Хозяйка графских развалин

Глава 38

Начинаю думать, что рынки опасны — столько соблазнов!

Лавка с первого взгляда производит впечатление лабиринта с сюрпризами. Стеллажи Составлены так, что образуют петляющие проходы. Как раз тот случай, когда заблудиться в трёх соснах легче лёгкого.

Навстречу мне выплывает… В детских мультфильмах похожим образом рисуют русалок или джинов. Верхняя половина тела человеческая, а вместо ног толстый короткий хвост. Плавников у торговца не было, лампы, над которой он бы парил, тоже. Короткий кончик упирается в пол, и торговец умудряется сохранять вертикальное положение. К какой расе он принадлежит, даже гадать не возьмусь.

Мой вид слишком красноречив, и торговец расплывается в хитрой улыбке:

— Госпожу интересуют диковинки иных миров?

— Только Пангея.

— А как же Кракс?

— Только Пангея, — твёрдо повторяю я.

Торговец кивает и зовёт меня вглубь лабиринта, причём жест он делает третьей рукой, появившейся из-за спины. Наверное, таким и должен быть торговец редкостями.

Меня догоняют Гарет и Бетти. И если Бетти слишком занята кото-кролем, ей не до меня и не до рынка, то Гарет не на шутку встревожен.

— Дани?

— Прости, — извиняюсь я. — Я не права.

— Ты увидела что-то особенное? — смягчается он.

— Господин, у меня тут что ни диковинка, то особенная, — хвастливо влезает торговец и размашисто указывает на стеллажи.

Гарет спокойно кивает, а вот Бетти, забыв и о приличиях, и о фамильяре, слишком пристально косится на хвост.

Не знаю, каких сокровищ я ожидала… Скорее, я гналась за самим фактом, что между моим новым домом и потерянным существует мост, по которому можно пройти.

Вернуться на Землю затея смешная, с какой стороны ни посмотри. У меня новое тело, нет документов, и я не представляю, как их можно получить. Прийти в паспортный стол со словами: "Здравствуйте, я с луны свалилась?". Документы я, может, и получу. Но как быть с корочкой об образовании, работой и деньгами на первое время? Ночевать под мостом или на вокзале, когда здесь у меня целый дом в настоящем графстве? Да и зачем мне в мир, о котором я толком ничего не помню? Вместо цельной картины у меня фрагменты.

Да, мне важно убедиться, что Земля существует, что мир с электричеством, самолётами и эскимо не плод моего воображения. Просто убедиться.

Даже если мне прямо сейчас предложат мост, документы и миллион долларов на обустройство, я… Гарета не оставлю. Незаметно он стал мне очень дорог. Для меня он… моя семья. На языке крутится "любимый мужчина", но столь громкие слова я не произнесу даже мысленно.

— Ваша супруга? — внезапно спрашивает торговец Гарета.

— Да.

— Смею предложить талисман на благополучное рождение ребёнка.

И снимает со стеллажа куклу-неваляшку.

— А?

Голова-шарик задорно моргает с шарика-тела. В то место, где должна быть шея, приделаны маленькие шарики, обозначающие руки. На ноги, естественно, ни намёка.

Торговец кладёт куклу на бок, и, как только убирает ладонь, кукла тотчас поднимается и, покачавшись из стороны в сторону, замирает.

— Заговоры сделаны кудесниками пангейцев, чьё исключительное искусство до сих пор остаётся для нашей Золотой Плеяды, тайной.

Гарет смотрит на неваляшку с недоумением, но абсолютно серьёзно.

— И сколько вы за неё хотите? — спрашивает он.

— Двадцать пять золотых, но вам ради госпожи уступлю за двадцать.

— Обойдёмся, — решаю я.

Сколько у нас денег?

Я бы купила неваляшку как сувенир, как память об утерянном прошлом и одновременно как символ и талисман стойкости, ведь сколько бы куклу ни опрокидывали, она всегда встаёт.

— Как это, госпожа? Я уж решил было, что вы разбираетесь, показал вам сразу лучшее из своей коллекции.

— Вот именно, — фыркаю я. — Я разбираюсь. Это никакой не талисман для женщин в положении. Это игрушка, изготовленная на фабрике массовым способом, — я подхватываю неваляшку, переворачиваю и показываю заводское клеймо. — Никаких заговоров на ней нет и в помине, это игрушка для маленьких детей.

— Госпожа… — торговец смотрит на меня широко распахнутыми глазами.

— Мы спешим. Спасибо за знакомство…

— Госпожа, вы знаете язык Пангеи?

С чего он решил? С того, что я уверенно ткнула в клеймо?

— Шутите? Вы привозите диковинки из мира и не знаете, что населяющие его народы говорят на разных языках? Я не помню точных цифр. Что-то около сотни, не считая мёртвых языков, на которых говорили в прошлом, но по разным причинам перестали.

— О-о-о-о…

— Хорошей торговли, — желаю я и поворачиваюсь, чтобы уйти.

Я убедилась что мост на Землю есть, но он мне не нужен.

— Госпожа, я подарю вам куклу, если вы поможете мне с переводом. Там совсем немного, только взгляните!

Я оглядываюсь на Гарета. Заставлять ждать, когда он волнуется за Бетти — последнее дело. А разделяться не вариант, хотя бы по той причине, что Гарет будет волноваться тогда уже за меня. Он откидывает Бетти внимательным взглядом — ни малейших признаков, что что-то не так. Лишь бы Бетти не свалилась внезапно…

— Посмотри, Дани.

— Спасибо.

— Карточки с заговорами, — торговец выкладывает передо мной три открытки.

— Любезнейший, вас обманули. Это почтовое отправление с пожеланием счастливого нового года, который по местному календарю празднуют с тридцать первого декабря на первое января, и стихотворное поздравление. Это тоже отправление, только поздравление с днём рождения, который у каждого свой, а третье — приглашение на свадебный ритуал.

— Вот как?

— Угу. Если хотите, переведу дословно, много времени, вы правы, не займет.

— Хочу, — соглашается он, не скрывая уныния. Вместо тайных рецептов получил пустышку.

Не понимаю, как я перевожу. Не могу уловить момент, как я переключаюсь с языка на язык, причём новогодняя открытка не как другие две на русском, а на английском.

Я делаю три записи и возвращаю листы торговцу, и он вручает мне обещанный презент — навеляшку.

— Хорошего дня, госпожа. — Буду рад новой встрече.

— И вам хорошего дня, — прощаюсь я, теперь окончательно, и мы втроём, Гарет, Бетти и я, выходим из лавки сокровищ.

Вот теперь с рынком точно всё. Ха, если только Гарет сейчас не заметит что-то особенное для него. Только он без покупки.

К порталу нам, кажется, налево?

Гарет поворачивает налево.

Я стараюсь не отставать и держусь за рукав Гарета. Увы, у него всего две руки, и в одной сцепленные клетки, в другой Бетти, которая пытается на ходу тискать своего кото-кроля, и без твёрдой хватки потеряется. А значит, хоть я продемонстрировала, что тоже ненадёжная, топаю самостоятельно.

Стойко игнорируя зычные призывы, Гарет продвигается к выходу. Я узнаю ориентир — лавку сладостей, которую Бетти высокомерно проигнорировала, а теперь не замечает.

— Сладости нам бы пригодились, — вздыхаю я с лёгким сожаления.

— К чему?

— Они же хранящиеся? Отправить, например, в столицу? Неужели тебе не с кем поддержать отношения? Особенно теперь, когда ты возвращаешь силу?

— Не с кем, — мрачно отрезает Гарет, но к прилавку подходит, за серебрушку, не торгуясь, забирает целый набор из готовых, упакованных в красивую хрустящую бумагу, и прячет в пустую клетку.

Торговка, расплывшись в улыбке, вручает нам с Бетти по большому петушку на палочке. Пока мы благодарим, Гарет отходит в сторону и застывает перед лавкой, на которую я бы никогда не подумала. На вешалках висят глянцево-белые, вероятно, шёлковые рубашки разной длины, от коротких до длинных, в пол.

Чем они могли заинтересовать Гарета, ума не приложу, а он оборачивается ко мне, и выражение глаз у него непривычно беззащитное.

— Да? — что на него нашло?

— До того, как наша семья всё потеряла, пока ещё были живы родители, я мечтал, что у моей жены будет именно такая сорочка.

Гарет не говорит ничего особенного, но я нутром чувствую, что любую мою реакцию он воспримет слишком остро, потому что поделился… сокровенным. Мне, если честно, без разницы, в какой сорочке спать, я вообще пижаму предпочитаю, но если ему будет приятно, я надену хоть белую, хоть полосатую.

Если откровенно, у меня спальные фантазии одеждой не ограничиваются.

Как-нибудь… поделюсь. Но в постели, а не на рынке!

— Тогда она мне точно нужна? — улыбаюсь я.

Почему для Гарета это звучит почти как признание в любви?

Больше не задерживаясь, теперь нагруженные ещё и пакетом с одеждой, мы выходим четырёхугольной приземистой башне, увенчанной портальной площадкой.

В Дом Оти мы возвращаемся раньше, чем планировали, зато у нас как раз есть полтора часа на визит к целительнице.

Бетти, на мой взгляд, чувствует себя прекрасно. И с фамильяров у неё полное взаимопонимание. Кото-кроль спокойно сидит у хозяйки, лишь иногда меняет правое плечо на левое, сбежать не пытается, не кусается, охотно подставляет пузико почесать, мурчит и всячески демонстрирует, что доволен новой жизнью. На настороженные взгляды демонов, чьи лица не скрыты клювоголовыми шлемами, как и хозяйка, не реагирует.

Мы проходим по каменным коридорам, минуем лабиринт из тканевых пологов, проходим ещё один коридор.

Забавно, что став новым родом, мы лишились мрачного конвоя, но, так как Бетти осталась родной по крови, но магически — последней представительницей ветви изгнанников, за ней на небольшом отдалении следует страж,

У входа в обитель целительницы охраны нет, Гарет предупреждающе ударяет костяшками пальцев в скрытый под тканью камень, и откидывает полог.

Для Амелы Кэм-Оти наше появление становится сюрпризом и, по-моему, не самым приятным, она аж пиалу с напитком опускает, так и не сделав глоток. Зато, выслушав, с чем мы к ней пожаловали, шикает на кото-кроля, вознамерившегося то ли прыгнуть в гнездо из подушек, то ли вылакать напиток из пиалы, и мигом уводит Бетти за ширму.

Нам с Гаретом остаётся только устроиться в том самом гнезде и ждать.

— Фью-фью? — подают голос хорьки с вопросительной интонацией. — Фью?

— Сидите, — почему-то мне кажется, что они спрашивают, не выпущу ли я их.

— Тью!

Один из многочисленных пологов слегка сдвигается, и в образовавшуюся щель высовывает нос здешний мальчишка. Я так и не поняла, кто он. То ли слуга, то ли ученик, то ли кандидат в ученики. Уставившись на хорьков полным умиления и восторга взглядом, он высовывает голову целиком.

Неужели гламур продолжает действовать? Тогда почему Гарет равнодушен? Потому что волнуется за сестру?

Осмелев, мальчишка выходит, а, чтобы оправдать свой порыв, бросается собирать посуду. Я наблюдаю, как он уносит чайник и пиалу целительницы и выносит другой, большего размера чайник и две пиалы.

На хорьков он продолжает коситься.

— Смотреть можно, трогать нельзя, — фыркаю я.

— Это же фамильяры, господыня Оттон? — мою реплику он принимает как приглашение к разговору.

— Да.

— Ого…

— Разве их так трудно получить? — удивляюсь я. Нас всё-таки развели и под видом фамильяров вручили неликвид?

— На самом деле, да, господыня. То есть… Я хотел сказать, что фамильяра можно хоть на рынке купить, — мальчишка неосознанно попадает в точку, — но он будет либо бесполезно-слабым, либо несовместимым и выпьет мага. Правильный фамильяр это тот, которого ты призвал и воплотил сам. Но… нам нельзя.

Мальчишка грустно вздыхает, и даже его интерес к хорькам угасает.

— Почему?

— Потому что для священных птиц чужое магическое животное враг, — выдаёт он как само собой разумеющееся.

Хм…

Кажется, у нас намечаются проблемы?

Я бы ещё многое спросила у мальчишки, но из-за ширмы с воплем вылетает Бетти:

— Не отдам! — прижимая кото-кроля к груди, она отскакивает в дальний угол.

— Не глупи, — следом появляется целительница.