Хорошая

С. Уолден Хорошая

Влюбленным, что боролись с преградами. И победили.

Пролог

Я стучу в дверь. Знаю, что разбужу соседей, но мне плевать. Я нетерпеливо жду, постоянно оглядываясь, и боюсь, что он появится из ниоткуда и схватит меня до того, как я успею вбежать внутрь.

— Впусти меня, впусти меня, впусти меня, — отчаянно шепчу я, и снова бью кулаками по двери.

Она открылась. Мгновенное облегчение.

— Кейденс? — спросил Марк, прищурившись. Его голос хриплый ото сна.

Я прошла мимо него, протащив за собой свои вещи.

— Закрой дверь, — приказала я.

— Кейденс, что ты здесь делаешь? Сейчас три часа утра…

— Закрой дверь!

Марк закрыл дверь и запер её на замок.

— Он придёт за мной, — сказала я, уткнувшись взглядом в спину Марка. Меня колотило.

Он оборачивается и лишь тогда замечает ушиб. Всё его поведение мгновенно меняется. Внезапно он становится встревоженным и обеспокоенным.

— Кейденс, что произошло с твоим лицом? — спросил он и быстро подошел ко мне, обхватив мое лицо ладонями.

Я покачала головой, проглотив ком в горле. Я не заплачу, даже пусть мне и хочется, особенно, когда Марк так нежно обнимал меня, защищал, нашептывал обнадёживающие слова.

— Я не знала, куда ещё пойти, — прошептала я.

— Всё в порядке, Кейденс. Я рад, что ты пришла сюда, — ответил Марк.

И тут тревога и страх вспыхнули в моей груди.

— Я боюсь!

— Тебе не стоит бояться. Теперь ты со мной, — ободрил меня Марк. Он ослабил хватку и нежно отстранился. — Кейденс? Что случилось с твоим глазом? — он неуверенно поднял руку и коснулся пальцем синяка.

Я поморщилась.

— Прости, — пробормотал он.

Я покачала головой. Во время побега я не ощущала боли, но теперь чувствовала ее, и ушиб сильно пульсировал.

— Я не могу пойти домой, Марк.

Он кивнул. — Что произошло с твоим глазом?

— Ты позволишь мне остаться?

— Кейденс, разумеется, ты можешь остаться. Что с твоим глазом?

— Я не хочу стать обузой…

Марк схватил меня за руки и крепко их сжал.

— Кейденс? Послушай, меня. Ты не обуза. Можешь оставаться здесь так долго, как пожелаешь. А теперь, пожалуйста, ответь мне. Что случилось с твоим глазом?

Мне не хотелось рассказывать ему. Станет только хуже. Я мысленно вернулась к тому дню, когда впервые оказалась перед его дверью – в тот момент, когда я сжала руку в кулак и постучала. Тогда мне казалось, что у меня нет выбора. Что я превратилась в непреодолимое влечение с полным отсутствием осознанных мыслей. Я верила, что притяжение слишком сильно, и все, что мне оставалось, это пойти к нему. Теперь я знала. Знала, у меня был выбор, и в какое-то мгновение моё сердце наполнилось сожалением. Не потому, что я не любила Марка и не хотела быть с ним, а потому, что усложнила ему жизнь. Мне стоило уйти тогда, но я этого не сделала. И не могу это изменить.

— Кейденс?

Я посмотрела ему прямо в глаза.

— Они знают.

Глава 1

Ангел на автостраде

Девять месяцев назад.

Они не могли выбрать более загруженную дорогу? Давайте будем вещаˊть на весь мир о том, какие жалкие из нас преступники.

Я нахожусь на шоссе 28, на мне чудесная форма малолетних уголовников — оранжевый комбинезон с жёлтым жилетом — я ходила вдоль обочины и собирала мусор, который выбрасывали из окон машин другие правонарушители. Я находилась под поручением общественного служебного исправительного центра для несовершеннолетних. Полагаю, я оказалась недостаточно злостной, чтобы оказаться запертой в учреждении. И мне стоило считать себя счастливицей: мне действительно приходилось выходить из здания, чтобы работать.

Ага…без разницы. Я была чертовски смущена. И чувствовала себя так каждый раз, когда они бросали меня на обочине какой-либо дороги, чтобы собирать мусор. Мои длинные светлые волосы надлежащим образом были собраны в хвост, привлекая внимание к вспыхнувшим щекам, которые стали ещё краснее, когда рядом медленно проехал пикап, раздражающе гудя, а его пассажиры вылезли в окно, крича мне.

— Кейденс! — кричал один из них. — Классный наряд!

Я опустила глаза на свой комбинезон. Он неприглядный, висел на моем миниатюрном теле, как ползунки на ребёнке, но это я могла выдержать. Но вот этот отвратительный цвет, от которого моя светлая кожа выглядела тусклой, нет.

— Не отвечай, — приказала офицер Клементс.

— Я и не собиралась, — пробормотала я, протыкая пластиковый стаканчик своей палкой для мусора.

— Что это было? — спросила офицер Клементс, возвышаясь надо мной.

— Ничего, мэм, — ответила я, и продолжила своё дело. Остался всего один месяц, думала я, шла и протыкала, шла и протыкала.

Я не осознала, что, занимаясь своей работы, дошла до машины, припаркованной на обочине и приподнятой домкратом. Передо мной оказался старый чёрный Фольцваген, его молодой владелец склонился, меняя спущенное колесо. Вокруг его места работы валялось много мусора, и я начала сомневаться, надо ли мне его подбирать. Но он, казалось, был всецело сосредоточен на возне с болтами, так что я была уверена, меня он и не заметит.

Я проткнула своей палкой обертку от бургера рядом с задней шиной, и он поднял голову. Мои первым желанием было — отвернуться и побежать. Мне стало страшно. Я вспомнила недавнее обсуждение в молодёжной группе ангелов и о том, что при каждом упоминании о них в Библии первое, что они говорили, — Не бойся.

Мой пастор говорил, это все из-за того, что выглядели они очень пугающе — глаза по всему телу и под крыльями. Начнем с того, откуда ему было знать, как выглядели ангелы? А во-вторых, зачем Господу было создавать ангелов кучкой уродов?

Нет. Я вовсе не думала, что ангелы выглядели так. Я думала, у них была совершенная форма, и именно поэтому они пугали людей до чертиков. Слишком прекрасны, чтобы смотреть на них. Прямо как этот парень, который, склонившись над колесом, пялился на мой оранжевый комбинезон и палку для мусора, и задавался вопросом, что могла натворить такая мелкая девчонка вроде меня, чтобы угодить в колонию для несовершеннолетних. Ведь так оно и было, я была мелкой. Мой рост метр шестьдесят, а весила я сорок пять килограмм.

— Через минуту я уйду с твоего пути, — сказал он, вытирая бровь тыльной стороной ладони.

Я кивнула и осталась наблюдать за тем, как он заканчивал закручивать болты, а потом встал и расправил спину. На нём были обтягивающие джинсы и чёрная футболка с белой надписью, «Полночь в Совершенном мире». Он был обут в красные кеды Конверс, а левое запястье обвивали разноцветные переплетённые верёвочки. Его тёмные волнистые волосы торчали во все стороны, и я не могла даже точно сказать, они такие от природы, или все благодаря средствам для волос. Надеюсь, все натурально. Не хочется думать, что он тратил кучу времени на укладку.

Он улыбнулся, обнажив мягкие ямочки на обеих щеках. Я улыбнулась в ответ. У него были светлые глаза. Хорошее сочетание, подумала я. Тёмные волосы, светлые глаза. Он был сексуален. Без сомнений. Высокий и худощавый. Похож на интеллектуала. Полагаю, он прилежный паренек из Университета Эмори. Возможно, специализируется на философии, подумала я, улыбнувшись. Тут у меня перед глазами всплыла картинка, как он сидит со своими дружками хипстерами в какой-нибудь дешёвой кофейне (точно не Старбакс), болтает об экзистенциализме и попивает капучино.

Я захихикала.

Он стоял у багажника своей машины, убирал инструменты, но обернулся, когда услышал мой смех.

— Что смешного? — спросил он. На его губах до сих пор играла улыбка. — Я порвал штаны или ещё что? — он повернулся, чтобы посмотреть на свои джинсы.

Я рассмеялась сильнее. — Нет. Со штанами у тебя все хорошо, — я старалась не смотреть на его зад.

— Фух! — воскликнул он. — Знаешь, в прошлом со мной такое случалось. Присел на корточки, чтобы поменять колесо, и бах! Прямо посередине. А тогда я был на свидании...

— Нет! — вскрикнула я, мне лишь немного было жаль этого незнакомца.

— Ну, когда спустило колесо, свидание уже оказалось в шатком положении. А порванные штаны лишь завершили дело. Полагаю, она приравняла и то, и другое к «неудачнику» и «без денег», — продолжил он.

— Это ужасно, — поддержала я его.

— Женщины Атланты жесткие, — поделился он, привалившись к багажнику. Потом он посмотрел на меня и усмехнулся.

— Нет, я не жёсткая, — ответила я на непроизнесенный вопрос. — Не позволяй этому комбинезону одурачить тебя.

Он покачал головой, — Что, во имя Господа, могла натворить малышка вроде тебя, чтобы оказаться в колонии?

Я напряглась. Его поведение. То, как он разговаривал со мной. Как будто знал меня много лет. И он использовал слово малышка как ласковое обращение. Знаю, что не вообразила это. Так и было.

Я открыла рот, чтобы ответить, и тут же вздрогнула от звука собственного имени.

— Кейденс Миллер! — заорала офицер Клементс.

— Дерьмо, — пробормотала я и обернулась.

Она шла прямо ко мне, её огромное тело переваливалось из стороны в сторону, и я тут же представила, как она достает свою полицейскую дубинку и забивает меня до смерти на обочине дороги.

— Возвращайся к работе! Что это, по-твоему? Социальный час?

Затем она повернулась к парню. — Простите, сэр. Эти девчонки не должны никого беспокоить, — заявила она. И снова слова в мой адрес: — Должно быть, кто-то не проголодался

Я пришла в бешенство от возмущения. Они же не могут не покормить меня, не так ли?

— Это моя вина, — заступился парень. — Я первым заговорил с ней. Она сказала, что ей не позволено говорить со мной, но я надавил на неё. Это полностью моя вина.

Офицер Клементс поджала губы. Не думаю, что она ему поверила, но всё же кивнула.

— Сегодня будешь отмывать туалеты в суде, — раздраженно бросила она.

Ну, разумеется, я буду мыть туалеты в здании суда. Я всегда их мыла.

«Полночь в Совершенном Мире» отвернулся. Думаю, ему было за меня стыдно. А я была раздавлена и разгневана, и выбрала не то время, чтобы закатить глаза.

— Ты что это, глаза тут мне закатываешь? — надавила она на меня.

— Просто подумала кое о чем, — ответила я.

— Ты думала о неверных решениях, принятых тобой, что привели тебя в колонию? — спросила офицер Клементс.

Я покачала головой и быстро придумала ответ, — Я думала о цитате из Библии...

— Пытаешься умничать? — спросила офицер.

— Нет, мэм, — ответила я, ощетинившись. — Я действительно думала о цитате из Библии. — Абсолютная ложь.

— О какой же?

Я глубоко вздохнула и перебрала в уме все цитаты из Библии, что помнила. Должна признать, я заржавела. Обычно я могла бы выплюнуть их за пару секунд – всегда какие-нибудь слова мудрости и поддержки. Они прочно укоренились во мне: я банальный пример девчонки, которая выросла в церкви, которая каждые летние каникулы до шестого класса ездила в воскресную школу, которая вступила в молодёжную группу в старшей школе и пела сольные партии по утрам в воскресенье.

— Ну и? —давила офицер Клементс.

Я запаниковала. — Господь, мой Господь, почему ты покинул меня? — Из всех библейских цитат, что хранятся в моей голове, мне на ум пришла именно эта?

Офицер Клементс злобно ухмыльнулась. Она наклонилась ко мне, её толстое, блестящее лицо застыло всего в паре миллиметрах от моего. Она зашептала так, чтобы парень не услышал. — Потому что ты испорченная. Вот почему…

Я посмотрела на парня. Он слышал, и на его лице я заметила беспомощность.

— Полагаю, женщины Атланты жёсткие, — произнесла я и вернулась к группе девушек, которые собрались у двери в автобус. Пора ехать на обед. Я даже не была голодна. Если офицер Клементс и впрямь решила оставить меня без еды, мне всё равно. Я была слишком унижена и подавлена.

Я осознала, что конец моего заключения не подразумевал, что в моей жизни произойдет поворотный момент, и все станет лучше. Для меня не было никакого «света в конце туннеля». Следующей стадией будет школа, и даже если у меня не было большого желания оставаться запертой в колонии, я не стану возражать против сбора мусора на обочине дороги до конца своей жизни, лишь бы избежать Крествью Хай. Но я стояла здесь, бежать мне было некуда, поэтому я зашла в автобус с остальными девушками.

Глава 2

Тяжелое начало

Правила выживания в школе:

1. Не плакать ни при каких обстоятельствах.

2. Никого не атаковать физически (даже если это вполне заслуженно).

3. Улыбаться и вести себя, словно ничего не происходит.

4. Пытаться источать христианские добродетели вроде терпения, любви и всепрощения.

5. Когда всё остальное провалится, использовать сарказм как защитный механизм.

Я стояла на автобусной остановке в двух шагах от своего пятнадцатилетнего брата, играла со своими потными пальцами и практиковала те дыхательные техники, которые должны успокаивать нервы. Я не могла вынести этого ожидания. Взгляды. Смешки. Грубые замечания. Всё это приближалось, и я ничего не могла с этим поделать. Думала ли я, что вся школа выйдет, чтобы добраться до меня? Пожалуйста. Я не настолько эгоцентрична. Но я знала, кто эти придурки. И знала, что они ждут меня.

— Знаешь, мы могли бы ездить в школу на тачке, если бы ты не облажалась, — пожаловался Оливер. — Автобусы отстой.

Я пожала плечами и закатила глаза. Передвижение наименьшая из моих забот. Я скоро попаду в Центр Издевательств, и пыталась психически к этому подготовиться. Я не жестокая от природы, и уж точно не толстокожая, но знала, если у меня будет шанс выжить, то мне придётся притворяться. Я мысленно повторяла свои правила выживания, запечатлевая их в памяти.

— Когда, по-твоему, мама с папой снова разрешат тебе водить? — спросил Оливер, пнув сосновую шишку.

— Не знаю. Я думала, что они, по меньшей мере, позволят мне возить нас в школу, — ответила я.

Всего лишь одно из многих наказаний за то, что оказалась в колонии. Папа забрал мою машину и сказал, что я не получу её обратно в течение следующих нескольких месяцев. Еще он сказал, что мне придётся устроиться на работу. Я была не против подработки на неполный рабочий день, и мне хотелось начать незамедлительно. Чем больше я буду на работе, тем меньше буду проводить времени дома.

Автобус подъехал точно по расписанию, и двери с громким скрипом распахнулись. Этот звук был мне знаком, я привыкла к нему за последние десять месяцев. Я затаила дыхание и последовала за братом вверх по ступенькам, и кивнула водителю до того, как отправилась на поиски свободного места. Автобус оказался заполнен. Наша остановка последняя на школьном маршруте, и я осознала, что мне придется сидеть вместе с кем-то на сидении.

Я с опаской шла по проходу, замечая выражения на лицах сидящих, которые ясно и без слов говорили, что мне не дозволено сидеть с ними рядом. Ладно. Очевидно, все в автобусе относятся к группе придурков. Я сделала мысленные заметки.

Я стояла в середине автобуса, когда водитель проорал, — Сядь!

Я быстро скользнула на скамью, занятую девушкой, которая фыркнула и отодвинулась к окну.

— Вероятно, это хорошая идея, — сказала я ей. — Плохие решения имеют тенденцию быть заразными.

— Плевать, — огрызнулась она. — Не разговаривай со мной.

— Идёт, — ответила я, прижав сумку поближе к груди, и оставшуюся часть поездки пялилась на свои ноги.

***

— Мило.

Я вытащила из шкафчика оранжевый комбинезон и приподняла его, разворачивая. Тот, кто подложил мне костюм, использовал трафарет, чтобы нарисовать баллончиком идентификационный тюремный номер спереди в левом верхнем углу. Они даже правильно подобрали мой размер, поняла я, примерив его по длине к рукам и ногам. Мысленно, я похвалила их за усилия, что они вложили в мою «добро пожаловать в школу» форму. Мне не хотелось их разочаровывать, поэтому я бросила свои книги на пол с громким глухим стуком и влезла в этот прикид.

Ощущения оказались странно знакомыми и ни капельки не пугающими. Я будто снова стала ребенком, выросшим и выставляющим напоказ ползунки, что кричали «Преступница!» Несколько учеников задержались в коридоре и наблюдали за мной с неуверенным восхищением. Я наклонилась, чтобы поднять свои книги и направилась на математику, свой первый на сегодня урок.

Запоздавший звонок прозвенел лишь, когда я зашла в класс, и все глаза переметнулись с учителя к дверному проёму, где стояла я, высматривая свободное место. Осталось два. Оба спереди. Я вздохнула и пошла к первому месту, впереди, в центре, и впервые с тех пор, как надела костюм, почувствовала, как жар крадётся вверх по моей шее. Не стоило его надевать. Ясное дело.

Несколько девушек захихикали, и я вынужденно одарила их лёгким кивком головы. Когда я, наконец, сосредоточила своё внимание на месте у доски, мне захотелось умереть. Просто умереть прямо там. Раствориться в моём оранжевом костюмчике и исчезнуть навек.

«Полночь в Совершенном мире» навис надо мной со стопкой бумаг в руках. Его бровь была приподнята неестественно высоко, и он смотрел на меня со смесью раздражения и веселья. Я пожала плечами и почти улыбнулась ему.

Он тяжело вздохнул, решая, стоит ли отослать меня к директору за мою маленькую шалость, или же закрыть на неё глаза. Очевидно, он знал, почему на мне комбинезон. Я пыталась быть жёсткой. Он не хотел смущать меня, но также не мог позволить остальным студентам считать, что они могут так дурачиться на его уроках. Ох, что же делать?

— Кейденс, ты, наверное, хотела бы переодеться, — мягко предложил он.

О, Господи! Он запомнил моё имя!

Я отчаянно вспыхнула и опустила глаза на парту. Внезапно я почувствовала себя нерационально сердитой и дерзкой. Не знаю, почему. Я должна была быть польщена, что он запомнил моё имя. Но нет же. Я злилась, что он предложил мне переодеться. С чего мне было это делать? Я всего-то надела подарок, оставленный в моём шкафчике какими-то милыми сучками. Что же в этом плохого?

Я покачала головой и взглянула на учителя.

— Вообще-то, мне и так хорошо.

Конверс сжал челюсть и сузил глаза. Такого ответа он не ждал.

— Ладно, — терпеливо продолжил он. — Это было не предложение.

Наши глаза встретились. Они у него стального голубого цвета. На самом деле, почти серые. Дымчатые чувственные ирисы, которые могут научить меня всему, что мне нужно было знать о математике, любви, красоте и сексе. И о том, как был создан мир. И о том, как работает гравитация. И о химических реакциях. И о…

— Ты слышала, что я сказал? — спросил он.

— Я вас слышала, — ответила я ему, отвлечённая собственными мыслями. И покачала головой. — Я не хочу переодеваться. Это подарок, видите? Сегодня утром его оставили в моём шкафчике. Мне захотелось надеть его, чтобы выказать свою признательность.

Девочки перестали хихикать. Они знали, я зашла слишком далеко. Спорить с учителем в первый день учёбы. Большая ошибка.

И тут же юмор, что играл на лице Конверса, испарился. Пять минут его ценного преподавательского времени уже было поглощено моим комбинезоном, и, готова поспорить, он боялся потерять контроль над классом. Хотя, страх был не обоснован. Никто не издал ни звука. Все напряженно слушали наши вежливые пререкания о моём наряде. Думаю, они надеялись, что он выльется в крик.

— Иди в туалет и переоденься, — приказал он.

— Не думаю, что в учебном справочнике написано о том, что нам нельзя носить комбинезоны с номерами, нарисованными баллончиком, — ответила я. Почему я такая огромная заноза в заднице?

Он подошёл к первому ряду, ближе к двери, и начал раздавать бумаги ученикам, чтобы они передавали дальше.

— Кейденс, выйди из класса! — повысил он голос. — А когда вернёшься, лучше бы мне не видеть тебя в этом нелепом комбинезоне! Ты больше не в колонии!

Громкие вздохи наполнили класс. Я тоже была в шоке и ощутила сиюминутные горячие слёзы. Я подумала, что неправильно было с его стороны орать на меня. Он видел меня на шоссе 28, а потому не должен был орать на меня. Он должен был понять, что я не могу позволить задирам победить. Но он накричал, а значит, они победили.

Мою кожу покалывало от стыда, я быстро собрала книги, выскользнула из-за своей парты и протиснулась мимо него к двери. Я злилась, что из уголка моего глаза выкатилась слеза, и надеялась, что он этого не видит.

До конца первого урока я пряталась в туалете на втором этаже школы, выплакала все глаза и нарушила моё первое и самое главное правило выживания. Я не снимала оранжевые ползунки, пока рыдала. Это способствовало драматическому эффекту. Я выглядела, как ребенок и звучала так же. А потом вытерла глаза и вспомнила, что отбыла свой срок в колонии. Я должна была быть жёсткой – затвердевшим панцирем без эмоций. Я сделала глубокий вдох, поклявшись, что больше никогда не заплачу, ещё не зная тогда, что нарушу эту клятву уже сегодня днём.

Я стянула комбинезон и планировала отнести его домой, чтобы показать отцу в качестве довода за обучение на дому в этом году, но решила, что оно того не стоило. Сомневаюсь, что это заставит его передумать, а к тому же мне не хотелось рисковать и увидеть его равнодушную реакцию. Это ранило больше, чем сам розыгрыш. Я бросила комбинезон в мусорную корзину и вышла из туалета со звонком.

Остаток дня прошел без особых событий за исключением оскорблений, которыми меня забрасывали каждый раз, когда я подходила к шкафчику между уроками. Неожиданно, я оказалась убийцей, шлюхой, стервой, наркоманкой, потаскухой, чокнутой, лесбиянкой, проституткой и даже фашисткой. Когда я спросила одну из учениц, что делает меня фашисткой, она ответила, — То, что ты гребанная шлюха!

Ладно.

Я понятия не имела, что это значит, и не знала, почему люди звали меня шлюхой. Что ж, если честно, не все называли меня шлюхой. Несколько учеников поздоровались со мной вместо того, чтобы обзывать. В любом случае, что общего между тем, чтобы быть шлюхой (коей я не была), и ограблением мини-маркета? Я имею в виду, конечно, я целовалась с Дином до ограбления, но, сколько людей могли это знать? И, в любом случае, это были лишь поцелуи. Я была девственницей, и мне казалось это очевидным. За прошлый год у меня были серьёзные отношения с одним парнем до того, как меня увезли в колонию, и лишь однажды он касался меня между ног. Я заставила его остановиться, потому что была убеждена, что за это попаду в ад, и через две недели он порвал со мной.

Я отметила, что «Полночь в Совершенном мире» совсем не пытался найти меня в течение дня, и поняла, что мне придётся зайти к нему после школы, чтобы узнать, что я пропустила на уроке. Боже, надеюсь, они вообще не начинали урок. Я была ужасна в математике и не могла позволить себе пропустить и крошечной части учебного времени. Я не планировала торчать там дольше пяти минут, и надеялась, что он просто сунет мне в руки необходимые бумаги и позволит уйти.

— Ты много пропустила, — сказал он, когда я зашла в класс. Он не поднял глаз. Мне казалось, я довольно тихо зашла в комнату, но, оказалось, он услышал меня. Или, возможно, он ждал меня.

— Простите, — пробубнила я. — Я застряла.

— Твоя молния заела? — спросил он, наконец, отрывая глаза от стола. Напряженность в его взгляде заставила меня отступить на шаг.

— Что?

— Ты сказала, что застряла, — уточнил он. — Молния на твоём комбинезоне заела?

— Ага, — ответила я, ощутив, как возвращается моё неповиновение. — Пришлось спрашивать тут и там, пока не нашлись ножницы, чтобы вырезать меня из него.

Он ухмыльнулся. — Что ж, я рад, что у тебя всё получилось.

Я проигнорировала его сарказм.

— У Вас есть для меня бумаги? — спросила я. Я проверила мобильный и осознала, что опоздаю на автобус, если не уйду через три минуты.

— Да, — ответил он.

Я стояла там, выжидая. Он ничего не сказал, вернувшись к своей работе.

— Так? — сказала я.

— Так, что?

— Можно мне их взять? Мне нужно уйти уже через, кажется, минуту, иначе я опоздаю на автобус.

— Ты едешь домой на автобусе? — спросил он.

Я фыркнула и кивнула.

— Ты выпускница, — удивился он.

— Ага. Самая отстойная здесь. Так можно мне взять бумаги и уйти?

Он протянул мне стопку бумаг, и я засунула их в сумку не глядя. А потом развернулась, чтобы уйти.

— Может, хочешь взять учебник, — предложил он. — Есть домашнее задание на вечер.

Я быстро прошла в заднюю часть класса и схватила со стола зелёную книгу. Я повернулась к учителю и приподняла её.

— Не та, — ответил он.

Я бросила её на стол и взяла красную.

— Неа.

— Может, просто скажете мне, какого она цвета?! — вскрикнула я, снова проверяя время на своём телефоне.

— Голубая. И на ней написано «Матанализ». Ты, ведь знаешь, что в этом году у тебя матанализ, верно?

Мне хотелось придушить его.

— Я умею читать, — огрызнулась я и приподняла книгу, указав на название. — Кто пишет название такими мелкими буквами? — и засунула её в сумку.

— Мне нужно записать номер твоей книги, — сказал он, когда я открыла дверь.

— Серьёзно? Я опоздаю. Нельзя сделать это завтра?

Он ответил на мой вопрос домашним заданием.

— Страница 11 и 12. Покажи мне свою работу, или не получишь зачёт.

— Хорошо.

Я замешкался в дверях на миллисекунду, прежде чем побежать по коридору. Я опоздала на автобус. Видела, как он выезжал с парковки, когда только-только вышла из здания. Я прошипела несколько бранных словечек, включая слово на букву Б, которое очень редко говорила, и плюхнулась на деревянную скамейку. Я почти дозвонилась маме, когда взяла и прервала звонок. Я осознала, что не хочу, чтобы меня забирала мама. Или папа. Я подумала о Грэйси, но потом вспомнила, что родители Грэйси больше не позволят ей общаться со мной. А больше никого и не было. Мой младший брат был слишком мал, чтобы водить. Он достаточно взрослый, чтобы быть полным засранцем, но недостаточно взрослый, чтобы водить.

Я прижала свой рюкзак к груди и уставилась перед собой. Я могла бы пройти семь миль до дома пешком. Это стало бы отличным уроком, дало бы мне время обдумать мой фантастический первый учебный день. Я могла бы поехать автостопом и изо всех сил надеяться, что меня подхватит какой-нибудь серийный убийца и поможет мне исчезнуть с лица Земли на веки вечные. Я могла бы просто сидеть на этой скамейке и узнать, сколько времени у моих родителей уйдет на то, чтобы найти меня. В последнем я не была так уверена. Они могли оставить меня на этой скамье дни и ночи напролёт, и я никогда не смогу от этого оправиться.

Я заметила, как «Полночь в Совершенном Мире» шел прямо к школьной парковке, пока не заметил меня. Он остановился на полушаге и решил подойти ко мне. Я тут же напряглась.

— Ты всё ещё здесь, — сказал он. Его сумка висела поперек груди. На нём были брюки и рубашка с галстуком. Типичная одежда учителя, за исключением того, что его шмотки были стильными и отлично на нём сидели, а ещё на нём были всё те же красные кеды Конверс, что и в тот день на шоссе 28.

Я кивнула.

— Опоздала на автобус? — спросил он.

Это же очевидно.

Я снова кивнула.

Он вздохнул и сел рядом со мной. Я такого не ожидала, и это мне не понравилось. Это казалось неправильным.

— Меня зовут Марк Коннели, — представился он, достав из своей сумки ключи от машины.

Я улыбнулась, несмотря на свою враждебность. Не могла сдержаться. Это улыбка, за которой скрывался секрет, и он это заметил.

—Что? — спросил он.

Я покачала головой.

— Просто сегодня я называла вас по-всякому из-за того, что не знала настоящего имени.

Он ухмыльнулся. — Боюсь даже спрашивать.

— Нет, не что-то плохое или неуважительное, — объяснила я.

— Рад слышать, — ответил он. — Тогда как же ты меня называла?

Я захихикала и прижала рюкзак ближе к груди, — Это глупо.

— Держу пари, это не так. Готов поспорить, это забавно, раз ты смеёшься, — ответил он.

Я задумалась на мгновение. Он смотрел на меня этими штормовыми глазами, звеня ключами в левой руке.

— «Полночь в Совершенном мире» и «Конверс» — наконец призналась я. А потом рассмеялась. Не знаю, почему. На самом деле, в этом не было ничего забавного, но что-то в этом заставило меня смеяться. И он тоже засмеялся. Но, думаю, его смех, был скорее реакцией на мой смех, а не на его суррогатные имена.

Не знаю, как долго мы сидели там, смеясь, но что-то в этом моменте заставило меня почувствовать себя лучше. Я знала, этот год будет дерьмовым, поэтому подумала, что должна использовать любое такое мгновение, чтобы почувствовать себя чуточку лучше. Я знала, что счастливой себя чувствовать не буду никогда. Это слишком.

— На мне была эта футболка в тот день на шоссе 28, не так ли? — спросил мистер Коннели.

Я кивнула. — Что это значит? Мне было любопытно.

— Вообще-то, это песня, — ответил он. — Моя любимая песня.

— На что она похожа?

Он уставился в одну точку, прямо около моего правого уха и ответил, — На совершенство.

— Что ж, думаю, в этом есть смысл — ответила я.

— Тебе стоит послушать её, — добавил мистер Коннели. — Ты можешь послушать её целиком на Ютубе.

Я покачала головой.

— Нет, этого я не могу. Мне разрешают использовать компьютер лишь для того, чтобы распечатать бумаги, — я ковыряла молнию на сумке.

— О.

— Мне много чего не разрешают, — отметила я.

Кейденс, не вываливай все это на бедного парня. Может он и наорал на тебя сегодня утром, но ему вовсе не обязательно выслушивать о твоих проблемах в качестве наказания.

— Ясно, — сказал мистер Коннели. Он не давил на меня. И это меня радовало, потому что я могла бы поддаться соблазну рассказать ему всё. С чего я взяла, что ему есть до этого дело, я не знаю.

— Это временно, — начала я, но не убедительно. На самом деле, я знала, что мой отец планировал держать меня подальше от интернета до конца моей жизни. И никогда не вернёт мне водительские права. И никогда не позволит мне пойти на свидание. И никогда не позволит мне ничего делать.

Мистер Коннели нахмурился.

— Кейденс, прости, что накричал на тебя сегодня утром.

Я была шокирована и не знала, что сказать. Передо мной ещё никогда не извинялся учитель. Не думала, что им это позволено.

— Всё в порядке, — пробормотала я.

— На самом деле, это не так, — ответил мистер Коннели. — Это было неправильно. И я понимал, почему ты одела комбинезон. И это ещё одна причина, по которой я не должен был кричать на тебя.

Я задумалась на мгновение. — Не стоило мне спорить. Надо было сделать, о чем Вы попросили.

Мистер Коннели пожал плечами.

— Они хотели, чтобы я побежала в туалет и плакала, — мягко призналась я. — А я не хотела давать им то, чего они хотят. Поэтому я его надела.

— Знаю.

Я отвернулась. Я думала о своих родителях, которые были так злы на меня, не простили мне моей «большой ошибки». Вот как они это называли: «большая ошибка». Я ни от кого не могла добиться сочувствия к своей боли и одиночеству. Это была боль из-за потери моей лучшей подруги, потери доверия моих родителей, потери моего статуса «хорошей девочки» в школе. Я не осознавала, как сильно скучала по этому, как предпочитала считаться наивной девственницей, нежели тем, кем меня называют теперь: шлюхой. Мне нужно было, чтобы кто-то пожалел меня, и я знала, что это сделал Мистер Коннелли. Я истосковалась по сочувствию и решила заставить его чувствовать себя виноватым.

— Это из-за вас.

— Прости? — спросил мистер Коннели.

— Это из-за вас я побежала в туалет и плакала, — повторила я, пряча лицо. А потом я спрыгнула со скамьи и ушла.

Я была смущена. Может, это была плохая идея. В моей голове эти слова звучали лучше, чем вслух, но реальность оказалась совершенно другой.

— Кейденс, — услышала я голос позади. Я поморщилась и ускорила темп. — Кейденс, подожди!

Я шла так быстро, как только могла, подбородок опущен, взгляд не отрывался от земли. Я не пойду завтра в школу. Я ни за что не смогу вернуться и столкнуться с ещё одним днем издевательств. Я ни за что не смогу встретиться с ним. Я убегу. Сегодня же соберу сумку, перерою весь дом, пока не найду спрятанные папой ключи от машины и покину город. Просто поеду. Буду ехать, пока не доберусь до океана. А потом прямо на машине въеду в океан.

— Прости, что заставил тебя плакать! — произнес мистер Коннели, выпрыгивая передо мной и вынуждая остановиться.

Я посмотрела на него, в глазах блестели злые слезы.

— Я чувствую себя ужасно из-за этого, — осторожно сказал он.

— Я не одна из таких девчонок! — выкрикнула я, чувствуя, как первая слеза скатывается из уголка моего глаза и скользит по щеке, предавая мои следующие слова, — Я не то, чтобы всё время так эмоциональна!

Мистер Коннели кивнул.

— Просто у меня ужасные тринадцать месяцев! — всхлипнула я. Слезы текли уже во всю, и я стирала их тыльной стороной руки. — И вы не помогли! Вы могли быть вежливее, понимаете? Вы могли просто позволить мне! То, что они сделали, было подло, а я просто пыталась справиться с этим как можно лучше!

Я видела, как мистер Коннели боролся сам с собой, думал, что сказать и что сделать. Он выглядел так, словно был готов протянуть руки и обнять меня, но потом вспомнил, что он учитель-мужчина, а я девочка-ученица. Он открыл рот, а потом закрыл его. Мне было неловко наблюдать, как он корчился от дискомфорта, и от этого я заплакала сильнее.

— Можно, я, пожалуйста, пойду? — всхлипнула я. У меня не было салфетки. Боже, ненавижу плакать! В этом не было ничего привлекательного, и я не собиралась стоять там и позволять своему великолепному учителю математики видеть, как у меня из носа текли сопли.

— Как ты доберешься домой? — спросил он, а потом достал из кармана носовой платок и протянул его мне.

— Какого черта…? — Но я взяла платок, ведь мне отчаянно хотелось высморкаться. Я отвернулась и высморкалась так тихо, как могла. — Что это? Сейчас тысяча восемьсот девяностый? — спросила я, отворачиваясь от него.

Он усмехнулся. — Я старомоден.

Я сжала ткань в руке. Ни в коем случае не отдам его ему обратно.

— Старомодный, да?

Мистер Коннели кивнул.

Я пожала плечами.

— Вы хотите его вернуть? — Я подняла кулак, ткань была надежно спрятана и не видна.

Мистер Коннели покачал головой. — Не сейчас.

Не знаю, что это значило, может, он ждал, что для начала я его постираю. Я, определенно, сначала постираю его.

— Что скажешь, если завтра мы начнём сначала? — спросил мистер Коннели.

Я фыркнула.

— Что это значит?

— Значит, что будет видно, — ответила я.

— Довольно справедливо. А теперь, как ты доберешься домой?

— Пойду пешком. Я живу в двух минутах от школы, — солгала я ему.

— Точно?

— Да, мистер Коннели. Всё в порядке.

Он кивнул и открыл рот, чтобы что-то сказать, но видно передумал и закрыл его.

На то, чтобы дойти до дома, у меня ушло два часа, и всю дорогу я материлась. Серьёзно. Я никогда не говорила «да пошло оно на хер» столько раз за всю свою жизнь. И это было так приятно. Да пошла на хер школа Крествью. Да пошли на хер мои родители. Пошел на хер комбинезон. Пошел на хер судья, который мог бы и отпустить меня, учитывая, что это было моё первое и единственное правонарушение. Пошла нахер Грейси за то, что она мелкая стерва. Пошел на хер Оливер за то, что он мой брат. Пошёл на хер мистер Коннели? Хм, нет. Он дал мне свой носовой платок, поэтому я позволила ему ускользнуть.

Я была мокрой от пота и совсем запыхалась, когда, наконец, зашла в наш дом. Оливер растянулся на диване в гостиной и смотрел старый выпуск «Симпсонов».

— Где ты была? — спросил он, глаза прикованы к экрану. — Я не видел тебя в автобусе.

Я проигнорировала его и пошла на кухню, схватила бутылку воды из холодильника и в считанные секунды проглотила её одним глотком. А потом сразу пошла в свою спальню и рухнула на кровать. Вот вам и план собраться и уехать из города. У меня не было сил сложить рубашку, не говоря уже о том, чтобы ехать одной несколько часов через множество штатов.

Я пялилась на стену напротив, ощущая шелковистую частичную бессознательность, что проникает во все конечности перед глубоким сном. Она была мягкой и приятной, и врала мне.

—Твоя жизнь не так уж и плоха, Кейденс, — говорила она, извиваясь по кругу, пробираясь к сердцу через мои ноги и руки, проникая в каждый пальчик. Она усыпляла меня до состояния равнодушия. Мне не нужно было в это верить, пока мое тело чувствовало себя так хорошо. Все было не так уж плохо, пока у меня была кровать, чтобы лечь, место, чтобы убежать, мечты в моей голове, которые всегда ждали, намного лучше, чем моя реальность.

Я нырнула вниз, еще глубже зарывшись головой в подушку, пока не погрузилась в сладкую темноту. Спасение. Облегчение.

Глава 3

Носовой платок

— Кейденс, я записал тебя добровольцем раздавать программки в церкви, — заявил папа за ужином.

Я кивнула и запихнула очередной кусочек курицы в рот. Есть было практически невозможно. Я потеряла аппетит после ареста.

— Так как прошёл первый день возвращения в школу? — спросила мама. Я видела, что ей не терпится услышать хорошие новости, но мне не хотелось их сообщать. Мой первоначальный план состоял в том, чтобы солгать обо всем, заставить моих родителей поверить, что все вернулось на круги своя, но ложь - это грех. И было гораздо приятнее говорить правду.

Я приподняла брови.

— Что ж, этим утром я получила милейший подарок от кучки девчонок. Оранжевый комбинезон, если точнее. Очень похож на тот, что я носила в колонии.

Оливер подавился курицей.

Папа прищурился.

— Я надела его. Оказывается, они даже потрудились и нашли мой размер. Но из-за этого у меня возникли проблемы с учителем на первом уроке, с «Полночью в Совершенном мире».

Мама, папа и Оливер уставились на меня в замешательстве.

— В смысле, с мистером Коннели, — объяснила я, качая головой. — А потом целый день меня донимали оскорблениями. Хотите услышать парочку?

— Нет, — решительно отрезал папа.

Я проигнорировала его и начала загибать пальцы: — Потаскуха, стерва, чокнутая, шлюха и, моё любимое, фашистка. Кто-нибудь в курсе, что это значит?

Оливер пялился на меня с открытым от неверия ртом.

— Никак не могу понять причин для потаскухи и шлюхи. Я приняла обет безбрачия в восьмом классе, — добавила я. — Ты же помнишь, правда, мам? Ты вела тот групповой урок о чистоте ожидания брака перед сексом. Я приняла обет. Не знаю, о чем говорят эти детки. Я никогда не обнажалась ни перед кем, — злость била ключом, и я знала, как избавиться от неё.

Лицо мамы стало свекольного цвета. Папа выглядел возмущенным, и как оружие держал вилку в одной руке и нож в другой. Словно он собирался сразиться со мной. Я не могла остановиться.

— А потом я опоздала на автобус и прошла двенадцать километров до дома пешком, — продолжила я. — Есть ли у меня шанс вернуть мои водительские привилегии?

— Нет, — ответил папа. Наши взгляды встретились, в его глазах злость смешалась с раздражением. — А теперь, не хотела бы ты рассказать о том, как на самом деле прошёл твой день?

Я ощетинилась. Не может же он всерьёз мне не верить. Кто станет такое выдумывать?

Я бросила вилку на тарелку. — Я сказала правду. Вот как прошёл мой день.

— Кейденс, мне с трудом верится, что одноклассники стали бы вести себя так гадко с тобой, — сказала мама.

— Вот именно, — согласился папа. — Мы знаем, ты хочешь перейти на домашнее обучение и всё такое, но вранье о том, как тебя дразнят в школе, не заставит нас передумать. Мы оба работаем, Кейденс. При любом раскладе мы не можем позволить тебе остаться дома.

Я не верила своим ушам. Мои родители полностью все отрицали. Неужели они понятия не имеют, как ведут себя подростки? Подростки очень порочны. Надо мной издевались, и мои родители отказывались в это верить. Я знала, что должна была оставить себе этот чертов комбинезон!

— А теперь, я спрошу тебя снова, — произнес папа. — Как прошёл твой день?

Я отказывалась говорить.

— Я задал тебе вопрос, Кейденс, — твердо произнес папа. — Как прошёл твой день?

Я знала, он будет спрашивать, пока не солгу. И поскольку они все равно считали меня обманщицей, я решила подыграть.

Закусив нижнюю губу, глубоко вздохнула.

— Хорошо, — проговорила я.

— Отлично, — ответила мама, и сделала глоток диетической колы.

Я посмотрела через стол на своего брата. Он всё ещё пялился на меня, но уже без выражения «не-могу-поверить-что-ты-ругалась-перед-родителями». Его взгляд изменился. Теперь он казался обеспокоенным. И злым. Не знаю, чем это было вызвано, и я слишком устала, чтобы это выяснять. Я попросила разрешения выйти из-за стола, но мне ответили, что я должна показать свои манеры и остаться за столом, пока все не закончат. Поэтому остаток ужина я сидела, наблюдала за тем, как родители едят и ведут бессмысленный разговор о работе и предстоящем сборе консервов для нашей церкви.

После ужина я подняла в свою спальню корзину с постиранным бельём. Выложила носовой платок мистера Коннели на постели и убрала остальные свои вещи. А потом села и стала думать, как лучше сложить платок. Пока я колебалась между квадратом и треугольником, я мысленно вернулась к тому дню, когда встретила мистера Коннели на обочине двадцать восьмого шоссе. В особенности, я вспомнила выражение его лица, когда он впервые взглянул на меня. Тогда я проигнорировала это, ведь была слишком занята, любопытствуя, не на ангела ли смотрю, но теперь, когда я знала, что он им не был (если только Бог не посылает ангелов на Землю, чтобы преподавать матанализ), я вполне могла поразмыслить о его взгляде.

Тот взгляд.

Словно он уже знал меня, но в то же время я была для него абсолютной незнакомкой. Или это имело смысл в тот момент. Или он нашёл то, чего даже не знал, что искал. Никто и никогда так на меня не смотрел, и я знала, что не вообразила себе этого. Я видела. Я видела, как его лицо просветлело. А потом он отвел глаза и пробормотал что-то о том, что уйдёт с моего пути, чтобы я могла работать. Я не знала, что и думать об этом теперь, а может время, прошедшее с нашей придорожной встречи, преувеличило этот взгляд в моём сознании, но я так не думала. Думаю, ему понравилось увиденное, и мне это польстило. Но также и запутало.

Я снова посмотрела на носовой платок. Треугольник. А потом услышала, как скрипнула дверь в мою спальню. Оливер просунул голову внутрь.

— Ты в порядке?

— Проваливай, — ответила я, поглаживая пальцами платок.

Он зашел и сел рядом со мной

— Я верю тебе, — произнес он. — Насчет твоего дня. Я слышал, как Брэкстон назвал тебя шлюхой, и сказал ему, что, если не прекратить говорить гадости о моей сестре, я выбью из него дерьмо.

Я улыбнулась.

— Просто не могу поверить, что ты сказала всё это перед мамой и папой, — продолжил он, слегка ухмыляясь.

— Это они спросили, — ответила я.

— Думаю, они просто напуганы, Кей, — поделился Оливер. — Им не хочется верить, что тебя задирают.

— Мне всё равно, — отрезала я. — Они должны верить мне. Я их дочь, и они должны мне верить.

Оливер пожал плечами. — Ну, ты соврала о той вечеринке, а потом обдолбалась и ограбила мини-маркет. А потом всё дошло до суда. А потом тебя увезли в колонию.

— Один единственный раз! — вскрикнула я, и Оливер рассмеялся.

— Это не просто тайная вылазка из дома и выпивка, Кейденс, — сказал он. — Это как бы офигительно большая ошибка, знаешь ли?

— Да плевать.

Оливер откашлялся. — Слушай, вся эта хрень уляжется.

Я не верила ни единому слову.

— Просто на это уйдет какое-то время. Произойдёт что-то новое, или же появится кто-то новый, и эти засранцы сразу забудут о тебе, — успокоил он меня.

Утешающие слова, но меня ими было не убедить.

— Хочешь, сядем завтра вместе в автобусе? — предложил он.

Я усмехнулась.

— И испортим твою репутацию? Нет уж. Я бы никогда так с тобой не поступила.

Оливер пожал плечами. — Я сяду с тобой, Кейденс.

Я покачала головой. — Всё в порядке. И с чего это ты вдруг стал таким милым? Я думала, мы ненавидим друг друга?

— Я ненавижу тебя, — ответил Оливер. — Но я единственный, кому дозволено тебя ненавидеть. Больше никому.

Я ухмыльнулась. — Ты такой придурок.

— Хочешь, помолимся вместе? — спросил Оливер, подмигивая.

— Ты это серьёзно?

— Нет, — ответил он и встал. Потом подошел к двери и открыл ее, чтобы уйти.

— Постой! — позвала я его.

— Что?

— Ты до сих пор молишься перед сном?

— Ага.

Я была ошарашена. — Зачем?

Он с замешательством смотрел на меня.

— Потому что так все делают. Что? Ты не молишься?

Я покачала головой.

— Что ж, может быть, именно поэтому ты и угодила в колонию.

Я не была уверена, шутит ли он, пока не увидела ухмылку.

— Вот придурок, — пробормотала я, когда он закрыл дверь.

***

На следующий день на уроке математического анализа я старалась как можно реже смотреть на мистера Коннели. Я все еще была смущена из-за вчерашних событий. Я собиралась вернуть ему платок после урока, но перед его столом создалась целая очередь из учеников, в основном, девушек, которые очень нуждались в помощи или внимании. Те, кому нужна была помощь, держали свои учебники открытыми, наготове. Те, кто хотел внимания, пока ждали своей очереди, наносили блеск для губ.

Сегодня я «расистка». Именно это было написано в записке внутри моего шкафчика, которая ожидала меня там после урока мат. анализа. Если конкретнее, там было написано «расистская стерва». Ну тут уж я легко смогла понять причину. Владелец магазина, который я пыталась ограбить, индийский мужчина за сорок. Хотя, это оказалось не преднамеренно. Он мог быть любого цвета радуги, и ничего бы это не изменило. Его магазин находился у черта на куличках, а мы все были под кайфом: идеальная комбинация для ограбления. Я смяла записку и бросила её в ближайшую мусорную корзину, краем глаза заметив в коридоре Грэйси. Я практически побежала к ней.

— Эй, — я не знала, каких слов ждала от неё. Мы не разговаривали с моего освобождения. Её родители были твёрдо убеждены, что я должна держаться от неё подальше. Школа — это единственный шанс поговорить с ней, а вчера она меня избегала.

Она осматривалась по сторонам, ее зеленые глаза искали пути к отступлению.

— Как думаешь, может, сядем вместе за обедом? — спросила я, перекладывая книги в другую руку.

— Я не могу, Кейденс, — ответила Грэйси. — Ты же знаешь, мне нельзя.

— Что? Твои мама с папой проверяют тебя в школе? Как они вообще узнают?

Грэйси ощетинилась и фыркнула. — Мне не разрешают.

Я знала, у меня было очень мало времени. Совсем скоро прозвенит звонок, поэтому я сразу перешла к самому важному, что хотела ей сказать.

— Прости, Грэйси, — произнесла я. — Мне стоило послушать тебя и не идти на ту вечеринку. Я не пыталась избавиться от тебя. Мне просто было любопытно. Я совершила одну ошибку. Но это всего лишь одна ошибка. Почему твои родители не могут позволить нам общаться?

Глаза Грэйси расширились от неверия. — Ты обдолбалась! Ты ограбила магазин! С чего вообще моим родителям позволять нам общаться? — вскрикнула она.

Я поёжилась, смущённая её реакцией и взглядами учеников, что находились рядом.

— Ты полностью разрушила нашу дружбу! — бросила она, и тут громко и резко прозвенел звонок. — А теперь из-за тебя я опоздала на урок!

Она захлопнула дверцу своего шкафчика и поспешила по коридору. Я стояла ошеломленная, и наблюдала, как она заворачивает за угол и исчезает. Я раздумывала над своими вариантами: пойти на урок или же пропустить школу совсем. Я пыталась быть хорошей, поэтому знала, что должна пойти в класс. Но я была уставшей, напуганной, и мне было грустно из-за Грэйси — хорошие причины, чтобы всё же прогулять.

Я схватила рюкзак из шкафчика и направилась к боковому выходу. Я могла проскользнуть незамеченной и пойти куда-нибудь. Куда угодно, только не домой. Я уже коснулась дверной ручки, когда меня позвал мистер Коннели

— Куда ты собралась, Кейденс? — спросил он.

Я не обернулась. — На урок.

— Единственный урок, что проводится снаружи — это физкультура, — ответил он. — И ты идёшь не туда.

Я замерла.

— И, кстати говоря, здесь есть камера.

Я подняла глаза и посмотрела направо. Нет камеры. Я посмотрела налево. Камера. Когда они её установили?

— Что происходит? — спросил мистер Коннели.

Я подпрыгнула. Не слышала, чтобы он двигался, а теперь он стоял прямо позади меня.

— Просто мне не хочется быть здесь сегодня, — ответила я, поворачиваясь к двери. К моему выходу. Моей свободе. Смогу ли я убежать от своего учителя математики, если он пойдёт за мной?

— Кейденс, ты достаточно умна, чтобы знать, что выбора у тебя нет. И ты также достаточно умна, чтобы знать, что у тебя будут огромные проблемы с родителями, — пытался вразумить меня мистер Коннели.

— Мне всё равно, — огрызнулась я.

— Нет, это не так.

Я кивнула. Он был прав. Я целый месяц после освобождения из колонии трудилась, чтобы вернуть родительское расположение. Я хотела, чтобы они смотрели на меня так же, как раньше. Мама стала немного более благосклонна. Папа же оставался неумолим, и чем больше я старалась показать ему, что изменилась, тем более неумолимым он становился.

Ирония в том, что мне не нужно доказывать ни одному из них, что я изменилась, ведь это не так. Я всегда была хорошей девочкой, даже когда совершала эту большую ошибку. Да, это была действительно ужасная ошибка – накачаться и ограбить магазин, но это не определяло того, кто я есть. Я не стала внезапно за одну ночь зависимой наркоманкой или закоренелой преступницей. Я сделала один неверный выбор, который заклеймил меня на всю жизнь, по крайней мере, в глазах моих родителей.

Только когда меня отпустили из колонии, я поняла ожидания своих родителей. От меня ожидали, что я всегда буду идеальной. Мне никогда не было позволено совершать ошибку, и когда я всё-таки её совершила, я заплатила непомерную цену. Дело не только в том, что они не простили меня и, наверное, никогда не простят, дело в том, что, думаю, я им даже больше не нравилась.

— Пойдём со мной, и я напишу тебе освобождение, — предложил мистер Коннели.

Я неохотно последовала за ним в класс и остановилась в дверном проёме, пока он писал записку. Когда он протянул её мне, я достала из своего кармана его носовой платок.

— Обмен, — сказала я, предлагая ему кусочек ткани.

— Мне он не нужен, — ответил он. — Можешь оставить его, кажется, он тебе очень понравился. — И он подмигнул мне. И мне это понравилось.

Я улыбнулась. — Вы когда-нибудь прежде давали его кому-то, кто использовал бы его и вернул?

— Нет. Я никогда и никому не позволял использовать его, до тебя, — тихо ответил он.

Я ощутила, как жар покалывает мою кожу. Мне хотелось спросить его, почему он позволил использовать его мне, но передумала.

— Это особенный носовой платок? — спросила я вместо этого.

— Моего дедушки, — ответил мистер Коннели.

— О Господи, — прошептала я, глядя на носовой платок. — Я положила его стираться с белым бельем. В обычном режиме!

Мистер Коннели усмехнулся. — Он в порядке. Всё ещё целый и невредимый.

— Мистер Коннели, я не могу его оставить. Пожалуйста, заберите его. С ним случится что-нибудь ужасное, я точно знаю. С моим-то везением, понимаете? Пожалуйста, заберите его, — я сунула платок ему в лицо.

— Отправляйся в класс, Кейденс, — ответил мистер Коннели. Он не забрал его.

— Пожалуйста, — упрашивала я, махая платком перед ним.

— Иди в класс, — мягко настоял он. — Я дам тебе знать, когда захочу вернуть его.

Я пошла на английский, в замешательстве сжимая в руке его носовой платок, меня расстроило, что он не забрал его. Что мне с ним, по его мнению, делать?

***

Все подростковые фильмы, изображающие время обеда в школе как самую ужасную часть дня, совершенно точны. Это самое худшее время, если у тебя нет друзей. Я не застенчивый человек по своей природе, но сегодня я чувствовала себя невероятно неудобно, сидя в одиночестве за столом для изгнанников. Я собиралась сесть рядом с Грэйси, но она ясно дала понять, что нашей дружбе конец. Что ранило меня больше всего, так это то, что она использовала как предлог своих родителей. Конечно же, я знала, что они не хотят, чтобы я к ней приближалась, но она и не пыталась бороться за меня, потому что не хотела. Она вычеркнула меня, и осознание этого было словно обжигающая пощёчина.

Я наблюдала, как в столовую зашёл мистер Коннели. Полагаю, его первой обязанностью в школьном году стал надзор за толпой учеников во время обеда. Я знала, учителя распределяют обязанности, и контроль во время обеда, безусловно, хуже всего. В руках он держал пакет с едой. Я подумала, что это мило и придурковато. Не знаю, почему. Еда в его пакете была уж явно лучше гадости на моём подносе.

Я заметила, что он шел в мою сторону.

Что ты вытворяешь? Не иди сюда. Ты не слышишь, что я сказала? Не. Иди. Сюда.

Мистер Коннели положил сумку на стол и сел на место в двух шагах от меня. Меня бросило в жар. Тут же появилась злость. Или раздражение. Или смущение. Не знаю. Может, всё и сразу.

— Привет, Райли, — поздоровался он с парнем напротив него.

— Здрасьте, мистер Коннели, — коротко ответил Райли. И снова вернулся к чтению своего комикса.

— Как дела, Николь? — спросил мистер Коннели, повернувшись к девчонке слева от него. Как он умудрился запомнить имена детей?

Николь захихикала и сдвинула свои очки вверх. — Здравствуйте, мистер Коннели.

— Как проходит день? — спросил он.

Она снова хихикнула. — Эм, нормально, вроде.

— Решила, пойдёшь ли на баскетбол? — продолжил он.

— Не уверена. Наверное, — тихо ответила она.

Я держала голову опущенной, глаза были прикованы к еде на подносе, волосы прикрывали лицо. У мистера Коннели волшебный мозг или что? Всего-то второй день в школе. Как он сумел запомнить имена этих случайных детей и предыдущие разговоры с ними? Он преподает примерно у двухсот учеников. И вообще, почему он сидит тут? Всё это очень странно.

— Привет, Кейденс, — поздоровался со мной мистер Коннели.

Я подпрыгнула на месте. — Здравствуйте.

— У тебя всё в порядке

Моя жизнь настоящий отстой, а ты видел, как я разревелась вчера словно ребенок. Сам как думаешь?

— Всё отлично, — пробормотала я, ковыряя вилкой жидкое картофельное пюре.

— Не голодна?

Я фыркнула и кивнула на тарелку с картошкой, чтобы ему было лучше видно.

— По-вашему это выглядит аппетитно? — спросила я.

Он усмехнулся. — Не особенно. Хочешь разделим мой сэндвич?

Нет, не хотела я делить твой сэндвич. Хватит уже быть таким милым и славным!

Я покачала головой.

— Тебе и впрямь нужно что-то есть. Так мозг будет лучше работать. И к тому же, ты действительно крошечная.

О Боже. Не надо комментировать мои размеры.

Он попробовал сменить тему. — Ты хорошо заботишься о моём платке?

Я уставилась на него. — Могу я вернуть его прямо сейчас?

— Нет, я просто спросил, заботишься ли ты о нём.

Я понятия не имела, что он имел в виду. И что мне теперь делать с его носовым платком? Я инстинктивно сунул руку в карман. Он все еще был там. В целости и сохранности.

— Он в моём кармане, — растеряно ответила я.

— Хорошо.

Больше я не могла терпеть.

— Почему вы сидите здесь? — потребовала я ответа. Я не хотела, чтобы это прозвучало, как обвинение.

— Есть причины, по которым я не могу здесь сидеть? — ответил он вопросом на вопрос.

— Просто странно. Знаете, есть же стол для учителей.

— Я не хочу сидеть за ним.

— Ну, просто, чтобы вы знали, вы сидите за столом для изгоев, — просветила я его, и Райли оторвался от своих комиксов и с презрением посмотрел на меня. — Так и есть, — настояла я.

— Я не вижу тут изгоев, — заспорил мистер Коннели. — Ты ведёшь себя грубо.

— Да и пофиг, — я встала и забрала свой поднос. — Я сваливаю.

— Скатертью дорога, — пробормотал Райли.

— Наслаждайся остатком дня, Кейденс, — спокойно произнес мистер Коннели.

— Это Вы наслаждайтесь остатком вашего дня, — бросила я в ответ. Но после этих слов почувствовала себя тупицей.

Я побежала по коридору к своему шкафчику. Я была рассержена, хотя знала, что у меня не было на это права. Всё дело в мистере Коннели. Всегда тут. Всегда там. Я слишком часто его видела, а ведь сегодня лишь второй учебный день. Мне не нравилось то, что я чувствовала из-за него, в основном из-за того, что не могла определить это чувство. И мне не нравилось повсюду носить его носовой платок. Что это? Я подумала, что это в каком-то роде демонстрация силы, и решила оставить платок на его столе после того, как поменяю учебники.

Я открыла шкафчик, а там был песок. Он высыпался прямо мне на ноги, заполняя мои балетки. Какого черта? Кто знает комбинацию моего шкафчика? Комбинезон вчера – это одно, у меня ещё не было замка. Но сегодня он появился, и всё равно меня ждал подарочек.

Я сняла туфли и вытряхнула из них кучу песка, а потом направилась в учительскую.

— Мне нужен новый замок, — грубо заявила я.

Секретарь за столом, миссис Киндер, поджала губы.

— Могу я спросить, зачем?

— Затем, что кто-то из учеников знает мою комбинацию, и они завалили песком мой шкафчик, — ответила я. — У меня в туфлях песок.

Миссис Киндер нахмурила брови. — Что ж, это прискорбно.

— Так и есть, — наехала я. — И кто отвечает за камеры наблюдения? В смысле, у вас камеры на всех стенах в школе. Почему никто не наказан за эти издевательства надо мной?

— Пожалуйста, успокойся, — произнесла миссис Киндер.

— Нет! — вскрикнула я. — И я не собираюсь убирать весь этот грёбаный песок!

Вот дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

— Что, прости?

Нечестно. Я никогда, за всю свою жизнь не произносила этого слова при взрослом. Особенно при том, у кого надо мной была такая власть. У меня были огромные неприятности.

— Миссис Киндер, Боже мой. Мне так жаль. Я не хотела говорить это. Я ругалась не на вас. Я ругалась на саму ситуацию, — попыталась объясниться. Я решила, что лучший способ избежать наказания – прибегнуть к слезам. — Просто это было так ужасно! — зарыдала я. — Меня достают, и я устала, и там повсюду песок!

Лицо миссис Киндер смягчилось.

— У вас есть полное право злиться, и я заслужила неприятности, заслужила! Но я умоляю вас. Пожалуйста, не звоните моим родителям! Я буду отрабатывать по утрам весь год, если вы не станете звонить моим родителям!

Я шмыгнула носом и вытерла его тыльной стороной ладони, как четырехлетняя. Это было жалко, и я уже даже не притворялась. Я достала из кармана носовой платок и заплакала в него.

— Милая, всё в порядке. И тебе не придётся убирать песок. Успокойся и присядь.

Я не могла ответить из-за дрожи, поэтому кивнула и села. И именно тогда дверь в учительскую распахнулась, и зашел мистер Коннели. Ну, разумеется, зашёл именно он. Ведь я сидела в учительской, плакала и держала его носовой платок.

— Кейденс? Ты в порядке? — спросил он.

— Серьёзно? — прошептала я. — Вам нужно быть здесь прямо сейчас? — пробормотала я, не глядя на него.

— Да, — ответил он. — Мне нужно проверить почту. Прости, если это беспокоит тебя.

— Не беспокоит, — процедила я сквозь стиснутые зубы, а потом сняла одну туфлю и протерла ее платком.

— Хмммм, — промычал он, наблюдая за мной.

— О, простите, — ответила я, а потом посмотрела ему в глаза и взмахнула платком перед его лицом. — Это вас беспокоит? Ведь я пыталась вернуть его, но вы не взяли, поэтому я решила использовать его, как мне только, на хрен, вздумается, — выругалась я, но лишь потому, что миссис Киндер ушла в заднюю часть учительской, в подсобку, чтобы позвонить уборщику. Я продолжила вытирать свою туфлю.

Мистер Коннели присел на корточки передо мной.

— Можешь использовать его, как тебе только, на хрен, вздумается, — мягко ответил он.

Воздух застрял у меня в горле. Дыши, Кейденс. Но я не могла вспомнить, как.

— А теперь, не расскажешь мне, почему ты вытираешь со своих туфель песок? — спросил он.

— В моём шкафчике песок, — ответила я, вздохнув. — Он… — я сделала долгий, полный наслаждения глоток воздуха, — высыпался, когда я открыла дверцу.

— Хммм.

И тут в комнату вернулась миссис Киндер и позвала меня к столу.

— Кейденс, вот твой новый замок, — произнесла она, протягивая его мне. — Вот комбинация к нему. Предлагаю тебе сразу запомнить её и выбросить бумажку.

26,17, 2. 26, 17, 2. — Я уже запомнила, — ответила я. — И, пожалуйста, порвите ее.

Я развернулась, чтобы уйти, а потом остановилась и встретилась взглядом с миссис Киндер ещё раз.

— Спасибо, — прошептала я.

Она улыбнулась и кивнула.

Я вышла из учительской, не взглянув на мистера Коннели, и вернулась к своему шкафчику. Кенни, уборщик, уже пылесосил песок на полу. Он выключил пылесос, когда я подошла.

— Не хотел пылесосить твой шкафчик, пока ты не достанешь свои книги. Не хотел трогать твои вещи, — объяснил он.

— О, да в моём шкафчике нет ничего важного. Если хотите испортить мои учебники, мне всё равно. Можете стащить их, если хотите, — предложила я.

Он усмехнулся. — Прошло уже немало времени с тех пор, как я был в старшей школе. И это было достаточно плохо и в первый раз. Мне не нужно, чтобы эти книги напоминали мне о прошлом.

Я засмеялась. Мне нравился Кенни. Он пожилой мужчина шестидесяти лет с седыми волосами и огромным животом, он работал в Крествью Хай еще до моего прихода сюда. Он был добр ко всем ученикам, и большинство из них хорошо относились к нему в ответ.

— Вы не против пропылесосить мои туфли? — спросила я, укладывая последние из своих книг на пол.

Кенни закончил пылесосить мой учебник по истории, а потом перешёл к моим туфлям. Я снимала по одной за раз, стоя то на одной ноге, то на другой, чтобы моя необутая нога не касалась грязного пола в коридоре. Кенни был даже достаточно мил, чтобы пробежать пылесосом по моим босым ступням, засасывая последние крупицы, прилипшие к моей коже.

— Спасибо, Кенни, — поблагодарила я, засовывая книги обратно в шкафчик.

— Не проблема, Кейденс, — ответил он. — Мне жаль, что это случилось с тобой.

Я пожала плечами. — Полагаю, мне не стоило попадать в колонию. Тогда бы и вопросов не было.

— Не важно, что случилось в прошлом. Детям не стоит так поступать с тобой, — успокоил он меня.

— Всё в порядке. У меня новый замок, — бодро ответила я, приподнимая его и поигрывая бровями.

— Хорошая девочка, — ответил он, а потом прощался со мной и ушел, волоча за собой большой пылесос.

***

Когда Оливер сел рядом со мной, я удивилась. Водитель автобуса орал на всех, чтобы поторапливались и рассаживались. Мы уже отставали от графика.

— Сегодня было хоть немного лучше? — спросил Оливер.

— Что? Мой день?

Оливер кивнул. Я фыркнула.

— Просто замечательно, — пробормотала я.

— Что случилось?

— Ну, Грэйси не села со мной за обедом, а потом, после, я открыла шкафчик, и отовсюду посыпался песок, — рассказала я.

— Как это? У тебя же есть замок, — ответил Оливер.

— Оказывается, плохой замок, — сказала я. — Или кто-то из учеников, подрабатывающий в учительской, сливает кому-то информацию.

Оливер вздохнул. — Почему бы нам просто не сбежать?

Я усмехнулась. — Я и ты? Мы убьем друг друга. И в любом случае, что заставило тебя пожелать собрать вещички и покинуть город?

— Можно подумать, я тебе расскажу, — пробормотал он.

— Что ж, в каком-то смысле ты уже это сделал.

Оливер снова вздохнул.

— Ладно. Хватит вздыхать, и просто расскажи мне, — потребовала я.

— Я думал, Ким больше не встречается с Дэниелем, — тихо сказал он.

— Ох, — я заерзала на сидении. — Ну, если это слух, что дошёл до тебя, тогда ты знаешь, что это неправда. Слухи редко оказываются ими.

— Это так?

— А я шлюха? — спросила я.

— Я не знаю. Это так? — ответил Оливер и ухмыльнулся.

Я стукнула его по руке. — Ты такой баран.

Он засмеялся и покачал головой. — Мне она, правда, нравится.

— Знаю, что нравится. Она нравится тебе уже два долгих года.

— Дэниель такой говнюк, — пробормотал Оливер, сжимая руки в кулаки.

— Да, он такой. — Я не знала Дэниеля, но соглашалась с братом, ведь ему было больно. Если бы он сказал, что Ким тупая стерва, я бы и с этим согласилась.

— Когда, думаешь, сможешь снова водить, Кей? — спросил Оливер. — Этот автобус такой отстой.

— Я стараюсь, Оливер. Правда. Сам не видишь, как усердно я тружусь?

Оливер кивнул. — Зачем вообще это маме с папой?

— Это называется жестоким наказанием.

— Ага, но разве не колония была им?

— Это было государственное наказание. Не мамы с папой, — ответила я.

Оливер вздохнул. Снова.

— Ты никогда не вернешь свою тачку.

Я обняла его рукой за плечи. — О, ну, конечно же, верну, — весело ответила я. — Наверное, когда закончу школу.

Он фыркнул. — Ты разрушаешь мою жизнь.

Глава 4

Благодарственная записка

Я стояла у входа в храм, держа стопку программок. На мне было бело-голубое платье в полоску и балетки. Мои волосы были собраны в толстую косу, которая спадала мне на плечо, а глаза не были накрашены, если не считать небольшого количества туши. Я собиралась выглядеть невинно. Я старалась не намочить своим потом программки, но мои ладони были липкими. Это была высшая форма наказания – здороваться с каждым прихожанином, когда они проходил мимо меня с подозрительными или же жалостливыми взглядами. Теперь до меня дошло, почему папа сбросил на меня это занятие. Он хотел напомнить, что меня осуждают, что наша церковь не простила меня за мои проступки, и что мне предстоит ещё немало потрудиться, что восстановить свой статус «хорошей девочки».

— Доброе утро, мисс Уоррен, — мило поздоровалась я, протянув ей программку.

— Кейденс, — ответила она, выхватив бумагу из моей руки.

— Доброе утро, мистер и миссис Сандер.

— Приятно тебя видеть, Кейденс, — произнесла миссис Сандер. Ее слова добры, но сдержанны.

— Доброе утро, мистер Коннели.

Чего?

— Привет, Кейденс, — ответил мистер Коннели.

— Вы ходите в церковь? — спросила я. Никогда не видела его раньше.

Он терпеливо улыбнулся и проигнорировал мой вопрос.

— Это моя мама, Наоми.

— Это я хожу в церковь, дорогая, — ответила она. В ее глазах появился странный блеск, и мне показалось, что она что-то замышляла.

— Ооо. Здравствуйте, миссис Коннели, — ответила я.

— Я затащила сюда Марка сегодня, — поделилась она, подтолкнув меня. — Как будто церковь так уж страшна, а?

Я выдавила улыбку. Прямо сейчас, для меня все так и было.

— И у меня есть скрытый мотив, — продолжила она.

— Мам…

Миссис Коннели проигнорировала своего сына.

— Эта церковь довольно велика, не так ли?

Я кивнула.

— И в ней много прекрасных женщин, которые почитают Господа.

— Мам…

— Я играю в сваху, — добавила она, оглядывая меня сверху донизу. Она взяла меня за руку и притянула поближе. — Марк не ходил на свидание уже порядка…

— Мама!

Миссис Коннели посмотрела на сына, её взгляд тут же стал нежным и печальным.

— Милый, я не хотела быть бестактной.

— Пожалуйста, остановись, — пробормотал мистер Коннели сквозь сжатые зубы. Его тело было напряжено до предела, и мне до смерти хотелось узнать, что хотела сказать миссис Коннели до того, как он оборвал её.

Она снова повернулась ко мне и ещё раз оглядела меня. Судя по всему, она осталась довольна увиденным, потому что одобряюще улыбнулась и спросила:

— Какие у тебя планы после церкви, дорогая? Не хочешь пообедать с нами?

Мои глаза чуть не выскочили из орбит.

— Мам, Кейденс одна из моих учениц.

— Ох ты! — воскликнула миссис Коннели. Она автоматически взяла программку, что я протягивала. — Клянусь, девушки больше не выглядят на свой возраст. Кейденс, дорогая, мне так жаль.

Я открыла рот, а потом закрыла. Потом снова открыла, и снова закрыла. Я была похожа на рыбу, которая пыталась дышать.

Миссис Коннели прочистила горло.

— Так в каком ты классе?

— В двенадцатом, — ответила я. Мне казалось, что я похожа на выпускницу. Миссис Коннели стоит увидеть некоторых девчонок из моего класса. Они выглядят так, будто им далеко за двадцать.

— Выпускница, — произнесла она. — Это хорошо. Уже знаешь, в какой пойдёшь колледж?

Она задавала мне все эти вопросы лишь потому, что была смущена после того, как узнала, что я — совершенно неподобающая пара для её сына.

— Я пока жду ответа из нескольких, — ответила я. И вот так мы неловко стояли, пока мистер Коннели не обратился к своей матери.

— Нам пора заходить. — Он взял мать под локоть и повел в храм.

А я наблюдала, как они бредут сквозь толпу к свободным местам. Рядом с моими родителями! Папа пожал мистеру Коннели руку и указал на место рядом с собой. Мистер Коннели кивнул и оставил одно место свободным. Моё место. Прямо между моим отцом и моим очень привлекательным и очень запретным учителем математики.

Мне хотелось умереть.

Как только заиграла музыка, я поняла, что мне пора занять свое место. Я положила оставшиеся программки на ближайший стол и напряженно прошла в храм. Проскользнув к ряду, на котором мы обычно сидели, я изо всех сил старалась не смотреть на мистера Коннели. Но это было невозможно, и когда я украдкой бросила на него взгляд, то заметила, что на его губах играла едва различимая улыбка. Что это ещё такое? Я закатила глаза и сосредоточилась на огромном экране на сцене, на котором светились слова играющей песни.

Наша церковь была обычной, большой и не конфессиональной, в комплекте с посетителями Старбакс, церковной группой, которая любила играть хиты U2 перед службой, и пастором, который всегда носил джинсы. Он больше учил, нежели проповедовал, что мне очень нравилось, так как я никогда не была из тех девушек, которые любят, когда на них кричат.

Эта церковь была скорее аудиторией, чем классическим храмом, и никаких скамей здесь не было. Лишь много рядов мягких стульев. Никаких псалмов. Никакого перекрещения. Никакой кафедры. Ничего из традиционных церковных штучек. Мы изредка принимали причастие. И многие люди одевались неподобающе, по крайней мере, по утверждениям моей мамы. Когда она впервые увидела девчонку-подростка, которая зашла сюда в спортивных штанах с надписью: «Сочная» на заднице, она пришла в ярость.

Когда все собрались, пастор Том поднялся на сцену и начал урок. У мистера Коннели Библии не было, и, хотя отрывки из неё отображались на экране, я поделилась с ним своей. Ещё одна избитая привычка: когда видишь кого-то без Библии, делишься своей. Хотя, конечно, не стоило мне этого делать, ведь когда он склонялся ко мне, чтобы лучше рассмотреть страницу, я ощущала запах его одеколона. И от этого чувствовала то, что не должна была чувствовать, находясь в стенах храма. Или в аудитории. В святом зале. Не важно.

— Так что дело действительно в том, чтобы взвесить все «за» и «против»: что я могу сделать и что должен, — продолжал пастор Том. — Нам дана воля выбирать. Так Господь нас создал. Свободная воля. Всё допустимо. Продолжай и сделай это. Но сначала осознай последствия.

Я глубоко вдохнула, практически ощущая вкус одеколона на языке, и мне захотелось положить голову на плечо мистеру Коннели.

— Давайте прочтём этот отрывок снова, — сказал пастор Том. — Павел сказал: Всё допустимо, но не всё благотворно. Всё разрешено, но не всё созидательно. Так что да, вы можете делать всё, что пожелаете, верно? Конечно. Но зачем вам делать что-то, что в конечном итоге вам навредит? То, о чём вы действительно должны спросить себя перед тем, как приступить к чему-либо, это «Восславит ли это Господа или меня?»

У мистера Коннели красивые губы.

— И почему бы нам не вырвать это из христианского контекста на минутку, — продолжал пастор.

Интересно, каково это-целовать их?

— Верите ли вы в Бога или нет, являетесь ли вы последователем Христа или нет, слова Павла резонируют в каждом из нас. Спросите себя: мне дозволено делать всё, что пожелаю, но как это отразится на моей жизни, моём здоровье, моих отношениях, дружбе, обществе? Ведь христианин вы или нет, эти вещи имеют значение. И если только вы не пошли по пути полнейшего саморазрушения, вы хотите жить здоровой жизнью. Вы хотите иметь здоровые отношения. Вы хотите самого лучшего для своего общества.

О чем я только думаю? Я не могу поцеловать своего учителя математики!

— Именно это и является благотворной жизнью, — объяснял пастор Том.

Но, может быть, я смогу поцеловать его. Лишь разок.

— По-твоему, это хорошая идея, Кейденс? — услышала я вопрос своей сознательности. — В смысле, ты что, совсем не уделяешь внимания уроку последние тридцать минут?

— Какому уроку?

— Уроку о том, что не стоит делать вещи, которые тебе не стоит делать. К примеру, испытывать привязанность к своему учителю математики. Слушай внимательно! — кричала моя сознательность.

Я покачала головой и фыркнула.

— Я всего лишь фантазирую, — заспорила я.

— Вот именно так проблемы и начинаются.

— Плевать, — ответила я.

В конце урока мы спели ещё одну песню. Я не пела песен в начале службы из-за того, что слишком нервничала от близости мистера Коннели. Но я не могла сопротивляться последней песне, и пела вместе с толпой, и забыла на мгновение, что мистер Коннели стоит рядом со мной, пока после церкви он не отметил моё пение.

— У тебя действительно красивый голос, Кейденс, — сделал он мне комплимент.

— Спасибо, — ответила я, не отрывая глаз от пола.

— Если бы здесь был хор, ты была бы просто обязана петь в нём, — продолжил он.

— Никакого хора. Это современная церковь, — ответила я, ухмыляясь.

— Я так и понял. И полагаю, слово «современная» определяет место богослужения, которое никоим образом не напоминает традиционную церковь? — спросил он.

— Верно, подмечено, — с улыбкой ответила я.

— Очень хитро.

Я рассмеялась, — Хитро?

— О да. Из-за тебя она выглядит привлекательно, и кто сможет сопротивляться? — спросил он.

Я инстинктивно пригладила волосы. Я знала, что он имел в виду нашу церковную службу, но то, как он смотрел на меня, говорило о том, что он действительно говорил обо мне. Это был тот же самый взгляд. Тот, что и на 28 шоссе.

— Мистер Коннели?

— Да?

— Простите, что была груба с вами в учительской, когда чистила туфли, — виновато пробормотала я.

— Всё в порядке, Кейденс. У тебя был плохой день, — ответил он.

Я пожала плечами.

— Я постирала ваш платок. Снова. В этот раз в деликатном режиме.

На это мистер Коннели улыбнулся.

— Кейденс, тебе не надо…

— Пожалуйста, возьмите его, — прошептала я, роясь в сумочке. Я протянула ему платок, и он неохотно забрал его. — Если я оставлю его, он лишь вдохновит меня на новые рыдания, — весело добавила я. — Я пытаюсь перестать так много плакать.

Мистер Коннели кивнул.

— Я не возражаю, если ты будешь плакать в мой платок, Кейденс.

Мне хотелось, чтобы он перестал так часто произносить моё имя. Мне хотелось, чтобы он перестал быть таким добрым. Его поведение граничило с неподобающим, и я осознала, что мне это очень нравится. Мне не хотелось привыкать к доброте мужчины, который должен бы быть незначительной частью моей жизни.

— Кейденс? Ты готова? — спросил папа.

— Да, — ответила я. — Эм, пап?

—Да?

Я хотела представить мистера Коннели своему отцу, но быстро передумала. Они уже пожимали руки и разговаривали. Возможно, папа знал, что он мой учитель математики.

— Эм, может, купим мексиканской еды? — спросила я вместо этого.

— Нет.

Разумеется, я уже знала, что папа ответит отказом. Я обожала мексиканскую еду, а он ненавидел её, поэтому мы никогда её не ели. Никогда.

Я повернулась попрощаться с мистером Коннели. Уверена, разочарование было написано на моём лице. Я уже устала слышать слово «нет». Я слышала его каждый день, по любому несущественному поводу.

— Можно мне посмотреть «Дневники вампира»?

— Нет.

— Можно мне пораньше выйти из-за стола?

— Нет.

— Можно мне прогуляться поблизости?

— Нет.

Я не могла дышать, потому что слова «нет» наваливались на меня сверху, давили на сердце, душили мозг, лишая возможности думать о чем-то позитивном.

Я снова посмотрела на мистера Коннели, посылая ему выражение «Что ж, вот и всё». Он слегка покачал головой и пожал плечами, беззвучно говоря: «Эй, ну что уж тут поделать?»

— Пока, Кейденс, — попрощался со мной мистер Коннели.

Я махнула рукой и последовала за родителями и братом к дверям храма.

***

Я была потрясена, когда мистер Коннелли поставил передо мной на стол большой пакет. Всё, что я могла делать – это смотреть на название ресторана, напечатанное на нем «Юго-западный гриль Мо».

— Твой папа оставил это для тебя в учительской. Я был там, поэтому сказал, что передам тебе, — объяснил мистер Коннели.

Это была большая, величайшая ложь. Папа бы ни за что в жизни не принёс мне ланч.

— Будешь есть? — спросил он, садясь рядом со мной.

Все, что я могла сделать, это кивнуть и уставиться на него. Мистер Коннели хмыкнул и полез в пакет, достав оттуда чипсы, сальсу и большое буррито.

— Твой папа взял тебе с курицей, — добавил он. — И с гуакамоле, — в его словах звучал вопрос.

— Я люблю курицу, — ответила я. — И обожаю гуакамоле.

— Отлично, — в его голосе слышалось облегчение, словно он правильно сделал для меня заказ.

Я посмотрела на Николь и Райли, у которых на тарелках лежали мокрые, неаппетитные кусочки столовой лазании, и снова взглянула на свою еду, зная, что ни за что не смогу съесть это одна. Я ощутила легкое урчание в животе – то, чего не было уже долгое время, но это не тот голод, что смог бы смести всю эту еду.

— Вы не хотите, ребята? — спросила я.

Они смотрели на меня, нахмурив брови.

— Я не съем всё это сама, — добавила я. — Николь, дай мне свой нож.

Она протянула мне его, и я разрезала буррито на три части, пока не вспомнила о мистере Коннели.

— Я не хочу, — ответил мистер Коннели, когда я извинилась перед ним. — Но спасибо, Кейденс.

Не знаю, почему он не хотел есть то, за что заплатил. И не знаю, почему он вообще принес мне все это. Неужели вчера в церкви, когда папа отклонил моё предложение об обеде, я выглядела настолько отчаянно и разочарованно? Я пыталась проигнорировать странность ситуации и передала Райли и Николь кусочки моего буррито. Чипсы и сальсу я подтолкнула к центру стола. Мы все подсели поближе, чтобы доставать до чипсов, и в процессе я случайно толкнула мистера Коннели. Я пробормотала извинение и вгрызлась в самый лучший ланч, что я когда-либо ела в школе.

***

Я решила, что правилом хорошего тона было поблагодарить мистера Коннели за то, что он купил мне ланч, но мне было слишком стыдно делать это с глазу на глаз. Вместо этого, я пропустила шестой урок истории и написала ему благодарственную записку. И было бы гораздо лучше, если бы она была написана на бланке, а не на листе из тетради, но я не могла позволить себе быть слишком уж разборчивой, если хотела отдать её ему до конца дня.

Я заметила, как он вышел из класса в начале седьмого урока, и быстро проскользнула внутрь, чтобы положить сложенную записку на стол. Я поспешно вышла из класса, пока он не вернулся; не хотела быть застигнутой на месте преступления. Я старалась не обращать внимания на трепет своего сердца, представляя, как он читает записку перед уроком:

Дорогой мистер Коннели,

Спасибо за то, что сегодня принесли мне ланч. Я знаю, что он был не от папы. Он ни за что не сделал бы для меня что-то настолько хорошее так скоро после моей «большой ошибки». К тому же он ненавидит любую еду, что напоминает мексиканскую. Если задуматься, я сомневаюсь, что мой папа когда-либо переступал порог «Мо». У меня такой вопрос, откуда у вас нашлось время забрать заказ, если прямо перед ланчем вы вели урок? Может у вас есть какие-то тайные суперспособности, о которых я не знаю? В любом случае, мне показалось, что это был очень добрый жест. Наверное, вчера в церкви я выглядела очень разочарованной, не получив свою мексиканскую еду. Вам лучше бы быть осторожным. Я могу найти другие причины выглядеть «разочарованной», чтобы разжечь вашу щедрость. Если я буду плакать над плохой оценкой за тест, это мне зачтется?

Искренне,

Кейденс.

***

Во вторник утром я открыла свой шкафчик и нашла очередную записку. Я взяла её и застонала. Я и представить не могла, что в ней написано. Я думала, это задиры исчерпали запас всех возможных бранных слов в мой адрес, и собиралась выбросить её. Но любопытство, как часто и бывает, одержало верх, и я расправила письмо, чтобы взглянуть.

Моё сердце чуть не вырвалось из груди. Я не ожидала ничего милого, и уж конечно не ожидала, что оно от мистера Коннели. Я поспешила в уборную и заперлась в дальней кабинке. Во время чтения я хотела абсолютного уединения, учитывая то, как легко мои эмоции можно было прочитать по моему лицу.

Дорогая Кейденс,

Я знал, ты слишком умна, чтобы купиться на историю о том, что это твой отец принёс тебе ланч, но не мог же я рассказать тебе о том, что сделал, перед учениками за обеденным столом. И да, твоё разочарование в церкви в тот день подтолкнуло меня к действию. У каждой девушки время от времени должна быть возможность поесть мексиканскую еду. Надеюсь, ты не сочтешь мои действия неуместными. И как бы мне ни хотелось претендовать на тайные суперспособности, я не могу приписать себе то, что это я забрал твой ланч. Я был занят алгебраическими формулами с девятиклассниками. Его завез ко мне друг. Он был неподалеку.

Должен признаться, когда ты выглядишь такой грустной, мне хочется действовать. Не уверен, этично ли менять оценку под воздействием слёз, но если кому-то это и по силам, то только тебе.

Искренне,

Марк Коннели.

Я прочитала записку пять раз. И с каждым разом я всё сильнее убеждала себя в том, что мистер Коннели – именно тот мужчина, за которого я выйду замуж. Это было нелепо и по-детски, и я цеплялась за эту фантазию так долго, как могла, пока не прозвенел звонок на первый урок, напоминая мне о том, чтобы я шла в класс.

В класс математики я зашла в катастрофическом состоянии. Я не отрывала глаз от пола, а как только села, от своего стола. Я не могла смотреть на него. Я слишком сильно покраснела, и знала, он поймет, что это из-за того, что я прочитала его записку. В ней действительно не было ничего неподобающего, если только не смотреть на всю эту ситуацию целиком, как на неподобающую. Как бы выглядел контрольный список?

1. Мужчина-учитель покупает ученице обед: неподобающе.

2. Ученица пишет мужчине-учителю благодарственную записку: уместно?

3. Мужчина-учитель оставляет ученице записку в шкафчике: неподобающе!

4. Записка утверждает, что ученица «побуждает» мужчину-учителя к действию: ЧЕРТОВСКИ НЕПОДОБАЮЩЕ!

Ладно. Я понятия не имела, что было на уме у мистера Коннели. Возможно, он просто видел во мне жалкую, одинокую ученицу, чей отец вёл себя, как засранец, запрещая ей мексиканскую еду, и решил, что покупка мне ланча станет его добрым поступком в этом году. Хотя, зачем тогда концентрироваться на мне? В школе полно других неудачников, кто мог бы воспользоваться его добротой. И зачем ему тратить своё время (и рисковать), чтобы писать мне записку и засовывать её в мой шкафчик? Не преувеличиваю ли я?

— Мистер Коннели? У вас есть девушка? — услышала я вопрос с задних рядов.

И тут же навострила уши. Девушка? Ни за что. Всего-то позавчера его мать пыталась свести его с кем-нибудь.

— Ну, это никак не связано с факториалами, и я вполне уверен, что вам не подобает задавать мне вопросы о личной жизни, — спокойно ответил мистер Коннели.

Класс засмеялся.

— Серьёзно, мистер Коннели, — произнес Дерек. — Вы никогда с нами ничем не делитесь. Я думал, что вы вроде как клёвый учитель.

— Клёвый учитель, а? Полагаю, я одурачил вас своими кедами, — со смехом ответил мистер Коннели.

Ещё больше смеха.

— О, просто расскажите нам! — умоляла одна из учениц.

— Почему вас заботит моя жизнь? — спросил он. Он увиливав. Просто ответь на вопрос!

— Потому что мы считаем вас очаровательным, — ответила Кара. — А теперь ответьте на вопросы. Почему вам нравиться учить подростков, и есть ли у вас девушка?

Мистер Коннели окинул класс взглядом. Полагаю, он понял, что никто не будет внимательным, пока он не ответит на вопросы.

— Я ещё не решил, нравится ли мне учить подростков, — ответил он. — Я занимаюсь этим всего пару лет.

Несколько усмешек.

Я задержала дыхание в ожидании ответа на второй вопрос. Не знаю, почему. Я знала, что у него нет девушки.

На мгновение взгляд мистера Коннели задержался на мне, но этого оказалось достаточно, чтобы я заметила, что он принял решение.

— Да. Я встречаюсь кое с кем.

Некоторые девушки завопили. Другие застонали. Я не издала ни звука, просто слушала треск своего сердца. Как? Как это возможно?

— Где вы с ней познакомились? — спросила Триша.

Мистер Коннели самодовольно улыбнулся. — Это было подстроено.

Боже, живот болит! Внезапно мне стало чертовски больно! Полагаю, фрагменты моего сердца прокололи его, или ещё что. — Как долго вы встречаетесь?

— Это совершенно новые отношения, — ответил мистер Коннели.

— Вы женитесь на ней? — долетел вопрос с дальнего конца класса. Девчонки захихикали.

— Двигаемся дальше, — ответил мистер Коннели.

Я отпустила край парты. Я и не осознавала, что сжимала его. Полагаю, это была реакция на боль в моем животе.

Всю оставшуюся часть урока я не поднимала голову. Я и слова о факториалах не услышала. Я просто чиркала в своей тетради, писала одно и то же снова и снова. Иногда жирными буквами. Иногда печатными. Иногда курсивом. Иногда заглавными. К концу урока я миленько украсила целую страницу одним и тем же словом.

Идиотка.

Глава 5

Первое прикосновение

Я думала, с этим покончено – с издевательствами. Прошло уже три недели без инцидентов с тех пор, как редкая оскорбительная записка проскользнула в щёлочку моего шкафчика, и я уж решила, что хулиганы нацелились на кого-то другого, ведь я стала скучна. И ведь у меня был новый замок. Но в понедельник я открыла свой шкафчик, а в нём была мука. Куча муки была навалена на мои учебники и папки, и когда я достала тетрадь, она посыпалась на мои руки и испачкала мою рубашку и мысы туфель. По всему коридору я слышала насмешки, но не обращала на них внимания. Хотя, своё раздражение я скрыть не смогла. Мне как бы нравилась одежда, в которой я пришла, а теперь она выглядела смехотворно.

— Хочешь, чтобы я что-нибудь сказал?

Я подпрыгнула, а потом повернулась. Оливер стоял позади меня со сжатыми кулаками. Я покачала головой.

— Не утруждайся. И в любом случае, это может лишь навредить, — ответила я. — Хотя, спасибо.

Он кивнул. — Хочешь, провожу тебя в класс?

Я усмехнулась. Мне в целом нравилась идея обзавестись телохранителем, но мне правда не хотелось, чтобы у Оливера появились неприятности. Я не хотела, чтобы он за меня бился в моих схватках или превратился в такого же изгоя, как и я. Ну, наполовину изгоя. У меня были Николь и Райли. По крайней мере, на время ланча.

— Я большая девочка, Олли. Я справлюсь.

Он снова кивнул и ушел в противоположном направлении. Я поспешила на матанализ, чтобы опередить запоздалый звонок. У меня даже не было времени помыть руки.

Я зашла в класс и заняла место, игнорируя смешки позади себя. Что я не могла игнорировать, так это сплетни. Я слышала Кейденс, крэк, и пушка. Мне и впрямь захотелось обернуться и расставить всё по своим местам. Во-первых, я не была под крэком. Это был кокаин. Совершенно другая штука. Крэк это кокаин для бедняков. Дешёвая версия белой пудры, что быстро взвинчивает тебя, но также быстро отпускает. Я же была под кайфом от действительно дорогого кокаина, ну или так мне сказали. И этот кайф длился какое-то время. Во-вторых, я не держала оружия. И это была не настоящая пушка. Это был пистолет с транквилизатором. Потому что люди, с которыми я была – абсолютные недоумки.

Прозвенел звонок, и урок начался с проверки домашнего задания. Я оказалась в состоянии какого-то оцепенения, вполуха слушая что-то о деривативах и линейной аппроксимации. Я положила подбородок на руки, уставившись в одну точку за белой доской. Или может эта точка была внутри белой доски. Не уверена. Я просто знала, что голос мистера Коннели был успокаивающим, и он уносил меня в глупенькие мечты. В них была Грэйси, нам было по десять лет, мы передавали друг другу записочки во время занятий в библейской школе. Они были о нашем учителе, мистере Арнольде, и мы высмеивали его лысину. Он отобрал записки, и у нас были огромные неприятности.

Я усмехнулась, вспомнив о нотации, что прочитал мне отец о манерах и уважении старших. Мистер Коннели улыбнулся в ответ, вытряхивая меня из моих мыслей. Прозвенел звонок, и я снова погрузилась в свою действительность.

— Кейденс? Не задержишься на минутку? — попросил мистер Коннели, пока ученики покидали класс.

Я кивнула и осталась на месте. Я не знала, почему мистер Коннели задержал меня. После того, как несколько недель назад он принес мне ланч, он игнорировал меня в школе. Я осознала, что моя глупая фантазия о нем была лишь глупой фантазией. Он не был заинтересован во мне, и я понятия не имела, с чего вбила себе в голову иное. Я продолжала думать о том взгляде на двадцать восьмом шоссе. На самом деле, я была поглощена тем взглядом. Знаю, что не выдумала этого, но у него была девушка. Дело закрыто.

Как только класс опустел, мистер Коннели запер дверь и опустил на окнах шторы. Мне показалось, я услышала слабый щелчок замка. Он снова подошёл к своему столу и полез в шкафчик, доставая влажные салфетки. Потом подошёл ко мне и опустился на колени перед моей партой.

— Можно? — спросил он.

Я автоматически дала ему свою руку, и он взял её, осторожно вытирая, проводя по линиям моей ладони.

— Я вижу многообещающее будущее, — сказал он, посмотрев на мою руку.

— Вы читаете по ладони?

— О, да, — ответил он.

— И когда же вы начали этим заниматься?

— Только что, — он улыбнулся мне. И вот снова. Взгляд, который говорил о том, что он видел во мне что-то, чего не видела я сама. Что-то магнетическое, что заставляло его прикасаться ко мне в школе, когда он знал, что не должен этого делать. Вот он. Я знала, что не вообразила его!

Я улыбнулась в ответ.

Он снова опустил взгляд на мою руку.

— Я вижу счастливую женщину.

— Почему она счастлива? — спросила я.

— Потому что больше не ходит в Крествью Хай, — ответил он.

Я рассмеялась, а мистер Коннели продолжил очищать мою руку, пока не осталось и следа муки. Я позволила ему повторить тот же процесс со второй рукой. Я знала, моё лицо вспыхнуло алым, и подумала, что оно загорится от того, что он сделал потом.

Он сложил салфетку на чистую сторону и поднёс к моей щеке. Я и забыла, что пол урока просидела, подложив руки под лицо. Я рефлекторно закрыла глаза, то, что делала, будучи маленькой, когда мама умывала меня. Я застыла, словно статуя, пока мистер Коннели вытирал другую щёку, медленно и мягко проводя салфеткой по моей челюсти, от кончика подбородка к мочке уха.

Я невольно вздрогнула и инстинктивно схватила его руку.

— Я боюсь щекотки, — выдохнула я, сжимая его руку на моём лице.

— Прости, — ответил он.

Я открыла глаза и увидела, что он изучал меня. Я не могла выдержать интимности момента и отчаянно думала, что сказать.

— Как зовут вашу девушку? — спросила я.

— Какую девушку?

Я нахмурила брови, а он усмехнулся.

— Почему вы сказали классу, что у вас есть девушка? — спросила я.

— Потому что это то, что они хотели услышать, — ответил он. Его взгляд был пронзительным, и я пыталась перейти на менее личную тему для обсуждения.

— Зачем вам в столе влажные салфетки? — задала я другой вопрос.

— Ты знаешь, у тебя все будет хорошо, — проговорил он, проигнорировав мой вопрос.

Мое дыхание участилось, и я не могла скрыть, как быстро поднимается и опускается моя грудь. Мне хотелось, чтобы была зима, и чтобы я была укутана в тяжёлое пальто, но даже и тогда, боюсь, он бы смог увидеть, как колотится моя грудь – мою восхитительную, ужасающую панику.

Я покачала головой.

— Не думаю.

Я сжала его руку, и он раскрыл её, прижимая ладонь к моей щеке с использованной влажной салфеткой. Мне стоило бы рассмеяться от того, как глупо это ощущалось, но я знала, что это лишь из-за того, что он пытался ласкать мою кожу, а салфетка была на пути.

— Ты опоздаешь на урок, Кейденс, — сказал он, и словно его голос был сигналом, зазвенел звонок, стирая завораживающий момент. Он встал и пошёл к мусорной корзине, выбросив салфетку перед тем, как снова повернуться лицом ко мне.

— Я храню в своём столе влажные салфетки, потому что никогда не знаю, когда они могут понадобиться, — ответил он.

— Ох.

— Я могу заставить их остановиться, — предложил он.

— Что вы имеете в виду?

— Эти…издевательства.

Я собрала свои книги и встала.

— Нет. Вы ничего не сможете сделать, — сказала я по пути к двери. — Рано или поздно им надоест.

— Это неправильно, — ответил мистер Коннели. — Я могу сделать с этим что-нибудь.

— Нет, мистер Коннели, — ответила я. — Пожалуйста, не надо. Вы сделаете только хуже.

Он выглядел рассерженным, но не на меня. Он злился, потому что знал, я была права. Действительно, он ничего не мог сделать. Он помнил старшую школу. Знал, каковы правила, справедливые или нет.

— Позволь выписать тебе пропуск за опоздание, — предложил он, подходя к своему столу и ставя подпись на розовом бланке бумаги. Я взяла его, открыла дверь и вышла, не сказав ни слова.

Я пялилась на свои руки на каждом уроке до конца дня, проигрывая в голове помощь, оказанную мистером Коннели. Он должен был знать, что это неподобающе. Почему же он касался меня так? И почему я позволила ему? Я могла бы сказать нет. Я, могла бы уйти. Но я не хотела. Я хотела, чтобы он отмывал мои руки, говорил мне добрые слова, заставлял смеяться. Я осознала, что мистер Коннели один из немногих хороших людей в моей жизни в настоящий момент. Чувствовал ли он это? И пользовался ли он этим?

***

— У меня к тебе предложение.

Я наблюдала, как высокая девушка с длинными чёрными волосами безмятежно плюхнула свой поднос с едой на стол напротив меня. Несколько из её овощей на пару выпали из контейнера, приземлившись рядом со мной с хлюпающим звуком. Я опустила глаза на свои собственные овощи и решила, что не голодна.

— Кто ты? — спросила я.

— Я Эвери, — ответила она, открывая своё шоколадное молоко. Она усмехнулась и отхлебнула, а потом сразу перешла к делу. — Ладно, я наблюдала за тобой последние две недели.

— Жутко.

— Совершенно, но просто выслушай меня. Я наблюдала за тобой и знаю, что у тебя нет друзей. Знаю, что с тобой происходит.

— Знаешь? — я нервно поерзала на месте.

— Мммм. Ты сделала огромную ошибку и попала в крупные неприятности с родителями, а теперь они ничегошеньки не позволяют тебе делать, верно? Они из виду тебя не выпускают. Я права?

— Эм…

— Тебе нельзя водить. Нельзя идти куда-либо, кроме школы и церкви. Я видела тебя в церкви, кстати. Люди продолжают спрашивать, когда ты вернёшься в молодежную группу.

— Никогда, — ответила я.

Эвери рассмеялась.

— Почему я тебя не знаю? — спросила я. — В смысле, раз уж ты ходишь в мою церковь и всё такое.

— Моя семья переехала сюда год назад, и пока ты подбирала мусор на обочинах, я ходила в юношескую группу в твоей церкви и узнала всё о твоём девиантном поведении.

— Хмм. Тогда, полагаю, ты уже знаешь, как меня зовут, и поэтому ты не затруднилась спросить?

— О, я точно знаю, кто ты. Ты Кейденс Миллер, девушка, которая словила кайф, ограбила мини-маркет и отправилась в колонию на десять месяцев, — ответила Эвери. — Ты – девчонка, которая каким-то чудом избежала реальной тюрьмы. Счастливица.

Это была правда. Мне оставалось несколько месяцев до семнадцатого дня рождения, когда меня приговорили, до возраста, в котором в Джорджии подростков осуждают как взрослых.

Я вздохнула и закатила глаза.

— Эй, никто не осуждает, — сказала Эвери, поднимая руки вверх.

— Один раз, — пробормотала я. — Один чертов раз.

— Одного раза и хватает, чтобы закончить жизнь, Кейденс. Но думаю, я могу помочь, — сказала Эвери.

— Почему ты хочешь помочь мне? — я окинула взглядом столовую. — Тебе вообще не стоит сидеть рядом со мной. Люди могут начать подбрасывать тебе в шкафчик оскорбительные записки.

— Можно подумать, мне есть до этого дело, — легкомысленно ответила она. — А теперь слушай. Я думаю это, — она указала пальцем между нами двумя, — может принести пользу нам обеим. — Она поиграла бровями.

— Эээ…— я понятия не имела, о чем она говорила.

— На самом деле у меня нет друзей, потому что я не утруждалась заводить их в этом году. — У тебя нет друзей, потому что ты преступница.

— Спасибо.

— Давай будем друзьями и поможем друг другу, — продолжила она.

— Зачем? Разве тебе не стоит попытаться завести себе друзей с хорошим социальным статусом? Я твою репутацию разрушу под корень.

— Маловероятно. Но я могу помочь с твоей, — сказала Эвери. На ее губах появилась маленькая нечестивая ухмылка.

— Я не понимаю.

Эвери приблизилась. — Слушай, Кейденс. Ты хочешь ходить в кино, верно? Может, периодически, ходить в торговый центр? Сваливать, чтобы съесть рожок мороженого? Что ж, я хочу ходить на вечеринки и проводить время с Гэвином.

Я кивнула, заинтригованная.

— Тебе хочется какой-то свободы. Мне хочется свободы. Но мы обе знаем, что ты не получишь её, если только у тебя не появится новая хорошая подружка в школе, которая, оказывается, лидер юношеской группы в церкви. И получает одни пятерки. И никогда не нарушает комендантский час. И вообще, оказывается, чертовски потрясающая, — закончила Эвери.

— Мы о тебе говорим? — спросила я, усмехаясь.

— Мило. И да. Ты смотришь на неё.

— Я в замешательстве. Если ты такая чудесная, то, конечно же, твои родители позволяют тебе всякое, — сказала я.

— Ага. У меня комендантский час в десять, — она уставилась на меня с кислой миной. — По выходным, Кейденс.

— Так чем я могу помочь?

— Я хочу, чтобы мы стали алиби друг для друга, — сказала Эвери.

Я рассмеялась. Ещё как. Эта цыпочка была чокнутой.

— Эм, Эвери? Почему ты думаешь, что твои родители вообще позволят тебе общаться со мной? Разумеется, они в курсе моей истории с колонией.

— Да, в курсе. Но ещё они знают, что у них есть чудесная дочка, которая хочет оказывать на тебя хорошее влияние и вернуть тебя в юношескую группу. Так что именно это я и собираюсь сделать. Я собираюсь вернуть тебя в наши ряды, определить себя, как преданное, положительное влияние в твоей жизни, и потом медленно, но верно заслужить доверие твоих родителей. И внезапно станет так; — О, ты хочешь остаться на ночь у Эвери? Повеселись, милая! — Эвери откинулась на стуле, довольная. — Давай же, скажи это. Я потрясающая, — она забросила кусочек картофельных чипсов в рот и пожевала, улыбаясь.

— Ты заблуждаешься, — ответила я. — Этот план ни за что не сработает. В смысле, ты считаешь, родители не звонят друг другу? Думаешь, мои родители не позвонят твоим, чтобы проверить меня?

— Нет, не думаю. Не тогда, когда я покажу им, что я та, кому они могут доверять.

— Почему я? Почему не какая-то другая девчонка?

— Потому что я не могу доверить свои планы кому-то ещё. И я знаю, что ты солжешь для меня.

Я ощетинилась, — С чего ты так решила?

Эвери терпеливо вздохнула.

— Потому что, Кейденс. Как долго ты пыталась показать своим родителям, какая ты хорошая? И куда тебя это привело? Ты уже можешь водить? Ты уже можешь выходить по выходным? Твой папа позволяет тебе ходить на свидания?

Я не могла с ней поспорить. Она была права. Все мои усилия показать родителям, что мне можно доверять с треском провалились. Я всё ещё в заключение, и там и буду до самого выпуска. Если я хотела хоть как-то повеселиться в выпускной год – и говорю я о невинных развлечениях, вроде рожка с мороженым – тогда мне, видимо, придётся врать им.

— Я хочу воспользоваться тобой, ладно? — продолжила она. — Но в обмен ты можешь меня, блин, так же использовать.

Я пожала плечами. Не хотела так сразу соглашаться.

Эвери фыркнула, — Как только мои родители увидят, какое отличное влияние я на тебя оказываю, и какой хорошей девчонкой ты стала, я буду ночевать в твоём доме. Понимаешь, о чем я говорю? «Ночевка», — сказала она, расставляя кавычки вокруг слова.

Я захихикала. — О, я поняла! Хочешь солгать своим родителям о том, что со мной, когда на самом деле ты будешь где-то в припаркованной машине, делать минет своему парню.

— Скорее он будет делать его мне, — ответила Эвери. — И да, ты наконец-то начала понимать. А ты можешь делать всё, что пожелаешь, когда будешь ночевать у меня дома.

— Так на самом деле ты вовсе не хочешь быть моей подругой.

— Ты это серьёзно?

Я ухмыльнулась, качая головой.

— Смотри на это как на партнёрство. Если из него разовьётся дружба, даже лучше. Но я думаю, что нам с тобой сейчас нужна свобода, а не дружба.

Свобода превыше дружбы. Мне нравилось, как это звучит.

Неуместное, но к счастью, мимолетное изображение, как мистер Коннели развлекается со мной в его машине, вспыхнуло в моей голове, и я вздохнула. А потом откашлялась, чтобы скрыть это. Эвери, кажется, не заметила. Она была слишком занята своими интригами.

— Так каков первый шаг в твоём плане? — спросила я.

— Вернуть тебя в церковь, мисси.

— Я ни за что не вернусь в юношескую группу, — ответила я.

— О, да, ты вернёшься, — заспорила Эвери. — Юношеская группа – ключ к успеху плана. И откровенно говоря, я удивлена, что твои родители до сих пор не заставили тебя это сделать.

— Я кричала и угрожала убить себя, — ответила я.

— Не делала ты этого. Наверное, они просто всё ещё слишком смущены и не хотят, чтобы ты рисковала, слишком часто выходя из дома.

Она задумалась на мгновение. — Или же на самом деле они чертовски ленивы и не хотят отвозить тебя.

Я кивнула.

— Мы должны вернуть тебе тачку, — сказала Эвери, больше самой себе.

Я знала, что должна была остановить её до того, как она совсем выйдет из-под контроля.

— Эвери? Жаль огорчать тебя, но я не уверена, что этот твой план сработает.

— Да, он сработает. Но ты должна подыгрывать и делать, что я скажу, — она посмотрела на меня с жалким отчаянием. — Свобода, Кейденс. Я говорю о свободе. Как давно она была у тебя?

Я почесала голову и задумалась на миг, — Слишком давно.

— Вот именно. И у меня тоже.

— Это все может взорваться прямо нам в лицо, Эвери, — предупредила я.

Внезапно я забеспокоилась. Я не чувствовала себя так, пока она объясняла свой план, наверное, потому, что все это было слишком забавно и было сложно воспринимать все это всерьёз. Но она была вполне серьёзна, и, судя по всему, сильно нуждалась в «ночевке», чтобы провести всю ночь с Гэвином.

— Ты осознаешь, что я нюхала кокаин, — спросила я.

Эвери нахмурила брови.

— Нам понадобится некоторое время. Твои родители не примут меня слёту, и у моих родителей не будет мгновенного желания позволить мне общаться с тобой. Не важно, какая ты хорошая.

— Ты недооцениваешь меня, но, по крайней мере, ты в деле, — сказала она, и её лицо засияло. — Начнём завтра. Ты спросишь родителей, можно ли тебе пойти в юношескую группу.

— Скорее всего, они скажут, нет, — ответила я.

— Как они могут отказать дочери, которая явно хочет вернуть свою жизнь на круги своя? Ты же не спрашиваешь о походе на рок концерт.

— Они не позволят мне водить.

— Это я уже поняла, но может я смогу что-нибудь с этим придумать. Оставь это мне, — сказала Эвери, а потом встала и взяла свой поднос. — Эй, я не заметила, чтобы ты хоть разок откусила за всё это время.

— Потому что я этого и не делала, — ответила я.

— Начинай есть, — сказала Эвери. — Твои родители должны видеть, что ты нормальная. Если ты не ешь, они знают, что-то не так. Родители измеряют эмоциональное здоровье детей приемами пищи.

— Интересно, — ответила я, рассматривая на подносе мой частично съеденный сэндвич и овощи, к которым даже не притронулась. Я встала и пошла к мусорной корзине. Эвери последовала за мной.

— Это интересно, умно, а к тому же, правда. Так что начинай есть.

— Есть, мэм, — ответила я, вытряхнула поднос и пошла на шестой урок.

В конце дня в моём шкафчике меня ожидала записка. Номер Эвери. Я добавила её в контакты на мобильнике и тут же позвонила.

— Это сработает, — заверила она меня. — Просто притащи свой зад в юношескую группу на следующей неделе.

***

Мама подбросила меня ко входу в церковь в 6:45. Эвери была на улице, ждала меня и подбежала к маминой машине до того, как она успела отъехать.

— Миссис Миллер? — спросила она, засовывая голову в окно со стороны пассажирской двери.

— Да?

— Я Эвери.

— О, привет, Эвери, — любезно поздоровалась моя мама. — Вчера вечером я говорила с твоей мамой по телефону.

— Да, мэм, — ответила Эвери. — Приятно познакомиться с вами, и спасибо за то, что позволили Кейденс вернуться в юношескую группу.

— Я рада, что ты воодушевила её, — сказала мама. — И ты уверена, что вам не сложно подвозить Кейденс до дома после? Я всегда могу сама приехать за ней.

— Нет, миссис Миллер. Всё отлично.

Мама кивнула. — Твоя мама упомянула, что ты лидер учеников. За что ты отвечаешь?

— Работа с общественностью. Помогаю организовывать мероприятия, — ответила Эвери.

Мама хмыкнула. — Что ж, думаю, Кейденс сможет помочь тебе с этим. Она знает всё об обслуживании общества.

Это самая стервозная, чудовищная вещь, которую моя мама когда-либо говорила. Мне хотелось дать ей пощёчину.

Эвери своего не упускала.

— Я собиралась спросить её, не хочет ли она помочь мне с грядущим проектом. Вы ей позволите?

— Я должна спросить её отца, но не вижу причин для отказа. Займи её добрыми делами.

Всё происходило так, как будто я вовсе и не стояла прямо перед ними.

— Что ж, спасибо за то, что обдумаете это, миссис Миллер, — Эвери посмотрела через плечо, на двери церкви. — Нам, наверное, уже пора идти.

— Хорошо. Отлично проведите время, девочки, и, Кейденс?

— Хм?

— Веди себя наилучшим образом.

Неожиданно я вышла из себя. Какого черта? Она думала, что я припрятала где-то фляжку виски или ещё что? Думала, я собираюсь сорвать собрание стриптизом? Что вообще с моей матерью такое, что она ведет себя со мной, как с полнейшей идиоткой?

Я кивнула и пошла к церкви, не дожидаясь Эвери.

— Ладно, прошло идеально! — завопила Эвери, когда догнала меня.

— Это полная ерунда, — ответила я. — Как моя мать могла так со мной разговаривать?

Эвери схватила меня за руку, заставляя остановиться.

— Кейденс, послушай. Во-первых, ты не можешь ругаться на территории церкви. Во-вторых, твоя мать была с тобой совершенной стервой, ладно? Но она, скорее всего, позволит тебе помогать мне на следующем общественном мероприятии! Ты хоть понимаешь, что это значит?

Я фыркнула.

— Это значит, что ты сможешь пойти со мной куда-то! Это значит, что у тебя будут обязательства после школы, что значит, что ты, скорее всего, вернёшь свои водительские права!

Я и не думала об этом.

— Это потрясающе! — воскликнула Эвери. — А теперь не испорть всё. Тебе лучше быть дома ангелочком. Мне плевать, что там твои родители говорят тебе, или как несправедливо ведут себя с тобой. Будь выше этого.

— Мне семнадцать! Почему ожидается, что я должна быть выше чего-либо?

— Потому что мне нужно, чтобы это было так, вот почему, — ответила Эвери сквозь сжатые зубы. — А теперь натяни улыбочку и пойдём.

— Ты и впрямь босс.

— Улыбайся, пожалуйста, — она схватила меня за руку и втянула в церковь.

Я ожидала увидеть Грэйси. Однако не ожидала увидеть Дина, и застыла, как только мы вошли в аудиторию.

— Эвери! — прошипела я, притягивая её ближе к себе. — Что здесь делает Дин? Он что, уже вышел из колонии?

— Хорошее поведение. Разве я не сказала тебе, что родители заставили его прийти? — спросила она.

— Эмё нет, не сказала. Почему ты заставила меня прийти, если знала, что он будет здесь? Ты не в курсе нашей истории?

— Кейденс, будь выше этого, ладно?

— Я не хочу быть выше этого!

— Кейденс, — произнесла Эвери, приближаясь, чтобы шептать мне на ухо. — Я просто прикончу тебя, если ты нам всё испортишь.

— Нет, потому что это я убью тебя.

— Нет, я убью тебя первой, потому что ты ведешь себя, как большой ребенок, — сказала она.

— Нееет, я убью тебя первой, потому что ненавижу тебя до ужаса.

Эвери схватила меня за руку и вывела за дверь. Они едва успели закрыться до того, как я закричала.

— Он был в нашей группе!

— Я знаю.

— Он принёс кокаин!

— И это знаю.

— Я с ним целовалась!

— Вот этого я не знала, — губы Эвери сложились в усмешку.

— Прекрати улыбаться! — потребовала я, а потом спрятала лицо в ладонях. — Я в ужасе.

Эвери потянула меня за руки.

— Кейденс, послушай. Мне жаль, что он здесь. Но он в той же ситуации, что и ты. Его родители заставили его прийти. Они следят за ним 24 часа в сутки, 7 дней в неделю. В смысле, откровенно говоря, я думаю, что они должны бы. Он явный наркоман. Или же он был явным наркоманом. Но я знаю, что, если бы сказала тебе о нём, ты бы не пришла, а мне было нужно, чтобы ты пришла. Просто не смотри на него. Сконцентрируйся на нашем восхитительном плане, и как он преподнесёт нам свободу. Помнишь, ту свободу, о которой мы говорили?

Я неохотно кивнула. — Он возвращается в школу?

— Да. Думаю, начинает в понедельник.

Я зарычала.

— Ты остынешь? Если он действительно был под кайфом настолько, насколько все говорят, то сомневаюсь, что он вообще помнит поцелуи с тобой.

— Зашибись, спасибо.

— О, не будь такой ранимой. Уверена, ты фантастический партнер для поцелуев.

Я закатила глаза. — Я не об этом.

— Тогда о чем? И у тебя около пяти секунд, — сказала Эвери, глядя на время на мобильнике.

— В школе надо мной всё это время издеваются. Но я гарантирую, когда он вернется в школу, никто не станет его задирать. Он классный парень, которого все любят. Это совершенно нечестно. Он абсолютный наркозависимый неудачник, а я та, кому достается мука, наваленная в шкафчик. Я та, кого обзывают шлюхой и убийцей. Я даже не знаю, что это означает. Мы никого не убили!

— Жизнь несправедлива, ладно? Нам приходится иметь с этим дело. Девушкам не спускают того дерьма, которое спускают парням.

—Ты только что выругалась в церкви, — указала я.

— Пофиг. Дело в том, что ты должна справляться лучше.

— Ты действительно говоришь мне это сейчас? — я сложила руки на груди.

— Не смей, Кейденс. Мы команда. Отпусти руки и натяни игривое выражение лица. Твои доспехи, ведь мы заходим внутрь, — сказала Эвери. А потом она улыбнулась и добавила: — Наденьте доспехи, Господа.

Я нахмурилась, глядя на неё.

— Что? Мы в юношеской группе. Это вполне уместно.

— Я ненавижу тебя до жути.

— Да, да. Можешь ненавидеть меня до глубины души, пока одеваешься. Пояс праведности. Меч истины. Все эти отличные вещички.

— Пояс истины и меч души, — исправила я ее. — И ты лидер учеников?

— Просто заткнись, — ответила Эвери, и снова повела меня внутрь.

Грэйси выглядела сконфуженно. Полагаю, она решила, что это моя отчаянная попытка помириться, или может она подумала, что я делаю всё возможное, чтобы быть рядом с ней столько, сколько смогу. Правда в том, что я ужасно по ней скучала, но мои чувства были задеты. Мне пришлось принять тот факт, что она больше не желала дружить со мной, и я должна была двигаться дальше. Не простая задача, учитывая, что мы были подругами со второго класса.

Дин взглянул на меня и отвел глаза. Хорошо. Ему хочется быть рядом со мной не больше, чем мне видеть его лицо, так что, возможно, я смогу пережить мучительную неловкость возвращения. Я набралась решимости, ожидая осуждения и кошмарных взглядов, но все тепло меня поприветствовали. Даже слишком уж тепло. Эбби Клеймиш вообще переплела свою руку с моей и подвела меня к месту рядом с ней. Я тут же стала подозрительной. Эти люди были слишком милы, а потом я поняла, что это из-за того, что они только что наговорили обо мне всякого дерьма.

Глава 6

Идеальный мир

Я достала наушники из рюкзака, поудобней вставила их в уши, и подключила провод к компьютеру. Я решила, что раз уже закончила задание в Excel, могу поощрить себя, открыв Youtube. Наша школа, наверное, единственная, которая не заблокировала этот сайт. Учителя настояли, что он нужен им в образовательных целях, и каким-то образом им удалось его отстоять. Я никогда не понимала, почему школа открыла доступ для всех. Они могли бы ограничиться только учителями, но я не жалуюсь.

«Полночь в Совершенном мире» DJ Shadow. Я ввела название песни и включила официальное музыкальное видео. Я понятия не имела, что определяет хип-хоп, но эта композиция оказалась такой волнующей, и не похожей ни на что, что я слышала раньше. Смелый, городской стиль – всё то, чем я не являлась. Я и мистера Коннели не представляла таким, поэтому нажала на «Play», чтобы узнать.

Песня оказалась плавной, текучей и чувственной. По сути, само совершенство, и я подумала, что это, должно быть, песня, которую слушал Бог, когда создавал мир. Я закрыла глаза, представляя, как он указывает в одну сторону, творя облака, в другую – деревья, формирует горы и торопливые реки, пока DJ Shadow отбивал дополнительные биты на заднем фоне.

А потом я перестала думать о Боге в пользу мистера Коннели, и о том, что он был именно такой песней. Ходячая чувственность. Плавное движение на белой доске, когда он рисовал изображение косинусов своим черным стирающимся маркером. Вкрадчивые серые глаза. Модная и стильная одежда, и всё то, что семнадцатилетние девушки считали горячим.

Что ж, решено. Это было больше, чем глупая школьная влюбленность. Это было глубоко тревожное увлечение.

Как только композиция подошла к концу, я ощутила быстрое постукивание по своему плечу. Мне не хотелось открывать глаза, мне хотелось продолжать фантазировать о мистере Коннели и обо всём том, что он делал дома, пока играла эта песня. Постукивание стало настойчивее, поэтому я распахнула один глаз и достала один наушник.

— Сейчас не время для игр, Кейденс, — сказала миссис Дженнер.

— Я закончила задание.

— Тогда ты должна была найти меня, чтобы узнать, над чем ещё ты могла бы поработать.

— Ох.

Миссис Дженнер наклонилась, чтобы взглянуть на экран компьютера.

— И такой вещи, как совершенный мир, не существует, — добавила она.

— Мне об этом можете не рассказывать, — пробормотала я, а она ухмыльнулась.

Она повернулась, чтобы отойти, но заколебалась. Взглянула на меня ещё раз и снова наклонилась ко мне.

— Кейденс? Я знаю, последний месяц был непростым для тебя...

Я напряглась и трагично вздохнула.

— А теперь, подожди минутку, — добавила она. — Просто выслушай меня.

Я кивнула.

— Я знаю, ученики изводят тебя — сказала она.

— Что есть, то есть, — ответила я. Это была моя попытка оставаться нейтральной к этому разговору.

— Надеюсь, ты знаешь, что можешь подойти и поговорить со мной, когда бы тебе не потребовалось, — добавила миссис Дженнер.

С чего она взяла, что я стану ей хоть что-то рассказывать? Как будто учителя хотят во всё сунуть свой нос под предлогом помощи. Ни черта я ей не расскажу.

— Хорошо.

— Я не шучу. Я…я тоже была в таком положении, — мягко сказала она. — Я знаю, каково это.

Ладно. Я почувствовала себя слегка виноватой за свои предыдущие мысли. Может быть, миссис Дженнер не заботили сплетни. Может она действительно переживала о том, что со мной происходит. Мне не понравилось, к чему вел этот разговор. Я подумала, что он становится слишком личным, потому и попыталась отшутиться.

— Миссис Дженнер! — воскликнула я. — Вы тоже отсидели в колонии?

Она решительно взглянула на меня.

— Ты знаешь, о чём я, Кейденс. Меня дразнили, как и тебя, — сказала она.

— Почему?

— Хочешь обсудить это здесь? Посреди класса? — спросила она.

Я покачала головой. Нет, не хочу.

— Когда-нибудь я расскажу тебе, — произнесла она. — Когда ты захочешь поговорить. А теперь собирай вещи. Вот-вот прозвенит звонок.

***

Я стояла у его двери перед обедом, напрягая слух, чтобы услышать ритмичные удары, пульсирующие низко и ровно из его ноутбука. Песня была расслабляющей и монотонной, недооцененная изысканность, и я подумала, что должна бы вести с кем-нибудь интеллектуальный разговор, пока она играет. Я бы хотела, чтобы этот разговор был с мистером Коннели, но 59% моего теста по математике предполагали совсем иной разговор.

— Кейденс, для таких учеников, как ты, есть специальные классы.

— Что?

— Ты должна быть в спецклассе по математике.

— Я не понимаю.

— Вот именно.

Я подумывала уйти. Я очень сильно нервничала, находясь рядом с мистером Коннели после того инцидента с влажными салфетками. И до сих пор не могла понять, что он делал. С того инцидента он был таким отдаленным и недоступным, как и в течение тех недель, что последовали за ланчем из «Мо». Вперед и назад. Вперед и назад. Из-за него у меня начинала болеть голова.

В любом случае, мне нужна была помощь. Я не могла завалить математику. Мне нужно окончить школу, так что я зашла в класс, пока не струсила. Он поднял глаза от кучи бумаг перед собой, безмятежно бросив карандаш на стол. Словно всё, над чем он работал, внезапно перестало иметь значение.

— Что случилось, Кейденс?

— Это же очевидно, я ничего не понимаю, — сказала я, со шлепком бросив свой тест перед ним. — Хотя, я не глупая. В смысле, только то, что я не понимаю производные не значит, что я чёртова идиотка.

Я переступила с ноги на ногу и низко опустила голову, нервно кусая нижнюю губу.

— Никто и не говорит, что ты идиотка, — ответил мистер Коннели, выключая музыку.

Я подняла глаза и увидела лёгкую усмешку на его губах. Рада, что он находит меня забавной.

— Ну, 59% конечно заставляют выглядеть глупо, — сказала я нехотя.

— Мы это улучшим, — ответил он.

— Как?

— Я начинаю вести дополнительные занятия со следующей недели после школы по вторникам и четвергам, — сказал он.

Я сильнее прикусила нижнюю губу. Как мне остаться после школы? Мне не доехать до дома, а просить родителей забирать меня я не собиралась. И в любом случае, они оба работают и не смогут.

Я покачала головой и пожала плечами.

— Ну что ж. — И снова непрошенные слёзы. У меня просто дар выпускать эмоции из-под контроля рядом с этим парнем.

— И что это значит?

— Я не могу оставаться после школы. Мне не на чем потом добираться домой, — моя нижняя губа задрожала.

— Хмм, — он повернулся на своем стуле и почесал щёку. — Ну, ты не можешь завалить матанализ, или не сможешь выпуститься. А я полагаю, что ты хочешь окончить школу и убраться отсюда к чертям, — он выжидающе посмотрел на меня.

Я кивнула, борясь со слезами. Я подумала об игре в футбол Оливера в эти выходные, и о том, какой скучной она будет. Вот оно. Кажется, сработало. Я ощутила, как мои глаза высохли.

— Не переживай, Кейденс, — сказал мистер Коннели. — Я что-нибудь придумаю.

— Как?

— Не беспокойся об этом. Просто оставь это мне, — ответил он, а потом отхлебнул апельсинной газировки.

Я улыбнулась. — Не видела никого старше одиннадцати, кто бы пил апельсиновую газировку.

— Что ж, мои друзья в колледже задавали мне жару из-за этого, — ответил он. — Оказывается, в колледже ты должен пить латте со льдом. Вот что ты должен делать.

— Приму во внимание, — сказала я.

Мистер Коннели откашлялся и посмотрел на бумаги, лежавшие на его столе. Я воспринял это как сигнал к тому, чтобы уйти. Я обернулась и замерла от его слов.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказал он.

— Правда? — спросила я, снова поворачиваясь к нему. Он рылся в своей сумке.

— Ага. Просто дай мне секунду найти его…

Я нервно стояла, дергая пуговицы на своей рубашке. Моё девичье сердце и разум думали, что это мог бы быть цветок или коробка конфет. Да, я была идиоткой, ясно?

— И вот он, — сказал он, и достал CD-диск. Он протянул его мне. — Помню, ты сказала, что у тебя нет доступа к интернету. Подумал, что ты, возможно, захочешь послушать «Полночь в Совершенном мире», раз уж тебе было так любопытно.

Я вспыхнула, опустив голову так, чтобы он не заметил. Это было гораздо лучше цветов и шоколада.

— Я уже, — прошептала я. — В компьютерном классе.

Не нужно было говорить ему этого, но мне хотелось. Хотела увидеть его реакцию.

— Что? В то время, когда должна была работать? — вопрос вышел, как кокетливое наставление. Именно такой реакции мне и хотелось.

Я покачала головой. — Сначала я доделала задание, — я подняла глаза на мистера Коннели.

— И что ты подумала? — спросил он.

— Я подумала, что она…совершенна.

От его взгляда я почувствовала себя неуютно и чрезвычайно взволнованно. Я хотела знать, о чем он думал, но не смела спросить. Это прозвучало бы крайне лично и недопустимо.

— Хочешь оставить себе диск на какое-то время? — спросил он.

— Вы не будете по нему скучать?

Он покачал головой. — У меня есть айпод.

— Хорошо. Спасибо, — ответила я и бережно положила диск в сумку. — Кого вы слушали, когда я вошла?

— DJ Premier, — ответил он.

— Ещё один ди-джей?

— Ну да.

— И как называется песня?

— «Учи детей», — ответил он с ухмылкой.

— Да вы прикалываетесь.

Мистер Коннели усмехнулся. — Вовсе нет. Песня называется «Учи детей».

— И? Для вас это как вдохновение, пока вы планируете, как провести уроки?

Он слегка наклонил голову набок, рассматривая меня. — Ты забавная. И да, может это и есть вдохновение.

Клянусь, его глаза прожигали дыры в моём лице. Он был таким…напряженным. Но спокойный, стабильный вид напряжения, если такое вообще возможно. Я неловко стояла, ожидая, когда он меня отпустит.

— Тебе пора на обед, Кейденс, — сказал он, на его губах играла слабая улыбка.

— Пора?

— Мммм.

— Ладно, — я повернулась, чтобы уйти.

— Увидимся завтра.

— Мммм, — всё, что я смогла ответить.

***

После ужина зазвонил телефон, Оливер поднял трубку.

— Резиденция Миллеров, — произнес он, а потом замолчал, вежливо слушая человека на другом конце. Он посмотрел на меня и усмехнулся. — Подождите минутку, сэр, — ответил он и позвал папу.

Папа взял трубку, а Оливер подсел ко мне, ухмылка расползлась по его лицу.

— Что? — рявкнула я.

— Сегодня у тебя были неприятности? — спросил он.

— Нет.

— Тогда зачем звонит твой учитель по математике?

Моё сердце рухнуло на пол. Зачем мистер Коннели звонил мне домой? А потом я вспомнила наш недавний разговор. Дополнительные занятия! О Боже! Я ни за что не покажу родителям оценку за тест!

Я поспешила к папе, крутясь вокруг него, словно раздражающий комар.

— Я понимаю, — ответил папа, пытаясь прогнать меня. — Нет, нет. Я рад, что вы позвонили.

Правда ли?

— Мы что-нибудь придумаем, — продолжил папа. — В четверг она будет. Большое спасибо за ваш звонок, мистер Коннели. Берегите себя, — и папа повесил трубку.

Я прыгала с ноги на ногу, умирая от желания покончить с этим. Моё наказание за сокрытие моей ужасной оценки от родителей. Что они заберут у меня следующим? У меня оставался только мобильник. Разумеется, они не заставят меня с ним расстаться. Они используют его, чтобы отслеживать каждое моё движение, звонят мне беспрестанно, проверяя, что точно знают, чем я занималась.

Папа стоял и смотрел на меня. Я больше не могла терпеть.

— Вот! — я сунула ему в руки свой телефон.

— Что ты делаешь? — спросил папа. Он оттолкнул мой телефон.

— Я знаю, у меня неприятности, — сказала я. — Просто забери телефон. Я знаю, ты всё равно собирался это сделать.

Папа покачал головой.

— У тебя нет неприятностей.

Я выдохнула с облегчением.

— Но ты должна была сказать мне, что у тебя проблемы с матанализом, — продолжил он. — Мистер Коннели сказал, что беседовал с тобой сегодня во время обеда. Он предлагает бесплатные дополнительные занятия.

— Ага, после школы, начиная со следующей недели, — сказала я. — Я не могу оставаться, пап, иначе пропущу автобус.

На мгновение папа задумался.

— Ну, думаю, я позволю тебе водить по вторникам и четвергам.

Моя челюсть отвисла.

— Думаешь, ты сможешь с этим справиться? — спросил он.

Я кивнула, рот всё ещё был широко открыт. Папа самодовольно улыбнулся.

— Закрой рот, Кейденс, — приказал он, и я закрыла его. — Я вообще-то рискую, так скоро позволяя тебе водить.

Водить так скоро? Я не сидела за рулем почти год, но я не спорила.

— Не заставляй меня пожалеть об этом, — предупредил он. — У тебя два дня. Поняла меня? Оставшуюся часть недели ты ездишь на автобусе. Посмотрим, как ты будешь справляться с подработкой, тогда станет видно, возвращать ли тебе права.

Я обняла его.

— Уфф! — вскрикнул он, а потом обнял меня в ответ.

Впервые после колонии. Это было странное и чудесное ощущение.

Я сильно сжала его шею и услышала, как он рассмеялся.

— Два дня, юная леди! — повторил он, прижимаясь губами к моему лбу.

Я с радостью приму то, что дают.

***

Днём в четверг я зашла в класс 212 ровно в 3:30. Я ожидала увидеть нескольких учеников, но не была готова к битком набитому классу. Каждая одинокая девушка из моего класса была там, и я хмыкнула. Внезапно мы все оказались плохи в математике, даже те, кто, я знала, получали пятёрки и четверки.

Мистер Коннели выглядел ошеломленным. Не знаю, почему. Ему это должно было польстить. Он был усладой для глаз, и должен был знать об этом, а каждая из его учениц была ненасытной сладкоежкой. Очевидно, пятидесяти минут с ним в начале дня было просто недостаточно.

Я усмехнулась и пошла в конец класса. Мое обычное место уже было занято.

— Кейтлин, ты набрала на тесте 92 балла, — мягко обратился мистер Коннели к брюнетке, занявшей моё место.

— Ну да, я знаю, мистер Коннели, — ответила Кейтлин. — Но думаю, что это была счастливая случайность или что-то в этом роде.

Мистер Коннели с подозрением посмотрел на нее.

— Не уверен, что можно набрать 92 балла на контрольной по математике, включающей производные, если ты понятия не имеешь, что это вообще такое.

Кейтлин надулась. — Я просто считаю, что мне нужно немного закрепить материал, которые мы прошли сегодня.

— Сегодня мы разбирали тест, — ответил мистер Коннели. — Тест, на котором ты набрала 92 балла.

Кейтлин накрутила прядь волос на палец и склонила голову набок. — Не знаю, — произнесла она.

— Как насчет того, чтобы ты заняла место Кейденс? — предложил он. — Мне нужно, чтобы она сидела впереди, чтобы была активнее задействована. А ты, кажется, хорошо справилась с материалом.

Кейтлин развернулась, чтобы взглянуть на меня. Я пожала плечами, наблюдая, как она пялится. Она с раздражением собрала свои книги и подошла ко мне.

— Стерва, — прошептала она, когда я встала со своего места.

Я проигнорировала её и скользнула за свою парту. А потом открыла тетрадь и постаралась слушать внимательно, пока мистер Коннели перебирал проблемы в тесте одну за другой перед тем, как разбил нас на маленькие группы, чтобы поработать над дополнительными сложностями. Слава Богу, я казалась не с Кейтлин. Она теперь ненавидела меня до жути, и я ожидала, что в ближайшем будущем она сотворит со мной что-то ужасное.

Не моя вина, что мистер Коннели хотел, чтобы я сидела впереди. Моё сердце заколотилось от этого осознания. Он хотел, чтобы я была впереди. Не она. А потом я покачала головой, вспомнив, что у Кейтлин-то по матанализу всё было просто прекрасно. А я же, напротив, была неудачницей.

Плевать. Он одолжил мне свой диск.

Девчонкам не особенно хотелось принимать меня в группу, но также им не хотелось выглядеть полнейшими сучками перед мистером Коннели. Оказалось, все усердно старались привлечь его внимание, а вести себя со мной гадко уж конечно было бы отклонением от намеченного курса. Я подавила смешок, когда Алаина склонилась ко мне и стала разъяснять третью проблему. И это произошло именно в тот момент, когда мистер Коннели подошёл к нашей группе, чтобы выслушать и предложить помощь.

— Так что, я думаю, ответ 6х+7. Видишь, Кейденс? — мило спросила она, а потом посмотрела на мистера Коннели, — О, мистер Коннели! Не знала, что вы здесь. Я правильно все решила? — она приподняла тетрадь.

Мистер Коннели изучил её работу и кивнул. — Алаина? У тебя же 98 баллов по этому предмету.

— Знаю, — ответила она. — Я решила прийти, чтобы помочь остальным.

— Что ж, это ужасно мило с твоей стороны, — ответил он, — проводить так своё свободное время.

—Я подумала, будет полезно, если одна девушка будет объяснять математику другой, — сказала Алаина. — Мы говорим словно на совсем другом языке.

— Понимаю, — ответил мистер Коннели, и перешел к другой группе.

— Не думаю, что поняла, Алаина, — произнесла я, как только мистер Коннели отошел.

Алаина фыркнула и отвернулась к Келли, сидящей слева от неё, напрочь меня игнорируя.

— Так что в любом случае, я заявила Бренту, что ему лучше уже стать мужиком, если он думает, что сможет с этим справиться.

Я вернулась к своему рабочему листу, пялясь на него, пытаясь прочитать язык, который не могла постичь.

После занятий я задержалась, чтобы поговорить с мистером Коннели.

— Так что думаешь, Кейденс? — спросил он, вытирая доску влажным бумажным полотенцем.

— Я думаю, что я глупая, — ответила я.

Он бросил бумажное полотенце и подошел ко мне.

— Ты не глупая. Никогда так не говори, — нежно произнес он. — Хочешь показать мне, что у тебя всё ещё не выходит?

— Номер три, — ответила я. — Остальные я поняла.

— Номер три? Разве Алаина не помогла тебе с ним? — спросил он, присев на корточки рядом с моей партой

— Эм, ага, — ответила я с сарказмом.

Он внимательно вглядывался в мое лицо. Я посмотрела на него в ответ, стерев с лица все эмоции. Если я заплачу перед ним ещё хоть раз, то никогда больше не вернусь в школу. Ни за что.

— Ладно. Открой чистый лист, — сказал он, и я задержалась ещё на двадцать минут, пока не поняла, почему ответ был 6х+7.

Глава 7

Благодетель

Как будто понедельники и так не были отстойными. Дин наконец вернулся в школу. Я ожидала его в прошлый понедельник, но с радостью обнаружила, что у меня всё же осталось немного времени до того, как мне придётся избегать его в коридорах и классах. Я уже уяснила, что, если низко держать голову и идти быстро, мне никогда не придётся видеть его или слышать его дурацкий голос.

Пока не узнала, что пустой шкафчик рядом с моим был предназначен для него. Вы блин издеваетесь?

— Э, привет, Кейденс, — произнес Дин, осторожно приближаясь ко мне. Я бросила книги в свой шкафчик и хлопнула дверцей.

Я отвернулась, чтобы уйти.

— Подожди! — сказал Дин, схватив меня за руку.

— Не делай этого, — ответила я, глядя вниз на свою руку. Он тут же отпустил меня.

— Прости. Слушай...— он провел пальцами по своим светлым волосам, — я должен извиниться и всё такое.

Извиниться и всё такое? Этот парень и впрямь был идиотом. Неожиданно я почувствовала себя дурой из-за того, что он мне нравился. И что я целовала его. И позволила ему смотреть на мою обнаженную грудь лишь для того, чтобы он заявил мне, что думал, что они больше и спросил, не ношу ли я лифчик с подушечками.

— Мне не нужны твои извинения, — ответила я.

— Что ж, ты всё равно их получишь. Это есть в списке, составленном моими родителями, — ответил Дин.

На мгновение я уставилась на него, а потом мои губы скривились в усмешке.

— Твои родители составили для тебя список?

Дин пожал плечами и тоже усмехнулся.

— Это отстойно.

— О, да.

— Хочешь увидеть его? — спросил он.

Я расслабилась и кивнула. О, какого черта? Мне было любопытно.

Дин протянул мне сложенный лист бумаги, который был у него в заднем кармане. Я открыла его и быстро прочитала. Там были имена нескольких людей, перед которыми он должен был извиниться, список правил, которым он должен был следовать в школе и куча искупительных работ по дому, которые он должен был выполнять ежедневно, когда возвращался домой.

Я покачала головой.

— А я думала, мне не повезло.

Дин хмыкнул.

— Выпускной год должен был быть потрясающим, не так ли?

Да, это так. Он должен был стать потрясающим годом с Грэйси.

— Моя мама отвозит меня в школу и забирает домой, — продолжил Дин.

— Ты даже не можешь поехать на автобусе? Я, по крайней мере, могу.

Дин усмехнулся, а потом его лицо поникло.

— Мне правда жаль, Кейденс, — прошептал он. — Я говорю тебе это не потому, что это в моём списке.

Я напряглась.

— Я не должен был предлагать тебе наркотики.

— У тебя и быть наркотиков не должно было, — ответила я.

— Ну, мне нравятся наркотики, ладно? — ответил он. — Я пытаюсь стать лучше.

— Хмм...

— Прости, что ввязал тебя во всю эту историю с ограблением, — продолжил он.

Удивительно, но меня даже не беспокоила история с ограблением. Я больше была обеспокоена нашими поцелуями.

— Ты наговорил мне несколько довольно неприятных вещей, когда мы собирались туда, — сказала я.

— Правда? Я не помню, — ответил он.

Конечно же, он не помнил. Он так обдолбался. Я тоже была под кайфом, но помнила, как снова и снова повторяла самой себе, пока его губы целовали мою шею, — Запомни этот момент, Кейденс. Никогда его не забывай. Это особенный, волшебный момент.

Я рассмеялась.

Дин резко поднял глаза, — Что?

— Ничего, — пробормотала я, качая головой.

— Нет, расскажи мне.

Я закатила глаза.

— Ладно. Я просто думала о том, как считала такими волшебными твои поцелуи, когда была под кайфом.

— А теперь ты протрезвела?

Я самодовольно улыбнулась.

— А ты как думаешь?

Дин склонил голову набок.

— Довольно справедливо. Я даже не помню этого.

— Довольно справедливо, — ответила я. — Хотела бы я забыть об этом.

— Довольно справедливо. Мы закончили?

— Да, — огрызнулась я, и пошла по забитому школьниками коридор.

— Кейденс, подожди! — услышала я позади себя. Я снова почувствовала, как его рука хватает мою, призывая остановиться.

— Что, Дин?

— Ты так и не приняла мои извинения, — произнес он. — Ты должна принять их. Я должен вычеркнуть это из моего списка.

— Серьёзно?

— Да, серьёзно. Ты можешь просто сказать, что прощаешь меня?

— Всего секунду назад ты говорил мне, что извиняешься передо мной не из-за списка. А теперь тебе надо это вычеркнуть?

— Слушай, я засранец, ладно? Чего ты от меня хочешь? Я не помню, как целовался с тобой. Уверен, это было отлично. Можешь просто переступить через себя и сказать, что прощаешь меня?

— Ты сказал, что у меня маленькая грудь! — спасибо Господу, что в коридоре была тьма народу, и было шумно до невозможности. Понятия не имею, почему это вылетело из моего рта.

Дин покачал головой и посмотрел на мою грудь.

— Мне нравятся большие сиськи, ладно? Прости. Как это вообще связано с наркотиками и ограблением?

— Никак, — рявкнула я. — И хватит смотреть на меня.

— Хорошо, Кейденс, — пробормотал Дин. — Слушай, я стараюсь всё исправить. Но если ты хочешь вести себя, как ребенок из-за…

— Как ребенок? Да ты, блин, издеваешься надо мной?

— Звонок сейчас прозвенит, Кейденс. И мне нужно идти в класс. Некоторые из нас стараются беспокоиться о школе и быть лучше.

Я засмеялась.

— Ты действительно засранец.

— Знаю. А теперь скажи, мне придется до самого выпуска ежедневно спрашивать тебя или ты дашь мне передышку?

Я покачала головой.

— Ладно. Я прощаю тебя, но надеюсь, ты знаешь, это лишь из-за того, чтобы ты смог вычеркнуть этот пункт из своего дурацкого списка.

— Сойдёт.

— И я не хочу, чтобы ты разговаривал со мной на переменах.

— И не планировал.

— И я хочу вообще забыть о твоем существовании.

— И от тебя жду того же.

Мы пожали руки и разошлись в разные стороны.

***

— Пакуй сумку, сестренка, ведь в пятницу ты остаешься ночевать у меня, — произнесла Эвери, садясь рядом со мной за ланчем.

— Да?

— Ага. Я звонила твоей маме вчера вечером. Рассказала ей о моём последнем общественном проекте. Она предложила твою помощь.

— Ничего себе, как это мило с её стороны, — ответила я.

— Это было мило. И это значит, что ты выберешься из дома на все выходные.

— Куда? — спросила я.

— Есть несколько домов на восточной стороне города, которые мы должны отмыть. Мелкий ремонт домов. Работа с газоном. Лёгкая уборка, — она приблизилась и прошептала, извиняясь, — Это для бедных людей.

Я закатила глаза.

— Я так и поняла.

— Собирай свою рабочую одежду.

Я кивнула.

— Кто ещё помогает?

— Ну, там будет Грэйси.

Моё сердце сжалось.

— И Эмбер, Алекс, Сет, Робин, Тоби. И Дин.

Я застонала.

— Я думала, вы двое достигли взаимопонимания, — произнесла Эвери.

— Это не значит, что я хочу видеть его по выходным.

— Что ж, смирись, — дала наказ Эвери. — А ещё будет несколько волонтеров из числа взрослых.

— Кто?

— Эм, мистер и миссис Сандерс. Родители Эбби. Мистер Коннели…

Моё сердце снова сжалось. С чего мистеру Коннели помогать проекту воскресной школы? Я даже не думаю, что он был прихожанином церкви. Он вызвался из-за того, что знал, что я вернулась в юношескую группу?

Я рассмеялась.

— Что? — спросила Эвери.

— Ничего, — пробормотала я. — Просто я самовлюблённая идиотка.

— Да? Ты и все остальные придурки в этой столовой, — ответила она.

Я зыркнула на неё, а она усмехнулась.

— Мы повеселимся, Кейденс, — подбодрила она меня. — И ты сможешь побыть вдали от дома все выходные. Ты даже в церковь в воскресенье поедешь со мной.

Я улыбнулась. Мне нравилась идея побыть вдали от дома. А особенно мне нравилась мысль о том, что на выходных я увижу мистера Коннели. Я лишь однажды видела его в обычной одежде. Я хотела увидеть его таким снова.

— В пятницу после школы я поеду домой с тобой? — спросила я.

— Ты уже водишь?

— Только по вторникам и четвергам.

— Тогда, полагаю, мне придётся забрать твою жалкую задницу ко мне домой.

***

Спальня Эвери действительно была классной. Я даже слегка позавидовала, зайдя внутрь. Весь её потолок был увешан бумажными лампами. Они свисали с разной высоты, некоторые так низко, что я могла протянуть руку и коснуться их, стоя на цыпочках. Её комната светилась оттенками желтого, оранжевого и розового. Огненные цвета, подумала я. Цвета, которые сочетались с личностью Эвери.

— Где ты всё это достала? — спросила я.

— Я их собираю, — ответила она. — Вообще-то моя мама начала их коллекционировать, когда я была ещё ребенком, а когда стала старше, то взяла это дело в свои руки.

— Они прекрасны, — пробормотала я.

— Спасибо. Они делают пребывание дома выносимым, — сказала она.

— Ты так говоришь, словно твои родители, одержимые контролем монстры, — заспорила я с ней.

Эвери бросила сумку и рюкзак на стул в углу.

— Это не так. Мои родители классные, но их правила просто чертовки нелепы. В смысле, я лидер юношеской группы, понимаешь, о чем я? Когда они сделают хоть маленькое послабление? Я никогда не давала им повода не доверять мне.

— Но ты же постоянно врешь им, — заметила я.

— И что? Они же об этом не знают, — ответила Эвери. — Они знают Эвери из церкви, хорошую девочку Эвери, воспитанную Эвери, прилежную ученицу Эвери...

— Я поняла.

— Это и в самом деле их вина, что мне приходится так юлить.

— Ой ли? — спросила я.

— Да, — ответила Эвери, проигнорировав мой сарказм. — Это как в той поговорке о детях.

— В какой?

— Позволишь им поиграть на улице без ограждения, и они останутся рядом с тобой. Поставь забор, и они разобьются об него, пытаясь выбраться.

— Хмм. Может, в саму человеческую суть заложена непокорность, — предположила я. — Мы не хотим быть ограничены правилами. Мы хотим принимать свои собственные решения.

— Да, в этом есть смысл. Мятежный дух, — произнесла Эвери. — Или, может быть, только у умников есть мятежный дух.

— Ну, я считаю себя умной, но у меня мятежного духа нет, — поспорила я.

— Ерунда. Если бы у тебя его не было, ты бы не была сейчас здесь, — заметила Эвери.

— Я не мятежная. Я отчаявшаяся.

Эвери вздохнула.

— Я тоже…

Я села на её кровать.

— Ты на многое пошла, чтобы выиграть себе дополнительное время с Гэвином.

— Знаю, — сказала она.

— Все выходные физического труда, — продолжила я.

— Знаю.

— Он того стоит?

— А твой рожок мороженного того стоит?

Я смерила её ровным взглядом. Она захихикала.

— Следующие, знаешь ли, будут не настоящими, — сказала она. — Обслуживающие проекты, я о них.

Я кивнула.

— Тебе есть, куда пойти, когда ты будешь на долгом выходном проекте?

Я и не думала об этом, и автоматически покачала головой.

Эвери хмыкнула.

— Нам очень нужно найти тебе парня.

***

Я заставила Эвери пообещать, что мне не придётся мыть туалеты. Я не возражала против остального, но десять месяц в колонии запугали меня на всю жизнь касаемо туалетов. Свой мыть и то было сложно.

— Кейденс, я позабочусь о тебе, ладно? — сказала она, пробегая глазами по своему планшету. Мы стояли на углу Бэрри стрит, ожидая, когда приедут остальные. Большинство уже были на месте, включая Грэйси и её мать, которые притворялись, что я не существую. У меня появилось внезапное желание подбежать к ним и закричать прямо у них перед носом. Это был очень странный, очень сильный порыв, и я завалила Эвери вопросами, чтобы избежать этого поступка.

— Так что мне тогда делать? — спросила я, ковыряя пальцем дырку в своей потрепанной футболке Крествью Хай. Я дополнила её столь же потрепанными джинсами и старыми кроссовками. Знаю.

— Для таких заданий всегда недостаточно женщин-добровольцев, — пробормотала Эвери.

— Ты вообще меня слышишь?

Эвери подняла глаза от своего списка.

— Ты как раздражающая муха. Уйди.

— Эвери!

Она направилась к группе взрослых. Мистер Коннели был среди них. Я не заметила, когда он приехал, но теперь, когда был он здесь, я глаз не могла от него оторвать. На нём была пара голубых брюк и серая футболка с длинным рукавом. Она хорошо обтягивала его тело, подчеркивая накачанные руки и крепкую грудь. Свои привычные конверсы он заменил на старые Тимберлэнды. Он потряс своей растрепанной прической, и внезапно во мне возник новый порыв, который усыпил тот прежний, когда я хотела кричать в лицо Грэйси: мне хотелось подбежать к мистеру Коннели и зарыться пальцами в его волосах. Мне хотелось схватить его за волосы, притянуть его лицо к своему и заставить его поцеловать меня.

— Ох, Всевышний, — выдохнула я.

— Так, все! Сюда! — позвала Эвери, и я пошла к группе, встав так далеко от мистера Коннели, как только смогла. — Итак, вот как всё будет. Я поставлю взрослых вместе с подростками. Самый простой, самый эффективный способ всё сделать сегодня – это работать командами. Подростки, вас будет направлять взрослый, с которым вас поставили в пару. Взрослые, вы получаете указания от меня.

Несколько смешков... Должна признать, Эвери и впрямь была хороша в организации и лидерстве. Если бы мне пришлось обращаться к этой толпе из тридцати человек, я бы стояла с потными подмышками и говорила, заикаясь.

— Ладно. Я уже передала списки дел всем взрослым. Очень важно, чтобы вы убедились, что выполнили все задания в списке до захода солнца. У нас шесть домов, народ. Мы справимся, — воодушевленно закончила Эвери. — А теперь слушайте, с кем вы в команде.

Команда номер 1: Мистер Сандерс, Дин и Грэйси.

Команда номер 2: Мистер Вэллэс, Эдриан и Лиззи.

Команда номер 3: Мистер и миссис Роллингс, Сет и Эбби.

Команда номер 4: Мистер Клемиш и миссис Грэйсон, Тоби и Эмбер…

Я терпеливо ждала свое имя, радуясь, что избежала встречи с Грейси и ее мамой, но все больше нервничала из-за того, что имена еще не были названы.

—… Команда номер 7: Мистер Коннели, Тейт и Кейденс…—

Я не знала, упасть в обморок или завизжать. Я знала, что не должна делать ни того, ни другого, и посмотрела на проезжающую мимо машину. Хорошее отвлечение. Именно то, что мне было нужно, чтобы удержать эмоции под контролем. К сожалению, со своим вспыхнувшим лицом я ничего поделать не могла. Тейт присоединился ко мне и опустил руку мне на плечо.

— Кейденс Миллер. Прекраснейшая бывшая уголовница во всей Атланте, — протянул он.

— Фу. Отстань от меня, — ответила я, скидывая его руку.

Тейт был слизняком, но он считал себя ловким дельцом. Он никогда не высмеивал меня за пребывание в колонии, но ему нравилось постоянно напоминать мне, что я привлекательна, и в основном из-за того времени, которое я провела за решеткой. Оказалось, ему нравились плохие девчонки. Он без конца задавал мне вопросы о времени, проведенном в колонии, но я не поддерживала разговор с ним. Мне не хотелось ему ничего рассказывать, я боялась, что эта информация только заведет его и сделает еще более несносным.

— Так чем кормят в колонии? — спросил он.

Я не обращала внимания.

— У вас есть что-то вроде перемены или времени для игр? Или как это зовется? Время прогулки?

Всё ещё игнорировала.

— Вы, девочки, принимали вместе душ? Помогали друг другу мыться?

— Тейт, заткнись.

— Привет, ребята, — произнес мистер Коннели, подходя к нам.

— Привет, — произнесли мы одновременно, и я закатила глаза.

— Не думаю, что видел тебя в Крествью Хай, Тейт, — заметил мистер Коннели.

— Я туда и не хожу. Я хожу в Саус Гемптон, — ответил Тейт.

— Подготовительную школу, о которой всегда пишут в газетах? — спросил мистер Коннели.

— Именно туда, — ответил он самодовольно.

Я забыла упомянуть, что Тейт ходит в одну из самых дорогущих и престижных частных школ в Атланте. Его семья была при деньгах, и это, полагаю, давало ему право вести себя, как мудак. По большей части он был безобиден, но боюсь, что однажды он присосется ко мне без разрешения, просто потому, что ему не придёт в голову для начала спросить.

— Что ж, думаю, ты прилагаешь немало усилий, — ответил мистер Коннели.

— Не особенно, — заявил Тейт.

Мистер Коннели посмотрел на меня, и я усмехнулась. Он усмехнулся в ответ, будто зная, о чем я думаю. Он показал мне и Тейту наш список дел. Мы, вместе с командой номер 2, отвечали за дом Фанни Бёркен.

— Готовы? — спросил мистер Коннели.

Я кивнула и последовала за ним по улице к дому №536.

— Тейт, мой черный Фольцваген там, вниз по улице. Ты не против сходить за моей сумкой с инструментами? — спросил мистер Коннели, протянув ключи от машины.

Тейт кивнул и ушел, двигаясь без всякой спешки и беспокойства.

— Отправить болвана за инструментами, — сказала я. — Умно.

Мистер Коннели усмехнулся. — Таков был план. — Он подмигнул мне. Кажется, он вечно мне подмигивал. О, какого черта? Я подмигнула в ответ, и он выглядел шокированным. Не ожидали такого, мистер Коннели, не так ли?

— Мистер Коннели, почему вы вызвались для этого проекта юношеской группы? — спросила я, наблюдая, как Тейт, прогуливаясь, направлялся обратно.

— Просто пытаюсь быть вовлеченным, — ответил мистер Коннели.

— Ага, но есть миллион обслуживающих организаций, в которые вы могли бы вступить. Почему наша церковь? В смысле, вы же даже не её прихожанин, не правда ли?

— Чувствую, ты не хочешь, чтобы я был здесь, — ответил мистер Коннели.

— Нет! — Блин. Моя реакция была слишком очевидна. — Нет, это не так. Просто любопытно, вот и всё.

— Что ж, если хочешь знать, я решил попробовать что-то такое. Увидеть, каков я. Увидеть, есть ли для меня место в вашей церкви.

Мне пришлось отдать ему должное. Он был очень хорош. Но я ни на секунду не поверила ему, что он хочет найти место в моей церкви. Происходило что-то еще, и поскольку я чувствовала несомненное влечение к нему, я автоматически предположила, что это было влечение с его стороны. Сегодня он вызвался добровольцем из-за меня. Вот во что я решила поверить. Для той, кто обыкновенно не был высокомерной, сегодня меня просто распирало.

Фанни Бёркен была милой старушкой, жившей в крошечном домике с двумя работающими лампочками. Хотя она и содержала дом в чистоте, он пришёл в негодность. Мы узнали, что не так давно её сын погиб на мотоцикле в несчастном случае, и он был её единственной семьёй. Она не могла достать до ламп на потолке, чтобы заменить их, и некому было помочь ей поддерживать дом.

Это было незамедлительно: я перешла в режим, Исправить всё, и приказала Тейту поменять все лампочки в её доме. А потом я пошла в туалет и вычистила его от пола до потолка. Не знаю, почему. Ванна была чистой, но видимо моё время в колонии приучило меня мыть туалетные комнаты, когда мне нужно было работать. Это заняло у меня полтора часа, и я не возражала.

Я собрала всё белье с помощью Фанни и запустила стирку, а потом помогла мистеру Коннели починить протекающие трубы.

— Кейденс, мой гаечный ключ в боковом кармане сумки, — сказал он, лежа на спине, головой под кухонной раковиной.

Я изображала ассистента, пока Тейт смазывал и соединял плитку в ванной Фанни, как показал ему мистер Коннели, узнав, что Тейт никогда в жизни не занимался физической работой.

— Это он? — спросила я, поднимая инструмент с круглым креплением на конце.

— Близко. Это торцевой ключ, — ответил он. — Даже не знаю, откуда он в моей сумке.

Он вылез из-под раковины и стал рыться в боковом кармане своей сумки с инструментами. Он достал то, что, он сказал, называлось гаечным ключом.

— А, да. Я уже видела такие, — ответила я.

Мистер Коннели улыбнулся и залез обратно под раковину.

— Ты хороший помощник, Кейденс, — произнес он.

Я фыркнула. — Я ничего не сделала.

— Ну, ты составляешь мне компанию, и это мило, — ответил он.

— Только до тех пор, пока стираются простыни, — сказала я.

— И я ценю это, — отозвался мистер Коннели. — Не хочешь мне посветить?

— Конечно, — ответила я, и поковырялась в его сумке, пока не нашла миниатюрный фонарик. Секунду я колебалась, осознавая, что мне придется сидеть очень близко к мистеру Коннели, чтобы светить на трубы. Отверстие под раковиной было узким, и он занимал большую часть пространства.

— Свети вот сюда, прямо над моим лицом, — сказал он, наблюдая, как луч света бегает по темноте, пока я пыталась найти удобное положение. Я сидела, поджав под себя ноги, сгорбившись и прислонившись к его бедру. — Хорошо, — сказал он, — Так и держи.

Я наблюдала, как мускулы на его руках напрягались каждый раз, когда он работал ключом. Я чувствовала напряжение и в его бедре – как оно напрягалось, а потом расслаблялось каждый раз, когда он затягивал болт. И моё тело отвечало ему против моей воли. Мой мозг кричал мне оставаться неподвижной все то время, пока я чувствовала, как мой вес смещается, наклоняясь все дальше, все глубже в его тело. Мне было так хорошо, когда мое бедро прижалось к его бедру, и я закрыла глаза, представляя, как это было бы по-другому, если бы наши ноги были голыми.

— Кейденс? — услышала я издалека.

Я боролась с желанием коснуться его ноги. Мне хотелось этого гораздо больше, чем чего-либо другого. И не ногой. Мне хотелось провести рукой по его бедру.

— Кейденс? — голос прозвучал ближе.

Я открыла глаза и увидела, что мистер Коннели смотрел на меня. На его лице застыло нервное выражение, словно он в точности знал, что я проигрывала в голове. Но он не осмелился сказать это вслух.

— Свет? — спросил он.

Я и не осознавала, что опустила фонарик, и снова подняла его.

— Простите, — промямлила я, и посмотрела в сторону сушилки, когда услышала, как она загудела.

— Как раз вовремя, — произнес мистер Коннели. — Всё готово.

Я молча встала и пошла достать бельё.

Мы с Фанни постелили чистые простыни на её постель, и пока я была в её комнате, она показала мне коллекцию старых любовных писем, написанных её покойным мужем, когда они ещё встречались в школе. Я никогда в жизни не видела настоящего любовного письма, вручную написанного витиеватым почерком. Я вообще не думала, что мужчины могут писать таким почерком. Это была старая школьная любовь, и я подумала, что хотела бы, чтобы кто-нибудь и мне написал любовное послание.

Команда номер 2 работала снаружи, вычищая газон. Когда мы убедились, что, наконец, выполнили все работы по дому, то направились им помочь. Практически всё было доделано, и я устала. Я подмела переднее крыльцо, а потом села рядом с Фанни, чтобы послушать её истории из детства. У неё их было немало, и они были удивительны, но в основном я слушала из-за того, что знала, что ей нужно, чтобы кто-нибудь услышал их. Я подумала, что прошло уже немало времени с тех пор, как кто-то слушал её воспоминания.

В середине её рассказов мне стало страшно, я думала о том, что не хочу быть одна в старости. Это никогда не волновало меня до сих пор, но моя жизнь двигалась именно в этом направлении. За исключением Эвери у меня не было друзей, а она за настоящего друга и не считалась. Я не была в хороших отношениях с родителями, и я не была уверена, смогу ли на них положиться. У меня не было парня.

Я осознала, что некоторые дни я провела, едва разговаривая, ведь поговорить мне было не с кем. Если я не могу поупражняться в социальных навыках сейчас, как я могу надеяться завести друзей в колледже? Как могу надеяться на свидания, влюбленность и свадьбу? Я закончу жизнь одинокой, старой и седой в своём маленьком домишке на одного, сожалея о прошлом, в котором я допустила одну вшивую ошибку в выпускном году старшей школы, которая стоила мне любви и дружбы до конца моих дней.

— Но это были совсем другие времена, — услышала я слова Фанни. — Мы были бедны, а кола была лакомством.

Я улыбнулась, силясь игнорировать свои страхи.

— Позволь мне рассказать тебе о пенни, что я заработала за прибивание мух, — продолжала Фанни, и я представляла себя мухой на стене, но не в том смысле, как это принято говорить. Я была настоящей мухой на стене, занимающейся своими летучими делами, не подозревая, что делаю последние вдохи, когда Фанни нависла надо мной, держа мухобойку наготове, готовая уничтожить меня, как будто я ничего не значу.

***

— Ты очень молчалива, Кейденс, — сказал мистер Коннели, сидя напротив меня. Я наблюдала, как он вытряхивает хлопья красного перца на свою пиццу.

Мы все встретились за обедом в Альфредо, угощение от мистера и миссис Сандерс за успешный рабочий день. Мне хотелось домой. Мне было жарко, я была липкой и грязной, но это было бы грубо. И в любом случае, машины у меня не было. Я приехала с Эвери. К тому же, часть меня хотела продлить время с мистером Коннели, хотя я и была совсем не в настроении болтать. Мне просто хотелось смотреть на него.

— Разве? — спросила я, ковыряя пиццу.

— Не поклонница пиццы? — спросил он.

— Они ничего, — ответила я, а потом убрала с пиццы пепперони и закинула его в рот. Очень неподобающе даме. Моя мать бы не одобрила.

— Ты только что сказала ничего? — спросил мистер Коннели, усмехаясь.

— Разве? — я не знала. Мне было всё равно. Всё, о чём я могла думать – это о том, что я незначительная муха. Ах, да, ещё и раздражающая, вспомнила я слова Эвери.

— Что не так, Кейденс? — мягко спросил мистер Коннели.

Я глотнула колы. — Не хочу закончить жизнь старой и одинокой.

— Что заставляет тебя думать, что это произойдёт?

Я закатила глаза. — Вы же знаете, у меня нет друзей, — пробормотала я.

— Это старшая школа, Кейденс. Это не считается.

— А по ощущениям очень даже считается, — ответила я, слегка разозлившись, что он преуменьшает моё положение. — Знаете, это так по-взрослому говорить чушь вроде этой.

— Взгляни на это по-другому. Старшая школа не так уж важна.

— Да? Что ж, она важна, когда ты всё ещё в ней!

Мистер Коннели кивнул.

— Прости. Ты права.

— Я в том смысле, что для меня сейчас это действительность.

— Я полностью понимаю тебя, Кейденс.

Я сняла ещё одну пепперони со своей пиццы и засунула в рот.

— Ты не закончишь жизнь старой и одинокой, — произнес мистер Коннели через какое-то время.

— Ну, я боюсь этого. В смысле, увидев Фанни саму по себе, вот так. Без детей. Без мужа. Без соседей, готовых помочь. С кем ей поговорить?

— Не знаю, — ответил мистер Коннели.

Неожиданно я вспомнила момент из фильма Жена священника (англ. The Preacher's Wife) — кинофильм американского режиссёра Пенни Маршалл. Ремейк фильма 1947 года «Жена епископа»). Джеремайя маленький мальчик из фильма, должен был попрощаться со своим лучшим другом, который уезжал в другой штат, чтобы жить с приёмными родителями. Он повернулся к матери и сказал, — А кому мне рассказывать мои секреты?

Кому рассказывала свои секреты Фанни? Она поделилась со мной обрывками прошлого. Поделилась со мной своими любовными письмами. Она рассказала мне свои секреты из-за того, что я была рядом, а она в отчаянье? Так поступают одинокие люди? Делятся своими секретами с теми, кто выслушает?

Я смотрела на свою пиццу и ждала, пока грусть обернется гневом. Я бросила взгляд на Грэйси. Даже в своей унизительной ничтожности я могла уловить юмор в том факте, что её имя происходит от слова grace, милосердие, а у неё его не было. Мне хотелось закричать ей об этом через весь стол.

— Ладно! Я ужасный человек! Но ты должна бы уметь прощать! Это твоё гребанное имя, в конце концов!

Я могла представить её ответ, — Ты бывшая заключенная, Кейденс. Думаю, это освобождает тебя от прощения.

На что я бы грубо ответила, — Да? Что ж, не очень-то это по-христиански с твоей стороны.

А она бы выплюнула ответ столь же грубо, — По-крайней мере, я лучшая христианка, чем ты! Я никогда не принимала наркотики! Я никогда никого не грабила!

А потом я представила, как наш разговор переходит в ор, в котором мы бы обе сравнивали наши христианские добродетели в отчаянной попытке выйти победителем. Глупо. Незрело.

Мне кажется, что я уже закончила всю эту сцену. И вдруг я разозлилась на Эйвери за то, что он заставил меня вернуться в молодежную группу. Ну и что, что большинство детей были добры ко мне? Я же не идиотка. Я знала, что они говорят всякую чушь обо мне за моей спиной. Точно так же, как прихожане церкви любят посплетничать. Но это никогда не было похоже на обычные сплетни. Христианские сплетни звучат скорее так:

— Слышала о Кейденс Миллер?

— Да. Она, видимо, так потеряна. Сатана и в правду запустил в неё свои когти.

— Нам надо помолиться за неё, уж конечно.

— Что ж, что ты слышала, на самом деле произошло? В смысле, просто, чтобы мы могли помолиться более конкретно.

— Я слышала, она нюхала кокаин, а потом целовалась с Дином.

— Правда? Я слышала, она переспала с ним.

— Что?! Что ж, тогда нам и впрямь нужно помолиться за неё. Секс до свадьбы? Это, как бы, высший грех.

— Я знаю, верно? Я практически смогла бы простить воровство, но секс до свадьбы?

— Действительно. Было бы правильно, если бы они двое поженились.

— Знаю. Разве они уже не женаты в глазах Господа? После того, как переспали.

— Думаю, да. Но им нужно сделать это официально, чтобы не жить во грехе.

— Какой позор. Нам нужно действительно помолиться за неё.

Я опустила голову и захихикала. А потом рассмеялась вслух. Несколько людей за столом повернулись в мою сторону, глядя на меня с замешательством и подозрением. Я видела взгляд Эвери. Какая вообще разница? Я всего лишь смеялась. Истерически. А потом Эвери встала со своего стула и подошла ко мне. Она наклонилась и зашептала мне в ухо.

— Не смей мне тут слетать с катушек, — прошипела она. — Засунь эту пиццу в свой чёртов рот и ешь. Я говорила, тебе нужно есть. И прекрати смеяться, как сумасшедшая. Если испортишь мои планы, я прикончу тебя.

Я покачала головой и вздохнула.

Ох уж эти христиане.

Глава 8

Кофе и чай

Прошло несколько недель, и я доросла до трех дней вождения. По каким-то неизвестным причинам папа решил добавить мне среду в придачу ко вторникам и четвергам, подразумевая, что сразу после школы я должна была ехать прямо домой. Мне не хотелось злоупотреблять его доверием, но вывеска Старбакса звала меня, как маяк, а я была уставшим, блуждающим моряком с нуждой в кофеине. Я включила поворотник до того, как успела это обдумать, и свернула на парковку. Именно тогда я и вспомнила, что стану моряком без судна, если не скажу папе, что делаю. Я достала мобильник и позвонила ему.

— Пап? Я остановилась у Старбакса по пути домой. Хочешь что-нибудь? — спросила я. Я решила, что, если предложу ему что-нибудь, он не так рассердится.

— Кейденс, каковы правила? — ответил папа.

Никогда и нигде не останавливаться после школы и не пытаться жить нормальной жизнью.

— Знаю, — сказала я. — Я ещё не зашла внутрь. Я просто уеду…

— Ну, если ты всё равно уже там, — ответил папа, — ты могла бы взять мне большой кофе средней прожарки.

— Ладно, — мне хотелось визжать, но я оставалась спокойной.

— И тебе придётся завезти его мне в офис, — добавил он. — Я буду поздно.

Так даже лучше. Это означало, что я смогу покататься подольше. Кататься на машине для меня всегда предпочтительнее, чем сидеть дома и хандрить в своей спальне.

— Без проблем, — ответила я. Я надеялась, что папа начнёт просить меня выполнять для него поручения после школы. Я могла бы быть его личным ассистентом, и ему бы не пришлось платить мне. Пусть просто даёт мне деньги на кофе, когда мне захочется.

— Спасибо, милая, — сказал папа и повесил трубку до того, как я успела ответить.

Сначала объятие. Теперь милая. Я не могла надеяться на то, что вернусь к его благосклонности, но и не могла отрицать, что солнышко затеплилось в моём сердце. Никто и никогда не смог бы понять, как я была счастлива в среду днём после школы, покупая папе кофе в Старбакс.

Я встала у переполненного прилавка, ожидая свой заказ, и притворилась, что пишу и отвечаю на сообщения, чтобы выглядеть не менее значимой, чем остальные. Я действительно скучала по Грэйси, и ненавидела тот факт, что у неё появилась новая подруга, получше. Я каждый день видела их за ланчем. Каждый день на переменах. Её звали София, и я тут же возненавидела её. Ненавижу быть одна. Да, есть Эвери, но рядом с ней я чувствовала себя такой же опустошенной, как и когда была одна. Я пыталась обмануть себя, поверив, что только приветствую уединение, но я была слишком умна для этого.

Я была так одинока. Так одинока. Одинока…

— Как дела, Кейденс? — услышала я позади себя.

Я повернулась и увидела мистера Коннели.

— Здравствуйте, — вспыхнула я. Теперь я краснела каждый раз, когда видела мистера Коннели. У меня были на то хорошие причины, включая носовой платок, ланч, записку и влажную салфетку. Ах да, и субботу, когда я прижималась к его ноге, пока он чинил подтекающий кран. — Вы покупаете здесь кофе?

— Конечно, — ответил он, нахмурив брови. — Почему бы и нет?

— О, ну, вы просто не похожи на корпоративного типа, — ответила я. — Я думала, вы ходите только в независимые кофейни.

— Дело в одежде?

— Что?

— Одежда. Я источаю независимые вибрации? — спросил он, проводя пальцами по своим волосам. Он сделал это сексуально, как будто слегка нервничал, но не совсем уж застенчиво. Это первый раз, когда я видела, чтобы мистер Коннели вел себя так. Заставляла ли я его слегка нервничать? Я бы не посмела питать такие надежды.

— Может быть, — ответила я и позволила глазам блуждать вверх и вниз по его телу, но очень быстро, так чтобы он не заметил.

— Что ж, я не придерживаюсь каких-либо строгих правил, когда речь идёт о том, за что выложить деньги. Если мне что-то нравится, я приобрету это. Не важно, откуда это будет.

Я кивнула.

Он задумался на мгновение, — Ну, в смысле, если я узнаю, что пятилетние дети работают в магазине сладостей, тогда я покупать не стану.

— Я поняла.

— Или животные. Если над животными издеваются, проводят на них тесты, то и это я покупать не стану.

Он дергал пальцами. Я уставилась на него, позабавленная.

— Безнравственные практики. Знаешь. Это тоже не по мне.

— Я вполне поняла, о чём вы говорите, мистер Коннели. — Боже праведный, этот парень нервничал!

Мистер Коннели прочистил горло.

— Так, ты поняла сегодняшний материал?

— А я когда-нибудь его понимала?

Он расслабился и усмехнулся.

— Ну, занятия, кажется, помогают. Оценка за твой последний тест была гораздо лучше.

Я кивнула. Мне было скучно. Мне не хотелось говорить о своих успехах по его предмету. Мне хотелось спросить его, почему он касался меня той влажной салфеткой.

— Ты продолжишь приходить на дополнительные занятия? — спросил он.

— Да вы издеваетесь? Я буду на них хоть каждый день, начиная с сегодня и заканчивая выпускным, если это будет означать, что я смогу водить.

В этот раз мистер Коннели рассмеялся. Мне понравилось, что я заставила его смеяться. Было приятно. Я ощутила власть.

— Но я правда хочу, чтобы ты понимала то, что я преподаю, Кейденс, — сказал мистер Коннели. — Ты внимательно слушаешь в классе?

Нет.

— Разумеется, — ответила я.

Мистер Коннели ухмыльнулся и кивнул.

— Могу я задать вам вопрос? — спросила я.

— Спрашивай, что хочешь.

— Что делают учителя по выходным?

— Пьют. Много. Начиная с пятницы и до утра воскресенья.

Я склонила голову набок и приподняла брови.

— О, ты конкретно обо мне? — спросил он.

Я кивнула.

— Много всего. Иногда хожу на концерты или проверяю новые рестораны. Оцениваю тесты. Читаю. Зависаю с друзьями в местных барах. Разгадываю кроссворд в Нью Йорк Таймс…

— Нет, не делаете вы этого, — перебила его я.

Мистер Коннели выглядел позабавленным.

— Считаешь, я недостаточно умен, чтобы разгадать кроссворд в Нью Йорк Таймс?

Я пожала плечами.

— Думаю, вы достаточно умны. Вы кажетесь очень модным, — какая произвольная глупость, ещё и сказанная вслух.

Мистер Коннели усмехнулся.

— Спасибо?

— Не за что.

Мне не терпелось получить приказ, чтобы я могла уйти. Мне было неуютно стоять рядом с ним. Он был слишком крутым для меня, и я не хотела больше ничего узнавать о его крутой жизни. Не знаю, почему вообще задала ему такой вопрос, и понятия не имела, почему он рассказал мне. Ему бы стоило сказать, — Это не твоё дело, Кейденс. — На что я бы ответила, — Почему вы трогали меня в тот день?

— Кофе и латте, — прокричал бариста.

— Это мне, — сказала я, облегчение было очевидно в моём голосе.

— Зависимость от кофеина? — спросил мистер Коннели.

Я посмотрела на напитки, — О, нет. Один для папы.

Он кивнул, — Что ж, приятного дня, Кейденс.

— И вам тоже, — и я позволила своим глазам лишь на миг задержаться на его лице. Он выжидающе смотрел на меня.

— Спроси его! — кричал мой разум. — Просто сделай это, пока не струсила!

Но я не смогла и вместо этого поспешила к выходу из кофейни.

***

Мой отец. Мне было не дозволено ненавидеть его, потому что я вполне уверена, это был грех. К тому же, почитание родителей было единственной заповедью, которая шла вместе с обещанием: повинуйся им (что, как я понимаю, включало любовь к ним) и ты проживешь долгую жизнь. Мне хотелось прожить долгую жизнь, поэтому мне приходилось следовать этому правилу.

Но папа не облегчал мне задачу. На самом деле, это не правда. Он облегчал большую часть моей жизни до того, как я очутилась за решеткой. Не могу винить его за злость на меня, но я могла бы пожаловаться, что спустя месяцы, когда я показывала ему, как изменилась, я всё ещё не могла сделать многого, например, поехать на заправку, чтоб заполнить бак, без того, чтобы позвонить ему.

Не знаю, почему я так хотела его прощения, больше, чем чьего-либо ещё. Может потому, что он всегда смотрел на меня немного иначе, чем на Оливера. Я была типичной перворожденной: зрелой, неизменно послушной. Я никогда не задавала родителям вопросы. Я делала, что говорили. Я стала ответственной в юном возрасте и повзрослела быстрее, чем мои сверстники. Мои достоинства заслужили мне уважение.

Теперь же отец смотрел на меня иначе. Я не была хорошим подростком. Я была просто подростком. Думаю, для него это стало скорее разочарованием, чем ещё чем-то. Ему не хотелось иметь обыкновенную дочь. Ему хотелось необыкновенную. А я такой не была. Я была несовершенна, с не до конца развитым сознанием, обычным подростком, совершающим ошибки. Полагаю, теперь папа перенаправил свою энергию на Оливера в попытке переплавить его в то, чем я быть не смогу: идеальным супер подростком.

Я завезла папе его кофе и задержалась ненадолго в его офисе. Он был бухгалтером, его мир был наполнен числами. Внезапно меня осенило, что папа вполне мог бы предложить мне помощь с матанализом. Он был математическим гением. Так почему же он не предложил? Не то, чтобы я жаловалась. Дополнительные занятия были причиной трех дней в неделю на машине. Но почему он не спросил, не нужна ли мне его помощь?

— Не трогай это, Кейденс, — услышала я позади. Я замерла, палец завис над иголкой кактуса.

— Почему?

Папа сел за свой стол:

— Во-первых, потому что я так сказал. А во-вторых, потому что ты поранишься.

— Я не собиралась пронзать им свой палец, — ответила я, усмехаясь.

Это был огромный шип – около трех дюймов длиной – и я просто хотела увидеть, насколько колючий кончик. У меня не было в планах калечиться, но на мгновение я вообразила себя Спящей Красавицей, готовой коснуться спицы веретена, моя отчаянная надежда заснуть глубоким сном и испариться из реальности.

— Ты домой собираешься? — спросил папа.

— Пытаешься от меня избавиться? — легко ответила я.

— Я занят, Кейденс.

— Знаю.

Боже, я и впрямь не нравилась ему сейчас. Что ж, подумала я, сейчас такой же подходящий момент, как и любой другой.

— Почему я хожу на дополнительные занятия, если ты и сам мог бы помочь мне с математикой?

Папа прочистил горло.

— Что?

— Ты весь день работаешь с цифрами, — продолжила я. — Почему ты не предложил мне помощь?

Папа выглядел раздраженным и неловко поерзал на стуле.

— Ты не просила.

Довольно справедливо. Но мне хотелось произнести слова, пока у меня хватало на это смелости.

Д, я рисковала домашним арестом или ещё каким-нибудь наказанием за неуважение, но мне было всё равно. Думаю, это всё кофеин в моём латте. Он сделал меня смелой.

— Можешь быть честным, пап, — произнесла я. — На самом деле ты просто не хочешь проводить со мной время.

Папа выглядел ошеломленным. Я повернулась к кактусу ещё раз. Коснулась иглы перед тем, как выйти из офиса. Он ничего не сказал, а я не заснула, как надеялась.

***

— Я хочу начать навещать Фанни Бёркен, — сказала я за ужином на следующей неделе.

— Кого?

— Леди, чей дом я мыла в ту субботу, когда была на общественном проекте, организованном Эвери, — объяснила я.

Мама кивнула.

— Зачем? — спросил Оливер.

— Потому что она старая и одинокая, компания ей не повредит, — ответила я.

Папа сидел тихо, размышлял. Он странно вел себя со мной с моего визита в его офис. Не знаю, может то, что я сказала, ранило его чувства или же заставило его встретиться с правдой лицом к лицу. Я почувствовала себя гораздо лучше после того, как сказала всё вслух, и это не задело меня так, как я ожидала. Я подумала, что просто стану очередной девчонкой с трудностями с отцом, и я нормально к этому относилась. Думаю, часть меня устала пытаться доказать, что я хорошая, поэтому я остановилась. Но я убедилась, что перехожу эту грань осторожно. Не стану чересчур грубой или неуважительной. Не могу рисковать своей тачкой. Но я решила, что просто не стану больше делиться с ними своей жизнью.

— Думаю, ты можешь навещать её, если она хочет, — наконец сказал папа.

Вот так, с папиного благословения, я стала навещать Фанни Бёркен. Знаю, звучит странно. Откуда у семнадцатилетней желание проводить время со старушкой? По правде говоря, у меня было не особенно-то много других вариантов, включающих друзей, но также мне хотелось проведать её и её лампы. И если уж начистоту, мне хотелось с кем-то поговорить. Я быстро поняла, что в ней нет ничего старушечьего. Она была резкой, остроумной и отважной.

И конкретно в этот понедельник я решила выговориться.

— Фанни, я бывшая заключенная, — начала я.

— Это фантастично! — воскликнула она. — Я тоже.

— Что, простите?

— У меня была проблема с магазинной кражей, когда мне было около тридцати, — объяснила она.

— Да вы шутите?

— Вовсе нет. Я всё тащила. Сигареты. Журналы. Подгузники. Жвачку.

— Подгузники?

— Всё это было одной сплошной ошибкой. Я была одинока и зла на своего муж.

— Так вы отправились в тюрьму? — спросила я.

— Ну, нет. Я могла бы, но вместо этого мне достались общественные работы. Кто станет засовывать милую, симпатичную штучку вроде меня в ужасную старую тюрьму? — спросила она, а потом добавила, — Сосунки.

— Фанни!

Она захихикала и налила мне чай.

— Я, кстати говоря, терпеть не могу чай, — сказала я.

— Что ж, это социальный навык, к которому нужно привыкнуть. Ты пьёшь чай, когда предлагают, и подаешь чай, когда приходят в гости.

— Это английская фишка, — заспорила я.

— Это фишка хорошей хозяйки, милочка, — ответила она. — Сахар? Молоко?

Я пожала плечами, и она добавила три кусочка сахара в мою чашку. Без молока.

— Что ж, а я действительно оказалась за решеткой, — сказала я.

— За что?

— Попытка ограбления мини-маркета с пистолетом с транквилизатором, — ответила я. — И я была под кокаином.

— Кейденс, наркотики – это плохо, — сказала она. Она не стала порицать меня за ограбление.

— Знаю. Это было лишь один раз. И не я держала тот пистолет, — я сделала глоток чая. Он был таким сладким, что у меня зубы свело.

— Так почему ты попала в неприятности? — спросила Фанни.

— Потому что я была там. И под кайфом, — ответила я.

— Боже милостивый, — произнесла она. — В тюрьме тебя били?

— Нет, но там была офицер, которая ненавидела меня до ужаса. Я перемыла много туалетов.

— Сколько ты там пробыла?

— Десять месяцев. Большую часть учебного года, — сказал я.

— Как насчет других девочек? — спросила Фанни.

— Я держалась особняком. Девицы с пирсингом и татуировками действительно наводили на меня страх, — ответила я, и Фанни рассмеялась

— Ты сказала — девицы, — усмехнулась она. — Мне нравится.

Я попыталась сделать ещё глоток. Мои зубы завопили.

— Прости, Фанни, но этот чай причиняет боль, — произнесла я, корчась.

— Что ж, никогда не слышала, чтобы так описывали чай, — сказала она.

— Мои зубы. Сахар, — объяснила я.

— Охх, — сказала она. — Другую чашку? Без сахара?

Я покачала головой. — А воды нет?

Она встала из-за стола и наполнила стакан водопроводной водой.

— Мы тут не богаты в этом доме, — сказала она. — Никакой воды из бутылок. Ни фильтрованной воды. Только это, — она поставила стакан передо мной.

— Я согласна, — ответила я, улыбнулась, и сделала глоток. — Фанни?

— Хмм?

— Как думаешь, любовь — это выбор или чувство?

— Необычный вопрос, — ответила она. — Ты влюблена в кого-то?

— Пока не знаю. Потому и спрашиваю, — ответила я.

— Тогда ладно. Думаю, любовь и то, и другое, — сказала она.

Я нахмурилась.

— Можете пояснить?

— Думаю, в самом начале – это чувство. Тебя привлекает определенный человек больше на химическом, эмоциональном уровне.

— Глубоко, — ответила я.

— О, просто подожди. Получишь больше, — сказала она, усмехнувшись. — Как только ты признаешь свою любовь к другому человеку, то наоборот, начинается настоящая работа, ведь бабочки не длятся вечность.

— Нет?

— Дорогая, если бы бабочки длились вечно, думаешь, были бы разводы, разрывы и разбитые сердца?

— Думаю, ты права, — сказала я.

— И вот тогда-то любовь из чувства становится выбором, — объясняла Фанни. — Помню тот момент в моём браке, когда я боролась с осознанием.

— Правда?

— Яро. Я вытирала мочу своего мужа с унитаза, и думала про себя, — Ладно, бабочки определённо мертвы, так что теперь, мне предстоит сделать выбор, продолжать ли любить этого мужчину.

— Это звучит так…депрессивно, — ответила я.

— Нет, это не так. Уверена, и он пришёл к тому же осознанию однажды, когда заметил, что вот так внезапно я набрала пятнадцать килограмм.

Я хихикнула.

— Люди растут и меняются. И тебе приходится выбирать, расти ли и меняться вместе. Это вовсе не значит, что чувств уже нет. Тебе просто придётся работать над ними немного усерднее.

— Как будто делаешь бабочкам искусственное дыхание? — спросила я.

— Именно. И некоторые вернутся к жизни. Но это не просто, — сказала Фанни.

— Зачем же пускаться во все тяжкие? — спросила я.

Она улыбнулась. — Ну, полагаю, тебе не нужно, если ты этого не хочешь. Некоторые люди зациклены на свиданиях всю жизнь, потому что хотят переживать любовь только как чувство. А как выбор — никогда. Не могу их за это винить, и плохо о них не думаю. Но есть что-то в том, чтобы делиться своим миром с одним определённым человеком, стареть рядом с ним, создавать воспоминания. Думаю, это можно назвать близостью. Ты не можешь испытать этого, если скачешь от одного человека к другому.

Я кивнула.

— А теперь скажи, в кого ты влюблена? — спросила она.

Слова выскользнули просто. — В моего учителя математики.

Брови Фанни взметнулись вверх.

— Не могла выбрать кого попроще? Он явно не сможет отвести тебя на выпускной.

— Ну что тут сказать? Я всё ещё на стадии чувства, — ответила я. — Я это не контролирую.

Она рассмеялась.

— Почему нельзя всё поменять местами? Сначала выбор, а потом чувство? — спросила я.

Фанни покачала головой. — Не спрашивай. Я этого не понимаю.

Я сделала ещё один глоток воды.

— Расскажи мне о своём учителе математики, — попросила Фанни.

Я усмехнулась. Автоматически.

— Вообще-то, вы с ним встречались.

— Правда?

Я кивнула.

— Это тот парень, который починил ваши подтекающие трубы и залатал ту стену.

— О Боже! Он очень симпатичный, Кейденс, — ответила она, её глаза заблестели. Она выглядела так, словно задумала что-то недоброе.

Я вздохнула.

— Знаю, что он симпатичный. Очень симпатичный. И очень умный. И очень мужественный, — я уткнулась лицом в ладони, уперев локти в стол. — И очень недоступный.

— Такие истории всегда самые лучшие истории любви, — ответила Фанни.

— Какие?

Она отпила чая.

— Опасные.

Я задумалась на мгновение.

— Что ж, я слишком труслива, чтобы пытаться, так что, думаю, мне не стоит волноваться об опасности, — ответила я. — И разве вы не должны отговаривать меня или ещё что? В смысле, влюбленность в учителя математики? Это совершенно неприемлемо.

— Кто я такая, чтобы говорить, что приемлемо, а что нет? — ответила она.

Я недоверчиво покачала головой.

— Сколько ему лет?

— Понятия не имею, — ответила я. — Причем тут это вообще? Он мой учитель.

— Кейденс, успокойся. Я не предлагаю тебе начать незаконный роман с учителем математики. Я просто говорю, не мне судить тебя, если ты так решишь. Любовь приходит разными посылками. Некоторые аккуратно связаны, а некоторые в полном беспорядке. Но это вовсе не значит, что те, что в беспорядке не настолько же хороши.

— Хороши?

— Да, хороши.

Мы уставились друг на друга с разных концов стола.

— Конечно же, было бы гораздо проще, если бы ты подождала, пока окончишь школу, — сказала Фанни, подмигивая мне.

Я ухмыльнулась.

— Ничего я не жду, потому что этого никогда не произойдет. И вы должны пообещать, что не скажете моим родителям.

— Ха! С чего ты вообще взяла, что я стану чем-то делиться с твоими родителями? — спросила Фанни.

— Не знаю. Но они держат меня на коротком поводке. В смысле, это не так уж и плохо. Но всё же, я не удивлюсь, если мама позвонит вам, чтобы спросить о моём визите, — сказала я.

— Что ж, если позвонит, что ты хочешь, чтобы я сказала?

— Просто скажите, что это было мило.

Фанни ухмыльнулась, — Правдиво, но без деталей.

Я кивнула.

— А если она захочет узнать больше?

Я допила воду. — Скажите ей, что это было очень мило.

Глава 9

Послушай

Должна отдать Эвери должное. Девчонка была хороша. И абсолютно права насчет наших родителей. После того, как мы несколько раз переночевали друг у друга, родители перестали нам звонить. План работал. И всё же, я страшно нервничала в нашу первую ненастоящую ночевку. Эвери собиралась остаться у меня на ночь (перевожу: с Гэвином), а комком зудящих нервов была я.

— Возьми себя в руки! — кричала она на меня по телефону.

— Я пытаюсь, — ответила я, расхаживая по комнате.

— Мои родители не позвонят, Кейденс. Всё путем.

Я сделала глубокий вдох. — Я не очень хорошо умею обманывать, Эвери.

— Тогда начинай упражняться, — огрызнулась она. А потом я услышала, как она фыркнула в трубку, — Из всех идиотских девчонок я выбрала для помощи в плане своего освобождения…

— Эй! Просто подожди минуту! Я справлюсь, — я не верила ни единому своему слову.

— Тебе ничего не нужно делать. Просто расслабься. Вот и всё, — ответила Эвери. — Мне нужно идти. Я у Гэвина.

— Передавай ему привет.

— Нет, — а потом на линии повисла мёртвая тишина.

Я повесила трубку и заперлась в своей комнате. Я оставалась там всю ночь, за исключением походов в ванную. Я вела себя нелепо и по-детски, но я боялась. И мне было страшно все выходные, пока Эвери не написала мне, что она была дома. Был вечер субботы, и она посвящала меня в подробности наших занятий во время этой фальшивой ночевки. Вместо ответной смски я просто позвонила ей.

— И как я должна запомнить всю эту чушь? — наехала я на нее.

— Не так уж там и много. И в любом случае, это не важно. Не то, чтобы моя мама станет расспрашивать тебя завтра в церкви. Мы даже не сидим рядом с вами.

— Ну, ладно, не важно. Я думаю, что раз уж ты провела ночь у меня, то это я могла бы придумать всю ерунду, которой мы занимались, чтобы хотя бы запомнить это.

Эвери захихикала, — Знаешь, Кейденс, ты словно «Американская Кукла» (марка американских игрушечных кукол).

— Заткнись, Эвери.

— Нет, серьёзно. Как звали ту, что со светлыми волосами? Кристен? Кирстен? Да как, блин, её звали?

— Я не «Американская Кукла»! — прокричала я в телефон.

— Ты настолько «Американская кукла», и поэтому ты мне и нравишься.

— Поцелуй меня в зад, Эвери. Я не «Американская кукла», и не знаю, смогу ли снова это сделать.

— О чём ты? Следующая фальшивая ночевка твоя. Ты должна быть очень взволнована.

— Но это не так, потому что мне некуда идти и нечем заняться!

— А как насчет рожка с мороженым? Ты говорила мне о том, что хочешь съездить за мороженым.

— Ты такая стерва.

Эвери рассмеялась. Я не могла удержаться и тоже рассмеялась.

— Если хочешь, то это может быть настоящая ночевка. Может, вместе поедим мороженное? — спросила Эвери.

Должно быть, она решила, что я совсем убогая. У меня не было парня, с которым можно было бы встретиться, никаких хитрых планов, никаких друзей, с которыми можно было бы пойти куда-нибудь, например, на вечеринку. О Господи. Я осознала, что я и впрямь была «Американской Куклой». И я ненавидела это. Жутко ненавидела.

— Следующая тоже твоя, — ответила я. — Мне нечего делать. Просто снова сходи к Гэвину.

— Кейденс? Перестань себя жалеть. У нас будет настоящая ночёвка, так что ты сможешь выбраться из дома. Это пустяки. Ладно?

— Ладно.

— И я думаю, что ты лишь отчасти «Американская кукла», — продолжила Эвери.

— Пофиг. И ты это уже говорила, — пробубнила я. — И в любом случае, это правда.

Следующие десять минут Эвери расписывала мне, почему хорошо быть отчасти «Американской куклой». Я вежливо слушала. А когда мы распрощались, мои мысли тут же вернулись к мистеру Коннели и тому, считал ли он меня «Американской куклой». А потом я задумалась, с чего бы ему вообще знать об этом.

Я вспомнила о диске, что он одолжил мне. Теперь у меня появился вечерний ритуал, я слушала перед сном «Полночь в Совершенном мире». Я проверила время. Ещё рано, но так как заняться мне больше было нечем, я нажала PLAY на стерео и забралась под покрывало. Я знала, это было неправильно, но я представляла себе, как мистер Коннели лежит рядом со мной в постели и крепко обнимает меня, пока мы пытаемся разобрать разные части песни. А потом он шепчет мне на ушко, что это идеальная песня, чтобы слушать её идеальной ночью рядом с идеальным человеком. Я поверила ему только наполовину. Это была прекрасная песня. И это может быть идеальная ночь. Но я была далеко не идеальным человеком.

***

— Где все? — спросила я, заглянув в дверной проём во вторник днём.

— Сегодня я не провожу дополнительные занятия. Мне нужно к врачу, — ответил мистер Коннели. — Ты забыла?

— Оох, точно, — произнесла я. Моё сердце наполнилось неожиданным волнением. Два часа! Для самой себя! Папе не нужно было знать, что занятия отменили. Папе не нужно было знать, что сеанс отменен. У меня чуть слюнки не потекли при мысли о неконтролируемом времени для себя. Куда бы мне пойти? В торговый центр? Может, в кино? Может, я просто покатаюсь по округе, никуда конкретно не направляясь, просто ощущая счастье свободы, пусть и на короткий промежуток времени.

— О чем ты думаешь, Кейденс? — спросил мистер Коннели.

Я покачала головой.

— Хорошая попытка, — ответил он.

На моём лице расплылась широченная ухмылка.

— У меня есть два часа, — выдохнула я, мои глаза были широко распахнуты и светились от волнения. Как будто была я на седьмом небе, в слишком хорошей, чтобы быть правдой, удивительной, бредовой мечте.

— Для чего? — спросил мистер Коннели.

Я покачала головой.

— Это не имеет значения. Не важно, что я буду делать, пока я могу это делать. Два часа!

— Кейденс, думаю, умнее будет тебе поехать домой, — ответил мистер Коннели.

Я посмотрела на него так, будто он предал меня.

— Нет.

— Если твой папа узнает, что сегодня не было дополнительных занятий, а ты не дома, дела сразу пойдут плохо, — добавил мистер Коннели.

Я тут же рассердилась.

— Вы понимаете, что у меня совсем нет свободы? Мои родители следят за мной как ястребы, боясь, что я опять попаду в плохую компанию и ограблю ещё один магазин. Это, наверное, единственное время в году, когда я смогу куда-то пойти или сделать что-то, о чем они ничего не будут знать. Я не упущу такой шанс. — Это было абсолютное вранье, но ему уж точно не нужно было знать о моём соглашении с Эвери. И в любом случае, мне не нужно, чтобы сейчас он был моим учителем. Мне нужно, чтобы он был моим сторонником.

Мистер Коннели устало улыбнулся.

— Просто мне бы не хотелось, чтобы ты потеряла свои права. — А потом добавил более тихим голосом. — Будет жаль, если я не увижу тебя в четверг после школы.

Я была в шоке. Я не могла поверить, что он это сказал. Почему ему будет жаль не увидеть меня в четверг?

Он повернулся ко мне спиной и продолжил собирать сумку. Он перекинул ремень через плечо, а потом закрыл и запер шкафчики своего стола. Я замешкалась в дверном проёме, ожидая, когда он взглянет на меня. Он поправлял свою сумку, глядя куда угодно, только не на меня. Я осмелела.

— Почему? — спросила я.

— Что почему?

— Почему вам будет жаль, если меня не будет на занятиях в четверг? — Я поверить не могла собственной решительности.

Мистер Коннели посмотрел прямо мне в глаза. А потом его глаза переместились на место над моей головой. — Потому что у тебя плохо с математикой. А мне хочется увидеть твои успехи.

Я выдохнула. Такое ощущение, словно колесо проткнул толстый, неумолимый гвоздь, и оно быстро сдувалось.

Но он не смотрел мне в глаза, — продолжал твердить мой разум. Не отчаивайся. Он не смотрел тебе в глаза.

— Куда ты планируешь пойти? — спросил мистер Коннели, подходя прямо ко мне.

— Не знаю, — ответила я, пытаясь скрыть разочарование. Не важно, что говорил мне разум. Не важно, что мистер Коннели не мог смотреть мне в глаза, когда, очевидно, лгал мне. Мне хотелось услышать правду. — Может, в кино.

Мистер Коннели проверил свои наручные часы.

— Мало времени.

Я кивнула.

— Тогда в торговый центр.

Он сгримасничал.

— Почему все хотят туда?

— Вам не понять, — ответила я. — Подростковая фишка.

Он усмехнулся.

— Я тоже был подростком, когда-то...

Я пожала плечами.

— Тебе понравился тот диск, который я тебе одолжил?

— Ага. Мне, наверное, стоит его вам вернуть, да? — я нервно усмехнулась. Этот диск лежал у меня уже несколько недель, и я не планировала возвращать его. Мне не хотелось.

— Можешь держать его у себя столько, сколько хочешь.

— Правда?

— Да. И если он тебе понравился, то есть музыкальный магазинчик на Розвелл Роуд, который продает, целую кучу таких дисков. Он меньше, чем в пяти минутах отсюда. Можешь поехать туда и послушать записи. Совершенно другой опыт. Может, тебе понравится. И это будет чертовски лучше траты времени в торговом центре, — предложил он.

— Какие ещё записи? — спросила я, поддразнивая.

Мистер Коннели закатил глаза.

— Я не настолько старше тебя. И куда же катится мир, если молодежь никогда не слушала музыку на виниле?

Я захихикала.

— Я, правда, никогда этого не делала.

— Тогда тебе стоит попробовать. Послушай что-нибудь. Мне даже не важно, что, пока это ДП (ДП – долгоиграющая пластинка).

Я не понимала, о чём он говорил, но подумала, что, если спрошу, что такое ДП, у него случится сердечный приступ.

— Как называется магазин? — спросила я.

— Curb Your Dog Music, — ответил мистер Коннели с усмешкой.

— Curb Your Dog? — спросила я, приподняв брови.

— Не важно. Суть в том, что это классное место. Владелец мой хороший друг. Его зовут Дилан. Просто попроси его помочь тебе найти что-нибудь, — сказал мистер Коннели.

— А теперь не трать больше времени понапрасну.

Он опустил руку мне на плечо и осторожно подтолкнул к двери. Его прикосновение было как электрический разряд, и я пыталась не подпрыгнуть. Мне не хотелось, чтобы он знал о реакции, которую вызывал у меня.

— Сколько вам лет, мистер Коннели? — спросила я, когда мы вместе выходили из здания.

— Не знаю, разрешено ли мне делиться с тобой такого рода информацией, — ответил он, открывая мне дверь.

— Я никому не скажу, — ответила я. — В любом случае, друзей у меня нет.

— За обедом ты сидишь с Эвери, — произнес он.

Он заметил, что я сижу с Эвери во время обеда? Что? Он следил за мной?

— Эм, она не настоящий друг, — ответила я.

— Ох.

Я прочистила горло.

— Так сколько?

— Ну, раз уж это наш секрет, — произнес он, — Мне только исполнилось двадцать восемь.

— Ого.

— Что это значит? — спросил он.

— Я думала, вам, например, двадцать два или вроде того, — ответила я. Я не могла влюбиться в двадцати восьмилетнего мужчину. Он слишком взрослый.

— Жаль разочаровывать тебя, — ответил мистер Коннели, смеясь.

— Просто вы выглядите моложе. Но, думаю, это хорошо. По крайней мере, для взрослых. Выглядеть моложе своего возраста.

— А подростки хотят, как раз прямо противоположного, верно? — спросил мистер Коннели. — Ты хочешь выглядеть старше.

— Достаточно взрослой, чтобы купить пива, — согласилась я.

Он покачал головой.

— Боже, иногда я скучаю по старшей школе.

Я остановилась на полушаге.

— Что?

— Я что-то не так сказал? — спросил мистер Коннели, оборачиваясь.

— Именно так! — воскликнула я. — Нечто кощунственное, по меньшей мере! Вы скучаете по старшей школе?

— Не для всех она была ужасна, Кейденс, — произнес мистер Коннели, улыбаясь. — У меня были забавные друзья. Хорошее было время. — Он задумался на мгновение. — Хотя, теперь, когда я об этом думаю, мне надо было меньше давать родителям поводов для беспокойства. Я был немного плохишом, — произнес он и подмигнул мне.

Я не хотела, чтобы он мне подмигивал. И не хотела продолжать этот разговор. Я чувствовала себя неудачницей. Достаточно того, что я была нелепо влюблена в него. Мне не нужно было знать, насколько крутым он был в старших классах.

— Так что думаешь, заедешь в этот музыкальный магазин? — спросил он.

Я кивнула. Мне не нужно было знать, каким он был в старшей школе, но я отчаянно хотела узнать, какой он сейчас.

***

— Мне нужно спросить Дилана, — произнесла я, оказавшись в самом не организованном магазине, что я когда-либо видела.

— Это я, — ответил молодой мужчина за стойкой. — Могу вам чем-то помочь?

— Ну, мой…друг отправил меня сюда и сказал попросить вас выбрать для меня что-нибудь послушать на виниле. — Я надеялась, что сказала всё правильно. Не уверена, как правильно говорить. На виниле? С винила?

Дилан улыбнулся.

— Никогда ничего не слушала на записи?

Я покачала головой.

— Сколько тебе?

— Двадцать один, — ответила я. Не знаю, почему солгала.

Он кивнул.

— Так ты у нас новичок.

— Ты же не станешь рассказывать мне долгую, затяжную историю записей, не правда ли?

Дилан рассмеялся, а потом покачал головой.

— Нет. Я пощажу тебя. Видела когда-нибудь граммофон?

— Ага, — ответила я, хотя и не видела.

Дилан усмехнулся. Он знал, что я врала.

— Скажи-ка, кто тебя послал?

— Эм, Марк Коннели, — ответила я.

— Оо, Марк, — сказал Дилан. — Да, он звонил мне совсем недавно. Оставил для тебя кое-что. Ты же Кейденс, правильно? Одна из его учениц? Что ты делаешь в старшей школе в двадцать один?

Моё лицо стало цвета помидора.

— Он оставил что-то для меня?

— Ага, — ответил Дилан. — Если ты Кейденс, конечно. Ты подходишь под описание. Маленького роста. Светлые волосы. Голубые глаза.

— Он описывал меня? — я практически потеряла сознание. И я не шутила.

— Ага, — Дилан осматривал стойку с задней стороны, пока не нашел пластинку. Он снял стикер, на котором было написано Кейденс, и протянул мне. — Он позвонил мне совсем недавно. Сказал, ты сегодня зайдёшь. Подумал, что это тебе понравится.

Я осторожно взяла пластинку, изучая обложку, на которой были изображены двое мужчин, копающихся в пластинках в магазине, очень похожем на тот, в котором я сейчас находилась.

— Так, я полагаю, тебе не двадцать один, — произнес Дилан.

Я покачала головой.

— Не знаю, почему я так сказала. Может для того, чтобы ты воспринял меня всерьёз.

— Я принимаю всерьёз всех, кто заходит в мой магазин, — ответил Дилан.

— Хорошая деловая практика, — сказала я.

— Так, сколько тебе? — спросил он.

— Почти восемнадцать.

— И это значит, что тебе семнадцать.

Я кивнула.

— И ты думаешь, что твои музыкальные предпочтения меняются?

— Не знаю.

— Ты слышала этот альбом раньше?

— Да. На диске.

Дилан кивнул.

— Хочешь послушать в лучшем звучании?

Я улыбнулась.

— Да.

— Что ж, тогда иди за мной, — сказал он и повел меня в заднюю часть магазина. — Я понятия не имел, что Марк в ответе и за твоё музыкальное образование.

Я вспыхнула и отвернулась.

— Хотя, меня это не удивляет, — продолжил Дилан.

— И что это значит? — спросила я, останавливаясь перед странным механизмом, который выглядел, как что-то из фильма 70-х годов.

— Марк всегда брал кого-то себе в качестве проекта в колледже. До того, как он увлекся инструментальным хип-хопом, он втюхивал какую-то ерунду об охране окружающей среды. Один из наших друзей проявил крошечную толику интереса, и всё. Он включился по полной, как маньяк.

Я ощетинилась. Мне не нравилась идея быть проектом для своего учителя математики. Более того, мне не нравилось, что он видел меня впечатлительной юной девчушкой с нуждой в попечительстве. Мне не стоило вообще брать у него тот диск. Мне вообще не стоило приходить сюда.

— Так вот, это граммофон, — продолжил Дилан. — И вот как он работает.

Он забрал у меня пластинку, достал её из футляра и аккуратно расположил её на том, что назвал проигрывателем. Он запустил его и поднял ручку.

— А теперь, вот это самая сложная часть. Нужно быть очень осторожным, когда ставишь ручку на пластинку. Видишь иглу на кончике?

Я присмотрелась и кивнула.

— Вот что проигрывает твои песни, но также она может поцарапать пластинку. Поэтому главное тут медленно и осторожно, — сказал Дилан, опуская руку и осторожно устанавливая иглу на внешней грани пластинки. — Я не использую наводящиеся рычаги. Они для дилетантов.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — ответила я

— О, они просто устанавливают ручку за тебя. Они предназначены для более безопасного наведения музыки, но у меня довольно устойчивая рука. Минимум царапин. Видишь?

Я захихикала.

— О, да. Точно.

Дилан усмехнулся.

— Винил проигрывается извне внутрь. Если ты хочешь слушать песни по порядку плейлиста.

— Что?

— Ты увидишь, как ручка движется прямо к центру, когда играет пластинка, — объяснил он. — Диски проигрываются наоборот.

— Оо, — перед тем, как заиграл первый трек, я услышала шум и треск

— Может, хочешь послушать что-то конкретное? — спросил он.

— Ну, я уже слушала весь диск, — ответила я.

— Какая песня тебе понравилась больше всего?

— Ммм, мне действительно нравится Штиль/Долгий штиль, — ответила я. Я чувствовала себя глупо, произнося это название вслух. Я не думала, что это должно быть у меня во рту.

— Сейчас будет Штиль/Долгий штиль, — ответил Дилан и остановил проигрыватель. Я наблюдала, как он ожидает, когда пластинка полностью остановится, перед тем, как приподнял ручку с винила. Он перевернул пластинку, снова запустил проигрыватель и расположил иглу на второй полосе с внешней стороны. Снова треск и шум, а потом началась песня.

Какое-то время мы слушали в тишине, и я изо всех сил пыталась услышать неуловимые различия с виниловой версией, но должна признать, единственное различие, что я уловила, это периодические шипящие звуки, наложенные на музыку.

— Я не понимаю, — призналась я. — Для меня звучит как-то грязно.

— Ты убиваешь меня, Кейденс, — произнес Дилан, — Это музыка в чистейшей форме.

Я робко улыбнулась.

— У ди-джеев есть полосы? Я имею в виду, как они включают все эти различные инструменты?

— Иисус. Христос.

— Что? — спросила я с негодованием. — Откуда мне, блин, знать?

— Ди-джеи используют сэмплы.

— Ладно?

Дилан покачалголовой.

— На сэмпле может быть что угодно. Запись из выпуска новостей. Запись песни, речи, фильма. Звуковые эффекты. На самом деле, что угодно. И ди-джей смешивает их все вместе, чтобы создать связную песню — новый сэмпл из разных сортов.

— Но на самом деле ничего нового они не создают, — заспорила я.

Дилан вздохнул и остановил проигрыватель.

— Да ты издеваешься надо мной? — спросил он. — Тогда так можно сказать про каждого музыканта. Никто не придумал нот на пианино или звуков гитары. Но каждый музыкант манипулирует этими нотами, чтобы создать что-то свежее и новое. Что-то оригинальное. С сэмплингом та же история.

— Ладно, я поняла, о чём ты говоришь.

Дилан вновь включил граммофон.

— Почему тебе нравится эта песня? В смысле, выбор и впрямь хорош. Просто любопытно.

Я почесала голову и пожала плечами, глядя на противоположную стену. Не уверена, что хочу рассказывать ему. Он может подумать, что я изо всех сил стараюсь показаться глубокой и сложной. Но правда была в том, что эта песня понравилась мне в ту же секунду, как я услышала её, ведь она была мной, прямо на грани добродетели, на грани выбора — в пространстве между движением вперёд к чему-то жизнеутверждающему и падением в бездну. Я выбрала пропасть. Однажды. Лишь один раз. И теперь всё изменилось, а я не могу вынести тьмы.

— Кейденс?

Я продолжала смотреть, думая о том мгновении, когда согласилась вдохнуть кокаин впервые. Единственный раз. И лишь одну дорожку. Он обжёг мне нос, но потом я ощутила сверкающее потрескивание, очень похожее на шум винила. После того, как я вдохнула белую дорожку, я встала, а моё тело поднималось всё выше и выше. Я помню, как подняла руки, убеждённая, что ангелы держат мои руки и тянут меня. Я летела и растягивалась в одно и то же время.

— Кейденс? Ты в порядке?

Я резко перевела взгляд на Дилана.

— Спасибо, что дал послушать. Мне пора идти.

— Погоди. Дайка мне вернуть тебе твою пластинку.

— Что?

— Марк купил её для тебя, — произнес Дилан, осторожно убирая винил в футляр.

— Что? Я думала, он просто отложил её, — ответила я, взяв пластинку. Что мне вообще с ней делать? У меня не было проигрывателя.

— Нет, он купил её.

Я была польщена и зла. Мистер Коннели не должен был покупать мне пластинку! Это смущало, и я могла лишь представить, что об этом думал Дилан. Я бросила быстрый взгляд на его лицо и, кажется, уловила лёгкую ухмылку.

— Что смешного? — потребовала я ответа.

— О чём ты говоришь? — ответил он. А потом тихо добавил. — Эй, никто не осуждает.

— Я не могу ее взять, — ответила я, пихая альбом ему в руки.

Он оттолкнул его ко мне. — Заплачено. Разбирайся со своим учителем математики.

Я фыркнула и развернулась на каблуках. Я разберусь со своим учителем. Уж поверь, разберусь.

Глава 10

Второе прикосновение

— Что вы делаете? — прошипела я в лицо мистеру Коннели.

Я приехала в школу пораньше и пошла прямо в кабинет 212. Я даже стучать не стала. Я просто вломилась и налетела на него.

— Что ты имеешь в виду? — он бросил карандаш на стол и поднял на меня взгляд.

— Та пластинка! Вы купили мне пластинку!

— И что тут такого? Ты сказала, тебе понравился Dj Shadow.

— Вы это спланировали! — сказала я. — Эта пластинка ждала меня!

— Ну да, я позвонил Дилану, чтобы отложить её для тебя. Я в замешательстве. Почему ты расстроена? — спросил мистер Коннели.

Я была в ярости. Он прекрасно знал, почему я была расстроена. Я была вполне довольна своими тайными чувствами к своему учителю, и знала, что это ни к чему не приведёт. Но фантазировать о неприемлемых отношениях – это одно. Но добиваться осуществления своих фантазий – совершенно иное. А он добивался меня. У меня ушла вечность на то, чтобы мой семнадцатилетний разум, наконец, осознал это! Это началось в первый день школы. Носовой платок. Этот гребаный носовой платок!

Я. Была. Напугана.

— Хватит играть со мной! — завопила я.

— Говори тише, — потребовал мистер Коннели, а потом подошёл к двери и закрыл её. Он повернулся ко мне лицом. — Никто не играет с тобой, Кейденс. Я позвонил в магазин и попросил Дилана отложить этот альбом для тебя.

— Почему вы купили его мне?

— Потому что знал, что он тебе понравится.

— Почему вы купили мне альбом, мистер Коннели?

— Потому что… потому что у всех должна быть хотя бы одна пластинка.

— У меня и граммофона то нет! — прокричала я в ярости. — Почему вы купили мне этот альбом?

Мистер Коннели вздохнул и почесал затылок. У него не было выбора, и он это знал. А когда у тебя нет выбора, становится проще делать то, что хочется. Он целенаправленно подошёл прямо ко мне, пока не оказался в миллиметре от моего лица. Он навис надо мной, а мне было страшно поднять на него глаза. Поэтому я смотрела на его грудь.

Он склонился и прошептал мне на ухо. — Потому что мне хотелось сделать для тебя что-то хорошее. Тебе нужно, чтобы хоть кто-то делал для тебя что-то хорошее, чёрт возьми. Ты ходишь по школе, словно кто-то убил твою собаку. Ты самая печальная девушка из всего, что я когда-либо видел, Кейденс. Самая одинокая. И если есть хоть малейший шанс заставить тебя улыбнуться, я им воспользуюсь.

Мне хотелось кричать из-за невозможности прикоснуться к нему. Я боялась, что кто-нибудь войдёт.

— Вы делаете что-то доброе для всех своих учениц? — спросила я.

— Нет.

— Почему я?

Короткая пауза.

— Потому что ты нравишься мне, Кейденс. Ты мне очень нравишься.

— Но у меня нет граммофона, — ответила я. Самый абсурдный ответ.

Мистер Коннели обхватил мое лицо руками, заставляя посмотреть на него. Его прикосновения были такими нежными, они напомнили мне о том разе, когда он очищал от муки моё лицо и руки. Я подумала, что он мог заставить, кого угодно делать что угодно этими руками. Они были волшебными.

— Тебе не нужен граммофон, чтобы нравиться мне, Кейденс.

Я засмеялась.

— Но знаешь, что?

— Хмм?

— У меня есть граммофон. И завтра я не веду дополнительные занятия.

— Снова?

— Мне снова нужно к врачу, — ответил он, и я слышала улыбку в его словах.

Я кивнула, моё лицо всё ещё было в ловушке его рук.

— Я…я думаю, что ты милейшее создание, — добавил мистер Коннели.

— Да?

Он кивнул и отпустил меня.

Я смотрела, как он отворачивается к белой доске и берёт маркер с подноса. Я не знала, должна ли остаться или идти к своему шкафчику.

— Иди, убери свои учебники, — сказал он. Вышло плоско и без эмоционально.

— Серьёзно?

— Да, серьёзно. И когда будешь уходить, оставь дверь открытой, — ответил он.

— Вы злитесь на меня?

Мистер Коннели обернулся.

— Почему ты задаешь такой вопрос?

— Потому что сейчас вы ведете себя резко, — я обняла себя руками.

— Кейденс, я не хотел быть резким. Правда, не хотел. Но я очень сильно рискую. Один сплошной гигантский риск. Не думаю, что ты даже представляешь, насколько он огромен. Понимаешь?

Я кивнула. Я пыталась сопротивляться порыву, но это было бесполезно. Я так долго ждала, поэтому обняла его руками за шею. Он наклонился, но мне всё ещё приходилось стоять на носочках. Он обнял меня за талию и выпрямился, отрывая меня от пола. Я ощущала исходящий от него аромат лосьона после бритья и запах нежной плоти на его шее. Я никогда не ощущала такого от мальчиков, с которыми встречалась в прошлом. Но мистер Коннели не был мальчиком. Он был мужчиной. И по ощущениям тоже – его накачанные руки прижали меня к его мускулистой груди.

Он увел меня к нише в кабинете, так, чтобы нас не было видно в окно, и уткнулся лицом мне в шею, глубоко дыша.

— Боже мой — выдохнул он.

Он сжал меня крепче, и я охнула от нехватки воздуха.

— Я увижу тебя завтра после школы? — прошептал он мягко мне в ушко.

Я вздрогнула и кивнула. Слабое «да» сорвалось с моих губ.

— Хорошо, — ответил он и осторожно поставил меня на ноги.

Я не могла осмыслить того, что только что произошло. Мистер Коннели пошёл обратно к белой доске и продолжил свою работу. Я смотрела на него ещё долю секунды, а потом покинула класс. Я побежала в туалет и спряталась в кабинке. Всё моё тело бесконтрольно тряслось. Мой живот ныл. Подмышки вспотели. Я подумала, что могла описаться, но осознала, что это не так. Мои трусики были влажными из-за него.

***

Кейденс, ты очень плохая девочка.

Я лежала в постели, пытаясь игнорировать свою совесть. Всё равно я считала, что она была не права. Почему я не могу прикоснуться к себе? По крайней мере, у меня не было секса. Ну и что, что я фантазировала о своем учителе математики? Вот и все, что это было: фантазия.

Я знала, что не поеду к нему завтра домой. Мне духу не хватит. Он напугал меня до чертиков, и рядом с ним я становилась совершенно невменяемой. В любом случае, я действительно не могла понять, что это было за притяжение. Да, я думала, что была довольно милой, но в моем классе математики были девушки, которые были потрясающе красивы. И не думаю, что я такая же. Я совсем не супермодель. Скорее похожа на соседскую девчонку.

Что ж, возможно, соседские девчонки – его типаж. Или может он ощутил мою эмоциональную уязвимость, моё одиночество. Может, он решил воспользоваться этим. Я не была совсем уж идиоткой. Знала, это было неправильно, и знала, что должна быть готова столкнуться с вероятностью, что мистер Коннели был плохим человеком. Пользователь. Эксплуататор. Так почему же мне совсем в такое не верилось? И почему я решила, что он действительно милый и добрый? Что он влюбился в меня без всякого коварного мотива? Может быть, это просто моя наивность?

Тебе семнадцать, Кейденс. Конечно же, дело в твоей наивности.

Я ответила совести, погрузив пальчик в свою киску, слегка постанывая.

— Я умная девочка, — произнесла я вслух, тяжело дыша.

Ну, конечно же.

Я продолжала гладить себя, ощущая усиливающуюся влажность, пока думала о руках мистера Коннели. В этот момент они передавали листы ученикам в классе математики. Но потом ученики исчезли вместе со своими листами. Остался лишь мистер Коннели, и он шел ко мне с определённой целью. Он схватил меня, грубо приподнимая, и заставил обвить его талию ногами. Он понёс меня к своему столу и посадил на край, толкаясь напротив моих распахнутых бёдер.

— О Боже мой, — выдохнула я.

Кейденс? Разве ты не должна сейчас быть в юношеской группе? Сегодня среда.

— У меня есть время, — ответила я.

Дело даже не в этом, Кейденс. Ты мастурбируешь перед походом в церковь!

— Заткнись! — прошипела я, и продолжила поглаживать себя, пока не почувствовала, прикосновение Мистера Коннелли. Я лежала на его столе, сняв шорты и трусики, а он стоял надо мной, беспрестанно лаская меня между ног и спрашивая, как вычислить синус.

— Вычислить синус? — выдохнула я. Я не знаю. Мне плевать. Какого хрена? Просто заставь меня кончить!

— Синус, Кейденс, — спокойно сказал мистер Коннели. — Это из тригонометрии. Ты должна бы помнить.

— Я не знаю, — воскликнул я, тяжело дыша и чувствуя, как глубоко в животе горит тлеющий уголек. Он продолжал поглаживать меня пальцами, разжигая огонь, который в конце концов сожжет меня заживо.

Он наклонился, чтобы прошептать мне в ушко; — Синус – это отношение противолежащего… — и скользнул в меня двумя пальцами.

Я закричала, огонь вспыхнул и зашипел у меня между ног, облизывая нежную плоть внутренней поверхности бедер. Он заглушил мои крики своим ртом, нежно целуя меня, в то время как я кончала жестко, спина непроизвольно выгибалась, как будто я просила его о большем. И он дал мне это. Он продолжал гладить меня, растягивая мой оргазм, пока он не перешел от удовольствия к агонии.

— Пожалуйста, остановись, — умоляла я у его губ, и он остановился.

Я открыла глаза, одна рука находилась у меня между ног, другая прикрывала рот. Моё тело сотрясалось снова и снова, пока я, опустошенная, смотрела в потолок. Лишённая благодетели. Лишённая дурного. Нечему было вести меня, ни направления, ни целей, поэтому я приняла решение пойти.

***

Я сидела в своей машине, сердце колотилось быстро и сильно. Я могла просто повернуть ключ в зажигании, выехать с парковки и свалить. Вот так легко. Притвориться, что никогда сюда не приезжала. Но сила, превосходящая мой страх, взяла верх, превратив меня в робота, когда я полубессознательно закрыла машину и пошла по кирпичной тропинке к его квартире. Квартира 620С.

Я смотрела, как моя рука сжимается в кулак и стучит в дверь.

О, Боже мой. Моя рука просто сжалась в кулак и постучала в дверь! Мне нужно уходить! Сейчас же!

Мистер Коннели ответил.

— Привет, Кейденс.

— Ага.

Он усмехнулся. — Хочешь войти?

— Ага.

Я застыла на месте.

— Может сейчас? — предложил он.

— Ага, — но я не могла двинуться, и лишь разок переступила с ноги на ногу, когда он взял меня за предплечье и осторожно втянул внутрь.

— Я не собираюсь набрасываться на тебя, если ты именно этого боишься, — произнес мистер Коннели, закрывая за мной дверь.

Плохая шутка. Неподходящее время. Будет ли он считаться сексуальным маньяком? Мне все еще было семнадцать. Мне ведь только в декабре исполнится восемнадцать.

— Это плохая идея, — выпалила я.

— Знаю.

Я посмотрела ему в глаза.

— Вы мой учитель.

— Знаю.

— Разве в этом нет злоупотребления служебным положением или ещё чего?

— Совершенно точно есть.

— Вы не боитесь?

— Абсолютно точно боюсь.

— Мистер Коннели! — я была взволнована. — Если вы знаете, что это неправильно, то почему делаете это?

— Я не говорил, что это неправильно. Я согласился с тобой, что в этом есть злоупотребление служебным положением и что я боюсь, — он взял мою вспотевшую руку в свою и повел к дивану. — Пожалуйста, зови меня Марк, — добавил он, предлагая мне сесть.

Я плюхнулась на диван. Он сел на край кофейного столика прямо напротив меня.

— Я не могу так вас звать. Вы мой учитель, — ответила я. Я чувствовала себя смешной, юной и глупой.

Я поерзала на диванной подушке, ощущая себя, словно в ловушке. Я была раздражена от того, что это ощущения мне нравилось, и не была уверена, что так должно было быть.

— Кейденс? Всё в порядке. Если хочешь уйти, это нормально. Если ты не чувствуешь того же, что и я, то это нормально, — сказал он. — Ты взглянешь на меня?

Я с усилием заставила себя встретиться с ним взглядом, убрав свою руку.

— Всё в порядке, — медленно повторил он.

— Вы будете себя по-другому со мной вести в классе, если я уйду? — спросила я.

— Нет.

— Вы завалите меня?

Уголок рта мистера Коннели приподнялся.

— Думаю, ты и сама с этим неплохо справишься.

— Заткнись! — засмеялась я, и ударила его по руке.

— Ауч, — произнес он. — Подлый удар, — он потер руку, притворившись, что я и впрямь ранила его.

— У меня выходит уже лучше, — проговорила я.

— Да, это правда, Кейденс. Я просто пошутил.

Я посмотрела на свои колени.

— Я не хочу уходить, — прошептала я, моё лицо стало алым.

Мистер Коннели кивнул.

— Хорошо. Могу я установить одно правило?

— Только одно?

Он рассмеялся.

— Ну, уверен, у нас их будет много, но на сегодня у меня только одно.

— Какое?

— Пока ты здесь, можешь, пожалуйста, называть меня Марком?

— Я попробую, — ответила я.

— Для меня этого достаточно, — произнес он. — Голодна?

Практически впервые за год я ощутила зверский аппетит. Хотя не должна была. Мой живот завязался узелками. Всё моё тело было шаром электризованных нервов. Я должна бы закрыть рот от мысли о еде, но всё было совсем наоборот. Я думала, что могу съесть всё, что есть у него на кухне.

— Немного, — ответила я, и мой живот громко и протяжно заурчал. Мне хотелось умереть на месте. — Ладно, может и очень.

— Я заметил, что ты мало ешь, — сказал мистер Коннели.

— Я не была голодна до сих пор, — ответила я. Я не пыталась быть забавной, и он это знал.

— У меня осталось немного еды со вчерашнего вечера. Я готовил кус-кус с креветками, — предложил он. — Не знаю, нравится ли тебе такое, но я более чем рад тебе это предложить.

Я кивнула. Я не знала, что такое кус-кус, и мне было всё равно. Я съем это, потому что должна съесть хоть что-то, что угодно прямо сейчас.

Мистер Коннели подогрел еду в микроволновке, пока я сидела, застывшая, на его диване. Я не знала, что делать, но подумала, что лезть в его вещи было бы грубо. Поэтому я просто сидела, вертя головой из стороны в сторону, впитывая вид и ощущение его гостиной. Она была мужественной и прибранной. Линейной. Диван был глубокого бордового цвета. Я была очень рада, что он не был из чёрной кожи. Если бы он был из чёрной кожи, я бы, наверное, ушла. И не было мини-бара. И это тоже меня порадовало, хотя не знаю, откуда у меня такое впечатление, что распутные холостяки держат дома мини-бары.

У него была куча книг. И даже ещё больше пластинок, и мне стало любопытно, была ли у него самого такая пластинка, как та, что он купил мне. Я спрыгнула с дивана, когда услышала писк микроволновки, и направилась к обеденному столу.

— Тебе не обязательно сидеть там, — сказал мистер Коннели. — Можешь, есть на диване.

— Ладно, — ответила я и вернулась обратно в гостиную. Он следовал за мной с большой миской, вилкой и стаканом апельсиновой газировки.

— Апельсиновая газировка для меня, — сказал он, подмигивая. — Чего хочешь ты? — он протянул мне миску, и я вдохнула нечто восхитительное – сладкое и чесночное.

— Я бы не отказалась от того же, — ответила я.

— Тогда можем поделить, — ответил мистер Коннели и сел рядом со мной.

Я посмотрела на содержимое миски. Я попробовала чуть-чуть и пропала. Кроме того, это был последний маленький кусочек, который я съела, и каждый последующий был больше того, что я действительно могла засунуть в рот. Как будто я совершенно невоспитанная, а когда мистер Коннели задал мне вопрос, я ответила с набитым ртом.

— Какой твой любимый предмет в школе? — спросил он.

— Скукота, — я засунула в рот ещё кус-куса.

Он ухмыльнулся.

— Ладно. Что ж, мне хочется всё о тебе узнать. Может, расскажешь что-нибудь?

— Я люблю читать.

— Я тоже.

Я оторвала свой взгляд от миски, чтобы оглядеть его коллекцию.

— У меня больше, — произнесла я.

— Это не соревнование, — усмехнулся он.

Я скребла дно миски. Лучше бы он дал мне ложку вместо вилки.

— Да, соревнование, мистер Коннели. Я должна быть лучше хоть в чем-то. В нескольких вещах, на самом деле. Потому что по-другому это не сработает. Вы старше меня. У вас больше опыта. Я должна быть хоть в чем-то лучше. Даже если это то, что у меня немного больше книг, чем у вас.

Я уставилась на пустую миску и осознала, что даже не предложила ему.

— Прости, я не поделилась, — тихо произнесла я.

Мистер Коннели забрал миску из моих рук и поставил её на кофейный столик. Я охнула, когда он потянул меня к себе на колени. Мой рот был так близко к его, и он пах чесноком.

— Во-первых, я не хотел, чтобы ты делилась. Я хотел, чтобы ты съела всё, — сказал он. — Во-вторых, нет никакого соревнования. Ты гораздо лучше меня во многом, так что не беспокойся о разнице в возрасте, — его серые глаза внимательно изучали мое лицо. — А в-третьих, зови меня Марк.

Я улыбнулась, а потом посмотрела на свои колени.

— Во-первых, то, что я не предложила поделиться, было, по меньшей мере, грубо, даже если на самом деле у меня и не было намерений делиться.

Он рассмеялся.

— Во-вторых, мне придётся беспокоиться о разнице в возрасте, ведь это десять лет, а это большая разница. А в-третьих, — я снова посмотрела ему прямо в глаза, изо всех сил пытаясь сформировать слово у себя во рту, — Марк.

Его лицо просветлело. — Во-первых, я хочу, чтобы ты была жадной, потому что тебе надо есть. Ты должна заботиться о себе. Во-вторых, не думаю, что десять лет – большая разница между нами двумя. Ты ведёшь себя не как типичная восемнадцатилетняя, и… —

— Семнадцать, — поправила я его. — Мне семнадцать. Восемнадцать мне не исполнится до декабря.

Марк поерзал. — Ладно. Тебе почти восемнадцать, но ведёшь ты себя старше. Я полагаю, это значит, что ты и думаешь, как более взрослый человек.

— Иногда я могу вести себя по-детски, — ответила я.

Марк усмехнулся. — Как и я.

— Но ты парень. Парни всегда ведут себя незрело.

— Верно.

— Ты используешь меня? — выпалила я. Эти слова возникли из ниоткуда, но я знала, о чем явно хотела спросить. Я просто не планировала делать этого, сидя у него на коленях.

— Нет.

— Откуда мне знать?

— Подумай, Кейденс. На кой чёрт мне рисковать потерей всего лишь для того, чтобы использовать тебя?

— Ох.

— Ты понимаешь, что я имею в виду, когда говорю, что могу потерять всё? Я говорю о моих друзьях, семье, карьере. Да меня могут к уголовной ответственности привлечь, чёрт возьми!

— Ты можешь отправиться в тюрьму?

— Может быть. Не знаю. В смысле, здесь, в Джорджии, учителей тяжелее посадить, из-за того, как написаны законы.

— Ты о чём?

— Это сложно и не стоит говорить об этом. Но мне нужно, чтобы ты поняла, что я не использую тебя. Я бы никогда не стал так рисковать, зная обо всём, что могу потерять, если бы искренне не заботился о тебе.

Я кивнула. — Почему не кто-то твоего возраста?

— Не могу ничего с эти поделать. Меня тянет к тебе.

— Почему?

Он изучал меня. — Если скажу, ты будешь считать меня странным. Или не поймёшь.

— Что ж, хотя бы дай мне шанс.

Он замер перед тем, как сказать. — Вокруг тебя есть свет.

Он был прав. Я не поняла, поэтому решила отшутиться. — Это потому, что у меня светлые волосы.

Он рассмеялся. — Да, именно поэтому.

— Ладно, ладно. Я буду серьёзней. Продолжай.

Марк задумался на мгновение. — Просто свет. Не знаю, как ещё его описать. Но я смотрю на тебя и вижу что-то новое и сияющее. Как сокровище, которое должно быть у меня. В смысле, кто же не хочет сокровище, правда?

Я сидела и молча слушала его. Он воспринял это, как предложение продолжить.

— Мне нравится твоя доброта. Мне нравится, что у тебя доброе сердце.

— Ты не можешь знать этого наверняка, — сказала я. — Даже я не уверена, что это правда.

— Это правда. И я знаю.

— Откуда?

— Потому что ты завезла кофе своему отцу, хотя могла просто поехать в Старбакс, и он бы не узнал. Но ты позвонила ему и сказала, что ты там, ведь ты хорошая девочка.

Я скривилась. — Что ж, ты очень проницателен. Но не думаю, что у меня всё ещё такое доброе сердце. Я вру родителям. Я хитрю и делаю кое-что с Эвери просто, чтобы получить немного свободы. Знаешь, что я делала в свой первый вечер вне дома?

— Расскажи.

— Я поехала в кафе-мороженое.

Марк кивнул.

— Ты слышал, что я только что сказала? Я поехала за мороженым. Это было моим большим обманом.

Марк заправил прядь волос мне за ухо.

— И вот именно поэтому я знаю, что у тебя доброе сердце, Кейденс.

Мой живот снова заурчал.

— И, оказывается, неутолимый аппетит, — произнес он, и усмехнулся.

— Как стыдно, — пробормотала я, и вытянула свою руку из руки Марка, положив её на живот.

— Чем ещё мне тебя покормить? — спросил он.

— Чем угодно, — ответила я. Потом поднялась с его колен и пошла на кухню.

Я чувствовала себя лучше и уже не так напряженно в его квартире. Думаю, поэтому он и посадил меня к себе на колени во время разговора. Он хотел, чтобы мы стали ближе друг другу, чтобы мне стало проще, не так страшно. И так оно и было. Я уже наелась перед ним. К тому же, мой живот уже дважды урчал.

— Можешь брать всё, что захочешь, — сказал Марк, открывая буфетную дверцу.

Мои глаза тут же застыли на Трикс (англ. Trix – бренд хлопьев для завтрака, созданный в Миннеаполисе, Миннесота. Хлопья состоят из фруктовых, подслащенных кукурузных шариков).

— Мне тяжело это понять, — сказала я.

— Что именно?

— Ты готовишь изысканный ужин с креветками и ешь детские хлопья на завтрак, — ответила я. — Чудно.

— Кейденс, я ценю твоё мнение. Правда. Но не надо высмеивать мой выбор хлопьев.

Я повернулась, чтобы взглянуть на него. Он ухмылялся.

— Мне нравятся Трикс. Я вообще-то не откажусь от тарелочки. Но перед этим, сделаешь кое-что для меня?

— Да.

— Подержишь меня так, как вчера в классе?

Марк не колебался. Он обнял меня и приподнял над полом. Мне нравилось, что он держал меня, как куколку. Для него это было легко, как будто я весила не больше птички. Я уткнулась лицом ему в шею, а он медленно кружил меня, круг за кругом.

— Когда ты меня поцелуешь? — спросила я у его шеи.

— Скоро, Кейденс, — ответил Марк. — Но не сегодня.

— Это из-за того, что от меня пахнет чесноком?

Он ухмыльнулся.

— Неа.

— Я буду напугана, — произнесла я, — когда ты меня поцелуешь.

— Как и я, — ответил он.

— Но ты же хочешь меня поцеловать, верно?

— Больше всего на свете, Кейденс.

Он игриво покачал меня из стороны в сторону, и я расслабила ноги, позволив им повиснуть, словно вареные макароны.

— Ты очень мне нравишься, — сказала я, положив голову ему на плечо.

— Это хорошо, — ответил Марк. — Потому что ты мне тоже очень нравишься.

Я обняла его крепче, и он прижал меня к стойке, усаживая на нее, а сам встал между моими разведенными ногами. Он стоял так какое-то мгновение, его руки лежали на моих бёдрах, а глаза изучали меня.

— У тебя великолепная кожа, — произнес он через какое-то время. — Самая красивая, какую я видел.

— Правда?

Он самодовольно улыбнулся. — Ты знаешь, что правда. И да, она как фарфор.

Я коснулась своей щеки.

— Не загорай или ещё чего. Не порть свою кожу.

Я нахмурила брови. — Странно это говорить.

— Нет, вовсе нет. Просто даю тебе совет.

— Ладно, Мэри Клэр (англ. Marie Claire — ежемесячный женский журнал, впервые опубликованный во Франции. В журнале также присутствуют темы здоровья, красоты, моды), — пошутила я.

— Кто это?

— Ты такой парень, — ответила я, хихикая. — Это женский журнал. О моде, отношениях, уходу за кожей и тому подобное.

Он кивнул и открыл шкафчик надо мной. Достал глубокую тарелку и протянул мне, а потом пошел к буфету за коробкой Трикс.

— Для детишек, да? — игриво спросила я, забирая коробку.

— Не смешно, — ответил Марк. — В тебе нет ничего детского.

Я поерзала, ощущая прилив чего-то совсем не детского между ног.

Марк наблюдал, как я до краев наполнила миску хлопьями, а когда налила молока, несколько хлопьев выскочили из краев, рассыпавшись по стойке.

— Прости, — сказала я, потянувшись за ними.

— Всё в порядке, — ответил он, собрал их и забросил в рот. — Я собираюсь разделить с тобой немало хлопьев. Это неплохое начало.

Я без разговоров съела целую миску Трикс. Марк наблюдал за мной, и мне стоило бы застесняться, но нет. Мне было всё равно. Было, так приятно есть, и наполнять живот. Я слишком долго была голодна. Я просто не знала этого до сих пор.

— Еще? — спросил он, когда я допила окрашенное молоко из тарелки.

Я знала, что не стоит, но кивнула.

— На заметку: заполнять буфет и холодильник, когда приходит Кейденс, — весело сказал Марк.

Я улыбнулась. — Почему я так голодна?

Он высыпал приличное количество хлопьев в мою тарелку.

— Думаю, это потому, что ты счастлива, — ответил он.

Это он о себе говорит?

— И я полагаю, ты считаешь, что это из-за тебя? — спросила я игриво.

Он приблизился и прошептал мне на ушко. — Я думаю, это из-за того, что ты попробовала что-то, что тебе понравилось. — Его губы коснулись мочки моего уха. — Вот почему ты счастлива.

Глава 11

Трусливая шлюшка

Я не солгу, когда скажу, что вся тряслась и потела, как чёрт знает кто, когда зашла в класс в пятницу утром. Эйфория, испытанная мной вчера с мистером Коннели испарилась в ту же минуту, как я забралась в машину и поехала домой.

Какого чёрта я вытворяла?

Чем больше я размышляла над этой ситуацией, тем более напряженной становилась моя нервозность – сначала мое сердце неестественно бешено заколотилось, а потом оно вообще готово было взорваться. И не в хорошем смысле. А в подтексте того, что «я собираюсь напрочь разрушить свою жизнь».

Я практически добежала до своего места, распахнула учебник по математике, и сидела совершенно неподвижно. Так ведь делают животные, правда? Замирают, чтобы быть незамеченными. Чтобы избежать атаки. Я решила попробовать. Посмотреть, сработает ли.

Мистер Коннели подошёл к моей парте по пути к задней части класса.

— Доброе утро, Кейденс, — мягко произнес он.

— Доброе утро, мистер Коннели, — прошептала я в ответ.

Ладно. Это не сработало.

Я не могу этого сделать! Я не могу этого сделать! Я чувствовала, как разрывается моё сердце от желания расстаться с этой тайной. Я вовсе не шучу. У меня возникло жуткое желание прокричать признание во всё горло: — Я вчера навещала мистера Коннели в его квартире!! Я сидела у него на коленях! Не спрашивайте, почему. Я не знаю. Наверное, это вызвано странным желанием говорить правду, то, что вдалбливали мне с тех пор, как я была маленькой. — Всегда говори правду, Кейденс. Почти слышала, как говорит моя мама, — Правда освободит тебя.

Правда освободит меня. Хмм. Не думаю, что это облегчит груз на моём сердце. Если расскажу правду, то лишь сменю одно невыносимое чувство на другое. Поэтому я сидела на своём месте, с трудом скрывая секрет глубоко в сердце, повторяя себе снова грубо и неумолимо, — Даже не смей открывать свой грёбаный рот, Кейденс! — И, кажется, это помогло.

Как и то, что весь урок я сидела, не отрывая глаз от учебника математики. Понятия не имею, о чём мистер Коннели рассказывал всё это время. Все сорок пять минут я сосредоточенно читала одно единственное предложение, пока оно не стало размываться у меня перед глазами. А когда прозвенел звонок, я вскочила и поспешила к двери. Я знала, что, если не потороплюсь, он остановит меня, а мне не хотелось, чтобы он меня задерживал, задавал личные вопросы, выписывал мне очередной пропуск на английский. Нет, я хотела унести свою задницу на английский так быстро, насколько это было возможно. Я никогда так не жаждала лекции Чосера.

— Кейденс, — услышала я мягкий голос позади себя. Но не остановилась. Я должна была идти.

***

— Какого черта с тобой сегодня происходит? — спросила Эвери, глазея на меня с любопытством.

— Ты о чем? Ничего со мной не происходит.

— Тогда почему ты ведёшь себя так подозрительно?

— Подозрительно? Я веду себя подозрительно? — спросила я, смотря куда угодно, только не на нее. Я продолжала крутиться, чтобы увидеть, зайдет ли в столовую мистер Коннели.

— Ага, подозрительно. И это прямо выводит меня из себя, — ответила Эвери. — У тебя неприятности?

Ха! Были ли у меня неприятности…

— Нет. Никаких неприятностей. С чего ты так решила?

— О, Боже мой. Забудь, — Эвери вернулась к своему сэндвичу. Я продолжала сканировать столовую, пока не услышала громкий шлепок! Подскочив на месте, повернулась к Эвери. Она злобно ухмыльнулась, ее рука лежала на столе в нескольких сантиметрах от моего обеденного подноса. — Ты маленькая трусливая шлюшка!

— Чего?!

— Ты скрываешься. Нашла себе мужика, а теперь ты в ужасе, что вас поймают, — продолжила Эвери.

— Не знаю, о чём ты говоришь, — ответила я. Моё дыхание участилось.

— Боже, Кейденс. Из тебя ужасная лгунья, — произнесла Эвери, — Лучше бы тебе поработать над этим, если хочешь продолжать встречаться с Таинственным мужчиной.

— Нет никакого таинственного мужчины!

Эвери рассмеялась, но уже в следующую секунду стала страшно серьёзной, — Кейденс, я действительно имею это в виду. Ты должна врать лучше. Я неспроста тебя выбрала. Я думала, ты хорошо умеешь обманывать.

— С чего это вдруг? — спросила я. — С чего ты взяла, что я хороша в этом?

— Потому что ты обдолбалась и ограбила магазин.

— И меня поймали!

Эвери пропустила мимо ушей моё замечание и фыркнула, — Если ты разрушишь нечто офигенное, что происходит у нас с Гэвином, я перережу тебе горло.

— О Боже. Ты псих.

— Да. Так и есть. Так что перестань вести себя, словно виновата в чем-то, и расслабься. Ты нашла парня. В этом нет ничего такого. А теперь ты тоже сможешь с ним видеться. И в этом тоже нет ничего такого, если только ты всё не испортишь. Перестань. Паниковать!

— Я не паникую. Я не знаю, о чём ты говоришь! — огрызнулась я.

— Да пофиг.

Ладно. Да, я и впрямь вела себя незрело. И я все это время осознавала свою незрелость, пока высматривала, не зайдёт ли мистер Коннели в столовую. Но ничего не могла с этим поделать, да и в любом случае, мне СЕМНАДЦАТЬ! Я не знаю, как должна себя вести. До мистера Коннели у меня было несколько парней. Дурацкие, глупые отношения, в основном состоящие из споров, из-за того, что, полагаю, подростки склонны драматизировать. Но теперь я попала в совершенно другие отношения, взрослые отношения, и не знала, как с этим справиться. Всё в нём заставляло меня дрожать и гореть, спотыкаться о собственные ноги, и мне хотелось убежать. У меня не было выбора, кроме как вести себя соответствующе нормальной девочке-подростку.

— Кейденс, можно увидеть тебя перед уходом? — спросил мистер Коннели в конце дня. Я была у своего шкафчика, собирала книги так быстро, как только могла. Он подошёл ко мне среди моря учеников. Зачем? Зачем он это сделал?

— Я опоздаю на автобус, — пробубнила я, не глядя на него.

— Я быстро, — ответил он, — Просто у меня есть письмо для твоих родителей.

Письмо? Ну конечно.

Я кивнула, потому что выбора у меня не было, и последовала за ним в класс. Он закрыл дверь.

— Посмотри на меня, Кейденс.

Я покачала головой.

— Кейденс!

Я инстинктивно вскинула голову и посмотрела на него.

— Мы можем не делать этого, если ты не хочешь. Я же сказал тебе вчера…

— Я…я хочу, — пробормотала я, — просто боюсь.

— Меня?

Я покачала головой, — Быть пойманной.

— Я осторожный человек, Кейденс, — произнес мистер Коннели.

— Дело во мне, — призналась я, — У меня плохо выходит врать. И сегодня на матанализе у меня был очень странный порыв.

— Какой порыв?

Мне было неловко говорить об этом, но всё же, я ответила, — Мне хотелось закричать во всё горло, что я тайком вижусь с тобой.

Мистер Коннели замер.

— Эмм, ладно. Что ж, я действительно рад, что ты не поддалась этому порыву, Кейденс.

Я покачала головой.

— Это не нормально. Это чертовски странно. Я не знаю, почему мне хотелось сделать это. Может, это потому, что меня учили всегда говорить правду.

— Жизнь не только чёрно-белая, — ответил мистер Коннели.

— Знаю, — огрызнулась я.

Некоторое время мы молчали. Я поняла, что уже опоздала на автобус и мне придется идти домой пешком.

— Если вся эта ситуация слишком трудна для тебя, я понимаю. Прежде всего, думаю, не стоило мне вовлекать тебя в это, — произнес он. — Но я ничего не мог поделать, Кейденс. Я просто хочу быть с тобой.

Я расслабилась от этих слов и ощутила, как тепло растекается по моим конечностям.

— Я тоже хочу быть с тобой, — ответила я.

Марк улыбнулся. — Рад слышать это. Но, Кейденс?

— Хмм?

— Ты не можешь поддаваться порывам, и кричать во всё горло, что мы встречаемся.

Я захихикала. — Не буду.

— Мне не стыдно быть с тобой, но всё же я не глуп. Я знаю, как на это отреагирует мир. Я могу потерять работу. И твоя жизнь станет лишь тяжелее. Эти ученики. Они будут безжалостны.

— Знаю, мистер Коннели.

— Марк.

— Нет, в школе ты мистер Коннели.

Мистер Коннели нахмурился. А потом посмотрел на часы.

— Вот дерьмо, из-за меня ты опоздала на автобус.

— Не так уж важно.

— Позволь подбросить тебя.

— Ты спятил?

— Не до дома. Просто поближе к дому.

— Нет, мистер Коннели. Кто-нибудь может увидеть, как я сажусь или выхожу из вашей машины.

— Я чувствую себя ужасно.

— Не надо. Всё в порядке. Мне не повредит физическая нагрузка.

Мистер Коннели окинул меня взглядом и закатил глаза. Он пошёл к своему столу, взял батончик мюсли и закрытую бутылку воды.

— Вот, — сказал он, протягивая мне. — Не хочу, чтобы ты упала в обморок по пути домой. Я знаю, что сегодня ты не съела свой ланч.

— Что? Следишь за мной?

— И просто, чтобы ты знала, — добавил мистер Коннели, игнорируя мой вопрос, — Я поеду очень медленно, чтобы убедиться, что ты в безопасности.

— Я живу в двух минутах отсюда.

— Ага, конечно.

— Ты не можешь ехать рядом со мной. Это жутко и напоминает преследование. И я в порядке, мистер Коннели. Правда.

Мистер Коннели сердито вздохнул.

— Кейденс, ну что мне с тобой делать?

Я ухмыльнулась.

— Дай мне уйти, чтобы я уже начала свой путь.

— Хорошо. Но мне это совсем не нравится.

— А каковы наши альтернативы? — спросила я.

Мистер Коннели пожал плечами.

— Я буду периодически писать тебе. Это поможет? — спросила я.

— Немного.

— Ты надулся, — произнесла я.

— Да, потому что я злюсь, что из-за меня ты опоздала на автобус. Я и забыл, что сегодня ты без машины.

Я улыбнулась ему.

— Ты и вправду хороший парень.

Его лицо засияло.

— Да?

— Ммм. А теперь мне пора.

В этот раз путь до дома был совсем неплох. На самом деле, я улыбалась всю дорогу. Когда я, наконец, добралась до дома, мои щёки болели, а мама с папой уже были там.

— Кейденс, предупреждай нас, если опоздала на автобус! — вскрикнула мама.

— И переключай свой телефон с беззвучного режима после школы! Мы пытались дозвониться до тебя! — проревел папа. — Бог мой, Кейденс. Мы испугались!

Они испугались. Я была в шоке. Я думала, мои родители ненавидят меня, или, по крайней мере, им всё равно, что со мной случится. Это было неожиданно и странно. И немного льстило. Но главным образом все было чертовски странно. Как я могла не заметить всех их звонков, пока писала мистеру Коннелии? В смысле, Марку.

— Простите, — пробормотала я. — Мне пришлось остаться после школы, что задать мистеру Коннели несколько вопросов по математике.

Папа провел рукой по волосам.

— Нет, — сказал он, — Ты не задерживаешься после школы, если ты без машины. Какого чёрта они не запускают поздние автобусы?

Папа ругался. Это было интересно. И пугающе.

— На улицах полно плохих людей, Кейденс. Ты достаточно умна, чтобы знать об этом. Что бы мы делали? Как бы мы могли с этим жить, если бы что-то случилось с тобой, если бы какой-нибудь насильник добрался до тебя?

Я застыла. Всё, о чем я могла думать, это мистер Коннели, но не потому, что считала его насильником, а потому, что, если мои родители когда-нибудь узнают о нём, они придут в ярость. И уж как пить дать решат, что он насильник.

— Кейденс, ты слышишь, что я тебе говорю? — спросил папа.

— Да, пап. Прости. Больше я не буду задерживаться после школы, если я не на машине, — ответила я.

— Мы просто хотим, чтобы с тобой всё было хорошо, милая, — сказала мама.

Я все время представляла себе, как папа пытается убить мистера Коннели, потому что он хотел защитить меня. И я не хотела слышать, как мои родители выражают свое беспокойство за меня. Я так долго не слышала этого, что теперь это звучало странно. Это заставляло меня чувствовать себя неловко. Я не хотела с ними разговаривать. В данный момент меня интересовал только один человек, поэтому я вежливо извинилась и ушла в свою спальню.

Я безмятежно бросила свой рюкзак и сумку на пол и забралась в постель.

— Боже, я не знаю, что творю, — произнесла я вслух, — Мне не нравятся мои родители, и не уверена, что и я им нравлюсь. Думаю, что все это шоу внизу было фальшивым. Как будто они реагировали так, как считали, должны были реагировать обеспокоенные родители.

Я замолчала, ощущая легкий укол вины за то, что сказала. Может, это Бог говорит мне сбавить обороты?

— Прости, — прошептала я.

Я перевернулась в кровати и заметила на прикроватном столике свою Библию. Я схватила её и села, ощущая внезапный порыв сделать то, чего не делала с тех пор, как была маленькой.

— Ладно, Бог, — начала я, держа Библию, — Мне нужен совет. — Я закрыла глаза, листая книгу, и остановилась на случайном месте. Приложила указательный палец к странице и распахнула глаза. Прочитала вслух.

Он построил дворец из ливанского дерева, длиной в сто локтей, шириной в пятьдесят локтей и высотой в тридцать локтей, на четыре ряда кедровых столбов опирались кедровые балки.

Я уставилась на текст.

— Проклятье.

Я закрыла Библию и попробовала снова. — Ладно, Господи. Может так ты ответил на чью-то другую молитву. Мне правда-правда нужен твой совет, потому что, кажется, я влюбляюсь в своего учителя математики. Не то, чтобы я могла с этим что-то поделать, я так не думаю. В смысле, я испытываю к нему что-то, и меня тянет к нему, и он так добр ко мне. Мне просто нужно, чтобы ты сказал мне, что делать.

Я снова пролистала Библию, остановилась в случайном месте, положила палец на страницу и открыла глаза.

И вот главы поколений и родословие тех, которые вышли со мною из Вавилона, в царствование царя Артаксеркса: из сыновей Финееса Гирсон…

— Черт побери! Ладно, мне пора отойти от Ветхого завета, — сказала я.

В этот раз я убедилась, что долистала до второй половины Библии. Я остановилась там, где, была уверена, найду чёткое послание от Бога и прочла вслух.

Нет ни одного праведника, ни одного; нет никого, кто понимает; нет никого, кто ищет Бога. Все отвернулись, они вместе стали бесполезными; нет делающего добро, даже одного.

Я смотрела на слова, впитывая их. Размышляя. Я знала, что Бог не разговаривает с теми, кто листает Библию ради случайной строфы. Он общался совсем не так, и мой семнадцатилетний мозг знал это. Хотя, когда мне было семь, я думала, что именно так Господь разговаривал с нами. Так и должно было быть, потому что я никогда не слышала, как его голос гремит с небес, давая мне направление или говоря, чтобы я перестала быть грубой с Аннабель в моем классе.

Внезапно я похолодела. И мне больше не хотелось держать Библию. Каким-то образом она превратилась в бомбу, искра ползла по последнему куплету все ближе и ближе к огромному взрыву. Поэтому я осторожно закрыла книгу и вернула её обратно на прикроватный столик, молясь, чтобы я обезвредила её. Я забралась под покрывало и спряталась на другой стороне кровати, как можно дальше от Библии.

Не думаю, что Бог хотел мне это говорить, но всё же именно так он и сделал. И я осталась с мыслями о своей бесполезности – мой маленький мозг и сердце тосковали по мужчине, что мог разрушить мою жизнь. Я не искала Бога. Я искала мистера Коннели. И больше всего меня беспокоило то, что я нуждалась в его руководстве, в его словах, в его уверенности, потому что в отличие от Бога я могла видеть его, чувствовать его и прикасаться к нему.

На тот момент он был для меня реальнее Бога.

Глава 12

Первый поцелуй

Папа поверил мне, когда я сказала, что встречаюсь с Эвери после школы в Старбакс, чтобы поработать над нашим следующим общественным проектом юношеской группы. Была среда, и я сказала ему не ждать меня дома раньше семи. Занятие юношеской группы отменили, так как пастор Алан заболел. Я думала, что папа уж конечно не разрешит мне так поздно вернуться домой, учитывая наш ужин ровно в 18:30, но он был не против и даже сказал передать Эвери привет.

Разумеется, я посвятила в этот план Эвери, поэтому она строила планы с Гэвином. У нас было правило: рассказывать друг другу о наших тайных встречах и о том, с кем мы проводим время, как можно меньше, но всегда проверять, чтобы наши истории о том, чем мы занимались, пока «были вместе» совпадали.

— Ладно, ты взяла мокко-латте, как обычно, а я пила чёрный кофе — сказала Эвери в телефон, пока я ехала к мистеру Коннели. В смысле, к Марку.

— Фу. Ты пьёшь чёрный кофе?

— Да, — ответила она.

— У тебя от этого не растут волосы на груди?

— Ты такая милая, Кейденс. Обожаю всё в тебе, — ответила Эвери.

Я захихикала.

— Так, а теперь наш новый проект — это банкет, который мы устраиваем для дома престарелых на Честейн Роуд.

— Это настоящий проект или фальшивый?

— Настоящий, просто, на самом деле, я ещё не начинала ничего организовывать, — сказала Эвери. — Мы обсуждали удобные дни и время, я сделала тебя ответственной за развлечения.

— Чего? Я понятия не имею, как развлекать старичков, — заспорила я.

— Ну, так спроси родителей. Уверена, они смогут подбросить тебе пару идей, — сказала Эвери.

Я фыркнула.

— Я напишу тебе фальшивое время и дни, что мы подобрали сегодня до семи. Ведь именно во столько, говоришь, ты должна быть дома?

— Да.

— Ладно, — ответила Эвери. — И Кейденс?

— Что?

— В следующий раз предупреди заранее, ладно? Было бы неплохо сделать восковую эпиляцию, — сказала Эвери.

— Что?

— Восковую эпиляцию, Кейденс. Боже милостивый. Знаешь? Горячая липкая штука, чтобы вырвать волосы?

— Ты делаешь эпиляцию? Типа бровей? — спросила я, заезжая на парковку перед домом Марка.

— Ага, типа бровей. И киски тоже, — ответила Эвери.

Я чуть не уронила телефон.

— Ты делаешь это?

— Да, — ответила она. — Почему ты так поражена этим? Да кто, блин, не делает?

— Не знаю, — ответила я, опустив взгляд на развилку между своих ног.

Эвери усмехнулась.

— Таинственный мужчина ещё не спускался вниз?

Она знала, что я смотрю на себя.

— Нет! — воскликнула я. — И нет никакого таинственного мужчины!

— Да плевать. Позволь дать тебе наводку.

— Нет уж.

— Плохо. Тебе бы стоило убедиться, что всё это дерьмо внизу вычищено. Не могу представить ни одного парня, который бы хотел уткнуться лицом в большой старый куст.

Я была оскорблена. Не было у меня большого старого куста! Я аккуратно подстригала там волоски

— Я тебя запишу. Пойдём вместе. Но не будем в одной комнате во время процесса.

— Что?

— Пока-пока, Кейденс, — мило попрощалась Эвери и повесила трубку.

Какое-то время я сидела в машине, пытаясь собраться. Моё лицо пылало, предательски выдавая мою нервозность. Наверное, сегодня мистер Коннели попытается поцеловать меня. В смысле, Марк. Марк, наверное, попытается поцеловать меня сегодня. Я была не против. Я действительно хотела поцеловать его, но что, если он захочет большего, чем поцелуи? Что, если он захочет снять мою футболку или джинсы? Эвери заставила меня переживать о том, как я выгляжу между ног.

Меня отвлек мой жужжащий телефон. Пришло сообщение от Эвери.

Я убираю всё начисто.

Я не ответила. Закатила глаза, выловила мятную конфетку из сумки и направилась к квартире Марка. Мне и вправду совершенно не хотелось такого образа в голове в день, когда Марк может поцеловать меня.

— Привет, — произнес он, обнимая меня. Он так чудесно пах, и его квартирка тоже. Неожиданно всё опять стало пугающим, и я не знала, как ответить. Я не могла додуматься сказать «привет» в ответ, полная идиотка.

— Что? Янки Кэндл (магазин ароматических свечей) создали линию только для мужчин? — спросила я, отодвигаясь от него и бросая сумку в кресло.

— Вообще-то да, создали. Они называются Мужские Свечи, — ответил он.

Я склонила голову набок.

— Знаешь, что мне в тебе нравится, Кейденс? — спросил Марк, закрывая дверь.

— Что же?

— То, как ты пытаешься шутить, когда чувствуешь себя неуютно, — ответил он.

Я рассердилась.

— Ты же уже была здесь. Всего-то в тот четверг, — мягко сказал он.

— Знаю, — прошептала я.

— Нам нужно начать сначала?

Я кивнула, и он взял меня за руку и повел к дивану. Он сел и потянул меня к себе на колени, как в прошлый раз.

— Так о чём сегодня хочешь поговорить? — спросил он, держа меня за руку.

Я не могла выбросить откровение Эвери об интимном уходе из головы. А потом я подумала о Марке и том, что он предпочитает там, внизу. Волосы? Никаких волос? Немножко волос?

Я вздрогнула.

Марк усмехнулся.

— Хочешь что-нибудь съесть?

Я напряглась.

— А ты? — вскрикнула я, паникуя.

— Кейденс, что не так?

— Не знаю, — я была взволнована и смущена, и вырвала свою руку из его, разминая пальцы.

— Пожалуйста, поговори со мной? — попросил Марк.

— Я не готова, чтобы ты целовал меня туда! — выпалила я. Отвернувшись, уставилась на ножки его кресла. Чертова тупица.

Марк расхохотался.

— Ух! Прекрати! — завопила я, закрывая лицо ладонями.

— Прости, Кейденс — ответил он, всё ещё посмеиваясь. — Боже, что вылетает из твоего рта. — Он убрал мои руки. — Я не собирался целовать тебя туда сегодня. Мы даже вообще не целовались, если ты не забыла. Откуда это вообще?

Я фыркнула.

— Моя глупая фальшивая подруга.

— Фальшивая подруга?

— Эвери, — объяснила я и посмотрела на Марка.

Он ухмыльнулся.

— Ах да, Эвери. Я очень рад, что она не посещает мои занятия.

Я улыбнулась.

— Что она тебе сказала?

— Ничего.

— Она напугала тебя насчет…этого? — спросил он.

— С чего мне быть напуганной? — с негодованием ответила я вопросом на вопрос.

— Не знаю.

— Что? Думаешь, никто ещё со мной таким не занимался?

— Я не знаю.

Ни с кем и никогда я таким не занималась. Но мне не хотелось, чтобы он об этом знал. В конце концов, ему было двадцать восемь. Уверена, у него был богатый опыт во всех видах орального секса. Я чувствовала себя маленькой наивной дурочкой.

— Кейденс? — нежно позвал Марк. — Я никогда не сделаю ничего, чего ты сама не захочешь. Ты же знаешь это, правда?

Я кивнула.

— А теперь из-за меня тебе будет неловко всего секунду, — сказал он. — Ты не против?

— Наверное, — ответила я, ощущая, как ускоряется моё сердцебиение. Я не знала, что он собирается сказать. Или сделать.

— Я никогда не сделаю того, чего ты сама не захочешь, но я надеюсь, что в будущем ты позволишь мне спуститься вниз, — произнес он.

Мне хотелось умереть.

Он взял моё лицо в ладони и заставил посмотреть на себя.

— Потому что я правда-правда хочу поцеловать тебя там, — он пожал плечами и усмехнулся. — Когда-нибудь.

Он изогнул бровь, ожидая ответа. Боже, он был так чертовски горяч! Внезапно его слова перестали смущать меня. Я лишь хотела смотреть на него. Сегодня его волосы были особенно безумными. И мне хотелось запустить в них руки. Мне хотелось потянуть за них. И его глаза. О, его глаза! Как запотевшее стекло. Туманная пленка дыма, пропускающая меня достаточно глубоко, но не полностью. И я хотел этого во всех отношениях.

— Ладно, — сказал он. А потом ухмыльнулся. — Можно поцеловать тебя?

— Ладно, — ответила я на автомате.

— Уверена?

— Ладно.

— Кейденс? Это даже не ответ на мой вопрос.

— Мне кажется, у меня сердечный приступ.

— Что же, тогда стоит поторопиться и поцеловать тебя, — пошутил он.

— Мистер Коннели! Мне страшно! — воскликнула я.

Марк вздохнул.

— Ох, Кейденс.

— В смысле, Марк. Марк, Марк, Марк, — я покачала головой. — Думаю, мне лучше уйти.

— Ты, правда, хочешь уйти?

— Нет.

— Тогда зачем ты так говоришь? — спросил он.

— Потому что чувствую себя идиоткой! Всё, о чём я могу думать – это оральный секс, а я никогда не делала этого, и никто не делал этого со мной, и я вообще ничего такого не делала, хоть и хотела, а теперь мне приходится волноваться обо всём, что с этим связано, включая вырывание волос из моего тела! — я глубоко вздохнула.

Какое-то время Марк молчал.

— Кейденс?

— Что? — огрызнулась я.

— Я просто хочу поцеловать тебя.

Я вздохнула.

— И я вполне уверен, что этим ты уже занималась, — сказал он.

— Да, — ответила я, — кучу раз.

Губы Марка сложились в лукавую усмешку. Он положил свою ладонь мне на затылок, притягивая меня ближе. Я не сопротивлялась, хотя на какую-то долю секунды меня посетила мысль о том, что я отправлюсь в ад за поцелуй с учителем математики. И с первым касанием губ я ощутила взрыв глубоко в своём сердце. — Ты целуешь ангела! — кричало оно, и я вспомнила, как впервые увидела Марка на обочине той дороги. Он был ангелом, и я никогда не думала, что поцелуй, может быть, сродни чему-то духовному. Но он таким и был.

Он втянул мою нижнюю губу в свой рот, нежно посасывая, отчего я стала извиваться на его коленях. Он застонал, и пока я не уехала домой, я не понимала, что с ним, должно быть, делала моя извивающаяся задница всё то время, что мы целовались.

Я была неопытной во многом, но поцелуи к этому списку не относились. Я чуть отстранилась и дразняще пробежала языком по его нижней губе, облизывая её, как голодный котёнок. Я услышала рычание, вырвавшееся из его горла, когда его губы впились в мои. Своим языком он заставил мой рот раскрыться, ища мой, играя с ним, пока я не застонала.

— Сядь на меня, — произнес он мне в губы.

— Я сижу на тебе, — ответила я.

— Господи Иисусе, Кейденс, — произнес он раздраженно, и потянул мои бёдра на себя, пока они не оказались разведёнными, и я сидела на нем верхом.

— Оох, вот что ты имел в виду? — игриво спросила я, покачивая бёдрами вперёд и назад. Это казалось естественным, но также я чувствовала вину за то, что делаю это, ведь знала, что не хочу, чтобы наши поцелуи зашли дальше.

Его руки опустились прямо на мою попу, сжимая меня и прижимая ближе к нему. Он снова поцеловал меня, впиваясь и посасывая мои губы, пока их не начало покалывать. Я отстранилась.

— Я боюсь делать что-то большее.

— Мы не будем. Обещаю.

Облегчение омыло меня нежной, накатывающейся волной.

— Просто, я же знаю, что ты не хочешь ждать вечно. Учитывая, что ты уже занимался этим. Но я не готова.

— Я тоже не готов, — ответил Марк.

— Прекрати пытаться заставить меня чувствовать себя лучше.

— Я не пытаюсь. Я говорю тебе правду. Я не хочу делать что-то большее.

Мой мозг сказал, — Конечно, нет, — но мой рот и слушать не хотел.

— Ты манипулируешь мной, чтобы получить желаемое? — спросила я.

Марк закатил глаза.

— Если ты спрашиваешь меня об этом, то знаешь, что это не так.

— Не понимаю, почему я нравлюсь тебе. И не говори, что это из-за моей доброты. От этого меня тошнит.

Марк ухмыльнулся.

— Почему меня не может привлечь твоя доброта?

— Потому что этого недостаточно!

— Хочешь, чтобы я перечислил все причины, по которым запал на тебя?

— Ага.

— Да ладно, Кейденс. Серьёзно?

— Чертовски серьёзно.

— Не хочешь, чтобы я сказал тебе со временем?

— Нет, чёрт подери. Я хочу услышать каждую из них прямо сейчас! — потребовала я.

— Ладно. Но я хотел подождать, чтобы рассказать тебе, когда подготовлю все свои песни, — ответил Марк.

— Твои песни?

— Ага. Мои песни. Непрерывный саундтрек к моей жизни. И не смейся, — произнес он, глядя на меня строго.

На моём лице расплылась усмешка.

— Я не шучу, Кейденс! Я серьёзно отношусь к своему саундтреку!

— У тебя есть песни для меня?

— Да, и, если ты немного потерпишь, я поделюсь ими с тобой. Иисусе, — Марк опустил голову.

— Посмотри на меня, — потребовала я.

Он посмотрел на меня, и я впервые увидела его вспыхнувшие щёки. Я заставила его покраснеть.

— Поделишься одной? Только одной?

Он ненадолго задумался.

— Ладно. Ты уже послушала всё из «Entroducing» … правильно?

Я кивнула.

— Ладно, что ж, когда я впервые осознал, сколько мне придётся потерять, чтобы добиться тебя, я включил «Building Steam with a Grain of Salt» на повтор и слушал какое-то время. Мне нужно было что-то интенсивное, чтобы разобраться в своих чувствах к тебе и том, что я собираюсь делать.

Резкий прилив сексуального влечения.

— Я думал, что песня может помочь. Но на самом деле она не помогла. Лишь заставила нервничать сильнее.

Я захихикала.

— Что? Считаешь забавным то, что я нервничаю рядом с тобой?

— Ты никогда этого не показываешь, — ответила я.

— Что ж, я довольно неплохо маскирую чувства, — отметил Марк, — Но моё сердце бешено колотилось.

— Почему?

— Потому что ты прекрасна.

— Я посредственная.

— Ты настолько больше, чем посредственность, Кейденс. Ты не из этого мира.

Я пожала плечами.

— Для этого у меня тоже есть песня, но её тебе придётся подождать.

— Нечестно! Расскажи сейчас, — потребовала я.

— Нетушки.

Я ущипнула его за щёку. Несильно. Просто один из этих ты действительно очень милый, щипков.

— Я много об этом думала и просто хочу сказать, — начала я. — Я не считаю тебя насильником, — произнесла я.

— Приятно знать, — ответил Марк. — Потому что я не насильник.

— Знаю. Я почитала законы. Раз уж ты не стал разъяснять мне их в прошлый раз.

Марк нахмурил брови.

— Да что ты?

— Я посмотрела разрешенный возраст в Джорджии. Шестнадцать, — ответила я.

Марк прочистил горло.

— Я не стану заниматься с тобой сексом до восемнадцати. Мне всё равно, каков разрешенный возраст.

— Так ты думаешь, что делаешь что-то неправильное, — произнесла я.

— Нет, не думаю.

— Тогда какая разница семнадцать мне или восемнадцать?

— Что имеет значение, так это то, что ты не готова. Всего минуту назад ты была в ужасе из-за орального секса. Да и в любом случае, почему мы снова к этому вернулись?

Я опустила голову.

— Прости. Не знаю, почему я упомянула секс. Просто это всё, о чём я могу думать, — призналась я.

— Тебе не нужно думать об этом. И с чего тебе бояться, что я так скоро займусь с тобой любовью? Я даже не знаю твоего второго имени, — ответил Марк.

— Бринн, — автоматически ответила я. Я не думала о своём втором имени, а о том, что Марк использовал слова «займусь любовью» вместо «сексом». У меня внутри все потеплело.

— Бринн. Хмм, мне нравится. А теперь, у тебя ноги ещё не болят?

Я сидела на нём верхом всё это время. Как только это дошло до моего мозга, мои ноги тут же начали ужасно болеть.

— Болят. — Я слезла с колен Марка и села рядом с ним, сбрасывая сандалии и прижимая ноги к груди. — Почему ты пошёл учиться математике?

— Я не ходил.

— Я в замешательстве.

— У меня степень магистра по английскому.

— Тогда почему ты преподаешь математику?

— Потому что я хорош в математике, я занимался ей на последнем курсе. И найти работу учителем математики гораздо проще.

Я призадумалась.

— Обычно люди хороши или в одном, или в другом.

— Думаю, я благословлен.

— Ты христианин? — спросила я.

Он рассмеялся.

— Почему? Потому что сказал, что благословлен?

Я кивнула.

— Нет, Кейденс.

Я подумала, что должна уйти. Всё, что я выучила в юношеской группе, научило меня никогда не встречаться с атеистом. Это главное правило христиан. Не припомню правил о запрете на роман с учителем, а вот не христианин был совершенно точным табу.

— О чём ты думаешь? — спросил Марк.

Как будто я расскажу ему, о чём думаю.

— Хочешь всегда преподавать математику? — спросила я вместо этого.

— Ага. Но не на уровне старшей школы.

— Что ты имеешь в виду?

— Я коплю на то, чтобы снова учиться, — объяснил он.

— Для чего?

— Докторат по математике в Техническом университете Джорджии.

Я кивнула. Не знала, что сказать. На самом деле я совсем не смыслила в докторских программах. Полагаю, они делают тебя доктором или ещё что. В любом случае, мне не хотелось выглядеть совершенной тупицей или освещать наш возрастной разрыв.

— Хочу преподавать на университетском уровне, — сказал Марк.

— Ох. Думаю, студенты колледжа не такие доставучие, а?

Марк усмехнулся.

— Это на самом деле только из-за того, что материал в колледже нравится мне больше.

— Почему?

— Я вроде как устал говорить о себе.

— Невозможно. Мужчины обожают говорить о себе, — возразила я.

— Ты читала свой журнал «Мэри Клэр» на днях? — спросил он.

Я рассмеялась.

— Мило.

— Ты милая, — ответил он и наклонился, чтобы ещё раз меня поцеловать.

В этот раз я столкнула наши языки вместе, и это поразило и обрадовало его. Более того, он откинулся на диване и позволил мне делать всю работу. Я не возражала. По каким-то причинам я подумала, что мне нужно было доказать ему что-то.

— Сделай снова эту штучку, — сказал он между поцелуями.

— Какую штучку? — выдохнула я.

— Ты облизывала мою губу. Мне понравилось, — сказал он.

Я улыбнулась, довольная, отстранилась от него и склонила голову набок с вызовом.

— Нет.

Он рассматривал меня какое-то время.

— Да.

Я покачала головой, усмехаясь с притворной застенчивостью.

Он прижался ко мне, толкнул меня вниз на диванные подушки, и нежно поцеловал.

— Мне нравится, как невинно и дразняще ты флиртуешь, — сказал он. — И я позволю тебе так играть какое-то время, — он покрывал поцелуями мою щеку и спустился к шее, нежно посасываю чувствительную кожу, прежде чем прикусить ее зубами. Я захныкала и выгнулась, прижимаясь к нему. — Но лишь некоторое время. — Я вздрогнула.

Я не знала, куда деть свои руки, пока он целовал мою шею, и решила, что будет естественно пробежать ими по его волосам. Я изнывала от желания сделать это с тех пор, как увидела его на обочине дороги. Я колебалась, пальцы наготове над его головой, а потом я осторожно зарылась ими в его волосы. Они были мягкими и густыми, и клянусь, кончики моих пальцев прошли сквозь дюжину вихров. Я захихикала.

— Что? — спросил он, отстраняясь и глядя на меня.

— Твои волосы в полном беспорядке.

— Знаю, — ответил он, — Ничего не могу с этим поделать.

— Я и не хочу, чтобы ты что-то с ними делал. Мне нравится, — я ещё раз пробежалась пальцами по его волосам, медленно вслух считая его вихры.

— Один, два, три, — говорила я, — Ох, вот четыре. Пять. Шесть. И семь…

— Да, Кейденс, — терпеливо протянул Марк, — У меня много вихров.

Я рассмеялась, и мой живот заурчал.

— О, Боже мой! — недовольно пробормотала я.

— Ты обедала сегодня? — спросил он, соскальзывая с меня и помогая мне принять сидячее положение.

— Нет.

— Я думал, твой аппетит вернулся, — ответил Марк.

— Не для еды из столовой, — ответила я.

Марк самодовольно улыбнулся.

— Боюсь, эти отношения будут мне дорого стоить.

Отношения? Пока он не произнес это слово, я думала, что это всё была смехотворная фантазия, и я могла проснуться в любой момент.

Я наблюдала, как он встает и идёт на кухню. Он остановился и повернулся.

— Ну? Ты идёшь?

— Ты не против снова покормить меня? — спросила я.

— Кейденс, я готов сделать для тебя все, что угодно.

Глава 13

Танцующие цветы

До проблем с законом я работала в «Цветочном магазине Милдред». Я не думала, что Милдред возьмёт меня обратно после освобождения из колонии. Кому нужна бывшая заключенная на работе? И удивилась, когда папа упомянул об этом за ужином.

— Кейденс?

— Хмм?

— Милли звонила мне в офис сегодня днём, — сказал папа.

— Кто?

— Твоя бывшая начальница.

— Ох. И как мисс Милли? — спросила я, обрадовавшись, что можно поговорить во время еды. Я раскидала лимскую фасоль по всей тарелке.

— У неё всё хорошо. Она спрашивала о тебе, — произнес папа.

Не питай больших надежд, Кейденс. И всё же я надеялась.

— Ммм.

— Она хочет знать, не интересно ли тебе вернуться к работе. Всего несколько дней в неделю…

— Да! — вскрикнула я.

Папа ухмыльнулся.

— Именно так я ей и сказал.

Я практически танцевала на месте.

— Я сказал ей, что по вторникам и четвергам у тебя дополнительные занятия, а вечером по средам церковь, так что, похоже, ты будешь работать после школы по понедельникам и пятницам, и часто в субботу утром.

Я с энтузиазмом закивала.

— А также это означает, что право водить машину возвращается к тебе в полной мере, — продолжил папа.

Я завизжала.

— Ты была хорошей, Кейденс, и мы с твоей матерью гордимся тобой, — произнес папа.

Я взглянула на маму, и она улыбнулась. Мне хотелось громко рассмеяться. Вот теперь я была хорошей? Теперь, когда я врала о том, где бываю, целовалась с учителем математики и общалась с самой лживой девчонкой на планете? Теперь я была хорошей? Это было просто смешно, и мне было совершенно до лампочки. Я вернула свою машину – насовсем! – и мне хотелось куда-нибудь поехать.

— Хм, пап? Знаю, что сейчас вечер рабочего дня, но можно мне съездить к Эвери? Мы собирались вместе подготовиться к экзамену по истории, — солгала я. — Сделать это лично было бы гораздо дешевле, чем по телефону.

Папа раздумывал над моей просьбой. Раньше он сразу бы сказал нет до того, как я произнесла бы вопрос целиком. Но тут же речь шла об Эвери: хорошей, милой, с удивительным влиянием Эвери.

— Будь дома к десяти, — ответил он.

Я поцеловала его в лоб и выскочила за дверь.

***

Первый день на работе прошел так, словно я никогда и не уходила. Мисс Милли тепло меня поприветствовала, обняла и поцеловала в щёку, а потом настояла, чтобы я перестала называть ее мисс.

— Ты уже почти взрослая, Кейденс, — сказала она, — и мы с тобой коллеги.

— Вы моя начальница, мисс Милли, — ответила я.

— О, не надо здесь официальности, — произнесла она, пренебрежительно взмахнув рукой, — и я настаиваю.

Я не могла больше спорить с ней об этом, но должна признать, что первые несколько раз, называя её Милли, я чувствовала себя виноватой.

— Сегодня ты на доставке, — произнесла она, и я застонала. — Эй, ты бывшая заключенная. Ты думала, что я с распростёртыми объятиями приму тебя на увлекательную работу?

Я усмехнулась. Увлекательной работой была компоновка букетов, конечно должна признать, что в этом я была и впрямь хороша. И она знала об этом. Но сочла необходимым наказать меня доставкой цветов, пока я снова не заслужу привилегию собирать букеты. Мы загрузили багажник её фургона в соответствии со списком доставки, и я остановила её перед тем, как она закрыла его.

— Подождите. Обещаю никогда больше не быть под кайфом и не грабить мини-маркет, — сказала я, подняв вверх мою правую руку, пока в левой держала букет роз. У меня не было библии, поэтому я решила, что розы будут вторыми в списке подходящих для этого вещей.

— Верно, этого ты больше делать не будешь, или будешь заниматься доставкой на постоянной основе, — ответила она. — Так, а теперь, вот ключи, — и она бросила их мне в руку. — Поезжай. Сегодня довольно загруженный день, если ты этого ещё не заметила.

Я обожала организационные навыки Милли. Она распланировала мою поездку так, чтобы она была проще и эффективнее. Я села на водительское сидение и повернула ключ в зажигании, ощущая искреннее счастье от возвращения на работу, окруженную отличным запахом. Это была одна из моих любимых вещей в работе в цветочном магазине (и фургоне): атмосфера изысканных и чувственных ароматов.

Я по своей природе не планировщик, поэтому даже не потрудилась просмотреть весь список доставки перед тем, как пуститься в путь. Я отмечала дома лишь по дороге, совершенно не замечая, что следующей моей остановкой после Питерсонов будет дом Грэйси. Когда же я, наконец, это заметила, мне стало интересно, станет ли мама Грэйси вообще открывать дверь, когда я постучу. А потом мне стало интересно, для чего они заказали доставку цветов. Сегодня не день рождения Грэйси. Не уверена я и на счёт её матери. Чем больше я размышляла об этом, тем более нервной становилась, и когда я доставала букет из фургона, у меня тряслись руки, и я шла к двери Грэйси с ужасом, написанным прямо на моём лице. Я не была у неё дома уже больше года.

Я позвонила в дверной звонок.

Открыла Грэйси. Она была поражена, а потом взяла цветы, которые я ей протянула.

— Привет, — сказала я.

— Привет.

— У кого день рождения?

Всего на долю секунды она заглянула через плечо, а потом вернулась ко мне.

— Ни у кого.

— А зачем цветы?

— У мамы с папой годовщина, — ответила Грэйси.

Я кивнула.

Я наблюдала, как Грэйси положила букет на стол в холле, а потом вернулась к двери. Она молча стояла, явно не желая прощаться, но и была не способна придумать другую тему для разговора.

— Так, что нового? — спросила я.

— Ничего особенного.

Она ничего мне не предлагала, и я вдруг почувствовал нетерпение. Я повернулся, чтобы уйти.

— Видела, ты много общаешься с Эвери, — произнесла Грэйси.

— Ага. Она хорошая, — ответила я, снова поворачиваясь к ней.

— Наверное, — Грэйси пожала плечами.

Она ревновала, и как ни странно, это успокоило меня. Она скучала по мне, но слишком злилась, чтобы признать это.

— Хотя, это не то же самое, — ответила я. Я искала реакцию на её лице, и получила ее. В ее глазах заблестели слёзы.

А потом появилась её мать и всё испортила.

— Могу я тебе помочь, Кейденс? — спросила она. Она заняла большую часть дверного проёма, и Грэйси сжалась на заднем плане, практически потерявшись из виду.

— Просто доставила цветы, — ответила я. — Счастливой годовщины.

— Милли взяла тебя обратно? — я заметила, как миссис Тёрнер тут же пожалела о своих словах.

Я попыталась перевести всё в шутку.

— Можете в это поверить?

Её глаза сузились.

— Хорошего дня, Кейденс.

— Подождите! Можно нам с Грэйси договорить? — спросила я.

— О чем?

— О всяком.

— О всяком?

— Да, мэм.

— Можешь быть поконкретнее?

— Эм…нет.

— Тогда нет, нельзя, — и она закрыла дверь прямо у меня перед носом.

***

С каждым днём лгать родителям становилось проще. Сначала я испытывала жуткую вину, а теперь это просто стало частью моего существования, моим генетическим кодом. Ложь запечатала моё сердце, отделила меня от родителей, но на удивление, я от этого не грустила. Я привыкла к нашим отношениям на расстоянии, и теперь это было, словно игра в ожидание, пока я окончу школу и освобожусь от них.

Я бы не смогла проводить столько времени с Марком, если бы не Эвери. Она была подкована в обмане, и отлично меня обучила. Мы следили за тем, чтобы наши истории всегда совпадали, и по большей части хорошо планировали все заранее. Мои родители ни разу не сочли необходимым позвонить её родителям, и наоборот. Они беспечно верили нам. Вот настолько Эвери была хороша. И она настояла на том, чтобы пойти со мной по магазинам, чтобы приодеть меня, когда я рассказала ей о своих планах пойти на этих выходных с Марком в клуб. Он хотел, чтобы я послушала местного ди-джея, а я жутко нервничала.

— Для такой крошки у тебя уж точно милая маленькая задница, — произнесла Эвери, шлёпая меня по заду.

— Что ты делаешь? — взвизгнула я, инстинктивно прикрывая ягодицы. Мы находились в примерочной магазина «Love Culture» в пятницу днем.

— Твоя попка отлично выглядит в этих джинсах, — сказала Эвери. — Таинственный парень набросится на неё.

Я вспыхнула.

— Я не удивлюсь, если он её немного отшлёпает, — продолжила Эвери, пялясь на мою задницу.

— Эвери! — я уже была ярко-красной.

— Кейденс, хватит быть такой чёртовой святошей, — произнесла Эвери. — Ты горячо выглядишь. Прими это.

Я повернулась и посмотрела на свою попку, и мне пришлось признать, что она выглядела очень мило.

— Мне нравятся джинсы, да, — ответила я. — Просто не уверена насчет топа.

— Почему?

— Боюсь, он упадет, — ответила я, оттягивая ткань. — Не то, чтобы ему было, на чём держаться.

— Никуда он не денется. Ты ведешь себя, как параноик, из-за того, что не привыкла показывать так много кожи, — ответила Эвери.

Я кивнула.

— Кейденс? Ты, правда, выглядишь красиво и сексуально.

Я усмехнулась.

— А теперь расскажи мне об этих особенных выходных, — попросила Эвери.

Это первый вечер субботы, который мы проводим вместе, но заниматься с ним сексом в мои планы не входило.

— Знаешь, ты испортишь свой вечер, — фыркнула Эвери, — вот так переживая.

Она была права, и мне не хотелось испортить вечер с Марком. Мне хотелось, чтобы свидание прошло весело и фантастично.

— Я не знаю, планирует ли он ещё что-то, кроме клуба, — ответила я, переодеваясь в свою одежду. Я решила купить джинсы и топ.

— Ты не казалась мне девушкой, которая западает на парня толкай-и-трись, — ответила Эвери.

— Нет, и он не такой парень, — ответила я, выходя из примерочной. — Это не такой клуб.

— Тогда какой?

— Не знаю. Но я собираюсь слушать местного ди-джея, который делает все эти штуки, вроде скрэтча.

— Ооо, так настоящий ди-джей, — сказала Эвери, — Это прикольно. И современно. Так Таинственный парень кто-то вроде современного хипстера, да?

Я рассмеялась.

— Эм, конечно.

— Просто рада, что тебе нравится такой типаж, — ответила Эвери. Она закатила глаза.

— А какой типаж нравится тебе? — спросила я, пока мы стояли в очереди на кассе.

— Не твоё дело.

Я не давила на неё. Просто позволяла Эвери добровольно делиться информацией, когда ей было комфортно. Правда была в том, что я до жути хотела узнать больше о Гэвине, но я слишком уважала её, чтобы выуживать детали. Как она и сказала: если дружба разовьется, так даже лучше, но мы всё ещё находились в свободной от дружбы фазе отношений.

— Эй, разве тебе не семнадцать? — спросила Эвери.

— Ага.

— Тогда как ты пройдёшь в клуб?

— Марк хороший друг вышибалы. И он пропустит меня внутрь, — ответила я.

— Марк, значит? — спросила Эвери, кровожадно улыбаясь.

Вот дерьмо.

— Эм, ага, — ответила я, рассердившись на себя за то, что проболталась.

Эвери, уважая моё личное пространство, больше не задавала вопросов. И когда мы вышли из магазина, она просто сказала, — Марк набросится на твою задницу.

***

На пару секунд я пожалела о своем решении. Посмотрела вниз на свой наряд. Я считала, что выгляжу привлекательно – блестящий черный топ, обтягивающие джинсы, розовые шпильки – но всё это прямо-таки кричало, Самозванка! Я не одевалась сексуально, и когда приехала к Марку, раздумывала о том, чтобы переодеться.

Я чувствовала себя невероятно смущенной, пока ждала, когда он откроет дверь. Когда он открыл, его глаза расширились, — Вау.

— Правда? — спросила я.

— Да. Правда. Вау. Отпад. Ух ты! Ты выглядишь потрясающе, — сказал он, уводя меня внутрь. Он жадно меня поцеловал. — Давай сегодня останемся здесь, — нежно прошептал он мне на ушко.

Что ж, если я получила такую реакцию, то совет Эвери оказался правильным. И внезапно мне захотелось покрасоваться.

— Хорошая попытка, — ответила я. — Я потратила на эти шмотки свои кровно заработанные, так что ты меня в этом куда-нибудь сводишь!

— Да, мэм, — ответил Марк. Он отстранился, изучая меня. — Не против повернуться для меня?

Я вспомнила, что Эвери говорила ранее, когда оттягивала мой топ вниз, чтобы немного приоткрыть декольте, что мужчины существа визуальные. Я медленно покрутилась, позволяя его взгляду скользнуть по каждому миллиметру моего тела. Когда я оказалась к нему спиной, я почувствовала игривый шлепок по попе.

— Марк! — взвизгнула я.

— Да?

Я не знала, что сказать. Он подошел ко мне сзади и положил ладони на мои ягодицы.

— Я влюблен в твою задницу, Кейденс, — произнес он мне в волосы. — Ты даже не представляешь, что мне хочется с ней сделать.

У меня челюсть отвисла, но он этого увидеть не мог. Моё лицо тут же приобрело цвет помидора. И этого он тоже увидеть не мог.

— Надеюсь, ты не возражаешь, если мои руки сегодня будут на ней, — произнес он и развернул меня к себе лицом. — Ты чего вся красная? — поддразнил он, пробегая руками по моему заду.

— Вовсе нет! — ответила я, но не могла и взглянуть на него. Эвери была права насчёт джинс.

— Это из-за того, что я сказал, что влюблен в твою задницу?

Я захихикала.

— Потому что так оно и есть, — продолжил он. — Но хватит уже мучить тебя. Не хочу, чтобы ты умерла от смущения до того, как мы приедем в клуб.

— Ха ха, — сухо ответила я. — В один прекрасный день я перестану быть чувствительной, и твои комментарии больше не смогут мне досаждать.

— Сомнительно, — ответил он и сжал мою попку в последний раз перед тем, как пойти на кухню.

— Я немного нервничаю, — призналась я.

— Насчет клуба?

Я кивнула.

— Тут нечего бояться. Это просто забегаловка, в которой люди собираются, чтобы послушать хорошую музыку, а не подебоширить.

— Обещаешь?

— Обещаю, — сказал Марк. — Ты ужинала?

— Вроде того, — соврала я. Я слишком нервничала, чтобы что-нибудь съесть.

Марк склонил голову набок.

— Ты ужинала?

— Нет.

— Подойди. Садись. — Он разогрел для меня еду и поставил предо мной огромную тарелку спагетти и прильнул, чтобы прошептать мне на ушко, — В один прекрасный день я больше не буду переживать из-за твоей диеты, правда?

— Может быть, — честно ответила я. — И я не хочу, чтобы ты переживал.

— Что ж, у тебя самый ужасный режим питания из всех, кого я знаю, Кейденс, — ответил Марк, опускаясь на стул рядом со мной.

— Я не специально.

— Знаю. Но мне хотелось бы, чтобы ты была со мной рядом какое-то время, поэтому мне как бы нужно, чтобы ты начала есть, и была здоровой. Понимаешь, о чем я?

— Я ем гораздо больше, чем раньше, — ответила я, накручивая спагетти на вилку.

— Знаю.

— Просто сложно, когда я на нервах, — добавила я.

— Почему ты нервничаешь? — спросил Марк, а потом добавил, — Ты не можешь всё ещё нервничать рядом со мной.

— Нет, дело не в этом, — ответила я. — Думаю, дело в моей жизни в целом. И может это ещё немного связано с тем, что я тайком встречаюсь с тобой.

Какое-то время Марк молчал.

— Это какой-то прилив, который делает меня легкомысленной, взволнованной и приводит меня в ужас, — добавила я. — Я чувствую себя счастливой, и мне кажется, что я не должна испытывать подобных эмоций. Как будто я этого ещё не заслужила.

— Почему ты считаешь, что не заслужила права быть счастливой? — спросил Марк, а потом забрал вилку из моей руки и набрал немного пасты.

— Не знаю. Наверное, потому что мама с папой не дали мне зелёный свет.

— Тебе нужно разрешение родителей, чтобы быть счастливой?

— Нет. И да. Я не знаю. Я просто думаю, что, если они ещё наказывают меня, значит, я ещё не заслужила.

— Или может твои родители просто придурки, — ответил Марк.

Я была в шоке. Это совсем не похоже на то, что могло бы сорваться с его губ.

— Прости, это было грубо, — пробормотал он, возвращая мне вилку.

— Может быть. Или, возможно, ты как раз прав, — ответила я.

— Нет, не прав. Совсем не прав. Я ничего не знаю о твоих родителях. Не стоило мне этого говорить.

Я знала, он боялся повести себя, как парень-манипулятор. На меня накатил момент ясности, и я была рада тому, что он произошёл рядом с ним. Как бы я ни старалась игнорировать нашу разницу в возрасте, это было сложно, и я чувствовала постоянную необходимость доказывать свой интеллект.

— Ты просто хочешь меня защитить, — сказала я, — Я не верю, что ты пытаешься настроить меня против моих родителей. Думаю, ты хочешь, чтобы мы исправили наши отношения. Я права?

Он посмотрел на меня, в его серых глазах плескалось удовлетворение. Думаю, он наслаждался моей проницательностью, особенно с тех пор, как её дополнял чёрный топ.

— Ты совершенно права, — ответил он.

— Хотя, должна быть с тобой честна. Есть что-то сексуальное в мысли о том, что ты отрежешь меня от знакомых мне людей. Разве правильно так себя чувствовать? Не возражать быть твоей пленницей? Со мной что-то не так, правда?

— Думаю, тебе просто действительно нравится моя еда, Кейденс, — легко ответил Мрак.

Я усмехнулась.

— Это больше, чем еда. Это то, как ты заставляешь меня себя чувствовать. Иногда я отчаянно желаю этого чувства.

Почему я всё это сказала? Девушки не должны быть настолько откровенными, не так ли? Мне казалось, будто я выложила все свои карты на стол, хотя должна была попридержать свой единственный туз. Но я только что рассказала об этом, и теперь была уязвима. Мой живот скрутило от нервов и пасты.

— Я тоже отчаянно желаю этого чувства, — ответил Марк. — Знаешь, как сложно не прикасаться к тебе в классе? Я пытаюсь придумать причины коснуться тебя. Как бы случайно.

— Случайно?

— Мммхм. Пройти мимо тебя и задеть твою руку.

— Ох.

— Случайно сбросить твою тетрадь с парты и наклониться, чтобы поднять её, — в его глазах появился волчий блеск, — пытаясь подсмотреть тебе под юбку, пока я внизу.

Моя кожа горела. Боже, ему нравилось заставлять меня поерзать! Я подумала, надо ему отведать его же методов, и приблизилась.

— Это просто слова, Марк, — ответила я своим самым страстным голосом. — Я бы уважала тебя гораздо сильнее, если бы ты сделал это на самом деле.

Он был ошеломлен, а я понесла пустую тарелку на кухню. Я сопротивлялась желанию обернуться и посмотреть на него. Знала, он пялился на меня с открытым ртом. Я слышала, как он прочистил горло.

— Эм, ты готова идти? — спросил он.

— Почти. Дай мне сперва почистить зубы.

Забегаловка, как назвал её Марк, находилась в Мидтауне. Я редко бывала в Мидтауне, так как не было причин. И потому что он казался слишком крутым для меня. Это то место, где жили, работали и тусовались модные люди. И я отметила, что все они были красивыми и стильными – очень отличались от окраин города. Когда мы шли по Крисент Авеню, окруженные привлекательными людьми в красивой одежде, я про себя поблагодарила Эвери за выбор моего прикида.

— Отличная работа. Маркус, — произнес вышибала, когда оглядел меня, проверил мои документы, и снова окинул меня взглядом. — Даже незаконно, — он поднял кулак, и Марк стукнулся с ним, — Зачет.

Я закатила глаза. Серьёзно?

— Тебя зовут Маркус? — спросила я, когда на моей руке отпечаталась большая буква Х.

Марк рассмеялся. — Нет. Но Ангелу нравится так меня называть.

— Этого громадного парня зовут Ангел? — спросила я.

— Ага, — Марк положил руку мне на поясницу и направил меня внутрь.

Внутри было именно так, как он описывал: забегаловка. Темно, мало места, громко и полно народа. Ди-джей Left Brow ещё не крутил пластинки, в клубе проигрывались радио хиты. Там собралась странная смесь людей: головорезы из гетто, хипстеры вроде Марка, студенты технического университета Джорджии, одетые в форму, парни в костюмах, женщины на шпильках, куча этнических групп. Я не могла понять и решила, что это, должно быть, и есть настоящая культура. Оказывается, я жила в фальшивом, только белом, пригородном культурном среднем классе. Я заметила пару азиатов слева от себя.

— Я думала, азиаты любят техно или электронику, — прошептала я Марку.

— Что?

— Мм, забудь, — быстро ответила я, занимая место рядом с ним за свободным столиком.

Его губы сложились в знающую ухмылку.

— Можешь поверить, что все эти белые люди здесь?

Я проигнорировала его. Ну, или попыталась.

— В смысле, белые мужчины в костюмах? Разве не должны они быть в Ист Эндрюсе?

Я не знала, что такое Ист Эндрюс, но была вполне уверена, что он меня дразнит.

— Не надо смеяться надо мной, ладно? — огрызнулась я. — Я в замешательстве.

— Насчет чего, Кейденс? Музыка – это музыка. У неё нет цвета.

Очевидно. В этот момент я почувствовала себя глупой и незрелой, и подтянула свой топ, чтобы прикрыть своё маленькое декольте.

— Мне нравилась твоя кофточка такой, какой она была, — сказал Марк.

Я фыркнула.

— Мне кажется, тебе не весело, — произнес Марк, — Прости, если моё поддразнивание разозлило тебя.

Я покачала головой.

— Я не злюсь. Просто чувствую себя не на своём месте.

— Вот, что мне здесь нравится. Никто не чувствует себя здесь на своём месте, — ответил Марк. — Поэтому мы все вписываемся. — Он поцеловал меня в лоб.

Когда ди-джей Left Brow поднялся на сцену, я ощутила волнение. Хотя я на самом деле не поклонница механики, мне хотелось лучше видеть, как он работает с пластинками. Мне были интересны звуки, создаваемые скрэтчем, как движения рук ди-джея могут манипулировать тонами.

—Хочешь потанцевать?

Я тут же занервничала.

— Танцевать? Эм…

Он схватил меня за руку и поставил на ноги.

— На самом деле это не просьба, — сказал он и притянул меня ближе. Очень близко. Его бедро оказалось между моих ног. Мы зажигали и покачивались под медленный бит, руки Марка были крепко прижаты к маленькому открытому участку моей спины. Я прижалась к нему, позволяя ему двигать мной так, как он хотел, вдыхая слабый сладкий запах его кожи, чувствуя, как маленькие капельки пота собираются на его шее от тесной жары клуба. Его руки поползли ниже, пока не остановились на моей попке.

— Мы на людях!

— Мы в тёмном помещении, окружены людьми, которым и дела до нас нет, — ответил Марк. — А теперь успокойся и позволь мне насладиться твоей попкой.

Когда зазвучала следующая песня, настроение в клубе сменилось от мягкой знойности до приподнятого фанка. Ритм нарастал, и я понятия не имела, как под него танцевать. Но быстро поняла, что в этом нет необходимости. Марк позволил мне стоять на месте, пока он танцевал вокруг меня. Никогда не видела, чтобы белый парень так танцевал. Люди даже останавливались, чтобы понаблюдать за ним.

— Что думаешь об этой, Кейденс? — крикнул он и сделал несколько движений, которые, как я узнала позже, были частью танца под названием поп-н-лок. Он заработал несколько хлопков. Я улыбалась от уха до уха. У меня был самый горячий парень в клубе. Никто в школе не поверил бы, что мистер Коннели может так танцевать, да и не могла я кому-то рассказать об этом.

К концу песни он порядочно вспотел и предложил передохнуть перед следующими. Мне понравилось, как он включил меня в свой отдых, можно подумать, я вообще танцевала.

— Я поклонялся там тебе, — сказал он, опустошая бутылку воды, заказанную им, когда мы приехали.

— Что?

— Когда я танцевал вокруг тебя. На самом деле, это было формой поклонения, — объяснил он.

Я вспыхнула.

—Я собираюсь поклоняться тебе сегодня вечером и другими способами, — продолжил он.

Его слова зажгли мою кожу.

— Ты там и впрямь был просто нечто, — ответила я, поерзав на месте.

— Всё для тебя, Кейденс, — ответил Марк. — Ты задала мне ритм. На самом деле, ты и есть ритм.

Это было так мило и так слащаво. Я не смогла сдержаться. Я расхохоталась.

— Смеешься надо мной? Я думал, эта строчка хороша.

— Она идеальна, — ответила я и поцеловала его в щёку.

— Что ж, назови это ритмом. Называй это, как хочешь. Суть в том, что ты делаешь меня счастливым. Я так счастлив с тобой, Кейденс, — произнес Марк. Он поцеловал мою щёку в ответ, а потом его рот оказался в паре миллиметрах от моего. Он прошептал около моих губ, — Может ещё несколько, а потом пойдём домой?

— Ммхмм, — ответила я и прижалась к нему, целуя его.

Глава 14

Немного флирта

Было уже поздно. Мы оба устали. Но ни одному из нас не хотелось спать. Сон был пустой тратой времени, а у нас не было его про запас. Я села к Марку на колени, оседлав его бёдра. Думаю, это была его любимая поза.

— Ты самая красивая, малышка, — сказал он, пробегая пальцами по моим волосам. Он распустил их, и они упали мне на плечи, а потом взял в ладони моё лицо, чтобы притянуть ближе к себе.

Он мягко поцеловал меня, его губы едва коснулись моего раскрытого рта, и я ощущала его тёплое и влажное дыхание на своем языке. Я лизнула его губы так, как ему нравилось, пробегая языком по его нижней губе, медленно, дразняще, пока он не застонал и крепко не прижался своими губами к моим. Для него это было слишком просто, и я не сопротивлялась, когда он осторожно стянул вниз мой топик, выставляя напоказ мой лифчик без бретелек. Он прервал наш поцелуй, немного отстраняя меня, чтобы взглянуть на мою грудь.

— У тебя красивый лифчик, — произнес он.

— Спасибо, — ответила я. Я надела сегодня именно его, потому что он был красивым: черное кружево с жемчужинами между чашечек.

— Хочу снять его с тебя, — добавил Марк.

Я затрепетала. Ему нравилось говорить о том, что он собирается со мной сделать. В некотором математическом смысле. Прямо, чётко. Без шанса на недопонимание. Меня все время заставало это врасплох и заставляло краснеть.

Я попыталась пошутить.

— Разве ты не должен сначала потрогать мою грудь через лифчик? Разве не так это делается? Деликатно?

— Так тебе будет проще? — спросил он.

И теперь я вспыхнула ещё сильнее.

— Скажи мне, чего ты хочешь, Кейденс, — попросил Марк. Он провел указательным пальцем по моей ключице.

— Пожалуйста, не заставляй меня, — прошептала я, опустив голову. Мне не нравилось озвучивать свои сексуальные желания. Так делают опытные любовники, а я, уж конечно, таковой не была.

— Это тебя смущает?

— Немного. В смысле, я в любом случае даже не знаю, чего хочу.

— Что ж, ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе?

— Да.

— Где?

Я колебалась долю секунды.

— Здесь, — ответила я, положив ладони на свою грудь.

— Тогда ты знаешь, чего хочешь, — ответил Марк.

Он убрал мои руки мне на колени, а потом провел пальцем по верхней части моего лифчика, начав с левого края и медленно и обдуманно приближаясь к изгибу в форме сердца.

—У женщин самая красивая одежда, — произнес он, проводя пальцем по крошечным жемчужинам между моих грудей.

Он, словно в трансе, смотрел на мой лифчик, о чем-то размышляя. О чем? О своем следующем шаге? Конечно же, он его знал, ведь он был опытным любовником. Любовником совсем не моей лиги.

Он потянулся мне за спину и расстегнул бюстгальтер. Инстинктивно мои руки взлетели к груди, прижимая одежду к коже, пока она не упала. Марк улыбнулся.

— Мы не должны продолжать, если ты не хочешь, — произнес он. В его словах не было ни намека на разочарование, но я не дурочка. Он был так близок к тому, чтобы увидеть мою обнаженную грудь, и быть того не может, чтобы он ничуть не расстроился бы из-за моего отказа. Он отнесется ко мне с уважением, пока будет успокаивать своё молчаливое разочарование.

Я чувствовала себя немного опьяненной силой, которой обладала в этот момент. Да, он вполне мог бы сорвать с меня лифчик и делать все, что пожелает. Я совсем не ровня ему в физическом плане, но он не был варваром, и он уважал меня. Ох, маленькая кокетка во мне хотела дразнить его беспощадно, заставить его умолять, но молодая женщина во мне уважала его.

Я опустила руки, и лифчик упал, освободив мою маленькую, упругую грудь. Я была маленькой – полный второй размер в самом лучшем случае, и мне было интересно, понравится ли ему. Я тут же смутилась, пока наблюдала за тем, как он смотрит на мою наготу. Он думал. Снова. Как будто прикидывал мой размер. Я снова подняла руки, прикрывая грудь.

— Нет, — произнес он, убирая мои руки.

Я ожидала, что он заменит их своими, но нет. Вместо этого он обхватил меня руками и приподнял. Для баланса я уперлась руками в его плечи. Он поцеловал верхнюю часть моей груди, а потом нижнюю, осторожно и намеренно не задевая сосок. Он лизнул мою грудь сверху, потом нежно посасывал нежную кожу, вызывая легкие вскрики.

Он проделал то же волшебство и с другой грудью, всё время осторожно держась подальше от соска. Его губы, в сочетании с легкой щетиной сводили меня с ума.

— Почему ты меня дразнишь? — воскликнула я, схватив его за волосы. Понятия не имею, когда мои руки переместились с его плеч к голове.

Он усмехнулся.

— Я не дразню, Кейденс. Ну, по крайней мере, не специально.

Я выдохнула и потянула его за волосы, чтобы он взглянул на меня.

— Да. Ты. Дразнишь.

Он кивнул, и я убрала свои руки, опускаясь обратно к нему на колени. Он прильнул, побуждая меня слегка выгнуть спину, и я откинулась назад, слегка приподняв грудь, приглашая его снова попробовать меня на вкус.

— Мне нравится, Кейденс, — произнес он, — очень чувственно.

— Ох, — с моих губ сорвался стон, когда его губы коснулись моего соска. Он втянул его в рот и нежно сосал, вращая языком, пока я не начала ныть и извиваться на нём. Я не могла игнорировать влажность между моих ног, пропитавшую мои трусики, и сильнее прижалась к нему в ожидании оргазма. Он перевел свое внимание на вторую грудь, прижался губами к соску, и сосал его, пока я не почувствовала, как взрыв зарождается между моих бёдер.

Мой ритм стал неустанным, круговые движения бёдер, медленное вращение на его уже выступающей эрекции. Я даже и не замечала этого. Меня захватило собственное удовольствие. Но теперь, когда я заметила, мне захотелось подразнить его, пока сама я улетала в бездну оргазма.

Я чувствовала пальцы Марка на своей спине, он держал меня, пока лизал и целовал мою грудь. Он знал, что делал. То, как легко моё тело отвечало на его прикосновения, почти пугало меня.

— Я сейчас кончу, — выдохнула я.

— Знаю, — ответил он, не отрываясь от моего соска. Он нежно прикусил его, и я взорвалась. Маленькие вспышки удовольствия сопровождались легким поскуливанием. Мои бёдра терлись об него до тех пор, пока последняя вспышка не погасла, оставив меня тёплой и сонной.

Марк притянул меня ближе, позволив положить голову себе на плечо.

— Как ты это сделал? — спросила я, проводя губами по его коже.

— Что сделал?

— Заставил моё тело сделать это, даже не прикоснувшись.

— О… — он на мгновение замолчал. — Думаю, я просто настолько хорош.

Я рассмеялась.

— Ты высокомерен.

— Хочешь узнать правду?

— Да.

— Я никогда прежде не делал подобного девушке.

— Ох.

— Мне нравится, что я могу сделать это с тобой. Это дает мне ощущение могущества. Это плохо?

Я покачала головой.

— Легко быть одержимым тобой. Я не вру. Но я никогда не буду таким. На самом деле, это даже тревожит – то, какой прилив силы я ощутил, когда ты кончала. Я даже и не знаю, что с этим делать.

— Я иногда чувствую свою власть. Ты так смотришь на меня. Как будто я могу заставить тебя сделать что угодно. Ползти на коленях. Умолять меня. Это плохо?

Марк усмехнулся.

— Нет, это не так. Такая власть приходит естественным путем, как само составляющее женщины.

Я выпрямилась и посмотрела на него.

— Но на самом деле никакой власти у меня нет.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что ты сильнее и старше. И в любой момент ты можешь прекратить всё это, и я буду не в силах остановить тебя.

Марк погладил меня по щеке.

— Я не собираюсь ничего прекращать.

— Обещаешь?

— Обещаю.

***

— Не знаю, Эвери, — произнесла я, ощущая, как мои внутренности стянулись в тугие узлы. Мы сидели в машине у её дома, собираясь на восковую эпиляцию.

— Кейденс? Доверься мне, ладно? — ответила Эвери. — Это не так уж плохо. Просто, когда Луана скажет, делай глубокие вдохи.

— Глубокие вдохи?

— Это помогает от боли. Думаю, это та же техника, что используется при родах.

— Всё! Забудь об этом! — сказала я и открыла дверь машины.

Она схватила меня за руку как раз вовремя и удержала на сидении.

— Перестань быть такой трусихой, — произнесла она.

— Мило. Это очень мило, — ответила я.

Эвери рассмеялась.

— Кейденс, я обещаю, ты будешь в восторге. Это сделает секс в триллион раз лучше.

— Я не занимаюсь сексом, — парировала я.

— Ох. Что ж, когда будешь, он будет в триллион раз лучше.

— Откуда тебе знать? Мне и сравнить то не с чем, — ответила я и закрыла дверь.

Эвери пожала плечами.

— Скажи-ка, зачем же тогда ты это делаешь? Я думала, что ты и Таинственный мужчина прелюбодействуете.

Она завела машину и выехала с подъездной дорожки, бросая на меня взгляды, когда поворачивалась посмотреть назад. Я стала пунцовой.

— Ооо, понятно. Секса нет, но, видимо, маленькие невинные шалости, — заявила Эвери. — Так он еще не был внизу?

— Во-первых, тебе стоит использовать зеркала, а не крутить своей башкой. А во-вторых, нет, не был. И спасибо тебе, я теперь с ума из-за этого схожу. Расскажи-ка. Когда это волосы стали такой ужасной проблемой?

— Всегда были, — ответила Эвери. — Луана объяснит тебе всё, но дело тут не только в сексе. Вопрос гигиены.

— Не иметь волос?

— Ага.

— Я молодая девушка. Разве у меня не должно быть волос?

— Нет.

— А чем плохо бритье? — спросила я.

Эвери скорчила гримасу отвращения.

— Да ты, блин, шутишь? Всем. Фу.

— Да?

— Да, оно даже немного опасно.

— Правда?

— Кейденс? Ты когда-нибудь резала себя там, внизу?

Я скорчилась, вспомнив о том, как пару недель назад я порезалась и кровь шла добрых две минуты.

— Именно. Бриться не умно. Порезы делают тебя уязвимой ко всякому, — произнесла Эвери. — И царапины от бритвы. Бээ. Просто отвратительно.

— Разве воск не портит кожу? — спросила я.

— Нет. Если ты ухаживаешь за собой там после процедуры. Пилинг и всё такое.

— Кровь пойдет?

— Нет. Ну, только если у тебя ужасно чувствительная кожа, — ответила Эвери.

— А когда волосы снова начнут расти? — спросила я.

— Это самое офигенное. Когда бреешься, уже на следующий день появляется щетина, да?

Я кивнула.

— Ну, так тут проходит неделя или даже полторы, пока волосы начнут расти. И притом они мягче.

— Ого. Правда?

— Да. Можем мы поговорить о Гэвине? — спросила она.

У меня к ней было больше миллиона вопросов, но я почувствовала, что становлюсь утомляющей. Не моя вина. Всё это было для меня совершенно ново.

— Полоски причиняют боль? — спросила я.

Эвери фыркнула.

— Луана не использует полоски. Полоски – это дешевка.

— А что она использует?

— Твердый воск.

— Что?

— О, Боже мой, Кейденс. Клянусь, с тобой всё будет в порядке. Если ты продолжишь задавать мне вопросы, ты приведёшь себя лишь в ещё больший ужас.

— Я уже в ужасе! — воскликнула я. — Так что просто расскажи мне, что за твёрдый воск.

Эвери вздохнула.

— Твёрдый воск – это воск, который затвердевает на твоей коже. Не нужно быть гением, чтобы понять это. А потом его снимают вместе с волосами. Никаких полосок.

— Интересно, — ответила я, а Эвери усмехнулась.

— Мне нравится, как ты это говоришь. Ты подчеркиваешь «ин». Скажи это ещё раз.

— Ты просто хочешь надо мной посмеяться, — ответила я.

— О, просто скажи! Это мило. Интересно.

Я закатила глаза.

— Ты продолжишь отвечать на мои вопросы?

— Да.

Я рассмеялась. Этой девчонке не так уж много нужно для развлечения.

— Ладно, Эвери. Я нахожу всю эту штуку с воском интересной, — прозвучало и впрямь хорошо. Эвери расхохоталась.

— Ты такая чудила, — произнесла она, — мне это нравится.

— Спасибо.

— Ладно. Так что ещё ты хочешь знать? — спросила она, и я перешла к делу.

Луана была милой, но я не могла понять и половины из того, что она говорила. Она недавно переехала в Соединенные Штаты, и её английский был слабоват. Но она успокаивала меня изо всех сил, когда я сказала, что никогда раньше не делала эпиляцию, и напугана до безумия. Не думаю, что она поняла хоть одно сказанное мной слово, но страх точно читался на моём лице. Эмоции – универсальный язык.

— Воск хорошо, — сказала она успокаивающе, и погладила меня по руке, пока я сидела на её столе. — Теперь снимай штаны, и я вернуться, — она улыбнулась и выскользнула из комнаты, оставляя меня в суровой, яркой белизне своего кабинета с задачей оголиться до пояса.

Мне хотелось плакать. Хотелось убить Эвери. Как я могла позволить ей уговорить себя? Я сняла трусики и забралась на стол, положив руки между ног, пока смотрела в потолок в ожидании Луаны. Возвращаясь, она распахнула дверь, и на долю секунды я пришла в ужас. Что, если кто-то в коридоре увидел меня?

— Хорошо. Раздвинь ноги, — сказала она

Моё сердце заколотилось. Серьёзно? Раздвинуть их, словно под освещением в кабинете врача? Не очень-то это похоже на визит к гинекологу. Там у меня, по крайней мере, была бумага обернута вокруг талии так, что мне не видно, какими там делами врач занимается.

— Ты в порядке. Открой ноги, — повторила она, раздвигая мои колени в разные стороны.

Я закрыла глаза. Я думала, это поможет. К тому же, всё это освещение начинало меня серьезно раздражать. Я дернулась от первого ощущения тёплого воска на своей коже. Она размазала его повсюду. Не припомню, чтобы я озвучила ей свои пожелания. Эвери говорила, что некоторые девушки делают просто зону бикини. Бразильская эпиляция означала всё полностью. Разве я говорила Луане, что хочу бразильскую?

— Глубокий вдох, — сказала Луана.

Глубокий вдох? Эвери не шутила. О Боже мой, я сейчас умру…

Один рывок и одно очень громкое ТВОЮ МАТЬ!

— Знаю, — захихикала Луана, и подула на мою вагину. Она подула на неё. И это было так хорошо.

— Ещё два раза плохо, а потом хорошо, — объяснила она.

Ещё два раза плохо продолжало крутиться в моей голове, пока она вырывала волосы с другой стороны, и основную часть волос на лобке. Она прижала руку напротив моей вагины и быстро подула. Я подумала, что должна бы ощущать смущение из-за её руки, прижатой между моих распахнутых ног, но это приглушало боль, и я не хотела, чтобы она останавливалась. Я потела, лёжа на бумажной простыне. Ощущала, как моя спина источает жар, словно печка.

— Хорошая девочка, — сказала Луана. — Теперь лёгкая часть.

— Как долго вы этим занимаетесь? — выдохнула я.

Она улыбнулась.

— Мне тридцать три. Я делаю эпиляцию с четырнадцати.

— Четырнадцати?!

Она снова захихикала и вернулась к работе, вырывая остатки заблудших волос. Я даже и не чувствовала этого. Она использовала лупу и пинцет, чтобы удалить несколько тонких волосков. Пока она работала, она объясняла гигиенические и сексуальные преимущества восковой эпиляции. Я ничего из этого не поняла. Ещё она объяснила, как мне нужно ухаживать за кожей. Этой части я тоже не разобрала, начиная со слов, что звучали смутно похоже на Неоспорин и мягкий пух.

После, она нанесла на меня детскую присыпку. Я отметила, что в этом было что-то до странности эротичное, и внезапно осознала, почему Эвери была извращенкой. Она никогда не вдавалась в детали, рассказывая о Гэвине, но каждый раз, когда она проговаривалась, это всегда было вопиюще. Теперь я поняла. Она делала восковую эпиляцию. Вот что случается с девушкой, когда она делает эпиляцию. Она становится…сексуальной.

— Ладно, теперь перевернись, — скомандовала Луана.

— Что?

— Перевернись, — повторила она, размахивая руками.

О, Боже мой.

— Нет, мне и так нормально, — ответила я.

Луана захихикала. Снова.

— Все будет хорошо. Мы сделать красиво с обратной стороны.

Сделать красиво?

— Эм…

— Твой муж понравится, — объяснила Луана.

— Я не замужем.

— Твой парень понравиться.

— Я…он…эм…нет.

Луана призывала меня и тянула за руку. Я перевернулась, потому что не знала, как спорить с тем, кто не очень-то хорошо говорил по-английски. Неистовая тряска головой похоже не помогала с переводом, и она выглядела так, словно не отпустит меня, пока не покроет меня воском между ягодиц. Когда я переворачивалась, всю бумажную простынь я оставила на себе. Было весело отрывать её от моего потного тела.

— Пожалуйста, Луана, — прошептала я. Клянусь, я была готова расплакаться.

— Разведи, — послужила мне ответом ее бодрая реплика.

— Я не могу. Я не могу это сделать. Никто и никогда не видел меня так близко и так лично.

— У тебя милая попка! Давай сделаем лучше. Теперь разведи.

Ладно. Женщина едва говорила по-английски, и всё же при этом она знала слово попка?

Если отбросить в сторону чувство, как будто я обделалась, воск был не так уж плох. Спустя две секунды это закончилось, а потом Луана нанесла ещё детской присыпки.

— Ты смотреть, — сказала она, когда я села на столе, ощущая себя совершенно разбитой.

— На что?

— Смотреть, смотреть!

— На мою вагину?

Луана рассмеялась.

—Ты такая глупышка. Смотреть, какая ты красивая.

Я взглянула на себя, мне было страшно делать это, пока она вырывала мне волосы. И я ахнула. Ничего не было. Ничегошеньки. Ноль. Пусто. Совершенно лысо и открыто.

— Видеть? Красиво, — произнесла Луана и похлопала меня по бедру.

Я слабо улыбнулась и позволила ей поцеловать меня в щеку, а потом она сказала, что ждёт меня в холле для оплаты.

— Ну как? — спросила Эвери, когда мы выходили.

— Ты стерва.

Эвери расхохоталась.

— Слушай, если бы я тебе всё рассказала, ты бы ни за что не согласилась пойти.

— Чертовски верно! — огрызнулась я.

— Ты могла сказать ей нет, — ответила Эвери.

— Я пыталась. Я. Пыталась. Эта женщина едва говорит на английском. И она умеет лишь хихикать.

Эвери открыла машину и забралась внутрь.

— Кейденс. Ты будешь счастлива, что перевернулась.

Я покачала головой, дергая ремень безопасности и засовывая его на место.

— Полегче с моей крошкой, пожалуйста, — сказала Эвери.

— И что это значит? Что я буду рада, что перевернулась?

Эвери улыбнулась уже хорошо мне знакомой озорной улыбкой.

— Слушай, всё, что я хочу сказать – это то, что мужчины нашего поколения гораздо более склонны к…экспериментам. И я уже узнала, что экспериментировать – не так уж и плохо. На самом деле, это может быть даже довольно приятно.

— О. Боже. Мой. Я этого не слышу, — ответила я. — Тебе восемнадцать! Ты совсем ребенок! Чем ты занимаешься, анальным сексом?!

— Во-первых, я не ребенок. Я взрослая женщина. Уясни. Во-вторых, я ничего не говорила об анальном сексе. Я сказала, что экспериментирую, — уточнила Эвери.

— Ага, что означает, что ты занимаешься анальным сексом.

Эвери пожала плечами.

— Ладно.

— Ладно – значит да, ты занимаешься анальным сексом? — не унималась я. Это было увлекательно и отвратительно и…увлекательно. Действительно чертовски увлекательно.

— Ты не заслужила деталей, сестрёнка. Прости, — ответила Эвери с самодовольной улыбочкой.

— Ладно. Плевать. Мне совершенно всё равно.

— Тебе совсем не всё равно.

— Ты права. Мне абсолютно не всё равно! Пожалуйста, расскажи мне, Эвери. Я до смерти хочу узнать, — умоляла я.

— Я чувствую себя так, как будто развращаю тебя или ещё что.

— Так и есть, но мне плевать. Мне просто необходимо узнать об этом, потому что мой мозг отказывается верить в это.

Эвери издала протяжный вздох и кивнула.

— Ладно, первое и самое важное – смазка.

***

Сегодня я надела юбку не в качестве приглашения, но он воспринял её именно так. И как вызов. Я подумала, что он из ума выжил, но потом заподозрила, что мистер Коннели мог осуществить своё безрассудство изощренным, продуманным способом. Невозможно для других, но он мог.

Все работали в парах или маленьких группах последние пятнадцать минут урока, и класс был наполнен приглушенными разговорами и смешками. Я осталась на своём месте, так как никто не вызвался работать со мной. Мистер Коннели несколько раз обошёл класс перед тем, как подойти к моей парте и уронить мою тетрадь на пол прямо перед моими ногами. Он наклонился, чтобы поднять её, сев на корточки, и у меня ушло всего несколько секунд на то, чтобы раздвинуть ноги, чтобы он смог взглянуть на мои трусики. Я всецело виню в этом бразильскую эпиляцию. Мистер Коннели встал и протянул мне тетрадь.

— Прости, Кейденс. Я неуклюжий, — произнес он и двинулся к группе позади меня.

Я прямо-таки чувствовала, как кровь прилила к моим щекам. Я уже тысячу раз краснела из-за мистера Коннели, но этот раз был невыносимым. Моё лицо буквально болело, и я и знать не желала, насколько пунцовой была. Я сосредоточилась на своём дыхании, и перечитывала сводную таблицу в учебнике по математике снова и снова, пока сухость материала не обесцветила моё лицо.

Прозвенел звонок, и я вскочила.

— Кейденс, у меня письмо твоим родителям, — сказал мистер Коннели. — Задержись на минутку.

Я остановилась перед его столом, пока остальные ученики не вышли. Он сел и оглядел меня.

— Подойди, — сказал он. Я подошла и встала прямо перед ним. — Ты была очень шаловливой, знаешь ли.

Моё сердцебиение ускорилось.

— Ты показала мне свои маленькие розовые трусики в классе, зная, что я с этим ничего не могу поделать.

Я не могу дышать.

— Думаю, тебе нужна порка, Кейденс. За то, что ты была такой плохой девочкой.

— Мистер Коннели!

Он усмехнулся.

— Ладно, что же тогда? Ты была непослушной. Я не могу позволить тебе уйти отсюда безнаказанной.

Я задумалась на мгновение, потом обернулась на дверь. Никто не входил. Никто не подглядывал в дверное окошко. Я повернулась обратно к мистеру Коннели и взяла его руку. Я потянула её себе под юбку, направляя его пальцы к своей киске. До этого ко мне прикасались в этом месте лишь раз. Тогда мне не понравилось, но нравилось сейчас.

Он поглаживал меня пальцами, всё время глядя мне в лицо. Сперва его прикосновения были лёгкими, почти щекочущими. Но потом он усилил давление, и с моих губ сорвался стон. Я отскочила. Какого чёрта я вытворяла? Мы были в школе!

Я прочистила горло, расправляя юбку.

— Вы говорили про письмо?

Мистер Коннели ухмыльнулся.

— Хмм. Куда же оно подевалось? — Он положил руки себе на живот и откинулся на спинку стула.

Я была смущена своей дерзостью, смущена тем, что он обладал надо мной властью, что пробуждал мою чувственность. Мне хотелось сорвать эту самодовольную улыбку с его лица.

— Это не я непослушная. Это Вы! — выпалила я, а потом развернулась, чтобы уйти.

Мистер Коннели расхохотался, а потом прочистил горло, когда открылась дверь в класс. И тут вошла заместитель директора.

— Позаботься о том, чтобы твои родители получили письмо, Кейденс, — сказал он и я собрала свои книги.

— Да, сэр, — ответила я.

— Кейденс, тебе стоит поторопиться. Звонок вот-вот прозвенит, — произнесла миссис Джексон.

— Да, мэм.

Я бросила взгляд на мистера Коннели, чьё выражение лица было нечитаемым, и поспешила выйти из класса, зайдя на английский прямо перед звонком. Я покраснела и тряслась, была в ужасе от того, что нас чуть не поймали. До чего же глупо было позволять ему трогать себя в школе?

Но я не могла отрицать восторга. Я была напугана, когда открылась дверь, но в то же время мне нравилась идея быть практически пойманной, нравилась угроза, что наш секрет раскроют. Мне стоит поразмыслить над этим на английском и попытаться понять, почему меня теперь так привлекало безрассудство. Со мной никогда такого не было, пока я не начала встречаться с мистером Коннели. И не то, чтобы мистер Коннели был рисковым. Ну, это не совсем правда. Ему всё же приходилось немного рисковать, чтобы тайно видеться со мной. Внезапно я поняла, что и я не отличалась от него. Я была ни кем иным, как рисковым человеком. Дико неприемлемой, показывающей трусики рисковой девчонкой. Какого черта со мной происходило? И почему мне это нравилось?

Глава 15

Обнаженные

Я: Есть планы на выходные?

Марк: Всё как обычно. А что?

Я: Хочу провести выходные с тобой.

Марк: Все выходные? Как?

Я: Эвери и я «вызвались добровольцами» в женский приют с вечера пятницы до утра воскресенья.

Марк: Кейденс.

Я: Марк.

Марк: Это очень плохо.

Я: Что? Вызываться добровольцем? Я думала, это хорошо.

Марк: Ты же знаешь, что я имею в виду. Врать о помощи в женском приюте? Ну же.

Я: Ты хочешь провести со мной выходные или нет?

Короткая пауза.

Марк: Во сколько ты будешь здесь?

***

— Когда, по-твоему, твои родители начнут подозревать о твоих фальшивых общественных проектах? — спросил Марк, сидя на диване.

— Никогда, — ответила я, лежа на животе, на полу его гостиной. — Они боготворят Эвери. Они считают её святой или вроде того. Руфь или Эсфирь из Библии.

Марк ничего не ответил, и наклонился, чтобы получше рассмотреть страницу.

— Десять способов задать жару в постели, — прочитал он вслух. — Скандально.

— И информативно. Откуда, по-твоему, женщины учатся своим трюкам?

Ответа не последовало.

— Марк?

— Чшшш. Я читаю, — ответил он.

Я закрыла журнал.

— Эй? Зачем ты это сделала? Я учился, — пожаловался он.

— Тебе правда хочется узнать обо всём этом?

Он бросил свои непроверенные бумаги на кофейный столик и плюхнулся на пол рядом со мной.

— Я нахожу тебя совершенно захватывающей, Кейденс. Хочу узнать о тебе всё, о том, как работает твой мозг, что тебе нравится читать, изучать и обо всём том, что делает тебя такой женственной.

Я усмехнулась и открыла журнал.

— Перья.

— Перья?

— Оказывается, перья – то, что нужно, — ответила я. — Соблазнительно и вызывают мурашки.

— Продолжай, — ответил Марк. Он встал с пола и пошёл на кухню. Я услышала звон стекла и хлопок пробки, и продолжала трещать о точках G и о том, как их найти.

— Красное подойдет? — крикнул он.

— Красное что? — крикнула я в ответ.

— Вино, — заявил он.

— Ты собираешься позволить мне пить вино? — спросила я. Внезапно я потеряла интерес к разведению пожара в спальне.

Он подошёл ко мне с двумя бокалами, наполовину наполненными тёмно-красной жидкостью.

— Ты остаёшься на ночь. У меня нет намерений воспользоваться тобой. И я не позволю тебе сходить с ума, — ответил он, предлагая мне бокал.

Я схватила его немного жадно. Как бы безумно это ни звучало, я никогда не напивалась. Да, я унюхалась кокаином, но никогда не напивалась. Почему я не выбрала меньшее из двух зол? Понятия не имею.

— И ты не напьёшься, — сказал Марк, как будто прочитав мои мысли. Или, может быть, он почувствовал моё рвение обернуть свои маленькие пальчики вокруг бокала.

Улыбнувшись, сделала глоток. Я никогда не пробовала вина. Оно было изысканным и приятным, тяжёлым и тёмным. Я отпила еще. Знаю, чудно, но я представила, что я – вампир, пьющий кровь. Я знала, что кровь на вкус совсем другая. (Ещё один, чуть более долгий глоток). Я лизнула рану на коленке, когда мне было шесть, и выяснила, что кровь на вкус едкая и металлическая. (И чертовски большой глоток). Но я всё равно притворялась, что пью кровь, потому что думала, что это сексуально. И потому что мне хотелось побыть вампиром несколько минут. Опьянение было практически моментальным. Наверное, именно поэтому я и хотела быть вампиром.

— Кейденс, вино нужно потягивать, а не заглатывать, — произнес Марк, усмехаясь.

— Что? — я посмотрела на свой бокал. Он был пуст! Когда это произошло? Я взглянула на Марка и пробежала языком по верхним зубам. Никаких клыков. А мне и вправду хотелось быть вампиром. — Можно мне ещё?

Марк смотрел на меня с любопытством.

— Да, Кейденс. Но в этот раз помедленнее, хорошо?

Я с энтузиазмом закивала.

Этот бокал я пила значительно медленнее, но в основном из-за того, что мне сказали, что третьего бокала не будет. Я чувствовала себя вялой, как тёплая дождевая лужа, и забралась к Марку на колени, намереваясь намочить его. Мне хотелось посмотреть, как вода бежит по его рукам и обнажённой груди. Я попросила его снять рубашку, и он был вынужден сделать это, усмехнувшись.

— Вау, — прошептала я.

— Нравится? — спросил он, бросая рубашку на диван.

— Нравится. Очень, — ответила я и склонилась, чтобы поцеловать его очерченные грудные мышцы. Это было определённо не тело мальчика. Он был взрослым. У него были взрослые мускулы и гладкая, совершенная взрослая кожа. Я опустила взгляд на участок мягких волосков, начинающихся у пупка и исчезающих под его штанами.

— Ты щекочешь меня волосами, — произнес он, нежно убирая мои светлые пряди с его груди и живота. — Они такие мягкие, — он провел по ним пальцами.

Я села и посмотрела ему прямо в лицо.

— Я должна тебе кое-что сказать, — произнесла я. — Но я не хочу напугать тебя.

— Ладно.

— Я вампир, — я прильнула к нему, зарывшись лицом ему в шею, и укусила его. Сильно.

Он хмыкнул и потянул меня за волосы, заставляя посмотреть на себя.

— Сделай это снова, ты, маленькая лисица, — произнес он.

— Я не лисица. Я вампир, — поправила я и снова приблизилась, чтобы укусить его за шею.

Я услышала уже знакомое рычание у него в груди и оказалась в ловушке его рук, он уложил меня на диван. Он нежно целовал меня, и я чувствовала сладость вина на его губах, его языке, которым он провёл по моей нижней губе.

— Я все правильно делаю? — спросил он.

Я кивнула и снова притянула его к себе. Он снова навис надо мной. Я была прижата к дивану, без шанса на спасение. Хотя, мне и не хотелось спасаться. Мне хотелось, чтобы он с силой вошёл в меня, и я бы не сказала, нет. Я подумала, что могу побороться ради вида, но знала, что никогда не отвергну его.

— Я готова, Марк, — выдохнула я, почувствовав его губы на своей шее.

— Я не дам тебе ещё бокал, Кейденс, — ответил он.

— Я говорю не о вине, а о любви. Я готова к тому, чтобы ты… — я выдержала паузу для большего эффекта, — занялся со мной любовью.

Марк отодвинулся от меня и устало улыбнулся.

— Ты слишком много выпила. Так что нет.

— Но послушай, — начала я, а потом спихнула его с себя и снова забралась к нему на колени. Я взяла его за руки. — Я знаю, что будет больно. Но может, будет не так уж больно, раз уж я чувствую себя так развязно. Понимаешь, о чем я? — спросила я, поигрывая бровями.

— Я понимаю, о чём ты, — ответил Марк.

— Я готова потрогать его, — продолжила я.

— Потрогать что?

— Марк! Не заставляй меня произносить слово член вслух! — я покачала головой. — Ох, ёлы-палы. Я уже это сказала.

Марк расхохотался.

— Ёлы-палы? Кто вообще говорит Ёлы-палы?

— Перестань насмехаться и переспи со мной, — ответила я, смеясь. Я обхватила его лицо ладонями. — Ты самый сексуальный мужчина на свете. Во всей вселенной. Ты понимаешь, что я тебе говорю? Я хочу, чтобы ты всю ночь занимался со мной любовью, ты, сексуальный, сексуальный, большой мускулистый мужчина, — я прильнула и небрежно поцеловала его. Я не хотела, чтобы поцелуй был небрежным. Просто так вышло.

— Моя маленькая Кейденс, — произнес Марк, когда я оторвалась от него. Он убрал волосы с моего лица кончиками пальцев. — Расскажи мне о своей утренней рутине.

— Ладно, — пролепетала я. — Ну, мои волосы по своей природе волнистые, но я их выпрямляю. Поэтому мне приходится вставать в школу пораньше, чтобы выпрямить их утюжком.

— Ты выпрямляешь волосы? — спросил он.

— Ага, — ответила я. — Ты никогда не видел утюжок для волос?

Марк покачал головой.

— Что ж, я взяла его с собой. Покажу тебе утром.

Он кивнул, позабавленный.

— Занимает кучу времени, ведь у меня много волос, — добавила я, взяла прядку и приподняла её.

— Вижу, — сказал Марк. — Они очень красивые.

Я ухмыльнулась.

— И я экспериментирую с новыми трендами в макияже. Особенно с техниками нанесения теней. Так что я оставляю себе пятнадцать минут по утрам, чтобы поработать над глазами.

— Красивые глаза, — ответил Марк.

— И спасибо, Господи, мама с папой, наконец, закончили пристройку к дому. И теперь у меня есть отдельная ванная, и мне не приходиться делить ее с Олли.

Я зевнула и положила голову Марку на плечо. Понятия не имею, когда вырубилась, но смутно помню, как меня куда-то несли, положили на что-то мягкое и тёплое, и там пахло мужчиной. Мне понравилось, и я глубоко вдохнула, чувствуя губы, прижатые к моему виску, пока не провалилась в глубокий сон.

Мои веки затрепетали перед тем, как открыться полностью. Ожидающая меня картинка и радовала меня, и тревожила. На секунду я забыла, где находилась, даже при том, что осознавала, что рядом со мной лежал Марк, он уже проснулся и мило мне улыбался.

— Доброе утро, — произнес о

Я открыла рот, чтобы ответить, но резко захлопнула его. Моё дыхание было несвежим. А потом я вспомнила, что до сих пор накрашена. Я чувствовала, что тушь размазалась вокруг глаз.

— Ты самая красивая, когда спишь, — сказал Марк.

Я покачала головой, уткнувшись лицом в подушку, а потом соскользнула с кровати.

— Эй? Куда это ты?

— В ванную. Почистить зубы и умыть лицо, — ответила я, а потом присела на корточки на пол и зарылась в свою сумку для ночёвки.

— Если ты беспокоишься об утреннем дыхании, у меня оно тоже есть, — сказал Марк.

— Тогда может тебе стоит почистить зубы, — предложила я. Он рассмеялся.

— Ладно, — ответил он и соскочил с кровати. Он подошёл ко мне и сел на корточки рядом, наблюдая, как я роюсь в сумке. Где моя зубная щётка?

— Кейденс?

— Хмм?

— Ты считаешь, что мы всегда будем целоваться и прикасаться друг к другу лишь тогда, когда у нас приятное и свежее дыхание?

— Да.

Он усмехнулся.

— Ты же знаешь, что это не правдоподобно, да?

Я спрятала лицо.

— Не хочу, чтобы ты меня такой видел. Я знаю, что выгляжу как енот, и изо рта пахнет отвратительно и…

— Хватит, — перебил он меня, — посмотри на меня.

— Нет.

— Я тебя заставлю.

Я замерла. Марк толкнул меня на пол и забрался сверху.

— Марк! — завопила я ему в лицо, пока не вспомнила, что моё дыхание подобно мёртвому животному.

Он взял моё лицо в свои руки, как в ловушку.

— Ты сексуальна, великолепна и идеальна для меня даже с глазами, как у енота и чудовищным, и я действительно это имею в виду, чудовищным дыханием, — произнес он и склонился, чтобы поцеловать меня.

Я боролась с ним, но он был слишком уж силён. И вскоре я истерично смеялась, не заботясь о том, как выгляжу и как пахну. Марк осыпал моё лицо, шею и грудь лёгкими поцелуями. Мне очень хотелось ощутить их на своей груди, но со вчерашнего вечера я всё ещё была в свитере и лифчике.

Марк слез с меня и помог встать.

— Иди и делай, что тебе там надо делать, — сказал он, шлепнув меня по заду. — Я приготовлю нам кофе.

Я кивнула и пошла в гостевую ванную. Заперлась и глубоко вдохнула перед тем, как посмотреть на себя в зеркало.

Фу. Я выглядела, как будто мне врезали в оба глаза. Мои волосы были спутанными и свалявшимися. Я была липкой из-за того, что всю ночь проспала в тяжёлом свитере. Я включила душ. Снова пошла в комнату Марка за сумкой.

Я чистила зубы, пока вода нагревалась, а подом запрыгнула в душ. Было восхитительно, и первое, что мне хотелось сделать – это смыть с лица макияж. Моя кожа больше не ощущалась стянутой, а глаза больше не казались покрытыми коркой. Я вымыла волосы, намылила тело, сделав такую густую пену своей мочалкой, что из неё можно было слепить бикини на коже, спрятав интимные места из виду. Это был один из лучших душей, что я когда-либо принимала, и я неохотно закрыла кран.

И тут же напряглась, когда увидела, как полотенце перелетает через перегородку душа, приземляясь мне на голову. Я быстро завернулась и одёрнула шторку. Марк стоял без рубашки рядом с дверью и смотрел на меня. Я вышла из ванны и вытерла ноги о коврик. Я никогда не была обнаженной в присутствии мужчины. Моё сердце болезненно стучало в груди, пока я смотрела, как он идёт ко мне, останавливаясь в считанных миллиметрах от моего лица.

— Я голоден, Кейденс.

Я кивнула, и он поднял меня. Обняв его ногами за талию, прижалась грудью к его груди, почувствовав, как слабеет хватка полотенца. Я вцепилась в него, чтобы оно не упало совсем, но с наготой между моих ног я ничего не могла поделать. И так я прижималась к нижней части его живота, к его обнаженной коже.

— Ты такая тёплая, — прошептал он мне на ушко, — как маленькая петарда.

Он принёс меня в свою спальню и опустил на кровать. Полотенце свалилось, и я инстинктивно схватила его, чтобы прикрыть свою нижнюю часть. Он спустил мне мою скромность, забравшись рядом со мной и целуя меня долго и медленно. Его рука направилась к моей груди, нежно взяв её в ладонь, кружа большим пальцем по моему соску.

— Мне нравится, как твоя грудь идеально помещается в моей руке, — сказал он. Он приблизился и втянул мой сосок в рот, дразня его своим языком, пока я не застонала.

— Вот и оно, — произнес он, — я этого ждал, — и он продолжил облизывать и посасывать мою грудь, а потом переместился к другой.

Мои пальцы запутались в его волосах, я извивалась, словно червь на крючке, ведь удовольствие было слишком сильным. Всё моё тело покалывало, как вода под напряжением, концентрированный электрический удар, нарастающий между ног. Я воспротивилась, когда рука Мрака скользнула вниз по моему животу, чтобы коснуться меня между бёдер. Он тут же убрал руку.

— Кейденс? — спросил он, нависая надо мной.

— Хмм?

— Что это там внизу происходит?

Я захихикала и отвела глаза.

— Просто хотела узнать, каково это.

— Ты почерпнула эту идею в одном из своих журнальчиков? — спросил он.

— Нет, — ни за что не скажу ему, что это Эвери меня надоумила. Не хотела, чтобы её имя звучало между нами в кровати. — Тебе нравится?

— А тебе? — спросил он.

Я кивнула.

— Тогда и мне нравится, — ответил он мне. Он наблюдал за моим лицом, когда снова заскользил своей рукой вниз по моему животу, неуверенно касаясь меня между ног.

— Ох! — воскликнула я, ощущая, как его пальцы осторожно исследуют меня.

Я касалась себя множество раз, но в этот раз было по-другому. Все ощущалось иначе, когда это делал другой человек, и особенно все чувствовалось по-другому из-за отсутствия волос. Как будто мои нервные окончания возросли во сто крат. Я ощущала каждое, даже малейшее, движение кончиков его пальцев, и не было способа уменьшить силу его прикосновений. К тому же, мне и не хотелось.

Я немного шире развела ноги, чтобы принять его руку. Он дразнил мою нежную кожу и ритмично гладил меня, наблюдая, как я извиваюсь и выгибаю спину, качаю головой из стороны в сторону, как будто говорю ему остановиться. Но я не говорила ему останавливаться. Я бы закричала на него, если бы он это сделал.

— Можно мне поцеловать тебя, Кейденс? — спросил он.

Я кивнула, закрывая глаза, ожидая первого прикосновения его губ к моим. Но я все еще ждала, когда ощутила перемещение на кровати, думая, что он поддразнивает меня, молчаливо просит умолять его.

— Пожалуйста, поцелуй меня, — попросила я с зажмуренными глазами, погруженная в сладкую темноту.

Я ощутила что-то теплое и влажное между ног, и мои глаза распахнулись.

— О Боже мой! — вскрикнула я и посмотрела вниз на лицо Марка между моих ног.

Он поднял голову.

— Ты сказала, что мне можно поцеловать тебя.

— В губы!

— Я это и делаю, — ответил он, дьявольски усмехаясь.

— О. Мой. Бог.

— Расслабься, Кейденс. Можешь лечь обратно, — произнес он. — Только, если тебе не нравится смотреть. — Он провел языком по моему естеству, а его глаза не отрывались от моего лица.

Я упала обратно на подушку, не в силах наблюдать, ведь это был слишком интимный процесс. Мне стоило смотреть. Ведь, в конце концов, это происходило со мной, но вместо этого, я прикрыла лицо руками, стонала в ладони, приподнимая бёдра, инстинктивно приглашая его продолжать. Я не контролировала собственное тело. Оно двигалось против моей воли. Оно поощряло его облизывать, покусывать и целовать. И когда всё это резко прекратилось, я закричала. Это тоже произошло бесконтрольно.

— Не останавливайся, чёрт бы тебя подрал!

— Мне нельзя посмотреть на тебя всего на мгновение? Жадина, — пробормотал он, а потом резко втянул воздух. — У тебя самая сладкая киска, Кейденс. Ты можешь сводить мужчин с ума с её помощью. — Он осторожно скользнул в меня пальцем. Я ощутила, как растягиваюсь вокруг него, и задышала быстрее. А потом он добавил второй палец.

— Нет! — Я напряглась и сжала бёдра, пытаясь избавиться от его пальцев. Они причиняли боль.

— Вот дерьмо. Прости, — сказал он и убрал руку. — Мне, правда, жаль, Кейденс.

Я прижала колени к груди и, защищаясь, обняла себя.

Марк вздохнул. — Я идиот. Мне так жаль, Кейденс.

— Всё в порядке, — ответила я. — Я совсем не злюсь. Просто не знала, что может быть так больно.

Внезапно мне стало любопытно, хватило бы Марку силы воли остановиться, если бы именно тогда, когда он входил в меня, я решила, что не хочу секса. Я подумала, что хватило бы, но также подумала, что такое прерывание может убить его, и в тот момент я осознала, какой властью обладала над ним.

— Что бы ты сделал ради этого? — спросила Марка, и указала на местечко между моих ног.

Марк посмотрел на меня в замешательстве, поэтому я повторила вопрос.

— Я не пытаюсь скромничать, — добавила я. — Что бы ты сделал ради этого?

— Всё, что угодно, — ответил он. — Вывернул бы жизнь наизнанку.

Так я была права. У меня была власть над ним.

— Что ж, я ещё не готова быть вывернутой наизнанку, — игриво произнесла я.

— И снова. Прости. Я даже и не думал.

— Всё в порядке, — сказала я, прикусив нижнюю губу. — Марк?

— Хмм?

— Спустишься снова? — а потом добавила, — Только, если ты сам хочешь! Я не хочу, чтобы ты делал это, если не хочешь.

Марк расхохотался.

— Что?

— О, Боже, Кейденс. Я бы делал это целый день, если бы ты мне позволила, — ответил он.

Я вспыхнула и опустила ноги, раскрывая их, приглашая его попробовать меня.

— Хочу, чтобы ты говорила мне, когда тебе приятно, — сказал он, — что тебе нравится. Ладно?

— Просто делай всё, что захочешь, — ответила я.

— Нет, Кейденс. Я хочу, чтобы ты потрясающе себя чувствовала. Так что говори мне, что тебе нравится, а что нет. Я хочу дать тебе то, чего хочешь ты.

— Ладно.

Он пробежал языком по моим складочкам. — Так тебе нравится?

— Да, — выдохнула я.

Он сделал это снова, медленнее. — А так?

Я поерзала. — Да.

Кончик его языка проник в меня. — Так?

— ДА?

— Я в замешательстве, — ответил Марк.

Я застонала.

Он мягко надавил на мой клитор. — Как насчёт этого?

— Оххх.

Он втянул мой клитор в рот и нежно посасывал, заставляя пальчики на ногах дрожать и пульсировать. — Хмм? — спросил он, продолжая своё занятие.

— Аххх.

Он нашёл ритм и продолжил сосать, дразнить меня своим языком снова и снова, заставляя меня каменеть в предвкушении. Я вот-вот полечу в космос, а это моя подготовка. Он мурлыкал между моих ног, вибрации вызывали абсурдные мысли о ракетных ускорителях. Они продолжали включаться, одна за другой, и теперь я уже не могла выйти из кабины. Или встать со своего места. Я была пристегнута, начался обратный отсчет. Я потянула Марка за волосы, но он не остановился. Я и не хотела, чтобы он останавливался. Нет, хотела. Нет, нет, я не хотела. Три, два, один. Взлёт, и аххх…

Я закричала, выгибая спину, держась за волосы капитана, чувствуя, как меняется атмосферное давление. В ушах хлопнуло, и я снова закричала, покалывающие вспышки продолжались, пока моё тело разрывалось надвое. Но когда кабина загерметизировалась, нормализовалась, я ощутила, что моё тело притянуто к потолку. От изнеможения я плавала в нулевой гравитации. Я ослабила хватку, услышала слабое спасибо на заднем фоне, и погрузилась в сладкое оцепенение.

Через какое-то время я проснулась, учуяв запах шипящего бекона. Мой желудок злобно сжался, и я лежала, парализованная, ожидая ослабления спазма. Мне нужна была еда. Сейчас же.

Я накинула пижамные штаны и направилась на кухню.

— Доброе утро. Снова, — произнес Марк, переворачивая ломтики бекона.

— Сколько я спала? — спросила я.

— Полчаса или около того, — ответил он.

— Ты вырубил меня.

— Знаю. И я довольно горд собой за это, — он протянул мне чашку кофе.

Я ухмыльнулась.

— Да уж, не сомневаюсь.

— Сахар и сливки, — сказал он, указывая на обеденный стол.

Я плюхнулась на стул и приправила свой кофе. Я наблюдала, как Марк передвигается по кухне и готовит что-то, похожее на пиршество.

— Ты любишь готовить? — спросила я.

— Я научился любить это, — ответил он.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда живешь один, ты или учишься готовить, или же ты постоянно перекусываешь и толстеешь, — объяснил он.

Я кивнула.

— Нужна помощь?

— Ты умеешь готовить?

— Нет.

— Тогда оставайся на месте, — ответил он и подмигнул.

Я закатила глаза и сделала очередной глоток кофе.

Когда стучащие, шипящие и шлёпающие звуки прекратились, Марк накрыл стол тарелками с вкусностями: оладьи, бекон, сосиски, драники, омлет, тосты и булочки с корицей. А ещё свежевыжатый сок.

— Все выглядит замечательно, — похвалила я его, наливая себе сок.

— Я изо всех сил стараюсь тебя впечатлить, — ответил он. — И у меня зверский аппетит.

— У нас обоих, — ответила я, склонив голову. Я и не думала об этом. Вышло автоматически. Я делала это даже в школе, хотя там была более скрытной. Не то, чтобы мне было стыдно молиться перед едой, просто не хотелось, чтобы другим было неуютно. Мне не хотелось, чтобы Марку было неудобно, поэтому я быстро произнесла: Дорогой Боже, спасибо тебе за этот потрясающий завтрак, и подняла голову.

Марк мне улыбался. Он ничего себе не накладывал, пока я не закончила.

— О чем молилась?

— О еде, — ответила я.

— Молилась, чтобы она оказалась вкусной? — спросил он.

Я рассмеялась. — Нет. Я знаю, что она вкусная. Я благодарила Бога за неё.

— Но это я её приготовил, — сказал он.

— Что ж, спасибо тебе, — ответила я.

Он склонил голову, а потом налил себе море сиропа на оладьи.

— О чем ещё молилась? — спросил он и запихнул в рот кусочек.

— Ни о чём.

— Не поблагодарила Бога за то, что ещё получила сегодня утром?

Я замерла, вилка в сантиметрах от губ. — Это должно быть смешным?

— Немного, — ответил он, откусив кусок сосиски.

— Вовсе нет, — огрызнулась я и засунула в рот кусочек драника.

— Кейденс? Ты серьёзно? Я же просто шучу, — сказал Марк.

— Ты высмеиваешь меня.

— Нет. Это нечестно.

Я проигнорировала его и продолжила есть.

— Я правда не хотел вести себя как говнюк, Кейденс, — осторожно сказал Марк.

На мгновение я притихла.

— То, что я делаю, неправильно, — наконец сказала я.

— Что ты имеешь в виду?

— Быть с тобой. Встречаться тайком. Врать. Позволять тебе делать всякое, — ответила я. — Это неправильно, и я чувствую себя виноватой.

— Ты на самом деле считаешь, что быть вместе неправильно? — спросил Марк. — Или же ты считаешь это неправильным потому, что тебя приучили так думать?

— А в чем разница?

— Разница в том, что ты молодая женщина, достаточно взрослая, чтобы принимать решения самостоятельно.

— Ах да, моральный релятивизм, — произнесла я.

— Неа. Я говорю совсем не о моральном релятивизме. Я говорю о том, что ты достаточно взрослая, чтобы определять собственные границы, выбирать собственные ценности, основанные на том, что приведёт тебя к счастливой жизни.

Я открыла рот, чтобы возразить.

— …до тех пор, пока это не вредит кому-то другому, — закончил Марк.

Я хмыкнула и запихнула в рот оладушек.

— Нравится завтрак? — спросил Марк.

— Сам завтрак? Да. Разговор? Не знаю, — ответила я, допивая свой сок.

— Что ж, ну а мне приносит удовольствие и то, и другое, — сказал Марк.

— Как от орального секса мы перешли к разговорам о Боге? — спросила я.

— А почему бы и нет?

— Разве это не неуважительно?

— Я так не считаю.

Я пожевала нижнюю губу.

— Здесь ещё много еды, ты в курсе? — спросил Марк, наблюдая за мной.

— Смешно, — ответила я, и снова наполнила тарелку.

— Нет ничего неправильного в том, что ты делаешь, Кейденс, — произнес Марк. — Я имею в виду, нет ничего плохого, в том, что ты со мной.

— Тебе легко говорить. Ты не разделяешь моих ценностей, — ответила я. Не знаю, что это значит, в основном потому, что не знаю, каковы его ценности.

— Тогда почему ты со мной?

Я приподняла голову, чтобы посмотреть на него.

— Что это значит?

— Успокойся. Это не должно было прозвучать агрессивно. Я в восторге от того, что ты со мной. И надеюсь, что так будет и дальше. Но я не хочу, чтобы всё это время ты чувствовала вину из-за этого.

— Я не чувствую, — ответила я. — В смысле, большую часть времени. Но мне и в самом деле не нравится врать родителям.

— Знаю.

— Не потому, что теперь они мне особенно стали нравиться. Я считаю, они гнусно ко мне относились. Я была такой хорошей. Так старалась. И ничего. Они бы ни за что не позволили мне водить, если бы я не завалила твой предмет, и они не отпускали бы меня никуда, если бы не нарисовалась Эвери, — я растолкала омлет по тарелке.

— Что ж, ты могла бы относиться к этому, как к божественному вмешательству, — предложил Марк.

Я изучала его лицо, но там не было и следа сарказма. Он не насмехался надо мной. Он просто хотел, чтобы я почувствовала себя лучше.

— Так что случилось той ночью?

Я напряглась, не зная, хочу ли поделиться с ним деталями той судьбоносной ночи.

— Ты не обязана мне рассказывать, — быстро добавил он.

— Да нет, всё в порядке. Если не станешь осуждать.

— Я никого и никогда не осуждал, — ответил он.

— Скелеты в шкафу? — спросила я, ухмыляясь.

— Несколько. Но мы ещё до этого не добрались, — произнес он. — Мы говорим о тебе.

— Ах, да. Я. Я и моя большая ошибка, — пробормотала я, наколов на вилку побольше омлета. — Ну, тут не так уж много рассказывать.

— Уверен, что это не так, — поддразнил Марк.

Я вздохнула. — Ладно. Я совершила большую ошибку. Не послушала Грэйси, когда она сказала мне не идти на эту вечеринку. А пошла из-за того, что Дин меня позвал.

— Дин?

— Ага, Дин.

— Но он же неудачник, — сказал Марк.

Я закатила глаза. — Я в курсе. Но меня только что бросил парень, и я была уязвима, ясно?

— Понимаю — ответил Марк.

Я усмехнулась. Он не понимал, но не важно.

— Так что, в любом случае, он позвал меня на эту дурацкую вечеринку. А меня никогда не звали на вечеринки. Я не популярная или что-то в этом роде, но и изгоем не была. Просто одна из обычных, почти незаметных деток.

— Обычных, почти незаметных деток, — повторил Марк. — Мне нравится.

Я кивнула. — Я пошла и потратила полночи, пытаясь привлечь внимание Дина. Это было так глупо. Я уже собралась уходить, но сначала зашла в туалет. И вот тогда он подошёл и предложил мне кокаин.

— И ты так просто взяла его? — спросил Марк.

— Ну, нет. Я не хотела, но он был и впрямь милым, а я была уязвима. Помнишь, как я рассказывала о своей уязвимости?

Марк кивнул.

— Так что я взяла. И не солгу. Было потрясающе. Я чувствовала, будто могу сделать что угодно, словно я была самым высоким человеком на планете, дотягивалась до самых небес. Я чувствовала себя подобно ангелу, как будто могу летать повсюду и спасать людей, прыгать со зданий и раскрывать секреты мироздания.

Марк нахмурился.

— Я просто говорю правду, — сказала я.

— Знаю. Просто мне сложно понять. Не вижу в этом ничего притягательного.

— Не видишь притягательного в ощущении непобедимости? — спросила я.

— Но ты же не была на самом деле непобедимой. Просто ты так себя ощущала, — сказал Марк.

Я задумалась на мгновение. Он был прав, и мне было нечего сказать, поэтому я просто продолжила. — А потом я целовалась с Дином.

— О, Иисусе, — простонал Марк.

— Что?! Сам спросил! — ответила я.

— Это даже хуже кокаина.

Я рассмеялась.

— Так и было. Не знаю, с чего я решила, что он весь из себя. Он высмеял мою грудь.

— Я не хочу дальше слушать эту часть, Кейденс, — перебил меня Марк.

— Ладно, ладно, — ответила я. — Так вот, в туалет зашли ещё ребята. Я не знала, кто они, но это не имело значения. Помню, как мы все тут же стали лучшими друзьями, и вот тогда-то мы и придумали весь этот гениальный план ограбления мини-маркета на старой дороге у границы штата.

— Господи, помоги нам.

— Именно это я и сказала в суде!

Марк сузил глаза, глядя на меня, а я криво улыбнулась.

— Эта история делает тебя раздражительным.

— Нет, — протянул Марк. — В прошлом я никогда не грабил мини-маркет, но занимался другим сумасбродным дерьмом.

Я оживилась. — О, да? Например?

— Хорошая попытка. Мы с тобой ещё не закончили.

Я пожала плечами. — Ну, мы пошли пешком от дома к магазину. Настолько близко он был. И Дина озарила блестящая мысль припугнуть хозяина магазина пистолетом с транквилизатором.

— Умник, — сказал Марк, закатывая глаза.

— Мне нужно было следить за дверью. Не знаю, что происходило внутри, но помню чувство, как будто это может сойти нам с рук. Думаю, именно так действует кокаин. Заставляет чувствовать, что тебе может сойти с рук что угодно. Но вышло не так. Мы были глупыми и обдолбанными, а владелец магазина вызвал копов.

Марк хмыкнул.

— Короче говоря, нас арестовали. Я попала в суд. Судья прочитал мне нотации и назначил десять месяцев, тяжёлый период…

— Тяжёлый период, да?

— Так я и сказала. Тяжелый период. А потом я вышла оттуда и осознала, что вернулась домой к пустоте. Ни друзей. Ни свободы. Ни машины. Ничего. Я потеряла практически всё, насколько ты знаешь.

— Эти первые недели в школе ты была самой грустной девушкой в мире, — произнес Марк. Он лишь слегка поддразнивал меня.

— Будь милым. Было непросто.

— Знаю, Кейденс. И именно поэтому я старался облегчить все для тебя, — сказал Марк.

— Хмм. Ты сделал ещё хуже, потому что был таким странным, — отметила я.

— Мне жаль.

— Неа, — поспорила я. — Совсем тебе не жаль.

Марк ухмыльнулся. — Знаешь, что меня воодушевляет?

— Что?

— То, что ты моя на весь день. И снова на всю ночь.

Я вспыхнула. — На самом деле, мы не можем никуда пойти. Прости, ведь из-за меня тебе приходится торчать дома.

— Я и не хочу куда-то идти. У меня для нас большие планы, включающие настольные игры, фильмы и готовку.

— Я думала, мне не дозволено помогать тебе готовить, — произнесла я.

— Я просто дразнил тебя, Кейденс, — ответил Марк.

— Но я на самом деле не умею готовить.

— Ничего страшного. Я просто наряжу тебя в фартук и позволю подавать мне всякое.

Я решительно посмотрела на него.

— Ах да, и под фартуком ты будешь голой. Просто, чтобы ты знала.

— Ха. Ха.

— Ты взволнована планами на сегодня?

Я снова вспыхнула и кивнула.

— Хорошо.

Глава 16

Идеальные выходные

— Эта песня без конца крутилась в моей голове, когда я увидел тебя впервые, — Марк сидел на диване и наблюдал, как я перебираю его пластинки.

Мы слушали трек DjPremier «Gettin’ closer to God» (Становясь ближе к Богу), и я перестала рыться в альбомах.

— Да?

Марк улыбнулся.

— Я подумал, что ты ангел. Солнце было за твоей спиной. Оно освещало твои волосы. Твоё лицо. Помнишь свет, о котором я тебе говорил?

Я кивнула. Я всё ещё не понимала.

— Ты была самым красивым существом, что я видел в жизни. А когда ты вошла в мой класс, я подумал, что умер и попал в рай.

— Для тебя, может, и рай. Для меня это был ад, — сказала я. Мне хотелось, чтобы это прозвучало обыденно, словно мне и дела не было до этого.

— Знаю, тот день был для тебя тяжелым, Кейденс.

— И ты не помог, наорав на меня, — напомнила я ему.

— Ты права. Я не имел права орать на ангела, — ответил Марк. Он встал и выключил пластинку. Я наблюдала за тем, как он осматривает свою музыкальную коллекцию и достает футляр с полки.

— А вот что происходило с моим сердцем, когда ты впервые мне подмигнула.

Он включил новую песню, яркий взрыв ударов, жизнерадостных, классных, весёлых.

— Когда я подмигнула тебе?

— В субботу, когда мы вызвались убирать те дома, — сказал Марк.

Ах, да. Теперь я вспомнила.

— Как называется песня? — спросила я.

— «Бум».

— Песня называется «Бум»?

Марк кивнул.

— Ну, разумеется, — произнесла я, улыбаясь, — я и впрямь заставила твоё сердце взорваться?

— Да. Ты всё ещё это делаешь.

Он сел на пол рядом со мной, и мы скрестили ноги на индийский манер.

— Так кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — спросил он.

— На самом деле, я ещё не думала об этом, — ответила я. — Хотя, наверное, стоило бы? Не хочу бесцельно шататься в первые годы колледжа.

— Умница.

— Мне действительно нравятся цветы, — сказала я. — Моя любимая часть дня, кроме встреч с тобой, разумеется, это работа у Милли.

— Тогда может тебе стоит подумать о карьере флориста. Открыть свой магазин, — предложил он.

Я улыбнулась.

— Да, думаю, мне бы это понравилось.

— Тогда ты была бы моей цветочницей, — сказал Марк.

Это прозвучало так, словно он включает меня в свои планы на будущее, и от этого я почувствовала себя в безопасности. Не знаю, должна ли ощущать это, или же я должна желать независимости, при любом раскладе, мне нравилось, как он заклеймил меня своей. Его цветочница. Не чья-то там ещё.

В этот момент я поняла, что являюсь стопроцентной женщиной. Звучит глупо. Я знала это с самого начала, когда смотрела на свое обнаженное тело, но впервые я видела свой обнаженный разум, открытый и уязвимый для меня, открывающий ту женскую связь, которая так сильно отличалась от мужской. Я не была слабой. Просто другой. Возможно, мягче. И эта связь показала мне мои желания. Я хотела, чтобы он баюкал меня в своих объятиях, говорил, что я красивая, и заботился обо мне. В свою очередь, я думала, что могу сделать то же самое.

— Ляжешь на меня? — спросила я. Это появилось из ниоткуда.

— Ты хочешь, чтобы я лег на тебя?

— Ага. Прямо здесь, на полу. Хочу ощутить весь твой вес на себе, — ответила я.

— Я раздавлю тебя, Кейденс, — произнес он.

— Не думаю, что стала бы возражать, — и это была правда. Я подумала, что хотела бы почувствовать, как воздух вырывается из моей груди, как тяжесть мужских мускулов прижимает меня к полу, вжимая в него. Вес моей полной противоположности.

— Пожалуйста?

Я легла обратно на ковер, и развела ноги, что ему было удобнее, и Марк опустился на меня.

— Я и вправду не хочу тебя раздавить, — сказал он, нависая надо мной и удерживая большую часть веса на локтях.

— Я не совсем уж хрупкая, — заспорила я.

Он ухмыльнулся и прильнул ко мне, и я тут же ощутила, как осторожно меня покинул весь кислород, как будто он украл его поцелуем, хотя его губы к моим не прикасались.

— Я не могу дышать, — произнесла я, но не паниковала.

Марк тут же приподнялся на локтях.

— Я не говорила делать этого. Ляг на меня снова.

— Ты сказала, что не можешь дышать, Кейденс.

— Просто сделай это, — потребовала я, и он снова прижался своей грудью к моей. Моментально большая часть воздуха вышла из меня, и я упивалась ощущением совершенной беспомощности. Я попыталась заговорить, хотя знала, что слова поглотят остаток кислорода у меня во рту.

— Ты мог сделать со мной всё, что пожелаешь.

— Знаю, — прошептал он мне на ушко.

Между ног начало ныть.

— Но я никогда не причиню тебе вреда, Кейденс. Ты веришь мне?

— Да, — ответила я, и ощутила, как последний воздух покинул меня, проскользнув между губ без особой спешки. А потом он впервые опустил на меня весь свой вес, и я запаниковала, дергая руками и ногами. Он присел на корточки и посмотрел на меня сверху вниз. Выражение его лица говорило: «Вот видишь, 85 кг». Я уставилась на него, по-новому оценив его силу.

— Ты в порядке? — спросил он.

Я тупо кивнула, а потом схватила его спереди за рубашку и притянула обратно к себе. Я грубо поцеловала его, обняв ногами, призывая его снова опуститься на меня всей тяжестью.

— Нет, Кейденс, — произнес он мне в рот.

— Займись со мной любовью.

— Пока нет, — ответил он, целуя мой лоб, щёки и нос.

— Почему?

— Будь терпелива, Кейденс, — ответил он, — Я никуда не собираюсь.

— Но я хочу этого сейчас, — пожаловалась я.

— Знаю, — ответил он, — Но ты будешь рада, что мы подождали. И в любом случае, не хочу, чтобы наш первый раз был на полу в гостиной.

— Тогда пойдём в спальню, — предложила я.

— Нет.

— Ненавижу это слово.

— Ты ненавидишь, когда его говорит твой отец. Не я.

— И всё же я его ненавижу, — надулась я.

Марк наклонился и поцеловал мою шею.

— Нет, не ненавидишь.

Впервые я ощутила самую настоящую неудовлетворенность – интенсивную, почти несправедливую жажду между ног, которая кричала: «Засунь туда что-нибудь!» Как я могла так жаждать того, чего никогда не испытывала? Это было тревожно и заставляло меня противостоять своей животной природе. Я всегда думала, что мужчины – животные, с примитивной и грубой чувственностью. Это полная ерунда. Женщины могут быть столь же примитивными и грубыми. И неожиданно, я решила, что не готова стать примером в муках от «Примитивности и грубости».

— Ты прав, — быстро сказала я, — Слезь с меня.

Марк расхохотался.

— Конечно, крошка. После поцелуев.

***

Суббота была днём мечты. Мне не хотелось, чтобы она заканчивалась, и потому я без конца проверяла, сколько времени осталось. Времени, как обычно, было недостаточно, и я паниковала, перебирая его вещи, пытаясь узнать о нём как можно больше до завтрашнего утра, когда мне придётся уйти рано, чтобы быть дома перед походом в церковь.

— Кейденс, ты ведешь себя так, будто ты здесь в последний раз, — произнес Марк, грохоча сковородками на кухне.

Не знаю, почему, но меня не покидало тревожное чувство, что, возможно, так и есть, и я озвучила его вслух.

— Ты параноик, — сказал Марк, — А теперь подойди и помоги мне.

После того, как мы поели, мы слушали пластинки, пока я занималась заданием по английскому. Марк проверял работы. Он дал мне попробовать своё пиво, когда я попросила, а потом рассмеялся, когда я сморщила нос.

— Фу, — пробормотала я, — Я предпочитаю вино.

— Ага, это я знаю. Но не дам его тебе, пока ты делаешь домашку.

— Ты же поможешь мне с математикой, да? — спросила я, — Я имею в виду, ведь я только за этим и пришла. Чтобы ты помог мне с этими пределами.

— Так и знал, что ты используешь меня ради моих мозгов, — ответил он. — Может, я и помогу тебе, но что мне за это будет?

— Услуга за услугу, да? — спросила я, — Ладно, чего ты хочешь?

— Много всего, — ответил он.

— Тебе придётся немного сузить список, — сказала я.

Глаза Марка блеснули детской вредностью. Он изогнул бровь, и я инстинктивно положила руку на выпуклость между его ног. Его глаза округлились от потрясения.

— Нет, Кейденс! Я не это имел в виду!

— Что? У тебя с этим проблемы? — спросила я. — Почему ты думаешь, что я не хочу к тебе прикоснуться?

— Я просто не хочу напугать тебя, — сказал он. Думаю, он и сам понял, как глупо или самодовольно прозвучали его слова.

Я расхохоталась.

— Обычно члены пугающие?

— Не знаю. Я не знаю, что думают женщины.

— Что ж, я тоже не знаю, что думают женщины, но думаю, что хотела бы к тебе прикоснуться.

Я пыталась не засмеяться, когда подумала об обмене услугами: поработать рукой за помощь по мат.анализу. Я озвучила это, и Марк вздрогнул.

— Давай всё, что связано со школой не смешивать с этим, — попросил он.

— Что? Это забавно. Хватит быть таким сдержанным.

Он расслабился и осторожно наблюдал за тем, как я расстегивала пуговицу его джинсов. Я понятия не имела, что делала. Я никогда не прикасалась, и ни разу не видела его во плоти. Мои ограниченные познания о пенисах исходили из занятий по половому воспитанию в школе. Но плоское изображение в учебнике очень далеко от реального предмета. Не могу даже притвориться, что знаю, что там да как.

— Я не знаю, что делать, — произнесла я, и прозвучало это с примесью страха и нетерпения. А ещё, возможно, и с толикой восхищения.

Марк вздохнул. Хоть и не от раздражения. Скорее беспомощно. Он не знал, как направлять меня?

— Кейденс, я странно себя чувствую из-за этого, — сказал он. Я расстегнула молнию на его джинсах, но остановилась, когда он схватил меня за руку.

— Давай просто подождём.

— Почему?

— Не знаю. Что-то в этом кажется мне странным, — ответил он.

Я склонила голову набок.

— Серьёзно? Утром ты чуть не съел меня.

— Это другое.

— Как это?

— Не знаю. Просто это так.

— Тебе стоит придумать объяснение получше, — ответила я.

— Я не хочу быть тем, кто учит тебя, как это делать, — выпалил он.

— Почему?

— Потому что из-за этого я чувствую себя виноватым.

— Почему?

— Господи Иисусе, Кейденс! Я не знаю.

— Не произноси имя Господа всуе, — на автомате ответила я.

— Вот блин. Ладно, вот именно поэтому, — сказал он и оттолкнул мою руку в сторону, застегивая свои штаны.

—Что? Потому что я христианка? Я не могу прикасаться к тебе или сделать минет из-за того, что я христианка? — я не злилась, говоря это. Я была в замешательстве. Мне действительно хотелось понять его мотивы.

— Почему бы нам не вернуться к работе? — предложил Марк, взяв ручку.

— Нет! — вскрикнула я и выхватила ручку прямо из его руки. Она перелетела через всю комнату и врезалась в плоский экран.

— Прости, — промямлила я.

— Кейденс, ты очаровательна, и я хочу, чтобы ты такой и оставалась, — произнес Марк, глядя мне прямо в глаза.

Я покачала головой.

— Я даже не знаю, что это значит.

— Если ты прикоснёшься ко мне, это всё изменит, — сказал Марк.

— Что? Я уже не буду невинной Кейденс?

— Ну, так и есть.

— Ты хоть понимаешь, как глупо это звучит? Ты видел меня голой, — сказала я.

— Я понимаю.

Тишина.

— Разве ты не хочешь, чтобы я к тебе прикоснулась? — мягко спросила я.

— Да, — ответил Марк столь же мягко. Он обхватил верхнюю часть своих бёдер, когда говорил, как будто слова причиняли боль, покидая его губы.

— Я всё ещё буду невинной. Это же не то же самое, как если бы я собиралась трогать и делать минет куче парней. Это будешь только ты. Всегда.

Марк кивнул.

— Посмотри на меня, — потребовала я.

Он посмотрел.

— Как ты вообще собираешься заняться со мной сексом, если не позволяешь к себе прикасаться? Ты должен отдаваться мне, как и я отдаюсь тебе. Это не неправильно. И не грязно. Это не изменит меня в худшую сторону. Это приблизит меня к тебе. И это хорошо, ты так не считаешь?

Тогда я заметила, как напряжение покинуло его тело. Он расслабился на диване, когда кивнул.

— Ты так интересна и проницательна, — произнес он через некоторое время.

— И можешь ли ты поверить, что мне всего семнадцать? — пошутила я.

— Вот, что мне в тебе нравится, Кейденс. Тебе определенно семнадцать по многим аспектам. Ты любишь свои маленькие модные журнальчики, и сплетни, и шоппинг. А я обожаю слушать обо всём этом. Но также тебе присуща мудрость и зрелость, которые есть мало у кого в твоём возрасте. Мне нравится эта дихотомия ((греч. «надвое» + «деление») — раздвоенность, последовательное деление на две части, более связанные внутри, чем между собой)).

— Я знаю это слово! — поддразнила я.

Марк усмехнулся.

— Вот почему перед тобой невозможно устоять. Вот почему ты меня заводишь.

Я двинулась к нему, оседлав его бёдра.

— Ты же не знала, что такое докторская степень, когда я упомянул её при тебе, не так ли?

— На самом деле, нет, — отметила я, — я пришла домой и посмотрела.

— Знаю. Но ты могла просто спросить меня.

— Мне не хотелось выглядеть глупой, — призналась я.

— Ты совсем не глупая. Как ты вообще можешь так думать после того, как сказала нечто столь глубокое? — он обхватил моё лицо ладонями и изучал мои глаза.

— Ты нравишься мне без макияжа.

— Я просто хотела быть наравне, — сказала я. Что бы это ни значило.

— Так и есть.

— Так у нас всё в порядке? — спросила я.

— Да, всё в порядке. Но буду честен, я не готов к тому, чтобы ты прямо сейчас меня трогала. Я вроде как не в настроении.

— О, это ничего. Я уже об этом забыла.

Марк рассмеялся, когда я слезла с его колен. Мы вернулись к работе, мило болтая время от времени обо всяких мелочах.

— Какой твой любимый цвет? — спросила я после пятиминутного молчания.

— Зелёный.

— Почему?

— Потому что он приятен для глаз.

Прошло ещё десять минут, пока не была нарушена тишина.

— Я где-то прочитала, что женские мозги выглядят как приготовленные спагетти, а мужские мозги выглядят скорее как сетка, — произнесла я.

— Вот оно как? — ответил Марк. — И почему же, по-твоему?

— Ну, спагетти должны символизировать женскую многозадачность. То, как в нашем сознании происходит миллиард разных вещей в одно и то же время, и они как бы происходят сообща.

— Хм.

— И как мужчины разделяют все вещи. Вот почему ваши мозги выглядят, как сетка. Всё организовано в милых, аккуратных коробочках, — объяснила я. — И как вы можете концентрироваться на одной вещи за раз.

— Интересно, — ответил Марк.

Он взял свой планшет HTC с кофейного столика и что-то напечатал. Он повернул устройство так, чтобы я могла видеть экран.

— Кейденс, вот как выглядит мозг.

Я рассмеялась.

— Заткнись! Я имела в виду, метафорически.

— Ох, ну ладно. Просто убедился.

Очередная порция тишины, пока я не подала голос.

— А каково это, сосать член? — спросила я. Вероятно, не в самый лучший момент. Марк как раз делал глоток пива, и подавился. Это было в точности, как в мультиках. Пиво вылетело из его рта брызгами, и я упала, смеясь.

— Кейденс, откуда мне знать? — спросил Марк, хватая со стола несколько салфеток.

— Думаю, ты прав, — ответила я. — Наверное, мне нужно провести исследование.

Он усмехнулся.

— Я бы не стал прикладывать так много усилий.

— Правда?

— Я скажу, что мне понравится, когда ты будешь это делать.

— Ладно.

Это звучало так обыденно, словно мы продумывали меню на обед.

Прошло ещё несколько минут.

— Твоё имя означает «ритмичная», — сказал Марк.

— Знаю.

— Это то, как ты движешься по жизни?

Я захихикала. Это было так банально.

— Эм, конечно.

Я тут же представила, как делаю гимнастическое колесо с одной из этих длинных ленточек. Выкручиваю красивые узоры над головой, следуя за бандой в супермаркет.

— Даже когда совершаю преступление.

— Боже, это сексуально, — сказал Марк.

— А что насчёт тебя? – спросила я, — Твоя жизнь подвязана на музыке. У тебя для всего есть песня.

— Только для важных событий, — объяснил он.

Я потеплела от такой лести.

Затянувшаяся тишина, а потом Марк снова заговорил.

— Я так рад, что встретил тебя, Кейденс, — сказал он.

— Я тоже.

Тем вечером мы вместе готовили, и как Марк и пообещал за завтраком, он надел на меня черный фартук, оставив полностью голой под ним. Большую часть времени он провел, направляя меня, пока его руки были прикованы к моей голой заднице. Мы решили готовить тот самый кус-кус с креветками, которым он накормил меня, когда я впервые к нему приехала. Он нависал над моим плечом, пока я измельчала чеснок, руководя каждым моим шагом, убеждаясь, что я не измельчила собственные пальцы. Он ходил позади меня и стоял, держа меня за зад, пока я соскребала со сковородки чеснок со шкворчащим шпинатом. Он шлёпнул меня по ягодице, когда не сразу помешала кус-кус при звоне таймера.

Все это время он ни черта не делал, только сжимал мою попку. Я приготовила ужин, следуя его инструкциям, а всё что сделал он – это выложил еду в большую миску, когда я закончила. Ах да, он посыпал все сверху сыром фета. Большое дело. Я выдвинула стул, чтобы сесть, и он покачал головой. Он взял и посадил меня на край стола, раздвинув мои ноги в разные стороны, чтобы стоять между ними. Он кормил меня сам: кусочек мне, кусочек себе. Снова и снова, пока миска не опустела.

— Ещё?

Я кивнула.

Он снова наполнил миску, посыпал сыром и вернулся, встав между моих ног. Мы ели, в основном, в тишине, пока миска не опустела.

— Ещё?

Я покачала головой.

— Хорошо.

Он бросил тарелку на стол и опустился на колени между моих ног. Он развязал фартук и подтянул меня ближе к краю.

А потом он попробовал десерт.

***

— С тобой что-то происходит, — сказал Оливер, косясь на меня с подозрением по дороге в школу в понедельник утром.

— Разве? — я ухмыльнулась от уха до уха.

— Ага. В чём дело? — спросил Оливер. — Тебе ни с того, ни с сего начала нравиться школа?

— Мне нравится, что у меня есть друг, — ответила я.

Это была не совсем правда. Эвери не была моим другом в обычном смысле, но она помогала мне видеться с таинственным мужчиной, а это было дружественным жестом.

— Ага, Эвери кажется прикольная, — ответил Оливер. — Даже слишком хороша, если хочешь знать моё мнение.

— Ужасно скучная, знаю.

— Рад, что ты счастлива, Кей, — произнес Оливер через какое-то время.

— Ага, конечно.

— Серьёзно. Правда, рад.

— Почему?

Оливер пожал плечами.

— Потому что ты была несчастна с тех пор, как вернулась из колонии.

— И почему тебя волнует, что я была несчастной всё это время?

— Я не полный придурок, — ответил Оливер. — Ты должна бы уже знать.

Я вернулась мыслями к тому разговору в моей спальне в первый школьный день. Он не был полным придурком. Даже близко.

— Ты прав, — сказала я, паркуя машину на свободном месте.

— И что это мы слушаем? — спросил Оливер.

Я усмехнулась.

— Это DjShadow.

Оливер закатил глаза.

— Ты не крутая, Кей. Не стоит даже и пытаться.

— Пофиг. Я не пытаюсь быть крутой.

— Да где вообще ты достала такой диск? Нет. Поправочка. Кто из тех, кого ты знаешь, стал бы рекомендовать что-то вроде этого?

— Никто, — соврала я. — Я нашла его на Ютубе.

— Плохая из тебя лгунья, — рассмеялся Оливер. — Но должен признать, это дерьмо очень даже ничего.

Теперь я закатила глаза.

— Ты не крутой, Олли. Не стоит даже и пытаться.

— О, позволь с тобой не согласиться, моя заблудшая старшая сестрёнка. Позволь с тобой чертовски не согласиться.

Я хихикала всю дорогу от машины до здания школы. Оливер шёл со мной, объясняя, что выгляжу я совсем неподобающе, чтобы слушать, что, спросил он? Ах, да. Инструментальный хип-хоп. Что я не похожа на тех, кто слушает инструментальный хип-хоп. Когда я попросила его описать мне подобающий образ, он сказал: «Кей, ты сразу поймёшь, когда увидишь». И когда я пришла на первый урок и увидела мистера Коннели, стоящего перед белой доской, то сразу поняла.

Глава 17

Чужое свидание

Я зашла за Оливером в ресторан. Выбора у меня не было. Мои родители были полны решимости показать миру, что наша семья счастлива и нормально функционирует. И я согласилась притвориться, ведь хотела продолжать «ночевать» у Эвери. Ирония всей этой ситуации была в том, что на протяжении двух месяцев после выхода из колонии, я задницу рвала, чтобы быть хорошей. И это ни к чему меня не привело. А теперь, когда я тайком встречалась с мистером Коннели и всем врала, мои родители стали мне больше доверять. Это был полный идиотизм.

Хостес проводила нас к местам и приняла заказ на напитки. В этот пятничный вечер было действительно людно, и я была рада, что папа заказал столик заранее. Теперь, когда мой аппетит вернулся в полную силу, я умирала с голоду. Я уже набрала полтора кг с тех пор, как стала встречаться с мистером Коннели. Казалось, его это радовало. И я его понимала. Я взвешивалась перед началом учебного года, весы показали 44 кг. Не особо здоровый вес.

Я вполуха слушала разговор папы с Оливером. Он был связан с новыми бутсами и межсезонной практикой. Но я была отвлечена, потому что услышала знакомый голос. Глубокий, спокойный мужской голос где-то справа от меня. Я обернулась, и он оказался там: мистер Коннели. С женщиной.

У меня перехватило дыхание, и я случайно разлила свой напиток.

— Дерьмо, — прошипела я и вытерла воду салфеткой.

— Кейденс, не выражайся при нас. А лучше вовсе этого не делай! — рявкнул папа.

— Прости, — промямлила я. Я снова бросила взгляд на мистера Коннели.

Он совершенно не замечал моего присутствия. Я рассматривала женщину. Она выглядела, как полная моя противоположность: высокая, фигуристая, тёмные волосы уложены набок. Мистер Коннели, видимо, сказал нечто умное, ведь она рассмеялась, положив свою правую руку на пышную грудь. Думаю, она хотела привлечь внимание к своим сиськам. И это сработало. Я заметила, как он бросил на них взгляд перед тем, как снова посмотрел ей в глаза.

Я извинилась и быстро вышла в туалет. Я едва успела закрыться в кабинке перед тем, как разрыдалась. Как я могла быть такой глупой? Как вообще я могла думать, что мной мог заинтересоваться взрослый мужчина? Что он верен мне? Я была неопытным подростком. Бесперспективным. Я жила в коконе. Это сделало меня легкой целью. Я была наивной и доверчивой – идеальная добыча для хищника.

По крайней мере, ты не занялась с ним сексом, подумала я. Это хоть немного, да утешало меня, хоть моё сердце и было расколото на две части. Он, правда, нравился мне. Я думала, что люблю его. Я была дурочкой, и ждала, когда моя сознательность бросит мне это в лицо. Но она этого не сделала. Она оставалась немой. Думаю, она злилась на меня.

Выйти из туалета и сидеть весь ужин с семьей, притворяясь, что мистер Коннели не сидит в паре метрах от меня на свидании, стоило мне всех моих сил. Он так и не заметил, что я там. Ни разу не посмотрел в мою сторону. Ни разу глаз не оторвал от этой женщины. Он слушал её с тем же вниманием, с каким слушал меня, когда я сидела у него на коленях и болтала.

И это ранило сильнее всего.

***

Марк: Я тут подумал, мы могли бы сходить куда-нибудь в пятницу вечером.

Я: (нет ответа)

Марк: Что думаешь?

Я: (нет ответа)

Марк: Кейденс? Ты сейчас занята?

Я: (нет ответа)

Марк: Ты спишь? Знаю, уже поздно. Прости, что так поздно пишу.

Я: (нет ответа)

Марк: Ладно, сладких снов.

Я уставилась на экран, наблюдая, как он то размывается, то фокусируется, когда я моргала. Слезы хлынули потоком, одна за другой, целый час, пока я, выплакавшись, не заснула. И сладких снов я не видела.

***

На следующий день я притворилась больной. Одно из преимуществ того, что я девушка, в том, что можно использовать месячные как предлог для выхода из неприятных ситуаций. Мне не хотелось идти в церковь. Не хотелось видеть мистера Коннели. Меня раздражало, что он вообще туда ходил. Он не верил в Бога. Ладно, это не совсем правда. В Бога он верил. Он не верил в Иисуса. Ладно, это тоже не совсем правда. Он верил, что Иисус существовал и был хорошим человеком, но не верит, что он был сыном Господа. Неважно. Суть в том, что наша церковь была помешана на Иисусе, так зачем ему вообще приходить? Полагаю, чтобы осчастливить свою мать. Меня всерьёз злило то, что мужчина, который был добрым и милым со своей матерью, вел себя как козел по отношению к другим женщинам. Знала ли она, что её сын был козлом? Возможно, мне стоит ей рассказать.

— Милая? Мне действительно не нравится, когда ты пропускаешь церковь, — сказал папа, стоя в дверном проходе.

У моего живота лежала грелка, колени прижаты к груди. Я вся горела, но раз уж я собиралась откосить от церкви, то должна выглядеть убедительно. Я даже подключила своё настроение аля у-меня-чертовы-месячные-так-что-оставьте-меня-блин-в-покое.

— Я нехорошо себя чувствую! — сорвалась я.

— Что не так? — спросил папа.

Я повернулась к нему.

— У меня месячные, ясно, папа? — рявкнула я. — У меня ужасные спазмы, и я хотела бы остаться одна!

Вот и всё, что мне стоило сказать. Папа кивнул и вышел, не сказав ни слова, мягко закрыв за собой дверь, и шикнул на Оливера, который стоял в коридоре, жалуясь на несправедливость.

— Да что ты? — заорала я. — Несправедливо, что мне приходится быть женщиной и проходить через это гадство каждый месяц!

Я подумала, что это был отличный ход.

Больше голосов в коридоре я не услышала. Слышала, как моя семья запрыгнула в папин джип и выехала с подъездной дорожки, и я тут же выключила грелку и сбросила её на пол. Я тяжело дышала, лежа на кровати, распластавшись, чтобы охладиться. Я вспотела, по линии роста волос собрались бисеринки пота, подмышки взмокли.

И тут пикнул мой телефон. Я схватила его с тумбочки.

Марк: Кейденс? Мы увидимся сегодня в церкви?

Я думала, отвечать ли. Зрелая женщина внутри меня считала, что не стоит, ведь это закончится тем, что я напишу то, о чем буду жалеть, но инфантильная семнадцатилетняя девчонка во мне сказала, что поделом ему.

Я: Нет.

Марк: Ох. Очень жаль. Я надеялся увидеть тебя сегодня.

Я: Почему?

Марк: ?

Я: Я подумала, что компанию тебе составит твоя новая девушка.

Короткая пауза. Я уже решила, что он и вовсе не ответит.

Марк: О чём ты говоришь?

Я: Я говорю о женщине, с которой ты был вчера вечером на свидании.

Очередная пауза.

Я: Верно. Я была там вчера. Я тебя видела.

Марк: Это не то, о чём ты подумала, Кейденс.

Я практически слышала нотки снисходительности в этом сообщении.

Я: Не надо мне тут! Это явно было свидание. Я не грёбаная идиотка. Но вот ты говнюк!

Марк: Почему бы нам не поговорить вместо того, чтобы переписываться?

Я: Иди к чёрту.

Марк: Кейденс? Позволь мне, пожалуйста, позвонить тебе?

Я: Пошёл. К черту...

Марк: Очень по-взрослому.

Я: Не надо говорить со мной о…

Мой телефон зазвонил, автоматически переключая экран на звонящего, а так как я писала в этот момент сообщение, я случайно ответила.

— Кейденс?

— Чего? — прокричала я.

— Пожалуйста, не вешай трубку, — попросил Марк.

— Я считаю, что ты величайший кусок дерьма на планете! Не могу поверить, что могла доверять тебе! Всё это время ты встречался с девушками за моей спиной! Так и знала, что есть причина тому, что ты не хотел увидеться на этих выходных!

Я ждала его ответ. Он тянул время.

— Её зовут Тиффани, — произнес он.

— Да мне насрать!

— Она работает с моей мамой, и без моего ведома мама устроила нам свидание. Когда она сказала мне, смываться было уже поздно. Я бы выглядел придурком.

— Почему ты не сказал своей маме, что уже встречаешься кое с кем? — сорвалась я.

— А что ты хочешь, чтобы я сказал, Кейденс? — спросил Марк. — Хочешь, чтобы я рассказал маме, что встречаюсь с одной из моих учениц, которая ещё даже не совершеннолетняя?

Я задохнулась.

— Ты стыдишься меня!

— Кейденс, я не стыжусь тебя. Я практичен. Ты с самого начала знала, что нам придётся держать это в секрете. По крайней мере, до тех пор, пока мы не освободимся от школы.

Рациональная часть моего сознания знала, что он был прав, но эмоциональная часть меня была обижена. И зла.

— Ты пялился на её грудь! — воскликнула я.

— Чего?

— Я видела, как ты пялился на её грудь после того, как рассмешил её!

— Ты это серьёзно? — спросил Марк.

— Да, я это серьёзно, — выплюнула я. — И даже не пытайся отрицать.

— Я и не стану.

Я снова задохнулась.

— Я двадцати восьмилетний мужчина. Я смотрю на грудь. Это естественно. Прости, если это выводит тебя из себя.

Мне хотелось просочиться через телефон и придушить его.

— Свои я тебе трогать больше не позволю, — прошипела я.

Марк фыркнул.

— Да ты, блин, прикалываешься.

— Вообще-то нет, не прикалываюсь, — взорвалась я.

— Кейденс? Думаю, нам лучше поговорить, когда ты успокоишься.

С тем же успехом он мог сказать: «Давай поговорим, когда ты перестанешь быть неразумной, эмоциональной особью женского пола». Моя злость переросла в ярость.

— Я спокойна. И в порядке, спасибо большое. Просто хотела дать тебе знать, что с этого момента ты можешь забыть об интимных прикосновениях ко мне, раз уж ты не уважаешь меня достаточно для того, чтобы не пялиться на других женщин, — произнесла я.

Марк вздохнул.

— Ладно, Кейденс.

Я не ожидала, что он это скажет. Я ожидала, что он станет спорить со мной, станет умолять позволить прикоснуться к себе. Мне семнадцать. Мне хотелось преклонения, черт бы его побрал!

— Может нам больше не стоит этого делать! — закричала я. — Может нам не стоит быть вместе!

Я задержала дыхание, ожидая его ответа.

— Увидимся завтра, — ответил он, а потом бросил трубку.

***

Я рисовала в тетради, пока мистер Коннели объяснял что-то о пределах. Я ни разу не взглянула на него, и, хотя боялась, что на уроке будет непросто и неловко, на удивление было скучно. Я не ждала, что он станет молить о прощении перед всем классом, а он не ждал, что я стану устраивать сцену. Мы оба вели себя мудро. Я чувствовала себя очень зрелой в тот момент, расширив границы своих познаний прошлой ночью. Я звонила Эвери, чтобы задать ей пару вопросов.

— Гэвин пялится на других девчонок? — спросила я.

— Всё время. А что? — ответила Эвери.

— Ты не ревнуешь из-за этого? — спросила я.

— Нет.

— Быть не может, Эвери. Даже чуточку? — спросила я.

— Кейденс, мужчины смотрят на других женщин. Так уж устроены их мозги. Такими уж их создал Бог. И в этом нет ничего такого, если они верны, — сказала она.

— Ну, а откуда тебе знать, что Гэвин тебе верен? — спросила я.

— Потому что врун из него никудышный. Я в ту же секунду пойму, что он мне изменяет, — сказала Эвери. Она на мгновение замолчала.

— Что, Таинственный мужчина изучает меню?

Я хмыкнула.

— Только одно блюдо.

— Так чего ты паришься? Он хочет быть с этим блюдом, или с тобой?

— Думаю, со мной, — ответила я.

— Вот и хорошо. Хватит быть такой неуверенной. Он всего лишь идёт на поводу своей природы.

Я пожала плечами.

— Кажется, это паршивое оправдание.

Эвери фыркнула.

— Нет. Что паршиво, так это всё время устраивать мужчинам разнос за то, что смотрят на женщин. Какая разница? Если он любит тебя, то любит тебя. Тема закрыта.

Я хмыкнула. Мы пока не обменивались фразой «Я тебя люблю».

— Таинственный мужчина заставляет тебя чувствовать себя особенной?

— Да.

— Заставляет чувствовать себя красивой и желанной?

— Да.

— Тогда перебори себя. Он, скорее всего, уже влюблен в тебя, а ты переживаешь из-за какой-то женщины, которая и значения то не имеет.

— Как ты можешь быть такой мудрой в свои восемнадцать? — спросила я. Я немного поддразнивала, но ответила она серьёзно.

— Я читаю много Космо и эротики, — ответила Эвери, — А ещё Библию. Её я тоже читаю.

— Прояви уважение, — сказала я.

— Я и так, — фыркнула Эвери. — Я читаю Библию, ты, маленькая шлюшка. Только закончила читать «Послание к Галатам» прошлой ночью.

Я усмехнулась, думая о том, как Эвери использовала слова «Библия» и «шлюшка» в одном предложении, когда голос мистера Коннели вернул меня в настоящее.

— Хммм? — спросила я.

— Я сказал, что хотел бы, чтобы ты подошла к доске и разобралась с этой проблемой, — ответил мистер Коннели.

Я тут же напряглась. Он не мог говорить это всерьёз. Он никогда прежде не говорил кому-то из учеников подойти к белой доске. Он всегда спрашивал, не желая срывать ученика с места. Он считал это ужасной практикой. Именно так он сказал мне. Именно так он сказал всем в этом классе. Я помнила. Это было в первую учебную неделю.

Я покачала головой.

— Я не просил, Кейденс. И в любом случае, тебе не повредит практика, — добавил мистер Коннели.

Зачем он это делает? Неужели он действительно так разозлился из-за нашего вчерашнего разговора? Я изменила точку зрения, и собиралась ему об этом сказать, но он не дал мне шанса.

— Я не понимаю, — сказала я, хватаясь за края парты.

— Я подскажу, — ответил мистер Коннели. Он протянул мне свой маркер. — Давай.

Я соскользнула со своего места и пошла к доске, ведь так положено. Когда учитель говорит тебе что-то сделать, ты это делаешь. Не жалуешься. Не споришь. Я уже пробовала разок, и на меня за это наорали.

— Все, обратите внимание на Кейденс, пожалуйста, — сказал мистер Коннели. Он бросил на меня быстрый взгляд, и я знаю, что он увидел панику на моём лице. — Все смотрим на неё.

Я уставилась на доску. Я понятия не имела, на что смотрю. Куча цифр, линий и странных символов, которые должна была знать. И буквы. Маркер в моей руке стал скользким, и я подумала, что он выскользнет, если попытаюсь писать. Я выжидающе посмотрела на мистера Коннели.

— Нет причин, чтобы ты не могла начать это решать, Кейденс, — сказал мистер Коннели. — Начать – это даже не самое сложное.

Позади меня раздалось шуршание, как будто ученики тревожно ерзали на своих местах. Все в классе знали, что мистер Коннели цепляется ко мне. И им это не нравилось.

— Так что? — спросил мистер Коннели.

— Я не знаю, — прошептала я.

— Эм, мистер Коннели? Может, я мог бы помочь Кейденс?

Я обернулась и увидела Джейкоба, стоящего у своей парты.

Джейкоб. Он влюблён в меня с седьмого класса.

— Сядь, Джейкоб, — приказал мистер Коннели. — Кейденс нужно научиться справляться самой.

— Я не знаю, как его решить, — повторила я. Мой голос дрожал. Моё тело тряслось. Всё было кончено в считанные секунды. Я это чувствовала.

— Каков предел, Кейденс? — спросил мистер Коннели. — Предел. Мы изучали его весь год. Может, тебе стоит быть внимательнее в классе.

Я поднесла маркер к доске и написала цифру «3».

— Я даже не знаю, что это значит, — произнес мистер Коннели.

Я стерла «3» и написала «5».

— Попробуй ещё, — насмехался он.

Я стёрла «5» и написала цифру, которую не смогла даже вслух назвать. Во всю длину белой доски, слева направо, до самого края, длиной в 45 символов.

Я достигла своего предела.

Мистер Коннели взглянул на меня, а потом сказал, — Ты ходишь на дополнительные занятия дважды в неделю, Кейденс. Это дополнительные четыре часа обучения. Так почему ты не можешь решить эту задачу, как твои одноклассники?

Мои глаза тут же наполнились слезами. Я положила маркер на поднос под доской и подошла к своей парте. Я увидела, как слёзы упали на мой открытый блокнот. Я закрыла его, собрала книги и вышла из класса. Тихонько закрыла дверь, убедившись, что она надежно закрыта, прежде чем испустить мучительный всхлип. Меня никогда в жизни так не унижали, даже когда я стояла перед судьей, выносящим приговор. Это было гораздо хуже, ведь мистер Коннели должен был заботиться обо мне.

Я зашла в женский туалет и достала свой мобильный. И стала писать сообщение.

Я: Мне надо уйти. Прямо сейчас.

Эвери: Что случилось?

Я: Очень плохой день.

Эвери: Не подождешь до конца четвертого? У меня тест.

Я: Да.

Эвери: Ок.

Я вытерла слёзы с экрана телефона и убрала его обратно в сумку. А потом проплакала весь первый урок, пока не прозвенел звонок.

Глава 18

Признание

— Я должна тебе кое-что рассказать, — произнесла я, сидя на скамье рядом с Эвери у автомагазина, в котором работал Гэвин. Он заканчивал через 15 минут, и мы собирались зависнуть у него.

— Это насчет Таинственного мужчины? — спросила она, слизывая шоколад с рожка мороженого.

— Да.

— Ладно. Выкладывай, даже если мы к чертям нарушаем все правила. До сих пор не могу поверить, что привела тебя сюда, — ответила Эвери.

Я тоже не могла в это поверить. До сегодняшнего дня Эвери держала меня на расстоянии от своего мира и Гэвина. Думаю, ей стало жаль меня, когда она подошла ко мне, стоящей у шкафчика после четвертого урока. Я пыталась сдерживаться, но расплакалась, как только её увидела. Она схватила мою сумку и повела к выходу из здания. Когда Эвери привела меня в автомагазин, я удивилась.

— Эвери, ты должна Богом поклясться, что ничего не расскажешь, — сказала я.

— Кейденс. Сколько мы уже поддерживаем это маленькое соглашение?

— Некоторое время.

— И что ты узнала обо мне за это короткое время? — спросила она.

— Да практически ничего, — признала я.

— Вот именно. Если я не хочу, чтобы люди знали о моих делах, они о них не узнают. И если у меня есть подруга, которая делится своими делами со мной и не хочет, чтобы о них знали другие, тогда они никогда о них не узнают, — добавила Эвери. — Ради всего святого, посмотри на моего парня. Думаешь, мои родители знают о нём?

Я покачала головой.

— Тогда расслабься. Со мной твои секреты в безопасности, — произнесла Эвери, вгрызаясь в край рожка.

— Я встречаюсь с мистером Коннели, — выпалила я.

Эвери уронила рожок мороженого.

— Чёрт бы тебя подрал, Кейденс! Хоть бы предупреждала!

— Прости, — сказала я.

Она зыркнула на меня, а потом опустила взгляд на землю.

— Блин, я даже не знаю, с чего начать! Я не могу...ты должна…какого…? Посмотри на моё мороженое!

Я посмотрела вниз на её ноги.

— Я, правда, хотела съесть его! — Она пнула ногой осыпанный грязью рожок.

— Мне жаль твоё мороженое. Куплю тебе другое.

Она снова посмотрела на меня.

— Кейденс, не могу поверить, что ты спишь со своим учителем!

Я не смогла сдержать смех.

— Во-первых, мне понравилось, что мороженое одержало верх. Во-вторых, мы не занимаемся сексом.

— Пока что.

Я закатила глаза.

— Это не что-то физическое. Он, правда, мне нравится. Я…я думаю, что возможно, люблю его.

— А что насчет него? — спросила Эвери.

— Думаю, он испытывает ко мне те же чувства, но вчера у нас произошла стычка, а сегодня он высмеял меня перед всем классом, — призналась я, чувствуя, как мои глаза вновь влажнеют, — вот почему мне нужно было уйти.

— Какой козёл, — воскликнула Эвери.

Я кивнула.

— Как он тебя высмеял? — спросила она.

Я вытерла под глазами.

— Он заставил меня выйти к доске и решать математическую задачу, которую, он знал, я не понимаю.

— Гребаный говнюк! С чего ему так с тобой поступать?

— Потому что сказала ему, что между нами всё кончено. Ну как бы. В смысле, я оставила этот вопрос нерешенным.

— Охх. Так ты его разозлила, — произнесла Эвери.

— Полагаю, — прошептала я.

— И если уж он так отреагировал, то видно ты ему и впрямь нравишься, и он хочет быть с тобой.

— Он унизил меня, Эвери! Как это должно показать мне, что я нравлюсь ему?

— Кейденс, мужчины гордые. Это одна из их основных черт или вроде того. И ты задела его гордость. Я не говорю, что он правильно поступил, но, по крайней мере, это показывает, какой властью ты над ним обладаешь. От этого ты же должна почувствовать себя лучше, а?

Я находилась в замешательстве. Не думала, что у меня есть какая-то власть над Марком. И определенно не хотела, чтобы наши отношения переросли в борьбу за власть. Я не очень много знала об этом, но верила, что подобные отношения считаются не здоровыми.

— Не хочу больше говорить об этом, — сказала я.

— Плохо. Ты в отношениях с учителем. Такое надо обсуждать, — ответила Эвери.

Я открыла рот, чтобы возразить, но она оборвала меня.

— Так, кто был инициатором?

— Для той, кто не хочет, чтобы я знала о её тайной жизни, ты слишком любопытна, —ответила я. — И это был он.

— Как?

— Он дал мне свой носовой платок.

Эвери уныло посмотрела на меня.

— Свой платок? Похоже этот парень зануда.

Я снова рассмеялась.

— Он не зануда, — начала я, а потом выложила ей всё. Она всё время слушала, перебивая вопросами тут и там, пока я вещала о его платке, о ланче, что он принёс мне, и о том случае, когда он вытирал мне руки и лицо.

— Ладно, это горячо, — сказала Эвери. — Никогда не думала, что что-то, связанное с влажными салфетками может быть горячим. Этот мужик любит тебя, Кейденс.

Моё сердце подскочило.

— Правда?

— Ты не можешь быть настолько слепой, — ответила Эвери.

— Если он любит меня, то почему так ужасно вел себя утром на уроке?

Эвери фыркнула.

— Догадайся, девочка! Любовь не гарантирует того, что ты не будешь злиться временами. Или что не будешь говорить обидных вещей. Или не будешь совершать глупых поступков. Мы же люди, алё? Мы не идеальны.

Я опустила глаза на свои колени.

— Посмотри на меня, — потребовала Эвери, и я подчинилась. — Кейденс, не можешь же ты быть настолько наивной, чтобы полагать, что любовь никогда не причинит боли, и что в отношениях всегда всё хорошо.

— Ну, разумеется, нет! — воскликнула я, оскорбившись. — Но он унизил меня перед всем классом!

Эвери кивнула.

— И я гарантирую, он дерьмово чувствует себя из-за этого. Он почувствовал себя дерьмом сразу же, как поступил так.

Я хмыкнула.

— Просто подожди извинений. Скоро они будут, — сказала Эвери.

— Лучше бы это было хорошее извинение, — пробормотала я.

И в тот же момент зазвонил мой телефон. Я достала его из сумки и посмотрела на экран. Марк. Я проигнорировала звонок.

Эвери с любопытством наблюдала, как я убираю телефон обратно.

— Что? — спросила я.

— Прям как девчонка, — сказала она.

— Даа, и знаешь, что? Ты тоже девчонка, — огрызнулась я.

— О, я и не спорю. Я всё время игнорирую звонки Гэвина. Даже когда не зла на него, — ответила она, толкая меня. Я захихикала.

— Ладно, а с чего это ты позволила мне увидеть Гэвина? — спросила я.

— Убиваю двух зайцев одним выстрелом, — ответила она.

— Что ты имеешь в виду?

— Я здесь, чтобы поддержать тебя в эмоциональном плане и встретиться со своим мужчиной в одно и то же время, — произнесла она. — В любом случае, пришло время тебе с ним встретиться. Думаю, рано или поздно, нам бы всё равно пришлось больше делиться друг с другом нашими тайными жизнями.

Я кивнула.

— Просто, чтобы убедиться, что вся эта огромная паутина лжи, созданная нами, останется целостной, — объяснила она.

Снова кивок.

— Спасибо, что поделилась насчёт мистера Коннели. Ты же знаешь, что можешь мне доверять, правда?

Я знала, что могу доверять Эвери. Она бы позволила жечь себя на колу, прежде чем раскололась. Таким она была человеком. Преданным. Надежным. Подругой, наверное?

Еще один кивок.

— Используй слова, Кейденс.

Я усмехнулась.

— Да, Эвери. Я верю тебе.

Гэвин выглянул из гаража, и Эвери подпрыгнула, чтобы поприветствовать его.

— Привет, малыш, — сказала она, прильнув к нему для настоящего, долгого, со сплетением языков поцелуя. Я отвела глаза.

— Запрыгнула бы на тебя, но ты грязный.

— Ммм. Запрыгивай на меня. Я постираю твою одежду, — ответил Гэвин. — Раздену тебя догола и постираю её.

О Боже. Может, мне стоило бы пойти в музыкальный магазин.

— Прекрати, Гэвин! — взвизгнула Эвери. — Я хочу, чтобы ты кое с кем познакомился.

Я, наконец, подняла взгляд на Гэвина и улыбнулась. Он выглядел так, как и ожидалось – заляпанная пятнами белая футболка, плотно обтягивающая огромные мышцы. Рваные джинсы. Спутанные светлые волосы, пара прядей падают на глаза. Он выглядел так, словно принадлежал автомагазину. И, должна признать, он был довольно горяч. Просто не мой типаж.

— Эй, я тебя знаю! — сказал Гэвин. — Как дела, Кей-Кей?

Кей-Кей? Что ещё за чёрт?

Будто бы прочитав мои мысли, Эвери ответила, — О, я зову тебя иногда Кей-Кей, когда говорю с Гэвином о тебе.

— Зачем тебе говорить обо мне? — спросила я. А потом покачала головой. — Нет, нет. Какого чёрта ты называешь меня Кей-Кей? Меня это ужасно бесит.

— Знаю. Именно поэтому, — сказала Эвери, ухмыляясь.

— Ладно. Тогда придумаю и тебе дурацкое прозвище, — ответила я, а потом перевела взгляд на облака и прищурилась.

— Как насчёт Эверс?

— Мне ужасно нравится, — ответила Эвери.

— Да плевать. Оно глупое, и ты это знаешь, — огрызнулась я.

— А я буду Гэвви, — предложил Гэвин.

Мы рассмеялись. Наверное, это был самый тупой разговор в моей жизни. И именно это мне и было нужно, чтобы почувствовать себя лучше. Я так сильно смеялась, что не услышала, как мой телефон снова зазвонил. И не слышала его, когда мы втроем – Гэвви, Эверс и я, Кей-Кей, – пошли за пиццей. Лишь вернувшись, домой, я увидела кучу пропущенных звонков. От Марка. Он не оставил сообщений, и я была рада. Если бы он стал извиняться в сообщениях, я бы вышла из себя.

***

Я отвела глаза, когда мистер Коннели зашел в класс. Тут же повисла тишина. Казалось, ученики побаивались его, полагаю, из-за вчерашней маленькой демонстрации силы. На несколько часов, проведенных с Эвери и Гэвином, мне удалось забыть об этом, ведь они были самой милой и раздражающей парочкой из тех, что я когда-либо видела.

— Доброе утро, — сказал мистер Коннели всем в классе.

Кое-кто пробормотал «доброе утро» в ответ, но большинство промолчали. Абсолютный страх.

Мистер Коннели вздохнул и придвинул стул ближе к первому ряду. Ученики отпрянули, насколько было возможно. Мистер Коннели сел и окинул взглядом помещение.

— Я чёртов придурок, — начал он. — То есть, вчера вёл себя как придурок. И задолжал всем вам извинение за то, как вел себя с Кейденс, — он посмотрел на меня, и я замерла, — и особенно задолжал извинение тебе, Кейденс. Мне нравится думать, что я довольно-таки хороший, справедливый учитель, а вчера я не был ни тем, ни другим. Повёл себя с тобой несправедливо, злоупотребил своей властью, как учителя, чтобы унизить тебя, и был жесток.Все, казалось, задержали дыхание.

— Я никогда не поступлю так снова, — продолжил он, не отрывая от меня своего взгляда, а потом снова обратился ко всему классу, — и с вами себя так никогда не поведу. Не хочу, чтобы вы боялись моего урока. Я хочу, чтобы вы чувствовали, что можете подойти ко мне и попросить помощи.

А потом все разом выдохнули всё то, что сдерживали. Ученики расслабились, напряжение испарилось.

— Пожалуйста, прости меня, Кейденс, — попросил мистер Коннели, снова посмотрев на меня.

Я кивнула, хотя мне всё ещё было больно. Но я осталась впечатлена тем, что взрослому мужчине, учителю, хватило мужества признать свою вину перед целой группой учеников и попросить прощения. Может, показать свою уязвимость перед семнадцати-восемнадцати летними подростками, и было ужасной ошибкой, но что-то подсказывало мне, что они лишь сильнее будут уважать его.

***

Я стояла в дверном проеме, не могла и не хотела заходить внутрь. Он же со стыдом смотрел на меня.

— Прости меня, — произнес он мягко.

Тогда я зашла и закрыла дверь.

— Кейденс, мне жаль, что я так повёл себя с тобой. Это было отвратительно. Просто отвратительно.

— Прости меня, — сказала я.

Он удивленно посмотрел на меня.

— Во время телефонного разговора я вела себя, как манипулятор. Сказала всё это, чтобы разозлить тебя, все те слова о том, что ты больше не сможешь прикоснуться ко мне, о том, что нам не стоит быть вместе. Я ничего из этого не имела в виду. Хотела только причинить тебе боль.

Он смотрел на меня в замешательстве.

— Я не осознавала, насколько обидела тебя, — продолжила я, — по крайней мере, до вчерашнего урока.

Он скривился.

— Пожалуйста, не пытайся оправдать моё поведение, Кейденс. Оно было тошнотворным.

— Я и не оправдываю, — ответила я. — Но понимаю, из-за чего это произошло. Я была той еще сукой.

— Не называй себя так, — произнес Марк, а потом замолчал на какое-то время. — Я…я признаю, ты сводила меня с ума всё воскресенье. И чем дольше я не говорил с тобой, тем злее становился. Но мне стоило вести себя более зрело.

— Мне стоило вести себя более зрело.

— Кейденс, — возмутился Марк, — пожалуйста, перестань винить себя, ладно? Я был козлом, и мне жаль. Не жду, что ты простишь меня в ближайшее время, но надеюсь, что в будущем…

— Я прощаю тебя, — прервала его я.

Марк улыбнулся, но счастливым он не выглядел. Скорее грустным и разбитым.

— Не стоило мне идти на свидание с Тиффани.

— Я понимаю, почему ты пошёл, — ответила я. — И ты прав. Не можем мы выносить свои отношения на показ. Твоя мама захотела бы узнать, с кем ты встречаешься, — я опустила голову. — Хотела бы я, чтобы не было так сложно.

Марк подошёл ко мне и обхватил руками. Он приподнял меня над полом, укачивая, как ребёнка, и повёл меня к дивану. Он осторожно сел, прижимая меня к груди, и поцеловал в макушку.

— Не всегда будет так сложно, — ответил он, — тебе исполнится восемнадцать, ты окончишь школу. Я прекращу преподавать в Крествью. Перед нами откроется целый мир.

Я улыбнулась.

— Восемнадцать мне исполнится в следующую пятницу.

— Знаю.

— Ты помнишь?

— Кейденс, думаешь, я идиот? Конечно же, я знаю, когда у тебя день рождения, — сказал Марк.

Я куснула его за шею.

— Хочу рассказать тебе секрет.

— Лучше бы тебе сделать это, — ответил он.

Я приложила ладонь к его уху и прошептала, — ты понравился мне с первого же дня в школе. Вот почему я так странно вела себя рядом с тобой, — я отстранилась и ухмыльнулась ему.

Он приблизился и прижал ладонь к моему уху.

— Знаю.

Я ударила его по руке.

— Марк!

Он усмехнулся.

— Знаю, потому что чувствовал то же самое.

— Так почему ты ждал так долго, чтобы сказать мне?

— Не так уж и просто сделать это, Кейденс. В смысле, то, что мы делаем…опасно. Я думал, моё притяжение к тебе со временем исчезнет, поэтому ничего и не говорил. Я практически желал этого, ведь знал, как будет сложно.

— А зачем же ты делал для меня все эти милые вещи, если пытался отвлечься от меня?

Марк усмехнулся.

— Потому что отвлечься от тебя невозможно. Я ничего не мог поделать. Каждый день после школы готовился начать всё сначала, игнорировать то, какая ты милая, стараться не поддаваться твои чарам. Но на следующий день ты входила в класс, и вся моя решимость таяла. Я чувствовал себя бессильным, но это не раздражало. Мне нравилось это ощущение. Мне до сих пор оно нравится.

Улыбнувшись, я села к нему на колени.

— Рада, что твоя решимость растаяла.

— Я тоже. Потому что не могу представить свою жизнь без тебя, — он взял мои руки и держал их ладонями вверх. — Помнишь, когда я вытирал твои руки?

— Да.

Он прильнул и поцеловал мои распахнутые ладони.

— Именно тогда я по-настоящему осознал, что пути назад нет.

Он попытался снова поцеловать мои руки, но я прижала их с двух сторон к его лицу и заставила поцеловать вместо этого мои губы.

— Никогда больше я не унижу тебя, Кейденс, — прошептал он у моих губ. — Клянусь.

— Я тебе верю.

И с каждым поцелуем боль исчезала, пока моё сердце вновь не исцелилось.

Глава 19

С широко открытыми глазами

— Я люблю тебя.

Тарелки упали на пол с громким треском. Одна разбилась, и я поморщилась, а потом наклонилась, чтобы собрать осколки.

— Мне так жаль, — сказала я, сидя на корточках и сгребая кусочки, пока его слова снова и снова проигрывались в моей голове.

— Кейденс, всё в порядке, — произнес Марк, — я могу купить ещё тарелок. — Он сел на корточки рядом со мной и взял меня за руки. — Стой. Послушай меня.

Я замерла, не в силах посмотреть на него. Вместо этого уставилась на осколки разбитой тарелки.

— Я люблю тебя. Я понял, что люблю тебя на прошлой неделе. Знаю точный день и час.

— Правда?

— Мммхм, — он встал и поднял меня на ноги. — Это был понедельник, 16:37. Ты сидела у меня на коленях и шептала на ухо свои секретики, тогда-то я и понял, что люблю тебя.

Я уткнулась лицом ему в грудь, а он обнял меня.

— Так почему ты мне не сказал? — спросила я.

— Потому что не был готов.

— Ох.

— Не жду, что ты скажешь то же в ответ, Кейденс, — добавил Марк.

— Ладно.

Он слегка сжал меня.

— Но разве ты не нервничаешь из-за этого? Ожидая, отвечу ли я взаимностью? — спросила я.

— Нет. Это не условности. Я люблю тебя не за то, что ты любишь меня. Я люблю тебя просто потому, что люблю.

Что ж, в этом есть смысл. И это наполнило меня счастьем. Я думала, что никогда не смогу быть счастливой. Помню, как думала так в начале учебного года, но теперь всё изменилось. Я счастлива. Наконец, счастлива.

— Я..

— Даже не смей это говорить, — предупредил Марк.

Я посмотрела на него и заметила усмешку.

— Почему бы и нет?

— Потому что ты ещё не готова. И скажешь это лишь из-за того, что я сказал.

Я улыбнулась.

— Не так.

— Серьёзно, Кейденс.

— Но я…

— Не смей этого делать! — потребовал он, приподнимая меня над полом. Я обхватила его ногами за талию.

— Марк! Мне можно говорить это, если это правда! — заспорила я.

— Я не уверен в твоих мотивах, — ответил он, усаживая меня на кухонную стойку. Он стоял между моих ног, удерживая за бедра.

— У меня и нет других мотивов, кроме как сказать тебе правду.

— Кейденс…

— Я люблю тебя! — выпалила я, пока он не успел меня перебить.

Марк вздохнул, а потом позволил себе усмехнуться.

— Что ж, дело сделано, — он перебросил меня через плечо и понес в спальню. Я без конца визжала, шлёпая его по заднице, пока не почувствовала, как падаю на постель.

— Я предупреждал тебя.

Я захихикала и заерзала, когда почувствовала, как его руки расстегивают пуговицу на моих джинсах.

— Тебе ни за что не удастся их снять, — рассмеялась я. — Это узкие джинсы.

— О, ты меня недооцениваешь, — ответил Марк. — Если захочу, я в них влезу.

Я без особого энтузиазма скрестила ноги, пытаясь притвориться, что готова побороться. Мне нравилась игривая борьба, и казалось, это разжигает его потребность в моём теле. Правда в том, что он не смог бы быстро снять мои джинсы.

— Боже, они нарисованные что ли? — спросил он, дёргая и стягивая их.

— Хватит! — завопила я. — Ты хочешь оставить меня с ссадинами? — я отбросила его руки и вылезла из джинсов. Он с восхищением наблюдал за мной.

— Не знаю, как вы, девушки, делаете это, но это просто фантастика, — сказал он, когда я снова лежала в кровати в трусиках и топе. Он забрался на меня и посмотрел в лицо.

— А теперь, вот всё, что я собираюсь с тобой сделать.

Я закрыла глаза.

— Неа, — сказал он. — Открой глаза и смотри на меня.

Я подчинилась.

— Для начала, спущу трусики вниз по твоим ногам.

Я отвернулась.

— Кейденс, посмотри на меня.

— Не могу. Это смущает! Просто сделай. Не надо мне сначала говорить!

Он прижал руки по обе стороны от моего лица и нежно повернул, чтобы я снова на него посмотрела.

— Ты очень нетерпелива.

Я глубоко вздохнула и ждала.

— А потом проскользну рукой между твоих ног и поиграю с тобой.

Я задышала быстрее.

— Что об этом думаешь?

Я кивнула.

— Хочешь, чтобы я скользнул пальцем в твою киску?

— Марк!

— Или может, ты хочешь, чтобы потер твой маленький клитор. Знаю, что тебе это действительно нравится.

— Прекрати!

— Что прекратить? Прекратить говорить тебе, что собираюсь делать? Почему ты смущаешься?

— Не знаю, — я сдерживалась, чувствуя, как жар стыда жжёт мою кожу, и как пульсировало у меня между ног.

— Я просто хочу, чтобы ты стала влажной, Кейденс, — продолжил Марк. — Для того, что планирую дальше.

Ох?

— Ты что, думала, что я не прижмусь к тебе ртом? Как я могу этого не сделать? У тебя самая сладкая маленькая киска на планете.

— О, Боже мой…

— И я собираюсь зарыться в неё лицом.

— Господи Иисусе…, — а я никогда не говорю: «Господи Иисусе».

— Нет, Кейденс. Меня зовут Марк Коннели. И я вот-вот доставлю тебе самый мощный оргазм в твоей жизни.

И, чёрт подери, он это сделал.

***

Я мало что помню об ужине в честь своего дня рождения. Знаю, что ресторан был хорошим. Атмосфера уютной. Помню, что сначала слегка нервничала, выйдя на публику. Клуб – это другое. Я боялась столкнуться там с нашими прихожанами. Но ужин? То, что он был в часе езды от дома, не имело значения. Я была на пределе. И помню, как Марк кучу раз сказал мне расслабиться.

Расслабиться. Я без конца повторяла это слово за ужином. И во время десерта. И во время поездки обратно домой к Марку. И в его спальне, когда он сказал мне, что хочет раздеть меня и заняться со мной любовью.

— Но если ты не готова, Кейденс, всё в порядке, — сказал он. Я была лишь в лифчике и трусиках, а он был на коленях передо мной, уткнувшись лицом в мой живот, вдыхая мой запах.

— Я готова, — ответила я. Мой голос ничуть не дрожал. Мои слова прозвучали вполне уверенно для девушки, у которой в голове проносились триллионы вопросов.

— Но?

Ладно. Не так уж и убедительны, оказались мои слова. Оказывается, они были убедительны лишь для той, у кого в голове триллион вопросов.

— Я знаю, будет больно, но будет прям очень больно? — я решила начать с самого пугающего.

— Очень больно? Не знаю. Но знаю, что больно будет, — ответил Марк.

— Ты будешь использовать презерватив?

— Да.

— Если бы я была на противозачаточных, ты бы его использовал?

Марк на мгновение заколебался.

— Ты на противозачаточных?

— Нет.

— Тогда почему это тебя волнует?

— Так стал бы, если бы была?

— Я бы позволил решать тебе.

— У тебя есть какие-нибудь заболевания?

Марк посмотрел на меня и улыбнулся.

— Нет, Кейденс.

— Ты проверялся на заболевания?

— Да, Кейденс.

— Когда?

— Пять лет назад.

— Это давно, — ответила я.

— Знаю. Но у меня была одна партнёрша, когда я проверялся. И после только она.

— Только одна?

— Только одна.

— Она была хорошей? — какой глупый вопрос. Даже не знаю, откуда он взялся. Думаю, я ужасно нервничала, и мне нужно было продолжать говорить, чтобы замедлить сердцебиение.

Лицо Марка омрачилось.

— Да, — прошептал он мне в живот.

— Почему ты больше не с ней? — спросила я. Кейденс, какого чёрта ты творишь? Прекрати задавать эти вопросы! Ты ведёшь себя грубо!

Марк встал.

— Кейденс, мы не должны заниматься сексом, если ты не готова. Правда, ничего страшного, — он расчесал пальцами мои волосы, изучая пряди.

— Я хочу, Марк, — прошептала я. — Правда, хочу.

Он склонился, чтобы поцеловать мои губы, а потом подхватил и уложил на кровать.

— Уверена? — спросил он.

Я кивнула и улыбнулась. Я действительно была уверена. Знала, что если и есть на свете тот, кому готова была подарить свою девственность, то это он. Я доверяла ему. Полностью.

— Я буду очень нежным, — заверил он меня.

Я снова кивнула и в очередной раз ощутила его губы, скользящие по моей щеке, вниз по шее, между грудей. Он расстегнул переднюю застёжку моего лифчика и развел чашечки, глядя на твёрдые соски. Инстинктивно, мои глаза закрылись.

— Вот форма женщины, — процитировал он, водя указательным пальцем по моей груди. Медленно. Мягко. Почти щекотно, но я знала, что нужно воспринимать его серьёзно, поэтому не смеялась. — Божественный нимб окружает её с ног до головы, — продолжил он, проводя рукой по моей груди. Он кружил большим пальцем по одному соску, потом по другому, заставляя меня вздыхать и ерзать. — Они манят своей неистовостью, неопровержимое притяжение, — пробормотал Марк, а потом приблизился и облизал их.

Я выгнулась ему навстречу, умоляя принять ещё больше меня в свой рот.

Он заговорил у моей груди. — Я был привлечён её дыханием, словно был не более, чем беспомощным паром, всё отброшено в сторону, кроме меня и неё, — а потом он прижал свои губы к моим, и я затрепетала ему в рот, пока его руки изучали мое тело. — Книги, искусство, религия, время, зримая и прочная земля…, — его рука находилась между моих ног, гладя меня поверх трусиков, — и ожидание рая или же боязнь ада, всё теперь поглощено.

Он усилил давление пальцев, пока я не застонала.

— Безумные нити…, — он пальцами отодвинул мои трусики и мягко прикоснулся ко мне.

— Марк…

— О, хочешь, чтобы я промотал вперёд? — поддразнил он.

— Давай-ка посмотрим, безумные нити и что-то о становлении неуправляемым…Я это понимаю, — он зацепил руками мои трусики и стянул их, отбросив за плечо.

— Ах, вот оно, — произнес он, рассматривая меня между ног.

— Что?

Он снова склонился надо мной и прошептал на ушко.

— Думаю, это любовная плоть, набухающая и восхитительно ноющая.

Мне хотелось умереть. Но вместо этого я вскрикнула, когда он ввёл в меня палец. Он оставался внутри, пока шептал мне на ушко непостижимые вещи. Не знаю, цитировал ли он до сих пор стихотворение. Всё, что мне известно, я не могла сконцентрироваться на нём, особенно когда он ввёл внутрь второй палец.

Я воспротивилась, и он позволил мне. Я ерзала, он и это мне позволил. Я впилась ногтями в его плечи, и он позволил мне. Но пальцы не убирал. Он держал их там, и я чувствовала, как сильно растягиваюсь вокруг него.

— Пожалуйста, Марк, — не знаю, почему умоляла его.

— Кейденс, я позабочусь о тебе, — ответил он, медленно двигая пальцами вперёд и назад.

А потом он убрал их полностью и спустился поцелуями ниже по моему телу, пока его рот не оказался между моих ног. Он вытворял со мной такое, что я была на грани того, что могло бы стать кричащим оргазмом, но я так и не добралась туда, потому что он остановился.

— Нечестно! — вскрикнула я, колотя кулаками по простыни.

Он усмехнулся и присел на корточки.

— О, я знаю, что с тобой бывает, когда ты кончаешь. И я пока не хочу, чтобы ты отключилась, Кейденс. Есть куча всего, что мне сперва нужно с тобой сделать.

Я спрятала лицо в ладонях.

— Кейденс?

— Да?

— Я сейчас разденусь. Если ты не против.

Я напряглась. Не знаю, почему. Разумеется, я ожидала, что он разденется, раз уж мы собирались заняться сексом. Но мне было страшно увидеть его без одежды.

И в тот момент я поняла, что у меня есть выбор: я могу повести себя, как ребенок, и заставить его спрятаться под одеяло, или же могу попробовать что-то новое.

— Так что думаешь? — спросил Марк.

Я ответила ему, сев на колени.

— Позволишь мне?

— Позволить раздеть себя?

Я кивнула. Вот оно, что-то новое, что я собиралась попробовать: раздеть мужчину.

— Конечно.

Я стянула через голову его футболку и бросила на пол. Какое-то время просто изучала его грудь, перед тем, как напряженно провести по ней руками. Приблизилась, чтобы поцеловать его, скользя губами вниз к пупку. Услышала, как он застонал, и приняла это как знак, что всё делаю правильно.

Я расстегнула его ремень и пуговицу на джинсах. Он сел на кровать и помог мне стянуть свои штаны. И вот он уже сидит в одних боксёрах. А я обнаженная, нависаю над ним, и совсем не знаю, что делать дальше. Я подумала, что стоит выговориться.

— Ладно. Я собираюсь снять твои трусы, а потом, вероятно, просто буду смотреть на тебя какое-то время, потому что никогда в жизни не видела член. Ты же знаешь.

Марк ухмыльнулся.

— Хорошо.

— И не буду даже пытаться делать вид, что знаю, что делать, ясно? Не знаю, как его трогать. У меня есть примитивные познания о том, что он делает и как работает, но уверена, мне ещё много нужно узнать.

Марх усмехнулся.

— На самом деле всё не так сложно.

Я кивнула.

— И я пока не знаю, как отношусь к тому, чтобы взять его в рот, но это, в основном, потому, что не знаю, как отсосать парню, так что просто посмотрю, что почувствую, когда раздену тебя.

— Понимаю.

— И я не хочу, чтобы ты меня им пугал. Ну, вроде того, чтобы насильно притягивать моё лицо к нему или тереться им об мое тело. Не думаю, что мне такое понравится.

Марк помассировал свой лоб.

— Я не стану тереться об тебя своим членом, Кейденс.

Я сделала глубокий вдох.

— Ладно. Ты готов?

— Эм… Буду с тобой откровенен.

— Хорошо.

— Вот этот разговор, который у нас был? Да…не особенно сексуально возбуждает. Так что я сейчас, ну как бы, вялый.

Моё лицо поникло, и он заметил это.

— Но я могу снова затвердеть, Кейденс! Я не подразумевал, что ты меня не заводишь. Просто всё, что ты сказала скорее юмористично, нежели сексуально. Это ранит твои чувства?

Я покачала головой и улыбнулась.

— Нет. Прости, я такой дилетант.

— Ты нравишься мне такой. Правда.

— Честно?

— Богом клянусь.

— Не вмешивай в это Бога, — сказала я.

Марк рассмеялся.

— Ладно. Ложись.

Он подчинился. Я зацепила пальцами резинку его трусов и стянула их вниз так быстро, как только смогла. Он зашипел.

— Полегче, Кейденс, — попросил он. Оказалось, он уже вновь стал твёрдым, ведь резинка трусов зацепилась за его пенис, пока я сдёргивала его исподнее вниз.

Я рассмеялась.

— О Боже, это познавательно.

— Ты смеёшься над моим членом?

— Нет! Я смеюсь над тем, какая я растяпа!

Марк закинул руки за голову и наблюдал за моим лицом, пока я внимательно его исследовала.

— Так вот он какой, — произнесла я глубокомысленно.

— Ага.

Я протянула руку, позволяя ей зависнуть над его пенисом. Он дёрнулся.

— О, Бог мой, Марк! Он двинулся!

— Он может, Кейденс.

— Ох. Ладно.

Я осторожно обхватила его пальцами и просто сидела, держа его. Он закрыл глаза, никогда не видела такого блаженства на чьём-либо лице.

— Что я должна делать? — мягко спросила я. Мне не хотелось нарушать ту фантазию, что он проигрывал в своей голове, но мне нужно было знать.

— Ничего, Кейденс. Просто делай, что делаешь, — прошептал он.

Так я и сделала. Сидела рядом с ним, держала его пенис, и наблюдала, как его губы расползаются в улыбке, пока он дремлет. А потом он открыл глаза и посмотрел на меня.

— А теперь я собираюсь заняться с тобой любовью.

Моё сердце почти вырвалось из груди.

— Ты готова?

Я инстинктивно сжала его пенис.

— Эм... Думаю, да.

— Ложись, — приказал он, — Будет больно, ясно? Но лишь немного. Ты мне веришь?

Я кивнула.

Марк снова зарылся лицом между моих ног.

— Просто хочу убедиться, что ты всё ещё влажная, — сказал он, и я покраснела.

После череды поцелуев и облизываний, он навис надо мной, и я наблюдала, как он надевает презерватив.

— Я причиню тебе боль, Кейденс. Но не потому, что хочу, — сказал он, прижавшись членом к моему входу. Он нежно толкнулся, и я ощутила нечто совершенно новое. Будто ему открывался мой мир, но не по доброй воле. Он поцеловал меня в щёку и продвинулся немного дальше.

— Ты в порядке? — спросил он.

Я сильно вцепилась в его плечи. Он снова толкнулся.

— Ауч.

— Знаю, — он обхватил моё лицо ладонями и заставил посмотреть на него.

— Я говорил тебе, как напуган был в тот день, когда вытирал муку с твоих рук и лица?

— Нет.

— Что ж, — он ещё раз двинул бёдрами, позволяя мне привыкнуть к его размеру, пока он не вошёл до конца. — Я знал, что это очень рискованно…

— Марк…

— И что ты можешь донести на меня за неприемлемое поведение…

Он сильно толкнулся, и я заплакала. Не смогла сдержаться. Я знала, что буду плакать. Знала, что будет больно. Боже, было чертовски больно! Девчонки, кто говорил, что это не так уж плохо? Ага, это полная брехня!

—…но ты не сделала ничего такого, — продолжил он, двигая бедрами вперёд и назад медленно, монотонно. — Ты позволила мне, и тогда я подумал, что всё может получиться.

Он прильнул ко мне и поцеловал мой лоб, нос, щёки, подбородок.

— Больно, — проскулила я, изо всех сил пытаясь не замечать пламя, горевшее у меня между ног. Я была в огне, а он и не старался его потушить. Он, наоборот, разжигал его, заставляя гореть сильнее и ярче. Я сгорю заживо.

— Вечно больно не будет, — ответил он.

Я покачала головой. Я ему не верила.

— Обещаю, Кейденс, — сказал Марк. И чем больше он двигался во мне, тем больше моё тело начинало его принимать. А чем больше моё тело начинало принимать его, тем лучше я себя чувствовала.

Я была удивлена появлению сексуальных ощущений. Думала, что в первый раз ничего такого не почувствую, что будет слишком больно для получения удовольствия. Но я наслаждалась, и что даже более удивительно, осознала, что мне нравится ощущение тугого растяжения, нравится быть зажатой под ним, и власть его толчков. Болезненное наслаждение.

Мне хотелось отдаться ему полностью, поэтому я расслабила напряженные мускулы. Он отметил резкую перемену в моём теле и удвоил усилия, толкаясь дальше и глубже, требуя словесного отклика. И он его получил. Я вскрикнула, и он накрыл мой рот своим. Это движение было жадным, как будто он хотел попробовать мои страдания.

Но потом он ослабил хватку, снова двигаясь во мне медленно и осторожно. И я не была уверена, что мне это нравится и могу ли попросить его снова ускориться. Я не была опытной любовницей. Не знала, чего хочу. Может всё должно происходить так. Сильнее, а потом слабее. Сильно, потом слабо.

Я поерзала под ним.

— Это совершенно ужасно для тебя? — спросил он.

— Нет, Марк. Почему ты так говоришь?

— Просто у меня такое чувство, что ты хочешь поскорее покончить с этим.

— Вовсе нет. Больше не больно. По крайней мере, уже не так больно, — ответила я.

— Мне не стоило быть с тобой таким жёстким сейчас. Хочешь, чтобы я остановился?

— Нет! — я покраснела и посмотрела вправо.

— Что такое, Кейденс?

— Не думаю, что могу просить. Наверное, если попрошу, ты будешь думать, что со мной что-то не так.

— Я бы никогда так не подумал. Ты можешь просить о чём угодно, — сказал Марк.

Какое-то время я молчала, а потом у меня вырвалось.

— Я больше не хочу, чтобы ты был осторожным!

— Что?

— Я хочу, чтобы ты был жёстким, как минуту назад, — я чувствовала себя чудачкой, кайфующей от боли.

Губы Марка сложились в усмешку. Знающую усмешку. Что знает он, чего не знаю я?

— И не заставляй меня говорить, почему, — продолжила я.

— Тебе и не нужно, — ответил он.

— О, так видимо ты знаешь, почему?

— Да.

— Тогда, может, мне объяснишь, ведь я не понимаю, что прямо сейчас происходит в моём чёртовом мозгу! Почему я хочу, чтобы ты был груб со мной? Что со мной не так?

— Расслабься, Кейденс, — произнес Марк. — Это естественно.

— Естественно? Для кого? Я не хочу, чтобы ты всю меня отшлёпал, Марк.

— Никто не собирается тебя шлёпать, — ответил он. Клянусь, я ощутила, как он увеличился во мне. Мои глаза расширились.

— Да ты хочешь меня отшлёпать, не так ли? — воскликнула я.

— Нет, Кейденс. Но если ты хочешь, чтобы я занимался с тобой любовью жёстко, то я буду, — сказал он.

Я кивнула.

А потом он снова толкнулся во мне, в этот раз не отрывая глаз от моего лица. Он смотрел на меня всё то время, что двигался во мне, пока не взорвался с напряженным вскриком.

Я была горда собой. Я его довела до этого. Это из-за меня он чувствовал себя так хорошо.

Он рухнул на меня, пытаясь удержать большую часть своего веса на локтях.

— О, Боже, — сказал он, ухмыляясь. — С тех пор, как мы всё прояснили, я долго не протянул, да?

— Обычно длится дольше? — спросила я.

Он снова рассмеялся.

— Ну, обычно женщинам нравится, чтобы это длилось так долго, насколько возможно…только не в том случае, когда секс действительно плох, наверное.

Я захихикала.

— Секс был плохой? — спросил он.

— Откуда мне знать, это же был мой первый раз?

Марк осторожно отстранился.

— Плохой ответ, Кейденс. Теперь у меня ощущение, что это было просто ужасно.

— Ужасно не было, клянусь. Мне понравилось, как минимум 25%.

Марк расхохотался.

— Говоришь математическими терминами, а? Пытаешься быть милой?

— Немножко, — ответила я.

— Не против, если я избавлюсь от этого? — спросил он, глядя вниз на презерватив, всё ещё обернутый вокруг его члена.

— А можно я сначала посмотрю?

— Нет.

— Но я хочу увидеть.

— Кейденс, нет.

— Но я никогда не видела спермы в презервативе.

— Ты и впрямь любопытная. И нет.

— Ты забавный, — заключила я, наблюдая за тем, как Марк идёт в ванну. Мне нравилась его задница. Не вру.

— Почему это? — крикнул он. Я услышала, смыв туалета.

— Думаю, ты ограждаешь меня от очевидных вещей, — ответила я.

Он прислонился к дверному проему, рассматривая меня.

— Ты права. И что же тут не так?

— Да ничего, наверное, — я перевернулась и заметила кровавый след на простыне.

— Вот дерьмо!

— Что?

— Я испачкала кровью твои простыни! — сказала я, поджимая под себя ноги.

— Кейденс, всё хорошо. Ничего страшного. Я знал, что это произойдёт. А ты разве нет?

— Да, но я забыла. Нам нужно было что-нибудь подложить.

— Зачем?

— Потому что пятна от крови не отстирываются!

— Ладно.

— Я испортила твои простыни!

— Вовсе нет.

Он подошел ко мне и сел. Я наблюдала, как он медленно и задумчиво провел рукой по кровавому пятну. Он повел ею взад-вперед, затем провел по контуру указательным пальцем.

— Ты вовсе не испортила мои простыни.

Я смущенно опустила голову. Что он делал? О чем думал? Почему ему нравилась кровь на простынях? Это вообще нормально?

— Кейденс?

— Хмм?

— У меня есть еще сюрприз к твоему дню рождения, но ты, наверное, подумаешь, что это банально.

Я вся потеплела. Ещё сюрприз? Он уже удивил меня поездкой в Саванну летом. Я никогда там не была, а я всю жизнь жила в Джорджии. Он назвал это моей поездкой в честь дня рождения/выпускного/следующего жизненного шага. Не уверена, что он подразумевал под следующим шагом, но, думаю, узнаю, когда мы туда приедем.

— Я не подумаю, что это банально, — ответила я.

— Ладно. Что ж, я подумал, что, может, ты захочешь принять ванну после того, как мы сделаем это. Может это поможет с болезненными ощущениями. Я ведь понятия не имею, как себя ведёт женское тело после.

— Мне немного больно.

— Хорошо. Так что я купил пену для ванны и подумал, что приготовлю ее для тебя, — Марк покраснел. — Не переживай. Мне помогала девушка в магазине. Она дала мне соль для ванны. Что это вообще такое? И ещё всякие штуки.

Я захихикала.

— И я могу сидеть с тобой или же оставлю тебя одну на какое-то время, если хочешь. Всё, что захочешь, — он замолчал на мгновение. — Что думаешь? Я совсем слащавый?

— Я думаю, что ты самый милый парень во всём мире, — я бросилась к нему, обвила руками его шею и крепко поцеловала. Мне и в голову не пришло, что я все еще истекаю кровью. Она была размазана по моим ногам, а теперь и по нему.

— Я хочу тебя. Опять.

— Ох, Кейденс. Может, нам стоит подождать.

— Нет.

— Но я не знаю, смогу ли… — он взглянул вниз и осознал, что сможет.

Он снова занялся со мной любовью, осторожно и требовательно, как и в первый раз, а потом усадил меня в ванну, напоил вином и дал мне время побыть одной. И я считала себя одной из самых везучих девушек в мире, раз уж мой первый раз был таким особенным, милым и значимым.

Следующие четыре недели наш мир был похож на мечту.

Глава 20

Приноравливание к отношениям

Но никто не может вечно жить в сказочном мире. Реальность об этом позаботилась. И я осознала, что становлюсь небрежной в своём обмане. У меня чуть не случился сердечный приступ, когда вечером пятницы я поздно вернулась домой от Марка.

— Где ты была? — спросил папа.

— Ты о чём? Я была с Эвери.

— Я звонил.

Я замерла. Потрясение, и сердце моё сжалось, я знала, моему миру пришел конец.

— Я звонил матери Эвери. Она сказала, что ты ушла рано, — продолжил папа. — Где ты была?

Выбора у меня не было. Я должна была снова солгать. Ложь на высоком уровне лжи. Дышать становилось всё трудней.

— Я соврала, — начала я.

— Я знаю об этом, Кейденс. А теперь расскажи-ка мне, где ты была.

— Я ходила в торговый центр.

— Торговый центр?

— Я подумала, ты мне не разрешишь пойти, поэтому ушла пораньше. Я просто…уже столько времени прошло с моего последнего шоппинга. Мне этого не хватает, пап. Я была уверена, ты скажешь, нет. Прости.

Мне хотелось прикончить Эвери. Я писала ей, и она ответила подмигивающим смайликом. Грёбаная Эвери. Она самый осторожный человек из всех. Какого чёрта случилось, что она не вспомнила, что я должна была быть с ней?

— А где покупки?

Я быстро соображала.

— Я ничего не покупала, потому что не сказала тебе, куда иду. Как бы я зашла сюда с пакетами с одеждой?

— Зачем тебе врать мне насчёт торгового центра, Кейденс? Это даже не такое уж большое дело. Ты уже показала, что заслуживаешь доверия. Я бы не отказал.

— Прости. Нужно было просто спросить. Я думала, ты не захочешь, чтобы я шла куда-то одна.

— В торговый центр? Меня не беспокоит, если ты пойдешь туда одна.

— Ну, я не знаю, о чём могу тебя просить, а о чём нет, пап. Ты был со мной довольно суров, — за всё время разговора я впервые произнесла правду.

— Тебе пришлось заслужить его, Кейденс. Тебе пришлось заслужить моё доверие. И ты сделала это, так что не начинай отступать. Просто говори мне, когда куда-то собираешься.

— Есть, сэр, — мне так сильно хотелось спросить, зачем он звонил маме Эвери, и он как будто бы прочитал мои мысли.

— Я звонил миссис Тэтчер лишь потому, что ни ты, ни Эвери не отвечали. Я хотел узнать, что ты будешь на ужин.

Моё сердце растаяло. Лишь немного. Папа обычно не делал ничего такого милого, и из-за своего вранья, я чувствовала себя особенно ужасно.

— Мексиканскую еду, — произнесла я, и усмехнулась.

Папа ухмыльнулся.

— Что ж, думаю, парочку остановок я смогу сделать.

Кто был этот мужчина? Он должен был наорать на меня и наказать за враньё.

Я практически взлетела по лестнице и закрылась в комнате после того, как папа уехал за ужином. Я сразу же позвонила Эвери.

— Да?

— Какого хера, Эвери? — заорала я в телефон.

— Какого хера? — спросила она, в замешательстве.

— Ты не могла вспомнить, что я у Марка?! Не смогла придумать, как соврать для меня. Ты же должна быть в этом охренительно хороша!

— У меня выбора не было, Кейденс. Мама объявилась неожиданно. Она знала, что тебя здесь нет. Я сказала ей, что ты пошла домой рано из-за того, что нехорошо себя чувствовала. Не знала, что ей позвонит твой папа. С каких это пор твой отец стал звонить моей маме?

— Он звонил из-за того, что я не отвечала, — огрызнулась я.

— И чья это вина?

— Да пошла ты на хер!

— Нет, ты иди на хер, сучка. Начни отвечать на свой грёбаный телефон, когда тебе звонят!

— В это время я трахалась со своим парнем!

— Так может тебе перестать так много трахаться и не забывать о своём отце, чтобы не похерить наше соглашение!

— Ах, да? А может, мне нужно было, чтобы меня оттрахали, ясно? Я не знала, что трахаясь со своим парнем могу так всё проебать!

— Блять! — заорала Эвери.

— Ауч.

— Кейденс, что ты сказала своему папе?

Я фыркнула.

— Я соврала, что ходила в торговый центр.

— В торговый центр? Ах, ну очень хорошо. Отличная работа, Кейденс. Это и впрямь отличная история. Ходила в грёбаный торговый центр. Ух ты.

— Он мне поверил!

— Ну конечно.

— Поверил, — настояла я. — Сказала ему, что не хотела говорить, потому что думала, что он не разрешит, и что скучала по шоппингу.

— Это самое тупое, что я когда-либо слышала.

Я сидела тихо.

— Ну и?

Я ничего не сказала.

— Кейденс?

Ничего.

Эвери вздохнула.

— Кей-Кей?

— Ты злобная.

— Прости. Это правда. Слушай, это не тупая история. Если твой отец в неё поверил, то уверена, всё в порядке. Я просто вышла из себя на секундочку.

— Ладно.

— Прости, что так случилось. Я понятия не имела, что мама объявится.

— Прости, что не ответила на телефон.

— Ты видела миллион моих сообщений? Я тайком отправляла их, пока мама не видела.

— Нет. Даже не смотрела. Просто позвонила тебе сразу же, как смогла, — ответила я.

— Что ж, тебе понадобится час, чтобы все их просмотреть, — сказала Эвери.

— Прости, Эвери.

— Ладно. Хватит уже извинений. Мы обе облажались. Давай просто впредь быть лучше, ладно? Мы становимся небрежными. Будем на чеку с этим дерьмом, идёт?

— Идёт.

Мы попрощались, и я оставалась в комнате до тех пор, пока папа не приехал с ужином. Эвери была права: нам надо было быть на чеку. Я и знать не знала, что моя жизнь движется совсем в противоположном направлении от осторожности. Не знала, насколько небрежной скоро стану.

***

Я мельком увидела мисс Гиббонс, сидящую на столе мистера Коннели, её ноги свисают на сторону, где расположены его ящики. Кем эта сука себя возомнила, чтобы сидеть в такой интимной позе перед моим парнем? Ревность вспыхнула мгновенно, и я ворвалась в дверь.

— Простите? — спросила мисс Гиббонс, глядя на меня с раздражением, читающимся на её лице.

— Мне нужно кое о чем спросить мистера Коннели, — ответила я.

— Что ж, если ты не заметила, у нас тут совещание, — произнесла мисс Гиббонс. — И ты должна была постучать. Так что выйди, закрой дверь и вежливо постучи.

Я не была склонна к насилию. Совсем. Но мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не наброситься на нее, не схватить ее дурацкий хвостик и не повалить на пол, где я бы вышибла из нее все дерьмо.

—Ты слышала, что я сказала? — спросила мисс Гиббонс.

— Всё нормально, Сара, — произнес мистер Коннели. — Я не возражаю. Кейденс, что тебе нужно?

Что мне нужно? Так далеко вперед я не забегала. Всё, что я знала, это то, что какая-то сука пыталась подкатить к моему мужчине, и мне нужно было ворваться в дверь. Мне и в голову не пришло, что у меня должна быть причина.

Я стояла с распахнутым ртом, не способная придумать ответ.

Мисс Гиббон закатила глаза и повернулась обратно к мистеру Коннели.

— В любом случае, это будет всего лишь маленький междусобойчик. Несколько учителей математики. Ты должен прийти, — сказала она, и положила руку на его предплечье.

Он прочистил горло.

— Я подумаю об этом.

— Подумай уж, пожалуйста, — ответила мисс Гиббонс. Её глаза на несколько секунд задержались на его глазах, а потом она спрыгнула со стола. Она вышла из класса, закрыв за собой дверь.

Я уставилась на мистера Коннели.

— Что, Кейденс? — спросил он.

— Что за вечеринка?

— Понятия не имею. Какая-то вечеринка, которую устраивает Сара.

— Ты пойдешь?

— Скорее всего, нет, — ответил он.

— Она тебе нравится?

Он безучастно посмотрел на меня.

— Не будь смешной.

— Ну, тебе, кажется, понравилась её задница, — сказала я.

— Что?

— Я видела, как ты смотрел на её зад, когда она выходила отсюда.

Ревность. Такое непривлекательное качество. Я истекала ею, и знала, что выгляжу отвратительно.

— Кейденс, я не смотрел на её задницу.

Я не могла забыть об этом. Знала, что должна была, но не могла.

— Я видела, как она нависала над тобой вчера в столовой, — сказала я. — Почему ты ел с ней?

— Потому что я учитель и она учитель, — ответил он.

— И что?

— Я не могу сидеть каждый день с тобой, Кейденс. Люди начнут подозревать, — ответил мистер Коннели.

— И поэтому ты лучше будешь есть с ней, — добавила я.

— Не будь смешной, — он сказал это уже во второй раз, и это довело меня до грани.

— Я не смешна! — огрызнулась я.

— Кейденс, мне нужно работать, — ответил мистер Коннели. В его голосе была слышна скука.

О, чёрта с два.

— И что? Теперь тебе надоело иметь девушку-подростка? Хочешь вместо этого переспать с какой-то неудачницей, училкой математики? — выплюнула я.

Мистер Коннели взял карандаш и начал работать. Это привело меня в ярость.

— Я видела, как ты на неё смотрел! — заорала я.

— Ты хочешь, чтобы у нас обоих были неприятности? — прошипел мистер Коннели. — Говори тише.

— Не надо говорить со мной, как с ребёнком, — выплюнула я.

— Тогда прекрати себя вести, как ребёнок, — возразил он.

— Я и не веду! Я говорю тебе, что ты ведёшь себя, как говнюк!

— Она моя коллега, Кейденс. Смотри шире. Ты знаешь, что она мне не нравится. Дело в твоей неуверенности. Ты бесконтрольно ревнива. Я должен был быть готов к этому, — он бросил карандаш и подошёл ко мне.

— Готов к чему? К тому, что я реагирую, как и должно восемнадцатилетней девчонке? Что ж, мне таааак жаль, что я не могу вести себя достаточно зрело для тебя! Очевидно, ты гораздо мудрее и сосредоточеннее, чем я!

— Как оказалось.

— Ты высокомерный придурок!

— А ты ведёшь себя, как маленькая сучка!

Я дала ему пощёчину. Сильно. Так сильно, что он зашипел, а потом подвигал челюстью из стороны в сторону, чтобы облегчить боль.

Он схватил меня за предплечье.

— Сделай это ещё раз, и я трахну твою восемнадцатилетнюю киску прямо здесь, в этой комнате.

— Чего?!

Мистер Коннели потащил меня в подсобку и захлопнул дверь.

— Что, Кейденс? Ты действительно собираешься изображать оскорбленную? Держу пари, что, если я залезу рукой в твои трусики, обнаружу, что это не так.

Я снова замахнулась на него, а он поймал мою кисть в воздухе.

— Это устарело. И я тебя предупреждал. Думаешь, это какой-то фильм?

Он сцепил мои руки за моей спиной и прижал ближе к своей груди.

— Так ты думаешь? — проговорил он. Страсть и надменность смешались воедино. — Хочешь превратить это в фильм?

Он обрушил свой рот на мой, и я укусила его нижнюю губу. Не стану сваливать на инстинкты. Я сделала это специально.

— Блять! — зашипел он, опуская взгляд на моё лицо.

Я боролась с ним, пытаясь освободить руки, но он крепко держал запястья одной рукой, пока его вторая рука поднялась к моему затылку. Он сильно потянул за волосы, отклоняя мою голову под практически неестественным углом. Я заскулила.

— Я хочу, чтобы ты поцеловала меня, Кейденс. Без укусов.

Он снова прижался своим ртом к моему, и я отдалась поцелую. Была полностью в его власти с головой, наклоненной такой грубой хваткой. Он распахнул мой рот своим языком, насильно пробуя меня, посасывая мою нижнюю губу, пока она не заболела. Я снова заскулила.

Он освободил меня и развернул, придвигая к задней стене. Его руки опустились к пуговице на моих джинсах, и я не сопротивлялась. Не хотела. Что-то в его поцелуе изменило мою точку зрения. Он не хотел мисс Гиббонс. Он хотел меня. Он любил меня. И он собирался это доказать.

Он стянул мои джинсы и трусики вниз по ногам, оставив их на уровне щиколоток. Я услышала, как он расстегнул ремень, и тут вмешалась реальность, громко и враждебно.

— Мистер Коннели, мы в школе, — прошептала я.

— Мне похуй, — ответил он.

Уже во второй раз он ругнулся при мне. Он никогда не ругался, и это меня пугало. Я впервые видела, как он потерял контроль.

— Держись крепче, Кейденс, — приказал он, и я почувствовала, как его рука тянется к низу моего живота. Он поднял меня над полом, ноги свисали в миллиметрах над холодным кафелем.

— Мистер Коннели, я не думаю…

— Кейденс, ради всего святого. Хватит говорить! — и он вошел в меня.

Я задохнулась от внезапного проникновения, моё тело было скользким и возбужденным от нашей борьбы. Что со мной не так, что наша ссора так раззадорила меня? Или может, дело и не в ссоре. Может, дело в поцелуе мистера Коннели, его гневе, его решимости переспать со мной в подсобке, хотела я того или нет.

— Боже, ты такая восхитительная! Такая тугая, — выдохнул он, с силой входя в меня сзади, пока я отчаянно пыталась ухватиться за стену.

Я чувствовала, что соскальзываю и схватилась за полку над собой, повиснув на ней, пока он по-новому использовал моё тело. Жёстко, но не так энергично, как в прошлые разы. Это была гневная жёсткость, и клянусь, он, словно хотел оттрахать меня, чтобы вытравить из меня стерву. В том, как он это делал, не было ничего поэтичного и прекрасного. Это было первобытно и зверски. Глубокое, тёмное мужское желание. И моё тело отзывалось, принимало его, отдавалось ему.

Это даже не заняло много времени.

Я. Кончила. Сильно. Но мне хватило ума держать рот закрытым. Это было кошмарно нечестно, ведь молчание, казалось, усугубило мощь моего оргазма, и я думала, что умру. Я содрогалась почти дико, самопроизвольно приближая его оргазм, и он кончил в меня с напряженным вскриком, донесшимся из глубины его горла.

Когда всё было кончено, он продолжал удерживать меня подвешенной в воздухе, тяжело дыша.

— Кейденс? Это будет ужасно, — сказал он.

— О чём ты? — спросила я.

— Можешь дотянуться до бумажных полотенец над тобой?

Я схватила рулон.

— Оторви одну, — сказал он, и я сделала, что велено.

Он взял бумажное полотенце и прижал между моих ног.

— Готова?

— К чему?

Он поставил меня на ноги и в тот же момент вышел из меня, и я тут же ощутила стекающую сперму. Я была в ужасе. Мы всегда пользовались презервативами, я никогда не ощущала спермы, вытекающей из моего тела. Я зажала бумажное полотенце, уставившись в стену, потому что повернуться мне было слишком стыдно. И услышала, как мистер Коннели застегнул ремень.

— Ты в порядке? — мягко спросил он.

Я кивнула.

— Я причинил тебе боль?

Я покачала головой.

— Посмотришь на меня?

Снова покачала головой.

Он стоял близко ко мне, держа на ладони у меня между ног бумажное полотенце.

— Ты злишься на меня? — прошептал он.

— Нет, — прошептала я в ответ. — Вовсе не злюсь. Чувствую себя глупо. Не знала, что так выйдет.

— Уверен, теперь всё вышло, — сказал мистер Коннели. Он взял и скомкал в кулаке бумажное полотенце.

Я наклонилась и натянула трусики и джинсы, пока мистер Коннели стоял и смотрел. Когда снова была одета и спокойна, то взглянула на него. Он выглядел усталым, но счастливым.

— Я люблю тебя, — произнес он. — Знаю, ты можешь подумать, что я воспользовался тобой, и понимаю, что вёл себя грубо, но так я показал тебе, как сильно люблю тебя. Я не хочу никого другого. Хочу тебя, Кейденс.

Я кивнула и крепко обняла его руками за талию.

Он приблизился и прошептал мне на ухо.

— Но не стану говорить, что мне не было весело исправлять твоё отношение.

Я оттолкнулась от его груди, опустив лицо, ведь чувствовала, как оно горит. Он усмехнулся и открыл дверь подсобки.

— Я собираюсь в туалет, чтобы избавиться от этого, — сказал он, держа использованное бумажное полотенце. — Тебе нужно съесть что-нибудь до следующего урока.

Я кивнула и последовала за ним к выходу из класса.

***

— Что это ты здесь делаешь? Звонок прозвенит уже минут через пять, — сказала Эвери, наблюдая, как я плюхаюсь рядом с ней с колой и пачкой чипсов.

— Мне сказали что-нибудь съесть, — ответила я, всё ещё заторможенная.

— Чего это ты вся красная? — спросила она, подозрительно смотря на меня. — У тебя же не было физкультуры перед обедом, верно?

Нет, но мне пришлось нефигово попотеть.

Я покачала головой.

Эвери сузила глаза.

— О. Мой. Бог.

— Что? — огрызнулась я.

— Ты же только что трахнула мистера Коннели, не так ли? — прошептала она.

— Тссс! Хочешь всей столовой рассказать?

Эвери посмотрела по сторонам.

— Кейденс? За этим столом только мы вдвоем. Так трахнула ты нашего супергорячего учителя математики прямо в школе или нет?

— Просто заткнись и не произноси это слово на букву «т», — попросила я, — не хочу его слышать.

— Возьми себя в руки и ответь мне.

— Да. Ясно? Да, мы сделали это! — я засунула ломтик чипсов в рот.

Эвери шлёпнула рукой по столу.

— О. Мой. Бог!

— Хватит говорить так, — зашипела я.

— Хорошо было? — спросила она, подталкивая меня.

Я неохотно ухмыльнулась.

— Потрясающе.

— Где? — взвизгнула она. — Где это произошло?

— В подсобке в его классе.

— Ооо, вы двое такие непристойные. Мне это нравится! — сказала она. — Это случалось раньше?

— Нет.

— Так что же вас, ребята, к этому подтолкнуло? Я имею в виду, это ужасно рискованно.

— Ссора.

Эвери мечтательно вздохнула.

— Боже, обожаю трахаться после хорошей ссоры.

— Ты перестанешь говорить это слово на букву «т»?

— Из-за чего вы ругались?

— Мисс Гиббонс, — ответила я, нахмурившись.

— О, Боже мой. Она чёртова шлюха. Она пыталась подкатить к твоему мужчине?

Я кивнула.

— Шлюха и стерва, — добавила Эвери. — Но я не понимаю. С чего тебе злиться за это на мистера Коннели?

— Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? — спросила я, набивая рот.

— О, я поняла. Ты ужасно заревновала и решила закатить скандал. Я права? — спросила Эвери, усмехаясь.

— Может быть, — пробормотала я.

— Иисусе, Кейденс. Повзрослей, блядь, уже! — сказала Эвери.

— Ещё раз ругнёшься, и я ухожу, — предупредила я.

— Ладно. Но тебе нужно повзрослеть, — ответила Эвери. — Я к тому, разве он давал тебе повод поверить, что он хочет замутить с шлюхастой Гиббонс?

Я покачала головой.

— Так в чём проблема?

Я вздохнула.

— Я до ужаса боюсь потерять его, ясно? Я просто обычная девчонка, которая не особенно шарит в математике. Не знаю, почему он любит меня. Он продолжает говорить мне это, но я не могу забить это в своё сознание. До ужаса неуверенная, и ненавижу себя за это. Мне не хочется быть неуверенной в себе девушкой.

— Знаешь, что я всё время слышу? – спросила Эвери. — «Я».

Я снова вздохнула.

— Это никак не связано с мистером Коннели и его чувствами к тебе. Это очевидно. Он тра…

— ЭВЕРИ!

— Прости. Он занялся с тобой любовью в своей подсобке, — сказала она. — В школе. Очень рискованно. Это явно любовь.

Я ухмыльнулась, потому что это звучало так глупо, что он переспал со мной в подсобке.

— Проблема-то в тебе и твоём отношении к самой себе. Тебе нужна корректировка положения.

— Ну, была у меня одна, — ответила я до того, как успела себя остановить.

— Правда? — Эвери звуча заинтригованной.

Прозвенел звонок. Я встала, а она схватила меня за запястье.

— Сядь. Рассказывай. И поторопись, — приказала она.

— Ты серьёзно?

— Уж поверь мне на слово.

Я закатила глаза.

— Мы делали это напротив стены, он был сзади.

Никогда не видела, чтобы кто-то так лучезарно улыбался. Клянусь, я увидела каждый зуб Эвери. Включая задние.

— Но ты, вроде как, коротышка, — произнесла она. — Это эргономически невозможно. Что? Он делал это, стоя на коленях?

Я яростно вспыхнула.

— Он поднял меня над полом.

— Повтори-ка!

— Пытаешься умничать? — спросила я.

— Он поднял тебя над полом? Как это?

— Мы опоздаем на урок, — ответила я.

— Не переживай сейчас об этом. Расскажи, как он это сделал, — потребовала она.

— Он потянулся и обернул руку вокруг моих бёдер. А потом поднял меня. Как будто я совсем невесома. И до того, как я осознала, он уже трахал меня.

Рот Эвери распахнулся в неверии.

— Это. Так. Горячо. И невозможно. И чертовски горячо.

Я пожала плечами.

— Этот парень по полной запал на тебя, — сказала Эвери. — Он сказал, что любит тебя?

Я кивнула.

— Он занимается с тобой сексом в подсобке и любит тебя? Что ж, Кейденс. Очевидно, этот парень собственник.

Я расхохоталась.

— Теперь мы можем идти в класс?

— Уфф. Плевать, — сказала Эвери. — Слушай, я знаю, что у нас есть правило…

— Думаю, мы уже давно оставили правила позади, Эвери, — ответила я.

— Я до смерти хочу узнать больше, — призналась она.

Я усмехнулась. Обычно это я умоляла Эвери рассказать. И никогда не была на другой стороне. Казалось, она всё знает. Опытна во всём этом. Что такого я могла рассказать ей, чего она ещё не знала?

Она смотрела, как я забираю книги из шкафчика.

— Ну, так? — настояла она.

Я осторожно закрыла дверь шкафчика.

— Я расскажу тебе больше. Если будешь хорошо себя вести.

Глава 21

Помеченная крестиком дата

Я уставился на маленькую красную букву «Х» в верхнем правом углу моего настольного календаря от 29 января. Я взглянула на свой мобильный телефон: 9 февраля. Снова посмотрела на крестик. А потом снова на телефон. Осторожно сжала грудь. Не болит. Обычно она болела и опухала перед месячными.

— Всё нормально, — соврала я самой себе. Не знала, кому стоит звонить: Марку или Эвери.

— Одиннадцать дней? — спросила Эвери в трубку. Она казалась слегка озадаченной.

— Обычно у тебя день-в-день?

— Ну, нет. Обычно плюс-минус два дня от планового срока, — ответила я.

— Хммм. Твоя ситуация точно не ясна, — сказала Эвери. Моё сердце упало. — Тебе придётся сделать тест, — добавила она.

И тут я разревелась.

— Кейденс, уверена, всё в порядке.

— Прекрати врать мне! Ты знаешь, что мы не пользовались презервативом! — запричитала я.

— Ну, а овуляция у тебя была?

— Я, мать твою, не знаю! — рыдала я.

Эвери терпеливо вздохнула.

— Овуляция происходит в четырнадцатый день цикла. Обычно.

— Я знаю, когда у меня овуляция! — огрызнулась я и снова посмотрела на свой календарь. Я вытерла глаза, в основном для того, чтобы видеть, что делаю, и посчитала, в какой день у нас с Марком был секс в классной подсобке. Незащищенный. Ни противозачаточных. Ни презерватива. Ни чувства самосохранения.

15 Января.

— Меня стошнит, — выдохнула я.

— Нет, вовсе нет. У тебя всё будет хорошо, — ответила Эвери. В её голосе была нежность, которой я никогда прежде не слышала.

— Я не могу пойти в школу! — я была вне себя от паники.

— Кейденс, сделай глубокий вдох. Ты ещё не сделала тест. Ты психуешь раньше времени.

— Я не могу родить ребенка, Эвери! Я ничего о детях не знаю! О, Боже мой! Моя жизнь кончена!

— Успокойся! Сейчас же! — заорала Эвери в трубку. — После школы пойдёшь ко мне, и мы во всём разберёмся. Если, и это если под очень большим сомнением, ты беременна, мы справимся, ясно? Но думаю, что это всего лишь небольшой сбой в твоём теле. Думаю, у тебя всё нормально.

Я пыталась сосредоточиться на словах Эвери: «Мы справимся». Как будто мы с ней вместе через это проходим. Может она в каком-то смысле чувствовала за это ответственность, хотя и непонятно, почему. У неё-то не было со мной незащищенного секса, не из-за нее я, возможно, забеременела.

— До школы мне нужно вырвать, — сказала я и повесила трубку, не дожидаясь ответа.

Я вскрикнула, когда увидела Оливера, стоящего в дверном проёме. Я его даже не слышала.

— Чем это ты тут занимаешься?! — завизжала я.

— Не знаю, — ответил он, быстро качая головой из стороны в сторону.

— Что ты слышал?!

— Не знаю, — его глаза практически вываливались из орбит.

Я схватила его за руку и затащила в комнату, захлопнув дверь. Не знаю, зачем. Мама с папой уже ушли на работу.

— Что ты услышал, Оливер? — терпеливо спросила я.

— Что-то насчёт овуляции и о том, что ты, возможно, беременна, — ответил он.

Я опустила голову и снова расплакалась.

— Пожалуйста, — прошептала я.

— Пожалуйста, что? — спросил он. — Не говорить маме и папе? Ты хоть на секунду подумала, что я мог бы им рассказать?

Я посмотрела на него, слёзы текли по моему лицу.

— Не знаю. Я не знаю, что мне делать, — я рухнула на кровать, а он сел рядом.

— Всё в порядке, — сказал он и неловко похлопал меня по плечу.

Я вытерла глаза.

— Кей, как это произошло?

Я знала, что он имел в виду, но всё же не смогла сдержать смех. Это был тот самый вопрос, который мне нужно было услышать.

— Итак, Оливер, когда двое любят друг друга, они…

— Заткнись. Ты знаешь, о чём я. Почему это ты занималась сексом? И с кем?

— Можно подумать, я тебе расскажу. И почему я занималась сексом – не твоё дело.

— Это грех, Кейденс, — мягко сказал он.

— Для меня, нет, — ответила я.

Оливер выглядел пораженным.

— Это вроде как в Библии написано, Кейденс. Не заниматься сексом до свадьбы.

— Разве?

Оливер нахмурил брови:

— Вообще-то, да. Разве нет?

— Я никогда об этом не читала, — ответила я.

— Но это же, вроде как, то, чему нас учили, — сказал Оливер.

— Я знаю, чему меня учили, Олли.

— Так почему ты не следуешь правилам? — спросил он.

— Потому что я в них не верю, ясно? — огрызнулась я.

Оливер отпрянул, глядя на меня, словно я была незнакомкой.

— Ты не веришь в Бога? — выдохнул он.

— Конечно же, я верю в Бога, — фыркнула я. — Может, просто успокоишься?

— Ты не веришь написанному в Библии?

— Конечно же, верю. Может быть, я просто по-другому интерпретирую всё это. Мне жаль, что тебя потревожил тот факт, что я занимаюсь сексом до свадьбы.

— Это тебя он должен тревожить. Это ты, возможно, беременна, — ответил Оливер.

— Пошёл ты к черту.

— Кейденс!

— Мне не нужно твоё благочестие, учитывая ту хрень, которая сейчас происходит, понятно?

— Кей, прости. Мне, правда, жаль. Я просто пытаюсь понять.

— Мне восемнадцать, Оливер! Я взрослая! Я могу заниматься сексом, ясно? То, что я занимаюсь им до свадьбы, не делает меня плохим человеком. Я не хочу выходить замуж, к примеру, лет до тридцати. И что я должна, подождать с сексом до тридцати?

Оливер пожал плечами.

— Что ж, следуя Библии…

— Да заткнись ты со своей Библией! — воскликнула я. — Мне не нужно это выслушивать! И в любом случае, люди в те времена женились лет с двенадцати! Это, блин, даже не считается.

— Но Кейденс, неужели ты совсем не испытываешь вины?

— Ты испытываешь вину, каждый раз, когда дрочишь?

— Кейденс!

— Давай, поговори со мной о сексуальной распущенности, но только когда перестанешь играть с собой, Оливер, — ответила я, выделив «сексуальную распущенность» кавычками в воздухе.

Это был самый тупой разговор, который только мог случиться в такой кризисный момент, но я была ему рада. Во-первых, он заставил меня забыть, что я, возможно, беременна. Во-вторых, это позволило мне впервые высказать то, что грех секса до свадьбы – полная ерунда. И что это никак не связано ни с моей любовью к Богу, ни с тем, чтобы быть христианкой. В-третьих, это хоть немного, но дало мне ощущение контроля над чем-то. Я заткнула Оливера, и он даже, казалось, призадумался.

— Мы в школу опоздаем, — сказала я, хватая рюкзак и ключи от машины.

— Я поеду на автобусе, — сказал Оливер.

— Автобус уже ушёл, Олли. Что? Не хочешь находиться в одной машине со своей распутной сестрой?

Оливер закатил глаза.

— Божечки, теперь все эти надписи на моём шкафчике правда!

Обожаю сарказм. Это универсальное средство, и чем больше сарказма я вкладывала в эту ситуацию, тем сильнее чувствовала, что смогу справиться. Я улыбнулась.

— Прекрати, — сказал Оливер. — Если ты беременна, убегу из дома, потому что ни за что на свете не стану жить в нашем доме с тобой и родителями. Не собираюсь иметь дело с твоими гормонами и всем этим дерьмом, что происходит с женщинами, когда они беременны.

Я открыла рот, чтобы ответить.

— Заткнись. Я ещё не закончил.

Я закрыла рот.

— И думаю, что это чертовски нечестно, быть дядей в пятнадцать, ясно? Я ещё не знаю всех этих дядюшкиных штучек, а ещё ты эгоистичная сука.

Я была в шоке. А потом захихикала.

— Я серьёзно, Кейденс! — сказал Оливер, но потом тоже рассмеялся.

— Назову ребёнка в твою честь, — ответила я, взъерошив его волосы.

— Отвали! — крикнул он, отпрянув. — И нет, ты этого не сделаешь!

— О да, обязательно назову ребёнка в твою честь. И ещё позволю тебе помогать мне менять подгузники, — я ущипнула его щёку, когда припарковалась.

— Мерзость, — пробормотал Оливер, и выбрался из машины.

Мы вместе пошли прямо к зданию школы, и тишина отрезвляла. Внезапно, стало уже совсем не смешно, и я ощутила в груди такое же давление, какое ощущала каждый раз, катаясь на американских горках. Чистый страх. Он кричал: «Может быть, сегодня ты умрёшь!» И входя в школьные двери, я подумала, зачем я вообще катаюсь на американских горках. И в этот момент поняла, дело во влиянии сверстников, и решила, больше никаких американских горок. Пошли к черту эти горки, подумала я, а рука моя инстинктивно потянулась к животу.

***

— Что происходит? — спросил мистер Коннели, закрывая дверь в класс.

— О чём ты?

— Кейденс, ты едва взглянула на меня сегодня утром, — ответил он. — Ты на нервах. Ведёшь себя странно, будто на пределе.

Я пожала плечами, опустив голову.

— Посмотри на меня, — сказал мистер Коннели.

— Не могу, — прошептала я, наблюдая, как первая слеза упала на пол.

— Кейденс, что не так? — спросил мистер Коннели. Он взял меня за руку и повел в подсобку.

— Я не хочу туда идти!

— Ладно, — ответил мистер Коннели и отпустил мою руку. — Нам не обязательно идти туда.

Я вытерла лицо и покачалась из стороны в сторону, ожидая, что он сделает что-нибудь. Я надеялась, что он просто скажет, что я могу идти.

— Почему подсобка пугает тебя? — спросил он настороженно.

Я молчала, а потом выпалила.

— Потому что думаю, что я в ней залетела!

Я наблюдала, как мистер Коннели нахмурил брови. Такой была его первая реакция. Он что, не слышал, что я только что сказала?

— Так ты не знаешь? — мягко спросил он.

Я покачала головой.

— Сколько?

— А?

— Сколько у тебя задержка? — спросил он.

— Одиннадцать дней, — ответила я.

Он нервно провёл рукой по волосам.

— У тебя была…

— Овуляция? Да. По крайней мере, судя по циклу. Не знаю наверняка, — ответила я.

И услышала, как он быстро с шипением выдохнул.

— Прости, — прошептала я. Каким-то образом, я считала это своей виной. Глупо. Понимаю, мы ответственны в равной степени, но не верю, ведь именно я та, кто, возможно, носит ребёнка, не он. Нечестно сваливать всё на себя, но именно так я и делала.

— За что прости, Кейденс? — спросил мистер Коннели. — Ты ничего такого не сделала. Это я. Это я не воспользовался защитой. Я был импульсивным и потерял контроль.

— Я тоже там была, — заспорила я. — И была столь же импульсивной.

— Но мне двадцать восемь, — возразил он. — Мне лучше знать.

Я ощетинилась.

— Так из-за того, что мне восемнадцать, я не знаю, как контролировать свои желания?

Мистер Коннели покачал головой.

— Я не имел это в виду.

Я кивнула. Знала, что он имел в виду в точности то, что произнёс, но спорить не хотелось. Была слишком напугана.

— Сделаю тест после школы, — произнесла я.

— Знаю, — ответил мистер Коннели. — Придёшь ко мне домой.

— Ох. Ну, я могла бы просто сделать его дома, — сказала я.

— Зачем тебе это делать? Не хочу, чтобы ты оставалась одна. Я в ответе за это в равной степени, что и ты. Приходи после школы ко мне, ладно?

— Ладно.

Мистер Коннели тяжело вздохнул и подошёл к своему столу.

— А что, если я беременна? — спросила я.

— Нам не стоит об этом беспокоиться, пока мы не знаем наверняка.

— Ты захочешь, чтобы я от него избавилась?

— А ты захочешь этого?

— Что это значит? — спросила я.

— Я всего лишь задал тебе вопрос, Кейденс.

— Разве аборт – не грех? — спросила я, паникуя.

— Мы пока даже не знаем, беременна ли ты.

— Но если бы была, ты бы захотел, чтобы я убила ребёнка? — надавила я. У меня закружилась голова.

— Это не ребёнок. Это паразит.

Я задохнулась и увидела, как он вздрогнул.

— Паразит? — прошептала я.

— Прости. Мне не стоило так говорить, — он смотрел на меня с осторожностью. — Кейденс? Прости, что я так сказал. Мне не хотелось оскорбить тебя.

— Почему ты вообще говоришь такое? Что с тобой не так?

Я никогда не видела такого выражения на лице мистера Коннели, и молилась, что никогда больше не увижу. Я подумала, что он мог бы своим взглядом разрезать моё тело надвое. Глаза, словно кинжалы, и они указывали на меня.

— Не надо намекать, что я грёбаный урод. Ты не знаешь моего прошлого, — произнес он.

Я была в шоке и просто смотрела на него несколько минут. Он смотрел в ответ, но выражение его глаз уже смягчилось, и я больше их не боялась.

— О чём ты говоришь? — спросила я.

— Кейденс, я не хочу говорить об этом прямо сейчас. Ты придёшь ко мне после школы, и мы…будем отталкиваться от этого.

Я не могла выдержать полное отсутствие у него эмоций. Я сходила с ума, а он сидел за своим столом, намереваясь проверить очередной тест.

— Что произошло в твоём прошлом? — потребовала ответа.

— Это не твоё дело, Кейденс.

— Чёрта с два! Я твоя девушка!

— Я не стану обсуждать это с тобой.

— Хватит говорить со мной, как будто я ребёнок!

— Я и не говорю.

— Хватит вести себя, как будто у тебя всё под контролем! Знаю, что ты в таком же ужасе, как и я! — закричала я.

— Это так! — проорал он, а потом осмотрел класс. Он глубоко вздохнул.

— Здесь и сейчас мы ничего не можем поделать. Мы не знаем, беременна ли ты. Нет смысла переживать.

— Как я могу не переживать? — вскрикнула я.

— Потому что у нас сейчас нет других вариантов!

Я сделала шаг назад, у меня кружилась голова. Страх и злость поглотили меня, и единственный способ, который был мне известен — это наброситься на него.

— Ты не останешься рядом, не так ли? Если я беременна. Тебя рядом не будет.

— Никогда больше так не говори, — прорычал он. — Я всегда буду рядом, что бы ни случилось.

Он соскочил со стула и подошёл ко мне. Я инстинктивно вздрогнула, когда он схватил меня, хотя, не вполне ясно, почему. Он никогда раньше не делал ничего, что бы ранило меня, даже когда он силой взял меня в своей подсобке. Он обнял меня, прижимая к своей груди, и я рыдала в его рубашку, пока он гладил мои волосы и утешал меня.

— Всё будет хорошо, Кейденс, — нежно сказал он и поцеловал меня в макушку. Он приблизился и пробормотал мне на ухо. — С нами всё будет хорошо.

Я улыбнулась в его рубашку и вцепилась в него. Знала, через несколько секунд он отпустит меня, ему придется, но мне хотелось обманывать себя, веря, что он будет держать меня всегда. Он пах безопасностью. Он был тёплым. Он был сильным и высоким, и у него всё было под контролем. Я поверила, когда он сказал, что всегда будет рядом. Знала это даже до этого спора с ним, но мне нужно было устроить этот спор, чтобы убедиться. Мне было нужно, чтобы он сказал это вслух.

— Я всегда буду рядом, что бы ни случилось.

***

Я прагматична лишь в некоторых вещах. Прагматичность не заложена в мои гены, только если дело не было связано с продукцией для ухода за волосами, или же для макияжа. Ну, или, как стало мне известно в этот день, с тестом на беременность, подходящим именно мне.

— Кейденс, — терпеливо произнес Марк, — пожалуйста, выбери один. — Он осмотрелся по сторонам в Уолгринс, но вокруг не было никого из знакомых.

Мы вместе поехали в аптеку через весь город. Я говорила ему, что могу просто заехать куда-нибудь по пути к нему, но он настоял на своем присутствии. Не хотел, чтобы я была одна. Продолжал говорить это снова и снова, и это уже начинало меня раздражать.

— Ну, я просто решаю, хочу ли определять результат по полоскам или же по надписи, — ответила я, держа два теста и сравнивая картинки. Для меня и это было важно. Если изображение выглядело примитивным и дешёвым, я ему не доверяла.

— Дорогая, вот этот идеальный, — сказал Марк, указывая на тест в моей левой руке. — Но бери оба. Сделай два теста, чтобы наверняка.

— Ты что, только что назвал меня «дорогая»? — спросила я.

— Сосредоточься, Кейденс.

— Дорогая? Так друг друга старички называют? — спросила я. — Или богатеи. Я точно слышала, как богачи называют друг друга «дорогими».

Марк закатил глаза и забрал оба теста из моих рук, идя к кассе. Я быстро последовала за ним.

Девушка за кассой усмехнулась, сканируя наши покупки. Она выглядела так, словно до смерти хотела сказать что-то, а когда Марк вежливо ей улыбнулся, она приняла это как приглашение.

— О, Боже мой. Я так люблю, когда парочки вместе приходят покупать тесты на беременность! — пропищала она.

Я не смогла сдержать улыбку от её энтузиазма. Хотела бы, чтобы это она, а не я делала тест. Я представила, что ей бы это показалось более весёлым занятием. Мне и в голову не приходило, что её предположения были совершенно неуместными, ведь в её поведении не было ничего злобного. Она искренне, хоть и ошибочно, думала, что мы молодая пара, пытающаяся завести ребенка.

— И я знаю, что вы скажете: «О, мы просто хотим здорового ребёночка», если я задам вопрос, но ответьте мне честно, ладно? Никто и никогда не отвечает честно! Вы хотите мальчика или девочку? — спросила она, глядя на меня.

— Эм…

— Не стесняйтесь. Это нормально хотеть одного больше другого. Если у вас родится малыш другого пола, то вы станете любить его так, как если он был того пола, какого вам хотелось.

— Эм…

— Мамочка потеряла дар речи, — сказала девушка, глядя на Марка. — Ладно, папочка. Кого вы хотите?

Марк никогда не был скуп на слова, и никогда не терял дар речи. Он думал на ходу. А ещё был добрым и тактичным. Поэтому он сказал.

— Вообще-то они не для нас. Мы покупаем их для её сестры.

— О, — девушка была разочарована. — Ну, у вас двоих был бы красивый ребёнок.

— Спасибо, — ответил Марк и провёл кредитной картой. Он взял пакет, схватил меня за руку и повёл к выходу.

— Подождите! Ваш чек! — крикнула девушка за кассой.

— Оставьте его! — крикнул он в ответ.

Писая на палочку, я молилась. Казалось неправильным и неуважительным говорить с создателем всей вселенной во время опустошения мочевого пузыря, но выбора у меня не было. Мне приходилось писать на палочку, чтобы узнать, беременна ли я, и приходилось в молитвах к Богу просить его не делать меня беременной. В тех нескольких секундах, проведенных в туалете, не было ни капли достоинства. Я так тряслась, что даже написала себе на руку. Даже схватилась за туалетный столик для опоры, но бесполезно. Я была в ужасном состоянии.

— Дорогой Боженька, пожалуйста, не дай мне оказаться беременной, — шептала я снова и снова, прикрыв конец палочки.

Марк ждал в спальне, когда я вошла. Я автоматически протянула ему тест и забралась на кровать. Свернулась в позу эмбриона и тут же расплакалась.

Две минуты.

Весь мой мир мог измениться через эти две минуты. Что смогу я сделать за две минуты? Ничего, поняла я. Я не прочитала всех книг Джейн Остин. Не написала свою. Не окончила школу. Может, и не окончу никогда, если не сдам мат. анализ. Я смотрела на Марка, который уставился на палочку, приподняв её к окну, ожидая. Ожидая полоски.

Я продолжала рыдать в подушку. Да как мне увидеть Европу за две минуты? Сколько занимает экскурсия по Сикстинской Капелле? Смогу ли я увидеть Дублин за две минуты? Может пробежать по улице О`Коннела? Лондонское колесо обозрения! Твою ж мать! Как я смогу увидеть его, если буду бежать по улице О`Коннела?

— Я хочу посмотреть мир! — причитала я, а подушка неплохо приглушала мои слова и моё отчаяние.

— Знаю, Кейденс, — ответил Марк.

— Я не хочу быть мамочкой-подростком!

— Я знаю, родная.

Рыдания усиливались до тех пор, пока я не смогла дышать. Я заткнулась и схватила Марка, вцепившись в него, как ненормальная, а он притянул меня к себе на колени и крепко держал, качая из стороны в сторону, пока шли секунды.

— Почти всё, — прошептал он мне на ушко. — У нас всё будет хорошо.

Я яростно покачала головой. Нет, не будет! Я кричала внутри. У меня будет ребёнок, и моя жизнь кончена. Адреналин сменился гневом.

— Я не хочу грёбаного ребёнка! — закричала я в его плечо.

— Я тоже, — ответил он.

— Я ненавижу детей! Я, блин, ненавижу их!

— Я тоже.

— Я никогда не хочу грёбаного ребёнка!

Я думала, что, если продолжу кричать это, используя худшие из слов для описания ребёнка, тогда у меня его не будет. Я буду в безопасности.

— Шшш, Кейденс, — сказал Марк. — Всё хорошо.

Я ощутила, как всё напряжение улетучилось из его тела с этими словами.

Всё в порядке.

Всё.

В.

Порядке.

Я смотрела на него сквозь пелену слёз, нахмурив брови. Не думаю, что до меня дошло. Из моего носа текли сопли, но я их не вытирала. Я представила, что выгляжу как развалюха. Моё самолюбие говорило мне спрятать лицо (самое время для самолюбия!), но не могла. Не могла перестать смотреть на него. Мой мозг работал вяло, но, в конце концов, я поняла.

Облегчение.

— Я не…?

— Нет.

— Ты уверен?

— Да.

— Ты дважды проверил?

— Трижды.

— О, мой Бог! О, Боже мой, о, Боже мой, о, Боже мой! Я люблю тебя!

Я обняла его руками за шею, сильно сжимая, пока он не хмыкнул.

— Я тоже люблю тебя, Кейденс, — устало сказал он, потирая мою спину. Гладя волосы.

Я спрыгнула с его колен и побежала на кухню. Налила себе воды и залпом выпила стакан. Я верила ему, правда, но он купил не один тест, и я хотела сделать второй. Не повредит увидеть отрицательный результат дважды. Если что, он принесёт мне большее успокоение.

Я подождала несколько минут, давая воде время пройти через мой организм, оставаясь на кухне, копаясь в буфете в поисках закусок. Марк оставался в спальне. Я представила, как он всё ещё смотрит на тест, а полоска говорит ему: «Расслабься. Она не беременна».

Покончив с полупустой пачкой крендельков, пошла в ванну и повторила весь процесс. Хотя, в этот раз я не была так напугана, и на руку себе не написала. Прикрывая тест, вошла в спальню Марка. Но не отдала ему палочку. Я села рядом с ним, и сама её держала.

Две минуты ожидания, и ни одной мысли про Европу. Вместо этого я думала о том, как изголодалась. Как и в тот первый раз у Марка дома. Мне хотелось съесть всё в его квартире.

Отрицательно. Снова. Новая волна облегчения. Жизнь становилась лучше и лучше.

Марк стиснул мою руку, по-доброму мне улыбаясь, а потом снова усадил меня к себе на колени.

— Я никогда тебя так снова не напугаю, — сказал он. — Мне так жаль, что тебе пришлось через это пройти.

Я укусила его за шею и прижалась к его груди.

— Я устала и хочу есть, — пробормотала, ощутив внезапную тяжесть век. Они опускались, и я с трудом их открывала. Вниз. Вверх. Вниз…

Я заснула в томном подобии экстаза, не подозревая о скрытой перемене. Я не была беременна. Два теста подтвердили это. Но мой мир всё равно изменился. Я просто ещё не знала об этом.

Глава 22

Прощай, Кейденс

Я отвела взгляд от теста и улыбнулась мистеру Коннели, но он не увидел. Нет, не так. Он видел меня. Он смотрел прямо на меня. Но в ответ не улыбнулся. Это казалось странным, и в моём сердце сработал предупреждающий сигнал. Что-то было не так, и мне хотелось спросить его об этом незамедлительно, но была середина урока. Я пыталась сосредоточиться на своей задаче. Не могу позволить себе получить плохую оценку. Может быть, он смотрит на меня, но сосредоточен на чём-то другом, и в его мозгу даже не щёлкнуло, что я улыбалась ему.

Да, кажется так.

Во время ланча я пошла увидеться с ним, но его в классе не оказалось. Тогда я прошлась по коридору и заглянула в окно учительской. И увидела, что он сидел за столом, читал и ел. Я чуть не ворвалась в дверь, но вовремя осознала, что он был не один. С ним были несколько учителей, и в любом случае, мне в учительскую нельзя. Я подумала, что это странно. Мистер Коннели никогда не ел в учительской. Он предпочитал свой класс, где мог слушать свой хип-хоп, пока ел и выставлял оценки.

В последний раз попыталась зайти к нему после уроков, но, когда подошла к его классу, дверь была уже заперта. Свет выключен. Он ушёл. В чём дело? В начале дня у меня на сердце возникло легкое замешательство. С каждым часом оно неуклонно росло, пока я, наконец, не поддался полноценной панике.

Я поехала к нему домой и забарабанила в дверь. Он долго не открывал, и на мгновение мне показалось, что его не было дома. Когда он открыл дверь, то заколебался, словно не хотел, чтобы я заходила.

— Почему ты такой странный? — спросила я, протискиваясь мимо него в гостиную. — Весь день ты был отстраненным.

Марк почесал затылок.

— Я был занят, — ответил он.

— Серьёзно? Я видела тебя в учительской за ланчем. Ты никогда там не ешь, — сказала я.

— Мне нужно было место, где меня бы не отвлекали от работы, — ответил он.

— Имеешь в виду, что я тебя отвлекаю, — огрызнулась я, оскорблённая.

— Я имею в виду всех учеников, Кейденс, — терпеливо произнес Марк. — Я был занят выставлением оценок.

Я покачала головой.

— Выставлением оценок?

— Да.

Мы стояли в неловкой тишине, пока я не заговорила.

— Да что на самом деле происходит? — спросила я.

Какое–то время он молчал, а потом ответил.

— Я так не могу, — произнес он, не смотря на меня. Выглядело трусливо, и он тут же понял это, потому что посмотрел мне прямо в лицо и повторил свои слова. — Я так не могу.

— Как, так? — моё сердце затрепетало в груди, сбившись с ритма.

— Кейденс, мы не можем это продолжать, — заявил Марк.

— Что ты имеешь в виду?

— Это, — сказал он, показывая на расстояние между нами. — То, чем мы занимаемся. Это должно прекратиться. Я могу потерять работу. Ты моя ученица. Это должно прекратиться.

— Я не понимаю. Я думала, что всё в порядке. Я не беременна. Всё хорошо, — моё сердце отчаянно билось в груди.

— На самом деле это не связано со страхом беременности, — сказал Марк. — Хотя это одна из причин.

— Но ты говорил, что всё хорошо…

— Не хорошо, Кейденс! Тебе восемнадцать! Ты слишком юна для меня, и мы разные. Ты это понимаешь?

Я вздрогнула.

— Так вот, я много думал об этом. Я не хочу детей. Никогда. Ты же наверняка в какой–то момент их захочешь. У нас разные цели и мечты. У нас разные ценности. Ты сама это сказала. Помнишь?

Я? Когда?

— Прости, но у нас просто ничего не выйдет.

— Что ты имеешь в виду? У нас выходило.

— Кейденс, то, что мы делаем, слишком опасно. Это нездоровые отношения.

— Как любовь может быть нездоровой? — спросила я.

— Мне…мне не нравится терять контроль, — ответил Марк. — А с тобой я всегда чувствую, что теряю контроль. Это нездорово. И этот страх беременности окончательно заставил меня это увидеть. Мне не нравится, кем я становлюсь. Импульсивным. Эмоциональным.

— В смысле, человеком? — огрызнулась я.

— Нет, Кейденс. Не человеком, — ответил Марк. — Я так себя не веду. Это не я. Это оставляет неизгладимые последствия. Мы должны остановиться.

— Я хочу быть с тобой, — прошептала я. Упала первая слеза.

— Это невозможно, Кейденс. Тебе восемнадцать. Мне двадцать восемь.

— Мне плевать!

— Мне нет! Это неправильно. Неправильно по стольким причинам.

— Ты говорил, что любишь меня, — я плакала, всхлипывая и вытирая нос.

Марк вздохнул.

— Кейденс, пожалуйста, не усложняй.

— Ты добивался меня! — вскрикнула я.

— Я знаю.

— Ты заставил меня поверить, что любишь меня!

— Я люблю тебя.

— Тогда почему ты так поступаешь? — рыдала я. — Почему бросаешь меня?

— Потому что это слишком тяжело, Кейденс. Это просто слишком тяжело. И я думаю, что мы причиняем друг другу боль.

— Вовсе нет, — заспорила я.

— Ссоры. Сложности, с которыми мы постоянно сталкиваемся, просто пытаясь встретиться. Скрытность. Это слишком тяжело. Я хочу нормальных отношений. Наши не такие. Не таких отношений я хочу.

— Наберись смелости сказать! — кричала я. — Ты меня не хочешь! Вот в чём всё дело!

— Прекрати! — заорал Марк. — Я не собираюсь тут с тобой спорить! Я устал от этого! Я очень тебя люблю, и очень хочу тебя. И именно поэтому заканчиваю всё это, пока не случилось ничего катастрофичного.

Что он там говорил о катастрофе? Она происходила прямо сейчас.

Дрожание в груди перешло в руки. Я потянулась к нему.

— Пожалуйста, не делай этого! — плакала я.

— Кейденс, не надо.

Я подбежала к нему и бросилась ему на шею.

— Ты любишь меня! Я знаю, ты любишь меня!

Марк заколебался перед тем, как обнять меня. Он сильно сжал меня, выбив из меня весь воздух.

— Я люблю тебя, — прошептал он. — Так сильно. Это больно, Кейденс. Мне больно.

Я обняла его сильнее. Думала, если покажу, насколько отчаянна, он передумает. Это просочится через мои конечности в его, и тогда он не сможет порвать со мной, потому что будет так же отчаянно нуждаться во мне.

Марк отпрянул. Я цеплялась за него.

— Кейденс, пожалуйста, отпусти.

— Не отпущу!

— Кейденс… — Марк оторвал мои руки от своей шеи.

— Не оставляй меня одну, — я задыхалась.

— Прости. Но я так не могу.

Я больше ничего не слышала. Было слишком больно. Но и уйти я тоже не могла. Знала, что не могу вести машину. Я бесконтрольно рыдала, и моей единственной мыслью было спрятаться от него, поэтому побежала в ванну и захлопнула дверь.

Сидя на полу, выплакивала свою боль и страх. Мне было страшно. Страшно быть одной. Страшно увидеть его завтра. Страшно, ведь я потеряла своего единственного настоящего друга. Словно снова повторяется август, и я собираюсь в школу, а на горизонте никого не было. Никого, с кем я могла бы чем-то поделиться. Никого, кто стал бы слушать меня. Никого, с кем можно было бы провести время. Только я, одинокая и напуганная.

Я сфокусировалась на Эвери. Может, она была моим другом. Может, я была не совсем уж и одинока. Может, за всё это время, что мы провели вместе, мы на самом деле построили настоящие отношения – не притворство, что мы изображали в начале года. Может, я могла бы позвонить ей.

Может.

Я посмотрела на время. Просидела в ванной уже полчаса. Я устала, и мне хотелось домой.

Когда открыла дверь ванной, Марк сидел на кровати.

— Ты сможешь доехать до дома?

Я кивнула.

— Я… Я понял, что ты можешь меня разрушить, — сказал Марк.

Я была в шоке.

— Что?

Он избегал моего взгляда.

— Я не прошу тебя молчать об этом. Можешь делать то, что считаешь правильным.

— Думаешь, я стану рассказывать о нас, чтобы отомстить? Считаешь меня настолько незрелой и злобной?

— Нет. Не считаю.

Мы уставились друг на друга.

— Ты понимаешь, что я поступаю так, как, по-моему, мнению, будет лучше?

Я кивнула.

— Прости, Кейденс, — мягко попросил Марк.

Я кивнула. А потом развернулась, чтобы уйти. Мои ноги двигались на автопилоте, дойдя до двери, открыла её, закрыла, дошла до машины. Повернула зажигание. Включила задний ход. Отъехала. Всё происходило на автомате, ведь чувств не было. Я оставила их на полу его ванной.

***

— Кейденс? — спросила за ужином мама.

— Да, мэм?

— Ты в порядке?

— Да, мэм.

Она бросила взгляд на папу, передав ему невысказанное послание. Она беспокоилась, но я не знала, что сказать.

— Кейденс? — спросил папа.

— Да, сэр?

— В эту пятницу ты остаешься у Эвери?

— Да, сэр.

Он кивнул.

— Чем займётесь, девочки?

— Поедем в торговый центр.

Папа усмехнулся.

— Знаю, вы, девчонки, обожаете торговый центр.

Я кивнула.

— Чем ещё? — спросила мама с воодушевлением.

— В кино пойдём, — я даже не соображала, что говорила. Просто несла чепуху.

— Тебе нужны деньги? — спросил папа.

— Нет, сэр.

— Хочешь раздавать программки в воскресенье? — предложил он.

— Да, сэр.

Молчание.

— Можно мне выйти? — попросила я. И была уверена, что родители откажут. Они всегда отказывали, если только я не просила о чем-то, связанном с Эвери. Я поняла, что стоило сказать: «Можно мне выйти и пойти к Эвери?». Я резко подняла голову, услышав мамин ответ.

— Конечно.

Мне казалось, если останусь секундой дольше, мама передумает. Я выскочила из-за стола и ушла в свою спальню. Залезла на кровать и спряталась под одеяло. Мне хотелось позвонить ему. Мне хотелось увидеть его. Знала, это потому, что мне было восемнадцать. Было бы мне тридцать, у меня бы наверняка было больше самоуважения или, хотя бы, перспектив. В конце концов, он выбросил меня из своей жизни, и мне не хотелось поддаваться отчаянию. Но это была пытка, не иметь возможности поговорить с ним. И сегодня я не стану притворяться, что это не так.

***

Следующий школьный день был самым сложным в моей жизни. Гораздо хуже первого дня. Даже хуже моего первого дня в колонии. Я слонялась по коридорам в поисках Эвери. Нигде не могла её найти и запаниковала. Позже узнала, что она подхватила грипп, и я была сама по себе.

Мат.анализ был невыносим. Я пыталась сосредоточиться. Правда, пыталась. Не то, чтобы меня волновал материал. Но мне нужно было на нём сосредоточиться, чтобы отвлечься, удержаться от истеричных рыданий. Всего пару раз бросила взгляд на мистера Коннели, но этого было достаточно, чтобы заметить круги у него под глазами. Его волосы были в беспорядке. Он криво повязал галстук и надел мятую рубашку. Он выглядел кошмарно, и я надеялась, что его вид отражал то, что творилось в его сердце.

— Мистер Коннели? У Вас похмелье? — спросил кто-то.

— Что?

— Вы совершенно потеряны.

Хорошее слово.

— Я в порядке. А теперь, вернёмся к задаче, — огрызнулся мистер Коннели, и никто больше слова не сказал о его виде.

Обычно я ходила на обед с Эвери, так что, когда она не появилась в школе, я оказалась за столом отбросов. Как подходяще. Я была отбросом. Меня отвергли. Николь и Райли явно знали, что что-то случилось, потому что они вели себя со мной учтиво. Выглядело жалко, но мило.

— Хочешь, разделим мой бутерброд? — спросила Николь, пока я пялилась на свой поднос с едой.

— Хмм? — ответила я, поднимая взгляд. Мои глаза наполнились слезами.

— Мой бутерброд? Мне мама принесла, — ответила она.

Бутерброд был из «Сабвэй», и если бы я снова не потеряла аппетит, то, наверное, приняла бы её предложение. Пах он божественно.

Я покачала головой.

— Уверена? — мягко спросила она.

Я кивнула и почувствовала, как упала первая слеза.

— Хочешь моё печенье? — спросила Райли.

— Нет.

Они вели себя, как милые бабулечки, пытаясь унять мою боль едой.

— Ты в порядке? — спросила Николь.

Я покачала головой, слёзы текли по лицу.

— Просто у меня плохой день, — выдавила я, а потом встала из-за стола.

Я решила, что буду жалкой и незрелой, потому что заслужила это. Но лишь раз. Моё сердце болезненно колотилось, когда я открыла дверь в класс. Он поднял взгляд от своей работы, и я заметила, как он слегка тряхнул головой, тихая мольба не закатывать сцен. Но меня этому не заткнуть.

— Ты унизил меня, — произнесла я. — Ты причинил мне боли больше, чем кто-либо другой.

Он ничего не ответил. Я беззастенчиво ревела.

— Ты использовал меня, — продолжила я.

— Не использовал, — возразил он.

— Использовал, — настаивала я. — Ты воспользовался мной, ведь я юна и глупа!

— Нет, Кейденс.

— Не произноси моё имя! Никогда больше не произноси моё имя!

Он молчал.

— Ненавижу, что мне приходится каждый день видеть тебя. Ненавижу, что мне приходится ходить на твой урок. Ненавижу, что ты разбил моё сердце, и я не могу его починить, — я замолчала на мгновение. — Ненавижу тебя. Я, правда, тебя ненавижу.

Он поморщился. А потом вернулся к своей работе. Он был холоден и бессердечен, и я закипала изнутри. Не знаю, чего ожидала, что он скажет или сделает, но не ожидала, что он продолжит проверять работы. Моё тело сдвинулось, несмотря на то, что мой мозг кричал: «Остановись!» Я думала, что ударю его, но нет. Я вытянула руки перед собой и сбросила всё с его стола. Его газировку, файлы, проверенные и непроверенные работы, папки, книги, ноутбук. Всё упало. Всё было свалено беспорядочной кучей, оранжевая жидкость вытекала из банки, окрашивая бумаги. Он не отреагировал, и я была этому рада. Я вышла из класса, дрожа от своих действий и довольная, что мне хватило смелости. Лишь крошечный укол в груди сигнализировал о чувстве вины из-за брошенного на пол ноутбука. Понятия не имею, почему, но идя к своему шкафчику, я думала, сломала ли его, и заставит ли он меня за него заплатить.

***

— Почему? — спросила Фанни, поставив передо мной чашку чая.

— Вы же знаете, что я не люблю чай, — сказала я.

— Он помогает с сердечными хлопотами, дорогуша, — ответила она. — Уж поверь мне.

Я не стала спорить. Бросила один кусочек сахара в чашку и щедро подлила молока.

— Он сказал, мы разные, — произнесла я.

— Ну, конечно же, так и есть! Он мужчина, а ты женщина! Этот парень идиот?

Это заставило меня улыбнуться.

— Он имел в виду жизненные этапы и эмоциональную зрелость.

На мгновение Фанни призадумалась.

— Ладно. Всё не идеально. Разница в возрасте, да и ты всё ещё в старшей школе.

Я кивнула.

— Но устраивало же это его раньше, — продолжила она.

— Да, но до того, как мы испугались, что я беременна, — выпалила я.

Глаза Фанни расширились.

— О, дорогая.

Я почувствовала необходимость объяснить.

— Это было один раз. Один, очень безответственный со стороны каждого из нас, раз, но я не беременна, и потому думала, что всё в порядке.

Фанни молчала.

— Вы считаете неправильным то, что я занялась сексом, да?

— С чего ты так подумала? — спросила она.

— Потому что я христианка, а христиане не должны заниматься сексом до свадьбы.

— А это так?

Я пожала плечами.

— Не знаю. Меня так учили.

— Хмм.

Я отпила чай и стала ждать объяснений.

— Ты умная девочка, Кейденс.

— К чему Вы ведёте?

— Ты к чему ведёшь? — спросила она.

Я вздохнула.

— Наверное, к лучшему, что он порвал со мной. Я христианка, а он нет. Я занималась сексом, когда мне не стоило бы. Всё делала неправильно. Ужасная из меня христианка.

— Так ли это?

— Вы же знаете, что так! — вскрикнула я. — Может я уже и вовсе не христианка!

Молчание.

— Кейденс? Когда это ты начала позволять людям диктовать тебе условия твоих отношений с Богом?

— Что?

— Ты больше не хочешь никаких отношений с Богом из-за того, что другие люди в твоей жизни заставляют тебя чувствовать, что ты всё делаешь неправильно? Ты хоть понимаешь, как это глупо?

— Ну, они-то эксперты.

— Ха! Эксперты, блин. Я знаю лишь одного эксперта.

— Вы же говорите о Боге, не так ли? — спросила я.

— Да, о нём. И может тебе стоило бы прислушиваться к нему вместо всех этих людей вокруг тебя. Не думала об этом? В том смысле, что он ведь всё же Бог. Не думаешь, что он знает немного больше, чем твои родители, Грэйси или кто бы там ни было, кто заставляет тебя чувствовать себя дерьмово за твой выбор?

Я была разгромлена.

— Это нечто совершенно другое, — продолжила она.

Я смотрела на неё большими глазами.

— Кейденс, ты вообще-то часть этого разговора. Говори.

— Что ж, ммм, он говорил что-то о том, что ему не нравится чувствовать, что он всё время теряет над собой контроль, — произнесла я. — Не совсем понимаю, что он имеет в виду. Мне никогда не казалось, что он не контролирует себя.

— Может, ты заставляешь его чувствовать слишком много, — сказала Фанни.

— Это плохо? — спросила я, мешая чай.

— Для некоторых, да, — объяснила Фанни.

— Тогда зачем же он подкатывал ко мне?

— Может быть, он не понимал, как много станет к тебе испытывать, — ответила Фанни. — Может, он думал, что сможет это контролировать. Или контролировать тебя.

Я напряглась.

— Мне это не нравится, Фанни.

— Эй, я просто высказалась. Он на десять лет старше тебя, Кейденс. Может, он полагал, что это будут такие отношения, в которых ты будешь ему покорна.

— Я не понимаю, — сказала я.

Фанни выдохнула.

— Я его не знаю. Знаю лишь то, что он неплохо разбирается в ремонте дома, и что ты его любишь.

Я неохотно улыбнулась.

— Отпей, — приказала Фанни. И я подчинилась, подняв чашку к губам.

— Ему явно необходимо чувствовать, что контроль у него. Может, именно поэтому он стал ухаживать за кем-то столь юным.

Я ощетинилась. Фанни это заметила.

— Успокойся. У нас у всех есть проблемы, Кейденс. Ты не должна убеждать всех вокруг в том, что он идеален только из-за того, что ты с ним встречалась и всё ещё любишь его. Никто во всём чертовом мире не идеален.

— Разве это не правда, — пробормотала я.

— Что-то с ним случилось, и поэтому он стал помешанным на контроле чудиком. С тобой он начал чувствовать, что теряет контроль, и думаю, что это напомнило ему о каком-то дерьме из его прошлого. Поэтому проще было прекратить, чем разбираться с этим.

— Вы что, психолог? — спросила я.

— Нет, просто я немного пожила на этом свете, — ответила Фанни. — Отпей.

Я автоматически поднесла кружку к губам.

— А ещё я думаю, что он очень сильно любит тебя, и на самом деле не хотел никогда с тобой расставаться.

— И почему Вы так думаете?

— Потому что, дорогая. Зачем кому-то разбивать твоё сердце?

— Вы говорили, что люди всё время причиняют друг другу боль. Что бабочки умирают, и случаются разрывы, — напомнила я ей.

— Нет, Кейденс. Я говорю не о бабочках. Я говорю о тебе. С чего бы кому-то разбивать твоё сердце?

Я и понятия не имела. Не думала, что была идеальной девушкой, но думала, что была хорошей.

Хорошей, потому что любила его.

Я покачала головой и сделала ещё глоток.

Глава 23

День Святого Валентина

Мистер Коннели порвал со мной за два дня до дня Святого Валентина. Внезапно я осознала, что мне придется разыграть целый чертов спектакль, чтобы скрыть свое унижение и боль. В пятницу утром все коридоры школы были украшены красными и белыми воздушными шариками.

В главный офис нескончаемым потоком несли букеты роз всех существующих оттенков. Ученики целый день разносили коробочки конфет, прерывая уроки и вызывая приступы зависти среди девчонок.

Я не стала исключением, но свою зависть я тщательно скрывала в сердце, где ее никто не смог бы разглядеть.

Урок математики прошел в пустую. Мистер Коннели ничего не объяснял. Он раздал нам рабочие тетради, и мы работали группами по три человека.

К моей парте подошел Джейкоб и положил на нее одинокую розовую розу.

— Что это? — спросила я, беря цветок в руки.

— Ты какая-то грустная со вчерашнего дня. Я подумал, что роза немножко тебя подбодрит, — ответил он. — Хочешь поработаем вместе над этими задачами?

Я кивнула.

— Спасибо за розу. Уверена по школе уже поползли слухи, — заметила я, оглядев класс. Несколько учеников выглядели очень заинтригованными, но большинство все же не обращали внимание.

— Тебя это беспокоит? — спросил он, сев рядом со мной.

— Что? — уточнила я. — Слухи или то что мы вместе?

Джейкоб кивнул.

— Нет, — ответила я, только чтобы не ранить чувства Джейкоба. Но некоей крошечной частичке меня было все равно. А вообще, мне сейчас на все наплевать. Особенно на листок с задачами, который лежит передо мной. — Я не в настроении заниматься этим сейчас.

— А. Мне уйти?

Я ухмыльнулась.

— Нет. Можешь остаться. Мы просто поболтаем.

Джейкоб выглядел удивленным.

— Клево. Итак, о чем тебе хочется поговорить....

Включилась пожарная сигнализация. Кому в голову пришло проводить пожарные учения на день святого Валентина?

Мы бредем по коридору, продираясь сквозь шарики и кучи конечностей и ребер. Выйдя на улицу, мы стоим на холоде минут двадцать, пока учителя проводят перекличку.

Некоторых учеников не досчитываются, поэтому мы вынуждены оставаться снаружи, пока они обыскивают здание. Не хватающих учеников находят на лестничных пролетах и в классах. Засранцы.

Когда нам наконец-то позволили вернуться в классы, урок уже почти закончился и Джейкоб выглядел разочарованным.

Во время оставшегося урока я набралась мужества и бросила взгляд на мистера Коннели. Мне хотелось проверить стыдно ли ему за то, что он порвал со мной накануне такого отвратительного праздника.

Но он, кажется, был занят — очень занят — склонился над столом и что-то писал. Или чертил. Или просто рисовал каракули. Одному Богу известно. Надеюсь он ощущает себя дерьмово.

Весь день я повсюду носила с собой розу, потому что она меня успокаивала. Джейкоб не нравился мне, как мужчина, но мне нравилась его доброта. И заботливость. Думаю, он понимал, что я не увлечена им, но все равно подарил мне розу.

Он один из тех действительно милых парней, и я решаю, что заберу розу домой и поставлю ее в воду. И буду стараться, чтобы она прожила как можно дольше.

— Сегодняшний день просто уродский, — говорит Эвери, в обед садясь рядом на свободный стул. Опустив взгляд на ее футболку, на которой написано «День святого Валентина — праздник Сатаны», я смеюсь и это ощущается так приятно.

— Почему ты так говоришь? — спрашиваю я. — Ведь у тебя есть парень.

— И что с того? Я все равно считаю, что этот праздник уродский, — отвечает она. — И, гарантирую, что Гэвин ничего особенного для меня не планирует.

Ее голос звучит так угрюмо и печально, что я инстинктивно обнимаю ее за плечи.

— Разве не я должна утешать тебя? — спрашивает она.

Я крепко обнимаю ее, а затем снова изучаю свой обед. Я не ела уже два дня. Потеряла аппетит в 4:27 в среду днем.

— Я в порядке. Впрочем, это не совсем так. Я ничего не чувствую, — пару секунд я раздумываю, затем улыбаюсь и добавляю. — Но это приятное безразличие.

— Мне жаль, что он так с тобой поступил, Кейденс, — утешает меня Эвери.

— Знаю, Эвери.

Она говорила мне это уже десяток раз, и я понимаю, что она пытается поддерживать меня, но мне больше не хочется слышать это. Это ведь ничего не значит. Мне от этого нисколько не легче. Ее утешение не помогает мне понять.

У меня по-прежнему не укладывается в голове, как человек может «очень сильно» любить другого человека, а затем внезапно порвать с ним.

В этом нет никакого смысла, и, кажется, мое недоумение касательно всей этой муки единственное, что спасает меня от того, чтобы не рыдать сутки напролет. У меня не очень хорошо получается думать и рыдать одновременно.

— Откуда розочка? — проявила любопытство Эвери, тыча пальцем в бледно-розовые лепестки.

— Джейкоб подарил, — отвечаю я.

— Как мило, — говорит Эвери, после чего засовывает в рот два пальца, словно хочет, чтобы ее стошнило.

— Очень по-взрослому, — говорю я. — И это правда мило. Знаешь, что он мне сказал утром?

— Что же?

— Он сказал: «Ты какая-то грустная со вчерашнего дня, и я подумал, что роза тебя немножко взбодрит».

— Цветок, который завянет к концу дня? — переиначила мои слова Эвери.

— Боже, оказывается ты злобная сучка, — отвечаю я.

Эвери смеется.

— Ну серьезно. Это правда милый жест. Когда он подарил ее тебе?

— На уроке математики.

— Оу, — ахает Эвери, оживившись. — Мистер Засранец видел?

— Не знаю.

— Что ж, надеюсь, что видел. Урод.

Я просто пожимаю плечами.

— Надо замутить что-то сегодня вечером, — предлагает Эвери. — Устроить праздник только для девочек. Мега-вечеринку в протест дню Святого Валентина, — в ее глазах светится озорство, и я знаю, что это всегда сулит беду.

— Что ты подразумеваешь под «мега-вечеринкой»? — уточняю я.

— Ничего супердурного. Давай намешаем коктейлей и напьемся под фильмы 80-х, — предлагает она.

— И где мы будем это делать?

Эвери задумывается на минуту, а затем ее лицо просветляется.

— У Гэвина дома!

Я разочарованно стону.

— И каким образом это будет девчачья вечеринка, если с нами будет Гэвин?

— А его и не будет. Я уговорю его переночевать у одного из его друзей-лузеров, — поясняет свой план Эвери.

— Ну не знаю...

— Чего тут не знать? Идеальный вариант! Я заставлю его купить нам выпивку, и она будет ждать нас, пока мы едем к нему. И я позабочусь чтобы он прибрался в туалете. Кстати, он старается поддерживать порядок у себя дома.

— Эвери, ты разве не хочешь провести день Святого Валентина со своим парнем? — спросила я.

Эвери покачала головой.

— Я итак постоянно с ним вижусь, Кейденс. Лучше я проведу этот основной мерзкий праздник с тобой.

И этот момент стал поворотной точкой в наших отношениях. В эту секунду Эвери стала моей настоящей подругой. Больше никакой фальши. Она моя подруга, и она хочет, чтобы я почувствовала себя лучше.

— Спасибо, — прошептала я, борясь со слезами.

— Не вздумай плакать, маленькая слабачка, — среагировала Эвери. — И тебе лучше сегодня вечером хорошенько «надраться».

— Мы же никуда не пойдем? — спросила я.

— Ни в коем случае, — ответила Эвери. — Мы не будем повторять нашу «большую ошибку», — просияла она и я тоже улыбнулась.

— Хорошо, потому что мне восемнадцать, как ты помнишь. И на сей раз, меня правда могут посадить в тюрьму, напомнила я.

— Это нечто противоположное воображаемой тюрьме?

— Ну, тюрьма для подростков, — ответила я, взяла розу в руки и вдохнула ее аромат.

— Мне тоже не хочется в настоящую тюрьму, поэтому мы останемся у Гэвина, — подмигнула мне Эвери.

— Я так рада, — призналась я несколько секунд спустя.

— Я тоже, — поддакнула Эвери, но я посчитала, что она имела в виду иметь настоящую подругу, а не сегодняшнюю мега вечеринку.

***

Песня Сиары «Click Flash» отличный выбор, если ты девчонка, у которой нет парня, и ты надралась до зеленых человечков. О да. И еще у тебя есть камера на телефоне.

— Моя очередь, Эвери! — хнычу я, выпячивая зад и с притворной скромностью оглядываюсь через плечо. Ради фото я специально надуваю губы.

Эвери качает из стороны в сторону, пока она делает фото, держа в одной руке бокал с мартини и расплескивая напиток на коврик.

— Ты чертовски сексуальная, Кейденс, — заявляет Эвери, прижимая бокал к губам. Затем в замешательстве отводит его в сторону. — А где мое мартини?

— Ты разлила его по полу Гэвина. Ой-ой. У тебя будут неприятности, — хихикаю я.

— О, Боже, — Эвери выглядит такой огорченной, словно забыла, что на кухне у нас есть целый кувшин гранатового мартини. Она отставляет бокал на кофейный столик и начинает листать наши сегодняшние фото.

— Тебе никогда не хотелось быть подростком 80-х? — спрашиваю я, сев рядом с ней на диван.

— Хмм. Ну, вспомни их поп-культуру. 80-е не сильно отличаются от нынешнего времени, если так подумать, — отозвалась Эвери.

— Не сильно отличаются? Видела автоответчики 80-х годов?

— Поп-культура, Кейденс. Я ни слова не сказала о технологиях.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я.

— Мода 80-х вернулась. Голливуд переснимает всю классику 80-х. Даже музыка звучит похоже на музыку тех годов, — пояснила она.

Я призадумалась ненадолго.

— Ты совершенно права.

— Все старое снова в моде, — добавила Эвери и икнула.

— Ты мне подруга? — внезапно спросила я.

— А ты мне? — задала она встречный вопрос.

Повисла краткая пауза.

— О, Эвери! — воскликнула я, обняв ее. — Я поняла, что ты хочешь стать моей подругой в первую секунду, как ты заговорила со мной в кафе! Ты просто строила из себя крутую плохую девчонку на случай, если я не захочу дружить с тобой.

Но я очень хочу быть твоей подругой, Эвери! Правда хочу!

— О, Господи. Ты такая тютя, — отозвалась Эвери, но обняла меня в ответ. — И да, я хотела стать твоей подругой.

Я отстранилась и изучила ее лицо.

— Значит теперь мы настоящие подруги!

— Да, Кейденс.

— Не просто делаем вид, что мы дружим, — уточнила я.

— Нет, Кейденс. Не просто делаем вид, что мы подруги.

Я запищала.

— Так приятно иметь подругу!

— Да, Кейденс. Теперь ты можешь сосредоточиться? — спросила Эвери.

Я с энтузиазмом кивнула.

— Ладно, значит у нас остались песни «Fast Times», «Can’t Buy Me Love», «Lucas», «Say Anything»...

— Погоди, разве это не та песня, где он держит бумбокс на весу, а она лежит в кровати? — спросила я.

— Аг-га. Чертовски необычно, — подтвердила мои догадки Эвери.

— Давай сделаем такую, — согласилась я и пошла на кухню за нашим графином с выпивкой.

Мы уселись на диване, наполнили бокалы мартини и включили видео. И тут я услышала, как в дверном замке поворачивается ключ, после чего дверь комнаты распахнулась.

— Эй! А что ты здесь делаешь? — возмутилась Эвери, завидев, как в квартиру входит Гэвин и один из его друзей. — Ты же должен держаться подальше отсюда. У нас же девчачья вечеринка.

— Прости, детка, — ответил Гэвин. — Я забыл свои видео-игры.

— Видео-игры? — настороженно переспросила Эвери. — Как будто у твоего дружка нет собственной библиотеки видео-игр.

— Рад видеть тебя, Эвери, — поздоровался друг Гэвина с Эвери.

Я прошлась по нему взглядом. Демонстративно. у меня не было выбора, ведь я была пьяна, а когда ты пьян, сложно скрывать что-либо. Парень был очень мускулистый, наголо стриженый, а на предплечьях было столько татуировок, как будто у него был свой частный кабинет в тату-салоне.

Он выглядел полной противоположностью моему бывшему парню, и он мне сразу же понравился.

Эвери фыркнула.

— Кейденс, это Ник.

— Привет, Кейденс, — поздоровался Ник.

— Привет, Ник, — ответила я и захихикала.

— Что смешного, Кейденс? — поинтересовался он, подошел и сел рядом со мной на диване.

— Мое мартини, — игриво ответила я.

— Девчонки, похоже вы что-то задумали, — заметил Ник, и подвинулся так близко ко мне, что наши ноги соприкоснулись.

— Ничего подобного, — возразила я. — Мы просто смотрели фильм.

— А почему ты не проводишь вечер со своим парнем, Кейденс? — спросил меня Ник. — Ведь сегодня день Святого Валентина.

Лицо у меня вытянулось, и он это заметил.

— Прости. Не хотел ударить по больному месту.

Я покачала головой.

— Я польщена, что ты решил, будто у меня есть парень.

— У такой красотки как ты? Как его может не быть? — удивился Ник.

— Меня сейчас стошнит, — пробормотала Эвери, но я не обратила на нее внимания.

— У меня был парень. Два дня назад, — пояснила я. — Но он порвал со мной.

Ник прошелся по мне взглядом.

— Тогда он идиот.

Я не заметила, как Гэвин пристроился на диване возле Эвери, но каким-то образом за пятнадцать минут наша вечеринка для девочек превратилась в вечеринку для парочек.

Ближе к середине фильма Эвери и Гэвин уединились в его спальне, а я осталась в гостиной наедине с Ником.

Какое-то время мы продолжали смотреть фильм, и может быть мне и должно было быть несколько неуютно проводить время с незнакомым парнем, но благодаря выпитым мартини мне было тепло и уютно.

Я позволила Нику обнять меня и пристроила голову ему на плечо.

— Ты такая милая малышка, — прошептал он мне в волосы.

Мне не очень понравилось это его «малышка». Это слово напомнило о мистере Коннели и о то как он любил называть меня «моя малышка Кейденс». Я постаралась заблокировать эти слова. Мне хотелось стереть его из своей памяти.

— Спасибо, — прошептала я в ответ.

— Тебе грустно, Кейденс? — спросил меня Ник. Мне показалось, что его бы устроило, если бы я грустила и решила не лгать ему.

— Да.

Он подтянул мое лицо к своему, убрал мне волосы за спину и заправил их за уши.

— Хочешь я помогу тебе немного повеселеть?

Я не колебалась ни секунды.

— Да.

Потом все слилось в сплошное пятно. Поцелуй. Сплетенные языки. То как я оседлала его бедра. Я почувствовала его губы на своей шее, его зубы нежно прикусили кожу. Он унес меня в некое тихое тайное место.

Я не возражала, когда он раздел меня и уложил на кровать. Я не возражала, когда он покрыл поцелуями все мое тело, развел бедра в стороны и попробовал меня на вкус.

Я не возражала, когда он вошел в меня и начал медленно двигаться. Все это напоминало занятия любовью, но любовью тут и не пахло. Я не возражала, просто беззвучно плакала, а Ник не слышал.

Утром я проснулась в кровати Гэвина одна, чувствую тяжесть совершенного греха на своих плечах. И вовсе не потому что у меня был секс до брака, а потому что я занималась сексом с мужчиной, которого не люблю.

***

— Не хочешь обсудить произошедшее? — спросила меня Эвери за обедом на следующей неделе.

— Нет.

— Это все я виновата, Кейденс, — сказала она. — Я не должна была оставлять вас с ним наедине.

— Это было мое решение. Он не принуждал меня ни к чему.

— Знаю, но все равно. Ты не из тех девчонок, которые занимаются сексом с первым попавшимся парнем.

Я возразила.

— Я не занимаюсь сексом с незнакомцами. У меня был секс только с одним незнакомым парнем.

— Ладно, ты не из тех девчонок, которые занимаются сексом с одним незнакомым парнем.

— А тебе-то что? — рявкнула я.

— Ты же моя подруга, помнишь?

Я ничего на это не сказала.

— Я имею в виду, что понимаю почему ты сделала это. Но весь смысл в том, что мы собирались устроить девчачью вечеринку и забыть о парнях.

— Эвери, — терпеливо начала я. — Ты удалилась к Гэвину в спальню. С Гэвином. Тебя не волновало, что у нас девчачья вечеринка.

— Знаю, и мне паршиво из-за этого.

— Я больше не хочу обсуждать это. Что сделано, то сделано.

— Вы хоть предохранялись?

— Ты что, не слышала, что я только что сказала?

— Кейденс, вы предохранялись?

— Да! Довольна? Да предохранялись! Почему это, черт возьми, так важно для тебя? Я же ни в чем тебя не обвиняла! Это моя жизнь! Мое решение!

Я схватила свой поднос и вышла из-за стола. Эвери осталась сидеть. Мне нужно побыть одной. Нужно время, чтобы смириться со своей виной. Время, чтобы придумать, как мне эффективнее всего вылечить свое сердце.

Не могу сказать, что я расползаюсь по всем швам, но чувствую, что мои моральные устоит несколько поколеблены. Я ведь хорошая девочка, лучше, чем тот человек, каким я была в пятницу вечером. Я хочу вернуть ту старую девчонку, но боюсь, что нынешняя, покрытая синяками и раненая девушка ее не пригласит обратно.

В конце дня Оливер ждал меня возле машины.

— Ким пойдет со мной на свидание, — сообщил он. Он напомнил мне ребенка, предвкушающего свою поездку в Дисней Ленд, от чего моя раздражительность только увеличилась.

— Супер, — ответила я, распахивая дверцу машины.

— Да что с тобой не так?

— Все так, — пробормотала я, залезая на водительское сиденье. — Садись быстрее. Я хочу домой.

— Ты хочешь домой? — переспросил Оливер, пристегивая ремень безопасности.

— Думай, что хочешь.

Оливер вздохнул.

— Что происходит, Кей? — затем он ахнул. — Ты, кстати, выяснила, беременна ты или нет?

Я рассмеялась и мое кислое настроение несколько поднялось.

— Что?

— Мне очень понравилось, как ты внезапно вспомнил, что я могу быть беременна.

— Ну прости, ладно? У меня столько всего произошло.

— Оно и видно, — ответила я, вытаскивая студенческий парковочный талон.

— Просто ответь мне, беременна ты или нет, — настойчиво спросил Оливер.

— Нет, не беременна. И лучше тебе никогда не упоминать про это до конца жизни, — предупредила я.

— Уже забыл.

— Хорошо. А теперь расскажи мне про Ким, — попросила я. Я взглянула на Оливера и увидела, как по его лицу снова расползлась глупая улыбочка.

— Мы идем на свидание, — особо не задумываясь, ответил он.

— Ага. Ты это уже говорил. Куда пойдете, и кто тебя заберет? — спросила я.

— Ну, я думал, что ты, — ответил Оливер. — Я планировал повести ее в Рут Крис Стейкхаус.

— Вау, это будет очень недешевое свидание. Сколько лужаек ты покосил?

— Триллион. Я экономил каждый пенни.

— А теперь все это хочешь потратить на нее? — удивилась я.

— Ты что-то имеешь против? — спросил Оливер.

Имею ли я что-то против? Последнее время я против всего, что связано с любовью.

— Нет, Олли. Я думаю это будет мило, — мягко ответила я. — Когда мне приехать за тобой?

— В семь в эту пятницу.

— Тебе лучше забронировать столик заранее. Пятница — день свиданий.

— Знаю.

Я улыбнулась, потому что знала, что на самом деле он даже не подумал про это. Частичкой сердца я завидовала ему, но все же была рада за Оливера. Он весь год крутился вокруг этой девчонки, и она, наконец-то, снизошла до того, чтобы провести с ним время.

И лучше ей относиться к нему хорошо, подумала я, иначе мне придется научить ее этому.

Сучка.

— Кей, а ты этому парню хоть сообщила? — внезапно спросил Оливер.

— Сообщила что и кому?

— Сообщила тому парню, что тебя затрахала мысль, что ты можешь быть беременна.

— Ты сейчас на полном серьезе сказал «затрахала»? — спросила я и поморщилась.

— Просто ответь мне.

— Знаешь, ты осмеливаешься сидеть рядом и молча осуждать меня. а сам при этом мечтаешь, как бы тебе отыметь Ким.

— КЕЙДЕНС!

— Ой, заткнись. Ты сам прекрасно знаешь, что это правда.

— Кто ты? Богом клянусь, что больше не узнаю тебя, — выдал Оливер.

— Да, я себя тоже не узнаю. В том-то и дело. И хоть это и не твое дело. Я тебе все равно отвечу. Да, я рассказала ему. И да, он пустился наутек.

— Гад.

— А ты как думал?

— Ты теперь превратишься в озлобленную женщину?

— Да.

— Отлично. Просто отлично. Дома держись от меня подальше. — сказал Оливер.

— Я больше нигде не хочу находиться рядом с тобой, Олли. На самом деле, я предпочла бы привязать тебя к крыше машины, когда мне приходится возить твою тушку по городу, — парировала я.

— Какая же ты стерва.

— Как будто я не знаю.

Нет слов, которыми я могла бы описать тот океан зависти, который испытывала в пятницу вечером, пока везла Оливера к Ким, чтобы отвезти их обоих на свидание. Я знаю, что все это результат горечи и унижения, и некая часть меня испытывает вину за то, что в данную минуту я так сильно ненавижу Оливера.

В этом не было его вины. Но мне было больно, а он был счастлив. Нет, это было даже нечто большее, нежели счастье. Он был вне себя от восторга.

— Ну что, полагаю ты сядешь с ней на заднем сиденье? — спросила я его, пока мы ехали домой к Ким.

— Ну, да, — согласно ответил он.

— И без глупостей там сзади. Уяснил?

— Чья бы корова мычала.

— Ты меня слышал. Меня тошнит от одной мысли, что мой брат целуется взасос.

— Не будь такой угрюмой. Я бы никогда не стал целоваться с девчонкой, пока ты рядом. Это как-то неправильно.

Я ухмыльнулась.

— Она ведь идет с тобой на свидание не из-за того, что у тебя завелись деньги?

Оливер рассмеялся.

— У меня нет денег.

— Ну, а она считает, что они у тебя есть. Если уж на то пошло, ты ведешь ее в Рут Крис Стейкхаус, — объяснила я и краем глаза посмотрела на него. Оливер нарядился в строгие брюки и повязал галстук. Выглядел он очень мило. — Могу сказать только одно: этой сучке лучше не обманывать тебя.

— Не называй мою девушку сучкой, — возмутился Оливер. — И она вовсе не обманывает меня. Я ей нравлюсь. Она сама мне так сказала.

— Когда это?

— Где-то с неделю назад.

— Где?

— В школе.

— Что, она просто подошла к тебе и сказала, что ты ей нравишься? — уточнила я, сворачивая на Мейпл-драйв.

— Нет. Ее подружка мне рассказала.

— Тебе рассказала ее подружка? О чем вообще речь? Что, она подошла к тебе в кафе и вручила записку?

— Не будь стервой, Кейденс.

— Я не стерва. Просто пытаюсь представить, как все было на самом деле. Ким попросила подругу сказать тебе? Она что же, настолько труслива, чтобы признаться самой? Я прямо в замешательстве.

Я свернула на подъездную аллею перед домом Ким и припарковала машину. Оливер хмуро на меня посмотрел.

— Держи рот на замке, когда она сядет в машину, — потребовал Оливер. — Ты ведешь себя как сучка, потому что бесишься, что тот, кто напугал тебя предполагаемой беременностью, бросил тебя. Мне жаль, что он так поступил, но не надо срывать свою злость на мне. Я в восторге от предстоящего свидания, и не позволю тебе испортить его.

Оливер молча вышел из машины, а я, онемев, уставилась на ворота гаража. И тут на меня, как горячий ветер, накатило чувство вины. Неприятное. Колющее. Обжигающее.

Глаза обожгли непрошеные слезы. Я превратилась в сучку. Но я же не сучка. Я хорошая девочка. Что со мной происходит? И почему я позволяю кому-то так сильно влиять над моими чувствами и тем, как отношусь к другим людям?

Я наблюдаю, как Оливер сопровождает Ким к машине и открывает ей дверь, как самый настоящий джентльмен. Знаю, что должна молчать, но все равно решаю сказать что-нибудь, потому что я обязательно скажу что-нибудь доброе.

— Привет, Ким, — здороваясь я, разворачиваюсь к ним лицом и улыбаюсь. Оливер, прищурившись, смотрит на меня.

— Привет, Кейденс, — отозвалась Ким. — Спасибо, что подвозишь нас.

— Ой, да мне не сложно. Все равно мне делать особо нечего, — говорю я.

Оливер кашлянул. Я завела мотор и выехала на улицу.

— Значит ты, Ким, играешь в лакросс, верно?

— Угу.

— Это, ну, довольно сурово, — продолжаю я разговор.

— Да, знаю. Все считаю, что игроки в лакросс очень мужеподобные, но на самом деле мы не такие.

— О, я никогда не считала тебя мужеподобной. Под суровым видом спорта я имела в виду «давай девчонка»! Надери им зад, понимаешь, о чем я?

— В общем, — вмешался Оливер. — Надеюсь, что тебе понравится ресторан, Ким.

— Я там еще ни разу не была, — ответила девушка. — И я вся в предвкушении.

Я услышала в ее голосе искренний восторг и расслабилась. Она искренне рада этому свиданию с моим братом. Я решила заткнуться и не мешать им, поэтому включила радио и стала слушать как Джон Харт поет о заднице — точнее, чьей-то заднице.

Не знаю, удалось ли ему выяснить чья это задница, но ради его психического здоровья, надеюсь, что да, потому что я еще ни разу не слышала, чтобы кто-то так отчаянно жаждал чью-то задницу, и решила, что он сойдет с ума, если не разыщет ее.

Кажется, у меня крыша едет.

Глава 24

Прямо как в фильмах

Каким-то образом, полагаю, с божьей помощью, мне удалось поднять свою оценку по математике до 4 с минусом. Поэтому я перестала ходить на дополнительные занятия. Я бы все равно перестал их посещать, но, по крайней мере, показатель моего текущего среднего балла доказал, что я начинаю лучше понимать концепции.

Плюс, всегда был Джейкоб, который помогал мне, если я снова отставала. Он предлагал свою помощь через день. Забавно, что он подошел ко мне у моего шкафчика в тот самый момент, когда я о нем подумала.

— Привет, Кейденс, — поздоровался он, перевесив рюкзак с одного плеча на другое.

— Привет, — ответила я, присев на пол, чтобы собрать собственную сумку.

— Мама хотела, чтобы я передал тебе, ей очень понравился твоя композиция из цветов, — произнес он. — Она прислала тебе открытку с благодарность, но настояла, чтобы я сказал тебе об этом лично.

Я улыбнулась.

— Рада, что ей понравилось.

— У тебя действительно очень хорошо получается, — продолжил Джейкоб. — Ты не задумывалась о карьере цветочницы?

Я хихикнула.

— Это прозвучало так глупо, — пробормотал он.

— Вообще-то, мне нравится ботаника, — ответила я. — И да, я думала о карьере цветочницы. В частности, каково это - владеть собственным цветочным магазином. — Я встала. — Ты стал выше?

Он хихкнул.

— Ты заметила. И да. На пять сантиметров с начала года.

— О боже! Это безумно!

— И странно. В прошлом году я не вырос вообще, — ответил он.

Я приподнялась на цыпочки и подняла руку над головой, направляя ее к Джейкобу. Она оказалась прямо под его плечом.

— Боже мой. Тебе придется найти себе высокую женщину, чтобы быть на одном уровне.

Джейкоб неловко переминался с ноги на ногу.

— Не думаю, что мне нравятся высокие девушки.

— Почему нет? Высокие девушки становятся моделями, — ответила я.

— Эх. — Он пожал плечами и рассмеялся. — Ты сегодня работаешь?

— Неа. Просто иду домой.

— Как думаешь, родители разрешат тебе выпить кофе со мной? То есть, если ты хочешь, — спросил он.

Я изучала его.

— Никаких наркотиков в карманах?

— Ни одного.

— В твоей сумке нет транквилизатора?

— Оставил его дома.

— Тогда, думаю, они будут не против. Но сначала мне надо позвонить, — ответила я.

Он кивнул и ждал меня у моего шкафчика. Я прошла немного дальше по коридору, чтобы позвонить, и вздрогнула, когда увидела, что мистер Коннели поворачивает за угол. Прошло три недели, но мне до сих пор было больно. И стыдно. По большей части стыдно.

Он остановился передо мной.

— Кейденс, ты хорошо справилась с тестом сегодня.

— Спасибо, мистер Коннели, — ответила я, а потом повернулась к нему спиной и позвонила папе.

Разговор получился легким, коротким и милым. Казалось сейчас, папу не беспокоило ничего из того, чем я занималась. Или с кем проводила время. Моя короткая, двухнедельная депрессия так сильно его напугала, что он был счастлив видеть, что я снова функционирую.

Думаю, он даже позволил бы мне тусоваться с Дином, потому что так отчаянно хотел видеть меня улыбающейся.

— Встретимся там, — ответила я Джейкобу.

— Где? — спросил он.

— В Старбаксе, чуть дальше по улице, — пояснила я.

— Ладно.

Я никогда не проводила много времени с Джейкобом и не понимала, какой он смешной. Он заставил меня так сильно смеяться, что я пролила кофе на рубашку.

— Вот черт! Прости! — извинился он, протягивая мне стопку салфеток.

— Все нормально, — хихикала я, вытирая рубашку.

— Ну, в любом случае. Это были мои дни покемонов, — сказал он, делая еще один глоток кофе. — Никому ничего не рассказывай.

Я покачала головой.

— Не расскажу.

— Не припомню, чтобы ты была такой чудаковатой, — сказал он, задумчиво глядя на меня.

— Ох, поверь мне. Я была такой. Вообще-то, до сих пор такая.

— Не верю. Ты сейчас одна из самых клевых девчонок, — говорит он.

— И откуда ты это взял? Я социальный изгой, — ответила я.

— Ну, поэтому ты и клевая, — сказал он. — То есть, кто в нашей школе хочет быть с лузерами?

— В этом нет никакого смысл, — ответила я. — Популярные ребята не лузеры. Мы - лузеры, — пояснила я.

Джейкоб рассмеялся.

— И, в любом случае, если бы мы были с ними, все было бы намного проще, — призналась я.

— Ты же больше не находишь подарочки в своем шкафчике, не так ли? — спросил он.

— Ох, нет. Ничего такого, слава богу. Просто... — Я на мгновение замолчала. — Вообще-то, не знаю, что это означает. И ты прав. Не думаю, что популярность облегчит мне жизнь.

— Вероятно, станет тяжелее, — добавил Джейкоб.

— Ага. Слишком много давления, надо будет выглядеть и вести себя определенным образом. — Я допила свой кофе и откинулась на спинку своего стула. — Спасибо что был милым со мной в этом году.

Джейкоб улыбнулся.

— Ну, у меня был скрытый мотив, но он не сработал.

Я дернулась, и он заметил.

— Не переживай. Думаю, я, наконец, переболел своей влюбленностью в тебя. Если хочешь, меня устроит дружба, — признался он.

Я окинула его взглядом. Он был тощим, нос пуговкой и большие уши. У него были добрые голубые глаза и самые кудрявые светлые волосы, которые я когда-либо видела.

— Друзья, — произнесла я, и протянула руку. Он пожал ее. — Должны были стать настоящими друзьями очень давно.

— Неа, видишь, это бы не сработало, потому что я был безумно в тебя влюблен.

Я рассмеялась.

— Это изменилось, когда ты услышал, что я загремела в тюрьму?

— Черт, нет. Наоборот, я думал, что ты самая крутая девушка.

Я засмеялась сильнее. И даже не заметила, как зашел мистер Коннели.

— Когда я впервые попала в тюрьму, то была до смерти напугана, — произнесла я. Затем заметила его. Он тайком наблюдал за мной. Я сразу напрягся.

— Ты в порядке? — спросил Джейкоб.

— Конечно, — ответила я, снова вытирая рубашку.

Джейоб заметил мистера Коннели.

— Боже, ненавижу встречать учителей за стенами школы.

Я нервно хихикнула.

— Я тоже.

— Должны ли мы поздороваться? — спросил он.

— Эм...

— Слишком поздно, — прошептал Джейкоб, когда мистер Коннели подошел к нашему столику. — Здравствуйте, мистер Коннели.

— Как дела, Джейкоб? — ответил он, и повернулся ко мне. — Кейденс, — поздоровался он и слегка кивнул. Это дерьмовый жест. Понимаю, между нами все кончено, но он не должен обращаться со мной так, будто мы совершенно посторонние люди.

Рот этого парня находился у меня между ног.

Повисла неловкая пауза, прежде чем Джейкоб прервал ее.

— Сегодня игра, — произнес он.

— Я знаю, — ответил мистер Коннели. — Встречаюсь сегодня с друзьями, чтобы посмотреть игру.

— Надеюсь она будет лучше предыдущей, — произнес Джейкоб.

Мистер Коннели ухмыльнулся.

— И не говори. Ты смотришь баскетбольные игры колледжа, Кейденс?

Иди к черту.

— Нет.

Мистер Коннели кивнул.

— Вы делаете ставки? — спросил Джейкоб.

— На эту игру? Ни в коем случае, — ответил мистер Коннели. — В любом случае, я не большой игрок.

Я все об этом знаю.

— Ну, это все равно греховно, — пошутил Джейкоб. — Верно, Кейденс?

— Среди прочего, — ответила я.

— Например? — спросил мистер Коннели.

— Хммм. Я не эксперт по Библии, но лгать, изменять, воровать, относиться к людям как к дерьму... думаю, все это будет считаться грехом, — ответила я.

Ну, я продержалась три недели. Мне нужно отдать себе должное. И еще мне нужно немного расслабиться. Я была униженной и испорченной восемнадцатилетней не девственницей, у которой состоялся неловкий разговор с двадцативосьмилетним мужчиной, который забрал мою девственность.

Да, мне было позволено быть немного язвительной.

Мистер Коннели и Джейкоб не знали, что сказать, и пробормотали прощания. Я наблюдала за тем, как мистер Коннели взглянул на меня перед тем, как толкнуть дверь.

— Что это было? — спросил Джейкоб.

— Что именно?

— Этот ответ, — пояснил Джейкоб. — Что это было?

Я пожала плечами.

— Просто ответила на его вопрос.

— Все еще злишься на мистера Коннели за тот инцидент у доски?

— Что?

— Когда он заставил тебя перед всеми решать задание, — пояснил Джейкоб.

Если бы дело было в этом.

Я покачала головой.

— Я совсем не злюсь. Он спросил о грехах, и я их перечислила. Вот и все.

— Это было чертовски странно, — заметил Джейкоб.

— Ну, я странная, ладно?

— Ладно, это клево, — ответил Джейкоб, кивая головой.

Я резко встала.

— Слушай, мне нужно идти.

— Я не сказал, что ты странная, Кейденс, — начал Джейкою. — Я сказал, что это было странно. Это.

— Я знаю.

— Ну, ты вдруг разозлилась на меня.

— Я не злюсь на тебя.

— Правда?

— Правда, Джейкоб. Правда. Мне было весело с тобой, но нужно уже идти домой. Это был долгий день, — ответила я. И это была абсолютная правда.

— Ладно, — произнес он, неохотно смиренным тоном.

Открывая дверь кофейни, я чувствовала его взгляд на себе.

***

Я заметила его на другой стороне коридора, и захотела заставить ревновать.

— Мне надо отлить, — заявил Тейт, протягивая мне попкорн.

— Шикарно, — пробормотала я.

— Ой, прости. Это было грубо, — ответил он, почесывая затылок. Он с любопытством разглядывал меня. — Слушай, я просто должен это сказать.

— Ладно.

— Я нервничаю из-за этого свидания с тобой. То есть, я ожидал, что ты откажешься, поэтому, когда ты согласилась, это ошарашило меня.

Я улыбнулась.

— Мы просто вместе проводим время. Ничего особенного.

Он кивнул.

— Можешь поцеловать меня, если хочешь. — Поверить не могу своей дерзости. Но какой-то части меня просто плевать. — Ну, пока ты не ушел в уборную. Если хочешь поцеловать меня в щеку, я не возражаю.

Тейт выглядел шокированным. Несмотря на все его вопросы, он был совершенно другим человеком, когда пришло время действовать. И просто для протокола, я чувствовал себя ужасно за то, что так использовала его.

Мне не хотелось ощущать губы Тейта на своем лице, но я знала, что это сделает с мужчиной, который стоит в нескольких метрах от меня и наблюдает за этой сценой.

Тейт ухмыльнулся и наклонился вперед, оставляя легкий поцелуй на моей щеке. И было не так уж и плохо.

— Сделай это снова, — сказала я. Неожиданно начав флиртовать.

Он наклонился и снова поцеловал меня в щеку, на этот раз его губы задержались подольше.

— Снова, — потребовала я. Мне было этого недостаточно. Почему я хотела, чтобы он продолжал целовать меня в щеку?

Он наклонился, его губы зависли над моей щекой, прежде чем неожиданно направиться к моим губам. Меня это не шокировало. Меня это не удивило. Я не злилась. И не была счастлива.

Я была никем, когда позволила ему поцеловать меня в губы. Это был невинный поцелуй. Без языка. Никаких посасываний губ. Просто легкий и сладкий.

Он выпрямился и изучил мое лицо. Я смотрел ему прямо в глаза.

— Я тебе совсем не нравлюсь, — заявил он через секунду. А затем ухмыльнулся.

Я же не знала, что ответить.

— Все нормально. Мы все равно можем вместе посмотреть фильм, — добавил он, и ушел в сторону уборных.

— Ты правда на свидании с этим парнем? — спросил мистер Коннели у меня за спиной. Я подпрыгнула.

Его едкие слова доставили мне некоторое удовлетворение.

— Да.

— Ты говорила, что он глуп, — добавил мистер Коннели.

— Знаю.

— Кейденс, да ладно. Что ты делаешь?

Мне так хотелось наорать на него. Но я не стала этого делать.

— Я на свидании с Тейтом, — ответила я. Меня даже не беспокоило, что мое предложение рифмуется. Ладно, это абсолютная ложь. Мне чертовски не нравилось, что мое предложение рифмуется, и меня раздражало то, как глупо это звучит.

И меня бесило то, что я на свидании с глупцом. И мне очень не нравилось, что из-за мистера Коннели я вспотела в своей новой кофточке.

Мне не очень удается держать эмоции под контролем. Внутренне, во всяком случае. Но будь я проклята, если позволю хоть капельке страсти сорваться с моих губ. Выругаюсь. Буду умолять. Признаваться в вечной любви. Он ничего не получит.

— Ты хочешь быть с ним на свидании? — спросил мистер Коннели.

— Да.

— Серьезно?

Иди к черту.

— Да.

— Кейденс...

Я тебя ненавижу, и люблю тебя. Счастлив?

— Да?

Поведение мистера Коннели изменилось. Вдруг он разозлился. Я не давала ему того, чего он хотел. Он хотел, чтобы я сорвалась на него. Он хотел увидеть безумную, импульсивную Кейденс, потому что тогда это дало бы и ему право быть импульсивным.

Ему нравилось винить меня в том, что он терял над собой контроль, но боже мой, я наконец поняла! Ему это нравилось. Нравилось так себя ощущать. Ему нравилось, когда его провоцируют.

Он, вероятно, хочет трахнуть меня где-нибудь. В шкафу, это точно.

— Этот парень тебе не подходит, — сказал он.

— Мне он нравится, — ответила я радостно.

— Ага, не сомневаюсь. — Он взял меня за руку и повел в другую часть кинотеатра. Марк направил меня в темный закуток в конце коридора.

— Эм, моя пара будет искать меня, — сказала я.

— Хочешь, чтобы я сказал, что ревную к восемнадцатилетнему парню? — прошипел он мне на ухо.

— Мистер Коннели, мы на людях, — напомнила я ему.

— Зови меня «Марк», — рявкнул он.

И тогда я сорвалась. Немного.

— Я больше не могу называть тебя «Марк». У нас не такого вида отношения.

— Ты хоть понимаешь, какого мне? — спросил он. — Быть вдали от тебя?

— Серьезно?

— Я с ума схожу! — произнес он. — Не могу есть. Спать. Сконцентрироваться на работе. Мне это не нравится, Кейденс. Ничто из этого. Я схожу с ума.

Я ощутила легкую боль и позволила доспехам соскользнуть, и вот оно. Чувство вины. А потом вспомнила, что это он порвал со мной.

— Вы все закончили, мистер Коннели, — ответила я. — Я лишь стараюсь двигаться дальше.

— Кейденс...

Я никогда не видела мистера Коннели в отчаянии. Я видела его нервным, обеспокоенным. Смущенным. Даже физически и эмоционально истощенным. Но никогда отчаянным. И мне это не понравилось.

Знаю, в этот момент мне следовало ощущать себя могущественной. Я должна была праздновать победу. Но я не выиграла. Мне было больно. Нам было больно, и мы не знали, как все исправить.

— Я забыл, что это был день Святого Валентина, — произнес он через какое-то время. — Я этого не понимал.

— Ты, правда, ожидаешь, что я в это поверю?

— Да.

— Без разницы. У тебя проблемы с обязательствами. Люди с проблемами с обязательствами печально известны тем, что расстаются со своими половинками во время праздников.

Мистер Коннели пялился на меня. И затем я увидела полуулыбку. Знаю, о чем думает этот сукин сын.

— И нет, я не прочитала об этом в своем Мари Клэр. Услышала от кого-то.

— У меня нет фобии связанной с обязательствами, Кейденс.

— Без разницы.

— Пожалуйста, не отмахивайся от этого. Я правда не осознавал, что приближается День Святого Валентина. Должен был, но не сделал этого. Я не пытался причинить тебе двойную боль.

Мне не хотелось плакать. До данного момента я так хорошо справлялась.

— Я должна найти Тейта, — произнесла я.

— Нет.

Это уже было не отчаяние. А требование.

— Я не могу быть грубой.

— Можешь.

— Мистер Коннели, я должна идти.

— Нет.

И тогда я полностью сорвалась.

— Ты сказал, что всегда будешь рядом! Вот что ты сказал! И я верила тебе, потому что я чертова идиотка!

Пару человек повернули головы в нашу сторону.

— Я знаю, что говорил тебе, Кейден. И поэтому я сейчас здесь, чтобы забрать тебя домой.

— Иди к черту! Думаешь, ты можешь просто впорхнуть обратно в мою жизнь через шесть недель, украсть меня у моей пары, и отвести к себе домой? И хватает же тебе наглости, приятель!

— Тебе лучше поверить, что это то, что я собираюсь сделать, — ответил мистер Коннели. — Потому что сегодня я твоя пара, не он.

Я в неверии уставилась на него. А потом зазвонил мой телефон. Это был Тейт.

— Я не хочу быть грубой с ним, — произнесла я. — Не важно, что он полный придурок.

— Ладно, тогда напиши ему и скажи, что тебе стало плохо.

— Почему я должна пойти с тобой? И как ты вообще узнал, где я?

— Я говорил с Эвери.

— Что?

— Вообще - то, она говорила со мной.

— Что?!

— Кстати, спасибо, что поделилась нашим секретом.

— Эвери можно доверять, — ответила я, отмахнувшись от него взмахом руки

— Да, надеюсь это так, — произнес мистер Коннели.

Я покачала головой.

— Что она тебе сказала?

— Чтобы перестал быть чертовым идиотом и сделал все правильно.

Я ничего не ответила.

— А она умная, — произнес мистер Коннели. — И грубая.

Я выдавила из себя улыбку.

— Ты пойдешь со мной? — спросил он.

Больше всего на свете мне хотелось пойти с ним, но мне было страшно.

— Боюсь, что ты снова причинишь мне боль, — прошептала я. А потом по лицу потекли слезы. Слезы, которые я намеревалась не показывать. Но я позволила ему увидеть, насколько хрупкой была на самом деле.

— Кейденс Миллер, — произнес мистер Коннели. Он взял меня за руку и нежно держал ее в своей. — У тебя есть все причины ненавидеть меня и уйти. Но прямо сейчас я прошу тебя, пожалуйста, не уходи. Пошли со мной. Позволь показать тебе, как сильно я люблю тебя. Как сильно я всегда любил тебя. Позволь мне извиниться. И клянусь, я буду делать это вечно. Просто пойдем со мной.

Я сделала глубокий вдох.

— Пойдем со мной, — настаивал он.

На мгновение я заколебалась, пальцы зависли над экраном телефона, прежде чем я отправила сообщение Тейту. Сказала ему, что у моей подруги Эйвери чрезвычайная ситуация. Не могла же сказать ему, что еду домой.

Он мог позвонить домой и спросить, хорошо ли я доехала. Потом я закинула телефон в сумку и посмотрела на мистера Коннели.

И кивнула.

Он наклонился и поцеловал меня в щеку. И я не отстранилась, когда он взял меня за руку и вывел из кинотеатра. Слава богу мы не столкнулись с Тейтом. Но я даже не думала о людях, которые наблюдали за нами.

***

Мне пришлось ждать возле его квартиры, потому что ему надо было «позаботиться» о паре вещей. Когда он, наконец, открыл дверь, то велел мне закрыть глаза, и осторожно завел меня, чтобы я не споткнулась о порог. Я сразу почувствовала запах зажженных свечей и улыбнулась.

— Кейденс, это только начало, — произнес он. — Открой глаза.

Я поверить не могла в то, что увидела. Это был взрыв любви, и все это было для меня.

— Как ты это сделал? — выдохнула я, рассматривая детали.

Под потолком покачивались красные и розовые воздушные шарики, перевязанные белыми лентами. Журнальный и обеденный столы загромождали свечи, излучая романтическое сияние. Каждую поверхность гостиной украшали букеты цветов.

Там были розы, гвоздики, тюльпаны, ромашки, лилии. И я заметила маленькие коробочки с розовыми лентами, стратегически расставленные по всей комнате.

— С Днем Святого Валентина, — произнес Марк.

Медленно обходя комнату, я вглядывалась в каждую деталь. На кофейном столике были рассыпаны розовые конфетти. Я прижал указательный палец к маленькому кусочку и подняла его, чтобы показать ему.

— Где ты взял эти сердечки? — спросила я.

— Пати Сити.

— А шарики?

— Пати Сити. У них оставалось лишь два шарика в форме сердца, — он указал в угол.

— Одно для тебя и одно для меня? — подразнила я.

— Я на это надеюсь.

Я осмотрела комнату.

— Боже. Что бы ты сделал, если бы я отказалась прийти с тобой домой? — спросила я.

— Покончил с собой, — ответил Марк. — Серьезно. Если бы мне пришлось зайти сюда одному, я бы покончил с собой.

Я рассмеялась.

— Ты действительно переборщил.

— И я бы сделал это снова, — сказал он. — И снова и снова.

Я стряхнула конфетти в форме сердца с пальца и взяла одну из коробочек.

— Можно?

Марк кивнул.

Я открыла коробочку и обнаружила там кусочек шоколада, завернутый в тонкий розовый листок бумаги. Я медленно открыла его и прочитала сообщение: «Я идиот». Я посмотрела на Марка, кивнула и сунула шоколад в рот.

Двинулась к следующей коробочке и открыла ее. Еще одна шоколадка, завернутая в послание. «Можешь наказать меня, как захочешь». Я посмотрела на Марка.

— Правда? — спросила я, протягивая ему листок.

— Да, Кейденс.

Ну, может быть, я бы могла немного повеселиться.

— Встань на колени. — На самом деле я не думала, что он это сделает. Как унизительно. Но он опустился вниз, и ждал моих дальнейших инструкций. — Эмм...поцелуй мои ноги.

Марк усмехнулся и наклонился. Я отскочил назад.

— Нет! Не целуй мои ноги! Микробы. Микробы на моей обуви. Это отвратительно.

— Я поцелую их, Кейденс, — произнес Марк, смотря на меня.

Я покачала головой.

— Тогда что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил он.

Я задумалась на мгновение, прежде чем ответить, — Хочу, чтобы ты заставил меня снова доверять тебе.

— Я сделаю все, чтобы ты почувствовала это, Кейденс.

— Я хочу, чтобы ты сказал мне, почему ты продолжал говорить, что я должна доверять тебе, и когда я это сделала, ты ушел от меня.

Марк посмотрел мне прямо в глаза.

— Я был придурком. Мне было страшно. Я думал, что моя жизнь стала сложнее, когда на самом деле, она стала невыносимой в тот момент, когда ты вышла отсюда.

— Я знаю, что нам тяжело, — прошептала я.

— Но так будет не всегда, Кейденс. И я всегда это знал. Просто боялся. Мне нет оправдания, — ответил Марк.

— Ты сказал, что тебе не нравится чувствовать себя неуправляемым. Что я сделала тебя слишком эмоциональным. — Я выжидающе смотрела на него.

— Я давно...не чувствовал подобного. Забыл, какого это. Ты разбудила все эти эмоции, а я не знал, как с ними справиться. Я думал, что они мне не нравятся, и когда ты ушла, поняла, что мне не нравится их не чувствовать.

Я улыбнулась.

— Так значит ты человек.

Он кивнул.

Я задумалась на мгновение.

— Почему ты давно не чувствовал подобного?

Я заметила, как он напрягся, как в тот день в церкви, когда его мать чуть не раскрыла его секрет.

— Я... не хочу говорить об этом сейчас. Мне хочется поделиться этим с тобой. Правда, но не сейчас. Это нормально?

Я кивнула, хотя не могла смириться с тем, что существует часть его, которой он не хочет делиться. Но я достаточно уважала его, чтобы не давить.

— Так ты не думаешь, что я устраиваю драмы?

Марк улыбнулся.

— Я думаю, что ты лучшая драма. И я хочу, чтобы ты была моей драмой, и заставляла меня чувствовать все время, и выворачивала меня наизнанку, и делала с моим сердцем и разумом все, что хочешь.

Я прыгнула в его раскрытые объятия, и он упал на пол в гостиной. Марк заключил меня в отчаянные, душераздирающие объятия, от которых у меня перехватило дыхание.

— Я люблю тебя, Кейденс, — прошептал он мне на ухо. — И никогда не переставал любить тебя.

— Я верю тебе, — ответила я, уткнувшись лицом ему в шею.

И это была правда.

***

— У меня был секс с другим. — Я думала, что должна сказать правду, прежде чем он займется со мной любовью, что я всегда была и буду только его.

Марк нахмурил брови, будто не понял мои слова. Поэтому я открыла рот, чтобы повторить.

— Нет, я слышал тебя, — произнес он, прерывая меня.

Я повесила голову.

— Это был День Святого Валентина. Мне было одиноко.

Марк неловко заерзал на кровати.

— Я проплакала все время. — Подумала, это принесет ему немного облегчения.

Он резко поднял голову.

— Он принудил тебя?

— Нет. Ничего такого, — ответила я. — Я плакала, потому что была одинока. И потому что не любила его.

— Боже, Кейденс, — прошептал Марк. Он грубо подхватил меня и усадил к себе на колени. Он крепко обнимал меня. — Прости, что сделал это с тобой.

А потом я ощутила дрожь, признак отчаяния. И слезы.

Я прошептала ему на ухо, — Прости, что сделала это с тобой.

— Не извиняйся. Ты не сделала ничего плохого. Это я придурок, который оттолкнул тебя, — произнес Марк.

На своем обнаженном плече я ощутила его слезы и не выдержала. Не знала, что сказать или сделать, поэтому посильнее вцепилась в него, пытаясь успокоить дрожь его тела, когда он изливал свое горе. Слезы заливали мне шею, плечо, и я испугался.

— Прекрати! — закричала я. — Просто прекрати! — Я соскочила с его колен, срывая с себя лифчик и трусики.

Марк смущенно посмотрел на меня.

— Мне не нужны твои слезы, — произнесла я. — Мне нужно, чтобы ты любил меня.

Я забралась на него и оседлала его бедра, а потом поцеловала его губы. Под собой снова ощутила его дрожь, но не от слез. Он был возбужден, и боролся с этим.

— Кейденс, не сейчас. Я хочу. Правда. Но боюсь, что сделаю тебе больно, потому что слишком сильно хочу тебя. И не могу это контролировать, — сказал он.

— Я хочу, чтобы ты сделал мне больно, — ответила я. — Хочу, чтобы ты делал все, что хочешь.

— Кейденс...

— Пожалуйста, люби меня! — закричала я, и Марк не спорил. Он подхватил меня и одним быстрым движением опустил на кровать. Сам он разделся догола и забрался на меня, перенося весь свой вес.

— Я чувствую себя собственником. — Похоже, ему было больно произносить эти слова.

— Я хочу этого, — ответила я. — Хочу, чтобы ты овладел мной.

Он кивнул и нежно обхватил мое лицо ладонями. — У тебя перехватит дыхание, Кейденс. — Мои глаза расширились от страха, пока он не произнес следующие слова. — Но я верну его обратно. Обещаю.

Марк наклонился и поцеловал меня, запечатывая мой рот своим. Он глубоко вдыхал, высасывая из меня весь воздух, и я отчаянно заколотила по его плечам.

Он приподнялся на локтях, а я кашляла и задыхалась, вдыхая свежий воздух, пока он снова не лег на меня, закрывая свой рот моим и снова крадя мой воздух.

Он отнимал мой воздух снова и снова, и возвращал, только чтобы снова забрать. Я боролась с ним, яростно извиваясь под его весом. Это была естественная реакция, хотя я не хотела, чтобы он останавливался.

И я не хотела, чтобы он когда-либо перестал брать у меня. Он не отпускал, и я сдавалась его рту, сдавалась чувству, что моя жизнь висит на волоске каждый раз, когда он лишал меня воздуха.

Это было мое наказание.

Он потянулся под меня и приподнял мои бедра, погружаясь в меня. Я закричала, но он снова заставил меня замолчать. Он поднял руки к моему лицу, обхватил меня за щеки и нежно погладил, глядя мне в глаза.

— Ты моя. Навсегда, — прошептал он, и осторожно перевернул нас, чтобы не разорвать нашу связь.

— Я твоя, — ответила я, оседлав его. Я глубоко вздохнула, упиваясь уверенностью в том, что на меня претендуют, наслаждаясь наказанием за свою неверность.

Но потом поняла, что его тоже надо наказать. Он разбил мне сердце. Он оставил меня, и я неделями страдала. Он заставил меня переспать с другим мужчиной.

Одной рукой я уперлась в кровать рядом с его лицом для поддержки, а вторую прижала к его горлу. Он не оттолкнул меня. Он наблюдал за мной все время, пока я увеличивала давление пальцев на его шею, медленно лишая его воздуха.

— Ты мой, — произнесла я. — Навсегда. — И я медленно объезжала его, сжимая горло, пока он не захрипел и не стал умолять о воздухе.

Я ослабила хватку и позволила ему один быстрый глоток воздуха, прежде чем снова сжать горло.

— Только мой, — сказал я, чувствуя, как какая-то чужеродная сила ползет по моим конечностям. Я думала, что смогу душить его дольше, смогу заставить потерять сознание, затем наклониться и реанимировать его. Вернуть его к жизни. Вернуть нас к жизни.

— Мой! — выкрикнула я, чувствуя себя жадной и опасной, сжимая его сильнее.

— Да! — прохрипел он, хватая меня за руку и отрывая ее от своей шеи. Он вцепился пальцами в мои волосы и прижал мои губы к своим. Это был жестокий поцелуй - наши зубы больно ударились друг о друга.

Губы в ранах и укусах. Языки борются и извиваются. В этом не было ничего красивого. Это был гнев, страсть и наказание одновременно. И я не могла насытиться этим.

Я прижалась к нему всем телом, расстроенная, что не могу быть ближе. Я не знала, как, но голой кожи на коже было недостаточно. Мне нужно было больше, мне нужно было слияние сердец.

— Поклянись, — произнесла я ему в губы. — Поклянись, что ты мой навсегда.

— Клянусь, Кейденс. Клянусь жизнью. Я твой навеки.

Он любил меня всю ночь и все утро. Он любил меня до такой степени, что я едва могла сидеть, сложив ноги вместе. Он любил меня до тех пор, пока мне нечего было ему дать, пока я не умирала с голоду.

А потом он укачивал меня на коленях, кормил, гладил по волосам и рассказывал о своих планах.

И каждый из них включал меня.

Глава 25

Я расскажу про тебя

— Ты что-то хочешь рассказать мне? — спросила я.

Грейси пожала плечами. Она подошла ко мне на школьной парковке. На мгновенье мне показалось, что она хочет внести изменения в нашу дружбу, но играющая на ее губах змеиная улыбка убедила меня, что дело тут в другом.

— Что ты так улыбаешься? — задала я ей вопрос.

— В эти выходные я ходила в кино, — ответила она.

— Рада за тебя.

— Я ходила на фильм в 21:30.

Я кивнула, будучи слишком непонятливой, чтобы понять к чему она клонит.

Грейси фыркнула и закатила глаза.

— И там был мистер Коннели.

Черт.

— Ну, многие люди ходят в кино, — выдавила из себя я, хотя сердце начало проваливаться в пустоту. Что она видела? Что знает?

— Если хорошенько подумать, то и ты была там, — продолжила свою мысль Грейси.

Я поедала ее взглядом, стараясь напугать. Но это не сработало.

— Мне показалось, что вы двое на свидании.

— Вовсе нет.

— А я видела, как ты ушла вместе с ним.

— Да. Он провел меня до машины. На улице было уже темно.

Ничуть не смутившись, Грейси продолжила.

— Он тебя за руку держал, Кейденс.

А вот на это мне нечего было сказать.

— Не говоря уже о том, что прежде, чем взять тебя за руку, у вас была так называемая любовная перепалка.

— Любовная перепалка? — я рассмеялась. — Кто говорит «любовная перепалка»?

Грейси рассвирепела.

— Было время, Кейденс, когда я нравилась тебе! Тебе нравилось то, как я говорила!

— Ты права. Нравилось. А затем ты решила променять меня в старших классах на Софию. Я хочу сказать, какого черта, Грейси? Она ведь тебе даже не нравится!

— Мне нравятся люди, которые преданы мне!

— Я всегда была предана тебе!

— Ты пошла на ту вечеринку! Бросила меня! Я оказалась недостаточно клевой для тебя!

По щекам Грейси заструились потоки слез. Она хотела, чтобы я видела эти слезы, пока она смотрит мне в глаза.

— Я никогда не считала, что ты недостаточно клевая для меня, — мягко сказала я. — Я допустила ошибку. Ошибку! Людям свойственно ошибаться!

Грейси вытерла мокрые щеки и сделала глубокий вдох.

— Не лги мне, Кейденс! Ты искала причину, чтобы избавиться от меня. Ты не хотела дружить с непопулярной девчонкой. Тебе было проще использовать вечеринку в качестве извинения, хотя тебе стоило бы набраться смелости и сказать мне в лицо, что ты больше не хочешь дружить со мной.

Я поверить не могла тому, что слышу. Она же просто бредит.

— Грейси, все совсем не так.

— Черта с два все не так, — процедила она и я вздрогнула.

Грейси прекратила плакать, и я наблюдала как ее лицо искажается от эмоций. На нем промелькнул полный диапазон чувств, который завершился гневом. Мстительным гневом.

— Не важно, — небрежно сказала она. — Я видела тебя с твоим бойфрендом. Твоим бойфрендом учителем. Твоим учителем. Твой учитель — бойфренд...

— Прекрати!

— Ага, так ты не отрицаешь этого, — подметила Грейси. — Как ты могла? Все же настолько очевидно.

— Чего ты хочешь? — спросила я.

— Чего я хочу? — повторила она и рассмеялась. — Я не хочу ничего.

— Тогда зачем тебе понадобилось рассказывать мне, что ты видела меня в кино? — спросила я. Я уже начинала терять терпение.

Грейси склонила голову набок.

— Мне просто хотелось, чтобы ты знала, что я в курсе.

От ее завуалированной угрозы меня охватил гнев.

— Чего ты хочешь, Грейс?

Не могу вспомнить, когда в последний раз называла ее Грейс. Когда нам было по семь лет, мы решили, что это ее взрослое имя. Нам обеим оно не нравилось, мы предпочитали имя Грейси.

— Я хочу, чтобы ты прекратила видеться с ним.

— Зачем тебе это?

— Потому что это грешно, Кейденс.

— А тебе-то какое дело? К тебе это не имеет никакого отношения.

— Это как раз имеет ко мне непосредственное отношение. Как христианка я просто обязана помочь тебе, когда ты оступилась, — пояснила она.

— Вовсе я не оступалась, — возразила я.

Грейси презрительно рассмеялась.

— Как раз таки оступилась, Кейденс. И очень сильно. Ты встречаешься со своим учителем!

— Заткнись! — прошипела я, и обвела взглядом парковку. Мы были одни.

— Сначала наркотики. Потом воровство. А теперь связь с учителем? — спросила она. — Вы с ним занимались сексом?

— Что прости? — спросила я. Я дико разозлилась. И была обижена.

— Вот и ответ на мой вопрос.

— Брось, Грейси, — выплюнула я. — Я счастлива. Почему ты просто не можешь позволить мне быть счастливой?

Грейси нахмурилась.

— Самое ужасное во всем это эта Эйвери. Я знала, что от нее будут неприятности, когда она начала посещать молодежную группу. Мне потребовалось какое-то время, но в итоге я все разузнала. Вы двое покрывали друг друга, чтобы сбегать с занятий и заниматься чем вам хотелось. И при этом притворяться что вы остаетесь добропорядочными маленькими христианками. Но ты провалилась.

Развернувшись я пошла к машине.

— Не смей уходить вот так, Кейденс! — заорала Грейси мне вслед. — Я все расскажу твоим родителям!

Я резко развернулась и вихрем подлетела к ней. Инстинкт. Сработал инстинкт. Я залепила ей пощечину, и она вскрикнула.

— Чертова сучка! — заорала я. — Ты и слова никому не скажешь!

Пару секунд Грейси терла щеку, а затем изо всех дала мне ответную пощечину. Я оказалась к ней не готова. Не думала, что у нее хватит смелости. Ее ладонь так больно ужалила меня, что на глазах сразу же выступили слезы.

— Ненавижу тебя, Кейденс! — хрипло провизжала она и ударила меня еще раз.

Не знаю, что именно дремало в моем сердце весь этот год, но это было уродливое, мстительное и злое чувство. И мне хотелось действовать соответственно ему. Мне хотелось быть настоящей чертовой сучкой.

Я подвигала нижней челюстью из стороны в сторону, выпуская на волю все слова, которые так и рвались наружу.

— Что? Так ты без ума от моего парня? — процедила я. — Все дело в этом?

— Очнись, — отрезала Грейси. — Ты чокнулась.

— Я чокнулась? — переспросила я. Я начала наступать на нее и прижала ее к машине. Грейси выглядела так, словно была готова ударить меня в третий раз, но видимо мое выражение лица заставило ее передумать. Она испугалась меня.

— Да это ты мечтаешь трахнуться с моим парнем.

Грейси рьяно замотала головой. Я видела, как из ее глаз снова потекли слезы, и, если бы я не превратилась в монстра, то они наверняка тронули бы меня.

— Ты завистливая сучка, которая хочет то, что есть у меня. Но, знаешь, что? Ты не получишь его. Ты ему не нравишься. Он ни за что не станет встречаться с такой как ты, — я нагнулась так близко к ней, что между нашими лицами осталось всего пара сантиметров.

— Он хочет меня. Он трахает меня, — ворковала я. — А ты будешь держать свой поганый рот на замке.

Грейси сделала глубокий вдох, как только я отступила.

— Кто ты? — прошептала она.

Я покачала головой, шокированная собственным отвратительным поведением.

— Не знаю.

***

— Рассказать ему? — спросила я Эйвери по телефону.

Волнение поедом ело меня. Смелой я была те пару мгновений, когда превратилась в свое невменяемое альтер эго. Теперь же я стала прежней Кейденс, которая была в ужасе от мысли, что Грейси может рассказать кому-нибудь.

— Черт возьми, что за вопросы? — возмутилась Эйвери. — Конечно же расскажи ему. Он имеет право знать.

— Но я не уверена, расскажет ли она что-нибудь, — возразила я.

— Глупости. Как долго ты знаешь эту девчонку?

— Просто я думала, что она очень расстроена из-за того, что мы больше не дружим, — продолжала гнуть свое я.

— Повзрослей уже, Кейденс, — резко прервала меня Эйвери. — Девчонка кое-что знает про тебя, и она обозлена. Ты просто идиотка, если веришь, что она не расскажет твоим родителям. Кроме того…

— Что кроме того? — спросила я.

— Да, кроме того, ты маленькая сучка. Слушай, это же не моя вина, что вы двое не в состоянии контролировать себя на людях.

— Но мы ничего такого не делали, — запричитала я.

— Вы ругались. Ты позволила ему поцеловать себя в щеку, Кейденс!

Я ничего не ответила на это.

— Он держал тебя за руку, когда вы выходили из кинотеатра!

— Ладно, — рявкнула я. — Я допустила ошибку.

Мы обе помолчали, а затем Эйвери снова заговорила.

— Грейси что-нибудь сказала обо мне?

Сердце у меня екнуло.

— Нет. — Это была худшая в мире попытка придать своему голосу бесстрастность.

— И что она сказала? — уточнила Эйвери.

— Ничего.

— Что она сказала, Кейденс? — настаивала на ответе Эйвери.

Я тяжело вздохнула.

— Она считает, что ты оказываешь плохое влияние. Она в курсе, что мы сбегали с занятий и занимались своими делами, прикрывая друг друга, — выпалила я.

Еще одна короткая пауза.

— Ты ей рассказала?

— Боже, клянусь, я ничего ей не рассказывала, Эйвери!

— Мне надо идти. — Это было неожиданно. В голосе Эйвери слышался страх.

— Нет, Эйвери, пожалуйста.

— Кейденс, я клянусь...

— Пожалуйста, выслушай меня! Я не знаю, как она все разнюхала! Я ничего ей не рассказывала, — я расплакалась. Казалось, что это самое естественно, что можно сделать в данный момент.

— Я — труп, — прошептала Эйвери. Я с трудом расслышала ее шепот, но все же услышала, и мои всхлипывания переросли в рыдания. Эти звуки прорезали тишину моей спальни, и я поняла, что у меня «прелюдия».

Начало жутко громкой бухающей симфонии Бетховена, когда слушатели затаивают дыхание на все произведение, надеясь, молясь о быстром и внезапном ее завершении.

Им не важно, как оно наступит. Им просто необходимо утихомирить их бешено колотящиеся сердца. Они жаждут снова дышать в нормальном темпе. Снова нормально себя чувствовать. Но это не дастся им легко, и они прекрасно это знают.

— Прекрати! — прошипела Эйвери, когда я зарыдала в микрофон. — Дай мне подумать!

Подумать? Подумать о чем? Мой финал был близок — я чувствовала, что он находится по ту сторону двери в мою комнату. В любую секунду они ворвутся сюда и прикончат меня за то, что я плохо себя вела. За то, что обманывала.

За то, что была аморальна, испорчена и ужасна. За то, что я была какой угодно, только не хорошей.

— Эйвери, — всхлипнула я, но тут в дверь постучали и телефон выпал у меня из рук. Он с неожиданно громким звуком упал на деревянный пол. Я буквально примерзла к кровати.

— Кейденс, милая, — позвала мама через дверь. — Ужин готов.

Ужин готов. Я не собираюсь убивать тебя. По крайней мере пока что. Я еще не знаю, что ты натворила, если уж на то пошло. Но уверена, что выясню это довольно скоро. Я все узнаю, Кейденс. Тебе не утаить от меня ничего. Я узнаю про твой обман и заставлю заплатить за него. а пока что, ужин готов. Спускай вниз кушать, милая.

***

Я вывернула из-за угла холла и увидела своих родителей, брата и Грейси.

Я застыла.

Грейси сгорбившись сидела на диване и плакала. Мама тоже плакала. Оливер выглядел смущенным. А отец был в ярости.

— С чего мне начать? — обратился ко мне отец.

— Ты о чем? — конечно же я знала, что именно он имел в виду, но все равно пыталась выкрутиться. Я не знала, что мне говорить, как поступить. У меня не было плана как выпутаться из этой ситуации. И я была безумно зла на себя саму, за то, что не подготовилась к этой ситуации.

Две недели, прошедшие безо всяких происшествий, дали мне надежду, что Грейси решила ничего не рассказывать моим родителям.

— Это правда? — рявкнул отец.

— Что правда?

— Не коси под дурочку, Кейденс! — заорал он и я вздрогнула.

Я часто-часто задышала и перевела взгляд на Грейси. Она прекратила плакать. Уверена, что ее слезы были притворными. Она нисколько не была расстроена из-за того, что настучала на меня.

Она ждала этого момента, чтобы уничтожить то единственное хорошее, что было в моей жизни. Таким было ее наказание за то, что я разрушила нашу дружбу. Грейси — сучка. Мстительная сучка. Видимо мое пугающее стервозное альтер эго оказалось не настолько устрашающим, чтобы заставить ее молчать.

— Отвечай, когда я тебя спрашиваю, Кейденс — потребовал ответа отец.

Я кивнула. У меня просто не было другого выхода.

Мама жалко всхлипнула. Оливер ахнул.

— Да что с тобой не так? — спросил отец. Его вопрос прозвучал как самое ужасное обвинение, как будто я совершила чудовищное извращенное преступление и меня необходимо упечь в психушку.

— Со мной все в порядке, — ответила я. Я пыталась вести себя мужественно.

— Вступила в отношения со своим учителем? — уточнил отец. — И считаешь, что с тобой все в порядке?

Я вскинула голову в защитном жесте.

— За что? — спросила мама. — За что ты так с нами поступаешь?

— С тобой? — заорала я. — К тебе это не имеет никакого отношения!

— Черта с два! — взревел отец. — Это твой способ отомстить нам за то, что наказали тебя? Ты действительно настолько незрелая, Кейденс?

— Я не незрелая! — крикнула я.

Отец шагнул ко мне и остановился.

— Грейси, тебе лучше уйти, — велел он моей бывшей подруге.

Грейси соскочила с дивана и прошла мимо меня

— Мне жаль, Кейденс, — прошептала она.

— Ага, уверена, что тебе жаль, — ответила я, и только теперь по щеке покатилась первая слезинка.

Как только Грейси ушла, разразился скандал.

— Что нам с тобой делать? — ревел отец.

— Ничего! — кричала я в ответ. — Мне восемнадцать! Вы ничего не можете со мной сделать!

— Как давно все это началось?

— Это не имеет значения, — ответила я. — Я люблю его, — я развернулась, намереваясь уйти, но отец схватил меня рукой за предплечье, подтащил к мягкому креслу и швырнул в него. — Ты никуда не пойдешь, пока я с тобой разговариваю, — предупредил он, нависнув надо мной. — А теперь я хочу узнать, когда это началось.

— В сентябре, — призналась я. Мой голос внезапно прозвучал тонко и испуганно.

— Боже мой, — прошептала мама. — Лиам, ей тогда было всего семнадцать. Ей же тогда было только семнадцать!

Отец сердито зыркнул на меня, а затем внезапно его взгляд смягчился.

— Это мужчина соблазнил тебя?

Я покачала головой.

— У вас с ним был секс?

Я не пошевелилась. Этот вопрос был уже очень личный и он переходил все границы.

— У вас с ним был секс?

Я расплакалась.

— Ответь отцу, Кейденс, — велела мама. Удивительно, но она прекратила плакать. Она выглядела такой же взбешенной, как и отец.

— Да, — но произнесла это слово не я, а мой брат. Я ушам своим не поверила. Поверить не могла, что он вот так предал меня.

— Что? — спросил отец, посмотрев на Оливера.

— Я... я знал, что Кейденс занимается сексом с кем-то, но она не сказала мне с кем, — объяснил брат.

— Заткнись, Оливер, — встряла я.

— Откуда ты узнал? — поинтересовалась мама.

— Я подслушал...

— ЗАТКНИСЬ! — проорала я.

— Она думала, что беременна, — все же рассказал Оливер.

У меня была только одна мысль: мне нужно убраться из этого дома. Я очень боялась реакции отца, и мне нужно безопасное место. Желательно где-нибудь вместе с Марком.

Отец развернулся ко мне.

— Это правда?

Я чувствовала себя так, будто у меня нет выхода и выдала все.

— Я люблю его! — прорыдала я. — Я люблю его. Ничего не могу поделать с собой. я влюбилась в него. А он любит меня. И не ваше дело чем мы занимаемся за закрытыми дверями. Мне жаль, что я заставила вас стыдиться, но к вам это не имеет никакого отношения.

Я сделала вдох и продолжила.

— Нет! Это не так! Это имеет к вам некоторое отношение. Вы не любите меня. Вы перестали любить меня с тех пор, как я попала в неприятности. Вы не показывала мне свою любовь. Вы меня не поддерживали. А кто-то другой был рядом. Он поддерживал меня. Был ко мне добр. И показывал, что любит меня.

— Да он же соблазнил тебя, Кейденс! — заорал отец. — Ты что, не видишь? Он воспользовался тобой, потому что увидел в тебе легкую добычу!

— Неправда! — выпалила я. — Он не соблазнял меня. Я хотела его так же, как он меня! Но я была легкой добычей. В этом ты прав. И чья это вина?

Отец схватил меня за руку и вытащил из кресла. Он держал меня в нескольких сантиметрах от своего лица.

— Не смей строить из себя жертву! Ты нарушила закон. И отправилась в тюрьму. Ты опозорила свою семью и если ты хоть на секунду вообразила, что не заслуживаешь то наказание, которое получила, то ты просто тупица, Кейденс!

Эти слова оказались больнее, чем то, что случилось после.

— Ты его больше никогда не увидишь, — решил отец. — И мы выдвинем обвинения.

Сердце ухнуло в пятки. Обвинения. Обвинения в чем? Я не понимала.

— Нет! — зарыдала я. — Я люблю его! И хочу быть с ним!

— Ты вовсе его не любишь, Кейденс. Ты не можешь любить человека, который сделала это с тобой, — возразила мама.

— Сделал что? Он не сделал ничего, просто любил меня! — прокричала я.

— Хватит упоминать любовь! — рявкнул отец. — Ты понятия не имеешь что это такое!

— Имею! — плакала я. — Имею, имею, имею! Я люблю его. Я его люблю. Я люблю...

Я ощутила пульсацию, только когда рухнула на пол. Где-то сзади закричала мама, но слов было не разобрать. Глаза у меня были закрыты: один закрылся от удара, а второй от страха того, что может произойти дальше.

Бешеное биение сердце отдавалось в глазу.

Мне показалось, что отец вполне мог выбить мне глаз и я прижала руку к ране, чтобы не дать выпасть глазному яблоку. Не лишиться зрения.

Мама рыдая склонилась надо мной. Она попыталась помочь мне встать, но я оттолкнула ее. Мне нужно что-то для глаза. Я закричала от боли.

— Эйвери тоже принимала в этом участие? — тем временем спросил отец.

Я поверить не могла, что после того, как он ударил меня, он продолжает допрос. Но теперь мне было не важно, что он сделает еще. Я никогда не расскажу ему про Эйвери.

— Нет.

— Тогда почему Грейси сказала, что принимала?

— Потому что Грейси стервозная сучка, — ответила я.

— Ну, а о тебе она не наврала, — сказал отец. — Я позвоню родителям Эйвери.

Я ничего не сказала. А что я могла сделать, кроме как молиться, чтобы Эйвери простила меня за то, что я испоганила ей жизнь. Мне следовало осторожнее вести себя в кинотеатре. Мне не нужно было ругаться с Марком на людях.

Я не жду, что меня простят. Подбитый глаз даровал мне право уйти, не спрашивая разрешения. В тот момент я не осознавала, что отец предоставил мне козырь. Я поняла это только на следующий день.

Отец наблюдал, как я копаюсь в морозилке в поисках пакета со льдом.

— Где твой мобильник? — вдруг спросил он.

Я напряглась и захлопнула дверцу морозилки. И почему я заранее не упаковала сумку?

— Не знаю, — ответила я. Я бросила взгляд на свою сумку с книгами, лежащую на полу в гостиной, и он заметил мой взгляд. Я рванула туда так быстро, как только могла, но отец уже завладел моим телефоном.

— Отдай! — крикнула я. Было мучительно ощущать, как слезы текут из подбитого глаза.

— Иди в свою комнату, — велел отец.

— Я уже не ребенок!

— МАРШ В СВОЮ КОМНАТУ!

Я поплелась наверх. Запершись изнутри, я вытащила из комода старую футболку, и завернула в нее пакет со льдом.

Улегшись на кровать, я осторожно прижала пакет со льдом к глазу, прислушиваясь к звукам финального крещендо, финальному залпу яростного, рвущего на части сердце, завершения.

Злые аккорды. Пульсирующий глаз. А затем ничего. Ничего кроме тишины моей комнаты — тихой пульсации моего старого сердца. Оно умирало, и я вовсе не горела желанием спасти его.

Я просто лежала и слушала его неровное биение. Я слушала, как оно затихает, как грохот барабанов, затихающий вдали. Я не знала, куда он направляется, но не собиралась следовать за ним.

Ведь то сердце любило мою семью, но теперь я не люблю их.

***

Легкий стук в дверь. Я даже не пошевелилась.

— Кейденс, — из-за двери донесся приглушенный голос Оливера.

Тишина.

— Пожалуйста, Кейденс. Мне нужна помощь, — сказал он так тихо, что я едва услышала.

Даже не знаю, зачем подошла к двери. Впрочем, я не открыла ее. Просто прижалась ухом к дереву, стараясь лучше разобрать то, каким тоном он произнес эти слова.

— Повтори-ка, — сказала я.

— А?

— То, что ты только что сказал мне. Я не расслышала.

— Я сказал, что мне нужна помощь, — послушно повторил Оливер. В его голосе слышались извиняющиеся нотки.

— Какая именно? — поинтересовалась я.

— Я не могу сказать это через дверь, Кейденс. Не хочу, чтобы мама с папой услышали. Впусти меня, пожалуйста.

Пару секунд я не шевелилась. Я не была уверена, что это не уловка. Но затем я открыла дверь, и Оливер прошмыгнул в комнату и снова запер дверь.

— Я самый худший в мире придурок, — сказал он и обнял меня. Мой брат не обнимал меня с тех пор как мы были детьми, а я совсем не помню себя в том возрасте. Знаю, что обнимал только по фотографиям.

— Отойди от меня, — ответила я. Бессердечно, но это же логично. Биение моего сердца только недавно где-то затихло вдали.

Оливер отстранился. Он плакал. Я поежилась.

— Не знаю, зачем я рассказал им. Я подумал, вдруг ты серьезно влипла и не знаешь, как выбраться. Я не знал, что отец ударит тебя, Кейденс. Я чуть не набросился на него. Правда, но испугался.

Я отвела глаза.

— А рассказать, как я была счастлива тебе в голову не пришло? — возмутилась я.

— Счастлива? Да ты почти всегда хандрила. Откуда я, черт возьми, мог знать?

Я пожала плечами.

— Парочки часто ссорятся, Оливер, — пояснила я крайне покровительственным тоном.

— Ты же сказала, что он порвал с тобой, так как испугался твоей беременности, — не согласился Оливер.

— Да не важно. Не надо поднимать эту тему, — резко ответила я.

— Кейденс, выслушай меня, ладно?

Я изучала противоположную стенку.

— Может все же развернешься ко мне лицом, пожалуйста?

Я неохотно развернулась к нему.

— Мне. Жаль. Мне жаль, Кей, — извинился Оливер. — Я не знал. я не знал, что ты его любишь. Не понимал. И не знал, что отец так поступит. Правда не знал. Думаю, он сошел с ума или что-то типа того. Но я помогу тебе. Если ты хочешь уйти, я тебе помогу, — он снова схватил меня и сжал в объятьях.

На сей раз я обняла его в ответ. И поплакала у него на груди. И даже рассказала ему, как мне страшно.

— Он хорошо к тебе относится, Кей? Он ведь порвал с тобой, и я считаю, что это довольно мерзко.

— Он хорошо ко мне относится, Олли. Клянусь. Он допустил ошибку. Но он никогда не повторит ее. И я верю ему. Я доверяю Марку. — Я отстранилась от брата и посмотрела ему в глаза. Оливер изучал мой подбитый глаз.

— Хочешь, чтобы я поколотил отца?

Я рассмеялась.

— Нет. Ты что, с ума сошел?

— Ну, нам ведь больше не нужно притворяться, что мы идеальная семья. Ну я имею в виду, только взгляни на свой жуткий глаз. Если хочешь, я все дерьмо из отца выколочу, — предложил Оливер.

Я продолжала смеяться и никак не могла остановиться.

— Что? — спросил Оливер и на его губах заиграла улыбка.

— Думаешь, что одолеешь отца?

— На лопатки уложу, — обиженно засопел Оливер.

Я только головой покачала и ухмыльнулась.

— Как на счет того, чтобы просто помочь мне убраться подальше отсюда?

— Заметано.

Следующие сорок пять минут я собирала вещи. Оливер отдал мне свой чемодан, сказав, что заскочит и заберет его позже. Я не поняла, что он имеет в виду. Ведь это я возила его повсюду.

Я понимала, что не могу забрать все содержимое шкафа и комода в чемодане, но надо было попытаться. Мне не хотелось возвращаться в этот дом.

Поэтому я быстро и усердно складывала все что, только можно, в первую очередь позаботившись о своих любимых вещах и украшениях, косметике и туалетных принадлежностях. Это были стихийные и быстрые сборы.

Оливер приоткрыл дверь комнаты и выглянул наружу. Затем развернулся ко мне.

— Ну, мы не можем катить их на колесиках, — тихо сказал он и я поняла, о чем он.

Я приподняла чемодан с пола и застонала. Он весил чересчур много, и я случайно уронила его. Чемодан с громким стуком приземлился на пол, и я поморщилась. Оливер сразу же захлопнул дверь.

— Прости, — прошептала я.

— Все в порядке, — успокоил Оливер. — Слушай, я вынесу чемоданы в коридор, а ты последи за родителями. Хорошо?

Я кивнула и провела десять изнурительных минут на стреме, пока Оливер по одному нес тяжелые чемоданы по коридору в свою спальню.

Мы не обсуждали что делать или кричать, если внезапно из-за угла появится мама или папа. Я подумала, что закричу «Пожар!» чтобы привлечь внимание брата. Не знаю.

Я никогда еще не сбегала из дома. И уж тем более я никогда не сбегала, с намерением никогда не возвращаться.

Оливер снова прошмыгнул в комнату и посмотрел на мою кровать. Остались только моя сумочка и спортивная сумка. Оливер взял сумку и вручил мне мою сумочку.

— Готова?

Я помотала головой. Затем кивнула. Затем снова помотала головой. А затем по щекам заструились слезы.

— Кей, у тебя нет времени на слезы. Ты все равно не сможешь плакать и вести машину. Это небезопасно. Сделай-ка глубокий вдох.

Я сделала, как он велел.

— Взгляни на меня.

Я посмотрела на него.

— Все будет в порядке. Мистер Коннели не допустит, чтобы с тобой что-то случилось, — подбодрил меня Оливер.

От этих слов я заплакала еще горше. Оливер сделала то, что обычно делают родители, чтобы успокоить детей. Они уверенно говорят им то, о чем понятия не имеют, просто потому что они взрослые, а дети естественно им верят.

— Ты же его совсем не знаешь, Олли, — сказала я.

— Но ты же знаешь. Он ведь позаботится о тебе? — уточнил Оливер.

Я кивнула.

— Ладно тогда. Вытри слезы. Пора идти.

Оливер помог мне выбраться наружу через окно в его спальне. Это было нелегко, или точнее, ему было нелегко. Он четыре раза был вынужден спуститься по решетке, и каждый раз при этом держал в руке тяжеленный чемодан.

Я переживала, что решетка оторвется от стены дома из-за всего этого веса и Оливер вместе с чемоданом с грохотом упадут вниз, и из дома выбегут родители, чтобы выяснить что за шум. Но ничего не случилось.

— Кей! Пошли! — прошептал Оливер, стоя у решетки под окном.

Я бросила последний взгляд на комнату брата и стала спускаться. Как только я вновь стояла на твердой земле, меня внезапно осенило.

— Оливер! — вскрикнула я, и желудок свело. — Я же не могу просто взять и поехать. Они услышат машину.

От страха и разочарования мне снова захотелось расплакаться.

— Кей, все в порядке. Слушай, мы поставим машину на нейтралку и выкатим ее на улицу.

Я даже споткнулась.

— Да ты посмотри на меня. Думаешь, я в силах помочь тебе толкать машину?

Оливер схватил меня за руку.

— Ты должна попытаться, Кей! Хорошо? Ты же хочешь вырваться отсюда? Значит должна попытаться.

Я кивнула и помогла Оливеру уложить чемоданы в машину. Он беззвучно закрыл багажник и объяснил, как мы будем выкатывать машину с подъездной дорожки.

Слава Богу, что ночь скрывала нашу хитрость, иначе я бы никогда не выбралась оттуда. И так и оставалась бы пленницей собственной комнаты.

Я слышала, что под влиянием обстоятельств люди способны совершать удивительные вещи, например, поднять машину, под которой оказался в ловушке ребенок. Я понимала, что все это связано с адреналином, но думаю, что все же больше дело тут в Боге.

Не знаю, почему Бог дал мне сил помочь Оливеру вытолкать мою машину на дорогу, но думаю, это он мне помог. Наверное, он хотел, чтобы я выбралась оттуда, как будто он знал, что там я в опасности и мне нужно укрыться где-нибудь в безопасном месте. Например, дома у Марка.

С меня пот градом лил, пока мы толкали машину по подъездной дорожке и затем по улице.

— Ладно. Думаю, достаточно, — сказал в итоге Оливер.

Я поверить не могла в свою удачу и то, что отец не забрал у меня ключи от машины. Конечно же, я знала, что он и мысли не допускал, что я могу сбежать.

Плюс, с учетом того как он был зол, я не могла себе представить, как он роется в моей сумочке. Это было бы еще хуже, чем то, что он ударил меня.

Я рассмеялась.

— Что смешного? — поинтересовался Оливер.

Но я все никак не могла остановиться и рассказать ему свои странные мысли.

— Кейденс, соберись, — велел Оливер.

— Я п-пытаюсь! — на выдохе выдала я, и засмеялась еще сильнее. — Только посмотри на мой глаз! — я ткнула пальцем на свое лицо и окончательно утратила контроль над собой.

Оливер молча смотрел на меня.

— Садись в машину, Кейденс, — скомандовал он.

Я продолжала хихикать.

— Да, сэр, — ответила я и отдала ему честь.

Я подошла к водительскому месту и очутилась в очередном объятье. Я не привыкла к столь частым объятьям от Оливера. Черт, я вообще не привыкла к тому, что Оливер обнимает меня. А это объятье показалось особенно странным, может потому, что было последним. И мне это совершенно не понравилось.

— Езжай, — прошептал он мне в ухо.

— Не хочешь поехать со мной?

Оливер покачала головой и еще крепче сжал меня в объятьях.

— Нет. А ты езжай и живи в грехе, и пиши иногда.

Я рассмеялась.

— Хорошо.

Я старалась как можно реже смотреть на Оливера, садясь в машину. А как только включила зажигание, нажала на газ и помчалась по дороге, так как боялась, что отец и мать узнаю звук двигателя моей машины и погонятся следом.

Наше прощание в конце вышло несколько поспешным, и, наверное, мне стоило сказать Оливеру что-нибудь прежде чем уехать. Надо было сказать ему, что люблю его.

Я бросила взгляд в зеркало заднего обзора и увидела, как он стоит посреди улицы, неясная темная фигура на фоне еще более темного неба

Глава 26

Багаж

— Они знают? — спросил Марк. Взяв меня за руку, он отвел меня к дивану.

— Да. Грейси все им рассказала. Она видела нас тогда в кино.

— Кейденс, что случилось с твоим глазом?

— Я думала она забьет на это, но она все же рассказала им. Сегодня я пришла домой, а они все сидели в гостиной и ждали меня. У нее...

— Кейденс, что случилось с твоим глазом?

— ...на лице было такое виноватое выражение. Но это было странно. Вина смешанная с восторгом, словно в душе она была в восторге от того, что уничтожила меня. Я...

— Кейденс! Притормози, ладно? Ты расскажешь мне все через минуту. Сначала объясни мне, что с твоим глазом?

Я сделала глубокий вдох.

— Папа страшно разозлился.

Марк мгновенно напрягся и сжал руки в кулаки.

— Это отец тебя ударил?

Я кивнула.

— Я убью его, — выдохнул Марк. — Я его убью. — Марк ушел в спальню, а я пошла следом.

— Что ты делаешь?

— Переодеваюсь.

— Зачем?

— Потому что я иду к тебе домой, Кейденс. И убью твоего чертового папашу.

Сердце затрепыхалось в груди. Эмоции, которых еще пару минут назад не было, затопили сердце и разум. Я была напугана, а Марк только делал хуже.

— Пожалуйста, не надо, — начала умолять я. — Марк, пожалуйста, выслушай меня.

— Кейденс, твой отец ударил тебя в глаз!

— Я в курсе! — закричала я. — Он собирается выдвинуть обвинения против тебя.

— А, даже так? Обвинения против меня? — Марк рассмеялся. — Сомневаюсь, что мертвецы могут выдвигать обвинения. — Он надел ботинки и вышел из спальни. Я побежала за ним и встала перед дверью.

— Нет! — крикнула я.

— Кейденс? Отойди.

— Ни за что! Ты только сделаешь хуже! Все итак рухнуло, а ты сделаешь еще хуже!

— Твой отец ударил тебя, Кейденс!

— Я, черт возьми, знаю об этом! — продолжила кричать я. — Прекрати повторять это. Я знаю, что он ударил меня! А ты хочешь пойти и убить его, хотя нужен мне здесь, рядом со мной! Просто удели мне внимание!

Марк выронил ключи на пол, подхватил меня на руки, как ребенка и понес к дивану.

— Мне очень жаль, Кейденс, — произнес он, и поцеловал меня в лоб. Марк сел на диван и прижал меня еще крепче к себе, нежно укачивая меня, пока я орошала его шею и плечо слезами.

— Мне страшно! — всхлипывала я.

— Знаю, — сказал Марк. — Мне тоже, но я рядом. Я никуда не ухожу. Мне жаль, что я расстроил тебя. Просто, я никому не позволю бить того, кого я люблю. Понимаешь?

Я кивнула, уткнувшись ему в шею.

— Я умру, если с тобой что-нибудь случится, Кейденс. Правда, умру.

— Я тебе всю жизнь испоганила!

— Вовсе нет. Благодаря тебе моя жизнь с каждым днем все лучше и лучше.

— Мне не надо было сваливаться вот так тебе на голову, — продолжала я.

— Боже мой, Кейденс, — не выдержал Марк. — Не говори так. Я очень рад, что ты пришла. Мне бы не хотелось, чтобы ты пошла куда-то еще.

— Не хочу быть обузой, — всхлипнула я.

— Кейденс? Взгляни на меня, — потребовал Марк.

Я подняла голову и посмотрела на него.

— Ты никогда не была обузой. Никогда. Ты меня поняла?

Я кивнула и уткнулась лицом ему в шею.

— Я люблю тебя и собираюсь о тебе позаботиться, — произнес Марк.

— Правда?

— Ну да. Я собираюсь заботиться о тебе всю жизнь.

— Родители придут за мной, — быстро выпалила я. Я должна была снова сказать это, чтобы Марк понял. Они попытаются забрать меня у него, и от этой мысли меня затрясло. Я не могла остановиться, и Марк еще крепче обнял меня.

— Ну они тебя не получат, — пообещал Марк.

— У тебя будут неприятности, Марк. Ты лишишься работы. Отец сказал, что он выдвинет против тебя обвинения. — Зубы у меня выбивали дробь.

— Мне плевать на работу, Кейденс.

— Но ты же копишь на учебу, — возразила я.

— Я уже скопил на учебу. Все в порядке.

— А что на счет обвинений в изнасиловании? — спросила я. Мне было противно произносить вслух слово «изнасилование».

— Это не было изнасилованием, так что тут не о чем волноваться, — успокоил меня Марк.

— Тогда, что отец имел в виду, пообещав выдвинуть обвинения?

— Я вступил в отношения со своей ученицей, Кейденс. Вот что имел в виду твой отец.

— Но все было по согласию. Мне восемнадцать, — возмутилась я.

— Это не важно, — сказал Марк. — Но знаешь, что? Вообще ничего не важно. Важно только то, что я тебя люблю.

Этого было недостаточно чтобы успокоить меня, но я сделала вид, что это помогло.

— Ничего страшного не случится, Кейденс. У нас все будет в порядке, — уверенно заявил Марк.

— Три недели! — разрыдалась я. — Три недели и со всем этим было бы покончено!

Марк сжал меня и вздохнул.

— Ну, милая, не всегда все происходит как хочется.

— Ты бы хотел, чтобы я никогда не переступала порог твоего кабинета? — решила узнать я.

— Да я не могу представить себе, как бы жил, если бы ты не пришла ко мне в класс. Точнее, я могу. Моя жизнь была очень унылая. Неинтересная. Одинокая. Без любви, — и Марк поцеловал меня в макушку.

— Я убью Грейси, — пообещала я спустя некоторое время.

— Нет, не убьешь.

— Ненавижу ее.

— Она считала, что поступает правильно.

— Неправда. Она хотела, чтобы мне было плохо, — возразила я.

— Уверена?

— У нее это на лице было написано, — объяснила я.

— Ну тогда, думаю, можешь смело убивать ее.

Я резко вскинула голову и посмотрела Марку в глаза. Уголок его рта кривился в ухмылке.

— Люди иногда просто так говорят, — объяснила я, идя на попятную.

— Знаю, — отозвался Марк. Теперь он улыбался во весь рот. Словно это был вызов.

— Я бы сделала это! — с вызовом сообщила я. — Если бы смелости хватило.

Марк кивнул.

— Если бы я не знала, что потом вечность буду гореть в Аду, пробормотала я.

— Ну что ж, я по-прежнему намерен убить твоего отца, Кейденс. И мне плевать на то что потом я буду вечность гореть в Аду.

Я испуганно округлила глаза.

— Бог может наказывать меня, как ему заблагорассудится. Мне плевать. Можешь считать меня сумасшедшим. Можешь называть собственником или неуравновешенным, да как хочешь. Мне все равно. Я убью любого, кто причинит тебе боль.

Я уставилась на Марка. Челюсть у меня отвисла чуть ли не в буквальном смысле этого слова.

— Но я уважаю и люблю тебя, Кейденс. И если ты скажешь мне не делать этого, я не стану.

— Не надо! — выпалила я. — Я хочу сказать, пожалуйста, не убивай моего отца. — я инстинктивно коснулась рукой глаза. — Он же мой отец.

— Сейчас он не самый лучший отец, — заметил Марк. Он убрал мою руку и едва ощутимо коснулся посиневшей кожи под глазом.

— Я знаю, Марк. Но все равно не хочу, чтобы ты убивал его. Пожалуйста, не делай этого.

— Не буду. Но, если он прикоснется к тебе еще хоть раз, ему несдобровать. И тебе придется позволить мне сделать это, Кейденс. Тебе придется.

Я кивнула. Марк обхватил ладонями мои щеки и притянул мое лицо к своему. И поцеловал меня. Медленно и глубоко.

— Что будем делать? — спросила я, после того, как прервала наш поцелуй.

— На данный момент останемся сидеть на диване. Больше нам ничего делать и не надо.

И почти до обеда я просидела на коленях у Марка. Мы обсуждали наше будущее и меня нисколечко не пугало, что я буду жить отдельно от родителей. Не теперь, когда я знаю, как позаботиться о себе.

Как я буду есть. Где буду спать. Чем заплачу за учебу. Все вещи, о которых подростки никогда не задумываются: страховка, налоги, счета. Я больше не думала обо всем этом.

Я все думала о том, как Марк снова и снова повторял: «Я позабочусь о тебе».

Поэтому я прекратила ждать неминуемого стука в дверь и просто мысленно повторяла это его обещание до тех пор, пока оно прочно не засело в памяти, не стало частью моего мозга, и у меня не осталось иного выбора, как поверить ему. А как только я это сделала, я закрыла глаза. И уснула.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ