Горькие ягодки

глава 1

«Не ходи к нему на встречу, не ходи…
У него гранитный камушек в груди…»

Марианна.

Сегодня свадьба у Дашки, моей институтской подружки. А я свидетельница. Я свидетельница, но волнуюсь гораздо больше, чем сама невеста. Вернее сказать, законная жена, потому что настоящая свадьба уже была у Даши дома, в далёкой сибирской деревушке. Там они с Серёгой обменялись клятвами любви и верности под церковными сводами пред ликами святых в трепещущем свете свечей.

Дашка рассказала, что это было так трогательно и нежно и батюшка произнёс такую берущую за душу проповедь, что все присутствующие женщины плакали. Сегодня же так называемый московский этап свадьбы для московских друзей и Серёгиных родителей. Ну, а раз свадьба, то должны быть и свидетели.

Со стороны невесты-жены это я, её лучшая, ну, я надеюсь, что лучшая, московская подружка. А свидетелем будет лучший друг Серёги, Дашкиного мужа. Лучший Серёгин друг…

Его зовут Андрей. И он мечта всех девчонок нашего общажного этажа педагогического универа. Ну да, мы будущие учителя и традиционно ребят у нас немного. Поэтому сложилась негласная традиция: нашла парня сама, помоги подругам. Поэтому, если у какой-нибудь девчонки парень уже есть, то на все дни рождения и просто на дискотеки приход друзей этого парня весьма и весьма приветствуется.

Так в нашей общаге появился Андрей. Надменный светловолосый красавчик с холодными голубыми глазами и классически правильными чертами лица. Это произошло в мой день рождения. В тот день мне исполнилось девятнадцать лет. И в тот же день я родилась заново. Потому что прежней я больше не была.

Теперь, что бы я ни делала, перед глазами всё время был он. Андрей. Меня завораживало в нём всё. Походка, улыбка, голос. И не только меня. На наших девчачьих посиделках только и разговоров было, на кого он посмотрел и кому что сказал… Я в этих обсуждениях участия не принимала. А просто ждала очередной дискотеки или дня рождения.

Андрей приходил иногда. И на дискотеках обнимал в танце других девчонок. А однажды остался на ночь. В комнате у Светы Бастрыкиной. Она хвасталась на следующий день, что побывала в раю. Планировала серьёзные отношения с ним. Чуть ли не выбирала свадебное платье. С тех пор я возненавидела Свету. Хотя и понимала, что её на месте могла оказаться любая другая.

Любая, но не я. Меня Андрей не видит. Смотрит всегда как на мебель. Я понимаю, почему. Я обычная. Не красавица. У меня мышиного цвета волосы, веснушки, да ещё и очки. Близорукость, что поделать. Нет, я не страшная, конечно. Да страшных в пед и не берут. Но, конечно, с той же Светой меня не сравнить.

Света яркая блондинка с карими глазами и точёной фигуркой. Без всяких очков. С длиннющими накрашенными ресницами. У меня ресницы тоже ничего, но за очками их всё равно не видно. Глаза у меня такие же тусклые, как и я сама, обычные серые. А от линз с диоптриями они кажутся меньше, чем есть на самом деле. Так что, иллюзий я не питаю и, как говорится, сук не по себе рубить не пытаюсь.

Но думать о нём ведь я могу? И даже звонить ему иногда с нашего общажного автомата и, затаив дыхание, слушать его голос. Его номер мне дала Дашка. Дашка единственная знает мою тайну. С Дашкой мы жили в одной комнате с первого курса. У нас нет тайн друг от друга. Я даже знаю, что у Дашки с Серёгой скоро будет малыш. Я им очень по-хорошему завидую.

А у меня, наверное, детей не будет. Потому что замухрышечные ребята мне не нравятся, а таким, как Андрей, не нравлюсь я. Вот такая песня. О главном.

Но сегодня… Сегодня Андрей не сможет не увидеть меня. Потому что свидетели это вторые люди на свадьбе после молодожёнов. И у них довольно много совместных обязанностей. А ещё есть традиционный  танец свидетелей. Андрей прикоснётся ко мне, обнимет в танце. Да, конечно, не так, как обнимал ту же Светку. Но всё равно я почувствую тепло его рук и взгляну в его лицо, которое будет так близко. Ведь… Ведь он же не может отказаться потанцевать со свидетельницей, правда?

Я вызубрила кучу конкурсов, перелопатила кучу видео с самых разных свадеб. Думаю, мы с Андреем не ударим в грязь лицом. На Дашкиной свадьбе всё будет так, как надо. Я распланировала всё буквально по минутам. Я правда молодец.

А вот зачем на деньги, накопленные на зимнюю куртку, я купила шикарное кружевное бельё, я сама не понимаю. Его ведь всё равно не будет видно, а я останусь со старой курткой. И зачем я сейчас надеваю на глаза линзы? И натягиваю облегающее короткое платьице? Ну, только для того, чтобы Дашка не стыдилась затрапезного вида своей свидетельницы, только для этого…

глава 2

Марианна

-Тааак, а теперь конкурс «Радуга желаний»! Ха-ха-ха! Нет-нет, выбираем с закрытыми глазами!

-Ах-ха-ха!

-Танцы на газете! Начали!

-Ха-ха-ха!

-Ох, горько!

-Горько!

-А теперь конкурс «Сладкая жизнь»!

-Оу!

Свадебное веселье в разгаре. Все уже подвыпили, разогрелись, любые мои придумки народ воспринимает с энтузиазмом. Особенно радует отец жениха. Это просто наш самый активный участник и безусловный победитель большинства конкурсов.

Андрей тут же подхватывает любое моё начинание, попутно удивляясь, откуда я столько знаю. «Ты, наверное, побывала не меньше, чем на десятке свадеб» -улыбается он мне. Я на миг выпадаю из реальности, зависнув на его губах, но тут же беру себя в руки: «Нет, просто почитала на досуге о всяких приколах…»

-О, какая ответственность. С тобой не пропадёшь, Маша…

-Только я не Маша. Марина, -я прощаю ему незнание моего имени. Я счастлива просто оттого, что мы стоим рядом и иногда соприкасаемся руками. И даже разговариваем! Вообще моё имя на самом деле Марианна, но представляюсь обычно Мариной.

Мне кажется, Марианна слишком вычурно для меня. Марианной назвала меня мама. Хотела необычной и красивой жизни для дочки, под стать имени. Моя мама свято верит, что имя определяет судьбу.

Андрей залпом выпивает бокал тёмно-красного, как кровь, вина. А потом швыряет бокал с размаха на пол. Бокал жалобно звякает и рассыпается кучей беспомощных осколков.

-На счастье! -подхватывает инициативу Андрея Серёгинский папаня, отправляя свой бокал вдогонку.

Серёгинская маман укоризненно поджимает губы. Но папане всё глубоко по фиг. Они развлекаются с Андреем, отправляя на свалку один бокал за другим. Дашка хохочет и целуется с Серёгой. Остальные гости стали в круг и увлечённо ведут счёт разбитым бокалам.

Сколько бокалов разобьётся, столько раз молодые должны поцеловаться. Эта забава целиком и полностью инициатива Андрея, и, как оказалось, веселит собравшихся намного больше, чем все мои конкурсы вместе взятые.

-Будь проще, Маруся! -подмигивает мне Андрей. Я хочу поправить его, сказать в очередной раз, как меня зовут, но меня опережает Дашка. «Танец свидетелей!» -весело кричит она. Все слова разом вылетают у меня из головы. На какой-то миг меня охватывает паника, что Андрей не захочет танцевать со мной.

Но нет, он галантно склоняется передо мной, протягивая руку. Моя рука дрожит, в горле почему-то пересыхает, но я боюсь сглотнуть, вдруг это получится слишком громко. Андрей так близко. Я чувствую его тёплое дыхание. Я очень не люблю пьяных, и сама почти не пью.

Но дыхание Андрея, насквозь пропитанное алкоголем, действует на меня как сильнейший афродизиак. Его рука на моей талии прожигает меня насквозь. Он слегка увеличивает нажим руки, и я послушно прижимаюсь к нему, забыв о шумной свадьбе, забыв о том, что на нас смотрят.

-А ты ничего так пахнешь, Маруся, -хрипло говорит Андрей. Я вдруг чувствую… ох, я чувствую, что он хочет… меня?! Зал плывёт перед моими глазами, я не могу поверить в происходящее. Андрей прижимает меня к себе сильнее, одурманивая. Мне кажется, я сама пьяна от его дыхания, земля кружится и уходит из-под ног.

Спасает меня окончание танца. Я боюсь поднять взгляд на Андрея. Я не знаю, что мне говорить и что делать. Но, к счастью, свадьба плавно подходит к концу. Уехали молодые, уехали и родители Серёги. Наша компания под руководством Светки собирает спиртное, официанты упаковывают закуски, и вся свадьба за исключением молодых плавно перекочёвывает к нам в общагу.

В комнате отдыха мы устраиваем импровизированный стол и веселье продолжается по новой. Правда, к Андрею теперь не подойти. С одной стороны около него крутится Светка, а с другой Тамара Галичкина. Хотя сегодня в нашей компании и помимо Андрея достаточно ребят из числа друзей Серёги.

Многие пришли, конечно, со своими девушками, но и свободных, по выражению наших девчонок, хватает. Так что всем весело, и наши девчонки не зря сегодня красились и наряжались с самого утра. Я сижу на противоположном конце стола от Андрея и мне даже не нужно скрывать, что я на него смотрю, потому что они со Светкой как раз на линии моего взгляда.

Светка жмётся к нему, я с ужасом вижу, как её рука скрывается под столом. Во мне всё заледенело, я чувствую себя как на каком-то дурном спектакле, где мне отведена роль зрителя поневоле. Андрей много пьёт, стакан за стаканом. Ну да, у нас общага и бокалов нет, зато со стаканами из столовки никаких проблем.

Светка что-то шепчет Андрею, наклонившись к нему очень близко, её рука по-прежнему там, под столом. Наверное, зовёт к себе, понимаю я. Светка живёт с мёртвой душой, как мы называем девочек, которые только числятся в общаге. Ходят слухи, что Светка неплохо приплатила комендантше. Так что проблем с уединением у них не будет.

В моей душе разливается горечь. Море горечи. Вот сейчас они встанут и уйдут. Мне кажется, что я превратилась в кусок деревяшки. Бесчувственной ледяной деревяшки. Народ начинает расходиться, уже довольно поздно. Вот сейчас, сейчас уйдут и они. К ней.

Андрей встаёт, пошатываясь. Я вдруг вспоминаю, как много он выпил сегодня. Даже поразительно, как в человека может влезть столько спиртного. Капля алкоголя убивает лошадь, не к месту вспоминаю я. Нет, не алкоголя. Никотина. Ну да. Что это? Андрей сбрасывает с себя Светкину руку, говорит ей что-то. Светка покрывается малиновыми пятнами, хватает ртом воздух.

Андрей, пошатываясь, уходит, слегка не вписавшись в дверь. Куда он? Он же просто никакой. Я поднимаюсь и выскальзываю за ним. Я не вижу его и не сразу понимаю, куда он мог исчезнуть. В панике наконец соображаю, что он свернул на лестницу. Нагоняю его уже почти на первом этаже.

-Андрей, ты куда? -он оборачивается, смотрит на меня невидящим взглядом.

-Андрей, на улице холодно, сейчас зима. Пойдём, ты возьмёшь свою одежду… -медленно, как ребёнку, говорю ему я.

глава 3

Марианна

Элечка… Элечка… Элечка…

Я зажимаю рот рукой, включив воду на полный напор. Рыдания рвутся из меня до боли в горле, и солёные реки слёз, наверное, уже проложили русла на моих щеках, но они не способны вымыть ни капли пепла, которым стремительно покрывается моя душа.

Элечка. Это она, та самая невеста, которая, по выражению Дашки, кинула Андрея со свадьбой. Дашка знает очень мало об этой истории, только то, что как-то мимоходом сказал ей Серёга. Что Андрей сделал предложение какой-то девчонке, и что девчонка предложение приняла, а потом взяла своё согласие обратно. Как-то так.

Дашка предположила, что та девчонка встретила другого. Я не могу представить себе этого. Как, как такое может быть? Андрей… Невозможно представить, что можно встретить кого-то лучше. Невозможно…

Ещё Дашка сказала, что Андрей, по словам Серёги, давно наплевал и забыл об этом. Не наплевал. И не забыл.

Я плачу опять. И реву, реву белугой. Как будто это может помочь. Ничто мне помочь не может, невзрачной дурочке, возомнившей по глупости своей, что все эти слова, наполненные нежностью и страстью, адресованы ей. Дурочка. Ничтожная некрасивая дурочка. Да он даже не может запомнить твоё имя, идиотка.

Потом я долго моюсь, смываю кровь с ног, и не только кровь. Смываю его. Мне до сих пор немного больно, саднит и, кажется, ещё кровит. Но, ничего, заживёт. До свадьбы заживёт, вспоминаю любимое мамино выражение. До свадьбы…

Потом я прохожу тихонько в нашу с Дашкой комнату. Андрей спит, вольготно раскинувшись на Дашкиной кровати. В полумраке комнаты он похож на прекрасного принца. Неужели эти губы целовали меня? И шептали невозможные сумасшедшие слова?

Нет, одёргиваю себя. С ним была вовсе не я. Она. А меня просто нет. Я никто для него.

Я вынимаю линзы из глаз, надеваю простой спортивный костюм, забираю волосы в скучный хвост. Я опять скучная заучка, ботанка, как называют таких, как я.

Я сижу по-турецки на своей кровати и в свете начинающегося дня тупо смотрю в учебник, не понимая ни строчки. Мой взгляд то и дело возвращается к Андрею. Элечка… Дашка предполагает, что именно эта история превратила сердце Андрея в камень.

«Твоё счастье разлетится на куски…
Ты с ума сойдёшь от горя и тоски…
Не ходи к нему на встречу, не ходи…
У него гранитный камушек в груди…»  -это про меня. И про него…

Это так невероятно и невозможно, я и Андрей наедине. Часы и минуты, нежданно подаренные мне судьбой, убегают на глазах и больше никогда не повторятся. Я чувствую каждую секунду, что, смеясь надо мной, пропадает в потоке безжалостного времени. Андрей спит в шаге от меня, и я могу напоследок представить себе, что мы живём вместе, и… что у нас семья. Вот сейчас он проснётся и скажет: «Привет, моя милая… Иди ко мне…»

Солнечный луч заглядывает в комнату, зажигая искорки в волосах Андрея. Красиво. Андрей шевелится и распахивает глаза. Рывком садится на кровати, спустив ноги на пол.

-Ты кто? -недоумённо смотрит на меня. -А, ты Маруся, точно, -вспоминает он.

Потом неспешно встаёт, потягивается. На нём ничего нет и… ох, я чувствую, как начинает пылать моё лицо.

-Может, хочешь отсосать? -поймав мой взгляд, радушно предлагает Андрей и хохочет, увидев моё вытянувшееся лицо.

-Может, чаю? -на автомате выдвигаю альтернативу я.

-Можно и чаю, -взгляд Андрея падает на простыню. С огромным кровавым пятном. Он трёт виски, морща лоб.

-Слушай, а давно ты здесь? -спрашивает он. У ме-ня.

-Гм… Где-то с час…

-Ааа, ты не знаешь, случайно, кто здесь ещё был?

-Знаю, конечно, здесь всю ночь стояла очередь, даже, кажется, записывались загодя.

-Хм. Острим… Ну-ну.

Он не торопясь одевается, нисколько не стесняясь. Уходя, кидает визитку прямо на кровавое пятно: «Если кто-то из, гм, очереди, будет иметь повод позвонить, будь добра, передай, Маруся…»

-Меня зовут Марианна.

-Это неважно. Пока…

-Как, даже чаю не попьёте… -бормочу я вслед…

Я в прострации смотрю на закрывшуюся за ним дверь. Дашка переехала, и он больше никогда не придёт сюда. Наверное, мы ещё увидимся с ним на каких-нибудь праздниках Дашкиной новой семьи. И он опять не будет помнить, как меня зовут.

Опускаю глаза на учебник, только сейчас понимая, что держу его вверх ногами. Аккуратно ставлю книжку на полку, закрываю на ключ дверь. У нас не особо принято дожидаться приглашения войти. Так, стукнут разок и сразу распахивают дверь.

Потом ложусь на Дашкину кровать, утыкаюсь лицом в подушку. Подушка пахнет Андреем. И всё бельё тоже пахнет Андреем. Я долго беззвучно плачу, жадно вдыхая запах. Такой… мужской, такой выворачивающий насквозь мою душу. Потом незаметно засыпаю. Мне снятся кошмары. Наверное, я кричу во сне. Я просыпаюсь всякий раз и тут же погружаюсь в тёмное марево сна опять.

Сон всегда один. Я бегу за Андреем, который уходит от меня. Я бегу очень быстро, изо всех сил, а Андрей идёт медленно, но, тем не менее, догнать я его не могу. Всякий раз, к концу кошмара, я откуда-то точно знаю, что в следующий миг он навсегда скроется из вида. Я зову его, кричу отчаянно… И просыпаюсь. И радуюсь всякий раз, что успела проснуться.

Потом, к вечеру, я всё-таки встаю с чугунной головой, бреду на кухню, ставлю чайник, подхожу к окну и прижимаюсь лбом к ледяному стеклу. Рядом Элька Ронтиди из нашей группы жарит картошку и рассказывает последние новости. Про то, что Светка Бастрыкина вчера напилась и всю ночь ревела в коридоре.

Про то, что девчонки видели, как из нашего блока вышел Андрей, и полдня все гадали, в какой же комнате он конкретно был, в моей или в соседней. Но девчонки из соседней комнаты внесли ясность, и теперь весь этаж в афиге, что я смогла раскрутить Андрея на пересып.

Но сама Элька ни в какой пересып не верит, потому что, когда Андрей уходил с нашей импровизированной вечеринки, он был абсолютно никакой, какой уж тут пересып.

глава 4

Марианна.

Следующую неделю я досдаю сессию, как всегда, на отлично. А потом наступают каникулы, и мы с Элькой Ронтиди отправляемся в зимний лагерь от нашего универа. Обычно я не любитель таких вещей, каникулы я предпочитаю проводить дома, в нашем тихом подмосковном городке, вместе с мамой. Дома я отсыпаюсь, отъедаюсь мамиными вкусняшками, много читаю и разговариваю, разговариваю с мамой обо всём на свете.

Мы любим сесть вечером на кухне, зажечь свечи и вести такие неспешные задушевные беседы. Мама мой самый лучший друг. Я могу рассказать ей что угодно. Могла до последнего времени. Но не сейчас. Мама сразу поймёт, что что-то случилось с её хорошей правильной дочкой. Что что-то обожгло мою душу. А я не смогу ей рассказать. Просто не смогу.

Я очень надеюсь, что студенческий лагерь хоть чуть-чуть поможет мне. Не забыть, нет. Но сгладить остроту боли, что ли. Смена обстановки лучший доктор при душевных травмах, это известный метод. Вот и попробуем…

-Слушай, Маринка, а ты чё так мало берёшь-то?

-А куда мне там наряжаться-то?

-Здраасте, приехали! А дискачи?

-А чё дискачи-то? Там наши одни. Кого я там не видела…

-Да при чём тут наши-то? А из технического универа ребята? А?

-Из какого ещё технического?

-Так там же их лагерь-то рядом! А чё ж ты думала, почему все едут-то? На лыжах, что ли, кататься?

-Ну, гм, вообще, в основном, да.

-Ой, ну ты, Маринка, даёшь. Ради шикарного клеежа умные девочки-то едут. У технарей ведь девчонок мало, а у нас завались. И куда они на дискачи ходить будут, как думаешь? К нам, естественно. И вообще, нам уже по девятнадцать лет, между прочим. Сейчас парня не найдём, можно и в старых девах остаться, вообще-то.

Мне смешно слушать Элькины рассуждения. Хотя раньше, до того, как я увидела Андрея, я тоже хотела найти себе хорошего парня, создать с ним семью.  Хотя… есть же пословица «клин клином вышибают». Может, и правда, попробовать найти себе парня? И… даже… даже переспать с ним! От собственных мыслей у меня захватывает дух. Я ли это, эта… эта куртизанка Марианна?

-Элька! Давно хотела сказать, моё настоящее имя Марианна!

-Да что ты? Прикольно. Но к твоему луку, Маринка, прости, конечно, это имя не очень подходит.

-А что не так с моим луком?

-Здрасте. А очки? А эти вечные джинсы с широкими свитерами? А этот хвостик, всегда один и тот же? А волосы, первозданным цветом не очень? А, наконец, походка? Ты же ходишь, как заслуженная крестьянка. А ходить нужно вот так, от бедра. Ха-ха-ха! Да не виляй бёдрами как женщина с низкой социальной ответственностью! Ха-ха-ха! А от бедра, от бедра. И тогда, Маринка, ты действительно будешь соответствовать гордому и красивому имени Марианна!

Оставшиеся до лагеря дни я с ответственностью первой отличницы леплю из себя Марианну. Привыкаю носить линзы, оттеняю волосы красивым медовым оттенком, на удивление быстро перенимаю летящую Элькину походку. Правда, расстаться с джинсами выше моих сил, но я меняю свои привычные удобные на стрейч, они вполне красиво облегают мою фигуру.

Вместо уютных свитеров у меня теперь тонкие кофточки. И у меня даже оказалась ничего такая грудь! И опять же, вспоминаю я: ведь на Дашкиной свадьбе я была в образе, приближенном к этому, моему новому, Марианниному. И Андрей там, в ресторане, танцевал именно со мной, не со своей Элечкой, со мной! И пусть он и там не помнил, как меня зовут, реагировал определённым образом он всё же на меня.

Да после такого количества спиртного он на любое женское тело так бы среагировал, говорит мне мой холодный разум. Всё, я больше не хочу думать о нём.

-О, Прохоренко, это ты, что ли? -удивляется встретившаяся мне в коридоре Светка Бастрыкина, -оу-оу, а ничего ты так… А ресницы? А ресницы-то кто красить будет?

А точно, ещё ресницы… А Светка молодец. Вот кто давно утешился. Нашла себе какого-то парня, говорят, из строительного, и плевать хотела на неудачу с Андреем. Хотя и переживала тогда сильно. Говорят, он её послал прямым текстом. Вот уж точно камень вместо сердца у этого Андрея. Что ему уж Светка сделала такого? Просто позвала к себе.

Правильно в песне поётся: «Зачем вы, девочки, красивых любите? Одни страдания от той любви…» Так что я всё-таки постараюсь найти себе обычного парня, без закидонов. И пусть он окажется не таким красивым как Андрей. С лица воды не пить. Зато и страданий никаких не будет…

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Универский зимний лагерь встречает нас морозным воздухом, ярким солнцем, ослепительно-белым снегом. Здорово-то как! Всё хорошо, Марианна! Мы берём с Элькой лыжи, катаемся по заснеженному лесу, валяемся в снегу, раскинув руки, и смотрим в ослепительно-синее зимнее небо. Жить хорошо и жизнь хороша!

В первый же день у нас вечер знакомств в виде совместной дискотеки с соседним лагерем технического универа. Я захожу в гремящий музыкой зал, стою в дверях недолго, привыкая к темноте с разноцветными всполохами светомузыки. Нахожу взглядом девчонок из нашего отряда. Да, да, у нас тут отряды, как в детском лагере. Да мы и есть ещё дети, по большому-то счёту. Ни забот тебе никаких, ни хлопот.

О, а ребят и правда навалом. Даже больше, чем девчонок. Ну, давай, Марианна, вперёд. Найду себе парня и приду к Дашке в гости на какой-нибудь их праздник. Андрей ведь тоже там будет. Я не буду даже смотреть на него. И назову его мимоходом небрежно, например, Алексеем. Или Александром.

Мне везёт сразу. При первых же звуках медленного танца ко мне подходит вполне симпатичный парень. Его зовут Игорь, он приглашает меня на все последующие танцы и провожает потом до нашего небольшого корпуса. На следующий день мы вместе катаемся на лыжах, а вечером смотрим фильм в темноте нашего актового зала. Игорь весь сеанс держит меня за руку и потом, когда мы гуляем по заснеженной территории лагеря, в какой-то момент обнимает меня.

Я понимаю, что вот сейчас и произойдёт мой первый поцелуй с парнем, который хочет поцеловать именно меня, Марианну Прохоренко. Мне немного страшновато, и я зажмуриваю глаза. «Ты что, не целовалась ни с кем, Марианна?» -спрашивает Игорь. «Нет», -отвечаю я. «Ничего, сейчас научишься», -смеётся он.

глава 5

Марианна.

Я старательно записываю лекцию по психологической диагностике. Предмет довольно сложный, и я полностью сосредоточена на глуховатом голосе лектора. Может быть, поэтому я не сразу обращаю внимание на лёгкую тянущую боль внизу живота.

Лекция заканчивается, девчонки и немногочисленные ребята с весёлым гомоном покидают аудиторию. Я тоже привстаю было со скамьи, намереваясь собрать свои вещички и идти вместе со всеми на следующее занятие, но меня пригвождает к месту всё та же усиливающаяся боль вкупе с ощущением внезапного кровотечения.

Вот чёрт, у меня не бывает внезапно так много, обычно начинается по капле, и я вполне успеваю принять меры. Чёрт, чёрт, что же делать? И откуда боль? У меня никогда не болело там. Простудилась я, что ли, в лагере? Вот, блин, добегалась на лыжах по морозцу. Я в растерянности. Наверняка на джинсах уже расплывается кровавое пятно. Вот чёрт.

Я встаю, прикрываясь спереди тетрадкой, а сзади рюкзаком. Добегу как-нибудь до раздевалки. Но при первом же резком движении боль внизу живота усиливается до такой степени, что я сгибаюсь пополам. Ох, ёлки. Я вновь опускаюсь на скамью. В аудиторию потихоньку стягивается следующий курс. Меня начинает охватывать страх.

Что со мной? А вдруг это что-то страшное? А вдруг внутри меня созрела, например, киста, которая может лопнуть в любой момент? У нас так было дома у соседки, она еле выжила. Я плюю на то, как это будет смотреться, и дрожащими пальцами набираю скорую. Диктую свои данные, местонахождение. На стадии перечисления симптомов первый раз радуюсь, что у нас учатся практически одни девчонки.

Не представляю, как бы я рассказывала в толпе ребят про кровотечение и боль внизу живота.  Ближайшие девчонки сочувственно советуют не двигаться на всякий случай, а лучше вообще лечь на скамью, благо возможность есть.

Кто-то объясняет подошедшему лектору мою ситуацию. На моё счастье, лектор женщина. Следующую лекцию я просто лежу на твёрдой скамье, подложив под голову рюкзак. Боль затихает и кровотечение, кажется, останавливается. Но я так испугалась, что без звука соглашаюсь на госпитализацию с приехавшим довольно быстро врачом скорой.

Даа, Марианна, это только ты можешь так триумфально покидать лекцию, поддерживаемая людьми в белых халатах, на глазах целого курса, спасибо, хоть не нашего. Ужас какой-то. В очередной раз радуюсь нашему девчачьему контингенту. Какая-то добрая душа даже одолжила мне длинный, почти по колено, кардиган. Так что я даже прилично выгляжу. Рядом с врачами я чувствую себя спокойно, думаю, умереть ни при каких раскладах мне не дадут.

Потом я не менее триумфально несусь в больницу на врубившей оглушительную сирену скорой. Надо же, машины рассыпаются перед нами как тараканы. Смешная ассоциация, Марианна. Но в приёмном покое мне уже не смешно. Врачи скорой сдают меня с рук на руки хмурой пожилой женщине, врачу приёмного отделения.

Первым делом мне делают УЗИ. Врач долго водит по моему животу холодным стержнем, внимательно смотрит на экран компьютера, диктует непонятные мне термины и цифры медсестре. Я понимаю лишь слова «в пределах нормы».  Странно, если всё в пределах нормы, зачем тогда мне берут кровь из вены и из пальца?

И почему пожилая уставшая врач, насколько я понимаю, оставляет меня в больнице? Ведь, если бы меня отпускали домой, мне бы точно не задавали такое количество вопросов.

Среди вопросов есть и такой, который вгоняет меня в краску. Врач спрашивает, с какого возраста я живу половой жизнью. Я отвечаю, что половой жизнью не живу. И первый раз вижу эмоции на бесстрастном лице врача.

-Откуда в таком случае беременность? -с весёлым удивлением спрашивает она.

-Какая беременность? -не понимаю я.

-Беременность сроком 5-6 недель. Повышен тонус матки, существует угроза выкидыша. Вам показана госпитализация.

Я ничего не понимаю из того, что она говорит. Какая беременность, какой тонус? Причём здесь я?

-Сколько у Вас половых партнёров? -спрашивает врач.

Я смотрю на неё во все глаза. Да что ж это такое, в конце концов? Я, что, сплю и вижу дурной сон?

-Девушка, будьте добры, отвечайте, -безразлично-устало говорит врач.

-У меня нет половых партнёров. Я… я один раз всего… Как это может быть?

-Значит, в этот один раз у Вас была овуляция и наступила беременность.

Меня начинает бить нервная дрожь. Я отказываюсь понимать суть происходящего. Этого не может быть, это всё происходит не со мной. Нянечка приводит меня в отделение, где мне выдают больничный халат и тапочки. После этого медсестра, молодая веснушчатая девчонка с густо накрашенными ресницами и собранными в хвостик русыми волосами, делает мне дико больной укол в ягодицу. Боль на время отвлекает меня. Я морщусь, чуть не плача.

-Ничего, зато ребёночка сохранишь, -весело успокаивает меня медсестра.

Потом она отводит меня в палату. Палата довольно-таки большая, целых восемь коек. Шесть из них заняты.

-К окну не ложись, там дует, -доброжелательно говорит мне рыжая девчушка, с аппетитом поглощающая золотистые блинчики. Их у неё целая тарелка.

-Спасибо, -на автомате отвечаю я, подхожу к дальней от окна кровати, присаживаюсь, но тут же вскакиваю от боли в ягодице.

-Всё ясно с тобой. Тоже угроза. Возьми, приложишь, полегче станет, -порывшись в тумбочке, протягивает мне капустный лист полненькая женщина лет тридцати, -меня, кстати, Маша зовут, -представляется она.

Рыжая девчонка оказывается Верой, есть ещё Надежда и Наташа.

-А это Ольга, -указывает на спящую темноволосую девчонку Вера, -но она после наркоза, ей не до разговоров.

-ЭКО выкинула, говорит, второй раз уже такая песня.

-Да, ЭКО это дело такое…

-У неё у мужа, вроде, сперма слабая, тридцать процентов живчиков всего…

-Ну, тридцать процентов это ничего ещё…

-Но, конечно, мучения всякий раз какие…

-И за что нам всё это…

глава 6

Марианна.

Мне очень жарко, солнце в зените и печёт нещадно, нисколько не жалея тех, кому не повезло попасть под его безжалостные лучи. Я бреду по горячему тёмно-жёлтому песку раскалённой пустыни следом за Дашкой с Серёгой. Ребята, в отличие от меня, идут вполне бодренько, смеются чему-то, взявшись за руки. Они совсем рядом, но я никак не могу догнать их. «Даша, Даша, а где Андрей?» -кричу я. «А зачем тебе Андрей, Марин? -удивляется Серёга, -ты разве не знаешь, он умер давно…»

-Марианна! Вставай! Ужин привезли…

Я вскакиваю, дико оглядываясь по сторонам. Всё та же унылая палата, всё те же крашеные серой масляной краской стены; когда-то белый, а сейчас желтоватый от времени потолок. В нашей палате появилась железная тележка, заставленная тарелками с макаронами по-флотски и стаканами с чем-то розовым.

Вселенское облегчение накатывает на меня. Это был всего лишь сон. Какое счастье… Я вытираю пот со лба. Я вся мокрая, спала, укрывшись с головой, да ещё и в одежде. Андрей. Здесь, в больнице, я совсем не думала о нём. Я думала только о себе, о своём положении, почему-то никак не связывая обрушившееся на меня известие с ним.

Но сейчас я вдруг наконец-то осознаю, что во мне независимо от моего желания поселилась частичка Андрея. Его сын. Или дочка.  Его ребёнок, который одним махом рушит все мои усилия забыть. Андрей. Как же я хочу увидеть его, хотя бы одним глазком. Но даже этого мне не дано. Мне придётся справляться с последствиями нашей ночи одной. «Сладку ягоду рвали вместе, горьку ягоду - я одна…» Да. Ох, но к чему же этот сон? Этот кошмарный, страшный сон…

-Марианна, ты не зевай, а то увезут сейчас, голодная останешься, -отвлекает меня от горьких мыслей рыженькая Вера.

Больничная еда никакого аппетита во мне не пробуждает, а когда я понимаю, что вон то розовое в стаканах это ненавистный с детства кисель, волна тошноты немедленно подкатывает к горлу. Всё ясно, моя периодическая тошнота это знаменитый токсикоз беременных, а не еда в студенческой столовке.

-Ты бы поела, Марианн, -не отстают мои соседки.

-Не могу, меня вырвет.

-А ты потихонечку, потихонечку. У нас Надюшка тоже сначала не ела, а теперь вон, уплетает за двоих и никакого токсикоза. У тебя первый, небось, Марианн?

-Первый.

-Муж-то рад? Волнуется, небось?

-Ну, гм…

-Ой, а мой, прикиньте, девчонки, звоню ему, а он лыка не вяжет. Я ему, что ж ты напился-то? А он, это я, мол, будущую дочку обмываю. Прикиньте, а?

-Да откуда он знает, что дочка-то? У тебя ж срок-то никакой ещё.

-Ну вот, уверен прям. Но я тоже дочку хочу. Не представляю даже, чё делать буду, если пацан.

-А ты, Марианн, кого хочешь?

-Ну… Я только узнала…

-Как это? Месячные, что ли, нерегулярные?

-Ну… Да…

-Ой, у меня с первым тоже так было. Представляете, девчонки, нету этих дел и нету. Ну, думаю, дисфункция, наверное. Пошла к нашей врачихе, так и так, у меня дисфункция. А она мне, какая такая дисфункция, марш на учёт по беременности становись! Зато после родов начали приходить как часы. Беременность вообще все недочёты в женском организме лечит. Так что, Марианн, со вторым уже не ошибёшься.

-Девчонки, Ольгу-то разбудите… А то жрачку-то увезут счас…

-Да, может, пусть поспит, давайте лучше возьмём для неё, встанет, поест…

-Ну да, а то опять реветь начнёт. Бедная девка, уж столько слёз вылила. Ну, а чё ж поделаешь-то, если не приживается.

-О, Оль, проснулась? А то мы тебе ужин взять хотели. Вставай, поешь хоть. А то голова, небось, от голода болит уже.

Ольга поднимает от подушки всклокоченную голову, смотрит на нас пустыми глазами. Потом тяжело поднимается со скрипнувшей кровати и, не говоря ни слова, слегка пошатываясь, выходит из палаты. Девчонки сочувственно смотрят ей вслед. Но стоит закрыться двери, с энтузиазмом начинают обсуждать несчастную Ольгу.

Ну, конечно, развлечений здесь никаких, а помыть косточки ближнему это наше всё. Мне становится душно в палате. Батареи здесь жарят будь здоров как, а окна закрыты, чтобы никого не просквозило. Я выхожу в широченный больничный коридор вслед за Ольгой. Мимо с грохотом провозят каталку со спящей женщиной. Между ног у неё зажата окровавленная пелёнка.

-Абортница… -тихо говорит стоящая рядом с дверью в палату Ольга. Она прислонилась к стенке и равнодушным взглядом провожает каталку с женщиной.

-Почему обязательно абортница? -не понимаю я.

-Потому что в крыло абортниц повезли, -тускло отвечает Ольга.

Мне страшно смотреть на удаляющуюся каталку. Я вдруг представляю, как из этой женщины выдирали живое человеческое существо, пусть ещё и не сформировавшееся, и кидали его… Не знаю, куда кидали. Выбросили… Мне становится жутко. Я опять вспоминаю свой сон.

Что это было? Воплощение моего страха потерять Андрея? Но он и так не имеет ко мне никакого отношения. Меня вдруг посещает сумасшедшее желание позвонить Андрею прямо сейчас и сказать, что я беременна его ребёнком.

Да уж, то-то он посмеётся. Наверное, решит, что я немного чокнулась. Или хочу его разыграть. А как он поступит, если вдруг поверит? Конечно же, отправит на аборт. Может, даст денег. Как ужасно… Или… Если он из тех мужчин, для кого дети даже от нелюбимой женщины не пустой звук, тогда… Тогда он может и отнять у меня ребёнка. Ведь я ему не нужна.

А сама я достойно содержать ребёнка не смогу. Даже если я умудрюсь с ребёнком на руках окончить свой пед, ну сколько я буду получать в нашем подмосковном городке, работая простым учителем? Явно намного меньше, чем зарабатывает Андрей. И он легко это докажет, если что.

От всех этих мыслей моя голова идёт кругом. Что же мне делать? Что делать?

Аборт... Аборт решит мои проблемы все разом…

глава 7

Марианна.

«Последствия первого аборта». «Здоровье женщины». «Профилактика бесплодия». «Готовимся к зачатию»… Все стены около ординаторской увешаны стендами, которые подробно объясняют нам, дурам неразумным, что прежде чем отдаться мужчине, не помешает немного, совсем чуть-чуть, подумать головой.

Вот только что делать тем из нас, кому разум временно изменил, они не говорят. Я тупо изучаю последствия первого аборта. Сколько же их. Одно страшнее другого.

-Чё, тебя тоже Юрьевна от аборта отговаривает? -рядом прислонилась к стенке похожая на взъерошенного воробья девчонка. У девчонки очень короткая стрижка, иссиня-чёрные волосы стоят колом под действием немаленького количества лака для волос. -Не обращай внимания, это у них сейчас политика такая. Демографическую ситуацию в стране выправлять, -продолжает девчонка.

Я не очень понимаю, какое отношение я лично могу иметь к демографической ситуации страны.

-Я, кстати, Яна.

-Марианна.

-Чё, тоже не замужем? Да понятно, чё я спрашиваю-то. Пойдём, покурим?

-Пойдём, постою с тобой…

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

-Ну и, короче, он мне и говорит, а давай, мол, ты у нас будешь матерью-одиночкой. Прикинь, скотина какая оказалась.

-Ну да, обидно…

-Да не то слово, как обидно…

-Ян, а ты не думала, чтобы, ну, оставить ребёнка?

-Не, ты чё! Куда я с ним? Родителям на шею? Они не потянут. Ни по деньгам, ни по общему состоянию. Не, не, это никак. Батя у меня не просыхает, а маман уже никакая, из больниц не вылазит. И опять же, что, всю жизнь вековухой потом быть? И чтобы меня только для траха использовали, когда кому приспичит? Ну уж нет. Ни за что.

-Ну, ты прям такую картину нарисовала, прямо скажем, безрадостную.

-Ха, это я ещё смягчила. Что думаешь, хоть одну мать-одиночку хоть кто-то когда-то замуж взял? Что-то ни об одном таком расчудесном случае ни разу не слышала. Ты сама подумай, Марианн, они ведь как рассуждают, если уж на ней отец ребёнка не женился, то я-то чё должен чужую кровь растить? Чужие дети кому нужны, не знаешь? Вот то-то же.

И опять же, такой нюанс: если уж отец ребёнка не женился, пренебрёг, значит девчонка что-то типа третьего сорта, которая в принципе только для траха нужна и была. И кому такая нужна будет после кого-то? Кому? Правильно, абсолютно никому и никогда.

Так что я даже не думаю на эту тему. Сделаю аборт и забуду обо всём на хрен. Буду я ещё себе жизнь ломать. Ну уж нет, таких беспросветных дурочек нет. Вот только теперь я хрен кому дам без презика. Да и вообще сто раз подумаю, прежде чем ноги раздвигать.

Уж моему бывшему теперь точно не обломится. Скотина. Ты не представляешь, Марианн, как же я его ненавижу. Я бы его даже убить смогла, отвечаю. Просто сидеть из-за этой твари неохота.

-Слушай, Ян, а почему ты говоришь, что на матерях-одиночках никто никогда не женился? Известный же случай был, с артистами какими-то. Фамилии забыла, но был же случай, был. Он на ней женился, когда она была беременна от другого, который ею как раз-таки и пренебрёг.

-Ой, ну, может, и был один на миллион. Это исключение, которое только подтверждает правило, Марианн. Так что даже думать тут нечего и не о чем. И потом, мы же не в подворотне где-нибудь аборт делать будем, а в медицинском учреждении, в Москве, между прочим, в столице. Так что, не дрейфь, Марианн, не так страшен чёрт, как его малюют. Кстати, ты постарайся к Марине Юрьевне на аборт попасть. У неё, девчонки говорят, рука лёгкая.

-Так, девочки, а вы почему тут в дыму стоите? Да ещё и на сквозняке? Девочки, вы беременные, нельзя так безответственно относиться. Давайте, давайте в отделение, ступайте.

-Да мы уже почти не беременные, тёть Глаш!

-Да типун тебе на язык! Ступайте в отделение, ступайте…

Старенькая нянечка нашего отделения, тёть Глаша, прогоняет нас с Яной с лестничной площадки, где Янка курила одну сигарету за другой. Тёть Глаша смотрит на нас с жалостью, и есть ещё что-то в её взгляде. Ох, она смотрит на нас как на немного умалишённых. Почему?

Очередь у ординаторской наконец рассосалась. К нашему лечащему врачу Марине Юрьевне постоянно народ идёт. Каждой о своей проблеме без лишних ушей поговорить хочется. А кто выписывается, те коробки конфет несут, спасибо говорят.

Марину Юрьевну очень уважают. Все говорят, что врач знающий и руки очень хорошие, после операций у неё все быстро выписываются без всяких осложнений. К ней не боятся на операции идти. Здесь ведь не только аборты делают, а ещё много чего. Случаев полно всяких.

У нас в палате, например, девочка, которая Наташа, так её с внематочной беременностью привезли. Еле успели операцию сделать, говорит. Ужас вообще. А если бы она где-нибудь, да на той же даче была бы? Говорит, тогда точно не успели бы её в ближайшую больницу доставить. У меня прямо мороз по коже от её рассказа.

И да, спайки в трубах, из-за которых бывают внематочные, тоже могут появиться после аборта. Вот попала же я в ситуацию, а. За что? Что я в своей жизни сделала не так?

Марина Юрьевна приветливо смотрит на меня. Мне кажется, что врач должен быть именно таким, излучающим такую весёлую доброту. Марина Юрьевна красивая весёлая женщина, чертами лица она немного напоминает Вивьен Ли, только Марина Юрьевна блондинка с аккуратной короткой стрижкой и лёгким румянцем. Когда она заходит в нам в палату, кажется, что наши унылые будни освещаются солнечным лучиком.

-Ну что, Марианна, у тебя всё благополучно, -улыбается Марина Юрьевна, -ещё пару деньков тебя понаблюдаем и на выписку. С ребёночком всё хорошо, будешь соблюдать все рекомендации и, надеюсь, больше тебе в наше отделение поступать не придётся.

-Марина Юрьевна, я хочу сделать аборт...

-Но ты хоть понимаешь, девочка, что у тебя не всё радужно с репродуктивной системой, раз уж ты у нас оказалась?

-Почему? -я понимаю, что вопрос глупый, но то, что у меня есть какие-то отклонения, выбивает почву из-под ног и я совсем теряюсь.

глава 8

Марианна.

«Осторожно. Двери закрываются. Следующая станция…» Я задумалась, разглядывая плакат в вагоне метро. Я видела такие и раньше, но никогда не обращала на них особого внимания. На плакате изображён малыш с крылышками за спиной верхом на облаке. «Что такое день рождения, мама?» -спрашивает малыш с плаката, уносясь в безвозвратную даль. У малыша наивные голубые глаза и смешной белобрысый вихор.

Доброжелательный механический голос бесстрастно извещает, что я благополучно проехала свою остановку; я спохватываюсь, делаю шаг к закрывающимся дверям, но не успеваю, двери с мягким хлопком смыкаются окантованными чёрной резиной створками перед моим носом. 

Я бездумно смотрю на уплывающую станцию, на людей, спешащих по своим делам. Потом, когда поезд входит в туннель, стекло двери превращается в своеобразное зеркало, в котором я поневоле наблюдаю незатейливую жизнь самого обычного вагона метро.

Отвожу взгляд от обнимающейся парочки, скольжу по женщине, сосредоточенно считающей петли на чём-то пушистом. Наверное, детская шапочка, думаю я. Около женщины с вязанием сидит мужчина в возрасте. У мужчины внешность, которую принято называть породистой, явно очень дорогая одежда, властный вид. Он смотрится диссонансом здесь.

Его намного легче представить вальяжно развалившимся в какой-нибудь дорогой машине, чем в тесноте вагона на обычном сиденье, окружённым со всех сторон людьми. Наверное, спешит и решил таким образом избежать пробок. Для него это наверняка экзотика, проехаться вот так, как все, на метро.

Что-то во внешности этого мужчины не даёт мне отвести от него взгляд. Что-то не то. Меня настораживает выражение его лица. Такое впечатление, что ему очень больно. Я поворачиваюсь к нему, смотрю внимательнее, мне уже не до своей остановки. Наши глаза встречаются. В его глазах боль. Он опускает ресницы, и я ясно вижу по дёрганым движениям его руки, что он не может поднять руку, хотя и пытается. Никто, кроме меня, не замечает его состояния.

Я кидаюсь к переговорному устройству с машинистом поезда, в движущемся вагоне шумно, поэтому я кричу изо всех сил, что у человека признаки инсульта. Окружающие люди подсказывают примерный номер нашего вагона, кто-то говорит, что человека лучше уложить, совместными усилиями мы укладываем мужчину на сиденья, я подкладываю ему под голову свой рюкзак, потому что кто-то говорит, что голова должна быть выше туловища, да я и сама вспоминаю это.

На следующей станции поезд не уходит, пока в вагоне не появляются врачи скорой помощи. Они укладывают мужчину на носилки, уносят. Я провожаю мужчину до эскалатора. «Всё будет хорошо», -говорю ему на прощание. Мужчина не отводит от меня голубых глаз, в которых плещется боль, пытается улыбнуться мне, но у него не получается. Ох, пусть у него всё будет хорошо… Я обессиленно прислоняюсь к мраморной колонне.   

Это происшествие морально вымотало меня. Сейчас мне даже не верится, что я смогла так быстро всё организовать, а, главное, сообразить, что с мужчиной. Но у нас есть в универе занятия по ОБЖ, и я всегда посещаю их. Всегда всё учу от корки до корки. Вот и пригодилось.

Я прикрываю глаза. Столько событий произошло в последнее время… Я словно попала в бурную речку, чей стремительный водоворот несёт, несёт меня куда-то независимо от моего желания. Больница… Эти женщины с окровавленными пелёнками между ног. Меня немного мутит.

«Девушка, Вам плохо?» -кто-то трогает меня за руку. Я открываю глаза. Рядом парень с девушкой. «Может быть, мы поможем Вам выйти на воздух?» -участливо спрашивает девушка. Я улыбаюсь им, отрицательно качая головой. Но на метро мне и правда дальше ехать не стоит. Не хочу увидеть ещё один плакат с малышом. С нерождённым малышом…

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Общага встречает меня привычным неуютом казённого временного жилья. Уже довольно поздно. Я долго бродила по улицам, не думая ни о чём. Дошла аж до Александровского сада и сидела там на лавочке около кремлёвской стены, наблюдая за гуляющими, пока не замёрзла.

Мне не хочется возвращаться в общагу, где первый же встречный начнёт расспрашивать меня, что со мной было. Все ведь в курсе, что меня забрала скорая прямо с занятий. Придётся что-то врать, чтобы отстали. И какое людям дело до чужих проблем…

Мне везёт, я благополучно дохожу до своего этажа, не встретив знакомых. Зато в конце нашего коридора, около окна, я вижу сразу двоих. Им, правда, не до меня. Это Андрей со Светкой. Он стоит, прислонившись к подоконнику, его руки лениво блуждают по Светкиной заднице. Светка обхватила его за шею и покрывает быстрыми поцелуями его лицо.

Наш блок рядом с окном. И я не могу не подойти к собственной двери. Мои руки дрожат, пока я ищу ключ в рюкзаке. И потом тоже, когда пытаюсь попасть в замочную скважину.

-Подожди здесь, я на минуту, -слышу голос Андрея. Мне уже удалось открыть дверь, но я не успеваю захлопнуть её за собой.

-Привет, Маруся, -Андрей заходит в наш крохотный коридорчик вслед за мной.

Я молча открываю дверь своей комнаты.

-Зайти можно, Марусь?

Меня бесит его обращение ко мне «Маруся», меня бесит Светка, которая ждёт его в коридоре, меня бесят её белокурые блестящие локоны и бессовестные карие глаза. Но больше всего меня бесит сам Андрей. Его красивое лицо, на котором Светка оставила следы своей нежно-розовой с блеском помады, его льдинки глаз, которыми он смотрит на меня так безразлично, словно я шкаф. Или кровать.

Я молча кладу на пол рюкзак, снимаю куртку, аккуратно вешаю её на плечики. Прячу за спиной предательски дрожащие руки.

-Это была ты, Марусь, -вдруг говорит он.

-Где? -безразлично спрашиваю я.

-Здесь, -кивает на Дашкину кровать Андрей.

-И что? -пожимаю плечами я. -Хочешь повторить? -спрашиваю, не скрывая злость.

-Я хочу спросить, -криво ухмыляется Андрей. -Ты, надеюсь, не залетела?

-Нет, -смотря сквозь него, отвечаю я. -А если бы даже и залетела, то уже давно бы сделала аборт, не изволь сомневаться.

глава 9

Марианна.

Я аккуратно записываю лекцию, не пропуская ни слова, но сегодня мои мысли бесконечно далеки от одного из моих любимых предметов «практическая психология детства». Прямо передо мной сидит Светка Бастрыкина. Но писать лекцию это не для нашей первой красавицы. Она залипла в своём смартфоне, переписывается с кем-то активно. Наверное, с Андреем, сжимается от боли моё сердце.

Я вспоминаю зимний лагерь, Лидку с логопедического. Лидка того же типа, что и Света. Такая же хрупкая блондинка с беззащитным карим взглядом из-под длинных ресниц. На ребят такая нежная беззащитность убойно действует. Что называется, выстрел точно в цель. Очередная Элечка, вдруг доходит до меня.

Она, эта Элечка, видимо, имела такую же примерно внешность. И именно поэтому у Светок с Лидками шансов нет, вдруг понимаю я.  Потому что они не она, просто подделки, которые ещё сойдут в темноте ночи. И которым он, наверное, шепчет это «Элечка», забывшись.

«Ты не залетела, надеюсь?» -всплывают в памяти его слова, произнесённые столь нарочито небрежно. Я прокручиваю эту фразу снова и снова.  И то, как он дёрнулся, когда я упомянула про аборт. А ведь он меня ждал. Тогда, коридоре. Зачем бы ещё ему было стоять там со Светкой, около моего блока, зачем? Вряд ли им больше негде было уединиться.

Я старательно рисую геометрические фигуры в своей тетрадке и аккуратно заштриховываю их разной штриховкой. Лекция плавно идёт мимо. Мне сейчас не до психологии детства. В своей бы разобраться.

Ещё месяц, два, пусть три. И мой секрет перестанет быть секретом. Андрей узнает. И поймёт. Я рисую большую единичку.

Это вариант первый. Называется мифический. Андрей бросается-таки передо мной на колени, немного плачет, ах, и предлагает руку и сердце. А потом мы живём долго и счастливо и умираем в один день. Не смешно, Марианна, совсем не смешно. Единичка безжалостно перечёркивается. Ручка, которую я сжимаю побелевшими пальцами, рвёт бумагу.

Ладно, двоечка. Что скажешь ты, двоечка, вариант два? Ну, рассмотрим два, хм. Наверное, предложит материальную помощь? По-прежнему смотря на меня как на мебель, естественно. Ну да, скорее всего так. Или ничего не предложит, сделает вид, что всё норм и так. Или так.

Ой, нет. Я не хочу, чтобы он видел меня с огромным животом, переваливающуюся как утка. Чтобы предлагал денежные подачки. И чтобы думал что-то типа, вот же сволочь, не могла сделать аборт… Чтобы дико жалел о той ночи. И о том, что невольно, но я всё же была в его жизни…

И чтобы я была противна ему такая. Подурневшая и расплывшаяся от беременности. От нежеланной для него беременности. Не сделавшая аборт. И возможно, вынашивающая планы заставить его жениться. Или заставить заботиться обо мне. Или ещё что-то заставить…

Я начинаю лихорадочно подсчитывать срок родов. Очень удобно, когда точно знаешь день зачатия. Повезло мне. Гм. Получается ранняя осень. «Осень, осень, ну давай у листьев спросим…» Спросим, спросим, спросим… Мысль об аборте опять ядовитой змеёй потихоньку заползает мне в голову.

Малыш. С риском родиться с отклонениями. Ненужный ему. Досадная случайность для него. И однозначно огромные проблемы для меня. Мама… Что скажет мама? Наверное, просто опустит голову и заплачет. Мама точно не хочет такой судьбы для своей дочки. Судьбы матери-одиночки. С ребёнком неизвестно от кого.

А если ребёнок родится с отклонениями? Что я буду делать тогда? «Природа милостива, Марианна…»

Я смотрю невидящим взглядом поверх голов девчонок и редких ребят. Я завидую их беззаботности, завидую определённости их будущего. Моё собственное видится в зыбком тумане неизвестности. Я как в сказке: направо пойдёшь… налево… Что. Мне. Делать?!

глава 10

Прошло более года…

Марианна.

-Да не переживай ты так, Марианночка! У всех деток зубки режутся, не только у твоего ребёночка, поверь заслуженной многодетной матери!

-Да, но у неё температура уже второй день, Марь Григорьевна!

-Ну, а что ж ты хотела, чтобы у ребёнка и температуре прямо никогда не подняться, что ли? Он же живой, милая моя. Конечно, когда зубки режутся, температура может быть. Ничего тут такого нету.

-Да отпустите Вы её домой, Марь Григорьевна, совсем на девке лица нет. Не спала, небось, ночь-то, Марианн?

-Ну, не без этого. Марь Григорьевна, можно я баланс на дом возьму, дома всё пересчитаю и пришлю Вам? Сегодня же днём пришлю, а вечером прибегу и распечатаю?

-Беги уж. Как мать-то там? Держится?

-Держится, конечно. Только вот с зубками этими тоже не высыпается. Может, сейчас хоть поспит, пока я дома.

-Привет ей передавай.

-Передам! Спасибо, Марь Григорьна!

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

-Здравствуйте, женщины!

-Здрасте, Пётр Дормидонтыч…

-А где у нас Прохоренко?

-Она на обед отошла, Пётр Дормидонтыч, скоро будет…

-Что-то часто у неё обеды. Не в обеденный перерыв. Баланс где?

-Она посчитает сегодня, к вечеру распечатает, Пётр Дормидонтыч.

-Покрываете Вы её много, Марь Григорьевна. Завтра к утру у меня на столе баланса не будет, никакие Ваши протекции насчёт Прохоренко не помогут. У меня тут не богадельня. Так, смету сделали? Где у нас сметчица гуляет? Тоже обедает в необеденное время?

-Здрасте, Пётр Дормидонтыч…

-Где гуляете, Фёдорова?

-Да я на минутку. Руки помыть отходила.

-Смету мне на стол.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

-Чёй-то с ним, не знаете, бабоньки?

-Совсем охамел.

-Не знаешь, чё с ним, Танюшк?

-Подминают нас под себя, говорят. Вот и лютует, придурок.

-Кто подминает-то? Наши?

-Кому из наших-то в голову взбредёт с Дормидонтычем связываться?

-Да не наши. Московские, говорят.

-Этих нам только не хватало…

-Для полного счастья.

-Ха-ха-ха! Гм.

-Татьяна, я на объекте. На сотовый всех переводи.

-Когда будете, что отвечать?

-Сегодня уже не буду.

-Завтра с утра, Пётр Дормидонтыч?

-Нет, Татьяна Юрьевна! Через пять лет! Немного головой начинайте уже думать!

-Простите, виновата, Пётр Дормидонтыч…

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

-Совсем озверел…

-Да уж…

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

-Ну чего, мам, как она?

-Уснула наконец.

Я подхожу к дочке, осторожно беру её на руки, прижимаю к себе, вдыхая её чистый сладенький запах. Моя дочка пахнет молоком и ещё чем-то непередаваемо сладким. У нас режутся зубки, и Алёнка совсем измучила нас с мамой.

Лично у меня осталось одно-единственное желание – выспаться. Я прошу маму разбудить меня через десять минут и мгновенно проваливаюсь в сон, уткнувшись в тёплую макушку дочки. Никогда я так крепко не спала раньше, до того, как у меня родилась Алёнка. Только сейчас я стала ценить возможность просто выспаться.

Особенно тяжело было в первые Алёнкины месяцы, когда я кормила её только грудью. Алёнка кушала помалу, но очень часто, и я почти не спала. При этом я ещё и работала на удалёнке. Да, да, в моей жизни произошло много перемен, я смогла приобрести новую специальность и теперь полноценно работаю…

Когда я поняла, что не смогу убить жизнь, зародившуюся во мне так нежданно, и моему ребёнку быть, у меня вдруг открылись внутренние резервы, о которых я и не подозревала. В оставшееся до родов время я умудрилась не только окончить курсы бухгалтеров, но даже и устроиться на более-менее оплачиваемую работу в своём городке.

Найти работу мне помогла мама. Моя мама много лет проработала учителем в школе и знает половину города. Вот и в этой небольшой строительной фирме главный бухгалтер одна из её родительниц, как мама называет мам своих бывших учеников.

Но экзамен на профпригодность, который при приёме на работу устроила мне Марь Григорьевна, я честно сдала сама. Первое время Марь Григорьевна мне очень помогала, взяв надо мной своеобразное шефство, и за месяц работы я узнала намного больше, чем на курсах за всё время обучения.

Я очень старалась, я изучила уйму специальной литературы и постепенно стала разбираться в своей внезапно приобретённой профессии не так уж плохо. По крайней мере, свою работу младшего бухгалтера я выполняю на уровне, не хуже других.

Коллектив в нашей бухгалтерии женский, мирный. В основном замужние женщины средних лет. Молодёжи мало. Собственно, я одна. Ещё Татьяна, но она к нашей бухгалтерии не относится, а работает секретарём директора, Петра Дормидонтыча. Татьяна всегда всё знает и с удовольствием этими знаниями делится с коллективом, нередко тусуясь в нашей комнате.

Татьяна устроена по блату, она дочка какого-то чиновника из администрации нашего городка, поэтому чувствует себя вольготно и работой особенно не заморачивается. Ровно в пять вечера, минута в минуту, её уже нет, хоть гори. Я себе такой роскоши позволить не могу и часто остаюсь допоздна, обрабатывая многочисленные бухгалтерские документы нашей фирмы, считая и пересчитывая по несколько раз каждое число.

Я больше всего боюсь где-нибудь ошибиться, поэтому откладываю очередной документ только тогда, когда результат совпадает не меньше трёх раз. Первое время от цифр у меня рябило в глазах, и даже во сне за мной гонялись значения ИНН, БИК и корреспондентских счетов. Но Марь Григорьевна говорит, что это пройдёт. Года через три…

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Мне снится море. Тёплое и ласковое. Я иду по горячему белому песочку, держа за ручку свою дочку. О, какая Алёнка стала большая, уже ходит, удивляюсь я. Вдали, почти на линии горизонта, я вижу лодку, уткнувшуюся носом в песок. Моя дочка вырывает свою маленькую ручку и бежит к лодке. Её платьице, красное в крупный белый горошек, мелькает всё дальше и дальше.

глава 11

Марианна.

Я влетаю в наш офис, включаю компьютер и с головой погружаюсь в расчёты. Посчитать дома не получилось, Алёнка опять раскапризничалась, и я не смогла сосредоточиться, как ни старалась. Но проклятый баланс никак не хочет сходиться и здесь; и я считаю снова и снова.

Права на ошибку у меня точно нет. Нашему директору только дай повод меня уволить, я это прекрасно понимаю. Уволит за некомпетентность, гад, и всё, прощайте, денежки, так нужные нашей маленькой семье.

Сначала-то этот чёртов Дормидонтыч ко мне отнёсся очень хорошо, даже разрешил работать на удалёнке, когда у меня подошёл срок родов; да и потом, когда родилась Алёнка, выписал мне неплохую премию, хотя сразу после родов я работала очень мало.

Всё изменилось две недели назад. Я, как всегда, задержалась с бухгалтерской документацией. В офисе уже никого не было. Я заканчивала свою работу, когда в нашу комнату зашёл директор. Я сразу заметила, что он навеселе, ещё удивилась, зачем это он в таком виде заявился на работу.

После нескольких заданных не совсем впопад вопросов по работе Пётр Дормидонтыч вдруг вплотную приблизился ко мне, обдав резким запахом перегара. До меня не сразу дошла суть его намерений, я, смешно сказать, подумала, что он по пьяни просто не координирует свои движения. Поэтому я всего лишь отодвинулась от нетрезвого начальника, вместо того чтобы бежать побыстрее и подальше.

-И что это мы ломаемся, Прохоренко? -вопросил директор и внезапно облапал меня, плотно прижав к своему объёмистому животу.

Сказать, что я удивилась, это ничего не сказать. В тот миг, когда я застыла от неверия, что этот бред наяву происходит со мной, Пётр Дормидонтыч времени зря не терял. Его потная липкая ладонь больно сжала мою грудь. Другая рука начальника резво полезла мне под юбку.

-Ну давай же, Прохоренко, давай… Истосковалась, небось, по мужику-то… -шептал он мне прямо в ухо толстыми маслянистыми губами.

-Ох, ты ж тварь! Ну попомнишь ты у меня, попомнишь! Проститутка! Шалава московская! -орали эти же губы секунду спустя, после того как Пётр Дормидонтыч от души получил моим коленом по самому дорогому, что есть у мужчины. Ну, по тому самому. Аж колену больно было.

Излишне говорить, что после этого случая директор стал относиться ко мне резко негативно. Более того, я абсолютно уверена, что он только и ждёт подходящего случая, чтобы меня уволить. Очень уж злобные взгляды с его стороны я иногда ловлю на себе. Даже наши женщины заметили.

-Чем это ты ему не угодила-то, Марианн» -спросила раз Марь Григорьевна.

Я замешкалась тогда с ответом, но женщины и сами догадались: «Приставал, небось, козлина озабоченный. Думает, если мать-одиночка, так сразу и дала…» Обидно, конечно, слышать про мать-одиночку, но я и сама понимаю, что будь у меня муж, этот козёл ко мне не полез бы…  

Таак. Да что же это такое? Не знаю, что со мной сегодня, вроде всё правильно делаю, но баланс сходиться не собирается. А мне нужно домой.

Как там моя доченька? Как там моя маленькая? Ох, уж эти наши зубки…

Я нервничаю, тороплюсь. Давно стемнело, но я не хочу тратить время даже на то, чтобы пройти пару шагов и включить свет. Вот чёрт. Я обещала Марь Григорьевне, что посчитаю и распечатаю баланс сегодня. К утру он должен лежать на столе у козла Петра Дормидонтыча.

Но мои мысли далеки от цифр, мельтешащих перед глазами. Я смотрю на экран компьютера, но вижу мою доченьку. Наверное, она опять плачет. Наконец я принимаю решение всё-таки посчитать всё дома, когда Алёнка уснёт, а на работу прийти пораньше и спокойно всё распечатать.

Я выключаю компьютер, мои глаза привыкли к темноте, да и с улицы света вполне достаточно, так что я спокойно собираюсь, не давая себе труда включить свет.

Я уже берусь за ручку двери, как вдруг слышу шаги и приглушённые мужские голоса в коридоре.

Я вздрагиваю от неожиданности, не решаясь выйти. Судя по голосам, это Пётр Дормидонтыч с кем-то. Я дожидаюсь, пока затихнут их шаги, и потихоньку открываю дверь, намереваясь покинуть офис.

Дверь в кабинет директора приоткрыта, оттуда доносится сплошь нецензурная речь. Я не собираюсь подслушивать чужие разговоры, но мне придётся пройти мимо. Стараясь не привлечь внимания разговаривающих мужчин, я на цыпочках крадусь по коридору.

Я почти миновала дверь, светящаяся полосочка света осталась позади, я уже предвкушаю, как сейчас помчусь домой к своей доченьке, как вдруг пара слов, донёсшихся до моего слуха, заставляет меня замереть на месте…

-Да под днище, пара сек и всё, Дормидонтыч, какого на трассе-то заморачиваться? -невольно улавливаю в потоке нецензурной брани нормальные слова. Слова-то нормальные, но чудовищный смысл этих нормальных слов мгновенно парализует меня.

Мой папа… Мой папа работал телохранителем у известного в нашем городе бизнесмена. Папа погиб вместе с ним и водителем. При взрыве их машины. На днище была приклеена взрывчатка. Виновного так и не нашли.

«Приклеить взрывчатку это пара секунд, -объясняли полицейские маме, -это мог сделать любой проходящий мимо…»

Любой. Уронил что-то около машины, нагнулся, чтобы поднять… И всё. Чья-то жизнь висит на волоске… Когда я подросла, я много читала про такие случаи, смотрела фильмы… И да. Виновных находят далеко не всегда… 

Мне было тогда всего два года, и я почти не помню папу. Единственное сохранившееся воспоминание, я сижу у него на шее и папа катает меня по солнечному парку. А мама идёт рядом и смеётся. И золотые искорки горят в её глазах…

Я замираю под дверью, обратившись в слух. И включив на запись свой смартфон, который я до сих пор держу в руке. Ведь, выходя из нашей комнаты, я собиралась позвонить маме, что скоро буду. Я настолько боюсь быть обнаруженной, что с трудом вникаю в смысл беседы, если можно так назвать поток непристойностей и нецензурных слов и выражений с редкими вкраплениями всем понятных обычных слов.

глава 12

Марианна.

Зима на исходе, но уходить не торопится. Мокрый снег хлещет мне в лицо, залепляя глаза. На улице довольно холодно, а ещё скользко. Свежевыпавший снежок коварно прикрывает заледеневший асфальт по-вечернему безлюдных улиц нашего городка.

У нас маленький городок, поздним вечером на улицах почти никого. Только редкие прохожие, спешащие поскорее покинуть пустынную темноту улиц. Более-менее хорошее освещение у нас только на немногих центральных улицах. Там же довольно сносное дорожное покрытие.

Проезжая часть остальных улиц изобилует ямами разнообразных размеров и глубины. Немногочисленные активисты нашего городка регулярно выкладывают видео с этими ямами в интернет, шлют куда-то, но толку никакого.

Говорят, наш очередной мэр ворует и деньги, выделенные на ремонт дорог, кладёт себе в карман. Но дальше разговоров дело не идёт. Дороги остаются неизменными, а мэры, видимо, продолжают воровать.

Я поскальзываюсь на очередной выбоине, перебегая дорогу уже недалеко от своего дома, чертыхаюсь в сердцах и не сразу замечаю человека, который стоит на тротуаре в густой тени от зарослей кустов сирени.

Моё сердце делает стремительный кульбит, я замираю в ужасе. Этот человек ждёт меня? Они узнали, что я была там и всё слышала?! Но наш охранник дядя Жора точно не видел, как я выскользнула из офисного здания, поскольку мирно похрапывал за своей стоечкой.

За дядей Жорой водится этот грешок, принять на грудь в ночную смену и хоть трава не расти. Когда же я заходила, дядь Жора как раз увлечённо спорил с кем-то по телефону и я не стала его отвлекать своим «добрый вечер»…

Может, они увидели меня в окно, когда я уходила? Аааа!!! Мне страшно, как никогда в жизни. Он прирежет меня сейчас, этот человек, чьё лицо скрыто в тени. Или пристрелит.  Или задушит! И никто никогда не узнает, кто оборвал мою жизнь. Виновный останется безнаказанным. А моя дочка вырастет без матери.

Мысль об Алёнке придаёт мне силы, я разворачиваюсь и несусь со всей мочи, не понимая куда и не разбирая дороги; мокрый снег грязными фонтанами летит из-под моих ног. До моего слуха не сразу доносится звонкий собачий лай. Краем глаза я всё же замечаю что-то тёмное и низенькое, целеустремлённо бегущее рядом со мной.  

Это тёмное и низенькое прыгает на бегу, норовя лизнуть меня в нос. Наконец ему это удаётся, возбуждённо пыхтящая мордашка заслоняет мне обзор, я сбиваюсь с бега, поскальзываюсь и падаю-таки в грязный мокрый снег, больно ударившись коленками об очередную выбоину тротуара. Вокруг меня, заливаясь счастливым задорным лаем, победно прыгает неуклюжий лохматый щенок.

-Ёлы, Дик! Прости, Марианна, Дик решил изобразить собаку Баскервилей и напугал тебя до полусмерти. Еле вас догнал, -надо мной склоняется, протягивая руку, дядя Миша, хозяин Дика и наш сосед по подъезду.

Я плачу от облегчения, сидя на грязном снегу. Дик, щенок восточно-европейской овчарки, активно лижет моё лицо, утешая.

Дядя Миша не только наш сосед, но и друг детства моих родителей. Они дружили втроём, на их свадьбе дядя Миша был свидетелем, а в дальнейшем и моим крёстным отцом. После, когда папы не стало, дядя Миша всегда поддерживал маму. Он был в нашей жизни, сколько я себя помню. Именно он учил меня лазить по деревьям и давать отпор мальчишкам, которые любили дёргать меня за косички, больше напоминавшие мышиные хвостики. Благодаря дядь Мише я даже владею парой приёмов самбо.

Дядь Миша был аж трижды женат, но ни с одной женой семейной жизни не получилось. Детей ни в одном браке тоже не было. Так что сейчас вся семья дяди Миши это Дик, щенок грозной породы с глупым наивным взглядом.

Я помню, когда ещё была жива бабушка, она постоянно заводила разговоры с мамой о том, какой завидный жених дядя Миша. На что мама неизменно отвечала, что дядя Миша друг и ничего больше. Ну, не знаю. Даже я замечаю, какие взгляды кидает на маму дядя Миша, когда думает, что она не видит.

Но я не лезу в мамину личную жизнь, так же, как и она не задаёт мне вопросы об Алёнкином отце, за что я ей безмерно благодарна. Хотя я и знаю из рассказов бабушки, что дядя Миша влюблён в маму с самого детства.

-Ну что, спринтер на дальние дистанции, -улыбается мне дядя Миша, -идём? А то твоя мама, наверное, волнуется…

-Дядя Миша… -всхлипываю я, -дядя Миша…

Меня трясёт, зуб на зуб не попадает, я чувствую, что у меня вот-вот начнётся истерика. Мне стыдно перед дядь Мишей, но я ничего не могу с собой поделать.

-Так, девочка, сейчас мы позвоним твоей маме, а потом пойдём к нам с Диком, ты согреешься, попьёшь чаю, успокоишься и всё мне расскажешь, ок?

-Ок… -дрожащим голосом соглашаюсь я и уже подаю руку дядь Мише, чтобы подняться наконец с мокрого холодного тротуара, как свет фар и визг тормозов едущей прямо на нас машины ослепляет и оглушает меня…

Отчаянный лай Дика, громкая ругань, перемежающаяся матом, крупные хлопья внезапно налетевшего снегопада… Я опять, уже привычно, валяюсь на мокром асфальте. Сегодня день падений и мокрого снега. Вернее, вечер. Почти ночь.

-Ну занесло меня, мужик, занесло! С каждым бывает! -оправдывается парень с аккуратной тёмной бородкой, в одной футболке выскочивший из наехавшей на бордюр машины.

Надо же, жаркий какой, приподнимаясь на локтях, заторможенно думаю я. На правой руке у парня затейливое тату – дракон, обнимающий русалку. Дракон и русалка сплелись хвостами как змеи, сильные лапы дракона с огромными когтями лежат на тоненькой талии русалки, вдавливая её в мощное чешуйчатое тело. В мигающем аварийном свете фар кажется, что дракон с русалкой двигаются в сладком танце запретной страсти.

-Да ты понимаешь, урод, ты чуть на девчонку не наехал?! -разъярённо, глотая матерные слова, орёт на парня дядь Миша.

Я, будто в тумане, вспоминаю, как дядь Миша рывком отбросил меня от ослепительного света фар, как в высоченном прыжке шмякнулся на меня истошно скулящий Дик. Это всё заняло не больше пары секунд, я даже толком не успела сообразить, что произошло. Пара секунд. Ой, блин!

глава 13

Марианна.

Мы с девчонками из Элькиной комнаты пьём чай, треплемся о том о сём и ни о чём. Я будто вновь стала той беззаботной студенткой, которой была так недавно. И так невообразимо давно. Целую жизнь тому назад.

Девчонки рассказывают студенческие новости, пара фраз проскальзывает и про сегодняшнюю именинницу, Свету Бастрыкину. Что к ней опять ходит тот самый Андрей, ну, тот самый, может, помнишь, Марианн…

И что Андрей и сегодня здесь, у Светки на днюхе… И что девчонки, Элька и её соседки по комнате, Люда с Наташей, тоже там были и даже успели принять на грудь, несмотря на завтрашнюю контрольную по французскому…

И что учёбы навалилось столько, что только успевай… И что уже была практика в школе. В самой настоящей! И что после этой практики многие в профессии учителя разочаровались…

Болтовня девчонок проходит фоном мимо меня. Набатом бьёт в голове только одно: Андрей здесь! Так близко… Я запросто могу зайти в Светкину комнату и увидеть его… Увидеть наяву, живого, а не во сне, не пойми какого и непонятно где…

Мне так хочется посмотреть на него… Почему бы мне не зайти и не поздравить Светку с круглой датой? Двадцать лет это вам не шуточки. Это ещё какая круглая дата.

Мне тоже осенью исполнилось двадцать. Мы отпраздновали с мамой и Алёнкой. Моя Алёнка была тогда совсем крошкой. Такая маленькая. И сладенькая. Всё время хныкала. Ох, какие трудности у нас были с животиком, как вспомню…

Я прикрываю глаза, представляя свою доченьку. Моё тело тут же реагирует в ответ приливом молока. Ох, мне же давно нужно сцедить. Причём побыстрее. Как назло, санузел в Элькином блоке занят и, судя по шуму воды в душе, надолго. Вот чёрт, что делать-то? Мне уже не до Андрея и не до моих хотелок.

Я должна срочно найти уединённое место и спокойно сцедить молоко, я вовсе не хочу обзавестись чем-нибудь типа мастита, а ещё хлеще, потерять молоко. Ну уж нет. Я выхожу в общий коридор и в раздумье иду вдоль многочисленных дверей.

Блоки. Кухня. Мне точно не сюда. Дискотечный зал. Дискотеки нет, но судя по доносящимся оттуда голосам, места мне нет и там. Чёрт-чёрт-чёрт! Пойти сдаться баб Лиде и попроситься к ней в будочку? Не вариант, будочка прекрасно просматривается, если чуть-чуть заглянуть в окошко, забирая документ. Например, Андрей свой паспорт. Ха-ха. Не смешно.

Бежать на чердак аж на пятнадцатый этаж? Мы, кстати, там были раз с Дашкой. Её Серёга бывший руфер и в своё время облазил крыши чуть ли не половины высотных домов Москвы. И даже устраивал пару раз высотные экскурсии Дашке. В том числе и на крышу нашей общаги. И научил, как туда попасть, Дашку.

А Дашка хвасталась своим умением передо мной. Поэтому только я одна из всей нашей общаги знаю, что навесной замок на чердак, ведущий на собственно крышу, давно вскрыт Серёгой и железная решётчатая дверь закрыта обманно, а на самом деле легко открывается без всякого ключа.

Если, конечно, за это время замок не поменяли. Ну что ж, тогда я пристроюсь около этой двери и плевать на всех, кого вдруг потянет на самый верх нашего здания. Думаю, такие в нашем девичьем общежитии не найдутся. Тем более, глубокой ночью.

Но мне везёт. Дужка замка легко открывается, освобождая мне путь. Сегодня мой день? Вернее, ночь.

С Дашкой мы были здесь днём. Тут было светло и прикольно. Мы много хохотали тогда, чувствуя себя сверхкрутыми девчонками. Дашка хвасталась умением своего Серёги проникать на любую крышу. Я удивлялась чистоте и огромному пустому пространству нашего чердака. Дашка с важным видом делилась своими познаниями в назначении труб и датчиков.

Здорово было. И абсолютно не страшно. Чего никак не могу сказать сейчас. Я замираю на пороге, привыкая к темноте. Здесь не кромешная тьма, конечно, это всё-таки Москва, и свет с улицы попадает сюда, окна-то есть.

Но ночью и одной здесь, мягко говоря, неуютно. Тут в случае чего, что называется, кричи не кричи, не услышит никто. Я отгоняю от себя пугающие мысли. Сегодня всё, что могло со мной случиться, уже случилось. Я пристраиваюсь на низкий подоконник и наконец приступаю к делу.

Грудь налилась молоком, и его струя с силой брызжет в подставленную баночку. Ох, хорошо-то как… Моя бедная грудь чуть не лопнула, было даже больно. Ну ничего, всё хорошо. Я умница и молодец. И ещё смелая. Не побоялась пойти ночью одна на чердак. Расскажу потом Дашке…

Я без устали хвалю и подбадриваю сама себя. Ну, потому что мне страшновато. Не страшновато. Мне очень страшно… Но всё когда-нибудь заканчивается.

Я аккуратно промокаю грудь чистым платочком, крепко-накрепко закручиваю баночку с молоком. Я поставлю её в морозилку у нас на кухне, и молоко не пропадёт, когда бы я за ним ни вернулась. Всё обошлось, облегчённо вздыхаю я. Собираюсь было бежать восвояси, как устоявшуюся тишину чердака вдруг разрывает бесцеремонный громкий скрип открываемой двери…

В следующее мгновение вспыхивает яркий свет. Я в ужасе зажмуриваюсь. В темноте ещё была надежда, что меня не заметит тот, кто пришёл. Но не при свете. Я совсем недалеко от двери, меня сразу видно. Шансов спрятаться у меня нет.

-Ооо… Прохоренко… Так это и есть твой сюрприз?! Очень, очень мило… -прекраснейшей музыкой слышу голос Светки Бастрыкиной. Голос пьяный. И злой.

Я распахиваю глаза и счастливо улыбаюсь Светке.

-С днюхой! -весело поздравляю бывшую одногруппницу. Я настолько рада, что тревога оказалась ложной, что я жива и здорова, и что моя доченька не потеряет мать, что не сразу замечаю, к кому, собственно, обращается именинница.

Я хочу пожелать что-нибудь хорошее Светке, типа здоровья и счастья в личной жизни, но слова застревают у меня в горле. Рядом со Светкой Андрей. Именно ему предъявляет беспочвенные, вообще-то, претензии непривычно злая Светка. Андрей стоит, слегка покачиваясь, засунув большие пальцы рук в карманы джинсов, и удивлённо взирает на меня.

Ох, какой же он красивый… Он ещё красивее, чем я помню. Андрей в синих потёртых джинсах и ослепительно белой рубашке навыпуск с закатанными рукавами. Я не могу отвести глаз от золотистой кожи его рук. Я слишком хорошо помню, какие сильные эти руки, какая гладкая у него кожа, я помню его запах, от которого так кружилась голова.