Грань желания

1

Передача называлась «Летающая волшебница». Или «Невесомая колдунья», Мара не помнила точно, знала только, что там будут съемки воздушных танцев в Храме-на-Мысу — а всякие громкие названия Мару и в лучшие-то времена не интересовали…

Она с тревогой взглянула на часы: пора уже… или это «гнездо кукушки» опять торопит время? Нет, первое, что она сделает, выйдя замуж за Ролана — это подарит его матери нормальные часы!

Мара была раздражена и нервничала. Во-первых, пришла она к Ролану отнюдь не телевизор смотреть средь бела дня, а работать: вымыть полы, приготовить что-нибудь на обед… Во-вторых, электричество могли отключить в любой момент — и так странно, что с утра никаких перебоев…

Может, об этом храм тоже позаботился? Кто знает, как и на что они могут влиять? То есть глупо, конечно, так думать… да и вообще глупо думать о лунных храмах! Нормальные люди вспоминают о подобных вещах раза два в год, на Рождество да на Пасху, когда появляется свободное время, пьянство не возбраняется, и можно не спеша и без оглядки сидеть в кругу раздобревших родственников и рассуждать О СТРАННЫХ ВЕЩАХ. И непонятно, почему Ролан, человек более чем здравомыслящий, последнее время то и дело заговаривает о воздушных танцах…

Но хочется или нет, а быть Ролану достойной собеседницей Мара просто обязана! А она, стыдно признаться, ни разу в жизни толком не видела соревнований по воздушным танцам.

«Соревнования по воздушным танцам» — звучит так сакраментально и обыденно, как раз в стиле лунных храмов: демонстрировать явные чудеса с эдаким небрежным пожатием плеч! Подумаешь, мол, что тут удивительного?

А удивительного на самом деле хоть отбавляй — потому что воздушные танцовщицы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛЕТАЮТ. Поднимаются в воздух, двигаются в нем, танцуют — и даже получают оценки за свои выступления, определяют сильнейшую… То ли чудо, то ли отменная иллюзия, то ли какая-то таинственная техника… но в самом деле, не могли же в храме изобрести антигравитацию?! Конечно, обманов в этой жизни гораздо больше, чем хотелось бы, и все же пока никому не удалось разгадать секрет храмовых летуний. «Сила духа, — лаконично отвечали на все вопросы магистры храмов.

— По большей части мы ее недооцениваем…»

Ни ученых, ни просто любопытных магистры не гоняли. Не слишком жаловали, разумеется, но и препятствий особых не чинили. Одно время в Храме-на-Мысу даже целая группа работала — хотя результатов или не было вовсе, или их намертво засекретили. Жаль, если так: интересно было бы послушать мнение серьезных людей!

Впрочем, разве образованность и серьезность — одно и то же? Ученые тоже честолюбивы, тоже соблюдают правила игры чинов и званий, и ради них нередко готовы отступить от истины. Мара глубокомысленно вздохнула… и тут же, снова взглянув на часы, с испугом кинулась к телевизору. И застала как раз самое начало!

Передача оказалась чем-то вроде телевизионной зарисовки: рассказ о начале сезона и о молодой танцовщице, которая, если верить беседующему с ней журналисту, на предстоящих соревнованиях могла стать сенсацией. Рискованно, между прочим, так нахально вмешиваться в тотализатор — но репортер, похоже, был не робкого десятка. А может, храм обещал ему защиту, кто знает? Видимо, даже будущей звезде нужна реклама!

Беседа проходила в каком-то внутреннем помещении храма — небольшая комната без окон, где стены и вся немногочисленная мебель сделаны сплошь из бело-зеленого резного камня. Любой нормальный человек почувствовал бы себя неловко в этой пещере — но, надо признать, странноватый интерьер очень выгодно оттенял холодноватое изящество девушки…

— Как вас зовут?

— Зара.

Ни фамилии, ни каких-то других уточнений! Но репортер делает вид, что такое знакомство его вполне устраивает, как ни в чем ни бывало продолжает беседу:

— Вы закончили Школу воздушных танцев, не так ли?

На красивом, хотя и излишне бледном лице — ослепительная улыбка:

— О, нет, только выпускной класс!

Репортер удивлен или хорошо притворяется удивленным:

— Что значит «только выпускной класс»?

Улыбка медленно гаснет, уступая место неожиданно неприятной досадливой гримасе:

— Это значит, что собственно летать я научилась не в Школе.

Восклицание, профессионально расцвеченное эмоциями:

— Разве так бывает?! Разве возможно научиться летать… самостоятельно?

Снова улыбка, но на этот раз определенно высокомерная:

— Разумеется, возможно. И вообще в этом мире все возможно: только одно чаще, а другое реже…

Какая выразительная снисходительная небрежность! И как она оттеняется холодной красотой летуньи! Сколько, интересно, лет этой юной королеве? Вряд ли она намного старше Мары…

— …В прошлом году, насколько я знаю, вы еще не выступали?

На этот раз «звезда» вообще не отвечает. И то верно: что спрашивать, если прекрасно знаешь ответ?! Но репортер на то и репортер, чтобы ни в каких условиях не смущаться:

— Может быть, потому и Храм-на-Мысу не участвовал тогда в соревнованиях? Решил как следует подготовить ваше появление?

— Право же, это не повод для шуток! Даже если вы хотели мне польстить…

Мара покачала головой: польстить — это само собой, за тем парня и наняли! Но ведь Храм-на-Мысу вроде бы и в самом деле пропустил прошлогодние соревнования. Мара даже слышала, что Сообщество Лунных Храмов отстранило его от участия в соревнованиях из-за войны в Северной Провинции! Впрочем, она не верила этим слухам — неужели магистрам, людям утонченным и сугубо мирным, никогда не вмешивавшимся в политику, есть дело до их несчастной окраины?

— …Ну, что же, я надеюсь, что ваше появление станет приятным сюрпризом на ближайших соревнованиях!

Глаза собеседницы сверкают сердитыми изумрудами:

— Во-первых, сюрпризом оно точно не станет: передача выйдет в эфир до начала соревнований! А во-вторых… не кажется ли вам, что у людей… В общем, я хочу сказать, что не стоит «закудыкивать» дорогу!

И тут происходит невероятное: репортер смущается. И неуверенно просит:

— Не могли бы вы теперь хотя бы чуть-чуть показать ваше искусство?

Мара вздрогнула — вот оно! — и усилием воли заставила себя сидеть смирно. Бог весть почему, но она волновалась, словно бы стеснялась смотреть на экран…

Быстро обернувшись, Мара словно против воли взглянула на себя в зеркало. Знала, понимала, что ни в коем случае не надо сравнивать — и все же не удержалась. Сегодня увиденное особенно расстроило ее: тощая, лохматая, глаза непонятного цвета, то ли карие, то ли зеленые и, похоже, навеки перепуганные… И что только Ролан в ней нашел?

Кадр сменился — и Мара, забыв сиюминутные огорчения, снова уставилась в телевизор. Теперь на экране появился просторный балкон над морем, а героиню передачи Мара сразу даже не узнала — та была одета в облегающий купальник темно-зеленого цвета и держала в руках… больше всего это походило на метлу без прутьев!

— …Это и есть знаменитый «летающий стек»?

Погруженная в предстоящий танец, девушка даже не сразу понимает вопрос. Вздрогнув, рассеянно роняет:

— Да-да, конечно. Могу сказать, что мне повезло: моим тренером стал как раз конструктор этого стека… — и, чуть усмехнувшись, добавляет: — Правда, сам он обычно называет его «лысым помелом»!

Репортер лишь головой качает на такую непочтительность, но не рискует больше комментировать сказанное…

…Интересно, летающие стеки в самом деле заслуживают почтения? Несомненно, это одна из главных загадок лунных храмов, и если в полете все-таки используется техника, то прячется она именно в этих игрушках, больше негде! Но это же несерьезно! Наверное, магистры все же правы, и левитация связана только с силой воли, с какими-то тайными возможностями человеческого организма…

— …Надеюсь, вы не броситесь в пропасть? — с шутливым опасением спрашивает репортер. — Среди наших зрителей могут быть слабонервные…

Вопреки ожиданиям, танцовщица улыбается просто и мило:

— Если угодно, я все время буду над балконом. Это, кстати сказать, даже труднее…

Резко выпрямившись, она сжимает стек в вытянутых руках и начинает медленно вращаться на кончиках пальцев. Предельно напряженная фигура словно ввинчивается в прозрачный воздух, медленно приподнимаясь над каменным полом балкона…

Мара замерла: мысленно она была уже там, над морем! И это ее душа, отчаянно стремясь в неизвестность, заставляла подниматься неповоротливое тело: вот, зафиксировав позицию, танцовщица неподвижно зависает в воздухе… Потом аккуратно перебирая пальцами, берет стек за самый кончик — и вдруг резким движением забрасывает его за спину, так что тяжелый наконечник упирается ей в поясницу! И тут же летунья, не меняя позы, снова поднимается вверх, словно скользя по невидимой спирали! Один виток, другой — и вот она уже под самым козырьком балкона… На фоне шершавого серого камня ее фигура смотрится хрупкой, почти трогательной…

…Неожиданно громкий щелчок — и экран вдруг съежился и погас. Электричество!.. Мара чуть не разревелась от досады: ну надо же! Может еще включат?!

Понимая всю безнадежность неоправданного оптимизма, она все же еще несколько минут посидела у телевизора, потом со вздохом поднялась. Надо делать то, зачем пришла — прибираться, готовить обед…

А интересно, как это — взлететь? Наверное, если очень увлечься танцем…

Мара сбросила туфли, поднялась на цыпочки и закружилась под воображаемую музыку. Реверанс, поворот, подъем, реверанс, поворот, подъем, реверанс, поворот… Она быстро увлеклась, забыв о прошлых и будущих огорчениях, наслаждаясь своей молодостью, жизнью и несбыточными надеждами…

…Неожиданно за дверью послышались тяжелые шаги. Мара вздрогнула, сгруппировавшись для прыжка, стремительно обернулась — и едва не столкнулась с входящим Роланом. Он опередил ее движение: крепко, хотя и бережно ухватил за руки повыше локтей, одновременно и удерживая, и молча обнимая…

В объятиях Ролана Мара могла поместиться вся целиком — и еще, наверное, с полудюжиной детей в придачу. Могла укрыться, спрятаться, забыть обо всем! Но даже зная о такой счастливой возможности, она до сих пор боялась слишком открыто ей радоваться. Вот и сейчас: она вырывалась из рук жениха с почти непритворным возмущением — впрочем, Ролан лишь усмехнулся:

— Что, опять напугал? Как тогда, в горах? Или на этот раз все-таки меньше?

Он веселился, но Мара всерьез помрачнела. Как можно так спокойно вспоминать об этом?! Будь ее воля, она бы навсегда вычеркнула из памяти все, что было связано с недавней смутой! Иногда ей казалось, что воевать было легче, чем прятаться — иначе почему теперь, когда все позади, Ролан успокоился так быстро, а она до сих пор не может вспоминать без ужаса дни, проведенные у Форельего ручья?..

…Маленький ручеек высоко в горах, совсем небольшой, хорошо спрятанный в лабиринтах заросших лесом скальных осыпей… И форель там действительно водится. Место мало кому известное даже среди старожилов — поэтому именно там ее мама решила укрыться от войны…

Мама не сразу решилась — то боялась, то надеялась. Жизнь менялась слишком постепенно: то, что еще вчера казалось кошмаром, сегодня становилось всего лишь обыденным неудобством.

Оказалось, что можно привыкнуть к ночной автоматной стрельбе, к толпам болезненно-возбужденных вооруженных мужчин на улицах, к огромным очередям и взлетевшим до небес ценам, к отсутствию электричества и воды, и, наконец, к полной невозможности добыть хоть какую-то достоверную информацию о том, что происходит… Но в какой-то момент мама все же решила, что с нее хватит! Бог весть как, но она уловила в непрерывных и однообразно жутких слухах приближение к истине и заявила, что если город начнут штурмовать, то нормальным людям здесь делать нечего…

Мама привыкла рассчитывать только на себя и быть самой сильной. В опасное путешествие она позвала с собой только соседку — да и то больше из жалости, чем рассчитывая на ее помощь. Да и о какой помощи могла идти речь? Тетя Слава всегда-то была бестолковой, а тут еще сходила с ума от беспокойства: ни от Ролана, ни от его отца уже больше месяца не было вестей!

Мама не стала тратить слов на утешения. Приказала тете Славе «быстро собрать свой детский сад, чтобы выйти затемно». Возиться с сестрами она оставила Мару, а сама за несколько часов умудрилась разведать безопасную дорогу в горы и вернуться за соседкой и детьми.

Женщины сумели добраться до Форельего ручья и кое-как обустроились там. Вскоре им стало безразлично, что происходит вокруг, цел ли внешний мир или провалился в тартарары: все силы уходили только на то, чтобы выжить.

Вокруг их крохотного лагеря частенько бродили волки, и когда их вой слишком уж приближался, Маре приходилось выбираться из шалаша и отпугивать их стуком двух сухих звонкими палок…

Через два месяца она уже почти не боялась волков. Но когда однажды вечером совсем рядом с шалашом вдруг послышались тихие, но вполне различимые человеческие шаги… Лишь через несколько долгих мгновений, уже попрощавшись мысленно с жизнью, она узнала Ролана. «Я пришел за вами, — сказал он тогда лучшие в мире слова. — Можно возвращаться. Все кончилось…»

Ролан был какой-то другой — сильно повзрослевший и очень серьезный. Мара сразу потянулась к нему, ощутив надежную опору. Она не думала о себе, как о его невесте, да и до влюбленности ли было тогда? Просто рядом с Роланом все казалось не таким страшным. Даже боль разоренного города, даже известия о смерти друзей и знакомых…

А когда закончился траур по его отцу, Ролан как-то просто и естественно сделал Маре предложение. К тому времени он уже работал у Завадовского, в старой строительной фирме, и мог более или менее уверенно думать о будущем. Свадьбу решили отложить до будущей осени, чтобы накопить немного денег и сразу начать жить своим домом…

…В общем, Маре сейчас многие завидовали — и не зря! Подумав об этом, она сразу смягчилась и перестала вырываться из рук Ролана. Однако тот сам выпустил ее и даже предостерегающе отстранился:

— Смотри, испачкаешься! Я же еще не переоделся…

Мара машинально оглянулась на часы: ведь и вправду для Ролана еще рано… Он что же, не на обед заскочил? Ничего себе…

…Обычно Ролан возвращался поздно вечером, а то и вовсе не приходил ночевать, если приходилось ехать в каменоломню. Работы было по горло: город активно отстраивался, а специалистов осталось немного. Возможно, старый Завадовский сумел бы лучше организовать дело, но он погиб. Дела перешли к сыну, а тот… Мара не раз жалела, что в городе не осталось других строительных фирм, и что Ролану приходится работать под началом этого неуча!

И теперь тяжелые воспоминания были мгновенно отброшены прочь еще более ужасной перспективой: если Ролану придется уйти от Завадовского… На заработки младших братьев или на хилый тети Славин огород рассчитывать не приходится!

Ролан улыбнулся, ясно прочитав на лице Мары все ее страхи:

— Не паникуй! Просто с утра я был на стройке, и как ни странно, там все оказалось нормально. Так что можно немного передохнуть, пока есть возможность…

— Ну вот, а я тут прохлаждалась, — виновато сказала Мара. — И обед еще не готов…

Она повернулась было, торопясь уйти, но Ролан удержал ее.

— Да постой ты! — в его голосе прозвучало неожиданное раздражение, но Мара каким-то чутьем поняла, что оно относится не к ней. — Не надоело тебе: с утра до вечера стирка-уборка-готовка… и иногда огород, для разнообразия?!

Мара сердито фыркнула: конечно, надоело, конечно, она предпочла бы родиться наследной принцессой! Но что толку рассуждать об этом?!

— Ты смотрела сегодня передачу про летающих танцовщиц, — не спросил даже, а просто констатировал Ролан.

— Пыталась, — сердито отозвалась Мара. — Свет выключили. А что?

Ролан пожал плечами, давая понять, что эмоции неуместны. Потом спросил словно бы просто так:

— Откуда, ты думаешь, берутся летающие танцовщицы?

— Из Школы воздушных танцев! — не задумываясь, ляпнула Мара… и тут же в голове у нее что-то со скрипом повернулось, и она сообразила, что имеет в виду ее жених. Но черт возьми!

— Что ты такое говоришь?! Я даже обычную школу не закончила, какая еще может быть учеба! Все, кто мог учиться, давно уже…

— Тихо, тихо! — оборвал ее Ролан. — Я выяснял: в Школе воздушных танцев не надо сдавать экзамены. У них есть только вступительные тесты, чтобы отличать будущих ведьм…

«Спасибо!» — хотела съязвить Мара, но сказанное уже проникло в нее. Неужели это возможно: вот так запросто расстаться с Северной Провинцией? Неужели в этой жизни может случиться еще что-то хорошее?!

— Я не могу вот так вот взять и уехать, — сказала она вслух.

— Почему? — безжалостно поинтересовался Ролан. — Или ты состаришься за четыре года?

— Нет, но…

Мара судорожно подбирала трезвые аргументы. Самый первый: мама будет против! А против она будет, потому что не уверена в мужчинах вообще и в Ролане в частности. Отложить свадьбу на четыре года — мыслимое ли это дело?!

— Ты всерьез веришь, что я смогу научиться, — Мара даже запнулась, — летать?

Ролан помедлил с ответом.

— Там учат не только летать, — сказал он наконец. — Выпускницы обычно находят хорошую работу. К тому же…

Он не договорил, но оборванную фразу легко было понять. Вопреки всем мужским традициям, Ролан не хотел, чтобы Мара полностью зависела от него! Это было как еще одно признание в любви: странное, но несомненное!

— У меня нет денег на дорогу, — вздохнула Мара. Вот уж денег у него она точно не возьмет, ни за что на свете! Потому что мама тут же обо всем узнает и расшибется в лепешку, но отдаст долг — не самому Ролану, так тете Славе…

— Послезавтра будет попутная машина, — как ни в чем ни бывало сообщил Ролан. — Со стройки. Я договорюсь, тебя возьмут. Если ничего не выйдет, на ней же и вернешься…

Мара поняла, что не в силах больше спорить. Да и почему бы не прокатится, много ли у нее теперь развлечений? В конце концов, она может вообще не ходить в Школу танцев и не проходить никакие тесты!..

2

Почта на остров Шом даже летом приходит нерегулярно — обычная почта, не электронная. Впрочем, что можно написать с единственного компьютера из приемной кабинета директора? Тут уж потребуется просто невероятное хладнокровие… Именно поэтому все воспитанницы Школы воздушных танцев с таким нетерпением ждут открытия навигации. Мартовские ветра взломают торосы, вода очистится, и появится наконец на горизонте видавший виды катер с легкомысленным названием «Звездочка». И почему бы не построить на острове хотя бы небольшой аэродром?! Или предполагается, что летать действительно надо самим — на сотню-другую километров?..

…Мара очень удивилась, когда ей сказали, что для нее получено электронное письмо. Кто бы мог его передать? Во всей Северной Провинции едва ли отыщется десяток компьютеров! Случись что-то серьезное, мама просто позвонила бы… а из друзей, пожалуй, только у Ролана хватит нахальства сунуться на чужую машину с личным письмом! Неужели Ролан?

Мара быстро спустилась на второй этаж. Дверь в приемную была приоткрыта, и левый глаз сидящей за компьютером секретарши привычно сканировал пространство коридора. Мара завистливо вздохнула: ну как ей удается так разделять внимание?

— Добрый день! — секретарша поднялась навстречу. — Вот.

Свернутый в четыре раза листок с распечаткой. И нарочитое равнодушие на лице: никто, мол, ничего ни читал! Мара с невольной досадой выхватила листок: если нет деликатности, зачем ее изображать?! Хотя будь деликатность подлинной, электронной почтой пользовались бы куда активнее…

Даже у себя в комнате Мара не сразу развернула письмо. Не выпуская его из рук, походила туда-сюда, успокаивая дыхание, потом зачем-то заперла дверь и приспустила штору на окне. И вдруг поняла с полной отчетливостью, что не надо ей заглядывать в этот злосчастный листок! Вот не надо, и все тут: ничего хорошего она там не увидит. Может, и вправду выкинуть? После двух лет обучения Мара привыкла доверять своим чувствам. Да, но…

…Письмо действительно было от Ролана. «Извини, возможно, мне не следовало писать таким образом… еще когда ты приезжала прошлым летом, мы как-то отдалились друг от друга… конечно, Инесса всего лишь официантка…»

Ну, положим, не «просто официантка»: трактир-то принадлежит ее папочке! Так что Инесса — невеста с приданым, не то, что Мара…

Значит — все?! Господи, говорила мама: не выдумывай, не гонись за журавлем в небе! И что стоило еще в прошлом году остаться дома? А теперь, получается, и возвращаться-то некуда…

3

Когда лед в заливе уже сошел, весна наступает стремительно. Мара с наслаждением прижала к лицу ветку с набухшими, горько пахнущими почками. А ведь еще позавчера в лесу было полно снега!

— Ну, пойдем! — Ирина нетерпеливо потянула Мару за рукав. — Пойдем, сколько можно обнюхивать деревья!

Не оборачиваясь, Мара невольно фыркнула: «обнюхивать деревья», так могла сказать только Ирина! Интересно, она нарочно придумывает такие фразочки или это у нее получается само собой?

— Вот же досталась напарница! — негромко, но вполне отчетливо, проворчала тем временем Ирина. — Если ничего не делать и вечно тянуть время…

— Извини! — Мара отбросила ветку. — Пойдем! Только знаешь, не верю я в эти тренировки. Бегать, высунув язык, пока не взлетишь? Может быть… Но я давно не чувствую, чтобы во мне что-то менялось!

Ирина промолчала. Вполне резонный вопрос — а почему же ты тогда не уйдешь, раз ни на что не надеешься? — задавать не стоило. Мара до сих пор превращается во взбесившуюся кошку, если намекнуть ей о возможности оставить школу и вернуться. Впрочем, ее можно понять: узнав другую жизнь, в Северную Провинцию возвращаться вряд ли захочешь… Да и парень, говорят, ее бросил, не стал дожидаться, хотя сам же уговорил поступить в Школу…

…По размокшей тропинке не получалось идти быстро, и до «тренировочного ущелья» девушки добрались уже на закате.

— Смотри, луна! — воскликнула Ирина. — Уже почти полнолуние, два дня осталось…

Мара промолчала. Ну, полнолуние… Конечно, школа находится под покровительством Храма-на-Мысу, а он исповедует «религию лунной энергетики» — но что с того? Всерьез магистров и жрецов интересуют только те, кто на самом деле смогли взлететь. Те счастливицы, что ощутили «энергетическую невесомость» хотя бы раз, хотя бы ненадолго!

Но Мара больше не рассчитывала оказаться в их числе. Теперь тренировки казались ей всего лишь бесконечными гимнастическими упражнениями, а испытанный когда-то обжигающий восторг предвкушения постепенно забывался.

— Пробежим вначале порознь, — сказала она, подходя к началу маршрута и сбрасывая куртку.

…«Тренировочное ущелье» было весьма внушительным сооружением: две вогнутые внутрь базальтовые стены и выложенный разноцветным мрамором коридор между ними. Эта странная труба создавала ощущение стремительности.

— Мара помнила, как заглянула в нее первый раз… Тогда ей показалось, что перед ней бесконечное пространство, выход в другие миры! Но сейчас она очень хорошо знала, сколько правильно поставленных шагов укладывается на «бесконечном» маршруте: тысяча пятьсот восемьдесят, если бежишь одна, и шестьсот двадцать восемь — если вдвоем. Впрочем, до этой цифры им с Ириной еще далеко! Да и вообще, эта точность до одного шага больше смахивает на издевательство…

Но так или иначе, а тренироваться придется: теперь уже нельзя тешить себя мыслью, что в любой момент можешь покинуть школу и стать примерной женой и хозяйкой!

Мара спустилась на мраморную дорожку, привычным внутренним движением «взъерошила ауру» и зафиксировала центр тяжести чуть выше нормального. Так, теперь настроить дыхание… Не спеша, аккуратно… Потом настроиться на быструю энергию воздуха… Неожиданно для себя, Мара почувствовала удовольствие: что ни говори, а приятно быть хоть и слабенькой, но все же ведьмой! И тут же словно бы теплая волна подтолкнула ее, стены коридора рванулись назад, а пол, казалось, изогнулся навстречу ногам…

— Ты молодец сегодня! — подбежавшая вскоре Ирина, чуть отдышавшись, заговорила возбужденно и радостно. — Ну что: попробуем теперь вдвоем?

Мара молча кивнула. Они встали рядом, сплели пальцы рук, проверили опору. При беге вдвоем нельзя становиться на «внутреннюю» ногу, равновесие поддерживается за счет напарника. Поначалу такие прыжки выглядят странно, но потом напряжение синхронизации словно бы добавляет энергии — и движение становится естественным. Но оно должно быть еще и быстрым! Пока же Ирина и Мара делали почти вдвое больше шагов, чем нужно. «Ощущайте энергию! — не раз говорила учительница. — То, что ногой нельзя касаться земли, еще не значит, что на нее нельзя опираться!»

Имелось в виду, что опираться можно на энергию мраморного пола. Его мозаика действительно обладала мощной, заметной при малейшем расслаблении аурой, а «выдохшиеся» или «ущербные» плиты регулярно высматривали и тут же заменяли. Над такой поверхностью было достаточно энергии, чтобы научиться отталкиваться от нее во время бега вдвоем! В этой технике было уже немало от настоящего полета — но увы, даже это давалось далеко не всем…

4

Что можно подумать, встретив в женском монастыре мужчину? А если ограничиться пристойными вариантами? Ведь он, например, вполне может оказаться приходящим садовником или даже самим папой римским…

…Но человек, который, пока Мара была на занятиях, проник в ее комнату и теперь, как ни в чем ни бывало, расположился в единственном кресле, вряд ли мог натолкнуть на подобные ассоциации: стройный темноглазый брюнет, одет аккуратно, длинные волосы перехвачены серебряным шнурком…

Однако внешность незваного гостя не произвела на Мару такого впечатления, как сам факт наглого вторжения. Что это за тип?! Она никогда раньше его не видела — как, впрочем, и других мужчин: в Школе служили только женщины. Воспитанниц вообще жестко ограничивали в общении с противоположным полом — во избежание соблазнов: ведь известно, как эксперименты с энергией повышают женскую привлекательность! А энергию нужно тратить на учебу, а не на любовные истории… И надо сказать, что репутация школы только выигрывала от этой строгости!

— Кто вам разрешил входить в мою комнату?! — возмущенно начала она, предусмотрительно оставляя дверь позади себя полуоткрытой. — Кто вас вообще сюда впустил?! И кто вы такой?. — Она вдруг запнулась на полуслове, заметив, что незнакомца искренне забавляет ее возмущение. — Послушайте, да вы совсем…

— Такое стремление к справедливости и порядку, как у тебя, милая Мара, достойно всяческих похвал! — весело произнес парень, даже не пытаясь встать. — Оно заглушает даже любопытство, не говоря уже об остальном… И мне очень приятно, что Школа способна в столь короткий срок привить своим воспитанницам такую важную добродетель как послушание и дисциплинированность…

Мара с трудом подавила готовое вырваться оскорбление.

— Кто? вы? такой? — отчетливо, почти по буквам, стараясь не допустить в голосе даже тени эмоций, проговорила она.

Гость неожиданно быстрым движением поднялся наконец из кресла, кивнул и коротко представился:

— Хилим. Магистр Лунного Храма, — и, увидев, как изменилось лицо Мары, уточнил, словно бы смягчая слишком звучный титул: — Один из магистров…

Опустив глаза, Мара справилась с охватившим ее волнением, но теперь решительно не знала, что положено говорить в таких случаях. Верить незваному гостю не хотелось — но с другой стороны, какой еще мужчина, кроме магистра Храма-на-Мысу, мог так запросто проникнуть в комнату воспитанницы Школы воздушных танцев?

Да, но если он действительно тот, за кого себя выдает — что ему нужно от неуспевающей ученицы?! Или просто ошибся комнатой? Да нет, он же сразу назвал ее по имени…

— Зачем вы здесь? — неохотно спросила она, поднимая голову.

— А ты еще не догадалась? — Фраза прозвучала почти насмешливо, но Мара тут же поняла, что как раз насмешки в ней не было, только искреннее и немного высокомерное удивление: и в самом деле, как же это можно было до сих пор не догадаться?! Да, кем бы ни был этот человек, нахальства ему не занимать!

— Я ищу новых жрецов для храма, — нетерпеливо пояснил тот. — То есть тех, кого можно было бы взять в ученики.

— И вы думаете… — начала Мара, но громкий стук в неприкрытую дверь прервал ее.

— Да-да, войдите! — с прежним невинным нахальством откликнулся гость, прежде чем Мара успела открыть рот. — Если не ошибаюсь, это вы, Вероника Аркадьевна?

Директриса заглянула в комнату — довольно робко заглянула, даже не пытаясь войти… Однако! Мара машинально поздоровалась.

— Входите, пожалуйста! — улыбаясь, повторил Хилим. — Вы что-то хотели узнать?

— Да… То есть… — Вероника смешалась было, но тут же взяла себя в руки. — Я хотела уточнить, все ли у вас в порядке?

— В абсолютном! — сквозь улыбку Хилима неожиданно проступило что-то едва ли не зловещее. — Если мне потребуется ваша помощь…

— В таком случае, не буду мешать! — директриса попятилась, явно не желая, чтобы гость успел закончить фразу.

Впрочем, Хилим уже сам понял, что переборщил. Торопливо шагнул к двери, поклонился — ну, просто сама почтительность! — и поддержав Веронику Аркадьевну под локоть, помог ей с достоинством отступить в коридор.

— Еще раз благодарю вас за внимание к моей скромной персоне! — проникновенно сказал он ей вслед, закрыл дверь и снова повернулся к Маре:

— Продолжим. Надеюсь, теперь цель моего визита не вызывает сомнений?

Он замолчал, давая собеседнице прийти в себя. «Интересно, — отрешенно подумала Мара, — он сразу понял, что я не поверила ему?..»

Теперь-то она уже не сомневалась, что неожиданный гость и вправду был магистром: перед кем еще стала бы так заискивать Вероника? Вот только… непонятно, чем его заинтересовала именно Мара? Ведь жрица — это, наверное, нечто большее, чем даже летающая танцовщица…

— С тобой заключат договор на три года, — Хилим неожиданно заговорил снова. — Потом посмотришь сама, возобновлять его или нет.

Эта короткая фраза сразу расставила все по местам, и Мара едва не расхохоталась. Как же она сразу не сообразила? Обслуживающий персонал храма тоже можно назвать по-разному: младшими жрецами, например, или учениками… А по сути ей три года предстоит стирать пыль с резных колонн — и это еще в лучшем случае!

Она гневно взглянула на Хилима, но он словно бы и не заметил ее возмущения. Спокойно пояснил:

— Раз ты пришла в эту школу, ты нуждаешься в лунной энергетике.

Мара смогла только молча кивнуть. Кто в той или иной степени не нуждается в лунной энергетике? Хотя для Мары эта причина как раз не была решающей — и кто знает, не в этом ли причина ее неуспехов?..

— Ты знаешь, что никогда не взлетишь, потому что сама не веришь в это! Ну, и что дальше?

Сколько раз Мара сама задавала себе этот вопрос! Особенно после злосчастного письма Ролана, когда стало ясно, что устраиваться от начала и до конца предстоит самой. Но ведь впереди еще четыре года…

— Как будто здесь учат только летать! — огрызнулась она.

Хилим удовлетворенно кивнул:

— Еще здесь учат обычным танцам. Классическим, восточным, фольклорным… Перечислять дальше, или хватит?

Мара удрученно промолчала: хореография уже сейчас доставляла ей немало огорчений. Конечно, восточные танцы — дело другое, и наедине с собой Мара иногда часами наслаждалась их сдержанно-напряженными движениями… но выступать на публике — нет, на это не стоило рассчитывать!

— Кроме того, владение энергетикой позволяет манипулировать людьми, — спокойно продолжал Хилим. — Это, конечно, не профессия…

— Я этого все равно не умею! — с досадой прервала его Мара. — Если бы умела…

— То поняла бы, отчего твой жених повел себя так… гм… странно!

Остывшее было возмущение всколыхнулось в Маре с новой силой:

— Да какое вы право имеете лезть в мои дела?! Вы думаете, если вы магистр…

— Тихо, тихо! — стремительным движением руки Хилим словно бы отгородился от вспышки гнева, а потом неожиданно спросил:

— Хочешь вернуть этого своего парня?

Мара онемела. Это что: шутка, издевательство — или дьявольская сделка?! Ведь Ролан успел жениться, недавно мама написала, что Инесса ждет ребенка, и счастливые супруги уже начали строить собственный дом…

— И тем не менее твой Ролан отнюдь для тебя не потерян. Если ты сейчас вернешься, он бросит эту свою официантку к… в общем, неважно! — магистр усмехнулся. — Ты на многое сможешь его вдохновить! Не исключено, что вы даже сможете перебраться Северной Провинции в более приятные места и какое-то время даже будете счастливы…

— Какое-то время? — машинально переспросила завороженная Мара.

Магистр снова усмехнулся:

— А ты бы хотела — всю жизнь? С ума сойти, до чего же вы все любите гарантии!

Его презрительное «вы все» ударило, как порыв ледяного ветра. Мара отшатнулась и зажмурилась — а когда открыла глаза, магистра уже не было в комнате…

…Юпитер уже высоко стоял над горизонтом, когда Хилим спустился к пришвартованной яхте. Команда развлекалась преферансом при свете фонаря на пирсе и не выказывала нетерпения или беспокойства — впрочем, жрецам храма не привыкать к ночным выходам! Ну, а нет ли здесь кого-то еще? Хилим внимательно огляделся…

— Вы еще согласны взять меня в храм? — послышался сверху знакомый голос. Кусты над пологим склоном, ведущим к воде, зашевелились, и Мара неловко съехала в освещенное пространство.

— Понимаете… — начала она, выбираясь на причал.

— Понимаю! — Хилим протянул руку. — Запрыгивай!

Он помог девушке пройти по скрипучим расшатанным доскам и перескочить на палубу. Она не испугалась, не стала говорить всякие глупости об оставленных вещах или необходимости «еще немного подумать» — и это понравилось Хилиму.

— Ну что же, Мара… — начал было он, но запнулся: — Нет, просто невозможно пользоваться этими незаконченными формами! Мара… Мария? Или Марина? — Ответа не было, и Хилим, не долго думая, решил сам: — В храме ты будешь Мариной!

5

Из под лезвия летела каменная крошка, рассыпаясь розоватыми искрами. Марина едва успевала поглядывать на лежащую перед ней картинку, где была зафиксирована аура образца, а поверх нее небрежно набросан эскиз будущей статуэтки — взлетающего фламинго. Нельзя ошибаться, потому что лезвие движется стремительно — но линии сами подсказывают свою форму. Очень твердый на ощупь родонит не является серьезным препятствием для «энергорезца», наверное, эта штука с легкостью будет резать даже алмазы… Резать? Или плавить? Или… или что-то еще, чему в языке и названия-то нет!

…Энергорезцы были еще одной тайной лунных храмов, такой же дерзко-показной, как и летающие стеки. Вот он, держи его в руке, крути, как хочешь, терзай им любой подходящий камень — все равно никогда не поймешь, как устроено это подобие игрушечного скальпеля!

Впрочем, чем дальше, тем меньше Марине хотелось разгадывать становящиеся привычными храмовые секреты. За два месяца, проведенных в камнерезных мастерских, она научилась работать энергорезцом, и работать неплохо — а это было гораздо важнее!

…Да, неудачливая ученица Школы воздушных танцев прижилась в храме. И была благодарна судьбе за то, что ее учителем стал Карел. Или точнее сказать, стал хозяином?

Карел был старшим жрецом (звание — ниже магистров, но выше всех остальных). Он командовал в камнерезных мастерских, именно командовал, хотя и без лишней строгости. Да и к чему нужна была строгость? Этот огромный, лохматый, похожий на лешего человек умел внушать страх даже не повышая голоса! Впрочем, Марина вскоре перестала бояться того, в чьих руках была теперь ее судьба.

Хозяин мастерских никогда не покидал храм. Никто не знал, кем он был в миру, носил ли когда-нибудь другое имя. Да и кто рискнул бы спрашивать? Марине казалось, что даже магистры опасаются этого пусть добродушного, но все же дикого великана.

С Хилимом Карела связывало многое, и прежде всего, чисто деловые интересы: летающие стеки, которые придумывал Хилим, изготавливал именно Карел. Впрочем, Марине не раз казалось, что магистр и старший жрец были давними приятелями…

…Да и чем, если не дружеской услугой, была «доставка» Марины в храм?! Карелу понадобилась новая ученица — и вот магистр уже… ну, не в клюве тащит, конечно, но близко к тому!

…Хилим и отнесся-то к ней тогда как к обыкновенной посылке. Там, на пристани, когда Марина (тогда еще Мара) отыскала яхту, он не стал тратить время на лишнюю вежливость — после первых же робких слов согласия просто втянул новую пассажирку на палубу и холодно приказал спуститься в каюту, где она и прострадала в одиночестве всю дорогу…

В каюте было неуютно и страшно: до Храма-на-Мысу очень далеко, как крошечное суденышко сумеет преодолеть такое расстояние?! Вдруг поднимется ветер, или начнется дождь — погода на море иногда меняется так быстро!

А если вообще все окажется обманом? Ведь она поверила словам, только словам, без малейшего подтверждения! Может быть, она нужна магистру совсем для других целей? Говорят же, что в лунных храмах иногда приносятся человеческие жертвы — и кто знает, насколько далеки от истины эти слухи?..

Может быть, в подземных галереях и вправду справляются таинства свирепой Матери богов? Может быть, непослушных жрецов действительно приковывают к скалам, чтобы ночью неведомые морские чудовища сожрали бедняг? Может быть, в огне маяка сжигают тела пойманных при попытке к бегству? Может быть… о, в храме все может быть!

К счастью, о перепуганной пассажирке никто не вспоминал. В тонкий борт шлепали волны, а палубы то и дело доносились голоса, непонятные команды, смех, и под эти однообразные звуки Мара даже немного успокоилась. Тревожные мысли не исчезли, но словно бы зациклились, цепляясь одна за другую и постепенно теряя остроту. В углу на большом деревянном ящике было почти уютно, а если завернуться в покрывало, то и совсем хорошо…

Пригревшись, Мара не сразу уловила, что изменилось в окружающих звуках. Потом поняла: плеск волн стал каким-то другим, и ветра больше не было слышно. А спустя мгновение весь корпус яхты мягко вздрогнул, толкнувшись во что-то, и послышалась непонятная команда, потом тяжелые шаги по палубе — и тут же скрип открываемого люка… И голос кого-то из команды — хрипловатый, насмешливый, но вроде бы не злой:

— Эй, там, внизу! Подъем, приехали!

Мара не помнила, как выбралась из каюты — помнила только, как шагнула на палубу и увидела почти прямо над собой громадную темную постройку неправильной формы. Храм? Уже, так быстро? Но почему не видно маяка?! Ведь на храме должен быть маяк, его не могли погасить!

От страха Мара едва не потеряла сознание… но тут же сообразила, что из-под самой стены маяка и не должно быть видно…

Она облегченно вздохнула, и тут же услышала над собой еще чей-то голос:

— Лим, это ты, что ли?

Тут же вспыхнул фонарь на пристани — и в его неверном желтом свете Мара в первый раз увидела своего будущего учителя.

Карел выглядел невозмутимо и внушительно, как всегда — впрочем, тогда она еще не знала этого «как всегда». Окинув яхту внимательным взглядом, он неторопливо подошел к краю пирса и подал Маре руку, помогая спуститься на причал. Потом вопросительно оглянулся на Хилима. Тот немедленно отозвался:

— Энергетика мощная, воображение слабое, вибрация — почти чистая двойка. По-моему, Карел, это именно то, что ты просил.

Несмотря на усталость и волнение, Мара сообразила, что речь шла о ней. Ну, знаете ли! Но опережая ее возмущенный вопрос, Карел задумчиво заметил «в пространство», что Хилима в детстве явно недостаточно драли хворостиной. Хилим тут же без смущения откликнулся в том смысле, что драли вполне достаточно, просто детство было очень давно… Потом, усмехнувшись, коротко попрощался и исчез в темноте.

Карел повернулся к Маре.

— Ну, пошли, что ли? Ты на него, — он кивнул вслед ушедшему Хилиму, — не обижайся! Он с людьми общаться вообще не умеет, что тут поделаешь!

Мара только пожала плечами, но Карел и не ждал ответа.

— Тебя как зовут-то? — снова спросил он.

— Мар… — но после секундной запинки она буквально ощутила неслучайность данного Хилимом нового имени и представилась уже отчетливо:

— Марина!

Карел, не дожидаясь вопросов, объяснил, что заведует камнерезными мастерскими.

— Мне был нужен еще один человек для работы с родонитом. Знаешь, такой ярко-розовый камешек с черными крапинками? Думаю, ты быстро научишься… А в храме ценят хорошие камни и хороших мастеров!

Марина действительно быстро научилась. То ли были у нее неведомые ей самой способности, то ли Карел оказался редким учителем, то ли храмовые «энергорезцы» изрядно облегчали работу камнереза…

…Инструмент чудесно слушался руки и с равной легкостью, вопреки всем законам механики, вел и прямой, и изогнутый срез. Как такое могло быть? Марина больше не размышляла над этим всерьез, но во время работы ее по-прежнему неизменно охватывали удивление и восторг. И наверное, именно эти нетускнеющие чувства оживляли все ее изделия…

…Фламинго был сложным заданием, но Марина чувствовала, что справляется. Главное получилось: изящная тонкая шея и напряженные перед взлетом широкие крылья.

Смотреть на эскиз требовалось все реже: теперь Марина сама чувствовала острую стремительную ауру образца. Это и понятно: когда «уберешь все лишнее», аура усиливается! Оставалось лишь проработать детали: навести легкий узор перьев, обточить как можно тоньше длинные ноги, клюв. В общем, только бы не испортить то, что уже сделано…

Кто-то осторожно приоткрыл дверь. Марина аккуратно довела резец до края крыла и только тогда подняла голову. В комнату заглядывал Юджин, мастер из соседней комнаты. Он и вправду уже мастер: работает у Карела больше пяти лет, и делает не простенькие сувениры для продажи, а настоящие серьезные вещи. Обновляет интерьеры храма, например, или вырезает лечебные талисманы…

— Ты пойдешь с нами ужинать? — позвал Юджин.

Марина вздохнула. Присоединиться к компании хотелось, но…

— Я еще не закончила!

Все равно недоделанная статуэтка не даст покоя! Юджин, конечно, понял Марину.

— Ну, ладно, — помедлив, отозвался он. — Если хочешь, я потом зайду за тобой.

Марина обрадованно кивнула: бродить вечером одной очень не хотелось! В темноте безлюдных переходов даже охранный амулет не казался защитой. Все время мерещились где-то сбоку, на пределе зрения, странные тени и силуэты, и хотя таинственное «нечто» никогда не показывалось воочию, его присутствие ощущалось. И — это было лучшим доказательством реальности угрозы, — охранные амулеты в храме носили все, кроме магистров…

Больше всего Марина боялась заходить в подвал — но именно там камнерезы оставляли на ночь свои инструменты. Хранилище называлось «ежиной» комнатой, и хотя никакие ежи там не жили, по углам стояли изображающие их скульптуры. Они были сделаны из какого-то необычного, очень черного камня, тщательно выточенные иголки воинственно торчали в разные стороны — и как раз между иголками удобно было пристраивать «энергорезцы».

Подвал находился ниже уровня моря, и вода просачивалась сквозь стенки. С утра до вечера капли мерно простукивали тишину, не нарушая покоя, но иногда… Да, Марина не сомневалась: в «ежиной» комнате живет какая-то непонятная сущность. Потому что стоило пробыть там дольше обычного, ища среди колючек свой резец, и скоро в ровный перестук вплеталось негромкое, но упорное поскребывание. Оно меняло тональность, и в чем-то было даже музыкальным — словно невидимый жилец развлекался этими звуками.

Как-то Юджин, смеясь над испугом Марины, нарисовал на стене портрет «шуршавчика». Получилось что-то вроде шкодного толстенького хомячка на шести паучьих лапах. Фантазия показалась Марине не самой лучшей… но ощутимо близкой к реальности! С тех пор она избегала бродить в одиночестве по незнакомым закоулкам.

«В храме нет ничего по-настоящему враждебного, — очень серьезно объяснял Карел, — но есть много чужого. Вот представь себе, что ты в горах, или в море или в незнакомом лесу… ты ведь будешь вести себя осторожно, правда? Вот и здесь нужно быть такой же осторожной. И запомни главное правило: никогда, ни при каких условиях, ни днем, ни ночью, не снимай охранного амулета…»

6

Лунный месяц почти совпадает с календарным, и у каждого полнолуние свое лицо. Октябрьское — прохладный хмель зрелости, ноябрьское — праздник на грани сна, декабрьское — темно-синее плотное безвременье. Есть дерзкое безумье мая, и теплая пауза июля, и дразнящая щедрость сентября. Каждый месяц хранит свои привычки. Но случается, что на отмеренные тридцать дней приходится два полнолуния…

«У нас есть шанс, в котором нет правил…»

…Майское неурочье (какое-то языческое название!) было самим дорогим ритуалом в Храме-на-Мысу. Дорогим во всех смыслах — потому что не так-то просто было туда попасть! Достаточно сказать, что приглашения гостям рассылала сама верховная жрица!

Марина, однако, надеялась побывать на таинственном действе — незаметно просочиться в верхние галереи. Она не боялась, что попадется — Карел все равно не станет наказывать ее. Он вообще терпимо относится к любопытству — редкое для старшего жреца свойство характера!

Верхние галереи очень напоминали трехмерный лабиринт — с той лишь разницей, что заблудиться в них на самом деле было невозможно. Каждая пещера имела не только обычный выход в путаницу разновысоких переходов, но и лаз на первый этаж. Отверстия, разумеется, были закрыты и тщательно замаскированы, но это могло обмануть лишь гостей, а не служителей храма. Одним из таких лазов и решила воспользоваться Марина…

…Серебряный шар висел над морем, рассыпая серебряные блики. И по сравнению с этим зрелищем все человеческие торжества показались вдруг смешными и нелепыми. Что можно добавить к такому вот величавому покою? «Да и вообще, — с сомнением подумала Марина, — не глупо ли встречать полнолуние в закрытом помещении?»

И все же, бросив прощальный взгляд на величественный пейзаж, она покинула уютный балкон. Красота природы бесконечна — но человеческое любопытство она не лечит! А Марина уже снова чувствовала неодолимый интерес к неизвестному празднику…

Она легко преодолела две дюжины высоких выщербленных ступенек, выбралась на тесную площадку и осторожно толкнула крошечную, почти незаметную дверь. Скользнула вперед… и едва не потеряла сознание, не успев даже понять, что же именно так поразило ее, мгновенно перенеся из одной реальности в другую!..

Да, всего лишь один шаг — но она мгновенно оказалась В МИРЕ ЛУННОГО СВЕТА! Свет был повсюду — такой мягкий и сильный, что казался вещественным… Непонятно, откуда он исходил. Может быть, прямо с ночного неба, проникнув неведомым способом сквозь каменные стены? Но как такое могло быть?!

…Марина не сразу заметила, что кроме нее в пещере было еще несколько человек. Но опасения, что ее заметят, тут же растаяли: в этом мире живого серебра никто не станет удивляться и задавать вопросы!

Звучала негромкая музыка, словно аккомпанируя дробящимся лучам. И вдруг откуда-то из глубины пещеры выступила призрачно-темная женская фигура. Она медленно приближалась… и что-то странное было в ее походке, и Марина, замерев в своем углу, напряженно всматривалась… да, несомненно: незнакомка двигалась, не касаясь ногами пола! Это был полет — но как же он был далек от традиционных публичных выступлений!

Лишь теперь Марина узнала знаменитую чемпионку — и едва поверила своим глазам. Если бы Зара показала где-нибудь на соревнованиях такое… Тогда ее популярность, и без того немалая, поднялась бы до немыслимых высот!

Или так можно летать лишь в неурочное полнолуние? Вещь в себе, движение мимо, танец не для зрителей… Глядя на танцовщицу, легко было поверить, что каждый сможет взлететь, стоит лишь забыть о чем-то лишнем! Марина невольно затаила дыхание, не сводя глаз с Зары… и вдруг, неожиданно и запретно, их взгляды встретились!

Казалось, холодная рука сжала сердце — но в тот же миг нахлынула шальная, пьянящая радость: «Я все могу, мне все доступно и позволено!» И словно тоже подчиняясь этой вспышке, танцовщица завертелась в диком стремительном танце. При каждом повороте она очерчивала стеком невидимую плоскость и тут же опиралась на нее, начиная очередную фигуру. Руки и ноги сплетались самым немыслимым образом, рисуя в плотном воздухе вычурные узоры.

Это продолжалось невероятно долго… А может быть, всего несколько минут… Усталость сковала Марину, но быстрые взгляды танцовщицы крепко держали, не позволяя расслабиться. А когда сил совсем не стало, безумный вальс вдруг прекратился. Летунья словно нехотя поднялась высоко под потолок, замерла на миг… и вдруг, бросив стек вниз, черной молнией метнулась за ним!

Марина невольно вскрикнула — но жуткое падение остановилось на полпути, а танцовщица, почти презрительно оглянувшись, медленно выплыла прочь из пещеры…

…Марина не помнила, как спустилась на первый этаж, как добралась до своей комнаты. И еще несколько дней чувствовала себя совершенно больной, словно бы высосанной. Может быть, эта фантастическая летунья — настоящий вампир? Говорят, они изредка встречаются в нашем грешном мире… а если так, то где же им быть, как не в лунном храме?..

7

Марине никогда не надоедало гулять ночью по берегу — одной или всей компанией из мастерских, а чаще всего вдвоем с Юджином. Они мало говорили во время этих прогулок, поддаваясь странному, но общему для обоих чувству отрешенности: впереди — бесконечное море, отраженные в воде проблески маяка, редкие огни проходящих судов… а сзади между тобой и прочим миром непоколебимо застыл храм.

От предложений Юджина проводить ее до комнаты Марина неизменно отказывалась. Нравы в храме были простые, мирские условности вызывали удивление или даже смех, и строгость поведения была для девушки единственной защитой. Лучшим способом избежать объяснений было просто неожиданно попрощаться и быстро исчезнуть в темноте — тем более, что вне храма Марина почему-то не боялась привидений…

Страшно было только проходить мимо входов в подвал. Их было несколько в восточной стене, и Марина уже за несколько шагов чуяла дыхание влажной прохлады и неизвестности. И пробиралась мимо этих ухмыляющихся пастей со всей возможной торопливостью. И боялась даже представить себе, что будет, раздайся из темноты хотя бы какой-то звук.

…Но она и помыслить не могла, что услышит зов о помощи!

Марина пробиралась вдоль восточной стены по знакомой до последнего камушка тропинке, когда откуда-то слева вдруг послышался услышала вдруг пронзительный крик:

— Помогите! Помогите! Мама!..

Голос был детский, высокий и тоненький — и такой в нем звучал ужас, что Марина не раздумывая кинулась на помощь. И опомнилась, только когда ее ноги заскользили по заросшему плесенью наклонному спуску. Ведь это же из подвала! И теперь…

Первой мыслью было: бежать! Выбраться назад, на тропинку, и удирать без оглядки! И привести потом кого-нибудь на помощь… Но Марине тут же стало стыдно: где-то рядом погибает ребенок, а она, как последняя трусиха…

Пытаясь заглушить страх, Марина сделала несколько шагов вперед, углубляясь под низкие своды. Темнота мгновенно и опасно обступила ее, она споткнулась, едва не упав… и сообразила наконец, что бродить наобум по подвалу не только рискованно, но и бесполезно.

Пришлось остановиться. Крики не смолкали, но Марина отключила эмоции, не позволяя себе больше воспринимать их, как зов о помощи — требовалось только определить, откуда именно они доносятся. Под неровными каменными сводами звуки дробились и отражались, но Марина уловила-таки нужное направление. Под уклон, в сторону глухой части южной стены… да кого же туда занесло-то? Зачем?!

…Мальчишка, странно выгнувшись, лежал на куче поросших плесенью каменных обломков. Он уже не звал на помощь, только дергался, как будто из последних сил сопротивляясь… чему? Глаза уже привыкли к темноте, и Марина отчетливо видела, что ничего и никого рядом нет, что он явно не ранен и не покалечен… Может, какая-то болезнь, приступ? Что-то вроде эпилепсии, или просто перепугался в темноте? Маленький ведь еще совсем, лет десять на вид, не больше!

Откуда он здесь взялся? Приехал с родителями? Или с приятелями? Скорее второе: родители давно бы уже подняли шум, а мальчишки вполне могли струсить и сбежать. Ну, ничего, надо только скорее вытащить его отсюда…

Но что это?! Над каменной кучей, над упавшей фигурой вдруг возник размытый силуэт. Словно проявилось наконец изображение на старой фотопластинке — то ли есть что-то, то ли нет… Но уже ощутимо повеяло жаром и незнакомым горьковатым запахом, и Марина поняла, что именно разлапистое горячее Нечто прижимает мальчика к каменным обломкам! И что-то делает, прильнув к его телу…

— Пошел вон! — возмущено заорала Марина, совершенно нелогичным образом забыв все свои прежние страхи.

Тень вздрогнула, подняла голову. Усмехнулась… То есть у нее не было лица, но Марина готова была поклясться, что видела усмешку! А потом многорукое (или многоногое, многохвостое?!) создание, как ни в чем ни бывало, вернулось к прежнему занятию…

— Да убирайся же ты к чертям! — уже менее убежденно потребовала Марина, делая все же шаг вперед.

«Ну-ну! — словно бы откликнулась тварь. — Иди-иди сюда, девочка, иди…»

Марина всхлипнула от вновь нахлынувшего страха… но отступать было некуда, и она отчаянно бросилась вперед. Оступилась на скользком камне, потеряла равновесие, упала на четвереньки — и тут же увидела, как закачался перед самым лицом выскользнувший из-под одежды амулет. Ах, так… ну, держись!

Марина сжала шнурок в руке, рванула его и метнула амулет прямо в призрачное тело существа. Оно дернулось — не болезненно, скорее удивленно! — но немного отступило. Тогда Марина медленно поднялась с колен и, отряхивая руки, шагнула вперед. От притихшей твари ее отделяла только небольшая каменная осыпь, но Марина уже примерилась, как бы половчее ее перепрыгнуть. Сюда, потом сюда — и вот на этот надежный выступ… Но подняв голову, Марина с удивлением обнаружила, что атаковать некого: неизвестный «гость» исчез бесследно, как будто его и не было!

С трудом успокаивая нервную дрожь, и расплываясь при этом в неудержимой совершенно идиотской улыбке, Марина наклонилась к ребенку. Как ни странно, он даже был в сознании!

— Пойдем, — с трудом проговорила она. — Поднимайся…

Если пацаненок не сможет идти, она не дотащит его сейчас! Но инстинкт самосохранения у юного путешественника все же имелся: намертво вцепившись в ладонь Марины он кое-как поднялся на ноги…

Они выбрались на волю без особых приключений, обогнули храм и вошли через центральные двери. Там всегда дежурили младшие жрицы, и Марина с чистой совестью перепоручила спасенного им. Объяснила коротко: заблудился. Никаких подробностей…

Сама же она же мечтала сейчас только об одном: поскорее добраться до постели, упасть и заснуть. Случившееся настолько не укладывалось в голове, что про него просто не хотелось думать. А заглушать неприятные мысли Марина умела хорошо, жизнь давно научила ее этому…

8

Про потерянный амулет Марина вспомнила только утром. Вспомнила — и обругала себя последними словами: нажила приключений через лишнее благородство! Что же теперь делать-то?..

За завтраком она рассказала о случившемся Юджину. В глубине души она не сомневалась, что тот поступит просто и по-рыцарски: сходит в подвал и принесет амулет. Увы, она зря надеялась на мужское благородство: Юджин только пожал плечами и с возмутительным равнодушием посоветовал сходить к Карелу.

Хорош, ничего не скажешь! Марина всегда была уверена в одном: перед начальством ни в коем случае нельзя выглядеть невезучей! Вот и сейчас — куда это годится: без году неделя в храме, а уже влезла в историю! Что подумает Карел о бестолковой ученице?

Кроме того, Марина смутно сознавала, что сделала что-то запретное — видела то, чего не положено видеть ученикам, узнала о храме больше, чем хотели бы позволить магистры… Так стоит ли признаваться в этом?

…Выход напрашивался один, простой, как самоубийство: отыскать амулет самой.

Подумав, Марина решила спуститься в подвал из зала с балконами: это как раз за южной стеной, ближе всего к месту вчерашних событий, долго искать не придется…

По раннему часу зал был пуст. Оглядевшись, Марина откинула тяжелый люк, закрепила крышку. Внизу было очень тихо, и ощущалось в этой тишине какое-то… ожидание? Кто его знает, какая скрытая от посторонних глаз жизнь идет там, внизу? Но Марина не хотела отступать! Вот только подождать немного, чтобы глаза привыкли к темноте…

Она упорно пялилась во мрак и уже начинала постепенно различать уходящие вниз ступени — но тут как назло послышались шаги, и в зал вошла одна из младших жриц-уборщиц. Тьфу, до чего же не вовремя! Чтобы избежать вопросов, Марина торопливо придала лицу самое что ни на есть уверенное и даже высокомерное выражение. Девочка робко и почтительно отступила к стене — за магистра приняла, не иначе! — но не вышла… и Марине ничего не оставалась делать, как с тем же независимым видом решительно спуститься в подвал.

Тьма сразу обступила ее со всех сторон, глаза все-таки не успели привыкнуть, и очертания тяжелых сводов коридора лишь едва угадывались — но отступать было поздно. Впрочем, дорогу она помнила хорошо: прямо вниз, потом налево вдоль стены — как раз и выйдешь к груде камней. Вот только…

…Похоже, амулет не только хранил от неведомых опасностей, но и наоборот, ограждал эти самые «опасности» от лишнего любопытства — во всяком случае, сейчас, оставшись без него, Марина ясно ощущала в подвале чье-то присутствие, слышала явно нечеловеческие голоса, доносившиеся откуда-то из темных боковых проходов. Но, хотя ни девочка-жрица, ни кто-нибудь другой уже не могли ее видеть, Марине почему-то было стыдно бояться. Она лишь подобралась, сосредоточилась и, вобрав в себя всю доступную энергию, приготовилась в случае чего подороже продать свою жизнь.

Но что «они» могут ей сделать? «Все! — подсказал здравый рассудок. — Ты же видела, на что способны здешние существа!» «Но я не маленький ребенок! — возразила самой себе Марина. — И я уже справилась с одной тварью, справлюсь и с другой! Пусть только попробуют…»

Не попробовали. Марина спокойно добралась до вчерашней осыпи, подобрала амулет и сунула в карман. Обратный путь уже не казался страшным — да и свет из открытого люка указывал направление.

Выбравшись наверх, Марина поспешно закрыла люк, шагнула в боковой коридор — и замерла, потрясенная… И лишь через мгновение сообразила, что никто не выскакивал из стены ей навстречу — всего-навсего зеркало…

…Никогда еще она не видела у себя такого лица — бледное, дикое… Да просто чужое — такого действительно можно испугаться! Но неведомо откуда взявшийся новый цепкий взгляд темных глаз притягивал так сильно, что Марина не сразу смогла отвернуться…

9

Зара была больше чем летающая танцовщица — солистка, чемпионка, настоящая «звезда»! Еще в Школе воздушных танцев Марина, как и все воспитанницы, восхищалась ее искусством и едва могла мечтать о том, чтобы познакомиться с ней. А уж о том, чтобы стать ассистенткой…

Эх, если бы знать тогда, что значит быть компаньонкой «звезды»… Да хотя какой там компаньонкой — просто прислугой. Или не прислугой даже — так, чем-то вроде домашней кошки! Бессловесным источником энергии для танцев…

«Источник энергии» — как странно звучит, когда речь идет о людях! Но Марина уже знала смысл этих ужасных слов. Если ты смотришь танец, не просто любуясь исполнением и рисунком, а мысленно «совмещаешься» с летуньей — твоя энергия переходит к ней. Ее полет поддерживается за счет твоих сил, и даже если ты погибнешь от нервного истощения — никто даже не заметит этого… Или постарается не заметить.

Конечно, будь у Марины другая работа, она бы ни за что не согласилась на столь унизительную роль! Но другой работы больше не было: камнерезные мастерские отныне были для нее закрыты. Не в наказание, нет. Просто:

— Твоя энергетика сильно изменилась, — сказал Карел. — Она больше не подходит для работы с родонитом… и, к сожалению, вообще с камнями. Потому что камнерез в первую очередь должен быть спокойным…

…А Марина перестала быть спокойной. Тысячный раз давая себе зарок не любопытствовать больше, она снова и снова проникала в тайную жизнь храма. Таинственные встречи в подвале невозможно было забыть — и еще менее хотелось забывать ощущение собственной победы: ведь что ни говори, а она уже не раз смогла без амулета пройти сквозь страшное жилище теней!..

— Не всякие возможности к добру, — хмуро пояснил Карел. — То, что ты приобрела, очень трудно забыть, но еще труднее использовать.

— Но почему?! — испуганно спросила Марина. (Еще бы не испугаться, когда говорят так!) Карел вздохнул и заговорил вроде бы без связи с предыдущим:

— Скажи, ты хотела бы оставить храм?

Марина вздрогнула. Оставить храм? Оставить храм?!

— Ну, что же, — Карел покачал головой, — твоя растерянность и есть ответ…

Это уже звучало приговором, тем более страшным, что он казался совершенно непонятным. Марина судорожно пыталась найти выход, хотя бы намек на возможность продолжить уже ставшую привычной жизнь!

— Я могла бы, — неуверенно начала она, — я могла бы стать младшей жрицей…

Наводить порядок, работать на кухне, продавать сувениры — все эти презираемые прежде занятия вдруг показались Марине очень привлекательными. Как бы то ни было, младшие жрицы неплохо зарабатывают, живут веселой дружной компанией, по выходным ездят в ближайший город… Только бы не покидать храм навсегда!

— Быть младшей жрицей ты уже не сможешь, — решительно отверг Карел. — Во всяком случае, я не рискнул бы тебя рекомендовать.

— Но почему?! — снова воскликнула Марина.

— Разжалованных не любят, — коротко и грубо объяснил Карел. — Ты не сможешь вписаться в коллектив… особенно с твоим характером!

— Что же мне делать?! — с тоской спросила Марина. Ей хотелось проклинать себя во весь голос или стучать головой о стену. Ну почему ей так не везет?!

Карел, однако, не заметил подступающей истерики. Или сделал вид, что не заметил.

— Можно поискать тебе какое-нибудь занятие. Думаю, что Лим… ну, Хилим, тот самый… надеюсь, он сможет помочь.

От удивления Марина на миг даже забыла о своем горе. Неужели конструктор летающих стеков, магистр, будет пристраивать ученицу-неудачницу?! Конечно, они с Карелом приятели, но все же…

После верховной жрицы Хилим был, наверное, самой важной персоной в храме — важной, таинственной и пугающе-загадочной. Среди младших жрецов и учеников, с которыми общалась Марина, о нем ходили слухи, которые Марина не рискнула бы обсуждать даже в узкой компании — например, что он любовник верховной жрицы, или что Зара, чемпионка, которую он тренирует, на самом деле настоящая ведьма и питается человечиной, или что его… ну, нет, это уже слишком!

— И вы думаете, он согласится помочь мне? — робко усомнилась Марина.

Карел усмехнулся:

— Он согласится помочь мне. А я в данном случае прошу за тебя. Поняла?

Уверенные слова Карела всерьез обнадежили Марину, и когда на следующий день он повел ее к магистру, она уже чувствовала себя почти нормально. И очень любопытно было, сильно ли будет отличаться Хилим от того образа, который ей запомнился?..

…Магистра отыскали на самом верхнем этаже, в очень светлой (витражное окно в потолке), комнате, совершенно не похожей своим убранством на другие помещения храма. Больше всего она напоминала кабинет инженера или ученого: компьютер с чертежным устройством, разбросанные по столу листы бумаги, пестреющие непонятными набросками, и в довершение всего — сложный телефонный аппарат со множеством кнопок, из тех, что вызывают суеверный страх у людей, всю жизнь набиравших номер, накручивая диск. Последнее казалось особенно странным — ведь храм всегда воспринимался чем-то совершенно отрезанным от мира, а тут…

Другой странностью было полное отсутствие книг — ни древних фолиантов в кожаных обложках с застежками и медными уголками, ни даже самых простых современных изданий. Но зато на небольшом столике в углу стоял совершенно незнакомый прибор, похожий на микроскоп, но с длинным косо срезанным кристаллом вместо трубки. Под этим кристаллом на приборном столике лежал кусок серебристого обсидиана.

Услышав вошедших, Хилим погасил экран компьютера, повернулся вместе с креслом, и под его ровным, ничего не выражающим взглядом Марину вдруг захлестнуло странное чувство — как будто все это однажды уже происходило. В самом деле, она опять стоит у двери, забыв прикрыть ее, и магистр опять развалился перед ней в кресле… Правда, теперь это не ее комната, а кабинет Хилима, и не он, а она пришла к нему с просьбой…

Но пока она разбиралась в своих ощущениях, Карел слегка кивнул Хилиму в знак приветствия и быстро вышел из кабинета — и Марина, не успев опомниться, оказалась лицом к лицу со своей будущей судьбой…

Наконец Хилим нарушил молчание:

— Ну-ка, подойди поближе…

Марина робко подчинилась. Вопросов не последовало: видимо, Карел все рассказал заранее. Вот только как отнесется магистр к ее проблемам?..

Марина внимательно вглядывалась в его лицо. Абсолютная непроницаемость, даже не скрытность, а какое-то полное равнодушие. И как же странно молодо выглядит! А ведь ему никак не меньше сорока: воздушные соревнования начались почти двадцать лет назад, и если он с самого начала был конструктором стеков…

Может быть, секрет его молодости — именно в этой подавляющей невозмутимости?..

— Я не понимаю, почему ты так боишься оставить храм? — чуть лениво поинтересовался наконец Хилим. — Уже успела привыкнуть?

Марина молча кивнула. Магистр сразу сумел отыскать самое верное слово: привыкла. И панически боится перемен — тем более, что никакой профессии вне храма у нее нет…

— Я мог бы взять тебя в компаньонки для Зары, — так же меланхолично заметил Хилим. — Ей одиноко, и она рада будет общению. Надеюсь, вам будет о чем поговорить друг с другом…

Марина онемела. Стать компаньонкой Зары — разве могла она когда-нибудь даже мечтать об этом?! Нет, не может быть! Наверняка здесь кроется какой-то подвох, и ей опять предлагают «стирать пыль с резных колонн» — или еще с чего-нибудь… В самом деле, никто же не станет что-то хорошее предлагать как последнюю милость!

И все-таки сквозь бурю противоречивых эмоций пришло горькое осознание: эта возможность — последняя. Если она откажется, ей придется покинуть храм, возможно, уже сегодня…

— Я… тоже надеюсь… — ответила она едва слышно. Хилим кивнул, поднимаясь. Очевидно, он собирался немедленно отвести Марину к ее новой госпоже.

«А что, если, — подумалось вдруг Марине, — общаясь с Зарой, я тоже смогу научиться летать? Ведь я…»

Хилим остановился, лицо исказила жесткая усмешка:

— Милая Марина, раз уж ты сумела так много узнать о храме, надеюсь, тебе не повредит еще кое-какое знание. Запомни хорошенько: люди не летают. Вообще. Никогда.

…Пока Марина приходила в себя, пытаясь хоть как-то переварить услышанное, Хилим молча стоял у двери и всем своим видом демонстрировал «смиренное ожидание» — при виде которого любой нормальный человек обычно начинает суетиться, торопиться и вообще чувствовать себя виноватым за то, что он еще не готов следовать за своим спутником на край света! Но сейчас укоризненная поза явно пропадала впустую: Марина ничего не видела перед собой. «Господи! Нет, этого не может быть… Кто же тогда Зара? Кто вообще все летающие танцовщицы?!» Наконец она очнулась и с отчаянной надеждой повернулась к ожидавшему ее магистру — может, он откажется от своих жестоких слов? Но нет…

— Летают или сильфиды, или русалки. Дочери воздуха и воды, стихийные существа. Слышала когда-нибудь про таких? Наверняка слышала — в сказках, в легендах… Ну так это на самом деле не легенды и не сказки.

«Теперь осталось только сойти с ума. Прямо здесь и сейчас. Потому что невозможно жить дальше, узнав такое… Стихийные существа! Неужели эти мистические создания действительно существуют?!»

— Разумеется, существуют, как же иначе. И не будь люди такими высокомерными, они бы давно знали о них…

Несмотря на страшное потрясение, Марина не могла не улыбнуться на эти слова — уж кто бы говорил о высокомерии! Странно, но теперь она почти не сомневалась, что и Хилим — не человек… Бог весть, что он за сущность — но не людская, не живая, не теплая!

А эта его чемпионка…

— Зара как раз русалка. Или нимфа, как угодно.

— Но она же училась в Школе танцев! Я точно знаю!!!

— Ну, и что? Действительно училась, — Хилим пожал плечами. — Половина старшекурсниц — не люди. Разве ты это замечала? Разве хоть кто-то это замечает?..

Ответить было нечего. Марина опустила голову, окончательно смиряясь с судьбой. Увы, но придется признать несостоятельность людей.

Полеты… Какая красивая мечта — и какая безнадежно неосуществимая! Школа воздушных танцев — эта грандиозная мистификация… Иллюзия для тех, кто склонен поддаваться иллюзиям! А непонятные нечеловеческие существа засевшие в крепостях лунных храмов…

А впрочем, так ли уж это страшно? Просто еще один мир, отдельный от человеческого — мало ли таких вокруг? Разве понимают люди тех же дельфинов, или птиц?.. Да что там птиц — хотя бы своих собратьев другой национальности?! И не вина храмов, что они так неплохо устроились, используя людские слабости и пороки…

…Но одно Марина поняла твердо: теперь ее не выгонят из храма. Никогда. Того, кто узнал такие вещи, не выпустят в мир без надежных гарантий молчания — а какие гарантии можно считать надежными?..

Но черт возьми… зачем магистр рассказал ей все это?!