Хризолитовый огонь

1

Стоя в наглухо застегнутой куртке с поднятым воротником на холодном ветру в двух шагах от Архангельской башни, Нора пристально смотрит на группу мужчин, занятых обсуждением Очень Важных Вопросов вблизи красной избушки, прикрывающей авант-камеру – место забора воды из Святого озера, – откуда можно попасть в гидросистему Соловецкого монастыря. Вход только для специалистов, никаких экскурсий для любознательных.

Нора слышала, что эта невообразимо древняя, формировавшаяся на протяжении нескольких столетий, сложная и разветвленная система включает аж целых девяносто каналов, многие из которых находятся в аварийном состоянии. И это одна из причин, почему спускаться туда без умения ориентироваться в лабиринте как несущих воду, так и стоящих сухими каналов, и без хорошей спортивной подготовки строжайше запрещено. Один молодец недавно спустился – и вот, пожалуйста, теперь по этому поводу целый консилиум с участием представителей закона, техника-смотрителя, инженера, медика, археолога и бог весть кого еще. Они базарят уже полчаса и никак не могут прийти к консенсусу. Одни не понимают, почему в гидросистему – в буквальном смысле слова под монастырь – должен идти не техник даже, а какой-то архитектор (что он вообще здесь делает?.. зачем его привели?..) в сопровождении полицейских, другие предлагают дождаться прибытия с материка команды спасателей, которых, к слову, никто пока не вызвал, третьи… Нора зевает. Ох уж эти мужчины. Пойти, что ли, внести в диспут свежую струю?

Она подходит как раз в тот момент, когда следователь из УМВД России по городу Архангельску Александр Аверкиев, или, как он сам себя называет, детектив, разъясняет всем недоумевающим, что архитектор Герман Вербицкий участвует в поисково-спасательной операции не как архитектор, а как человек, обладающий способностями к сверхчувственному восприятию, что приглашен он лично им, детективом Аверкиевым, и, поскольку все предыдущие попытки отыскать в подземелье пропавшего человека либо его останки не дали положительного результата, лучше бы всем скептикам заткнуться. Прямо сейчас.

– Сверх… что? – вырывается у одного из местных стражей порядка.

На его широкой честной физиономии написано такое безграничное изумление, что Герман отворачивается, пряча улыбку. Остальные поглядывают кто с подозрением, кто с любопытством. Высокий худой длинноногий Герман, одетый в черные джинсы и темно-серую непромокаемую куртку с черной отделкой по воротнику и карманам, заметно выделяется на общем фоне, привлекает внимание. Впрочем, как всегда.

– Сверхчувственное восприятие, – не скрывая раздражения, повторяет Александр. – Почитай интернет, Миша, в свободное от работы время.

– Он говорит, – переводит участковый уполномоченный Фадеев, – что это парень экстрасенс. – И поворачивается к Аркадию. – Аркадий Петрович, я прав?

После того, как они вместе обнаружили труп в мансарде дома Шульгиных, причисленного к объектам культурного наследия, между ними установилось что-то вроде дружбы. С обязательными поклонами и расшаркиваниями при каждой встрече в поселке.

– Ну, в общем, да, – осторожно отвечает Аркадий. – Затрудняюсь объяснить, Виктор Степанович, как эта штука работает, но она работает.

– Гм. Ну что ж… – В голосе участкового слышится сомнение, но возражать врачу с безупречной профессиональной репутацией он не рискует. – Хуже не будет, я полагаю. Куда уж хуже-то… – Тут он, вероятно, сообразил куда хуже. – Главное сами не сгиньте там. Не заблудитесь.

– Не заблудимся, – подает голос Герман, уставший от всей этой тягомотины. – Я не теряю направление. Никогда.

Александр уже натягивает высоченные, чуть ли не до паха, резиновые сапоги. Кивает Герману, мол, давай, присоединяйся к тем, кто готов бросить вызов всем демонам ада. Тот присоединяется с видимым облегчением. Через пару минут все трое – Герман, Александр и Николай, один из подчиненных Фадеева, – экипированные должным образом, начинают спуск под монастырь.

Подойдя к Норе, Аркадий протягивает ей сигарету.

– Волнуешься?

– Да. – Благодарно кивнув, она прикуривает от его зажигалки. – Я знаю, что вы с ним однажды спускались туда, знаю, что он хорошо ориентируется, но ничего не могу с собой поделать.

– Может, из-за того, что ты понимаешь, они отправились на поиски мертвеца…

– Может быть.

Ветер усиливается. По темным водам Святого озера бежит крупная рябь. Делая неглубокие затяжки и почти не чувствуя вкуса табака, Нора смотрит на воду и старается не слушать разговоры мужчин, расположившихся неподалеку от красной избушки. Где и когда происходило частичное обрушение свода того или иного канала, сколько раз проводились ремонтные работы, по какой причине сейчас перекрыто там и здесь… Одно расстройство.

Но отказать Александру Герман не мог. Слишком многим они ему обязаны. Они – это Аркадий Петрович Шадрин, владелец и управляющий реабилитационного центра, расположенного неподалеку от заброшенного рыболовецкого поселка Новая Сосновка на севере острова, его жена Лера, родная сестра Норы, сама Нора, Герман и Леонид, отец которого, предприниматель Андрей Яковлевич Кольцов, скончавшись месяц назад в доме Шульгиных, избавил их от одной большой проблемы, но наградил взамен целым букетом других. Александр помог им, очень помог. Но не бескорыстно. В обмен на свои услуги он запросил и получил право привлекать Германа к расследованию особо мутных дел, используя его способности… не совсем обычные, скажем так. И сегодня впервые этим правом воспользовался.

– Ничего, – говорит Аркадий успокоительным тоном. – Ничего, Нора. Не волнуйся. Мертвецов он тоже видел предостаточно. И в обморок ни разу не упал.

Не только видел, но и делал, чуть было не сказала Нора. И все равно это не отменяло простого факта, что столкновение со смертью травматично для психики.

Члены экспедиции вышли на поверхность через пятьдесят минут. Первым появился Герман, за ним – Александр. Замыкал шествие сотрудник местной полиции, с которым Нора никогда раньше не пересекалась. Ступив на землю, Герман повернулся к Аркадию и поднял вверх правую руку, средним и указательным пальцем изображая букву «V». Вид у него был так себе.

Неужели получилось?

– Да, мы нашли его, – опережая вопросы, заговорил Александр. – Погодите малость.

Присев на валун, он стаскивал резиновые сапоги. Морщаясь и тяжело дыша. Стоящий за его спиной Герман раскуривал сигарету. Обступившие их мужчины терпеливо ждали.

Нора подошла поближе. Почувствовав на себе ее взгляд, Герман кивнул со слабой улыбкой, откашлялся и хрипло произнес:

– Помнишь ту классную книгу про вампиров? Где обдолбанный ветеран вьетнамской войны говорит мальчику и полицейскому, которых чуть было не накрыла песчаная буря: «Тут наверху нехорошие флюиды. Так-то, парни. Совсем, совсем нехорошие флюиды! Давайте спустимся на нижний этаж».[1] Так вот, дорогая, у нас все то же самое, только наоборот. Нехорошие флюиды не наверху, а внизу. Там внизу, да. Совсем, совсем нехорошие флюиды. Я рад, что поднялся на верхний этаж.

Участковый уполномоченный Фадеев озадаченно нахмурился. Остальные уставились на Германа так, будто он внезапно спятил у них на глазах. Нора вздохнула. Она видела ясно, что руки у него дрожат, а на висках, несмотря на прохладную погоду, поблескивают капельки пота. И значит, там внизу действительно очень нехорошие флюиды.

Между тем Александр взял у техника-смотрителя карту и красным фломастером нарисовал жирный крест в том месте, где завершились поиски.

– Герман!

– Да. – Тот смял окурок, аккуратно завернул в бумажную салфетку и спрятал в карман джинсов. Постучал ногтем по карте. – Смотрите. Вот за этой стеной – пустота. Она видна через проломы, если посветить фонарем. Не знаю что это, пещера или тоннель, но именно там находится наш парень. Чтобы его вытащить, нужно разгрести небольшой завал. Похоже, некоторое время тому назад дыра имела приличные размеры, и, обнаружив ее, он смог через нее пролезть. Однако его активность привела к выпадению нескольких валунов из свода и обрушению части стены, в результате чего вместо одной большой дыры образовались три маленьких. Пролезть через которые было уже нельзя.

Минуту все переваривали услышанное.

– Но там же не было никакой пустоты, – растерянно вымолвил наконец археолог, глядя на место, помеченное красным крестом.

– Значит, теперь есть.

– Вы уверены? – Это спросил техник-смотритель.

– Да. Мы посветили фонарем.

– А человек? Его вы видели?

– Нет.

– Но утверждаете, что он там.

– Да.

– Откуда вам это известно?

Герман пожал плечами.

– Он жив? – поинтересовался Аркадий.

– Точно сказать не могу.

Тут все заговорили разом, перебивая друг друга, и Нора перестала что-либо понимать. Пока Герман снимал резиновые сапоги и зашнуровывал свои старенькие кроссовки, она приблизилась со спины к Александру и шепнула ему на ухо:

– Он тебе еще нужен? Я имею в виду здесь и сейчас. Или мы можем ехать?

– Э… да. Извини. – Бросив быстрый взгляд на Германа, Александр слегка нахмурился. – Конечно. Ему надо отдохнуть. Только пусть остается на связи, ладно?

– Ладно.

Она вернулась к Герману, который уже встал с валуна и отряхнул джинсы.

– Саша сказал, можно ехать домой. Ну, или пройдемся немного, если хочешь. Или заглянем в «Кают-компанию» выпить по чашечке кофе.

– Пройдемся, да. До мельницы.

Вблизи его лицо казалось совершенно изможденным. Но глаза горели фанатичным огнем.

– Через Архангельские ворота?

– Ага.

Он хотел осмотреть сверху нечто, завладевшее его вниманием внизу. Может, и не то самое место, где угодил в ловушку незадачливый исследователь, но наверняка связанное с ним.

Когда его торкало вот так, он забывал обо всем на свете, в том числе о приличиях. Забыл и сейчас. Просто повернулся спиной к почтенному собранию и, не прощаясь, легкой и скорой походкой двинулся прочь. Мило улыбнувшись, Нора проворковала «до свидания», ни к кому в особенности не обращаясь, и кинулась догонять своего эксцентричного возлюбленного.

Он был уже около мельницы, напротив Белой башни. Внутри, на территории монастыря.

– Вот здесь, – услышала Нора его бормотание, – мы прошли под стеной. Вылезли через мельницу и залезли обратно через другой вход.

– В каком состоянии Мельничный канал?

– Кирпичные своды выглядят надежными, валунная же кладка – просто караул. – Герман сокрушенно покачал головой. – Валуны выпадают, как гнилые зубы, и в просветах между уцелевшими виднеется порода.

– Размыв грунта?

– Да. И не только в Мельничном.

– Почему же их не реставрируют?

– Реставрируют. Но не так быстро, как хотелось бы.

Окинув взглядом двухэтажное здание мельницы, Нора, как всегда, залюбовалась этим хватающим за душу северным минимализмом. Обычные, казалось бы, стены из красного кирпича, арочные галереи, с которых осыпалась почти вся штукатурка, из-за чего они стали пестрыми, красно-белыми. Серебристо-серые, как повсюду на Соловках, узкие доски двускатной кровли. Вроде обычные. Но глаз не отвести.

На траве справа от двери лежали пять больших каменных колес с отверстиями посередине, в которых Нора после некоторых раздумий признала мельничные жернова. Ну конечно! Это же мельница, причем водяная.

Ее разобрало любопытство.

– Что это за камень? – спросила она, присаживаясь на корточки и трогая пальцем край одного из колес. – Гранит?

– Да, – кратко ответил Герман.

Открыв карманный блокнот, он что-то быстро рисовал или чертил простым карандашом, держа его в левой руке. На ее памяти он только обеденную ложку держал в правой руке. И зубную щетку. Нож – по ситуации. Нора видела его метающим ножи с обеих рук, как настоящий профессионал, но предпочитал он это делать опять-таки с левой.

– Ты сказал, вы вылезли через мельницу и залезли обратно. А можно посмотреть на это место? Отведешь меня?

– Пойдем, если хочешь. – Он захлопнул блокнот и вместе с карандашом убрал во внутренний карман куртки. – Но в канал я тебя не пущу, так и знай.

– А заглянуть позволишь?

– Только одним глазком, моя радость. Только одним глазком!

Изнутри каменные стены и своды казались еще более облупленными, чем снаружи, но производили, несмотря ни на что, впечатление твердыни, способной простоять века. Еще много веков.

Из одного в помещения в другое нужно было переходить по современным деревянным лестницам и горизонтальным настилам с высокими перилами. Нора пожалела, что не заглядывала сюда раньше. Сохранившиеся в первозданном виде мельничные механизмы живописно заржавели и так и просились в объектив фотоаппарата.

– Вот здесь, – Герман показал пальцем, – стояло водяное колесо.

– Где же канал?

– Иди за мной.

Друг за другом они спустились по лестнице, повернули направо…

…здесь.

Наконец-то и ей удалось заглянуть в жутковатый зев узкого темного подземного канала, стены которого были сложены из валунов самых разных форм и размеров, а дно скрывалось под черной водой. Герман светил туда фонариком своего смартфона.

Нора втянула воздух через нос и задержала дыхание. Не сказать, что запах был тяжелый или противный, но даже с закрытыми глазами она смогла бы определить, что находится у входа в подземелье, причем сырое.

– Как там дышится? Нормально?

– Вполне. Все каналы под монастырем проложены на глубине примерно двух метров. Это не очень глубоко. Вентиляция работает исправно. – Герман немного помолчал, вглядываясь во тьму каменной кишки, потревоженную слабым светом фонарика. – Сейчас Мельничный перекрыт. Дальше шлюз.

– Шлюз? – удивилась Нора. – Забавно. В смысле… мне это в голову не приходило.

В самом деле, последние два часа воображение рисовало ей окруженный циклопическими стенами Соловецкий монастырь в виде древнего монстра, спящего беспробудным волшебным сном. Монстра, в чьи чудовищные внутренности рискнули заглянуть они с Германом, два дерзких человечка. А еще раньше другие дерзкие человечки, поодиночке и группами, не только заглядывали, но и спускались в его необъятную утробу, бродили по кишкам-каналам, и некоторых он успешно переварил. Не выходя из спячки.

Да-да, именно так она все себе и представляла. И вдруг один из дерзких и чудом уцелевших путешественников по чреву бесцеремонно разрушает эту иллюзию, сообщая сухим лекторским тоном, что система каналов включает целый комплекс гидротехнических сооружений, который усложнялся и совершенствовался на протяжении столетий, начиная с правления игумена Филиппа. Его использовали и для снабжения монастыря водой, и для регулирования уровня вод Святого озера, ведь монастырь расположен на перешейке между Святым озером и бухтой Благополучия, и перепад составляет около девяти метров. За счет перепада уровня воды обеспечивалась работа мельницы, бани, сукновальной машины, лесозавода, кожевенного производства, гидроэлектростанции и прочих хозяйственных служб. Окончательно водоканальный комплекс сформировался на рубеже XIX–XX веков. Вот вам и спящий монстр.

– Неужели ты и под землей думал только об этих технических штучках?

– Я о них не думал, я о них помнил. Когда идешь в подобное место, лучше представлять с чем там можешь столкнуться. Хотя бы приблизительно.

– Но тебе было страшно? Несмотря на то, что ты представлял.

Герман тихонько фыркнул.

– Ах вон куда ты клонишь! Было, конечно. Я же знал, в каком состоянии находятся каналы, и понимал, что каждый, кто спускается туда, рискует жизнью, будь то специалист или праздный болван.

– Помнится, однажды вы с Аркадием Петровичем побывали там в качестве праздных болванов, – заметила Нора.

– Да, – вздохнул Герман, впрочем, без малейших признаков раскаяния. – Нет предела человеческой глупости!

Некоторое время они молча разглядывали вход в убегающий под территорию монастыря, наполовину затопленный тоннель.

– Здесь глубоко? – спросила Нора.

– Довольно глубоко, да. И не только здесь. В некоторых местах нам приходилось передвигаться над водой на шпагате, как чертовым каскадерам. – Герман усмехнулся. – Жаль, ты этого не видела. Тебе бы понравилось.

– Не чертыхайся, пожалуйста.

– Чувствуешь близость ада?

– Вроде того.

– Тогда давай наверх. Я хочу еще прогуляться до Поваренных ворот, прежде чем двигать в Новую Сосновку.

Медленно они обогнули церковь святого Филиппа, на мгновение замерли перед великолепием Спасо-Преображенского собора, свернули налево и по длинной крытой галерее, соединяющей все строения монастыря, направились к Успенской церкви с Трапезной палатой.

Здесь, на галерее, с реставрацией все в порядке: толстый слой свежей штукатурки покрывает каменные стены, деревянные балки перекрытия и кровля из теса выглядят так, будто только что прибыли из магазина «Леруа Мерлен». Реставрационные работы ведутся чуть ли не на всей территории монастыря. Рабочие в ярко-синих комбинезонах и оранжевых касках деловито снуют между сложенных во дворе балок, досок, кирпичей и прочим строительным материалом. Первым делом в порядок приводится то, что интересно туристам. Это ясно. Но что если в один прекрасный день очередная группа зевак провалится в преисподнюю вместе с гидом?

– Для реставрации гидросистемы требуются специалисты другого уровня, – читая ее мысли, пробормотал Герман. – И деньги, много денег.

– Это я понимаю.

Вот и комплекс Успенской церкви с Трапезной палатой. Белые стены церкви. Серебристые главки, покрытые лемехом. И дальше, почти возле самой внешней стены, такие же скромные обшарпанные строения, как оставшаяся позади мельница. Одно из них – здание общей трапезы, другое – просфорный корпус. За зданием общей трапезы виднеется Поваренная башня.

Герман долго бродил вокруг церкви, разглядывая землю и основания стен. Нора терпеливо следовала за ним. Знала по опыту, что в такие минуты его лучше не отвлекать, тем более не поторапливать. Рано или поздно у него возникнет потребность поделиться своими соображениями – Герман был из тех, кому лучше думается в режиме диалога, – и он расскажет все сам.

Так и случилось. Остановившись возле огороженной – чисто символически, при помощи деревянных колышков и веревок с флажками, – территории, где проводились археологические раскопки, Герман спросил:

– Знаешь, что это такое?

– Археологическая зона. – Нора улыбнулась. – Ваш капитан Очевидность.

– Три года назад здесь был обнаружен колодец, заброшенный, судя по всему, после сильного пожара. И фрагмент канала, являющегося частью неизвестной ранее древней водопроводной системы.

– Еще одной?

– Поскольку колодец расположен неподалеку от трапезной, можно предположить, что неизвестный водопровод служил для снабжения обитателей монастыря пресной водой. – Герман перешагнул через натянутую между колышками веревку и присел на корточки перед одним из шурфов[2]. – Другие фрагменты этого водопровода были найдены при уточнении трассы Поваренного канала.

Нора осталась на прежнем месте. Она не очень понимала, что там можно увидеть интересного, в этой квадратной яме, и не испытывала ни малейшего желания лезть туда по раскисшей после дождя земле. Герман же не успокоился, пока не обошел все ближайшие шурфы, то и дело оглядываясь на стены монастыря, шаря глазами по земле и делая пометки в блокноте.

Сощуренные зеленые глаза под росчерком черных бровей. Темная прядь волос, занавесившая лоб. Ровный, чуть длинноватый нос с тонкой переносицей. Впалые щеки, модельные скулы, превосходно очерченный рот. Она смотрела на него, как зачарованная. Смотрела и не могла насмотреться. Как получается, что из некоторых младенцев вырастают такие мужчины? Такие… такие… ох. Почему Господь Бог допускает это?

Наконец он спрятал блокнот в карман, зевнул, потянулся и, обернувшись, мягко произнес:

– Ну вот, я закончил. Извини, что так долго. Устала?

– Немного.

– Хочешь кофе?

– Теперь уже лучше домой. Как раз к ужину доберемся.

По дороге домой, в Новую Сосновку, поговорить не удалось, потому что передвигались они на мотоцикле. Улица Северная – прочь, прочь из поселка! – затем небольшой загзаг близ поворота на Тамарин причал и дальше грунтовка, прямая и ровная, будто прочерченная по линейке от Макарьевской пустыни с Ботаническим садом до Свято-Вознесенского скита на Секирной горе.

Дорога шла через лес, поэтому, несмотря на утренний дождь, осталась сухой, сомкнувшиеся над ней густые кроны деревьев образовали природную крытую галерею. Герман вел «ямаху» с уверенностью, которая всегда восхищала Нору в нем. За что бы он ни брался, казалось, ему даже в голову не приходит мысль о возможной неудаче. Нора легко могла представить его за штурвалом самолета или даже… в танке, в подводной лодке, в космическом корабле! Почему нет? Он просто посмотрел бы на все это со своим обычным сдержанным любопытством, сел и поехал. А свидетели происшествия еще долго вспоминали бы его со словами «ну и псих!»

За ужином к ним присоединился Леонид. Нора подозревала, что Герман потому и предложил ей поужинать в общей столовой – в Белом доме, где им всегда были рады, в присутствии хозяев, Леонид не позволил бы себе такой откровенности, какая требовалась сейчас Герману. А может, и вовсе не пошел бы туда. Он неплохо ладил с Лерой, но с Аркадием старался не контактировать без нужды.

– Ты хочешь сказать, что под монастырем, помимо всех этих известных и нанесенных на карту каналов, есть неизвестные каналы или тоннели, ведущие к древним, еще не открытым, подземным пещерам и лабиринтам? – выслушав рассказ Германа, тихо спросил Леонид. Они сидели друг против друга за столом, где на белых тарелках с голубым узором по краю остывала жареная рыба с картофельным пюре, и смотрели друг другу в глаза. – Пещерам и лабиринтам, имеющим… не совсем естественное происхождение?

– Да, – подтвердил Герман. – Я допускаю такую возможность.

– Ну и ну.

– Ешьте, пожалуйста, – жалобно сказала Нора, воспользовавшись паузой. – Я чувствую себя ужасно глупо, сидя над пустой тарелкой. Рыба, кстати, фантастически вкусная, как всегда у Зинаиды.

– Возьми себе добавки, – посоветовал Леонид.

– Ни в коем случае! – запротестовал Герман. В его зеленых, как незрелый крыжовник, глазах вспыхнул ужас. – Это может войти у тебя в привычку, дорогая, и мы очень быстро окажемся в разных весовых категориях.

– Вот нахал.

Леонид, скаля зубы в довольной ухмылке, откинулся на спинку стула. Взгляд его серых глаз с золотистой короной на радужке скользнул по залу, на миг задержался на чем-то или на ком-то – причем выражение довольства на лице сменилось растерянностью с примесью досады, как будто он внезапно вспомнил о проблеме, которую никак не мог решить, – и вновь уперся в Германа.

– Кто там? – осведомился тот, ковыряя вилкой рыбу.

Он сидел спиной к публике, что свидетельствовало об усталости, физической и психологической.

– Да эта новенькая. Рыжая.

– И что же она делает?

– Смотрит на тебя.

– Не надо врать, Ленечка, – вмешалась Нора. – Всем давно известно, что смотрит она только на тебя.

– Надеюсь, – вздохнул Леонид, – рано или поздно кто-нибудь расскажет ей, что я за тип.

– И это подогреет ее интерес.

– Думаю, – сказал Герман с набитым ртом, – к настоящему моменту ей уже рассказали о тебе такое, чего ты сам о себе не знаешь, мой король.

Мой король…

Да, так. Король и друид. Их удивительная дружба имела мифологическую подоплеку, и оба как нельзя лучше соответствовали этим ролям. Солнечный герой Леонид, после смерти отца унаследовавший поистине королевское состояние, но оставшийся жить на ферме доктора Шадрина, как попросту называли реабилитационный центр в Новой Сосновке, и мрачноватый сенситив[3] Герман, в чьей необычной внешности и впрямь было нечто демоническое или шаманское.

– И все же она смотрит на меня. – Леонид вздохнул еще раз и отправил в рот помидорку. – Обалдеть.

– Если девочка хочет секса, отказывать ей жестоко, – заметила Нора.

– Я бы сказал, форменное свинство, – поддержал ее Герман.

– Ну вот, налетели стервятники! – Сердито фыркнув, Леонид принялся за еду. Прервался на минуту. Ткнул вилкой в сторону Германа. – Ты хочешь, чтобы я пошел туда с тобой? В тот канал, где вы обнаружили пещеру за дырявой стеной.

– Я не знаю что там, пещера или тоннель.

– Неважно.

– Да, я хочу, чтобы ты на это посмотрел.

– А я? – встрепенулась Нора. – Никто не хочет, чтобы я на это посмотрела?

Герман молча жевал, как будто не слышал вопроса. Протянув руку, Нора ущипнула его за костлявый бок. Дернувшись, он возмущенно уставился на нее своими зелеными глазищами.

– Ты в своем уме, женщина? Хочешь, чтобы я подавился и умер на твоих глазах?

– Хочу, чтобы ты не исключал меня из своих планов.

– Тебе будет поручено самое ответственное задание. Должен же кто-то остаться наверху, чтобы, обладая исчерпывающей информацией о наших передвижениях, в случае чего закричать «караул».

– Почему именно я?

– Потому что поставить в известность Леру, или Кира, или еще кого-нибудь из более-менее вменяемых соплеменников – все равно что поставить в известность Аркадия. И обречь себя на нескончаемые дебаты о правах и обязанностях тех, кто проживает на его территории.

– В любом случае нам придется дождаться окончания поисково-спасательных работ, – примирительно сказал Леонид, к которому вернулось хорошее настроение. – Как думаете, сколько ребята провозятся?

– Смотря какие ребята, – пожал плечами Герман. – Некоторые голосовали за то, чтобы вызвать с материка спасательный отряд МЧС, а до его прибытия сидеть сложа руки.

– Идиоты, – потрясенно промолвил Леонид. – Хотя… – Немного помолчал, глядя в сторону. – Он же все равно мертв, этот парень, верно?

– Да. Я им не сказал.

– Почему?

– Не почему, а зачем. Чтобы заставить их шевелиться.

– Как это на тебя похоже! – Теперь взгляд Леонида был устремлен ему в лицо. – Сашка видел это место? Он был там с тобой?

– Был. По его словам, у него возникло необоснованное подозрение… точнее, ощущение… что за стеной находятся тоннели, ведущие далеко и глубоко.

– А у тебя такого ощущения не возникло?

– Не совсем такое, но…

Герман сделал неопределенный жест рукой.

– Говори, – шепотом попросил Леонид.

Его неправдоподобно красивое лицо с четкими, правильными чертами – как в альбомах по искусству Древней Греции – застыло и побледнело, словно его заранее пугали слова, которые Герман собирался произнести.

Однажды, во время вечерних посиделок с сестрой, Лера открыла изображение Аполлона Бельведерского и слегка усмехнулась: «Иногда я думаю, что Леохар во сне совершил прыжок в будущее, увидел нашего Леньку и, проснувшись, отлил из бронзы своего знаменитого Аполлона. По образу и подобию, так сказать». Леонид ей нравился. Молоденькие обитательницы фермы втайне вздыхали по красавчику блондину, но зная его мерзкий характер, штурмовать остерегались. Своенравный, язвительный, резкий, часто грубый и абсолютно бесстрашный, он мог размазать человека по стенке и не заметить. За все время пребывания на ферме он осчастливил своим вниманием только одну особу женского пола, однако роман их был недолгим, если это вообще можно назвать романом… скорее схваткой двух монстров. Почувствовав в себе силы вернуться в большой мир, Надежда уехала. Сейчас она жила в Архангельске и работала там же, в сервисном центре Соломбальского машиностроительного завода. «Давно пора, – высказался Леонид после того, как Лера сообщила ему о счастливых переменах в судьбе его подруги. – Надеюсь, мы ее больше не увидим. Во всяком случае здесь».

Отодвинув пустую тарелку, Герман полез в карман за сигаретами. Опомнился. Скорчил недовольную гримасу и, глубоко вздохнув, заговорил:

– Если бы мы были внутри фантастического триллера, я бы сказал, что в этих катакомбах обитает древнее зло.

– Древнее зло, – завороженно повторил Леонид.

А Нора почувствовала, как вдоль позвоночника прошла колючая дрожь.

– Возможно, их использовали для отправления обрядов.

– Приносили человеческие жертвы?

– Да, там проливалась жертвенная кровь. В этом я не сомневаюсь.

С учетом того, что Соловецкий монастырь стоял на фундаменте древнего языческого святилища, пролитие жертвенной крови не представлялось таким уж невероятным.

– Интересно, это происходило только в древности или…

– Мужской монастырь. – Герман прищелкнул языком. – От них можно ожидать чего угодно.

– Монахи? – усомнилась Нора.

– Монахи или не монахи, они прежде всего мужчины. Существа, по природе своей агрессивные. Заметь, я никого не обвиняю, я лишь призываю не мыслить стереотипами.

– Природа – упрямая штука, – лицемерно вздохнул Леонид. – Гонишь ее в дверь, она лезет в окно. – Он отодвинул стул и встал. – Я схожу за чаем, заодно отнесу грязную посуду.

– Я помогу. – Нора передала ему поднос. В четыре руки они быстро загрузили его тарелками. – Поблагодари Зиночку за рыбу. И попроси немного меда, ладно? Она знает, что чай с сахаром я не пью.

Воспользовавшись его отсутствием, Герман развернулся вместе со стулом и ожидаемо привлек внимание новенькой, которая давно уже покончила с ужином и оставалась на месте лишь потому, что оттуда было удобно наблюдать за Леонидом и компанией. Развернулся и поманил ее рукой. Девушка, опять же вполне ожидаемо, сделала большие глаза. Вопросительно ткнула себя в грудь, мол, вы это ко мне? Герман кивнул.

Чуть помедлив, она поднялась, в результате чего стал виден довольно высокий рост, откинула за плечо прядь волос и с независимым видом направилась к столу Германа, Леонида и Норы. Волосы у нее были медно-рыжие, густые и блестящие. И длинные, почти до середины спины.

– Прошу. – Герман указал на свободное место. – Мы ведь еще не знакомы?

– Ну, – кривовато усмехнулась рыжая, – я знаю, как вас всех зовут, мне сказали девчонки, но лично мы не знакомы, ты прав.

Она жутко нервничала – дрожащие руки, искусанная нижняя губа, – а может, это были побочные эффекты курса лечения, который она прошла, прежде чем стать полноправным членом общины. Здесь ведь никто не оказывался просто так. Никто, кроме Германа. У него ни алкогольной, ни наркотической зависимости не было никогда. Зависимость была у Аполлона, которого он привез аж из самой Москвы.

– Расслабься, – негромко произнес Герман, наблюдая за ней из-под полуприкрытых век. – Все в порядке.

Леонид уже возвращался с подносом, заставленным кружками с дымящимся чаем и керамическими плошками с пряниками и баранками. Мед для Норы приехал в маленькой пузатой стеклянной баночке с завинчивающейся крышкой.

– Привет, – как ни в чем не бывало обратился он к рыжей. – Чай будешь?

– Привет, – ответила она хрипло. – Буду. Спасибо.

– Мы тут знакомимся, – пояснил Герман.

– И как? – приподнял брови Леонид, разгружая поднос. – Успешно?

– Ээ…

– Рита, – представилась рыжая.

И отчаянно улыбнулась, глядя ему в лицо. Он кивнул.

– Хорошее имя. Кто-нибудь называл тебя Марго?

– Нет.

– Удивительно.

– Можешь называть. Если хочешь.

Герман тихонько кашлянул, и Леонид бросил на него быстрый взгляд исподлобья. Рита это заметила.

– Твой друг говорит, все в порядке.

– Да? Ну, значит, так и есть. Сейчас принесу тебе чай… Нора, на кухне праздник из-за того, что ты похвалила рыбу. Может, по этому случаю нам разрешат здесь покурить, уже десятый час.

В половине десятого, когда почти все обитатели Первого корпуса заканчивали ужин и расходились кто куда, Зинаида разрешала своим припозднившимся любимчикам выкурить по сигаретке за чаем или кофе. Но только по одной!

Нора любила эти часы. Убавить освещение, задернуть поплотнее тяжелые шторы, сдвинуть два стола – и вот мы имеем уютное местечко, вполне пригодное для увлекательных бесед. Освещение убавили без их участия, выключив все лампочки в панелях подвесного потолка и оставив включенными только настенные бра с круглыми матовыми плафонами. Вернувшийся с кухни Леонид закатал рукава и, демонстрируя великолепные мускулы предплечий, ловко сдвинул столы, чтобы все разместились с комфортом. Зинаида, конечно же, не отпустила его с одним только чаем для Риты и опять заставила поднос всякой вкуснятиной, как будто они собирались сидеть здесь до утра.

– Мы их задерживаем, – сказала Рита, глядя на мармелад и пряники. – Дежурных по кухне.

– Им все равно еще посуду мыть, – успокоила ее Нора. – Это час как минимум. Ты куришь?.. Герман, передай, пожалуйста, дамам пепельницу. И зажигалку. И сигареты.

Некоторое время все молча курили, прихлебывая чай и угощаясь сладостями. Чувствуя на себе любопытные взгляды соседей по общежитию, задержавшихся против обыкновения в обеденном зале. Ну еще бы, разве можно пропустить такой спектакль! Новенькой заинтересовались местные аристократы, и сегодня вечером решится ее судьба. Понимает ли она, что происходит? Вряд ли.

Не сказать, что на ферме процветал произвол «старичков» – после отъезда Надежды, которая долгое время верховодила на женской половине, все вздохнули свободно, – однако местная община жила по тем же законам, что и любая другая социальная группа, и в ней были свои альфы, беты, гаммы и прочие, взаимодействующие друг с другом довольно предсказуемым образом, в соответствии со своим текущим статусом. Изолированность от внешнего мира усугубляла положение. С другой стороны, она же была и благом: на ферме, в условиях регулярных физических нагрузок и при полном отсутствии искушений, выздоровление протекало гораздо быстрее, чем в специализированных клиниках больших городов.

Герман давно имел высокий ранг, подкрепленный уважением доктора Шадрина и любовью Леры, и когда бывший альфа Николай Кондратьев решил подвинуть его при помощи грубой физической силы, сумел дать ему и его прихвостням достойный отпор. Леонид тоже выстоял в битвах с двумя местными богатырями, и его способность входить в состояние берсерка начисто отбила у остальных охоту мериться с ним силой.

– Освоилась здесь? – спросила Нора, чтобы Рита не подумала, что их стесняет ее присутствие. – Или пока не очень?

– Не очень. – Глубоко вздохнув, рыжая стряхнула пепел с кончика сигареты. Покосилась на Леонида, который в это же самое время поднял голову и устремил на нее внимательный взгляд. – Девчонки хорошо ко мне относятся, но… я не хочу рассказывать о себе. Пока не хочу. И не умею болтать обо всем и ни о чем. Поэтому трудно. И еще. – Она покусала губу, и без того чуть припухшую. – Я уже в порядке… почти в порядке, но… мне все время хочется вмазаться. Извините.

– Героин? – улыбкой манекена улыбнулся Леонид.

Рыжая кивнула.

– Ты меня понимаешь?

– Понимаю.

– У тебя это прошло?

– Желание вмазаться? – Он покачал головой. – Нет.

– Что же делать?

Затаив дыхание, она ждала ответа. Леонид на миг прикрыл глаза.

– Учиться с этим жить. С желанием, которое никогда не будет удовлетворено.

– Ты научился?

– Надеюсь.

– Ни одного срыва?

– Ни одного.

Они сидели, не двигаясь, и молча смотрели друг на друга. Неужели короля пробрало?

– Это правда, – заметил Герман, вытряхивая из пачки еще одну сигарету. – Док считает, что у него железная воля. – Откинулся на спинку стула и, щелкнув зажигалкой, элегантно прикурил. – Я с ним полностью согласен.

Рита повернулась в его сторону.

– А у тебя? Тоже ни одного срыва?

– Я не джанки[4], Марго. И никогда им не был.

Ее голубые глаза расширились от удивления.

– Ни разу не пускал по венам?

– Да пускал он, – ответил ей Леонид, – и не один раз. Но не подсел. Такой счастливый метаболизм.

– Или тоже воля? Железная.

– Нет-нет, – решительно запротестовал Герман, – попрошу не вносить меня в список героев. Я самый обыкновенный человек. Закомплексованный, вздорный, непоследовательный, пораженный тяжкой формой мании величия…

– Легче, Герман, легче, – посмеиваясь, сказала Нора. – Ведь девочка может подумать, что ты это всерьез.

– А что из сказанного, по-твоему, не соответствует действительности? – осведомился Герман.

Сидя в непринужденной позе, он слегка щурился от дыма, поднимающегося с кончика сигареты. Приглушенный свет смягчил резкие черты его лица, сделав их размытыми, точно на акварели. Рубашка цвета хаки подчеркивала зелень глаз.

– Да только мания величия и соответствует!

– Ты слишком добра ко мне, дорогая.

– А тебе хочется строгости и жесткости?

– О, я помню предостережение китайских мудрецов!

– Какое еще предостережение? – удивленно нахмурилась Нора.

– Бойтесь своих желаний, – подсказал Леонид.

– Так значит, строгости и жесткости тебе все же хочется? – промурлыкала Нора, щекоча кончиками ногтей его запястье. – Но ты боишься в этом признаться. Я права?

– Какая настойчивость! Среди твоих предков случайно не было инквизиторов?

Слушая их перепалку, Рита улыбалась. Уже почти как нормальный человек. Только пальцы нервно теребили горловину футболки василькового цвета.

Нора попыталась взглянуть на все вокруг ее глазами. Глазами человека, попавшего сюда не так давно и еще не успевшего прижиться и привыкнуть. Эти шторы с бахромой, вазочки, скатерочки – душераздирающее зрелище, если вдуматься. Нарочитый уют. Избыточный. Пародия на домашний, вот что… Отвлекающий маневр. Давайте забудем о том, что привело нас сюда, давайте сыграем в игру «мы в фешенебельном отеле». Судя по тому, каким смятенным время от времени становился взгляд Риты – смятение с оттенком отвращения, – примерно такие мысли ее и посещали. Что было в общем понятно. И только болтовня новых знакомых ее немного расслабила.

– Так что, Герман, ты собираешься делать признание?

– Нет. Мне не позволяет природная скромность.

– Черт, иногда я жалею, что среди моих предков не было инквизиторов…

Через полчаса Катерина, помощница Зинаиды, выглянув из кухни, намекнула им, что пора закругляться.

– Марго, ты должна быстро принять решение, – понизив голос, проговорил Леонид. – К тебе или ко мне?

Рита поперхнулась последним глотком чая.

– Смелее, смелее! – Он смотрел на нее в упор. – Жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на всякие идиотские ритуалы. Особенно в нашем случае.

Она торопливо кивнула. Вытерла рот салфеткой.

– Наверное, лучше к тебе.

– Правильное решение. – Не спуская с нее глаз, Леонид начал подниматься с места. Он был очень красив в эту минуту, охваченный желанием. – Потом я провожу тебя, чтобы ни один шакал не посмел тявкнуть.

– Спасибо, – пробормотала Рита, вставая вслед за ним.

Обойдя стол, он взял ее за руку.

– Пойдем. Не думай ни о чем плохом.

Сидя без движения, без звука, Нора и Герман провожали их глазами.

Девчонка ниже Леонида всего на полголовы. Худая, но не бесформенная. Круглые ягодицы, туго обтянутые джинсовой тканью, соблазнительно перекатываются при ходьбе. Длинные ноги. Тонкая талия. Мысленно Нора пожелала Леониду всяческих успехов.

Почти от самой двери он неожиданно обернулся и, глядя на Германа, произнес:

– Мой ответ: да. Я пойду с тобой. Дай знать, когда будет пора.

– Ну вот, – прошептал Герман, когда они исчезли за дверью. – Завтра у нее уже не будут дрожать руки.

– Согласна.

Что бы ни говорил теперь Леонид о своей любовной связи с Надеждой, готовность выйти за ворота фермы и зажить полноценной жизнью появилась у ее именно благодаря этой связи, тут двух мнений быть не могло.

День выдался холодный, вечер еще холоднее, поэтому прогулку по территории пришлось сократить.

– Три раза вокруг корпуса.

– Один раз! Смотри, у меня пар идет изо рта. У тебя, кстати, тоже.

– Ладно. Два раза и домой.

Обойти неспешным шагом длинное двухэтажное здание Первого корпуса, которое в плохую минуту его обитатели называли Бараком, меньше чем за пятнадцать минут не удастся. А если дважды…

Произведя в уме эти несложные вычисления, Нора набирает побольше воздуха для решительного протеста, но Герман, быстро наклонившись, целует ее и шепчет:

– Я хочу попросить кое о чем, когда придем домой. Сделаешь?

– Ну, если моя природная скромность позволит…

Фыркнув, он запускает руку ей под свитер и щиплет за ребро.

– Хулиган!

– Ехидна!

Домой – это в пятнадцатиметровую комнату на втором этаже в самом конце левого крыла, куда можно попасть только через библиотеку. Раньше там хранились газеты, журналы и книги, не пользующиеся спросом у подопечных доктора Шадрина, а теперь стоят две кровати с простыми деревянными спинками, две тумбочки, большое квадратное кресло, низкий журнальный столик и обшарпанный платяной шкаф. Как сказала Лера, с миру по нитке.

До того, как отношения Норы и Германа вошли в стабильную фазу, они проживали врозь: Нора – в гостевой комнате Белого дома, Герман – в одной из комнат на втором этаже Барака. Затем эпичная ссора с Аркадием вынудила их собрать вещички и переехать в гостиницу «Зеленая деревня» на берегу Святого озера. Две недели они провели как в раю и были совершенно не против провести еще десять раз по столько, но неожиданное появление агрессивно настроенных, вооруженных людей, нанятых Кольцовым-старшим для поисков блудного сына, внесло очередные изменения в их планы. Собравшись еще быстрее, чем в первый раз, они вернулись на ферму, благо Аркадий уже остыл и был готов принять их в свои объятия.

И тут ребром встал квартирный вопрос. Не то чтобы Нора и Герман начали считать себя супружеской парой, но пожив вместе, оценили все плюсы такого положения – приятно же по утрам и вечерам иметь в непосредственной близости партнера для секса, с которым к тому же можно поболтать, – и на меньшее были уже не согласны. Поскольку на тот момент флигель, где располагался изолятор (или лазарет), пустовал, Аркадий выдал им ключи и пообещал в самое ближайшее время подыскать для них более подходящее жилище.

Если хочешь насмешить бога, расскажи ему о своих планах, ага… Ближайшее время приподнесло столько сюрпризов, что всем стало не до переездов: пришлось давать отпор наемникам Андрея Кольцова, потом принимать меры для того, чтобы не угодить под суд, ибо отпор получился неожиданно эффективным, короче говоря, обещание свое Аркадий Петрович выполнил только тогда, когда на ферму прибыли две новенькие девочки, одной из которых была рыжая Рита, и в силу острой необходимости разместились в двух палатах из пустующих пяти. Шестую занимали Нора и Герман.

Герман, сославшись на слабые нервы, сразу же заявил, что не в силах выносить соседство юных леди, страдающих от абстинентного синдрома, уселся на табуретку посреди кухни Белого дома и, как настоящий ирландский филид, принялся громогласно поносить людей, которые не держат слово, покрывая позором не только свое имя, но и имена своих дедов и отцов. Нора тоже не испытывала большого желания делить санузел с девицами, слабо контролирующими свой организм, и слушать по ночам их жалобные стоны, поэтому стояла за его спиной, изображая молчаливую солидарность. Сердце Леры дрогнуло и она без колебаний встала на сторону своего любимчика, после чего у Аркадия не осталось ни единого шанса отвертеться.

Он хмуро посмотрел на Германа, на Нору, опять на Германа и, глубоко вздохнув, спросил: «Библиотека подойдет?»

«Что?» – удивился Герман.

«Комната при библиотеке, – уточнил Аркадий. – Чтобы попасть в нее, нужно пройти через читальный зал. Окно? Да, окно там есть. Вот и хорошо. Только сначала придется вынести оттуда макулатуру, сделать уборку, повесить шторы, занести мебель… – И расхохотался, глядя на то, как расширяются глаза Германа. – Да уж, это тебе не левой кнопкой мыши щелкать!»

Осмотревшись на новом месте, Герман призвал на помощь Кирилла и Леонида и втроем они за час освободили помещение от макулатуры, которую позже автослесарь Толик отвез на фургоне в поселковую библиотеку. Лера помогла сестре сделать влажную уборку и до блеска отмыть окно, вспомнила, что у нее в кладовке должен быть запасной карниз для штор, сбегала туда и вернулась с карнизом, шторами, стремянкой, электрической дрелью и сердитым Аркадием, не понимающим, почему он должен принимать участие в этой вакханалии, неужели пятеро взрослых людей не в состоянии обойтись без папочки.

Да, терпеливо соглашалась Лера, но стремянка малость кривовата и стоящий на ней взрослый человек, занятый просверливанием капитальной стены при помощи дрели, рискует навернуться и переломать себе все на свете, если кто-нибудь не возьмет на себя труд его подстраховать. Женщина с этим не справится. Просто не удержит летящего вниз мужика с дрелью. Упадет вместе с ним и тоже переломает себе все на свете. Герман не справится тоже, если летящим с дрелью мужиком окажется, к примеру, Кир. Леонид честно признался, что когда стоит на стремянке, у него кружится голова, если же поручить это Герману…

На этом месте Герман, исследующий коробку с шурупами, затрясся от смеха и напомнил всем присутствующим бородатый анекдот про лампочку. Сколько требуется кантри-исполнителей, чтобы поменять лампочку? Пятеро. Один будет вкручивать новую лампочку, а четверо – петь под гитару о том, как хороша была старая. Или. Сколько требуется фрейдистов, чтобы поменять лампочку? Двое. Один будет держать лампочку, а другой…

Кир поспешно вышел вон, чтобы отсмеяться в читальном зале, подальше от Аркадия Петровича. Леонид, глядя в сторону, засвистел «сердце красавицы склонно к измене». Нора и Лера, дружно фыркнув, закатили глаза. Всем было известно о странном, амбивалентном отношении доктора к Герману, и тот, кто не опасался докторского гнева, не упускал случая проехаться на этот счет. В том числе сам Герман. Нора подозревала, что таким образом он старается побороть неловкость, вызванную бесспорным фактом: в его присутствии Аркадия обуревают желания, которые сложно назвать целомудренными, желания эти Аркадий отлично осознает, злится на себя, злится на него, но ничего не может с этим поделать.

На попытки обсудить вопрос без пошлых шуточек Герман реагировал по-разному: то вспоминал о неотложных делах и под этим предлогом удирал, то сердито фыркал, то угрюмо отмалчивался. И только однажды признался, что его бесит не желание Аркадия как таковое, а идиотские поступки, которые тот совершает на фоне обострения этого желания. Бог с ним, с рукоприкладством, на это Герман всегда мог дать адекватный ответ. Но что ответить на претензии в духе «ты провоцируешь самим фактом своего существования»?

Дело с карнизом кончилось тем, что с дрелью на стремянку забрался Кир, а Леонид и Аркадий взяли на себя обеспечение его безопасности. Герман отвечал за своевременную подачу шурупов.

Мебель собирали действительно по всему миру. Одну кровать притащили из комнаты, которую раньше занимал Герман и которая теперь служила ему мастерской. Там он рисовал, писал маслом, чертил, там же хранились его кисти, краски, карандаши, папки с бумагой и картоном, подрамники, готовые работы и еще много всяких чудесных вещей, совершенно необходимых творческому человеку. Вторую кровать подняли с первого, «женского», этажа, где пустовало несколько комнат, там же нашлись тумбочки и шкаф. Четверо крепких парней, включая Леонида и Кира, матерясь сквозь зубы, таскали на себе все это добро, а Герман, возглавлявший шествие, распевал во все горло «врагу не сдается наш гордый Варяг». Аркадий рекомендовал ему поберечь правое предплечье, простреленное во время разборок с людьми Кольцова-старшего, так что ничего тяжелее обеденной ложки он старался в руки не брать. Кресло пожертвовала Лера. Раньше оно стояло в гостиной Белого дома, и Герман любил растянуться в нем с сигаретой, поставив на пол возле правой передней ножки пепельницу и рюмку с коньяком. Будучи перемещенным из просторной гостиной отдельно стоящего двухэтажного дома в комнатушку размером с номер затрапезного отеля, кресло обрело вид настоящего монстра – ни обойти, ни объехать, – однако Герман, предупреждая протесты Норы, тут же уселся в него и блаженно замурчал. Откуда взялся журнальный столик, Нора уже не помнила. Да и бог с ним… Главное, что у них с Германом опять появился свой угол, пусть не такой удобный, как во флигеле.

Обо всех неудобствах она вспоминает, едва переступив порог новой квартиры. Снять куртку, перелезть в бежевые текстильные тапочки с примятыми задниками, взять полотенце и – по боковой лестнице вниз, вниз, вниз… в подвальное помещение, где располагаются санузлы с душевыми, прачечная и гладильная. Ладно еще утром и вечером – принять душ и почистить зубы в плановом, так сказать, режиме, – но тащиться туда сразу после секса, когда каждая клетка тела вопиет о наслаждении и на лбу сияет вывеска «меня только что хорошенько оттрахали»… ну… это по меньшей мере аморально. Не говоря о том, что далеко и лениво. Какой пример для молодежи! Хихикнув, Нора прикрывает за собой дверь, быстренько пробегает между книжными стеллажами и выходит в коридор.

Узнав, где они поселились, выехав из лазарета, Рита удивленно спросила: «А почему вы не заняли одну из свободных комнат на первом этаже?» Нора только вздохнула. Ни Аркадий, ни Лера, надо отдать им должное, об этом даже не заикнулись. Комнаты в середине левого крыла, соседи с обеих сторон, звукоизоляция так себе – нет, это не вариант. Нора не привыкла сдерживать свои эмоции, занимаясь любовью, Герман тем более не привык, и вытворять в главном здании то, что вытворяли они во флигеле, было бы еще более аморально – еще раз хи-хи, – чем метаться с безумным видом по лестнице в душ и назад. Теперь же, при наличии буферной зоны, они могли рычать, вопить и ругаться хоть всю ночь напролет. Плюс ко всему библиотека находилась в самом конце коридора и при удаче можно было проскользнуть на лестницу, не встретив по пути никого остроумного.

Но сейчас она медлит. Напротив библиотеки – комната Леонида. Угловая, одна из лучших на этаже. И по идее там у него гостья. Чем они заняты? Уже кувыркаются в постели? Наверняка.

Неслышно приблизиться к двери. Украдкой бросить взгляд на освещенную люминисцентными лампами кишку коридора. Никого? Никого… Замереть, прислушиваясь.

Да, конечно, девочки водили к себе мальчиков, мальчики водили девочек – иначе и быть не могло, – но старались это не афишировать. Вот и Ленька с Риткой, скорее всего, осторожничают, из-за двери не доносится ни звука.

Ах, нет! Доносится. Тихий женский шепот… Слов не слышно, только интонации. Нежность, нежность. Мужской отрывистый смешок. Возня, шорохи, поскрипывание кровати. Неразборчивое бормотание… И снова женский шепоток, и мурлыканье, и протяжные вздохи.

Губы Норы, дрогнув, раздвигаются в улыбке.

Хорошо. Все хорошо.