Иду на свет

Пролог

Пролог

За четыре года до основных событий.

– Как назвала хоть, Альбин?

– Данечка…

– В честь Данилы?

– Да… Пусть мой таким же вырастет…

– А отчество?

Пауза, после которой глухое:

– Александрович Примеров. Игнат запретил.

***

Пётр в последнее время редко садился за руль. С тех пор, как нанял водителя – получил несколько дополнительных рабочих часов. Но сегодня пальцы с силой вжимались в обитый кожей руль. И пусть перед глазами должна быть только дорога, мысли о ней – в голове. Но ему то и дело приходилось промаргиваться, потому что перед его – совершенно другое кино.

В ушах – разговор. На фоне – кряхтение младенца. Его внука.

Его, мать твою, внука…

Чувствуя, что гнев возвращается, Пётр потянулся к экрану автомагнитолы.

Когда он звонил Игнату в последний раз? Почти неделю назад. Чем закончилось? Конечно, чувством гадливости и непонимания. Долгими раздумьями. Осознанием, что в этом – его крест. Поиски сил, чтобы нести.

Но тогда… Он ведь не знал ещё, что этот щенок сотворил…

Пётр не успел нажать вызов, когда услышал, как по салону разносится звуки входящего. На экране: «Санта»…

И первая реакция, как всегда, тепло. Она звонит ему сказать то, что он и сам знает. Видел списки. Его умница поступила на бакалавриат. Его малышка – будущий юрист. И через сорок минут, когда он вернется домой, когда немного придет в себя, когда сделает так, что Игнат осознает, какую жесть творит, он погладит дочь по голове, обнимет крепко и искренне скажет, что не сомневался.

Но вот сейчас Пётр скидывает.

Набирает своего старшего…

Который всегда был сложным. С которым всегда было сложно. Но о котором он и подумать не мог…

– Алло, отец…

Он отвечает так, будто одолжение делает, а у Петра вслед за пальцами, которые впиваются в руль, сжимаются челюсти. Он не матерится. Старается, во всяком случае, но вот сейчас…

– Ты что о себе возомнил, говнюк?

Он и людей-то не оскорбляет. Никогда не позволял себе подобного ни с одним из своих детей, но старший сотворил такое, что иначе не обратишься.

Да и ему – как с гуся вода. Фыркает там, паузу держит…

– Донесла, значит…

Шипит, будто это она виновата, что донесла.

Она, а не он, что ведет себя, как говно последнее…

– Мне Мила твоя «донесла», Игнат. Позвонила вчера, рыдала… Я не поверил. К Альбине поехал…

Пётр замолк, сам толком не зная, чего ожидать. А в ответ ему – тишина. Машина несется по крайней левой. Глаза щиплет так, будто воздух пересушен. Сердце, которое начало болеть ещё в квартире у Альбины, до сих пор никак не успокоится.

В подлокотнике есть таблетки. Нужно достать, выпить, съехать на обочину и постоять. Подышать. Успокоиться.

Вспомнить о Санте и её новости. Забыть об Игнате и о новости от него…

– И как съездил?

Вопрос Игната – с едкой издевкой, сердце Петра сильнее сжимается. Лицо – кривится. Будь они сейчас рядом – его «наследник» уже получил бы пощечину. И это тоже вопреки. Потому что ни разу… Ни на одного из них он руку не поднимал.

На одинаково любимых троих своих детей.

– Ёрничать не смей! Услышал? – рука Петра ударила по рулю. Он не знал, слышен ли звук на стороне сына, но это и неважно. Он не для устрашения. Он просто сдержаться не может.

Его натурально рвет на части.

Он никак не может вписать в картину мира.

В то, чему сам сына учил.

Любви. Ответственности. Верности. Честности. Уважения.

Он не дурак, он всегда видел, что Игнат – тот ещё эгоист. Он сознательно не облегчал сыну жизнь там, где знал – парень может и должен добиться сам. Он получал за это свои камни. Обвинения в нелюбви. В том, что бросил.

Он многое ему прощал.

Он всегда готов был протянуть руку, если сын придет.

Сын же…

– Отец… Орать не надо… Поздно воспитывать…

Ответил, будто утомленно, разозлив ещё сильнее. Пётр слышал, как бьется его сердце. В груди, в висках.

Потянулся к верхней пуговице рубашки, чтобы ослабить. Как с удивлением, краем сознания, отметил, что она и не застегнута. Так а почему воздуха-то мало?

– Я тебя воспитывать буду, пока жив, Игнат! Ты что натворил? Ты что, блять, натворил? Ты давно Миле изменяешь? Вы же расстались с Альбиной. Я же тебя просил… Я же тебе объяснял!!! Я же тебя спрашивал…

Глава 1

Глава 1

Прошло четыре года.

Пальцы Санты скользнули по мокрым волосам, она подняла подбородок, подставляя лицо струям воды. Откровенно горячей. Настолько, что душевая наполнена густым паром. Сам воздух тоже горячий и влажный. Струи ощутимо бьют по щекам, плечам, ключицам, кожа на которых – моментально краснеет. Но будь у Санты возможность сделать напор сильнее, а температуру ещё выше – она ею непременно воспользовалась бы.

Ведь, как оказалось, она любит из всего брать максимум.

Как оказалось, она очень жадная.

И, как оказалось, очень везучая.

На улице – декабрь. Самые длинные ночи и темные утра. На  часах – немного за семь. Выбираться из кровати с каждым днём всё сложней, какие витамины ни принимай. Единственная надежда на вот такой душ, иначе... Из этой кровати Санта точно не выбралась бы. 

Девушка держала глаза закрытыми, позволяла струям попадать в рот, была частично оглушена звуками бьющих сверху струй, а всё равно услышала, как открылась дверь в смежную с давно не холостятской спальней ванную.

Не обернулась, не испугалась, только улыбнулась, переключая воду на куда более щадящий тропический душ, продолжая водить по волосам, запрокидывая голову выше и чувствуя, как тяжелые черные пряди отлипают от мокрой спины.

По которой почти сразу идет холод, он же щекочет ягодицы, бедра и икры. Потому что открывается уже следующая дверь – стеклянная и запотевшая. В душевой на мгновение становится прохладно. Потом – снова горячо. Замкнутое пространство быстро прогревается. 

В животе у Санты начинает томительно тянуть…

Губы сами собой растягиваются…

Первыми Санта чувствует руки Данилы – они ложатся на её мокрые бедра, сжимают с силой. Так, будто она не из его кровати только выскочила, а вернулась с Далекого севера.

Дальше – в ягодицы упирается нежная, но в то же время обжигающая кожу головка.

Сверху продолжала лететь вода, сзади Санту грело приблизившееся мужское тело.

На которое можно откинуться, почувствовать, как руки Данилы едут по животу, тянут на себя, сжимают полушария груди…

Данила немного сгорбился, прижимаясь губами к шее Санты. Она наклонила голову, давая больший доступ, забросила руку назад, чтобы пропустить сквозь пальцы его волосы, чуть оттянуть, почувствовать, что в отместку он болезненно сжимает подушечками соски… И острота ощущений стреляет внизу – в промежности.

Она же срывается с пухлых губ тихим стоном.

Которых будет много – оба знают. Которые Данила любил гасить ртом.

Поэтому оставляет грудь, скользит руками по влажному телу одновременно вниз и вверх.

Санта прогибается непроизвольно, шире расставляя ноги, мужские пальцы проезжаются по лобку…

Одновременно с этим Данила придерживает за подбородок, поворачивает голову Санты, прижимается к полуоткрытым губам, ныряет между ними языком… Его движения – уверенны, откровенны и похотливы. 

Санту очень быстро привычно начинает потряхивать от них и осознания своей желанности. Данила привычно же очень быстро становится неконтролируемо жадным.

Когда он уверен, что Санта не отвернется, отпускает подбородок, возвращается к груди. Мнет, одновременно скользя пальцами по самым чувствительным точкам на женском теле между ног. Может уже такими ласками довести – прекрасно это знает. Но хочет большего. Не проникает пальцами, ходит кругами, дразнит, а когда слышит, что у неё ускоряется дыхание, она будто пытается поймать и в себя направить, съезжает пальцами на талию, прогибает в пояснице сильнее, толкает из-под продолжавшего бить по головам тропического душа к стене.

Одновременно вжимает в неё раздразненной грудью, прикусывает нижнюю губу и толкается членом сразу сильно – до упора.

Замирает, слыша, как Санта со стоном принимает. Она жмурится, потому что это всегда остро. И это всегда так хорошо…

Между стеной и ее грудью протискиваются ладони, Данила снова сжимает и делает короткое движение назад, а потом сильнее в неё…

– Боже…

Санта шепчет против воли, Данила никак не реагирует. Немного назад – быстрее в неё… Пальцы – до боли в кожу.

Горячее прерывистое дыхание впитывает девичья скула…

Санте страшно потерять равновесие, но и сдержаться она не может – отрывает ладонь от кафеля, заводит за спину, царапает мужской бок, как бы просит…

И снова стонет, жмурясь, прогибаясь сильнее, потому что просить Даню не надо. Он ускоряет толчки, наращивая темп.

Таранит сзади, закрывая их от бьющей с потолка воды. А Санта утопает в удовольствии от всего. Чувства, что он в ней. Осознания, как сильно хочет. Боли из-за его слишком сильных сжатий.

– Моя вся, да?

Судорожно кивает, отвечая на вопрос. Ощущает, что его движения становятся агрессивнее, «мстит», отпуская себя, впиваясь в кожу на его боку сильнее.

– Скажи, Сант… Слышать хочу…

Данила просит на ухо, а Санта мотает головой, потому что кажется, что она сейчас не сможет сказать, но он слишком настойчив…

Глава 2

Глава 2

Сборы заняли у Санты около получаса. Когда она вышла на кухню, полностью готовый Данила допивал свой кофе, листая новости на телефоне.

Не обделил вниманием её появление. Провожал взглядом до стола. Когда села, придвинула чашку, сделала первый глоток, благодарно улыбаясь, кивнул, отвечая. 

В её голове было ещё немного туманно после их утреннего секса. У Данилы с этим всегда проще – он быстро переключается.

Несколько десятков минут назад вел себя так, что Санта в жизни не усомнилась бы: она – обязательное условие его существования. Данила скорее умрет, чем оторвется, недотрахав. А сейчас – спокойно сидит напротив, увлечен чем-то своим. Спокоен. Неспешен…

Она же смотрит, как указательный палец мужчины еле-еле скользит по экрану, прокручивая чей-то длинный пост, и вспоминает, как он же ласкал её кожу. По щекам бьет жар, колени непроизвольно сжимаются, Данила, будто чувствуя, снова вскидывает взгляд на её лицо…

Снова смотрит цепко. А Санте кажется, что её с поличным поймали.

Напротив – самый проницательный прокурор, который держит в кулаке её сердце, читает мысли… А потом хмыкает. Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы проникнуть ей под кожу. Прочесть, как книгу. Досконально изучить язык глаз.

Ещё прошлой весной Санта не поверила бы, что мужчина, которого она сама любила с детства, который учился у её отца профессии, которого она записала в кумиры, смирившись, что ей в жизни смелости не хватит признаться в своих чувствах, возьмет её на стажировку. 

Что с его готовности просто по-человечески помочь в ответ на просьбу матери Санты начнется их история любви. 

Что в итоге именно он станет её первым.

Примет её чувства. Даст им шанс.

Не оттолкнет по ненадобности или испугавшись серьезности, а рискнет попробовать.

Что сам же влюбится.

Что из просто трусливой умницы она станет его любимой женщиной.

Что для этого понадобится гора храбрости. Что она её в себе найдет. 

Санта смотрела на Данилу, нежно пожирая. Он – эту жадность поглощая. Но в какой-то момент стал совсем серьезным. Первым оторвался. 

– Пей, остынет…

Кивнул на чашку, приказывая, Санта ответила улыбкой. Потянула к губам. Сделала глоток. Повернула голову к окну, чтобы ускорить процесс.

Им действительно неплохо бы выйти побыстрей. Даниле нужно в офис. Ей самой – на пары. И нет никаких сомнений, что любоваться друг другом можно до бесконечности, но один из главных ресурсов, в которых они ограничены, – это время.

Об их отношениях по-прежнему известно только им. Они не съезжались, хоть и чаще проводили ночи вместе, чем порознь. Эта тема наравне с ещё несколькими Данилой уже поднималась. И пусть Санта образца июля ответила бы на любое его предложение, просьбу, да даже намек безоговорочным «да», Санта в декабре – уже немного другой человек. С другими страхами. Думать о которых сейчас не хочется.

Лежавший на столе телефон Данилы завибрировал. Санта вздрогнула, непроизвольно бросая взгляд на источник тревожного звука. 

Была уверена, что Чернов тут же возьмет. Но шли секунды, а вибрация не унималась. 

Санта в недоумении подняла взгляд на Данилу. 

Который будто застыл. На экране чье-то имя. Этот номер забит в телефонной. Входящий звонок. А его палец замер над экраном.

Он не берет. Смотрит просто. Долго смотрит…

Потом же жмет отбой.

– Всё нормально? – вскидывает на Санту взгляд чуть резче, чем она ожидала. Смотрит остро, дальше – с прищуром…

И пусть Санта совершенно точно знает: на неё вот так смотреть не за что, но по коже проходится холодок. Ей бы сдержаться, но когда Данила закрывает глаза, мотает головой, а потом смотрит снова – уже адекватно, непроизвольно выдыхает…

Она тоже ловит его настроение. Она хочет, чтобы всегда оставалось хорошим. Её пугают перемены. Как-то так получается, что любые. 

– Всё, как всегда.

Данила отвечает, Санта кивает, соскальзывая взглядом на телефон. Который снова звонит… На сей раз Данила скидывает быстрее – даже не глянув.

Переворачивает экраном вниз, встает из-за стола, идет в сторону мойки, споласкивает чашку…

Начинает говорить, находясь к Санте спиной:

– Мне деканат списки групп прислал, Сант…

Первым оглядывается Данила. Он же первым оборачивается. Тянет бумажные полотенца, вытирает руки. Выбрасывает, упирается о столешницу, смотрит серьезно, явно ожидая, что Санта тоже повернется. Скажет там что-то…

А у нее моментально заходится сердце. Становится стыдно. Страшно. Зло. Безнадежно…

– Что за списки?

Она "предвкушает" провал, но всё равно спрашивает, чувствуя себя не самой умной из присутствующих в этой комнате. Данила же только голову склоняет, усмехается, приподнимает бровь. Мол, ну камон… Ты же не с дебилом спишь, малыш…

Глава 3

Глава 3

Данила, как всегда, оставил Санту в квартале от проходной университета. Попросил не дуться и быть умницей.

Санта только плечами пожала пообещав, что постарается.

Потому что как бы досадно ей ни было, он-то прав…

Она жалуется на ограничения, которые выставляют для них отношения, но важны тут две вещи.

Во-первых, ещё полгода назад она могла максимум мечтать, что когда-то Данила просто на неё посмотрит. А теперь он – её сбывшаяся мечта.

Во-вторых… Это она сама себя ограничивает. А не он ограничивает её.

Напоследок привычно спрашивает, что там по Новому году.

Санта привычно же съезжает на «в процессе».

Его это «в процессе» злит. От скул к вискам гуляют волны, но Данила держится. Целует, гладит по щеке, в глаза смотрит…

Своими как бы говорит: «как же я так вляпался в тебя, малыш…».

А у Санты сердце сжимается от жалости и благодарности, что вляпался. И счастья из-за того, насколько сильно…

Первым делом, попав в университет, она идет на кафедру и просит выписать её с Черновского предмета. На вопрос методистки: «зачем?», врет предложенное Данилой: «перебрала кредиты, боюсь, не успею. Да и я ведь работаю у Данилы Андреевича, постараюсь научиться там…».

Лгать постороннему человеку было не стыдно и не сложно. Методистка покачала головой, но достала списки из папки, вычеркнула фамилию Щетинская. Пообещала, что в деканат передаст, и Даниле Андреевичу тоже…

Только Санта – раньше.

Написала сразу, как устроилась на одном из задних рядов уже на лекции.

«Я выписалась, Дань. И я очень тебя люблю. Извини за глупости».

Просто печатая, Санта чувствовала, как в грудной клетке жжет. Она просила прощение за всё. Хотела, чтобы он это понял. В ответ же получила:

«)».

Заставившее выдохнуть тяжело, а потом силой принуждать себя вслушаться в то, о чем рассказывает лектор. Тоже хороший, кстати. Которому, в отличие от Чернова, ей совсем скоро придется сдавать экзамен.

В Веритас Санта попала только после обеда.

Встреч с Данилой не искала. У самой было слишком много работы. У него – тем более.

Привычным было то, что они могут до позднего вечера не знать, проведут ли хотя бы пару часов вместе.

У Санты почти сразу появились ключи от Даниной квартиры. Она часто приезжала в ещё пустую раньше хозяина. Иногда, даже зная, что его не будет (в командировке по стране или заграницей), всё равно ехала к нему, а не к себе. Спала на его постели, легче переживала разлуку.

Мужской нательный крестик, который когда-то по своей трусливой привычке припрятала, чтобы иметь повод позвать его к себе, так и не вернула, пусть и понятно давно, что повод им не нужен.

И сама не объяснила бы, почему, а Данила перестал о нём спрашивать. Принимал со всеми странностями. Ничего не жалел. Лучший в мире мужчина.

– Мне тоже сделаешь…

То ли просьбу, то ли приказ Санта «поймала» спиной, когда стояла на кухне у кофейного аппарата.

Оглянулась, скользя по обратившейся спокойным взглядом. Потом бровь подвздернула, чем вызвала ответную, слегка ядовитую, улыбку. За которой последовало:

– Пожалуйста…

Именно то, что Санта хотела услышать. Кивнула, снова поворачиваясь к аппарату. Достала чашку, которую собиралась взять себе, протянула Альбине.

Дальше – снова на полку за зернами, оттуда же новую чашку…

В то время, как Примерова подсыпает себе сахара, достает из холодильника сливки.

Они не стали закадычными подругами. Наверное, никогда и не станут. По-разному мыслят. К разному стремятся. Но как-то так получилось, что нашли повод и научились друг друга понимать.

Данила не собирался предлагать Але вернуться. Уж тем более, по-прежнему не собирался нормализовать их отношения. Как с досадой признавалась сама Альбина – это суть Данилы. Он может простить всё, но не предательство. Он не рубит сгоряча, но если вычеркивает – то раз и навсегда.

Её он решил вычеркнуть. Как друга. Но в Веритас вернуться позволил.

В этом поучаствовала Санта. А ещё – случай. В конце лета, благодаря победе Данилы в важном процессе, большая строительная компания – ССК – заключила с ними договор о судебном представительстве в хозяйственных спорах. Документы в Веритас привозили коробками. Грядущие объемы работы впечатляли. Увеличения штата было неизбежным.

И Санта с Алей этим воспользовались.

Сама Альбина о поддержке не просила. Она продолжала искать работу, отказывая тем, с кем взаимодействовать не хотела. Но доступные ей варианты – это не Лекса. И не Веритас. Крупняк её не хантил. Мелкотня не заводила. Идти в индивидуальную практику – сложно.

Понимающая всё это Санта начала точить камень…

В первую очередь не ради женщины, а ради двух Дань.

Глава 4

Глава 4

Санта не стала брать трубку. И бежать за Черновым с криками по коридору тоже не стала. Дождалась, когда настойчивой Блиновой надоест звонить, вернула мобильный хозяину, зайдя в его кабинет с соблюдением всем правил.

Крутился ли на языке закономерный вопрос: кто это и почему так добивается его внимания? А ещё почему Альбина упомянула эту же фамилию в связке со словом «измена»?

Конечно же, да.

Стала ли Санта его задавать?

Конечно же, нет.

Потому что на работе – неуместно.

Да и уместно ли вообще – вопрос. Данила не давал ей ни единого повода усомниться в своей верности и честности. Так может стоит позволить ему самому решать: чем, когда и при каких обстоятельствах с ней делиться?

В голове звучало мудро. На практике получилось не так-то сложно.

Санта предпочла не знать, будет ли Данила перезванивать, и если да – то что говорить.

На протяжении дня победила несколько порывов подойти к Альбине и спросить про Блинову у неё.

Не полезла искать её в друзьях у Данилы.

Постаралась снова стать умницей. А ещё себе же напомнить, что у них всё так, как хочется ей.

Днем они – начальник и подчиненная. Вечерами – любящая друг друга пара. И если им что-то угрожает – это явно не неведомая Марго.

Ближе к семи на телефон Санты прилетело сообщение от Данилы: «сегодня задержусь, не знаю, во сколько освобожусь».

Прочтя трижды, Санта вздохнула. Затолкала поглубже сомнение, которое моментально подняло голову. Напомнила себе же, что он часто задерживается. Даже не так: редко освобождается, как положено. А значит, сегодняшняя задержка с Маргаритой никак не связана.

Да и не смертельная, хоть и чуточку грустно. Как всегда.

Наверное, это – одно из немногих лишений самой Санты, к которым она успела приспособиться. Собралась в семь, вызвала такси, в приложении вбила адрес его квартиры.

Не спрашивала, можно ли. Не предупреждала.

Потому что можно. Потому что даже если он вернется домой глубоко за полночь, прижать её к себе будет рад. Не меньше, чем она рада будет проснуться и прижаться.

Зашла в супермаркет, наполнила корзину кое-чем съедобным и сочетающимся, решила скоротать время за приготовлением ужина.

Даниле нравится домашняя стряпня, хоть и от ресторанной он не отказывается.

Готовить ему впервые было для Санты очень нервно и ответственно. Наверное, не меньше, чем готовить для него же драфты документов.

Она боялась, что, по закону подлости, не получится ровным счетом ничего. В итоге же – Данила съел дочиста и с аппетитом. Впрочем, как и каждый из её последующих ужинов. Которые не стали обязательным номером их программы, но которые, кажется, одинаково радовали обоих.

В Санте, конечно же, жила женщина, которая жаждет укутать своего мужчину в заботе. Закормить, заласкать, согреть, зарядить обожанием. В Даниле – тяга всё это впитывать.

Иногда Санте даже казалось, что она чуть поспешила. Встреться они с Черновым немного позже, хотя бы через пару лет, когда она уже будет стоять на ногах хоть насколько-то уверенно, ничего бы не боялась, ни в чём его бы не тормозила. Но сейчас в душе будто обнялись восторг со страхом.

Потому что она очень любит Данилу. И в то же время она  слишком хорошо чувствует в себе потенциал, и слишком сильно боится превратиться для него в такую женщину, какой для папы стала мама.

Самые болезненные потери приходят, когда ты их меньше всего ждешь. Но к ним всегда нужно быть готовой. Поэтому в своем мужчине, как бы сильно не было твое чувство, нельзя растворяться.

Санта очень боялась потерять Данилу. Но почти так же боялась вместе с ним потерять себя.

И пока в голове крутились те же мысли, которые мучили уже давно, а руки делали дело.

Ужин был готов к половине девятого.

К сожалению, свою порцию Санте пришлось есть одной. Данила никак не отреагировал на короткое видео аппетитной тарелки, от которой исходит пар. Она же ела без зверского аппетита, чуть меланхолично улыбаясь. Потом позвонила маме. Поболтали ни о чём, ещё и недолго.

Один из волновавших Данилу моментов, который и самой Санте не давал покоя, было то, что она так и не призналась Елене, с кем состоит в отношениях. Мама не лезла с расспросами настойчиво. Но, конечно же, выражала желание познакомиться. Не шутка ведь – скоро полгода, как вместе.

А Санта постыдно съезжала каждый раз, когда мать пыталась узнать что-то больше, чем «люблю», «он очень хороший», «тоже любит»…

Не потому, что стыдилась Данилы, их разницы в возрасте или расстояния на карьерной лестнице. В ком не сомневалась ни на секунду – это в маме. Она не осудит забавы ради. Клейма не поставит. Просто…

Будет говорить то же, что утром говорила Альбина.

«Ему семью надо…».

А Санта не готова. Все нормальные девушки мечтают о моменте, когда им на палец кольцо наденут, а ей кажется, что вместе с открывшимся ювелирным чехлом в жизни наступит её личный апокалипсис. И чуть ли не единственная преграда, которая стоит на пути его предложения – это «знакомство» с её мамой.

Глава 5

Глава 5

 – Пустишь? – Данила спросил негромко, чтобы тут же усмехнуться. Потому что Санта мотает головой, насколько это возможно, сильнее вжимаясь ухом в его грудь. Дает понять: не пустит…

Хотя бы ещё несколько минут.

Уже утро. Они проснулись. Немного заранее, поэтому, в принципе, отказ Санты двигаться – не критичен. Оба это понимают.

Санта чувствует, что Данила снова расслабляется. Она тоже – следом. По голой женской спине идут мурашки, когда мужская рука ложится на её макушку, скользит по волосам и коже до самой поясницы. Потом ненадолго отрывается и снова от макушки вниз…

В его движениях чувствуется спокойствие и удовлетворенность. В груди у Санты потрескивает приятный костер счастья.

Ещё немного и они снова ворвутся в день, будут принимать звонки, выслушивать Алю и вариться в сомнениях. Но сейчас им хорошо.

Данила продолжает гладить, параллельно тянется свободной рукой к телефону. Проверяет время, откладывает.

Санте слышно, как мужской затылок ударяется о дерево кроватной спинки. Дальше – он выдыхает. Теперь улыбается уже она. Потому что ему хорошо.

Санта запрокидывает голову, улыбается шире. Смотрим на расслабленное лицо и прикрытые глаза. Тянется выше, ловит взгляд из-под приподнявшихся ресниц, когда её губы почти прижались к его губам.

Успевает только приоткрыть рот и пощекотать его подбородок дыханием, когда с удивленным писком падает на спину.

Данила подмял её под себя. И поцеловал «под себя». Без излишней нежности. Раскрыл губы, толкнулся языком. Проехался ладонью по бедру, делая даже немножечко больно, скользнул дальше – сжал грудь.

Они снова целовались, и снова переспали бы, но Данила первым оторвался.

Пока не передумал, встал с кровати, бросил быстрый взгляд и объяснительное:

– Некогда, Сант…

И пусть Санта вздохнула разочарованно, но в принципе, понимала, что так и есть. Некогда.

Следила, как Данила подходит к двери в ванную. Закусила губу, когда услышала щелчок – замкнулся изнутри. Упала на подушку, закрыла глаза, слушала, как шумит вода… И думала.

«Если потеряемся – не бойся. Я поймаю луч. Я пойду на свет».

О том, как просто ему вселить в неё уверенность. О том, как мало делает она, чтобы ответить тем же.

Ночью эта мысль вызвала слезы. Сейчас – желание исправиться.

Санта потянулась уже к своему телефону. Проверила время, открыла список набранных номеров, занесла палец над контактом «Мамуля». Почти набрала, но вовремя спохватилась. Потому что это у нее решительное утро, а у остальных – немного больше семи.

Поэтому открыла переписку, написала: «Привет! Я в субботу приеду, можно? Хочу тебе кое-что хорошее рассказать».

Не сомневалась, что мама сходу определит, о каком «хорошем» пойдет речь. Конечно же, будет немного нервничать. Конечно же, удивится. Но знание – всегда лучше неопределенности. Причем для всех.

Пусть в последнее время Санта только о том и думала, как ей страшно себе же отрезать пути отступления, сейчас было совершенно не боязно.

Сообщение доставлено. Почти сразу прочтено – мама не спит. В ответ Санте прилетело: «хорошо, малыш. Очень жду)».

И на сердце «малыша» чуть теплее. На губах – снова улыбка.

Она садится на кровати, поворачивает голову и смотрит на себя в отражении глянцевой двери шкафа-купе.

Прислушивается к ощущениям, понимает, что чувства лишенности правда нет. Даже наоборот – будто сделан пусть маленький, но важный шаг в нужном направлении.

А ещё волной накрывает вера в себя и в них с Данилой.

Потому что любовь к нему не обязательно предполагает похороны себя. Данила любит её не меньше. Не меньше бережет. От души заботится.

Дай ему луч, детка. Он пойдет на свет.

Он сам поощряет её желание стать настоящим юристом.

Она сможет сделать это не только в стенах Веритаса.

Он не станет заставлять её делать то, чего ей не хочется.

Не замкнет в квартире. Не ограничит в возможностях для реализации.

Она сама себя перепугала до полусмерти. А он ведь просто её любит очень.

Не подозревавший о том, какие мысли роятся в её голове, Данила вышел из ванной довольно быстро. Посмотрел мельком. Понял, что Санта улыбается, – улыбнулся в ответ. Машинально. Ничего не подразумевая. Просто их очередное бессловесное «люблю тебя», «я тоже».

Обошел кровать, взял мобильный.

А Санта провожала взглядом и никак отлипнуть не могла.

На его плечах – несколько капель воды. Темные короткие волосы блестят влагой. Он запускает между ними пальцы, а другой рукой роется в телефоне. Пролистывает, просматривает, хмурится…

Боковым зрением конечно же отмечает, что Санта не двигается в сторону освободившейся ванной, как стоило бы, а продолжает сидеть на кровати.

Глава 6

Глава 6

Объясняться Альбина не спешила. Несколько минут молча курсировала по кухне, когда сама Санта следила за её передвижением, сидя на табурете, отвернувшись от стола.

Успела прокрутить в голове массу версий, которые объяснили бы: что стало причиной такого странного поведения Примеровой. Вплоть до совсем неправдоподобной: Игнат едет «признавать» сына и просить прощение у всех обиженных.

Успела несколько раз успокоиться и снова накрутить себя же до невозможности.

– Аль… Мне ехать надо…

Санта произнесла не очень громко и вроде как аккуратно. Альбина глянула в ответ, кивнула…

Но дальше – ничего. Новый круг по комнате. Плотно сжатые губы и упертые в бока руки.

А ещё стук каблуков. Потому что Альбина даже не разулась. Наматывает круги, напрочь забыв о своей глянцевой светлой плитке и о том, что на улице вообще-то слякотная зима…

Когда Санта с грустью думала о том, что виноватой в этом во всём скорее всего Примерова привычно назначит ей, Альбина наконец-то остановилась.

Ладонь вжалась в столешницу, взгляд снова уперся в лицо Санты. В неё же был совершен выстрел вопросом:

– Что ты знаешь про Блинову, Санта?

Реагируя на который, она только ровнее села, а потом замерла.

Первым делом в голове мелькнуло: «какую Блинову?», потом у нее увеличились глаза, а у Альбины, внимательно следившей за реакциями, наоборот сузились.

И что в этот момент нужно делать по мнению мудрого Данилы Андреевича Чернова, Санта знала. Закончить разговор. Встать. Собраться. Уйти. Но Санта делает, возможно, очередную глупость. А может наоборот – просто пользуется предоставленным шансом.

– Ничего не знаю…

Откровенно шепчет, чувствуя, как сердце подскакивает, а потом прислушивается к тишине. В Даниной комнате продолжается игра, Альбина же молчит.

Смотрит долго, в какой-то момент её взгляд из острого становится… Будто сожалеющим.

Она стучит каблуком о пол с одинаковым противным звуком, потом мотает головой, смотрит на Санту:

– Маргарита Блинова – бывшая большая любовь Данилы. Очень большая, Санта. Моя, блин, университетская подруга… Дура конченая…

Санта слушает внимательно. Понимает, что на таком неожиданном переходе от «подруги» до «конченой» можно было бы рассмеяться. Но как-то не до смеха. Почти страшно.

– Они долго встречались. С университета и после тоже. Данила очень её любил. Очень…

– Я поняла…

Слушать, что Данила любил кого-то «очень» было откровенно неприятно. Настолько, что Санта даже перебила.

Альбина замолкла на секунду, снова сжимая губы в линию. Потом же опять заговорила:

– Она ему изменила. Ей тогда казалось, что с более перспективным. Тоже из наших. Сука такая…

Альбина ругнулась, качая головой так, будто Блинова – перед ней. И это она говорит «суке» в лицо. Но Санте от ругательства почему-то не легче. Было почти страшно, стало полноценно.

– Зачем ты мне это рассказываешь сейчас?

Санта задала вопрос, Альбина долго смотрела, не спеша с ответом. Немного зло. Потом – будто думая. Дальше – снова с сожалением.

Сняла руку со столешницы, сложила обе на груди. Чуть сгорбилась.

– Я только что их вместе видела, Санта. Они меня – нет. Я их – своими глазами.

Наверняка знала, какой будет реакция Санты.

Вот только для самой Санты она стала неожиданной.

Она фыркнула, как отмахиваясь, соскочила со стула. Руки сами собой тоже вжались в ребра, она повернулась в сторону выхода.

Сделала шаг, второй не успела.

Альбина придержала за локоть, чем разозлила сильнее.

– Зачем ты это делаешь, Альбина? Что ты ещё от меня хочешь? Ты же смирилась вроде бы… Не лезь ты к нам! Ни ко мне, ни к Даниле…

– Сант…

Щетинская начала защищать свое, Альбина же окликнула, смотря так, будто извиняется…

Но Санте из-за этого только хуже. Перед ней не надо извиняться. Ей в душу гадить не нужно.

А там сейчас…

– Даже слушать не хочу.

Она мотает головой, жалея об одном: что дала сказать. Скинула руку, пошла по коридору…

– Я за него боюсь, Сант. Понимаешь ты? Ему нельзя эту тварь прощать. Она его снова использует…

– А за меня ты не боишься?

И пусть Санта Алю понимала. Ей-богу. Умом даже сейчас понимала. Но с каждым словом самой становилось гаже.

Она обернулась, спросила громче, чем хотела. И агрессивней, чем хотела.

Потому что Альбина может не озвучивать. Как ситуацию видит она – понятно.  

Но самое ужасное, что Санта-то знает, основания видеть так есть. Маргарита Блинова ему названивала. Он в последнее время странный. Она не дает четких ответов на его невысказанные вопросы…

Глава 7

Глава 7

Когда Санта услышала, что в дверном замке проворачивается ключ, плотнее вжала колено в грудь.

Не побежала навстречу. Улыбку не «надела». На душе весь день было гадко. Утренняя новость Альбины напрочь испортила настроение.

Данила вошел сам, увидел, что она на кухне. Наверняка сразу понял, что не в духе, но бросаться с расспросами с порога не стал.

Повесил куртку, разулся. Вошел, сполоснул руки, потянул несколько полотенец.

Впитывая влагу и комкая их, смотрел на женский профиль.

Санта же молчала.

По сути, весь день в голове с собой же говорила. А когда он пришел – молчок.

После утреннего звонка, который он сначала скинул, а потом и вовсе отключил телефон, Чернов долго не выходил на связь. Но и, говоря честно, сама Санта больше дозвониться не пыталась.

Её будто обухом по голове ударило. Сковало страхом, взорвало мыслями, которые как-то надо было отгонять от себя…

Весь день, блин, отгонять.

А он набрал только вечером. Их разговор был коротким.

***

– Привет, ты у мамы?

– Нет.

Удивленная пауза.

– Дома?

– Да. У себя.

Снова пауза. Напряженная.

– Я могу приехать?

Вопрос, после которого паузу держит уже она. Тихое:

– Если хочешь.

И скинутый звонок.

***

Не приедь Данила, Санте казалось, она даже сильнее не расстроится. Разве что получит новый повод уйти глубже на дно. Потому что по ощущениям – она шла вниз камнем.

Немного дрожала, продолжая сверлить безразличным взглядом стену перед собой, когда Данила приближался.

Вздрогнула, когда прижался губами к её щеке.

Почувствовала себя ужасно, когда, вдохнув, первым делом попыталась понять – пахнет ли от него чужими женскими духами.

Возненавидела за эту мысль себя. Дальше – его.

Дернулась в сторону. Отметила, что Данила замер и смотрит на неё внимательно…

– Что такое?

Спрашивает не больно-то ласково. И вроде бы даже не удивляется, когда она наконец-то смотрит. И в её взгляде злость.

– Ты трубку не взял.

Санта обвиняет сразу. Но только в том, в чём самой не страшно признаться. В его очевидном «косяке», который объективно сам по себе не способен вызвать такой бурной реакции.

И это понимание читается по взгляду Данилы. Он недолго хмурится, скользя взглядом по лицу Санты, которое она наконец-то к нему повернулась.

Его пальцы прижимаются к футболке на пояснице. И вот сейчас Санте нестерпимо хочется, чтобы убрал. Потому что как жгут.

Проходит десяток секунд.

Пальцы соскальзывают. Данила выпрямляется и вырастает. Смотрит серьезно.

– Я был занят, Санта.

Отвечает вроде бы терпеливо, как жизни учит, а в Санте волной раздражение…

Она не сдерживается – фыркает, ненадолго отворачиваясь к окну. Закусывает губу. Чувствует, что внутри – клокочет. С губ многое рвется. В ушах слова Альбины. Они же ядом отравляют душу…

Она за день себя измучила. Она нашла вину в себе миллион и один раз. Она цепенела из-за осознания, как страшно его потерять. Переживала гадливость от мысли, что он может на два фронта. Плакала даже.

И самое ужасное, что слова «я был занят» – реплика из худшего, проигранного в голове, сценария.

– Чем?

Новый вопрос Санта задала, снова повернувшись к Даниле. Гнев чуть спасал – глушил боль. Поэтому она предпочитала злиться. Смотрела на него через свое безразличное стекло и даже с радостью отмечала, что это злит уже его. Он не любит, когда Санта включает Снежную королеву.

Он знает: это плохой знак.

– У меня была встреча. В чём проблема?

Чернов отвечает снова так же – спокойно и будто разжевывая. Делает хуже.

Санта непроизвольно усмехается даже.

– С кем?

Продолжает допрос. Отмечает, что Данила хмурится. И молчит.

– По работе. Ты у мамы была?

После чего отвечает «ни о чем»… И переводит тему.

Хотя даже не «ни о чем», а врет. Врезается ложью прямо в сердце. Подтверждает и сомнения, и страхи…

– Нет.

Санта отвечает, хладнокровно глядя в мужское лицо. И получает удовольствие от того, что сама делает с ним то же самое. Разочаровывает. Бьет. Ранит.

Глава 8

Глава 8

– Дань… – даже просто имя его произносить, для Санты уже было сладко.

Особенно после ссоры. Особенно, когда ночь пережила наедине с собой и с размышлениями о том, а как могло бы быть без него не этой ночью, а в принципе.

И вариантов, на самом деле, множество. Но каждый сводится к тому, что плохо. Ей было бы невыносимо плохо.

И ему тоже без неё плохо.

Поэтому утром они столкнулись у лифта.

Санта спустилась на первый, чтобы сесть в машину и ехать к нему мириться, но Данила успел приехать мириться раньше.

Настроение от вчерашнего сильно отличалось у обоих. Они оба будто ощущали хрупкость и ценность связи, которая соединяет. Для обоих вечерняя ссора на повышенных была будто чернильной кляксой на идеальной белизне.

Им обоим было больно марать то, то оба же считали огромным достижением. Огромной же ценностью.

И пусть они далеко не идеальны, но утром они друг друга больше не обвиняли. Потому что верный путь к провалу – это.

Вечером Санта не просто не смогла спросить у Данилы напрямую. Она не захотела спрашивать так, как по логике той же Альбины должна была. Потому что логика эта – не единоверна. А если призадуматься – даже порочна. Она не верила Альбине безоговорочно. Она уже имела опыт наглой лжи.

Она знала, насколько Примерова вспыльчива и как качественно умеет горячиться. Вывалить на Данилу то, что Аля не смогла сдержать в себе – идиотизм.

Конечно, Санта хотела услышать от Данилы, что он был не с Маргаритой. Но отсутствие ответа – не доказательство правоты Примеровой.

Он просто был слишком взвинчен, пошел на принцип. Его триггернуло то, что она в очередной раз отложила свое же обещание. И, на самом деле, Санта отлично его понимала.

Ей хватило ночи, чтобы выбросить из головы пустые обвинения истеричной Альбины. Санта просто вспомнила, с чего они с Данилой начинали – с тотального недоверия ему и подсознательного «желания» переворачивать с ног на голову любой поступок. Она в миллионный раз осознала, что так вести себя больше не хочет.

Он – не изменщик. Он не стал бы.

Она не ринется проверять телефон, строить теории заговора.

В ней вспышкой зажегся страх и ревность. Она смогла их потушить. Она умнеет. Наверное, растет. Так должны вести себя уверенные. В себе и в отношениях.

Такого поведения Данила заслужил.

Они вдвоем поднялись обратно в квартиру Санты.

Не особо-то и говорили. В лифте Санта потянулась за первым поцелуем. Данила, конечно же, не отказал.

Ехали молча. Чуть-чуть шептали. Данила что-то пошутил…

Санта помнила, что отмыкала замок с улыбкой на губах, чувствуя спиной тепло мужской груди.

Оказавшись в квартире – повернулась…

И тут же в её губы вжались мужские. Руки пробрались под расстегнутую куртку, по подбородку проехался мужской, покалывая.

Они медленно пятились к спальне. Медленно раздевались, без стеснения друг друга разглядывая. Они даже без особых касаний – только благодаря взглядам, пережитому страху потери друг друга, и переполнявшей обоих нежности, разгорелись так, будто месяц провели порознь и без секса.

Любили друг друга без слов и абсолютно без злости. Без признаний. С тихими стонами.

Дальше – наслаждались тишиной и удовлетворенностью.

Данила – лежа на спине, Санта – сверху на нём.

Он, наверное, смотрел куда-то на потолок или стену, поглаживая. Санта – в окно, прижимаясь к его груди щекой.

И что за ним происходит Санте было абсолютно всё равно. Важно, что под ухом.

– Дань…

Она окликнула ещё раз, потому что в первый он не ответил. Улыбнулась, почувствовав, как путается пальцами в прядях, мычит вопросительное:

– Ммм?

Вряд ли ждет подвоха, да и у Санты в голове не он. Там пустота и уверенность в них, как в паре. Но вопрос крутится в голове. И не задать не получается…

– Ты мне правду скажешь?

Санта приподнялась, посмотрела в лицо мужчины. Он немного хмурился, она же снова улыбнулась. Потянулась пальцем к носу, повела до бровей, разглаживая складку.

– Ты когда-то любил так, чтобы даже сердцу больно?

И пусть вопрос задала ему, а сердце замерло у самой. Потому что она любит так сейчас. И потому что понимает – так, наверное, любят только впервые. Потом уже куда спокойней. Вдумчивей. Потом сами выбирают. А впервые – выбирают как бы за тебя.

Ей отвечает серьезный взгляд. Долгий и задумчивый.

Потом Данила вздыхает, даже не пытаясь скрыть, что тяжко. Закрывает глаза на мгновение, кивает…

– В университете. Было дело…

***

– Влюбился в отличницу, – Санта не просила продолжить, но и данного Данилой короткого ответа ей было мало.

Глава 9

Глава 9

У мамы на кухне всегда идеально. Тепло. Спокойно. Душевно.

Только сюда нет входа сомнениям. Только здесь есть ответы на любой вопрос. Только здесь поймут всегда. Всегда поддержат. Только здесь всё, что от тебя ждут, – это искренность.

Сюда Санта приехала с задержкой в неделю.

Сжимала ладонями теплую чашку с какао, смотрела, как снежинки танцуют за окном на ветру, оседают на иголках пушистых, уже украшенных белыми лампочками новогодних гирлянд, елей.

Щетинские любили Новый год. Всегда. Без папы – уже меньше. Но Елена всё равно старалась включать сказку. Немного для себя, но больше для Санты, которая с ней уже не живет. Просто, чтобы порадовать, когда приедет. А может даже не "когда", а если…

И это тяжелая участь – жить от приезда ребенка к приезду. Но и на это Елена не жалуется. Ни на что не жалуется. Ни о чем не жалеет. Находит в себе силы радоваться жизни, а может ей и силы для этого не нужны. Может свет, о котором часто говорит Данила, исходит не только от Санты. Может это передалось ей от мамочки. И это же влюбило когда-то отца.

– Останешься сегодня, Сантуш? Занесло так…

Из размышлений в действительность Санту вернул мамин вопрос.

Она тоже смотрела в то же окно, но не сидя за столом, а прислонившись к кухонному.

– Да, останусь…

Улыбнулась, когда дочь ответила. Мотнула головой, будто сгоняя оторопь, которую переживала и сама Санта – сложно оторваться от волшебного вида за их большим окном.

Отвернулась, приоткрыла духовку…

На ужин снова шарлотка. И снова по кухне плывет запах яблок, белков и корицы. Во рту собирается слюна. Урчанием отзывается желудок…

И тут же сжимается из-за волнения. Потому что Санта не зря пропустила завтрак, а потом и обед. Нервничала.

На то было несколько причин. Но главная, конечно, это решительное намерение наконец-то по душам поговорить.

Санта следила, как мама достает пирог из духовки, как вслепую тянется за ножом, безжалостно разрезает, поддевает кусочек лопаткой, опускает на тарелку. Которую тут же с улыбкой несет к столу.

Конечно же, не себе. Конечно же, ставит перед Сантушей, протягивает ей же вилку, садится рядом, смотрит с улыбкой…

Смущает, будто взглядом оглаживает…

И пусть Санте всё же немного страшно, что кусок в горло не полезет, она прорезает пирог вилкой, накалывает, снимает губами, жует с аппетитом, глотает…

– Мам…

Окликает, хотя можно было сходу задать вопрос. Дожидается, когда Лена чуть приподнимет брови…

– Скажи мне, а ты ревновала папу к его первой жене?

И задает вопрос, который приходит в голову со времени их откровенного разговора с Данилой. Он задал не совсем очевидные вопросы. Он ставил Санту на место матери. Зачем – неясно. Но он же натолкнул на мысль, что кое-что общее у них, возможно, действительно есть.

И определенный опыт мамы может быть для неё очень даже прикладным.

Вопрос Елену явно огорошил. Брови ещё немного приподнялись, потом она прокашлялась…

Видно было, что нервничает. Видно было, что не ожидала.

Опустила взгляд, а вместе с ним – ладонь. Скользнула пальцем по узору столешницы…

– Если не хочешь – не отвечай…

На запоздалую оговорку дочери отреагировала мягкой улыбкой с легким сомнением. Потом же снова опустила взгляд на стол.

– Нет. Всё хорошо… Просто неожиданно…

Объяснилась, хотя Санте и не надо. Уже даже немного стыдно, что не смолчала. Но очень важно получить ответ.

Потому что она ревнует Данилу с «Рите». Конечно же, той же Блиновой, которая звонит. С которой, возможно, он даже встречался.

У которой, очевидно, в его глазах наверняка много схожести с самой Сантой, пусть он и сказал, что не сравнивает.

Он, наверное, старается не сравнивать. Но от этого всё равно не уйти. Да и совпадений не так-то мало. Только глобальная разница в одном: она его очень любит. И она его никогда не придаст.

– Не ревновала…

Елена заговорила, снова вскинув взгляд. В нем было спокойствие и уверенность в своих словах.

– Но боялась… – А после этих – новая легкая улыбка. Мол, прекрасно понимаю, как странно звучит… Сейчас поясню… – Я знала, что она измотала твоему отцу всю душу. Он её долго любил. В чём-то подстраивался. Но когда устал – это выжгло в нём всё. Последние годы их брака – врагу не пожелаешь. Она цеплялась за него, а он хотел просто, чтобы стало спокойней. Ему многого не надо было, Сант. Просто отдых для души. И в том, что он её уже не полюбит, я как-то не сомневалась. Но очень боялась, что она детьми заставит его вернуться…

Санта слушала, замерев. Мама впервые была с ней настолько откровенной о таком. Наверное, раньше считала маленькой. Наверное, будь отец жив – так и держала бы при себе. С ним-то точно этим страхом не делилась.

– И даже не столько за себя. За него бы больно было… Он очень совестливый. Ему было сложно. Понятно же, что развод ему нелегко дался. Особенно, когда она вдруг воспылала. Особенно, когда своим поведением и детей в этот ужас впутала. Она подавала всё так, будто он не с ней разводится, а с ними. Я не видела это лично, только то, что было, когда мы уже вместе жили, но я не сомневаюсь в честности твоего отца. И я всегда очень боялась, что она его дожмет… Ты же не сразу у нас получилась, малыш…

Глава 10

Глава 10

– Не холодно? – Данила спросил, повернув голову, Санта мотнула своей, а потом, будто немножечко себе же противореча, стянула пальцами ворот пальто. Ей непросто было оторваться от изображенного на памятнике человека, но Данила продолжал смотреть вниз, и Санте очень захотелось улыбнуться в ответ.

Она вскинула подбородок, посмотрела в глаза, улыбнулась…

В ответ получила тоже улыбку. Но снова не такую, как то и дело зажигалась на лицах, когда они были дома, с мамой.

Сейчас – скорее понимающую её тоску и важность уже этого момента…

***

Они провели с Еленой больше двух часов. Их разговор не выглядел, как допрос. В нём не было напряженности. Никто никого не оценивал.

Мама Санты не скрывала, что удивлена, но удивление это вроде как радостное…

Санта немного волновалась, оставляя их вдвоем на кухне, чтобы подняться в свою спальню, собраться и вернуться в город вместе с Даней.

Когда спускалась уже одетая вниз по лестнице, снова старалась ступать тихо…

Знала, что подслушивать – не хорошо, а всё равно не сдержалась.

Опять, как когда-то, затормозила на одной из нижних ступенек, прижалась виском к стене, прислушалась…

– Ты только честным с ней будь, хорошо?

Лена попросила деликатно, Санта не смогла сдержать улыбку.

– Я стараюсь…

И ещё одну, когда Данила ответил. Не стал рвать на груди рубаху и клясться. Пообещал так, что хочется верить. И самой Санте, и маме, которая будто даже выдохнула облегченно. Чуть-чуть думала, потом снова заговорила первой:

– Я понимаю, почему она о вас молчала, Дань… И ты ведь тоже понимаешь…

Мамины слова отозвались в девичьем сердце трогательной трелью. Когда тебя любят, первым делом пытаются понять, а не в чем-то обвинить, даже если могли бы…

– Понимаю, Лен.

Ответ Данилы снова «дернул» уголки рта вверх.

– Я тебя об одном только попрошу, хорошо? – Елена задала вопрос так, что наверняка очевидно и самому Даниле, сказанное будет действительно просьбой. Исполнять ли – на его усмотрение. Но она желает добра. И дочке, и ему…

– Конечно, – поэтому он соглашается выслушать без сомнений.

На кухне недолго царит тишина, Санта и сама дыхание затаивает…

– Стать такой же, каким был её отец, – огромная мечта Санты. Она тебе ни в чём не откажет. Она тонкая девочка, семейная. Видно, как сильно и искренне любит. Она будет счастлива и замуж выйти, и детей родить. Я не сомневаюсь. Но дай её немного времени… Мне когда-то оно совсем не нужно было. Любила Петю, ничего не видела. Многим не нужно, но Сантуша… Она обо всех заботится. Обо мне, об отце… О тебе тоже. Но ты же видишь, её немного разрывает…

– Вижу…

Данила ответил, Санта болезненно нахмурилась. В груди стало тесно от любви к обоим.

– Я понимаю, что «идет в комплекте», Лен…

В ответ на шутку Данилы Елена беззлобно фыркнула, у Санты же снова губы дрогнули…

– Понимаю и беру.

Следом – сердце. К нему же прижался кулак. Под свитером — его крестик. Санта надела впервые — на удачу. Сейчас подумала, что удачу он действительно принес.

Прислушалась. Поняла, что на кухне вновь стало тихо. Может друг на друга смотрят, может, в окно. А может в чашки. Потом же Лена чуть прокашлялась…

– Никогда не думала, что это придется делать мне… Что говорить придется тебе, Дань, но уж прости… Если ты её обидишь – будешь иметь дело со мной…

Это не звучало угрожающе, у Лены каждое слово – будто лаской укутывает. И продолжавшую стоять за стенкой Санту, и самого Данилу, кажется…

Он вслух не ответил. Наверное, кивнул с улыбкой.

– И дай я тебя обниму…

Потом на кухне снова рассмеялись. По полу проехались ножки стульев.

В тот момент, когда сияющая Санта снова появилась в проеме, её мама действительно обнимала Данилу. Увидела дочь, подмигнула…

И как бы Санта ни держалась, пришлось запрокинуть голову, чтобы не дать слезинке скатиться по щеке.

***

В Киев они возвращались снова на машине Данилы. Ромашка осталась ждать возвращения хозяйки под навесом.

Чернов не был особенно болтлив, да и весел тоже… Санта не пыталась его разговорить, но чувствовала, что он то ли устал, то ли встревожен…

Так, будто где-то внутри у него сбои по подаче электричества. И, чтобы выглядеть, как выглядел у Лены, он прилагал нехилые усилия, а теперь – то коротит, то потрескивают бьющие изнутри наружу разряды.

– Всё хорошо? – не выдержав, уже на въезде в город, Санта аккуратно дотронулась до мужского локтя, реально чуточку боясь, что может шибануть напряжением.

Вздрогнула, когда Данила дернулся, резко поворачивая голову к ней. Улыбнулась, погладила, как бы успокаивая… Скользнула вниз по руке до запястья, подушечками пальцев по змейкам вен до костяшек, сжала вместе с ручкой переключателя…

Глава 11

Глава 11

– Санта Петровна, вы далеко?

Обращение Альбины застало Санту уже у лифтов. Первым желанием было развернуться и бросить в ответ: «не ваше, Альбина Николаевна, дело…», потому что пусть Даниле Санта верила, злость на благодетельницу-подругу так и не прошла.

Но выяснять отношения в офисе – не вариант. Здесь, всё же, слишком много посторонних. И слишком же много наблюдательных.

Поэтому Санта держит лицо, оборачивается…

– Обед, Альбина Николаевна.

Произносит, туша вспышку раздражения, которая всё равно зарождается внутри.

Это глупо, но Санте кажется, что Альбина может «сглазить» их счастье своими идиотскими сомнениями. И пусть ей неподвластно, но очень хочется залезть в голову тревожной стервы и переключить один из многочисленных тумблеров. Потому что по взгляду видно – она сканирует Санту на предмет «всё ли хорошо»…

– Да вы что?! – Примерова отвечает показательно-удивленно, ускорив шаг, идет к рельсе-вешалке с верхней одеждой, набрасывает на плечи свое пальто…

И Санта злится сильнее.

– С тобой спущусь… Лифт придержи…

Но на принцип не идет. Зато идет к лифту. Нажимает кнопку. Смотрит на блестящий металл створок, с силой сжав челюсти. Одновременно очень хочет и боится, что лифт приедет пустым. Скашивает взгляд, когда Альбина становится рядом, сначала раздразив сильнее цокотом шпилек, потом – сладким облаком своих духов.

Внутри действительно никого. Альбина заходит первой, Санта – следом. Показательно отворачивается. Показательно же нажимает нужный ей первый. Если Примеровой на другой – пусть потрудится и нажмет сама. Санта – не нанималась. Во всяком случае, точно не для этого. И точно не к ней.

Из задворок памяти всплывают воспоминания о том, как сложно у них было поначалу. Как Аля на неё давила… Что не гнушалась унижать… И пусть это всё – в далеком прошлом. Пусть Санта давно забыла и отпустила, сейчас очень хотелось злиться сильнее. Поэтому не грех вспомнить всё…

– Сант…

Альбина окликнула почти сразу. Санта только сильнее выровняла спину, даже не оглянувшись. Она – не Чернов, конечно, но тоже успела немного разобраться в особенностях Альбины. Сейчас ей приспичило мириться. Только это не обязывает тут же прощать ей наглость. Поэтому в ответ – молчок.

– Сант… – Но Аля окликает повторно. Вздыхает… – Хочешь, я скажу, что обозналась?

И задает вопрос, который заставляет Санту возмущенно выдохнуть. Оглянуться. Посмотреть так, чтобы можно было не отвечать даже. Всё в глазах…

Потому что адекватным людям не нужны подобные предложения «с барского плеча»…

– Зачем? Чтобы я с Даней посидела, пока ты будешь пытаться свою личную жизнь устроить?

Встречный вопрос от Санты тоже был грубым и не совсем справедливым. В конце концов, Санта сама напросилась на роль няни на подмене для племянника. Её всё устраивало, и она не видела ничего зазорного в том, что Альбина пытается найти себе кого-то взамен идиота-братца. Но сейчас ей понравилось видеть, как Аля скривилась. Возможно, даже пожалела, что решила делать шаг навстречу. Но лучше бы пожалела, что вечно лезет не туда…

– Он скучает, кстати…

Привычной реакцией Али на подобный ранящий выпад должна была стать грубость. Опыт подсказывал Санте, что после такого из лифта у них больше шансов выйти разозленными врагами, а не помирившимися соратницами. Но Аля внезапно будто бы тушит возмущение Санты, глотая укол.

Произносит с вялой усмешкой, пожимает плечами…

Никак не реагирует на то, что взгляд Санты скатывается по её силуэту вниз до блестящих носков лодочек. У неё на ногах – туфли, а на улице – слякотный декабрь. И если они не «помирятся» здесь – она же пошлепает вот так следом. Она же ещё и отчаянная дурища. Ей, кажется, важен не только большой Данечка… И не только маленький…

– За Данилу ты можешь не волноваться, – и эта мысль трогает, но Санта старается затолкать сентиментальность поглубже. Хочет остаться сухой и в равновесии. Поднимает взгляд и подбородок. Смотрит уверенно. Так же говорит. – Он не планирует возвращаться к своей Рите.

Сама же удивляется тому, насколько железно звучит голос. Было бы неплохо чувствовать себя настолько же лишенной сомнений.

Ответом Санте служит новая улыбка. Тоже чуть грустная.

– Я поспешила, Санта. Мне стыдно. Я всегда спешу. Просто испугалась. Сначала, конечно, за него. Но и за тебя тоже… – Альбина сделала паузу, Санта непроизвольно сглотнула. Ей стоило бы пресечь пустые разговоры, но она продолжала стоять вполоборота, внимательно смотря на Примерову из-за плеча. – Вы друг другу подходите. Ты, конечно, ещё маленькая, неопытная… Подозреваю, дашь стране угля…

Реагируя на такую высокую оценку, Санта фыркнула, отворачиваясь и вздергивая нос. Но продолжала слушать, внутренне затаившись…

– Но ты действительно его любишь. Как человека. А не как…

– Я поняла тебя. Можешь не распинаться. Надеюсь, ты меня тоже…

Когда Санта снова оглянулась, от её глаз должно бы веять холодом. Но чтобы губы не дергались вверх – их приходилось то и дело незаметно закусывать.