У всякой проблемы всегда есть решение – простое, удобное и, конечно, ошибочное.
Генри Луис Менкен
Жаркие летние дни становились короче, однако веллийская столица словно не чувствовала приближения холодов. Пусть жатник[1] заканчивался, а осень обещала быть дождливой, горожане жили в ожидании празднеств. Конец лета означал не только угрюмую погоду, но и начало самого радостного месяца в году, гордо именуемого Порой Паломничества (в простонародье – щезником[2]). Месяца, когда почти все знатные и благородные отправляются в путешествие по святым местам, а в городах и поселках начинаются ежедневные праздники. Но разве обычного человека этим удивишь? Ха-ха, как говаривали знатоки, весельчак и тещины похороны с размахом отметит. Нет, столица предвкушала иное развлечение!
Император выдавал замуж единственную дочь.
Сразу после Поры Паломничества ожидалась грандиозная свадьба, сплетни о которой давно уже приобрели международный характер.
«Что принесет будущий брак? Мир и процветание? Новую войну?» – этот вопрос обсуждался и во дворце, и в каждой захудалой таверне.
Некоторые из ответов явно тянули на государственную измену.
Влая[3] же вовсю готовилась к торжествам.
Молотки строителей не умолкали ни на минуту. Спешно ремонтировались дороги и постоялые дворы, расширялись конюшни…
И только несколько человек в империи знали – это все зря. Не будет праздничных шествий, не будет династического брака… Не будет свободы!
Говорят, правители с детства приучены встречать любую неожиданность, ничем не выдавая своих чувств. В печали и радости они должны сохранять невозмутимость, столь редкую среди простолюдинов. Но иногда бывают исключения, о которых не упоминают учебники придворного этикета.
Малдраб Четвертый, император Веллийской империи, втайне считал, что каждый из его предков тоже имел собственные, сугубо индивидуальные причины для недостойного поведения. Как же он их понимал! Когда рушится то, что было основой твоей жизни более полувека, приличия отходят на задний план. Как и сдержанность. И невозмутимость.
– Все будет хорошо, – спокойно произнес черноволосый мужчина лет тридцати, заостренные уши которого выдавали эльфийское происхождение.
Он стоял возле единственного окошка Южной башни, где Его Величество собрал совет. Неофициальный, разумеется, да и советник на нем присутствовал лишь один, исполняющий по совместительству обязанности придворного врача и считающийся другом императора. Отсутствие второго приближенного лица стало предметом обсуждения.
– Он не вернется! – в который раз воскликнул Малдраб, кутаясь в красный плащ властителя. – Да никогда… Нет, никогда и ни за что… Да никто бы не смог!
– Крезин справится, Ваше…
– Помолчи, Дисон, тебя не спросили! Ты его надоумил?.. Не отпирайся, все равно не поверю, что Крезин сам решился на эту… На это… На самоубийство!
Такой наскок ничуть не обескуражил эльфа.
– Мы ни о чем подобном не говорили, поэтому для меня его поступок тоже явился неожиданностью. Малдраб, я не лгу. Наш друг действует по собственному побуждению. Мне нравится черный юмор, но я никогда не послал бы человека на смерть. Я врач, а не палач, Ваше Величество, извини уж за неуместную рифму, – негромкий голос не-людя должен был обладать успокаивающим эффектом, однако…
– Как такое вообще могло случиться?! – Алая ткань металась в такт быстрым шагам правителя, словно язык пламени. – Он что, с ума сошел? Вообразил себя Ланом[4]? Спасителем Отечества стать решил? Мог бы предупредить, мы бы хоть речи надгробные приготовили! – Малдраб Четвертый нервно закашлялся. – Боги, за что?..
– Он вернется, Виви, а в худшем случае его вернут.
– Мне не пять лет и я уже на Виви! – Император едва удержался от желания схватить Дисона за кружевной воротник и потрепать изо всех сил.
С другой стороны, для почти бессмертного эльфа он и в девяносто останется несмышленым мальчишкой.
– Радис затворник, но в курсе событий. Он не будет вредить другу правителя Веллийской империи. Немного напугает, да и все, – продолжал рассуждать советник.
Его Величество покачал головой, поражаясь оптимизму друга. Надо же – эльф, пятую сотню лет разменял, несколько поколений династии Виллаев[5] пережил, а наивный… Или прикидывается таковым.
– Если бы ты поймал в своем доме вора, то стал бы разбираться, чей он друг, враг или родственник?
Поколебать уверенность эльфа было трудно:
– Если Крезин не наделает глупостей, его вернут.
– Вот я и боюсь, что его вернут! – снова вспылил император. – По частям, или без некоторых, или же с лишними… Ты понимаешь, что он затронул величайшего человеческого мага? Отец говорил, даже Лан вел себя с Радисом крайне осторожно, а это значит много, очень много!
– Только то, что у Старилеса мудрый правитель. Был… К сожалению.
Разговор утих. Двое мужчин стояли у окна и тоскливо смотрели на темную, почти черную тучу, надвигавшуюся с северо-запада. Со стороны Клусса – оплота Радиса, последнего из Первых магов. Великого Радиса!
Император задумался. Большую страну сотрясали дрязги между землевладельцами, с запада участились набеги кочевых племен, Клусс переманил почти всех магов, но не это сейчас волновало веллийского правителя и его приближенных. Гартон, южный сосед и вечный соперник, в который раз показал когти. Веллийская империя, обычно именуемая попросту Велли, мало что могла противопоставить мощной коннице и отлично обученной пехоте соперника – Гартон не зря называли землей прирожденных воинов.
Правда, сосед хотел обойтись малой кровью. Грайт, тамошний правитель, предложил Малдрабу союз, скрепленный браком веллийской принцессы Маргалинайи и гартонского принца Геданиота. Наследник стал бы правителем объединенных государств, но до тех пор независимость Велли сохранялась. Император согласился, ведь в противном случае войска Гартона немедля прошли бы землями империи, а так… Родной внук сменит на троне деда, род не прервется, кровь не упадет на плодородную почву… И потом, это было достойнее, нежели просто ждать удавку.
Кстати, теперешний альянс позволил бы значительно расширить границы за счет Странного Леса. Лан, тот самый легендарный правитель не-людей, не появлялся в своей стране более полувека. Даже его подданные заволновались! На престол объявились новые претенденты, управление расшаталось и Старилес обрел статус возможной добычи – не легкой, зато очень аппетитной. Бесчисленные артефакты, невиданные драгоценности и тайные знания притягивали, как магнит. Единственная загвоздка: на пути к цели находились Храмовые земли – нейтральная часть континента. Их создали для предупреждения войны между расами, отстроив старые, неизвестно кем возведенные храмы. В святилищах поселились новые боги, сохраняя неприкосновенность границ. Но если заручиться поддержкой вседержителей…
Непременным условием сделки Гартон поставил следующее: во время Поры Паломничества принцесса и принц пройдут вместе Путь Всех Святынь[1]: посетят Двенадцать храмов и примут участие в необходимых обрядах. Получат благословение богов! А после ожидались невиданная свадьба и подписание союзного договора. Ожидались…
Планы нарушились, как это всегда бывает, внезапно, непоправимо и неожиданным способом. Когда Малдраб сообщал дочери о предстоящем браке, он не ждал горячей радости с ее стороны, однако принцесса не расплакалась, не закатила истерику, даже не разругалась, хоть такое часто случалось. Нет, она грустно посмотрела на отца и изрекла:
– Знаешь, папа, ты скоро станешь дедушкой. Очень скоро.
– К-когда?!
– Ну-у-у… Совсем недолго осталось.
Сказать, что император был поражен, – ничего не сказать. Вообще-то болезненной худобой Маргалинайя никогда не отличалась, а в последнее время еще и увлеклась клусской модой, успешно сочетая балахонистые фасоны Клусса с глубокими декольте Велли, но… Не могло так быть!
Впрочем, вечно занятой (то на охоте, то на балах, а порой и в государственных делах) правитель не интересовался фигурой дочери, да и сплетни слуг проходили мимо его ушей. К тому же сдержанность не входила в число достоинств Маргалинайи, и обычно ее секреты знало все окружение. Так почему же настолько значимую новость принцесса сумела сохранить в тайне? Вернее, каким способом она умудрилась скрывать беременность до последнего?!
«Без магии не обошлось», – заключил император.
Его дочь не имела дара, однако охотно пользовалась магическими безделушками вроде вечных самописок и невянущих цветов. Злые языки поговаривали, что в арсенале Маргалинайи нашлось место даже приворотным зельям и ядам! При желании принцесса могла подавить пересуды в зародыше.
– Чей это ребенок?
Ответа Его Величество не дождался.
– Я не нарочно, папа… Так вышло…
– Чей он?!
– Не знаю. Думаю, что… Это неважно. Он мой. Слышишь?! Только мой! Я хочу, чтобы он жил!
Император срочно поделился проблемой с советниками и ближайшими друзьями – Крезином и Дисоном. А толку?
Нет, советниками они были хорошими, профессиональными. Но в такой ситуации одних советов оказалось мало.
Дисон, как врач с огромнейшим опытом, собственноручно поставил крест на планах императора, заявив, что предпринимать на таком сроке какие-то шаги относительно плода не стоит, проще тихонько придушить принцессу во избежание распространения слухов. Малдраб, для которого непутевая дочь была ценнее страны, категорически не согласился и выразил надежду, что эльф всего лишь пошутил.
Между прочим, вскоре Его Величество довольно легко выведал имя папаши будущего внука. Вопреки первому порыву, император не стал его наказывать, а приблизил ко двору, справедливо рассудив, что кто-то же должен будет заботиться о ребенке, и если этот «кто-то» – точно не принцесса, так почему бы не устроить «сладкую» жизнь второму виновнику проблемы?
Эх, если бы Пора Паломничества наступила на несколько месяцев позже… Бастард рождается и отправляется вместе с отцом в какую-то глушь, Маргалинайя проходит Путь Всех Святынь и счастливо выходит замуж, Гартон и Веллийская империя подписывают договор о будущем объединении (которое когда еще будет!) и все довольны. Но времени катастрофически не хватало.
Прошлое легче порицать, чем исправлять.
Ливий
***
Лежавший на обитом коричневой парчой диване худой вихрастый парень беспокойно заворочался во сне. Он выглядел лет на восемнадцать, не больше. Вряд ли кому-то, впервые его встретившему, могло прийти в голову, что он не намного младше самого Лана. Да и не осталось в этой темнице других людей, кроме них с братом.
Первому магу снился необычный сон. Он был столь ярок и реалистичен, что Ангасу казалось – это воспоминания… Тот день! Тот проклятый день! Нет, тот первый час, когда он понял, что способен постоять за себя… Эх, если бы этого никогда не случалось!
Они готовились к обряду. Собирались попрощаться с детством и стать мужчинами. Четверо нескладных подростков, совершенно непохожих друг на друга… Двоим из семьи повезло пройти испытания в прошлом году. Почему-то маг отчетливо видел лишь себя да Ваниса, старшего на несколько минут брата…
Четверо… И двое «взрослых». Тогда они еще держались вместе, не давая своих в обиду. Вернее, пытаясь защитить.
Напротив – здоровенные сыновья старосты, двое мельниковых отпрысков и кузнецово «дитя» в окружении давно женатых братьев. Они тыкают пальцами и обидно хохочут, обзывая «приблудышами» да «подкидышами». И Ангас отчетливо понимает – никто из взрослых не одернет нахалов, не прикажет им замолчать… А если попытаться заткнуть издевающиеся рты силой – останешься виноватым. Не любили в деревне тех, кто хоть чем-то отличался.
Староста выходит вперед, и разговоры мгновенно стихают. Он что-то говорит, но пока его никто не слушает, все знают слова ритуала наизусть. Четвертый год подряд повторяющиеся слова. Эх, прежний глава всегда рассказывал что-то новое, давал дельные советы молодняку и не имел любимчиков, а этот…
Маг застонал во сне, почувствовав сквозь столетия, как ему не хватает семьи. Даже теперь. Деда, бабки… Жаль, матери он почти не помнил. А как же горько было тогда! Отец-то никогда не имел у односельчан ни авторитета, ни любви, да и считался немного не от мира сего.
Слова ритуала сказаны. Теперь предстоят испытания… Фарс!
Ангас скрипнул зубами, вновь переживая отчаяние, охватившее его, когда староста пренебрег священным жребием и сам выбрал пары. Все просто – двое меряются силой, выносливостью, сноровкой, и победитель считается мужчиной. Просто – если соперник не тяжелее тебя вдвое, не выше на добрую голову… Но желание победить помогает не только в сказках! По крайней мере, для человека, чьей бабкой была нимфа.
Как же заорал ненавистный противник, когда в его теле разом переломались все кости!
Словно воочию чувствовал Ангас ту, самую первую, неуверенную и отчаянную, вспышку магической силы, пока не осознал, что ощущает знакомую магию. Магию невероятной мощи, отголоски которой сумели проникнуть в их с братом темницу. Наверно, если бы не сон, он бы ничего и не заметил.
Там, среди людей, жил всего один человек, имевший магию Первых. Радис! Но что же заставило его применить такую силу?..
***
Когда человек видит то, чего в принципе быть не может, он думает – сон. И все же она знала, что не спит – нельзя заснуть стоя, приветствуя при этом… Кого? Почему память отказывалась выдавать детали?! Хоть бы имя вспомнить…
Если версия со сном отпадает, возникает следующий вариант – галлюцинация, но каковы причины? «Не переучись, деточка», – кто это сказал? И когда? Да и не должны глюки быть такими последовательными… Наверняка не должны!
Переселение душ? Ха, душа не переносится вместе со спортивными штанами, кроссовками, курткой… И с телом.
НЛО? Нет, гуманоидов девушка представляла по-другому и уж точно без растительного убранства, хотя… Жертва эксперимента?! Параллельный мир? А как же Врата, переходы, порталы, телепорты и тому подобное?
Неутешительный вывод напрашивался сам собой: если в один момент ты находишься… Где, кстати? А в следующий, без каких-либо промежуточных стадий, – в башне с царем, эльфом и этим… цветочным – очень даже вероятно, что ты видишь психиатра и парочку санитаров. Самый неприятный – и самый очевидный вариант. И если уж бред, то только по ее правилам!
«Пусть все станет нормально… Нормально… Нормально…» – повторяла она про себя, убегая из этого кошмарного места.
Лестница, ведшая на свободу, имела семьдесят две ступеньки, но девушка даже не запыхалась и, аккуратно закрыв дверь на выходе, попыталась незаметно убраться подальше.
Ага, попыталась.
Все (работники, охранники?), кто до сих пор стоял, задрав голову, и прислушивался к звукам, доносившимся из башни, уставились на нее. Переглянулись между собой. Нарочито небрежно начали отводить глаза, а затем довольно шустро разбежались кто куда. Подошел какой-то солдатик, учтиво склонил голову.
– Ваше Высочество, позвольте вас сопровождать!
Ближнюю половину водоема окружал небольшой барьер. Присев на него, удобно было бы бросать кормежку в воду или любоваться природой.
Она опустилась на край барьера, спиной к пруду. Гвардеец застыл рядом.
– Я здесь долго буду. Присаживайся, устанешь, – произнесла девушка, придав голосу максимум дружелюбия.
Сказала, и сама почувствовала, что от такого приглашения он скорее на самую высокую елку залезет. Правда, это ее тоже устраивало.
Как ни странно, солдат потоптался на месте, потоптался, и примостился неподалеку. Отлично! Дальше – дело техники.
– Удивительно красивое место, не находишь? Только шумно очень. – Расстояние между ними сократилось вдвое.
– Принцесса, вы же говорили, эти звуки заглушают все лишнее. – Для ответа он повернул голову и, обнаружив «принцессу» в непосредственной близости, начал понемногу отодвигаться.
– Лишнего ничего не бывает. – Ее ладонь скользнула по блестящему наплечнику, тронула гладко выбритую щеку. – Ты считаешь, там есть что-то ненужное? – Кивок в сторону пруда.
– Я… а… нет… то есть, конечно, все как надо…
– Нет, взгляни внимательнее, вдруг я что-то пропустила?
Вероятно, в этом мире принцессы действовали на солдат как удавы на кроликов. Гвардеец послушно повернулся к уткам – и полетел к ним же.
«Только бы не утонул в железяках!» – а следующие мысли касались исключительно свободы там, за стеной.
«Елки» и вправду тянулись до самой ограды. Вместо колючек они имели мягкие тоненькие листочки, но ветвились как самые настоящие ели, то бишь удобно для лазания. И дерево-мечта нашлось: старое, могучее, выросшее рядом с оградой.
Она оглянулась. Нигде никого. Мелькнула мысль, что, может, солдатику требуется помощь, однако ее вытеснила другая, более насущная: «А мне кто поможет?».
Первая ветка преодолена, дальше дело пошло быстрее. Кстати, ветви у «елки» хоть и толстые, узловатые, а потрескивали и гнулись при каждом движении. Высота небольшая, но все равно страшно!
Еще немного – и девушка оказалась на стене. За ней кипела бурная жизнь города, и спрыгнуть вниз, не попав под копыта лошадей, колеса многочисленных повозок или просто под ноги идущих, бегущих, ковыляющих, даже ползущих людей (людей ли?), было проблематично. А торчать на ограде в сидячем положении, привлекая внимание толпы, как-то не хотелось.
Она решила подождать удобного момента. Еще чуть-чуть… Вот этот проскачет… Пусть пройдут те мужики с копьями… О, сейчас!
Из последующих событий девушка вынесла одно из главных правил этого мира: нельзя медлить – ни ждать удобного момента, ни раздумывать, ни решаться. Потому что обязательно найдется кто-то, кто о таких понятиях не имеет ни малейшего представления.
Рывок – и она летит… только в обратную сторону, в сад. Ветки царапают по лицу, от столкновения с землей перебивает дыхание. Железные (в буквальном смысле!) тиски сдавливают руку, сверху капает вода. И полный ненависти голос:
– К кому опять собралась, тварь?
– А где «вы» и «принцесса»? – не самое умное, что можно сказать, но другие мысли в испуге попрятались и, похоже, вылезать на свет божий не собирались.
– Там же, где мой ребенок! Я и так слишком долго с тобой церемонился! Носился, как с хрустальной вазой! Думал, против отца пошла, не побоялась! И зачем было дурочку влюбленную строить? Снова эти игры?.. Надоело!
– Во-первых, дурочку влюбленную строил ты. Во-вторых, какой ребенок?..
– Не утруждайся, я и сам сразу увидел, что ты уже не беременна!
– …в-третьих – я не принцесса.
Это заявление произвело ошеломляющее впечатление. Тиски разжались, но девушка не спешила вставать. Кто знает, вдруг он псих замаскированный и ждет лишь повода ее прибить? Не может же обычный человек за десять минут превратиться из нормального парня в пышущее злобой существо? Или может? Проклятье, похоже, вместе с памятью ушел и жизненный опыт. Если он был.
«Интересно, сколько мне лет? Хоть бы зеркало какое-нибудь. С другой стороны, перед смертью, говорят, жизнь проходит перед глазами. Вот и наслажусь воспоминаниями!» – совсем некстати подумала она, внезапно осознав, что умирать в иллюзорном мире как-то не хочется.
Кстати, если солдат близко знаком с принцессой, есть шанс убедить его в своем плебейском происхождении. Правда, сначала неплохо бы вывести нового знакомого из ступора. Девушка решила даже не пробовать бежать – если парень в железе смог выбраться из пруда, преодолеть еловые заросли и прыгнуть где-то на пару метров («Ага, стоило бы поинтересоваться местной системой измерения»), чтобы стянуть ее со стены, – испытывать его терпение не стоит. Лучше подружиться, знать бы только как.
– Слушай, а тебя зовут?..
Компромисс – искусство так делить пирог, чтобы каждый верил, будто именно он получил больший кусок.
Эрхард Людвиг
Император был в ярости. И не потому, что он своими руками (или же словами, не в том дело!) уничтожил довольно-таки реальный шанс выпутаться из паутины придворных интриг. Не потому, что до конца теперь уже недолгого правления и такого же короткого остатка жизни эльф и Крезин будут попрекать его этим. Не потому, что его родная дочь станет не королевой Гартона, а дворовой девкой с незаконнорожденным дитем. Не потому, что у проклятого Грайта появится причина для войны. Нет!
Император не считал себя виноватым. Он попросту не мог понять, как посмела глупая пешка соскочить с доски и пытаться вести свою игру?! Пешка, которую, если потребуется, гвоздями приколотят на ее место! Неважно, что пророчество Радиса сбылось и советник избавился от растительного убранства, – благодарность заслуживают лишь равные!
А теперь Малдраб видел – это недоразумение, в первый миг принятое им за дочь, не имело к принцессе ни малейшего отношения. Хотя бы потому, что Маргалинайя никогда в присутствии мужчины, тем более гвардейца, не рассматривала бы траву, пусть даже радужную, не так давно выведенную клусскими магами. Впрочем, подобные мысли о дочери просто неэтичны.
– Быстро же она нашла себе союзника! – Дисон, как всегда, выражал мысли вслух. – О, нас заметили. Слушай, Виви, с ней случайно не твой… э-э-э… Так-так, дело попахивает скандалом. Надо их как-то во дворец переместить, иначе скоро здесь будет много любопытных.
– Почему «их»? – Император оглянулся на Крезина, словно ища его поддержки. – Девушку забираем, а этот пусть… Пусть уходит.
Однако Крезин не согласился.
– Дисон прав, Ваше Величество. Внешнее сходство между ней и принцессой значительное, но для человека, который некоторое время был… хм, близко знаком… Гвардейцев учат наблюдать и вытаскивать информацию, а Маркан служит не первый год. Я полагаю, он уже знает ситуацию с точки зрения той девушки, и если соотнесет ее с происходящим в стране, то, сами понимаете…
– Хорошо, идем к ним, – распорядился Малдраб Четвертый, – поговорим…
– Не поговорим, а вежливо попросим пройти во дворец для дальнейшего обсуждения ситуации, – уточнил эльф.
– Что мешает обсудить ситуацию здесь, Дисон?
– Скажу прямим текстом: если откуда-то со скандалом выбегает принцесса, хватает своего любовника и идет с ним в сад, а потом появляется ее отец, расспрашивает, где она, и направляется следом, захватив помощников, – Виви, поверь, любопытствующих будет много.
– Вдруг они начнут упрямиться?
– Ваше Величество, посмею напомнить, что у нас есть отличнейший рычаг давления на Маркана, – с едва заметной усмешкой проговорил Крезин. – А поскольку он здесь единственный знакомый нашего двойника, то, думаю, с ними обоими проблем не возникнет.
Переговоры (или уговоры?) вызвался вести Дисон. Во-первых, император счел данную миссию ниже своего достоинства. Во-вторых, обаяние эльфа заставляло даже столетнюю старуху чувствовать себя молоденькой девчонкой. И, в-третьих, длинноухие считались живучим народом – это на случай, если дикарка окажется опасной.
Лин, вопреки мнению Малдраба Четвертого, сразу же согласилась перейти в более уединенное место. Как говорится, после боя кулаками не машут, и упираться теперь, когда потенциальных противников стало намного больше (да и свидетелей прибавилось), не имело смысла. А единственное выдвинутое ею условие (присутствие Марка при разговоре) парламентеры сочли вполне приемлемым.
На этот раз они шли широкой ухоженной аллеей, отличавшейся почти привычным, по сравнению с тропинкой, видом. Замощенная розоватым камнем дорожка, деревянные скамейки, аккуратно подрезанные кусты, подбеленные липы, стеклянные колпаки фонарей – ничто не говорило о том, что совсем рядом находится потрясающий мир экзотических растений.
Аллея подходила к задней двери императорского дворца – того самого фантасмагорического сооружения из цветного камня, стекла и белого мрамора. За дверью открывался широкий коридор, пол, стены и потолок которого были выложены настолько реалистичной мозаикой, что Лин в первый миг показалось – они возвратились туда, откуда началось ее знакомство с Императорским садом.
Эльф резко свернул направо к боковой лестнице. Второй этаж, третий, длинный коридор без дверей, несколько ступенек вверх, снова коридор, только в обратную сторону… Наверное, это продолжалось бы долго, но у императора, шедшего с независимым видом позади, закончилось терпение.
– Боги, Дисон, куда ты идешь? У меня голова кругом от твоих переходов.
– Это еще не страшно. Вон Крезин вообще позеленел, – заявил эльф. – Я иду в нашу комнату для особых совещаний.
– Это в какую же?
– Да в спальню твою, Виви!
– Дисон, я бы попросил при посторонних соблюдать хоть видимость приличий. Кроме того, в мою спальню можно пройти гораздо быстрее, не нарезая круги по периметру дворца. И почему мы идем в мою спальню?
В глубине памяти зашевелилось какое-то выражение о наглости и счастье. Лин взглянула на гвардейца и предложила, кивнув в сторону кровати:
– Идем, присядем. В ногах правды нет, верно?
Марк не пошевелился. Она пожала плечами и широким шагом двинулась к середине комнаты. Здесь ее ждало неприятное открытие: высота ложа тоже оказалась «императорской» и устроиться удобно не представлялось возможным. Впрочем, отступать Лин не собиралась – пускай ноги висят, как у ребенка, но стоять непонятно сколько она не будет!
Проблема решилась неожиданно. Сильные руки забросили ее на шелковое покрывало, гвардеец плюхнулся рядом.
– Как думаешь, мы не перегнули палку?
Вопрос был вызван тем, что императора, похоже, хватил удар. Он невнятно мычал и размахивал конечностями, в то время как эльф и советник просто застыли: один с легкой улыбкой и удивлением, другой с глазами, лезшими на лоб, и ужасом во взгляде.
– Да нет, не перегнули, – негромко ответил Марк. – Мы ее в щепки раскрошили, сожгли, а пепел развеяли.
– Тогда зачем ты здесь? – Лин его не понимала. – Это же моя блажь.
– Да какая разница? Я все равно покойник.
– Ну-ну, мечтай. А лично я собираюсь поторговаться.
Тем временем император вновь обрел способность говорить:
– Измена!
Эльф начал что-то шептать ему на ухо. С другой стороны присоединился советник Крезин, изредка кося на причину императорского гнева. Вскоре Малдраб перестал закатывать глаза, упорядочил движения, встал и подошел ближе. Советники не отставали.
– Прошу прощения, – проговорила Лин, чувствуя, что Его Величество вот-вот взорвется. – Поговорим о делах?
– Дела мы обсудим, как только он окажется на виселице! – зловеще прошипел император, обвиняюще ткнув пальцем в Марка.
Что-то подсказывало: это не пустая угроза.
– Предлагаю рассмотреть более приемлемый вариант сотрудничества. Вам нужна принцесса на праздники, я правильно понимаю? Каковы ваши условия? Сразу предупреждаю, моих довольно много.
– Да ты… Ты сумасшедшая! Безродная девка, как смеешь ты указывать императору?! Я прикажу пороть тебя, пока не забудешь даже собственное имя!
Малдраб мог бы долго вопить, но как-то не с руки угрожать тому, кто лишь тихо хмыкает в ответ.
– В чем дело? Думаешь, я бросаю слова на ветер?
– Я не верю в вас, – Лин старалась, чтобы голос звучал ровно.
– Презренная тварь, ты смеешь сомневаться в словах…
– Я не сомневаюсь в ваших словах, – она прервала речь Его Величества. – Я не верю в ваше существование. Понимаете? Просто не верю в окружающий меня мир! Согласитесь, трудно воспринимать всерьез то, во что не веришь. Кстати, я не помню ни своей матери, ни своего имени, а Лин – всего лишь прозвище, да и то… Подозреваю, что не мое.
Как ни абсурдно прозвучало данное заявление, ей поверили. Малдраб словно разом утратил весь пыл, сник и в одночасье превратился в обычного битого жизнью мужчину среднего возраста.
Крезин попробовал внести ясность:
– Но, молодая госпожа, вы разговариваете с нами. Трогаете вещи. И все равно думаете, будто это, – он обвел рукой комнату, – ненастоящее?
– Ну, не знаю. – Трудно убеждать стоящих напротив людей, что их нет. – Во сне я тоже говорю. Но мой сон идет по моим правилам.
– Это не сон. – Император зло посмотрел ей в глаза. – Это жизнь. Настоящая. А ты – наша последняя надежда предотвратить войну.
– Между прочим, последней надежде не угрожают поркой. Расскажете суть проблемы?
– Неужели доблестный солдат не поделился мнением? – встрял в спор эльф.
– Я хочу услышать, что вы хотите от меня.
– Хорошо. Крезин, расскажи ты. Я… Я устал. – Малдраб сделал пару шагов назад и тяжело опустился в кресло. – Дисон, не смей вставлять свои замечания.
– Как скажете, Ваше Величество, – улыбнулся эльф, мягко перемещаясь на ложе. – Эх, удобно-то как… Что? Уже молчу!
Император устало махнул рукой, и советник начал говорить. Время от времени он посматривал на Маркана, но тот ничем не выказывал своего отношения к рассказу.
Крезин не упустил ни единой детали. Когда он перешел к предыстории появления Лин, Малдраб поморщился и тихо пробормотал:
– Честнейший дурак.
Эльф прекратил исследовать императорскую перину и подошел к правителю.
– Ага, теперь она будет потерпевшей стороной. – Он задумчиво потер нос. – Впрочем, Крезина можно понять. Девчонка все-таки ему помогла.
Когда план слишком долго и тщательно выстраивают, он обязательно провалится.
Гюстав Флобер
***
Беловолосый человек средних лет споро обдирал шкуру с упитанного зайца. В мире Жизни пища не требовалась, но Первый маг собирался зажарить его на небольшом костре и съесть, чтобы хоть на миг представить себя среди людей.
– Брат! Мне снился сон! Он снова появился! Неужели ты ничего не почувствовал? – крик младшего неприятно резал слух.
Охотник досадливо отмахнулся:
– Это всего лишь сон, Ангас. Лан мертв, как и его магия. Не знал, что ты еще видишь сны.
– У меня не было снов со дня смерти Ликиса. Это не случайность! Мы уже достаточно сильны, чтобы вырваться отсюда!
Его собеседник лишь поморщился. Ангасу время от времени что-то казалось, чудилось, слышалось… И всегда он бежал со своими видениями к брату, получая если не успокаивающие речи, то подзатыльники – в зависимости от настроения старшего. А оно последние лет двести было исключительно плохим… Но полностью игнорировать непутевого родственника не получалось – иногда его чутье оборачивалось предвидением. Советовал же он когда-то не бросаться в открытый бой. В тот последний бой…
– Если ты прав, надо приготовиться. Помни, брат, мы не сильнее его, а хитрее и осторожнее. Какова вероятность ошибки?
– Это была сила, Ванис! Наша сила! Она ощущалась здесь, в другом мире. Думаю, Лан схлестнулся с Радисом! Иной причины быть не может, а после стычки чужой наверняка ослаблен и ринется сюда зализывать раны. Пусть только покажет путь! Я даже готов оставить его в живых.
Беловолосый хмыкнул. Да, брат всегда был слабаком. Крови он не любит, видите ли… лишней крови… А кто с перепугу когда-то развязал войну? Ну, где-то на полчаса раньше, чем планировалось, но ведь развязал!
***
На погоду в Велли никогда не жаловались, однако чистое небо в первый день Поры Паломничества сочли признаком особого благоволения богов. Но утро в императорском дворце было отнюдь не легким, да и началось оно гораздо раньше восхода. Мгновенно открылось множество недоделанных мелочей, внезапно стали видны слабые стороны подготовки, и еще много, много, невероятно много тех вещей, которые необходимо решить именно сейчас. Слуги носились как угорелые, гвардейцы им помогали, еще больше усугубляя суматоху, придворные чины тоже изображали бурную деятельность.
О принцессе (вернее, о двойнике) вспомнили тогда, когда следовало встречать солнце, и Лин была благодарна хоть за это. Она довольно легко справилась со своим нарядом, состоявшим из привычной для нее одежды да необъятного красно-желтого плаща с капюшоном. Собственно, единственное неудобство причинял капюшон, на котором крепилось некое подобие вуали, почти полностью закрывавшее обзор. К счастью, император должен был сам выводить дочь, а советники услужливо подсказывали, где ступеньки и сколько их.
На площади с фонтанами собралась огромная толпа, хоть на церемонию допускалась только знать. Впрочем, и выстроенные по периметру гвардейцы занимали немало места. Шум падающей воды позволял слышать произносимые речи лишь тем, кто стоял на ступенях дворца, однако дворяне не пытались проталкиваться ближе, справедливо полагая, что главное – участие. Или их заранее распределили согласно рангу?
Оказалось, ни то, ни другое.
Как только распахнулась двустворчатая позолоченная дверь, фонтаны разом умолкли. Вся площадь затихла. Император Веллийской империи начал свою речь. Его голос звучал отовсюду, и даже в самом дальнем углу слышалось каждое слово. Никакая акустика не дала бы такого эффекта, здесь явно использовали магию.
А император говорил о долге и славе, о чести и обязанностях, о прошлом и будущем, о людях и богах. О Паломничестве…
Наконец Малдраб обратился к Лин:
– Дочь моя, светлая принцесса Маргалинайя, ты ступаешь на трудный путь ради любви к Отчизне. Я верю, твое сердце навсегда останется со мной, с нашей империей, и с веллийским народом, о избранная. Ты должна самостоятельно преодолеть испытания, которые станут перед тобой. Единственное, чем я могу тебе помочь, – дать добрых хранителей, что будут оберегать тебя от злого умысла. Сейчас они принесут клятву свободы. Прими ее и будь великодушна, принцесса.
Вот так… А где же честная игра? Крезин пару часов расписывал особенности церемонии, но ни словом не обмолвился о хранителях – единственных, как Лин предположила, людях, с кем ей будет позволено общаться и советоваться. Интересно, что еще осталось недосказанным? А она-то рассчитывала на помощь Марка!
Мысли путались в предчувствии чего-то неотвратимого. Как быть?! Сейчас эти двое неведомых поднимутся и…
Решение вызрело мгновенно, и девушка не дала себе времени на его обдумывание. Набрала побольше воздуха и выпалила:
– О, мой любимейший отец! – Фонтаны вновь зашумели, толпа заволновалась, но Лин сосредоточилась исключительно на смысле речи. – Я благодарна вам за заботу, которую вы проявляете! Я никогда не забуду вашей опеки! Но, великий император, почему же вы не назвали тех доблестных воинов, что ринутся со мной в пучину неведомой жизни? – Она понимала, что переигрывает, однако невероятность происходящего заставляла подбирать все более пафосные выражения. – Отец, эти мужественные люди заслужили, чтобы их имена произнес владыка Веллийской империи в сей знаменательный день! – Кто-то настойчиво толкал ее в спину. – Позволь же мне позвать одного из моих хранителей! – Особенно болезненный тычок под ребра заставил Лин скомкать конец речи. – Верный Маркан, поднимись для принесения клятвы свободы!