Грубиян

1. Нина

От оглушительного треска разбившейся о стену бутылки и пьяных выкриков мне хочется со всей силы зажать уши ладонями. Давно бы уже пора привыкнуть к выходкам своих далёких от идеала родителей, вот только никак не могу перестать вздрагивать от этих злых резких звуков. Тихо, стараясь не скрипеть старой кроватью и осторожно ступая по чуть вздутому полу, медленно двигаюсь к двери и закрываю её на хлипкую защёлку. Защита, конечно, так себе, но с ней я чувствую себя в большей безопасности.

Кончиками дрожащих пальцев провожу по изрешеченной поверхности двери, пересчитывая отверстия, на которых раньше держалась защёлка. Даже приблизительно не могу вспомнить, сколько раз пьяный в усмерть отец выбивал мою дверь, за которой я пряталась всякий раз, как они с матерью покупали алкоголь.

Вздрагиваю от очередного резкого ругательства, и маленькая заноза с двери больно впивается в кожу на ладони. Вновь раздаётся звон бьющейся посуды, а вслед за ними – громкие шаги в направлении моей комнаты. Я отскакиваю от двери и с ногами забираюсь в самый дальний угол кровати, словно небольшое пространство старенькой полуторки способно защитить меня от кулаков родителя.

– Какого чёрта в доме такой бардак? – орёт из коридора отец, и моя дверь в очередной раз не выдерживает его натиска. Отец врывается в мою комнату, и его стеклянные глаза заставляют мою испуганную душу забиться куда-то в угол. – Я тебя должен за бесплатно кормить?! Ты знаешь, сколько мы с матерью впахиваем, чтобы дать тебе всё необходимое?!

Я знала. Только вместо того, чтобы обеспечивать меня, родители всё до последней копейки спускали на выпивку, и от бесконечной череды бутылок избавляться приходилось именно мне. Я уже давно привыкла к сочувственным взглядам соседей, которые одаривали меня ими каждый раз, стоило мне появиться в поле их зрения с очередным пакетом пустой, противно звякающей стеклотары. А так как ни одна из попоек родителей не заканчивалась мирно, то ещё и уборка нашей маленькой двушки тоже целиком и полностью лежала на мне. Я благодарила Бога лишь за то, что у меня была отдельная комната, в которой я могла спрятаться хотя бы ненадолго.

– Мне было некогда, – не поднимая глаз, тихо отвечаю. – Я только что вернулась из института.

– Так может тебе стоит бросить этот свой институт, раз у тебя на семью вечно времени не хватает?!

От подобной перспективы меня передёргивает. Я сутками корпела над учебниками, чтобы сдать вступительные экзамены и пройти на бюджет; по нескольку дней сидела без сна и еды, которую не откуда было взять, потому что родители «финансируют» ликёро-водочный завод. Из-за этого все мои старые вещи болтались на мне мешком; сердобольные жители нашей панельной пятиэтажки время от времени снабжали меня ненужными им вещами, из которых выросли их дети или внуки, и я с благодарностью принимала каждый элемент гардероба, потому что попросить денег на одежду у родителей никогда не рискну.

Пока я раздумываю над тем, как ответить отцу и не получить за это тумаков, он подходит чуть ближе, и нос начинает щипать от едкого запаха перегара, которым, кажется, пропиталась вся наша квартира, несмотря на все мои усилия, которые я прикладываю для того, чтобы отодрать её от грязи. Боюсь дышать даже через рот, потому что, даже не чувствуя этот смрадный запах, готова потерять сознание.

– Если такое ещё раз повторится, я на тебе живого места не оставлю, поняла?! Неблагодарная тварь!

Успеваю лишь сжаться в комочек перед тем, как отец замахивается и даёт мне звонкую пощёчину, которая выбивает из моих лёгких весь воздух. Это заставляет меня сделать резкий вдох, и я буквально захлёбываюсь от спёртого алкогольного перегара. Сжимаю зубы, чтобы не разреветься перед отцом и не получить удар посильнее, и просто надрывно киваю в ответ.

Удовлетворившись проведённой воспитательной работой, родитель скрывается в коридоре, напоследок громко хлопнув дверью, отчего защёлка окончательно отваливает и залетает куда-то под кровать. Стараясь сдерживать слишком громкие всхлипывания, зажимаю рот ладонью и рыдаю беззвучно. В этот самый момент мне хочется просто сбежать куда-нибудь, но у меня нет других родственников, кроме престарелой бабушки, которая была бы не против моего переезда, но там меня станут искать в первую очередь. А подставлять под удар помимо себя ещё и бабушку очень не хотелось. Она – единственный человек, который нормально ко мне относится.

Минут сорок просидев съёжившись, решаюсь наконец двинутся с места, словно одно только моё шевеление способно вызвать очередную вспышку гнева у отца. Мать более пассивна, когда выпьет, и руки не распускает, но и защищать меня не стремится; лишь ехидно ухмыляется, словно радуясь, что от кулаков отца достаётся не только ей одной.

Сползаю с кровати и первым делом устремляюсь к зеркалу – оценивать масштаб катастрофы. Как бы прискорбно это ни звучало, я уже давно привыкла и смирилась с побоями, только держать в руках эмоции пока не научилась. Один Бог знает, сколько ещё подобных побоев мне предстоит перенести, чтобы выдерживать каждый удар с выражением лица, будто ничего не произошло.

На горящей огнём щеке безобразной кляксой багровеет синяк. Привычным движением руки выдвигаю верхний ящик потрёпанной жизнью тумбочки и выуживаю оттуда очередной тюбик тонального крема: им я запаслась уже давно, как только отец ударил меня первый раз за то, что поступила в институт. Когда он смог ясно выражаться, оказалось, что он уже давно договорился со своим другом, таким же злоупотребителем алкоголя, как он сам, о том, что после окончания школы я приду к нему в магазин в качестве кассира. А я, неблагодарная тварь, как любит выражаться отец, вздумала искать лучшей жизни. Потому что, по его словам, работа в этом замызганном магазине, который выглядит хуже общественного туалета на заправке, – предел мечтаний. Только у меня были другие мечты – я хотела стать психологом, чтобы людям, попавшим в подобную ситуацию, было к кому обратиться.

2. Максим

Уважаемые читатели и читательницы! Перед началом чтения решила нужным предупредить Вас о том, что Максим– действительно грубиян, и в главах от его имени будет непростительно много ненормативной лексики. Прошу за это прощения, но сложный по характеру Макс отличается от более мягкого и культурного Кирилла, так что мат никуда деть не могу) Поломанная судьба – дело такое; тут не до моральных условностей :)

______________________________

– С каким персонажем ты себя ассоциируешь? – услышал я голос Лёхи сквозь алкогольную дымку.

Я нахмурился.

– Чё за бред?

– Да что ты везде суть ищешь? – встревает Егор. – Просто ответь на вопрос!

Но мне сегодня почему-то было не до шутливых перебранок, хотя обычно я же первый их и затевал.

– Отвалите.

Опрокинул в себя очередную порцию рома и скосился в сторону светящегося от счастья Кирилла: даже трезвый он был доволен выше крыши, а уж пьяному сам Бог велел... Сегодня наша первая попойка со дня свадьбы лучшего друга, так что мы, можно сказать, продолжаем гулянку. Я ему искренне завидовал, потому что таких открытых и чистых девушек как Ксюша можно было по пальцам пересчитать. Вокруг в основном были охотницы за статусом или конкретные шлюхи, которым не нужно ничего, кроме денег и побрякушек.

– Тогда я скажу, с кем ты ассоциируешься у меня, – хмыкнул Костян. – Ты напоминаешь мне Стича: вроде прикольный, но злой – капец; чё говоришь – нихрена не понятно и вообще та ещё псина.

– А ещё постоянно синий, – добавляет Лёха.

Пару секунд мы переглядываемся, и на весь боулинг-клуб раздаётся наш дикий ржач. Меня слегка отпускает, и на это короткое время я позволяю себе не думать о том дерьме, которое в памяти всколыхнул своим появлением Никита.

Отсмеявшись, я поймал на себе внимательный взгляд Кирюхи и вопросительно приподнял бровь.

«Ты в порядке?», – спрашивали его глаза.

Я не привык врать друзьям, так что неопределённо передёрнул плечами, потому что и сам не знал, в порядке ли я.

– У тебя эмоциональное состояние как у рыбы, – бурчит недовольно Егор. – Совсем разучился веселиться.

Он обвинял меня в том, в чём я сам совсем недавно обвинял Кирилла.

– У рыб нет никаких эмоций, – возражаю в ответ.

Лёха усмехается.

– А вот и есть.

Я окинул нашу компанию скептическим взглядом: до чего мы докатились – обсуждаем ихтиологию...

– И какие же?

– А у них тоже всё плохо, – начинает Егор. – Рыбаки хитрые. Вода мутная. Поговорить не с кем. Крабы дерзят.

– Твоих детей жрут с бутербродами, – подключается Лёха.

– Мумией твоей бабки херачат об стол, – не остаётся в стороне Костян.

Моё лицо вытягивается от удивления, и я перевожу взгляд на Кирилла, который из последних сил сдерживается, чтобы не заржать.

Только сейчас до меня доходит, что всю эту херню парни выдумали лишь для того, чтобы вывести меня из застойного болота, в которое меня затянуло. В очередной раз не сдерживаюсь и начинаю ржать до рези в животе и брызжущих из глаз слёз. Наверно, нервное...

Парни подключаются, и мы дружно выпиваем ещё по паре стопок.

– А если серьёзно, – выдаёт вдруг Костян, смотря на меня. – Что с тобой происходит в последнее время?

Я не знал, что именно он хочет от меня услышать. Трагедии парней тоже были серьёзными, но только у меня, Лёхи и Кирилла они были непосредственно связаны со старшим братом последнего. Костяну с Егором просто не повезло. Хотя нет, Костян сам был виноват в своих бедах, потому что нехрен было садиться за руль в нетрезвом виде. На себя самого он уже давно перезлился, а вот я...

Это как в фильме «Ночь в музее»: были там лошади, которые останавливались, только услышав слово «Дакота». Так и я, – стоило услышать имя Никиты, как меня тут же накрыло, причём так, что до боли хотелось почесать об него кулаки.

– Всё со мной нормально, – бурчу в ответ.

Мы все, конечно, будущие психологи, хотя парни мне и без этого бы не поверили, но самокопание – это одно, и совсем другое, когда кто-то – пусть и лучшие друзья – хочет вытащить твою внутреннюю черноту наружу и рассмотреть её под микроскопом.

– Послушай, я понимаю, что всё произошедшее – и то, через что мы прошли, и возвращение Никиты – не назовёшь эпизодом из хорошей жизни, но ведь минус на минус даёт плюс.

Костян действительно верил в то, что говорил, но...

– Это правило работает только в математике. Во всех остальных случаях получается просто двойной пиздец. – Я минутку подумал. – Мне бы очень хотелось расквасить его рожу.

3. Нина

Домой я так и не вернулась. И не только потому, что не хотела, – Алиса буквально загородила собой входную дверь и сказала, что я никуда не пойду. Я долго разрывалась между тем, чтобы излить душу хоть одной живой душе и тем, чтобы не выносить сор из избы. В итоге победило первое, и я взахлёб рассказала подруге о том, через какие мытарства мне приходится проходить день за днём, чтобы банально вырваться из этой бесконечной кабалы. Весь вечер Алиса отпаивала меня чаем и впервые в жизни не вставила ни одного комментария и ни разу не перебила, пока я выкладывала всё как на духу. Только внимательно слушала, изредка поджимая губы, сжимая руки в кулаки и хмурясь. А после, когда я наконец сбросила этот чудовищный груз недосказанности со своих плеч, она несколько минут молчала, обдумывая услышанное.

– Останешься у меня, – тоном, не терпящим возражений, произнесла она наконец.

– Ели честно, я и сама хотела напроситься переночевать у тебя сегодня, – потупившись, признаюсь я.

– Ты не поняла меня, – качает головой подруга. – Ни сегодня, ни завтра, ни даже через месяц – ты не вернёшься в это место. Его даже домом назвать язык не поворачивается! Такие вещи творить с собственным ребёнком!

Мне начало казаться, что я зря рассказала ей о том, как пару недель назад отец схватил меня за волосы и шарахнул головой о стену, потому что я посмела отказаться на ночь глядя идти в магазин за «добавкой» для них.

Пару секунд я просто смотрю на подругу круглыми глазами.

– То есть, как не вернусь? – туплю я. – Это же... там же...

– Ну что «это»? Что тебя там ждёт? Очередной скандал наряду с побоями? Хочешь снова лицезреть пьянку своих родителей? Или предоставить другим собутыльникам своего отца шанс изнасиловать тебя?

Её слова были жёсткими, но обижаться я не стала, потому что Алиса говорила чистую правду. Думаю, мне нужен был именно такой пинок под зад, чтобы начать делать хоть что-то для того, чтобы изменить свою жизнь.

Подруга не разрешила мне переступать порог собственного дома даже для того, чтобы забрать личные вещи. Перекопав свой шкаф-купе, она отдала мне почти половину своей одежды, благо у нас была схожая комплекция, хотя вещи на мне всё равно немного болтались. Алиса только цокала и качала головой на мой внешний вид.

– Тебя кормить надо десять раз в день. На тебя же без слёз не взглянешь...

Собственно, свои слова она тут же воплотила на деле, заставив съесть чуть ли не мою прежнюю недельную норму еды. От такого счастья мой желудок чуть не умер, причём в буквальном смысле: скорее всего, он уже стал сиамским близнецом позвоночника, так что мне заново придётся учиться есть как нормальному человеку.

В понедельник после учёбы Алиса потащила меня в торговый центр – купить кое-какую мелочёвку для меня вроде домашних тапочек или зубной щётки. Мне было, мягко говоря, неудобно от того, что она тратит на меня свои деньги, хотя сама девушка только отмахивалась.

Из универа я выходила словно нашкодившая школьница – оглядываясь по сторонам с таким усердием, что голова осталась на плечах только чудом. А всё потому, что меня преследовал какой-то первобытный страх, что родители заявятся в институт и сделают из меня посмешище на весь город до конца моих дней. Уже в торговом центре до меня дошло, что ни мать, ни отец не знают, в каком именно универе я учусь. Это был единственный плюс в том, что мои родители совершенно не интересовались моей жизнью.

Алиса протащила меня буквально волоком по всем магазинам, на которые упал её взор. Я не помню, чтобы за всю свою жизнь вообще меряла столько одежды, сколько она заставила меня перемерять. В итоге мы в четыре руки были завалены именными пакетами с эмблемами бутиков, в которых Алиса оставила непростительно много денег. Но на моё счастье мы уже направлялись к выходу.

– Посмотри-ка на эту красоту! – воскликнула подруга, протягивая руку в сторону витрины магазина, мимо которого мы как раз проходили. – Ты обязательно должна его надеть!

Пропустив мои протесты мимо ушей, Алиса прямиком направилась в магазин с многообещающим названием «Сказка». Там подошла прямо к консультанту и попросила её показать нам платье, которое ей приглянулось, только моего размера. Девушка кивнула и скрылась из вида, чтобы через пару минут принести расшитое блёстками серебристое чудо длиной до колен. Забрав мои пакеты, Алиса вручила мне платье и подпихнула в сторону примерочных, и мне не осталось ничего, кроме как выполнить её приказ.

Платье действительно село как влитое, несмотря на мою неестественно ненормальную худобу, однако в зеркало смотреться не спешила: в конце концов, его на мне хотела увидеть Алиса, а не я.

Я выплыла из примерочной и остановилась напротив подруги, которая вышагивала туда-сюда. Осмотрев меня критическим взглядом, она покачала головой.

– Так не пойдёт. – Я уже собиралась вернуться в примерочную и переодеться обратно в свои вещи, но Алиса повернулась к консультанту. – У вас есть какие-нибудь туфли?

Девушка вновь кивнула и на пару минут исчезла. А когда вернулась и протянула мне туфли с Эйфелевой башней вместо каблука, я в ужасе уставилась на подругу.

– Я не смогу ходить на таких!