели! Неблагодарные вы свиньи.

Роман знал, что спорить с матерью теперь нельзя, спор перерастёт в скандал с криками и слезами, упрёками во всех смертных грехах и проклятиями. Он насупился и сказал только:

— Хорошо, мама, я буду лучше убирать.

Роман знал, что за утренними жалобами и упрёками матери последует требование ехать на станцию отлавливать отдыхающих, и не дожидаясь этого, сам сказал:

— Я поеду на Айвазовскую, может, привезу кого-нибудь.

Мать сразу подобрела, оживилась.

— Поезжай, поезжай. Ты у меня мальчик красивый, на тебя посмотрят да и пойдут, кто сюда едет-то, потаскушки разные. А ты им сразу всего не рассказывай, про воду, про кухню, главное говори, что на берегу у самого моря, обходительнее будь, как будто они тебе нравятся, в глаза смотри подольше – это хорошо помогает, главное в глаза, шлюхи столичные от этого быстро млеют. И что деньги вперёд за неделю отдавать не говори – это всё на месте, а то отпугнёшь. И вот ещё я тебя научу, ты с вещами им помогай. Как они с поезда, а ты сразу вещи в руки и обещай, что до такси проводишь, на Айвазовской станция плохая, поезд стоит три минуты, приезжие и теряются, выскочат на платформу, туда-сюда смыкаются, а ты и подхватывай их, а дорогой до такси и завлекай, или прямо сюда вези обманом. Шофёру заранее пятёрку сунь, или три гривны, пять много…

Глава 3. Станция "Айвазовская"

Нина подъезжала к Феодосии. Как могла отвлекала себя незначительными мыслями, чтобы не думать о том, что будет делать дальше, когда выйдет из поезда. Сразу ли пойдёт брать обратный билет, или сначала позвонит Сергею, или, может быть, сначала посмотрит город?

У неё была карта, которую они с Сергеем распечатали из Интернета. Нина достала из сумочки и развернула измятый лист, начала рассматривать его, но в памяти сейчас же всплыл тот вечер, когда они с Сережей смотрели вместе, а потом поссорились. Как теперь звонить ему? Нет, Феодосию смотреть ей совершенно не хотелось, разве что взглянуть на море. Нина крутила карту и так и сяк, пытаясь определить в какой стороне относительно вокзала находится пляж.

Морпех заинтересовался, свесился с полки и тоже начал изучать карту. Он делал это достаточно бесцеремонно. В другой обстановке Нина отшила бы его, но сейчас даже не обратила внимания. Морпех воспользовался этим и завёл разговор.

— Вы, девушка в первый раз в эти края? Дислокацию составляете?

Нина посмотрела на него и даже не сразу поняла, о чём он спрашивал. «Дислокация»… военный жаргон, они же не в ставке главнокомандующего, спросил бы нормально, а то перечитал своих книг, по-человечески говорить разучился. От жары и неопределённости своего положения Нина стала такой же раздражительной, как большинство пассажиров этого злополучного плацкарта.

— Дислокация меня никакая не интересует, я просто смотрю, где тут пляж, — всё же довольно резко ответила она и снова уткнулась в карту.

— Так вы ж неправильно держите, — миролюбиво, не обращая внимания не её тон, усмехнулся морпех. — Вот так поверните и смотрите. Здесь — железная дорога, мы вот отсюда едем, вот сюда, а это железнодорожный вокзал и пляжи в этой стороне, вот тут.

Он несколько раз в продолжении своего комментария ткнул коротким мясистым пальцем в карту. Ногти у морпеха были грязные и неухоженные, но Нина не стала придираться к мелочам, по крайней мере, хоть один человек из всего вагона пытался ей помочь. Морпех свесился с полки ниже и сказал:

— Только я вам не советую в городе купаться.

— Почему?

— Грязно, а жилья хорошего вы в городе сейчас не снимите, уже сезон пошел. Лучше бы вышли на остановку раньше Феодосии, на Айвазовской, там близко посёлок Береговое — вот он на берегу, и пляжи чище, и вода светлее. Вот смотрите, это здесь, в стороне от города. По шоссе вдоль моря поедете, — морпех снова повёл пальцем по карте, — вас с Айвазовской туда любой таксист отвезёт, и жильё там у самого моря снимите, там только ленивый свой курятник не сдаёт. Есть номера и с удобствами. Главное — смотрите, чтобы вода была у хозяев, с водой там не у всех хорошо. А у меня там тёща живёт, потому я и знаю.

— Вы тоже туда едете? — с надеждой спросила Нина, из неприятного соседа морпех мог превратиться в доброго попутчика.

— Нет, я этот раз не к ней, хочу отпуск спокойно отгулять с женой, а если бы мы к морю решили, то непременно туда бы выдвигались.

Морпех втянулся обратно на полку и взялся за свои книги.

— Спасибо, — сказала Нина, — про пляжи я и не подумала. Как вы сказали, это место называется?

— Береговое.

— Спасибо ещё раз, — повторила Нина, — счастливого вам пути и хорошего отдыха с женой.

— Ну что же…будем живы — отдохнём, — отозвался морпех, — и вам удачи.

***

Поезд стоял на Айвазовской ровно две минуты. Нина едва успела слезть с железной  ступеньки  вагона на очень низкую платформу и стянуть за собой сумку. Ещё в поезде она думала о том, что взяла слишком много вещей. Но когда она собиралась, то рассчитывала ехать с Сергеем, и ей казалось, что нужно и то и другое, и нарядные платья, и что-то тёплое, хотя бы для возвращения в Петербург. Она надеялась пробыть с Серёжей на юге долго, а в Питере осень бывает ранней, холодной, дождливой. Раз на раз не приходится. Но сейчас, стоя на раскалённой как сковородка платформе, Нина думала только о том, куда теперь пойдёт с этой огромной сумкой. 

Платформа выглядела странно, больше похожа на пригородную. Одна из трёх платформ-близнецов — параллельно справа и слева, отделённые только рельсами, тянулись такие же. Никакого вокзала, или хотя бы станции с кассами Нина не увидала. Перехода между платформами не было, чтобы оказаться на какой то из крайних надо было сойти со средней прямо на пути, перешагнуть через рельсы и снова подняться на платформу. С внешней стороны крайние платформы были обсажены высокими кустами, густыми и непроницаемыми как изгородь, и потому не понятно было, что там за ними и на какую следует перебираться. 

Из поезда, на котором Нина приехала, на Айвазовской больше никто не сошел, и потому она не могла идти за компанию «куда все», как обычно делают незнакомые с местом приезжие. Средняя платформа была совершенно пустой. На платформе слева, в самом конце, стоял какой-то мужчина, но он был так далеко, что звать пришлось бы громко, Нине это показалось неудобным. 

А солнце жарило так, что обжигало руки, плечи, шею, немилосердно пекло голову даже через лёгкую панаму. Нина поставила сумку на платформу, расстегнула молнию и принялась искать зонтик. Собираясь, она положила его на самое дно и теперь нашаривала там под вещами. Большой складной чёрный зонт от дождя. Она нашла его, достала и раскрыла, с тоской думая о том, как странно будет выглядеть со стороны в такой безоблачно-ясный день. Например, тот мужчина на противоположной платформе, что подумает? Вряд ли он не заметит это нелепое чёрное пятно зонта. Так и есть, заметил и пошел к ней. Нина оглянулась, но никого больше не увидела ни справа, ни слева, значит он шел именно к ней. Только этого ещё не хватало. Позабыв, что она только что собиралась звать этого человека, Нина подхватила сумку и хотела уже спускаться на те пути, которые были между ней и правой платформой.

— Девушка, подождите, куда вы? — услышала она за спиной. — Там схода в город нет. 

Судя по голосу, мужчина был молодой. Нина обернулась и увидела, что тот, кто её позвал, уже шагает через пути. Зря она остановилась, но делать нечего. Нина снова поставила сумку на платформу и ждала, пока её неожиданный гид не подойдёт.

Глава 4. Частный сектор

Когда доехали, Роман расплатился, Нина даже кошелёк не успела достать, Роман вышел из машины, открыл заднюю дверцу и протянул руку, чтобы помочь выйти Нине. Она не стала произносить никакой банальности вроде «мне так неловко обременять вас всем этим», только благодарно улыбнулась и пошла за ним. Они немного прошли вдоль забора и остановились около железной двери, вернее узкой калитки, но из железа с надёжным замком.

— Похоже на дверь сейфа, — улыбнулась Нина, ей непривычно было, что улицу с обеих сторон стискивают глухие заборы. За ними можно разглядеть только верхушки плодовых деревьев и крыши домов. — Так вы тут тоже снимаете?

— Нет, я тут живу, — сказал Роман, — дальше уходить от ответа он не мог. — Но если вам не понравится, вы можете снять и у соседей. Здесь все сдают. Есть и ближе к морю, прямо на самом берегу.

— А что это вы меня отговариваете как будто?

— Нет, совсем нет, — смутился Роман, — но... а вдруг не понравится?

— А вдруг понравится? — Нина взглянула с вызовом, Роман только пожал плечами. 

Он открыл дверь и пропустил Нину вперёд, во двор. Вымощенная плиткой дорожка вела к большому дому, потом налево к дому поменьше и в глубину двора, к беседке, густо заплетённой вьюном.

Перед большим домом под окнами был палисадник с розами, розовые кусты цвели и у забора, за домом начинался сад, там росли персиковые деревья, сливы, виноград. 

Перед домом поменьше палисадника не было, перед входом на забетонированной площадке стояла скамейка, вероятно для курения,  на площадке около скамьи выстроились несколько консервных банок с окурками.

Беседку Нине рассмотреть не удалось, Роман повернул по дорожке к первому дому.

Роман знал, что матери сейчас дома нет, в это время она обычно уходила к рынку, не для покупок – за продуктами он сам ездил в Приморск на автобусе, потому что приморский рынок был больше и дешевле, но матери не сиделось дома, вот она и ходила на рыночную площадь посудачить со знакомыми. Друзей у неё в посёлке не было – зато знакомых целая толпа. Иногда она приглашала кого-нибудь из товарок по сплетням в гости. Но чаще сама ходила к рынку.

Пока матери не было, Роман мог показать Нине все свободные комнаты. Хороших было пять — одна в большом доме, и четыре во втором каменном, остальные и комнатами назвать нельзя, просто клетушки в летних «беседках», как тут называли сарайчики, которые стояли прямо на земле, без фундамента. К этим беседкам прилагалась и летняя кухня, а есть постояльцы могли в уличной столовой, той самой увитой зеленью большой беседке. Там были столы и скамейки.  Но сами комнатки оставляли желать лучшего, даже в сильную жару они оставались сырыми и затхлыми. 

Роман надеялся, что Нина выберет комнату в большом «хозяйском» доме. Он совсем не думал о том, что в этом случае Нина всё время будет сталкиваться с его матерью.  Про мать он совсем не подумал, только когда вошли в дом и Роман открыл комнату, эти сомнения запоздало пришли к нему. Теперь он не знал, будет ли лучше чтобы Нина согласилась остаться, или чтобы отказалась, подвергать её близкому общению с матерью, и связанным с этим обсуждениям и сплетням, а главное неизбежному унизительному досмотру вещей — этого он совсем не хотел. 

— Вот смотрите, — старался максимально коротко рассказать о жилье Роман, — эта комната в доме с хозяевами. Дом на две половины разделён, они не сообщаются, здесь у вас и кухня своя, и прихожая, только из одной комнаты с хозяйской половины через неё выход.

— А в этой одной комнате кто живёт? — Спросила Нина. Она не слишком внимательно осматривалась, больше чем шкаф и кровать её заинтересовал вид из окна. Окно этой комнаты выходило прямо на забор. Вдоль него с внутренней стороны двора росли розы и молодой инжир, но на фоне облезлого металлического забора красоты  в этом было не много.

— Там я живу, у меня комната отделена от части дома, где родители, но кухней я пользуюсь той же, что и они. Идёмте я остальные комнаты покажу, — предложил Роман. Он повёл Нину через двор к дому поменьше. — Раньше мы тут жили, а большой дом строили, потом переселились, а маленький стали сдавать. Но это всё только летом, — Роман как будто оправдывался.

Они вошли в дом поменьше, там две комнаты для жильцов выходили в небольшую прихожую и ещё две — в кухню. На кухне был водопровод, газовая плита, шкаф с посудой, обеденный стол и телевизор.

— Сейчас все комнаты свободны, вы можете выбрать любую. Кухня общая, посуда там, кастрюльки — всё в шкафу есть, вода с утра тоже всегда есть, днём, если бак набирается, то воды нет.

— А вы какую комнату посоветуете? — спросила Нина.

— Смотрите сами. Те, что поменьше, они без холодильников — общий холодильник в прихожей стоит. Зато двери у них выходят не в кухню и телевизор меньше слышно, и когда утром встают завтрак готовить, тоже не так сильно беспокоят. Вдруг вы долго спать любите.

— Нет, я рано встаю.

— Это хорошо, тут у нас поздно вставать смысла нет — после двенадцати дня на пляже жара поднимается, купаться надо часов с десяти, потом дома отсиживаться. Зато в комнатах, что ближе к входу, — продолжал рассказывать Роман, — больше слышно, как во дворе гомонят и лавочка тут для курения. Но двор слышно будет всё равно, с закрытой форточкой спать жарко.

Он провел Нину по всем четырём комнатам.

— Наверно я возьму маленькую, двухместную, в тех, что на кухню выходят, по четыре кровати, так что там подселять будете? — уточнила Нина. 

Она не хотела жить ещё с кем-то чужим. И опять с тоской подумала, что небольшой двухместный номер подошел бы ей с Сергеем.

Роман уловил перемену в настроении Нины, но решил что это связано с её разочарованием по поводу комнат. Двухместные и правда были очень маленькими, там помещались только кровати и тумбочка, не было ни стола, ни шкафа для одежды.

— Если в четырёхместный — то да, или одна семья с детьми снимает или подселять. По сорок гривен в сутки, — Роману всё меньше нравился их разговор. Он становился каким-то унизительным. Обычно переговоры вела мать и Роман в этом не участвовал, но он не хотел подставлять Нину под общение с матерью. Он всерьёз начал сожалеть, что привёл девушку к себе.

Глава 5. Уборщик

Мать уже в третий раз начинала отчитывать Романа:

— Я же сказала, сначала летние комнаты заселять! Дожди начнутся, кто тогда в них пойдёт? Те, что в домах, зачем первыми показывал? Зачем эту девицу запустил к нам? Теперь будет дрюзгаться на кухне, одна в доме, как барыня. Ничего тебе поручить нельзя!

— Кроме неё на вокзале никого не было. И она могла не согласиться в летние, там и сейчас сыро.

Роман отвечал матери вяло, скорее по привычке оправдывался, а на самом деле он едва слушал её. С его встречи с Ниной что-то изменилось, он так странно себя чувствовал. С одной стороны, как потерянный, с другой – была непонятная радость, приподнятость. И хотелось ещё и ещё видеть её. Рядом с ней он становился свободен от гнёта матери, от собственных комплексов. С ней можно было просто забыть о неприятном, а главное — о своём вечном смущении. Роман не понимал почему так. 

— А деньги она когда отдаст? — не унималась мать. — Может, зайти мне самой, спросить?

— Завтра…она устала и сейчас спит, — Роман забеспокоился, что мать зайдёт в дом и постучит к Нине, — я утром у неё деньги заберу, мы в обменный пункт должны сходить, я обещал.

— «Мы»?! Это ещё что за новости? А сама она задницу поднять и дойти до обменника не может?

— Она не знает тут ничего. Я сам предложил.

— Вот дурак. Так если каждой шалаве помощь предлагать, то они на шею сядут.

Роман видел, что дело плохо, и мать в самом деле намеревается пойти к Нине. Кроме того, они стояли так близко от дома, что Нина могла слышать весь этот разговор. Роман поспешил привести неопровержимый в глазах матери довод.

— Мам, у неё много денег, она долго может у нас прожить.

— Откуда ты знаешь, что много?

— Я видел. У неё евро.

Мать заколебалась.

— Ну, чёрт с ней, пусть спит. Но завтра чтобы деньги были не меньше чем за десять дней вперёд, я ждать не стану, сгоню из комнаты.

— Завтра будут. Я утром в Приморск поеду, пораньше, на рынок, а к открытию обменника вернусь и схожу с ней.

— Ладно, — мать недовольно поджала губы, — а всё-таки ты не больно перед ней заискивай. Подумаешь, принцесса какая, сама не может пойти свои сраные евры разменять.

Вечером, когда стемнело, Роман долго не начинал своей обычной работы, сидел в беседке и через стебли плюща смотрел на окно Нины, горит ли у неё свет. Свет зажегся около десяти вечера. 

Нина проснулась поздно, голова, как всегда после дневного сна, была тяжелой. Усталость не прошла, даже как будто увеличилась. Если ещё раз принять душ, может полегче станет? Но сначала Нина всё-таки заставила себя разобрать вещи. Развесить одежду было некуда, если только на крючки вешалки, в тумбочку Нина поставила сумочку с документами и деньгами. Хотя Роман и предупредил о необходимости прятать всё ценное, но Нина не могла представить куда в этой комнате можно что-либо спрятать. Не под подушку же, не под матрас. И потом, комната закрывается на ключ. Пока нет соседей, кому тут брать? В эту ночь точно не украдут. Одежду Нина пристроила на вешалке, на четырёх крючках на распялках поместились все её платья. Бельё и мелочи она оставила в сумке, тёплые вещи тоже. У неё с собой была книга и ещё дневник. Нина вела его с того дня, как познакомилась с Сергеем. Но сегодня записывать ничего не хотелось. Она попробовала читать. И это не вышло.

Тогда Нина пошла на кухню, зажгла свет и там, к вечеру оставаться совсем одной в доме ей показалось неуютно. Хозяев, кроме Романа, она так и не видала, знала конечно, что они в большом доме, но какое-то чувство беспокойства от трёх пустых тёмных комнат оставалось.

В окне на кухне большая форточка оказалось пустой, стекло вынуто. И было хорошо слышно, как на улице звенят цикады. Воздух из окна шел тёплый, он совсем не освежал, а цикады звенели необыкновенно громко, казалось, что они везде. Небо надвинулось тёмное-тёмное. Нина отошла от окна, раскрыла навесную полку, посмотрела на составленные стопками тарелки, на чашки. В нижней полке она нашла кастрюли, сковородки. Наверно, давно уже сдают комнаты в семье Романа, вот как всё устроено – жильцам ничего с собой привозить не надо. Нина взяла чашку и вернулась в комнату. Свет на кухне оставила. Есть не хотелось, она выпила только воды, а потом как днём завернулась в полотенце, взяла шампунь, губку и пошла в душ. По дороге вспомнила, что не закрыла комнату на ключ, но возвращаться не стала.

Романа в беседке Нина не заметила. А он всё ждал, когда она помоется, вернётся в свою комнату и погасит свет. Ждать пришлось долго. И всё это время Роман думал о Нине. Он не мог понять, почему мысли о ней неотвязно преследуют его весь день. И раньше бывало много приезжих, среди них девушки, но не об одной не думал Роман так болезненно. Это даже пугало. Что в этой Нине такого особенного?

 Но вот она прошла обратно, лёгкий запах шампуня примешался к ночному ветру. Роман хотел окликнуть Нину, но постеснялся, или испугался, что она и в самом деле подойдёт, у него даже сердце забилось чаще. На Нине ничего не было кроме полотенца. Если бы она зашла в беседку, то …Роман не знал, что он сказал бы ей. Она увидала бы его, Роман и хотел этого, и нет. Если бы она вошла, то решила, что он подглядывает. Но он не пытался подсмотреть, просто хотел удостовериться, что она легла спать и не сможет застать его за обычной грязной работой. Ужасно будет, если она увидит! Нельзя показываться ей. Он стоял и смотрел на окно. Что она сейчас делает там, за шторой? Роман не мог видеть Нину через шелковую ткань, только изредка замечал тень. Потом свет в окне погас. Роман подождал ещё немного. Потом вышел из беседки.

Он отправился в кладовку, взял там половое ведро, средство для мытья раковин и кафеля, натянул перчатки и приступил к обычным своим обязанностям уборщика. Жильцы из летних комнат, о которых утром говорила мать, съехали, они прожили всего три дня, наверно подыскали что-то получше. Роману нужно было переменить в их комнатах бельё, вынести мусор. Потом он вымыл туалеты и только тогда пошел убирать душ.

Глава 6. Утро

Утром Роман проснулся с холодной головой, он пережил, переболел эту ночь. По сути в его жизни ничего не изменилось, он всё так же должен был исполнять домашнюю работу, как и обещал матери. Сейчас он встанет, приведёт себя в порядок и поедет в Приморск на рынок. Список того, что надо купить, у него заготовлен. Да, всё это остаётся. Он должен помогать матери, как она обойдётся без него? Но своя жизнь у него тоже есть, и за всю эту чёрную работу, в которой он переламывает себя, он хочет что-то иметь. Не когда-нибудь, а сейчас. 

Нина проснулась поздно, пошла на кухню, умылась, хотела поставить чайник, но усомнилась - можно ли пользоваться водой из-под крана. Она вспомнила, что говорил морпех про воду. Решила уточнить у хозяев. 

Вышла из дома и сразу увидела Романа — он закапывал под деревья арбузные корки.

— Доброе утро, — сказал Роман, прерывая работу.

— Доброе утро, — ответила Нина.

— Хорошо спали?

— Хорошо, только очень жарко, я не привыкла. Хотела спросить, а воду из крана можно кипятить?

— Лучше не стоит, — Роман воткнул лопату в землю, — я сейчас вам принесу воды. 

Он ушел в большой дом и почти сразу же вернулся. В руках его была пятилитровая бутыль питьевой воды, ещё какой-то сверток, стянутый бечёвкой, и новый кронштейн с кольцами, запаянный в полиэтилен. Роман внёс всё в дом Нины, прошел на кухню, воду поставил на стол.

— Вот, эту можно кипятить. Я видел, что вам нужно штору в комнате, — добавил он.

— Да, я плохо сплю при свете и сторона солнечная, в окно солнышко с самого утра. Но я уже устроилась, так что штору не обязательно. А за воду спасибо большое. Я вам деньги отдам.

— Там у вас в комнате карниза нет, я купил в Приморске, если хотите, сейчас прямо повешу, — Роман говорил с ней более жестко, чем вчера, это удивило Нину.

— Конечно можно и сейчас, заходите, пожалуйста, а я пока чай вскипячу. Только у меня ни хлеба, ни заварки. В магазин надо идти. Тут близко есть продовольственный?

— Тут всё близко. И магазин, и рынок. Посёлок небольшой у нас.

— Это хорошо. — Нина открыла дверь в свою комнату. — Так вы заходите. Я там на окне шаль привязала…

— Я сам сниму, — сказал Роман.

Он осторожно развязал узелки на бахроме, шелк скользнул ему в руки, Роман не сразу сложил шаль, ему хотелось поднести ткань к лицу, к губам, но вошла Нина. 

— Давайте мне, — сказала она, подошла к окну и протянула руку за шалью.

Роман отдал. Посреди комнаты стояла раскрытая сумка с вещами, Нина бросила туда шаль и попыталась задвинуть сумку под вешалку, в пространство между стеной и кроватью, но это не вышло, пространство оказалось слишком узким, сумка не лезла. 

— Извините, — Нина беспомощно развела руками, — беспорядок такой в комнате, но мне негде разложить вещи. Я не привыкла так, по-цыгански…

— Да, надо шкаф поставить вместо второй кровати, — сказал Роман, — я давно предлагаю это маме. Хороший одноместный номер тоже нужен, а она не соглашается, потому что когда матери с детьми приезжают, всё равно просят вторую кровать, или раскладушку.

Роман говорил это, не глядя на Нину, он вешал карниз и сосредоточился на своей работе. Делал он всё легко, руки ловкие, движения точные. Нине приятно было смотреть на него, и она смотрела, не думая, что это не совсем удобно.

— Там штора в свёртке, достаньте пожалуйста, — всё так же не оборачиваясь попросил он, — на кровати лежит.

— Красивая, — искренне обрадовалась Нина, когда развернула.

Золотисто-желтая с розовыми цветами новая штора чем-то была похожа на шаль Нины. Роман расправил её, примеряя к окну, и комната сразу оживилась.

— Там ещё покрывала, в том же свертке, — сказал он, — старые совсем затаскали на пляж, берут вместо подстилок.

— Я не буду брать на пляж, — пообещала Нина, — куплю большое полотенце или матрасик пляжный. Бестолково я собиралась, — вздохнула она, с осуждением глядя на свою сумку, — всяких лишних вещей набрала, это от недостатка опыта, раньше не ездила на юг.

— Ни разу? — удивился Роман и посмотрел на Нину.

— Ни разу, — кивнула она, резко застегнула молнию на сумке и села на кровать. 

Задумалась о своём, погрустнела.  Роман спустился с подоконника.

— Ну вот…готово. Кровати сами застелите?

— Да, конечно, — встрепенулась Нина, — а там чайник уже наверно перекипел.

— Я сейчас вам хлеб и заварку принесу, я в Приморске купил.

Прежде чем Нина смогла бы отказаться, он вышел из комнаты, и она только успела ему вслед сказать:

— Спасибо.

Она и не собиралась отказываться, Нина с благодарностью принимала помощь Романа, какими бы не были причины его поступков, без этого Нине пришлось бы совсем плохо.

Роман вернулся быстро, прошел на кухню. Нина уже была там.

— Вот, — сказал он, раскладывая на столе продукты. — Здесь масло и ещё варенье домашнее, абрикосовое, этого года, попробуйте.

— Наверно, ваша мама варила? — спросила Нина. — Я с ней так и не виделась.

— Ещё увидитесь, не переживайте. Она у всех жильцов документы смотрит, — неохотно заговорил о матери Роман, ему не хотелось сейчас думать о том, как мать примет Нину, потому что он заранее знал — ничего хорошего о девушке сказано не будет. Мать найдёт изъян. А ещё он знал, что будет с вещами Нины, как их переворошат и перещупают жадные руки матери.

— Документы? — переспросила Нина.

— Да, такое теперь правило, хозяева, у кого есть лицензия на сдачу жилья внаем, оплачивают специальный сбор в сельсовете и предоставляют сведения о жильцах. Кто приехал, откуда, на какой срок.

— У вас есть сельсовет? — удивилась Нина.

— Есть.

— Надо же, как в прежние времена. Конечно, я документы представлю, паспорт и если надо то бумагу, которую я в поезде заполняла, там тоже таможенники спрашивали куда еду, к кому и на сколько. Посоветовали написать, что к знакомым в гости, так они всем говорили. Давайте чай пить, а паспорт я вам дам, вы маме покажете.

Глава 7. Обменный пункт и рынок

Роман подозревал, что Нина сама не станет звать его, и опять пошел к ней сам. Она собралась, переоделась и сидела на скамейке около флигеля, на коленях держала маленькую белую сумочку .

— Я слышала вы с мамой говорили, потому не стала заходить, — сказала она.

Роман кивнул. Через открытые окна конечно всё было хорошо слышно, он не сомневался, что Нина не упустила и те обидные слова, которые говорила о ней мать. На месте Нины Роман бы сейчас же отказался от комнаты, но девушка никак не прокомментировала услышанное.

— Ну…может пойдём? — спросил он.

— Пойдём, — Нина встала со скамейки.

— А продуктовую сумку вы не взяли, там рядом рынок, можно зайти.

— У меня нет продуктовой, может, прямо там куплю?

Нина была спокойна и ничем не показывала, что обиделась. А может, всё-таки не слыхала, Роман не знал, когда именно она вышла из флигеля и стала ждать во дворе. Или ей всё равно. Что он знает о ней? Вот приехала одна, в принципе ничего в этом плохого нет, почему если женщина приехала на юг одна, то сразу «шалава», как всех без разбора определяет мать, бывает же, что не с кем поехать, или человек просто любит проводить отпуск один.

До обменного пункта они шли молча. Нина с интересом оглядывалась по сторонам, но ни о чём не спрашивала. В центре, около рынка Роман сам стал показывать ей важные на его взгляд дома и объяснять.

— Вот в том доме аптека, не коммерческая, а рядом продуктовый магазин надёжный, если  будете покупать пельмени, то лучше в нём брать.

— А почему пельмени? — улыбнулась Нина.

— Не знаю, все отдыхающие их едят. Пельмени или макароны, а к ним овощи на рынке покупают, помидоры, огурцы, чтобы меньше времени тратить на готовку. Все ведь на пляже в основном и утром, и вечером, а днём жара. Многие здесь одними фруктами питаются.

— Понятно, — Нина показала рукой на круглое здание у самого пляжа. — А там что?

— Там игорный дом, «однорукие бандиты» и всякая ерунда, ещё рулетка есть, не советую ходить.

— Почему?

— Жуликов много, говорят, что там все игровые автоматы подкручены, так что сколько не пытайся выиграть ничего нельзя.

— А вы пробовали играть?

— Я — нет, времени жалко даже больше, чем денег.  Вот и обменник, пришли, — Роман подвёл Нину к небольшому, похожему на будку справочного бюро домику. — Курс сегодня упал, так всегда перед выходными, так что много не меняйте, лучше с начала недели.

— А что, такая большая разница? — спросила Нина. Она мельком взглянула на справочный бюллетень курсов валют, вывешенный за стеклом около квадратного.

— Не очень большая, но в пересчёте на гривны получается прилично, если сразу много менять. – пояснил Роман. — Сколько вы обменяете?

— Я собиралась все, но раз вы говорите не надо, пусть тогда пятьсот евро. 

— Пятьсот и то много. 

— На первый раз пусть так, мало ли какие непредвиденные расходы. У меня ничего нет для пляжа и потом как-то неуютно ходить без денег.

— Зато безопасно, — возразил Роман.

Нина не стала спорить, но и не изменила решения, она подала оператору паспорт и купюру в 500 евро. Роман встал у окна совсем близко, чтобы к девушке не пристроился никто из местных или гастролёров. Он не хотел, чтобы они видели сколько денег Нина уберёт в сумочку, какой у неё кошелёк, а главное, нельзя было дать им понять, что она одна.

Но Нина и не собиралась убирать деньги, она взяла у оператора справку о покупке гривен и пачку украинских купюр и тут же у обменного пункта хотела рассчитываться с Романом за комнату.

— Вот, теперь я могу отдать вам…

— Лучше не здесь, — Роман придержал её за локоть и отвёл в сторону, ближе к рынку, — уберите деньги, вы мне дома отдадите. 

— Почему дома? – удивилась Нина.

— Так лучше будет.

— Странный вы, Роман, неужели думаете, что вокруг все воры и что мне в руки так и смотрят, сколько я денег держу.

— Вот тот, на лестнице, на крыльце у булочной смотрит, — показал Роман, — и вот тот, который за нами стоял у обменника. Если бы вы сейчас на пляж пошли с деньгами, то кто-то бы точно пошел за вами следом.

— Правда? – Нина проследила глазами в направлении куда указывал Роман и убрала деньги. — Тогда я сейчас куплю что-нибудь из фруктов на рынке, и ещё вот в булочную зайду и вернусь домой. Сразу вам всё отдам, ещё паспорт вы хотели, паспорт могу сейчас отдать.

— Не надо, и паспорт дома отдадите, а на рынок я с вами схожу. Может, вы дорогу домой не запомнили, будете плутать по Береговому. 

— Я действительно адрес ваш не спросила, как улица называется?

— Дачная, дом семь. 

— Хорошо. Здесь, правда, улицы похожи и всё заборы, заборы, домов не видно. У нас в дачных посёлках заборы не все глухие, хотя сейчас стали такие же ставить, но здесь улицы уже – идёшь, как по коридору, непривычно. У нас нет таких узких улиц.

По рынку Нина и Роман ходили долго, Нина изумлялась на обилие фруктов, особенно ей нравился виноград. Но Роман не советовал покупать.

— Он ещё зелёный, кислый.

— А на вид такой чудесный, — разочарованно протянула Нина.

— Купите лучше дыню, или арбуз. Я вам помогу донести.

— Дыню! Я их так люблю. Только выбирать не умею.

Они купили и дыню, и арбуз, потом Нина застряла у прилавка с безделушками из морских раковин и кораллов. У неё разбежались глаза. Она хотела бы купить всё, но Роман снова остановил её.

— Ну что вы делаете? Сходите на пляж, там такие же ракушки под ногами, лопатой можно грести, зачем вам деньги платить за это?

— Хорошо, я не буду покупать, только посмотрю. Вот какие забавные котята сделаны из ракушек, а вот ещё, тут надпись «Береговое две тысячи девятый год», на память можно купить, а это краб, с глазками!

— Сушеный…я вам живого покажу, их в море полно. Идёмте домой, а то жара поднимается.

Домой Роман и Нина вернулись только к обеду.

— Спасибо за помощь, — сказала Нина, когда они вошли во флигель и выгрузили на кухне покупки из новой хозяйственной сумки, также приобретённой на рынке. — Что бы я без вас делала?

Глава 8. На пляже

Солнце стояло низко, море слепило глаза платиновыми бликами, на небе ни облачка, а вода удивительно синяя. Нина вспомнила строку из старой песни: "Самое синее в мире Черное море мое". Так и есть! Не зря она так хотела сюда. 

Нина скинула босоножки и ступила на песок, вернее на мелкий, размолотый ветром и солнцем ракушечник, но тут же ойкнула и поспешно обулась снова — идти босиком по раскаленному за день пляжу было невозможно. К ее удивлению, народа было не слишком много, Нина ожидала, что яблоку негде упасть, а вон лежаки под навесом свободны. 

Она спустилась поближе к воде, пошла по берегу к лежакам. Они стояли под стилизованным под "малазийские пальмовые крыши" навесом. Но стоило Нине расположиться на деревянном лежаке, как перед ней возник деловитый парень в красной футболке и сообщил

— Это места для отдыхающих из эйлингов, они платные.

— Я заплачу, — заверила Нина.

— Нет, я же сказал, только для эйлинговых, у вас есть жетон?

— Какой жетон? — не поняла Нина

— "Все включено, кто в эйлингах на первой линии живет его с ключами вместе получают, предъявляете и можете лежать тут, хоть всю ночь.

— У меня нету жетона, я в поселке живу, — Нина силилась вспомнить название улицы и не могла. Это напугало ее. А вдруг не найдет по памяти, кого тогда спрашивать? Улицы тут заборчатые, все на одно лицо, перекрестков много, заблудиться ничего не стоит.

— Дикарем что ли живете? Это плохо, сейчас медуз в воде полно, потому и отдыхающих на пляже не густо, а будет вода чище — набегут не протолкнешься. Хотите я вам за сто гривен жетон продам? Один в один, как у эйлинговых.

— То есть он поддельный?

— Ну... вроде того, — замялся парень, — так ведь не отличить, реплика, — обрадованно вспомнил он мудреное слово.

— Нет, спасибо, — отказалась Нина.

— Тогда местечко освободите, — совсем другим, пренебрежительным тоном заявил парень. Неплатежеспособная Нина потеряла для него всякий интерес.

— Хорошо, я сейчас...

Она снова обулась и пошла к самой полосе прибоя. Волны медленно накатывали на гальку и ракушечник, вода манила войти, окунуться, поплавать. Море дышало, колыхалось, казалось необъятным, ласковым. 

У Нины не было ни пляжного коврика, ни полотенца, а самое главное никого, кто присмотрел бы за вещами. Она оглянулась в надежде увидеть подходящее лицо. Неужели сплошь все жулики? Вон рядом мама с ребенком, девочка лет четырех у воды играет. А вот пара молодая, ну, этих просить не удобно, они обнимаются, собой заняты. Нина снова вспомнила Сережу. Почему все так? Неправильно! На глаза навернулись слезы. 

— Да и плевать! Пойду купаться, обворуют, так обворуют, нельзя же настолько людям не доверять! — сказала она сама себе и принялась стягивать сарафан. 

Положила его сверху на сумку, рядом поставила босоножки и, морщась от обжигающей ступни ракушечной крошки, пошла к воде.

То ли она перегрелась, то ли и в самом деле вода была не настолько теплая, но когда ноги окатила первая волна, Нина чуть не вскрикнула. Разбежаться бы и сразу в воду, она так делала на озере. Но какое здесь дно? Хорошо, что не бухнулась сразу, а постепенно заходила — дно оказалось каменистым. Большие неровные, с острыми краями, а главное склизские камни, между ними водоросли и что-то вроде тины, мягкое, противное. И вот ради этого она ехала сюда?! Не говоря уже о сомнительной чистоте полосы прибоя и первых двух метров водного пространства у берега. И что там парень у лежака про медуз говорил? Нина зашла по пояс, развела мутноватую воду руками, всмотрелась в глубину — дна не видно, а что-то белесое, желеобразное обволокло ноги и оно было живым, шевелилось! Нина захотелось поскорей выбежать на берег, она развернулась, неловко ступила на большой камень, поскользнулась и неуклюже плюхнулась вперед грудью. От неожиданности глотнула воды. Соленая...что за гадость! Встала, брезгливо стряхивая с рук капли и всерьез думая об обратном билете. Вот тебе и Крым...

— Нина! — услышала она с берега знакомый голос, посмотрела — точно, Роман. 

Откуда он здесь? Как хорошо, он-то знает адрес!

— Рома! Ой, а я тут... Пытаюсь искупаться, — она развела руками. Видно по лицу ее можно было прочесть крайнюю степень разочарования.

— Совсем не понравилось? — спросил Роман, он был в одних шортах и босой, кроссовки держал в руке. — Здесь у рынка лучше не купаться, выходите, я вас в хорошее место отведу.

— Сейчас... Ой... Камни тут здоровые! — она медленно выбиралась на берег, нащупывая ногами путь. Роман пошел навстречу, протянул ей руку. 

— Давайте помогу, это я виноват, не рассказал где купаться. Здесь есть места с песком у берега, но мало, они насыпные и народу как в лягушатнике. А лучше до отмели проплыть, когда волна не высокая — не опасно, там вода чистая, дно видно. И песок, и крабы по дну бегают.

— А медузы? Они противные? Как студень.

— Медуз на глубине нет, разве что кусачие, но они редко. А эти, у берега безвредные, волна будет — их унесет.

— А кусачие что, с зубами?

— Нееет, — засмеялся он, выводя Нину на берег, — медуз с зубами не бывает. Они жгутся, как крапива, потом следы даже, при сильном ожоге на глубине и судорога случиться может, люди тонут. Лучше с нарукавниками купаться, или с кругом. Вы хорошо плаваете?

— Да, дома озеро переплываю, — они пошли по берегу в сторону от рынка, но Нина вспомнила про вещи. — А сумка моя? Босоножки? Я там оставила, рядом с лежаками. 

Роман только головой покачал.

Место куда он привел Нину было левее поселка, старая разбитая штормами набережная напоминала бетонные торосы, несколько рыбаков с удочками стояли на развороченных плитах и смотрели в воду.

— Бычков ловят, — пояснил Роман. — хорошо бы все-таки круг, или матрас надувной, на нем до отмели доплыть.

— А так нельзя разве? — Нина пристроила сумку в щель между плитами. — Вот, не заметно совсем. Главное, самой не забыть место. Ну, поплыли?

Глава 9. Вечер

Романа кидало из одной крайности в другую.

Он то хотел быть с Ниной, разговаривать с ней, смотреть на ее спокойное, как ему казалось, гордое лицо. Она была не похожа на других отдыхающих, непроницаемая, или даже недовольная чем-то. С другой стороны, Роман стеснялся, готов был избегать встреч, во дворе в беседке отсиживаться. 

Раньше он вообще не воспринимал отдыхающих, как возможных друзей, от этого не далеко было скатиться к заискиванию перед ними. А потом, как отец, примазываться к вечерним посиделкам в беседке, выпрашивать рюмку? И какая может быть дружба с теми, кто платит? В сезон с приезжих только ленивый не стремился содрать побольше, местные знали, что кошельки "дикарей" набиты баксами, евро и рублями. В какой-то мере встречным желанием отдыхающих было потратить накопленное на отпуск, целый год ужимались, чтобы месяц пожить на всю катушку. И вот цены на рынке взлетали до небес, но к вечеру с прилавков все сметали. Покупали без разбора: фрукты, овощи, сувениры, летнюю одежду...

Роман стал забывать то время, когда они жили не в Береговом, была квартира в городе, газ, водопровод, канализация. Отец работал, мать дома сидела и на жизнь хватало, хотя, что он знал? Мал был. Наверно, она и там не дружила с соседями, может, был и там кто-то вроде дяди Степана. Роман его уважал, но стоило обмолвиться: "У Степана Петровича туалеты нормальные и вода в душах целый день горячая и холодная, без ограничений, а у нас, как в деревне: дырки со стульчаками, да вода по часам утром и вечером..." , как мать вскидывалась:

— А ты не сравнивай, не сравнивай!

Она всегда в штыки принимала любое доброе слово о соседе. 

Степан, как и семья Романа, был не из украинцев и не из татар, приехал из России, он даже пенсию там получал, ездил за ней два раза в год куда-то в Московскую область. В Крыму жил лет пять, купил в у сельсовета в Береговом участок с домом и начал устраивать "гостиничный бизнес", средств не пожалел и у него даже не в сезон, когда у других комнаты, приготовленные в найм, пустовали, бывали жильцы. Мать Романа объясняла это не бытовыми условиями, а расторопностью Степана. Звала его куркулем, брюзжала:

— Конечно, у него всегда народ, он к поезду на машине подъезжает, у платформы сутками дежурит, не то что ты. А тебя не уговоришь на станцию поехать, все тут, да тут, сидишь дома, торчишь в Интернетах своих.

— В Интернете тоже можно постояльцев искать, некоторые сайт делают и рекламируют, на доски объявлений идут, — пробовал доказать ей Роман.

— Так находи! Кто же тебе мешает!? — кричала мать. — А не обсуждай, что у нас не так. Мы с отцом десять лет горбатились тут, света не видали, здоровье угробили. Для себя, что ли? Для тебя ведь! А ты...

— Я знаю, мама, — устало соглашался Роман и прекращал бесполезный разговор. 

Он знал, что мать не переубедить, не согласится она перестраивать туалеты, менять трубы, покупать для кухни новые кастрюли, сковороды, посуду и столовые приборы, будет продолжать экономить на всем. В сезон, когда у соседей все номера были заняты, снимали и у них.

 А еще немалую роль играло то, что дом Романа стоял на первой береговой линии, то есть до моря идти пешком пять-семь минут. Это и привлекало людей, заставляло закрывать глаза на примитивный быт, убогую обстановку в комнатах, жалкие плошки на кухне, даже на затхлую воду в резервуаре. Все равно её никто не пил, для питья отдыхающие покупали воду в бутылях.

 Как бы то ни было, главным для них оставалось море, пляж, а в этом дом Романа требованиям соответствовал гораздо лучше многих. По той же причине жильцы терпели и жесткое, беспардонное обращение хозяйки. Мать Романа ни к кому не относилась по-доброму, даже к родным, а жильцам доставалось в разы больше, особенно женщинам, за глаза она называла их всех "столичными шлюхами", "шалавами", говорила, что ни одну такую в дом не пустила бы.

Когда постояльцы уходили на пляж, мать Романа рылась в их вещах. Не для того, чтобы взять что-то, а просто так. Это доставляло ей удовольствие. Люди замечали, но ничего не говорили, при первой возможности переходили к соседям. Тогда мать Романа свирепела, всячески поносила соседей, ругала сына, называла его бездельником, лентяем, никчемным тунеядцем, гнала на железнодорожную станцию в Феодосию встречать поезда из Москвы, Киева, хотя смысла в этом не было.

Степан встречал отдыхающих на машине, отвозил к себе, показывал комнаты, если это были новые люди, но в основном у него останавливались из года в год одни и те же. Он даже сроки расписывал заранее, чтобы не отказывать постоянным клиентам. 

А что мог предложить Роман? Такси? Своей машины в семье не было, мать говорила: вот, мол, построимся на новом месте, тогда уж...

"На новом месте" сначала означало не на берегу, а в горах, где они купили участок с домом невероятно дешево. Это и была их первая недвижимость в Крыму. На месте ветхого домика планировали выстроить двухэтажный, с номерами. Потом возник новый, боле заманчивый проект покупки дома на берегу, все, что откладывали на стройку пустили на новую покупку, этого не хватило – тогда взяли кредит. 

Чтобы отдавать отец на трех работах вкалывал, пока не сломался, мать занималась новым домом, ни о каком строительстве в горах речи уже не было, а на берегу стали осваивать то хозяйство, которое им досталось — дом и летние бараки, иначе назвать эти сооружения без фундамента, с глиняным полом и маленькими окнами, было нельзя.

Но даже они сразу начали приносить доход. В сезон люди готовы были терпеть все за шаговую доступность к морю, а новый дом стоял еще и в пригороде Феодосии — поселке Береговое, заманчивом месте для отдыха с детьми, настоящий рай для " дикарей".

Деньги потекли сначала ручейком, а после строительства еще десяти хибарок — рекой. Но и соседи не дремали, улучшались кто как мог. И после резкого подъема у родителей Романа начался спад, жадность матери мешала ей вложиться в сервис разумно, а отец права голоса не имел, да и все равно ему стало, он скучал по прежней жизни, начал крепко выпивать. 

Глава 10. Соседи

Дома Нину встретили соседи. Пока её не было, мать Романа сговорила к себе в жильцы четырех парней-студентов, они сняли комнату через стену от Нины. 

По какой-то странной закономерности люди тянутся туда, где уже есть люди, и к ужину во флигеле появились еще постояльцы — мужчина и женщина. Их привлекла возможность держать во дворе машину — под окнами комнаты напротив той, в которой остановилась Нина, была забетонирована площадка для авто, а рядом с калиткой открывались и ворота, их Нина сразу не заметила, думала — забор. 

Её соседи напротив составляли странную пару, можно было предположить, что это мать с сыном, но довольно быстро становилось ясно, что это не так. Женщина, по возрасту много старше мужчины, обращалась с ним, как подружка, даже утрировала это и всячески подчеркивала. Нина не стала бы специально вдаваться в подробности их отношений, но дверь комнаты напротив постоянно оставалась широко открытой, а новые соседи говорили в полный голос. Женщина давала мужчине указания как составить кровати, чтобы получилась двуспальная, как разложить вещи. Она хихикала и кокетничала.

— Олежик, пупсик, ну давай уже стели скорее, Лёличка устала, пора бай-бай...

Нина хотела согреть чайник, но выглянув за дверь, сейчас же вернулась к себе, на кухне студенты смотрели телевизор, а мать Романа открывала вторую из трех комнат женщине с девочкой лет десяти.

— Холодильник в номере, посуда вся в шкафу, располагайтесь, — заученной скороговоркой вещала хозяйка. — Если не хотите готовить сами, то через улицу, два дома от нас, можете столоваться, там пансион. Или берите еду и разогревайте тут, многие так делают. 

Нина плотно прикрыла дверь, чтобы приглушить телевизор, села на кровать, потом разделась, прилегла. Плечи и спина горели, голова болела и Нину как будто знобило. 

Она ненадолго уснула, опять снился Сергей и во сне она начала беспокоиться о нем. Не случилось ли чего. Потом искала какой-то дом, ходила, ходила и не могла выбраться из замкнутого круга незнакомых улиц. Проснулась от стука и сначала не поняла: в дверь ли стучат, или во дворе. Потом сообразила — за стеной, равномерные удары, как на баскетбольной площадке, вероятно студенты, наскучив телевизором, развлекались с мячом. Слышимость во флигеле была отменная, через некоторое время стук мяча сменился стонами парочки напротив, они явно воодушевились перестановкой мебели и опробовали кровать. Возможно, это напугало девочку и она заплакала, мать стала успокаивать, потом вышла на кухню, завозилась в шкафу с посудой, зажгла свет —желтая полоска обозначилась под дверью. 

Нина опять села на кровати, потом встала, подошла к окну, отвела штору, посмотрела в окно. Темень тёмная, южные ночи не то что питерские, там до августа на белесом небе звезд не видно, а тут! Яркие какие... 

Захотелось выйти посмотреть, да и душно было в комнате. Нина накинула халат и тихонько вышла на кухню. Из комнаты напротив раздавался громкий храп, у студентов не спали, бубнили и пересмеивались. Во дворе пусто, мрачно. Нина пошла по дорожке к беседке, остановилась, оглушенная цикадами, подняла голову, стала смотреть на звезды. Бездонное чернильное небо! И созвездия стоят иначе, но если повернуться к северу...

Неожиданный яркий луч ослепил Нину, от неожиданности она вскрикнула. Из беседки вышел мужчина с фонарем в одной руке и ведром в другой и направился к туалетам. Он неминуемо должен был пройти мимо, приглушенный экраном фонарь не освещал лицо, только когда мужчина приблизился на расстояние вытянутой руки, Нина узнала Романа.

В это время в одной из комнат зажегся свет и стало хорошо видно его, парень был в резиновых перчатках, сапогах, кроме ведра еще и швабра, раствор в ведре источал запах хлорки. Роман отвел глаза, Нина все поняла, не стала спрашивать, отчего он убирает по ночам.

— Простите, напугал вас, — пробормотал он невнятно, — выскочил из-за угла...

— Ничего, я сама виновата, пошла ночью бродить, звезды смотреть. Звезды здесь прекрасные!

— Только звезды, а остальное?

 Она хотела честно сказать, что хуже не бывает: и соседи, и море, и головная боль, но не стала расстраивать парня еще больше.

— Остальное... Не знаю, я не поняла... Мне не очень хорошо на самом деле, утром покажете где тут у вас аптека?

— Перекупались или отравились? Что болит? — встревожился он.

— Не знаю... все болит! Голова, спина...как будто ломает... у меня, наверно, температура.

— Обгорели все-таки! Я же предупреждал. Не уходите, я переоденусь только и найду градусник и лекарство. Надо спину вашу посмотреть.

— Хорошо, я в беседке подожду, — ответила она, а Роман кивнул и уже побежал к душам.

Не было его довольно долго, когда вернулся, Нина поняла, что не только переодевался, но и мылся, гелем дорогим пахнет, и волосы мокрые. 

В беседке горели фонарики. Нина сидела в старом ротанговом кресле. Как и все здесь, убранство беседки — стол, половик, сетки от мошкары — было потертое, но когда-то, наверно, красивое. И виноград вился по штакетным стенам.

— Вроде полегче стало, может, это от духоты? В комнатах жарко. А отсюда уходить не хочется, цикады звенят, у нас таких нет, и звезды удивительные. Они меня поразили совершенно.

— Звезды красивые в степи... В Крыму много красивого, но не здесь. В горах, или на диких пляжах, где людей нет. Здесь-то у нас что смотреть? Заборы одни.

— Да, правда, заборы... 

— Идемте, температуру померяем.

— Куда?

— В большой дом.

— К вам? — усомнилась Нина. — А мама что скажет?

— Да она спит, — заверил Роман, — и потом, мы же за вас отвечаем, паспорт записали. По договору с сельсоветом — первую помощь должны оказывать.

— А маму вашу как зовут? — шла за Романом Нина. — Я не спросила сразу, не удобно даже!

— Раиса Игоревна.

— А папу?

— Дмитрий Николаевич.

— Значит, вы — Роман Дмитриевич.

— Да.

Глава 11. Красная юбка

Утро тянулось в окно жарким солнечным лучом. Нина проснулась поздно. Накануне, послушав Романа, она вся обмазалась сметаной, это было больно, холодно, но сразу наступило облегчение, она крепко уснула, думая о том, как это сметана впитывается, лучше крема и еще, что надо бы купить защитный крем для загара, и симку, значит на рынок пойти с утра...

И вот уже утро! А настроение не такое плохое, если бы еще соседи напротив не орали так. С чего это они?

— А ты бы еще под юбку ей заглянул, да! Видела я, как пялился, — начал женский голос

— Что ты, Лиля, я в её сторону даже не смотрел, она вообще с ребенком, — ответил мужской.

— А на кухне кофея пить расселся!

— Так она пригласила...

— Вот и иди, может там больше отвалится, а я уезжаю!

— Ну что ты, Лиля, я же...

Дальше рыдания, сцена ревности. 

В остальных комнатах было тихо, жильцы на пляж ушли наверно, но напротив боевые действия продолжались — там двигали, стучали, потом Нина увидела в окно полуодетую Лилиану с большой сумкой, женщина открыла машину и пыталась втиснуть сумку в салон, это не получилось, тогда она перебежала к багажнику, стала открывать его. Тут вышел кавалер, Нина не знала, как его зовут, мужчина схватил сумку за ручку, дернул к себе, ручка оборвалась, молния разошлась, вещи выпали на дорожку, Лиля закрыла лицо ладонями, оперлась о машину, заплакала... Мужчина взял ее за плечи, развернул к дому, повел. Через некоторое время из комнаты напротив — скрип кровати и стоны. 

Нина пожала плечами, она не осуждала, но на кухню выходить не хотелось. Наверно, можно позавтракать где-то в поселке, Раиса Игоревна говорила про пансион. Но прежде надо душ принять, а воды то нет... но есть влажные салфетки. Вот что за дела, все не так, ни помыться, ни поесть. 

— Все! Пойду на рынок! — сказала Нина и решительно раскрыла сумку.

 Что же надеть? Во всем жарко, она не думала, что в Крыму такая ужасающая жара может быть, сорок пять градусов! «А, куплю что-нибудь» — решила девушка и вытащила первое попавшееся платье.

На удивление легко она нашла рыночный ангар, теперь площадь торговых рядов была гораздо больше, не только в самом ангаре. Прилавки тянулись параллельно пляжу и трассе, под навесами были разложены фрукты, овощи, зелень, с рядами банок и сотами медовые ряды, дальше мясные, колбасы, сало, копчения, соления, рыба свежая и вяленая, соленая, копченая. Вино в бочонках, молоко, сыр, масло, творог. А сколько выпечки! И орехи, и сладости — глаза разбегались. От ароматов голова шла кругом. От одного вида этого изобилия можно было запьянеть. Необыкновенные помидоры и сливы и инжир! Не сушеный, свежий. А гранаты... зерна алые, сочные. Продавцы зазывали, расхваливали товар. Отдыхающие ходили, присматривались, покупали. 

Нина купила персики. Большие, спелые, желто-розовые, душистые, с мягкими пушистыми боками и черешню, темную, почти черную и необыкновенно крупную. 

Жара поднималась, становилось душно под тентами. Платье липло к телу, босоножки терли ногу, а стоило выйти между тентами на солнце — голову припекало нещадно.

Нина пошла к текстильным рядам, где одежда. Они тоже были яркими, как знамена развевались большие пляжные полотенца, гирляндами висели плечики с кофтами, сарафанами, прилавки со шляпами и панамами походили на клумбы с цветами.

Нина шла, смотрела и вдруг улыбчивая круглолицая татарка, раскосая, толстенная, окликнула её на чистом русском языке:

— Девушка, а девушка! Идите ко мне, есть для вас! 

Нина удивилась, остановилась, подошла. Татарка вытянула из кипы сложенных вещей длинную красную юбку. Широкую, струящуюся, легкую. Нина не знала, что это за материал, вроде шифона, но плотнее. Может, крепдешин.

— Берите, недорого отдам, померяйте! — уговаривала татарка. — Идите сюда, за занавеску, у меня примерочная, зеркало есть.

Нина вошла, оказалась среди множества вещей. Они были развешаны на стенах импровизированной примерочной, в углу действительно стояло зеркало. Нина сняла платье, через голову накинула юбку, та мягко скользнула вниз, обрисовала бедра, прильнула к ногам, пошла по низу подола волнами. Нина поняла, что не хочет снимать её, так и пойдет дальше. Только блузку надо. Угадав желание, татарка выхватила из другой стопки легкую белую кофточку без рукавов, на лямках. И красивый воздушный палантин с разводами, тоже что-то красное, и золотистое, и кирпичное. 

— Вот, надевайте, это верх и плечи прикрыть, а на пляже будет как накидка, сейчас все носят.

Нина даже не спорила, она полностью доверилась продавщице. Спросила только:

— А на голову что-нибудь, а то печет очень.

— На голову я скажу, где посмотреть, — обрадовалась та. — Вон в конце нашего ряда шляпы, вооооон там, где голубые шторки. Вот у них настоящие соломенные, подороже, зато качество. Скажете, Зейнаб прислала, они дешевле отдадут.

— Спасибо, — улыбнулась Нина, — а пакет дайте мне, я свое платье уберу, а в этом пойду.

— Дам, все дам! Такая красивая девушка! Жениха тебе хорошего, как пойдешь в красной юбке по пляжу, так десяток увяжутся.

Нина засмеялась:

— У меня есть, я через месяц замуж выхожу. И красное никогда не носила. А мне нравится! — она еще раз оглядела себя в зеркало, белая кофточка-топик хорошо смотрелась с красной юбкой, Нина не узнавала себя, удивлялась. Она ли?

— Тогда, как увидит в новой юбке, еще больше влюбится. Носи красное, хороший цвет, горячий.

Нина расплатилась и пошла к прилавку с голубыми шторками. Татарка оказалась права — мужчины оглядывались. Некоторые улыбались и даже пытались заговорить. Нине это не понравилась, но она забыла о недовольстве, когда подошла к шляпам. 

Нина сразу увидела её! Свою детскую мечту! Такая шляпа была у любимой фарфоровой куклы, которая сидела в мамином буфете. Соломенная, с широкими полями и лентой...

Шляпа стоила баснословно дорого, но девушка вспомнила про рекомендацию Зейнаб — это сбило цену вполовину. Хотя Нина купила бы в любом случае. 

Глава 12. Рисунок

Купаться не хотелось, но к воде тянуло. Она прошла сквозь плотный заслон загорающих к полосе прибоя, повязала парео на пояс, сняла вьетнамки и зашлепала по воде босиком. Море, такое же ослепительное как вчера, лежало спокойно, волны накатывали сонно. Зато разносчики не дремали, слышалось наперебой. 

— Пахлава медовая!

— Трубочки со сгущенкой!

— Шашлык из мидий!

— Пиво холодное, камбала копченая, мидии!

— Мороженое, мороженое, мороженое!

— Покупайте пиво лучшего разлива!

Разносчики двигались навстречу друг другу, нагоняли один другого, перемигивались, обменивались парой слов, шутками.

Рекламировали не только еду, но и пляжные товары, билеты на автобусные экскурсии, морские прогулки, аттракционы.

— Вдоль пляжа на ракете! Водные лыжи! На воде в огромном шаре! Над морем на дельтаплане!

В довершение картины прошел в сторону центра грузный мужчина в головном уборе бедуина —  белый клетчатый платок был закреплен валиком из ткани, вылитый Саддам Хусейн! Но даже с окладистой черной бородой и выпирающим вперед животом он не производил внушительного впечатления из-за тонкого, но на редкость пробивного бабьего голоска. В руках мужчина нес по ведерку, прикрытому крышкой, и нараспев выкрикивал на весь пляж:

— Покупайте чудодейственную глину! Красную, синюю, белую! Глина для лечения всех болезней и омоложения!

Нина не выдержала, расхохоталась, когда пузатый бедуин поравнялся с ней. В тот же момент кто-то перехватил у нее сзади пакеты, девушка оглянулась.

— Рома!

— А я так и думал, что вы на пляж пойдете, не узнал только, — парень даже не скрывал восхищения.

— Да...вот... Сначала на рынок, хотела купить из одежды что-то полегче, и еды... а потом захотелось к морю.

— Красиво, вам красный идет! Но с пакетами же не удобно, занесли бы домой. Хотите, я отнесу?

— Нет, лучше найдем тень и сядем, поедим, у меня персики есть, черешня и булочка.

— Я знаю где тень, пошли!

И Роман зашагал между загорающими к дальним лежакам. Нина привычно пошла за ним.

Она все не могла успокоиться, шла и смеялась

— Нет... ну какой! Глина от всех болезней! А-ха-ха... Мне кажется, он обиделся.

— Нет, он привык.

— А вы его знаете?

— Да, это Йося из Феодосии, он к нам приезжает раза три в неделю, еще, бывает, фотографируется с отдыхающими. 

— Забавный.

Навстречу им прошел человек с рупором:

— Автобусные экскурсии в пещеры Эминэ Баир Хосар и Мраморная в недра горы Чатар Даг. Сегодня со скидкой...

От его громкого голоса Нина вздрогнула.

— Ой, оглушил. А вы были в пещерах? Страшно там?

— Был. Нет, не страшно, там другой мир, красивый. Но с группой экскурсии ничего не понятно, надо одному. 

— Вы были один?

— Да, пещер в Крыму много, я вообще больше горы люблю. 

— А я не видала, на картинках только и в ютубе. В интернете все есть.

— Да, правда, но там не настоящее... Ну вот, пришли.

Они стояли перед белыми лежаками, над ними тоже была "пальмовая"крыша, а небольшое расстояние вокруг ограничено колышками с канатами, вроде и декоративное ограждение, но лежаки оставались пустыми.

— Вы уверены, что можно? Меня уже согнали вчера.

— Здесь не сгонят, это место "Береговой жемчужины", я им вывеску рисовал, они меня теперь пускают бесплатно.

— Это хорошо! Тогда я достаю наши припасы. Вот персики красивые и не дорого! У нас таких нет, даже на рынке. Берите! — она протянула Роману спелый плод, — все мытое. А булочка одна, но зато большая, — когда Роман взял персик, Нина разломила булочку пополам, — вот и завтрак. 

— Спасибо.

— А вы что на пляже делали?

Роман замялся, но сказал

— Да вас искал.

— Правда? 

— Вы же за билетами хотели, я зашел утром и не застал.

— Соседи ругались, я на кухню выходить не стала, — Нина кусала спелый плод, пытаясь не испачкаться соком. Роман персик так и держал в руке, попробовал только булочку.

— Не нравится вам у нас? — спросил он. — Сходили бы со мной к дяде Степану, там лучше и столоваться можно, жена его хорошо готовит.

— Нет, Рома, я не потому уехать хочу, мне в Петербург вернуться надо... Я же симкарту местную так и не купила! Придется обратно на рынок. 

— И не искупаетесь?

— Нет, медузы и плыть далеко до отмели, я боюсь.

— Я бы с вами поплыл..., — безнадежно вздохнул Роман, — а за билетами ехать надо на вокзал, можно в Феодосию, можно и здесь у нас, где я вас встретил. Лучше с утра. Если срочно надо, можно и с моего номера позвонить, у меня есть мобильный.

— Нет, не срочно, — Нина не хотела говорить с Сергеем при Романе, — я куплю симку и позвоню. Смотрите, опять тот с глиной идет!

— А я сейчас покажу вам, у меня есть наброски в скетчбуке, я его рисовал. — Роман раскрыл холщовую сумку, что висела на плече, дослал небольшой перекидной блокнот, перелистнул и подал Нине. — Вот, смотрите.

— Да! Вылитый он! Как хорошо вышло. Тут еще есть... можно?

— Конечно, смотрите, я с этих лежаков и рисовал, приду, когда народа много, сяду в тени и рисую. Это интересно, смотреть на людей и... — он не мог выразить мысль.

— Ловить момент? — подсказала Нина.

— Да! На пляже все по-разному, кто собой занят, а кто выпендривается. 

— И сегодня будете рисовать?

— Не знаю...

Нина перелистывала блокнот, всматривалась в рисунки.

— Я бы хотела посмотреть, как вы это делаете.

— Хорошо, — без уговоров согласился Роман. 

Он достал из сумки карандаш и больше ничего. Нина вернула блокнот. Роман окинул взглядом пляж, приметил у самой воды девчушку с совочком и формочками и коснулся карандашом бумаги. А дальше... Нина как завороженная смотрела на чудо. На бумаге появлялось изображение, линии и штрихи, которые оставлял карандаш, были точными, ничего лишнего. Роман не правил, не стирал, он как будто обводил невидимый рисунок. Рука легко удерживала карандаш, Роман быстро водил им по листу, еще несколько раз взглянул на девочку и закончил набросок.

Глава13. Поедем, Рома...

И снова Нина не зашла за симкой, не то чтобы забыла, она все ждала звонка Сергея. Пока активен ее Мегафон Северо-Запад, была надежда, что он позвонит первый. Не важно кто виноват, но разве не правильнее было бы, чтобы Сергей проявил инициативу?

Она скучала по нему, сердилась, обижалась. На расстоянии их отношения выглядели иначе. Как это Роман сказал? "Даже в зеркале мы не видим себя со стороны". 

Так и Нина, не видела себя и Сережу, не понимала того, что между ними. Им было хорошо вместе, удобно, все вокруг одобряли их союз, и мама Сергея, и родители Нины. Этого казалось достаточно. Выходит, нет... Тогда, может, и торопиться не стоит, раз само вышло, что они ненадолго расстались, поживет она одна, подумает — что между ними не так. Все поправить можно, если захотеть. Но лучше бы он позвонил!

***

Нина в который раз сидела и перебирала вещи в сумке. Откладывала то, что точно не понадобится, чтобы убрать на дно. На самом деле пыталась себя чем-то занять. Невольно прислушивалась к разговору на кухне. 

Там появилось новое лицо, но не из постояльцев — гость, невысокий, коренастый, сильно загорелый парень. И сейчас они там были вдвоем с отцом Романа, Нина видела, когда проходила в свою комнату. Хозяин растаскивал кровати в номере напротив, Лиля все-таки не помирилась с бойфрендом, машина под окнами исчезла, и комната опустела.

Хозяин и гость, вероятно, хорошо знали друг друга, беседовали дружески.

— Да, разные кадры бывают, — усмехался отец Романа, Нина его узнавала по голосу, вечером он пьяненький громко разглагольствовал в беседке, — а все потому, что живут не по-божески, не терпят, не смиряются. Смиряться надо.

— Зачем же смиряться? — не соглашался гость, — вот я с жилицей вашей познакомился, и если бы смирился, сейчас ветер в карманах гулял бы.

— А что так? — заинтересовался хозяин, — а ну-ка, вместе взяли и двинем к стене...

— А то...  — в такт усилиям выдохнул гость, — сначала мороженое дочке, потом в кафешке посидеть, потом им аттракционы на море, а тут говорит: давайте на экскурсию автобусную съездим в Ялту! Ничего себе аппетит? На фига попу гармонь, если есть кадило, зачем ноги развела, если не любила... Она за мой счет решила девчонку свою выгуливать. А сама взамен —   кукиш с маслом. "Не могу при ребенке", один раз всего и было в кустах. Ну её!

— Так ты бы к другой нашей подкатил, она и одна вроде.

— Да прямо, с ней ваш Ромка гуляет уже. Я их утром на пляже видел, на лежаках задницы тянули.

— Тю!

— А то!

Нина залилась краской, вот значит, как её тут позиционируют: "одна вроде"! 

Хотелось уйти сейчас же и не возвращаться, но как мимо них? Поймут же, что все слышала...

Через раскрытое окно слышал этот разговор и Роман, он работал в саду, близко от гостевого дома. Первым желанием было вытащить наглого сплетника и набить ему морду, но Роман видел, как Нина пошла к себе, она бы стала свидетельницей разборки, хорошо это? Или только ухудшит дело? А момент был упущен, сосед вышел из дома следом за отцом Романа. Они направились на задний двор, где белье сушилось, ясно зачем, четвертинку давить. 

— Игорек, можно тебя? — позвал Роман, втыкая лопату в землю.

— А? Чего? — тот охотно пошел, думая, что его зовут помочь по-соседски. 

— А вот чего, — угрожающе наступил на него Роман, когда они отошли за угол дома, — ты язык свой поганый придержи, а то я тебе его в задницу затолкаю, понял? И матери скажу, как ты ходишь тут к нашим жилицам, а потом сплетни пускаешь. Мало не покажется!

— Ром, да ты чего? Я же с этой твоей...

— Она не моя! Вот из-за таких гадов приличные люди у нас и не хотят жить.

— Да ладно, ладно, — сосед поспешно ретировался к калитке. 

Он был изумлен, никогда раньше Роман не проявлял агрессии и желания подраться. Взрослеет что ли?

Роман помедлил немного и решительно зашагал к гостевому дому. Он постучал в дверь Нины, услышал "войдите", решительно переступил порог и остановился.

Нина вопросительно смотрела на него.

—   Я подумал... лучше вам в другой наш дом переехать, — без предисловий начал он. Это вышло коряво, непонятно, но Роман продолжал: — Там вас никто не побеспокоит, и купаться можно в чистом месте, немного далеко идти до моря, но зато бухта красивая. И там рядом биостанция, дельфины, там горы...

— Горы? — Нина смотрела Роману в глаза, и видела там просьбу, мольбу и... еще что-то, чего она не знала. Тот же взгляд, когда рисовал её, и вот теперь. Что это значит? Стремление удержать? Этот мальчик был моложе, неопытнее, ничто не связывало их, любила Нина другого. Но она хотела понять. И неожиданно для себя ответила:

— Я бы посмотрела... дельфины, горы...

— Я дядю Степана попрошу, у него машина есть, он отвезет, — Роман подошел и стоял перед ней, совсем близко, а Нина все смотрела в его глаза. Молча. И вдруг улыбнулась, шагнула навстречу, потянулась к его губам и поцеловала.

— Поедем, Рома... или на вокзал, или к дельфинам. Тут я не хочу оставаться, — она обняла его, прижалась и повторила: —  Поедем к дельфинам...

Глава 14. Вечер и ночь

Нина не стала думать «почему», она отпустила себя. 

Это не была обида на Сергея, или желание отомстить. Нет, она хотела узнать — а что же потом, за тем взглядом, каким на неё смотрит Роман. Сережа так не смотрел, там было другое, прочное, правильное. 

А Роман? Она просто пошла за ним, без мыслей, сомнений, угрызений совести. Если бы ей сказали до отъезда из Петербурга, что такое возможно, она бы и ехать отказалась. А сейчас сидела посреди разогретой солнцем степи, благоухающей травами, и слушала, как высоко в небе звенит: «тирли-тирли-тирли…» 

Она искала глазами, но так ничего и не увидела, кроме бездонной синевы. 

— Это жаворонок, — сказал Роман, он сидел напротив Нины и быстро рисовал в блокноте, — его не видно, только слышно. 

— Зато вон стрижи носятся, — Нина завела руки за голову и легла в траву. Роман продолжал рисовать. — Хорошо здесь как! 

— Надо было зонт взять, все-таки кожа у тебя не привычна, обгоришь снова. 

— Не хочу зонт, ты за сметаной съездишь. 

Они жили тут уже три дня, уехали сразу тогда же, как поцеловались, Роман пошел к соседу, попросил отвезти, а Нина пока уложила вещи. И к вечеру они уже были в недостроенном коттедже в предгорье Карадага. Степан распрощался, пообещал матери Романа ничего не говорить и почему-то не взял денег, даже за бензин, только рукой махнул на прощанье, да обронил: 

— Давно надо было, Рома. Не место тебе в Береговом. 

— Спасибо, дядя Степан, если что, я тут буду пока, — Роман обернулся к Нине, она кивнула и помахала рукой Степану. 

Ей все равно было, что он подумает. 

Недостроенный коттедж не стоял заброшкой, имел странно обжитой вид. Во дворе протянуты веревки, на них сушились робы и рубашки, в сторонке на улице под навесом  устроен столовый уголок — сам стол, по обе стороны скамьи, а в стороне на столбе раковина с умывальником. Шкафчик стоял с какой-то посудой, поодаль железная уличная печка, или как еще это назвать, Нина не знала, подставка для тагана. 

— Тут у меня ребята рабочие живут, вообще-то нельзя, но они там у реки барак-времянку собрали, я разрешил. 

— А почему нельзя? 

— Да налоги же, еще и сведения надо подавать, а у них не у всех с документами хорошо. Но большая часть по соседству тут на объекте официально работают, строят поселок коттеджный, а ко мне после работы приходят и то не каждый день. Внизу только стены, без отделки, но второй этаж жилой, пойдем, покажу… 

И они пошли, поднялись по внешней лестнице, она вела на галерею, и там был вход в комнаты. Одна жилая поменьше, а другая — мастерская, смежная с кухней и ванной. И снова чистота такая! 

Нина разулась на галерее в комнаты вошла босиком. Когда оказалась в мастерской — замерла. Вот почему дом не был заброшен! Тут жили картины Романа, целый мир. Цветной, яркий, радостный. Море, море, море и степь. Незаконченная картина стояла на мольберте, на ней развалины древней крепости, в отдалении шатры кочевников, лошади, повозки, а на первом плане… 

— Ой, это же Степан ! – узнала Нина. - Какой он тут грустный, прямо на земле сидит, что это с ним? 

— Да, это мне Степан немножко позировал, - Роман вошел следом за ней, папку с набросками и большой чехол с эскизами, которые он из Берегового захватил положил на стол, а сумку Нины не внес. Прошел в комнату и продолжал уже оттуда. – Это он как будто хан Атрок. 

— А почему печальный такой? 

— Легенда есть, - Роман вернулся в мастерскую, поправил картину на мольберте, вгляделся, — что когда изгнал Владимир Мономах половцев из степи от Дона, то Атрок ушел на Кавказ и стал там жить, а его брат Сырчан остался у Дона. Когда Мономах умер, Сырчан послал за братом, чтобы опять воевать, на Русь походами, и посыльному велел взять с собой сухой пучок полыни. Если откажется Атрок вернуться, чтобы понюхал эту траву. И посыльный все так и сделал, звал, песни половецкие пел – Атрок не хотел вернуться, смеялся только: «Мне и здесь хорошо», а как понюхал полынь – заплакал и сказал: «Лучше умереть в своей земле, чем править чужой» И вернулся… Вот тут он как раз плачет, не все получилось у меня, я не смог нарисовать, как хотел. 

Роман снял картину с мольберта, поставил к стене, повернув изображением внутрь. 

— Ну что ты! Красиво очень, и легенда прекрасная, ты откуда узнал? 

— Экскурсоводы рассказывают. Я иногда ездил с постояльцами нашими, провожал их до Феодосии, до стоянки откуда автобусы отходят, если были свободные места, то и меня экскурсоводы брали с собой за то, что я пригонял клиентов, я и сам читал, и без экскурсий в степь ходил, закат рисовать. У меня люди хуже получаются, чем природа. 

— Тебе учиться надо! 

— Мать не отпустит. 

Странно было стоять так и говорить, даже неловко. Нина не знала, что дальше делать, приехать-то она приехала, но тот момент близости между ней и Ромой оказался мимолетным, он прошел, и чтобы вернуть это, она должна была сама… но как? Что сказать? 

Роман тоже хмурился. Нина вздохнула, что уж теперь, может, и не правильно все? 

— Устала я… жарко очень было в машине, помыться у тебя можно? 

— Конечно, вода тут неограниченно. И с галереи вход во второй номер, там своя ванная и удобства, но кухня пока одна, что у меня. Вы проходите туда… 

Вот оно что! Нина улыбнулась, дурачок какой! Подошла к нему, взяла за руки: 

— Рома… я конечно пойду в тот номер, только… я не для того сюда приехала, чтобы одна жить, понимаешь? И ты меня не для того привез. 

Она прикрыла глаза и не думая ни о чем, не раскаиваясь, ждала, когда он поцелует её снова. Он поцеловал, прижался, обнял тесно. Нина запустила пальцы в густые волосы Романа, отвечала его губам. 

В душе они мылись вместе, и все горячей целовались, и касались друг друга. Роман ничего не знал о любви, Нина смеялась его неловкости и помогала понять и свои, и его желания. 

И был вечер, и была ночь… 

Проснулась она от яркого света, луна стояла высоко, освещала Рому, он спал рядом с Ниной в смятой постели, красивый и беззащитный. Она выбралась тихонько, чтобы не разбудить его, вышла на галерею и увидела чудо! Небо в россыпи звезд, светлая полоса Млечного Пути,  полная луна, слева более темные очертания гор, а справа внизу что-то живое, блестящее. Нина даже не поняла сразу, что это освещенное луной море.