Двадцать пятого декабря я появляюсь на пороге маминого дома с чемоданом в руке и звоню в дверь. Свои ключи я оставила в сумочке в отеле. Еще и за вещами потом туда ехать. Не хочется.
От взгляда Харви там, в номере его отца, внутри все будто оборвалось, и сердце никак не успокоится. Почему я вообще должна перед ним оправдываться? Мы с самого начала договорились, что акция временная. Время вышло.
Мама открывает дверь, и из моих глаз мгновенно брызгают слезы. Я будто снова стала маленькой девочкой, отчаянно нуждающейся в материнской защите. Кидаюсь к ней на шею и ною:
— Мама, он такой козел!
Она ничего не отвечает, обнимает и гладит меня по голове. Ждет, когда приступ истерики пройдет. Затем мы пьем чай, и я вываливаю на нее все свои жалобы на партнера. Что мне больше всего нравится в моей мама, так это то, что она никогда не перебивает, не осуждает и не дает советов. Только внимательно слушает и сочувствует. Ей совершенно неважно, права я в сложившейся ситуации или нет, она всегда на моей стороне. Все мои драки и конфликты за долгую историю школьной жизни всегда сопровождались ее поддержкой. Но из-за того, что своего мнения она не говорит, я не уверена, что правильно поступила в данной ситуации и спрашиваю:
— Думаешь, я правильно сделала, что уехала?
— Ты поступила так, как сочла нужным, — ответила она. — Это всегда правильно.
Я успокаиваюсь и иду наверх разбирать вещи. В комнате на меня нападает приступ ностальгии. Обожаю этот дом и свою комнату. И мне страшно, что, почувствовав себя в приятных и привычных условиях, я не найду в себе сил уехать. Глубоко вздыхаю и падаю на кровать. Мой потолок сияет фосфорными звездами. Время прошло, я выросла, но эта комната — все еще моя детская.
Остаток праздников я провожу в постели. От стресса мне все время дико хочется спать. В перерывах между дневными дремами готовлюсь к следующему семестру. Как бы хорошо мне здесь ни было, в университет вернуться все-таки придется. Я выгрызала в нем место зубами и когтями и просто не могу все бросить. Разбитое сердце и нажитые врагини — не повод отодвигать от себя светлое будущее.
Харви не звонит, а я жду. Убеждаю себя, что он мне не нужен и вовсе я не влюбилась, но звонка все равно жду. Так незаметно подкрадывается пятое число.
Занятия начинаются только одиннадцатого, и на назначенный разговор я не являюсь. Он звонит на следующий день. Как и положено обиженной даме, трубку я не беру дважды, а третьего звонка не поступает, и весь день я грызу себя за дурацкие принципы. Под вечер не выдерживаю и скидываю ему сообщение: «Звонил?»
«Где ты?» — тут же приходит ответ.
«Дома во Флориде».
«Скинь адрес, я сейчас приеду».
«Я не готова знакомить тебя с мамой», — пишу я, а в груди бьет отбойный молоток. Еще как готова, но слишком не уверена, что в этом есть смысл. Точнее уверена, что смысла нет.
Харви ничего не пишет. Ответ приходит только на следующее утро:
«Когда ты вернешься ко мне?»
На это сообщение не отвечаю я. То, что в его отель я не вернусь, решено. На досуге я пролистала все объявление о долгосрочной сдаче жилья вблизи университета и нашла очень милую малометражку, которая вполне будет мне по карману, если вечерами я буду подрабатывать в местном ресторане быстрого питания. Резюме туда я тоже отправила. Но за вещами все равно заходить придется. Хотя бы за сумкой, изначально принадлежавшей мне.
В новой квартиренке я устраиваюсь как раз к началу второго семестра. Она тесная и пыльная, кухонный уголок устроился рядом с кроватью, санузел отделен от жилой площади хлипкой занавеской, под раковиной поселились крупные черные тараканы, но зато я здесь полноправная хозяйка. От тараканов можно избавиться, а от осознания, что возлюбленный считает тебя аферисткой — нет.
Харви писал мне еще несколько раз, пару раз звонил, но я так и не смогла ответить. Сама не понимаю от чего, но с каждым днем мне все обиднее, а желание плакать по ночам все сильнее. Я вдруг разом стала в десять раз сентиментальнее и чувствительнее. Похоже, всему виной любовь.
Да, признаться себе в своих чувствах непросто, но отрицать их бессмысленно. Чувства во временных отношениях — это серьезный повод к расставанию. Надо собрать себя в кучу и объясниться с Харви. Так поступают взрослые люди. Но пока я не могу.
Первый день занятий дается мне тяжело. Взгляды моих сестер и их постоянное хихиканье к концу дня доводят меня до слез, и я впервые в жизни закрываюсь в туалетной кабинке, чтобы прореветься. Еще и смутное ощущение постоянного недомогания и тошноты здорово отбирает силы. Я расклеилась. Превратилась в подтаявшее и подтекающее желе, застоявшееся на солнце слишком долго.
Впрочем, Кэндис тоже не выглядит счастливой женщиной на грани замужества, и мне в голову приходит злорадная мысль: ее тоже вышвырнули с праздника Дрейков. Но подтвердить эту догадку мне нечем, и радости она особо не приносит.
После занятий, зареванная и растрепанная я плетусь на остановку общественного транспорта, и вдруг рядом со мной тормозит мерседес Харви Дрейка. Я не останавливаюсь, продолжаю движение. На него не смотрю.
Он выскакивает из машины, в два шага догоняет меня, хватает за руку и резко разворачивает к себе. И в этот миг от резкой тряски, мой желудок внезапно решает выплюнуть на его ботинки мой скудный обед. В глазах моментально темнее, и меня ведет в сторону.
— Извини, — еле выдавливаю я из себя и хватаюсь за плечо Харви. — Я испортила твои ботинки.
Харви сгребает меня в охапку и запихивает на заднее сидение автомобиля. Солнце жарит, в машине нечем дышать, и я чувствую, что меня вот-вот стошнит снова. А Харви берет меня за руку, сжимает и заглядывает в глаза. Я едва его вижу:
— Как ты?
Беспокоится. Действительно переживает за меня. И мне опять хочется плакать.
— Кажется, я залетела, — говорю я. Голос едва прорезается. Других объяснений моего недомогания я не нахожу. Я об этом уже думала. Задержка есть, тошнота есть, слабость тоже есть. Либо я умираю, либо создаю новую жизнь.
Лицо Харви моментально вытягивается, и взгляд меняется с обеспокоенного на разочарованный, даже злой.
— Ты пила таблетки?
— Да, — говорю я.
— И как, по-твоему, это произошло?
Я не отвечаю, выхожу из машины, не дожидаясь, когда картинка в глазах восстановится и хлопаю дверью. Мне-то откуда знать как? Я даже не уверена, что проблема, действительно, существует. Но его реакция красноречиво расставила все точки.