Грешники

Часть 1. Вика

Мы в ответе за тех, кого приручили.

Антуан де Сент-Экзюпери

– Иди сюда, я сказал!                        

– Руки убрал!                                         

– Я говорю – сюда иди! – Рустам дёргает меня за капюшон куртки, отчего я по инерции подаюсь назад и едва не падаю на оплёванные ступеньки. – То, что мне про тебя рассказали – это правда?

– У нас ничего не было! – в подъезде, как обычно, темно, но лунного света достаточно, чтобы рассмотреть, какой яростью налиты его глаза. – Я не знаю, кто рассказал тебе эту чушь, но всё это бред полный. У Катьки спроси, я с ней весь вечер была!

– То есть это не ты зажималась с Дроновым за клубом?

– Ты совсем больной? Почему ты веришь всем, кроме меня? Вообще‑то, это я твоя девушка! Рус, ну прекращай, правда, – тяжело выдыхаю и провожу ладонью по его отросшей щетине. – Дебилов полно, несут всякую ахинею, а ты уши развесил.

– Точно?                                                          

– Абсолютно! На вот, – достаю из кармана телефон и пихаю ему в руку, – звони Косте, он тебе видео с камер наблюдения покажет. Это была не я.

Рустам несколько секунд молчит, словно взвешивая, стоит ли мне верить, а потом заметно расслабляется. Отпустив капюшон, перемещает руку под воротник моей куртки и мягко массирует пальцами шею.

– Смотри у меня, если только узнаю…

– И что будет?                                             

Нарываюсь. Как пить дать, не избежать продолжения скандала, и Рус действительно сразу же начинает заводиться по новой.

– Потом проверишь. Мне гулящая не нужна, поняла?

– Тон сбавь.                                                   

– Твою мать, ну почему ты тугая такая? – сжимает под моим горлом воротник и припечатывает спиной к стене. – Знаешь ведь, что я не люблю, когда со мной разговаривают вот так. Знаешь, а всё равно рот открываешь. Язык у тебя как помело. Думай, что и кому говоришь.

– А не засунул бы ты свои угрозы в задницу!

Наверху скрипит дверь, и на лестничную клетку падает прямоугольник тускло‑оранжевого света:

– Опять вы? Да как вы задолбали, а! Идите на улицу и там материтесь, людям на работу рано!

Хлопок двери оказался настолько оглушительным, что с потолка с тихим шуршанием посыпалась серая штукатурка.

– Дура, – бурчу под нос, а потом резко дёргаюсь, сбрасывая с себя руки Руса. – Да пусти ты, психопат.

– Да ладно тебе, Вик, ну ты чего, – начинает уже более миролюбиво. – Ну, ты ж знаешь, какой я ревнивый. Как услышал, что ты с Дроном… забра́ло упало. Ты моя, поняла?

– Люди – не заклеймённые овцы в стаде, они сами по себе, Рус.

– Это на что ты сейчас намекаешь? – зло щурится, опершись ладонью о стену, перекрывая тем самым мне путь к лестнице. – Давай, обоснуй.

– Песня та же и поёт она же, – тяжело вздыхаю и смахиваю его руку. – Мне домой пора, дай пройти.

– Нет, ты договаривай, раз начала.                             

– Пусти, – начинаю закипать.                        

– Я с тобой пойду.                                       

– Нет, я пойду одна. Я выспаться хочу, а не отношения выяснять, – и под нос: – В гробу я их видала.

Опрометчиво. Ох, дура.                              

Увернуться на успеваю – кожу щеки обжигает пощёчина. Больная. Горячая. Позорная.

И увы, не первая в моей жизни…                        

– Проваливай отсюда! Вали, я сказала! – отпихиваю его руками и, удерживая лямку кожаного рюкзака на плече, бегу по тёмной лестнице на этаж выше. – Уходи! Я сейчас ментам позвоню, понял? Тёть Зин, – молочу кулаком по двери соседки, – звони участковому!

– Вик…                                                              

– Пошёл, урод конченый!                            

Добежав до своей квартиры, буквально вваливаюсь внутрь, подперев изнутри дверь спиной. Глаза жжёт от слёз, рывком смахиваю их рукавом куртки и шумно шмыгаю носом.

Какое же ты животное, Самбуров! Ненавижу! Ненавижу!

Подобная стычка у нас далеко не впервые, он задрал уже своей необоснованной ревностью. Чуть что – вспыхивает как спичка, и попробуй останови. Связалась на свою голову, идиотка, а как развязаться – не знаю.

Обычно после такого он поднимается следом и стучит в дверь, просит впустить, а сейчас на лестничной клетке за спиной тихо, но совсем не это привлекло моё внимание, а…

– А ты кто ещё такой?!                                      

На моей кухне, за моим столом, сидит незнакомый мужик и пьёт что‑то из моей кружки.                                                                                                                                                                                              

Часть 2

Увиденное настолько шокировало, что я даже не додумалась сразу испугаться. И лишь один вопрос – что за ерунда?

– Ты кто? – повторяю свой вопрос, и мужик, отставив пойло в сторону, поднимается с табурета.

– Саша.                                                                    

– Какого хрена ты, Саша, делаешь на моей кухне?

– А тебе мама не звонила разве?                            

– Чего?                                                    

– Мама, говорю, тебе твоя не звонила? Она должна была предупредить, что я приеду сегодня.

И идёт прямиком на меня: высокий, на голову меня точно выше, в пятнистых камуфляжных штанах, берцах и свитере с закатанными до локтей рукавами. Почему‑то в памяти всплыла строчка из песни маминой юности «а я люблю военных, красивых, здоровенных» и вот эта вот дама с дебильным начёсом из восьмидесятых, скачущая по сцене.

«Здоровенный» опускает ладони в карманы штанов и опирается бедром о дверной косяк:

– Не звонила, значит?                                       

– Никто мне не звонил, – с опаской глядя на незнакомца, достаю из кармана телефон. Нет от неё пропущенных. Что за развод?!

– Вот ключи, она мне дала, – кивает на захламленный журнальный столик, где поверх вороха квитанций, чеков и мятых флаеров лежит связка ключей с брелоком в виде балерины, исполняющей фуэте. Это точно мамин брелок, я ей его подарила.

– Откуда ты мою мать знаешь? Или ты, – брезгливо морщусь, – её новый хахаль?

– Нет. С твоей мамой меня связывают чисто дружеские отношения, – голос спокойный, словно это я пришла к нему в гости. Это разозлило.

– Ну, допустим, – наступаю на задник, стягивая кроссовки. – И дальше что? Что ты тут забыл? Друг, – выделяю самой отвратительной интонацией.

– Приехал по делам, надо было где‑то пару дней перекантоваться. Твоя мама предложила мне остановиться у вас.

– А у меня она спросить не забыла?                          

– Она должна была позвонить.                                     

– Должна… Она до хрена что должна была, но никогда не делала, – задев его бедром, захожу на кухню и, наливая прямо из‑под крана воды, изучаю расставленные на столе разносолы. Открытая банка консервов, хлеб, колбасная нарезка. С края практически пустой кружки свисает бирка чайного пакетика.

– Это ты там в подъезде кричала?                           

Оборачиваюсь к гостю и залпом допиваю последние глотки воды. С громким стуком ставлю кружку на стол.

– Может, и я. Тебе‑то что?                                    

– А что с лицом? – он в два шага оказывается рядом и, приподняв мой подбородок пальцами, придирчиво рассматривает разводы туши.

– Не твоего ума дело, дядь Саш. Ты по делам приехал? Вот доделывай и отчаливай туда, откуда прибыл. И да, – оборачиваюсь у двери своей комнаты. – У меня под подушкой газовый баллончик, только попробуй сунуться, понял?

– И давно он тебя бьёт? – игнорирует мои взбрыки. Лицо больше не кажется расслабленным: он собран, может, даже немного зол. Между бровей залегла складка. – Парень твой. Это же он тебя ударил? У тебя щека красная.

– Не твоего ума дело, говорю, – закрываю за собой дверь и для верности защёлкиваю допотопный шпингалет. Смешно, конечно, вон он какой здоровый, если захочет, одним мизинцем… но всё‑таки. Да и вообще, не дура же мать – подселять ко мне неадеквата. Хотя зная её… вот совсем не факт.

Надо выяснить, кто это такой, предупреждён – вооружён.

Не обращая внимания на позднее время, набираю номер матери и, опустив пятую точку на край обшарпанного подоконника, жду семь длинных гудков. Глаза слипаются от перманентного недосыпа, но я стойко пялюсь на голые скелеты деревьев за окном. Закат осени в нашей клоаке вселенной отчаянно живописен. Особенно в первом часу ночи.

– Алло, Вик? Ты чего поздно так? На часы смотрела? – сонно хрипит на том конце трубки мама, после чего шумно зевает.

– Какого чёрта, мам? – сразу в бой. – Что этот мужик делает в моей квартире?!

– Вообще‑то, это наша общая квартира, на минуточку.

– Но сейчас здесь живу я, а не ты!                         

– Не огрызайся, я твоя мать, вообще‑то.             

– Угу, хороша мать – сама в Москву строить личную жизнь укатила, а меня в этой дыре гнить оставила.

– Ты сама поехать не захотела!                      

– А ты особо и не настаивала!                        

– Ладно, всё, не будем ругаться, хорошо? Ну что мы вечно как кошка с собакой, – тяжело вздыхает. Слышу, как она тихо закрывает со собой дверь, видимо, чтобы не разбудить трёпом новоиспечённого мужа. – Прости, я должна была позвонить тебе и сказать, что приедет Саша. Но что‑то закружилась, забегалась…

– Тяжело по салонам красоты да соляриям мотаться, да, мам? – не могу сдержать укоризненный смешок. – Да и не поднимать ничего тяжелее…

– Так, всё! – обрывает. – Не время, да и вообще. Что, ты мне теперь всю жизнь припоминать будешь, что после того, как папа умер, я не скисла, а продолжила жить дальше?

По больному. Да, мне было тяжело это принять. Тяжело! Когда я почти целый год рыдала в подушку, потому что отец был для меня всем, она чудесным образом оправилась за какие‑то несколько месяцев. Более того – успела найти себе нового хахаля. И не обычного – бизнесмена‑москвича, который приехал в нашу дыру в командировку. Он дал ей право выбора: либо ты едешь со мной в столицу, либо, прости, нам не по пути, Варя. Оно и понятно, у него там прибыльное дело, квартира, блатные друзья. Тут ему ловить было нечего. Мама, недолго думая, согласилась. Мне всего семнадцать было, я ещё училась в школе и напрочь отказалась с ними куда‑то ехать. А она даже не думала уговаривать.

«А что, ты взрослая уже, одиннадцатый класс заканчиваешь. Я в твои годы одна жила в студенческой общаге. И ничего, человеком выросла».

Нет, понять её было можно – ей всего тридцать семь, молодая, красивая, зачем её новому мужу такой балласт в виде взрослой падчерицы? А может, как предположила моя подруга Катька, она просто испугалась конкуренции, потому что я тоже молодая и красивая. В итоге мама уехала строить новую жизнь со своим Маратом, а я осталась, чему, кстати, была очень рада. До некоторых пор…

Часть 3

***                                                            

– Доброе утро.                                          

– И тебе не болеть, – шаркая тапками по полу, захожу на кухню. До отвращения выспавшийся «порядочный» сидит за столом. Чёрная футболка, модные джоггеры, гладко выбрит и свеж. А на столе…

Это что ещё за хрень такая?                               

Вытянув шею, заглядываю в его тарелку.

Фу‑у, овсянка на воде. Буэ.                                   

– Будешь?                                                       

– Нет, спасибо. Я такое не ем, – щёлкаю кнопкой чайника и падаю на табуретку напротив. Потом, игнорируя его внимательный взгляд, достаю из кармана пижамных шорт пачку сигарет. Затем зажигалку. Прикурив, киваю на подоконник: – Пепельницу не подашь?

Кухня до безобразия тесная, поэтому ему достаточно просто чуть повернуться и протянуть руку. Чего он не делает.

– Никотин на голодный желудок… – пихает в рот ложку склизкого дерьма. – Тебе ещё детей рожать.

– Ой, не лечи, – выдыхаю дым нарочито протяжно и закидываю ногу на ногу. – Ты мне ещё лекцию о безопасном сексе прочитай.

Он криво ухмыляется и пододвигает к себе кружку с чаем, потом делает большой глоток, по‑прежнему не отрывая от меня пристального взгляда.

А он ничего такой: высокие скулы, красивой формы губы, нос чуть‑чуть сплюснут, ну тут, по‑моему, не природа постаралась, а чей‑то увесистый кулак. Но что особенно выделяется – взгляд. Он смотрит не стесняясь, но не раздевая, ничего такого, просто… чувствуется в нём первобытная самость.

Хотя… мужик, что с него взять. Все они одинаковые.

– Чего смотришь, нравлюсь? – тоже ухмыляюсь.

– А ты можешь не понравиться?                           

Честный ответ обескураживает, но я не теряюсь:

– Ну, кто вас, москвичей, знает? Зверев, вон, тоже в армии служил, а посмотри, на кого теперь похож, – затягиваюсь снова. – Какие планы на день? Бывшую пойдёшь до нитки обдирать?

– Интересовалась, значит, – удерживая в руках кружку, откидывается на спинку скрипучего стула.

– Конечно, я же должна знать, с кем метры делю, – тушу окурок в пустой банке «Арабики» и поднимаюсь. – Чайник вскипит, кофе мне сделай, ок?

– А ты всегда такая бо́рзая?                                  

– Всегда. Тебе что‑то не нравится?                       

– Твоё поведение.                                       

– Ну так поймай и отшлёпай, – выхожу из кухни, а потом ловлю себя на мысли, что улыбаюсь.

Кофе мне, конечно, никто не сделал, поэтому пришлось довольствоваться ничем и выходить в промозглое осеннее утро. Учёбу никто не отменял. А жаль.

– Ну наконец‑то, Тишевская, я тут весь зад себе отморозила, пока тебя ждала, – шмыгает носом Катька, перетаптываясь в тоненьких кроссах «Naūk». – Если бы не горячее шоу, совсем бы окочурилась.

– Что за шоу?                                                         

– Да вон, – кивает, и я перевожу взгляд на детскую площадку напротив подъезда.

Уцепившись двумя руками за ржавую перекладину, подтягивается «приличный», да так ловко, словно в задницу ему кто‑то вживил энерджайзер.

Вверх, вниз. Вверх, вниз. Вверх, вниз.            

В одной футболке: чётко вылепленные бицепсы, прямая спина, крепкая шея. Вид сзади что надо.
Красиво.

– А кто это? У вас здесь одни бабки живут, этого я бы точно не пропустила, – закусив нижнюю губу, «гуляет» взглядом за каждым движением соседа. – Хорош, чёрт. Я бы ему точно не отказала.

– А, это Санёк, – жму плечом, стараясь придать голосу максимальной беспечности, и эффект достигнут – глаза Рогачовой тут же загораются, как две звезды на кремлёвской ёлке:

– Санёк? Что за Санёк?!                     

– Мы вместе теперь живём. Ладно, пошли, а то на пары опоздаем, – спускаюсь с отбитых ступенек и выруливаю на засыпанный пожухлой листвой тротуар.

– Погоди… то есть как это – вместе живёте?! Я что‑то пропустила? – цепляется за мой локоть и семенит рядом. – А ну, колись давай – и в самых грязных подробностях!

Очень хочется обернуться, но я пресекаю порыв на корню. Много чести, обойдётся.                                                                                                                                                                                                         

Часть 4. Саша

***

Первый снег в этом году выпал необычайно рано – конец октября, а асфальт уже покрылся тонким белым налётом. В Москве бы его тут же затоптали, смешав с осенней слякотью, но здесь, в этом городке на отшибе мира, время будто остановилось. Ни спешки, ни мелькающих туда‑сюда машин. Ни вечного «столичного» шума. Тишина.

Тогда, десять лет назад, когда я служил здесь в воинской части, меня дико раздражало это сонное место. Мне было здесь душно и очень тесно. Хотелось размаха, возможностей, карьерного роста. Хотелось понюхать пороха и колючего адреналина по венам. Может, поэтому первая моя серьёзная командировка была в «горячую» точку. Сам напросился, казалось, что вот там‑то я точно наведу порядок, надерём зад «неверным». Ошибался, дурак. Война – это не драйв. Это кровь, слёзы и невосполнимые потери. Было страшно. Всем было страшно – и молодым, и бывалым, выдержал не каждый. Я выдержал. Сбылась мечта идиота, но какой ценой.

Над дверью звякнул колокольчик, и в прогретое до нестерпимой духоты нутро кафе вошла Оля. Ну как вошла – вплыла. В светлом пальто до колен, высоких чёрных сапогах. Красивая и цветущая.

И уже давно не моя.                                  

– Привет, Саш, – наклонившись, целует в щёку, а я против воли закрываю глаза. Те самые духи. Помню ещё. Удивительно.

– Привет, – чмокаю её тоже и киваю на меню: – Может, вина выпьем?

– Да брось, какое вино, пять часов всего, – улыбается, но немного взволнованно. Даже нервно. Взгляд прячет.

Хоть мы и развелись сто лет назад, но я рад её видеть. Правда рад.

– Когда‑то ты и в восемь утра от горячительного не отказывалась, – поддеваю, листая плотные страницы.

– Ой, ну ты вспомнишь тоже! – смущённо заправляет за ухо прядь волос.– Это было один раз и на курорте. А что было на курорте…

– …то там и останется, – заканчиваю за неё и готов поспорить, что подумали мы об одном и том же. Как классно нам тогда было. Без башни совсем, беззаботные. Как любили друг друга везде, где только было можно. Как казалось, что вместе мы, рука об руку, до самой дряхлой старости. Наивная молодость. – Ну так что, – перевожу взгляд на винную карту, – по пять капель?

– Ну… – решившись, машет рукой. – Давай, за встречу.

Пью я нечасто, поэтому, опустошив первый бокал, сразу же ощутил приятную истому во всём теле. За первым в ход быстро пошёл второй…

Наверное, глядя на нас со стороны, можно запросто подумать, что пара выбралась на свидание: она чуть‑чуть робеет, он внешне расслаблен, но тоже волнуется. Но нет, мы развелись семь лет назад. Тихо и мирно, по‑дружески. Просто в один момент она сказала, что устала и больше так не может. Терпеть эти мои вечные командировки, ночные звонки по тревоге, стрельбища.

– «Я семью хочу, Саш. Нормальную! Ночи под одним одеялом, совместные выходные. И не раз в месяц, если повезёт, а всегда! Детей хочу. А от тебя рожать элементарно страшно, ты же то в Ливии, то в Беслане, то ещё чёрт‑те где! Я не думала, что будет вот так тяжело. Прости.»

Права она была, что уж, тогда мои приоритеты были отданы исключительно карьере. Просто встретились мы, видимо, не в то время и не в том месте. Бывает. Вот если бы сейчас… А сейчас всё иначе. Умнее стали. Думаем головой, а не тем, что пониже. Мы любили друг друга, но мы слишком разные. И теперь, глядя на неё спустя несколько лет разлуки, я понимаю, что чувства прошли окончательно. Осталась только химия, наверное, но тут сложно иначе – Оля очень красивая, ничего не попишешь.

– Ты так и не сказал, почему ушёл из армии. Ты же ей грезил, генералом мечтал стать.

– А, – машу рукой, – не срослось. Долгая история.

– А всё‑таки? – взгляд немного расфокусированный. Поплыла.

– Человека убил.                                                   

– В смысле? – округляет глаза. – Врёшь, небось?

– Конечно, вру, – улыбаюсь, и она заметно расслабляется. Я не следил за её жизнью последние годы, но кольца нет. Значит, замуж снова не вышла. – А ты чем занимаешься?

– Бухгалтер в строительной фирме. Ничего интересного, скука, день сурка, – делает глоток вина. – А ты?

– Временно безработный.                                     

– Ага. А свитерок‑то фирменный, – глаза сияют хитростью. – Врёшь, Градов.

– Ничего от тебя не скроешь, – тоже отпиваю вина и решаю не развивать эту тему. – Зачем приглашала? Вряд ли просто поболтать, правда же?

– Да, – вздыхает. Крутит в руках полупустой бокал. Снова убирает за ухо прядь. – Я о квартире хотела поговорить. Ну, я в ней живу, а она же… твоя.

– Я помню.                                                           

– Я оценила, что ты не выгнал меня после развода. Мне правда совсем некуда было податься. Никто поверить не мог, что ты вот так просто взял и уехал, ничего не забрал.

– А должен был?                                                  

Заказать, что ли, ещё?..                                      

– Ну, другой бы забрал, – пожимает плечом. Едва заметно краснеет.

– Ну, я же не другой.                                         

К чертям. Напиваться сейчас не лучшая идея. Ни к чему путному это не приведёт.

– В общем, я тут… замуж собираюсь, – запинается, а потом хватается за салфетку. Не поднимая на меня глаз, принимается складывать из неё квадратики. – Мы с Антоном два с половиной года уже вместе, мне тридцать три, вроде как пора.

– Хороший мужик хоть?                                        

– Ну… – мнётся. – Хороший.                            

– Значит, надо брать, Оль, – поднимаю бокал. – Давай за ваше счастье?

Она чокается со мной краешком фужера и, почти не отпивая, ставит обратно на стол.

– У него квартиры нет, Саш, мы у меня сейчас живём. И после свадьбы вроде как переезжать не планировали… Я обязана была тебе сказать. Ну… предупредить.

– То есть ты переживаешь, что я заявлюсь потом и отберу приобретённую до брака квартиру? А вы там уже ремонт сделали – встроенная кухня, потолки навесные, все дела… – не могу сдержать улыбку.

Часть 5

***                                                          

Слышу, как шуршит в замочной скважине ключ. Скрип двери. Громкий хлопок и снова поворот ключа.

Пришла. Время два часа ночи. А утром ей на учёбу, и куда только мать её смотрит? Она знает вообще, чем тут её дочь занимается?

Брат мой человек небедный, вполне может содержать и себя с Варей, и сына их общего, и Вику. И вроде как они отправляют ей ежемесячно нужную сумму. Тогда зачем она в кафе это работать потащилась?

Лежу, пялюсь в темноту, прислушиваясь к звукам за стеной. Вика ходит там туда‑сюда, чем‑то шуршит. Отчётливо потянуло табаком. А потом улавливаю скрип деревянных половиц прямо возле двери моей комнаты. Подошла. Притихла. И не уходит.

– Спать иди, – произношу в пустоту.                            

Впустив прямоугольник тусклого света, в спальню бесцеремонно заходит Вика. В свободной майке, едва прикрывающей бёдра, по плечам рассыпаны влажные волосы. И сходу так:

– Ты зачем Рустама ударил? Я тебя просила?

– Он тебя бьёт?                                                     

– А тебе больше всех надо, что ли, я не пойму? Мне, вообще‑то, девятнадцать, сама за себя постоять могу. И за тебя, если потребуется.

– Так бьёт?                                                      

Сажусь, спустив одеяло до талии. Ловлю на своей голой груди её взгляд. Она ловит мой на своих ногах.

Ненамеренно посмотрел, клянусь, как‑то так получилось.

– Ну, бывает, – дёрнув плечом, прислоняется к стене на скрещенные за спиной ладони. – Если психанёт, может замахнуться. Придурка кусок. Но он ревнивый просто как чёрт.

– А ты поводы даёшь?                                       

– Я же не смертница. Попробуй только посмотри просто хоть на кого‑то, сам видел реакцию.

– И зачем он тебе такой, Вик? Если руку один раз поднял, поднимет ещё. Это я тебе как мужик говорю. Если заложено что – поганой метлой не вымести.

– А ты типа мозгоправ? – вскидывается. – Не лечи, ладно? Уже залеченная по самые гланды, без тебя как‑нибудь разберусь.

Маленькая, а язык без костей. Осуждаю муд**ов, которые руку на женщин поднимают, сам бы эти руки им повыдёргивал, но ведь выводит же. Стоит и нарывается. Куда такое годится?

– Не разговаривай так со мной, идёт?

– А то что будет?                                                 

– От меня – ничего. Я тебе никто и скоро уеду, а вот жизнь ошибок не прощает.

– Ну ты, блин, и зануда, дядь Саш, – закатывает глаза.

– Какой я тебе дядя? Мне тридцать четыре всего.

– Уже! У нас разница ого‑го, так что ты для меня старпёр. Пошли покурим?

– Не курю. И тебе не советую.                             

– Бла‑бла‑бла, – проходит мимо и бесцеремонно снимает со спинки кресла мой свитер. Натягивает поверх майки и, щёлкнув шпингалетом, выскальзывает на балкон в холодную осеннюю ночь.

С голыми ногами! И непросушенной головой! Ну что за…

А впрочем, ну кто я ей, в самом деле? Не отец, не муж, не опекун.

Вижу через давно не мытое стекло, как она быстро подносит фильтр к губам, затягивается и тут же выдыхает дым. Огонёк загорается и потухает. Загорается и потухает. Замёрзла, но всё равно стоит, упёртая. Чего кому доказать хочет?

– А ты знаешь, что у нас с Маратом сестра есть? – спрашиваю, повысив голос, чтобы она услышала через едва прикрытую дверь. - В Питере живёт.

– Не знаю, – затягивается. – Мне пофигу.

– Так вот, ей сорок два уже, а детей нет. Тоже вот так любила с голыми ногами покурить зимой выйти.

– А я не хочу детей, – швыряет окурок с балкона и заходит в дом. – Вообще. От кого рожать, если кругом одни козлы?

Стягивает свитер и небрежно кидает обратно на кресло.

– Прям‑таки все?                                            

– Все. Ну, может, кроме тебя, – улыбается посиневшими губами. Темно, губ не вижу, но знаю, что синие – ноль на улице – Ты же вон какой правильный.

– Почему? Я тоже козёл, – улыбаюсь ей в ответ.

Красивая ладная девушка с длинными ногами. Когда, в какой момент ты вдруг решила играть в стерву? Не идёт же.

– Спать иди, – ложусь, натягивая одеяло обратно. – Тебе на учёбу утром.

– Это да. Задолбала эта учёба, – подходит к двери, берётся за ручку и уже как будто собирается выйти, но вдруг останавливается:

– А ты надолго сюда вообще?                             

– Скоро уеду. Уже надоел?                           

Она пару секунд молчит, а потом с барского плеча:

– Ладно, потусуйся тут ещё пару дней, так и быть, – широко улыбнувшись, закрывает за собой дверь и уже оттуда: – Хорошо, что ты ему по морде дал. Посильнее надо было. И это… – молчит. – Извини, что наорала там. Ну, «не лезь» и всё такое. Я просто испугалась, что у тебя теперь проблемы из‑за этого идиота будут, ну и… Короче, ладно.

В коридоре щёлкает выключатель, хлопает дверь её комнаты, потом скрипит задвижка шпингалета.

Улыбаюсь, глядя в серый потолок, по которому пляшут тени костлявых веток.

Дурочка Варькина дочь. Дурочка, но симпатичная.                                                                                                                                                                                                                                                                  

Часть 6. Вика

***                                                                          

– Да иду я уже. Иду! – не открывая глаз, плетусь в коридор и наощупь открываю входную дверь. Кого только чёрт принёс, время начало восьмого!

– Тишевская! Ты спишь всё ещё, что ли?

– Кать, ты нормальная? На часы смотрела? Чего припёрлась в такую рань! – широко зеваю, прикрыв рот ладонью. – До лекции ещё час.

– Да? А я вот что‑то пораньше вдруг вышла, думаю, дай прогуляюсь, погода какая… хорошая, – улыбаясь «по‑голливудски», тянет шею, заглядывая мне через плечо. – Доброе утро.

Оборачиваюсь – сосед уже при полном параде сидит за столом на кухне, ковыряется в смартфоне.

И как можно быть всегда настолько отвратительно бодрым?

– Всё ясно, чего так вырядилась, – снова зеваю и сторонюсь. – Ну проходи, раз притащилась.

– Я тебя на кухне подожду, ладно? – улыбается Саше, а потом, зыркнув на меня, чешет, виляя тощим задом, к гостю.

Закатив глаза, ретируюсь в ванную. Чего‑то такого следовало ожидать, она вчера мне все уши этим Сашей прожужжала, даже взбесила: «Саша. Саша. Саша!».

Ну, ничего такой, да, но так откровенно выть мартовской кошкой?

И вроде бы пофигу – пусть воркуют, но вот как‑то оно что‑то…

Закручиваю вентиль и, промокая лицо полотенцем, прислушиваюсь к звукам за стенкой. Катька щебечет аки соловушка, заливается. Хи‑хи, ха‑ха.

– Ну как, познакомились? – натянув улыбку, захожу на кухню – Катька сидит напротив Саши, и как только, бедная, рот не порвала, так усердно ржать.

– Да вот, Саша мне рассказал, что как‑то на «Камеди» ходил в Москве. Прикольно там так в столице. Он мне фотки показал. Видела?

– Не-а, – безразлично бросаю и открываю дверцу шкафа. А потом замечаю на столе… – Кать, а это что?

– Как? Овсянка с сухофруктами, я ж её просто обожаю! – и с воодушевлением перемешивает ложкой тошнотворную жижу. – Вкусно и полезно.

Что, блин? Да она овсянку впервые в жизни видит!

Вот актриса!                                                            

– Не старайся, у него жена есть, – достаю сахарницу и ударяю тяжёлым донышком по столу. – Так что можешь слить эту хрень в унитаз и не давиться. Бесполезно.

– Бывшая жена, мы семь лет в разводе, – с улыбкой просвещает Саша и, поднимаясь, Катьке: – Конечно, звони, когда в Москве будешь, попробую достать билет. У меня там на студии друг работает оператором.

– Круто! Вот это да! Спасибо огромное! – расцветает. – Обязательно наберу!

– Ладно, мне пора на пробежку. Хорошего дня, – и уходит.

– Вик, ну ты чего предательница такая? – куксится Рогачова, едва за «приличным» закрывается дверь. – Зачем так подставлять?

– А не надо дуру из себя разыгрывать. Глупо, Кать. Он же не идиот, – ставлю на стол две кружки, бросаю внутрь по чайному пакету и словно между делом: – А вы что… телефонами обменялись, что ли?

– Ага, – с благоговением гладит ладонью экран своего треснутого айфона. – А вы нет?

– Да сдался мне его номер, – беру чайник и чувствую, что Рогачова меня почему‑то сегодня невыносимо бесит. Вот прям как никогда.                                                                                                                                                                                                                                                                                  

Часть 7. Саша

***                                                                

– … и вот с этим списком документов потом ко мне. Оригиналы, ксерокопии, выписки… ну ты сама всё знаешь, с бумагами работаешь.

– Спасибо, Алевтина Эдуардовна. Вы нам так помогли! – Оля «незаметно» подсовывает грузной служительнице закона пакет с «презентом». – Если бы не вы, то мне месяц это бы бегать всё собирать.

Крошечный город, неудивительно, что все друг друга знают, и многое можно устроить «по блату». Знакомый нотариус у бывшей нашёлся с поразительной скоростью. Заволновалась, наверное, что передумаю, сразу же засуетилась. Так и не научилась людям до конца доверять.

Впрочем, мне её связи только на руку – нет ни времени, ни тем более желания торчать здесь лишние дни.

Распрощавшись со «спасительницей», выходим из здания нотариальной конторы в стылый осенний день. Дико холодно, хотя солнце сегодня слепит вовсю. Но не греет. Как и взгляд бывшей жены.

– До сих пор не верю, – рассматривает через прозрачный файл тощую стопку бумаг. – Неужели ты правда мне квартиру подарил?

– Брось, ну обсудили же уже всё, прекращай, – подставляю локоть Оле, и мы вместе идём по пожухлой листве.

– Удивительный ты мужик, Градов. Повезёт кому‑то…

– Это да.                                                                     

Оля, распиная за нескромность, шутливо пихает меня кулачком в бок, и мы шагаем дальше, сами не знаем куда.

– Поезд когда у тебя? – спрашивает после продолжительной тишины.

– Сегодня вечером, в девять пятнадцать, – обхожу покрытую корочкой тонкого льда лужу. – Утром уже буду в Москве.

– А тебя там кто‑то ждёт?                                

– Ты имеешь в виду женщину?                                 

– Да… – опускает взгляд.                                      

Замолкаю. Ну что я ей скажу? Что после нашего развода у меня толком никого не было? Вернее, как – были, конечно, но больше «для здоровья». Ни к кому особо не тянуло, да и служба не давала построить что‑то серьёзное. Немного проблематично романиться, когда ты сидишь где‑нибудь в  бараке посреди пустыни, а она в уютной московской квартире.

Правда, один раз всё‑таки рискнул «бросить якорь» пару лет назад. Порядочная, умная, красивая… но спустя несколько месяцев жизни под одной крышей – разъехались. Ну не чувствовал я, что это «оно». Зачем тогда время тратить и своё, и её…

– Я один живу, если ты об этом.                          

– Саш, – тормозит. Оборачиваюсь, глядя на неё, и уже без слов понимаю, что она скажет дальше: 

– Может… ко мне поедем?                                      

– Оль, ну ты опять…                                           

Но она не даёт мне договорить – бросается с поцелуями, просто душит в объятиях. А я один уже достаточно долго, для того чтобы тело среагировало молниеносно.

– Оль, прекращай, ну, – пытаюсь увернуться, хотя что уж – больше для вида. – Ну что ты, в самом деле! С огнём же играешь.

– А может, я обжечься хочу, – выдыхает мне в губы. – Поехали! Антона нет, он на работе.

По сути, я не знаю этого её Антона, и раз женщина сама так настаивает, то почему нет? Она уже довольно взрослая, чтобы принимать подобного рода решения.

Мужская солидарность? Ну, не без этого. Только вот она всегда не вовремя затыкается, когда красивая женщина так открыто себя предлагает.

А к этой женщине у меня были чувства. Я любил её когда‑то. И нам было хорошо в этом плане.

– Знаешь, мне уже тридцать три, не девочка, что уж – были у меня мужчины после нашего развода, но такого, как ты… нет, Саш. Даже близко не было.

А вот это уже вообще нечестная игра. Когда чешут мужское самолюбие, так сложно не доказать лишний раз, что да, ты абсолютно права.

– Поехали, – снова шепчет, опаляя взглядом, и я прекрасно представляю, что за этим её «поехали» кроется. Недовольных не останется – это будет отличный секс. Выдержанный временем. Прокачанный нажитым опытом и хорошим знанием физиологии друг друга. Такие вещи даже спустя годы не забываются. Это будут яркие полчаса или час, или… тут уж как получится, а вот потом… Потом она будет корить себя, что оступилась, я – ругать себя, что поддался. Антон этот её вообще ни за что пострадает.

Ну не люблю я её больше! Всё. Ушло́. И вместе мы никогда не будем.

Тогда зачем?                                                  

– Давай сделаем так, – снимаю с себя её руки и прячу в свои ладонях. – Мы сейчас выдохнем…

– Угу‑у... – закусывает губу, улыбаясь.

– Потом пожмём друг другу руки…                         

– И‑и?..                                                                          

– Затем встанем спиной друг к другу…                    

– А потом…                                                           

– А потом пойдём в разные стороны. – Улыбка Оли медленно тает. – Уезжай, Градова‑Буранова, потом спасибо мне скажешь. Кстати, – киваю, – вон твоя маршрутка.

– Ты бессердечный! – смаргивает подступающие слёзы. – Ну кто вот так… За что?

– Я просто не хочу, чтобы ты себе жизнь сломала, вот и всё.

– Саш…                                                          

– Иди, Оль. Поезд ушёл. И автобус сейчас уедет. Пока, – поднимаю руку, прощаясь, а потом ухожу, уговаривая себя не оборачиваться.

Между прочим, я тоже не железный. Сложно отказать женщине, к которой так или иначе тянет. Но в то же время понимаю, что всё сделал правильно. Это было бы отличное приключение, после которого остался бы потом гадкий осадок. А я этого не хочу.

Проходя мимо уже знакомой забегаловки, решаю чего‑то вдруг зайти. Чёрт знает зачем. Чаю выпить, наверное. А может, посмотреть, как кое‑кто этот чай разносит…

В кафе по‑прежнему дико жарко и почему‑то накурено, хотя над входом висит табличка «No smoking».

Часть 8

***                                                                                    

– Вик, это я. Открывай.                                        

– Ты один?                                                       

– Конечно!                                                          

Скрипит замок, а потом дверь осторожно приоткрывается: высунув голову на тёмную лестничную клетку и убедившись, что я не вступил в сговор с её отелло, она наконец сторонится, запуская меня внутрь.

– Где он?                                                             

– Не знаю, внизу никого нет, – бросаю сумку на пол и, цепляясь пальцами за её подбородок, приподнимаю лицо.

Так и есть, ударил. След от пятерни алеет до сих пор.

Выродок. И сразу злость берёт. И негодование. И непонимание.

– Как так‑то, Вик? Почему ты это терпишь? Ты же вроде бы вон какая – палец в рот не клади, а позволяешь такое! Послала бы его к хренам собачьим, ты же умеешь.

– Думаешь, я позволяю? Он не спрашивает, – пытается увернуться, но я снова поворачиваю её лицо на себя.

– Ты на него заявляла?                                                  

– Издеваешься? Чтобы он меня потом живьём закопал? – губы кривятся в горькой усмешке. – Он никого не боится, отбитый на всю голову. Плевать ему на всех. То есть вообще на всех! На меня, на полицию, на тебя. Он больной, понимаешь? И у него в ментовке дядька там какой‑то, в общем… я в заднице, дядь Саш.

Несколько секунд она держится, только подбородок дрожит, а потом утыкается лбом в мою грудь и плачет.

Горько, громко… и так щемяще‑искренне.

Аккуратно обнимаю её за плечи, позволяя как следует выплеснуть эмоции. Глажу по волосам, спине. Никакого сексуального подтекста, просто успокоить, но почему‑то мысленно автоматически начинаю чувствовать себя неуютно. Как будто урвал момент.

– А если без заявлений, просто послать?

– Как будто я не пыталась! Столько раз – не пересчитать. Так ведь он не уходит и мне не даёт уйти: поджидает, умоляет, угрожает. То типа сам в окно выйдет, если я его кину, то меня выбросит. Я боюсь его! – поднимает на меня зарёванные глаза. – Я жить хочу, ведь он действительно неадекват.

– Ну кто тебе сказал, что он что‑то сделает? Такие, как он, только громко лают, цапают за пятки исподтишка, но серьёзно никогда не кусают. Кишка тонка. Готов поспорить, что ни в одной крупной потасовке он замечен никогда не был, так, одни понты.

– Не был… Но он точно сильный!

– Конечно, сильный, по сравнению с девчонкой – ещё бы. Но прости, ты тоже хороша, если ты с ним так же разговариваешь, как со мной, то откровенно же нарываешься, – вздохнув, притягиваю её к себе ближе. – Дурочка ты ещё.

– Сам дурак, – шмыгает носом, а руки за моей спиной не расцепляет. – Зачем вернулся? Поезд же уехал твой.

– Чёрт с ним. Завтра новый билет куплю.

– Ну, как знаешь.                                                        

И стоим, как два сиамских близнеца. Она тоненькая такая и несмотря на боевой характер – очень хрупкая. Мне нравится её обнимать, и в какой‑то момент понимаю, что куда‑то не туда начинает смещаться вектор мыслей.

Так, стоп. Пора прекращать.                                  

– Дай я хоть куртку сниму, что ли, – неохотно выпускаю её из объятий. – Иди чайник пока поставь.

Пока мою руки, слышу, как она звенит посудой на кухне, и отчего‑то на душе становится как‑то… не знаю, как охарактеризовать это чувство. Как будто всё, что сейчас происходит – единственно правильный исход. Я в нужном месте и в нужное время. А может, виной всему синдром супермена, когда кажется, что земной шар на грани разрушения, и только ты один способен сотворить мир во всём мире.

Позже сидим, пьём чай, чинно расположившись друг напротив друга. Из-за стенки от соседей доносятся звуки включенного телевизора. Тикают часы. След на её щеке полностью исчез, что хорошо – смотреть на это было неприятно.

– А если он сегодня опять придёт? – удерживая кружку двумя руками, делает глоток.

– Так я для этого и здесь – жду, что он придёт.

Жарко. Смахиваю со лба испарину и стягиваю свитер, оставшись в одной футболке. Вика, отбросив такт, следит за каждым моим движением.

– А если не придёт?                                          

– А если не придёт, сам к нему в гости схожу. Где он живёт?

– Да щас, ага! Так я тебе и сказала. Размечтался. Чтобы вы там друг друга попереубивали? Нет, спасибо.

Вернулась борзая Вика. И меня это очень радует.

– Не собираюсь я его убивать. Так, поговорить по‑мужски.

– Видела я твои «разговоры». Спасибо, что впрягся, что вернулся, но не надо лезть в это всё. Я сама как‑нибудь. Я привыкла.

– И долго ты вот так с ним «сама»?                            

– Уже полтора года. Но он не сразу начал руки распускать – я бы с таким, какой он сейчас, в жизни бы не спуталась. Первое время он нормальным был, любил меня сильно – всё для меня, а потом… – опускает глаза. Смущается. Вика – и смущается, картина маслом.

– А потом вы переспали, и он изменился? – заканчиваю фразу за неё.

Кивает.                                                        

Сценарий до боли знакомый. Каждая женщина, рассказывая о жизни с тираном, начинает со слов: каким он был прекрасным, а потом…

В любом мужчине заложен инстинкт охотника: обаять, заполучить, приручить. Только некоторые не могут вовремя остановиться и совершенно не видят берегов – владеть телом женщины им уже мало, они хотят отобрать у неё всё, включая право голоса. Они начинают распускать руки, запрещать совершать обыденные вещи, такие как встречаться с подругами, ездить одной по магазинам. А уж если узнают, что она с кем‑то общается за его спиной…

Вике попался такой вот махровый тиран, и как ни странно – с её‑то волевым характером – но она идеальная «жертва»: живёт одна, отношения с матерью так себе – посоветоваться не с кем, отчаянная, стало быть, будет бодаться до последнего, а стучать в ментовку не побежит.

Часть 9. Вика

***

Просыпаюсь я от того, что в глаза бьют солнечные лучи. И так горячо, как будто я уснула где‑то на пляже у кромки моря в самый час пик. А уже секундой позже понимаю, что сплю не одна.

Рустам!                                                             

Неужели я его впустила вчера?!

Вздрогнув, разлепляю веки и вижу, что это не Самбуров, это… Саша. Лежит на спине, одна его рука заложена за голову, другая на моём плече.

Чёрт, мы же уснули вчера вместе!                           

По логике вещей, хорошо бы сразу же подорваться и удрать, пока он не проснулся, но… так не хочется. Да и зачем, собственно, убегать? Ничего предосудительного между нами не произошло, просто уснули вместе, подумаешь.

Пользуясь случаем, изучаю вблизи его лицо. Оно порядком заросло щетиной, но ему идёт. Ему вообще всё идёт.

Опускаю взгляд ниже: грудь мерно поднимается и опускается. На животе даже в расслабленном состоянии легко угадать очертания «кубиков» пресса. Чуть приподнявшись на локте и вытянув шею, смотрю ещё ниже… а ниже всё прикрыто одеялом.

Бли‑и‑ин! Он же не полностью голый спал, я надеюсь?!

Аккуратно, чтобы не разбудить спящего, подцепляю двумя пальцами край одеяла и только собираюсь приподнять, как вдруг слышу хриплое:

– А обещала не приставать.                                   

Резко отбрасываю руку.                                         

– Да иди ты! – сев на край кровати, нашариваю на полу тапки и с позором выметаюсь из его комнаты.

Какой чёрт меня дёрнул уснуть здесь? Сама же в постель к нему прыгнула, получается. Хоть и не за тем, за чем прыгают в постель к мужчинам, но всё равно…

А впрочем, не жалею!                                                 

И несмотря на то, что произошло вчера с этим идиотом Самбуровым, настроение отличное. И самочувствие. И почему‑то хочется петь.

Кажется, я ненормальная.                                  

***                                                                        

– Пойдёшь со мной на пробежку? – сцепив пальцы в замок, делает резкие повороты вправо‑влево, разминаясь. – Смотри, утро какое хорошее. Жаль, что солнце спряталось.

– Ты каждое утро бегаешь, что ли?                        

– Каждое.                                                                       

– В любую погоду?                                                  

– Практически.                                                   

– Ненормальный, – фыркнув, поднимаю чайник с подставки. – Тебе овсянку твою кипятком залить потом?

– Не откажусь, – улыбается и смотрит, кажется, как‑то иначе. Не как раньше. А я почему‑то не могу смотреть ему в глаза. Чёрт знает… стыдно, что ли.

Зачем я ему вчера рассказала подробности своей личной жизни? Они же его нисколько не касаются! Хотя рассказала – и как будто легче стало. И о том, что уснули вместе, не жалею. Хотя по‑женски немного… обидно. Ведь даже пальцем не притронулся!

Не то чтобы я хотела – пусть бы только попробовал лапы распустить, но вот… как‑то оно так.

– Ну, как хочешь, давай, – салютует мне рукой и скрывается за дверью.

Действительно ненормальный. Выходной день, спи сколько влезет, нет же, пробежка какая‑то.
Отодвинув пыльный тюль, выглядываю в окно, а там…

Катька! Вот коза! В спортивном костюме и «дутой» жилетке перетаптывается у моего подъезда.
Да она в жизни не бегала, по «физре» ни одного норматива не сдала, курит как паровоз и дрыхнуть любит до обеда, а тут смотри‑ка, какая любовь к спорту неожиданно вдруг проснулась!

Из‑под подъездного козырька появляется Саша, они о чём‑то говорят несколько секунд с Катькой, а потом вместе бегут трусцой по тротуару, о чём‑то мило переговариваясь.

Вот я дура, надо было тоже на пробежку эту дурацкую соглашаться! И окна, как назло, за дом не выходят, а старое футбольное поле как раз там.

Подрываюсь в свою комнату и, распахнув шкаф, нахожу среди кучи барахла спортивные лосины, толстовку, носки с «птичкой» Найк и уже начинаю переодеваться, как вдруг понимаю, насколько глупо это всё будет выглядеть. Ну ведь реально детский сад какой‑то!

Нервно запихиваю всё обратно в шкаф и возвращаюсь на кухню, пытаюсь затолкать в себя несчастный бутерброд, смотреть в телефон и думать о чём‑то хорошем, но мысли все крутятся исключительно возле этой сладкой парочки. Спелись. И долго как их нет!

Ну Рогачова! Её ждёт серьёзный разговор. Не то чтобы я ревновала, нет, но просто мне это не нравится, только и всего.

Бросаю недоеденный бутерброд и снова подхожу к окну, убираю занавеску… и ощущаю, как внутри всё словно опускается: засунув руки глубоко в карманы кожаной куртки, к дому идёт набыченный Рустам, и именно в этот момент из‑за угла неспешно выруливают Саша с Катькой.                                                                                                                                                                                                            

Часть 10. Саша

***

Забавная подружка у Вики, что‑то щебечет, щебечет. Щебечет, не замолкая! Все уши прожужжала. И явно лезет из кожи вон, чтобы мне понравиться. Видно же, что на пробежку вышла впервые в жизни, спустя полторы минуты сдулась – покраснела, закашлялась, но продолжила стойко бежать.

Хорошая девчонка, а мысли… о плохой.              

Уснуть рядом с ней я не мог, наверное, часов до пяти утра. Во‑первых, жутко затекла рука, но если убирать, это же непременно разбудить Вику, а будить её не хотелось. А во‑вторых… всё примитивно – она женщина, я мужчина. К счастью, здоровый. Сложно держать себя в руках, когда хочется применить эти руки по другому назначению. Но первое правило в армии – закалка. Даже если очень хочется – терпи. Завяжись в три узла и терпи. Не получается в три – завяжись в четыре.

И вообще, ну как бы это выглядело? У неё с парнем непорядок, она расклеилась – и тут я со своим либидо. Нет, нельзя так.

– Устала? – перебирая ногами, оборачиваюсь, смотрю на Катю.

– Не‑ет, нор…мально.                                          

Бедная, да у неё налицо все признаки тахикардии. Загонял девку. Судя по дыхалке, по пачке в день курит, наверное, и приличное количество лет. А тут резко такая нагрузка на сердце и лёгкие! И сосудам хана, несмотря на нежный возраст.

– Хватит на сегодня, погнали домой, – плавно останавливаюсь и, развернувшись, лёгкой трусцой бегу в сторону серой пятиэтажки. Домой на самом деле хочется. Позавтракать вместе с Викой, может, чуть‑чуть «покусаться». Что‑то в этом есть. А потом поеду искать её отелло. Пора уже в этом деле точку поставить и отчаливать в родные пенаты.

– А ты вечером… в клуб… не хочешь сходить? – тяжело выдыхая, семенит рядом Катя. – У нас тут есть хороший… Не московский, конечно – до такого уровня далеко, но всё равно. К нам когда группа «Корни» на день города приезжала, они там выступали, – и с гордостью: – Об этом даже в местной газете писали!

– "Корни"? Не припомню такую. «Алиса» знаю, «Ленинград»…

– Был на концерте Шнура? – хорошенький ротик округляется буквой «О».

– Был. В Олимпийском.                                         

– Ва‑ау… Обалдеть, вот это да!                          

И столько неподдельного восторга в её глазах… Господи, как скучно здесь живут эти девочки.
Свожу бег практически до нуля, чтобы подруга Вики смогла перевести дух. Что она и делает, ползёт уже еле‑еле, практически идёт пешком.

– А пойдём со мной сегодня в ночной клуб? – решается.

И как бы самонадеянно это ни прозвучало, но я ждал чего‑то подобного с той самой секунды, как только увидел её у подъезда. Цель её визита была до наивного очевидна.

– С тобой в клуб?                                         

– Ну… с нами, – поправляет саму себя. – Со мной и Викой.

– Не знаю, подумаю. Кучу лет в ночных заведениях не был.

– Ну, подумай. Там правда весело, не пожалеешь.

Выруливаем за угол дома, и замечаю, как резко напряглась Катя. Шаг замедлила ещё сильнее, и кокетливая улыбка куда‑то испарилась.

Знаю я такой взгляд – это испуг. Значит, где‑то поблизости враг.

Озираюсь по сторонам и вижу впереди идущего…

А всё‑таки утро началось на самом деле удачно. Как говорится – на ловца…

– Подержи, – не сводя глаз с цели, передаю в руки Кате наушники и МР3-плеер. Брал с собой на пробежку, правда, не пригодились – голову забить было чем и помимо.

– Саш, не надо. Саш! – тянет меня за рукав. – Он же придурок!

– Я в курсе.                                                         

Выдёргиваю руку и быстрым шагом нагоняю ушлёпка.

– Хорошее утро сегодня, – равняюсь с дебилом. Тот резко вздрагивает и инстинктивно подаётся чуть назад, а потом до него доходит, кто решил составить ему компанию.

– Ты всё тут ошиваешься, – кривится. – Какого хрена тебе от тёлки моей надо?

– Вика – не тёлка. Это раз. А два… – торможу и, пробежав быстрым взглядом по сонным балконам, незаметно подсекаю отелло под колени, и когда он оседает, давлю большим пальцем на сонную артерию. Сильно давлю. – Если ты ещё раз хотя бы просто подойдёшь к Вике, её подругам, к этому дому, знай – я тебя найду, – шепчу ему на ухо. – Найду и добью.

Отпускаю руку, и кусок дерьма валится набок, удерживая ладонь на горле. Лицо покрылось бурыми пятнами, дышит подозрительно хрипло. Передавил. Нельзя так. Мозг на несколько секунд лишился кислорода, это плохо.

Но бить девочек ещё хуже.                                         

Поднявшись, отряхиваю чистые колени и с улыбкой подмигиваю бледной Кате:

– Пойдём к нам чай пить?                                

Только открываю дверь в полутёмный подъезд, как на меня ураганом налетает Вика. В распахнутой куртке поверх «ночной» футболки и незашнурованных кроссовках на голые ноги. В глазах печать настоящего ужаса.

– Саш!                                                                       

…и бросается мне на шею.                                           

– Ты как? Вы подрались? Я так испугалась!

– Вик, блин, – кошусь на ошалевшую Катю. – Ну слезь уже, ты чего. Не сходи с ума.

– Я видела в окно Рустама. Он к дому шёл, злой как чёрт. Я это выражение его лица наизусть знаю! Кстати, – разжимает объятия и с опаской смотрит за мою спину. – А где он?

– Не знаю, – жму плечом. – Домой пошёл, наверное.

– В смысле – домой? Он бы так просто никогда не ушёл. Ты что… Ты его грохнул, что ли? – меняется в лице и, оттолкнув меня, распахивает дверь на улицу. Убедившись, что там никого, в недоумении закрывает. – Так где он?

– Пойдёмте уже в квартиру, ладно? Холодно сегодня, – опережая девчонок, поднимаюсь по лестнице наверх.

Быстро всё как‑то вышло, боюсь, до дебила не дошло.                                                                                                                                                                                                                                                              

Часть 11. Вика

***

– Они что, подрались? Колись давай.

– Нет, никакой драки не было. Говорю же – Саша его за шею просто схватил и что‑то на ухо сказал, я не слышала, что именно, – шепчет уже мне на ухо Катька. – А потом отпустил, и мы в подъезд пошли. Ну и всё.

– А Самбуров что?                                 

– Ничего, в том‑то и дело. Развернулся молча и ушёл, – пожимает плечами. – Сама офигела.
Мы сидим с Катькой на кухне и, пока Саша принимает душ после пробежки, треплемся о том, что произошло. А по сути, не произошло ничего особенного. Никакого мордобоя, крови и отборного мата, но Рустам почему‑то свалил. Мистика.

– Ну, крутой он, Вик, конечно, – мечтательно вздыхает Рогачова, подперев щеку кулаком. – Реально крутой мужик.

– Именно поэтому ты в ЗОЖ подалась? Овсянки не навернёшь? – киваю на Сашину тарелку, а Катька сразу «брыкаться»:

– Да иди ты! Я же знала, что он тебе самой нравится.

– Ещё чего! Он – мне?!                                 

– Ой, не трынди, – машет рукой, мол, а то я не поняла, и тянется за пачкой сигарет. – Видела я, как вы друг на друга смотрите.

– Я на него не смотрю!                                        

– Не беси, – высекает из зажигалки огонь и затягивается. – Саша уж точно в сто раз лучше Рустама твоего будет. Лови, пока не свалил. Упустишь – локти кусать потом будешь. Какой он, р-р-р, сгусток чистого тестостерона!

– А накурили, – Саша заходит на кухню, размахивая у лица ладонью. Чистый после душа. И в одних штанах, без футболки. Святые угодники.

Катька выразительно ведёт на него бровью, а потом спешно тушит окурок в стихийной пепельнице из пустой коробки из‑под чая.

– Ну, я пойду. Дела у меня. Спасибо за компанию, – сахарно улыбается Саше и тут же ретируется в коридор. Пока напяливает кроссовки, учит меня жизни: что упускать этот лакомый кусок нельзя, надо хватать и всякие прочие пошловатые глупости.

– Забавная у тебя подружка, – отхлёбывая чай, кивает в коридор Саша. – Видишь, спорт любит, не то что ты.

– Понравилась?                                                    

– Нет.                                                                 

– А кто тебе нравится? – опускаюсь на табурет напротив, положив руки на столе, словно прилежная школьница. – Очень интересно.

– Мне много кто нравится, Вик, – хитро улыбается. – Но это не Катя.

– Например, твоя бывшая жена?                         

– Ну, Оля красивая.                                           

– Красивее меня?                                                

Уязвил.                                                          

– Вы обе красивые, но по‑разному. Но Оля плюс ко всему очень женственная.

Вот ты придурок!                                                

Хватаю пачку сигарет и, закинув ногу на ногу, картинно затягиваюсь.

– Ну что, обобрал ты её?                                       

– Конечно, – соглашается. – Я же ради этого приехал.

– А был бы нормальным мужиком, оставил бы хату бывшей!

– Обойдётся, – делает ещё один глоток. – Я же тоже козёл, не забывай.

Сижу, дуюсь. И ловлю себя на мысли, что… ревную его. К его бывшей этой дурацкой, к Катьке, к неизвестным подружкам из Москвы. Чёрт знает что.

– А что ты Рустаму сделал?                                 

– Ничего, просто поговорили.                                  

– Катька сказала, что ты его душил.                          

– Фантазёрка твоя Катька, – переключается на овсянку. – Не знаю, дошло ли до него. Надеюсь, что да. Если не дурак.

– А он дурак.                                                          

– Что и тревожит, – засовывает в рот очередную ложку. Сидит, жуёт, в окно смотрит. А мне становится тревожно. Даже страшно.

– Са‑аш, – тушу окурок в коробке и, скрипя ножками табурета о пол, пододвигаюсь чуть ближе: – А если он придёт ко мне потом разбираться? Ну, когда ты уедешь. Мне кажется, что он это вот так просто не оставит. Он же меня затретирует тут.

– Поэтому я могу ещё ненадолго остаться, – отложив ложку, складывает на столе руки, на манер, как это делала недавно я.

– Можешь?                                                               

– Могу. А ты хочешь?                                            

И смотрит так пристально. Кажется, будто мысли читает. Почему‑то в памяти тут же всплывают картинки ночи, как я к нему под одеяло залезла. Хотя почему «всплывают» – они никуда и не исчезали. Так и крутились всё утро в голове на репите.

– Хочу, – выходит предательски хрипло.          

– Тогда я остаюсь.                                            

Сердце колотится словно бешеное: Тук-Тук-Тук-Тук-Тук. А потом я делаю то, чему в трезвом уме сложно дать оправдание: сажусь к нему на колени и, обняв за шею, кладу голову на его плечо.
Три дня мы знакомы. Три коротких, но таких бесконечно долгих дня. Как маленькая жизнь.

– Не уеду я пока никуда, не волнуйся. Разве я тебя брошу теперь? Вроде как из‑за меня вся эта заварушка, – аккуратно опускает ладони на мою талию.

– А твоя работа в Москве?                               

– Скажем так – я в отпуске. Бессрочном.            

– Почему ты больше не служишь в армии?

– А, долгая и совсем не интересная история, – сдержанно гладит меня по спине: шея, лопатки, поясница. И дорожка обратно. – Вик?

– Что? – поднимаю голову, заглядывая ему в глаза.

– Не нужен он тебе. Я уеду, ты же его простишь потом, и всё по новой будет.

– Не будет, клянусь! Я не люблю его и, наверное, никогда не любила. Просто он меня технично охомутал. А я дура была молодая, повелась.

-- Молодая? – широко улыбается. – Была?! А сейчас какая?

– А сейчас постарше стала. Правда, не такая дряхлая, как ты.

Часть 12. Саша

***

И снова ночь. И снова я лежу под одеялом. Темно, за окном завывает ветер. Погода испортилась молниеносно – вот только было тепло, а теперь ураган.

За дверью уже так знакомо скрипит рассохшаяся от времени половица.

– Вик, я тебя слышу.                                  

Открывается дверь. Это уже какое‑то дежавю.

– Я покурю? – кивает на балкон.                              

– Там ветер. Смотри, снесёт.                                      

– Не снесёт.                                                                

Натягивает мой свитер и выходит на улицу, а я смотрю на неё через залапанное стекло. Может, даже чуть‑чуть любуюсь и ловлю себя на мысли, что ждал, когда она придёт.

Отелло её сегодня признаков жизни больше не подавал, может, временно притих, а может, реально дошло. В любом случае рано или поздно мне придётся уехать. Страшно оставлять её одну, дурочку, опять же куда‑то влезет. Страшно… да и не хочется.

– Реально холодно, – хлопает дверью. Стягивает свитер, зябко ёжится. И стоит, не уходит.

Отгибаю край одеяла и хлопаю ладонью по пустующему месту рядом.

– Залазь, богиня намёков.                                         

Она чуть ли не вприпрыжку за долю секунды оказывается под боком. Жмётся, так же, как и вчера.

– Наверное, ни одна девчонка к тебе с такой скоростью в постель не прыгала.

– Да прям.                                                    

Фыркаем одновременно, смеёмся. Она прижимается ко мне слишком тесно, я бы даже сказал – провокационно. За эти дни мы стали ближе – события сплотили, поэтому это уже не кажется чем‑то диким, но всё равно существует барьер.

Она «малолетка», я «старпёр». Она живёт здесь, я в Москве. Она безбашенная, а моя голова уже много лет привинчена к плечам. В общем, бесперспективно.

Мы слишком разные.                                     

– Саш, а ты… не думал тут остаться? – вдруг спрашивает она после долгого молчания.

– Нет. В Москве моя квартира. Друзья. Скоро будет работа. А чем тут заниматься? Морды твоим парням бить? – шутя хлопаю её ладонью по плечу.

– Мне больше никто не нужен, всё! Никаких мужиков, все придурки.

– Прям‑таки все? – смотрю на неё и в темноте встречаюсь с чёрными блестящими зрачками.

– Ну, почти, – и, едва касаясь подушечками пальцев, рисует у меня на груди невидимые узоры.

Понимаешь головой ты что‑то, не понимаешь, умный ты, дурак – телу всё равно. Оно живёт какой‑то своей обособленной жизнью. И моё тело красноречиво кричит, что Вика ему очень нравится. И я с ним солидарен. Но у «лишних» лет в паспорте есть один побочный эффект – мозг. Ведь я уеду потом и непременно пополню копилку её «козлов». Чёрт с ней, моей жизнью, после всего пройденного там одни руины, но портить её светлое будущее я не имею права.

– Спи давай, тебе утром на учёбу, – снова, как и вчера, снимаю с себя её руку и поворачиваюсь от греха подальше на бок. Она какое‑то время лежит тихонечко сзади, возможно, злится, но молчит, а потом сдаётся – пододвигается ближе и закидывает на меня сначала ногу, потом руку, льнёт всем телом… и всё, ещё одна бессонная ночь обеспечена.

Армейский режим? Устав? Полоса препятствий? Фигня это всё. Провести ночь с молодой девушкой и соблюдать при этом дистанцию – вот где настоящая проверка на прочность.

Уж лучше бы десять километров по тайге с «калашом» наперевес, ей-богу.                                                                                                                                                                                                               

Часть 13

***                                                                    

– Ого, ты чего это вдруг? – завязывая шнурки, поднимаю голову: Вика, облачённая в спортивный костюм, который, ей, кстати, очень идёт, достаёт с обувной полки свои кроссовки.

– Да вот, пробежаться хочу с утра. Нельзя?

Кокетничает. И почему‑то это так забавляет. Ну и приятно, конечно.

– То есть покурила, а потом бежать?                      

– Ой, отстань! Ты чего занудный такой? – пихнув в зубы резинку, поднимает руки и завязывает на макушке высокий хвост. Который ей тоже очень идёт. Да ей вообще всё идёт. – На здоровый образ жизни надо переходить постепенно.

Выйдя вместе в стылое утро, не сговариваясь, выбираем одинаковый темп и рулим за угол дома. Довольно свежо, на календаре первое ноября, ещё чуть‑чуть, и наступит настоящая зима.

– Не замёрзла? – поворачиваю к ней голову.

– Не-а, норм. А ты? – улыбается, щёки и нос красные.

– Я тоже норм.                                                              

Странные у нас отношения. Всякое было с женщинами, но вот такого – никогда. Весь этот год вообще получился странным, в кучу собрать – очуметь можно от разномастных событий. К сожалению, больше плохих, чем хороших. Впрочем, о первых вспоминать не хочется. Тем более сейчас.

– А давай сегодня опять в кафе посидим? Как вчера, – рассекая воздух локтями, старается не отставать.

– А давай, – легко соглашаюсь, понимая, что как‑то всё оно против моей воли катится не туда.
Совместные ночи, посиделки в кафе, сильно напоминающие свидания, задушевные разговоры… Не приведёт это всё к добру, после такой «дружбы» один обязательно останется с разбитым сердцем. Если не оба.

– У меня пары в половине второго заканчиваются. Давай прямо там, в «Вилке» встретимся?

– О'кей, в час тридцать я буду там.                      

А вообще, кто сказал, что этот путь – путь «не туда»? Да и дружба бывает разная.                                                                                                                                                                                                                                                                                                     

Часть 14. Вика

***

Открываю дверь и, бросив связку ключей на тумбу, зову:

– Са‑аш, ты дома?                                                

Тишина. Нет его. Ну правильно, он говорил, что уйдет по каким‑то делам, пока я буду на учёбе. Вообще, сбегать с пар я не планировала, но на месте вот совершенно не сиделось, не до лекций. Поэтому я решила пойти домой и, сама не верю, что говорю это – убрать в квартире!

Сегодня утром у меня словно глаза открылись – какой же кругом срач! На полу крошки, в углах паутина, на полках доисторической стенки в зале сантиметровый слой пыли. Саша корректно молчит, но я же вижу, какой он аккуратный – каждое утро свою постель заправляет просто идеально, уголок к уголку. Решит ещё, что я неряха. А мне почему‑то не хочется, чтобы он думал, что я хуже, чем есть на самом деле. И это тоже странно, потому что раньше мне было наплевать на мнение окружающих.

Но с ним… я сама себя не узнаю. Хочется стать лучше, что ли. Женственнее.

Возвращаясь из шараги, я сделала немыслимое – зашла в торговый центр и купила чулки. А потом ботинки на высоких каблуках на осенней распродаже. Докатилась! Где я – и где каблуки! Но вот почему‑то захотелось прийти на свидание новой. Красивой.

Так, стоп. Я сказала «на свидание»?                     

Почти два битых часа я драила дом: вытряхивала половики, пылесосила и смывала с плиты слой засохшего жира. Потом ещё час накручивала локоны и наводила марафет. Только сегодня поняла, для чего нужны все эти бьюти‑блогеры, реально помогли!

В начале второго я, раскрашенная и цветущая, цокая новыми, ужасно неудобными, но невероятно крутыми шпильками, выхожу из дома и три остановки иду по осенней жиже до «Вилки».

Представила его глаза при виде прокачанной меня, и в животе что‑то как будто перевернулось. Мне так отчаянно хочется, чтобы он заценил мои старания! Чтобы он понял, что никакая я ему не «бро». Неплохо бы уже выйти из френдзоны, засиделись. Да, возможно, всё без толку, но хотя бы попробовать… Сегодня утром я заметила, как он на меня смотрит – я точно ему как минимум симпатична, а он мне… да он мне нравится, чёрт побери. Нравится! Можно сколько угодно разыгрывать безразличие, но себя же не обманешь.

Я иду и, несмотря на отвратительную погоду, чувствую себя до идиотизма счастливой, предвкушая встречу.

Вот уже торчит торец кафе с прозрачным от пола до потолка окном. А вон он, Саша – за забрызганным мелкой моросью стеклом, сидит за столиком и… целуется с какой‑то брюнеткой.

Сердце, словно сбитая точным ударом кегля, рухнуло куда‑то в пропасть.                                                                                                                                                                                                              

Часть 15. Саша

***

Вернувшись после пробежки и проводив Вику в – как она сама называет – шарагу, я долго думал, на что убить время. Немного побродил по городку, а потом внезапно осенило навестить бывшую воинскую часть, увидеться со старыми сослуживцами. Пусть мы прослужили не так долго бок о бок, но в армии время идёт будто в каком‑то ином измерении, и волей‑неволей все становятся одной семьёй. Необязательно дружной, но всё‑таки не чужими друг другу людьми.

Я шёл неторопливо пешком, вспоминая, как ещё зелёным старлеем ходил когда‑то по этой же дороге. Особенно одну дико холодную зиму помню в первый год службы: снега по колено, мороз за тридцать, а у нас на полигоне плановые стрельбища. И чешешь как идиот в пять утра, упакованный в термобельё, подштанники, «зелёнку» и старый добрый бушлат. Автобусы в такое ранее время ещё не ходили, своего транспорта, конечно, не было. Идёшь, проклинаешь всех и вся. Тогда это нервировало дико, хотелось другой армии – «нормальной», а не этой прелюдии. Хотелось взять автомат наконец‑то по делу.

Уже потом, на войне, я много раз вспоминал эти мирные дни и свои переполненные амбициями мысли о «нормальности».

Дурак был, что тут скажешь.                            

Уже подходил к части, как меня выдернул из раздумий телефонный звонок. Я думал, что это Женёк Попов – в прошлом лейтенант‑балагур, а сегодня капитан, отец семейства. Но это оказался не он…

– Оль? Привет. Ты чего?                                                      

– Саш, ты где? Нам встретиться нужно. Это срочно!

– Прямо сейчас?                                                      

– Да, прямо сейчас! – всхлипывает. – Это… это крайне важно.

– Может, по телефону расскажешь?                             

– Нет, только лично! Пожалуйста! Я не отниму у тебя много времени.

Да что ты будешь делать! И эта тоже в слезах звонит. Вы меня доконаете, женщины.

Смотрю на часы – перевалило за полдень, с Викой мы договорились встретиться в половине второго в «Вилке», до которой отсюда минут сорок. А ещё Оля… Визит в часть, по ходу, отменяется.

Негодую. Как всё не вовремя! Но не посылать же её, в конце концов, вдруг что‑то действительно серьёзное стряслось.

Снова бросаю взгляд на часы, прикидывая в уме, как лучше поступить. Вариант всего один. Может, не самый удачный, но иначе я просто не успею.

– Хорошо, у тебя будет десять минут. Приезжай в «Вилку» на пересечении Богомолова и Вавилова, знаешь?

– Знаю. Скоро буду.                                         

Надеюсь, разговор будет коротким, и мы успеем обсудить всё до того, как придёт Вика.

***                                                                     

Захожу в тёплое нутро кафе и вижу, что Оля сидит у окна, взволнованно теребя в руках салфетку. Готов поспорить, что скоро начнёт складывать из неё квадратики – старая и такая знакомая её привычка.

На столе почти допитый бокал красного вина. Днём.

Кажется, плохо дело, на неё это совсем непохоже.

– Привет ещё раз.                                              

Отодвигаю стул и сажусь напротив. 13:15. Занятия у Вики заканчиваются в половине второго, сама сказала, плюс сколько‑то потратит на дорогу. Запас вроде бы есть, но всё равно как‑то оно некомфортно – сначала с одной посидел, потом другая подошла…

Перевожу взгляд на «другую». Не знаю, что у неё там произошло, но выглядит она действительно неважно, хотя её мало что может испортить: ни заплаканные глаза, ни чуточку лишних лет…

– Прости, но у тебя правда несколько минут. Потом у меня дела.

– Ты пришёл, – улыбается слегка пьяненько, – я рада тебя видеть. Ой, – задевает бокал, и я успеваю поймать тот за ножку в последнюю секунду до падения, на что Оля немного нервно хихикает: – Извини, я такая неуклюжая сегодня.

– Вино? А ты на часы вообще смотрела? В Англии время дневного чая.

– А мы не в Англии, мы в России, здесь времени, неподходящего для поддать, не существует. Особенно если повод есть, – ставит локоть на стол и подпирает кулачком щеку: – Ты красивый такой, Градов, с ума сойти. Я уже забывать стала. С годами только хорошеешь.

– А ты, по ходу, нормально накидалась, – зна́ком показываю официанту, что мне ничего не надо, и снова смотрю на бывшую. – Ты по какому поводу звонила?

– Я Антона послала.                                                            

– Так вы же женитесь скоро!                                 

– Уже нет… Я кольцо ему вернула, – и смотрит на меня так, что всё становится ясно без дальнейших объяснений.

Вот этого мне только не хватало!                              

– Оль, ну ты совсем, что ли? – чуть понижаю тон. – Вы уже несколько лет вместе, сама говоришь – нормальный мужик.

– Но тебе в подмётки не годится! – опускает руку на мою ладонь, и сразу же пальчики скользят выше под рукав моей куртки. – Увидела тебя и поняла, что как‑то неправильно живу. Как будто всё на свои места встало с твоим появлением, понимаешь? Я не люблю его, а вот тебя…

– Так, тормози, женщина, – убираю руку и пытаюсь перевести всё в шутку. – Это говоришь не ты, а вот этот коварный «Совиньон».

– Мы вчера с ним поговорили, я трезвая была. Он пока к родителям уехал, вещи заберёт чуть позже. Всё, Саш, я решила! – снова пытается перейти от вербального контакта к физическому, но я чуть отодвигаю кресло от стола, увеличивая между нами дистанцию.

Кажется, идея договориться о встрече здесь была крайне дерьмовой. Сэкономил время, называется. Да она вообще не планирует уходить!

Большая стрелка на настенных часах стремительно приближается к середине циферблата, значит, скоро придёт Вика, а тут Оля…

Да, я ничего не должен ни одной, ни второй, но всё‑таки.

– Если решила, ну что ж, ты женщина взрослая.

– Ты хотел сказать «старая»? – обиженно вздёргивает подбородок. – Передали мне, что видели тут тебя с какой‑то малолеткой, по паркам рассекали. И когда ты только успел пикапером стать, Градов?

Часть 16

***                                                                

Время десять вечера, Вики до сих пор нет, и я словно идиот сижу запертым в четырёх стенах, абсолютно не зная, что предпринять.

Куда она могла испариться? Мы договорились встретиться в кафе после её занятий, всё было нормально, она была в приподнятом, даже игривом настроении, и ничего не предвещало каких‑то заморочек.

Что пошло не так?!                                                  

Включив режим «шерлок», двумя часами ранее нашёл в интернете номер кафе, где она подрабатывает: оказывается, у неё сегодня должна была быть вечерняя смена, но официантка месяца неожиданно взяла отгул – заболела. Лежит дома с температурой. Ну да, ну да.

Где её носит, у меня нет ни малейшего понятия, номеров телефонов её подружек тоже нет. Устав строить теории, снова набираю кафе и спрашиваю, работает ли сегодня Марина, именно она тогда доложила Викиному дружку, что я её искал.

Марина испугано мнётся, морозится, но потом всё‑таки колется, где зависает этот Рустам…

– В гараже у Дёмы. За Культиваторным заводом частный сектор, гаражи напротив как раз. Дёмин раскрашен под флаг Динамо, не пропустишь.

Ну отлично, единственное, чего мне не хватало – это дворовой романтики. И по морде нормально давно не бил. И не получал.

– Узнаю, что ты его предупредила…                             

– Я же не дура! – обижается. – Молчу!                 

Натягиваю толстовку с капюшоном, сверху куртку, затягиваю шнурки потуже и иду почти полчаса к чёрту на куличики, а если быть точнее – к этим долбаным гаражам за Культиваторным заводом. Благо, помню территориально, где находятся. Ещё бы забыть – местная «достопримечательность», где развернули широкую торговлю всем, что горит, дымится и течёт по венам. А районным полицаям плевать, главное, чтобы всё по‑тихому и без громких разборок. Ну и своевременные откаты, само собой.

Гараж с раскрашенными под флаг Динамо воротами действительно вижу издалека, такое художественное убожество не пропустить, да простит меня футбольный клуб. Из крошечных окошек вентиляций льётся свет, доносится музыка и мат. Подхожу к воротам, стучу.

Устав ждать гостеприимства, стучу ещё, уже громче.

Наконец‑то двери распахиваются, и на меня смотрит нечто с рыбьим взглядом. Кажется, ему настолько хорошо, что даже плохо.

Молча отодвигаю "нечто" рукой и без спроса вхожу внутрь.

Накурено, радиатор пыхтит вовсю, воняет хрен пойми чем. Из салона старого «Жигули» доносится характерное пыхтение, но тем, кто собрался на засаленном диване, на это плевать, по ходу, подобная картина здесь не редкость.

Кстати, а вот и он – Викин придурок, а на коленях у него…

В первую секунду кажется, что это Вика – глаза моментально наливаются кровью, а вены заполняет колкий адреналин. Но потом понимаю, что это не она. Какая‑то неряшливая девчонка, к тому же прилично поддатая. Только цвет волос похож.

– Чего надо тебе? – первым подаёт голос Рустам, даже не поднимая зад с дивана. Делает вид, что ему всё равно, но я вижу, как сильно он напрягся.

– Вика где? – тоже игнорирую приветствие.

– Понятия не имею, мы разбежались. Теперь ты же её выгуливаешь.

– Рот закрой! – собираю последнюю волю в кулак, ибо если сейчас начнётся месиво, всё закончится плачевно. Не исключаю, что для Вики тоже, потому что время ночь, а она неизвестно где. – Где она может быть? Она исчезла, дома её нет.

– А я откуда знаю?! Я её не видел, – вальяжно опускает ладонь на покрытое сетчатыми колготками бедро своей новой подружки. – С шалавами дел не имею.

– Что ты сказал? – не слишком вежливо сталкиваю с его колен девицу и, вцепившись в воротник, поднимаю ублюдка с дивана. – Повтори ещё раз.

– Э, мужик, полегче! – оживает нарик, что открыл ворота. – Брейк, пацаны. Ну чё вы, хорошо же сидели.

– Как ты Вику назвал? – шиплю в рожу уроду.             

– Никак. Тебе послышалось.                                  

– Чувак, я сегодня очень устал и вообще злой как чёрт. И мне очень сильно хочется набить кому‑то морду. А твою – особенно.

– Да не кипятись ты! – поднимает руки ладонями вперёд, защищаясь. – Я с тобой махаться не собираюсь. Не знаю я, где она! Понятия не имею. Так, слышал мельком, что видели её с Катькой у клуба нового. Но я хз, куда они потом.

По роже ему дать по‑прежнему хочется, кулаки так и чешутся, и в другой раз бы так просто не ушёл, но сейчас голова другим забита.

– Что за клуб?                                                               

– «Стрелка», у ж/д вокзала.                                    

Отпустив его воротник, не прощаясь, иду на выход, а уже у двери оборачиваюсь:

– Вика не шалава. А вот ты мудак.                                                                                                                                                                                                                                                                                         

Часть 17

***                                                                              

Дорога до вокзала занимает ещё минут тридцать. Автобусы в этот час здесь уже, конечно, не ходят (привет, провинция!), номеров такси у меня нет, поэтому снова иду пешком.

Жарко и очень нервно. Может, зря я это всё, и ничего страшного не произошло – ну, пошла девчонка с подружкой в загул, с парнем рассталась, надо посплетничать, плакаться, «обмыть» это дело. Бывает. Но ведь мы с ней договаривались встретиться в кафе, а она не пришла. И с работы отпросилась почему‑то. Именно это и заставляет насторожиться.

Может, я обидел её чем‑то? Да вроде нет, нормально расстались, даже флиртовала, в доме порядок навела. Точно всё хорошо было, но вот почему‑то исчезла… Такой, как она, личный телохранитель нужен, не иначе. И сразу мысль: а кто будет за ней следить, когда я уеду? А ведь я когда‑нибудь уеду…

У клуба «Стрелка» довольно немноголюдно, что неудивительно – понедельник, но какой-никакой народ всё равно кучкуется у входа. Мёрзнут, перетаптываются, курят и ржут как кони. Вики среди них нет. Выход один – заглянуть внутрь и, если там её нет тоже, идти домой. Сколько уже можно бегать за ней по всему городу, в самом деле.

На входе вместо мордоворота, как это принято в клубах столицы, стоит бабушка «божий одуванчик». Она и гардеробщица, и охранник, и уборщица наверняка.

– Куда?! Вход триста рублей! – тормозит меня бойко у дверей «одуванчик», поэтому пришлось выворачивать карманы и искать чудом завалявшуюся там пятихатку. – Не наш, что ли? – косится, засовывая купюру в барсетку. – Я наших всех знаю.

– Не ваш. Ну, я пойду? – забираю из её рук браслет и сдачу и запихиваю комом в карман.

В зале практически пусто, отчего игра лучей стробоскопа по потолку и громкая клубная музыка кажутся здесь печально лишними.

Нет здесь Вики – несколько столов заняты, и, считай, одни мужики. Накатывает отчаяние и такая дикая усталость. Даже, наверное, злость.

Бегал весь вечер как дебил по городу, искал её, а она наверняка просто тусуется на какой‑нибудь хате, на вписке или где там сейчас принято тусоваться студентам. Плевать она хотела и на меня, и на мою заботу. Долбаный комплекс супермена, пора с этим завязывать.

А ещё на эмоциях думаю, что надо было вместо вот этого всего поехать к Ольге, и похрен, что было бы дальше. Я взвинчен донельзя и зол. А ещё хочется выпить.

Заказать, что ли, стопку, а потом валить?

А завтра домой, в Москву. Всё, хватит, «весёлые» каникулы закончились.

– О, Саш, приве‑ет, – сзади меня обхватывают за плечи чьи‑то тёплые руки. Оборачиваюсь. Катя. Пьяненькая, волосы повисли сосульками вдоль лица. – А ты чего тут?

Липнет ко мне уже спереди, медленно покачивая бёдрами под ритмичную музыку.

– Где Вика? – стою на месте, отчего со стороны наверняка может показаться, что девчонка крутится возле столба. – Весь день её найти не могу.

– Так здесь она, со мной.                                     

– Здесь?!                                                                       

Я хоть и злюсь, но всё равно чувствую, как с плеч словно рухнул многотонный груз.

– Да, в туалет пошла, носик припудрить. Сейчас придёт. Пойдём потанцуем, – тянет меня на практически пустой танцпол.

– Кать, я устал, – пытаюсь мягко освободиться, но она, как и Оля днём, вцепилась в меня не на жизнь, а на смерть.

Посбесились вы тут все, что ли, девчонки.                 

Обижать как‑то её не хочется, молодая ещё, мнительная. Ну ок. Вяло перебираю ногами, то и дело оборачиваясь на указатель WC. Катя, положив голову на мою грудь, самозабвенно танцует, не забывая тереться о меня всеми возможными местами.

Кто научил её так клеить мужиков?!                     

– Да сейчас она придёт, расслабься ты, – приподнявшись на цыпочки, выдыхает мне на ухо.

– Я не напрягаюсь.                                                  

– Ага, вижу я. Вон у тебя мышцы как забиты, – разминает пальцами через куртку мои плечи. – А хочешь, – глаза загораются, – массаж?

– Не хочу.                                                          

– Я делаю хороший массаж, тебе понравится, – жмётся ближе. – Если ты о чувствах Вики переживаешь, то не сто́ит – она не обидится. Куда уж больше.

– В смысле? – останавливаюсь. – Она на меня обиделась, что ли?

– Ну да. Вы же с ней встретиться в кафе договорились, а ты тёлку туда какую‑то притащил. Ещё и целовался с ней.

Твою же ты мать, а! Она всё увидела и, конечно, неправильно поняла.

Снимаю с себя руки девчонки, и желание заправиться становится острее.

– Где ваш стол?                                                    

– А, да вон он, – оборачивается и указывает рукой на заставленный горячительным стол, за которым сидят какие‑то мужики.

– Вы что, с ними?                                               

– Ну да. Это Тёма, Денис, Лёха. И ещё один, четвёртый, не помню, как зовут, он тоже в туалет пошёл.

– Как это – не помнишь, как зовут?                                   

– Так мы только сегодня познакомились, это не местные, – жмёт плечом. – Пошли, они нормальные вроде, угощают.

Снова оборачиваюсь на WC. Вики долго нет, какой‑то неизвестный хрен пошёл туда же…

Слишком я хорошо знаю эту жизнь, чтобы думать о ней лучше, чем она есть.

– Я сейчас, – разворачиваюсь и иду в сторону туалетов и, конечно, едва подойдя к мужскому, слышу в одной из кабинок возню и женские крики:

– Отвали! Слышишь? Руки убрал!                         

– Ты же сама пошла, хорош ломаться!                      

– Да, но я в женский пошла, а ты меня поймал и сюда затащил! Руки убери, я сейчас орать буду!

– Ори сколько влезет. Всем похрен.                         

– Открой! – долблю по двери. – Открывай сейчас же или я просто сломаю замок нахрен. А потом дам тебе по роже.