И смех и грех, или Какая мука - воспитывать!

Глава 1 Приговор

— Встать! Суд идёт! — Голос молоденькой девушки секретаря был полон торжественности и задора. Человек явно проникся важностью момента.

«Только что с «конвейера», — догадливо хмыкнул про себя Иван, когда в зал заседаний входила коллегия судей во главе с женщиной зрелого возраста и с прической, напоминающей пук сладкой ваты.

Мельком взглянув на этих «трёх богатырей», он вернул глаза к фигурке девчонки, пока та стояла. Увиденное ему понравилось.

«Пошла бы, — вынес вердикт Ваня. Как правило, такие «фигурки» после Юридического факультета попадают на должность секретаря суда благодаря «папикам». Не исключено, что биологическим, но скорее — финансовым. Это если судить по длине ног и ресниц. — Но я б всё равно вдул», — облизнулся парень на выпирающую даже под пиджаком грудь размера так эдак третьего-третьего с четвертью. Или даже с половиной.

— Приговор именем Российской Федерации от семнадцатого августа две тысячи шестнадцатого года.

Иван посмотрел на мать – она тоже поднялась со скамьи подсудимых, но к прутьям не подошла. Отчим стоял с ней плечом к плечу. Высоко задрав подбородок, он невидящими глазами смотрел в окно помещения, на летнее солнечное московское небо.

«Мудозвон», — в очередной раз скривился Иван.

— Рассмотрев в открытом судебном заседании материал уголовного дела в отношении Темниковой Жанны Ивановны первого июня тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения, замужней, имеющей на иждивении двух несовершеннолетних удочерённых детей тысяча девятьсот девяносто девятого года рождения, занимающейся частной предпринимательский деятельностью, раннее не судимой, обвиняемой в совершении преступления, предусмотренного статьей сто семьдесят четыре Уголовного кодекса Российской Федерации… — судья приготовилась читать очень долго.

Иван уже смирился. Вся эта, по его же словам, «дрочильня» длится почти полгода. Сейчас следствие закончено, оглашается приговор, и матери грозит, максимум «трёшник».

— … в отношении Бурцева Юрия Вениаминовича, третьего мая тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года рождения, женатого, занимающего должность начальника управления земельных отношений Федерального агентства по управления государственным имуществом, ранее не судимого.

А вот отчиму Иван впаял бы по самые яйца. По гланды. И на Ямал его, за полярный круг – в тундре солнышку радоваться. Из-за этого упыря всё дерьмо в жизни парня и случается. Сначала отправили учиться на чужбину, теперь вот, опекунство это.

Отношения пасынка с новым «папой» не заладились с первой минуты. И чтобы ситуация из состояния «болезненная» не переросла в бесконечную стадию «хроническая», мать устроила единственного отпрыска в Bedford School, в графстве Бедфордшир, в Англии. По окончании которой отменное преподавание и собственные мозги позволили парню отправиться покорять Новый Свет в общем, и Принстонский Университете лиги Плюща – в частности.

Покорил!

Да, на мозги Беспалов никогда не жаловался. Да он вообще ни на что не жаловался. Вот сейчас, не моргнув глазом, оформил опекунство на этих двух малолеток.

«Ромашова Арина Игоревна и Ромашова Маргарита Игоревна – скажите пожалуйста, как звучно! — еле заметно поджал губы Ваня, вспомнив имена подопечных в документах на опекунство. — Будто что путёвое прямо. А там ведь… обнять и плакать. Две ссыкухи». — Он видел их буквально этой весной, но недолго, почти мельком. Поэтому сейчас перед глазами встали две абсолютно одинаковые, будто клонированные тоненькие фигурки, почти прозрачные как воды Байкала, ещё без вторичных половых признаков и даже намёка на них. Ну, за исключением косичек пшеничного цвета. Когда он приезжал летом домой на каникулы, эти две стрекозы резко немели, а если и говорили, то мало и кратко, почти как солдаты, только тихо. Передвигались по дому быстро, исключительно под стеночкой, стараясь не попадаться ему на глаза. А если попадались, то размытым смазанным быстрым движением тут же исчезали.

Стеснялись, короче.

Появились близняшки у его матери довольно давно. После того как её одноклассница и лучшая подруга Ленка Ромашова повесилась по дурости своей. Закончила Питерский Институт сценических искусств, работала в кукольных театрах Москвы, родила двух прекрасных девочек от кого-то там, благо в поклонниках всех её талантов без исключения недостатка не испытывала, потом «чот приуныла», захандрила, запила и на этой грустной ноте решила закончить свой жизненный путь. Прервать свою задрипанную жизнь, так сказать.

Её девочкам тогда исполнилось восемь лет на двоих. Вот мать Ивана к себе их и забрала, потому что у Ленки Ромашовой даже родни нормальной не осталось. Так… какая-то седьмая вода на киселе в «заплинтусьях» по всей Руси.

К одной из этой родни, старой двоюродной бабке, в Самарскую область, в славный город Сызрань, сестёр отправили на время следствия и летних каникул. В материном доме Иван жил сейчас пока один. Но с первого сентября у подопечных начинался одиннадцатый класс, поэтому их возвращения он ждал буквально на этой неделе. Ну как ждал, так… предполагал.

Глава 2 Фуета

— Ну, как? Получилось?

— Да, нет. Тут что-то ещё.

— Что там?

— Да тут нитки.

— Какие нитки?

— Основа из ниток, понимаешь? — вылезла из-под мойки Арина. — Фух. — Она выпрямилась и вытерла лоб запястьем.

— Дай я, — отобрала у неё пилочку для ногтей Марго и тоже полезла под раковину.

Сёстры пытались продырявить шланг слива. Если Фрекен Бок требует от них работы по дому, то тогда тоже пусть поднапряжется и что-нибудь починит или наладит. Утюг ломать было жалко, срывать вешалку для штор — боязно, бить какое-нибудь стекло — опасно. Решили проделать дырку в сливном шланге под мойкой. Конечно, у них имелась посудомоечная машина, и торопить с починкой шланга Иванушку не получится, но показать, откуда у него руки растут, крутому перцу всё-таки придётся.

— Кстати, ты видела какие у него руки! — выключила пылесос в холле Марго, ещё когда они днём убирались в доме, и направилась к сестре, домывающей пол в коридоре.

— Видела, — отозвалась Арина, не очень умело отжимая тряпку.

— Я красивей мужских рук ещё не встречала, — мечтательно покачала головой балерина, глядя куда-то в потолок. Она легко встала в третью позицию и сделала «деми плие». — Да и женских тоже. Они идеальны.

— Да, — прикрыла дверь Арина, и принялась вымывать за ней в углу. — Я тоже заметила.

— Сам он, конечно… — Марго кокетливо поиграла пальчиками в воздухе, — н-н-ну, так скажем, на любителя. Но руки!

— Смотри, не влюбись.

— Больная, что ли! — сбросила с себя наваждение Маргарита и уже почти медвежьей походкой вернулась к пылесосу. — Ему двадцать пять! — склонилась она и взяла в руки провод. — Кстати, — тут же резко выпрямилась, — интересно, а у него баба есть?

— Как такой кадр, и без бабы, — пыхтела Арина. — Е-е-есть, не сомневайся.

— Жаль, — скривилась балерина. — Нет, сам он мне не нужен, но вот сэлфи с его руками, накрывающими мою голую грудь, я бы сделала, — она обхватила кистями рук свой первый с натяжкой размер под футболкой, но ту же не выдержала и прыснула со смеху.

— Ага, — показалась на пороге холла Арина. — А потом в инсту это выложила бы, да?

— Ну, вот ещё! Я чисто для себя. Помечтать что ли нельзя.

— Вот чтобы такие больные на всю голову о его руках не мечтали, он их постоянно прячет в подмышках, ты заметила?

— Заметила, — скривилась Марго. — Но от нас не спрячешь.

Сегодня с утра они побывали на свидании с мамой. Её держали пока в распределителе под Москвой. Сёстры уже по негласной договорённости не обсуждали всё, что случилось за последние полгода вслух — слишком болезненно, слишком ужасно, слишком уязвимо, слишком бессильны они что-либо изменить. Слова застревали в горле, и наружу просились только слёзы. Пришлось смириться.

— Два года быстро пролетят, вот увидите, — успокаивала их мама дрожащим голосом. — Я буду вам писать, и вы пишите. Там и сотовый на несколько минут можно купить. Чуть попозже осенью приедете ко мне, хорошо?

Близняшки молча старательно кивали.

— П-прос… ти… те, — на прощанье уже почти вытолкнула из себя женщина, задыхаясь от сдерживаемых рыданий. — И слушайтесь… Ваню. Он всё… сделает… правильно. Не то… что я.

Сестрёнки обещали.

* * *

— Всё! — вылезла из-под раковины Марго. — Да, там основа нитчатая. Я нитки перетёрла. Резать нельзя — он сразу догадается. — Девчушка вытерла пилочку, а на пол мойки из дырявого шланга капала вода. Сёстры довольно выдохнули.

— Чёрт, ещё и у Тайсона убирать, — вполне серьёзно нахмурилась Арина. — Скоро уже Иванушка заявится… с «годными парнями», — показала она кавычки пальцами.

Маргарита в ужасе округлила на сестру глаза и в панике полезла в карман домашнего костюма. Вытащила айфон, который перед расставанием им опекун всё-таки вернул, активировала экран.

— Уже почти пять! Мне нужно в училище! Ариш, убери сегодня сама, а? А в следующий раз — я.

— Ага. Нашла идиотку. Давай быстро вместе.

— Да я ещё хотела перед просмотром немного размяться. А потом у нас фотография абрисов, ты же знаешь. А вольер мама Тайсону отгрохала с полдома. Так и Золушками заделаться недолго!

Арина вздохнула и опустила плечи.

Глава 3 Шестнадцать светских львиц

Именно к этой знаменательной дате сёстры научились готовить вермишелевый суп, а опекун — их различать.

У Ивана будто спадала пелена с глаз. Слой за слоем.

Допустим, при ближайшем рассмотрении, Арина оказалась обладательницей более пышной груди, нежели её сестра. Возможно потому, что была заметно плотнее и шире в кости. Ну, и так далее. Более детально Беспалов рассматривать не стал. Оно ему надо?

Опекуну хватало и того, что когда вечером, или даже «ночером», он приходил домой с работы и заставал девчонок сидящими на диване в холле перед телевизором, они даже на его короткое: «Привет, Ромашовы» оборачивались и отвечали совершенно по-разному. Арина — плавно и с открытым взглядом, Марго — резко и со вздёрнутым подбородком. Всегда.

Кстати, в следующий раз, заехав за балериной в училище, он, наученный горьким опытом, уже объезжал супермаркеты по касательной как в лыжном слаломе, а всю дорогу домой потратил на лекцию о том, как важно блюсти девичью честь смолоду.

— Влипнешь ты, а в интернат загремит сестра. — Старался он быть нудным моралистом.

— Мне никто кроме тебя не нужен, — с заложенным носом гундосила Марго, отвернувшись в окно. Девчушка уже успела подхватить вирус.

Иван даже не знал, радоваться или огорчаться таким признаниям.

Тем более что, перекрестившись и поплевав через левое плечо, всё-таки согласился, что у близняшек довольно миленькие мордашки, да и фигурки тоже «ничошные». И теперь ему так и чудились вокруг них кишащие «нечестивцы» да «кобелирующие элементы» вроде него самого восьмилетней давности — с переполненными гормонами организмами и «приборами» в штанах, которыми впору орехи колоть. Кокосовые.

И возглавлял этот «расстрельный» список «смертников» и «гоблинов» тот самый Макар, который, судя по обрывкам фраз сестёр, всё-таки явился не то с Мальдив, не то с Сейшел.

«И чего он там на дно не ушел, — кривился Иван, только сейчас начиная осознавать, на что, на самом деле, подвязался. Он подозревал, что с одной стороны ведёт себя как квочка над цыплятами, но с другой железно верил, что лучше перебдеть, чем недобдеть.

Но и его авторитет тоже прилично рос в глазах сестричек на «дрожжах» выделяемых им карманных денег и не только. Уж кем-кем, а жмотом Беспалов никогда не был. А после одного случая так и вовсе грозился обзавестись в доме статусом культа личности.

Однажды, когда усталый Ваня вошел в холл с ключами от машины в руках и папкой с файлами, после поиска пункта приёма старых машин и металлолома на сходных условиях, девчонки сидели на диване, склонив головы в одну точку, и о чём-то рьяно спорили.

— Да? А воду ты тогда откуда получишь? А потом ведь ещё с соляной кислотой всё это реагировать должно! И выделение газа не получается у тебя,— в запале говорила Арина.

Иван подошел и заглянул им через макушки — ученицы корпели над тетрадкой по химии.

Своим любимым школьным предметом он давно не занимался, но растворение меди в соляной кислоте «при н. у.» мог просчитать даже на закате целого изнурительного двухдневного мотания по всему Подмосковью.

— Мда, Ромашовы, — скривился Беспалов.

Обе головы тут же поднялись, и четыре зелёных заинтересованных глаза уставились на выпускника Принстона.

— Вы ещё и по успеваемости не впереди планеты всей. Прискорбно, однако.

Как это ни странно, ни колкостей, ни резкостей в ответ не последовало.

— Если здесь атомов кислорода в полтора раза больше, чем водорода, то значит серная кислота у вас двунормальная, — ткнул он пальцем в их записи. — Отсюда и ошибка в молях.

Сестрички впились в тетрадку взглядами, и Марго принялась исправлять ошибку.

— Спасибо, — вскинула она почти благодарный взгляд на опекуна.

— Обращайся, — двинулся к себе по коридору Иван.

— Я там макароны с тефтелями сделала. Сейчас тебе разогрею, — поднялась вслед за ним Арина и направилась на кухню.

Глава 4 Драку заказывали?

На бракосочетание к отцу Иван подопечных не взял.

Всё-таки, свадьба — дело непредсказуемое и опасное. Публика там зачастую собирается разношерстная и к такой невинности и неискушенности, как у близняшек, враждебная. С потребительскими замашками, так сказать.

«Береженого бог бережет». — Решил Иван держать подальше сестричек от толпы подвыпивших, скучающих богатых придурков, хотя был совсем не прочь некоторым из них подправить «аватарки» и проредить зубы за своих девчат. Любил он это дело, что уж греха таить.

Ну и, разумеется, «бунт на корабле» не заставил себя ждать. Только лишь узнав, что «они чужие на этом празднике жизни», Арина с Марго резко перестали с Ваней разговаривать. И расстроились ещё больше, когда увидели, что его это вполне устраивает. Он явно отдыхал и наслаждался, превратившись в созерцателя праведного гнева сестричек и того, как из их аккуратненьких носиков и ушек валит пар. Иван подозревал, что подопечные ночами не спят, лепят куклу Вуду по его образу и подобию с красивыми кистями рук и серьгой в ухе, и разрабатывают для него способы наиболее изощрённых, медленных пыток. Таких, чтобы любой сеанс БДСМ ему щекоткой показался. Жестокая, бессердечная Арина даже перестала готовить еду, видимо, намереваясь уморить «благодетеля» голодом, но, к счастью, сейчас за плитой стояла Ева. Та успевала всё.

«Хорошая она, всё-таки, — рассуждал Иван. — Жаль, отец её не признаёт»

Степан Лаврович действительно не любил мадмуазель Гильер и не трудился этого скрывать. Ещё чего! Он вообще не понимал, как можно польститься на девушку, которая несколько лет «сверкала голыми сиськами» в каком-то «стриптизе», а потом родила от… африканца. Вольдемара, или просто Вована, как называл его Иван, Беспалов-старший в упор не замечал, да и вообще, видеть не хотел. Сын ему пытался втолковать, что почти половина такой страны как США состоит из выходцев из Африки, и из них идиотов и придурков ничуть не больше, чем среди бывших европейцев, но папа всё равно гнул свою линию.

— Вот говорил я твоей матери, что все эти… Омерики, — делал он жест «фонарика» рукой,— всё это баловство до добра не доведёт. Тоже мне придумала… Англия, Принстон, а то здесь бы тебя не научили дебет с кредитом сводить. И в Москве нашел бы себе такую же… подстилку.

— Отец. — Взглядом предупреждал его Ваня.

— А что «отец»? На кой она тебе вообще сдалась? Ева эта. Постоянной нужно обзаводиться под сраку лет, сынок. Как я. — Важничал родитель. — А пока, гуляй, Ваня! Гу-ляй!

Но доверить свадьбу именно мадмуазель Гильер, Иван родителя всё-таки уговорил. «Тятя» сменил гнев на милость — очень уж хотелось ему праздника «по-хранцузски».

— Кококо их там эти… Шинель, яйца от Фаберже, все дела.

— Рококо, пап, — поправлял Ваня, но родитель только отмахивался. Недосуг ему было до этих глупостей.

А вот близняшки, судя по всему, понижать градус конфронтации не собирались, и опекуну всё-таки пришлось «внести поправки в конституцию».

«А что делать — низы не хотят, верхи не могут», — резюмировал он, поскольку грубо подавить бунт ему не позволяла совесть — девчонки постоянно сидели за уроками, Марго выгибалась в техническом зале часами, поэтому небольшой праздник они заслужили.

Тем более что «тусу» выпрашивали у Вани перманентно-постоянно, проедая ему плешь в режиме «non stop».

— Ладно, Ромашовы, — в одно прекрасно утро за завтраком скрипучим голосом начал благодетель, поставив близняшек перед собой по стойке смирно как на плацу, — ваша взяла. Четырнадцатого можете устроить здесь вечеринку (на четырнадцатое октября было назначено бракосочетание папы Стёпы), а мы с Евой заночуем в моей квартире. — Он скривился и с сомнением потёр мочку уха.

— Ура-а-а-а… — подскочила Марго. — У нас будет своя свадьба. — Она повисла на сестре.— Йес-с-с.

Беспалов тревожно сглотнул.

— Но-но-но, какая нахрен «своя свадьба», какая свадьба! — задирал он вверх подбородок на подопечных. — Просто вечеринка. Не более.

— Ну, это… так говорится, — прыгала на месте, как мартышка, Марго. — Поговорка есть такая: «У вас своя свадьба, у нас своя». Вон, — показала рукой на Арину, — их с Макароном в шутку поженим.

Глава 5 Стокгольмский синдром

«Пф-ф-ф… ну и что это было? — пребывал в глубоком шоке Иван. — Херь какая-то. — Медленно-устало забрался он себе в волосы и зачесал чуб пятернёй.

Наваждение спало, бес, настоящий бес, вселившийся в него там, в холле, исчез, лопнул, как мыльный пузырь. Дом опустел, сестрички остались вдвоём — опасность отступила. Ваня очнулся и жалел ровно о каждом своём слове.

— Как пацан! — впечатал кулак в покрывало рядом с собой. — Не солидольно это всё…

«По сути, лютого беспредела-то не было, — попытался поставить в упрёк сам себе. — По беспределу пошел я». — И вроде бы даже убедил, но вот только перед глазами появлялась картинка того, что он увидел на диване — всё. Внутри взрывалось желание разнести этот дом по кирпичику, разорвать белобрысого на атомы, а потом, со спокойной душой, забыть, развидеть, отменить, вычеркнуть из памяти и сделать вид, что ничего не было.

«Стоп! — сел в кровати Иван. — Точно! Сделаю вид, что ничего не было».

И тут же в груди сделалось как-то кисло и муторно.

Было. Что-то определённо было.

И причём уже давно.

Опекун и раньше замечал за собой такие чувства к Арине, будто ему хотелось сдувать с неё пылинки. Особенно после какой-нибудь грубой выходки Марго по отношению к сестре. Та могла размашисто перебить, излишне категорично настоять на своём, красиво уходила от обязанностей по дому — парень ещё ни разу не застал балерину за общением с посудомоечной машиной, уж не говоря о чём-то большем. Беспалов подозревал, что в школе тоже находятся такие вот Маргариты, которым Арина многое прощает и относится снисходительно, поэтому ничего удивительного, что иногда ему до зарезу хотелось за эту девушку порвать полмира. В клочья.

Она внушала трепет. Рядом с ней он чувствовал себя сильным, эдаким защитником, «грудняк» распирало от брутальности. Сама Арина этого не осознавала, но Ваня иногда непроизвольно любовался её мягкостью, нежностью, плавностью, или даже величавостью движений. Парню казалось, что именно из неё вышла бы более красивая, правильная балерина.

Однако эти приступы доброй, и не очень, воли как возникали, так быстро и проходили. В принципе, он и так заботился о ней, и вот, когда выдался случай встать на защиту её чести, встал не раздумывая. Защитил, так защитил! Не подкопаешься.

Правда, девушка пока об этом даже не подозревает и думает, что он просто самоутверждается, как «главный здесь».

«Поймёт. Никуда не денется. Ещё спасибо скажет».

Да, в принципе, даже если он и чувствовал к Арине нечто «эдакое», то не видел в том ничего ужасного и угрожающего. Подумаешь, чувство. Справится!

«Где наша не пропадала». — Полнился воодушевлением Беспалов. Не проявлять тягу к человеку, не показывать симпатию и не ждать ответной, на самом деле очень легко. Почти как морду кому-нибудь набить, только, может, не так приятно. К тому же, девчушка — его подопечная, считай что дочь, а он — опекун, почти отец. Формат общения не даст зайти далеко.

Но когда он, мрачнее тучи, на следующее утро вышел из комнаты и увидел как на кухне Арина, своими фирменными плавными движениями доставала что-то из шкафа и морщила носик, его будто догнало, накинулось сзади «глубоким капюшоном» и вцепилось в «холку» вчерашнее желание обнять, прикоснуться или даже поцеловать, тем самым ясно дав понять, что уже ничего не будет как прежде.

«Будет! — сжал зубы Иван. — Обязательно будет. Или я не Бес».

Только когда Арина уходила с кружкой кофе к себе в комнату — потому что рядом с таким опекуном кусок в горло не лезет — посмотрел вслед на её изящную тонкую шейку под забранными вверх волосами, и внутри что-то защемило. Рот наполнился слюной, и опять шевельнулось в штанах.

«Да твою ж мать, — с раздражением отставил чай Беспалов. — Валить надо отсюда. Валить. И подальше, и на дольше».

Когда он выходил из дому, на кухне появилась Марго.

— Собака на сене, — прошипела она ему в спину. — Ни себе, ни людям.

«Чёрт! — закрыл за собой входную дверь опекун и застыл на месте. — А что вот, например, скажет Марго, если я… и её сестра… — он сглотнул с трудом. Но тут же его глаза распахнулись, и челюсть отвисла уже максимально. — А ведь есть ещё и мать. — Он покачал головой и посмотрел в потолок. — Меня кастрируют. Стопудово».

Но и в то же время, с самого дна души поднималась какая-то небольшая радость. Эдакое предчувствие счастья. Предвкушение чего-то выдающегося, неповторимого. Всё это было чем-то новеньким, неизведанным, не пройденным. Классным!

* * *

— Привет, — Макар обнял за плечи и чмокнул в щечку.

В ответ Арина улыбнулась и взмахнула ресницами.