Госпожа зельевар

Глава 1

Делла

Выйти замуж по приказу отца, за человека, которого я видеть не могу?

Нет, ни за что!

Окно в моей комнате открывалось бесшумно – перебросив рюкзак с вещами и Котом за спину, я на всякий случай придвинула к двери стул, подпирая ее ручку, и быстро взобралась на подоконник.

Думала ли я, что буду покидать родительский дом вот так, через окно? Я же не героиня романа, чтобы так делать – но отец не оставил мне другого выхода.

Через неделю я должна была выйти замуж за Петера Зульбара, хозяина ломбарда, чтобы поправить отцовские дела. Это означало, что у моего отца будет достаточно денег, чтобы и дальше пить, играть в карты и весело проводить время – Зульбар обещал полностью выплатить его долги.

– Тебе уже двадцать, Делла. Давно пора подумать о замужестве и семье, а не о твоих банках и склянках, – сказал отец несколько дней назад, когда пришел под утро, проигравшись в пух и прах. – Я, конечно, оплатил твое образование, но сама понимаешь: это просто девичья прихоть, и не стоит думать о ней всерьез. Ты должна стать не зельеваром, а хорошей женой… вот господин Зульбар как раз изъявил желание взять тебя замуж.

– Зульбар? – воскликнула я. – Он же кривой!

Глаза Зульбара смотрели в разные стороны, и это было лишь крохотной частью его уродства – такого, какое даже деньги не в силах были скрасить. При мысли о том, что с этим человеком придется жить в одном доме, разделять ложе, рожать ему детей, меня охватывало даже не ужасом – липким отвращением.

– Ну да, кривой, – согласился отец. – Но тебе же не стрелять из него. Зато какие платья он тебе купит, какой экипаж, какие украшения!

– Плевать мне на украшения, – хмуро сказала я. – Я хочу работать, а он запрет меня в доме!

Отец завел глаза к потолку, словно в очередной раз хотел мне напомнить о главном дочернем долге – быть послушной родителям и не спорить, а принимать свою судьбу из их добрых рук.

С точки зрения отца, жених и правда был завидный – вот только я не собиралась замуж за того, кто видит во мне куклу для украшения гостиной. Впрочем, отцу этого было не доказать: ему надо было выплачивать карточные долги, и все мои слова были для него просто шелестом в воздухе.

Но я не собиралась сдаваться. Притворившись, что я на все согласна, я потихоньку вынесла из дома самые ценные зелья, книги и артефакты и припрятала в развалинах дома лесника – никто туда не сунулся бы, все обитатели Аленбурга и окрестностей считали, что там водятся привидения. А я на всякий случай поставила там магические вешки: как только рядом оказывались посторонние, они начинали завывать похлеще любого призрака.

И вот приехал завидный жених: увидев, как он входит в дом, я сказала себе, что пора действовать. Сейчас отец предложит ему выпить по бокалу, и примерно полчаса они будут обсуждать выгодный брак, и только потом пригласят меня. Я, как полагается счастливой невесте, буду готовиться, чтобы предстать перед женихом – во всяком случае, так они будут думать.

А я тем временем буду уже далеко.

Стену нашего дома оплетал плющ – достаточно густой, чтобы по нему можно было спуститься со второго этажа. Окна моей спальни выходили в сад: из гостиной меня не увидят. Отлично.

– Мяу? – встревоженно спросил Кот, высунув черную голову из сумки. Схватившись за плотную зелень плюща, я выскользнула из окна и осторожно стала спускаться на землю. Слуги сейчас заняты на кухне, меня никто не увидит… когда-то в детстве я лазала по плющу, но давно не тренировалась – зеленые плети так и норовили убежать из рук. Машинально я вспомнила, что листья плюща используют в народной медицине при туберкулезе и для перевязки гнойных ран – зубрила в свое время свойства растений для экзамена.

В конце концов, плющ все-таки не выдержал моего веса и оборвался – по счастью, я упала так, что не задела Кота: просто сбила колени под штанами. Для своего побега я выбрала костюм для катания на велосипеде: белую рубашку, штаны, жилет и изящные ботинки на устойчивой подошве. В такой одежде гораздо легче убегать от преследователей, чем в платье.

– Мяу! – воскликнул Кот, и я бросилась бежать.

Спаслась! Смогла! Пусть кривой Петер теперь женится на ком-нибудь другом, а отец сам решает свои проблемы. В конце концов, его никто насильно не сажал за стол и не совал карты в руки. Почему я должна отдавать жизнь, чтобы он мог продолжать развлекаться?

Возле ограды я остановилась: под одним из прутьев был спрятан артефакт мгновенного перемещения. Это была очень редкая и дорогая вещь: я выиграла его на втором курсе, когда написала работу о выверенниковом корне при лечении женских болезней. Вот он и пригодится.

Беда с такими сильными артефактами в том, что они всегда вызывают тошноту. Вывалившись возле домика лесника через провал в пространстве, я какое-то время сидела на траве, дыша носом и пытаясь прийти в себя. Нет, никогда такие артефакты не заменят поезда и экипажи, вряд ли найдутся любители тошноты после путешествия. Кот вылез из сумки, боднул меня лбом и побежал к домику. Верный и преданный, он чем-то напоминал собаку, и я была рада, что он со мной.

Поднявшись на ноги и поправив лямки рюкзака, я шагнула было к домику – забрать припрятанные вещи, а потом отправиться по дороге к остановке междугородных дилижансов – но услышала шум и замерла.

В домике кто-то был. Дверь была приоткрыта, а в прошлый раз я закрыла ее. От трубы поднималась едва заметная струйка дымка – пока я смотрела на нее, изнутри донесся то ли вздох, то ли стон.

Кто там? Разбойники? Или какой-нибудь путешественник? Ладно, кто бы там ни был, я не отдам ему содержимого своего тайника. Стараясь двигаться как можно тише и не наступать на сухие ветки в траве, я прошла к двери и осторожно заглянула внутрь.

– Мя! – вскричал Кот, и из домика тотчас же донесся слабый голос:

– Помогите…

Я заглянула в домик лесника – несмотря на то, что он был давно покинут хозяином, здесь было чисто, у очага лежали заготовленные дрова, а на полке стояли банки с крупой и коробки с патронами на случай, если здесь вдруг окажется какой-нибудь бедолага, которому нужна помощь. Такой бедолага обнаружился на лавке – судя по тому, как Кот бросился к нему, это был не разбойник и не бандит: мой Кот был достаточно благоразумен, чтобы держаться от таких людей подальше. Отцовских гостей, например, он всегда презрительно обфыркивал, словно советовал проваливать подобру-поздорову.

Глава 2

Делла

Ужин для нас накрыли в просторной и светлой столовой академии. В высокие стрельчатые окна лился теплый свет уходящего лета и была видна зелень яблоневого сада. Скоро съедутся студенты, начнется учебный год, а я стану работать.

Удивительно, но я сбегала из отцовского дома, не имея какого-то особого плана действий. Я хотела добраться до остановки дилижансов, уехать в соседний Ворнсбург, а там устроиться на работу библиотекаршей, гувернанткой или секретарем. Про академию магии я и думать не могла! И вот я здесь…

Академия ничем не напоминала тот маленький колледж, в котором я обучалась зельеварению. Расположенная в старом замке, построенном на месте крепости, она была похожа на причудливую корону – башни и башенки казались зубцами, окна – драгоценными камнями. Я решила, что обязательно все здесь осмотрю, пока не начался учебный год.

Постепенно за столами рассаживались преподаватели и ассистенты – все они смотрели в мою сторону с нескрываемым любопытством. Патрик – надо же, у кота было свое имя! – одарил всех взглядом, полным сногсшибательного кошачьего презрения, и осведомился:

– Ну, чего вытаращились? Зельевара не видали? Вы вон лучше в миски свои смотрите, так для здоровья полезнее.

По столовой раскатился смех. Патрик фыркнул и спрыгнул на пол: там для него была поставлена миска с курятиной. Пока я смотрела, как кот ест, за столом напротив меня успел разместиться молодой человек в светло-зеленом лабораторном халате; когда я перевела на него взгляд, он смущенно улыбнулся, глядя куда-то в сторону, и представился:

– Бен. Бен Карвен. Мне сказали, что я буду вести теорию зельеварения, а вы практику.

Казалось, он бесконечно стеснялся всего на свете – того, что сидит со мной за одним столом, своих крупных мосластых рук, словно пришитых к его худощавому телу от кого-то другого, кудрявых светлых волос, которые не желали ровно лежать в прическе. Я подумала, что Бен добрый и славный парень – на пару лет старше меня, кареглазый, большеротый, с робкой улыбкой, он был похож на Айвена-Простака, каким его рисуют в книгах сказок.

– Делла Хайсс, – ответила я. – Очень рада с вами познакомиться.

Бен похлопал в ладоши, и на столе перед ним возник ужин: тарелка с ломтиками запеченого картофеля, котлетой в сухарях и капустой с клюквой. Готовили в академии очень вкусно – я давно не ела с таким аппетитом.

– Чем, кстати, славится клюква в магии? – спросил Бен и еще ниже опустил голову. Я улыбнулась: похоже, ему велели меня проэкзаменовать, и он жутко стеснялся, задавая мне вопросы.

– Повышает иммунитет и разрушает опухоли. А мешочек с клюквой притягивает удачу в азартных играх.

– Верно. Как будете использовать клюкву в составе зелья Тишины?

– Три капли сока в морозную лунную ночь добавлю к семи малым мерам порошка полукричника.

– Верно. Что нужно для создания Водного зеркала?

– Большая мера соли, истолченной в труху в день осеннего равноденствия, две капли освященной воды, капля ночной тьмы и звук кошачьих шагов.

– Где возьмете звук кошачьих шагов?

– Натяну три волоска в полнолуние над кошкой, потом сожгу.

– Длинные или короткие волоски?

– Неважно. Главное, чтобы они принадлежали тому, кто заказывает Водное зеркало.

Бен кивнул и похлопал в ладоши снова: на столе рядом с ним возник фарфоровый соусник с темным содержимым. Полив котлету, мой экзаменатор сказал:

– Вы умница, Делла. Правда, умница. Про звук кошачьих шагов все забывают.

– Спасибо, – ответила я. Этот парень начал мне нравиться – было в нем что-то очень искреннее, настоящее. – Вы хорошо знаете зельеварение, почему же вас не взяли на эту должность?

Бен наконец-то посмотрел мне в лицо, а потом поднял левую руку и что-то беззвучно произнес одними губами. Над пальцами рассыпались серебристые искры, и я увидела, как они трясутся. Бен вернул маскирующее заклинание на место и сказал:

– Попал под удар, когда в саду замка открылся провал и хлынула Тьма. Теорию я знаю, а вот смешивать зелья уже не могу.

Кот расправился с курицей и запрыгнул на скамью, высматривая, чем бы еще подкрепиться. Увидев его, Бен улыбнулся, отрезал кусок котлеты и протянул на вилке – Патрик заглотил угощение одним разом, не откусывая, муркнул и довольно боднул Бена лбом в бедро.

– Вот, есть здесь приличные люди! – сообщил он. – Ты чего сам-то такой тощий? Ешь давай за обе щеки.

Затем он забрался на колени моего коллеги, мурлыкнул и тотчас же заснул. Бен погладил Патрика по голове здоровой рукой и сказал:

– Какой у вас серьезный господин кот. Обычно фамильяры молчат, пока их не спросишь.

– А у вас есть фамильяр? – полюбопытствовала я.

– Есть. Бычья жаба, она не разговаривает. Кстати, о жабах: ректор сегодня будет вас экзаменовать. Прикажет сварить усиленное зелье невидимости. Знаете, что для него требуется?

Зелье невидимости мы варили на выпускном экзамене. Киван Рочестер неправильно смешал ингредиенты, и у него исчезла голова, когда он сделал глоток. А тело осталось.

– Три жабьих глаза, растертых в порошок, пятнадцать семян красного адохлеба, желтая пыль и одно драконье дыхание.

Драконьим дыханием назывались небольшие сливы огненно-рыжего цвета, которые привозили с островов Дальнего Заката. Бен кивнул.

– Драконье дыхание надо мелко нарезать. Но вы лучше возьмите серебряную…

– Терку, – сказала я. – С самыми мелкими ячейками, я знаю. А зачем оно нужно ректору, это усиленное зелье невидимости?

Бен улыбнулся, но улыбка была печальной.

– Вы, конечно, не знаете, Делла, – откликнулся он. – Но только оно способно спасти всех нас в учебном году.

***

Делла

После ужина ко мне подошел один из ассистентов и с поклоном сообщил, что господин ректор ждет меня в малой лаборатории.

Я шла туда, не чувствуя ни своих ног, ни пола под ними, и сама не понимала, отчего так разволновалась. Да, меня могут выставить из академии, если ректору что-то не понравится – так что с того? Поеду в Ворнсбург, как собиралась. Но волнение, которое меня охватило, не собиралось разжимать руки.

Глава 3

Делла

Я довольно быстро разобралась с тем, как в академии накрывают на стол. Хлопнешь в ладоши один раз – перед тобой возникнет основное блюдо. Хлопнешь два раза – будет чайник с чаем, три раза – с кофе. Патрик, который продрых всю ночь, разумеется, не хлопал в ладоши: специально для него из кухни вышел юноша в белом костюме повара и принес большую миску с кашей и куриным мясом.

– Хороший у вас котик, – сообщил повар. Патрик снисходительно разрешил себя погладить. – Вчера вечером вот такущую крысу задавил.

Я вспомнила, что кот действительно куда-то убежал вечером. Патрик мурлыкнул и ответил:

– Вы ко мне с уважением, так и я с добром. Вон какая миска, до дна не дороешься. Молодцы, хвалю. Чтоб тебе, как коту хорошему, всегда март был, и кошки, то есть, бабёшки покраше.

Повар даже зарумянился от смущения.

Вскоре пришел Бен – ночью он швырял в промертвие заклинания с таким решительным видом, что я невольно посмотрела на него с интересом. Даже больная рука ему не мешала. Сев рядом со мной, Бен хлопнул в ладоши, придвинул к себе тарелку с завтраком и сообщил:

– Сегодня у нас с вами много работы. Сначала пойдем в оранжерею, там уже созрели ягоды жирнохвоста, надо собрать их. Потом будем варить усиленное зелье невидимости. А вечером займемся планированием уроков. Раз мы работаем в паре… – Бен смутился и опустил глаза к яичнице, грибам и ветчине в своей тарелке.

– Вы так смело отбивали меня у промертвия, – сказала я, пытаясь немного его подбодрить. Интересно, как там сейчас мой отец? Жаль, что я не увидела его с Зульбаром физиономий, когда они обнаружили, что клетка опустела, а птичка улетела. Бен улыбнулся и наконец-то отважился посмотреть мне в лицо.

– У Робина магия намного сильнее моей. Но ведь и вы не оплошали! Так сыпали Искры…

– Мне бы, кстати, пополнить мои запасы, – сказала я, три раза хлопнув в ладоши. На столе передо мной появился кофейник в компании сахарницы и молочника со сливками. – Здесь выращивают Искры?

– Я пробовал, но они плохо взошли, – со вздохом признался Бен. В это время по залу пронесся шум голосов, и, обернувшись к дверям, я увидела ректора Эверарда. Он шел вместе с Бертой, хмуро изучая какие-то бумаги, и сейчас в нем не было ни капли того человека, который сегодня стоял со мной на лестнице в лунном свете.

Не скажу, что я так уж знаю людей, но мама говорила: “Есть вещи, которые женщина чувствует, и это чутье безошибочно”. И да, я чувствовала, что сегодня ректору не хотелось, чтобы я уходила. Он готов был так стоять со мной, разговаривать – неважно, о чем, о любых пустяках, и в глубине души был смущен почти так же, как Бен.

Сейчас по проходу следовал рыцарь, закованный в ледяную броню равнодушия. Некстати вспомнилось, как вчера он лежал на лавке в домике лесника, и воротник рубашки был расстегнут, а по коже текла капля пота в яремную ямку. Сейчас галстук был завязан тугим модным узлом, белизна рубашки под светло-серым камзолом ослепляла, и я никогда не подумала бы, что этот мужчина способен смотреть мечтательно и спрашивать искренне.

У Бена будто бы тоже было чутье: он допил чай и сказал:

– Нам лучше поторопиться, Делла. Жирнохвост…

– Сам ты жирнохвост, – сообщил Патрик из-под стола. – Я не жирный, у меня просто кость широкая и шерсть пушистая, а хвостик вообще тонюсенький. Идите уже, давайте! Шагайте! Чтоб вам Крысиный царь хвост показал!

Оранжерея академии располагалась позади замка и делилась на две части: закрытую, под стеклянным куполом, где жили тропические растения, и открытую – самый обычный огород. Мы с Беном взяли корзинки, надели плотные перчатки и пошли к низким темно-зеленым кустам. Ягоды жирнохвоста похожи на человеческий череп насыщенно оранжевого цвета. Когда их срываешь, они издают мелодичную трель.

– Крупные! – одобрила я, срывая ягоды и аккуратно укладывая в корзинку. – Какую ведьму вы убили, чтобы их вырастить?

Бен посмотрел на меня с суеверным ужасом. Здесь, среди кустов и цветов, он стал держаться вольнее – расправил плечи, поправил волосы.

– При чем тут ведьма?

– Нам в колледже рассказывали, что жирнохвост растет на могиле ведьмы.

– А! Нет, мы никого не убивали. Просто хорошие удобрения и… – Бен покосился куда-то в сторону и нервно улыбнулся. – Доброе утро, господин ректор!

Я обернулась. Ректор Эверард шел среди грядок с цветами, держа в руке ножницы. Поймав мой взгляд, он сделался еще строже, чем был в столовой.

– Цветки златоносицы, – коротко произнес он. – Кажется, росли здесь.

– Вон там! – охотно показал Бен на другой конец огорода. – Я вчера сам срезал дюжину. Голова болит, да?

Робин угрюмо кивнул и спросил:

– Как работается, госпожа Хайсс?

– Отлично, – улыбнулась я так дружелюбно, как только могла. – Вот, собираем жирнохвост.

Ректор заглянул в мою корзинку, вынул одну ягоду и, надкусив, сообщил:

– Перезревает, надо было заняться им еще неделю назад. Хорошо, что вы теперь с нами, госпожа Хайсс.

Едва не зацепив штаниной брюк за разросшийся куст смертолова, верного спутника жирнохвоста и исключительно полезного растения при женских недугах, ректор выбрался на дорожку, едва не поскользнулся на влажных от росы камнях и направился туда, куда указал Бен. Когда он ушел достаточно далеко, чтобы не слышать нас, Бен задумчиво произнес:

– И зачем приходил? Я позавчера принес ему целую коробку златоносицы!

***

Делла

Среди ягод было несколько перезревших: они пытались цапать нас за пальцы мягкими беззубыми деснами. До обеда мы собирали жирнохвост и заодно срезали несколько веток смертолова, чтобы засушить и истолочь в порошок. На каждом листке было три пятна, похожих на отпечатки чьих-то лап.

– Тут сложно работать? – спросила я. Ветка жирнохвоста подсунула шип; я невольно выругалась и слизнула выступившую каплю крови. Бен пожал плечами. Сейчас, после нескольких часов работы, он держался намного вольнее: привык ко мне и уже не смотрел исподлобья – и мы сами не заметили, как перешли на “ты”.

Глава 4

Делла

Над зельем невидимости мы провозились три часа после обеда, наварили несколько больших котлов, которые сразу же уволок завхоз Фаунс, и, когда дело дошло до календарно-тематического планирования, я поняла, что вымоталась в край, и больше ничего не могу. На помощь пришел Патрик: скользнув в лабораторию бесшумной черной тенью, он оценил черепа и скелеты в стеклянных витринах, осмотрел коробочки с ингредиентами в шкафу и, запрыгнув мне на колени, сообщил, глядя на Бена:

– Ты вот что, кучерявый. Ты давай-ка заканчивай мою хозяйку гонять, она и так уже еле дышит. Давай, перерыв устраивай! И нечего на нее таращиться, мы ее за мясника отдадим, а не за кого попало.

Я смутилась, а Бен покраснел сильнее семян адохлеба. Кот, довольный произведенным эффектом, спрыгнул на пол, прошествовал к небольшому дивану и сразу же уснул среди подушек. Мы переглянулись, и Бен негромко сказал:

– Я не таращусь.

– Знаю, – ответила я. – И ты не кто попало. Но может, и правда сделаем перерыв? Ты что-то говорил по поводу пирога?

Бен улыбнулся и, оставив кота спать, мы вышли из лаборатории. Шагая рядом с Беном по коридору, я думала, что как-то провалилась в свое прошлое, когда училась в колледже и вот так же выходила с занятий, пропитавшись запахом зелий. Мир снова был правильным, и я в нем занималась тем, что мне нравилось, тем, чего я хотела.

– А это куда ведет? – спросила я, увидев, как от основного коридора ответвляется боковой. Там было сумрачно и тихо, и на мгновение мне показалось, что в сером безмолвии что-то ворочается. Невольно сделалось тоскливо.

– В картинную галерею, ее создал прошлый ректор, – объяснил Бен и прибавил шага. Навстречу шел один из ассистентов, мы поздоровались и неприятное чувство, что кто-то смотрит в спину, рассеялось. – Все картины там живые. Видела когда-нибудь такие?

– Ни разу, только слышала, – живые картины и правда были чудом. Художник рисовал, например, пейзаж, а затем заклинанием отделял крохотный кусочек мира и поселял в полотне. Зрители смотрели и чувствовали запах ветра над степью или слышали шум волн. Если живым был портрет, то человек на нем мог, например, улыбнуться.

– Месяц назад как раз новую картину привезли. Подарил отец Линды.

Вспомнился сегодняшний фокус Патрика и визг прекрасной барышни. Впрочем, теперь она не казалась мне настолько прекрасной: просто девушка из достойной и благородной семьи, которой никогда не приходилось надевать заштопанные чулки.

– А промертвие не могло приехать в такой картине? – предположила я. – С учетом того, что в министерстве магии не любят господина ректора.

Бен рассмеялся. Чем больше времени мы проводили вместе, тем спокойнее и вольнее он себя чувствовал и уже не смотрел смущенным взглядом исподлобья.

– Нет, это совершенно невозможно, – ответил он, и мы вышли на лестницу, похожую на туго сжатую пружину. – Нельзя поместить промертвие в картину, оно просто не позволит это сделать.

Я кивнула. Лестница привела нас к дверям и коридору, который вывел к мягкому сиянию фонариков и темному плющу над входом в кафе. Среди плюща возились караванские феи – крошечные, с радужными хрустальными крылышками, они укладывались спать. Бен открыл дверь, пропуская меня в кафе, и произнес:

– Пирог у них просто всем на зависть.

Кафе не пустовало: за столиком в дальнем углу я увидела ректора в компании с Линдой, и неприятное ощущение царапнуло меня острым коготком. Линда в очередной раз сменила платье – на этот раз выбрала темно-синее, с пояском под грудью: мягко струясь, оно окутывало ее фигуру, словно ровный поток воды. Но Робину Эверарду, кажется, были безразличны ее прелести – он угрюмо откинулся на спинку стула, словно хотел быть подальше от своей спутницы, и изучал какие-то бумаги. Одним словом, не выглядел так, словно у них свидание.

Почему-то меня это обрадовало. Когда открылась дверь, Робин и Линда обернулись к нам: мы поздоровались, Бен провел меня к столику возле окна, откуда открывался удивительный вид на поля и гребни лесов до самого горизонта. Перед нами тотчас же возникли чашки чаю и тарелки с горячим вишневым пирогом, и официант поинтересовался:

– Может быть, вина?

– Нет-нет, чаю достаточно, – торопливо ответил Бен и, когда официант отошел, объяснил: – Стоит выпить хоть глоток, сразу же рука отнимается.

Я понимающе кивнула. Сегодня Бен подавал мне коробки с ингредиентами, но сам не смог бы ни нарезать, ни отмерить, ни смешать. Пирог оказался выше всяких похвал: нежный, тающий во рту, он буквально погружал во вкус вишни. Давно же я так не сидела с кем-то в кафе! Невольно вспомнился родительский дом – как, интересно, отец объяснялся с Зульбаром? Я оставила записку на столе: “Ушла, замуж по приказу не выйду, не ищите”, и теперь хозяина ломбарда надо было утешать и успокаивать…

Ну и хорошо, что я этого не вижу и не знаю. У всех свои дороги, и я собиралась идти туда, куда меня зовет сердце.

Башня качнулась.

Я не поняла, что происходит – пирог почему-то заплясал вместе с тарелкой, в баре зазвенели бутылки, стол поехал куда-то в сторону, застыл и начал скользить обратно. Мир наполнился омерзительной дрожью, и я сама не поняла, как схватила Бена за руку. Хотелось говорить, закричать, сказать что-нибудь, но на шею словно кольцо надели, и оно стягивалось, не позволяя произнести ни слова.

Башня качнулась еще раз, и словно со стороны я увидела, как через кафе летят листы бумаги, брошенные ректором. Мы все вскочили, Бен притянул меня к себе, и все наполнилось низким гулом и ревом, словно к нам летело какое-то чудовище намного больше дракона.

– Держись! – услышала я голос Бена: он выплыл откуда-то из невероятного далека. – Держись! Это провал!

***

Делла

На лекциях по магической безопасности в колледже нам рассказывали о том, что такое провал: они возникают непредсказуемо, захватывая часть пространства в пузырь, который невозможно пробить изнутри. Однажды в детстве я попала в такой провал, когда играла с детьми служанок в саду: нас будто бы посадили под купол, из которого нельзя было выбраться. Одна из девочек расплакалась, но быстро успокоилась: так мы и сидели в траве, пока отец не вызвал мага – тот разбил невидимый купол, и мы вышли на свободу.

Глава 5

Делла

Мне казалось, что я плыву среди ледяных темных вод под мертвым небом. Плыть, не видя берега – это все, что я могла. И я разрезала собой воду, стараясь не вглядываться в хищные тени в глубине и не оборачиваться.

Я плыла, а мир сворачивался за мной, словно грязная тряпка.

– Делла! – услышала я голос ректора, и сразу же стало легче. Я вспомнила Робина Эверарда и академию, я поняла, что в мире есть еще что-то, кроме этих вод, и утроила усилия. Буду плыть, а там и берег появится. Главное, не оборачиваться, потому что…

– Делла! – раскатилось надо мной, и против воли я обернулась, чтобы…

…очнуться в своей кровати, в комнате, в которых поселилась в академии. Бен сидел рядом, держа в руке пузырек с лимонно-желтой жидкостью – я узнала ее, это был сироп кровохлебки. Увидев, что я открыла глаза, он просиял, заулыбался и воскликнул:

– Господин ректор, она…! Жива!

– Жива, – согласилась я, пытаясь устроиться поудобнее. Тело было неуклюжим, в нем болело все, что только могло болеть, словно меня колотили палками. Откуда-то со стороны, из сумрака, возник ректор, и я удивленно заметила, что он выглядит по-настоящему испуганным.

Волновался за меня? Что вообще случилось?

– Ну слава Господу, – услышала я голос отца. Он выплыл из тени, словно привидение, и я едва рот не раскрыла от изумления. Отец? Что он тут делает, как он попал в академию?! – Справились.

– Папа? – прошептала я. В глазах отца сверкнули слезы, и я поняла, что он не собирается ни ругать меня за побег, ни проклинать за то, что я не захотела стать женой Зульбара. Он был искренне счастлив, что я была жива и невредима… ну, не совсем невредима, но все же.

Голову окутало болью. Робин взял со стола какую-то банку с мазью и, опустив туда палец, принялся что-то старательно смазывать на моей щеке. От прикосновения все во мне замерло – почему-то сделалось очень жутко и очень радостно. Я застыла, не сводя с него глаз – Робин смотрел на меня с тревогой и болью.

– Что случилось? – спросила я, глядя в его глаза.

– Молчи, – вздохнул ректор. – Тебе сейчас лучше просто полежать. Пусть твой отец наконец-то все тебе объяснит.

Отец вздохнул. Провел ладонями по лицу, словно не решался заговорить, а затем признался:

– Господи, Делла, ты не представляешь, как я испугался, когда ты пропала.

– Прости, – прошептала я. Мне сделалось невероятно стыдно. Надо было не сбегать через окно, а выйти к хозяину ломбарда и заявить, что я не стану его женой. Вряд ли они с отцом поволокли бы меня в церковь на веревке. А теперь я видела, до какой степени ужаса мой побег довел отца, и понимала, что сгореть от стыда не просто фраза.

– Ты знаешь о Заклятии Паучьей вдовы? – спросил отец. Я неопределенно пожала плечами. Слышала что-то очень давно. Заклятий так много, что все и не упомнишь, этим занимаются боевые маги. Отец вздохнул.

– Его используют, чтобы вызвать неизбежную мучительную смерть, – продолжал он, и Робин кивнул. Зачерпнув еще мази, ректор взял меня за руку, и сквозь мой растерянный страх проступила неловкость. Мне сделалось неудобно в самой себе, и я не знала, куда деться от этого чувства.

– Так вот, Делла, дочка… ты сама и есть это заклятие, – произнес отец. Робин хмуро покосился на него и кивнул, соглашаясь, а я подумала, что все это какой-то бред.

– Как человек может быть заклятием? – спросила я. – Что ты такое говоришь?

– Когда твоя мать носила тебя, на нее наслали такое заклятие, чтобы вытравить плод, – глухо произнес отец. Сейчас он смотрел не на меня, а куда-то в прошлое, туда, где был молодым и сильным, туда, где любил и был любимым, а потом утратил то, что было для него так дорого. – Была одна женщина, которая хотела, чтобы я женился на ней, а не на Эльзе. Но я свой выбор сделал, и это ее очень сильно задело. Она сказала, что я никогда не буду счастлив без нее и раз сделал свой выбор, то в жизни меня ждут только боль и муки…

– И нанесла удар, – откликнулась я. Мне вдруг вспомнился далекий сон, который постоянно приходил в детстве: теплые воды моря качали меня на ладонях, и я нежилась в этом бесконечном тепле и любви, но потом откуда-то накатывала тьма, над головой раскатывался гром, и становилось больно. Очень больно.

– Тебя спасла сила материнской любви, – сказал отец. Он выглядел смущенным – как и все люди, которые говорят о чем-то очень простом и очень важном. – Эльза так любила тебя, что колдовство оказалось бессильным. Но когда ты родилась, мы увидели, что все твое тело будто бы покрыто паутиной… – отец сжал пальцами переносицу, словно вспоминать было безумно больно. – Вызвали королевских магов, и они сказали, что ты каким-то образом поглотила заклятие, которое должно было тебя уничтожить. Ты сама – оно.

Робин наконец-то закончил смазывать мои руки. Бен сидел, не говоря ни слова. Я слушала и не могла поверить в то, что слышу. В душе было глухо и пусто.

– На тебя наложили особые оковы, которые удерживали заклятие, – сказал отец. – Но они ослабли, когда ты попала сюда. Магический фон академии слишком силен, он их просто смял. Думаешь, почему я не пускал тебя учиться, когда ты так хотела, почему колледж зельеварения был единственным, что я разрешил? Я хотел сберечь тебя, Делла, дочка. Как мог, как умел.

В носу защипало, глаза стало печь, но слезы так и не появились.

– Что же делать? – спросила я, переведя взгляд на Робина. – Мне… придется уехать?

Ректор нахмурился. Какое-то время он молчал, а затем ответил:

– Нет. Боюсь, теперь вы не сможете покинуть академию, Делла.

***

Делла

Утром все кажется как-то проще, что ли.

Утро приходит, и все ночные страхи развеиваются. Сегодня в академию приезжали студенты, нам с Беном надо было заняться планированием семинаров и практических занятий, и то, что я была живым Заклятием Паучьей вдовы, одним из самых мощных и смертоносных, уже не так пугало.

Я сумела это принять. Я не знала, как буду жить дальше, но готова была искать свой путь.