Холли внутри шторма

Глава 01

В это утро Холли Лонгли, величайшая радость человечества — по его собственному убеждению, — проснулся от того, что ему в лицо плеснули стакан воды.

Опять.

Как и всю прошлую неделю, между прочим, — с того рокового дня, когда он, поддавшись осенней апатии, забыл принести молоко призраку Теренса Уайта.

Зловредный дух бывшего смотрителя чего-то там не собирался спускать такого пренебрежения.

В стареньком каменном замке, где вольготно гуляли сквозняки и то и дело что-то вздыхало, у Холли была единственная обязанность: проснулся — отнеси по блюдечку молока наверх, в башенку, и на лужайку, где в крохотном электромобиле без устали плодились легендарные корнуэльские пикси.

Один раз — всего один раз! — он поленился это сделать, и вот теперь каждое утро расплачивался.

Громко, надрывно застонав, чтобы всем было понятно, как глубоко он несчастен и что он нуждается в утешении и заботе, Холли прислушался.

Дом был огорчительно тих.

Никто не спешил к нему на помощь, чтобы предложить взвалить на себя все заботы и волнения.

Эгоисты.

Очевидно, Тэсса уже ушла в управление, а Фрэнк — в мастерскую.

С этой чертовой свадьбой весь Нью-Ньюлин буквально стоял на ушах.

Холли еще немного повздыхал над своей незавидной участью, выбрался из постели и пошлепал вниз, на кухню.

В холодильнике вместо свежей клубники — а волшебница Бренда выращивала ее, кажется, круглый год — обнаружилась огромная свежая рыбина, выпучившая круглые глаза. От неожиданности Холли ойкнул и захлопнул дверцу.

Мир просто сговорился лишить его душевного равновесия!

Собравшись с силами, он снова открыл холодильник, быстро схватил бутылку молока, стараясь не смотреть грозной рыбине в глаза, и отскочил назад.

Брр, гадость какая.

Налив молоко в блюдечко, Холли поднялся наверх, в башенку.

Теренс Уайт сидел в кресле-качалке и вязал бесконечный шарф.

— Вот ваше молоко, — громко сказал Холли, — и совершенно незачем лить на меня каждое утро воду. Или хотя бы согревайте ее до приемлемой температуры. Хорошо бы добавить лавандовый аромат и, может быть, голубой глины для сияния моей кожи…

Тут он задумался, потеряв мысль.

Голубой!

Да, именно приглушенно-голубого цвета с уходом в серый не хватало единственной в округе кофейне — буквально нескольких деликатных мазков по чересчур жизнерадостной молочно-розовой стене.

Не договорив, Холл бросился собираться, предвкушая малиновый латте с тыквенным пирогом, которые Мэри Лу готовила специально для него.

В гостиной царил страшный бардак: после наступления холодов Холли пришлось перенести свою мастерскую с террасы внутрь, и теперь здесь громоздились мольберты, кофры с колерами, коробки с кистями и карандашами, деревяшки-заготовки Фрэнка, одежда Тэссы, которая вечно раздевалась и одевалась где придется, пустые бутылки из-под вина, стикеры от игры в фанты, пестрые боа Фанни и модные журналы, которая она выписывала с маниакальной страстью.

Закинув в деревянный ящик все, что ему может понадобиться, Холли натянул куртку, отыскал за диваном свои кроссовки — вчера он забросил их туда, когда разулся, чтобы изобразить танец одалиски.

Второе блюдечко с молоком он занес пикси по пути, после чего пересек неухоженную лужайку перед домом и зашагал по Нью-Ньюлину.

День был хмурым и ветреным — совсем не то, что могло порадовать хоть кого-то. Лямка от ящика привычно оттягивала плечо, и Холли торопился изо всех сил, не глядя по сторонам и все выше натягивая воротник.

Две ноги в некогда блестящих, а теперь забрызганных грязью ботинках возникли из ниоткуда и едва не шарахнули Холли по лбу.

Он моргнул, осознавая неожиданное препятствие перед собой, обошел висящие в воздухе ноги и поспешил дальше к своему тыквенному латте.

— Простите, — раздался сверху виноватый мужской голос, — вы не могли бы мне помочь?

— Совершенно не мог бы, — крикнул Холли на бегу, — ай-ай-ай, очень опаздываю!

— Пожалуйста…

В голосе было столько жалобного отчаяния, что Холли обреченно затормозил, обернулся и задрал голову вверх.

В нескольких футах над землей парил совершенно незнакомый толстячок в яркой голубой куртке, похожий на крупный воздушный шар.

Обеими руками он прижимал к груди разбухший рюкзак. Концы полосатого шарфа трепал ветер.

— Ну и что вам угодно? — недружелюбно спросил Холли.

— Кажется, я завис. И замерз, — признался толстячок.

Не задавая больше вопросов, Холли ухватил его за лодыжку и потащил за собой.

Он, между прочим, тоже замерз.

И, возможно, завис.

Секретарь Мэри требовала, чтобы Холли отправился на выставку в Токио.

Или, на худой конец, в Нью-Йорк.

Или хотя бы показался в Лондоне, где галерея его имени требовала пиара и рекламы.

В ответ Холли отправил ей несколько картин, которые критики уже назвали «лиричным периодом» и теперь гадали, какие события в жизни художника привнесли столько нежности на полотна. «Изумительная палитра света, легчайшие, будто танцующие линии, радость и юность — вот что мы видим на новых картинах великого Лонгли», — захлебывались эпитетами они.

Идиоты.

Неужели не видно, что картинам не хватает глубины и смысла?

Они как будто были трейлерами, спойлерами, анонсами.

Однажды Холли нарисует настоящую картину, а пока…

Пока пусть будет лиричный период.

Если бы в Нью-Ньюлине водились настоящие журналисты, а не только злобная Камила Фрост с ее едкими опусами, Холли рассказал бы им, что на самом деле это переходный этап.

Что-то между тем и этим, серединка наполовинку, личинки будущего шедевра.

Но журналистов в Нью-Ньюлине не водилось, хоть секретарь Мэри и предлагала устроить пресс-конференцию онлайн. Вот еще.
У входа в «Кудрявую овечку» пришлось потрудиться, чтобы впихнуть толстячка в дверь. Тот пыхтел и постоянно извинялся, пока Холли тянул его вниз, зато стоило им проникнуть в пекарню, немедленно взмыл наверх: больше его никто не держал.

Глава 02

Наверное, ни один жених на свете не боялся собственной свадьбы так, как боялся ее нью-ньюлинский отшельник Эрл Дауни. Когда твоя кожа покрывается волдырями от прикосновений других людей, а горло перехватывает удушье, вряд ли ты захочешь оказаться посреди толпы.

Его невеста, спасительница и единственная женщина на земле, которую Эрл мог обнять, предлагала не устраивать пышного торжества.

Но он заупрямился: по крайней мере, хотелось подарить ей настоящую свадьбу.

Мэри Лу любила бывать в обществе, часами болтала с посетителями «Кудрявой овечки» и просто лучилась дружелюбием. Но по вечерам, закрыв пекарню, она пересекала деревню и поднималась по узкой тропинке на холм, туда, где в отдалении от всех стоял небольшой дом Эрла.

И он ждал ее возвращения целый день, с раннего утра.

Впервые он увидел Мэру Лу более семи лет назад в интернете, в самый темный час своей жизни, когда находился в шаге от самоубийства. Кудрявая девчонка вела стрим и пекла пирог, смеясь и не умолкая ни на секунду. В ней было столько радости и веселья, что Эрл не удержался от того, чтобы написать комментарий.

И это короткое сообщение изменило все: он отправился в Нью-Ньюлин и заполучил жену.

Если Эрла и терзали сомнения, то он не позволял им прорасти в своей душе. Была ли его любовь всего лишь отчаянием человека, истерзанного одиночеством? Была ли любовь Мэри Лу жалостью?

Голодный человек не спрашивает, почему ему подали хлеб, говорил себе Эрл, однако с приближением свадьбы все глубже погружался в себя.

— Итак, Уильям Брекстон, вы прибыли в Нью-Ньюлин по приглашению Милнов? — Тэсса перевернула табличку на столе так, чтобы ее посетитель видел надпись «Мэр деревни Нью-Ньюлин Т. Тарлтон». — Полагаю, вы остановитесь у них?

Она очень старалась не обращать внимания на Холли, который бродил по небольшой конторке с рассеянным видом и время от времени что-то бормотал себе под нос. Он частенько походил на сумасшедшего, здесь не было ничего нового. Но обычно держался подальше от управления, поскольку терпеть не мог любые официальные учреждения. Что это его принесло сегодня?

Тэсса уже получила гневное сообщение от Мэри Лу о том, что Холли без разрешения изрисовал стену в ее пекарне. «Ты должна лучше следить за своим питомцем», — так заканчивалось это сообщение, что означало: Мэри Лу в ярости. Обычно добродушная владелица «Кудрявой овечки» не позволяла себе такой язвительности.

Продать кусок стены на аукционе у Мэри Лу вряд ли получилось бы, поэтому Тэсса даже не смогла ее утешить возможной прибылью.

— Остановиться у Милнов? — Уильям Брекстон, крупный, застенчивый, с круглым лицом и очаровательной блестящей лысинкой, заерзал. — Нет-нет, не думаю, что это будет удобно. Понимаете, Дебора и Билли, они, конечно, хорошие люди, но…

«Но не слишком любят гостей», — мысленно завершила его мысль Тэсса.

У Милнов был самый роскошный дом в округе, битком набитый произведениями искусства. Только картин Холли Лонгли они собрали не меньше пяти, а стоили эти картины неприлично дорого. Тэсса, например, нипочем бы не накопила даже на миниатюрный пейзажик, зато могла любоваться на его работы бесплатно — ради бога, он же раскидывал эскизы и холсты по всему дому.

— В таком случае, — вернулась она к своим обязанностям мэра, — вам лучше временно остановиться в пансионе при кладбище, ну а если решите задержаться здесь подольше — то у нас есть специальный фонд развития Нью-Ньюлина. Надо написать заявление на субсидию…

— Признаться, я удручающе богат, — вздохнул в ответ Уильям Брекстон, — ужасно просто! Не повезло с самого рождения…

— Хм, — отозвалась Тэсса неопределенно.

По ее мнению, невезением считалась нищета, а никак не наоборот, но у каждого свое представление о мире.

— Понимаете, — доверительно сообщил Уильям, — с ранней юности меня просто осаждали всевозможные красотки с самыми неприличными предложениями. Буквально выскакивали из-за каждого куста… Гуляешь, бывало, по парку, а с тобой флиртуют-флиртуют… а я ведь вовсе не красавец! Спорим, они бы в жизни на меня не посмотрели, если бы я был беден!

— А вы разоритесь, — вкрадчиво предложил Холли. — Фьюить! В одночасье станете никому не нужны.

— Но я не хочу быть никому не нужным, — пролепетал Уильям, — я хочу, чтобы меня любили просто так, безо всяких причин!

— Ах, батюшки, — воскликнул Холли раздраженно, — но людей всегда любят за что-то. Меня, например, боготворят за мой талант, должен ли я считать это проклятием? Тэсса выбрала дубину Фрэнка из-за его мускулов и всего такого. Отшельник Эрл обожает Мэри Лу лишь потому, что больше ему все равно никто не достанется. Для любых отношений нужны причины, и деньги ничуть не хуже всех остальных.

— Ну надо же, — поразился Уильям, — такой красавчик, а ничего не понимает в любви. Будь у меня такая внешность…

— Вот ключ от номера в пансионе, — вмешалась Тэсса, которая терпеть не могла бессмысленных разговоров. Особенно про разные там чувства.

Слова Холли нисколько ее не расстроили. Даже если ее отношения с Фрэнком основаны на постельных утехах, то что с того? Не всем же витать в облаках возвышенной любви.

— Признаться, — забирая ключ, произнес Уильям обескураженно, — я несколько озадачен. Милны писали, что Нью-Ньюлин — особенная деревня, но по мне это просто какая-то дыра. Не могу понять очарования сельской глуши, уж простите. Я дитя города.

— Не хотелось бы вас расстраивать, — хмыкнула Тэсса, — но раз вы нашли дорогу в Нью-Ньюлин, значит, вам тут и место.

Он моргнул, не понимая ее слов, но тут дверь в управление с грохотом распахнулась, и внутрь влетел разъяренный Фрэнк.

— Ах вот ты где, бледная поганка, — зарычал он, и Холли, подпрыгнув, отбежал за продавленный диван, — ну-ка поди сюда!

— Убивают! — завопил Холли пронзительно.

Уильям испуганно распахнул глаза, вжимаясь в стул и не зная, куда прятаться.

— И что опять стряслось? — спросила Тэсса с любопытством.

Глава 03

Люди думают, если ты стара — значит, глупа и беспомощна. Однако невыносимая Бренда Ловет умела постоять за то, что считала действительно важным: например, за свой огород.

По правде говоря, самой ей нравилась пасмурная погода, но вот томатам и клубнике — нет. Обычно нью-ньюлинские мягкие зимы позволяли Бренде собирать урожай круглый год, но эта осень никуда не годилась.

Поэтому приходилось идти на крайние меры — на переговоры с врагом.

Убедившись, что Одри занята попытками накормить завтраком Жасмин — комья каши летели во все стороны, обляпывая чистую кухню, — Бренда тихонько вздохнула и вышла в сад.

Тэсса верила, что девчонка помогает с младенцем, но от такой няньки было больше хлопот, чем толку. На самом деле вместо одной воспитанницы Бренда получила двух, но она была крепкой старухой и не собиралась жаловаться.

Задрав голову к небу, она посмотрела на сизое низкое небо, набрала полную грудь соленого воздуха, который сегодня сильнее обычного пах водорослями, прислушалась к недовольному ворчанию моря и полезла в заросли красной смородины.

Там, за полуголыми ветками, пряталась внушительная дыра в заборе. По какой-то причине мальчик Артур, который рос по соседству, обожал тайком пробираться в сад Бренды. А поскольку этот ребенок умел двигать предметы взглядом, прутья решетки будто сами собой расходились в стороны, и Бренда постоянно натыкалась на Артура то в кабачках, то в гиацинтах.

Обычно она не спешила его оттуда вытаскивать: вреда от этих вылазок не было никакого, а подглядывать за тем, как Джон мечется в поисках по свою сторону забора, было всегда весело. И вот сегодня Бренда сама решила воспользоваться дырой, благо ее размеры это позволяли.

Можно было, конечно, пройти и через калитку, но Нью-Ньюлин был не из тех поселений, которые умели хранить секреты.

Местные обитатели изо всех сил делали вид, что им нет друг до друга особого дела, но замечали всё. И Бренде не хотелось потом с неделю отвечать на расспросы о том, а не объявили ли два самых скандальных соседа перемирие. Вдруг сварливый Джон отвергнет ее прекрасное предложение, и выйдет неловко.

Миновав клумбу с чахлым котовником, Бренда поднялась на веранду, перешагнула через сваленные в кучу игрушки и вошла в дом.

Только Милны закрывали свои двери на замок, остальные не занимались подобной ерундой, и Бренду встретили запахи натирки для пола, многочисленных кошек, старого дерева и мази от ревматизма. Она бестрепетно поднялась на второй этаж и ступила в хозяйскую спальню.

Джон не принадлежал к ранним пташкам и сейчас похрапывал в смешной фланелевой пижаме, уткнувшись носом в подушку.

— Ах ты старая коряга, — негромко сказала Бренда, уперев руки в боки и разглядывая облепивших его кошек, — все дрыхнешь, как ни в чем не бывало.

Сварливый Джон дернулся и так резко сел, что пушистые грелки недовольно зашипели, а кто-то и вовсе вцепился когтями в его руку.

— Черт, Бренда, — воскликнул он, кривясь от боли, — что это тебя принесло ни свет ни заря?

— У нас на попечении двое подростков, которые не разговаривают друг с другом, — ответила она, — и их переписка — это курам на смех, вот что я скажу. К тому же Одри и Джеймсу пора чем-то заняться. Чем-то более полезным, чем проводить все свое время со стариками и младенцами.

— А, — проговорил сварливый Джон ехидно, — тебя просто не устраивает погода, вот в чем дело. Признаться, я ждал, что у тебя кончится терпение еще на прошлой неделе.

Он сел на кровати, спустил босые узловатые ноги вниз, нашарил меховые тапочки и так и замер, сонно закрывая то один глаз, то другой — по очереди.

— Для начала Джеймсу хорошо бы извиниться, — забросила пробный шар Бренда.

— Для начала, — немедленно возразил он, — Одри хорошо бы перестать беситься по пустякам! Мальчик пережил смерть и воскрешение, это вам не прогулка по полю с ромашками, а бестолковая девчонка только и умеет, что дуться и капризничать.

«Помни о томатах», — напомнила себе Бренда и сказала терпеливо:

— Ну, этак мы только разругаемся еще пуще и ни к чему не придем. Почему бы мне не сварить тебе кофе, а ты пока умоешься?

Сварливый Джон самодовольно ухмыльнулся.

— Тебя и правда припекло, женщина, — заметил он с удовольствием, — и помни, что я люблю теплое молоко.

Ох, с каким удовольствием она бы вылила это молоко на его лысину!

Тэсса осторожно втянула воздух носом, но не ощутила никакого тлетворного запаха. Малкольм выглядел так, будто бы еще была ночь. При свете дня ему полагалось разлагаться, но нет, ничего подобного не происходило. Не говоря уж о том, что зомби никогда не покидали границ собственных могил.

Правительственная программа кладбищ Утешений дала сбой? Или это очередная шутка Нью-Ньюлина?

— Малкольм, — строго произнесла Тэсса, понятия не имея, что делать дальше. Она могла бы его сжечь или уничтожить иным способом, но тогда на кого будет вопить его вдова? — Ты помнишь, что тебе вообще-то следует находиться в могиле?

— Ты права, — ответил он мрачно, — мой брак — это настоящая могила. Как я мог жениться на женщине, которая пилит и пилит меня без остановки? У меня голова взрывается от ее воплей.

— Ну, ты ведь ей изменил, — напомнила Тэсса.

— А ты бы не изменила такой жене? — насупился он.

— Пойдем-ка со мной, Малкольм, — велела Тэсса, никогда не понимавшая ценность измен. Впрочем, опыта серьезных отношений у нее тоже не было. Ты даешь кому-то обещание хранить верность и ничего не скрывать, а потом связываешься с кем-то на стороне. Очень сложно, на ее взгляд. Одного-то партнера порой слишком много, а крутиться между двумя? Пытка, которую люди придумывают для себя сами.

По дороге на кладбище Тэсса сунула блюдечко с молоком в микроавтомобиль с кишащими пикси, а Малкольм начал волноваться:

— И куда мы идем? Мне не нравится это дорога. Я хочу к морю.

— Потерпи немного, ладно?

Ей хотелось спросить, понимает ли он, что уже несколько лет как мертв, но спокойнее было бы сделать это на кладбищенской земле. Там справиться с зомби будет проще. Главное, заманить его за черные ажурные ворота.

Глава 04

Когда-то Вероника Смит была очень красивой, вы не смотрите на эти морщины и синяки под глазами, которыми безо всякого на то разрешения одарила ее жизнь.

Золотая девочка своих любящих родителей, маленькая принцесса, избалованная и изнеженная. Жизнь казалось простой и наполненной нехитрыми радостями: популярность в школе, спальня из розового шелка, красивые наряды, дорогие игрушки.

Сразу после выпускного она собиралась замуж за красивого юношу из хорошей семьи, родители Вероники выбирали молодоженам особняк в подарок, а родители жениха обещали преподнести белоснежный кадиллак.

А потом случился Малькольм.

Появился просто из ниоткуда и сломал ей всю жизнь.

Нет, он никогда не притворялся хорошим парнем. Сразу было понятно, что от него жди неприятностей, но Вероника находилась в том возрасте, когда очарование порока выглядело непреодолимым.

Это случилось в одном дешевом баре, куда она пришла, чтобы доказать подруге, что тоже чего-то стоит. Миранда заверяла, что, прежде чем похоронить себя под руинами благополучного брака, надо сделать что-то по-настоящему дерзкое. Украсть выпивку в магазине, например, поцеловать незнакомца или прийти в одиночку в дешевый бар, сесть у стойки и заказать себе виски.

В тот вечер Вероника сделала из этого списка все.

Позже, вспоминая их знакомство, Малкольм говорил, что она выглядела как воздушная зефирка, случайно принесенная ветром в логово диких зверей. Юная девушка с налетом школьной невинности, испуганно хлопающая ресницами.

Нельзя было упустить такую сладкую добычу, говорил Малкольм.

Он и не упустил.

Вероника и опомниться не успела, как уже целовалась с Малкольмом на задворках бара между мусорными баками, потом они украли бутылку текилы в круглосуточном магазине на заправке, а утро она встретила с мучительной головной болью в дешевых меблированных комнатах на несвежих простынях и с голым Малкольмом рядом.

Вероника даже не помнила, как распрощалась со своей девственностью, что было крайне неуместно накануне свадьбы.

Разумеется, родители ее потеряли. Всю ночь, наверное, они метались по Бристолю в поисках своей единственной дочери.

Представив себе, какая головомойка ее ждет, Вероника настолько испугалась, что не стала возвращаться домой.

Она отправила маме трусливое и невнятное сообщение в том духе, что не готова к браку и ей нужно время, чтобы найти себя.

Больше Вероника своих родителей не видела.

Она не закончила школу, не получила особняк и кадиллак, не надела свадебное платье и не сделала еще миллион вещей, которые были предназначены ей судьбой.

Весь ее мир заполнил собой Малкольм — с красивыми густыми ресницами, чувственным ртом, запахом кожи и табака, злыми шутками, изменами, скандалами, безудержным сексом, ночными гонками на мотоцикле, постоянным безденежьем, отчаянием и сумасшествием.

Жизнь Вероники превратилась в полный хаос, и она перестала даже пытаться ее контролировать. Ее качало на эмоциональных качелях такого бешеного диапазона, что совершенно не получалось перевести дух и понять, куда несет их пару.

В те дни, когда у них с Малкольмом все было хорошо и он был нежен, щедр и весел, Вероника ощущала столь сильное счастье, что это было похоже на истерику.

Но когда все становилось плохо, когда он отдалялся от нее, снова пах чужими духами, надолго пропадал из дома, Вероника погружалась в черную депрессию, от которой спасалась таблетками пополам с алкоголем.

Конечно, она пыталась вырваться из этого порочного круга. Ходила на групповую терапию, где другие женщины, точно так же попавшие в болезненную зависимость от разрушительных отношений, по кругу говорили одно и то же. Несколько раз Вероника убегала из дома посреди скандала, дважды — среди ночи. Она блуждала по Бристолю, спрашивая себя: где же ее место в этом мире?

Однажды она ушла от Малкольма на целых два месяца, и все это время буквально корчилась от боли.

Ломка была как у наркомана со стажем, до того ей хотелось прикоснуться к нему, обнять, вернуть себе снова.

Чтобы хоть как-то сбросить невыносимое напряжение, Вероника купила дешевый лэптоп и выплеснула в слова все чувства, которые терзали ее. Она писала как сумасшедшая, во время смен в салоне проката, в задрипанной комнатке мотеля, в парке, везде.

Дописав свою историю и поставив в ней точку, Вероника взвыла от обиды — вся эта писанина нисколько не помогла.

Ей по-прежнему хотелось обратно к Малкольму, назад в свою ужасную и деструктивную жизнь. Была ли это тяга к саморазрушению, привычка или извращенное понимание любви, Вероника не знала. Но она бежала в их крохотный домик — где на кухне было не развернуться, где ванная комната проигрывала сражение плесени, где из дивана торчали пружины — так быстро, что в боку закололо.

И нашла Малкольма в таком же ужасающем состоянии, в каком находилась сама.

Они протрахались двое суток и едва не умерли от истощения и голода, а потом все началось заново.

За одним исключением — у них появились деньги.

Малкольм нашел ее дневник, принявший форму пухлого романа, и отправил в издательство.

И вдруг страсть и боль Вероники, ее неврастеническая привязанность, ее пошлые откровения, тошнотворные подробности, постыдные описания, взаимные оскорбления, бурные примирения, ее крик, почти вой, о помощи — захватили нацию. Книга стала бестселлером, скучные домохозяйки, в чьей жизни не было места подобным безумствам, читали ее запоем.

Были какие-то премии и даже экранизация, и хлынувший поток денег сделал жизнь Вероники еще более невыносимой.

Теперь у нее были особняк и кадиллак, а Малкольм закатывал безумные вечеринки, на которых появлялся, подобно Фредди Меркьюри, в образе короля. Дом захватили оргии, фонтаны с шампанским, полуголые красотки, всевозможные прилипалы и подпевалы, и тогда Вероника купила крысиного яду.

Сначала она не могла определиться, кого хочет отравить сильнее: себя или его. Но потом пришло решение — сначала она убьет Малкольма, а потом наложит руки на себя. Они станут гребаными Ромео и Джульеттой.

Глава 05

Фанни давно не видела кого-либо столь же усталого, как Джулия Красперс. У несчастной слипались глаза, она шла, едва-едва переставляя ноги и бесконечно жалуясь.

— Вы понимаете, — бормотала она, — сестра просто оставила их на моем пороге, как будто это была какая-то посылка! Она даже не зашла в дом, чтобы поздороваться, дала по газам и укатила на кабриолете, оглушительно рыдая. Это была отвратительная сцена — все соседи просто-таки высыпали на улицу, чтобы поглазеть. А я стояла в халате, ведь было воскресное утро, в тапочках и с зубной щеткой в руке, и никак не могла понять, что же именно только что произошло. «Ах ты боже мой, — сердито воскликнула одна из девочек, — пригласите же нас наконец в дом».

И я только тогда увидела, что возле их ног стоят чемоданы, и подумала что-то вроде — но ведь до рождественских каникул еще далеко, для чего сестра привезла мне своих дочек, как же они будут ходить в школу, ведь их дом так далеко! Поймите, я педагог, преподаю историю мировой культуры в университете, и академическая успеваемость — это так важно!

— Ах, дорогуша, — ответила Фанни ласково, — вам просто нужно поспать. Видите? Вот пансион, в котором мы отлично разместим вас вместе с вашими племянницами.

— Ах, нет-нет, — закричала вдруг Джулия с ужасом и так крепко вцепилась в ее локоть, что это было даже больно. — Только не с девочками! Я так сильно их боюсь!

— Мы обязательно что-то придумаем, — твердо заверила ее Фанни и задумалась.

Хорошо бы временно подкинуть рыжих бестий Тэссе — уж она-то как никто умела наводить порядок и внушать почтение. Но замок на скале был таким старым, что бо́льшая часть комнат находилась в удручающем состоянии, и только две спальни на втором этаже более-менее годились для жизни. Одну занимала Тэсса с Фрэнком, другую Холли — и вряд ли этот трепетный цветочек позволил бы сдвинуть себя с места.

К тому же отношения между этими тремя напоминали дремлющий перед извержением вулкан, и Фанни бы не хотелось, чтобы кто-то еще пострадал, когда магма, наконец, пробьется наружу и лава погребет под собой обитателей замка.

У доктора Картера было достаточно просторно — но он ни за что бы не принял под свою крышу двух девочек-подростков, не после того, как его обвинили в тех мерзких домогательствах.

Фанни и Кенни ютились в крохотной комнатке над магазином.

Мэри Лу жила с отшельником Эрлом, и подселять к ним взбалмошных девчонок было смертельно опасно. У невыносимой Бренды и сварливого Джона уже было на попечении достаточно детей. Злюка Камила Фрост совершенно не годилась в опекунши, пусть и кратковременные, равно как и чокнутая пьяница Вероника Смит.

Оставался только один дом, который подошел бы для близняшек, но Фанни была уверена, что его хозяева не будут рады гостям.

— Все будет хорошо, — снова повторила она, — здесь вы сможете отдохнуть.

Возле пансионата стоял незнакомый роскошный автомобиль — ах да, Тэсса предупредила, что третий номер занял некто Уильям Брекстон, который прибыл вчера и с которым Фанни еще не успела познакомиться. Обе двери красного «Астон Мартина» были распахнуты, и на ступеньках здания валялись необъятные яркие штаны в гавайском стиле.

Решив разобраться с этим позже, Фанни перешагнула через них и ввела Джулию внутрь. И тут привычка ничему не удивляться, которая сама по себе появляется у всякого, кто достаточно долго прожил в Нью-Ньюлине, дала трещину.

Обычно в центре холла стояли разнокалиберные старые кресла, на журнальном столике валялась подписка «Расследований Нью-Ньюлина» за позапрошлый год, стойку портье здесь заменяла барная стойка, за которой располагались старенький холодильник и кофеварка, а в буфете хранились печенье и консервы на тот случай, если кто-то из постояльцев внезапно проголодается.

Фанни и сама жила здесь достаточно долго, и за все это время ничего в холле не менялось, разве что однажды Тэсса переклеила обои.

Но сейчас здесь царил полный хаос. На стойке и столике валялась разнообразная одежда — рубашки, пуловеры, пижамные штаны. Посреди холла стоял таз с мыльной водой, в которой отмокала фиолетовая фетровая шляпа. Кресла оказались сдвинуты в сторону, а между ними на полу лежал мешок-трансформер, вокруг него все было усыпано обертками от шоколадок и пустыми упаковками от чипсов.

— Подождите минутку, — попросила Фанни, выпустила руку Джулии и подошла к буфету, в ящике которого хранилась связка ключей от номеров.

Бедняжка даже не обратила внимание на бардак, продолжая заунывно бубнить себе под нос:

— Я хочу сказать — да ладно, разве можно просто привезти тебе двух девочек и уехать прочь, даже не выпив чаю? Я ведь совсем их не знаю, моя сестра родила дочерей от случайного дальнобойщика, с которым познакомилась в баре. Он был рыжим и веселым — вот и все, что она могла про него сказать. Потом она писала, что, кажется, у девочек есть кое-какие генетические особенности, но я думала, это аллергия, или близорукость, или что-то в этом роде. Детские фото, которые я получала дважды в год, вот и все, что я знала про племянниц! И вдруг они оказываются в моем доме с чемоданами, и это в воскресное утро!

Фанни снова взяла ее под руку и повела наверх:

— Так как вы оказались в Нью-Ньюлине?

— Бирка с адресом была приклеена к их чемоданам. Я думала, нам тут помогут! А теперь оказывается, что мы зря ехали в такую даль.

Открыв перед ней дверь в номер, Фанни распахнула занавески, открыла окно, впуская прохладный морской воздух, и посоветовала:

— Примите пока душ, а я сделаю вам чай и принесу что-нибудь перекусить. Думаю, вам станет лучше после…

Джулия, ничего не ответив, шагнула вперед, упала на кровать как подкошенная, свернулась в позу эмбриона, обняв руками колени, и тут же заснула.

— Ну, может, обойдемся и без чая, — протянула Фанни, разглядывая ее. Накрыла пледом и вздохнула.

Завибрировал телефон — в чате деревни происходило какое-то волнение.

Фанни посмотрела на экран.

Глава 06

Больше всего Мэлоди злило, что Лагуна такая тряпка и нытик. Вот не повезло с сестрой так не повезло.

Маму она никогда не воспринимала всерьез, вернее, перестала с того времени, когда поняла, что она самая обыкновенная, обыкновеннее не бывает. И тетка Джулия уродилась такой же неудачницей.

Они с Лагуной — другое дело.

По их желанию игрушки оживали, куклы важно прогуливались по полу, кланяясь друг другу, а плюшевые мишки потешно пыхтели, издавая умилительные звуки.

Но Лагуна только и делала, что всего боялась и из-за всего переживала. Ой-ой, плохо приманивать карамельки из чужого кармана. Ах, нехорошо заставлять пластмассовую лопатку лупить по голове противного мальчишку на детской площадке. Мэлоди, не делай то, Мэлоди, не делай это.

Мама просто бессильно наблюдала за их взрослением, время от времени собирая чемоданы и переезжая на новое место, когда очередные соседи приходили с жалобами на близняшек Красперс. С каждым годом она становилась все более рассеянной и несчастной, громко жалуясь на одиночество, на случайные работы, бедность и всякое такое.

«Однажды мое терпение иссякнет, — всякий раз приговаривала она, когда они перебирались из очередной дешевой квартиры в другую, — и тогда вы увидите».

Мэлоди могла бы, пожалуй, осыпать ее деньгами, да только ей не больно-то хотелось. Уж очень было интересно, что случится, когда мамино терпение иссякнет. Наверное, тогда мама вызовет подмогу? И они наконец-то увидят отца. Мэлоди казалось, что он просто обязан быть совершенно необыкновенным, ведь откуда-то у них взялись их способности. Явно не от мамы.

Оказалось — ничего грандиозного.

Их просто сплавили тетке.

Подумаешь!

Холли не любил, когда Тэсса включала в себе… ну, вы знаете, инквизиторство. Частенько он думал о том, что самым лучшим выбором для нее была бы потеря памяти, — потому что все, что касалось ее прошлого, просто кишмя кишело кошмарами, как кишел неугомонными пикси электромобиль Холли.

Невероятно, что в Нью-Ньюлине, где из-под каждого куста тебе под ноги вываливались различные чудеса, не было ни одного человека, способного или изъять из Тэссы ее унылые воспоминания, или как следует приложить камнем по темечку.

Было бы любопытно посмотреть на Тэссу счастливую.

Как и всякий довольный собой человек, Холли любил, чтобы все вокруг лучились радостью. В драмах нет никакого веселья, что бы там ни думал по этому поводу Шекспир.

Стоя под пронзительным ветром на крыльце их дома в одних домашних шлепанцах, между прочим, но кого это волнует, Холли мрачно смотрел, как Тэсса будто бы обрастает доспехами. Р-р-раз — и вместо расхлябанной малявки, щеголявшей повсюду в растянутых майках и потрепанных джинсах, она превращалась в кого-то вроде жестокого супергероя. Так себе метаморфозы.

Раздраженно фыркнув, Холли ушел в дом, не желая наблюдать за тем, как Тэсса выкрутит свои инквизиторские навыки по максимуму, потушит этот дурацкий пожар на кладбище и наведет повсюду порядок, как обычно.

Он вдруг словно впервые увидел, в какой хаос превратилась их гостиная, какие жалкие наброски появились на свет из-под его карандаша за последние недели, как бездарно легли на холсты мазки кисти, и понял, что так дальше жить нельзя.

Засучив рукава, Холли рьяно взялся за уборку. В мусор летели черновики и почти законченные картины, коробки из-под пиццы, перепачканные краской тряпки и вообще все, что под руку попадалось.

Он так увлекся, что по-настоящему удивился, когда хлопнула дверь и на пороге появилась Тэсса, волочившая за локоть Веронику Смит. За их спинами маячил дубина Фрэнк.

Все трое пахли гарью, а Вероника была еще и мокрой, будто ее как следует облили из пожарного шланга. Возможно, Тэсса умела извергать из себя потоки воды, если это требовалось. Холли не хотел ничего знать об этом.

— Вытирайте ноги, — буркнул он сердито.

— Вероника помещена под домашний арест, — объявила Тэсса.

Это было так оскорбительно, что Холли не нашел слов.

Это он был тут под домашним арестом, а не какая-то поджигательница!

Однако он уже успел как следует изучить Тэссу и видел, что она приняла решение. А когда Тэсса принимала решение, то ей хоть кол на голове теши.

Обычно она была терпеливой и спокойной, стойко сносила его капризы и перепалки с Фрэнком, но сейчас Холли мог закатить самую грандиозную истерику в мире, а Тэсса бы и глазом не моргнула.

Отвратительная неотвратимость.

— Но у нас нет свободных спален, — только и сказал Холли.

— В таком случае Вероника будет спать у очага на кухне. Или в чулане под лестницей.

— Но у нас нет очага или чулана, — начал было Холли, но Фрэнк за ее спиной покачал головой, и он прикусил язык.

Вероника, подавленная, молчаливая, мокрая, перепачканная землей и копотью, прошла вперед и молча рухнула на диван.

На диван, обивку которого Холли только что очистил губкой и специальным средством.

Он закусил губу, стараясь справиться с обидой.

— Ого, — вдруг воскликнула Тэсса, — как здесь стало чисто и… пусто.

Фрэнк молча подхватил объемные мешки с мусором и вышел на улицу — выкинуть их в бак во дворе.

Тэсса послушно разулась, чтобы не тащить в дом грязь с изрядно замызганных кроссовок, в одних носках подошла к Холли, взяла его за руку и повела в кухню, подальше от Вероники.

— Ну, — спросила она его там, положив ладони на скулы Холли и внимательно глядя прямо в его глаза, — что такое?

У Холли накопилось столько жалоб, что он мог бы до утра рассказывать про то, как уже вторую неделю не может поймать свет, цвет и смысл. Но он сказал другое:

— Все дело в том, что я очень опечален, что до сих пор никто как следует не приложил тебя по затылку.

— О, Холли, — Тэсса расстроенно заморгала. Она оттаивала, и это было хорошо. — Ты так сильно разозлился из-за Вероники? Это всего лишь до тех пор, пока ее мозги не встанут на место.

— Плевал я на Веронику, — проговорил Холли надменно.

Глава 07

Дебора Милн пребывала в ужасном расстройстве.

Еще вчера ее жизнь казалась простой и приятной: они с мужем Билли проводили свои дни в безделье и праздности, преспокойно прожигая проценты с его вложений. Жители Нью-Ньюлина считали особенностью их пары мохнатые ушки в полнолуние, но это было не совсем правдой. Удивительной способностью Билли являлась его удачливость во всем, что касается денег.

Он буквально чуял прибыль.

Дебора же в совершенстве умела тратить деньги.

Идеальный брак.

Когда-то она была нищей охотницей за деньгами, окружившей себя роскошью вовсе не по карману.

С Билли они познакомились на одном из приемов для толстосумов, куда Деборе удалось пробиться хитростью и пронырливостью. Она вела охоту на будущего мужа прицельно и расчетливо, а потом случился тот пикник в горах и встреча с неизвестным чудовищем, изменившая их обоих.

Теперь они оба реагировали на полную луну — не только повышенной волосатостью, но и ощутимым беспокойством, переходящим в бессонницу и тревогу.

Дебора никогда не признается в этом Билли, но она была рада тому, что они оказались вдвоем в тех горах. Общая беда сплотила их и приблизила марш Мендельсона.

И все текло просто отлично, пока Тэсса Тарлтон не спихнула на их попечение двух рыжих сестричек.

Дебора достаточно долго прожила в Нью-Ньюлине и прекрасно понимала, как тут все устроено. Если не проявить сейчас характер, то эти сиротки останутся в ее доме очень надолго.

А это было абсолютно неприемлемо.

Не для того она столько сил положила, приучая к себе скудного на эмоции Билли, чтобы их жизненный уклад можно было так грубо нарушить.

Нет, действовать нужно незамедлительно.

Воспользовавшись тем, что Фанни забрала девочек в гости к Тэссе, Дебора решительно вышла из дома, торопливо дошла до пансиона и, не обращая внимания на бардак, царивший в холле, поднялась наверх.

— Джулия! — крикнула она, на мгновение растерявшись от вида совершенно одинаково закрытых дверей в коридоре. — Джулия, добрый день!

В одном из номеров что-то грохнуло и затихло.

Отзываться на ее приветствие никто не спешил.

Дебора пожала плечами, пробуждая к жизни ту пробивную дамочку, какой была, пока семейная идиллия не обточила ее острые края, а потом бестрепетно толкнула одну из дверей.

Испуганная тощая женщина снова выронила чемодан, который держала в руках.

Кажется, она собиралась дать деру из Нью-Ньюлина, бросив племянниц на милость здешних обитателей.

Ах ты, драная кошка, рассердилась Дебора.

— Куда-то собрались? — спросила она, не скрывая язвительной насмешки.

Женщина немедленно залилась слезами, упала на кровать и закрыла лицо руками.

— Поймите меня, — прохныкала она, — я не могу!

— Так ведь и я не могу, — уведомила ее Дебора. — Возможно, нам просто надо найти два камня побольше.

— Зачем? — изумилась женщина и опустила руки, демонстрируя отчаяние и страх на своем лице.

— Чтобы привязать их вашим крошкам на шею да и сбросить со скалы в море. Отличное решение проблемы, не так ли? — вежливо объяснила Дебора.

Тут ее жалкая собеседница побелела как мел.

— Что вы такое говорите! — в ужасе вскричала она.

— А что вы такое творите? Как это вы посмели свалить на совершенно незнакомых людей свои личные проблемы?

— Но я… но это не мои… я вовсе не просила… — залепетала несчастная.

— Да возьмите вы уже себя в руки, — прикрикнула на нее Дебора. — Сейчас мы вместе пойдем к Тэссе, и вы скажете ей, что все осознали и хотите воссоединиться с семьей.

— Но я не хочу, — отрезала Джулия с неожиданной твердостью, и стало понятно: Дебора ее с места не сдвинет.

Это было упрямство висельника, которому уже нечего терять.

Выругавшись сквозь зубы, Дебора схватила с тумбочки ключи от номера и выскочила вон, проворно закрыв дверь снаружи.

И пусть только попробует в одиночку покинуть Нью-Ньюлин, мерзавка этакая!

Загон для альпак возводили сообща: Фрэнк трудился бок о бок с доктором Картером, который заявился ни свет ни заря и объявил, что соскучился по физическому труду.

Сварливый Джон Хиченс тоже находился здесь с раннего утра. Старик, хоть и жаловался все время на свой ревматизм, однако работал споро и умело.

Мальчишка Джеймс был куда менее опытен, но нехватку навыков компенсировал старательностью и выносливостью.

В отличие от Кевина Бенгли, который лишь путался у всех под ногами. Он совершенно ничего не умел: ни держать молоток, ни работать пилой, ни строгать доски. Если бы Фрэнка кто спросил, он бы предпочел, чтобы этот хлюпик вернулся к себе в магазин и не заставлял всех переживать за свою безопасность.

Но Фрэнка никто и никогда ни о чем не спрашивал, а он не имел привычки навязывать свое мнение окружающим.

Кто был действительно полезен — так это Мэри Лу, время от времени приносившая термосы с горячим чаем и кофе, а также корнуоллские пирожки с мясом и луком.

— Согласно легенде, — сказала она со смехом в один из таких визитов, — дьявол никогда не явится в Корнуолл, потому что ему хорошо известен обычай здешних хозяек пихать в свои пироги всё подряд, и он опасается, как бы самому не стать начинкой.

— Ну ничего, — отозвался сварливый Джон, — к чему нам дьявол, если у нас есть Бренда.

День был в самом разгаре, и за низкими облаками даже чуть-чуть проклевывалось солнце, а свирепствующий на побережье ветер немного утих, будто бы давая возможность людям спокойно заняться своими делами.

Альпак обещали доставить уже через пару недель, и помимо загона для них нужно было еще возвести крытый навес, где животные могли бы укрыться от дождя и ветра.

Доски для загона нашлись на заднем дворе старой хижины покойного Сэммуэля Вуттона, а для навеса Кенни заказал стройматериалы по интернету. И теперь Фрэнку и его ржавому пикапу предстояла поездка в Ньюлин, где он сможет их забрать. Лениво жуя пирожок, он размышлял о том, получится ли уговорить Тэссу поехать вместе с ним. И — кто знает — может, даже остаться там на ночь, в одном из мотелей, которых полным-полно в туристическом городке.

Глава 08

Камила Фрост ненавидела Нью-Ньюлин.

Несколько раз она собирал чемодан, чтобы покинуть эту странную деревушку навсегда.

А потом опять его разбирала.

Вопрос, почему она все еще здесь, продолжал оставаться актуальным.

У Камилы находилось только два объяснения. Первое — логичное: исследования аномалий здешних обитателей. Возможно, она все-таки сможет однажды хорошо их продать.

Второе объяснение звучало настолько дико, что Камила отказывать даже думать о таком всерьез. Нью-ньюлинский отшельник Эрл Дауни. Единственный из всех людей в округе, кто понимал Камилу и не осуждал ее едкие публикации в «Расследованиях».

В последнее время Камила страдала от приступов злобного отчаяния, перемежающихся с апатией. Порой ей начинало казаться, что она живет в окружении ненависти и презрения. Порой она ненавидела и презирала всех сама.

Камила давно бы забросила свое издание, если бы не Эрл. Она продолжала издавать его только для него. Он был отрезан от общества и однажды признался, что с большим интересом читает все, что она пишет. Немудреная газета Камилы позволяла ему быть в курсе событий.

Эрл рассказал об этом до того грандиозного открытия, когда выяснилось, что он все-таки может прикасаться к живому человеку и не умереть от приступа аллергии.

Не совсем человеку, если уж говорить точнее.

Мэри Лу, по мнению Камилы, была глупой и незрелой девчонкой, чьим единственным достоинством оказалась генетическая связь с обитателями морских глубин. Это позволяло им с Эрлом жить вместе, что казалось ужасно несправедливым.

Нет, у него-то, конечно, просто не было выбора. Разве хоть кто-то в здравом уме откажется от возможности вырваться из социальной изоляции?

Но могла ли легкомысленная Мэри Лу, еще совсем недавно влюбленная в Кенни, стать достойной спутницей тому, кто годами страдал от одиночества?

Чертов Нью-Ньюлин и его ловушки.

Услышав о грядущей свадьбе, Камила так сильно разозлилась, что едва удержалась от окончательного отъезда. Ее раздирали противоречия: с одной стороны, Эрл заслужил пусть плохонькую, но жену. С другой стороны — почему Мэри Лу? Бессмыслица какая-то.

Несколько дней прошло как во сне: мир заволокло красным маревом гнева. А потом Камила отбросила прочь всякие эмоции и приняла рассуждать здраво. Мэри Лу отличалась от всех других людей на земле только родством с тем, кого условно именовали мистером Моргавром. Дополнительный генотип в хромосомах, всего-то.

Возможно, Камила тоже могла бы его заполучить? С помощью какой-нибудь вакцины или вроде того?

Это стоило тщательно обдумать.

Странное дело: стоит тебе выйти из дома с топором, как соседи так и выкатываются тебе под ноги. И у всех почему-то куча вопросов.

Первым делом Тэсса повстречала Дебору Милн. Та неслась от пансиона с видом человека, только совершившего страшное злодеяние.

— Тэсса! — Дебора притормозила так резко, что едва не потеряла равновесие. — Куда ты идешь с этой штукой?

— Просто иду, — ответила она с достоинством, — без всякой определенной цели.

— Ага. Я так и подумала. Обычное дело. Кто в наше время выходит из дома без топора.

— Ты случайно не видела Веронику? — перебила ее Тэсса, которой вовсе не хотелось терять время на бестолковую болтовню.

Дебора ответила ей странным взглядом.

— Знаешь, — осторожно сказала она, — алкоголизм, конечно, не самое приятное заболевание, но не слишком ли у тебя радикальный способ борьбы с ним?

— Что? — изумилась Тэсса.

— Ничего, — открестилась Дебора, — в конце-то концов, эта женщина мне никогда не нравилась.

Что за глупости у людей в головах!

Тэсса коротко попрощалась и поспешила дальше. На скамейке возле кладбища притаился бездельник Эллиот, явно обрадовавшийся возможности потрепаться.

— Господи, Тэсса, — протянул он лениво, — наверное, это ужасно хлопотно — быть мэром нашей деревни. Вечно у нас случается то одно, то другое. Не хотел бы я быть на твоем месте.

— Ну, тебе вроде как и не грозит, — она даже останавливаться не стала.

К ее удивлению, Эллиот поднялся и увязался следом.

— Нет, я понимаю, — бубнил он, — в Нью-Ньюлине без топора никуда, но он не слишком тяжелый?

— Что тебе нужно, Эллиот?

— Камила, — ответил он сразу. — Она меня бросила, и теперь мне скучно. Ты не могла бы заставить ее передумать?

— Как? — озадачилась Тэсса.

— Кажется, у тебя в руках есть все соответствующие инструменты убеждения.

Она хмыкнула, представив себе, как потрясает топором перед носом Камилы, расписывая ей достоинства Эллиота.

Холли оценил бы абсурд этой сцены, а Фрэнк бы явно не одобрил. После всей агрессии, выпавшей на его долю, он ненавидел любые формы принуждения.

Именно поэтому он никогда не оценивал поступки Тэссы, отдавая ей самый бесценный с его точки зрения дар — абсолютную свободу выбора.

— Эллиот, — сказала она, остановившись возле крайних могил, — тебе не надо идти за мной дальше.

— Но мне все равно больше нечего делать.

— И тем не менее сейчас ты развернешься и пойдешь обратно.

Он захлопал длинными ресницами.

Симпатичный и бесполезный.

Тэсса легко перекинула топор из одной руки в другую.

Эллиот попятился.

Она усмехнулась.

Дерево росло на своем месте. За считанные дни оно вытянулось в целых два ярда, ветки отливали эбеновой матовостью, зловеще ощетинились острые иглы, на вид гораздо тверже, чем могли быть у ели или сосны.

Сначала Тэсса обошла его по кругу, прислушиваясь к собственным ощущениям.

Опасность.

Враждебность.

Но и что-то еще.

Очень знакомое.

Такое, с чем Тэсса сталкивалась каждый день.

Однако она никак не могла вспомнить, что же именно.

Осторожно прикоснувшись пальцем к острой игле, не к кончику, а безопасной середине, Тэсса с интересом смогла убедиться, что дерево действительное живое, хищное. Иглы немедленно разволновались, пришли в движение, будто бы стремясь нагнать добычу.

Глава 09

Это была даже не деревенька, а жалкая горстка разнокалиберных домишек, сгрудившихся на берегу моря. В древней развалюхе, явно нуждавшейся в ремонте, жила Тэсса Тарлтон и двое мужчин. Уильям так и не понял, кто из них кому кем приходится.

Неуместно богатый коттедж Милнов вызвал у него усмешку своей вычурностью.

Двое вечно ссорящихся стариков обитали в скромных, но добротных жилищах, спрятавшихся в глубине их садов. Дальше вдоль улицы стояло еще несколько домов, и Уильяма поразила лужайка перед одним из них — идеально ровная, без единственного кустика.

Единственный магазинчик был крохотным, а ресторанов здесь вообще не нашлось. Пекарня дружелюбной и милой Мэри Лу выступала в качестве неравноценной замены, и именно там, кажется, привыкли собираться местные жители.

Номер в пансионе, который достался Уильяму, оказался таким убогим, что он не нашел в себе сил в нем остаться. Вместо этого он занял весь холл, где, по крайней мере, было просторнее.

Сюда-то и вернулся Уильям после плотного обеда — сытый желудок позволил ему добраться без помощи рыжей Лагуны. Утомленный множеством новых лиц и впечатлений, он планировал вздремнуть до ужина. Удобно устроившись на мешке-трансформере, Уильям с удовольствием закрыл глаза, приготовившись отправиться в царство грез.

И тут странный звук нарушил его покой.

Бум. Бум. Бум.

Будто бы кто-то играл в мячик прямо над его головой.

Несколько минут Уильям лежал неподвижно, все еще не открывая глаз. Он надеялся, что у нарушителя его покоя проснется совесть и шум прекратится сам собой.

Но звук все продолжался, и пришлось все-таки вставать и брести наверх.

Глухой стук раздавался из одного из номеров. Словно кто-то размеренно пинал дверь ногой.

Ключ торчал в замке, и Уильям повернул его.

— Слава богу! — всклокоченная тетка двух девочек-близняшек, Джулия, буквально выпрыгнула в коридор. Ее глаза казались безумными. — Ну наконец-то! Я думала, что останусь тут на веки вечные.

— Но почему вы оказались заперты? — удивился Уильям.

— Потому что меня заперли! — воскликнула она сердито и бросилась к лестнице на первый этаж, развив довольно приличную скорость.

Он едва поспевал за ней:

— Кто? Зачем?

— Женщина, у которой сейчас живут мои племянницы! Если она способна поступить так со мной, взрослым человеком, то что она сделает с маленькими девочками? Боже мой, какие страшные люди живут в этом месте!

— Но почему она вас заперла?

— Ах это, — Джулия запнулась и на мгновение смутилась. — Да какая разница!

— Но должна же быть хоть какая-то разумная причина.

— Да что вы ко мне пристали! — вспылила она и вылетела из пансиона.

Уильям пожал плечами и вернулся в холл, к своему удобному мешку.

Люди такие суетные.

Все то время, пока Тэсса рассказывала захватывающую, но малость нелепую историю про дерево любви, выросшее из мертвой рыбы, Холли не сводил глаз с бездельника Эллиота. Никогда в жизни он не видел такого яркого обожания на чьем-то лице. Это следовало запомнить на тот случай, если однажды захочется нарисовать что-то романтичное.

— Это полная чушь, — уверенно заявил Эллиот, едва дослушав до финала. — Мои чувства не имеют никакого отношения к дурацкому дереву!

Тут Холли, чуткий эмпат, время от время улавливающий чужие эмоции, как какой-нибудь радиоприемник, ощутил нечто очень неприятное. Сильный гнев.

Встрепенувшись, он оглянулся на Фрэнка и ойкнул.

Тот был не просто злым, а очень злым.

Холли и не догадывался, что Фрэнк способен испытывать по отношению к Тэссе такую свирепость. Казалось, что он до конца своих дней будет ходить за ней, как теленок на привязи. А тут — нате вам!

— Как ты могла, — тяжело заговорил Фрэнк, и от тяжести этого голоса у Холли мурашки выступили, — так поступить с человеком? Ты лишила его свободы воли без предварительного позволения. Разве это не подлость?

А знал ли вообще этот человек женщину, которую якобы любил?

Или он ее только хотел?

Дубина и есть дубина.

Тэсса Тарлтон никогда не отличалась особой щепетильностью и поступала только так, как считала нужным.

Не то чтобы она была злой или бездушной, скорее — эффективной. Цель, с ее точки зрения, всегда оправдывала средства.

Так откуда же сейчас такая буря негодования?

— Хорошая новость в том, — ответила она спокойно, — что чары скоро исчезнут.

— Откуда ты знаешь?

— У этих чудес очень знакомый аромат. Это проделки пикси.

— Правда? — восхитился Холли. — Крошки, захватившие мой автомобиль, на такое способны?

— Все равно, — перебил их Фрэнк, который явно не собирался так просто успокаиваться, — ты не должна была подпускать Эллиота к этому дереву. Это безответственно.

— А как бы еще мы оценили эффект?

— Оценили эффект? Не говори об этом как о каком-то исследовании! Речь идет о чувствах человека! О его самоуважении! Что, по-твоему, Эллиот будет чувствовать, когда придет в себя?

Тэсса все еще оставалась спокойной, но Холли видел, что вот-вот она пошлет Фрэнка ко всем чертям.

Эллиот, растерянно переводивший взгляд с Тэссы на разъяренного Фрэнка, вдруг выступил вперед.

— Не смей так с ней разговаривать! — чуть-чуть испуганно, но все-таки задиристо воскликнул он.

Фрэнк посмотрел на него виновато и сочувственно.

— Мне жаль, — сказал он и вышел из дома.

Наверняка будет ночевать в мастерской или где-то еще.

На памяти Холли это была первая столь крупная ссора между Тэссой и Фрэнком.

От этого стало не по себе. Как будто мир, симпатичное в общем-то местечко, поменял свою расцветку. Небо стало зеленым, а море оранжевым. Вроде тоже ничего так, миленько, а все равно неправильно.

— Уложи Веронику на диване, а Эллиота в моей спальне, — коротко велела Тэсса. — Я устроюсь у тебя.

— Я? — поразился Холли, который понятия не имел, что делать со всеми этими людьми в доме.