Мне это нужно...
Я сидел и смотрел на воду. Много ее утекло по этой холодной бурной реке с тех пор, как я здесь поселился. Живу я, если так можно назвать моё существование, на северном склоне, на две сотни метров выше основания Волчьей горы. Почему Волчьей? Не ясно... За все годы, если я и встречал следы их пребывания, так только далеко в бору, который простирается на десятки километров вокруг подножья горы. Хотя, может они и водились тут ранее, да вот теперь чуют более опасного хищника и не суются.
Поселился я здесь намерено - подальше от людей. Гора-то, как раз посередине меж трёх городов находится, да на приличном отдалении от относяхся к ним деревенек. Лес тут вокруг густой, темный, непроходимый с виду. А по факту: толстенные, коренастые, скрученные во все стороны ветви деревьев, вполне позволяют через них продвигаться. Да и подлеска почти нет. Только знай, подгибайся да перепрыгивай все преграды, когда бежишь. Пешком я редко хожу. Расстояния тут немаленькие. Можно день прогулять и не дойти. А я, человек выносливый. Среди леса встречаются и солнечные места, как правило - ягодные. Вкуса, я с некоторых пор не чувствую, но аромат ягод мне его с лихвой компенсирует. Сейчас вот рыбку наловил, и по привычке сижу - сам с собой разговариваю. Ну, вставать пора!
-Пока речушка. Спасибо за компанию, да за рыбку. – Провел я рукой по гладкой воде. Река вроде и с горы бежит, а вода в ней в этом месте, временами замирает, будто озерная. Берег тут крутой, обрывистый. С полными руками простому человеку не забраться, - да тут и нет, простых. Иду по протоптанной мною тропе. - Домой закину улов, да побегу. Сегодня та самая ночь и я уже чувствую предвкушение.
Собираюсь ночью в деревеньку на охоту сходить, - пока все спят. А охота у меня знатная! Останавливаюсь чуть поодаль от окраины одной из деревенек, набираю полные лёгкие воздуха и, за это время нахожу жертву... Вот она лежит! В спальне, ловя холодные, голубоватые отблески от света луны. Свежая, толстенькая, похоже никем не начатая - книга.
Ну что ж, не на луну же мне выть по ночам? Чай не волк. А книгу почитать о том, как другие счастье нашли, - оно самое то. Поначалу-то я книжки всякие серьезные да нужные таскал, - да вот библиотека у меня уже в пол горы собралась, а ответа на свои вопросы в них, так и не нашел. Подумал было, может в сказках да былинах их найду, - да и там, все не так, и не то. Вот, с одиночества и стал всеядным читателем, разве что про моду, женскую, не читаю, - на том себя и успокаиваю. За течением времени и говор людской поменялся, да и слова в книгах буквы потеряли. И как-то незаметно все пролетело. Случись мне с кем поговорить, да и растеряюсь как. Мой выговор уж больно теми временами пропитан.
Бегу назад быстро, чтобы воздуха деревенского на беду не хватануть. Свет луны падает на обложку, я обращаю внимание на рисунок и название. Хочется выругаться: Женский роман. Судя по обложке, - очень, женский... Ну что ж, пора смириться с судьбой, похоже сегодня, и про моду почитаю.
Бегаю я, нужно сказать, пусть и не слишком быстро, но километров двадцать пять за полчаса пробегаю. Могу себе позволить за ночь до любого из городов вертануться. Правда был я в них по разу, да и то, лишь на окраине. Да и нет нужды особой мне туда соваться. Опасное это дело. Вдруг нарвусь, а потом сам себя же бичевать за это буду.
В деревнях проще. Усмирил собаку у крайней избы и все дела. Да и воздух вокруг чистый, голову не вскружит. Хотя уже давно у меня все по хозяйству есть, в книгах вот, только нуждаюсь. Кружка, ложка, миска, топорик да нож, и моя гордость, - найденный котелок. Видать, горе охотники в лес мой забрели на ночлег разложились, да струхнули. Коряги-то мои, знатные тени ночью бросают, да скрипят, бывает: то жалобно да душевно, то жутко. Сам я наверно с полгода привыкал, прислушивался, хотя не о них все думы тогда были. Это я уж сейчас, - каждую травинку рассматриваю, да каждую птицу слушаю. Да думаю, - все чаще вслух, чтоб рассудком не помутниться.
Вот сейчас осталось через лесное болотце да овражек проскочить и подножье уже в километрах двух будет. Слышу сегодня опять лес стонет… Странно, ещё более жалостливо чай обычно. И тут мне в нос ударяет сладковатый запах металла, нет... Бежать отсюда, опасно...
Снова стон. Уже ближе… Я всё ещё бегу по направлению горы, вдоль оврага. Хоть уши затыкай и не слушай. Правой рукой уже зажал нос, а с левой стороны, сумка на плече, и книга все еще в руке. Да уж. Слух у меня чуткий, не ошибся, а зрению - любая кошка позавидует.
Слева внизу впереди от меня, в овраге, пошевелилось бело-алое пятно, подсвечиваемое луной. Овраг здесь одно из немногих мест, без высоких деревьев, - зато длинная трава и мох, окутывают огромные валуны и более мелкие камни. Хоть тут вечная тень от северной стороны горы, прикрывающая даже луну, но проглядывается все хорошо. Внизу по весне всегда вода течет, - как в полноводной реке. Сейчас подсохла. Остался ручеек в полметра шириной. Хожу сюда состирать чего.
Это пятно, как раз почти у кромки ручья, и опять стонет… Я затормозил так, что в каменистой земле образовалось две борозды и вниз посыпались мелкие камни. Ладно, одним глазком что там. Я уже давно понял, что это за пятно. Еще в начале - по запаху. Но называть вещи своими именами до сего момента, себе не позволял. Одного прицельного оценивающего взгляда оказывается достаточно для того, чтобы принять решение. Всё-равно умрет, и без моей помощи...
Съезжаю по мокрой траве в овраг, - то ли от тумана намокла, то ли утренняя роса собирается. Торможу за пару сантиметров перед... Месиво.., когда-то бывшее девушкой. Без сознания, но корчится от боли. Это сделали явно не звери, - люди! Кто и что с ней творил? Даже в мыслях не укладывается.
Дышу уже не сдерживаясь полной грудью.
Здесь в низине клубился ее нежный, с горчинкой пота запах, навязчиво перебиваемый сладким запахом ее же крови. И как до сих пор зверье не набежало?
Первый контакт
За час добежал до деревни с лекарем. Стою поодаль. Боязно. Как бы делов не натворить... Для начала попробую подышать у дома да и решусь войти.
Прошло пять минут. Постучать бы пора? Не пришлось... – дверь сама открывается и...
– Долго ещё на пороге мяться будешь?
Я растерялся, поднатужился и выдавил:
– Нет–с, здравствуйте, дедушка.
В ответ услышал смешок.
– А сам-то кто будешь? Молодчик, должно полагать? Михалыч я! Что приключилось-то, что столько под дверью терся? Просто так ко мне на ночь глядя люди не ходють.
Я помялся, вот оно общение! Первое за восемьдесят лет! Чувствую себя отроком на экзамене. И радостно, что могу поговорить, и волнительно! В книгах оно сейчас по-другому уж пишут, а разговаривать-то как? Да и про обращение мог бы догадаться. Сколько раз отражение свое в реке ловил, когда умывался да пил в ней? Ну раз так, да уж не молодчик я, и разговор можно иначе повернуть, тем более, что смотрит Михалыч на застывшего и мракующего меня уже подозрительно.
– Издалека я, добрый человек. Внучка моя в горах соскользнула. Лежит без сознания, стонет. Переломов, кажись, не видать, но вся в ранах, а окромя них в синяках, а я сделать ничего не могу. Вот за лекарствами пришел да советом.
– Я так скажу. – Помялся с ноги на ногу Михалыч и напустил на себя толковый вид. – В город её надобно, в больницу. Там её отходють и вылечут, а я только и могу дать, что в городе брал, да трав и мазей своих, – если уж никак. А потом все равно в город вам надобно. Здесь только на два дня лекарств хватит. Да скажи той, кто повязки меняет и за ранами следит, – мази свежей два раза на дню накладывать, не то кровь плохая станет, и не поднять тебе внучку тогда. Да шевелиться не давай. Переломы они тоже, разные бывают.
– А бинты и рубаху у вас можно взять? И гребень ещё нужен. – Поспешил я попасть в доброе расположение духа, а то мало ли.
Ловлю недоуменный взгляд.
– Ну, смотрю, ты правда, издалека... С бинтами ещё помогу, да простыню старую дать могу, прокипятишь. А вот рубахи да гребни — это не ко мне. Давай провожу к Мане–ткачихе. У нее и гребни с бусами имеются.
– Бусы-то мне к чему?
– А ты думаешь, Маня так тебе все быстро и подберёт, на ночь-то глядя, коль заинтересованности еёной не будет? Выставит и с утра прийти скажет, а внучка твоя без лекарств ждёт.
– Понял. Отвык, что все сложно у вас.
–А у вас? – Да что такое? Теперь снова насмешливый взгляд старика, но хоть добрый. Надо быстрей адаптироваться.
– А у нас по-простому.
Вышли из избы. Стоя на крыльце, Михалыч глубоко вдохнул всей грудью, окидывая взглядом кроваво-красное небо.
– Красота! Столько лет живу, а все закатом любуюсь! И цвет сегодня особо красивый.
– Что ж красивого? Будто кровь разлили. Мне так и то не по себе от него.
– Ты, верно, на войне был? Отец мой, царство ему небесное, тоже не любил. – Я пожал плечами, не найдя, что ответить. Вроде и был во время войны, но вот только совсем в другом месте.
– Далеко изба-то ткачихи?
– Недалече. Деревня-то у нас, коли заметил, всего на две улицы. Идем за мной, да осторожно, тут через проулок крапивы наросло, не пожалься.
Из проулка уперлись в деревянные покосившиеся и некрашеные ворота, зато с резьбой. Вид избы чуть более ладный, но где за провисшую ставню взгляд цеплялся, а где на покосившееся в противоположную сторону от дома крыльцо.
– Поздно, уж и скотина во двор вся зашла, поди подоила уж её да ко сну готовится. Да ты не переживай, она у нас безотказная, коль денег хорошо заплатишь. Деньги-то есть? – Я утвердительно кивнул.
Стучимся. Выглядывает лицо. Баба на колобок похожа и масляные пятна на лбу и щеках. А вот взгляд, цепкий. Провела им по мне сверху вниз, оценила... Похоже не дотягиваю до желанного гостя. С Михалычем поздоровалась, сразу разулыбалась пожелтевшими зубами.
– Манечка, да ты никак передник новый сшила, – рукодельница ты наша! Загляденье одно! – Причмокнул Михалыч, растопырив руки с пальцами в стороны.
Загляденье…, (век его не видели ещё хотя бы один воздержался), расплылось в довольной улыбке ещё шире, приобняло Михалыча и игнорируя меня, потащило его в избу. Я пошел следом, мне не до расшаркиваний. В нос ударил резкий удушливый запах бабьего пота и какой-то кислятины, пропитавшей избу. Я невольно перестал дышать.
– Погоди, погоди, Манечка. Я с человеком. Помощь ему нужна. Рубахи ему нужны да бусы с гребнем для внучки.
– А деньги-то есть? – Насторожено и даже брезгливо бросила она в мою сторону.
Достаю пригоршню золотых, кладу на просаленную скатерть, сдерживая лицо, дабы не сморщить нос. Это какой засранкой быть надо! У одинокого Михалыча в избе и то свежестью да травами пахнет.
– Ты чего? – Михалыч испугано хватает меня за руку и вкладывает назад все, кроме одного, одиноко оставшегося на столе, и все это под огорченный взгляд Мани. Смотрит мне в руку, будто только что от души оторвала, кровные! – На эти деньги избу купить можно. Неужто так отчаялся, что деньги не милы?
– Деньги у меня ещё есть, а вот внучка одна. Думаю, новая изба хозяйке поможет сейчас поторопиться. – Я со звоном, демонстративно, кладу эту горсть назад. – И пару сарафанов на стройную фигуру. Она на полголовы пониже меня будет, худая. Ну и что вы там женщины ещё носите, добавь. – Чего-то смутился я. Надеюсь, теперь я не способен краснеть?
Губы хозяйки так и застыли в расплывшейся улыбке, а вот глаза с каждым моим словом и делом становились все шире и дружелюбнее. И тут она выдавила из себя с придыханием:
– Господин, думаю, за час управлюсь. Вы только другой раз тоже ко мне обращайтесь. Все для вас в наилучшем виде, как постоянному дорогому покупателю.
– Не больше сорока минут. Внучка ждёт. – Решил поторговаться я, и не ради принципа, а о находке уже извелся. – Мы пока с Михалычем лекарства подберём.
Только спокойствие
Мне совсем не больно, и что странно, этот контакт я бы нашел даже приятным, но она смотрит на меня с такой яростью! Более того, вжав голову и приподняв локоть перед собой, ждет ответной реакции.
Лежит, такая хрупкая, беззащитная, с ярким румянцем на щеках и часто вздымающейся кверху грудью…
Неожиданно для себя я смешался и отвел взгляд. Вот не раз же её целиком перебинтовывал, да и мыл, и ни одной мысли..., а сейчас? Я-то чего? Зарделся? – Невольно прикоснулся к своей щеке и тут же себя одернул.
Прежде всего нужно успокоить девушку. О себе и обо всём произошедшем я как-нибудь потом думы буду разводить, а сейчас разумно не сгущать краски. Поэтому я как можно спокойней, но тверже сказал: «Ты только что ударила своего врача и человека, который спас тебе жизнь. Если хочешь, можешь уходить отсюда прямо сейчас, но здесь на много километров вокруг непроходимый лес и куча голодного зверья. Возиться с такой неблагодарной мне совсем не хочется». – Девушка перестала прикрываться рукой, и кажется, страх в её взгляде исчез. Про себя отметил, что девушка на глазах становится бодрее, а её движения легче. Это ж надо, так отвесить…
– Прости, я не хотела. Просто… то, что случилось... А я…, я ему так доверяла... – Всхлип. – Я, правда, хочу к маме… – Повисла гнетущая тишина, которая нарушалась лишь её слезливым сопением, но все это время девушка смотрела мне в глаза, будто намеревалась сдержаться и продолжить, а я боялся это нарушить, сказав что-то не то, и совсем все испортить. Но тут девушка подобралась и продолжила. – Мама, наверное, волнуется, да и папа тоже. – И снова забилась в истерике, уже не сдерживая громкости рыданий.
Я растерялся... Совсем не знаю, как нужно вести себя с барышнями в такой ситуации. Утешать девушек мне никогда не приходилось, а девушек, переживших такое, тем более. Да и одичал я знатно за это время. Вон как меня в разные стороны плющит… Да и не мужицкое это дело сопли подтирать. Решил действовать себе под стать – хладнокровно.
– Хорошо, раз ты так хочешь к маме, тогда давай поторопимся. Тебе сейчас нужно довериться мне. Я поменяю твои повязки и наложу лекарство. После чего, ты можешь или поспать, или мы можем с тобой поговорить, но без слез, иначе лечение затянется. ещё будет совсем замечательно, если ты позволишь определить невидимые глазом повреждения, чтобы мы могли начать их лечить.
– Я больше не верю мужчинам, тем более таким красавчикам. – А это она к чему?
Сказав это, она густо покраснела и спрятала глаза, а потом всхлипнула. – Опять?!
– Ты чего? Это я что ль? Пошто? – Очередной раз неслабо смешавшись, я снова перешел на деревенский говор, но тут же себя засек, и, откашлявшись, тем самым добыв себе время, снова перешел на современный книжный. – Тогда считай, что я не человек. Считай, что я твой врач. Просто врач, который тебя лечит. Тем более после того, как ты поправишься, мы больше никогда не увидимся. Тебе нечего стесняться или опасаться.
Но от девушки явно не скрылось мое замешательство и, почувствовав себя на моем фоне более уверенно, она неожиданно расслабилась и даже слабо улыбнулась, как бы поддерживая меня. И кто кого тут утешает?
– Ты учился на врача? Но как!? Если говоришь, что здесь вокруг на много километров один только лес.
– Но ведь где-то далеко и люди на земле живут, и города стоят. Если быть честным, я доучился, но практику пройти не успел. И это было довольно давно, поэтому ты и твоё плачевное состояние заставили меня пройти экспресс-курс у деревенского целителя. И раз ты до сих пор жива, я с этим неплохо справляюсь. Как сама думаешь? Поэтому доверься мне и дальше.
– Да… Думаю ты прав. – Робкий ответ от девушки, и следом уже совсем не робкий, при этом теплый взгляд прямо в глаза. Под её взглядом я почувствовал себя как-то не так, – непривычно уютно, но последующие слова меня окатили будто ливнем в солнечный денек. – А где твои родители? Они живут вместе с тобой или ты женился и живешь отдельно?
– Похоже кому-то стало значительно лучше и у него проснулась любопытство? – Нарочито бодро ответил я. – Нет, я живу здесь совершенно один. Мои родители давно умерли. – Почему-то врать ей совершенно не хотелось, но и правдой напугать её я не мог. И ни к чему кому-то знать.
– Извини, просто… когда я узнаю о тебе немного больше, думаю, мне станет спокойней. А с кем тогда ты живешь?
Мое нутро шевельнулось, и я мгновенно вспыхнул и на повышенных тонах выпалил:
– Я же сказал, один. А если быть точным – сейчас с тобой, но только до тех пор, пока ты не встанешь на ноги. Потом, даже если будешь упираться, тебе придется уйти отсюда. Тебе здесь не место. Ну что, узнала больше? Тебе стало спокойней? – С вызовом в голосе закончил я.
Она абсолютно не обратила внимания на мой тон, что удивительно. Смотрит с тем же спокойным любопытством.
Нет. Мы оба тут ненормальные… Но я-то понятно почему, а она? Как можно после пережитого так спокойно реагировать на мой тон и такие слова? Мне самому после моего высказывания не по себе стало. Запоздало пришло чувство вины перед беззащитной и без меня угнетенной девушкой. Но нет худа без добра. Зато я, высказавшись, немного успокоился и взял себя в руки.
Однако её вопросы явно не закончились. По одному виду сказать могу, хоть и одичал. Точно, ожила на мою голову. Существовал тихо-мирно, без этих резких перепадов настроения, а теперь? Неужто так и поведется? Пока я снова не сорвался, поспешил более дружелюбным тоном предупредить девушку.
– Давай договоримся. Личных вопросов уже достаточно. Я готов поговорить с тобой на любые другие темы.
– Хорошо. Тогда можно всего один последний вопросик? – А бровки-то как забавно подняла, будто два домика! – Я просто не могу понять. Как такой молодой красивый парень может жить один посередине леса? Неужели у тебя нет друзей или людей, с которыми ты хотел бы пообщаться? Просто на твоём месте я бы сошла с ума от одиночества. – как-то чересчур обреченно, с сожалением, закончила она. Впору себя жалеть начинать?
Ангелина
Я всегда с брезгливой жалостью относилась к людям, попавшим в мою ситуацию, и считала, что бесполезно чинить то, что уже надломлено. Но сейчас ещё и дня не прошло, как я очнулась, а все произошедшее кажется мне каким-то плохим сном. Словно все подернуто дымкой и было не со мной. Только тянущая боль по телу не давала списать все на сон.
Марк… Обида, ненависть, желание заставить мучиться троекратно… – ведь это должно занимать мои мысли? Но нет! Конечно, я киплю только об одной мысли об этих подонках, я хочу заставить их ответить за все. Не сомневаюсь, они поплатятся. Я хочу убить их морально и наказать физически, но ещё больше я хочу жить дальше, использовать каждую отведенную мне минуту правильно! Вытащить отсюда моего глупого, непонятно чего боящегося спасителя и жить! Ведь жизнь может оказаться короче, чем кажется.
Как он смотрел на меня, пока я ела! Видно, тоже голодный. Я ведь заметила, что у него даже тарелка одинокая: большая, алюминиевая, с закругленными наружу краями и дном, усыпанным мелкими вмятинами – больше напоминает миску, чем тарелку. Кружка тоже металлическая, не в лучшем состоянии, зато большая, наверное, больше чем на пол – литра. Картошку он мне принес завернутую в лоскуток, и расстелил его передо мной, присыпав клубни солью. Даже хлеба нет. Хлебцы, принесенные из аптеки, он аккуратно раскрыл и положил передо мной, как диковину. Сам не притронулся. И ведь даже вида не подает, что тяготится этими условиями жизни.
Эта неподдельная забота, до сегодняшнего дня чужого мне человека, приводит меня в непонятное счастливое замешательство. Мне искренне хочется ответить ему тем же! Это вытесняет весь негатив, поселившийся в душе. Он даже не представляет, как я за него испугалась, когда он взорвался и закричал о мести. Ну что может бедный крестьянин против сынка крупного конгломерата? Арсений пронянчился со мной уже не один день, а до сих пор заботлив, будто заботится о родном человеке, и даже не злится на мои слезливые срывы. Вот куда такому нежному и заботливому, далекому от жестокого реального мира, бросаться в пекло против этих подонков?
Во мне, наверное, и правда, что-то поломалось. Ведь, по логике, я должна сейчас ненавидеть весь мир или предательскую мужскую его половину. Вместо этого, проплакавшись, я не могла оторвать взгляд от Арсения. Это имя так и всплыло у меня в голове, когда я на полных правах, прикрываясь оправданием, смогла внимательно рассмотреть его черты, выбирая ему имя.
Нет, действительно, сломалась! Когда это я стеснялась или искала причины, чтобы поднять свои и заглянуть в чужие глаза? Как правило, все было наоборот. Никогда не видела ничего зазорного в том, чтобы открыто выражать интерес. Другое дело, что раньше передо мной не было таких особенных людей, как он. Он будто притягивает к себе взгляд, при том что отнюдь не тянет на ухоженного современного человека. Волосы, явно давно не видевшие стрижки и просто перевязанные сзади черной потускневшей атласной лентой. Явно обгрызанные ногти. Рубаха из ситца – явно самопошитая. Одно удивляет, где он новые джинсы достал? На общем фоне бросаются в глаза. Только подумать! Как могут обычные джинсы бросаться в глаза?! Тем не менее, это действительно так! Только они и нормальные. Обувь, н – да… При этом, нужно сказать, он умудряется быть довольно чистоплотным. Я даже не засомневалась в чистоте бинтов или же посуды. И одет опрятно. Ну ничего! Как только появится возможность, я ему помогу с одеждой. Да и разве в одежде дело? В памяти всплыл его последний взгляд на меня: его полные нежности и добра глаза… А ведь я никогда раньше не запоминала, кто и как на меня смотрит…
И все-таки он такой добрый и милый! Так забавно смущается, а потом сам же на это злится и тут же отходит. Не знаю, чувствовала ли бы я себя так свободно в его компании, если бы не это? как-то успокоило то, что рядом человек, который смущается тебя ещё больше, чем ты его. И при этом он умудряется быть таким мужественным, строгим и милым одновременно.
Даже не будь он таким красавчиком, я… А что собственно я...? Поплыла в своих мыслях от одного поцелуя в макушку? Эй! Больная, на больничной койке! Собери мозги – похоже разбрызгались!
– Ай, жуть... – Я передернулась… По телу пробежали мурашки, а в голове замелькали картинки с Марком и его сообщником и я почти физически снова почувствовала сдавливающую боль от падения из окна. Резко стало зябко и страшно. Только не это… От нахлынувших воспоминаний мгновенно выступили слезы, но я не позволю этим подонкам и сейчас меня мучить…
Я помотала головой, выгоняя непрошенные мысли, и сосредоточилась, вызывая из памяти картинку с заботливой улыбкой Арсения: «Так, Арсений!» – Думаю об Арсении. – Удивительно, но осознание того, что он где-то рядом, приносило покой и вселяло уверенность. Больше не позволю ни одной плохой мысли просочиться в мою голову! Он сказал нужно поспать? Вот и посплю, думая о его необычных каре – бордовых глазах с ободком цвета спелой черешни. А его плечи…
– Ангелина ты звала? – От неожиданности, что картинка обрела звук, я вздрогнула. Додумать мне не дали… В комнату, в одних штанах, влетел взволнованный Арсений, неловко прикрываясь снятой рубашкой. Ой! Это же я вслух… замечталась!?
Не паниковать! Хорошо, что не всё вслух додумала… Я лихорадочно и растерянно улыбнулась, чувствуя, как залилась краской, и отнюдь не только из-за того, что меня услышали. В полусумраке увидеть Арсения без рубашки – он такой… Ловлю на себе его взгляд, в то время как прикусываю раскатавшуюся верхнюю губу.
– А у тебя попить ничего сладенького нет? – Нашлась я.
– Нет, извини, только вода. – Он почему-то смутился. – Но могу выжать тебе морковный сок.
– У тебя же нет электричества. Даже свет, и тот только от огня. Откуда тогда соковыжималка?
– Я.., руками… – Он снова отвел глаза. – Мне здесь приходится много работать, поэтому руки сильные. Сил хватит. – Добавил он уверенно.
Ангелина
Почти все оставшееся время завтрака Арсений был погружен в свои мысли. Я заметила, он довольно часто ненадолго задумывается, будто уходя в себя. Неверное, результат долгого одиночества. В этот момент его глаза, да и он сам, становятся такими грустными, что мне непременно хочется его отвлечь хоть чём-то. От моих вопросов он спохватывается и будто оживает на глазах. Но до этого момента я продолжала молчать, решив впредь тщательно продумывать каждое слово.
– Арсений, так что насчет весточки родителям? – задала я беспокоивший меня вопрос.
– А? Да… Как раз думаю.
– А какие варианты?
– Никаких.
– То есть? – то ли возмущенно, то ли испуганно вскрикиваю я.
– Давай рассудим. Я могу пойти в деревню отправить письмо, не знаю. как часто там бывает почтальон, но раз в неделю точно. Учитывая это, ты сама домой быстрее письма вернешься.
– А телефон?
– Даже не представляю, где его найти. В деревне у старосты какого? Так в Лопухах, где я лекарства брал, телефонов не примечал. В «Лесовичах», возможно есть. Деревня подальше от глуши, более крупная и зажиточная.
– Про интернет, думаю и заикаться не стоит.
– Интернет? Аааа, читал пару журналов про современные технологии. Сложно представить, как это вообще может работать. Но в нашей ситуации хоть бы найти, где и у кого позвонить.
– Тогда надо хоть позвонить. Сходи, спроси, пожалуйста, можно ли мне позвонить, или сам позвони. Пожалуйста – пожалуйста! Я номер дам. Умеешь?
– У моих родителей телефон был, сумею.
– Нет, давай все-таки вместе сходим. – Решилась я. По пещере как-то же сегодня уже передвигаюсь и до деревни доплетусь как – нибудь. – Они меня услышат, не так волноваться будут. И про Маринку объяснить надо, мало ли как её наказали. Далеко идти? Километр, два?
– Больше пятидесяти точно.
– Что? – Воскликнула я от удивления.
– Я же говорил, чаща лесная тут вокруг. Далеко тебе идти, а ты сил не набралась. Даже ещё сидишь, шатаешься. Повремени денек. Там видно будет. Коль сможешь добраться до деревни, край следующий день оттуда и до города транспорт найдешь. Тут тебе идти дольше, чем потом ехать. Да и не в том дело.
– А в чем же тогда?
– Предположим, ты прямо сейчас у телефона. Что ты скажешь?
– Как что? Чтобы они не волновались. Попрошу приехать за мной или машину прислать.
– Хорошо. Спрошу по-другому. Если ли вероятность, что твои обидчики узнают, что ты в порядке и попытаются или сбежать, или навредить тебе в пути, пока ты не вернулась?
– Думаю, как мама услышит мой голос, ещё не дав объясниться, весь дом на уши поднимет, – как улей гудеть будет. Вероятнее всего, родители обратились в полицию и меня ищут, а Марк вполне мог рядышком пристроиться. Да и связи у него везде. Скорее всего, разыгрывает сейчас из себя безутешного влюбленного. – Не удержавшись, я поморщилась, будто съела кислый лимон. На лице Арсения я уловила похожее выражение, после которого его глаза вспыхнули гневом, который он спешно постарался задавить.
– Есть большая вероятность того, что своим звонком ты дашь им возможность предпринять какие-то действия. За себя не волнуйся – я смогу тебя защитить. А вот гарантии, что эти сволочи будут сидеть ровно, дать не могу.
– Как же быть? Родители же волнуются. И Маринка, – я слишком сильно её подвела.
– Не знаю я вашей жизни. Вот и спрашиваю у тебя. Как решишь, так и будет.
– Нет. Арсений, ты прав. Не хочу давать Марку шанс на оправдания или побег. Лучше мне появиться внезапно. Возможно, от неожиданности он выдаст себя и нам даже не придётся ничего доказывать.
– Доказывать? Зачем тебе что-то доказывать? Отдыхай пока, обдумай, а завтра поговорим.
– Хорошо. – Похоже, Арсений даже не знает, что значит толпа ушлых адвокатов из юротдела крупной компании. Эти хоть дьявола невиновным сделают. Наверное, стоит сначала показаться на глаза папе, и с ним этот вопрос обсудить, а потом уже попадаться на глаза маме.
– Сейчас мне нужно уйти за обещанной тебе рыбой, а ты, пока солнце высоко, можешь почитать. – Сказал он мне, как только я отставила от себя пустую кружку, которую уже давно просто мусолила в руках.
– Так у тебя, и правда, есть библиотека? – Обрадовалась я возможности скрасить одиночество.
– А у тебя были причины не поверить моим словам?
– Не обижайся, но библиотека в пещере — звучит как-то… дико? – Арсений только улыбнулся и предложил свой локоть для опоры, чем я тут же воспользовалась, чуть ли не со старческим кряхтением поднимаясь с бревна.
– Осторожно. Тут не совсем ровный пол. – Сказал Арсений, немного посторонив меня от небольшого бугорка на пути. Учитывая, что ноги я буквально волочу, обязательно бы запнулась. Мы прошли мимо водопада и пошли глубже.
– Арсений, куда мы идем? Там же темнота! – Срываясь на шепот сказала я.
– Доверься мне. – Так же шепотом ответил он. Его вторая рука, легла поверх моей, держащей его за локоть, и ободряюще немного сжала, чтобы тут же исчезнуть без следа.
– Знаешь, как-то проще доверять при солнечном свете. – Доверительно прошептала я. На самом деле сейчас, рядом с Арсением я чувствовала себя защищенной, а темнота сейчас только добавляла муар таинственности. После незамысловатого жеста Арсения мое сердце и вовсе пустилось вскачь и все это почти в кромешной темноте, которую я боялась с детства!
– ещё пару шагов, налево. Вот!
– Я должна сейчас удивиться тому, что вижу? Только есть одна проблемка – я ничего не вижу! Только чувствую необычный запах.
– Дай руку. – По голосу поняла, что Арсений улыбается. Он взял мня за запястье и приподнял мою руку, положив её на полку. – Это одна из полок. Сверху и снизу ещё по три.
– Так… много… – Ответила я, подавляя волнение от осознания, что Арсений так близко. Голос меня подвел, и получилось как-то хрипло, а ведь даже не простыла.
– Проведи рукой. – На ощупь, второй рукой, я провела вправо по идеально – ровному ряду корешков. Даже почувствовала тиснение на некоторых их них. Я ожидала ощущения слоя пыли на руках, потерев пальцы, но его не было. Видимо, Арсений заботится о своих книгах. Я сделала шаг назад и уперлась спиной в его грудь. Я перестала дышать и нехотя заставила себя отстраниться. Странно, мне кажется, или в тот момент я спиной почувствовала стук его сердца?
Арсений
Прошел ещё один день. Мы о многом успели поговорить и окончательно подружиться, но сегодня с утра Ангелина как с цепи сорвалась, убеждая меня в том, что мне пора навсегда выйти к людям. Я никак не мог подобрать слова, чтобы убедить её в обратном, не раскрывая своей тайны.
– Ангелина. Давай так. Я остаюсь здесь, и это не обсуждается.
– Арсений. Ты отбрасываешь все свои сомнения и идешь со мной в город.
– Я пойду, чтобы убедиться, что ты благополучно добралась домой, но не останусь.
– Почему? Ответь, чем тебе важна эта пещера? Твое богатство: котелок да чашка с ложкой.
– ещё топорик забыла упомянуть.
– О да, самая важная вещь! Можешь забрать все это с собой. У нас большой дом. Думаю, родители будут непротив выделить моему спасителю комнату, и место для твоих вещей обязательно найдется.
– Ангелина. Что непонятного в слове «нет»?
– Непонятны причины, по которым ты упорно его повторяешь. Это из-за религии или какой-то клятвы.
– Нет.
– Ты от кого-то прячешься или бежишь?
– Да.
– Ну наконец – то! От кого?
– От себя, Ангелина. И на это есть веские причины.
–Что-то я не заметила этих причин, пока жила здесь с тобой. И характер у тебя классный, с тобой не соскучишься. Так с какого ты тут кукуешь?
– Тебе очень повезло, что ты их не заметила, поверь. И перестань уже так безоговорочно доверять людям и верить, что все вокруг святые. Поможет избежать многих неприятностей в будущем.
– Если Марк оказался подонком, это не значит, что весь мир вокруг состоит из маньяков и серийных убийц. Вот ты, например. Ты же не маньяк какой-то.
– Почему ты так в этом уверена? Это на лбу что ли пишут?
– Ты слишком сердечный для того, чтобы причинить кому-то боль.
– Прекрати. Давай оставим эти глупые разговоры.
– Они не глупые. Ты просто не понимаешь. У тебя нет выхода, как вернуться к людям. Так лучше раньше, чем позже.
– Ни раньше, ни позже. Мое решение останется неизменным.
– Сколько ты здесь прожил? Год, два, пять? На вид тебе не больше двадцати. Ты же не сможешь всю жизнь жить отшельником. Рано или поздно тебе захочется простого человеческого общения. Создать семью, наконец.
– Ты ошибаешься. Я прожил тут гораздо дольше, и как видишь, обошелся без всего вышеперечисленного.
– Врешь! Если ты закончил учебу, но не прошел практику тебе должно быть не больше двадцати трех. Даже если пять лет прибавить, тебе ведь не может быть двадцать восемь? Ты же не такой старый?
– Ангелина, не смей! Я не соврал тебе ни разу. Я могу не говорить тебе всего, но ни разу не врал. Тебе самой-то сколько, раз двадцативосьмилетний человек тебе старым кажется?
– Мне семнадцать. – Гордо ответила девушка. – Я в этом году поступила в РГУО.
– Мать моя Богородица! – От удивления я осел на бревно. Да ты ещё ребенок!
– Что??? – Возмущению Ангелины не было предела! Даже кулачки до бела сжала. – Я уже взрослая! Через восемь, нет, семь месяцев стану совершеннолетней!
– Вот взрослая, а детскими фразами оговариваешься.
– Кто бы говорил! Немного старше меня, а смущаешься сильнее. И жизни совсем не знаешь! Вот! – Ангелина скрестила руки на груди, подперев грудь, и вздернула носик. В своем сарафанчике сейчас она выглядела очень деловито так, что я чуть не рассмеялся, забыв о причине спора.
– Ты права. Не знаю и знать не хочу, и давай закончим на этом. – Давя улыбку, стараясь ответить с серьезным тоном, сказал я.
– Тебе что, и правда, двадцать восемь? – Насторожено спросила Ангелина.
– Нет. – Рявкнул я. – Хватит расспросов. Не заставляй меня думать, что я совершил ошибку, забрав тебя из того оврага. Не усложняй мне жизнь. – Неожиданно, буквально за секунду, я вскипел от ярости. Вот кого угодно доведет.
– Один вопрос, ответь честно! Тебе больше двадцати пяти или меньше? – Совершенно не реагируя на мою реакцию, продолжает она. Ведь не отстанет…
– Больше. – Закатил я глаза, готовый взмолиться. – Довольна? Это последний раз, когда я отвечаю на вопросы о возрасте. – Ангелина судорожно соображая, уселась на принесенный мною вчера пенек. Теперь у нас… Тьфу… у меня их три. Один, самый широкий, вместо стола и два вместо сидений.
– А по тебе не скажешь.
– А я и говорю. На лбу у людей многого не пишут. Пойми и запомни.
– И не надо на меня так смотреть. Я не по годам умная.
– И эту фразу мог сказать только ребенок. Не находишь? – Ангелина залилась краской.
– Нашелся взрослый. С детскими страхами. – Хмыкнула девушка. – Я спать, а то завтра вставать рано. Ты обещал дать мне немного прогуляться по лесу. – С достоинством королевы Ангелина отвернулась и с гордо поднятой головой проследовала в свои покои.
– Завтра попривыкнешь к ходьбе, а к выходным пойдем в село, где автобус до твоего города ходит.
– Угу… – Ответила Ангелина уже в подушку.
– Эй, кнопка, ты чего? Опять что ли сырость мне развела? – Я не смог уйти и сел на край лежанки. Уж никак не могу в себе сил найти, когда она плачет.
Я нагнулся над девушкой и потеребил её за плечо.
– Ну. Полно тебе. Уедешь и забудешь старика. – Девушка резко перевернулась на спину, и я встретился в полным возмущения взглядом.
– Даже если тебе все тридцать – ты мне нравишься! – Всхлипнув, ответила Ангелина, вытерев слезы рукавом и шмыгнув носом. И тут неожиданно её взгляд поменялся на озорной. – И знаешь ещё что?
– Что?
– Нагнись, ну ушко скажу. – Я нагнулся. Ангелина обвила шею своими руками, но вместо того, чтобы прошептать, притянулась сильнее и соприкоснулась со мной губами, начав робко, неумело целовать. Мне следовало оттолкнуть ее, но я не мог, и не потому, что боялся задеть чувства девушки. Я как никогда хотел разделить их с ней, хоть и не смел сейчас ответить тем же действием, так же как и не смел оттолкнуть.
Не думал, что спустя столько лет почувствую подобное. Даже в годы учебы, во время моих многочисленных попыток исследования женской половины, я ни разу не чувствовал подобного при поцелуе. Было желание, но никогда не было того трепета, с которым душа рвется к другому человеку, когда ты хочешь отдать всего себя несмотря ни на что.
Студенчество
Арсений
Передо мной стоит маменька, смахивая слезы. Вот и закончилась моя редкая побывка дома. Неделя – и я уже должен ехать, куда приказано.
Уже четвертый год как я студент одного из «высших» факультетов Императорского Университета. Собственно, я уже доучился, осталось несколько лет практики. Спуску студентам тут не дают. Если сказали – вынужден подчиниться. Вот и сейчас, мой личный слуга загружает в карету необходимые вещи. Жаль, непозволительно брать с собой слуг, он бы мне в пути кстати пришелся. Велено через пять дней прибыть в Древолесье – это южная из деревень, относящаяся к северной губернии. Ох, и гиблое, говорят, место! Матушка снабдила меня провиантом да иконку с молитвой к сердцу вложить велела.
Тятя и вовсе свой трофейный нож пожаловал. Не думал, что он с ним когда – нибудь расстанется. Так далеко я уезжаю впервые, да ещё и места там глухие, временами непроходимые, но ехать надо. Эпидемия в деревне. Профессор желает, чтобы мы боевое крещение прошли там, через год уже оперимся, как он сказал, и сами практиковать должным образом обязаны будем ещё год под его присмотром. А этот весь год в разъездах по нуждающемуся люду и проведем, набираясь опыта на деле.
Маменька бросается на меня, рыдая с причитаниями. Тятя, погодя, её отстраняет и хлопает меня по плечу, давая знать, что пора. Выбегает моя белокурая сестрица и с завистью смотрит на карету. Молчит. Тятя ей вчера строго – настрого наказал: не сметь больше со мной проситься. Впервые в мой отъезд она такую истерику закатила: просила не уезжать, а если поеду, грозилась, что одного меня никуда не пустит.
Ее глазами везде видятся приключения да волшебные путешествия, наполненные опасностями. Наверное, из-за того, что дальше столицы она ни разу и не выезжала. Разве что в крепостные деревеньки, но и даже их она находила захватывающими!
Не выдержав взгляда голубых глазенок, нагнулся и поцеловал в макушку, окруженную причудливой корзиной из кос.
Запрыгиваю в карету и сажусь.
– Братик! Привези мне сладкое лакомство, неместное. – Кричит, пытаясь угнаться за каретой, смахивая подхватываемые ветром кристальные капельки слез.
– Привезу, Пуговка. – Кричу ей в ответ, высунувшись из кареты, а у самого ком под горлом – дышать мешает.
Опосля, как карета завернула за угол, скрыв издалека уже плохо различимую фигурку сестры, я прикрыл занавеску рукой и отодвинулся от окна.
Благо, семья у меня одна из самых влиятельных и мне позволительно с комфортом добраться самому. Причем, сразу на место, без общих сборов и очередей на экипаж. Хоть матушка давно и лишилась многих привилегий, пойдя против воли отца с замужеством, однако, дядюшка, души не чаявший в своей младшей сестренке, взойдя на престол, снова сделал её вхожей во дворец. От возврата остальных почестей и переезда в столицу она сама отказалась, ответив, что нам и так спокойно и счастливо живется. Нужно сказать, не слукавила. Даже дядюшка при всей своей занятости у нас пару раз гостить останавливался, говоря матушке, что только в нашем доме он может расслабиться и немного побыть собой.
Мое негласное положение дало возможность прихватить множество необходимых вещей. Даже пимы* с полушубком маменька с собой направила. Хотя в горы нас вести точно не собираются, да и погода стоит жаркая, временами душная. Нужно сказать, девок при доме, собирая меня в дорогу, она погоняла знатно.
Неделя в дороге – утомительно. Хорошо, что в карете, да постоялые дворы на ночь выручают, но чем дальше, тем постоялые дворы плоше. Вот вчера и вовсе просто лавку в избе Ванька урвал и то, пока имя господское не назвал, не давали. Чудные они тут, боязливые все. Говорят, разбойники в этих краях ошиваются, да повезло мне. Видать, матушкина икона оберегает. Хотя сама дорога чем дальше, тем хуже. Ванька там уж который мат гнет да толку в том?
– Пррр… – Карету тряхануло.
– Ванька, чего у тебя там?
– Колесо, барин не выдержало. Чай не столичные дороги.
– Будто ты эти столичные дороги видал.
– А как же – ж. Чай батюшка ваш, Осип Анисимович, не пешком до столицы добирается. Это вы, барин, обычно верхом путешествовать соизволите.
– И сюда бы добрался, если бы не маменькины припасы. Никакой мерин вьючный без телеги не увезет. Уж сутки бы как на месте был, а тут трясись в этой коробке да люд разбойный по лесам привлекай.
– Вы на матушку не серчайте. Кто ж как ни она, о вас вспомнит да позаботиться? С малых лет вас побаловать любит.
– Палку надобно большую взять, ось приподнять. – Не пожелал я продолжать тему. – Колесо с виду цело. Делай, давай, да поедем.
– Барин, Вы бы подсобили чуток. Оно бы дело быстрее пошло.
– Я ж в парадном костюме, уж на прибытие переоделся. Тут верст пять осталось. Уже и пешком дойду. – Повернулся я лицом в сторону деревни и тут же услышал взмолившийся голос.
– Барин, смилуйся, не бросай меня одного в лесу с пожитками.
– Неужто испугался? Страшно?
– Страшно, барин! С детства один в лес не хожу. Вот тебе крест. Нянька меня с малолетства байками про лесную нечисть да разбойников стращала. Теперь страх как боюсь. Да и разбойники тут поговаривают…
– Что – ж, думаешь я тебя от разбойников оберегу, чертяга? Отодвинься. Тебя и колеса чинить стращали? Откуда кучер такой безрукий?
– Тык я в пастухах раньше ходил да корзины плел, не приучен.
– Вот тут подсоби. – Указываю, где придержать надобно. – Зато барин твой ко всему приучен. – Ворчу я себе под нос. – И колесо приладить и в лесу пропитание добыть. Сади на ось давай. Вот так, ровнее… У тебя руки из какого места растут? Держи тут, я там сам прилажу… Запачкаться из-за тебя пришлось…
– Барская это доля – все знать и уметь.
– Ой ли? Скажу батюшке, чем я за тебя занимался – взашей тебя выгонит.
– Ну, барин! Я в чем другом пригожусь. – Состроил он гримасу больше подходящую выпрашивающей драгоценность девице.
Явь
Арсений
– Отойди от меня! Не подходи! – Вскакиваю я, и как ошпаренный бегу прочь, отталкиваясь от края пещеры и приземляясь на холм. Хлынули воспоминания... Я попытался их стряхнуть помотав головой, но не тут-то было… Давно мне не снился этот сон. Эта боль… этот страх… Я так надеялся, что за годы они затерлись в памяти, – ошибся.
Все вернулось с новой силой, стоило позволить себе чуток расслабиться… Каждая мелочь, деталь, даже звуки и запахи так и стоят перед глазами. Будто и не было полных боли и одиночества восьмидесяти с лишним лет.
– Арсений, вернись. Не бойся меня. – Доносится вслед.
Бойся?! Глупая… Она беспокоиться, – обо мне? От её слов стало особенно горько. Я с чувством ударил по ближнему ко мне булыжнику, но тот только треснул, раскрываясь словно бутон, совсем не принеся боли, которая так мне нужна.
Воспоминания преследуют меня с пугающей реалистичностью. Хоть я и проснулся, но реальный мир для меня сейчас, будто прозрачный мираж, а воспоминания – пестрят яркими красками будто действительность:
Свет! Яркий свет. Я на коленях. Почему-то на траве. Я чувствую её запах... А ещё сладкий запах – крови? Смотрю на свои руки, очертания которых начинают проступать через свет. Они красные...
– Кровь? – У меня же ничего не болит... шепчу я. – Не моя?
На коленях у меня что – что лежит. Я присматриваюсь и вижу глаза. Они не моргают. Прасковья? Она что? Мертва?
Резко вскакиваю, вздрагивая от неожиданно громкого звука, с которым её голова падая навзничь ударяется о дорожный камень... Судорожно оглядываюсь вокруг в поисках подмоги… Наверное, я брежу… На меня несется какой-то мужик с косой и криком:
– Подохни, дьявол!
Тряхнул головой, стараясь скинуть этот ужас воспоминаний и прийти в себя. Понимаю, что сижу на коленях. Сознание снова подкидывает нереально яркую картинку этих стеклянных глаз…
Чувствуя острую потребность бежать не разбирая дороги, я сиганул с самого каменистого и крутого склона холма. На такой скорости даже я не успеваю уворачиваться и следить за тем, что попадает под ноги. Вот нога соскользнула с высокого камня, неестественно подогнувшись, вот я кубарем перелетаю через камни, но зачем-то успеваю сгруппироваться, приземляюсь на ноги и продолжаю бежать. Передо мной уже мелькают сплетенные между собой стволы вековых деревьев, покрытых мягким мхом, и я на скорости местами задеваю его, сдирая с коры.
Лесная глушь – обычно она приносит умиротворение... Я резко затормозил перед топью. Неосознанно, я прибежал в одно из моих любимых мест. Здесь, над болотом, как бы подавая веревки утопающему, стоит огромное коренастое и раскидистое дерево, неизвестной мне породы, окутанное лианами. Ему бы здесь сгинуть в такой сырости, а оно, супротив здравого смысла, живет и становиться сильнее, – прямо как я. Наступая на только мне ведомые места я пробрался к стволу дерева, отдавая основной вес, свисающим над головой «канатам».
– Добре, брат… – Сказал я, поглаживая серую шершавую кору необъятного богатыря. – Уж давненько я к тебе не заглядывал. Одиноко тебе здесь? – Миг и я уже с высоты окидываю взглядом открывшийся вид. Вдалеке вижу гору свою. – Шелестишь? Серчаешь? Знаю... Исправлюсь. И мне одиноко было… Да причина есть, – гостья у меня… Что головой качаешь? Знаю, что опасно. Забылся я брат… Я ведь все эти годы мышь полевую завести боялся, – а тут живой человек! Совсем голову я потерял, да сон этот триклятый меня в чувства привел.
Пойду, пожалуй. Ничай, места себе не находит. Сбежал я... Только ты прав. От себя бежать-то некуда, разве что к тебе… Ну, не серчай, что ненадолго. У нас век впереди. Пойду глупость свою исправлять.
Нечего тянуть. Сегодня её к людям выведу. Пойми, я не хочу продолжения этого жуткого сна. Если устанет, – просто понесу. Я должен спасти ее. Спасти от себя...
Дорога до дома, казалось, заняла целую вечность.
– Вернулся? – Услышав меня, Ангелина развернулась от очага ко мне и ахнула. – Арсений! Что произошло? – Девушка обеспокоено дернулась и уже через секунду стояла рядом. – На тебе же живого места нет? Вся одежда изодрана в клочья. Поранился? Где болит? На тебя кто-то напал? – Сыпала она вопросами, продолжая участливо меня осматривать, с недоумением не находя в прорезях одежды ран. Я сначала было шарахнулся в сторону, но опомнившись, холодно отстранил её рукой и прошел в глубь пещеры.
– Собирайся. Пойдем сегодня. – Кинул ей через плечо. – Тебе нельзя больше здесь находиться.
– Арсений, что здесь происходит? Тут опасно? – Догнав ухватила меня за руку Ангелина. Я как мог скрыл свои бурлящие эмоции и холодно на нее посмотрел. – Немного дернувшись, девушка испуганно смотрела на меня, но руку не отпускала.
– Ничего. – Я резко дернул руку высвобождая ее, и наверняка делая девушке больно. – Но тебе здесь больше быть не должно.
– Не может быть! Это все изо сна? – Сделала вывод Ангелна, что-то приметив в моих эмоциях. – Очнись, это был всего лишь сон!
– Это не сон, – это были воспоминания, и не самые светлые. – Зачем-то ответил я, позволив показаться эмоциям, и тут же на себя разозлился.
– Прошу тебя, посмотри на меня. – На меня с мольбой и участием смотрели васильковые глаза, а руки снова обхватили мою. И я чуть не поддался, но вовремя спохватился. Как же порой хочется верить в несбыточное, а когда рядом она особенно… Но ради нее же… Я снова, ещё более резко выдернул руку и отшатнулся, обдав её холодным взглядом.
– Посмотрел. Что дальше? – Несмотря на мой грубый ответ и поведение, она так же продолжает смотреть с мольбой и сбивающим с толку участием. Я в замешательстве... Совсем был не готов к её испугу за мой внешний вид, её вопросам, и совершенно не знаю как на них отвечать. И нужно ли? Одно чувствую, – нужно быть более решительным. Я сжал кулаки и окончательно утвердился в своем решении.