Если бы мне пришлось выбирать, каким животным стать сегодня, то это был бы банановый слизень. Такие правда есть. Я проверила. Вот чем я занималась в перерывах между встречами: просматривала списки самых уродливых, медленных и несчастных созданий в мире, чтобы попытаться найти среди них себя. А ведь еще даже не перевалило за полдень.
Моя первую сегодняшнюю встречу отлично передает слово «катастрофа». Ну а чем еще ей оказаться? Конечно, я все же заполучила этого парня себе в клиенты, но, скажу без прикрас, встреча была худшей из всех, что я когда-либо проводила.
К счастью, этот хоккеист только-только выпустился из колледжа и нервничал настолько, что, вероятно, слышал лишь половину из всего сказанного мной.
После нее, перед видеоконференцией, у меня выдался небольшой перерыв. И я провела его, размышляя об утренней катастрофе и изучая списки всех смехотворных животных на планете. Я немного завидую банановому слизню, поскольку он годами может жить под землей. Прямо сейчас я бы не отказалась от такой способности. А еще у банановых слизней пенисы длиной с их тело. Это не совсем то, что может мне понадобиться, но все равно весьма занимательный факт.
Определившись со своим тотемным животным, я замечаю, что письмо, которое я ждала, уже пришло на электронную почту. Кабинет, в котором я осела для проведения видеоконференции, оказался отличным укрытием, но, полагаю, дальше прятаться я не могу. Пора отправляться на поиски папы.
Поэтому я распечатываю, сканирую и отправляю подписанные мной документы по электронной почте, а затем запихиваю в сумку недоеденную пачку конфет «Старберст» и оглядываюсь по сторонам, чтобы удостовериться, что ничего тут не оставила. Этот небольшой кабинет предназначен для общего пользования. В нем нет окон на улицу, как нет окон и в коридор, поскольку он находится в самом центре здания, так что больше смахивает на кладовку, нежели на кабинет, однако в нем уютно и есть все, что нужно для работы. Убедившись, что все в порядке, выключаю свет и открываю дверь.
И не успеваю я сделать и шага за порог, как в дверном проеме появляется фигура, загораживающая свет, льющийся из коридора. Крупная фигура. И мужественная. А еще хорошо мне знакомая.
– Зак? – шепотом спрашиваю я, с трудом узнавая собственный голос.
– Сахарная… – наполовину произносит, наполовину рычит он данное им мне прозвище.
Мы делаем шаг навстречу в один и тот же момент. Мое тело врезается в его. Но вместо того чтобы остановиться, он обхватывает меня своими сильными руками и продолжает движение в темноту кабинета так, словно я совсем ничего не вешу.
Мои руки цепляются за его рубашку, притягивая ближе, будто он пытается куда-то от меня вырваться.
А его большие ладони начинают скользить по моей спине, обжигая кожу прямо через ткань платья.
Одним движением Зак захлопывает за нами дверь, а потом резко разворачивается ко мне, прижимая к твердой поверхности стены.
И я, не думая ни секунды, тянусь вверх, чтобы встретить его губы. Этот поцелуй ощущается так же неистово, как и тот, первый, однако теперь в нем есть какая-то интимная близость, возникшая из-за нашей с ним связи.
На его нижней губе небольшой рубец; я заметила его только в середине нашего свидания, и теперь провожу по нему языком.
Зак стонет и упирается своей растущей твердью в мой живот. Он слегка прикусывает мою губу в том же месте, где находится его шрам, и я улыбаюсь.
Я представляю мое сегодняшнее голубое платье валяющимся на полу и свои ноги, скрещенные на его талии. В груди просыпается горлица, которая мечется изо всех сил, пытаясь взмыть в небеса. И именно в этот момент до меня доходит, что же мы такое творим.
Расцепив пальцы на его рубашке, я раскрываю ладони и отталкиваю его.
К его чести, он не сопротивляется. И в тишине крошечного кабинетика повисает звук нашего тяжелого дыхания.
Единственный источник света в этой темноте – маленькая полоска, пробивающаяся из-под двери, и все, что я вижу, – это силуэт Зака. Я хочу его, очень хочу. Но это неправильно во стольких смыслах. Он не просто хоккеист, с которыми я поклялась больше никогда не иметь дел… Он хоккеист из команды, которую тренирует мой папа. Я должна думать головой, а не гормонами.
– Мы не можем, – задыхаясь произношу я.
– Да. Не здесь.
Я качаю головой, даже не будучи уверенной, что он может меня разглядеть.
– Нет, Зак. Мы просто не можем. Я не могу.
– Почему? – спрашивает он и снова делает шаг ко мне.
– Потому что ты хоккеист.
Его смех выводит меня из себя, и я щиплю его за грудь. Его большую мускулистую грудь.
– Сахарная, только не говори мне, что ты не любишь хоккей. В это я ни за что не поверю.
Я ловлю себя на том, что, ущипнув, я каким-то непостижимым образом начала ласкать его грудь. И тут же отдергиваю руку.
– Нет. То есть да. Я очень люблю хоккей.
Мне нужно оказаться от этого человека как можно дальше. Думать, пока он так близко, просто невозможно.
– Прости. Мне нужно идти.
Не давая ему ответить, распахиваю дверь, подхватываю сумку с пола, где я ее уронила, и бросаюсь в безопасность ярко освещенного коридора.
Спустя несколько шагов, слышу, как за моей спиной щелкает замок двери. Полагаю, Заку понадобилось время, чтобы привести себя в порядок. И это напоминает мне самой о необходимости пригладить волосы, чтобы ни единой выбившейся прядкой не выдать того, что только что произошло.
Едва я опускаю руку, как из-за угла появляется папа.
– Ну что, готова пообедать? – спрашивает он, как только замечает меня.
– Умираю с голоду, – натягиваю я улыбку.
– Тогда пойдем. – И тут папа бросает взгляд мимо меня, в конец коридора. – О, Закари, а что ты делаешь в обед? Хочешь присоединиться к нам с Изабель?
Пожалуйста, скажи «нет». Скажи «нет». «Нет».
– С удовольствием присоединюсь.
Проклятье.