Как одеться на собственные похороны?
Тяжелая задача.
Может, вот это синее платье с глубоким декольте? Или вот это полупрозрачное бежевое? А что если вот это изумрудное с голой спиной?
Или вот это черное с жемчугом на широких бретелях и разрезом чуть выше колена, в котором восемь лет назад на Новый год я потеряла голову? А, может, вот это голубое с пайетками, в котором сошла с ума от любви на школьном выпускном?
Думаю, лучше все-таки новогоднее черное. Оно как раз закрывает мою татуировку. Когда-то я выбирала этот наряд специально для него… И мечтала, чтобы его с меня снял тоже он. Вот только в итоге в ту новогоднюю ночь это платье я в слезах стащила с себя сама.
В этот раз будет точно так же.
На моих похоронах очень людно. Все красивые, нарядные. Смех, веселье, шампанское рекой. Группы девочек делают счастливые селфи, группы мальчиков ищут, кого бы снять на эту ночь. Папа постарался, пригласил человек 300. Он по-другому никогда не умел устраивать мероприятия. Даже на похоронах родной дочери он намерен провести парочку-другую переговоров по бизнесу.
Многочисленные гости замолкают, потому что в зал под торжественную музыку выходят два моих палача. Их приветствуют аплодисментами, а они идут и светятся счастьем.
Через пять минут они меня убьют.
Они становятся перед судьей – женщиной в летах – и с широкими улыбками слушают, что она им говорит.
– Да, – отвечает первый палач.
– Да, – произносит второй.
Я опускаю свинцовые веки. Выстрел сделан прямо в сердце. Я мертва. Вот только, к сожалению, внутри, а не снаружи.
Снаружи я сейчас должна улыбаться и хлопать в ладоши, как и все остальные 300 человек. Изображать счастье и радость. А еще я должна одной из первых подойти к своим палачам и поздравить их.
Я же, черт возьми, сестра жениха!
Уверенной походкой и с широкой улыбкой направляюсь к ним. Ловлю на себе взгляд Максима через плечо какого-то друга, который его сейчас обнимает. Он жадно скользит по мне глазами снизу вверх и обратно. Мне кажется, я даже вижу, как Максим тяжело сглатывает.
Подхожу к нему вплотную и заглядываю в карие глаза. Когда-то я в них тонула. Желваки на его щеках дергаются, челюсть плотно сцеплена. Я обвиваю его шею руками. Он шумно выдыхает и обнимает меня за талию, притягивая к себе. Держит намного крепче и намного ближе, чем полагается держать сестру.
– Поздравляю, братик. Желаю тебе счастья, – шепчу на ухо, а затем едва ощутимо касаюсь губами его щеки.
От моего поцелуя он дергается и на мгновение притягивает к себе еще ближе. Все это занимает секунды, поэтому окружающие нас люди ничего не замечают. Но мы с Максимом замечаем.
– Спасибо, сестренка, – отвечает мне сквозь сжатые зубы и пристально смотрит в глаза.
Я дарю ему еще одну широкую улыбку, освобождаюсь из его рук и подхожу к невесте. Она смотрит с вызовом, чувствует во мне соперницу. Правильно.
– Поздравляю, – говорю ей сахарным голоском и уничтожаю взглядом.
– Спасибо, – зло цедит мне.
Я наклоняюсь к ней, слегка приобнимаю за плечи и произношу на ухо.
– Ты выиграла эту битву. Но не войну.
А затем отстраняюсь и безмятежно смеюсь, как и подобает сестре жениха в день свадьбы брата. Она нервно сглатывает, но ничего не отвечает. Потому что в глубине своей души понимает, что я права.
В ресторане все уже пьяные. Один тост сменяет другой, то и дело кто-то выкрикивает «Горько!». Но я молчу.
– А теперь танец жениха и невесты! – Торжественно объявляет в микрофон ведущий, и гости взрываются аплодисментами.
Максим с широкой улыбкой выводит в центр зала свою новоявленную миссис Самойлову и начинает кружить в танце под какую-то песню. Что-то шепчет ей на ухо, а она смеется. Потом он аккуратно целует ее шею, проводит ладонью по спине, она устраивает свою голову у него на груди.
Не отрывая взгляда от этой картины, наливаю себе в бокал шампанского и залпом выпиваю. На свободное место рядом со мной опускается еще один призрак моего прошлого. Кладет свою руку на спинку моего стула и склоняется над ухом.
– Видишь, как он с ней счастлив? – Тихо говорит мне Егор. – Он ее любит.
Я смеюсь этим словам, а Кузнецов продолжает.
– А знаешь, как красиво Максим сделал ей предложение?
– Ты свечку держал что ли? – Хмыкаю в ответ.
– Нет, но Максим сам мне рассказывал. И советовался, когда выбирал кольцо. Мы ведь с ним лучшие друзья.
Я молчу. Но Егор голосом змея-искусителя продолжает провоцировать меня дальше.
– Ты ему не нужна. Он без тебя смог. – Делает небольшую паузу и шепчет каждое слово по отдельности. – Мы. Все. Без тебя. Смогли. – А затем более громко. – Не ожидала?
Танец Максима и его жены закончился, и они направились к своим местам. Проходя мимо, Максим повернул голову и внимательно посмотрел на меня и Егора.
Я молча встаю со своего стула, Кузнецов поднимается следом за мной. Мы стоим очень близко, смотрим друг другу в лицо. Егор напряжен, в его глазах целый калейдоскоп негативных эмоций: злость, ненависть, обида, раздражение… Он так и не смог меня простить. А Максима простил.
Я мягко хлопаю Кузнецова два раза по плечу, разворачиваюсь и направляюсь прямо к Максиму. Я вижу, что он резко напрягается. Значит, заметил боковым зрением, что я приближаюсь.
– Потанцуем, братик? – Спрашиваю его с улыбкой.
Он на мгновение замирает, явно не ожидал от меня такой просьбы. А затем отвечает с напряжением в голосе:
– Конечно.
Мы идем к танцполу, и я чувствую, как его жена прожигает мне спину. Сейчас играет медленная песня, и Максим торопится положить руки мне на талию.
– Подожди, – останавливаю его, – я попрошу диджея включить одну песню.
Быстро направляюсь к парню у пульта, говорю ему название трека и возвращаюсь к Максиму.
Мелодия заиграла, я положила ладони на плечи Максиму, он опустил свои мне на талию. Из колонок полился приятный голос Мадонны, исполняющей песню Masterpiece. Что переводится как «Шедевр». Когда-то очень давно Максим так меня называл. Я всматриваюсь в область его сердца и через тонкую белую рубашку вижу чёрные прописные буквы. А я все эти годы почему-то была уверена, что он свёл татуировку.
Нет, не свёл.
Максим напрягся с первых слов певицы, пристально посмотрел мне в глаза и сжал зубы.
– Это старая песня Мадонны, – поясняю, будто бы ему это неизвестно.
– Я знаю. Но уже очень давно не слышал.
– Я тоже. Но сейчас хороший повод переслушать ее, не правда ли?
Он ничего не отвечает, лишь шумно выдыхает и слегка опускает веки. Я аккуратно веду свои ладони от его плечей к шее и прохожусь по ней кончиками пальцев. Максим вздрагивает и снова широко распахивает глаза. Шумно сглатывает.
– Кристина… – он мягко выдыхает мое имя.
– Да, Максим? – так же мягко спрашиваю его.
– У меня дежавю.
Я ничего не отвечаю, лишь грустно улыбаюсь. Мы закончили танец молча. Максим все так же был напряжен. То прикрывал свои веки, то, наоборот, широко распахивал глаза и смотрел на меня не отрываясь.
Когда трек закончился, я поспешила удалиться, но Максим остановил меня, схватив за ладонь.
– Почему ты выбрала именно эту песню?
Я помешкалась пару секунд, размышляя, говорить ли ему правду.
– Потому что однажды мы уже под нее танцевали. И тогда эту песню выбрал ты, – я решила все-таки не врать.
Он замер. Смотрит пристально, дышит тяжело. Моя рука все еще в его руке. Наверное, кто-то из гостей может обратить внимание на нашу заминку, но и мне, и Максиму сейчас все равно.
– Я не помню этого, Кристина, – наконец выдавил из себя он.
Я лишь грустно улыбнулась.
– Я знаю, Максим.
Он сделал ко мне шаг и навис сверху. Боковым зрением я заметила, что миссис Самойлова уже метает молнии. Но, кажется, Максиму сейчас нет никакого дела до его жены.
– Кристина, – он настойчиво сжал мою руку, – помоги мне вспомнить тот год. Все говорили, что в моей жизни тогда не произошло ничего особенного, и я долго им верил. Но сейчас мне уже так не кажется. – Он шумно сглотнул. – Пожалуйста, помоги мне вспомнить мой первый год в Москве и… тебя, Кристина.