Работать на красивого мужчину опасно. Одиноким девушкам, которые занимают подобное место, я рекомендую запастись невозмутимым спокойствием, непробиваемым сердечком и огромным количеством носовых платков.
– Почему? – Закутанное в оранжевые шелка черноволосое создание разразилось рыданиями. – Почему он так со мной поступил?
Мисс Эммалайн Дав не рискнула ответить на этот вопрос. Практичная во всех отношениях, она не стала говорить бесполезные слова, а просто вытащила носовой платочек и молча протянула его собеседнице, сидящей по другую сторону стола.
Жюльетт Бордо, отныне бывшая любовница работодателя Эммы виконта Марлоу, взяла предложенный ей батистовый квадратик.
– Мы провели вместе шесть восхитительных месяцев, и когда его лакей принес мне красивую коробочку, я была несказанно счастлива. А потом я нашла прилагавшееся к подарку послание. Письмо, возвещавшее о прекращении наших отношений! Mon Dieu![1] Он думает, что можно излечить разбитое сердце драгоценными камнями! Какая невиданная жестокость! – Она склонила голову и безудержно зарыдала, совершенно по-французски и немного театрально. – О, Гарри!
Эмма беспокойно поерзала в кресле и скосила глаза на бронзовые настольные часы. Половина седьмого. Марлоу может вернуться в любую минуту, а ей хотелось поговорить с ним о своей новой рукописи до того, как он отправится на день рождения сестры.
Она была абсолютно уверена в том, что в контору он сегодня заглянет непременно. Подарок, который она купила для леди Фиби от его имени, все еще здесь, запакован и терпеливо ожидает хозяина. Если Марлоу не забыл о празднике, что Эмму, собственно говоря, не удивило бы, он должен забрать презент.
Сейчас самый подходящий момент для разговора, ведь завтра он уезжает на неделю в свое поместье в Беркшире. В Марлоу-Парке ему не нужно разрываться между встречами и переговорами, семья останется в городе и не будет мешать. Времени у виконта будет предостаточно. Эмма от всей души надеялась, что умиротворяющая атмосфера сельской местности приведет его в добродушное настроение и Марлоу воспримет ее новый труд с большей благожелательностью, чем предыдущие. В любом случае попытаться стоило.
Взгляд Эммы упал на пишущую машинку и аккуратную стопку отпечатанных листков. Ее собственный день рождения всего через восемь дней, и если Марлоу наконец-то согласится опубликовать ее сочинение, это будет самым чудесным подарком.
Неожиданно в душу прокралась тревога, настолько не сочетавшаяся с восхитительным чувством предвкушения счастья, что Эмма даже вздрогнула. Ощущение было смутным, неясным, но нарушало покой и раздражало.
Эмма попыталась прогнать его. Может, она просто боится очередного отказа? В конце концов Марлоу уже отверг четыре ее рукописи. Он считал книги по этикету неприбыльными, но Эмма знала – проблема в том, что большинство правил этикета безнадежно устарели, а ведь на дворе уже совсем другой век. Она долго корпела над последней рукописью, стараясь придать своим идеям свежесть и новизну. Ей бы только объяснить Марлоу, почему книга должна заинтересовать читателя, и тогда он сможет подойти к рукописи без излишней предвзятости, особенно если будет читать ее в тишине и покое деревни, где его никто не станет дергать и теребить.
Однако мисс Бордо явно не собиралась уходить. Эмма пристально вгляделась в убитую горем собеседницу, стараясь придумать вежливый предлог, чтобы выпроводить ее за дверь. Если бывшая любовница Марлоу не исчезнет до его возращения, то парочка затеет ссору, и разговор по поводу книги не состоится. Золотая возможность будет упущена раз и навсегда.
Возможно, кто-то сочтет невнимательность и отсутствие симпатии к нежелательной посетительнице бессердечием. Но это не совсем так. Все пять лет работы секретарем Марлоу Эмма наблюдала за тем, как приходят и уходят любовницы виконта, и давным-давно поняла – любовь тут ни при чем. Мисс Бордо танцевала канкан в мюзик-холле и брала у джентльменов деньги в обмен на свою благосклонность. Вряд ли стоило ждать, что из такой непристойной связи может вырасти настоящее чувство.
Но как знать, подумала про себя Эмма, вдруг она не права? Представительницы слабого пола действительно толпами сохли по его сиятельству. Немаловажную роль здесь, вне всякого сомнения, играл тот факт, что Марлоу относился к редчайшей в Британии породе джентльменов: урожденный пэр с деньгами. Но дело было не только в этом. Стоило Харрисону Роберту Марлоу переступить порог комнаты, как всех находящихся в ней женщин охватывало волнение и они принимались нервно поправлять прически и мечтательно вздыхать.
Подперев щеку рукой. Эмма беспристрастно размышляла о своем хозяине, пока мисс Бордо самозабвенно рыдала по нему.
Он очень красив. Надо быть абсолютно слепой, чтобы не заметить этого. Глаза необычного синего оттенка поражают воображение и особенно ярко выделяются на фоне темно-каштановых волос. Сложен он прекрасно, ростом высок, плечи широкие. Он умен и не лишен мальчишеского очарования, а улыбка так просто обворожительная, обезоруживающая.
Эмма хладнокровно представила себе эту улыбку, и ее пульс, не участился ни на удар, но так было не всегда. В самом начале своей работы у виконта она тоже испытывала волнение и не понаслышке знала завораживающую силу его улыбки. И волосы Эмма поправляла, и даже вздохнула разок-другой. Но быстро сообразила, что ее фантазии не приведут ни к чему хорошему. Даже если не принимать во внимание разный социальный статус, Марлоу был отъявленным повесой, связи которого, с женщинами носили исключительно неприличный характер. Как его секретарь, Эмма считала неприемлемым совать нос в личную жизнь хозяина, но, как целомудренная натура, давно избавилась от романтических настроений по поводу его.
Любая другая женщина в здравом уме способна ясно разглядеть недостатки характера виконта. Он развелся с женой из-за адюльтера – скандальный процесс, который занял пять лет и потряс высшее общество. Семья Марлоу до сих пор не избавилась от позорного клейма. Оставалось только догадываться, измена ли жены так повлияла на виконта, или он всегда относился к браку с пренебрежением, но все, кто читал еженедельник Марлоу под названием «Руководство для холостяков», знали по редакторской страничке – брак для виконта равносилен рабству, причем первое служит олицетворением второго.
Практичной Эмме казалось, что прошлые поступки и циничные взгляды Марлоу должны настораживать женщин и лишать их всяческих иллюзий на будущее счастье с этим человеком, но, как ни странно, все было наоборот. Знаменитая клятва виконта никогда больше не жениться только добавляла ему притягательности и стала своего рода вызовом. Женщины всех классов общества мечтали покорить строптивое сердце Марлоу. Но Эмма была слишком благоразумной, чтобы вступать в их ряды. Ловеласы никогда ее не привлекали.
Она окинула изучающим взглядом плачущую мисс Бордо, припомнила неотразимую улыбку Марлоу, и в груди шевельнулась совесть. Не всех дамочек Господь одарил здравомыслием. Возможно, танцовщица была настолько глупа, что действительно влюбилась в Марлоу и искренне надеялась на взаимность. Может статься, разрыв с ним действительно, глубоко ранил ее. У самой Эммы мало опыта в сердечных делах – всего один роман лет десять назад, – но воспоминания о нестерпимой боли в сердце свежи и поныне.
Она выдвинула ящик и достала картонную коробку в бело-розовую полоску.
– Насколько я понимаю, все это вас очень расстроило, – сказала она, снимая с коробки крышку. – Не хотите шоколаду? Очень помогает успокоить нервы.
Однако сидящая напротив мисс Бордо не приняла ее дружелюбного жеста. Танцовщица подняла голову, фыркнула и с нескрываемым презрением посмотрела на конфеты.
– Я не ем шоколада, – отрезала она, вытирая нарумяненные щеки платочком. – Это портит фигуру. – Она критически осмотрела Эмму. – Хотя вам определенно надо есть побольше сладкого, cherie,[2] вам не повредит немного поправиться. Не то чтобы это имело значение, – поспешно добавила она. – Старые девы не заботятся о своих фигурах, nest ce pas?[3]
Эмма окаменела. «Старая дева». Обидно. Странное беспокойство накатило с новой силой, и Эмма поняла, что виной тому надвигающийся день рождения.
Она убрала конфеты и постаралась взглянуть на ситуацию с философской точки зрения. Тридцать лет – дата, которая рано или поздно наступает в жизни любого человека. Это случается с каждым. И с этим ничего нельзя поделать. По правде говоря, тридцать звучит, старовато, но это ведь всего лишь день рождения. И нет причин расстраиваться.
Что касается фигуры, то ее формы не имеют никакого отношения к одиночеству. Эмма с досадой посмотрела на пышную грудь мисс Бордо и постаралась убедить себя, что мнение французской танцовщицы канкана ее не волнует.
– Значит, вы и есть мисс Дав. – Француженка бесцеремонно уставилась на нее. – Его секретарь.
Оценивающий, расчетливый тон насторожил Эмму.
– Да, я мисс Дав, – ответила она, приготовившись к новым нетактичным замечаниям.
Танцовщица рассмеялась, но Эмма не видела ничего смешного.
– Секретарем Марлоу непременно должна быть женщина. В этом он весь. Скажите, он держит вас на квартире или в доме?
Эмма разозлилась. Уже не в первый раз люди смотрят на нее с подозрением. Ее нанял мужчина на мужскую должность, к тому же репутация виконта оставляет желать лучшего. Но это не значит, что Эмма позволит безнаказанно подвергать сомнению свою добропорядочность.
– Вы ошибаетесь. Я не…
– Это не важно, – отмахнулась мисс Бордо. – Теперь, когда я вас увидела, стало понятно, что вы не представляете для меня никакой угрозы. Марлоу не любит женщин с плоской грудью.
Эмма вскипела от ярости. Она хотела осадить грубиянку, но понимала, что это глупо. Не исключено, что танцовщица и лорд Марлоу помирятся, а Эмма не может рисковать своим местом из-за минутной слабости. Несмотря на жгучую обиду, Эмма попридержала язык, как делала сотни раз до этого.
Кроме того, ей пришлось скрепя сердце признать, что гнев вызван совсем иными обстоятельствами. Ее вывело из себя небрежное замечание танцовщицы насчет того, что она слишком стара и худа, чтобы привлечь внимание мужчины, а не намеки на положение содержанки.
– Non,[4] – продолжила мисс Бордо, прервав размышления Эммы, – Марлоу оставил меня не ради вас. – Гостья подалась вперед, черные глазки прищурились. – Кто она?
Отказавшись от мелочного желания выдумать для своего хозяина любовницу с плоской грудью, Эмма сухо заметила:
– Это дело его сиятельства, мадемуазель, не мое.
– Ладно, не важно, рано или поздно я все равно узнаю. – Мисс Бордо отбросила влажный помятый платочек, на заплаканном лице появилось злое выражение, что заметно состарило ее – как минимум лет на десять, решила про себя Эмма.
– Мисс Дав, – не унималась танцовщица, – поскольку вы секретарь лорда Марлоу, передайте ему мое послание. – Она открыла ридикюль и вытащила шикарное золотое колье с желтыми топазами и бриллиантами. – Скажите, что это жалкое подобие колье не что иное, как оскорбление, и я этого не потерплю! – Она с возмущением бросила колье на стол. – От меня нельзя откупиться такой безделицей!
Неделю назад Эмма сбилась с ног, переворачивая все магазины города. Случай, впрочем, нельзя назвать исключительным, поскольку Марлоу был абсолютно безнадежен, когда дело касалось подарков и дат, по которым их следует дарить, и она давным-давно взяла эту обязанность на себя. Эмма не только нашла подарок ко дню рождения леди Фиби, но и купила то колье, которое мисс Бордо сочла оскорбительным.
Эмма была не против выбирать подарки домашним Марлоу, но считала приобретение презентов для бесконечных любовниц хозяина одной из самых неприятных повинностей. Она полагала, что это просто неприлично. Тетя Лидия, будь она жива, пришла бы в ужас, ведь она старалась привить племяннице самые лучшие манеры. Тем не менее высказывание танцовщицы задело Эмму. Она тщательно продумала эту покупку и провела почти час у ювелира на Бонд-стрит, хотя, если быть до конца честной, большую часть времени лишь разглядывала прелестные изумруды и предавалась печальным размышлениям.
В итоге она выбрала колье, которое, по ее мнению, идеально подходило танцовщице. Украшение довольно дорогое, но не слишком – в конце концов, это ведь прощальный дар. Оно достаточно большое и яркое, чтобы им можно было полюбоваться через театральный бинокль в опере, но в то же время ценное, в случае нужды его не составит труда продать. Последнее обстоятельство Эмма считала очень важным, находя положение любовницы в лучшем случае шатким.
Похоже, мисс Бордо не разделяла ее точки зрения.
– Топазы? – возмущалась она. – Я стою лишь топа зов? Это ожерелье – мелочь, пустяк, ничто!
Подобная мелочь могла бы обеспечить Эмме безбедное существование на добрую дюжину лет, но, видимо, мисс Бордо не настолько экономна.
– Он выбросил Жюльетт, как старый ботинок, полагая, что переданные через лакея топазы успокоят ее? Non! – Мисс Бордо вскочила со стула.
Она дышала точно паровоз, в глазах стояли злые слезы.
– Этот жалкий подарок – ничто для меня! – наклонилась она над столом.
Театральные жесты еще больше настроили Эмму против этой танцовщицы.
– Я передам ваши слова виконту, – бесстрастно проговорила она, – и поставлю его в известность, что вы вернули подарок.
Надеясь, что неприятная сцена исчерпана, Эмма потянулась к лежащему на столе колье.
Но мисс Бордо оказалась расторопнее и проворно увела его прямо из-под пальцев Эммы.
– Вернула? Non! Это неслыханно! Разве я говорила, что возвращаю колье? Как я могу вернуть подарок, пусть и жалкий, но от любимого мужчины? Мужчины, который был моим кавалером? Мужчины, которому я отдала всю свою любовь? – Она прижала колье к груди. – Хоть он и разбил мое сердце, я по-прежнему люблю его, и у меня нет другого выбора, как только безропотно принять свою судьбу и страдать.
Эмма от всей души хотела, чтобы темпераментная танцовщица ушла страдать в другое место.
Но мисс Бордо снова рухнула на стул. И опять принялась рыдать.
– Он бросил меня, – завывала она. – Я нелюбима Я одна. Как вы.
Негодование вспыхнуло в сердце Эммы ярким пламенем, но не в отношении танцовщицы, а в отношении Марлоу, потому что именно он поставил ее в это неприятное положение. Секретарь, пусть и женского пола, определенно не обязан терпеть сцены, устраиваемые любовницами хозяина.
Эмма напомнила себе, что виконт назначил ей щедрое жалованье, равноценное мужскому окладу. Никто другой не сделал бы ей такого предложения. Она должна быть благодарна ему, но отчего-то не чувствовала благодарности Эмма злилась.
Да что с ней сегодня происходит? Злиться на Марлоу за то, что он выбирает себе кошмарных любовниц и отверг четыре ее произведения, злиться на мир за то, что она не может позволить себе изумруды, злиться на то, что никакой шоколад в мире не способен увеличить ее грудь, злиться на судьбу за то, что юность прошла, а красивой ее никто так и не назвал? Абсурд, да и только.
«Тридцать – это еще не старость».
Ей очень повезло. У незамужней женщины строгих правил без семьи очень мало возможностей. Она не надрывается на спичечных фабриках и в магазинах, как другие, ее обязанности и сложны, и интересны, и часто требуют приложения ума и изобретательности. И что важнее всего, она хочет стать писателем, а ее хозяин – издатель, и это дает надежду когда-нибудь увидеть свои книги на прилавках магазинов.
Как сказала бы миссис Бартлби, ее выдуманная литературная героиня, истинная женщина переносит все трудности достойно и элегантно.
Эмма вздохнула и протянула мисс Бордо очередной платочек.
Гарри опаздывал. Теперь это редко случалось, но вовсе не потому, что Гарри стал очень пунктуальным. Напротив, он славился как самый рассеянный человек всех времен и народов, но, к счастью, ему удалось обзавестись самым замечательным секретарем в Лондоне. Обычно мисс Дав умудрялась удерживать Гарри в строгих рамках расписания британского общества, но сегодняшний день стал исключением.
Однако вина лежала не на мисс Дав. Днем Гарри случайно столкнулся у Ллойда с графом Барринджером и тут же ухватился за возможность обсудить вопрос о покупке принадлежавшей Барринджеру «Соушл газетт». Гарри знал, что граф запутался в долгах и его финансовое положение оставляет желать лучшего. И все же Барринджер не спешил продавать газету, поскольку полагал, что его издание на голову выше всех легковесных газетенок Гарри, и считал себя самого человеком более благородным. В свое время он выступал в палате лордов против развода Гарри, занудно разглагольствуя о святости брака.
Несмотря на взаимную неприязнь, оба давно научились держать чувства при себе и провели весь день, обсуждая возможную продажу, но так ни к чему и не пришли.
Гарри обожал делать деньги и заключать сделки. Для него издательское дело было детской игрой, веселой, забавной и куда более доходной, чем титул и поместье, неспособные ныне принести пэру ни шиллинга. Вынудить Барринджера расстаться с обожаемой «Газетт» за сумму, куда меньшую непомерно раздутой цены в сто тысяч фунтов, стало для Гарри вызовом и оттеснило все прочие дела на второй план. Если бы граф не закончил встречу объявлением о намерении посетить сегодня вечером оперу, Гарри вполне мог забыть о двадцать первом дне рождения Фиби, подлив тем самым масла в огонь.
Он выскочил из кеба раньше, чем тот остановился перед конторой «Марлоу паблишинг лимитед».
– Жди здесь, – через плечо бросил он кучеру, направляясь к главному входу в темное здание. Гарри вытащил из кармана ключ, отпер дверь и вошел внутрь. Заторопился к ближайшей лестнице, прекрасно ориентируясь в темноте, и поднялся наверх, перескакивая через ступеньки.
Уже на верхней площадке Гарри заметил, что в конторе по-прежнему горит газовая лампа, а до слуха доносится резвый стук пишущей машинки.
Мисс Дав все еще была на месте – факт, который ничуть не, впечатлил Гарри. Он давно понял, что за пределами этих стен у мисс Дав нет иной жизни.
Эмма оставила работу и посмотрела на него. Любой другой сотрудник удивился бы, увидев хозяина здесь в столь поздний час, но ничто не могло поразить его невозмутимого секретаря. Она даже бровью не повела.
– Милорд, – поприветствовала она его, вставая.
– Мисс Дав, – ответил он, входя в комнату. – Получили контракт на покупку «Халлидей Пейпер»?
– Нет, сэр.
Ожидавший положительного ответа, Гарри задержался у ее стола.
– Почему нет?
– Я позвонила юристам мистера Халлидея, «Ледбеттер энд Гент». Похоже, вышла какая-то путаница.
– Путаница? – Он приподнял бровь. – Это ваших рук дело, мисс Дав? Вот уж чудо из чудес!
– Нет, сэр, – обиделась она.
Можно было не спрашивать. Мисс Дав никогда ничего не путала.
– Конечно, нет. Простите меня. Что случилось?
– Мистер Ледбеттер не объяснил, но заверил меня, что контракты будут доставлены нам ровно через неделю. В выходные я проверю их на предмет ошибок, и вы сможете подписать документы в следующий понедельник. Вы и ваша семья в понедельник приглашены на водную вечеринку к графу Ратборну, но вам не составит особого труда сначала заехать в контору. Запасать это в ваш дневник деловых встреч, милорд?
Она протянула руку. Гарри достал маленькую кожаную книжицу и отдал Эмме. Сделав соответствующую пометку, она вернула ему дневник.
– Как только вы подпишете контракты, – продолжила она, – посыльный от «Ледбеттер энд Гент» заберет их, и у вас будет достаточно времени, чтобы добраться до пирса Адельфи и сесть на яхту лорда Ратборна. – Она взяла со стола бумаги. – Вот другие документы.
– Вы само воплощение деловитости, мисс Дав, – пробормотал он, принимая документы.
– Благодарю вас, сэр. – Она сделала глубокий вдох и указала на стопку бумаги у пишущей машинки: – Я написала новую книгу. Если у вас найдется свободная минутка…
– Боюсь, что нет, – с облегчением сообщил он и направился в свой кабинет, перебирая на ходу письма. – Мне сегодня еще в оперу ехать, я уже опаздываю. Бабушка не моргнув глазом расстреляет меня из пистолета, если из-за меня пропустит вступительный акт, особенно в день рождения Фиби. Что это?
Он замер на пороге, обнаружив среди деловых бумаг записку.
– Жюльетт приходила сюда? Зачем?
Его секретарь, в деталях изложившая на листочке визит Жюльетт, ничего не ответила, посчитав вопрос риторическим.
– Хм-м… – протянул он, пробегая глазами по строчкам. – Недовольна подарком, да?
– Мне очень жаль, сэр. Я думала, колье из топазов и бриллиантов – очень подходящая вещь, но, похоже, она со мной не согласна.
– У меня нет времени на подробности, мне все равно, понравилась ей эта чертова штука или нет. – Он смял записку и бросил ее на пол. С сегодняшнего дня пусть Жюльетт тянет свои жадные лапки к карманам – и ширинкам – других мужчин. Гарри волновало мнение только нескольких женщин, и все они были его близкими родственницами. – Позвоните ко мне домой, мисс Дав, и скажите матери, что я не успеваю забрать их с Ганновер-сквер. Пусть берут карету, встретимся в «Ковент-Гарден».
– Уже позвонила, милорд. – Эмма обошла стол, подобрала скомканную бумажку, бросила ее в корзину для мусора и вернулась на место. – Я узнавала, приехали ли вы домой, поскольку вы не зашли в контору за подарком для леди Фиби, и поняла, что вы опаздываете. Дворецкий сообщил мне, что ваша матушка, бабушка и сестры уже уехали в «Ковент-Гарден» без вас.
– Поставили на мне крест, да?
Всегда тактичная мисс Дав снова промолчала. Она принялась печатать, а Гарри прошел в свой кабинет, который мисс Дав полностью переделала пару лет тому назад. И хотя виконт одобрил ее вкус, он слишком редко задерживался в офисе, чтобы по достоинству оценить усилия своей секретарши. Насколько Гарри знал, сидя за столом, денег не сделаешь, даже если стол этот изготовлен из резного красного дерева.
Он бросил оставшиеся послания в кресло и прошел через смежную дверь в гардеробную. Так как его городской особняк располагался на другом конце Лондона, камердинер с секретарем строго следили за тем, чтобы в офисе всегда было несколько костюмов и большое количество свежих сорочек. Гарри налил в таз воды из кувшина и намылил кисточку для бритья.
Через пятнадцать минут он уже был чисто выбрит, сменил полосатый шерстяной сюртук на черный вечерний фрак и застегнул рукава массивными серебряными запонками. Подняв воротничок рубашки, Гарри накинул черный шелковый шейный платок, опустил часы в нагрудный карман жилетки, натянул пару белых перчаток, взял черный цилиндр и направился к двери.
Мисс Дав прекратила печатать и подняла глаза, когда он навис над ее столом.
– Подарок для Фиби? – спросил он.
– В вашем кармане, сэр.
Он положил цилиндр и похлопал себя по внутреннему карману. Нащупав выпуклость, он выудил смехотворно крошечную коробочку, завернутую в бледно-желтую оберточную бумагу и перевязанную шелковой ленточкой с лавандовым бантиком. С одной стороны свисала кремовая карточка размером не больше коробочки.
– Святые небеса, что здесь такое?
– Шкатулка из Лиможа. Если я не ошибаюсь; ваша сестра коллекционирует их. Эта изготовлена в 1740 году. На ней ангелочки, очень подходящий вариант, осмелюсь выразить свое мнение. Домашние зовут вашу младшую сестру Ангелочком, ведь так?
Мисс Дав не переставала удивлять его своими обширными познаниями.
– Внутри лежит кольцо с сапфиром, – добавила она. Гарри нахмурился, в груди шевельнулось беспокойство.
– Но ведь обычно я дарю ей жемчужину или что-то вроде того?
– Леди Фиби закончила свое наборное жемчужное ожерелье в прошлом году. В любом случае ей исполняется двадцать один год, пришла пора дарить сестре драгоценные камни. Я подумала, что сапфир на полкарата в обрамлении платины как раз то, что нужно.
– Нисколько в этом не сомневаюсь.
Мисс Дав взяла перо, обмакнула его в чернильницу и протянула перо виконту:
– Не подпишете карточку, сэр?
Он с сомнением посмотрел на кремовый квадратик:
– Слава Богу, в моем имени всего пять букв.
Гарри стянул перчатку и постарался вывести красивую подпись на крошечном клочке бумаги.
Затем вернул перо мисс Дав, не забыл подуть на чернила, чтобы высушить их, и убрал коробочку в карман. Надел перчатку, подхватил цилиндр и собрался было идти, но невозмутимый голос секретаря остановил его.
– Ваш галстук, милорд.
– Черт! – Он снова бросил цилиндр, поднял руки и завязал узел. – Ну как?
– Боюсь, что криво, – покачала головой Эмма. Раздраженно вздохнув, Гарри потянул за концы и начал перевязывать.
– Сэр, моя новая рукопись, – сказала она, пока его затянутые в перчатки пальцы возились с галстуком. – Я надеялась, что вы согласитесь прочитать ее и…
– Будь проклята эта штука! – Гарри сдался и позвал на помощь; – Мисс Дав, прошу вас.
Она поднялась и обошла стол.
– Насчет моей новой книги, – завела Эмма свою песню, исправляя жуткий узел, в который он превратил галстук, – она очень отличается от прежних.
Гарри нестерпимо захотелось сбежать. Даже опера и та лучше, чем книги по этикету.
– И в чем же отличие? – спросил он, мужественно, заставив себя остаться на месте.
– Это тоже книга хороших манер, но она напрямую адресована таким женщинам, как я. То есть незамужним.
О Боже! Не только этикет, но еще и незамужние девы! Гарри еле сдержал стон.
– Да, – меж тем продолжала она, чуть ослабляя галстук. – Это… своего рода… путеводитель по жизни для одиноких девушек, похоже на ваше «Руководство для холостяков», только для женщин, понимаете? Как найти респектабельное жилье за разумную плату. Как хорошо питаться на четыре гинеи в месяц. Все в таком духе.
Гарри с сомнением пробежал глазами по хрупкой фигурке. На его вкус, мисс Дав следует срочно увеличить на пару гиней расходы на продукты. Может, увеличить ей жалованье и приказать тратить прибавку на пирожные?
Что касается ее рукописи, уж лучше Гарри сходит к дантисту и вырвет себе все зубы, чем станет читать руководство для добропорядочных старых дев, проживающих в респектабельных квартирах. Он нисколько не сомневался, что все прочие того же мнения.
Он публиковал книги и газеты ради денег, а не для того, чтобы учить людей правилам поведения.
– Мисс Дав, мы уже обсуждали этот вопрос, – напомнил он. – Книги по этикету недостаточно прибыльны, с ними одна морока. В наши дни их развелось целое море, какой-то одной трудно выбиться из общего потока.
Эмма кивнула.
– Поэтому я подошла к делу с современной точки зрения. Учитывая успех «Руководства для холостяков» и принимая во внимание вашу точку зрения на то, что женщине следует разрешить работать в любой профессии, на которую она обучилась, думаю, вам понравится моя идея. Одинокие девушки – растущая часть британского общества. Статистика…
У Гарри начало стучать в висках, когда она назвала количество проживающих в Лондоне незамужних женщин. Его не интересовала статистика. Его интересовали исключительно собственные инстинкты, а они говорили какой бы подход ни выбрала мисс Дав, ей никогда не произвести на свет ничего выдающегося, потому что она совершенно не разбирается в реальной жизни. И фамилия у нее подходящая – Дав, то есть «голубка». Каштановые волосы, карие глаза, мелодичный голосок – не мисс, а само воплощение податливости.
Когда-то он нанял ее из прихоти, радуясь шансу доказать свою теорию, что женщины способны сами зарабатывать себе на жизнь, как и мужчины, которые вынуждены делать это день изо дня. Но Эмма превзошла все его ожидания. В своей работе она могла дать фору любому секретарю-мужчине. Она никогда не опаздывала, никогда не болела и всегда точно выполняла все указания.
И что гораздо важнее, она обладала качеством, которое часто приписывается женщинам и столь же часто отсутствует в их характере: мисс Дав была покладиста. Она никогда ни с чем не спорила и не задавала глупых вопросов. Если бы Гарри приказал ей сесть на корабль, отправиться в Кению и привезти ему фунт кофейных зерен, она бы молча выскользнула из конторы и направилась прямиком к «Томас Кук и сыновья» заказывать билет.
Это было очень удобно, но податливость мисс Дав делала ее какой-то нереальной, не похожей ни на одну из знакомых Гарри. Имея назойливую матушку и еще более назойливую бабушку, трех любопытных и неподдающихся руководству сестричек, плюс питая слабость к темпераментным любовницам, включая – увы! – бывшую женушку, Гарри по опыту знал, что настоящая женщина – это все, что угодно, только не покорность.
Видимо, работать с Эммой так легко вовсе не из-за ее непритязательной внешности, а по причине бесстрастной натуры. Не приведи Господь обзавестись соблазнительной, дерзкой секретаршей. Ситуация просто невероятная. Может, так было бы и веселее, но дерзкая вряд ли задержалась бы на своем месте. Нет, в том, что касается секретарей, он отдавал предпочтение мисс Дав и с самого начала поклялся себе не засматриваться на нее. К счастью, она все делала для того, чтобы он не сбился с намеченного курса.
– Готово. – Она отступила на шаг, положив конец размышлениям Гарри. С секунду она внимательно рассматривала его, потом одобрительно кивнула: – Надеюсь, вам понравится, сэр.
Гарри и не подумал проверять ее работу. Вне всякого сомнения, его галстук превратился в идеальный бант, причем самый модный на данный момент.
– Мисс Дав, вы настоящее сокровище. – Он опустил уголки воротничка сорочки, взял цилиндр и снова направился к двери. – Не знаю, что бы я без вас делал.
– Насчет моей новой книги, – не унималась Эмма. Ее слова словно в спину его ударили, подталкивая к двери, – Не могли бы вы…
– Отправьте рукопись мне домой до моего отъезда, – оборвал он прежде, чем она успела излить на него новые статистические данные об одиноких девушках. – Я просмотрю ее, пока буду в деревне.
– Спасибо, милорд.
Гарри с облегчением переступил порог. Жаль, что нельзя отделаться от оперы также легко, как от рукописи мисс Дав.