Горький шоколад

Горький шоколад

Мягко кутал полумрак старомодное кафе. Лился над коричневыми столиками «Паромщик» Пугачевой, скучала у стойки симпатичная официантка: посетителей сегодня было на редкость мало. Медленно сохла передо мной в тонкой вазе темно-красная роза, и еще медленнее сестренка расправлялась со своим капустным салатиком. Вздохнув, я отвела взгляд от ее тарелки и задумчиво посмотрела в занавешенное дождем окно. Кажется, еженедельная каторга затягивается.

Сестренка что-то говорила, я откровенно скучала. Наши посиделки «за чашечкой кофе» всегда проходили одинаково. Что она могла мне сказать? Вновь пожаловаться на мужа и детей? Или же в очередной раз…

— Зоя, ну что тебе стоит?

Вопрос был риторическим — за меня давно уже все решили. Я могла лишь украдкой вздохнуть, и постараться cдержать ударившую в голову волну гнева. Злиться на Олю было бесполезно. Спорить — тем более. Все равно же не отстанет, пока не добьется своего, по горькому опыту знаю.

Быть одной в двадцать пять — это конец света. Каждый жук и жаба мечтают тебя «пристроить». И никому невдомек, что мужчины меня не интересуют. Совсем. Как подумаю, что буду спать с кем-то в одной кровати, терпеть его липкие поцелуи, так аж передергивает.

Любовь и страсть — для таких, как сестренка: куколок с огромной грудью, тонкими ногами и взглядом, лишенным смысла. И правильно — ум в «любви» лишь помеха. Умный человек не станет сгорать в страсти, отдавая всего себя какому-то уроду, которого знает без году неделя. Вон, Олька выскочила рано замуж и что? Теперь ходит и жалится всем на несносную жизнь.

Я вот не жалюсь — мне и так хорошо. У меня научная работа, пара статей в загашнике, аспирантура, студенты и место на кафедре. А еще — собственная квартира, любимый компьютер и уникальная возможность с головой погрузиться в мир формул. Полная свобода — делай, что хочешь, ни перед кем не отчитывайся, так почему бы и нет? Лишь временами по ночам тоскливо, но это мелочи.

Чего родня примахалась-то? Почему с остервенением ищут мне пару? Из зависти?

— Зоя, ты не пойми меня неправильно, — вновь начала петь сестренка.

Это я ее понимаю неправильно? Хотелось встать и уйти. Но не поможет. Еженедельную каторгу нужно выдержать до конца — иначе еще пару дней будут названивать, пытаться помириться, поговорить. Кому нужны эти разговоры? Мне? Уж увольте.

— Я для тебя стараюсь… — упрямо ловила мой взгляд сестренка.

Точно? А кто тебя просил? Почему люди делают, что их не просят, а потом требуют за это благодарности? Да с какой стати! Так и хотелось попросить Олю съесть салатик побыстрее, да мирно разойтись, но она ведь не послушает, да еще и обидится.

— Ты очень многого себя лишаешь… — ее ладонь легла на мою.

Я резко вырвалась: только нежностей мне и не хватало. Под укоризненным взглядом сестры съела кусок шоколадного торта. Плевать на всякие там диеты. И на мнение Ольки плевать.

— Теплоты себя лишаешь, — продолжались уговоры.

Боже, опять это сюсюканье. Чего я себя лишаю? Абортов, детских пеленок и мужика, который получит право вмешиваться в мою жизнь? Да чего ради? Секса? А он мне точно нужен? Может, и нужен, но не настолько, чтобы первому попавшемуся в ножки броситься.

Съев еще кусочек торта, я запила его черным кофе. Кофе тоже в глазах Ольки грех. Но мне-то что?

— Ты же женщина… — перешла Оля на едва слышный шепот.

Иногда я в этом сомневаюсь… не нахожу ничего хорошего ни в шмотках, ни в украшениях, ни в детях. Ни, упаси Боже, в «семейном уюте». А уж в мужчинах — тем более. Впрочем, мне вообще без людей хорошо.

— Зоя… гены надо кому-то передавать…

О-па! Моя сестричка знает слова «гены».

— Кому надо? — открыла я, наконец-то, рот. — На детях гениев природа, как правило, отдыхает…

— Зоя… тебя не мучает одиночество?

Мучает? Я им наслаждаюсь. Всей душой.

— Зоя… попробуй…

— С одним условием, — согласилась я.

— А? — встрепенулась Оля, и в ее голубых глазах вспыхнуло столь искреннее счастье, что на мгновение стало стыдно. Ведь сестренка обо мне заботится. Но кому нужна ее забота?

— Какое условие?

— Больше никогда не будешь приставать ко мне с замужеством!

— Не буду! Потому что не придется! — радостно ответила Оля и помахала сидевшему за соседним столиком мужчине.

Раньше, чем я успела возразить, Олька вскочила и, кинув мне:

— Удачи! Оставлю вас одних, — бросилась к дверям.

Боже, стыд-то какой! Даже не думала, что устроенное родней свидание втемную случится так быстро.

Я с трудом подавила желание броситься за сестрой, да гордость остановила. Не пристало академическому учителю бегать по улицам подобно какой-то девчонке. А мужчина тем временем со вздохом оторвался от своего блокнотика, в котором только что водил карандашом, и пересел за мой столик.