Глава 18. Напряжение

Движения больших сильных пальцев на моих плечах были медленными, гипнотизирующими, невыносимо приятными.

И это всё ещё был он. Мэр. Он массировал мои плечи.

Осознание этого меня просто убивало.

Его пальцы скользили по моим ключицам, разогревая кожу сквозь ткань платья, возвращались к шее и спускались к лопаткам, выписывая тайные круги, от которых по всему телу бежали мурашки.

Я сидела неподвижно, едва дыша, совершенно парализованная этим шокирующим наслаждением.

Внутри меня всё плавилось. Напряжение, которое копилось неделями достигло своего пика, сконцентрировавшись в сладком, томительном спазме в самом низу живота.

Я почувствовала, как знакомое, смущающее тепло разливается между ног, и поняла, что моё бельё снова промокло, на этот раз мгновенно и полностью.

Осознание этого, дикое и стыдное, окатило кипятком. Нет, я не могу так просто сидеть и таять, пока он, ничего не подозревая… или подозревая?.. делает мне так хорошо.

Резким, паническим движением, я вскочила. Стул с грохотом опрокинулся, этот звук ударил по ушам в ночной тишине пустой тёмной мэрии.

Я стояла, дрожа всем телом, и смотрела на него. Грудь вздымалась от прерывистого дыхания, щёки пылали.

Мэр не двинулся с места, но всё его тело напряглось.

Его штормовые глаза прожигали меня насквозь. В них не было гнева, холодности, бесстрастности. На их дне плескалось нечто тёмное, дикое, беспощадное.

— Будь я проклят, Тина, если ты не хочешь меня так же, как я тебя, — прорычал он хрипло и шагнул ко мне.

Он стремительно, неотвратимо сократил расстояние между нами, заполнив собой всё пространство.

Его ладони легли на мою талию, с непреклонностью и уничтожающей меня осторожностью вдавили меня в его рельефный торс.

Я ахнула, запрокинув голову. И в этот момент его поцелуй с неотвратимостью камнепада обрушился на мои ошеломлённо распахнутые губы.

Его губы, твёрдые и умелые, обхватывали то одну мою губу, то вторую, настойчиво придавливали, убеждали поддаться его давлению. В его напоре явственно читалась невероятная, оглушающая осторожность.

Он исследовал мои губы, заставляя их раскрыться. И когда они послушно дрогнули, он вошёл глубже. Его язык коснулся моего, и всё во мне взорвалось белым огнём.

Мэр не торопился, словно вкушал меня, изучал каждую реакцию. Его язык в глубине моего рта чувствовался горячим, влажным, настойчивым, но при этом нереально нежным.

Он ласкал моё нёбо, скользил вдоль моих зубов, очерчивал мой язык и снова, снова погружался вглубь, умопомрачительно точными движениями вытягивая из меня всё сопротивление, все страхи, оставляя лишь слепое, нарастающее желание большего.

Одна его рука всё так же держала меня за талию, прижимая к его мощному торсу, а другая поднялась к моей шее, её крупные чуткие пальцы погрузились в мои волосы, нежно поглаживали кожу под волосами, заставляя меня выгибаться ему навстречу, льнуть к нему.

Я тонула в нём. Мир перестал существовать вне этого поцелуя. Сократился до нас двоих, до его губ, его языка, его рук. До стука его сердца под моей ладонью, которую я сама не знаю, когда прижала к его груди.

Всё моё тело плавилось, превращалось в жидкость, готовое расплавиться от этого невыносимого, сладкого напряжения. Я отвечала ему, уже не думая, не боясь, полностью отдавшись на волю этого шторма.

Его поцелуй стал ещё более жадным, порочным в своей откровенности. Он уже не просто исследовал, а забирал, требовал, и я отдавала, отвечая ему с той же дикой, необузданной горячностью.

Моё тело, забывшее о страхе и условностях, обезумело от его прикосновений. Я тёрлась бёдрами о его пах, отчётливо ощущая огромный каменный бугор, желая сама не понимая чего. Из моей груди вырывались тихие, прерывистые стоны, которые он тут же поглощал своими губами.

Он целовал, а руки гладили мою спину, сжимали ягодицы, поднимались к груди, лаская большими пальцами болезненно напряжённые соски сквозь так мешавшую мне ткань платья. Затем снова оказывались на спине, прижимая крепче к нему, восхитительно мощному, рельефному, желанному, и снова погружались в мои волосы.

Я глухо и протяжно застонала в его губы, прижимаясь к нему всем телом, и в этот момент он вдруг оторвался от моих губ.

Его дыхание было тяжёлым и прерывистым, горячие вздохи обжигали мою кожу. Я замерла, не в силах пошевелиться, и просто смотрела на него. На его лицо, искажённое гримасой страсти и невероятного напряжения. На его глаза, почерневшие от желания.

— Я остановился только для того, чтобы не взять тебя прямо сейчас на этом столе, — прохрипел он, и его голос был низким, хриплым, налитым таким плотским обещанием, что у меня ослабели ноги. — Ты не заслуживаешь такого.

Я окаменела, с трудом осознавая смысл его слов.

И тогда он обнял меня. Не так, как прежде — в пылу страсти, а с новой, оглушающей бережностью.

Просто держал меня в руках, позволяя мне чувствовать каждую линию его могучего тела, каждое биение его сердца. Удерживал в своих больших объятиях так, словно я была самой хрупкой драгоценностью в мире.

— Для тебя только самое лучшее, — прошептал он хрипло. — Но мы продолжим. Обязательно. В других обстоятельствах.

Прошло несколько томительных секунд, пока он боролся с собой, не давая мне пространства отойти.

Мэр медленно разжал объятия, но его взгляд не отпускал меня, изучая каждую черту. В воздухе повисло молчание, густое и тяжёлое.

Он поправил смятый ворот моего платья. Жест был удивительно медленным и бережным, и от этого мне захотелось, чтобы он снова обнял.

— Ты не пойдёшь одна среди ночи, Тина, — сказал он и взял меня за руку. — Я провожу.

Загрузка...