Их двое

Пролог

- … к сожалению, в данный момент все операторы заняты. Оставайтесь на линии, вам ответит первый освободившийся оператор… Ваш номер в очереди… двадцать… семь…

Черт! Черт-черт-черт-черт!!!

Сжимаю трубку в мокрой ладони изо всех сил, словно на части разломать хочу. Да я и хочу! Еще б это помогло побыстрее до полиции дозвониться! Или до службы спасения! Или… Кто у них там сейчас, на номере сто двенадцать? 

Вот так, доживешь до двадцати шести лет и не сумеешь даже с первого раза нужный номер вспомнить! Наверно, это мне везло, что до сих пор не требовалось вызывать ни полицию, ни скорую, ни службу спасения? Точно, везло. А вот сейчас – не повезло. Конкретно так. 

Осторожно выглядываю из-за спинки дивана, за которой сижу уже… сколько? Не знаю, наверно, не особо долго, потому что тот здоровенный зверюга на улице еще не успел замерзнуть. Хотя, такому, как он, и мороз нипочем, и метель, и вообще… 

Вспоминаю огромную спину, затянутую в свитер крупной вязки, похожий на те, что бывают у норвежских моряков,  и – б-р-р-р… - сразу такой жутью пробирает, невозможной совершенно… Потому что просто здоровенная фигура – это еще  куда ни шло, а вот здоровенная фигура в сочетании с топором, уделанным кровавыми ошметками… Это уже ой. Это уже страшно!!!

По крайней мере, я настолько испугалась, что даже разбираться не стала, откуда взялся этот монстр возле моего дома в начинающуюся метель, что он делает тут, да не один, а со своим приятелем-топором? 
Просто сразу занырнула в открытую дверь, пролетела сени, захлопнула внутреннюю дверь, а потом, для надежности, не только засов задвинула, но еще и скамьей приперла. 
И вот теперь сижу, прячусь от случайного взгляда в окна за спинкой дивана, пытаюсь вызвать помощь. Полицию, например… Но , как назло, никто не вызывается! Никто не желает меня спасать! 
Подношу опять трубку к уху:

- К сожалению, в данный момент все операторы заняты… Вам ответит… Ваш номер…  двадцать… пять…

Прогресс, однако, двадцать пятая… Но все равно, без шансов. Тем более, что, того и гляди, связь вырубится. Удивительно, как я вообще смогла дозвониться, учитывая ужас, творящийся в области. 

Снегопад, как и любое погодное явление в нашей стране, случившийся внезапно, мгновенно создал аварийную обстановку практически во всех сферах. 
Заторы на дорогах, уныло стоящие по обочинам друг за другом здоровенные фуры, поваленные вышки сотовой связи… Очень, вот просто очень вовремя Настенька решилась на дальний путь! Удачно получилось, ничего не скажешь! 

В жопу мира, которая, как я теперь абсолютно уверена, находится именно тут, в Рязанской области, я добралась относительно спокойно. Первую половину пути – так вообще прекрасно. 
Старичок «патриот», который еще папу моего помнил, отлично справлялся с дальней дорогой, а на всякие там неблагоприятные погодные условия чихать хотел с высоты своего клиренса. 
Конечно, чтоб выбраться за пределы МКАДа, пришлось потрудиться, но дальше – довольно легкий путь. 
Сложности начались в последней трети дороги, когда повалил плотной стеной снег, настолько густой, что дворники забивались сразу, и приходилось останавливаться и их периодически стряхивать. А, так как ростом я слегка не удалась, то мои прыжки вокруг здоровенного мрачного внедорожника выглядели на редкость беспомощно и забавно. 
В другое время я бы, плюнув на все, развернулась обратно, рванула бы домой… Но сейчас ситуация не располагала. 
Нервы мои, и без того изрядно потрепанные, просто не выдержали бы обратный путь. 

Страшно представить даже, что происходит в эти часы на подступах к столице. 
Если сейчас кто-то, не дай Бог, решит нас завоевывать, то его ждет жуткое разочарование и удар по нервам и самолюбию. Потому что любой оккупант застрянет намертво в снегах, наледи, перемешанной с некоторым количеством асфальта, который художественно разбросали дорожники поздней осенью.  А  тех, кто останется в живых, добьют озверевшие из-за обочечников водилы. 

Короче говоря, я даже не думала о том, чтоб вернуться назад. Только вперед, только хардкор! Разворот – для слабаков! Понятно, что эти и другие речевки, подходящие к ситуации, тоже погоды не сделали. Особенно, когда мой «патрик», старичок мой неубиваемый, все же не выдержал тупости хозяйки и заглох, напоследок печально мигнув фарами. 
А все потому, что надо  зверя кормить вовремя… Но я была на нервах, эмоциях и соплях, думала вообще не о том   и сдуру  просто проморгала стрелку в красной зоне… 

Хорошо, что до дома было рукой подать. Какой-то километр всего. По занесенной снегом лесной дороге. В начинающейся,  плотнеющей метели.  Ерунда! 

Как живой добралась, вообще не понимаю, да. 

Шла налегке и на чистом упрямстве, планируя отогреться, отоспаться, а затем, когда метель утихнет, спокойно на лыжах добраться до моего старичка и забрать вещи…

Выдохлась, измучилась, не чуяла ни ног, ни рук, ни головы… И, естественно, когда увидела возле дома огромного мужика с окровавленным топором, слава всем богам на свете, стоящего ко мне спиной… 
Хватило мозгов не заорать дурниной, выдавая себя полностью, а тихой мышкой скользнуть в приоткрытую дверь… Ну и закрыть ее, естественно. 
На этом мое везение закончилось, судя по всему. 
Потому что служба спасения не отвечает, метель за окном крепчает… А в сенях слышатся тяжелые шаги! 
Ой, мамочка! 
Да от них весь дом ходуном ходит, кажется! 

Я слышу, как топает маньяк (а в том, что это маньяк – вообще никаких сомнений, кто еще может в нашей глуши с топором окровавленным таскаться?), сбивая с ног снег… Он еще не понял, что в дом ему пути нет… Сени-то я оставила открытыми… 
В нарастающей по геометрии панике опять прикладываю телефон к уху:

- Ваш номер… двадцать… один…

Да чтоб тебя! Меня тут убьют и на куски разделают, пока до десятки хотя бы дойдет! 
В сенях скрипят деревянные полы. Самый страшный звук на свете, клянусь! 

Когда хочешь на Мальдивы...

Задница в моей жизни, наступила, как это обычно происходит, неожиданно. Ничего не предвещало, как говорится, и вот опять. 

Вчера, с утра пораньше, ко мне зарулил Борюсик. 

Это я его так называю, Борюсик, а так-то он – Борис Константинов, журналист, спортивный комментатор, блогер, писатель и еще Бог знает кто. Очень востребованный парень, что, кстати, странно, учитывая его неумение прогибаться под нужных людей, говорить то, что требуется и рекламировать всякое дерьмо, которое, тем не менее,  приносит бешеный доход. 

У нас с Борюсиком еще в универе был краткосрочный недо-роман. Недо – это потому что дальше поцелуев и петтинга мы не двинулись, вовремя решив, что не стоит портить сексом шикарные дружеские отношения. 
В конце концов, для постели можно найти человека, а вот чтоб просто вместе над чем-то поржать – нифига. 

После универа наши пути немного разошлись. Борюсик,   уже с первого курса активно сотрудничавший с несколькими очень солидными интернет-изданиями, спортивными журналами и так далее, спокойно двинулся дальше в этом направлении, а я, помыкавшись туда-сюда и с огорчением осознав, что начинающих журналистов нигде почему-то не ждут с распростертыми объятиями, ушла на фриланс, копирайтить и зашибать, пусть и небольшую, но постоянную копеечку. 
Тексты на заказ у меня всегда шли легко, дедлайны соблюдались, клиенты прирастали, и вскоре я уже и не хотела никуда таскаться, прочно засела дома и работала себе спокойненько. Все кризисы-шмизисы и прочие напряги меня обходили стороной, клиенты – солидные фирмы, ценящие постоянство и профессионализм, исправно платили. 

Борюсик, периодически возникавший на моей орбите и норовивший вытащить из «этого днища», как он называл мою теплую конуру и спокойную работу, вскоре угомонился и, наоборот, в последние года два являлся ко мне отоспаться, отъесться, рассказать об очередной бабе, которая почему-то не поняла всю прелесть свободных отношений и не услышала те искренние слова, которые он говорил каждой в завязке их «любовной» истории. 
Я не помню в точности, но мне он тоже что-то такое пытался втирать, ох, как я поржала в процессе! Борюсик даже расстроился, бедолага. А потом сам еще ржал со мной. 

Вот и вчера он пришел, как всегда, весь такой на стиле, модно-небрежный, с бородкой и новейшей моделью телефона. 

- Глянь, чего у меня есть! – заявил он с порога и эффектно разложил телефон. 

Я равнодушно глянула, продолжая лихорадочно продумывать, чего еще могла забыть? Явно что-то упустила, не положила в чемодан. 
Я настолько редко выбиралась куда-либо, что процесс сборов был занятием дико травмирующим. 

- Опять раскладушки, что ли, в моде? – ради приличия проявила я интерес к его обновке. 

- Бляха, ну ты село вечное! Это – самая последняя модель! По предзаказу! Стоит, как твой «патрик»! Кстати, видел его на стоянке во дворе, у него, смотрю, левый бок проржавел совсем? 

- Это краска так легла, - обиделась я за своего любимца, - я его поцарапала тут… 

- Да нафига было красить-то? На нем все равно ни черта не заметно. Трактор , он и есть трактор… А ты чего это, собралась куда-то? В свой курятник? Медведи же сожрут…. – наконец, обратил Борюсик внимание на раскиданные по всей моей студии вещи и здоровенный чемодан посередине. 

- Не надо обижать дом моих предков, - обиделась я, - и нет в рязанской области медведей… И вообще, я не туда.  Женя на курорт позвал, на Мальдивы… 

- Ого! А с чего это такая щедрость от твоего задрота? 

- Борюсь, я тебе уже говорила, мне не нравится, когда ты его так называешь. 

- Мась, ну а как я должен называть человека, бегающего от тебя к бывшей? Он тебе рога наставил уже размером с пятиэтажку, а ты все не веришь!

- Борь, я разозлюсь сейчас! 

- Вот! Разозлись! И пошли его уже нахер! 

- Я тебя сейчас пошлю! 

- Так меня бесполезно, ты же знаешь…

Я надулась, не желая больше слушать гадости про Женю, моего постоянного парня, и по привычке прикидывая, почему это Борюсик так его невзлюбил? 
Нормальный человек,  инженер в одном очень даже серьезном производственном холдинге, Женя был интеллигентным до мозга костей, москвичом в фиг знает, каком поколении, имел приятные черты лица, приятные привычки… И вообще… на редкость комфортный в общении. Спокойный, я бы сказала. 
Наш роман длился уже год и  неторопливо двигался к естественному завершению: свадьбе. Вместе мы не жили еще, я не особо хотела, предпочитая спокойную жизнь на своей территории, но потом планировали, конечно. Как раз после Мальдив, где, как я предполагала, должно было произойти торжественное объяснение и предложение руки и сердца. 
Так-то, я бы и без него обошлась, но Женя был мужчиной консервативным и настаивал, чтоб все происходило правильно. 

- Мась, - Борюсик отследил мой напряженный взгляд, утащил за руку к дивану, усадил, обнял, - ну прости меня. Просто… Он какой-то недоделанный тюфяк. Думает о себе много, словно пуп земли. Подумаешь, москвич он… Один гонор и никакого толка. 

- Ты несправедлив к нему, Борь, - возразила, с удовольствием зарываясь носом в его свитер. Пахло от Борюсика всегда на редкость вкусно. – Он – хороший, любит меня… Понимаешь? 

- А ты его? Любишь? 

- Ну конечно, - чуть помедлив, ответила я, - люблю… Он – хороший, добрый, надежный… С ним хорошо… 

- Слишком часто произносишь «хорошо»… Слушай, Мась, а как у вас в постели? 

- Хоро… - начала я, но потом прикусила губу. 

Борюсик сжал крепче, губы его скользнули по шее, тепло и мягко целуя:

- Вот видишь… А он знает, что тебе нравится, когда вот так делают? М?.. Он знает, от чего ты заводишься?..

Голос его стал ниже, насыщенней, объятия крепче,  а я, почуяв подвох, завозилась в его руках, выбираясь на волю. 
Отошла, торопливо одергивая длинный свитер, посмотрела настороженно на Борюсика:

- Ты чего? Давно секса не было, что ли? 

А едешь в задницу...

В тот момент я еще не подозревала, что неприятные слова Борюсика, все-таки подпортившие мне немного настрой на отдых – далеко не самая хреновая вещь в грядущем дне. Не подозревала, что задница-то всего лишь краешком показалась, упорно маскируясь под солнышко. 

Я собирала вещи, прикидывая уже, практически на истерике, сколько брать с собой трусов, и удастся ли купить там дополнительный купальник, если двух будет недостаточно? К тому же, надо было рассчитывать на вечерние выходы… наверно, в ресторан? 

До этого я выезжала за границу, конечно, но только в Турцию, там был «олл инклюзив»   и молодежный отель, гудевший с утра до ночи,  так что из вечерних нарядов пригодились только мини-шорты… А тут что будет? 
Судя по отзывам в интернете, отель, в который мы едем, находится на отдельном атолле, и там все супер-вип… 

Я тормознула у зеркала, критически осматривая себя на предмет принадлежности к випу. 
Н-да… Не особо, конечно, но рихтовка и тонировка должны помочь… 

Короче говоря, я увлеклась и потеряла счет времени. 
Опомнилась только, когда забытый на кухне телек разразился заставкой вечерних новостей. 
То есть, времени уже было много! Семь часов! А самолет у нас в десять! 
Я достала трубку, начала набирать Жене, переживая, что могло случиться? Он обычно очень пунктуальный, настолько, что это, если честно, даже подбешивало иногда… 
Но не успела набрать, как раздался звонок домофона. 
Ну наконец-то! 

Я открыла дверь и начала нетерпеливо пританцовывать неподалеку, планируя наброситься на Женю с упреками и хоть как-то выместить напряжение сегодняшнего дня. 
Но его вид моментально вытеснил мое эгоистичное намерение. 
И как-то сразу пришло осознание: никуда я сегодня не полечу. И, наверно, завтра тоже. И вообще… 
Нет, я не пессимистка, если что. Просто… Ну вот интуиция сработала. 
И сам Женя, одетый не особо привычно, в кожаную куртку и джинсы, но все-таки совершенно не по-дорожному, не оставлял надежд… 

- Что такое, Жень? 

- Настюш, - он поцеловал меня сухими губами в висок, приобнял, тяжело вздохнул. 

Я терпеливо ждала, когда все церемонии будут соблюдены. 
Все равно никуда не едем, чего торопиться-то? 

- Мы не едем, как я поняла? – решила я подтолкнуть его немного к разговору. А то так и будет стоять и вздыхать. Интеллигент, чтоб его…

- Понимаешь, я уже собирался, вещи загрузил в машину… Но тут позвонила Кристина… 

Кристина, значит…
Имя его бывшей жены не то, чтоб резануло, но… Но как-то правильно легло на осознание ситуации. Окончательное осознание. 

- Кристина… И что на этот раз у Кристины? 

- Не будь такой злой, Насть, - начал обороняться Женя, - у нее форс-мажор, понимаешь? Она в больнице! 

- Ой-ой… И что же с ней? – надеюсь, мой голос прозвучал достаточно… Издевательски? Я старалась, если что. 

- Подозревают нервное истощение… Она в последнее время очень много переживала… 

- Ну понятное дело, тонкая натура, - со знанием дела кивнула я, - так почему мы не едем, позволь уточнить? 

- Ну… понимаешь, у нее кот, его надо кормить, пока она в больнице… 

- То есть… - вот тут я реально не поверила в услышанное, настолько бредовым оно было, - то есть, мы не едем на Мальдивы потому, что твоей бывшей жене не с кем оставить… кота? Жень… очнись, Жень! Ты сам понимаешь, насколько бредово это звучит? 

- Ничего не бредово! – разозлился Женя, прошел в комнату, сел на диван, но тут же подскочил и начал расхаживать вперед-назад, беспорядочно размахивая руками, - ты не понимаешь! Она после смерти матери совсем одна! Ее даже поддержать некому! 

- И что? Ни друзей, ни подруг? 

- Нет! Ты не знаешь, что за нравы царят в консерватории! Там все друг друга жрут! Она постоянно рассказывает…

- О как! С этого места поподробней. Насколько постоянно бывшая жена моего парня рассказывает моему парню занимательные истории из своей рабочей жизни? – наигранно заинтересовалась я, садясь в любимое кресло с ногами, прихватывая колени ладонями. 

- Не надо так, Насть, - поморщился Женя, - ну ты же не такая! Кристина, кстати, о тебе очень хорошего мнения! Она знаешь, как переживала, когда узнала, что я вынужден был отменить нашу поездку! Прямо слезы на глазах выступили! 

- Ну да, Кристина – известная переживальщица, - кивнула я, отчего-то сразу страшно уставая. Мне уже не хотелось ничего обсуждать, ничего доказывать… Мне просто хотелось, чтоб он ушел. Совсем ушел. 
К своей бывшей жене, с которой расстался, кстати, задолго до нашего с ним знакомства, к ее коту, к своей маме, категорически не одобрявшей меня и считавшей «понаехавшей», еще к кому-нибудь, очень важному, нужному и чье общество мой парень в очередной раз предпочел моему...

Я смотрела на Женю, который все так же ходил по моей студии, размахивал руками, говорил что-то, убеждал меня даже в чем-то… И думала, куда вообще я весь год смотрела? Ну ладно… Не весь год. Но последние несколько месяцев – точно. 

Как я не могла заметить совершенно очевидных вещей? Того, насколько мы друг другу не подходим? И здесь дело даже не в том, что мой парень без конца тусил у своей бывшей жены, рассказывая мне очаровательные истории о высоких отношениях двух интеллигентных людей… Причем, изначально же так было! 
И в первое время я даже умилялась, как та баба в кино. 

Потом умиление прошло, конечно. Но к тому времени сформировалась привычка. 
Женя был приятным, надежным, понимающим. Интеллигентным. За все эти несомненные достоинства можно было потерпеть небольшие недостатки… 
Можно было, да. 
Но, пожалуй, хватит. 

Удивительная, все же, слепота на меня напала! 
Или просто желание, чтоб все было так, как у себя в голове уже выстроено? Идеальная, мать её,  картинка будущей семейной жизни.
В которую, как мне казалось, все вписывалось. 
Кроме одного: Женя – вообще не тот человек, которого я бы хотела видеть рядом с собой! Он – чужеродное нечто. Он настолько не вписывался в мою жизнь, в мою, бляха муха, малюсенькую квартирку даже! Ему здесь явно неуютно. А мне теперь неуютно на это все смотреть…
Непонятно, как можно было быть такой дурой! Зачем я вообще с ним столько времени… 
Наверно, тут сработал стадный эффект. 

Я и двое захватчиков

Когда-то давно, еще в глубокой юности, мне снился кошмар. Точно не помню уже, что именно, кажется, маньяк какой-то преследовал, или что-то типа того… Суть в том, что я во сне не могла закричать. Смотрела, как ко мне приближается угрожающая фигура, понимала, что сейчас мне будет плохо… И немо открывала рот, не в силах ни звука из себя выдавить! 

И с тех пор почему-то думала, что в реальности так же будет. Если что случится, мозг в панике отрубит все нервные окончания. И голосовые связки в том числе…

Оказалось – нифига. 

Я визжу так, что мужик, здоровенный, бородатый, сонно таращащийся на меня с моей же кровати, морщится и пытается прикрыть ухо. Почему-то одно. 
А внизу второй монстр перестает ломать дверь. Вероятно, в осадок выпал от удивления. 
Я визжу, визжу, потом подхватываю небольшую табуреточку, до этого вполне мирно стоящую возле двери, и швыряю ее в сидящего на кровати бугая. 
Он машинально уворачивается, отбивает снаряд, матерится.
И синхронно с ним начинает материться зверь внизу. 

А я… А я – между ними! Боже! И деваться некуда! И еще табуреточку кинула! Лишилась последнего орудия защиты! 

- Кот! Мать твою, Кот! – звериный рев снизу приближается, угрожающе скрипят ступени… Монстр с топором поднимается ко мне. И зовет какого-то кота… - Ты живой там? Кто так орет? Какого хера ты закрыл дверь, придурок? 

Я уже не могу орать, только немо открываю рот, таращу безумные глаза на неспешно поднимающегося с моей  кровати мужика. Голого, черт! Если не считать белых трусов, вообще ничего не скрывающих! 
Я оторопело наблюдаю, как он встает, ковыряет пальцем в ухе, а затем… Подмигивает мне весело и ухмыляется:

- Ничего себе, у тебя голосище! 

- Кот, мать твою! 

Рычание зверя раздается за моей спиной. Я взвизгиваю и отпрыгиваю назад, в уголок за дверью спаленки. Шлепаюсь на задницу, выставляю перед собой рюкзак в качестве заслона. Понятное дело, это выглядит нелепо, но больше-то у меня все равно ничего нет. 
Обнаружившийся за моей спиной зверь, уже без топора, всклокоченный и злющий, в первую очередь заглядывает в спальню, матерится еще громче:

- Да хватит тут стояком своим светить, придурок, бля! Какого хера происходит? Кто это? И чего орет? 

- Не зна-а-аю… - Мужик, которого первый маньяк зовет Котом, тянет по-столичному гласные, голос его, хриплый со сна и веселый, несмотря на ситуацию, - я думал, ты впустил… 

- Да с хера ли? – злится маньяк, - я на улице был занят, дернул ручку, а дверь закрыта! Думал, твои шутки, как всегда… 

- Да на кой мне так шутить? – удивляется Кот, - я спал вообще-то! Проснулся от твоего мата. Глаза продрал, а тут эта! Стоит, пялится. Я пока соображал, что к чему, она заорала. И все, я думал, оглохну, к чертям собачьим…

- А я думал, или она тебя тут убивает, или ты ее трахаешь! Думал, когда ты бабу умудрился приволочь? В багажнике, что ли? 

- А я решил, это ты припер… Погоди, откуда она тогда? Если не ты и не я? 

Тут оба захватчика замолкают и поворачиваются ко мне. 

Они стоят надо мной: полуголый, успевший натянуть на себя джинсы, Кот   и мощный, на полголовы выше его, маньяк-лесоруб, в заляпанном кровищей свитере. 

Здоровенные, крепкие, с одинаково удивлёнными зверскими взглядами. Жуткие, страшные… 
Я пытаюсь задницей заползти еще дальше в угол, перевожу взгляд с одного на второго, в голове мутнеет от ужаса. 

Это, определённо, беглые зеки. Маньяки. Звери. Они меня просто растерзают сейчас… 
Господи, и чего я на Мальдивы не поехала…

Сидела бы сейчас на шезлонге, попивала мохито… С зонтиком… 
От обиды за себя не сдерживаюсь и тихонько подскуливаю. Рюкзак по-прежнему держу перед собой. 

Маньяки, между тем, переглядываются, и глаза у них удивленно-настороженные. 
Наконец, тот, который Кот, задает вопрос:

- Ты кто вообще? 

- Я-а-а… - голоса по-прежнему нет, только сип какой-то удушающий. Я кашляю, затем пытаюсь еще раз, - я-а-а-а… 

- Да тварь эта, из «Спортскандалов», - рычит тот, что в свитере, и я тут же затыкаюсь, кусая губы от ужаса и выше поднимая перед собой рюкзак. 

- Ну чего ты вылез, бляха муха? – возмущается на своего приятеля Кот, - она тебя, вон, боится до усрачки! 

- Да нифига она не боится, - возражает маньяк в свитере, - ты глянь в ее глаза бесстыжие! Внешне безобидная, няша такая с оленьими зенками! А не успеешь ушами хлопнуть – уже в дом пролезла и нагадила там! В рюкзаке что? Камера? Сто процентов камера! 

Он рычит гневно, наклоняется и выхватывает у меня единственное средство защиты. 

- Отдай! – тут же взвиваюсь я, тянусь за рюкзачком и даже , в гневе, забываю о своем страхе. 
Правда, мои попытки отстоять свое имущество ничем хорошим не завершаются, потому что маньяк пользуется нашей, буквально колоссальной,  разницей в размерах и росте, поднимает повыше руки, потроша мой рюкзачок бесцеремонно и с опытностью таможенного инспектора в аэропорте. 

Я рвусь на перехват, но попадаю в лапы второго маньяка, Кота. Он прижимает мое брыкающееся тело к своей голой груди, ржет, мягко, но крайне основательно скручивая руки:

- Не крутись, няша, камере твоей кирдык настал, Егерь у нас не любит достижения современной цивилизации, что найдет – уничтожит, как чуждый элемент… Да не брыкайся ты, я же и связать могу! 

Я молча, не доверяя больше так сильно подведшему меня речевому аппарату, сопротивляюсь, царапаю голые жилистые предплечья, забитые татухами, бьюсь затылком о твердую грудь, по крепости способную поспорить с гранитной плитой, скалюсь, прикидывая, где у него слабое место, чтоб куснуть побольнее. Мысль о том,  что таким образом я только сильнее разъярю захватчиков, в голову не поступает. 

Я говорила, что в гневе страшна, как полевая мышь, загнанная в угол? Может, сил у меня нет, и зубов острых тоже, но вот дурной ярости – через край. 
Так-то, я тихая. Спокойная… Если не вывести. Они вот – вывели. Залезли в дом, напугали, отобрали вещи… Да я их загрызу сейчас! 

Один мерзкий, мерзкий предатель...

Я настолько удивлена, что с минуту стою, раскрыв рот и переводя взгляд с одной небритой хари на вторую бородатую. Откуда они?.. Мася… Мальдивы…

Осознание ситуации происходит постепенно, потому что я, после всех свалившихся на голову напастей, немного подтупливаю, но когда происходит…

Борюсик, мать его! Подлый, мерзкий, очень мерзкий… Предатель! Скот! Сволочь! 

Картинка в голове складывается мгновенно. 
Неизвестно, на кой хер он приперся ко мне вчера, может, обстановку разведать или просто в гости, но ситуацию срисовал мгновенно. 
Мальдивы, мое двухнедельное отсутствие… И затерянный в глуши рязанской жопы домик… 
И эти две рожи, две мерзкие рожи, как я теперь понимаю, изначально показавшиеся мне знакомыми! 

Кот и Егерь! Ну, конечно, он именно так их называл! Котов и Егерский, два извращенца, пристававшие к беспомощной девушке! 

Я настолько не в себе от злости, что даже не ощущаю опасности, хотя должна бы, учитывая всю их грязную историю. 

Но мне не страшно. Мне мерзко, отвратительно, тошно. В первую очередь, от осознания того, что мой друг многолетний, тот, кому я доверяла, как самой себе, оказался такой же гадкой крысой, как и два этих урода, все еще стоящих напротив меня и совсем не торопящихся свалить с глаз. Навсегда, мать их! Навсегда! 

- Конь сказал, что тебя две недели не будет… - басит Егерь, даже немного смущенно. Как-будто это что-то меняет! Объясняет. Почему они без спроса тут хозяйничают! 

- Конь, - язвлю я, - ох, какое хорошее имя, только так теперь его и буду называть… Так вот, Конь оказался не прав. Я собралась отдохнуть здесь. В моем доме. Одна. А потому… - я делаю эффектную паузу, исключительно для того, чтоб до их динозаврьих мозгов дошла вся полнота картины и мой последующий приказ, - пошли вон отсюда! Сейчас же! Иначе вызываю полицию, пусть пакуют вас за взлом дома! 

- Ну так взлома-то не было, - обоснованно замечает Кот, обходя меня и нахально роясь в моей ( моей, бляха муха!) малюсенькой тумбочке, стоящей возле кровати.

Я, в молчаливом негодовании, наблюдаю, как он достает оттуда сигареты, достает одну, мнет в пальцах, вдыхает… И кладет обратно! 

Второй из захватчиков, Егерь, подбирает мой изнасилованный рюкзачок, смущенно и неловко запихивает туда все, что вытряс, и протягивает мне. 

Ситуация настолько нелепая, что у меня даже не хватает сил на реакцию. Словно все вышло сначала со страхом, потом с криком, а в финале – со злостью. 
Я молча хватаю рюкзак, пихаю в него изувеченный ноут и скатываюсь вниз по лестнице, торопливо перебирая ногами. 
В комнате я швыряю вещи на диван, затем кидаюсь к ним, достаю телефон, который тоже сильно пострадал от лап проклятого гориллы Егеря, и пытаюсь его реанимировать. 
Но старенький ксяоми, который до этого перенес несколько заплывов в раковине и ванной, пару падений на пол и асфальт, выходной в закрытой и забытой на солнцепеке машине, в итоге не вынес издевательств еще и грязными  лапами развратника и насильника, и все же испустил дух. 
Тем не менее, я раз за разом жму на кнопку включения, надеясь на чудо. 
Которого, естественно, не происходит. 

Наверху слышен негромкий бубнеж, грязные извращенцы совещаются. 
Но мне сейчас плевать, до чего они там досовещаются, потому что я твердо уверена в одном: терпеть их в своем доме я не буду. 

Пускай собирают свои манатки и идет прямой дорогой нахер. Вместе с Конем, который теперь навсегда официально будет так зваться, вместо ласкового Борюсика. 
Никого из них я возле себя терпеть не намерена. 
Все. 
Глубина жопы достигла своей критической отметки. 
С меня хватит. 

Я все еще мучаю нефункционирующий кусок пластика, в который превратился мой телефон, когда лестница начинает стонать на разные лады от творящегося над ней насилия. А именно,  от двойного веса здоровенных извращенцев. 

Я тут же откидываю в сторону телефон, потверже становлюсь, складываю руки на груди, задираю подбородок. Короче говоря, делаю все, что возможно, чтоб казаться уверенней в себе, серьезней и опасней. 

В конце концов, я реально для них опасность представляю! Могу заявление подать в полицию на проникновение на частную территорию, если порыться, то еще и заяву о краже накатаю! Берданка-то дедова куда-то девалась! И вообще, мало ли чего они по мелочи могли спереть? У меня тут, так-то, ценные вещи есть! Бабушкина малахитовая шкатулка для украшений… Правда, без украшений, но сам факт! И дедушкин подстаканник… Он его в купейном вагоне спер еще в семидесятых годах прошлого века. Раритет, мать его! И еще…

Тут захватчики показываются в поле зрения, и все мысли мести и заявах улетают в трубу. Потому что, ну ежу же понятно, что я хорохорюсь… И весь расчет только на то, что они не захотят еще большей шумихи, еще большей порчи своей и без того основательно задрипанной репутации, и молча покорно свалят с моей жилплощади. 
Но, судя по внешнему виду захватчиков, никто никуда валить не собирается. 

Кот нацепил на голое тело клетчатую рубашку с оторванными почему-то рукавами  и застегнул джинсы. Другой одеждой, больше пригодной для гуляний в прекрасную сугробную погоду, не он озаботился. 

А Егерь вообще разделся. Стащил с себя свитер с так ужаснувшими меня кровавыми пятнами, и остался брюках-карго и в футболке, возмутительно тесно облепившей его грудь. 

У меня буквально все в груди обрывается, когда приходит осознание: не выгоню их отсюда ведь! 
Не выгоню! 
Как быть? 
Самой сваливать? Куда? Когда? 

Они останавливаются возле лестницы и смотрят на меня одинаковыми изучающими взглядами. 
От бешеного пристального внимания становится неуютно, и я , как всегда в таких неоднозначных ситуациях, нападаю. 

- Мои слова про дверь были непонятны? – громко и язвительно спрашиваю, а затем картинно указываю пальцем направление движения, - нахер – это туда! Вперед! 

Договоренности двух высоких договаривающихся сторон

- Короче говоря, мы сюда приехали буквально за три часа до тебя, - рассказывает Кот, старательно не обращая внимания на мой непримиримый взгляд. Он вообще ведет себя так, словно с друзьями в баре сидит, или даже не с друзьями… С девушкой. По крайней мере, весь свой арсенал на меня применяет.

Улыбается весело, ласково так, глаза темные светятся интересом и вниманием, повадки все мягкие, истинно кошачьи… Главная задача – подобраться поближе. На расстояние удара. Когда уже можно будет когти выпустить и сграбастать добычу. Я это все прекрасно вижу, понимаю, не дура же совсем… И изо всех сил хмурюсь, чтоб в голову похотливую даже мысли не залетело, что могу повестись. По хмурости и настороженности меня в нашей вынужденной компании только Егерь переплюнуть может. Он так и не сел, стоит, опираясь спиной о перила лестницы, сложил ручищи, бугрящиеся мускулами, на груди. И смотрит на меня неотрывно. Его напряженный взгляд пугает   и оптимизма вообще не добавляет. Ни грамма. Кот спиной ощущает напряг приятеля, но не решается повернуться, чтоб не упустить преимущество в разговоре. Ну, ему так кажется, что оно есть, преимущество. Три раза ха-ха. 

- По пути успели только заехать на трассе на рынок, они в семь утра у вас тут отрываются, пиздец какой-то, ей-богу… Ой, прости… Короче говоря, заехали на рынок, купили тушу барана… Жрать-то надо что-то… А Егерь баранину уважает… Ну вот. Я за рулем был, менялся с Конем, потому что ему еще обратно гнать, устал. Потому, как только заехали, поднялся сюда и лег спать. А Егерь мясом занялся, надо разделать, пока не задубело на морозе… А проснулся от твоего крика… 

Я молчу, ожидая дальнейших слов. Потому что, скорее всего, за такой прочувствованной историей последует попытка договоренности. Может, торг. И не в моих интересах начинать это все первой. 

Кот, так и не дождавшись моей реакции и немного неуверенно ерзнув на стуле , все же решает продолжить:

- Пойми, мы отсюда не выберемся до тех пор, пока Конь не приедет… У нас даже мобила только одна, простая самая, купили по пути. Для экстренной связи. Нам сейчас нежелательно появляться в интернете, вообще где бы то ни было… Пока все не утихнет…

- Интересно, а как это все может утихнуть? – язвительно интересуюсь я, - обвинения сами собой рассосутся? Как синяки на лице вашей жертвы? 

- Да не было никакой жертвы! – неожиданно и раздраженно рычит Егерь, буровя меня злым взглядом, - это все утка подсадная! Да мы ее даже не знаем! 

Я успеваю отследить очень даже красноречивый обмен взглядами захватчиков и киплю от ярости. Ну конечно, дурочку тут из меня делать собрались! Фиг получится!

- Мне, на самом деле, плевать, - обрывая я поток лжи, - я вас знать не знала до этой тупой истории   и не хочу знать впредь. Вы мне вообще никак не интересны. Я только хочу, чтоб вы побыстрее свалили и оставили меня одну наслаждаться природой и спокойствием. Звоните, давайте, Коню. Пусть скачет за вами. 

- Так дело в том, что связи нет, Анастасия, - поясняет спокойно Кот, - вышки, похоже, попадали… Или сюда не добивает… Глушь такая, еба-а-ать… 

- Ничего не глушь! – иррационально злюсь я за пренебрежение к своей малой родине. Ругать ее и называть жопой мира могу только я, а не всякие столичные извращенцы! – все тут прекрасно ловило всегда! Я работала даже отсюда! 

 - А ты кем работаешь, Анастасия? – пытается построить дружескую беседу Кот, - Конь говорил, вы учились вместе… Тоже журналистка? 

- Нет, - отрубаю я эту попытку, - это не имеет значения… 

Тут я задумываюсь, как быть. 
Оставлять их здесь – вообще не вариант. Это тупо, это недальновидно, это опасно, в конце концов! 
Мало ли, что эти придурки захотят сделать? И со мной в том числе? На них уже есть заява, могут решить, что одной больше – одной меньше… Они же спортсмены… Мышление линейное.

Поймав себя на слегка шовинистических, уничижительных мыслях,  немного прихожу в себя. Но в любом случае, не настолько, чтоб разрешить двум потенциальным насильникам находиться в одном доме со мной. 
Значит, надо выпроваживать… 
Но вот как?

- Слушай, Анастасия…

О, а вот и торг подъехал… Не зря терпела, ждала… Складываю руки на груди, щурюсь сурово на Кота, потом перевожу взгляд на Егеря… И поспешно прячу глаза. 

У него какое-то очень жесткое, суровое лицо… Губы сомкнуты, скулы напряжены… Словно еле сдерживается, чтобы… Что? Наброситься? Он в их веселой компашке – главный маньяк, что ли? 
Ух… Мороз по коже… 
Но вида не подаю. 
Держусь непроницаемо. 

Кот ловит мой опасливый взгляд на приятеля, тоже смотрит на Егеря, морщится досадливо. 
Ну да, этот монстр все переговоры ломает… Непорядок. На месте Кота я бы его устранила.

- Слышь, Егерь, а что там с мясом у нас? Оно же замерзнет, нахрен, на улице. Может, займешься? 

Ну вот, я же говорила. Смешные, словно дети малые. Предсказуемые.  

- Я его в сени припер, - Егерь не собирается понимать бессловесную коммуникацию приятеля, с места не трогается, всем своим видом выражая твердое намерение врасти тут корнями. Ну, это вряд ли, дружочек… - А то, что на заморозку, снаружи пока оставил. 

- Это вы зря, - спокойно комментирую я, - у нас тут медведи водятся… - делаю паузу, с удовольствием наблюдая за немного побледневшими рожами, и добавляю, - шатуны. 

И ловлю свой маленький кайф от реванша. Не все вам, придуркам, пугать меня. Я тоже умею. 
Естественно, никаких медведей у нас тут нет, не Сибирь все же, но вот волков и лис – полно. А еще кабаны дикие, которые пострашнее медведей будут… 
Но эти столичные хлыщи, естественно, уроки географии в школе прогуливали, а потому  верят в такой бред.  
И рожи у них становятся менее уверенные в своей неоспоримой самцовой правоте. 

Я наблюдаю за всем этим и ловлю себя на мысли, что в феминизме что-то есть… Вот так вот смотреть свысока на мужиков… Неплохо… Может, я – феминистка? Ну а чего бы нет? 
Надо было раньше в себе это осознать, до того, как решила обзавестись семьей и «дитачками»  и наступила для этой цели в говно по имени Женя. 

Дедова берданка

Он настолько здоровенный, что не помещается в проем, приходится немного сгибаться. Ему. 
А мне – невольно отступать. 

Это чисто инстинктивное желание жертвы, слабой и небольшой в размерах,  убраться с пути крупного сильного хищного зверя. Не факт, что захочет употребить, но лучше не рисковать. Целее будешь. 

Я ловлю себя, практически,  в полете. Одна нога уже шагнула назад, тело уже отклонилось, повинуясь пещерным звериным инстинктам…
Но все же человеческого во мне больше. 
Потому и успеваю затормозить. 
Делаю вид, что этот идиотский  недо-танец – чисто моя инициатива, а не потребность убраться подальше от него, резко вскидываю подбородок и без страха встречаю темный взгляд прищуренных в вечном гневе глаз. 
Чего ж ты такой злой-то, извращенец? 

- Стучаться не умеем, как я понимаю? – сухо комментирую его хамское появление. 

- Не успел, - коротко информирует меня Егерь и нахально заваливается в комнату. 

Делать это ему приходится, пригибаясь, а потому движения все больше напоминают медвежьи. Обманчиво медлительные и неуклюжие. И опасные. 
Черт, похоже, я все-таки подсознательно очень сильно боюсь этих извратов. Оно и понятно, конечно, учитывая их историю, но все же я думала, что этот период уже отступил…
Но нифига, судя по тому, что нахождение в одной комнате с Котом мне показалось очень опасным…
А уж про ситуацию, которая сейчас, вообще молчу. 
Дрожь такая, что как только умудряюсь себя контролировать, чтоб руки не тряслись, фиг его знает…

- Что тебе?.. – голос у меня предсказуемо хрипит, потому замолкаю и сглатываю, ощущая сухость в горле, дикую и дерущую. 

Егерь молчит, рассматривает меня…
Взгляд его не скользит, как до этого, медленно и тягуче, а, как упирается в одну точку, так там и застревает. В районе моих голых плеч и  груди. И это уже в край неприлично! 
Я вспоминаю, что стою – в майке, и майка у меня – тонкая, а лифчик  по привычке не надела, потому как нечего туда особо класть… 
Хотя, судя по дикому взгляду Егеря, вполне есть чего. 
Осознав, на что он пялится, отшагиваю все же в сторону, тянусь к свитеру. Плевать, что подумает! Главное, укрыться от этого похотливого разглядывания! 

- Ты охренел? – комментирую свои действия, поспешно прикрывая грудь свитером. Надевать его пока не собираюсь, справедливо опасаясь даже на секунду отвести взгляд от хищника. Мало ли, чего ему в голову… Уже взбрело? – Какого фига так пялишься? 

Егерь удивленно смаргивает, кажется, только в эту секунду осознавая, что действительно смотрел, переводит взгляд на мое возмущенное лицо… А затем глаза его становятся еще более злыми, а скулы – каменными, он мгновенно надувается своей привычной яростью а затем  гневно выдает:

- Размечталась, бля. Нужна ты мне, селедка сушеная! 

И, пока я перевариваю оскорбление, вытягивает вперед руку… 

- Вот, Кот говорил, что ты по этой рухляди плакала, забери. 

В его лапе дедова берданка смотрится игрушечной. 
Как я ее раньше не заметила? 
Торопливо выхватываю оружие из здоровенной ладони, прижимаю к себе. Потом спохватываюсь, осматриваю, а то мало ли, что эти придурки могли с ней сделать… Сняли же зачем-то со стены. Она там двадцать лет висела, никому не мешала… 
При беглом осмотре становится понятно, что придурки определенно с моей берданочкой что-то сделали…

- Вы что с ней сотворили, извращенцы? – хриплю я, разглядывая изрядно посветлевший приклад. И блестит она как-то… Неправильно. Неправильно, что вообще блестит! Должна быть тусклой! И темной! А тут… Приклад-то, оказывается, из светлого дерева…

- Почистили, - грохочет сверху, словно камнями присыпает по металлу моего мозга, сволочь,  - смазали… Вообще, нельзя так с оружием обращаться. Она же могла в руках разорваться при первом использовании… Техника безопасности должна же быть хоть какая-то…

- Техника… - эхом повторяю я глупые слова, - безопасности… 

А затем до мозга доходит вся абсурдность ситуации. Эти твари пришли в МОЙ дом, зашли в МОЮ комнату, сняли со стены МОЮ берданку и ПОЧИСТИЛИ ее!!! 
Извращенцы!
Уроды!
Да кто им позволил???

Сложно сказать, почему я так завелась именно из-за берданки, возможно, это просто стало последней каплей, откатом в череде тупых событий последних дней…
Но факт остается фактом. Возмущение мое вылилось в действия. Неконтролируемые. 
Берданка резко откидывается на кровать, а я, не заметив, как тревожно дергается к ней Егерь, начинаю наступать на него и шипеть по змеиному прямо в мерзкую небритую рожу:

- Да как у вас, извращенцев поганых, хватило наглости хватать мою вещь? Это – дедова берданка! Он – последний к ней прикасался! Его память! А вы ее… почистили??? Да кто вы такие, вашу мать, чтоб приходить сюда, трогать мои вещи и издеваться над ними??? Да вы – хуже насильников! Вы – уроды моральные! 

Я шиплю это все, не выбирая выражений и не думая о последствиях, полностью увлеченная своими эмоциями, и не замечаю, что Егерь, вначале выглядящий немного удивленным и обескураженным моей реакцией, все больше темнеет взглядом и каменеет лицом…
А затем молча хватает меня за плечи…

Я замолкаю так же резко, как и заговорила до этого. 

Егерь , и без того находящийся слишком близко, непозволительно просто близко, неожиданно оказывается буквально прижатым ко мне. 
И не просто прижатым! 
Он держит меня! Держит так сильно, что не могу шевельнуться!

Замираю, как была, в полу-моменте, раскрыв рот, смотрю в его темные жуткие глаза, запрокинув голову. Руки мои, судорожно сжимающие ткань свитера, оказываются зажатыми между нами и шевельнуть ими невозможно. 

И тут Егерь, ни слова не говоря, рывком, словно игрушку, или ребенка маленького, поднимает меня над полом!
Ощущаю, как ноги теряют опору, и вместе с ней уходит мое боевое настроение. Остается только страх и ощущение того, что доигралась. Додразнила хищника…

Совместная ненависть

Меня никогда так не целовали, никогда не трогали так. И, наверно, только этим, своей неподготовленностью к ситуации, к необычности ощущений, я могу оправдать свое бездействие. 
Ну и еще тем, что как-либо действовать чисто физически нереально. 

Егерь держит так, что не дернешься. И целует так, что не остановишь. 
И в итоге я не останавливаю. Подчиняюсь стихии. 
Он что-то рычит мне в рот, реально, словно дикий зверь, его язык нахально проникает так глубоко, что начинаю задыхаться. И, наверно, от нехватки воздуха, голова еще больше кружится, и пусто там, пусто, словно в мячике для занятий фитнесом!
Еще никогда не ощущала я такой беспомощности в сочетании с дико стучащим сердцем, которое ломит в грудную клетку и заставляет, кажется, все тело пульсировать. 

Егерь меня целует, лишая воздуха, сил, головы, а я ощущаю себя не человеком уже – какой-то бессмысленной субстанцией, которая бьется в такт его движениям и тянется к нему, к своему захватчику… 

Один шаг – и я стою уже на краю низкой кровати, сравниваясь в росте с Егерем, и, вроде как, твердая основа под ногами должна придать уверенности, но уверенность получает только этот захватчик. Ему теперь проще держать меня, легче распускать лапы, отправляя их в вольный выгул по моему дрожащему от неожиданности и напряжения телу. 

Я ощущаю это все смазано, словно в бреду, длительном и сладком. И не могу ничего сообразить, даже когда он перестает терзать мои губы… И переключается на шею и плечи. 

И здесь тоже в полной мере проявляются звериные замашки. Он не целует: лижет, кусает, рычит что-то сквозь зубы, матерно и гневно, словно обвиняет меня в происходящем, словно это я его заставляю, а не он! Не он сам! 

Удивительно, кстати, что это все вообще понимается сквозь толщу обрушившегося на меня безумия. 
Как проблеск солнечного света на глубине. Единственный, кстати. 
Потому что в остальном ничего не меняется. 
Руки мои по-прежнему нелепо сжимают края свитера, в глупой попытке прикрыть то, что уже смысла не имеет прикрывать, потому что Егерь всю шею облизал-искусал, все плечи, ключицы… И только вопрос времени, когда доберется до груди…

От осознания, что это обязательно случится, ощущаю, как начинает ныть и наливаться тяжестью все внутри, как собираются соски, становятся чувствительными – тронь – и больно будет! 
Раскрываю рот в тщетной попытке глотнуть воздуха, потому что, хоть Егерь и занят сейчас другими частями моего тела, кислород в легкие не поступает. Там – словно сжиженный азот, рвет на части, сводит с ума, дышать нечем и незачем. 

- Сучка сладкая, - рычит уже вполне различаемо Егерь, неожиданно отрываясь от облизывания моей кожи, вскидывает голову, смотрит в глаза… И я в очередной раз поражаюсь холодному безумию его глаз, черному, затягивающему… Он же абсолютный зверь… Что он делает со мной? Как смеет? Как я так позволяю? Я что, дура безвольная? 

- Ненавижу таких, - сообщает между тем Егерь… И опять прижимается к моим губам. С явной такой, очень впечатляющей ненавистью. 

А я… Я ему отвечаю. Тоже с ненавистью, естественно. 

Он ощущает всю степень этого совместного для нас чувства, рычит сдавленно, сжимает пальцы на моем затылке, крепче втискивая в себя, а второй рукой дергает майку сзади, да так, что лямки трещат. Я в ответ наконец-то оставляю в покое свитер и злобно царапаю дубленую кожу на шее. Это почему-то не тормозит его, а заводит еще сильнее. 

Егерь усиливает напор, уже двумя руками раздирая на мне остатки майки, а затем отстраняется, чтоб убрать с груди все, что мешает обзору. И тактильным ощущениям. 
Замирает, разглядывая острые соски, и я впервые совершенно не стесняюсь своей полторашки. Потому что невозможно стесняться того, на что смотрят с таким голодом. 

Егерь шумно втягивает воздух, словно здоровенный бык, ноздрями дрожащими, затем смотрит мне в глаза и говорит тихо и жутко:

- Выебу тебя сейчас так, что визжать будешь, стерва мелкая. 

Я не оставляю этот манифест без резолюции, с размаху фигачу ногтями по наглой морде. 
Он дергает щекой, словно его не ударили со всей силы, а , например, комар куснул, усмехается… И срывается опять в дикий, бешеный поцелуй!

И в этот раз я – полноценный участник событий, а не жертва! Не дождется, скотина! 
Я кусаюсь, толкаю, царапаю его… И отвечаю на каждое движение ненасытных губ. 
Рычание зверя становится все яростнее, мои действия – все безумнее, и вполне понятно, до чего бы нас это довело, в итоге…
Если бы в пылу разборки мы не упустили один важный нюанс…
В конфликте есть третья сторона…

- Егерь! – раздавшееся от дверей рычание вообще не похоже на предварительно слышанное мною ласковое мурлыканье. Сейчас там ревет зверюга, вообще не уступающий тому, что уже несколько минут ( а по ощущениям – часов) терзает меня своими наглыми губами. 

Егерь тормозит, не оглядываясь назад, тяжело дышит, ноздри его ходуном ходят, пальцы на моей талии сжимаются, кажется еще сильнее. Переломит меня сейчас, словно спичку, монстр! 

- Кот, пошел нахер! – рычит он, даже не делая попытки прекратить то безобразие, что сейчас творит. И, судя по тому, что приятеля отправляет в пешее эротическое, твердо намерен продолжить. 

- Да бля! Мы еще из прежнего говна не выплыли! - С досадой и яростью отвечает  Кот,  шагает к нам, торопливо осматривает меня, почему-то уделяя особое внимание голой груди, вижу, как на секунду расширяются его зрачки и тут же сужаются. Реально, словно у кота! – Анастасия, он к вам пристает? 

- Нет, помощь первую оказывает, чтоб его! – Возмущаюсь я постановке вопроса. Хорошо, что к этому моменту удается сделать глоток воздуха, не отравленного вездесущей похотью Егеря, и мозг немного включается. Я осознаю произошедшее, краснею от ужаса и досады. Ну и злюсь заодно, хотя и весьма запоздало, на свою тупую реакцию… Стыдно, черт! Так стыдно! И потому все это дело требуется скрыть! А как можно скрыть стыд? Только грамотным переведением стрелок, естественно! - Отпусти меня, немедленно! Зверь! Варвар! Гад! 

Подслушанный разговор

Из сна меня выбрасывает резко, так, словно кто-то пинок под зад отвешивает. 

Подпрыгиваю, с пару секунд бессмысленно таращу глаза на окружающую обстановку. Комната, деревянные стены, кровать… Берданка… Берданка! 
Прихватываю дедову память к себе ближе, тревожно смотрю на дверь. И ругаю себя ругательски!

Это же надо! В такой нервной обстановке умудрилась уснуть! В такой опасной ситуации! После такого!!! 
Что это? Железные нервы? Да нифига! Просто обморок, наверно, приключился. Как в девятнадцатом веке у нежных дам нервические припадки… 
Интересно, а в девятнадцатом веке описывались физиологические аспекты? Например, как распирает мочевой пузырь? 
По-моему, нет… Я, конечно, зарубежку прогуливала мощно, но в любом случае, должна бы помнить такие вещи… Дидро же с его лесбийскими мотивами я помню… С какого-то перепуга и именно сейчас…
Наверно, просто реакция такая на стресс… Мне надо спуститься вниз, пройти через сени в маленький холодный закуток, где спрятался деревенский туалет. Проще говоря, дырка в земле, которую мой дед элегантно оборудовал деревянным сиденьицем. Не воняло там исключительно потому, что я постоянно сыпала реагенты, да и холодно же. Даже летом прохладно было…
И как мне прикажете туда ползти? А очень надо. Прямо вот очень… 
С берданкой наперевес? 
Очень смешно. Просто очень. 

Вздыхаю. 
Натягиваю на голое тело свитер, морщусь, потому что грубая ткань касается кожи груди и трет! Под это дело не просто так майка надевалась! 
Но майка пала смертью храбрых в неравной борьбе за честь своей владелицы, а другой одежды пока не предвидится. Вот сгоняю за вещами… Когда метель хоть чуть-чуть утихнет…
Подтягиваю джинсы, беру берданку, чутко прислушиваюсь к происходящему в доме. 
Особых звуков нет, может, маньяки и в самом деле послушались и свалили? Вот счастье-то было бы, мамочка моя! Не видеть их, не слышать! Из головы выкинуть! И не думать, что могло бы произойти, если бы… Ох, не думать! 

Уже у дверей с сомнением смотрю на берданку… Нет, бред. 
Отставляю оружие в сторону, открываю засов, стараясь действовать аккуратно и тихо. 
Выхожу на площадку перед дверью. Стою, прислушиваюсь. 
А потом так отчетливо вижу себя со стороны! 
Стоит тут, овца, трясется вся… Нет уж! Я – в своем доме!
Хмурюсь, шагаю вниз. 

И замираю где-то посреди лестницы, как раз на границе, где меня еще не видно, а мне уже все слышно. 
Тихие голоса, низкие и гудящие… Не ушли. Они не ушли никуда! Здесь сидят! Черт! И назад за берданкой не побежать…
Остается только слушать…

- Не надо было ехать тогда, я говорил тебе… 

- Да пошел ты… Сам первый поехал… Вечно тебя в дерьмо всякое заносит… И вечеринка-то отстой была…

- Ага… Ни одной приличной бабы… 

- Я даже эту шмару не помню, которая к нам прилипла тогда…

Так… Это они боевые подвиги вспоминают… Кобелюги проклятые…

- Надо нам прибраться тут, пока спит эта мелкая зараза… 

Это явно Егерь. Он меня мелкой заразой называет, гад. Ишь ты, правильный какой! Прибраться… Как тискать меня против моей воли, так это без вопросов… И теперь думает приборкой отделаться? Размечтался!

- Да, надо… Может, подобреет… 

- Может, да…

- Не будет тебе «да», не мечтай, рожа нахальная! 

- За себя говори… Урод… Если б не ты, я бы ее уже трахал…

Сволочь!!!

- Ага, а потом еще один иск…

- Не пизди. Ей бы понравилось! Скажи лучше, что сам хочешь!

- Ну… Сиськи зачет…

Ах вы скоты!!!
Дергаюсь назад, не знаю, зачем. Берданку, наверно, хочу по прямому назначению использовать, но следующая фраза Кота тормозит:

- Не наш с тобой вариант, Егерь. Чистенькая няша, да еще и подружка Коня… Не получится. 

- У меня бы получилось. У меня почти получилось! 

- Да нифига. Ты, как всегда, своим медвежьим напором… Она, наверно, даже пискнуть не успела…

- Не начинай! Опять по морде словишь!

- Как словлю, так и отвечу! 

Они еще какое-то время рычат друг на друга матерно, но довольно беззлобно, как два равных по силе зверюги, которые все между собой выяснили и которым не требуется больше ничего никому доказывать. Я стою, слушаю, уже не кипя от негодования. 
Какой смысл? Что они такого сказали, из-за чего стоит так заводиться? И чего я вообще завелась? 
Нет, надо их изгонять, нафиг, и успокаиваться видами занесенного метелью леса… 

- Но вообще… - слышно, как Кот мурлычет и, кажется, потягивается сладко, - вообще… 

- Прикольная, да? – рычит мягко Егерь, - не зря Конь так про нее говорил… 

- Да… Жаль прям… 

- Жаль…

Я стою, переминаюсь с ноги на ногу, так и не решив, как поступить, но мочевой все решает за меня. 
Вздохнув, топаю вниз, нарочито громко. Внизу моментально воцаряется молчание. 
Окидываю напряженным взглядом захватчиков, удобно расположившихся возле стола друг напротив друга. Перед ними две дымящиеся кружки с чаем и колода карт. 
С удобством сидят, заразы. Все развлечения им тут. 

- Азартные игры приводят к деградации и появлению игровой зависимости, - холодно говорю я и, пока не тормознули тупыми вопросами, гордо дефилирую мимо. 

В полной тишине. 
В туалете наконец-то выдыхаю…
Половина пути пройдена. 
Теперь – назад. 
Ох, как меня это все раздражает, кто бы знал!!!

- Сыграем, Анастасия? 

Интересное предложение, конечно, особенно в разрезе моей предыдущей суровой фразы. Может, у них мозгов еще меньше, чем изначально показалось? То есть, не четверть, а одна восьмая? 
Очень хочется просто пройти мимо, гордо задрав подбородок. 
А еще очень хочется попить. И поесть. 
И почему я должна себя ограничивать? 

- Нет, не люблю азартные игры, - отвечаю спокойно и, решившись, топаю мимо оккупировавших мой дом мужчин к кухонной зоне. 

Под прицелом внимательных взглядов. Они жгут спину и, кажется, то что пониже, тоже жгут. 
Раскочегариваю газовую переносную печурку, ставлю пузатый чайник. За спиной молчание. 
Наблюдаете, гады? 

Как женщина может прекратить военные действия

От жуткого грохота опять трясется  весь мой маленький домик, с потолка сыплется труха и почему-то это меня беспокоит больше,  чем сама драка и возможность стать свидетелем убийства. 

А то, что убийство вполне вероятно, ясно, как Божий день. 

Потому что лицо Кота, сначала ошеломленное, по мере осознания ситуации становится жестким настолько, что нисколько не уступает своему агрессивному приятелю.
Он проводит пальцами по губам, удивленно смотрит на кровь, а затем переводит взгляд на Егеря…

Секунда – и Кот прямо из позиции «лежа на жопе» прыгает к Егерю и  с воплем: «Какого хера, сучара???» вцепляется ему в горло. 
Тот отбивает и снова толкает Кота, очень профессионально бортуя к стене. С нее летят и разбиваются фотографии деда и бабки, и я начинаю визжать от ярости, словно баньши! 

Да я их сама сейчас убью! 
Они же от дома одни куриные ножки оставят!!!

Кот опять рвется к физиономии приятеля, тот еще раз бортует о стену, а затем выпихивает в сени. 
По дикому грохоту, мату и завыванию метели я понимаю, что бой перешел в неблагоприятные условия улицы, и несусь…
Нет, не наблюдать, чего я там не видела? 
Наверх, за очень нужным мне сейчас девайсом!!!

Подхватываю берданку, мчусь вниз, по пути проверяя наличие патрона, он на месте, не зря , получается,  Егерь напрягался при моем недавнем вольном обращении с оружием, выбегаю на улицу – и мгновенно перехватывает дыхание от метели, швыряющей мне снег в лицо!
Ну надо же, как разыгралась буря! 
А этим придуркам – плевать! 
Месят друг  друга, рыча от ярости, уже успели порядком изваляться в снегу и теперь похожи на двух дерущихся снеговиков. 
Это было бы дико смешно, если б не было так тупо и страшно. 
Потому что мужики, судя по первобытной ярости, сцепились не на шутку, рычат уже нечленораздельно, словно зверюги, и смотрится это ужасно. 

Я лихорадочно дергаю затвор, досылаю, закрываю. 
И, предварительно зажмурившись и сжавшись, словно Пятачок из мультика про Винни Пуха, стреляю в воздух. 
Потому что голос мой они не услышат, лезть разнимать бешеных самцов – прямой путь к самоубийству. А, значит, только шумовой эффект…

Надо сказать, мои ожидания оправдываются. 
Потому что, когда я перестаю жмуриться и открываю глаза, оба драчуна стоят возле меня. 
Это неожиданность, ведь их приближения я не заметила и не услышала. Последнее – вообще не удивительно, выстрел неожиданно громкий, и на одно ухо я теперь точно глухая. 
Немо открываю рот, перевожу взгляд с одного бешеного придурка на второго, и тут Егерь с матом рвет берданку из моих ослабевших пальцев:

- Идиотка, бля! А если б она в руках разлетелась? Дура ебнутая! 

Я, конечно, глухая, но не дура. И понимаю, что опять творится непотребство, и зря я , может, вмешалась? Пусть бы колотили друг друга столько, сколько влезет…
Нафига вообще рисковала? Чтоб потом меня обзывали?
Становится обидно за свои благие намерения и я, размахнувшись, бью Егеря по физиономии. С огромным удовольствием. 
А затем, пока не пропал запал, разворачиваюсь и отовариваю второй ладонью Кота. 
В итоге отбиваю обе руки, но зато столько морального удовлетворения! 
Полюбовавшись на офигевшие мокрые рожи, поворачиваюсь и ухожу в дом. 
Пошли они в жопу, два дебила. 

В комнате, порассматривав опрокинутый,  но вообще не пострадавший стол ( дед умел делать вещи, да), иду к своему заварочному чайничку. И пару минут просто вдыхаю аромат мяты, успокаиваясь. 
Мыслей особо в голове нет, стратегии поведения – тоже. Но как-то… Спокойней мне стало. Это из-за того, что наконец-то оба захватчика получили по физиономии? Какая я кровожадная, оказывается… А всегда считала, что физика – не метод решения вопросов… 
Но сейчас на удивление легко, все на свои места как-то встало… Или я дзен поймала? 
Все же, событий-то за сегодняшний день дофига. Переполнилась чаша. 
Кстати, надо будет обдумать метод успокоения… Может, я неправильно до этого… То до десяти считала, то дышать пыталась, себя выравнивая… 
А надо было просто тупо набить кому-нибудь морду…

В сенях слышен топот и приглушенный мат, а затем двери распахиваются и на пороге появляются две , уже битые мною морды. 
Я разворачиваюсь, смотрю на них скептически. 
Судя по всему, зверюги успели умыть физиономии снегом, потому что выглядят довольно пристойно… 
Хотя нет! 
Кого я обманываю? 
Непристойно они выглядят, засранцы! 
Вообще непристойно! 

У Кота оторваны половина пуговиц на его недо-рубахе, и голая грудь приманивает взгляд затейливой татухой. Мокрые бицепсы тоже не дают расслабиться. Егерь в своей свободной футболке, теперь мокрой и облепившей его, словно вторая кожа, вообще мог бы сниматься в каком-нибудь сериале про спасателей… И замедленный кадр его пробежки по пляжу с доской сто процентов вошел бы в топчик самых дрочибельных  видосов. Миллионы просмотров собрал бы на  ютуб… 

Облизываю губы, хмурюсь, и в очередной раз удивляюсь, что таким самцам пришлось кого-то принуждать к сексу. 
Нет, я , конечно, понимаю, что вкусы у всех разные, и девушка может просто не хотела… быстрого развития событий… Ну, типа, как я. 
Но вообще… таким мужикам легче пожать плечами на «нет», выйти за дверь номера и свистнуть. И все, собственно. Больше ничего делать не придется. 
Или их принуждение заводит? 
Так, по моему опыту, не похоже на то… Или это они просто сдерживаются? 
И вообще, о чем я сейчас думаю? 
Перевожу взгляд с мокрых лиц на опрокинутый стол. Надеюсь, выразительно это делаю, потому что разговаривать с ними после всего… Да и, опять же, в ухе гудит. Надо что-то срочно пожевать. 
Поворачиваюсь спиной к придуркам, торопливо сую в рот ложку меда. 
Сладко… Теперь чаем запить…

- Выпьешь, Настюш? 

Слуховые галлюцинации на фоне повреждения слухового нерва… Суровая вещь… 
Это единственное объяснение тому, что я сейчас слышу. 
Разворачиваюсь и понимаю, что нет, не единственное объяснение. Как я про наглость-то несусветную забыла?