Их пленница

Глава 1

– С чего ты взяла, что ее утащили оборотни?

С первого раза тетя не поняла.

Уронила голову с ярко-рыжими, плохо прокрашенными волосами и разрыдалась в сложенные на столе руки. Плечи содрогались, она плакала тяжело, глухо – так плачут, оплакивая родных. Никого не стесняясь.

– Прошу, сходи к ним! – прокричала она. – Попроси! Ей всего восемнадцать, страшно представить, что с ней сделают. Ей с этим жить!

А мне нет?

Когда похитили меня, мне было столько же.

– С чего ты взяла, что это оборотни? – в третий раз спросила я. Говорила я жестко, мне надоело слушать истерику. Я не люблю слез – ни своих, ни чужих.

В нашем мире вообще нелегко жить.

– Ее схватили, когда она вышла из дома, – тетя вытерла нос бумажным платком и подняла заплаканные глаза. – Одного узнали… Зверь.

У меня неприятно заныло сердце. По глазам я видела, что мне не понравится продолжение.

– Зверь из «Авалона»? – насторожилась я, будто у нас еще какой-то есть.

Тетя горько закивала, словно приговор подписывала. Хуже не бывает.

– Сходи, умоляю… – прошептала она. – Поговори с ними. Они тебя послушают. Все знают, Зверь садист, а моя доченька у него… Хочешь на колени перед тобой встану?

– Не надо, – я отвернулась, пытаясь собраться с мыслями.

Совсем не встреча со Зверем меня пугала. Его ножа я не боюсь.

– Я позвоню, – решила я, и тетя завыла от ужаса, хватая меня за руки.

– Умоляю, съезди! Ее не для того крали, чтобы ты звонила! Он разозлится!

Я стряхнула ее руки и ушла в комнату, громко хлопнув дверью.

Тетя меня раздражала. Кто она вообще такая? Вспомнила, когда ей понадобилась моя помощь. Где она была, когда умерла мама? Где она была, когда… Я оборвала мысль и подошла к секретеру, взяла фото в рамке с полированной поверхности. Мамочка улыбалась – лучисто, светло. В летнем легком платье, счастливая, молодая. Такой я ее и запомнила.

Я со стуком поставила фото на место и прислушалась к тетиным рыданиям на кухне.

Она права. Зверь садист, но утащить мою двоюродную сестру он мог только по приказу Руслана. Иначе странное совпадение, не находите? Рус хочет меня видеть. Если я позвоню – это будет не то, на что он рассчитывал. Сестрице откусят палец, если у него испортится настроение.

Нужно ехать.

Я не видела его год и вот, он захотел встретиться. Я думала, он переключился на другую жертву, но нет. Я вне конкуренции.

Ему нравилось держать пальцы на пульсе, но сильно он меня не беспокоил. Сейчас я не понимала, чего он хочет. Дернуть меня за ошейник? Показать, кто здесь хозяин?

Я Руслана игнорировала и это его бесило.

Я веду себя так, словно его нет. Не отвечаю, не боюсь, не плачу. Он решил нажать на чувствительные точки – мою семью. «Семью». Но юную девушку оставить на ночь в руках Зверя – этого врагу не пожелаешь.

Я со вздохом распахнула шкаф. Синие джинсы, белая майка-алкоголичка. Подойдет. Сверху я натянула джинсовку. Верх и низ не совпадали по цвету, а майка была слишком длинной. Я выглядела как чучело, но одеться красиво и отправиться ночью в район «Авалона» – плохая идея. Плохого мне не сделают, но на каждом шагу придется объяснять кто я, и «почему такая детка одна». Надеюсь, сестра вышла из дома в мешке из-под картошки.

В коридоре я зашнуровала кроссовки. Заметив сборы, тетя зарыдала еще пуще.

– Хватит, – проворчала я. – Съезжу. Жди меня здесь. Я или к утру вернусь с ней, или не вернусь совсем.

Выбор обуви был неслучайным. Возможно, придется побегать. Надеюсь, сестра сегодня без каблуков… Взяла телефон, ключи от своего драндулета, которому столько лет, что проще выбросить, чем продать. И уставилась на себя в зеркало.

Мне очень, очень не хотелось выходить из дома. Глаза были огромными, с расширенными из-за полумрака зрачками. Перепуганными? Нет. Скорее, в них была пустота. Я столько повидала, что страх разучился появляться в глазах. Зато там появилось кое-что другое. Кое-что, что появляется у людей, если они слишком много видели. Я стала циничной, как старый солдат или бывалый полицейский.

Не могу назвать себя красивой. Хочу, но не могу.

Во мне чего-то нет, какой-то изюминки. Черты правильные, но не гожусь на обложку. Мама говорила, что я красивая, но по-настоящему красивой была она. Волосы черные, но неухоженные. Глаза зеленые, но не кошачьи. Богини Баст из меня не вышло.

И что Руслан во мне нашел?

Я вздохнула, руками расправила спутанные пряди – расческу искать долго, а мне нужно скорее уйти, чтобы не было соблазна все отложить.

Быстро сбежала по лестнице и очутилась во дворе – хмельном от ночи, полной криков и смеха молодежи, звона бутылок, лая собак.

Ненавижу улицу. Ненавижу веселье и шум, которыми полнится город.

Это город Руслана, его правила.

Возможно, ребята, что пьют пиво в беседке и гогочут, поедут в один из его клубов. Им там продадут наркоту, они напрыгаются до одури, нажрутся, как свиньи, натрахаются, если кроме наркоты им продадут мою сестру, а утром будут блевать дома и вспоминать, что вчера было.

Лучше сдохнуть, чем так жить. Правда.

Я открыла скрипучую дверцу, упала в кресло, которое закачалось подо мной, как водяной матрац, и завела машину. Взревел стартер, двигатель чихнул. Обороты плавали – ремонтировать пора. А лучше оставить где-нибудь и забыть к ней дорогу. Чтоб она развалилась. Но только после того, как я вернусь из клуба.

Ненавижу эту тачку… Этот город… Свою жизнь. Ненавижу их.

Я сглотнула и откинулась в кресле, пока прогревалась машина.

Глава 2

Я растоптала сигарету, сделав пару затяжек, и пошла к клубу.

На первый взгляд все отлично: приятное место. А внутри… Впрочем, я еще не вошла. И даже не определилась с этажом.

Музыка долетала из залов. Особенно громкой она становилась, когда открывалась дверь. На крыльцо высыпала пьяная компания: парни в обтягивающих штанах, полуголые девицы. Одна, в прозрачном платье, запрокинула голову в небо, пьяно хохоча. В руке зажата сигарета, девушка швырнула ее и та улетела в темноту, рассыпаясь искрами.

Удачно. Охрана будет смотреть на них. Может, меня не заметят, и выгадаю пару минут.

Но у входа в подвал я заметила знакомую, массивную фигуру.

Мужчина стоял, привалившись к стене и скрестив ноги. Длинные волосы упали на лицо, обтягивающие джинсы, майка, облепившая крепкий торс – прикид кричал, как его чешет собственная привлекательность. Симпатичный, но не для всех. Внешность на любителя. Резковатая, как нож, приставленный к горлу.

Я точно знала, что ему почти тридцать пять, у него мощное упругое тело, скуластое лицо. Волосы стрижены до плеч, и не просто стрижены – он за ними ухаживает. А еще я могла рассказать, что на его широкой груди тату, а в маленьком алом соске – пирсинг. Вон, выпирает из-под майки.

У него еще одна тату есть. В том месте, куда приличные девушки не заглядывают. А если заглядывают, то глаза закрывают.

Сейчас он проводил кончиком складного ножа под ногтями, вычищая грязь.

– Привет, Зверь, – сказала я. – Меня ждешь?

Он поднял глаза и улыбнулся с таким удовольствием, словно во рту было что-то сладкое.

Карамелька по имени я.

– А кого еще? – хрипло спросил он и оттолкнулся от стены. – Конечно, тебя.

Взгляд ощупал меня всю, прежде чем он поднял глаза. Я не видела их в темноте и не могла ручаться за выражение. Оно и к лучшему. Я отвернулась первой.

– Он тебя на дверь поставил? – поинтересовалась я. – Как вышибалу?

– Меня? Нет, – он насмешливо взглянул мне в глаза. – Я скучал, хотел увидеть тебя первым. Ты меня бросила, Фасолька… Теперь мне нравится одна брюнеточка, маленькая, с розовыми пальчиками… Так и тянет откусить.

Он про сестру.

Я молча смерила его взглядом и пошла ко входу в подвал.

Зверь… Его так назвали за то, что он истязал своих врагов перед смертью. Животные или люди – ему неважно. Помню его жестокие игры. Большинство из тех, кто слышал про «Авалон» боятся его ножа. Того самого, которым он чистил ногти.

Зверь спустился первым, ноги и зад были так сильно обтянуты джинсами, что стало видно, как двигаются мышцы, когда он спускался по лестнице. Тренированное и развитое тело было пластичным, как полагается хищнику, а не качку из спортзала. Предплечья и кисти в толстых венах напряженные, хотя позой он демонстрировал спокойствие. Обманчиво-спокойный убийца, готовый к схватке в любой момент, вот кто такой Зверь.

Он остановился перед стальной дверью с маленьким окошком. Я стояла у него за спиной, еще на ступеньке – было тесно. Так тесно, что можно было прижаться к спине Зверя, приди мне такая блажь в голову. От него едва заметно пахло чем-то незнакомым и дурманящим. Какие-то пряности, свежесть от одежды. Раньше он любил другие запахи.

– Открывай! – прорычал он и рассмеялся.

Под человеческим голосом, довольно мощным, прорезался чужой, звериный рык. Он любил добавить интонаций от второй половины. Когда-то я дрожала от его голоса, как осиновый листок.

Дверь распахнулась, и музыка чуть не опрокинула меня в нокаут.

Глубокие басы проникали в нутро и отдавались в груди. Я поморщилась, но вошла в прокуренное, темное помещение с низким потолком. Вентиляция не справлялась с нагрузкой: сигареты, духи, свежий пот танцующих тел, все смешивалось в удушливое амбре. Синевато-красный свет, напоминающий полицейские мигалки, навевал тревогу. Он то вспыхивал, то погружал в полную темноту, но я помнила дорогу и шла вслед за Зверем. Перед ним расступался народ, он резал толпу, как ледокол. За спиной она смыкалась, мне приходилось прорываться.

От меня так отвыкли, что не узнавали.

Когда-то я ходила у его левой руки и точно так же, как ему, мне уступали дорогу. Давно это было… Я совсем не скучаю по тем временам. Я вообще за сестрой пришла.

Музыка била по голове и у меня ныли виски.

Зверь шел через весь зал – длинный и вытянутый. В конце находились отдельные помещения, там потише. Он отбросил в сторону шуршащую шторку из перламутровой ткани и толкнул дверь.

Вижу, они ремонт сделали.

Стены, затянутые черным шелком с белым тиснением сразу окунули в шикарно-мрачную атмосферу. Люстры под потолком, квадратные, в тяжелых металлических рамах, были тусклыми. Дизайнеры делали ставку на красоту, а не освещение – со своей ролью они не справлялись.

В конце комнаты я увидела сестру. Съежившись, она утопала в кожаном диване. Глаза в пол, перепуганная, но, похоже, цела. Слева от нее, по-хозяйски откинувшись на спинку и забросив сверху руку, развалился мой бывший. Бывший друг, любовник, возлюбленный.

Главный хищник нашего города.

Лицо Руслана грубее, словно вытесанное из камня. Темные волосы он коротко стрижет и своим видом озабочен не так сильно, как Зверь. Тоже здоровенный – по-другому бы не получилось. Оба высокие, крупные, злые – они похожи, потому что у них одинаковое животное.

Двухнедельная щетина начала оформляться в бороду, хотя обычно он ее не носил. Он и раньше брился два-три раза в месяц – не придавал значения, в отличие от Зверя. Вот тот всегда чисто выбрит. Его щетине максимум могло исполниться два-три дня.

В расстегнутой рубашке я видела темные волосы на груди и дорожку внизу живота, которая заканчивалась где-то под застежкой джинсов. Он был в черном, татуировки на смуглой коже сливались с одеждой.

Глава 3

– А я смогу уйти?

Я говорила сдержанно, не выпуская эмоций наружу. Что было, то прошло. Ведь так? Ни слезинки от меня не получите.

Они обменялись взглядами. Эти двое выросли вместе и почти читали мысли друг друга, хотя мужчины их вида подобных себе не выносят.

Но у них особый случай – они молочные братья. Мама Зверя выкормила обоих. Руслан сильней, жестче, хоть и не садист. Он терпит своего названного брата, потому что другой матери у него не было.

Этот союз и сделал их самой опасной силой в городе.

Бедный город.

Торговля оружием, людьми, похищения ради выкупа или фана, убийства… Мальчики развлекались, как могли.

– Уйдешь снова, если захочешь, – согласился Руслан.

Он вдруг отвел глаза. В них был незнакомая тоска. Думала, только я изменилась, а нет… Я быстро взглянула на Зверя. Ведь и он таким психом не был – не резал на себе женских имен.

Но в них можно не сомневаться. Если Руслан или Кирилл что-то сказали, скорее всего, так и будет.

– Согласна, – я подала сестре руку.

Она выглядела растерянной. Глаза полны надежды, что ей позволят уйти, и страхом, что кто-то останется вместо нее. Мою руку она приняла с осторожностью.

Я потянула сестрицу на себя, и ребята подались в стороны, позволяя выбраться из-под их мощных тел.

– Подождешь в зале, – сказал ей Зверь. – Тебя проводят.

Сестрица вопросительно уставилась на меня.

– Иди, все будет нормально, – я кивнула. – Я скоро приду.

По опыту я знала, что ее отведут в закрытую комнату, либо оставят под присмотром охраны. Но не заставят делать ничего неприятного, и не тронут – команды не было. А вот мне придется нелегко.

Я упала на кожаный диван между парнями.

Он был мягким, и я непроизвольно откинулась назад – прямо в их объятия. Сестра шла к двери, постоянно оглядываясь через плечо.

Она с ужасом смотрела, как меня оплетают их руки. Зверь положил ладонь на колено, только в отличие от сестры я была в джинсах.

Нет, ну я знала, куда иду. Кто к мальчикам сарафаны надевает?

Руслан обнял меня за плечи и уткнулся в висок. Зверя заинтересовала ложбинка на стыке плеча и шеи.

– Не бойся, – я улыбнулась. – Со мной все будет хорошо.

Но ее взгляд… Сестра была в шоке от того, как откровенно, никого не стесняясь, меня лапают двое мужчин.

Такое бывало и раньше. Я помню эти взгляды.

Дверь захлопнулась, и я выдохнула – без свидетелей лучше.

– Ложись, – прошептал Руслан, целуя шею. Похлопал по колену, и я затрясла головой, борясь с вязким пленом его поцелуев.

– Ни за что, – так же тихо ответила я. – Не заставляй.

Шепнула прямо в губы и отвернулась – не хочу целовать. Да и Зверь не даст… Его пальцы сразу же легли на мой рот, спрятали от Руслана губы.

После разлуки он первым хотел получить поцелуй.

Только я не целоваться сюда пришла.

Я поерзала между горячих тел, но меня не выпустили. Ну да, мальчики не видели меня целый год, им хочется об меня приласкаться. Да только я теперь не хочу.

Раньше мы почти все время проводили вместе. На отдыхе, на переговорах, на охоте – я была с ними каждый день.

В «Авалоне» мы зависали в общем зале или здесь. Я потягивала вино, не слушала мужских разговоров и ласкала мальчиков.

Я любила каждый сантиметр их тел. Могла часами сидеть рядом с Русом и рассматривать татуировки. Гладила, водила пальцем по коже – на их телах был целый увлекательный мир.

Изучала, как они реагируют на поцелуй: медленный и влажный. На прикосновение: насколько оно должно быть невесомым, чтобы вызвать мурашки. Я тратила на это часы.

Иногда – даже на переговорах, я ложилась на диван между ними. Голову клала на колени Руслану, а ноги забрасывала на Зверя. Он гладил их большими ладонями, сухими и теплыми – это было приятно и щекотно. А если у него было хорошее настроение, то и целовал. Целовал мои голени, если я переворачивалась на живот и пристраивала ногу на сгибе его локтя. Затем щиколотку, расстегивал ремешок босоножек и целовал ступню и кончики пальцев.

Поначалу это дико смущало. Но я привыкла, что они делают это на глазах у всех, привыкла к их бесстыжей нежности.

Не удивлена, что потом обо мне судачили.

Наверное, я это заслужила.

И смотрели на меня так же, как сестра сейчас, пока не захлопнулась дверь.

– Она не хочет ложиться, – буркнул Зверь, жадно обнимая меня за талию. Ладонь очутилась на животе, и он нетерпеливо перебирал пальцами.

Руслан не стал настаивать.

Я вздохнула, вдыхая их запахи – пряный и свежий, как будто море столкнулось с пикантным востоком. Волосы Зверя щекотали шею и лицо, теплые губы Руслана елозили по моей шее.

Неожиданно он спросил:

– Который час?

– Скоро уже, – буркнул Зверь в шею и тихо заворчал, словно собирался меня съесть.

– Скоро для чего? – насторожилась я.

Ладонь вернулась на колено и поползла вверх. Сквозь джинсы проступало тепло руки Кирилла. Он тихо сопел мне в шею, губами пробуя волосы.

Нет, спонтанность – это не про Руслана. У сегодняшней встречи есть причина. Очень-очень серьезная, раз меня выдернули из дома.

Я вытянула шею, пытаясь рассмотреть стол поверх макушки Зверя. За бутылками лежало оружие, прикрытое газетой, нож, пара магазинов от «глока». Раньше «глоком» пользовался только Рус.

– Скучала, Фасолька? – прошептал Зверь, поворачивая мое лицо к себе. – Как ты жила без нас?

То ли ищет поцелуя, то ли не хочет, чтобы я высматривала, что у них на столе. Взволнованное дыхание коснулось кожи, глаза прикрыты… Мне кажется, он возбужден. Я не была уверена на все сто: это нужно проверить наощупь. Но сами понимаете, лезть туда парню, с которым не планируешь секс – не слишком умное занятие.

Глава 4

– От вас много шума, так просили передать, – сказал Сергей. – Веселитесь, девок воруете… Работать кто будет?

С каждым словом давление лезвия на мою несчастную ногу усиливалось. Есть у Зверя такая привычка. Если нервничает – водит ножом по тем, кто рядом. Плохая новость для окружающих.

Я пошевелила ступней, пытаясь избавиться от неприятных ощущений, и улыбнулась:

– Девок воруют? – с наигранной ревностью спросила я. – Я была последней. Да, мальчики?

Руслан тихо заворчал, и я потерла его бедро обеими ладонями, словно делала массаж. Это моя обязанность – снимать с них стресс. Так я их развлекала, прежде чем ушла.

Я легла обратно, прильнула щекой к колену и закрыла глаза. Запах кожаной обивки мешался с запахом парфюма Руслана. Я как будто оказалась дома. И тихо, про себя, начала напевать полузабытую мелодию – то ли из детства, то ли из того времени, когда мы были вместе. Она ассоциировалась с безоблачным счастьем.

Почти детская песенка звучала в мрачной тишине кабинета слегка безумно.

Еще мгновение они бычились друг на друга, а затем расслабились. Я затихла.

– Чем мы занимаемся в свободное время, не их дело, – отрезал Руслан.

У оборотней так бывает.

Они словно общаются на неизвестной частоте, которую не улавливают люди. Пара слов, жест, даже взгляд и все в комнате бряцают оружием, словно на плацу. Чтобы дело не дошло до драки, нужно вовремя снять напряжение. Я умею чуять оборотней, отличать от людей – слишком много времени провела рядом.

Я скосила взгляд на Руслана. Жестокий взгляд ощупывал гостя, словно он искал уязвимое место.

Он откинулся на спину, ладонь спустилась мне на шею, плавно перебирая локоны, словно это четки, а не волосы. Ему нужно было успокоиться.

– Вкусная у тебя выпивка, – Сергей поставил пустую рюмку на стол и поднял глаза. Его не тронуло представление мальчиков и то, как по-звериному агрессивно они подобрались. – Благодарю за гостеприимство, Руслан. Тебе просили передать: мы хотим наши деньги назад.

Пальцы в волосах ни разу не сбились.

– Нет проблем, – он пожал плечами, поерзал, устраиваясь удобнее, и потянулся за следующей порцией текилы.

Мощное тело чуть не расплющило меня. В грудь чувствительно и болюче врезался пистолет, который Руслан прятал под распахнутой рубашкой у пояса.

– Ты же понимаешь, – продолжил он и приподнял рюмку, приглашая к тосту, – я не могу вывести деньги быстро. На это требуется время.

– Нет, ты не понял. Они хотят получить деньги немедленно. Тебе дадут максимум пару недель.

Руслан удивленно осекся.

Боковым зрением я видела губы, окруженные густой черной щетиной. Мои любимые губы. Сладкие и горячие… Сейчас они напряженно застыли – он не знал, что сказать.

– К чему такая спешка? – вкрадчиво спросил Кирилл, лезвием очерчивая мою голень. По ощущениям было щекотно.

Несмотря на то, что бизнесом я не занималась, спешка удивила и меня. Что-то у них случилось, пока меня не было. Раньше Сергей не был таким жестким, больше пил, улыбался. Сегодня он сама мрачность. В неподвижных глазах ни намека на веселье.

А главное, прежде в их бизнес вкладывали, теперь забирали. Да еще так шустро.

– Боюсь, это не ваше дело, – сказал Сергей. – У моих клиентов есть право получить деньги назад. По договору вы обязаны собрать их за две недели. Этот срок вам и дают.

– Конечно, – Руслан расслабленно откинулся на спину, но я ощутила, как напружинилось его тело. – Мы соблюдаем договор.

В комнате повисло густое молчание – стало слышно, как гудит кондиционер и поскрипывает кожаная обивка дивана.

– Раз соблюдаете, значит, ждем деньги через две недели, – заключил Сергей. – В противном случае мне было велено поторопить вас.

Руслан втянул воздух сквозь зубы и поднял голову, принюхиваясь. Кирилл заворчал, ерзая и пытаясь себя сдержать.

Сергей улыбался, сложив на коленях руки, словно два сильнейших оборотня города ничего не могли ему сделать.

По правде сказать – так и есть.

Он представлял интересы тех, кто в этом городе зарабатывал. Не все проекты были законными. А если речь шла о проектах этих двоих то, скорее всего, ни один не был. Если жрать тех, кто дает тебе деньги, поток инвестиций быстро иссякнет.

– Не надо нас торопить, – прошипел Кир, не выдержав первым.

Рус приподнял руку, призывая заткнуться названного брата.

– Чем вызвана спешка? – спокойно повторил он. Из них двоих он был самым выдержанным. – Разве мы подводили вас? Теряли деньги? Почему вы нам не доверяете?

– Не могу сказать, – Сергей ответил почти дружелюбно. – Оливия…

Я вздрогнула, вновь завладев всеобщим вниманием.

– …Что с тобой, дорогая? Ты так печальна.

Я улыбнулась через силу и сделала сладковатое выражение лица, принятое среди светских леди. Мол, все порядке. Спасибо, что заметили меня. Отвалите и дайте спокойно поковырять в носу.

Нет, я понимала, почему он спрашивает: одета, как кусок дерьма. Не улыбаюсь, не смеюсь, не ласкаю мужчин в попытках снять с них напряжение.

Я сама не своя и этого не спрятать.

Как ребята ни делали вид, что все по-прежнему – это не так. И слухи давно расползлись: Оливия ушла из «Авалона», Оливия вернулась домой в крови и слезах через два года после похищения. Рви Оливию зубами, пока можно.

– Немного голова болит, – грустно улыбнулась я.

– Может, пойдешь, полежишь? – предложил он. – А мы разберемся?

– Не надо распоряжаться в моей семье! – мгновенно вспыхнул Руслан.

Глава 5

Дверь приоткрылась, через щель втиснулось длинное тело.

Гибкая самка леопарда вошла, обтершись об косяк, как огромная кошка, и исподлобья уставилась на нас серыми глазами.

Как я поняла, что она самка? Мальчики не убили ее на месте.

Вслед за ней вошли двое – тоже оборотни, но какого вида не определить, пока не обернутся. Только по повадкам, по косвенным признакам. Даже сами оборотни чуют друг друга не всегда.

Двое мужчин сразу обозначили за кого они, когда расселись по бокам от Сергея. Леопардица в золотистом ошейнике улеглась посреди комнаты.

Этих троих я не знала.

Судя по реакции и парням они тоже незнакомы.

Ненавижу такие моменты – не знаешь, чего ждать. Если ты украшение вечера, может и неплохо. Сиди, улыбайся и холодей от страха. Надейся, что с тебя не снимут шкуру, когда начнется заварушка.

– Что вам надо? – спросил Руслан.

Голос упал на октаву – в нем чувствовалась гроза. Густая и опасная, какой она бывает лишь в горах ночью.

Самка фыркнула, приподнялась на задних лапах, и вытянула шею с любопытством рассматривая парней. Открытая пасть ощерилась, обнажая клыки, но судя по широко открытым глазам угрозой это не было. Что же тогда?

Оборотни не любят светить свой второй формой, хотя давно негласно царствуют в ночи, а в обмен не отсвечивают днем. На ней был ошейник – она прикидывалась ручным зверем.

– Мои клиенты всегда получают то, что хотят, – плавно проговорил Сергей, подавая новые договоры. – Сейчас вы перекинуться не сможете, ведь так? Не спорьте, парни.

– Сколько весит ваша подруга? – усмехнулся Кир.

Во рту уже просматривались кончики увеличенных клыков. От сильных эмоций такое случается – оборотни плохо себя контролируют. Обычно это страх, возбуждение или азарт. Начинают непроизвольно перекидываться – не полностью, но уже и не скроешь, кто ты. Так что среди них сдержанность ценилась, как черта. Кирилл ею не обладал, но когда ты здоровенный самец за сто даже в человеческой форме, а в звериной – под двести, на мнение окружающих наплевать.

Самка снова ощерилась и зашипела, словно почуяла, что ее собираются сожрать.

Кирилл рассмеялся и откинулся на спинку дивана, обнимая меня одной рукой. Легкая полуулыбка тронула губы, он уткнулся мне в шею. Я чувствовала, как от горячего дыхания раздуваются его ноздри.

Мне перестало нравиться происходящее.

– Кирилл, не злись, – зашептала я, поглаживая лицо, хотя про себя бесилась. - Тише, мой защитник.

Какого черта они меня сюда приволокли?

– Попроси своего брата остановиться, – сказал Сергей.

Один из мужчин встал. Самка прижалась к полу, оттопырив лопатки и исподлобья рассматривая Кира. Он очень ей не нравился. Попросту говоря, она боялась.

На вид я бы сказала, в ней пятьдесят-шестьдесят килограммов. Некрупная и легкая. Ей с двумя самцами не тягаться, так зачем она здесь в звериной форме?

– Скажите Оливии выйти.

Я была только «за». Мне очень хотелось сбежать.

Парни переглянулись над моей головой. Если меня притащили ради представления перед Сергеем, больше я не нужна. Но парни сомневались, Кир приоткрыл рот, взглядом спрашивая у брата разрешение.

– Оливия, можешь идти, – он наклонился ко мне и поцеловал за ухом.

С другой стороны тоже самое проделал Руслан, рука задержалась на щеке.

– Жди в зале, дорогая, – велел он. – Мы поговорим.

От сильного взгляда я покрылась мурашками с головы до ног.

Было время, он меня пугал. Было время, я о нем мечтала. Сейчас Руслан снова пугал.

Меня выпустили, я нашла за диваном свои кроссовки, зашнуровала и я пошла к двери, вежливо кивнув на прощание. Обошла огромную кошку на полу, которая вновь зашипела, когда я оказалась рядом, и выскочила за дверь.

Сбежала! Я шумно отдышалась и закрыла глаза.

Вокруг грохотала музыка, меня окутали запахи табака и потных молодых тел, отплясывающих с самого заката. Из комнаты не доносилось ни звука. Они могут там убить друг друга, и никто не заметит.

Когда я открыла глаза, в двух шагах от меня стоял охранник.

Основная его обязанность никого не пускать к двери, ну и посматривать, что происходит вокруг.

– Где моя сестра? – я вспомнила, что ее могут не знать. – Темноволосая девушка в платье, вышла отсюда минут двадцать назад.

Он кивнул в сторону арки-прохода в соседний зал. Отсюда было видно часть внутренней стены. Она попеременно становились то темно-синей, то малиновой от беснующейся свето-музыки. Ясненько, вип-зал для особых козлов. То есть я хотела сказать, для особых господ.

По обе стороны арки стояла охрана – туда только мажорам можно.

Возникло искушение подождать, чем там дело закончится у мальчиков, но я его заглушила.

Беру сестру, и убираемся. Парни сами разберутся.

И лучше не испытывать их терпение. Они обещали, что я уйду, но это не значит, что мне не попытаются помешать. Как только мы остались наедине, парни сразу попытались уложить меня в прежнюю позу. Руслан не лгал: им меня не хватало. Замену мне так и не нашли.

Я направилась к арке. Охранник меня не узнал, закрыл собой проход и сделал жест рукой в сторону, мол, прошу пойти вон. Ну да, на мне надето черт знает что и ни грамма косметики – он к такой Оливии не привык. Или забыл за год?

– Там моя сестра, – страшно злясь, сказала я.

Глупо срываться на том, кто ни в чем не виноват, но очень хотелось.

– Моя сестра! – проорала я, вспомнив, что он не оборотень и попросту меня не слышит. – Пропустите!

Он замотал головой и настойчиво встряхнул рукой, требуя, чтобы я не беспокоила влиятельных гостей. Я поднырнула под его руку. Зря, конечно. Нужно было объясниться. Охранник ломанулся следом с такой прытью, будто я особо опасная преступница с зажигательной бомбой.

Глава 6

Сцена была пуста, а сияющий металлический шест не занят.

Танцевать пытались заставить сестру.

Приседая, словно Мэрилин Монро, и пряча от жадных рук подол сарафана, она пятилась по подмосткам. Орала и звала на помощь, но из-за грохочущей музыки казалось, что она беззвучно, как рыба, разевает рот.

Я понаблюдала, как сестрица отбивается от рук неожиданных поклонников. Стена за спиной остановила ее бегство. Как загнанная лисица, она огрызалась, когда кто-то становился слишком настойчивым. Парни окружили сцену и, гогоча, что-то в нее швыряли.

Пьяны, может, под наркотой. Почти два десятка, одной мне с ними не справиться. Оборотнями были не все, но кто-то в толпе – точно. Я почувствовала. Двое или трое.

Зверь же сказал ее не трогать! Что здесь произошло за год, если его слова игнорируют?

Я осмотрелась, думая, как выручить сестру. Если я просто протолкаюсь через толпу и сниму ее со сцены, тут же ее и порвут на клочки. Я вернулась к охраннику и довольно грубо толкнула его в спину.

– Моя сестра! – проорала я.

Он уставился на меня с таким видом, будто с ним заговорила новогодняя елка.

– Почему моя сестра танцует?! – проорала я. – Такого не велели! Помогите вывести ее из зала! К ней пристают!

Он затряс головой, что-то отвечая. Переводчик не требовался – не мои проблемы.

– Кир разозлится! – снова проорала, понимая, что злиться и ругаться на него бесполезно. – Он не велел ее трогать! Снимите со сцены, я сказала!

Он задумался. Видно, уловил нужное имя – «Кир». Распущенный персонал Зверь не любил и методы воспитания у него жестокие.

Я быстро взглянула в зал и оценила, что там происходит. Разгоряченные парни лезли на сцену.

– На ней рвут одежду! – я тяжело вздохнула. – Кир рассердится!

Охранник взвесил за и против.

Кто страшнее мажоры и их богатенькие родичи или хозяева клуба? Решив в пользу последних, он пошел в зал, на ходу отстегнув дубинку с пояса. Вряд ли он ею воспользуется, но кого-нибудь припугнет. Поглядев, как обезумевшие парни скачут на сцене и напирают на сестру, притерев ее к шесту, я решила, что со спасением тянуть нельзя.

На груди уже порвали сарафан. Белый лифчик выглядывал наружу, из левой чашечки торчали пара банкнот. Хорошо, что белье надела. Умная.

Они пытались руками заставить ее двигаться. По колыхающейся от толчков груди плыли красно-синие отблески светомузыки.

Медлить больше нельзя. Придется врать – хорошо, только наполовину.

– Ее Кир украл! – проорала я охраннику. – Хотел ее себе!

– Так разошлись! – проорал охранник, угрожающе помахивая дубинкой. Я услышала только потому, что была рядом. Парни его не заметили. – Хватит! Девчонку отпустили! В баре ждет бесплатная выпивка!

Они не повелись. Я решила, что раз в зале охранник, то можно рискнуть. И полезла на сцену, протискиваясь между молодых мужских тел. От них пахло потом, дорогим парфюмом и алкоголем. Один парень уже разделся, его рубашка валялась под ногами смятой тряпкой. Как только я оказалась между ними, меня тут же попытались затереть.

При первой попытке об меня потереться, я врезала по яйцам.

– Отвали! – проорала я в чье-то ухо. – Я ее забираю!

В плотном скоплении тел мне намяли бока: тычки острыми локтями, удары по ребрам и в спину. На бедрах оказались чьи-то ладони. Сбоку кто-то схватил меня за грудь – на мгновение накрыл ладонями сверху и отдернул, прежде получил по шее.

– Я Оливия! – заорала я, задыхаясь от бешенства и начала их расталкивать, чтобы расчистить пространство.

Оборотни поняли сразу – я почувствовала, что в толпе их больше нет. Они развели и остальных, кто-то забрал друга, кого-то отвел в бар охранник, но через минуту я одна стояла на сцене и тяжело дышала, помятая и растрепанная.

Сестра всхлипнула, закрыла лицо руками и съехала по шесту на пол.

Не плакала – плечи не тряслись, она просто пережидала шок. Вокруг вспыхивал свет, гремела музыка. Из темноты я выхватывала проступившие картины: бледный охранник под аркой, танцующих парней, которые тащили из зала новых жертв, но на этот раз они, пьяные и веселые, не сопротивлялись.

Я измучилась и вспотела, пока пыталась их раскидать. Тронула сестру носком обуви в коленку. Та не прореагировала и я наклонилась. Молча – за музыкой она меня не услышат. Утешу потом, если сумею.

Она подняла лицо – злое, с сурово сжатыми губами, но не заплаканное. Крепкая у меня сестрица. Придерживая на груди порванное платье, она неловко поднялась и повыдергивала из лифчика купюры, в основном зеленые. Деньги я сунула в задний карман джинсов. Пригодятся.

Я чуть не пошутила, что она неплохо заработала за двадцать минут, но прикусила язык. Еще подумает, что я у шеста два года проторчала.

– Ты как? – проорала я ей, хлопая по теплому плечу. От нее пахло мужским парфюмом – целым арсеналом запахов.

Сестра кивнула с каменным лицом, мол, все в порядке.

– Тогда валим, пока они не передумали!

Мы спустились со сцены. Она быстро шла к выходу, опустив глаза и закрывая грудь руками, чтобы кто-нибудь из «старых знакомых» про нее не вспомнил. Я шла следом, бдительно контролируя периметр.

Охранник замкнул цепочку, и мы покинули вип-зал. Что б его.

Он остался под аркой, а мы хотели прошмыгнуть к выходу, но нас остановили.

Раскинув руки в стороны, словно собираясь обнять нас обеих, перед нами стоял Руслан. Рубашки на нем не было. Влажная от пота грудь высоко поднималась. Щека разорвана, по губам стекала кровь.

– В комнату, – прорычал он, показывая крупные измененные зубы. Не успела я опомниться, как он и вправду обхватил нас обеих разом, оторвал от пола и зашвырнул в кабинет.

Глава 7

Я влетела в комнату, едва удержавшись на ногах, и повисла на сестре, чтобы не рухнуть.

Руслан вошел следом и закрыл дверь.

Пол был залит кровью. Лампа мигала с тихим треском. Я задрала голову: один из плафонов разбит, пол усеян осколками.

Полуголый Кир стоял спиной ко мне.

Обернулся и улыбнулся, несмотря на суровый изгиб губ. Встрепанный. Майки уже нет, а пуговица джинсов расстегнута, словно он собирался скинуть штаны, да не успел. В ширинке виднелись рыжеватые волоски, коротко стриженные. Белья он не носил. Если вы оборотень, большую часть времени трусы вам будут только мешать.

Совершенное тело, кожа красивого оттенка… Только шрамы на груди лишние. Вокруг открытого рта размазалось красное, словно он ел гранат. Накапало на подбородок, грудь, живот, даже в штаны затекло. Нет, не гранат это был.

В правой руке Кирилл сжимал нож, оплел пальцами рукоятку, опустив острием к полу, словно собирался метнуть.

– За диван, – зарычал Руслан позади.

Я ощутила, как он приближается и наощупь нашла руку сестры. Выпучив глаза, она смотрела через комнату в дальний угол. Как реагировать она не знала… О, как я ее понимаю!

Судорожно сжав порванное на груди платье, она пригнулась и заорала, словно сумасшедшая.

Там лежала леопардица – на боку, и содрогалась, подергивая лапами. Один из мужчин сидел над ней в позе бешеной собаки. Сергея уже не было… Да и второй мужик куда-то пропал.

А этот подался вперед, глядя на нас исподлобья. С окровавленного клыкастого рта капала кровь, в ней же подбородок и шея. Круглые желтые глаза сверкали в полумраке. Он выкусил кусок из живота своей подружки и только что проглотил – в тот момент, как мы пришли.

Сестрица впервые видела обращение. А это зрелище не для слабонервных.

– Прячься! – взвизгнула я и толкнула ее за диван.

Мы вдвоем шлепнулись на пол и заползли в укрытие на четвереньках.

Сразу за поворотом наткнулись на труп – это был второй. Судя по удару ножом в горло, его завалил Кир. Вместо живота была кровавая дыра. Большая часть внутренностей отсутствовала, словно это не человек, а кусок говяжьей туши на рынке. Брюшная полость, очищенная от потрохов, была полна густой крови. Смердело соответственно.

Сестра снова начала орать, двумя ладонями залепив себе рот. Глаза лезли из орбит.

Я села у стены, поджав ноги, и прикрыла нос рукавом. Надеюсь, сестрица не впадет в панику. В комнате, где количество оборотней зашкаливает, это плохая идея.

– Уймись! – я дернула ее за руку.

Сестра заткнулась, во все глаза глядя на труп. Куда делись внутренности убитого, она не спросила. И хорошо. Я бы честно ответила, что их выел кто-то из мальчиков. Кирилл, кажется.

Я жила в «Авалоне» два года. Я видела столько, что криминальная хроника отдыхает.

– Все нормально! – попыталась я убедить, прислушиваясь к тому, что происходит в комнате. Стены сотряс рык – я узнала голос Руслана. Он собирался атаковать.

Когда начнется драка, будет поздно. Путаться у них под ногами не стоит, а схватки у них стремительные и смертельные…

Нужно ловить момент и бежать. Иначе мы никогда отсюда не выберемся. Потом Руслан точно не захочет меня отпускать: пока они не отдохнут после боя, пока я не позабочусь об их ранах, не утешу их.

– Посмотри на меня! – я схватила ее руку. – Соберись. На счет три бежим!

Я почти кричала, потому что рык заполнил все пространство. Здесь отличная звукоизоляция, а в залах грохочет музыка не просто так. Только это их и спасает от разоблачения.

Сестрица сделала большие глаза, но сильные пальцы ответили пожатием – она услышала. Я подползла к углу дивана и выглянула. По полу и стенам носились тени, битое стекло разметало по полу. Я попала на него пальцами и чуть не порезалась.

Хищники кружили друг напротив друга. Еще не звери, уже не люди. Я не стала к ним присматриваться. Меня интересовала только дверь! Путь к ней свободен, но еще нужно встать и добежать.

– Раз, два… – начала я, надеясь, что сестрица не размазня и не трусиха, потому что возвращаться за ней я не буду. – Три! Бежим!

Я выбралась из-за дивана на четвереньках и поднялась на бегу. Не проверяла, несется ли сестра следом, не смотрела по сторонам. Я рвалась к выходу изо всех сил, надеясь, что меня не пришибут по дороге, если начнется драка.

До двери пять шагов – это мало. В обычное время, если ты отдыхаешь и набираешься в стельку. Но много, когда вокруг оборотни, готовые разорвать друг друга на куски.

Я подбежала к двери и бросилась на нее всем весом, выставив ладони. Она открывалась наружу и я выпала прямо в грохочущую музыку и беснующийся свет. Но как же я была им рада! Сестрица влетела мне в спину, и я упала на колени, случайно толкнув кого-то.

– Осторожнее! – на меня заорали так, будто это раненый медведь, а не молодой парень.

Я обернулась: дверь за спиной захлопнулось, будто ничего не случилось. Будто я – просто подвыпившая девчонка с подружкой: перебрала и растянулась прямо на танцполе.

– Простите! – крикнула я, пытаясь подняться. Сестра копошилась позади.

Парень хмыкнул, подал руку – человек. Я воспользовалась помощью, подтянула сестру и поспешила удалиться, проталкиваясь через толпу, пока «спаситель» не решил с нами познакомиться.

В клубном туалете было потише.

Это было огромное помещение с рядом умывальников, выложенное серым надтреснутым кафелем. Ремонты делают регулярно, но в клубах они держатся недолго. Молодежь у нас буйная.

Группа девчонок хохоча, красилась у зеркал. Смешки и возгласы отражались от стен.

Мы остановились на пороге. Сестрица дико таращила глаза, да и я тоже, но особо мы не выделялись. В крайнем случае, сделаю вид, что мы под веществами.

Глава 8

Молодежь толпилась в дверях. Охранник уговаривал подождать, обещая им ночное представление, бесплатный бар и вообще в ближайший час, мол, лучше остаться в клубе.

Ага, как же.

– Вот гады, – пробормотала я.

Мы прошмыгнули обратно и внедрились на танцпол.

Среди танцующих нас не заметят. Ни визуально, ни по запаху – людей слишком много. Всегда нужно посещать «Авалон» вечером в пятницу.

Мы пересекли зал наискосок. Я быстрым шагом шла к двери за пожарным щитом – «только для персонала». Наверняка закрыта, но эту проблему легко решить. Я ведь Оливия… Ну, та самая Оливия из «Авалона».

Сестра начала шмыгать носом. Все ясно: вымоталась, устала, не раз перепугалась, потом инцидент у шеста… Молчу о превращении.

– Скоро выберемся, – пообещала я. – Потерпи.

Участок перед дверью использовали как курилку – пол усеян пеплом и окурками. Я дернула ручку – закрыто. А надеялась, повезет. Ну ладно.

Мне нужна барная стойка... Я подумала не оставить ли сестру здесь, но отказалась от этой мысли. Вдвоем нелегко будет пробиться к стойке, но времени на поиски, если ее опять утащат, у меня не будет.

Я решительно распихала людей, когда мы подошли. Стойка из темного стекла сияла разноцветными огнями. Никакого дерева, только современные материалы: металл, пластик. Зверь о деревенском стиле отзывался пренебрежительно. «У нас клуб, – рычал он, когда я вносила робкие пожелания по дизайну. – А не забегаловка для алкашни».

– Я Оливия! – проорала я бармену.

Гибкий, симпатичный мальчик, который любил демонстрировать чудеса барменского искусства, когда у него было время, обернулся с любезной улыбкой. Фартук был идеально завязан – ни морщинки.

– Две «Оливии»? – с приятной улыбкой переспросил он. – Подруге тоже?

– Дебил! – проорала я ему в ухо. – Оливия, это я! Мне нужны ключи для персонала!

Отлично вышколенный, он не прореагировал на оскорбление. По лицу пробежала тень. Думаю, он все с первого раза услышал, просто сомневается, что это я.

– Что? – повторил он.

Я расправила волосы и показала себе в лицо:

– Я Оливия! – как жаль, что на мне ни макияжа, ни подходящего платья. В таком виде меня не узнают. – Их пленница! Дай мне ключи!

Барный мальчик остался любезным, но по глазам вижу – узнал. Он снял связку с гвоздика под стойкой и подал мне. Я потащила сестру обратно. Она, сообразив, что я прекрасно тут ориентируюсь, схватила меня за руку и больше не отпускала.

Я отперла замок, за дверью царила полная темнота. Но я помнила и лестницу, и куда она ведет. Завела сестру и захлопнула дверь – музыку отрезало. Мы оказались во мраке, пахнущем хлоркой.

– Что это? – прошептала сестра.

Я молча повела ее наверх.

Бетонные ступени звучали глухо. Мы пробежали два пролета, прежде чем я открыла следующую дверь ключом. Второй этаж дышал роскошью и мягким светом. Издалека долетала приятная музыка – мы вышли в жилом крыле. Звуки из залов сюда не попадали, а музыка – какая-то тягучая классическая мелодия, шла из кабинета релаксации. Сразу захотелось на сеанс массажа…

Ковер в просторном коридоре смягчал шаги. Не считая журчащей мелодии и нашего перепуганного дыхания здесь тихо.

– Где мы? – прошептала сестра.

– В жилом крыле, – буркнула я. – Выйдем через другой выход… Вип-залы закрывать не станут.

В конце коридора были апартаменты, где я жила когда-то. Роскошные комнаты: спальня без окон со стенами, занавешенными гобеленами, зал для отдыха… А еще гардеробная, гостиная, огромная ванная. Пространство было нужно по уважительной причине. У мальчиков были свои квартиры, но гостить оба предпочитали у меня.

Сколько времени мы провели вместе… И мой первый поцелуй случился здесь же.

Он получился сам собой. Через три или четыре недели, как я тут оказалась.

Я лежала у него на коленях и подняла голову, когда он позвал. Я думала, он хочет что-то сказать, а он поцеловал меня.

Поцелуй взрослого мужчины оказался совсем другим. Отличался от тех, что были прежде. Чуть-чуть колючий, полный волнующего запаха мужского парфюма и глубокого дыхания. А губы мягкие, словно он не хотел меня пугать. Ненастойчивые, словно знал, что и так все получит. И хотя поцелуй застал врасплох, мне совсем не было страшно.

Так обидно вспоминать…Здесь все кричало о моем прошлом: о счастье, о бедах, обо всем, что пришлось пережить.

Опустив глаза, я свернула за угол – к лестнице. Она спускалась в полутьму. Мы сбежали вниз и окунулись в приятный полумрак. Здесь был и лифт, но спускался он в небольшое фойе, двери из которого вели в бухгалтерию, отдел кадров и так далее. А мне нужно в зал.

Пока нам никто не попался, но это нормально. Мальчики внизу, жильцов нет – я ведь съехала.

Мы пробежали по служебному коридору – к выходу. Пол под дверью был с сине-красным отблеском, оттуда долетал грохот музыки. Стены вибрировали от низких баcов. Выход на главный танцпол клуба.

Я торопливо всунула ключ в скважину и провернула.

– Бежим, – прошептала я. – Только не останавливайся!

Мы выбежали в зал. Сестрица растерялась, но я знала планировку и целенаправленно, как ледокол резала толпу по направлению к выходу.

Народ расступился, и я увидела выход. Как и думала, основные залы блокировать не стали – только подвал. Совсем чуть-чуть осталось!

Я обрадовалась и начала прокладывать дорогу с удвоенной прытью, как вдруг дорогу загородил мужчина. Белая рубашка под деловым костюмом светилась в неоновом свете. На лице прыгали свет и тени, цветные огни – я не видела кто это, но затормозила, чтобы не врезаться в него.

Глава 9

– А ну отпустите Оливию! – возмущенно проорала сестрица в темноту. – Я вас вижу! Я позвоню в полицию!

Она переступила с ноги на ногу, видимая в рассеянном свете фонаря. К сожалению, сестра блефовала – смотрела она совсем в другую сторону.

– Оливия!

– Никак не уймется, – прошептал Руслан. – Скажи своей сестре уйти.

Он убрал руку, одуряюще пахнущую табаком и цитрусом, с моего рта.

– Ты обещал, мы уйдем вместе! – выпалила я грозным шепотом.

– Обещал, – он вздохнул. – Оливия, знаю, виноват перед тобой… Но хочу, чтобы ты ко мне вернулась.

– К тебе? – переспросила я.

А как же Зверь?

Руслан шумно перевел дух. Неоконченный вопрос повис в воздухе.

Я откровенно смотрела на него. Я хотела, чтобы он увидел в моих глазах прошлое и понял хотя бы треть от той боли, что я испытала. Тогда бы он не просил вернуться. Не осмелился бы.

– Я ничего не мог сделать! – захрипел он и врезал основанием ладони об беленую стену. – Оливия, если бы я мог…

– Если бы ты мог, – прямо сказала я. – Нас было бы четверо. А так каждый сам по себе, поодиночке. Прости, Руслан… Отпусти, я хочу уйти.

Он снова оперся обеими руками в стену. Я оказалась между ними, как в ловушке. Он приблизил ко мне лицо: прищуренные глаза, оскаленные зубы. Вершинки клыков возвышались над соседними зубами, становясь все больше и больше…

Я его злила.

– Отпусти, – повторила я. – Не смей меня удерживать. Ты не имеешь права… Я не хочу возвращаться. Столько времени прошло, Руслан, все изменилось. Слово Зверя больше не закон. В клубе я встретила Леонарда. Что он здесь делает?

Руслан ничего не ответил. Леонард его не заинтересовал.

– Хочешь, я разрушу «Авалон»? – неожиданно спросил он, давясь рычанием.

Вместе с лицом менялось и горло – его голос. Он спрашивал искренне, будто это могло помочь.

– Мне плевать на «Авалон», – честно ответила я. – Я хочу домой.

– Здесь твой дом! – заорал он, снова ударив в стену.

Рычание и крики услышала сестра. Нет бы, свалить к машине – она осторожно пошла к нам, щурясь в темноту. А я еще думала, что умная… Как же.

– Оливия? – она пыталась рассмотреть нас.

– Пошла прочь! – огрызнулся Руслан и повернулся ко мне.

Стук каблуков сестрицы стих. Кажется, она даже попятилась.

Я смотрела в темные, почти черные глаза, смуглое лицо с отросшей щетиной казалось незнакомым. Грудь поднималась от дыхания, словно он пытался отдышаться от своих чувств.

– Отпусти, – голос Зверя неожиданно раздался справа. Он выступил из тени деревьев, откуда следил за нами. – Она не готова. Пусть идет.

Руслан зарычал. Тихое, предостерегающее клокотание в горле заставило покрыться мурашками, пусть угрожали не мне.

– Отпусти, Руслан, – повторил он и тот убрал руки. Поднял их, словно под прицелом и отступил назад. Судя по напряженным мышцам, Зверя ждала серьезная взбучка, когда я уйду.

А может, наоборот. Потому что Зверь держал нож так, будто готов всадить его по самую рукоятку брату в сердце.

Не моя проблема.

Я оттолкнулась от стены и быстро пошла по направлению к сестре, пока они не передумали. Мальчиков лучше не искушать, не испытывать терпение.

Я вышла к сестре из темноты, а они остались там.

Заметив меня, она зажала рот рукой. Шла я быстро – с оборотнями шутить не стоит.

– Оливия! – выдохнула она и попятилась.

– Быстрей, – шепнула я, когда с ней поравнялась.

Сестрица держалась неплохо. Лицо целеустремленное, испуганное, но у нее были силы бороться – значит, выберемся. Тем более, осталось немного.

В спину вдруг что-то прокричала охрана. Что-то вроде «Стойте, Оливия, вас опять спрашивают». Я пошла быстрее.

– Не оборачивайся, – предупредила я.

Когда за спиной раздался неясный шум, я побежала, на ходу выхватывая ключи.

Влетела в переднее крыло машины, пальцы запутались в связке, я никак не могла найти нужный ключ. У меня тут ключ от дома, почтового ящика… Черт бы побрал все эти замки!

Сестрица стояла у пассажирской двери. Моя джинсовка натянулась на пышной груди. Она встревоженно смотрела в сторону клуба, от дыхания клубился слабый пар.

– Да быстрее! – в свою очередь прикрикнула она.

Я обернулась через плечо. Мы были на пригорке, отсюда хорошо видно парковку, фасад в разноцветном неоне, и входы в клуб. И от главного отделилась темная фигура, за ней еще одна. Направились к нам. Я не видела кто это – охрана или враги. Но не мои мальчики. Наконец, ключ нашелся, как по маслу вошел в замок, и я упала за руль. Пока заводила, сестра устроилась рядом.

Моя машина вроде не курит, но закашлялась она так же надсадно, как я.

– Да уезжай же! Чего ты ждешь, Оливия! – заголосила сестра.

Ее пугали фигуры, приближающиеся к нам. Один из них был совсем рядом – только руку протяни. Я не собиралась выяснять, кто это. Врубила заднюю и с визгом покрышек сдала назад так резко, что надеюсь, отдавила ему ноги.

Мужчина оказался вровень с передними окнами.

Сергей!

– Постой, Оливия! Постой же!..

Тебя забыла спросить!

Я вжала педаль в пол, стремительно проскочила съезд на «Авалон», задом вылетела на дорогу и только здесь развернулась. По багажнику ударила ладонь, словно на нас набросились сзади, как прайд львов на бизона.

Сестра взвизгнула, но я уже переключила на третью и рванула по дороге.

Глава 10

– Ясное дело, – сухо ответила она.

А ничего такая у меня сестра.

Я ожидала худшего. Другая начала бы орать сразу. Я одобрительно покосилась на нее. Крепкая. Из того сорта людей, что скорее злятся, чем пугаются. Хотя ей, конечно, многое пришлось увидеть… Но намного меньше, чем мне.

Про то, как она наорала на Руслана, вообще молчу. На такое не каждая отважится.

Она расстегнула джинсовку на груди и с облегчением выдохнула – одежда у меня тесная, да и размером я поменьше. Лера успокоилась и начала приводить себя в порядок. Придирчиво перебрала обрывки ткани на груди, думая, как спасти сарафан.

– Булавка есть?

– В бардачке посмотри, – пожала я плечами, хотя точно знала, что вряд ли. Лера покопалась там, вдохнула и попыталась приладить обрывки как-то иначе. Крутила их туда-сюда, пробуя связать их или обмотать вокруг бретелек лифчика.

– Скотч возьми, – посоветовала я.

Лера снова полезла в бардачок и нашла рулон. Салон наполнился треском скотча, она отыскала канцелярский нож и занялась платьем. Я вспомнила, как ее гоняли вокруг шеста. Об этом напоминали хрустящие баксы в заднем кармане. Бедняга…

Но Лера вела себя естественно, из чего я сделала вывод, что к психологу после сегодняшней ночи она ходить не начнет. А она и так не начнет. Где найти психолога, который выслушает про оборотней?

Даже если посвященный – испугается до зеленых соплей, когда узнает, кто похититель. С мальчиками лучше не ссориться. Психолог бы посоветовал Лерке порадоваться неслыханной удаче знакомства с ножом Зверя и не только с ножом, если на то пошло, похлопал бы по плечу и выпроводил.

Откуда я знаю? Я ходила.

Дура, что поделать. Хотелось выплеснуть душу, слишком тяжело было. Вылить всё, что мучило – и делайте с этим, что хотите. Я пошла к человеку, который знает, что происходит в городе, когда садится солнце.

Как раз на закате пришла. До сих пор помню вид города в окне за его спиной. Красивый закат был… На приеме я не выдержала и разрыдалась. А он испугался. Испугался того, что у меня в душе, с чем я живу каждый день. Трус.

Он смотрел на меня так, словно в кабинет вползла многоголовая гидра и решила поделиться наболевшим: как бурчат в животе все те, кого она съела. Психотерапевт, в общем, меня не понял.

С тех пор я их не люблю.

Я снова покосилась на сестру. Даже жаль, что раньше мы не общались. Они жили на другом конце города. Пока жива была мама мы пересекались, но так давно это было… Отчим всех от нее отвадил. Подруг, родню. Мы с сестрой разлетелись и выросли чужими людьми. А ведь мы слегка похожи – немного, но все же. Форма глаз, носа. Цвет волос одинаковый.

Я вновь сосредоточилась на дороге. Вымоталась я сильно, не хватало еще попасть в аварию по невнимательности.

Мы тащились за грузовиком. Над горизонтом светлело медленно, но верно – уже ближе к утру. Я вела машину и смотрела перед собой. Только на дорогу. Только вперед.

Лера молчала, но здоровая психика сделала свое дело – она то и дело начала зевать. Я бы не смогла спать после такой ночи.

– Повезло, что Зверь ничего тебе не сделал, – в пустоту заметила я. – Он иногда бывает… Психованным.

Это нервы заставляют меня болтать. Обычно я не болтливая.

– А тебя как похитили? – Лера обернулась. – Так же?

Я усмехнулась, наверное, она ждала слез или хотя бы плохого настроения. А моя улыбка была похожа на неожиданную вспышку света.

– Почти, – улыбка медленно угасла. – Кстати, мне тоже восемнадцать было. Меня Зверь уволок с улицы. В машину сунул, а там Рус… Как я перепугалась! Плакала, умоляла не насиловать и не убивать. Вот дурочка...

Я вновь начала улыбаться. Не люблю об этом рассказывать, но сейчас меня прорвало. Не люблю, чтобы никого не шокировать: воспоминания об этом у меня остались светлые. Самые лучшие в жизни.

Лера меня не поймет.

Меня вообще никто не понимает. Никогда. Видно, такая карта выпала.

– Как вы с ним жили, – пробормотала она. – Он же… Блин, он сумасшедший.

– Мы втроем жили, – поправила я. – Зверь, Руслан и я. Ты не думай, он хороший…

Прозвучало глупо.

Очень хороший. Только людей жрет и врагов пытает.

Лера промолчала. Знаю, что она обо мне думает. Я сверилась с зеркалом заднего вида и включила поворотник – шла на обгон грузовика.

Знаю, что все они думают, но не говорят вслух.

Лишь по одной причине в меня не кидают камни. Я жила с мужчинами, с которыми лучше не ссориться, если хочешь остаться в нашем городе.

Не я это выбрала. Не я.

– А знаешь, – из вредности продолжила я, хотя было больно говорить – буквально, физически. – Хорошо жили. Я не жаловалась. Знаешь, они такие всегда… Нервные, как бы. Я их успокаивала. Гладила, чесала… Руслан на кого-нибудь вызверится, шипит, а я ему лицо глажу, шепчу – не злись, чтобы он половину клуба не пережрал. И Зверь если распсихуется… Гладила, нежности говорила. Он любил. Успокаивался.

Боже, когда я заткнусь? В душе пульсировал стыд, я делилась слишком личным. Но почему-то не могла замолчать.

– Извини, я хотела спросить…

Сейчас спросит, спали ли мы вместе.

Это любопытство я видела в глазах окружающих, словно у них другого дела нет, кроме как в постель ко мне лезть. Всем интересно, в каких позах мальчики пообщались со мной после похищения.

– Хотела спросить… Почему ты вернулась домой? Если тебе нормально там было?

– Почему? – от неожиданности я усмехнулась. – Я поумнела. Поняла, что так жить нельзя.

Глава 11

В моей жизни было так мало тех, кто мог любить, что парни поразили меня до глубины души. Я была кому-то нужна. Мама меня любила, но это было давно. После ее смерти я стала всем мешать, как это случается с чужими детьми.

А любовь это такое сладкое чувство, что только ради него можно жить.

Помню, как растрогала Зверя в первый день.

Они привезли меня в «Авалон», бросили в комнату наверху. Там отличная звукоизоляция, я не слышала грохот музыки. Я тогда понятия не имела, что это клуб, думала, эти хоромы – дом одного из них.

Мне показалось, что это какое-то невероятное богатство. Красное шелковое белье и кровать с балдахином меня впечатлили. А еще – столик из черного стекла. Двухъярусный, низкий, с серебряной окантовкой – я таких никогда не видала. На нем стояла тарелка с двумя кексами и чай. Один кекс я сразу съела, а второй спрятала.

Но уронила по дороге, и цветная посыпка разлетелась по полу.

Когда вошел Зверь – со своим любимым ножом в гибких пальцах, я ползала на четвереньках, собирала посыпку и по крошечке отправляла в рот. И не остановилась даже под его взглядом – очень вкусная была.

Он остолбенел, как увидел.

– Ты что делаешь? – расхохотался он. – Рус! Иди, смотри, она с пола ест! Ты голодная?

В тот вечер я наелась досыта и влюбилась в Зверя, потому что он за это ничего не попросил.

Но тот, кто не голодал, меня не поймет.

Я их любила. Чесала Зверю спину, когда подлизывалась. Руслану делала массаж. Ухаживала, если кто-то бывал ранен. Успокаивала. Мне безумно-сильно хотелось быть нужной, такой у меня была любовь.

Мы возились в той самой кровати с балдахином. Иногда втроем. И счастья моего было так много, что оно летело впереди меня, когда я шла по темным коридорам «Авалона». Иногда похищение, это не похищение, а эвакуация. Вот так.

Лера была права – мы неплохо жили. Ну, по сравнению с тем, как я жила до них. Конечно, не сразу все срослось, я привыкала: к ним, своему новому статусу. Их пленница Оливия – вот кем я стала. Но со временем все утряслось.

Сначала были моменты страха. Помню, в первую ночь лежала на кровати, съежившись на боку – поджав руки и ноги, как эмбриончик. И кусала подушку, чтобы не плакать громко. Было так страшно. Это был первый раз, когда я вообще оказалась с мужчиной в кровати, а тут их двое, да еще кто? Самые страшные твари в городе.

Мальчики меня пожалели. Оставили между нами пространство.

Я пялилась в темноту, тихо-тихо плакала, но Кирилл услышал. Надо мной нависла огромная тень, и я затихла. Ладонью он убрал волосы назад, раздался ласковый шепот:

– Что такое, почему плачешь? Почему сжалась, как фасолька?

Фасолька… Сейчас это смешно. А тогда успокоило. В его устах «фасолька» звучало так нежно, что я поняла: кто угодно, а Зверь из «Авалона» ничего плохого мне не сделает.

Я улыбалась, вспоминая, и смотрела в зеркало заднего вида.

Там в рассветных лучах света сияли в прозрачном воздухе красные клены и золотые тополя на обочине. Люблю осень. Осенью особая атмосфера. Именно она сохранила мне больше всего счастливых воспоминаний.

И мой первый раз был осенью.

У Руслана не сложилось по бизнесу. Бесился сильно и поднялся ко мне расслабиться.

Не помню, кто начал первым. Я его успокаивала.

Целовала колючие щеки, гладила грудь в расстегнутой рубашке. И как-то одновременно до нас дошло, что мы мужчина и женщина, и поцелуй у нас получился глубокий… Необычный. Знаете, такой, что прерывать не хочется. А хочется стать ближе.

Я прижалась к нему, и мне так нравилось его могучее тело, что ладонь сама играла с мышцами на груди, животе, а потом скользнула ниже… Руслан сказал, что еще немного и он не сможет остановиться. И чтобы я не дразнила мужчину, гадкая девчонка. А я смеялась и, хотя страшно было до одури, было и приятно и эти чувства так волновали, превращая мой живот в пульсирующий рай, что руку я убирать не хотела.

А он…

А я…

Да какая разница. Оказались мы в одной постели и там сходили с ума от страсти.

Первой моей страсти. И больно было совсем чуть-чуть. И шептал он мне такие слова, что я в жизни не слышала. И потом не хотелось из постели вылезать. Хотелось… Хотелось, чтобы Зверь пришел и разделил наше счастье и ему бы досталось мое тело, как доставалось его брату.

Вот чего я хотела.

Желания и страсть юной девушки по уши влюбленной в двух мужчин, кроме которых не было никого на всем свете.

Не могу сказать, что это я выбрала Руса. Не могу. Скорее, он меня.

До сих пор помню его горячее хриплое дыхание. Могу вызвать образ нас в постели, если закрою глаза. Не стану утверждать, что того же самого не могло произойти со Зверем. Просто так получилось. С той же вероятностью моим первым мужчиной мог стать он.

И секс с ним был хорош – нежный, горячий. Мне особо не с чем сравнить, но после стало лучше, чем до. Зверь только злился, что мы без него... И то не на меня – на Руслана. Когда застал нас и всё понял, в такую ярость пришел... Страшно вспоминать.

Все равно мне было хорошо с ними.

Но все хорошее, как и плохое, заканчивается.

– Ты так улыбаешься! – проорала Лера, наклонившись ко мне. – Как будто в лотерею выиграла!

Я улыбнулась еще шире.

Сестрица, набрав воздуху побольше, заорала опять:

– Выруби свой тухлый музон!

Я выключила, в салоне на полслова повисла тишина, а Лера еще не перестроилась:

– Что мне делать?! – проорала она и смутилась, когда я прищурилась от перегруза в правом ухе. – Меня из-за тебя увели, чего теперь от твоих психов ждать?

– В ближайшее время лучше уехать из города, – честно сказала я. – На всякий случай.

Глава 12

Я вошла в квартиру и привалилась к двери.

Ноги гудели, вымоталась я так, будто не с бывшими встречалась, а вернулась с войны.

Напротив была открытая дверь на кухню. Через нее я видела окно, в которое вползало прозрачное холодное утро. Моя маленькая квартира бывала жутковатой ночами. Такая тихая, что иногда здесь мерещился шепот прошлого. Утро вернуло ей жизнерадостность. Ей, но не мне.

Тихо. Никого нет. Видно Лера дозвонилась до мамы и та ушла по-английски. Какое счастье.

Я прошла на кухню, стянув кроссовки. Мрачно включила электрический чайник и достала мамину кружку. Желтая в ромашках, она мне безумно нравилась. Чем было хуже, тем сильнее хотелось украшать жизнь. Когда год назад я вернулась в мамину квартиру, первым делом купила чайник канареечного цвета.

Мальчики дарили мне украшения и кое-что я продала. Все равно не питала любви к безделушкам. Только одну вещь оставила – пустяковый браслет. Подарок Зверя. Обычная цепочка, а на ней подвески: ключик, сердечко, несколько латинских букв. Их инициалы.

Сердечное признание. Ничего особенного – серебро, а в буквы вставлены фианиты. С руки я его сняла, но продавать не стала. Да и сколько за него получишь? Подарок лежал в шкафу.

На вырученные деньги я сделала ремонт. Жить в загаженной, прокуренной и пропитой квартире, которая некогда принадлежала маме, а затем отчиму, было невозможно. Кстати, я говорила, что оказалась на улице из-за него?

Квартира стала светлой и пахла новой жизнью. За год запах выветрился, а надежды и так давно сдохли. Я пришла сюда не новую жизнь строить. Старую доживать.

Но жизнелюбия во мне оказалось больше, чем я рассчитывала. Яркие краски вошли в мою жизнь.

С чашкой горячего кофе я уселась за откидной столик.

Кухня у меня маленькая, в белых тонах, а линолеум под малахит. Зеленые разводы весело бросались в глаза. Пол получился яркой чертой кухни, потому что мебель была белой. Очень выразительно.

Всю посуду я выбросила, за исключением нескольких предметов. Мамину кружку оставила и бабушкин сервиз – белый с золотой каймой, она очень его любила.

Я подперла голову, глядя в пол. Голова начала гудеть от кофе – у меня всегда так, если не спала ночь. Грустно, как бывает только осенью…

Я встала, отдернула занавеску и распахнула окно пошире.

Мне не хватало воздуха. Не исключено, потому, что сегодня впервые за целый год я снова побывала в «Авалоне».

Я бездумно смотрела в окно, глотая горький кофе. Хорошо, красиво.

Осень подкралась к городу с наветренной стороны. Пахла кострами и желтеющим лесом. Скоро аллеи завалит листвой. Мое любимое время – в основном, из-за багровых кленовых листьев. Жареные каштаны. Спелый гранат. Вот что такое осень для многих. Но мое счастье было в другом.

В кисловатом вкусе мягких яблок-паданок, которое я искала на поляне. Трава еще сочная, изумрудная. Яблоня была раскидистой, давала много тени и плодоносила мелкими плодами. Я ползала на четвереньках, как ребенок, выбирая яблочки получше. Тут же надкусывала, плевалась, если было кисло, а сладковатые и рыхлые, с тонкой, но крепкой шкуркой, съедала.

Кирилла это забавляло.

Помню, он подошел со спины и смотрел, как я шарю в траве.

– Все что найдешь, в рот тащишь. Куплю тебе яблок, Фасолька.

Я оглянулась, рассмеялась. Рот был полон кисло-сладкого яблочного сока, и я подумала, что Зверь рассматривает мои губы, потому что хочет узнать их вкус – вкус диких яблок.

– Ты не понимаешь, потому что не голодал, – пояснила я. – Так вкуснее.

Он вышел на поляну – прямо под дерево и оперся спиной на ствол. Я застыла на коленях, даже очередное яблоко до рта не донесла. Зверь медленно расстегивал рубашку на могучей груди. По позе, томным движениям и интересу в глубине светлых глаз, стало видно: он хочет, чтобы я смотрела.

А там было на что посмотреть.

У него широкие плечи от природы, а мышцы тренированы в драках. Мне безумно нравились маленькие алые соски, каждый сантиметр его татуировок и пирсинг. Нравилось в нем все. Зверь наготы не стеснялся, да и нечего ему стесняться. Светлые, чуть рыжеватые волосы внизу живота – короткие и мягкие, и те ухожены. Мощные бедра, живот и частично грудь покрыты шрамами. Старые боевые отметины, которые он получил, пока еще не стал тем, кто он сейчас.

Листва и ветки отбрасывали причудливые тени на его тело.

– Я люблю тебя, – сказала я, опустила глаза и вгрызлась в яблоко. В рот брызнул кисловатый сок, а я вновь подняла глаза. Зверь не просто так разделся здесь, передо мной, в прохладной сени яблони.

Он скрестил руки, пальцами касаясь плеч.

Руслан перед превращением вел себя иначе. Сутулился, бычился, выпрямив спину, а руки опускал по швам. Ноги широко расставлял, тоже не стесняясь наготы. Если вы регулярно вынуждены раздеваться перед другими, границы расшатываются. Оборотни не видели в наготе ничего особенного.

А поза – это личное, у каждого свой способ унять боль. Каждый по-своему встречал появление зверя.

Кирилл вот так: скрестив руки на груди и чуть склонив голову. В эти моменты можно было увидеть его истинное выражение лица. Открытое, беззащитное: словно он занимается любовью или ждет чего-то важного. Лишнее уходит: эмоции, флирт, его улыбка. Он становился настоящим – с расслабленными мышцами и приоткрытым ртом. По-прежнему красивый и естественный, как тигр в своей среде.

Я любила эти моменты. Все будет потом: боль, кровь, кошмар наяву – все, что сопровождает превращение. Но в этот момент, за секунду до ада он был по-настоящему красив.

И он об этом знал.

Видел, как я смотрю на него, затаив дыхание. С яблоком, поднесенным к губам, о котором забыла…

Глава 13

Проснулась я резко.

Издержки одинокой жизни и замотанности. Вот ты в темноте и тебе хорошо – не помнишь себя и свою сраную жизнь. А потом тебя что-то включает. Ты тупо пялишься в потолок, пытаясь понять, где ты и что здесь делаешь.

Вот таким выдалось у меня… Чуть не подумала – утро.

Ничего подобного. Стены окрашены закатными лучами. Свет в спальню проникает мягкий, может, в том вина моих тонких персиковых штор. После такого-то приключения ночью, неудивительно, что проспала весь день.

Я зевнула в кулак, подползла к краю постели и взяла телефон с бабушкиного комода. Он считался старьем, поэтому раньше стоял в «моей» комнате. А я его обожала, мне казалось, он до сих пор хранил тепло моих близких, которых давно нет на свете. Теперь мои близкие – два кошмарных парня.

Почти семь вечера.

Пора вставать, если не хочу опоздать.

Я проверила звонки: меня никто не беспокоил. И мальчики тоже… Я почувствовала небольшое беспокойство. Совсем легкое. Когда я видела их в последний раз, они были на грани драки. Все ли в порядке, не ранены ли?

С тяжелым вздохом я умылась, расчесала волосы и завязала их в тугой некрасивый хвост. Он мне совсем не шел. Но чем меньше во мне узнают «ту самую Оливию», тем лучше. И оденусь тоже похуже.

Я проверила сообщения. Встречу назначили на одиннадцать вечера, да еще в паршивом районе. Зато потом совершенно свободна.

Работа неофициальная, но за нее платят. К тому же, чем мне еще заниматься? Я ни хрена не умею. Если вас похитят в юном возрасте и выпустят через два года, вы не успеете освоить полезные навыки.

Я вот не успела. Хотя мальчики не запрещали. Только я этого не сделала – жила одним днем и мне было хорошо. Я натянула вчерашнюю джинсовку – она до сих пор пахла духами Леры, и спустилась во двор.

Уже почти стемнело.

Я люблю ночной город, просто вру, что нет.

Во мне что-то оживало ночью – какая-то жизнь, энергия. Раньше именно ночью я чаще ощущала себя счастливой и это чувство осталось. Иногда я смотрю на закат, на город с розовыми стенами, с затихающими голубыми улицами, с красочным небом. И вспоминаю, как жила в «Авалоне».

Я не тосковала по нему. Просто это все, что у меня есть. Не считая древней развалины, на которой я езжу. Когда-то в прошлом веке это называлось автомобилем.

Я вздохнула, переключила рычаг и начала сдавать назад. Злилась и мечтала купить нормальную тачку взамен этой. Обычные спокойные мысли. Все, как у нормальных людей.

Добралась я быстро – дороги почти свободны. Но припарковалась на перекрестке, а мне нужно вглубь квартала.

Запутанные переулки нашего города – настоящее наказание.

Во-первых, здесь почти всегда темно. Во-вторых, асфальт разбит и весь в мусоре. От серых каменных стен веет холодом, фонари работают через один. Сейчас улица погрузилась во тьму, лишь в конце мигал тусклый темно-желтый огонек. Я с сомнением смотрела вдоль тротуара, размышляя, безопасно ли туда соваться. Нужно было шокер взять.

Здесь все не так. Даже не знаю, чем этот город так провинился. В проклятом месте построили?

Я добралась до небольшого, но оживленного бара. Судя по плохой музыке, выступала банда то ли панков, то ли начинающих рокеров. С досадой я сверилась с адресом и скривилась. Бар «Бочка». Дешево, сердито, ужасно. Заходите к нам. Им нужно было открыться под этим лозунгом.

Клиент пока не подошел, и я закурила. Хватило меня на две затяжки – я раскашлялась и выбросила сигарету в урну.

Ждать пришлось недолго. Через минуту ко мне подвалил парень и приобнял, будто я ему подружка.

– Здорово, – он нажевывал жвачку и тупо, но лучезарно улыбался.

Точно клиент?

На всякий случай я врезала ему локтем в грудь, чтобы отвалил. Он отшатнулся и схватился за сердце, словно я поразила его насмерть, а затем дико заржал. Ну и придурок.

– Как звать? – кивнула я. Обращение на «вы», как и прочие любезности, я опустила, смерив парня взглядом.

– Димон. Да не ссы, я тебя нанял.

Ну, я и так увидела, что не Дмитрий.

Не похож на клиента, ну никак. Меня это не сильно насторожило: настоящий заказчик не хочет светиться, это нормально.

– Деньги вперед, – твердо сказала я и сделала вид, что ухожу. У такого контингента, по опыту знаю, денег не бывает.

– На, подруга, – он вытащил из заднего кармана джинсов, с которого свисала длинная звонкая цепочка и крепилась к его ширинке, толстую пачку купюр и отсчитал несколько тысяч. – Остальное потом.

Я спрятала деньги в потайной карман джинсовки, и кивнула на вход в «Бочку».

– Тут работаем?

– А-то, – он снова заржал и приобнял меня. – Не ломайся ты! Так натуральнее. Будто телка моя.

Я скрипнула зубами, но возражать не стала. Телка, так телка.

Пленница – ничем не лучше.

– Пошли, – проворчала я, и мы направились к дверям.

За вход платили только парни. Клиент отдал охраннику деньги за билет и взамен получил печать на запястье с логотипом клуба. Метка для избранных.

Сразу за оцеплением мы остановились.

Во-первых, я оказалась права – на высокой сцене прыгала, извивалась и изрыгала из себя песни группа худосочных рокеров. Зал под завязку, несмотря на то, что музыкальные потуги оставляли желать лучшего. Это никого не беспокоило.

Крошечные столики по периметру, в центре танцпол. Народу тьма, но никто не танцевал. В основном пили. И накурено, хоть коромысло вешай.

– Ну, – буркнул парень. – Я за че плачу? Работай, давай.

– Надо пройти вперед, – я пропустила грубость мимо ушей.

Глава 14

Я потеряла равновесие и упала спиной на борт машины.

– Уймись, а? – устало повторил он и стер пот со лба. Ночь хоть и прохладная, а гоняться за мной нелегко. – Ничего я тебе не сделаю. Расклад сменился…

Леонард взглянул в оба конца темной улицы. Свидетелей не было.

А я во все глаза смотрела на него, пытаясь понять, о каком это раскладе он говорит.

– Чего ты застыла? – кивнул он. – Отомри. Хозяева хотят тебя видеть.

– Что? – переспросила я.

Детали медленно складывались.

Леонард рискнул парнишкой, который меня заманил. Парни бы его на куски разорвали и проглотили, случись что со мной. Правда, могли быть исключения. Например, эти двое действовали по поручению мальчиков.

– Я говорю, – повторил Леонард, – что теперь работаю на них. Парни сказали привезти тебя в клуб. Давай, дорогая… Не заставляй меня заставлять тебя.

Я подозрительно прищурилась. Конечно, они не из тех, кто собьют ноги в погоне за собственной пленницей на глазах у города, но… Леонард в эту схему не вписывался. Они друг друга терпеть не могли.

В мире хищников все решает не сила и острота клыков, а терпение. Значит, кто-то кого-то пересидел, раз Леонард теперь на побегушках.

Издержки моего добровольного затворничества – я не знаю, что почем.

– Что им от меня надо? – я сглотнула.

Происходило что-то странное, что выбивалось из обыденности за последний год. Но выяснить это можно только у мальчиков, шестерки не расскажут.

– Мне не докладывали, – Леонард поморщился. – Решай, идешь добровольно-принудительно или принудительно? Руслан сказал привезти. Хочешь так, а хочешь в мешке, но привезу точно.

Я осторожно отлипла от машины, поправляя майку, и решила:

– Поехали.

Мы выдвинулись на машине Леонарда – ярко-красном кроссовере «ауди».

Сложенная джинсовка лежала на моих плотно сжатых коленях. Я немного нервничала. Во-первых, Леонард мог меня обмануть, но пока мы двигались хорошо знакомой дорогой к «Авалону». Во-вторых, меня беспокоила встреча с парнями.

Леонард выглядел спокойным. Поглядывал в зеркало заднего вида, жевал зубочистку и чуть ли не насвистывал. Не помню за ним такой привычки… Наверное, бросает курить.

– Ты же в полиции служил? – голос в тихом салоне, где даже шелеста шин не слышно, показался неожиданно хриплым. Прокуренным. – Что изменилось?

– Ничего, – фыркнул он. – Я и сейчас служу.

Как мило. Оборотень в погонах, какая тонкая ирония…

– А как мальчики тебя взяли? – весело поинтересовалась я. – Ты же, как шакал противный… Шкура продажная.

– Ты меня пытаешься оскорбить? – усмехнулся Леонард со странным удовольствием, будто знал, что я на него злюсь. – Не получится, так и есть. Продажная.

Он вписался в поворот на парковку клуба и процедил:

– На месте.

У меня подпрыгнуло сердце, когда я взглянула на неоновые огни, пляшущие на здании.

Второй день подряд меня приводили в клуб. У такой настойчивости должна быть причина. Я покосилась на Леонарда: он выглядел беззаботным.

Я напряглась, как собака в ожидании пинка. Я давно ничего хорошего не жду от жизни. Считайте, это предчувствие. Всерьез мальчики меня не обидят… Но все куда хуже, чем я предполагаю: они ведут себя слишком необычно.

Мы парковались на стоянке для вип-господ. Как раз между тачками парней. Такой интересный бутерброд получился из здоровенного джипа, пикапа, и маленькой «ауди» посередине.

Я выбралась из машины, скрывая злость. Я не хочу здесь быть, но как всегда, делаю то, что хотят они. Разница в том, что раньше мне это нравилось.

В первое время я вообще мало что понимала.

Как и все, слышала о них истории – о Звере, о Руслане. Знала, что они таскают девушек для развлечения, но не думала, что стану одной из них.

Мне казалось чем-то невероятным привлечь их внимание. Но все же привлекла. Как потом объяснил Руслан, когда мы втроем лежали и перебирали друг другу волосы, дело было в беззащитном выражении лица, худобе, и маленьком размере. Я выглядела, как жертва. Это пробуждает азарт, пояснил он.

Меня притащили в клуб, постепенно я обжилась.

Мы часто втроем проводили время в общем зале, было видно, что отношения у нас близкие. Мы их не скрывали.

Я осваивалась в новом мире, и он оказался совсем не таким, как наш. Некоторые вещи шокировали. Свои правила, своя жизнь… Своя смерть.

В мире оборотней чаще убивали. Я словно окунулась в средневековье, где жизнь не стоит и гроша. Здесь на всех смотрели, как на мясо. Иногда в общем зале я замечала нечеловеческий взгляд Зверя, он провожал им людей с видом хищника. Я понимала, что он без терзаний сожрет любого, приди ему такая блажь… А если учесть, что мяса им нужно много, то и вовсе становилось жутко. Но потом я заметила, что на меня смотрят иначе и успокоилась. Меня не съедят. Меня любят.

Мне нравилось зависать в вип-зале. Я привыкла к музыке и перестала замечать, как белый шум. Я сидела между ними, обычно полулежа – опираясь на кого-нибудь из них, пила, рассматривала зал. Такими были мои вечера.

Томная пустота, заполненная негой, но мне нравилось. Я ценила ощущения и детали. Гладкая рубашка Руслана под щекой. Очень тонкая, мягкая, она мгновенно проводила тепло. Любила их запахи. Любила ощущение ледяного стекла бокала в пальцах, пузырьки на губах, когда пила игристое вино. Ценила эти мелочи. Наслаждалась каждым мигом с ними.

Я и сама вела себя и одевалась иначе. Помню, как атласное бордовое платье дарило ощущение прохлады в жару. Помню тугие ремешки босоножек на лодыжках, как Зверь любил с ними играть… И мои запахи: невесомый гель для душа, «Агент Провокатор» или «Мадмуазель» от Шанель, по настроению.

Глава 15

– О чем ты? – нахмурилась я.

– Вернись домой.

Опять! Я сжала кулаки в бессильном гневе.

– Я не могу! И ты знаешь, почему, – жестко добавила я. – Прошу, если ты меня любишь, если вы оба любите, перестаньте! Я не хочу об этом говорить, не хочу вспоминать, Кирилл!

Мой голос срывался, но от злости. А злость, как известно, лучше, чем слезы.

– Люблю, – Кир подался вперед, локтями опираясь на колени. Взгляд был больным, но искренним. – И раньше любил, клянусь тебе, Фасолька.

– Знаю, – я холодно улыбнулась. – Ты совсем меня не удивил. Где Руслан?

Я была голова захлопнуть дверь сразу же, если Кир продолжит злые игры. Он был ко мне привязан, понимаю… Кир-садист, Зверь с ножом, беспощадный и испорченный – таким он был. Его любовь – яд с неприятным вкусом.

Все это в прошлом.

– А ты меня любила? – спросил он. – Уверена?

Мне не понравился его взгляд – открытый и всепрощающий, будто я его предала, а он простил. Не было такого. Мы оба знали – он совсем не святой. Он не имеет права на меня так смотреть.

– Я тебя с ложки поила, Кир! – вырвалось у меня сквозь гнев. – Ухаживала! Чесала тебе шрамы! После этого ты спрашиваешь?

– Запомнила, – усмехнулся он и откинулся на спину. Он не чувствовал себя уязвленным за былую слабость, напротив – воспоминания были ему приятны.

Я правда поила его с ложки. Он отлеживался после драки. Рваные раны тянулись от груди до паха – его выпотрошили живьем. У них такое случается, оборотню нелегко жить на свете. В той драке основной удар пришелся по нему. Несколько дней в лихорадке и бреду. Рус зашил его, но ухаживала за ним я. Пить он начал на третьи сутки. Я сидела над ним всю ночь, поила с ложки, как ребенка, а утром кормила бульоном…

Кажется, я тогда жила в «Авалоне» около месяца.

Нет, три недели.

Еще боялась их. Но тогда, в темноте я сидела на постели и смотрела через всю комнату в окно. Там было хоть что-то интересное: участок дороги, пустой ночью, фонари, огни витрин и окна многоэтажек. Выл ветер, собиралась гроза.

На влажных коленях стояла глубокая пиала с водой. Черный шелковый халат – подарок мальчиков, лип к ногам. В темноте я часто проливала, но черпала и черпала, вливая воду ему между губ. Держала на весу ложку, слушая тяжелое больное дыхание.

Наверное, в тот момент я перестала его бояться – мне стало жаль Зверя. Так жаль, что я сидела с ним до утра – по своему желанию, меня не заставляли. Он просил пить, и кто-то должен был поить его. Я сама решила, что это буду я.

В ту ночь на сердце стало спокойнее.

Жар спал к утру, лихорадка миновала и я покормила его. Кир уже пришел в себя. Потный, красный, больной – с воспаленными рубцами через все брюхо, еще горячий, он жаловался, что ему жарко и хочется есть. Я запахнула халат, не обращая внимания на мокрый подол, и робко спустилась на кухню.

Я думала, меня прогонят. Ну, кто я такая? Они меня для развлечения украли.

Но ко мне вышел шеф-повар и внимательно выслушал. Мне был нужен мясной бульон. Меня заверили, что его немедленно приготовят. «Я понял, Оливия» – сказал мне шеф. Меня поразило, что он знает мое имя. Когда я поднялась наверх, в спальне уже был Руслан. Он выглядел довольным, смеялся, трепал брата по мокрой голове и без конца шутил. «Выживет, дорогая» – сказал он мне.

Было видно, что у него гора упала с плеч.

И я тоже обрадовалась. В первый раз обрадовалась за кого-то из них.

Потом я кормила Кира бульоном, а руки дрожали от усталости. Очень хотелось спать – за ранеными тяжело ухаживать. «Ложись ко мне, сестренка» – предложил он, хрипя на каждом слове. Я легла: укрылась пледом, под ним стянула мокрый халат и свернулась рядом, чувствуя себя в безопасности.

Одно из самых трогательных моих воспоминаний...

– Оливия, у меня никого не было с тех пор, как ты ушла, – неожиданно сказал Кирилл.

В глазах было откровение – голое, как сама правда. Такие искренние глаза я мало у кого видела. Сердце забилось горячо и часто. Пульс заходился в ушах. Он никогда раньше не говорил подобного.

Я ведь год назад ушла. Он что, год в завязке? Это точно Кир?

Он со вздохом поднялся: обманчиво-расслабленное тело, на самом деле полное энергии, волосы, упавшие на одно плечо. Он хотел пойти ко мне. Это так испугало, что я выскочила за дверь и огляделась. За углом был туалет для персонала, там я и заперлась. Кир меня не преследовал.

Я включила воду и умылась, взглянув в зеркало. Глаза выглядели нормальными. Мрачноватыми, но нормальными. Ледяная вода так и не сбила жар со щек. Они горели от смущения.

Я не хотела разговора по душам и пошловатых признаний Зверя, как он сам себя развлекал в мыслях обо мне. Кир-то расскажет во всех подробностях.

Руслан был другим. Слишком личным не любил делиться.

Суровый, немногословный. Татуировок на его теле было меньше, чем у Зверя, но принадлежали они руке одного мастера. Я так любила лежать рядом с ним и рассматривать эти четкие черные линии, водить пальцем по узорам.

И если у Зверя была пугающая репутация, но привлекательная внешность, то его брат пугал во всех отношениях. Я оробела, когда увидела его впервые. И еще долго чувствовала себя скованно. А впервые, в машине Кирилла, я даже пошевелиться боялась. Съежилась, вжалась в сидение и пристально смотрела. Точь-в-точь дикий зверек в клетке-ловушке.

Не такой уж он и страшный оказался. И выглядел не экзотично, но броско. Не особо красивый, но привлекательный – той мужской красотой, которую привычнее видеть в армии, чем где-то еще. Неподвижные губы улыбались редко, но как же я ценила его улыбку! Чем реже, тем дороже.

Глава 16

Похитили меня летом. За ним пришла осень. Потом наступила зима.

Дороги замело снегом, за городом он стал глубоким, а вылазки на природу мальчики не собирались отменять. Мне купили шубу. Длинную, до пят. Из лисы-чернобурки красивого серебристо-черного цвета. По форме она напоминала трапецию c меховым капюшоном.

Она была очень эластичной, мягкой и легла на постель волнами, когда я ее расстелила, чтобы рассмотреть. По правде сказать, я такого богатства раньше не видела. Она мне так понравилась, что я упала сверху и сгребла ее в охапку, хохоча, пока мальчики, посмеивались, наблюдали, как я дурачусь.

– Знаешь, почему люди стали носить мех? – спросил Зверь. – Чтобы быть на нас похожими, они нам подражали. В ней не замерзнешь.

За эту красоту я была готова расцеловать обоих.

Кир не соврал: я в ней не мерзла.

Следующей ночью я сидела в этой шубе под облетевшей яблоней и смотрела, как мальчики пожирают окровавленный снег и разгребают его лапами, внюхиваясь в запахи. Воздух пах зимой, хвоей и кровью.

Следующее зимнее воспоминание было не менее приятным.

Рождество и Новый год. Несколько недель праздника, музыки, карнавалов – ах, что за Новый год был! Между пьянками мы отдыхали, пили чай с апельсиновой цедрой или глинтвейн с корицей и имбирем, топили камин, ели и спали. Мне очень нравились булочки: с корицей и ванильным кремом. Крендельки, печенье, новогодний штрудель… Кухня «Авалона» пекла все, что я просила. А метель царапала стекло с той стороны окна.

Мне было уютно. Я наслаждалась душистым чаем. Наслаждалась вкусами, запахами, как теперь воспоминаниями. Все, что мне осталось.

В новогоднюю ночь на мне было блестящее коричнево-медное платье, сияющее, как маяк в ночи. Черные туфли с каблуками по последней моде из дорогой, приятно-пахнущей итальянской кожи. Такие легкие и удобные, что я плясала в них всю ночь и ноги не болели.

Мои волосы расчесала, завила и заплела мой стилист. Яркий макияж, казалось, состоял из одних блесток. Я была так красива… Я самой себе нравилась.

Каждый миг, каждое мгновение я была счастлива в ту ночь.

Мальчики пили абсент, а я шампанское. Когда мы ввалились в номер, в голове шумело от музыки, выпивки и смеха. Лучший Новый год в моей жизни. Это они сделали меня счастливой, показали мир, который я не знала прежде – мир, где можно быть защищенной и сытой, красивой и воздушной. Не думать о завтрашнем дне.

Многих моя судьба пугала. Но по-настоящему счастливой я стала там.

Первое превращение меня шокировало.

Я и прежде знала, что это не слишком красиво, но некоторые нюансы знают только посвященные. Мне, в тот момент человеку со стороны, многое было неизвестно.

Скажу откровенно, я была польщена.

Не все удостоены чести видеть, как человек становится зверем. Тем более, оба сразу.

Это зрелище для близких, родных, друзей – очень интимное и не в том, сексуальном плане. А куда глубже. Своей наготы они не стеснялись так, как изменений тела – глубокого преображения, в которых были беззащитны. И не в плане физическом, нет. Превращение – это откровение самой сути.

В общем, так просто это не объяснишь. Это надо видеть.

Все произошло там, под моей любимой яблоней. Двое моих любимых мужчин разделись донага. Оба в крови – не в своей, в чужой. Перед этим они убили и принесли оленя – крупного самца с раскидистыми рогами. Подогнув ноги, он смотрел стеклянными глазами в серое небо. Больше всего в память врезались неестественно вывернутая шея и вывалившийся из открытой пасти язык. Прежде я представляла охоту иначе… А добыча, как ни крути – это чей-то труп.

Зверь скрестил руки на груди, он смотрел на меня, открыв красивый, словно очерченный карандашом порочный рот. Пряный осенний ветер трепал шерсть на загривке оленя, трепал волосы возлюбленного. Сладко тянуло яблоками и пожелтевшей листвой. Время осени, время собирать урожай и охотиться, пока дичь жирная и не ушла на юг.

Руслан стоял, расставив мощные ноги и опустив руки вдоль тела. Он смотрел под ноги, а не на меня. Я видела лишь опущенные ресницы и крепко сжатый рот – он готовился к боли. Взгляд застыл на туше оленя.

Первые изменения они встретили неподвижно и молча.

На мощных телах – ногах, предплечьях и торсах вздулись вены. Это ожившие мышцы, которые двигались под кожей, как змеи, вытолкнули их на поверхность. Жилы напряглись, выступая на шее, запястьях. Зверь вдруг опустился на колени. Теперь и он смотрел на тушу.

Оборотень не сразу становится зверем. Раньше я этого не знала. Мне казалось – раз и готово. Максимум – десять минут мучений. Оказалось, человек не сможет стать зверем, если у них разница в весе. Зверь и Руслан не могли измениться до конца, если при этом не ели.

Они это называли – дожрать вес.

Их черты исказились, лопнула кожа и из мест порезов выступила кровянистая слизь. Она облегчит превращение, но это только первый этап. Постепенно черты менялись, они утрачивали человеческий облик, но и не становились тигриными. Полу-люди, полу-звери.

Кирилл стонал, опустив голову. Затем и Руслан к нему присоединился и встал на колени рядом. Туша оленя закрывала его до пояса.

Он заорал от боли первым – не стесняясь, в полную силу до выступивших на шее жил. В еще человеческом рту прорезались звериные зубы – клыки и все, что вокруг. Он сделал выпад и вцепился оленю в бок. С другой стороны к нему присоединился Кир, они рвали оленя так, что содрогалась туша.

Отрывая огромные куски, они глотали окровавленное мясо, запрокидывая головы к серому осеннему небу. По лицам текла кровь. Они спешили, жрали на скорость – не прожевывая, не медля. Все что им нужно – добрать вес до тигриного, чтобы стать зверем целиком, а не остановиться на полу-форме. Крупные и мощные от природы, им все равно не хватало собственной массы.

Глава 17

Я любила эти моменты. Каждое воспоминание было на вес золота.

Как пикап трясло и подбрасывало на ухабах.

В просторной кабине хватало места на троих, а в кузове было полно места для добычи, которую они привозили в «Авалон». Олениной, кабанятиной и прочей дичью я питалась часто. Мальчики разминались после превращения и ловили что-нибудь интересное для себя, и для меня.

В пикапе я всегда сидела между ними или с краю, у окна. Мне безумно нравились наши поездки за город – в любой сезон года. Зимой я куталась в шубу, греясь теплым лисьим мехом, смотрела на снежный наст, который ломали и вспахивали колеса пикапа, или рассматривала, как серебрятся в свете фар снежинки во время снегопада. Весной наслаждалась свежим воздухом из приоткрытого окна, и смотрела, как оживает природа: цветет сирень и багульник, распускаются ландыши. Летом смотрела, как высокая трава плашмя ложится под днище пикапа, а небо такое голубое и высокое, что в него можно взлететь. Осенью дышала пряным воздухом, пропитанным дождем и запахом ранеток, и слушала, как пикап давит облетевшую листву.

Каждая поездка была для меня настоящим приключением. Возможностью напитаться природой и провести время с моими мальчиками. Наестся яблок или молочной кукурузы, собрать травы и цветы, наломать веток вербы или поискать грибы, если срок. До сих пор помню, как ела сырую кукурузу, ощущая, как неспелые зернышки лопаются во рту.

Раньше я не выезжала на природу: отчим этого не любил, его потолком был шашлык на берегу реки и море водки. Их вылазки отравляли мне жизнь, потому что возвращался он пьяным. Я с ними не ездила.

С отчимом я вообще старалась проводить поменьше времени. Этого человека я ненавидела.

Когда в твой дом приходит человек, которого ты не хочешь там видеть – это трудно. Вдвойне трудно, если этот незнакомец не хочет за это извиняться: твоего права на дом не признает и требует если не идеального послушания, то хотя бы отсутствия в жизни самой дорогой тебе женщины – мамы. Ладно бы, проблема была только в этом. Нет.

Он начал пить – сначала напивался по праздникам и говорил, что все так делают. Потом по выходным, а дальше уже не просыхал всю неделю. Проблемы в этом он не видел, да и как он говорил, если нам что-то не нравится, то это наши с мамой проблемы.

Он вообще не видел ни в чем проблем. Даже когда потерял работу. Проблема была только во мне. Я очень ему не нравилась. Постепенно я росла, постепенно ветшал дом, спивался отчим. Однажды, в теплый весенний день у нее случился инсульт. Мама попала в реанимацию, но я была уверена, что все будет в порядке – инсульт, это ведь не смертельно. Я просто не представляла, что с ней может случиться что-то всерьез. Не хотела верить, что останусь одна с жестоким миром, в маминой квартире, где властвует вечно пьяный агрессивный чужой мужик, который меня ненавидит.

Мама умерла ночью. Толком я ничего не поняла ни из объяснений врачей, ни из выданной мне справки.

Поминки я помню, как в тумане. Пришла ее сестра – мать Леры, подруги, большинство из них я почти не знала. Удивленно смотрела на людей, которые пришли с ней попрощаться и говорили красивые слова, и думала, где же они были раньше. В основном соболезнования принимал отчим, которого все жалели и деньги, собранные на похороны, тоже отдали ему. Больше я их не видела.

Дальше жить полагалось как-то самой, а как – я не знала. И где – тоже. Деньги закончились и отчим начал на меня бросаться. Раньше его сдерживала мама, теперь последние тормоза исчезли. Я мешала ему. Он меня ненавидел, а квартиру мамы считал своей.

Из дома я убежала ночью, во время очередной его пьянки, и зависла у подруги. Тетя меня не впустила.

Работу оказалось найти не так просто. Я перебивалась случайными заработками и жила по подругам, потом попыталась снять квартиру с одной из них. Все шло чудесно, пока не подошло время второго платежа. Подруга ушла в отрыв и спустила свою половину. Невинно хлопая глазами, она спросила, не смогу ли я сделать два взноса, а на следующий месяц два сделает она.

Я смогла, но денег на еду катастрофически не хватало. Впрочем, к полуголодному образу жизни я привыкла лет с двенадцати. Но долго в таком режиме просуществовать не могла: я постоянно хотела есть, но рассудила, что лучше оказаться в голодном обмороке, чем остаться без крыши над головой. Будущее вызывало страх. Пока есть дом, ты не веришь, что всерьез можешь оказаться на улице. И куда тогда идти?

Мне казалось, я справлюсь. Казалось, еще чуть-чуть и все наладится. Верила в лучшее. Просто прежде я никогда не думала, как умирают люди, как они становятся обездоленными и бездомными. Мне казалось, это о ком-то другом. А в своем мире мне хотелось хотя бы верить в успех завтрашнего дня.

Весна была сырой, ветер промозглым, а я работала на улице. Заболела. Наверное, с непривычки. Обычная простуда переросла в пневмонию, я попала в больницу. Там сумела приподнять голову, отоспаться, даже отъестся. Через неделю меня выписали, еще слабую, а дома меня ждал сюрприз: оказалось, к нам въехал парень моей подруги, мой чемодан сложили и выставили в общий предбанник. А на работе уже взяли другую девушку, она была деревенской и вообще выглядела покрепче – кровь с молоком, а меня после больницы шатало, и выглядела я как ходячий плакат к фильму про апокалипсис.

В общем, в трех местах в тот день мне отказали. Лишь одна женщина посоветовала подлечиться, а потом приходить к ним и может быть, меня возьмут. Только может быть. Когда жрать хотелось сейчас.

То, что называли «взрослой жизнью» сразу сделало мне подножку. Как и мой отчим, жизнь меня просто ненавидела, а за что, я не знала.

А потом меня забрали они. Наверное, к моменту, как Кирилл поймал меня на руки и потащил к машине, они за мной уже следили. Я была похожа не жертву, говорили они. Слабая, больная, отбившаяся от стада – я сразу привлекла их внимание.

Глава 18

Руслан смотрел на меня. Глаза изменились: человеческие, но полные тоски – мне кажется, он и сам винил себя. Может быть, больше, чем я его. Но мне было мало.

Это замкнутый круг. Кажется, еще немного, еще чуть-чуть и придет облегчение. Только нужно что-то делать – чуть быстрее бежать, чуть больше работать, чуть громче кричать. Но это ложь, в которую приятно верить. Облегчения не наступит. Никогда. Жестокая правда жизни, что поделать.

А я все равно пыталась.

– Все из-за тебя… – я зарыдала тише, теряя силы, в горле стало больно. Получались только сип и шепот. – Доченька моя…

Он упал на колени рядом. Обхватил голову, то ли пытаясь прижать к себе, то ли просто обнять. Сильное объятие возвращало в реальность – удерживало на месте мысли и чувства, с которыми я не справлялась.

– Хватит… Никто не виноват. Ты себя разрушаешь, Оливия.

Перед глазами темнело. Я с трудом втянула в себя воздух – с мерзким сипом, как будто задыхалась. Я и вправду не могла дышать.

– Оливия?

Звуки и картинка плыли – я теряла сознания. От эмоционального шока, недостатка воздуха – мне безумно хотелось отключиться, чтобы ураган внутри исчез. Он рвал меня на части.

Я застыла – каждый мускул, нерв, все стало неподвижным. Я не чувствовала тела. Смотрела в одну точку и ждала, когда меня, наконец, вырубит. Хотела вдохнуть, но не могла. А моему мозгу очень хотелось жить, и он заставлял меня дышать несмотря ни на что. Даже если сил нет.

Лицо напряглось и, кажется, дрожало – я уже не чувствовала.

– Оливия? Дыши. Дыши! – Руслан поднял мою голову, чтобы взглянуть в лицо. Не знаю, что увидел он, я видела расплывающиеся пятна. Кажется, Кир тоже был рядом. – Ты себя убиваешь! Вернись домой, все пойдет по-прежнему… Все забудется, дорогая!

Я, наконец, вдохнула – глубоко, словно из-под воды вынырнула. Этого воздуха хватило, чтобы закончить то, что я хотела сказать:

– Я никогда не прощу тебя за то, что ты меня бросил… Вы оба бросили!

Я попыталась подняться, но меня не пустили. Надо собраться, если я хочу дальше жить. Надо уйти… Но я задыхалась в их сильных руках, понимая, что не смогу вырваться.

Я так любила Руслана. Смело, по-честному – откровенно до жестокости. А настоящее чувство всегда жестоко. Оно жалит, жжет, оно беспощадно. Это цена настоящей любви. По крайней мере, так я ее понимала.

Я любила так сильно, что не смогла простить. Настоящая любовь не прощает. Честные чувства режут в обе стороны, если их растоптать. Но мне было жаль его. Всех нас.

Все началось, как игра, а закончилось…

Помню, как он ходил по нашей спальне, согнувшись, будто пытался защитить нашу дочь на руках. И орал, орал без остановки. Лучше всего я запомнила его хриплое дыхание и рычащие крики наполовину животного, наполовину человека. Это была самая страшная ночь в моей жизни. Та, что я не забуду и простить не смогу. Потому что настоящие чувства управляются инстинктом, а он беспощаден.

Я помню его безумное лицо, напряженную шею в проступивших жилах. В глазах было столько боли, что казалось, он умирает. Глаза живого мертвеца.

Своего детеныша я простить не смогла. Своей слабости, своих слез.

Хотя вру… Не было в ту ночь слез.

Не знаю, почему, но я ни слезинки не пролила. Сначала мучилась от боли, охватившей меня стальными обручами. Они сжимали живот, а я не понимала, что происходит. Задерживала дыхание при каждой вспышке и ждала, когда же станет легче, а затем кричала, когда боль стихала хоть чуть-чуть. Оказалась, она не пройдет, пока я не исторгну своего ребенка в луже крови. Только потом придет облегчение – физическое. А за ним понимание, которое перевернет мою жизнь: моя дочь умерла – и этого никто не в силах изменить.

Она родилась мертвой, но меня это не сломало.

Если бы сломало, меня бы здесь не было. Так что – нет, уверена.

Но прежняя жизнь – моя любовь, мое счастье, мой мир, все померкло. Я ничего не соображала, когда Руслан пришел. Они нашли меня в спальне на кровати, пропитанной кровью, обессиленную и обезумевшую от преждевременных родов. Я часто дышала, комната плыла, и я не понимала, почему моя дочь не дышит. И почему она так выглядит, тоже не понимала.

Тонкие полупрозрачные пальчики были измененными. Она частично перекинулась в родах. Кирилл сказал, что такое бывает, что это произошло еще в утробе. Скорее всего, это и вызвало роды.

Я была одна в тот вечер. Они ушли, оставив меня дома – тяжелую, уставшую от беременности, с отекшими ногами и капризную. И вернулись, ни о чем не подозревая. Пока я стонала в постели, они шутили – я слышала их смех под дверью. И когда она открылась, навсегда запомнила лица: счастливые, безмятежные. Красивое лицо Кир, суровое, но веселое Руслана. Они остановились на пороге, веселье застыло – последний отблеск прежней жизни, которая уходила навсегда.

Они увидели кровь… Мое лицо – лицо человека, пережившего катастрофу вселенских масштабов. Я заорала им навстречу – откровенно и зло, выпуская наружу боль и страдания, которые переживала последние часы. А потом разрыдалась – сухо, без слез. Почему-то их не было. Почти не было. Может быть чуть-чуть, под утро, когда я стояла в сумраке и прохладе ночи на поляне, где Кирилл и Руслан хоронили нашего ребенка, а на востоке светлело небо. Может быть, тогда немножко было.

Ненавижу рассветы.

Я отбила руку, когда Руслан подошел, чтобы обнять меня. Он хотел положить ладонь мне на лицо, а от нее пахло сырой землей и гнилыми яблоками, на кожу налипли частицы влажной почвы.

Я оттолкнула руку и убежала в темноту. Наверное, мальчики думали, что я отойду, что рано или поздно успокоюсь. Ведь жизнь должна продолжаться. Только я не смогла. Той ночью я бродила по сосновому лесу и чувствовала себя такой одинокой, как никогда в жизни. Я отчетливо поняла – двое, это никого. Двое лучших, с моей точки зрения, мужчин были со мной. Я их любила. Они любили меня – так сильно, что мало какая женщина о себе такое скажет.

Глава 19

Мою дочь похоронили под яблоней.

Я хотела дать ей имя, но Рус сказал, что мертвым имя не нужно – они его не услышат. Мы хоронили ее безымянной.

Я стояла на том же месте, где когда-то подбирала яблоки, а парни разрыли землю руками и положили тельце, завернутое в одеяльце в ямку. Я рыдала, хрипло, без слез, и просила, чтобы они проверили – точно ли она умерла. Вера в чудо еще не ослабла.

Они аккуратно сгребли рыхлую землю обратно в ямку.

Не помню, о чем я думала. Меня шатало, казалось, лес плывет. Хоровод деревьев медленно двигался вокруг, я дышала влажным лесным воздухом, и мне хотелось выть. Кажется, из меня еще текла кровь и пачкала ноги. Не помню. Помню, как Руслан подошел ко мне, а я отбила руку…

Я убежала от них в лес и выбралась на дорогу и только там ощутила влагу на щеках. Только на рассвете начала плакать. Кутаясь в огромную куртку, потому что собирались мы второпях и Зверь надел на меня свою, я побрела по дороге в город.

Многое осталось в тумане. Меня подвез дальнобойщик, как-то я добралась до дома. Ключа не было – мне открыла тетя, охнула и побежала за запасными. Она не задавала вопросов. Я кошмарно выглядела, но она ни о чем не спросила. Потому что я вернулась домой после похищения – мы впервые увиделись с тех пор, как Зверь кинул меня в свою машину. Не знаю, что она надумала. Правды она не знает. Пусть ее.

Я вернулась домой, упала в старую мамину кровать, от которой несло кислятиной и пылью, и разрыдалась в подушку. Потихоньку я встала – на третий или четвертый день. Встала – это буквально. Поднялась и огляделась, пытаясь сообразить, где я, почему одна и что делать дальше.

Тетя ко мне не заглянула.

Я ее понимаю.

Она боялась. Боялась, как и все они. Никто не хотел, чтобы их дочь оказалась на моем месте, никто не хотел познать на себе нож моего Зверя и ласку Руслана. Теперь и я тоже.

Я их не боялась, но не могла видеть.

Через какое-то время мне привезли вещи – с посыльным. Были там и украшения, и кое-какая одежда. Мне казалось, они ждут – что я оправлюсь, сделаю вид, что ничего не было и вернусь в «Авалон». Жить дальше, быть счастливой.

Я не хотела. Бросала трубку.

Руслан бесился, бесился и Кир. Но Руслан – сильнее. Я с ним спала, ела с его рук, забеременела от него. Он считал, я люблю его безгранично. Он не только ждал, он знал, что рано или поздно я вновь окажусь в своих апартаментах на втором этаже.

А я жила так, словно их нет. И это безумно их злило. Мне дали понять, что меня отпускают, если я так хочу. Где любовь, там бывает и боль, и горечь, и обида. Там бывает и жестокость. Не знаю, чего было больше в моей любви.

Я убрала ее в шкатулку, как убирают ненужную вещь.

Я разучилась чувствовать, а мои глаза изменились. В них больше не было блеска, не было жажды жизни. Но оказалась, в этом нет ничего плохого.

А мальчики ведь в ту ночь подрались.

Сильно.

Начали перекидываться в спальне, кидаясь друг на друга. Наверное, Руслану нужно было на ком-то сорваться, выразить боль, что разрушала изнутри – он выбрал единственного противника, своего брата и друга.

Они перекидывались, пока я истекала кровью в постели и молила, чтобы мне помогли, еще не понимая, что со мной и с ребенком. Я кричала и молила перестать. Меня не слушали.

Руслан атаковал, пытаясь сломить сопротивление Зверя. Тот огрызался, но не нападал сам, растерянный, как и все мы.

К таким событиям никогда не готов заранее.

Это переросло в жестокую схватку, стремительную и короткую. Во все стороны полетела кровь, комната наполнилась рычанием. Они остановились сами. А когда успокоились, стало слышно один звук – мои глухие рыдания.

Мои мальчики забыли обо мне.

А когда вспомнили, как были – в крови и рваных ранах от когтей друга, расстелили на кровати одеяльце, которое мы купили несколькими днями раньше в приданное и завернули моего ребенка.

Парни торопились. Меня подняли с кровати, одели. Помню, Зверь шел первым, я – за ним, Руслан шел последним, прижимая к себе сверток. Мы сели в машину и отправились за город. Помню хриплый голос Кира. Я смотрела в боковое окно, по которому стекали крупные капли воды. Шел дождь, а я этого не помнила – только это окно в каплях. Кир объяснял, что ребенка надо похоронить тайно… Она частично перекинулась… Никто не должен знать.

Кажется, он сказал, что такое случается. Может звезды неверно встали, может, я что-то не то съела, но закончилось так, как закончилось. Я должна крепиться.

А я просто смотрела как капли, перекрещиваясь, дорожками стекают вниз.

Помню, стекло оказалось холодным, когда я прижалась к нему лбом, быстро запотело от дыхания. Зверь завел машину, а на заднем сидении стонал сквозь зубы Руслан, прощаясь с ребенком.

Даже не знаю, когда я пришла в себя.

Просто однажды встала, провела по волосам и заметила: они жирные и скомкались. Я обнаружила, что отчего-то на мне куртка Кира – она приятно пахла его туалетной водой. А джинсы на мне грязные и неприятные к коже.

Я лежала на кровати, но тут встала и поплелась в ванную. Наверное, мой личный предел грязи зашкалил – я помылась и нашла в шкафу мамин халат из ситца. И мне стало легче. Через полчаса я пила чай на кухне – больше ничего не было. И я поняла, что выживу. Это было подобно озарению. А та ночь отодвинулась куда-то назад, куда отправляются все воспоминания, только плохие – чуть позже.

Но я изменилась. То, что вызывало восторг перестало трогать. Интерес к окружающему миру угас. А еще мне не хотелось наслаждаться – ничем в принципе. Я зачерствела, но как – сама не заметила. Чужие проблемы казались пустяками. Как и мои их, верно?

Я смотрела людям в глаза – обычным людям, я имею в виду. И что же я видела? Любопытство, страх… Только они не меня боялись. Они боялись повторить мою судьбу. Вот так, местная страшилка Оливия.

Глава 20

Как они могли… Деньги, деньги, деньги…

Это настолько важно, что они наплевали на мои чувства?

Леонард оттирался у стены, но заметив меня, вопросительно поднял брови. Не знал, задерживать меня или нет. Я прошла мимо, не пряча слезы. Надоело прятать, надоело лгать, мне хотелось прокричать на весь мир, что со мной произошло и как мне больно. Хотелось, чтобы все узнали, какие они мудаки – эти двое, помешанные на бабках.

Я дотерпела до конца коридора и разрыдалась. Быстро сбежала по лестнице. Прижала ладони к лицу под глазами, надеясь, что хоть так успокоюсь. Кожа была напряженной и влажной, а руки пахли туалетной водой Руслана – еле заметной, тихой и спокойной, как хвойный лес в горах.

Раньше он меня успокаивал.

На первом этаже я зашла в общий туалет и вымыла руки с мылом. Я смотрела на свое заплаканное лицо: веки припухли, щеки в красных неровных пятнах, будто у меня крапивница. Это от нервов… Успокоюсь и пройдет.

Я еще раз всхлипнула, грудь сдавило, как от истерического спазма. Сдавленными звуками я привлекла внимание подружек, которые отирались у мойки, обсуждая парней. У одной дымилась в руке сигаретка.

– Не угостите? – гнусаво спросила я.

Моя пачка осталась в машине, а машина в десяти кварталах отсюда.

Девчонка дала сигаретку и прикурить. От сигареты пахло духами и ментолом. Я глубоко затянулась и раскашлялась с непривычки. Девушки какое-то время с сомнением поглядывали на меня, точно решали, не нужна ли мне помощь. Потом потеряли интерес – в клубе никого не удивишь слезами. Они затушили окурки под струей воды, и пошли к выходу.

Я пару раз жадно затянулась, сосредоточенно глядя в грязный рукомойник. Где-то с третьей затяжки начала успокаиваться. В горле першило и стало холодно от мощного ментолового вкуса. Гадость.

Я раскашлялась, пытаясь потушить ментоловый пожар в горле, бросила окурок в мойку и прополоскала рот теплой водой.

Лучше убираться поскорее.

С транспортом проблем нет, рядом с клубом дежурят машины такси – место хлебное.

Хорошо, в кармане остались средства от парня из «Бочки». В этом мире правят деньги, мать их. Вон, ради них мои парни готовы на все – и вывернуть меня наизнанку тоже.

Я покинула «Авалон», упала на заднее сидение такси и сразу протянула деньги.

– К «Бочке»!

Когда мы отъезжали, я бросила взгляд на крыльцо. За мной никто не вышел.

Со вздохом облегчения я отвернулась к окну. Меня ударило по нервным окончаниям, в голове вспыхнуло воспоминание: мы уезжаем из «Авалона»… За рулем Кир. Позади стонет Руслан. А я смотрю в боковое окно, как сейчас, сквозь капли дождя, в которых отражаются яркие огни клуба, и ни о чем не думаю.

Я крепко зажмурилась. Боюсь об этом думать, боюсь вспоминать.

– Тебе плохо? – хмыкнул пожилой таксист. – Перепила? По клубам шляетесь… Вот, дочка у меня тоже…

Он начал рассказывать о неизвестной мне девчонке. Несмотря на бурчание, в голос пробивалось тепло – он любил дочь, пусть непутевую. Меня не любил никто. Сегодня любое неосторожное слово бросало меня в прошлое.

Я хотела, чтобы меня успокоили…Помогли. Но те единственные, кто мог, слишком озабочены своими счетами.

– Потише, пожалуйста, – пробормотала я, меня мутило.

Таксист заткнулся. Наверное, подумал, что эта наглая соплюшка реально перепила.

Он высадил меня у «Бочки», с неодобрительным лицом отсчитал сдачу. Ну да, привез из одного клуба в другой, да еще в социальное дно. Рокеры надрывались за дверью, а улицы заполнил молодежный контингент такой наружности, что страшно жить на свете.

А мне плевать. Обо мне столько думали, столько говорили за спиной… Это же Оливия. Их пленница.

Я выбралась из такси и потащилась по темному переулку к «ситроену». Нужно было сказать таксисту сразу ехать сюда, но я не запомнила адрес. В этом лабиринте можно потеряться.

Панки, рокеры, их поклонники, юные выпивохи, проститутки, бездельники – все остались у клуба. Я брела по улице, меня мутило, как от похмелья.

Уже возле машины я наклонилась, опираясь на капот и меня стошнило на тротуар. Я откашлялась, сплюнула и вытерла рот рукавом. Немного легче. Не физически, но морально, а остальное приложится.

Чувствуя себя полностью разбитой, я устроилась за рулем. Съездила, подработала, называется… Можно возвращаться домой.

К себе я поднималась, мрачно глядя под ноги и борясь с желанием послать весь мир подальше. Уже подходила к двери, бормоча проклятия, как вдруг заметила, что рядом с ней, скромно улыбаясь, стоит Лера.

Я остолбенела, заметив сестру.

– Ты чего на ночь глядя? – удивилась я, нащупывая ключи.

Та пожала плечами, и я молча открыла дверь. Из темной квартиры пахло свежим ремонтом и пряностями. Не дом, а чудо.

– Входи, – предложила я.

Я захлопнула дверь и щелкнула выключателем. Прихожую залил яркий свет – я люблю лампы дневного света. Они напоминают о времени, что мы втроем провели на природе.

На Лере было светло-розовое платье, белые туфли и бежевый кардиган – наряд куколки. Он не слишком подходил к черным волосам и лицу уверенной в себе женщины. Ей бы деловой костюм или вроде того, но меня не спрашивали.

Вот вообще, не в моем прикиде кривить нос. Я одета так, что врагу не пожелаешь.

Сестрица сняла кардиган. Оказалось у платья короткие рукава с белым кантом. Красиво.

– Решила заглянуть, – она поджала губы и развела руками, словно стеснялась внезапной вспышки родственной любви. – Узнать, как ты тут…

– Нормально, – пожала я плечами, недоумевая, чего еще вообще принесло. – Будешь чай?

Глава 21

Лера тут же ухватилась за возможность сделать вид, что это подружкины посиделки.

На кухне я включила чайник. В прозрачный заварник побросала всякого: чай, сухие веточки смородины, листья малины, чего придется. Затем достала из шкафа льняные салфетки и бросила на стол.

Сестра удивленно наблюдала за мной – я слишком тщательно готовилась к рядовому чаепитию.

К салфеткам, столовым приборам не меньше пяти штук и прочим приколам меня приучили парни. До того, как я к ним попала, я даже не знала, как выглядит молочник. Мне казалось, это такая банка или что-то в этом духе. Я всегда пила молоко из пакета.

Между нами говоря, ребята были совсем не джентльменами. Когда они ели там: на поляне под яблоней или в лесу, это выглядело не так красиво. Но я привыкла и прощала им, как близким прощают вредные привычки.

Еще у меня была скатерть, но я ею не пользовалась. Пришли бы гости, тогда да. Но человек я негостеприимный, так что скатерть пылилась на верхней полке. А вот салфетки мне нравились. Я регулярно пользовалась ими, чувствуя себя почти аристократкой. Ножом я тоже овладела, меня Зверь научил. В смысле, столовым ножом.

– Классные салфетки, – заметила сестра.

Я пожала плечами. Иногда мне одиноко, но болтать все равно не люблю.

Когда было совсем грустно, я купила кактус и назвала его Ричардом. Кактус, к сожалению, засох, а других друзей я не завела.

Я залила заварник кипятком, и мы с сестрой устроились за столом, поджидая, пока поспеет чай.

Лера молчала, а я задумчиво передвигала по столу чашку.

Прохладно… Раньше в это время я составляла какой-нибудь интересный рецепт. Немного чая, шиповник, чабрец, смородиновые веточки. Было накладно держать дома столько специй и добавок, сколько было на кухне «Авалона». Там выбор одних ягод чего стоил – даже зимой. Чай с голубикой, черной смородиной, малиной, клюквой, облепихой, морошкой – чего моей душе хочется. Хоть свежие, хоть сушеные. Хоть импортные, хоть нет.

Все, что пожелает Оливия. Ведь их Оливии из «Авалона» достойно только лучшее. Той Оливии, у которой не было денег на сладости, и она подбирала крошки от кекса.

Верните мне то время… Верните мне меня.

Я даже не заметила, что хмурюсь. Между бровей снова появились глубокие морщины.

Ладонь сестры по-женски мягко легла на запястье.

– Оливия, – она поджала губы, в глазах стояли слезы. – Оливия, не надо…

Давненько со мной такого не было. Что это за девушка напротив? Почему она видит боль, которую я от всех прячу?

– Спасибо, – суховато сказала я, пытаясь вернуться в форму. Главное, не захлебнуться на дне собственной печалью. – Все в порядке… Просто я… Вспоминаю их, Лера. Ты меня не поймешь, а я их любила.

Я словно просила у нее прощения – не знаю, за что. За свою любовь к тем, кого любить стыдно? К тем, кого любить нельзя? Они ведь чудовища. Ночные монстры. Вот если бы они заперли меня в клетке и насиловали каждый день, в глазах окружающих все было бы закономерно.

Но я лежала с ними на диване – на глазах у всего города. Забросив ноги на Кира, и положив голову на колени Руслану. Они ласкали меня, а я жмурилась и смеялась от счастья.

Такое не прощают. Никогда и никому.

– И это… – добавила я. – У нас не было секса втроем.

Какое облегчение… Я даже не догадывалась, что общественное мнение так на меня давит. Народное клеймо – штука тяжелая, не унесешь, даже если сделаешь вид, что его нет.

Лера удивленно открыла рот, словно ее огорошили.

– Как – не было? – разочарованно протянула она.

Я со вздохом подняла брови, пытаясь справиться с постным выражением лица. Нет, я была права. Все уверены, что мы втроем кувыркались. Вон как удивляется.

Так получилось, что держать ответ придется перед общественным мнением в лице моей малознакомой сестры.

– Не было, Лера. Не получилось.

– Почему? – голос у нее и так был низким, а от удивления стал еще ниже.

– Руслан не дал, – честно сказала я. – Ну тот, черноволосый, с татуировками на пальцах.

– У которого татушка с твоим именем на плече?

– Да. Показывал?

Сестрица настороженно хмурилась и рассматривала меня, будто у меня есть секрет. Как и все, Лера пыталась понять, чего мальчики во мне нашли. Я сама не знаю. Я девушка простая. Мужчины не колят и не вырезают имена, таких, как я, на своих телах. Не сходят с ума. Не орут от боли. Не бьются насмерть.

Руслан и Зверь были мной одержимы. Сама не знаю, как это с нами получилось. Но тот день, когда Кирилл, смеясь, взвалил меня на руки, легко преодолевая сопротивление, отнес к джипу и забросил в салон – Руслану на колени, он стал роковым для всех нас. Не только для меня.

Руслан ревностно меня оберегал.

Он у меня стал первым, единственным. Каждый раз, когда у нас со Зверем заходило слишком далеко, они дрались. Жестоко.

Он не запрещал ко мне прикасаться, даже целовать – откровенно и сладко, как будто вот-вот все случится. По косвенным намекам, их слаженности, я догадывалась, что такая форма любви им не в новинку. Они уже делили женщин на двоих. Это на мне что-то дало сбой.

Прямо на брачном ложе парни дрались надо мной в лохмотья. В последний момент их что-то срывало до безумия. Как животных – голые инстинкты.

Руслан в тандеме был главным. Со мной он разделил постель, а брату не дал.

Моего мнения мальчики на этот счет не спрашивали.

Это продолжалась день за днем – пока я не забеременела. Не знаю, может быть, если бы с ребенком все сложилось хорошо, потом наступила бы очередь Зверя. Я не знаю, правда. До них я с оборотнями не жила. Не в курсе, как у них устроено.

Глава 22

Лера очень натурально округлила глаза. Рот открылся, я даже подумала, что сейчас она на меня наорет. Но сестра будто подавилась вдохом.

Скорее всего, ее навестил человек Руслана или он сам. Или Кирилл с ножом, которым любит приласкать.

Кто угодно испугался бы на ее месте.

– Руслан или Кирилл? – спросила я. Это меня трогало больше, чем я самой себе показывала. – Как они там, Лера?

Что с моими мальчиками? Я смотрела на нее, сжав губы. Лера мне не ответит. Но другого способа узнать нет – только к ним вернуться. Пока я предпочитаю расстояние. Пусть буду мучиться, человек со многим может примириться, но так меньше боли.

– Не знаю, – сглотнула она и опустила глаза.

Чай заварился и остывал. Я разлила душистый напиток по чашкам. Нарезала лимон. Перелила молоко в молочник. Поставила две сахарницы – с обычным сахаром и тростниковым.

Чай это целый ритуал. Мне нравилось прислуживать мальчикам за чаем. И они видели, что меня увлекает процесс: тонко-претонко резать фрукты, лайм, апельсин, лимон. Подбирать разные виды сахара, молока, сливок – все, чтобы сделать очередное чаепитие незабываемым.

Я всегда придумывала что-нибудь новенькое.

Я поставила чашку перед сестрой. Белый фарфор нагрелся, она автоматически взялась за ручку и отдернула пальцы.

А еще чай позволяет собраться с мыслями.

Позже я отдала это на откуп сигаретам. Только после чая тебя не разрывает от кашля.

– Прости, – сказала она и я поняла, что права.

– Да ничего, – вместо того, чтобы сесть, я оперлась бедром на стол, на груди скрестив руки. – Мы не дружили и вдруг… Любая бы заподозрила. Кто, Лера?

– Зверь, – прошептала она, не смея на меня глаз поднять. Так и сидела, склонившись над чашкой, пальцы нервно гладили горячий фарфор. – Ночью пришел, потребовал впустить. А когда впустила, нож к лицу приставил. Сказал, пойти к тебе, узнать как ты.

– Больше ничего не говорил? – я затаила дыхание.

– Нет.

– Передай, что я в порядке, – я упала на стул и торопливо пригубила чай. Обожглась. – А как он сам?

Лера усмехнулась.

– На вид как обычно.

– Не просил передать что-то?

– Почему ты ему не позвонишь? – она подняла глаза, темные и любопытные, раскаяния в них не было.

– Не хочу, – вздохнула я. – Он не ранен? Ты не заметила?

– Не видела...

У Кирилла была квартира в центре. В клубе он не жил, но когда там появилась я, практически туда переселился. Теперь, когда его отношения с братом треснули по швам, он, скорее всего, вернулся к себе. Можно съездить. Но я знала, что не поеду.

Я вспомнила, сколько времени провела у его постели…

Иногда казалось, что я люблю его больше. Чаще волнуюсь… Но это не так: больше заботилась, лечила – да. Он чаще бывал ранен. А еще он был нежнее и внимательнее Руслана.

Руслан, он… Самодостаточный мужчина. Он лишил меня невинности, спал со мной – я перешла в разряд «своей» женщины и заняла вечное место позади него. За его спиной. Безопасно, надежно… Но себе за спину Руслан редко заглядывал. Чаще бывал сосредоточен на врагах, работе. Делал нашу жизнь безопасной, сытой.

Он дарил мне подарки, но в его внимании я купалась реже.

Кирилл был другим.

Он из тех мужчин, что не отпустит женщину, пока каждый ноготок не поцелует на пальчиках, как бы странно это о нем ни звучало… Возможно, так только со мной. Возможно, это потому что мы так и не занялись любовью: он продолжал ухаживать, добиваясь взаимности, которой и так было, хоть отбавляй.

И мне нравилось быть с ним. Я покрывала поцелуями его татуированные плечи, перебирала волосы и гладила спину острыми ногтями. Иногда весь вечер сидела за ним на диване, пока он решал свои «материальные проблемы», как он говорил – вызывал по очереди должников и их строил. Как его боялись! Как и меня поначалу, посетителей пугало громовое рычание, проникающее в голос.

Он никогда не одалживал тем, кто не слышал про оборотней. Поэтому долги ему всегда возвращали с процентами.

Руслан разрешал проводить с братом время. Начинал напрягаться только в общей постели и то не сразу. На людях можно, наедине – нет.

Но я любила обоих и поровну. Только проявляла любовь по-разному.

И сейчас я волновалась. Когда я их оставила – они готовились к драке. Я помнила, какой удар Рус хотел нанести брату – смертельный, не щадя, не жалея.

Неожиданно мой телефон завибрировал и пополз по столу. Я уставилась на экран. Телефон у меня молчаливый, мне никто не звонит. Совсем.

Но когда я увидела номер звонившего, то с трудом вдохнула. Звонил Руслан. Он так давно меня не беспокоил!

За все время, что мы жили порознь мальчики ко мне не приходили. Давали мне время? Мы общались через посыльных, иногда по телефону, но никаких встреч. Чтобы увидеться, им пришлось уволочь мою сестру.

Мальчики любят играть, но время игр вышло. Случилось что-то серьезное.

– Да? – я ответила, и дыхание еле теплилось, я почти не ощущала его.

– Оливия? – голос был густым, низким. Руслан спокоен, как скала. Даже когда выпотрошили Кирилла, он говорил так же. – Приезжай в «Авалон».

– Зачем? – пробормотала я.

Внезапно я разозлилась. Он думает, я все брошу и помчусь в «Авалон», потому что он так сказал? Как он смеет? Испробовал все, успеха не добился, и решил сыграть на чувствах, зная, какие они у меня сильные и безотказные? Зная, как сильно я люблю его.

Любила.

– Давай встретимся, Оливия. Мне есть, что сказать.

Глава 23

У парня был черный «мерседес».

Новенький, с иголочки. Ему пришлось тащиться по трассе, чтобы я не отстала. Я ориентировалась на красные стоп-сигналы, то и дело вспыхивающие в темноте, когда он сбрасывал скорость и ждал меня.

– До утра будем ехать, – проворчала я, жалея, что надела платье и каблуки.

Мы двигались за город и вот-вот выедем за черту. Руки дрожали, я волновалась, глядя на мрачные деревья на обочине. Не исключено, что «папа» в форме зверя, иначе зачем тащить меня сюда.

Можно позвонить Руслану или Киру… Они бы из этих интриганов все дерьмо вышибли. Возможно, поэтому оборотни и пришли ко мне: речь шла о ребенке, а с парнями не всегда можно договориться. Они даже не всегда вменяемые.

Или это ловушка.

Но у меня свой интерес, из-за которого я жму на газ.

Я хотела узнать, что случилось с моим ребенком. Сама, потому что парни – горячо любимые, которым я была готова доверить жизнь, ничем не смогли мне помочь.

Знаю, что еду не к друзьям.

Может быть, это те самые ребята, из-за которых мальчики на нервах, и, скорее всего, они что-то попросят взамен. А что могут попросить у Оливии оборотни? Либо секс, либо информацию. Я старалась об этом не думать.

Не буду скрывать, после возвращения меня пытались завербовать.

Сначала приходили знакомые знакомых, спрашивали как дела. Я разговаривала с ними через дверь.

Только один раз сглупила и впустила. Это был парень, брат моей подруги детства. Я не знала, что он связался с бандой. Он попытался выяснить, какие у меня отношения с мальчиками, хорошо ли мы расстались и чем они дышат. Особо его интересовало, имею ли доступ в «Авалон». О прямом шпионаже речи не шло, но намек прозвучал. Я его выгнала.

Жизнь с ними сделала меня легкомысленной. Пора вновь вспоминать навыки выживания.

Слишком много желающих на чужой кусок пирога.

Я раньше пыталась их представить – где они, что делают. Торчат в «Авалоне», как всегда? А рядом с ними – другая девушка? Новая пленница? Что им мешало забыть меня и мою недоношенную дочь? Снова прожигать жизнь, смеяться, пить текилу, таскать девушек. Но оказалось, меня помнят. И не только парни – они все.

Я не просто игрушка, я больше – символ нерушимой дружбы, потому что даже женщину они поделили пополам, как все думают.

Никто не знает, что этого не произошло. Только мы трое.

Только мы знаем, что моим любовником стал Руслан, и они бились друг с другом за право мной обладать. Из-за меня к ним пришел разлад. Но втроем не получится, нет такой любви, чтобы мужчины делили одну на двоих.

Не было смысла расковыривать старые раны, но вновь и вновь я возвращалась к этим мыслям. И тащусь я за яркими «мерседесовскими» стоп-сигналами именно по этой причине. Чтобы узнать, что произошло на самом деле, и по чьей вине я потеряла дочь.

И меня пугало, что сказал парнишка на «мерседесе». Намек прозвучал, и намек был страшнее жизни. Я боялась, что виновен кто-то из моих парней.

Ехали мы недолго.

Свет фар рассеял темноту: обочина пустынная. За ней высохшее поле и редкий лес у темно-синего горизонта. Хорошее место, чтобы бродить в форме зверя, не привлекая к себе внимания.

«Мерседес» сбавил скорость и плавно остановился на обочине.

Я последовала его примеру. Под шинами зашуршал гравий, словно здесь ремонтировали дорогу и отсыпали им обочину. Машину глушить не стала – хрен потом заведешь.

Впереди хлопнула дверь: парень выбрался в хмельную теплую ночь. Он шел к моему авто, призрачный и красивый в свете фар, какими могут выглядеть только молодые люди и звери.

Я положила ладонь на гладкий рычаг, словно собиралась сбежать.

Это напрягало: встреча за городом, незнакомый парень и скорее всего, он здесь не один. Но мы оба знали, что я не уеду.

Дверь открылась с натужным скрипом – она у меня такая. В салон ворвался степной запах: сухая трава, летняя ночь. Парень подал руку, приглашая наружу. Помедлив, я воспользовалась предложением, ладонь оказалась неожиданно твердой для его возраста. Как неудобно вылезать из машины на каблуках…

Я оказалась вровень с оборотнем.

Глаза были серьезными, мне нравился их взгляд. Он как будто ничего не таил за душой – ни одного камня.

– Пойдемте, – тихо сказал он. – Я познакомлю вас с братом и с отцом.

Теплый голос сразу меня расслабил. Когда слышишь такой, веришь, что все будет в порядке. Если повезет, встреча пройдет хорошо, и я вернусь домой.

Сердце все равно зашлось от страха.

Мы спустились с обочины в поле. По косогору было трудно идти из-за узкого платья, под подошвы туфель попадались камешки. Видя, как я взмахнула руками на вершине откоса, боясь загреметь вниз, оборотень вернулся и, аккуратно придерживая за руку, помог спуститься. Сразу видно – воспитание.

В поле пахло чертополохом и сухой травой. Терпкий запах ночной природы. Из-за каблуков я шла медленно, но лучше так, чем валяться на земле со сломанной лодыжкой.

Оборотень вырвался вперед.

Под кожей перекатывались мускулы, словно ему не терпелось их задействовать. Скорее всего, так и есть. Молодому сильному хищнику невмоготу идти с моей скоростью. Но он терпел и не возмущался. То ли правда воспитание, то ли я очень им нужна.

Я обернулась на ходу.

Машина осталась на пригорке: черный силуэт на фоне темно-синего неба. Луна в небе была яркой, но в поле все равно не хватало света – она то и дело скрывалась за облаками.

Парень довольно сильно оторвался: спина, обтянутая белой майкой, мелькнула между деревьев впереди. Я прибавила шагу, но через мгновение он скрылся за деревьями.

Воспитанный оборотень решил бросить даму в поле?

Глава 24

Лунный свет коснулся густого короткого меха. Такого короткого, что было видно, как под кожей перекатываются тренированные мышцы.

Он запрокинул голову, глядя мне в лицо. Короткая грива как будто зачесана назад. Тварь была крупной, массивной и отличалась от животного.

– Я рад, что вы здесь, Оливия, – сказал отец.

Знаете, чем оборотни отличаются от людей?

Они не боятся убивать. Если человеку для этого нужны особые обстоятельства, то у этих в крови. Сдерживает их только закон, страх перед теми, кто пойдет по следу и всадит пулю в башку зверю. Но с точки зрения оборотня человек не отличается от животного – его тоже можно съесть. Поиграть с ним.

Женщинам может повезти чуть больше. Хотя как повезти... От женщин можно получить и секс. Мы можем даже дать потомство. Но все равно останемся едой.

Как мальчики утащили меня, чтобы позабавиться, так и эти могли практиковать ничуть не менее мерзкие вещи. Они могли убить меня, изнасиловать, сунуть в багажник и увезти домой, приди им такая блажь в голову.

А я не люблю быть беспомощной. Но с оборотнями… С тремя сильными самцами… Да еще со львами… У меня нет шансов. Но они поймали меня на крючок.

Я оглядела их по очереди, отступив. Хотелось пригнуться и поджать воображаемый хвост – они обступили меня, осматривая сверху донизу.

Зря показала им страх. Они сразу же подошли ближе, ощупывая меня взглядами со всех сторон. Как женщину? Как еду? Как пленницу своих врагов, над которой можно глумиться?

Отец был главным, и я шагнула к нему, поднимая указательный палец. Они меня достали.

– Мне сказали, у вас есть информация, что мне нужна, – напомнила я. – Что вы хотите взамен?

Не было ни малейших сомнений, что чего-то они захотят. Я не наивная девочка.

Жаль, все варианты неприятные. А я сразу смирилась с этим. Все в мире имеет цену. Вопрос в том, захотите ли вы платить, когда придет время.

Он еще раз оглядел мою фигуру, задержался на груди. Упакованная в платье, а не в майку, она смотрелась интригующе.

– Обсудим позже, – он взглянул мне в глаза. – У нас будет время.

Я вдохнула сквозь зубы, чувствуя движение за спиной. Братья-львы бродили позади, мне это не нравилось. Один зверь, другой человек. Не очень приятное внимание. Что съедят тебя трое львов, что поимеют – одинаково сомнительное удовольствие.

Или их будет двое? Старший наверняка женат. Наверное, на сестрах.

– Зачем меня пригласили? – поинтересовалась я, понимая, что все совсем непросто.

Отец вдруг рассмеялся – я удивила его недогадливостью.

Действительно… Трое львов приехали в город и вызвали на встречу пленницу врагов. Про меня говорили много. Кто не слышал про Оливию из «Авалона»? Они железно хотят меня использовать.

– Я расскажу о вашем горе, – неожиданно сказал он. – Вы хотите это знать?

– На что меняемся? – прямо спросила я. – Если вам нужен город, он не мне принадлежит. И власти над хозяевами «Авалона» у меня нет, что бы там ни говорили!

Под конец фразы голос сорвался.

Они все такие – мужчины. Озабочены деньгами, женщинами и территорией. Им плевать, что я потеряла ребенка, плевать на мои чувства. На них будут играть, пока это выгодно.

Я расхныкалась от напряжения, глядя в темное небо. Это все равно ничего не изменит. Дочь не вернуть, только мучаю себя. Жалобные звуки, которые я издавала, были похожи на гортанные стоны некрупного животного. Я обняла себя, пытаясь унять боль.

Сзади подошли вплотную. Обволакивая меня, что-то большое и мягкое упало на плечи. Я вскрикнула, закрываясь руками… Но это оказался всего лишь пиджак. Сын льва набросил его мне на плечи.

Он стоял так близко, что я могла опереться на его грудь спиной.

– Не плачьте, – попросил он, щекой касаясь щеки – обтерся, как кот, сильным и плавным движением. Пальцы легли мне на лоб, запрокидывая голову. Он не хотел, чтобы я мешала скупой мужской ласке. – Мы вас не обидим.

Но я уже сама догадалась: по этому пиджаку и кошачьей ласке. И тому, что никто не возражал, что старший решил успокоить чужую женщину – пленницу врага.

Огромный лев у моих ног обнюхал пальцы в вырезе туфель.

Вырез был сердечком, а на ногтях красный лак. Длинный шершавый язык коснулся кожи – чуть-чуть, словно пробуя, а затем лизнул в полную силу. Вспыхнуло саднящее ощущение – по коже словно провели наждачкой.

Лев обтерся об колени, крупный, тяжелый и теплый. Хвост, как хлыст, ударил об бедро.

Целое мгновение я была зажата между телами – человеческим и львиным, ощущая одного спиной, а другого коленями. А затем братья отступили.

Теплый пиджак остался на плечах. Я придержала его, чтобы он не свалился.

– Я многое слышал о вас, – продолжил отец. – Меня тронула ваша история. Я расскажу, что случилось на самом деле, помогу, приму вас в семью. Дам вам защиту. Взамен я хочу вашего внимания для моих сыновей.

Лев открыл пасть, ловя воздух. Его брат осторожно положил ладони мне на плечи, словно решил, что я уйду, испуганная предложением.

Я приподняла брови и усмехнулась. Я не львица. Мне нет места в прайде.

Они попросту меня сожрут.

– Мои сыновья выросли, им нужна территория, – сказал он. – Нужна семья. Вы ничем не хуже остальных.

– Я человек.

– Вы нас знаете. Вы жили с двумя мужчинами. Я предлагаю не секс, поймите правильно.

Интересно. Не каждая захочет делить ложе с двумя парнями – не по пьяни после клубных попрыгушек, а всерьез и надолго. Что ни говори, а жить с двумя мужчинами сложно. Тут свои нюансы. А у меня опыт.

Глава 25

Отец приблизился, я вновь ощутила мурашки на руках, а в животе холод.

Ладони на плечах напряглись – сын не дал мне отступить. Потер, успокаивая теплом.

– Пока вы были их игрушкой, всем было плевать, – сказал он. – Они воровали девок. Мы бы тоже так делали, если бы не бредовые законы.

Он осмотрел меня, словно прикидывал, утащил бы, наступи стародавние времена или нет.

– Но ситуация изменилась, когда вы забеременели, понимаете?

– Нет, – нахмурилась я. – О нас говорили только люди… Разве нет? Оборотням плевать.

– Ошибаетесь.

Значит, пока я упивалась счастьем в «Авалоне», все, у чего есть глаза и уши, наблюдало за нами? Чтобы рвануть по живому?

– Оливия, – продолжил он. – Ваша беременность никому не была удобна. Она ослабила их. Вы понимаете это?

То, что я забеременела – это было очевидно.

У меня на седьмом месяце был большой живот – я была худой и маленькой. Ходила в свободных платьях, округлилась, было видно, что в положении. Я запоздало покрылась мурашками от страха – спустя год. Я была уязвима и не знала об этом.

Мальчики должны были меня защитить. Руслан должен был – я от него понесла.

– Крепитесь, Оливия, – лицо отца стало проникновенным. Сейчас он был похож на гробовщика, сообщавшего плохую новость. – Я выяснил, что вам подмешали растительное снадобье для аборта. Оно вызывает спонтанное превращение плода. Это фатально.

Я почувствовала, что дрожу – прямо под ладонями его сына.

– Накануне вы ели миндальные пирожные. Снадобье подмешали в муку.

Боль ударила по нервным окончаниям – как рассерженный удар плетью. Я открыла рот, но не смогла вдохнуть – как тогда, в кабинете «Авалона».

Я любила миндаль. На меня обрушился поток воспоминаний: накануне я просила кондитера приготовить миндальные пирожные. Миндаль был из Перу. От другого меня тошнило.

Я съела два. Они крошились на подол шифонового платья, застревали в складках ткани на круглом животе. И мальчики были со мной. Я увидела своим внутренним взором это так ясно, что чуть не заорала.

В этот момент я полностью и безоговорочно поверила старому льву. Как иначе он мог узнать, что я ела накануне?

– Подозреваемых несколько, Оливия. Главные из них – ваши бывшие хозяева.

– Нет, – я едва справилась с голосом. – Нет…

Я больше ничего не могла добавить – горло и грудь сдавило. Лев не знает, что творилось с моими парнями, когда они поднялись наверх и увидели…

Они не могли.

– Зверю ваша беременность была неудобна, – продолжил он.

– Нет, – заныла я в голос, слезы хлынули по щекам.

Ребенок подвел черту нашим отношениям, а Зверь был одержим мной.

Помню, как он сорвался на Руслана за то, что тот трахнул меня первым, да еще обрюхатил «Фасольку». Они подрались – наверное, в первый раз серьезно, и я увидела, как он всадил свой нож брату в брюхо. И не на смерть, а так, напоследок, потому что я закричала, умоляя их прекратить.

Если бы я потеряла ребенка, отдалилась бы от Руслана. А животные часто убивают чужое потомство. Но они ведь еще и люди, разве нет?..

Я знаю, какой Зверь, когда не со мной. Буду смотреть правде в глаза: жестокий и беспринципный садист и убийца. Я полюбила его таким, но моя любовь его не изменила.

– Беременность мешала обоим братьям, – продолжил отец, оценив мое потерянное лицо. – Зачем доминанту ребенок от пленницы? Это бы его ослабило, а он хотел оставаться сильнейшим.

И в этом тоже была правда, если не врать себе.

Руслан всегда был озабочен своим положением. Куча возможностей, перспектив и много-много денег от инвесторов. Конечно, дети ему ни к чему. Почему нет, это нормально. Самый завидный холостяк, женщины к нему липли, но время он проводил со мной. Только так на мне и не женился.

И беременность была незапланированной.

Однажды я сообразила, что у меня задержка и сделала тест. По-бабьи глупо обрадовалась, когда он показал плюсик, и побежала хвастаться Руслану. Счастью моему не было предела.

– Откуда вы знаете? – с вызовом спросила я.

Парни бы никому не рассказали о ребенке. О том, как мы хоронили нашу дочь втроем.

Львы знали слишком много.

– Хорошо, – отец сделал странный жест рукой, будто подзывал кого-то из рощи. – Приведите его.

Лев направился к деревьям, горячо дыша, как настоящий зверь. Со спины снова приблизился старший сын, мягко положил ладони на плечи, словно пытался успокоить заранее. Наклонился, пытаясь мазнуть об меня щекой, но я отвернулась.

Мне не до ласк. Взгляд был прикован к темнеющей впереди роще.

Раздался вскрик – сюда вели человека. Того, кто рассказал львам правду обо мне?

По полю прокатилось рычание – мощный, но короткий рык льва. Человек выбежал из-за деревьев, следом вышел лев и остановился. Красивое тело, длинное и гибкое, было готово настигнуть жертву за секунду. Пока лев стоял неподвижно, и хвост хлестал по бокам.

Пригнув голову, он следил за мужчиной.

Тот бессильно повалился на колени. Даже не пытался убежать – и это разумно. Ни к чему провоцировать львов, если побежишь, шансов выжить меньше. Так может и не убьют, а в пылу погони и случайно пришить могут.

Этот человек хорошо знал оборотней или сам был им.

– Кто это? – я не рассмотрела лица.

Вопросительно взглянула на старшего льва и шагнула к коленопреклоненной жертве. Сын безропотно меня отпустил.

При звуках моего голоса мужчина затих. Если до этого постанывал, то теперь напоминал каменное изваяние, на коленях застывшее в траве. Плечи вздернуты, руки бессильно висят вдоль тела. Он наклонил голову, лицо скрывали тени. Он даже не дышал – затаился.

Глава 26

– Мне не жить? – прошипел он. – Испугала!

Дрожащей рукой Леонард убрал волосы с лица.

Кость вокруг левого глаза была смята в кровавое месиво. Удар был такой силы, что снес кость и содрал кожу. Удар оборотня. Он жив только благодаря тому, что сам не человек.

Что волк сделает против львов? Станет обедом.

И Леонард это знал.

А еще мы оба связаны с «Авалоном» и видели друг друга со львами, врагами моих мальчиков. Нам наперегонки придется мчаться к парням, чтобы рассказать об этой встрече первыми. Он догадывается, что ему не выжить.

Я знаю Леонарда. Он будет топить меня изо всех сил, чтобы спастись самому и задобрить львов. Сам про себя говорил: шкура продажная. Одного он не мог им предложить – заменить в постели меня. Вернее, мог, но вряд ли они польстятся. У меня преимущество?

– Леонард, – ровно сказала я. – Если что-то знаешь… Я помогу, только не лги.

Я едва сдержалась, чтобы не начать его уговаривать. Но слишком жирно ему слушать мольбы Оливии из «Авалона». Их пленница не будет молить.

Я изменила тактику, но Леонард не купился. Ощерился, выставив изменившиеся зубы. Крупные клыки блеснули в лунном свете. Не так страшно, как могли бы – это был оскал шавки, загнанной в угол.

– Расскажи ей, – глубоким, низким голосом велел отец.

Лев ходил у него за спиной. Слева направо, словно был в клетке, только здесь решетки нет. Волк отлично это понимал.

Он косился назад, пытаясь держать хищника в поле зрения. Взгляд метался по всем присутствующим, кроме меня. Для оборотня я не представляю угрозы.

– Ты сначала скажи, что здесь делаешь, Оливия? – слегка едковато спросил он, но на меня по-прежнему не смотрел.

Мне Леонард никогда не нравился. Скользкий, хитрый, неприятный. Его второй сущности больше бы подошел шакал, чем волк. Хотя и так небольшая разница. Еще меньше он нравился мне теперь. Не просто же так его сюда притащили?

– Как ты оказался на работе в «Авалоне»? Ты же терпеть их не мог… Копал под них. Что вдруг сменил направление?

Леонард усмехнулся, мимика была дерганной, как у приговоренного к смерти.

– А чего нет-то? Думаешь, только тебе прикольно парням лизать? Я тоже хочу.

Я скривилась. Нет, то что у Леонарда гнилая сущность, я знала. Позади зарычал лев, и тот отклонился подальше от оскаленной, хватающей воздух клыками, пасти.

– Ладно, все! Я их шантажировал.

– Шантажировал? – переспросила я. – Чем?

– Ты что, меня осуждаешь? Сама спелась со львами, дорогуша! Надолго хватило твоей верности? Да тобой, красавица… Помнишь, я к тебе приходил, как ты порвала с ними? Ты со мной говорить не захотела.

– Помню.

Я была подавлена после преждевременных родов. Но сразу поняла, что следователь-оборотень с хитрой улыбкой и удостоверением, только мне навредит. Можно уметь чувствовать не только оборотней, но и плохих людей.

Постойте… Шантажировать…

Я даже изменилась в лице.

– Чем ты их шантажировал?! – крикнула я.

Весь «Авалон» знал, что я была беременна. А затем ушла из клуба, без ребенка и уже без живота. Он что, думал, что мальчики убили мое дитя?

– Говори, – велел отец.

– Я нашел доказательства, – торопливо сказал Леонард, вновь покосившись назад. – Думал, это поможет карьере или карману, как повезет… Никто не знал, что с вами было, а я выяснил! Говорили много…

– Что ты узнал? – напряглась я. – Что про меня говорили?

– Что тебя там опоенную держали, насиловали… А другие, что ты сама с ними жила. А я узнал, что через несколько дней после твоего возвращения парни спустились на кухню «Авалона» и закрыли ее на ночь.

Он говорил, захлебываясь словами, я едва разбирала сумбурную речь.

– Что за бред ты несешь? При чем тут кухня?

Но я догадалась – не бред. Было страшно слушать продолжение.

– Бред, – он истерично рассмеялся. – Оливия! Ты жила там два года! В смене было трое человек, все работники кухни. Они заперли их и сожрали. А первого знаешь кого?

– Кондитера, – растерянно пробормотала я, чувствуя, что вот-вот хлопнусь в обморок.

Я ела миндальные пирожные накануне и мальчики об этом знали.

Леонард резко рассмеялся. Сейчас он напоминал сумасшедшего: глаза безумные, открытые живые эмоции, словно он прощается с жизнью.

– А я не дурак, – протянул он. – Совсем не дурак, драгоценная моя. Вот и решил, что неспроста. Сходил к тебе, людей поспрашивал, тачки ваши осмотрел. Ты знаешь, что за городом состав почвы другой? Концентрация металлов ниже, а удобрений больше, если пашня там… А еще вкрапления…

Мне показалось, что он не выдержал напряжения и сошел с ума. Что за околесицу он несет?

– Яблочки, иголочки… Оливия, я нашел ваше дерево и раскопал под ним правду. Именно с этим я к ним пришел.

Я пошатнулась, пытаясь схватиться за воздух. Я как будто стала невесомой. Только на нашей грешной земле невесомости нет, и я вот-вот упаду в траву и колючки.

Старший сын поддержал, крепко обхватив руками. Я вцепилась в него, как в спасательный круг – ноги подгибались, а каблуки подворачивались.

– Он забрал мою дочь! – закричала я.

– Успокойтесь, Оливия, – прошептал он, тепло и нежно. – Она на месте. Не волнуйтесь, дослушайте его.

Леонард захихикал, плечи мелко затряслись.

– Да, дослушай! Я ей помочь хочу, дуре… С этим я к ним пришел, Оливия. Говорю, берите меня на работу, не то растреплю всем. Зверь меня ногой к полу – и за глотку. Думал сожрет! Его брат остановил. Сказал, живой полезней дохлого.