Имаго

Н. Р. Уолкер Имаго

Глава 1. Джек

Обычно полет из Мельбурна в Лонсестон проходил без особых событий. Час над Тасмановым морем, прочь от крысиных гонок больших городов, назад в мой родной штат Тасманию, где воздух был чистым, а люди до сих пор здоровались друг с другом.

Я участвовал в национальном собрании региональных менеджеров «Обслуживания парков и заповедников», которое продлилось неделю. У меня была лучшая работа в мире, и такие собрания хоть и были хороши для того, чтобы идти в ногу со временем и узнавать новые тенденции, но все же они напоминали мне, что мое место — на лоне дикой природы.

Я нечасто ездил в Мельбурн. Ночная жизнь там предоставляла больше возможностей для мужчины вроде меня, чем в моем городке, но эта поездка прошла без событий и там. Должен сказать, у двадцативосьмилетнего гея в маленьком провинциальном городке на северо-востоке Тасмании было маловато вариантов для встреч. И когда я сказал маловато, то имел в виду ноль.

В Мельбурне я каждый вечер выбирался куда-нибудь и встречал парней, заинтересованных в перепихоне на одну ночь, но с этим я завязал. Мгновенное удовольствие — это, конечно, здорово, но после я уезжал с чувством пустоты и отстраненности, которое никогда не проходило полностью. Я надеялся найти человека, с которым было бы можно поддерживать связь, встречаться время от времени, разговаривать по телефону и скайпу. Но ни один парень не вызвал у меня интереса. И возвращаться с пустыми руками я был вовсе не рад.

Вот уж чего в моей интимной жизни не было, так это пустых рук.

Я фыркнул от своего унылого каламбура и только потом осознал, что парень, сидящий через проход от меня, подумал, что я посмеялся над ним.

Он одарил меня весьма неодобрительным взглядом, быстро отвернулся и засопел. Я подумал было сказать ему, что смеялся совсем не над ним, но он уже был занят тем, что просил стюардессу быть осторожней с его багажом. Он поднялся на борт самолета в самый последний момент и выглядел довольно взволнованным. Ему и без меня хватало тревог.

Вскоре я уже наслаждался ощущением взлета и полета домой, а тот парень достал свой лэптоп и принялся яростно что-то печатать, поэтому я опустил голову на подголовник и закрыл глаза.

Когда мы приземлились в Лонсестоне, я встал и, доставая сверху свою сумку, нечаянно врезался в кого-то у себя за спиной. Ростом я сто восемьдесят восемь и довольно широк в плечах, поэтому мое телосложение не совсем подходило для замкнутого пространства.

— Ох, простите, — быстро извинился я и, повернувшись, увидел того самого взволнованного парня, который принял мой смех на свой счет. Я улыбнулся ему. — Маловато пространства для парня моего размера.

Он посмотрел на меня словно кролик в свете фар на дороге, моргнул несколько раз, густо покраснел от щек и до шеи и, быстро сев, с низко опущенной головой пробормотал нечто похожее на извинение.

Это была интересная реакция. Мое внимание она привлекла, это уж точно.

Я улучил момент, чтобы рассмотреть его. Он был пониже меня, худощавый, с каштановыми волосами, идеально причесанными и разделенными сбоку на ровный пробор. Кожа у него была бледной, а губы — самыми розовыми, что я когда-либо видел у парня, во всяком случае без блеска на них. Против которого я, в общем, не возражал, просто чтобы вы знали. Но еще на нем была классическая хлопковая рубашка с синим галстуком-бабочкой.

Чертовым галстуком-бабочкой.

Если бы я поискал в интернете Самого Горячего Ботаника На Планете, то появилось бы фото этого парня.

Серьезно. Из-за него у меня внутри начало происходить нечто странное.

Он снова поднял глаза, и я даже не смутился, что меня застукали за разглядыванием. Он же, казалось, не слишком этому обрадовался, поскольку нахмурился, натягивая свой синий пиджак. Затем он опустил голову, стараясь стать меньше, засунул лэптоп под мышку и стал проталкиваться к выходу.

А я остался стоять с разинутым ртом, словно неандерталец.

Покачав головой, я собрал вещи и встал в очередь на выход из самолета.

Ну почему я не встретил такого парня в Мельбурне?

Списав это на непруху, я вышел из самолета и забрал с ленты свой чемодан. Но направившись к выходу, заметил парня с бабочкой около пункта проката автомобилей. Он казался взволнованным. Снова. Возможно, то было его обычное состояние, но сейчас его волнение совсем не выглядело приятным.

— Мне жаль, мистер Гейл, — услышал я голос леди из пункта проката. — Должно быть, это какая-то ошибка. Мы не предоставляем услуги бронирования, и все транспортные средства уже разобрали.

Парень с бабочкой, который оказался мистером Гейлом, положил руки на стойку и уронил на них голову. Потом глубоко вздохнул и поднял взгляд.

— Ну и что же мне делать? Через сорок минут у меня встреча в музее. Мне нужен автомобиль, потому что я не могу заявиться на встречу с профессором с чемоданом, ведь так? И мне предстоит остановиться за городом, куда, естественно, тоже придется ехать. Должен же у вас остаться хоть какой-нибудь транспорт?

Она поморщилась.

— Простите. Но у нас нет брони. Могу я предложить вам такси?

Я чуть было не рассмеялся. Удачи ему с поиском такси от аэропорта до гостиницы, а потом до музея — и все за сорок минут. Бедный парень выглядел совершенно убитым и находился на грани слез.

— Это очень важная встреча, — слабо пробормотал он.

Прежде чем я успел обдумать, что делаю, я остановился с ним рядом.

— Простите, что вмешиваюсь, но я нечаянно подслушал вас. Я направляюсь в вашу сторону, вас подвезти?

Глава 2. Лоусон

— Прошу прощения? — Сказать, что вмешательство удивило меня — причем, не столько само предложение, сколько то, от кого оно исходило, — было бы преуменьшением.

Это был мужчина из самолета. Тот самый, который посмеялся надо мной, когда я садился; гигант, который чуть не сбил меня с ног, решив встать в проходе одновременно со мной. Я был не виноват, что он был абсурдно высок и сложен будто гора. И, конечно же, он, как назло, оказался восхитительно привлекательным, с идеально растрепанными каштановыми волосами и идеальными сияющими карими глазами. И с ямочкой на щеке. Конечно, у него была ямочка. Завершающий штрих на его идеальном лице.

На нем была рубашка с эмблемой «Парков и заповедников» на груди, темные джинсы и рабочие ботинки. Обычно мое внимание не привлекали мужчины, занимавшиеся физическим трудом на природе, но его это каким-то образом делало даже более… идеальным. Уголок его рта приподнялся вверх.

— Я нечаянно подслушал вас. Я направляюсь в вашу сторону, вас подвезти?

Я уставился на него и его дурацкое идеальное лицо.

Он нахмурился.

— До музея.

— Ох. — Верно. Он задал мне вопрос. Или, если точнее, предложил подвезти. — Ну… — Я собрался с мыслями. — Не в моих привычках садиться к незнакомым людям в машину.

Он явно нашел в этом что-то забавное, поскольку безуспешно попытался спрятать улыбку, которая медленно расплылась у него на лице. Он протянул мне ладонь.

— Меня зовут Джек Брайтон. Теперь мы знакомы.

Я с трудом сглотнул и нервно огляделся по сторонам. На нас, вроде бы, никто не смотрел. Леди из проката разговаривала с кем-то по телефону — судя по голосу, с еще одним недовольным клиентом. Возможно с тем самым, кому она отдала мою машину. Я быстро пожал предложенную мне руку. Я настроился на твердую хватку, потому что терпеть не мог вялые рукопожатия, но мне можно было не беспокоиться. Его рука оказалась теплой, сильной, мозолистой… идеальной.

— Лоусон Гейл, — объявил я. — И спасибо за предложение, однако принять его будет не самым мудрым шагом с моей стороны. Я потратил много денег на свое образование, и мне бы очень не хотелось прочесть на своем надгробии, что здесь покоится идиот, по глупости севший в автомобиль к человеку, с которым только что познакомился. И который оказался серийным убийцей.

Джек секунду глазел на меня, а затем рассмеялся.

— Да уж… Меня много за кого принимали, но за серийного убийцу — еще никогда.

Я пригладил кончиками пальцев свои волосы. То была нервная привычка, от которой я старался избавиться.

— Я не хотел вас обидеть.

Его улыбка была широкой и теплой.

— Никто и не обижается. Что ж, тогда я поехал. Желаю удачно добраться до музея за, — он посмотрел на часы, — тридцать минут.

Он развернулся и пошел, покатив за собой чемодан, а я уставился ему вслед.

Какая досада.

Я опаздывал. И у меня не было других вариантов. Я быстро просканировал взглядом стоянку такси через большие стеклянные двери — она была пуста. Досада вдвойне.

Я заторопился за мужчиной, которого только что назвал серийным убийцей. Прямо в лицо. В его до нелепости идеальное лицо.

— Мистер Брайтон!

Он остановился и повернулся ко мне.

— Мистер Брайтон, пожалуйста, подождите, — сказал я, с трудом волоча чемодан и удерживая на плече лямку сумки с лэптопом. — Я прошу прощения за свою грубость. Я с радостью приму ваше предложение. Если, конечно, оно еще в силе. Я буду вам очень признателен.

Он улыбнулся.

— Само собой. Пикап там.

Я последовал за ним на парковку, где он остановился возле огромного полноприводного внедорожника с эмблемой «Парков и заповедников Тасмании». Он снял блокировку, затем забросил свой чемодан в кузов — так легко, словно тот ничего не весил.

Я посмотрел на свой чемодан, который был размером почти с меня, и задумался, как мне поднять его. Может, если он откроет кузов, я смогу как-нибудь затащить его…

Не спрашивая меня, Джек играючи закинул мой чемодан к своему. На его руках бугрились мощные мышцы. Он махнул на пассажирскую дверь.

— Ну, забирайтесь, или пропустите вашу встречу.

Точно. Конечно. Схватив сумку с лэптопом, я сел в машину.

— Еще раз спасибо, — сказал я, пристегиваясь. — Я правда очень вам благодарен.

— Без проблем. — Он завел двигатель, потом переключил рычаг передач на задний ход, посмотрел через плечо, которое было ближе ко мне, и выехал задом с парковки. Выкрутив руль, он переместил рычаг на место, и внедорожник рванул вперед. Я не ожидал, что будет так трясти и грохотать, но дикая сущность этой машины, казалось, шла Джеку.

— Вы работаете в «Парках и заповедниках», — констатировал я очевидную вещь. Для этого было не нужно быть детективом: на нем была рубашка с их лого, и он вел их автомобиль.

— Да. — Он ярко улыбнулся, выруливая на шоссе в сторону Лонсестона.

— Интересный род деятельности, — заметил я. — Вам нравится флора или фауна?

— Люблю и то, и другое. — Он усмехнулся. — Большинство людей сказали бы просто «растения или животные».

Вот и они. Неизбежные насмешки над моим лексиконом.

— Я не большинство.

Его улыбка стала, кажется, еще шире.

— Безусловно нет.

Вместо того, чтобы сделать вид, что мне не обидно, я притворился заинтересованным пейзажами, пролетающими за окном.

— Это было не оскорбление, — продолжил он. — Вообще-то совсем наоборот. Мне нравится, как вы говорите. Вы явно довольно умны.

— Можно сказать, мой IQ выше среднего, — скромно сообщил я.

Мистер Брайтон усмехнулся.

— Еще бы. И на каком именно уровне колоколообразной кривой когнитивного развития расположен ваш результат?

Я стрельнул в него взглядом. Он знал, как измеряют IQ? В обычной ситуации я бы отклонил его вопрос, поскольку обсуждать подобные темы, в особенности с малознакомыми людьми, мне было неловко. Но с ним мне почему-то захотелось быть честным.

— Гений.

Он улыбнулся, глядя в ветровое стекло, и на его щеке появилась ямочка.

— Так и подумал.

— Это вас беспокоит?

— Черт, нет. С чего бы? Поверьте, когда я сталкиваюсь с высоким интеллектом, то угроза — это последнее, что я ощущаю. — Он одарил меня странным взглядом с вопросительно приподнятой бровью, как если бы намекал на что-то еще.

Для меня высокий интеллект тоже не был проблемой. Однако те, кто со мной работал, регулярно напоминали мне, что я лишен навыков общения в социуме. И видит бог, светские беседы и впрямь не являлись моим коньком.

— Значит… — снова заговорил он. Я, должно быть, слишком затянул с ответом. — Важная встреча в музее, да? По работе?

— Не совсем. Ну, частично. — Я откашлялся. — Я встречаюсь с профессором на пенсии, специалистом по моему профилю. Мне нужно провести двухнедельное тематическое исследование в рамках получения докторской степени.

— Докторской степени? По медицине?

— О, нет. Я не врач, боже, нет. Я не выношу вида крови. — Даже мысль об этом вызывала у меня дискомфорт. — Я лепидоптерист.

Он медленно кивнул.

— И это…?

— Я изучаю бабочек и мотыльков. Преимущественно бабочек.

— Ух ты. Интересно, — сказал он. Кажется, искренне. Большинство людей считали милым, что я гонялся за бабочками, словно ребенок. — Могу поспорить, это сложные малявки. А мое любимое животное — стрекоза. Только не говорите об этом моей собаке, иначе она никогда меня не простит. И я знаю, что бабочки отличаются от стрекоз, но стрекозы… Ну, я не знаю, они просто не поддаются логике.

Я пристально посмотрел на него через салон.

— Стрекозы — невероятные насекомые. Хотя я не уверен, что вы подразумеваете под «не поддаются логике». Логике для какой цели? И чьей? Ведь логика — это человеческая величина, которую едва ли можно соотнести с Царством животных.

Он широко улыбнулся.

— Я всего лишь о том, что они выглядят так, словно не должны уметь летать, однако летают. И еще они вроде как напоминают пришельцев. Не то чтобы я видел много пришельцев, чтобы соотнести тех и других.

Я вздохнул.

— Прошу прощения. Я не хотел вас обидеть… — Я зацепил кутикулу на большом пальце. — Мой руководитель, профессор Майкл Эстерли, постоянно напоминает мне о моей неспособности поддерживать разговор. Конечно же стрекозы могут не поддаваться логике, и я прошу прощения, если невольно предположил, что утверждать это глупо.

Теперь он расхохотался. Его смех, хоть и прозвучал очень громко в ограниченном пространстве кабины, был теплым, а в уголках его глаз появились морщинки.

— Я думал, мы очень даже неплохо поддерживаем разговор. Больше похоже на то, что ваш профессор Эстерли, скорее всего, сам не знает, как вести интересные разговоры с умными людьми.

Я обнаружил, что улыбаюсь.

— Профессор — умный человек.

— Но не настолько умный, как вы.

Я покачал головой, не в силах отвести взгляд от этого сбивающего с толку человека-горы, которому нравились стрекозы.

— Нет, не настолько.

Мистер Брайтон тоже посмотрел на меня и провел языком по нижней губе.

— Кхм. — Он прочистил горло. — Что ж, вот и музей.

Я взглянул в окно и обнаружил, что мы припарковались напротив музея Королевы Виктории. Я даже не заметил, что машина больше не движется, не говоря уж о том, что она прибыла к месту моего назначения.

— Ох, точно. — Я схватил свою сумку и взглянул на часы. 11:55. У меня было пять минут на то, чтобы попасть внутрь. Я быстро распахнул дверцу, а затем остановился.

— Вы ведь знаете, что Да Винчи нарисовал первый проект вертолета по типу стрекозы за сотни лет до того, как братья Райт сконструировали аэроплан?

Уголок его рта дернулся вверх.

— Знаю, да.

— Так, может, строение стрекозы не такое уж и нелогичное?

— Либо Да Винчи счел его таким нелогичным, что ему захотелось непременно узнать, как это работает.

Я хотел было опровергнуть его аргумент, но чем больше думал об этом, тем меньше хотелось спорить.

— Возможно.

Он улыбнулся так, словно выиграл первый приз. А затем сказал:

— Вам нужно идти.

Ох, да. Точно. Я вышел из машины и, прежде чем закрыть дверцу, сказал:

— Спасибо, мистер Брайтон. Я правда очень ценю, что вы подвезли меня.

— Обращайтесь в любое время, — ответил он. — И пожалуйста, зовите меня Джек.

Глава 3. Джек

Я сидел и смотрел, как Лоусон убегает в музей. Безупречно одетый, с идеальной прической волосок к волоску, он казался самим совершенством. Но у меня создалось впечатление, что он опаздывал на абсолютно все свои встречи. Таких, как он, я еще не встречал. Он был жутко умным — несомненно, гением — и при этом абсолютно не понимал, какой он потрясающий. Он одевался в стиле двадцатых годов, а разговаривал на королевском английском, словно только что проглотил Оксфордский словарь.

Боже. Из-за него моему сердцу становилось тесно в груди.

Я хотел провести с ним больше времени. Обсудить с ним нелогичность людей и стрекоз и спросить, почему именно бабочки? Я хотел попробовать его розовые губы на вкус и посмотреть, как далеко вниз заползет румянец по его шее.

Судя по тому, каким взглядом он окинул меня, когда я врезался в него в самолете, и потом, возле пункта проката, он определенно был геем. Или хотя бы интересовался мужчинами.

Осталось только придумать, как увидеться с ним еще раз… И тут я вспомнил, что он оставил в моей машине свой чемодан. Я победно улыбнулся, и поскольку было неясно, сколько продлится его встреча в музее, у меня был повод сидеть и ждать.

И я начал ждать.

Двумя часами позже он выбежал из музея и, увидев, что я жду его, прислонившись к пикапу, запутался в своих ногах. Он оглянулся, чтобы убедиться, не улыбаюсь ли я кому-то еще, что сделало его еще привлекательней.

— Вы забыли свой чемодан, — крикнул я.

— О! — Он с перепуганным — и очаровательным — видом заторопился ко мне. — Я вынудил вас ждать все это время. Приношу свои извинения.

— Ну, я мог бы соврать и сказать, что это причинило мне ужасное неудобство, но я был только рад подождать. Это дало мне прекрасную возможность пригласить вас на ужин.

Он уставился на меня так, словно не понял смысл моих слов, а затем его щеки расцвели розовым цветом.

— О.

— То есть, если вы, конечно, хотите, — уточнил я. Боже, я даже не знал, не встречается ли он с кем-нибудь… Или расположен ли в принципе сходить на ужин с мужчиной. — Если вы заинтересованы.

Он несколько раз открыл и закрыл рот и покраснел еще гуще.

Тогда я смягчил вопрос:

— Мне не часто выпадает возможность поужинать с человеком, который может поддержать интересный разговор. Если хотите, ничего больше не будет. Только ужин и разговор. Я угощаю.

Он моргнул и тяжело сглотнул.

— Я… Ну, я… да. Да, думаю, я был бы не против. Хотя должен предупредить, что, как я уже говорил, мои навыки общения оставляют желать лучшего.

Я широко улыбался. Просто ничего не мог с собой сделать.

— Я думаю, мы прекрасно справимся с разговором.

Он выдохнул, затем пригладил свою и без того идеальную прическу, нервно огляделся по сторонам и улыбнулся.

— Тогда, — сказал я, — в какой гостинице вы остановитесь? Если я верно запомнил, она где-то за городом?

— О! — Вид у него снова стал перепуганным. — Когда вы сказали про ужин…

Я взорвался хохотом, поняв, что он принял мои слова за непристойный намек.

— Нет, нет, я не это имею в виду. Я отвезу вас в гостиницу и, как истинный джентльмен, позже заеду за вами, и мы отправимся ужинать. Согласны? В смысле, я был бы не против увидеть ваш номер изнутри, но я ожидал только ужин и разговор.

Теперь он покраснел до глубокого бордового цвета. И черт меня подери, если его румянец не исчезал под воротничком. Он смотрел куда угодно, только не на меня.

— Что ж, я должен был поселиться в местечке под названием Скоттсдейл…

— Скоттсдейл?

— Да. Его предложил профессор Тиллман, потому что оттуда намного легче добираться до нужных мне мест. Но у меня не вышло арендовать машину. Если бы мы смогли найти другой прокат, я был бы очень вам благодарен.

— Я могу сделать кое-что лучше, — сказал я. — Отвезти вас туда.

Он выстрелил в меня взглядом.

— Нет, я не могу просить вас о таком. Я и так доставил вам ужасные неудобства.

— Я живу в Скоттсдейле, так что никаких неудобств.

Он не упустил ни слова. Его глаза сузились.

— Когда вы предложили меня подвезти, то сказали, что музей вам по пути. Я только поэтому и согласился. А теперь вы говорите, что живете в шестидесяти километрах отсюда? Центр Лонсестона едва ли вам по пути. И ужин? Вы бы опять отправились в такую даль ради ужина?

— Да, — признался я честно. — Это всего сорок пять минут езды. Я постоянно так езжу. А музей и правда мне по пути, когда я выбираю дорогу, ведущую через город, что в данном случае я и сделал. И потом, кто сказал, что у меня нет здесь своих личных дел? Может, я приехал сюда не только ради вас.

Это закрыло ему рот.

— О. Ну конечно не только ради меня.

Я старался не улыбаться, но сдержаться не смог.

— Но на самом деле только из-за вас. Я предложил поездку к музею, потому что вы попали в тупик. А еще, врать не буду, потому что вы очень симпатичный. Это было решающим фактором.

Он моргнул.

Я рассмеялся.

— Вы нечасто получаете комплименты, да?

Не дожидаясь ответа, я открыл пассажирскую дверцу.

— Запрыгивайте.

Я обошел машину и сел за руль, а он, все еще стоя у дверцы, нахмурился и серьезно посмотрел на меня.

— Вы ищете оправдание для поездки в Скоттсдейл? Это тоже какая-то уловка?

— Не-а. Никаких уловок. Я правда живу там. И моя собака наверняка гадает, куда я запропастился. Я обещал ей к обеду быть дома. — Я завел пикап. — Да и зачем мне уловки? Вы ведь уже согласились на ужин со мной.

— Я мог отказаться, — строптиво сообщил он, забираясь на сиденье. — Отклонить приглашение в точности соответствовало бы моему представлению о приличиях.

Я хохотнул.

— Что ж, мы можем обсудить ваше представление о приличиях за стаканчиком, если вам не хочется есть. — По его взгляду и цвету, в который окрасились его щеки, мне стало понятно, что он рассмотрел в моих словах смысл, который я вовсе не вкладывал. Я рассмеялся еще сильнее. — Не те приличия, о которых явно подумали вы.

— Я ни о чем таком не подумал, — пролепетал он.

— Абсолютно точно подумали. И если что, я согласен. Но, пожалуйста, позвольте сначала сводить вас на ужин. Я же все-таки джентльмен.

Он попытался было что-то ответить, но, похоже, не смог найти слов. Тогда он отвернулся к окну и стал смотреть на проплывающий мимо город. Кончики его ушей были розовыми, и он по-прежнему цеплялся за сумку с лэптопом у себя на коленях. Мне стало стыдно из-за того, что я воспользовался его смущением, но прежде чем я успел извиниться, он резко повернулся ко мне.

— Давайте проясним. Я сам выбираю, где и когда раскрывать свои представления о приличиях. Не вы. Я весьма признателен за поездку через Тасманию, которую вы любезно обеспечили мне, но такой личной информацией на первом свидании не делюсь. Потому что я все-таки тоже джентльмен.

Красивый, умный ботаник, да еще и дерзкий. Боже, он становится все лучше и лучше.

— И вы можете перестать так улыбаться, — добавил он.

— Нет, спасибо, мне и так хорошо, — сказал я, по-прежнему улыбаясь ему. — Вы только что назвали ужин свиданием. Согласно моему представлению о приличиях мне следует улыбаться.

Он возмущенно засопел, но теперь и сам старался спрятать улыбку.

— Думаю, вам послышалось.

Я был вполне уверен, что нет. Я был так заинтригован им, что перспектива узнать его ближе приводила меня в восторг.

— Я так понимаю, встреча с профессором прошла хорошо?

— Исключительно хорошо. Он очень щедрый человек. Пожертвовал музею свою впечатляющую коллекцию, которую собирал на протяжении почти шестидесяти лет.

— Он работает там?

— Не совсем. Ему уже за семьдесят. Он просто отдал всю коллекцию музею и пожелал, чтобы я увидел ее. По какой-то причине я ему симпатичен, — сказал Лоусон. — Он попросил меня провести полевое исследование. Точнее сказать, выбрал меня. Он утверждает, что уже слишком стар для прогулок по полям, и он доверяет мне.

— Вы встречались прежде?

— До сегодняшнего дня — нет. Я изучил его работы и прочел множество его статей, а также посетил его лекцию в университете Мельбурна.

— Как он может вам доверять, если вы встретились только сегодня?

— Потому что он изучал мои работы и читал мои статьи. Он сказал, что моя диссертация была гениальной.

Он говорил о своих достоинствах без хвастовства. Полагаю, ему и не нужно было хвалиться. Если он был таким умным, как утверждал, это говорило само за себя.

— Думаю, ему нравится то, что я… держусь особняком от коллег, — продолжил он. — Я имею склонность прямо высказывать то, что у меня на уме, что бесконечно раздражает мое начальство. Я также отказываюсь слепо соглашаться с их решениями только ради продвижения в плане карьеры.

— Что за полевые исследования он доверил вам?

— М-м…

— Вы предпочли бы не говорить, — пришел к выводу я. — Чтобы не обмануть его доверие. Я понимаю.

— Спасибо. — Лоусон вздохнул и какое-то время рассматривал пролетающий за окошком пейзаж. — Здесь очень сухо. Я ожидал, что Тасмания будет более зеленой.

— Сильная засуха, — объяснил я. — Количество осадков в этих местах уже третий год ниже нормы. На западном и южном побережьях вообще не сталкиваются с засухой, а на северном и восточном ведут с ней борьбу. Особенно фермеры. В городах уже два года как установлено ограничение третьего уровня на использование водных ресурсов.

— Насколько я понимаю, сохранность водных ресурсов — важная часть вашей работы.

— Ага. Именно так. Земля, вода, экосистемы, флора, фауна — все это нужно беречь.

Он улыбнулся мне так, словно что-то внутри него встало на свое место.

— Всецело согласен.

И пока мы неслись по шоссе на скорости сто километров в час, наши глаза лишь на мгновение встретились, и все внутри меня тоже встало на свое место.

Глава 4. Лоусон

Скоттсдейл оказался маленьким сельскохозяйственным городком с населением с две с половиной тысячи человек. Там имелись начальная школа, старшая школа, маленький супермаркет, гостиница с баром, почта, кондитерская и больше практически ничего. Однако он был очень живописным. Главная улица сохранила свой первозданный вид с традиционными верандами под навесом, ставнями на окнах и старомодными указателями. Это было очаровательно.

— Куда вас отвезти? — спросил Джек, пока мы ехали по главной улице.

Я вытащил телефон и прочел письмо с подтверждением о бронировании.

— В «Пансион Блумов». Выбрать можно было либо его, либо гостиницу. Мне не нравится шум, поэтому я предпочел вариант поспокойнее.

Он понимающе улыбнулся.

— У «Блумов» чудесно. Ну, сам я никогда не останавливался там, но место выглядит мило, а хозяева хорошие люди. Хотя гостиница тоже не плоха. Никаких бурных ночей, никаких неприятностей, если вы волновались об этом.

Я проигнорировал его косвенный вопрос.

— Вы знаете в городе всех?

— Практически.

— Сколько вы здесь живете?

— Три года. Здесь было значительно больше зелени, когда я переехал. И значительно красивее, но мне и сейчас нравится здесь.

— Откуда вы родом?

— Из Хобарта. А вы?

— Из Мельбурна.

Джек кивнул и остановился перед старомодным коттеджем с вывеской «Пансион Блумов», которая покачивалась на столбике во дворе.

— Что ж, вот мы и приехали.

— Да.

— В общем, по поводу ужина, — начал он. — Сначала я собирался сводить вас в какое-нибудь приятное заведение в Лонсестоне, поскольку думал, что вы остановитесь там. Но вы поселились здесь. В смысле, если хотите, мы все равно можем поехать в город, потому что здесь выбор мест, где можно поужинать, небольшой. Только бар и фаст-фуд на углу. У них неплохая рыба с картошкой, а в боулинге пристойная китайская кухня, но если бы я хотел произвести впечатление, то предпочел бы поесть в более красивом месте.

— А вы хотите произвести впечатление? — спросил я.

Джек посмотрел мне прямо в глаза.

— Да.

Мой желудок как-то странно, но приятно сжался.

— Тогда пусть это будет сюрприз.

— О, хорошо, — сказал он со смешком. — Значит, никакого давления.

Я улыбнулся, почувствовав себя победителем. Почему — я понятия не имел.

— И чтобы вы знали, мои ожидания связаны не с едой, а скорее с компанией. И я уже впечатлен.

От его непосредственной улыбки замирало сердце. Я отстегнул ремень, пока не наделал глупостей, дернул за ручку двери и выбрался из пикапа. Джек сделал то же самое и встретил меня снаружи. Он вытащил мой чемодан и поставил его между нами, продолжая держаться за ручку.

— Тогда встретимся в шесть? Через три часа. Этого времени достаточно?

— В шесть было бы идеально.

Он все улыбался и смотрел на меня.

— Кхм… можно, я возьму свой чемодан?

— О, конечно. — Он отпустил ручку и вытер ладони о бедра. — Значит, в шесть. Я припаркуюсь здесь же. — По-прежнему улыбаясь, он сделал шаг назад, потом еще один, словно не хотел отворачиваться от меня. И даже обходя свой пикап, он все так же улыбался мне. Он дико располагал к себе. А то, что он был настолько же мил, насколько высок, было исключительно бонусом.

Волоча чемодан к двери пансиона, я поймал себя на том, что улыбаюсь. Меня встретила маленькая седовласая женщина с розовыми щеками, которая представилась Нолой. Подтверждая мою бронь и проводя оплату по карте, она то и дело посматривала на мой галстук-бабочку.

— В будни у нас не очень много народу. Вы приехали по делам?

— Да. — Я вежливо улыбнулся. Она была милой женщиной, однако я был не из тех, кто выкладывает все личные подробности незнакомцам. Разве что привлекательным гороподобным незнакомцам с восхитительной улыбкой. Но у меня создалось впечатление, что эта леди неравнодушна к сплетням.

— Это ведь Джек Брайтон вас высадил?

Точно сплетница.

— А, да.

— Такой приятный молодой человек. Переехал сюда около трех лет назад. Работает в рейнджерской службе, живет на Станнинг-роуд. Мы думали, что городскому жителю быстро станет здесь скучно, но он отлично вписался с первого же дня. Говорят, нужно двадцать лет, чтобы стать местным, но сдается мне, что он уже не хуже любого из наших. — Она заговорщицки оглянулась, словно кто-то мог подслушать ее. — А еще говорят, что он не склонен встречаться с женщинами, если вы понимаете, о чем я. Конечно, это абсолютно не мое дело, но…

Было несомненно, что она все делает своим делом. Как — судя по тому, как она поглядывала на меня — было несомненным и ее предположение, что он может интересоваться мужчинами, в частности мной. Я бы не удивился, если бы она мне подмигнула.

— Да, абсолютно не ваше, — сказал я с улыбкой, которая контрастировала с моим тоном. — Я был бы очень благодарен, если бы вы показали мне номер.

— О, да. — Она уловила намек и по пути к моему номеру болтала только о том, что происходит в Скоттсдейле. — Это отдельная комната. Сегодня вы здесь единственный гость, а мы с Биллом живем в другом конце дома. Вас не побеспокоит ни один звук.

— Спасибо. — Я открыл дверь и, закатив внутрь чемодан, увидел, что весь мой личный багаж был доставлен.

— О, их привезли вчера, — сказала Нола, кивая на пластиковые контейнеры для хранения. — Мы занесли их сюда, но конечно же не заглядывали внутрь. Я не хотела любопытничать.

Это сообщило мне о том, что она сунула нос в каждый. Она все еще говорила, но у меня было не так много времени.

— Спасибо. Мне правда нужно отдохнуть. Это был долгий день.

— Ох, конечно. Не обращайте на меня внимания. Я известная болтушка, — сказала она со стариковской улыбкой. — Во сколько вы бы хотели поужинать?

— О, сегодня ужин не понадобится. Однако спасибо.

— О.

Она подождала объяснения, которое я не намеревался давать.

— Что ж, ладно. Во сколько вы желаете позавтракать?

— В семь, если это удобно.

— Да, да. Очень удобно. — Она мечтательно вздохнула. — Должна сказать, это замечательно — встретить кого-то вашего возраста, кто разговаривает должным образом. Молодежь в нынешние времена…

— Спасибо, Нола. С вашего позволения мне нужно воспользоваться уборной.

— Ох! — сказала она и быстро шагнула за порог. — Какой вы любезный. А я-то вас отвлекаю.

Закрыв за ней дверь, я все еще слышал, как она говорит, спускаясь по лестнице. Я упал на кровать, которая оказалась на удивление мягкой и удобной, и громко вздохнул, наслаждаясь благословенной тишиной. Я солгал, сказав, что мне нужно в уборную, но не солгал о том, что это был насыщенный день. Не только потому, что я встретился с профессором Тиллманом и мне предстояло по-настоящему освоить все, что он рассказал, но и потому, что встретил Джека Брайтона.

И каким-то образом заполучил свидание с ним.

Я, Лоусон Гейл. Выдающийся ум и ботаник. Парень, которого никогда не приглашали на свидания, который никогда не встречался. Я не был евнухом, но и… неразборчивым тоже не был. Я никогда не притягивал взгляды красивых незнакомцев. Черт, да и вообще никаких. Но он вопреки всему проявил ко мне интерес.

Жаль, что мы не обменялись номерами телефонов. Я бы позвонил ему и посоветовал не заезжать за мной. Разумеется, я был в состоянии пройти по главной улице и встретиться с ним подальше от любопытствующих глаз Нолы Блум. Еще я мог бы спросить его, как мне одеться для ужина. Я ведь понятия не имел, куда он меня поведет: на пятизвездочный ужин в Лонсестоне или в парк на пикник.

Мне и правда нужно было об этом спросить. И правда не следовало быть таким наглым, чтобы предложить ему сделать сюрприз.

Несмотря на все, я принял душ и к шести оделся в то, что, как я надеялся, было подходящей одеждой. Джек подъехал, как только я вышел.

— Минута в минуту, — сказал он, когда я сел в машину. В самую первую очередь я заметил его улыбку. А во вторую — теплый, пряный запах его лосьона после бритья: легкий, однако волнующий.

— Я надеялся избежать миссис Блум, — объяснил я. — Я не разузнавал у нее о вас, но она точно разузнавала. Сказала мне, что по слухам вы не встречаетесь с женщинами. Мне жаль, если вы считали свои личные дела личными, но похоже, что миссис Блум сделала их… неличными.

Две долгих секунды он смотрел на меня, а потом громко расхохотался.

— Нола Блум — городская сплетница. И я не скрываю тот факт, что я гей. Никогда не скрывал. Насколько я знаю, обо мне в курсе весь город, и Нола была бы очень расстроена, если бы обнаружила, что официально узнала об этом последней.

— О.

Он, перестав улыбаться, нахмурился.

— Вас не напрягает, что люди знают? Если вас смущает, что кто-то подумает, что у нас свидание…

— Но ведь у нас свидание, да?

— Надеюсь, что так.

— Тогда мне все равно. Если вас беспокоит, открыт ли я, так сказать, то да. С тринадцати лет. В сущности, мне никогда не требовалось сообщать о себе, потому что, глядя на меня, все сразу же понимают…

Он робко улыбнулся мне.

— Что вы потрясающий?

Я почувствовал, что краснею.

— Э, нет.

Джек откинулся на сиденье.

— Ладно. Итак, это свидание-сюрприз, — сказал он. — Мне пришлось потянуть за кое-какие ниточки, но думаю, вам понравится. По крайней мере, я очень на это надеюсь.

— Я подходяще одет? — Я выбрал синие брюки и белую рубашку в сине-бордовую клетку.

Он посмотрел на мой галстук-бабочку, а затем мне в глаза.

— Идеально.

Сам он надел светло-коричневые брюки и черную рубашку с рукавами, закатанными до локтей. Она сочеталась с его темными глазами.

— Вы хорошо выглядите.

— Спасибо. — Он прочистил горло, завел машину и поехал по главной улице. — Как я уже говорил, мне пришлось попросить кое-кого об услуге. Не хотел вести вас в просто какое-то старое место. — Он остановил пикап недалеко от гостиницы, куда, как я искренне надеялся, мы не собирались идти.

Джек выпрыгнул из машины и подождал, пока я присоединюсь к нему. Потом пошел в сторону гостиницы, из бара которой слышалась музыка и громкие голоса, и я внутренне съежился.

— Мы идем в бар?

— Нет, — сказал он. — Мы идем вот сюда.

Он встал напротив кондитерской, расположенной рядом с почтой, которая была рядом с гостиницей. Существовала только одна проблема…

— Кхм, Джек… Она закрыта. — Свет внутри не горел, а на дверной табличке было четко написано: «Закрыто».

Джек улыбнулся.

— Сюрприз!

Он толкнул дверь, и, к моему удивлению, она отворилась. Шагнув внутрь, он подождал, пока я последую за ним. За стойкой стояла блондинка, лицо которой расплылось в широкой улыбке. Джек глубоко вздохнул.

— Ремми, это Лоусон. Лоусон, это Ремми — моя замечательная подруга и владелица лучшей кондитерской Скоттсдейла.

— Здравствуйте, — сказала мне Ремми. Все ее лицо улыбалось, если такое было возможно. Она быстро взглянула на Джека, и они словно обменялись безмолвными фразами. — Верно. Я пойду. Не забудьте закрыть потом дверь. — Она подхватила сумку и ушла, звякнув колокольчиком над дверью. Джек закрыл за ней, и только тогда я заметил столик на двоих, на котором стояла накрытая салфеткой корзина, несколько бутылок с каким-то напитком и маленькая белая вазочка с единственным цветком.

Должно быть, заметив, куда я смотрю, он тихо проговорил:

— Это местная ромашка. Ботаническое наименование Helichrysum milliganii или цмин Миллигана. Ее открыли здесь, в Скоттсдейле. Я подумал, это будет хорошим штрихом.

Я потерял дар речи.

Джек тяжело сглотнул.

— Я простой человек. Я мог бы отвести вас в лучший ресторан и заказать самое дорогое вино, но вы хотели сюрприз. А я хотел сделать что-то, что покажет вам, кто я. Я обычный парень, а это кондитерская моих друзей. Ремми — француженка, ее муж Нико — португалец. Они делают лучшие пироги и выпечку. И я подумал, что тут мы будем наедине.

— Здесь идеально. — Я посмотрел на него и проглотил ком в горле. — И вы не обычный парень.

Он с облегчением улыбнулся.

— Вам точно здесь нравится?

— Вполне, — кивнул я.

Он выдвинул для меня стул, и, садясь, я снова уловил аромат его лосьона после бритья.

— Признаюсь, я занервничал, когда вы подъехали сюда. Я подумал, что мы пойдем в бар.

Джек сел на стул и одарил меня мягкой улыбкой.

— Почему вы занервничали?

Я разгладил ткань своих брюк.

— Я не отношусь к тому типу мужчин, которым рады в большинстве баров в маленьких городках.

— Местные — неплохие ребята. Как я уже говорил, я никогда не скрывал того, что я гей, и никто не сказал мне ни слова.

— Потому что вы высокий и сложены как гора. А я нет. И мое чувство стиля имеет тенденцию оскорблять мужское начало в некоторых мужчинах. — Я пожал плечами. — А также я не нахожу увлекательными разговоры о футболе или непристойные шутки о женщинах.

Джек подавил улыбку.

— Я люблю футбол, хотя предпочитаю не самую популярную в этих краях лигу. И я счастлив сказать, что ни разу не слышал от местных парней непристойных шуток. Не то чтобы я был частым посетителем бара. — Он посмотрел на мою рубашку, галстук, а затем снова в глаза. — Так уж получилось, что мне нравится ваше чувство стиля. Я и не подозревал, что галстуки-бабочки однажды покажутся мне столь привлекательными.

От его слов мое лицо вспыхнуло, и я был благодарен за то, что он не стал это комментировать. Он просто снял с корзины салфетку и открыл нечто похожее на пироги. Сверху лежала сложенная записка.

— Ужин, — сказал Джек. — Я спросил Ремми, что она подала бы на стол, если бы старалась кого-то впечатлить. Она сказала предоставить это ей. — Он взял записку, развернул ее и прочел про себя, улыбаясь. Затем передал ее мне. Это было написанное от руки меню.

«Конвертики с мясом ягненка, мятой и медом, приготовленные из свежих ингредиентов, с гарниром из запеченных овощей. В дополнение предлагается свежеизготовленный местный яблочный сидр. Десерт в холодильнике. Приятного вечера!»

— Ух ты. — Это было так лично и интимно, но расслабляюще. Ничего идеальнее для меня и придумать было нельзя. — Я не знал, чего ожидать, но точно не этого. Если вы хотели произвести впечатление, то вам более чем удалось.

Джек положил пару пирожков мне на тарелку.

— Это заслуга Ремми. Я лишь придумал идею и принес столик, а она сделала все остальное. — Он налил мне яблочного сидра, затем себе и поднял бокал. — За вас.

Я чокнулся с ним.

— За самое необычное первое свидание в моей жизни.

Джек широко улыбнулся.

— Я рад.

Отпив сидра, я одобрительно застонал.

— Вкусно.

— Его, кстати, производят недалеко отсюда.

— Вы очень гордитесь местом, в котором живете, да?

Он кивнул.

— Я люблю его. Маленькие города не для всех, я понимаю. Но здесь я чувствую себя частью общины. Я вношу свой вклад и вознагражден друзьями, которые устроили нам самое уникальное первое свидание. — Он улыбнулся. — Я люблю тихую жизнь.

— Могу вас понять. У жизни в большом городе есть свои преимущества, но она истощает.

— Вы из Мельбурна? — спросил он. Я кивнул. — Расскажите мне о себе. Какова история Лоусона Гейла?

— Рассказывать особенно не о чем, — начал я.

— Вы лепидоптерист, по гениальности соперничающий с Эйнштейном. Поверьте, вы о многом можете рассказать.

Я откусил пирожок с мясом и насладился вкусом, прежде чем снова заговорить.

— Исключительно вкусно. — Затем я ответил на его вопрос. — Я родился в Мельбурне и жил там всю жизнь. Учился в университете Мельбурна. Родителей не слишком обрадовал мой выбор профессии, но в итоге они согласились с ним. — Я положил в рот еще немного еды — на этот раз из горшочка с овощами, наполненного сладким картофелем, баклажанами и артишоками с сыром фета и бальзамическим уксусом. Это было невероятно. Я так увлекся едой, что забыл о разговоре.

Хотя Джек, похоже, был счастлив наблюдать, как я ем. Его глаза не отрывались от моего рта, а губы сладострастно приоткрылись. От его преисполненного желанием взгляда по моей груди разлился жар, и я задался вопросом, сочтет ли он мои действия неприличными, если я встану, обойду стол, возьму его лицо в руки и поцелую?

Глава 5. Джек

Отложив вилку, я сделал большой глоток сидра, чтобы потушить желание, разгоравшееся в моем животе. Я не был уверен, что сдержу свое обещание быть джентльменом, если Лоусон издаст во время еды еще один стон или так же соблазнительно скользнет вилкой меж губ.

Боже. Он был таким сексуальным, и, что делало его еще привлекательней, на самом деле понятия не имел о том, каким чувственным был.

— Прошу прощения, — произнес он, делая глоток сидра. — Все так вкусно, что я забываю разговаривать. Пожалуйста, передайте Ремми, что я впечатлен ее кулинарным талантом.

— Передам. — Я снова набрал полный рот еды и, пережевывая ее, постарался направить мысли в нужное русло. — Расскажите мне о своей семье.

Я узнал, что у него есть старшие брат и сестра, что его назвали в честь Генри Лоусона, и что его брат Патерсон и сестра Маккеллар тоже были названы в честь известных австралийских поэтов. Все трое были одаренными детьми.

— Нет нужды говорить, что в школе нам пришлось нелегко. То, что мы были детьми с необычными именами, которые предпочитали читать, не создавало условий для целостного процесса обучения. Я очень близок с братом и сестрой. Мы часто общаемся. Паттерсон работает в сфере ядерной медицины, а Маккеллар занимается интервенционными эпидемиологическими исследованиями.

— Ого.

Лоусон чуть-чуть улыбнулся.

— Родители надеялись, что я буду изучать медицину. Если быть точным, анестезиологию и предоперационную медицину. — Он состроил гримасу. — Но это было не для меня.

— Почему именно бабочки?

Его улыбка была искренней и широкой.

— Я увлекся ими благодаря дедушке, но они завораживали меня с самого детства. Когда я был маленьким, то мог поймать их и часами рассматривать, прежде чем отпустить. Они невероятно сложные и в то же время простые создания. Хрупкие, но способные противостоять силам природы.

Он смутился, застеснявшись признания, что немного огорчило меня.

— Ваша увлеченность любимым делом прекрасна. Я очень заинтригован. Я бы хотел узнать больше.

Он склонил голову набок.

— Правда?

— Конечно. А что, это странно?

— Ну, большинство мужчин, с которыми я встречался, считали мою работу детским занятием. Они не воспринимали ее всерьез.

— Тогда вы встречались с неправильными мужчинами. Говорить об изучении и сохранении целого вида замечательно.

Во взгляде Лоусона словно зажегся огонь.

— Спасибо за эти слова. И за понимание. — Он тяжело сглотнул, а его взгляд, казалось, стал интенсивнее. — Расскажите мне о себе. О своей семье, о работе в «Парках и заповедниках».

— Я вырос в Хобарте. У меня есть две сестры, Поппи и Эйприл, мама и отчим, и мое детство было самым обычным. Никогда особо не любил школу, больше предпочитал быть на улице. Каким-то образом получал хорошие оценки, поэтому поступил на экологический факультет в университете Сиднея. Был волонтером в сельской службе пожарной охраны, и являюсь им по сей день. Я реализовывал в «Парках и заповедниках» программу пропаганды, стоял у ее истоков, так сказать. И теперь у меня есть лучшая работа на свете.

— Что вы делали в Мельбурне? — спросил он, доев то, что лежало у него на тарелке. — Раз утром вы были в том самолете.

Боже, неужели это было сегодня утром?

— Приезжал на национальную конференцию для региональных менеджеров. Ее устраивают пару раз в год. — Я отхлебнул сидра. — Я не против поездок. Всегда хорошо сменить обстановку, а вкус ночной жизни один-два уикенда в году помогает, так сказать, утолить зуд. Но еще напоминает о том, как сильно я люблю тихие вечера дома.

Он секунду помолчал, потом облизнул свои розовые губы и спросил:

— А в этот раз вы утолили свой зуд?

Вот черт. А он не шутил, когда говорил, что не силен в разговорах и социальных навыках. Он, несомненно, умел, не моргнув глазом, задать прямой и личный вопрос. Под его пристальным взглядом у меня внутри все перевернулось.

— Э… нет. Ни одно из предложений не вызвало у меня интереса. Однако затем я положил глаз на кое-кого в самолете. На привлекательного парня в галстуке-бабочке.

— И как продвигаются ваши дела?

Я улыбнулся ему.

— Надеюсь, нормально.

— Я бы сказал, даже лучше, чем просто нормально.

Я усмехнулся.

— Теперь я рад, что предложил подвезти его.

— А я рад, что принял его предложение. Мои первоначальные опасения в том, что он может быть серийным убийцей, кажется, оказались безосновательны.

— Я рад.

Он улыбнулся и отпил сидр.

— Ну, человек, хорошо знающий местные леса, с легкостью мог бы спрятать там множество тел.

Тут я рассмеялся.

— Спасибо.

Лоусон поерзал на стуле.

— Расскажите мне о своей работе. Чем именно вы занимаетесь?

И вот так, за португальскими мини-пирожными, которые я достал из холодильника, и еще одной бутылкой сидра, я рассказал ему о сборе данных и сверке, об обследованиях воды и почвы, о маркировке животных, о составлении и чтении отчетов. О важности информирования общественности, о том, как мы осуществляли планы действий и как соотносили влияние человека на окружающую среду с изменениями, которые наблюдали.

Лоусон внимательно слушал, затем рассказал о собственной интерпретации сохранения экологических систем, и о том, как изучение бабочек выявило сокращение мест их обитания и репродукции, как одни виды смогли адаптироваться, а другие полностью исчезли.

Я был готов слушать его бесконечно. Он рассуждал так красноречиво, так здраво. Рассказывая об отвлеченных вещах, он держал руки на коленях. Но когда он заговаривал о бабочках, его лицо загоралось, и он принимался увлеченно жестикулировать, теряя свою обычную сдержанность и застенчивость.

Стук в дверь до смерти напугал нас. Я посмотрел на часы и встал. Боже. Почти полночь. Мы действительно проговорили так долго?

Заглянув за штору, я увидел Стива, местного сержанта полиции. Ему было около пятидесяти, он был здоров как бык и нравился абсолютно всем, кто встречал его. Я открыл дверь и улыбнулся ему.

— Стив.

— О, привет, Джек. Я проезжал мимо и увидел свет. Подумал, что обычно Ремми и Нико не задерживаются так поздно и не начинают так рано.

— Нет, их здесь нет, — сказал я. — Ремми любезно разрешила мне воспользоваться кондитерской. — Я шагнул назад, позволяя Стиву заглянуть внутрь.

Он увидел за столиком Лоусона.

— О. О.

Когда до него дошло, что мы, двое парней, были на свидании, у него сделалось такое лицо, что я чуть было не рассмеялся.

— Ремми сделала португальские пирожные Нико, и нам ни за что не осилить их все, — сказал я и взял тарелку со сладостями. — Пожалуйста, угощайся.

Стив вел себя так, будто не собирался брать пирожное, но я был абсолютно уверен, что он не устоит.

— О, ну хорошо. Если настаиваешь. — Он засунул одно в рот. — М-м, вкусно. — Он проглотил его и взял второе. — Хорошего вечера вам, ребят.

Он махнул мне, и я закрыл за ним дверь. Лоусон выглядел несколько скованным.

— У нас неприятности?

— Нет, — со смешком сказал я. — Хотя уже почти полночь.

— О. Я и не заметил, что уже так поздно, — сказал он, вставая, и начал убирать со стола. — Что делать с тарелками?

— Давайте их мне, — сказал я, складывая тарелки в корзину. — Возьму их домой и помою.

Я запаковал все — пустые бутылки, вазочку и все остальное — и, когда маленькая кондитерская приняла нормальный вид, открыл дверь и подождал, пока Лоусон выйдет, а затем закрыл ее на замок. Лоусон остановился возле пикапа и, когда я поставил корзину в кузов, забрал из вазы ромашку. Ни слова не говоря, он застенчиво улыбнулся мне и забрался на пассажирское сиденье, держа цветок между своими длинными, тонкими пальцами.

Я прыгнул за руль и завел двигатель. До пансиона, где он поселился, было недалеко, поэтому терять время было нельзя.

— Так что вы делаете в Скоттсдейле? Знаю, вы не хотите рассказывать, что сказал вам профессор, но мне позволено хотя бы узнать, сколько времени вы пробудете в городе?

Он закусил нижнюю губу.

— Я проведу здесь неделю.

— Семь дней, да? — Я не смог скрыть улыбку. — Значит, у меня есть неплохой шанс увидеть вас снова?

— Более чем, — просто ответил он. — Утром я приду в офис «Парков и заповедников», чтобы забрать допуск на посещение. После того как разберусь с фиаско с арендой машины.

По моему лицу расплылась медленная улыбка.

— Допуск на посещение?

— Да, профессор Тиллман заказал его на неделе. Видимо, пока вы были в Мельбурне. Я буду изучать lepidoptera в лесном заповеднике Маунт Стронак. Думаю, в следующие семь дней вы будете видеть меня достаточно часто.

Я подъехал к пансиону и заглушил двигатель. Мне пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы перестать улыбаться. Наверное, это была лучшая новость, которую я когда-либо слышал.

— Маунт Стронак?

— Да. Вы о нем слышали?

— Слышал? Он в моей юрисдикции. Я имею в виду, это один из национальных парков, за которыми я смотрю. Я хорошо знаю его.

— Я предполагал такую возможность, — проговорил он. — Точнее, надеялся на нее, поскольку это обещало бы больше шансов увидеть вас снова. — Он посмотрел на цветок в своей руке и пожевал нижнюю губу. — Если вы не против, что я так говорю.

— Совершенно не против.

В тусклом свете луны Лоусон выглядел еще более бледным, более красивым. Он поднял цветок и посмотрел мне прямо в глаза.

— Спасибо за ромашку. И за такой замечательный вечер.

Воздух между нами внезапно стал наэлектризованным. Боже, мне так сильно хотелось поцеловать его, но я не был уверен, как действовать. Между нами находилась консоль, и если я наклонюсь, а он нет, то я умру от неловкости…

Он облизнул губы.

— Я полагаю, что на первом свидании джентльмену дозволено предложить поцелуй.

Я с облегчением хохотнул.

— Я тоже так полагаю, — прошептал я и, наклонившись, провел ладонью по его щеке, мягко пододвигая его губы к своим. Поцелуй получился нежным, теплым и сладким, лишь с легким намеком на приоткрытые губы и обещанием стать горячее, но не сейчас…

Идеально.

Когда я отодвинулся, веки Лоусона затрепетали, и он покраснел с улыбкой, от которой у меня перехватило дыхание.

— До завтра, — прошептал он.

Не доверяя своему голосу, я просто кивнул.

Лоусон выбрался из машины и исчез в темноте, а я как в тумане поехал домой. Всю дорогу я улыбался как сумасшедший и был не в состоянии перестать. Дома, оставив корзину с грязной посудой на раковине до утра, я приласкал Розмари и извинился за то, что разбудил ее и за то, что на целую неделю оставлял ее с Ремми, а вечером снова бросил одну. Она посмотрела на меня большими карими глазами, наверняка недоумевая, что же могло сделать меня таким счастливым в полпервого ночи.

— Сегодня я встретил кое-кого особенного, — сказал я ей. — Его зовут Лоусон Гейл. — Она завиляла хвостом. — Не знаю, Рози, но если на свете все-таки существует мой идеал, то им может быть он.

***

Идеал зашел в офис в десять часов — после того, как я уже три часа сверлил взглядом дверь в ожидании его появления. Ну, не столько зашел, сколько ввалился, держа в одной руке папку, а второй прижимая к уху телефон и локтем открывая дверь. Чуть не выронив папку, он умудрился поймать ее, но потом зацепился ногой о порог.

К счастью, он не упал, и, восстановив равновесие, упрямо вздернул подбородок.

— Я буду на связи, — сказал он в телефон, потом завершил звонок, огляделся и обнаружил, что я улыбаюсь ему.

Боже, сегодня он выглядел еще лучше, чем вчера. На нем были синие слаксы и белая рубашка с рукавами, закатанными до локтей, и расстегнутой верхней пуговицей. Впадинка на его горле выглядела так маняще, что мне захотелось лизнуть ее.

— Доброе утро.

Его щеки порозовели.

— Да. Полагаю, теперь оно доброе. В прокате автомобилей наконец-то нашли мой запрос. Им потребовалось для этого всего два часа, а мне — всего лишь покричать несколько раз. — Он положил свою папку на стойку регистрации и глубоко вздохнул. — Простите. То еще выдалось утречко.

— Но в итоге вы получили машину?

— Да, спасибо. Огромную. Я не совсем уверен, что именно гиперкомпенсировала команда проектировщиков, разрабатывая подобный дизайн.

Я посмотрел в окно и, увидев на парковке белый «ленд ровер дефендер», улыбнулся его комментарию о гиперкомпенсации.

— Если вы собираетесь ездить по бездорожью, то без машины с хорошим крутящим моментом не обойтись.

— Да, верно. Не то чтобы я собирался заезжать в слишком опасные места. — Эта мысль, похоже, немного пугала его. — Во всяком случае, надеюсь не заезжать. Топографические карты могут вводить в заблуждение.

— У вас есть карта непосредственно того места, куда вам необходимо попасть? — спросил я, хотя уже знал, где ему нужно быть, потому что утром просмотрел его заявление. Я хотел убедиться, что и он это знает.

— Да. — Он вытащил бумажную карту, затем планшет, и показал мне местность и там, и там. Она была ему знакома — во всяком случае, гипотетически. Но в физическом смысле едва ли. Да, он был умным, но одиночный поход по диким местам Тасмании не являлся таким предприятием, к которому можно было отнестись легкомысленно.

— Вам нужен сопровождающий?

— Я не глуп.

Его возмущенный отказ заставил меня улыбнуться. Всегда готов к обороне.

— Я и не утверждал этого. По сути, мы оба знаем, что вы далеко не такой. Но в эту местность, — я указал на часть карты, куда он хотел ехать, — нелегко добраться. Вдоль нее расположено ущелье, но по утесу проходит пожарная дорога, и если хотите, я могу обеспечить вам доступ туда.

— О. — Он заморгал. Я почти слышал, как в его голове крутятся шестеренки. — Услуги сопровождающего нужно будет оплачивать? Он не болтун? Потому что, если он не сможет держать рот на замке, то я предпочту заблудиться в лесу самостоятельно. — Тут я хмыкнул, но он проигнорировал мой смешок. — Я не говорю, что не смогу добраться сам, но от помощи проводника, хотя бы в первый день, не откажусь.

Он был таким восхитительным. Я мог понять, почему его коллеги недолюбливали его дерзость, но сам находил ее милой. Он не вкладывал в слова какого-то злого подтекста. Он просто излагал то, что думал, поскольку относился к работе ревностно и вкладывался в нее целиком.

— Я не сомневаюсь ни в вашей компетентности, ни в возможностях, — произнес я с улыбкой. — Я лишь предложил персонального гида. Сотрудника «Парков и заповедников», если быть точным.

Он недоуменно уставился на меня. Окей, может, он и гений. Но явно бестолковый.

— То есть себя.

— О. — Он опять огляделся. — Вы не заняты? Здесь всегда так пусто? Я бы предположил, что государственному учреждению стоило бы с большей пользой распоряжаться нашими налогами.

Я усмехнулся и прижал руку к груди.

— Вы ранили меня в самое сердце! Роберт в школе на дне профессий, куда я радостью отпустил его…

— Отпустили или отправили?

— «Отправил» слишком сильно сказано. Скорее дело решилось на «камень, ножницы, бумага».

— Кто такой Роберт?

— Мой напарник. — Я махнул на стол справа. — Вот его стол, а вот мой. — Я указал на второй стол. — А тот, — я показал на стол впереди, — принадлежит Карен, нашему чудесному офис-менеджеру, которая следит за порядком. Она только что спустилась в кофейню, чтобы взять нам кофе покрепче. Мне нужна экстра-помощь для поддержания бодрости, потому что кое-кто полночи проговорил со мной, а я приехал пораньше, потому что понятия не имел, во сколько он заглянет, и не хотел пропустить его. Мне правда стоило взять его номер.

Он хихикнул.

— Что ж, если вы можете выделить время на то, чтобы побыть моим гидом, то я с радостью соглашусь.

— Но на просьбу о номере телефона вы отвечаете «нет»?

Лоусон вытащил из кармана сотовый и подал его мне.

— Если вас не затруднит, добавьте свой номер в контакты. — Я сделал, что он попросил, и вернул ему телефон, после чего он нажал на дозвон, и мой сотовый на столе ожил. — Теперь у вас есть мой номер.

В эту минуту дверь открылась, и в офис, держа поднос с двумя кофе, зашла Карен.

— О, здравствуйте, — как всегда весело сказала она и передала мне стаканчик. — Это тебе.

— Карен, это Лоусон Гейл. Допуск в Маунт Стронак заказывали для него. На самом деле я сегодня буду показывать ему местность. Вернусь к пяти.

— Хорошо. — Карен отпила кофе и посмотрела на Лоусона. — Приятно познакомиться.

Он вежливо улыбнулся.

— Взаимно.

Я взял телефон, ключи и кое-какие документы, а Лоусон собрал свою папку.

Остановившись возле пикапа, я спросил у него:

— У вас есть аптечка?

— Конечно. — Он открыл багажник своего арендованного «дефендера». Внутри стояло восемь пластиковых контейнеров — одни пустые, другие заполненные бумагами и баночками — и белая коробка с очень заметным медицинским крестом.

Я, мягко говоря, был удивлен.

— Все это было упаковано у вас в чемодане?

— Нет. Я выслал это заранее.

— Чем именно вы планируете заниматься? Я правильно понимаю, что это связано с тем, что поручил вам профессор?

— Именно так. — Лоусон протянул мне ключи. — За руль сядете вы?

— Нет. Я буду только указывать путь. Так вам будет проще запомнить дорогу.

Какое-то время мы ехали по шоссе, затем по моей инструкции свернули на дорогу на стрельбище, которая где-то через десять километров сузилась и стала ухабистой. Хорошо хоть виды были красивыми. Лоусон переключился на вторую скорость, чтобы преодолеть крутой склон.

— Это козья тропа вообще куда-нибудь ведет? Или вы заманиваете меня в свое любимое местечко серийного убийцы?

Я рассмеялся.

— Знаете, а вы очень хорошо справляетесь с полноприводным внедорожником. Я впечатлен.

— Нет. Вы удивлены. Почему вы считали, что я не умею водить?

— Если честно, не знаю.

— Вы думали, я лабораторная крыса, которая никогда не снимает белый халат?

— Вы носите белый халат? — спросил я, подвигав бровями, и он рассмеялся.

— Вас правда интересует этот вопрос?

— Да. Иначе зачем бы я спрашивал. А еще я спрашивал, что вы будете делать посреди леса по инструкции профессора-пенсионера, но вы и на этот вопрос не ответили. — Я указал на поворот, который больше был похож на тропу, чем дорога, по которой мы ехали раньше. — Поляна, которую вы ищете, будет впереди, через двести метров.

Лоусон с легкостью повернул «дефендер» и заехал на поляну.

— Профессор Тиллман попросил меня найти экземпляр Copper Lycaenidae.

— Я так понимаю, это вид бабочек.

Он заглушил двигатель.

— Да.

— Он вызвал вас аж из Мельбурна, чтобы вы нашли бабочку?

— Да.

— Что в ней такого особенного?

Лоусон выпрыгнул из машины, обернулся и улыбнулся мне.

— Ее не существует.

Глава 6. Лоусон

Тасманское лето было сухим и жарким. Не таким жарким, как в Мельбурне, но все равно я не ожидал, что будет настолько тепло. Я открыл багажник «дефендера» и вытащил один из пластиковых контейнеров. Внезапно рядом со мной оказался Джек.

— Как понимать «не существует»?

Я передал ему контейнер.

— Так и понимать, не существует. Никогда не была задокументирована.

— Как это возможно? — Он посмотрел на контейнер, потом опять на меня. — В смысле, если ее не существует, то как ее можно искать? И вообще знать, что ее можно найти?

Я поставил еще один контейнер поверх того, который держал Джек.

— Ну, видите ли, профессор Тиллман верит, что она здесь.

Он со скептическим выражением на лице оглянулся на лес.

— Он верит, что она здесь?

— Правильно.

Я поставил еще два контейнера один на другой, вытащил их из машины и пошел на поляну.

— Как же жарко. Я думал, в Тасмании холодно.

Джек последовал за мной.

— Так и есть. Обычно. В смысле, дальше на юг холоднее, а здесь не так уж плохо. У нас засуха, помните? Как правило, это и означает жару. И не забывайте о том, что сейчас лето.

Я остановился и посмотрел прямо на него.

— Вы издеваетесь?

Он улыбнулся.

— Это уж слишком сильно сказано. Скорее шучу, возможно, с ноткой сарказма.

— Я не поклонник сарказма.

— Тогда почему вы улыбаетесь?

— Потому что так вышло, что я люблю шутки.

Мы стояли лицом друг к другу с контейнерами в руках и улыбались.

— Что в этих контейнерах? — наконец спросил он.

— Мое оборудование.

Уголок его рта дернулся вверх.

— Ваше оборудование? Серьезно?

Я закатил глаза и поставил контейнеры на землю.

— Мое полевое оборудование. Рюкзак, тетради, документы, заметки, емкости для образцов. GPS, аварийный маяк, термометр, барометр, спутниковый телефон. — Пока я перечислял, улыбка Джека становилась все шире. — Что?

Он поставил контейнеры на землю рядом с моими.

— Ничего. Сам не знаю, чего я ожидал. — Он по-прежнему улыбался, но теперь так, будто втайне был рад. – У вас есть все необходимое снаряжение.

— А как же иначе.

— Если честно, большинство ученых типов заявляются без запасов, без отслеживающей аппаратуры и без малейшего понятия, что делать.

— Вы полагали, что я безответственен?

Джек обдумал ответ, прежде чем заговорить.

— У меня, скажем так, имелись сомнения, но вы приятно удивили меня.

— Будучи ребенком, я провел множество выходных и каникул в национальных парках рядом с Мельбурном, и мне с самого начала внушили, что безопасность — прежде всего. Теперь, когда я стал взрослым, я провожу множество полевых исследований в одиночку. Например, когда я был в Голубых горах, то прекрасно осознавал свою изолированность от цивилизации.

— Вы всегда проводите полевые исследования самостоятельно?

— В основном. — Я пожал плечами. — Я люблю это занятие. И мне достаточно комфортно в компании самого себя, чтобы часами, днями быть в одиночестве.

Джек нахмурился.

— Вас беспокоит то, что я здесь?

— Нисколько. Хотя мне нужно работать.

— Верно. — Он шагнул назад, сражаясь с улыбкой. — Тогда я не стану мешать вам делать… что бы вы ни планировали делать, чтобы найти бабочку, которой не существует. — Он сделал еще несколько шагов назад — уже с открытой улыбкой, а потом развернулся и пошел обратно к «дефендеру».

Джек Брайтон действительно был очень хорош собой, а его игривость и флирт волновали мне кровь. Но еще сильнее меня будоражило предвкушение. Я был очень заинтересован в том, чтобы между нами произошло что-то в физическом плане, и не испытывал проблем с тем, чтобы, если придется, проявить инициативу первым. Но сейчас было неподходящее время. Профессор Тиллман поручил мне то, что могло стать наследием его карьеры.

Он поклялся мне, что тот вид был именно здесь. Он увидел его своими глазами. Много лет назад, в конце семидесятых, когда на его стороне были молодость, острый ум и сильное тело, он путешествовал по этим местам. Профессор не взял с собой бумагу с карандашом, а в его фотоаппарате закончилась пленка. Он увидел один-единственный экземпляр. И все. Вернувшись домой, он зарисовал по памяти то, что увидел, и за прошедшие годы возвращался сюда сотни раз. Но тот вид больше ни разу не попадался ему на глаза.

Его разум по сей день оставался острым, а вот тело исчерпало возможности. Он сказал мне, что за прошедшие десятилетия общался со множеством лепидоптеристов, но не нашел среди них ни одного, кому можно было бы доверять. Пока не встретил меня.

Выражаясь его словами, я не принадлежал обществу. Да, я работал под началом всемирно известного профессора Майкла Эстерли в университете Мельбурна. Да, я был его лучшим и самым способным учеником; я начал публиковаться в научных журналах за годы до своих однокурсников, и да, я был одним из лучших. И дело заключалось даже не в том, что я специализировался на Lycaenidae. А в том, что я не был любим ученой бандой, как профессор называл наших коллег. Потому-то, по его словам, он и выбрал меня. Как выяснилось, он тоже никогда не обращал внимания на их мнение.

Когда он рассказал, что увидел в Тасмании Элтемскую медянку, они посмеялись над ним. Как она могла ею являться, если была замечена не в окрестностях Элтема? Элтемские бабочки получили такое название, потому что были найдены в одном-единственном месте — в Элтеме, штат Виктория. Но профессор Тиллман был непреклонен. Он сказал, что та бабочка была похожа на Элтемскую, хотя у нее были отличия: отчетливые пятна на задних крылышках, как ни у одной из медянок, описанных в книгах. Что делало ее новым открытием. Новым видом.

Но у него не было доказательств. И после десятилетий бесплодных поисков он передал эстафету мне.

С этими мыслями я открыл первый контейнер и начал работать.

Я собрал данные о температуре, направлении ветра, геолокации и положении солнца. Затем сделал записи о типах растений и почвы. Было понятно, почему профессор выбрал эту местность для поиска медянок. На бумаге она выглядела идеально.

Элтемские медянки предпочитали северную сторону из-за более теплой погоды. Они обитали в вегетации, классифицирующейся как лесистая местность, а здесь присутствовали оба этих фактора. Будь я спорщиком, то сказал бы, что, если эти бабочки и водятся где-то помимо штата Виктория, то у них есть приличные шансы обнаружиться здесь.

Собирая информацию, я, как всегда, настолько увлекся, что забыл, что Джек остался в «дефендере». Я вроде как вообще позабыл о нем.

— Хэй! — Голос Джека, хоть и прозвучал в отдалении, но все равно испугал меня.

Я развернулся и увидел, что он пробирается сквозь кустарник.

— Боже, вы меня испугали, — признался я, приложив руку к сердцу.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы подойти достаточно близко для разговора.

— Это у вас привычка такая — уходить, не предупредив остальных?

— Ну, нет. Обычно я работаю в одиночестве, — объяснил я, вытаскивая из рюкзака GPS и спутниковый телефон. — И я знаю, где я.

— Да, но я-то не знал. Я закончил заполнять документы, поднял голову, а вас нет.

— О.

— Жуть как перепугался за вас.

— Извините. — Я расстроился из-за того, что заставил его волноваться. — Как вы нашли меня?

Он наконец улыбнулся.

— Вы насвистывали. Какую-то песенку.

— Да? — Коллеги не раз говорили, что у меня есть склонность насвистывать, когда я погружаюсь в работу, особенно на природе. — Я не осознавал.

— Хорошо, что вы не успели уйти далеко, иначе я не услышал бы вас. — Джек кивнул на кусты, откуда пришел, и, проследив за его взглядом, я едва сумел разглядеть вдалеке свой белый «дефендер». — Нашли что-нибудь?

— Пока нет. На этой стадии я в основном занимаюсь сбором информации. Но все условия правильные. Элементы и растительность подходят для обитания медянок. Правда, я не увидел ни колоний муравьев, ни, если на то пошло, каких-либо бабочек.

— Как они выглядят? — спросил он. — Я к тому, что мог видеть их, но не знать, что это они.

— Вы когда-нибудь обращали внимание на бабочек?

Уголок его губ опустился вниз.

— Ну… В общем, нет.

Я достал из кармана ксерокопию рисунка профессора и показал ему.

— Они выглядят так.

Это был детальный набросок — тот самый, который профессор сделал десятилетия назад. Медный цвет крылышек и дал виду название.

Джек перевел взгляд с рисунка на меня.

— Она коричневая.

— Это ксерокопия старого рисунка. Бабочка медного цвета. Отсюда ее название — Элтемская медянка.

— Окей, не коричневая, а медная. — Я был удивлен, что он не закатил глаза.

— Медянки принадлежат роду Lycaenidae, а Элтемские находятся под угрозой исчезновения. Так вышло, что я изучал их в рамках деятельности по сохранению вида.

— Под угрозой исчезновения?

— Да. Они встречаются только в нескольких очень маленьких и сокращающихся участках растительности в штате Виктория. Так что я уверен, вы можете оценить важность находки профессора.

Джек кивнул, вся его веселость исчезла.

— Да, конечно. Я не знал, что они на грани исчезновения. — Он ненадолго задумался. – Как вы собираетесь их искать? Они же не птицы, не звери. Тасманийские дьяволы, например, роют норы, оставляют царапины на деревьях и бревнах и следы на верхнем слое почвы. Или оставляют остатки пищи или помет. Они те еще грязнули. Бабочки не оставляют столько следов.

Это был хороший вопрос, один из тех, что мне часто задавали.

— Следы есть, если знать, что искать. Элтемские медянки имеют очень сложную трехстороннюю зависимость от муравьев Notoncus и Bursaria spinosa…

— Бурсария? Кустарник?

— Да. Он вам знаком?

— Ну да. Он растет здесь повсюду.

Флора и фауна. Ну конечно. Я разулыбался.

— Вы можете указать площади его произрастания на моей карте?

— Конечно могу. Это моя работа.

Я встал на цыпочки и запечатлел на его губах легкий поцелуй.

— Вы настоящий подарок судьбы.

Он широко улыбнулся. Я и не предполагал, что один маленький поцелуй сможет вызвать у него такую улыбку.

— Может, пройдемся по всем вашим картам сегодня за ужином?

— Вы установили довольно-таки высокую планку для ожиданий от ужина, — поддразнил я. — Даже не знаю, что вы сможете сделать, чтобы переплюнуть вчерашний вечер.

— Я что-нибудь придумаю.

— Тогда я с удовольствием соглашаюсь.

Джек наклонился и за подбородок приподнял мое лицо. Он прижался губами к моим — сначала нежно, потом сильнее — и, скользнув ладонью по моей челюсти, приоткрыл мой рот языком. Боже, как он целовался…

В этот идеальный момент земля перестала вращаться. Все перестало существовать, кроме него. Он похитил мое дыхание, вскружил голову и внушил уверенность в одной вещи.

Что в сегодняшнем меню будет не только ужин.

Глава 7. Джек

Я не смог удержаться. Я был обязан поцеловать его. Ну, формально он начал первым. И пусть его поцелуй был целомудренным, но все равно это был поцелуй. А я никогда ничего не делал наполовину. Уж если я поцелую его, то поцелую как следует, чтобы он запомнил мой поцелуй на всю жизнь.

И, черт побери, что за поцелуй это был.

Когда я отстранился, его глаза были расфокусированными, а губы — красными и влажными.

От его вида у меня перехватило дыхание.

— Вы потрясающий.

— О. — Он покраснел, и цвет его щек совпал с аппетитным цветом губ. — Меня еще никто так не называл.

Я провел по его щеке большим пальцем.

— Значит они были дураками.

Лоусон прикусил губу. Я и подумать не мог, что стеснительность сможет настолько меня привлекать. Обычно меня тянуло к парням, которые в физическом плане напоминали меня самого: к мужественным и обладающим скорее мускулами, нежели мозгами, — но в этом гении, гоняющимся за бабочками, было нечто такое, что меня по-настоящему притягивало.

Он издал тихий смешок и шагнул назад — видимо, чтобы сделать пару глотков воздуха.

— Кажется, я переживаю когнитивную дисфункцию, когда вы так близко.

Я рассмеялся.

— Звучит серьезно.

Он приложил руку ко лбу, и я, вероятно, забеспокоился бы, если бы он не улыбался.

— Может быть. — Он поднял взгляд в небо. — Нам пора возвращаться?

Я посмотрел на часы.

— Наверное. Уже пятый час.

Мы вернулись на поляну. Лоусон аккуратно упаковал все в контейнеры, мы загрузили их в машину и выдвинулись назад в город. Какое-то время он вел молча, а потом спросил:

— Так что вы запланировали для нашего сегодняшнего свидания? Если мы поедем в Лонсестон, то мне понадобится время, чтобы перенести данные в свой лэптоп.

— Вы хотите поехать в Лонсестон?

— В общем, нет. Не особенно. Какой бы манящей ни была мысль о шикарном ужине, мне надо работать.

— Почему вы решили, что я не смогу устроить вам шикарный ужин в Скоттсдейле?

— Ну, столик на двоих в кондитерской будет нелегко превзойти.

Я усмехнулся.

— Мистер Гейл, это прозвучало как вызов.

Он счастливо вздохнул.

— Полагаю, так и было задумано. У меня высокие стандарты, помните?

— Как я могу забыть? — Я взял с приборной панели его GPS.

— Что вы делаете?

— Добавляю адрес, куда вам нужно будет приехать для лучшего свидания в вашей жизни. — Я положил GPS обратно. — А работу, которую вам надо сделать, возьмите с собой.

— Вы уверены? — Он взглянул на меня, потом вновь перевел глаза на дорогу. — Это не значит, что я не благодарен за предложение, но работать на свидании?

Я отвернулся к окну и попытался изобразить спокойствие.

— Ну, вы приехали всего на неделю, а работа, которую вы выполняете, не только важна, но и очень ограничена по времени. Я не против, если нам придется делать несколько дел одновременно.

Он долгую секунду смотрел на меня, после чего вновь повернулся к дороге.

— Спасибо. За эти слова.

— Какие? Что я не против нескольких дел одновременно?

— Нет. Что моя работа важна.

— Сохранение окружающей среды — крайне важное дело.

Лоусон улыбнулся.

— Знаете, вероятность того, что сегодня вечером вам в некоторой степени повезет, достаточно велика. Вам нет нужды умасливать меня.

В ответ я рассмеялся.

— Не могу сказать, что когда-либо использовал молочную продукцию в качестве лубриканта, но я не против попробовать.

Он уставился на меня с разинутым ртом — мне показалось, наполовину с веселым изумлением, наполовину с ужасом.

— Пожалуйста, смотрите на дорогу. — Я указал на лобовое стекло. — У нас не будет второго лучшего свидания в жизни, если мы погибнем в аварии.

***

К моему дому подъехал «дефендер», и я увидел, как из него выбирается Лоусон. Кажется, он не сразу понял, что это мой дом. Хотя я дал ему именно этот адрес, он медлил возле калитки, и потому я открыл дверь. Он был в тех же синих брюках, но надел другую рубашку — с короткими рукавами и треугольным рисунком. И, матерь божья, еще на нем был галстук-бабочка. Мне потребовалось успокоить дыхание, прежде чем я смог заговорить.

— Привет. Вы будто бы заблудились.

Он пригладил свою и без того идеально уложенную прическу.

— Ну, я не ожидал… В принципе, я вообще не знал, чего ожидать. Адрес, который вы дали, был за городом, и это единственный дом на несколько миль… Затем я увидел ваш рабочий пикап.

Я вышел к нему и увидел, что он осматривается. На северо-востоке высились горы, а на западе простиралась долина. Я жил в аккуратном деревянном коттедже с тремя спальнями, бледно-желтыми стенами и верандой с белой отделкой, которая шла по периметру всего дома. Коттедж был старым, однако с характером. И, что самое лучшее, стоял на десяти акрах земли, а значит, в пределах видимости других домов не было.

— В общем, вот он. Мой дом.

Он улыбнулся мне.

— Такой необычный. — Он на секунду прислушался. — И тихий.

— Потому я и люблю его. — Я наклонился и мягко поцеловал его в губы. — Спасибо, что приехали.

Он счастливо вздохнул, после чего развернулся к машине.

— Поможете мне занести вещи?

Я понятия не имел, что это были за вещи.

— Конечно.

Он открыл багажник «дефендера», вытащил один из контейнеров, которые брал на поляну, и передал его мне, а сам взял сумку с лэптопом и прижал ее к груди.

— Чем-то очень приятно пахнет.

— Ужином или жасмином? Или мной? А то я принял душ.

Он улыбнулся.

— Я говорил о еде. Хотя жасмин тоже пахнет приятно. А вас я не нюхал. — Он сделал паузу. — Пока. — Затем заглянул за меня и кивнул на дверь. — Вы собираетесь пригласить меня внутрь, или сегодня мы ужинаем на свежем воздухе?

— О, да, конечно. — Я прошел по тропинке к веранде. — Кое-кто жаждет познакомиться с вами.

— О, — пробормотал он. Я остановился на ступеньках и повернулся к нему. Он выглядел немного испуганным и смущенным. — Я не ожидал, что здесь будет кто-то еще.

Я улыбнулся.

— Ее зовут Розмари. Она обещала вести себя хорошо. — Я пересек веранду и открыл дверь. Розмари по-прежнему сидела как очень хорошая девочка там, где я велел ей оставаться. — Ко мне. — Она подошла, а потом высунула голову в дверь за моими ногами. — Розмари, я бы хотел, чтобы ты познакомилась с Лоусоном.

Их встреча была для меня критически важным моментом. Если Лоусон не понравится ей, или окажется, что он не любит собак, я буду очень разочарован. И то, что началось между нами — чем бы оно ни являлось, — закончится сегодня вечером. В моей жизни не могло быть мужчины, который не принял бы Розмари в свою жизнь. Мы с ней шли в комплекте.

Я нервничал, потому что очень хотел, чтобы все прошло хорошо. Мне нравился Лоусон, и я правда считал, что между нами возникла некая связь, начало чего-то, что обещало стать совершенно особенным. Даже постоянным — если об этом можно было судить спустя всего пару дней. Но то, как они поладят, играло решающую роль в развитии наших дальнейших отношений.

Мои опасения оказались беспочвенны. Лоусон при виде нее расплылся в улыбке, а моя собака немедленно завиляла хвостом. Когда Розмари подошла к нему, Лоусон положил сумку с лэптопом на землю, встал на одно колено и ласково погладил ее.

Меня затопило невиданным облегчением и счастьем.

Он не прошел мимо нее со словами «ой, какая милая собачка». Он остановился, отложил сумку и познакомился с ней на ее уровне. Розмари, пока он трепал ее шерсть, вывалила в улыбке язык, что и было необходимым мне одобрением.

Лоусон встал и отряхнул колено, затем посмотрел на меня и усмехнулся.

— Она великолепна.

От улыбки у меня чуть не треснули щеки.

— Так и есть. — Не в силах сдержаться, я вернулся назад и спустился к нему. Потом, взяв подмышку контейнер, приподнял его лицо и прильнул к его рту. Долгим, теплым и нежным поцелуем. — И вы тоже.

Он опустил голову, и его щеки порозовели. Даже кончики его ушей стали красными. Из-за чего у меня животе заплескались все виды удивительных ощущений. Но еще сильнее они всколыхнулись в паху.

— Пойду посмотрю, как там ужин, — хрипло проговорил я и откашлялся. — Проходите, пожалуйста.

Лоусон зашел вслед за мной. Мой дом не был роскошным или большим. Гостиная была совмещена со столовой и кухней. Двери из нее вели в коридор, откуда было можно попасть в спальни, ванную и прачечную. В доме были деревянные полы, бледно-желтые стены, а кухня была достаточно старой. Наверное, в наши дни такой стиль могли бы назвать ретро или деревенским шиком. Розмари побежала к своей лежанке перед незажженным камином и легла на нее.

Я направился прямиком в кухню, по пути поставив контейнер на дальний конец обеденного стола. Лоусон положил рядом лэптоп и, встав у кухонной стойки, оглядел другой конец стола, который я накрыл для двоих, поставив бокалы и свечи. Он улыбнулся.

— У вас замечательный дом.

Я убрал со скамьи полотенце и коротко улыбнулся ему.

— Спасибо. Он старый, но не лишен очарования. Я люблю его. — Я открыл духовку, достал противень с шипящей лазаньей и аккуратно поставил его на плиту, чтобы блюдо немного остыло.— Надеюсь, вы любите лазанью и салат.

— Идеально. Еще и домашнего приготовления? Я впечатлен.

— То есть, второе свидание вполне может посоперничать с первым!

Лоусон усмехнулся.

— Оно очень хорошо началось. Но свое окончательное мнение я выскажу перед уходом.

Сложно было понять, шутит он или нет, поскольку он мне подмигнул, но, зная Лоусона, можно было не сомневаться: он обязательно объяснит, что было сделано правильно, а что нет.

— Если б я знал, что это проверка, то приготовил бы еще и десерт.

Он посмотрел мне в глаза — прямым и, я бы даже сказал, дерзким взглядом.

— Уверен, вы сможете сымпровизировать.

Он говорил не о еде.

Это отправило теплый импульс прямиком ко мне в яйца, и мое сердце пропустило удар.

— Уверен, что смогу.

Он облизнул губы и улыбнулся.

— Ну что? Пройдемся по картам до ужина или после?

— После.

Я достал из холодильника листья салата, сбрызнул их соусом, после чего переложил на наши тарелки приличную часть лазаньи. Лоусон перенес тарелки на стол, а я поставил туда же салат, затем достал бутылку красного вина, купленную по дороге домой, и выдвинул для Лоусона стул. Пока он устраивался, я зажег свечи.

— Это прекрасно, — промолвил он.

— Спасибо. — Я положил ему и себе немного салата, а потом налил нам вина. — Вы сегодня сделали все, что хотели? Перенесли все, что надо, в лэптоп?

— Да. Знаю, большинство людей терпеть не могут вводить данные, но я ничего не имею против. — Он положил в рот небольшой кусочек лазаньи, прожевал и с одобрительным кивком проглотил. — Очень вкусно.

— Это рецепт моей нонны.

— Нонны? — спросил он. — Вы из итальянской семьи?

— По маминой линии. Предки отца прибыли сюда с заключенными. (в современной Австралии около 20% белого населения являются потомками каторжников, сосланных туда в 18-19 вв. — прим. пер.)

Лоусон улыбнулся и пригубил вино.

— А я австралиец в пятом поколении. Мои предки приехали из Англии и Ирландии. — Он зачерпнул еще лазаньи и попросил: — Расскажите мне о Розмари.

— Ей почти три года. Я взял ее в восемь недель. Она хулиганка, но таких ярких глаз, как у нее, я не встречал. Умная как черт. Во всяком случае, точно умнее меня.

— А имя? — спросил он. — Розмари — не самая распространенная кличка.

Я прожевал, прежде чем заговорить.

— Возле дома есть заросли розмарина. В день, когда я принес ее, она забежала прямо в них, и я никак не мог ее выманить. Она лежала там, каталась, жевала ветки. Я не мог подобрать ей имя, но каждый раз, когда люди брали ее, они говорили: «О, розмарин», и имя, можно сказать, приклеилось.

Пока я рассказывал, Лоусон улыбался, а затем кивнул на нее.

— Она очень избалованная.

— На все сто процентов, — согласился я. — Она моя постоянная спутница. Когда я выезжаю в национальные парки, то обычно она сидит рядом. Если бы я знал, что мы пробудем в лесу целый день, то взял бы ее с собой.

— Значит, возьмем ее в следующий раз.

— Будет следующий раз? — Мне сердце замерло в ожидании ответа.

— Разве вам не нужно работать? — спросил он, но улыбаясь.

— Конечно, нужно. Но, как я уже говорил, помощь в проведении природоохранных исследований связана с моей работой. Пока вы будете заниматься своими делами, я соберу свои данные и заполню отчеты. Буду делать фото растительности, брать пробы грунта, проверять уровень воды в водоемах, ограждения, известные места обитания животных и все в таком роде.

— Хорошо, — кивнул он. — Я бы очень хотел этого.

И вновь в моем животе возник трепет.

— Я тоже.

Мы закончили ужинать. Лоусон съел все подчистую, после чего откинулся на спинку стула и похлопал себя по животу.

— Мои комплименты шефу и вашей нонне. Это было восхитительно.

Я с гордостью улыбнулся.

— Весь секрет в рикотте.

— Мне не терпится узнать, что вы придумаете для Свидания Номер Три.

Я вопросительно поднял бровь, чувствуя, как по лицу расползается улыбка.

— Я думал, вы собирались дать окончательную оценку перед уходом.

Он закатил глаза.

— Полагаю, мы оба знаем, что будет еще одно. Я бы не отказался снова увидеться с Розмари.

Я усмехнулся.

— Ну спасибо большое. Буду знать, кто на самом деле объект вашей привязанности.

Он хмыкнул и сделал глоток вина.

— Скажите, а почему вы одиноки?

Да. Сразу к сути.

Он прищурился.

— Вы же одиноки? А то вероятность третьего свидания напрямую зависит от ответа на этот вопрос.

— Я совершенно точно одинок, — ответил я. — Что до причины… Ну, последний мужчина, с которым я встречался, жил в Хобарте, и его не устроили отношения на расстоянии.

— О.

— А отношения до него продлились всего два свидания. На первом мы поужинали в Лонсестоне. Все прошло нормально. На второе свидание я пригласил его сюда. Не успел он подойти к калитке, как Розмари начала рычать. На том все и закончилось.

— Собаки отлично чувствуют характер.

— Да. Ее суждению я доверяю больше, чем словам любого из знакомых людей.

— Я ей понравился. — Он склонил голову набок. — Приглашение сюда было проверкой?

Я рассмеялся.

— Да. И вы прошли ее с блеском.

Лоусон мгновение боролся с улыбкой, но она победила. Он отпил вина, я тоже сделал глоток.

— А поездки друг к другу или другие виды отношений на расстоянии не подходят?

Итак, не я один думал, что это могло бы быть началом чего-то большего… Да, мы жили в разных штатах, но определенно были на одной волне. Я поставил бокал на стол и встретился с ним взглядом.

— Для него не подходило. Для меня же — вполне.

— Хорошо. — Он медленно кивнул, а потом одарил меня той стеснительной улыбкой, которая шла вразрез с его прямолинейностью. — Давайте уберем со стола и достанем карты.

Двадцать минут спустя кухня сияла, в бокалах опять появилось вино, а на столе была разложена большая бумажная карта.

— Если вы отметите на ней нужные области, то я смогу перенести их сюда. — Лоусон показал на лэптоп, где была открыта точно такая же карта. — Я бы предпочел иметь обе карты. Исключительно в целях безопасности. Кто знает, всегда ли будет работать мой лэптоп, пока я часами буду находиться где-то далеко.

— Умно́, — кивнул я. — Особенно если вы будете работать один, к чему, по вашим словами, у вас склонность.

— Если я выезжаю один, то всегда оставляю профессору или коллегам подробную карту местности, в которую отправляюсь. — Он пожал плечом. — Было бы неприятно попасть в новости под заголовком «Гений — потерявшийся идиот».

Я рассмеялся, а потом показал ему наши карты растительности, отмечая задокументированные районы, в которых были нужные ему растения. Я перенес данные на его бумажную карту, а он — в свой лэптоп. Затем я добавил места, которые видел сам, обращая отдельное внимание на факторы, которые, по его словам, были важны для его вида бабочек — северную сторону и теплый климат.

Лоусон отметил область, в которой утром намеревался начать поиски, и записал данные геолокации в свой онлайн-журнал. Его скрупулезность по-настоящему восхищала. Он был дотошным в деталях, что наверняка раздражало кого-то. Но не меня.

Он стоял, наклонившись над своим лэптопом, а я стоял у него за спиной, откуда должен был изучать развернутую карту. Но вместо этого я смотрел на него.

— Все еще хотите, чтобы я присоединился к вам завтра?

Лоусон выпрямился и повернулся ко мне лицом. До этого момента я не осознавал, как близко мы находились друг к другу. Пока он не посмотрел на меня, и я не увидел золотистые крапинки в его голубых глазах, и то, какими длинными были его ресницы. Его кожа в своей бледности была идеальной, а губы краснее, чем я запомнил.

— Мне бы очень хотелось поцеловать вас сейчас, — пробормотал он.

Я не был уверен, собирался ли он произносить это вслух, но он словно прочел мои мысли. Я взял его за его подбородок.

— Я только что думал о том же.

— Я знаю, — прошептал он. — Вы смотрите на мой рот…

Я накрыл его губы своими, и он с энтузиазмом ответил на мой поцелуй. Боже, он был таким приятным на вкус. И еще приятней на ощупь. Лоусон одной рукой обнял меня, запустил пальцы второй в мои волосы и проник языком ко мне в рот. И у меня почти подкосились колени.

Я застонал, притянул его ближе, и он охотно приник ко мне, тая в моих объятьях и тем самым отдавая себя. Он стал в моих руках мягкой глиной, и мне захотелось взять его и в полном смысле этого слова сделать своим.

И все от одного поцелуя. Мой мир сместился с оси, и я понял, что ничего уже не будет как прежде.

От одного-единственного поцелуя.

Лоусон, застонав, слегка отодвинулся. Я взял его лицо в обе ладони и пощекотал его щеку ресницами.

— Что ты делаешь? — прошептал он.

— Поцелуй бабочки, — пробормотал я и прильнул к его рту еще раз.

В его глазах плескалось нечто близкое к счастью, и стоило мне подумать, что сейчас он засобирается уходить, как он вновь удивил меня.

Мне уже следовало бы знать, что от него можно ждать любой неожиданности.

Глава 8. Лоусон

Обычно я не был настолько бесстыжим, чтобы прямо предлагать подобные вещи, но я не смог удержаться. Я не был готов закончить наше свидание. Я хотел большего. Как и Джек — судя по тому, как он целовал меня.

— Думаю, нам лучше переместиться в более удобное место.

Я взял его за руку и потянул к дивану. Идти сразу в спальню представлялось не слишком уместным. По крайней мере, пока. Я остановился рядом с диваном, и ноздри Джека затрепетали. Он облизнул губы и, положив на мою шею ладонь, смял мой рот в поцелуе — таком жадном, что меня толкнуло назад. Он обхватил второй рукой меня за спину и опустил на диван.

Его сила удивила меня. Естественно, я осознавал, что он высок и широк в плечах, но он управлялся со мной с такой легкостью, словно я был невесомым. Внезапно я оказался на спине, а он, заключив меня в плен своих рук, медленно опустил на меня свое тело. И это было восхитительно.

Ощутив на себе, между ног, его вес, я словно вознесся на небеса.

Теперь он целовал меня медленнее, глубже, но с не меньшей страстью. Каждый нерв в моем теле звенел. Я потерся о него, приподняв бедра, и его дыхание стало прерывистым.

— Боже, — сипло пробормотал он и проложил дорожку из поцелуев от моего подбородка до уха, а затем опустился к шее. — Хочу твою шею, но мне слишком нравится галстук-бабочка. — Я почувствовал кожей, как он улыбнулся.

Я потянул за один конец галстука, развязал его и расстегнул верхнюю пуговицу.

— В данный момент бабочка меня не волнует, — выдохнул я и запрокинул голову, подставляя его губам свою шею. — Только не сейчас, когда ты…

Он царапнул мою кожу зубами и, когда я резко умолк, усмехнулся. Но от его горячего дыхания по всему моему телу пронеслась дрожь, и теперь застонал уже Джек.

— Лоусон, — прорычал он и приподнялся. Его глаза потемнели, а ухмылка стала порочной. — Если ты продолжишь так извиваться, то я за свои действия не отвечаю.

Рассмеявшись, я поднял бедра, чтобы потереться эрекцией о его член через ткань нашей одежды. Исходя из моих ощущений, эта часть его тела была, мягко говоря, пропорциональна всему остальному. Он был большим и твердым. Я снова заерзал под ним, потому что это дарило невероятные ощущения. Его вес, его возбуждение…

Его большая рука заставила мои бедра остановиться, и он пришпилил меня своим телом к дивану.

— Лоусон. — Его тон стал предостерегающим. Он начал отодвигаться. — Такими темпами я очень скоро опозорюсь. Ты не представляешь, как заводишь меня.

Я зацепился ступней его за ногу, не давая ему подниматься. Мне было необходимо, чтобы он оставался ровно на том месте, где был.

— Это не обязательно должно заканчиваться, — прошептал я. Потом провел ладонью по его спине, по заднице, и медленно — чтобы он мог отказаться, если бы захотел, — просунул ее между нашими телами и накрыл его член.

Джек всхлипнул и крепко зажмурился, словно призывая всю свою силу воли.

Я никогда не ощущал в себе такой власти. Он был на полфута выше меня и тяжелее килограммов на двадцать, он был развит физически, а я умственно, и тем не менее ситуацию полностью контролировал я.

Я решительно дернул за пряжку его ремня, затем расстегнул кнопку джинсов и проник под эластичную ткань трусов. Его эрекция была прижата к бедру, поэтому я обхватил ее и вытащил на свободу.

Его глаза распахнулись, и он со страстью во взгляде уставился на меня.

— Лоусон, — прошептал он мое имя и, перестав сдерживаться, обрушился на мой рот. Я ласкал его, вращая бедрами, нуждаясь в нем. Нуждаясь в большем. Нуждаясь во всем.

Джек отстранился, почти сев на корточки, расстегнул мои брюки и под моим ошеломленным взглядом вытащил наружу мой член. Затем облизнул губы, и его ноздри раздулись. Когда он сжал мой ствол в кулаке, наши глаза встретились, и я оказался близок к тому, чтобы воспламениться.

— Джек. — Я не знал, на чем я настаивал или о чем умолял. Хоть о чем-то. О чем-нибудь. — Б…ь, ну давай уже наконец.

Его глаза вспыхнули. Порочно ухмыльнувшись, он обхватил огромной ладонью и свой член, и мой, а когда я выдохнул от удовольствия, поцеловал меня с пылом, которого я не испытывал еще никогда.

Меня никогда не хотели так, как хотел он.

Он прервал поцелуй и сказал мне в губы:

— Прошу тебя, кончи. — Он застонал с болью в голосе. — Мне надо, чтобы ты кончил первым, а я не задержусь.

Его рука, теперь скользкая от смазки, свободно двигалась по нашим членам и дарила поистине потрясающие ощущения. Понимание, что это я столь сильно завел его, кружило мне голову. Я опустил глаза и, прижавшись лбом к его шее, стал смотреть, как он сжимает нас в кулаке — это было самое эротичное зрелище в моей жизни. Самое эротичное переживание и вообще самый эротичный мой опыт. Боже, я был неописуемо возбужден. И не мог припомнить, когда в последний раз испытывал…

— Лоусон, — прорычал Джек — воплощенный секс и желание. — Мне надо, чтобы ты кончил.

И я кончил. Туго затянутая спираль развернулась глубоко в основании моего позвоночника, и я, застонав от невыразимого удовольствия, выплеснулся между нами.

— О боже, — прошептал Джек мне на ухо, и его член запульсировал рядом с моим. — Черт!

Он нависал надо мной, опираясь на руку и сотрясаясь в оргазме. На его лице были написаны экстаз и блаженство, его веки отяжелели, рот в беззвучном крике открылся.

Залив толстыми струями спермы мой живот и рубашку, Джек всем своим огромным и божественным весом рухнул вниз и уткнулся носом мне в шею. Я немного поерзал, устраиваясь под ним поудобнее. Он явно не собирался двигаться с места.

Еще немного потеревшись носом о мою шею, он стал лениво целовать мою челюсть, пока не добрался до губ, а потом, расположив локоть рядом с моим плечом, оперся щекой на ладонь и томно улыбнулся мне. Его глаза были подернуты мечтательной дымкой.

Он блаженно вздохнул.

— Мы перепачкались. Наверное, я должен извиниться, но мне нисколько не жаль.

Я прикусил губу, чтобы не слишком широко улыбаться. Хотя сомневаюсь, что мне удалось одурачить его.

— А я, наверное, должен извиниться за свою дерзость, ведь это я настоял, чтобы мы перешли на диван, но мне тоже нисколько не жаль.

Он усмехнулся и прижался к моим губам нежным, влажным поцелуем.

— Мне ужасно нравится, как ты разговариваешь. Но, признáюсь, еще больше мне нравится, когда ты материшься.

— Матерюсь?

— Ты сказал «б…ь». А точнее: «Б…ь, ну давай уже наконец».

— Не может быть!

— Еще как может. — Он широко улыбнулся и снова поцеловал меня. — И это было так горячо.

Мои щеки опалило жаром.

— Уверен, я осведомлен о том, какие слова вылетают из моего рта. Я не из тех, кто матерится. Английский язык содержит много тысяч более терпимых и полезных слов, нежели мат.

Он рассмеялся.

— Ты абсолютно точно матерился. В следующий раз запишу тебя на диктофон, чтобы у меня были доказательства.

— В следующий раз?

— Пожалуйста, скажи, что будет следующий раз.

Выражение его лица, полное невинной надежды, вызвало у меня улыбку.

— Будет ли это лучшим в жизни третьим свиданием?

— Да, — быстро ответил он. — Хотя, просто для информации, как прошло второе свидание?

— Я дам тебе знать, когда оно кончится.

Он вздохнул со смешком и улыбнулся так, словно не мог быть счастливее.

— Думаю, ты должен остаться на ночь.

Ох. От его слов и выражения глаз мое сердце сжалось.

— Нет. Думаю, мне не стоит этого делать. Я ценю твое приглашение, но здесь нет моих вещей, а завтра мне рано вставать.

— Я не еду завтра с тобой?

— Если хочешь, поехали.

— Хочу. Мы же, вроде, договорились, что поедем втроем? Ты, я и Розмари.

Я оглянулся — она по-прежнему крепко спала напротив камина, — а затем снова перевел взгляд на Джека.

— Хорошо, по рукам.

— Так ты останешься?

Я улыбнулся его настойчивости.

— Нет.

Он мило надулся.

— Тогда я сделаю Свидание Номер Три еще лучше.

— Или даже Свидание Номер Четыре…

Джек с улыбкой поцеловал меня.

— Я не боюсь, что ради этого мне предстоит попотеть.

— Ради чего? Ради секса? Смелое предположение.

— Я говорил совсем не о сексе, нет. А о том, чтобы с каждым свиданием стараться делать тебя счастливее. — Мои слова, кажется, позабавили Джека. — Если наградой за великолепное планирование свидания станет еще больше секса, то я буду не против. Но я ничего такого не предполагал. Насколько мне помнится, это ты потащил меня на диван.

Я покраснел.

— Я считаю, что свои желания нужно озвучивать. Какой смысл тайно о чем-то мечтать, если можно попросить это и получить?

Джек провел большим пальцем по моей разгоряченной щеке. Его глаза проследили за пальцем, а потом всмотрелись в мое лицо.

— Ты — нечто особенное, — прошептал он. — И я твой в любое время, когда только захочешь.

Я приподнялся и поцеловал его.

— Пожалуй, мне следует привести себя в порядок.

Он с кошачьей грацией спрыгнул с меня и пошел в коридор.

— Сними рубашку. Я дам тебе что-нибудь чистое.

Я снял развязанный галстук-бабочку, расстегнул пуговицы рубашки и стянул ее с плеч ровно в момент, когда Джек вернулся с влажным полотенцем в одной руке и сложенной футболкой в другой. Он остановился. И во все глаза уставился на меня.

Пока он ощупывал меня взглядом, я ощущал во всем теле тепло, словно его глаза были руками, которые знакомились с каждым дюймом моей кожи.

Джек облизнул губы и на автомате шагнул ко мне.

— Ух ты, — сказал он, теперь, по всей видимости, зациклившись на моей груди. Наконец он тяжело сглотнул и встретился со мной взглядом. — Так. Футболку? — Он протянул мне ее. — Хотя, если говорить откровенно, Лоусон, я бы предпочел, чтобы ты не одевался.

Он встал передо мной, его рост и размеры как никогда подавляли. Я почувствовал себя слегка уязвимым, ведь я был полураздет, а он возвышался надо мной, как скала. Но потом он очень нежно прижал к моему животу полотенце и мягкими, намеренно медленными движениями вытер меня.

Еще никто и никогда не обращался со мной с таким трепетом и обожанием.

Он прижался поцелуем к моему плечу, и я чуть было не сказал, что останусь…

Джек сделал маленький шаг назад и медленно выдохнул.

— Вот. Футболка, — низким, красивым голосом произнес он. — Ты в ней утонешь, но меньше у меня нет. Я давно не ношу ее.

Я взял сложенную футболку.

— Спасибо. — Я скользнул в нее головой и, да, утонул в ней.

Разгладив ее, я поднял взгляд и увидел, что Джек закусил уголок нижней губы.

— Тебе идет.

— Она уж слишком большая. — Я попытался заправить ее перед в штаны, но это было бессмысленно.

Джек нежно взял в пальцы мой подбородок и приподнял мое лицо, чтобы я посмотрел на него.

— Мне нравится видеть тебя в своей одежде, — пробормотал он, после чего приник к моему рту.

Я провел пальцами по его челюсти, ощущая, как его щетина самым восхитительным образом царапает мою кожу, и впился в его губы сильнее. Какое-то время он позволял мне целовать его так — влажно и глубоко, — а потом положил руку мне на бедро и оттолкнул. Затем недоверчиво хмыкнул и хрипло сказал:

— Если ты намерен уйти, то сделай это прямо сейчас. Пока не оказался в моей постели.

Я, моргнув, уставился на него. Внутренний голос приказал мне дышать, потому что я вдруг забыл, как это делать. Я набрал полные легкие воздуха, и мой разум сразу же захмелел. Чтобы остановить головокружение, я приложил ко лбу ладонь.

В глазах Джека заплясало смешанное с беспокойством веселье.

— Ты в порядке?

— Учитывая, что дыхание может быть и сознательным, и непроизвольным процессом, я не уверен, что до этого момента когда-либо забывал, как дышать.

Джек хохотнул и озорно улыбнулся.

— Знаешь, если у тебя кружится голова, ты всегда можешь остаться.

Теперь назад шагнул я.

— Спасибо за предложение, но я в порядке. И мне правда пора.

Вид у него стал разочарованным, что обрадовало меня сильнее, чем следовало бы, но тем не менее он кивнул.

— Что ж, ладно. Завтра все в силе? Едем втроем?

— Да. Я буду рад.

— Я тоже. И мне нужно напрячь извилины по поводу Свидания Номер Три. Завтра вечером не слишком рано?

Я взял сумку с лэптопом и улыбнулся.

— Завтра — это отлично.

— Хорошо. — Он взял со стола контейнер, что я принес с собой, и пошел за мной к двери. — Тогда я выстираю твою рубашку и оставлю здесь для тебя.

Я остановился под лампой, освещавшей крыльцо, и повернулся к нему.

— То есть Свидание Номер Три пройдет снова здесь?

Он побледнел, и уголок его губ неуверенно опустился.

— Ну, я подумал… Нет, если хочешь, можно пойти куда-то еще. Просто я подумал, что ты можешь принести работу сюда и, пока я готовлю ужин, сделать все нужные записи. Тогда у нас будет больше времени…

Я улыбнулся, давая понять, что все хорошо.

— Звучит замечательно.

Его улыбка была такой ослепительной, что мое сердце воспарило до самых небес. Джек кивнул на мою машину и с прежней легкостью сбежал с крыльца. Пока он ставил контейнер в багажник «дефендера», я открыл водительскую дверь и наклонился, чтобы положить сумку на пассажирское место. Выпрямившись, я увидел, что Джек стоит у меня за спиной и безо всякого стеснения разглядывает мою задницу. Я приподнял бровь, но он лишь пожал плечами.

— Так я получу баллы за сегодняшнее свидание? — спросил он, но потом будто неожиданно вспомнил о чем-то. — О, погоди. Придержи эту мысль. — Бросившись за угол дома, он исчез в темноте и вскоре вернулся, держа ветку жасмина — изящные белые цветы на осколках зеленого. Остановившись передо мной, Джек нервно сжал губы и протянул веточку мне. — Вот. Это тебе. Свидание без цветов — не свидание.

Я медленно взял цветы в руки.

— Идеально.

Его улыбка была моей наградой.

— Что идеально?

— Это моя оценка Свидания Номер Два. — Я глубоко вздохнул и поднял взгляд на усеянное звездами небо. Тишина, простор и уединенность места, в котором он жил, были невероятными. — Я начинаю думать, что все свидания с тобой могут быть идеальными, различаясь лишь по степени идеальности.

Он победно, счастливо улыбнулся.

— Скорее бы наступил завтрашний день. — Он положил мне на щеку ладонь и поцеловал меня. — Но если тебе нужно ехать…

— Нужно.

— Тогда спокойной ночи.

Я поднял лицо и прикоснулся губами к его губам.

— Спокойной ночи.

Он смотрел, как я выезжаю на своем абсурдно большом «дефендере» на дорогу. Оглянувшись, чтобы помахать ему, я увидел, что на крыльцо вышла и Розмари. Джек погладил ее, сказал ей что-то и помахал мне рукой.

Я ехал обратно в город с нелепой улыбкой во все лицо. И с ней же лег спать.

Глава 9. Джек

Когда я распахнул дверь кондитерской, меня поприветствовал колокольчик над дверью, а затем и Ремми.

— Привет, ты рано! — Она внимательно оглядела меня. — Ты только посмотри на себя.

— Что?

— Какая улыбка!

Я рассмеялся.

— Не понимаю, о чем ты.

— О, боже мой. — Она, не сводя с меня глаз, вышла из-за прилавка. — Это из-за него, да? Из-за того парня в галстуке-бабочке. Как его имя? Лоусон?

Как я ни старался надуться, улыбка все равно самовольно вернулась назад.

— Да, его зовут Лоусон. И я по-прежнему не понимаю, о чем ты.

Ремми рассмеялась и обняла меня.

— Расскажи мне все.

— Вчера вечером у нас было второе свидание. Сегодня будет третье. И я весь день проведу с ним в национальном парке.

Она восторженно сжала руки.

— Вчера он тоже надевал галстук-бабочку?

— Да, надевал.

Она издала какой-то странный, полный драматизма звук.

— О-о, он такой милый!

— И умный, и чертовски сексуальный.

— А что Розмари?

— Обожает его.

На глаза Ремми навернулись слезы.

— О-о-о…

— Вообще-то, сегодня Розмари тоже поедет с нами. Думаю, он очарован ей.

— Слава богу. Я думала, он будет побаиваться ее, — сказала Ремми. — Знаешь, он кажется немного пугливым…

Если к такому выводу ее привели его ботанистый вид, галстук-бабочка и умный взгляд, то она очень ошибалась.

— О, Лоусон достаточно смел. — Я прикусил губу. — Причем во всем.

Она рассмеялась и многозначительно ухмыльнулась мне.

— И это объясняет улыбку. — Она вернулась за прилавок. — Ты чего-то хочешь или зашел просто похвастаться?

Я фыркнул.

— Удиви меня. Положи то, что, по-твоему, мы бы захотели сегодня поесть. И что-нибудь для Розмари.

У Ремми была отдельная маленькая витрина с печеньем в виде косточек для ее четвероногих клиентов. Розмари мигом съела бы их, ведь они были изготовлены исключительно из ингредиентов, предназначенных для употребления в пищу человеком — овсяных хлопьев, морковки, арахисовой пасты и меда.

Ремми положила в бумажный пакет пирожки и хлеб.

— Что планируешь для сегодняшнего свидания?

— Пока не уверен. Что-нибудь дома. Я снова буду готовить, пока он разбирается со своей документацией, что высвободит нам время… для других вещей.

— О, кое-кто очень самоуверен?

— Вообще, когда дело касается Лоусона, лучше ничего заранее не загадывать. Он держит меня в напряжении. — Я снова разулыбался. — В хорошем смысле, конечно.

Ремми подмигнула мне.

— Конечно.

— Ну, я пошел. — Я взял пакет с едой и протянул ей двадцатку, которую она отказалась брать. Так что я молча обошел прилавок, открыл кассу и положил туда деньги. Она закатила глаза. Я поцеловал ее в щеку. — Не хочу опаздывать.

— Повеселись! — Ремми помахала мне, и я вышел за дверь. Пакет с выпечкой я положил в переносной холодильник, который находился в машине. Ранее я уже положил туда фрукты на случай, если Лоусону захочется именно их. Забравшись на водительское место, я погладил Розмари за терпение.

— Осталась еще одна остановка.

Взяв кофе на вынос для всех в офисе и один для Лоусона, я поставил оба подноса на пол с пассажирской стороны, чтобы кофе не пролился на Розмари.

— Не трогай. Горячий, — сказал я ей, сам не знаю зачем. Не то чтобы она знала значение слова «горячий». Но она знала, что значит «не трогай», поэтому, как хорошая девочка, больше не бросила на подносы и взгляда. — Чтобы получить печенье, тебе придется подождать до обеда. — Она в улыбке вывалила язык — значит, точно поняла, что значит слово «печенье». Думаю, Ремми была ее вторым любимым человеком после меня.

На работе я раздал кофе и объяснил, что сегодня снова буду в полях. Никто и глазом не моргнул, но когда ровно в восемь тридцать подъехал Лоусон, я получил несколько понимающих улыбок. Никто, казалось, не удивился тому, что Лоусон уже знаком с Розмари. Либо никто не понял, что это означало, что он побывал у меня дома. Но когда я вышел за дверь с ним и виляющей хвостом Розмари, Карен улыбнулась мне и одними губами пожелала удачи. Я откашлялся, радуясь, что Лоусон ничего не заметил.

Уже было тепло. Ну, тепло для Тасмании. В утреннем солнечном свете Лоусон выглядел ангельски. Он снова был в длинных штанах, чтобы было удобно преодолевать траву и кусты, походных ботинках, футболке-поло, которая сочеталась с его голубыми глазами, но отсутствие галстука-бабочки разочаровывало. Мы пошли к его «дефендеру», и я притворился, что не разглядывал его вместо того, чтобы сфокусироваться на предстоящем дне.

— Итак, каков план действий? — спросил я.

Лоусон сделал глоток кофе.

— Я бы хотел обследовать участки, где ты видел бурсарию. Те, которые вчера мы обозначили на карте. Три из них я пометил как приоритетные, учитывая их северное расположение. Так что я подумал, что мы можем начать оттуда.

Сегодня я взял с собой сумку с лэптопом и камерой, лопату и пакеты для образцов почвы. Как бы ни приятно было проводить время с Лоусоном, но у меня действительно имелась работа, которую было необходимо выполнить.

Я переставил холодильник в «дефендер», пристегнул Розмари на заднем сиденье и забрался в машину.

— Она пристегнута? — спросил Лоусон, глядя в зеркало заднего вида.

— Ага.

— Она предпочитает, чтобы окно было закрыто или открыто?

Лоусон спрашивал серьезно, но все, что я мог делать, — это улыбаться. В его отношении к Розмари было столько заботы, что у меня в груди стало тесно и горячо.

— Конечно открыто.

Лоусон нашел на дверце нужную кнопку, нажал ее, и мы поехали, следуя GPS, к первому пункту в нашем маршруте. Я бы мог подсказать ему, куда ехать, но мне нравилось, что он проявляет самостоятельность и инициативу.

Мимо пролетали иссушенные пейзажи, Розмари сидела, высунув нос в окно, а я не мог оторвать взгляд от Лоусона и перестать улыбаться.

— Хорошо спал? — спросил я его.

— Да, очень. А ты?

— Тоже.

— Думаю, твои коллеги подозревают, что у тебя могут быть иные мотивы, чтобы сопровождать меня.

— Думаю, ты прав.

Он бросил на меня обеспокоенный взгляд.

— У тебя… не будет проблем?

— Не-а.

— Откуда они узнали? Ты рассказал им обо мне… и о том, что мы делаем? — Его щеки стали восхитительно розовыми.

— Нет. Но ты назвал Розмари по имени, а единственное место, где ты мог встретиться с ней — это мой дом.

Он нахмурился.

— О. Конечно. Прости. Надеюсь, это не поставит тебя в неловкое положение.

— Совсем нет. Сегодня я действительно буду работать, и никто даже не узнает, если вдруг во время обеденного перерыва у меня получится улучить момент, чтобы поцеловаться с одним сексуальным лепидоптеристом.

В этот раз он покраснел основательно: румянец самым чудесным образом спустился с его щек на шею. Закатив глаза, он отмахнулся от моего комплимента.

— Если я когда-нибудь столкнусь с привлекательным лепидоптеристом, то непременно дам ему номер твоего телефона.

Я рассмеялся.

— Поверь, я уже нашел его.

— Это нелепо.

— Если ты хочешь, чтобы я как следует изучил этот новый восхитительный вид сексуальных лепидоптеристов, я буду лишь счастлив.

Он поерзал на сиденье.

— И что это исследование могло бы включать в себя?

Я улыбался, радуясь тому, что он мне подыграл.

— Думаю, в подробном анализе нуждаются сексуальные привычки. Пока что я наслаждаюсь ритуалом ухаживания. Кое-какую сексуальную активность я, впрочем, видел, но изучил ее лишь поверхностно. Но одно могу сказать точно: ничего, подобного этому конкретному экземпляру, я еще не встречал.

Лоусон перевел взгляд с дороги на меня, а затем обратно. Он облизнул губы, и румянец на его щеках стал ярче. Потом он, опять немного поерзав, откашлялся.

— В самом деле?

Боже, такими темпами мы окажемся обнаженными еще до завтрака. Почувствовав необходимость немного ослабить напряжение, я вздохнул.

— Ага. Я подумываю позвонить Дэвиду Аттенборо. (известный телеведущий и натуралист — прим. пер.)

Тут он хмыкнул.

— Я однажды встречал его.

— Дэвида Аттенборо? А ну выметайся!

— Но мы еще не приехали.

Я хохотнул.

— Ты правда встречал его? Где?

— На приеме в Мельбурне. Он оказался чрезвычайно обаятельным человеком.

Мы проговорили о том, что он делал, о людях, с которыми встречался, о местах, в которых побывал, до тех пор, пока не приехали к нашему первому пункту назначения. Я правда не представлял, как человек, изучающий бабочек, мог жить такой интересной, насыщенной жизнью. Было вполне очевидно, что когда он не закапывался в книги, то занимался множеством разных вещей. Путешествовал, посещал курсы, забирался в отдаленные уголки мира в поисках неуловимых бабочек.

Могу сказать не таясь, что он вызывал у меня восхищение. Окей, и не только. Я был без ума от него, очарован им, меня тянуло к нему.

Отрицать это было бессмысленно. Если бы существовал список качеств, присущих моему идеалу, Лоусон Гейл соответствовал бы каждой строчке.

— Ты выходишь? — спросил Лоусон, выдергивая меня из мыслей. Не дожидаясь ответа, он просто открыл дверцу и вылез наружу, затем открыл багажник и через секунду уже доставал свое оборудование. Я отстегнул Розмари, она выпрыгнула из машины и принялась обнюхивать поляну.

— Далеко не убегай, — наказал я ей.

— Ты всегда с ней разговариваешь? — спросил Лоусон, ставя два контейнера посреди поляны.

— Ну конечно.

Розмари выбрала именно это время, чтобы проверить, что делает Лоусон. И он сказал ей:

— Он все время с тобой разговаривает, правда? — Она завиляла хвостом и улыбнулась ему в ответ. Он взъерошил шерсть на ее голове и продолжил: — Могу поспорить, ты вертишь им одним пальчиком. Ну, если бы они у тебя были.

— Ты закончил? — спросил я, хотя, если честно, мог день напролет любоваться тем, как он с ней общается. Я подошел к ним с сумкой с лэптопом. — И она мною не вертит. Я бы сказал, что не балую ее, но солгал бы. Она мой лучший друг. Конечно, я ее балую.

Лоусон с усмешкой поднял глаза.

— Если б это было не так, меня бы здесь не было. Хотя нет. Я был бы здесь, но со мной не было бы тебя.

Я фыркнул.

— Серьезно?

— Да. С чего ты решил, что только ты проверял меня знакомством с ней? — Он дерзко приподнял бровь. — Если бы я пришел к тебе, увидел твою собаку и понял бы, что с ней обращаются плохо, то в ту же секунду развернулся бы и ушел.

Что ж, ясно.

— Значит, я прошел твой тест?

Теперь он боролся с улыбкой.

— С блеском.

Усмехнувшись, я подошел вплотную к нему.

— Пусть мы оба сейчас на работе, но ты не против, если я поцелую тебя?

Что-то вспыхнуло в его глазах — веселье или вызов. Возможно, и то, и другое.

— Не против. И мне даже нравится, что ты спросил разрешение.

Я наклонился к самым его губам.

— Мне нравится, что тебе это нравится. — А затем крепко поцеловал его, наклонив голову так, чтобы поцелуй был игривым и идеальным. Когда я отстранился, он медленно открыл глаза и расфокусированным взглядом уставился на меня.

— А еще сильнее мне нравится, когда ты не прекращаешь меня целовать, — сказал он.

Я усмехнулся.

— Если я продолжу, то доведу начатое до конца, если ты понимаешь, о чем я.

— О.

— И мне нужно приберечь кое-что для нашего Свидания Номер Три. Я нацеливаюсь на хет-трик.

Он облизнул губу и сделал шажок назад, явно нуждаясь в большем пространстве.

— Уверен, оно окажется идеальным. Что бы ты ни придумал.

Если честно, я пока совершенно не представлял, что приготовлю на ужин.

— Ну что, за работу? Иначе на ужин у нас будет яичница с тостами.

Он открыл первый контейнер и достал карты.

— Если что, я люблю яйца. Я могу ужинать на самых великолепных приемах, но в равной степени обрадуюсь яичнице с тостом. Все дело в компании.

К счастью, он отвлекся на карты и потому не видел, с какой глупой улыбкой я смотрю на него.

— Тогда ладно. — Я забросил свою сумку на плечо. — Итак, работа. Чем ты займешься в первую очередь?

— Ну, — он развернул карту и повернулся к северу, — я займусь основным сеточным формированием. Не буду отходить дальше, чем на двести метров в любом направлении. — Затем он сосредоточился на айпаде, на котором отображались те же карты, что и у его ног — которые мы приготовили вчера вечером. Он что-то написал на экране, а затем начал делать замеры температуры и давления, или что-то в этом роде. Работа настолько поглотила его, что я решил, что будет лучше оставить его одного.

— Тогда ладно, мы будем поблизости. Розмари, — позвал я свою собаку. Она что-то обнюхивала метрах в тридцати от меня, но быстро прибежала на зов. Я велел ей лечь в тени «дефендера», и вскоре она довольно задремала.

Я сделал фото дороги, по которой мы приехали, для отчетов и пометок. Затем взял образцы почвы и проверил уровень влажности. Я бы не отказался от бура, но ручной труд успокаивал. Я любил быть на свежем воздухе, пачкать руки в земле, а тяжелая физическая работа была полезна. Стояла жара, и к возвращению Лоусона я сильно вспотел.

— На вид очень твердая, — сказал он, кивнув на яму, которую я выкапывал.

— Так и есть. Нам отчаянно нужен дождь.

— Да, я все еще удивляюсь, что в Тасмании настолько сухо. — Он вытер лоб. — Я понимаю, что ливни — нехарактерное явление для всего штата, но даже обрабатываемые земли на фермах покрыты вместо зелени коричневой коркой.

Я кивнул.

— Департамент метеорологии обещает, что на следующей неделе будет дождь. Вряд ли после него засуха кончится, но и на этом спасибо. — Я заметил, что он все еще держал свой айпад. — Как у тебя дела? Нашел что-нибудь обнадеживающее?

Он покачал головой.

— Пока нет. Я обследовал северную часть территории, которую мы пометили вчера вечером. Теперь займусь южной и западной.

— Нужна моя помощь?

Он благодарно мне улыбнулся.

— Все нормально. Это не займет много времени, и мне не хочется отвлекать тебя от копания ям.

Я фыркнул.

— Ну спасибо большое! Вообще-то, я собираю образцы почвы для замера содержания влаги.

Его ответная ухмылка показала мне, что он просто шутит.

— Я бы хотел обследовать второй участок, когда закончу этот. Или тебе нужно больше времени здесь?

— Я могу уйти в любое время, — сказал я. — А еще я взял нам обед, так что просто скажи, когда проголодаешься.

— О. — Он, похоже, удивился. — Спасибо. С твоей стороны это было очень предусмотрительно.

— Стараюсь.

— Ужин и вдобавок обед, — задумчиво произнес он. — Мне придется придумать, как отблагодарить тебя.

Я выгнул бровь.

— Хоть у меня и есть пара мыслишек, — с намеком сказал я, — но ничего в ответ я не жду. — Я быстро оглянулся. — Это не самый ужасный способ провести свой день.

Он, не отрывая от меня глаз, улыбнулся. Его взгляд был горящим и в то же время игривым.

— Я бы предпочел свой вариант благодарности, но, если тебя заводит копание ям, оставлю свои предложения при себе. — Он повернулся и пошел в сторону деревьев к югу от нас.

— Мне нравятся предложения! — крикнул я ему вслед. — Ты можешь отблагодарить меня абсолютно всем, что посчитаешь уместным!

Лоусон, повернувшись, улыбнулся мне, но продолжил идти дальше. Я вздохнул, опираясь на лопату. Черт. Он становился все более и более идеальным.

А погода становилась все жарче и жарче. За следующие полчаса копания в засохшей земле я совсем взмок, поэтому снял футболку, вытер ею лицо и заткнул ее сзади за пояс. Когда я, закончив копать, лег на живот и принялся выковыривать образец почвы на глубине в сорок сантиметров, кто-то откашлялся.

Я оглянулся и обнаружил, что на меня смотрит Лоусон. И насколько можно было судить, ему нравилось то, что он видел.

— Мне стало жарко, — объяснил я.

Он с трудом сглотнул.

— Я бы сказал, что ты был горяч еще до того, как стало жарко. Но лгать не буду, когда ты без футболки лежишь на земле, это способствует улучшению твоего внешнего вида.

Я рассмеялся и, оттолкнувшись руками от земли, прыжком поднялся на ноги.

— Вот как?

Он смотрел на мои грудь и живот, покрытые потом и пылью.

— М-м-м.

Вытираясь футболкой, я, возможно, слегка напряг мышцы — просто чтобы покрасоваться, а Лоусон, не скрываясь, глазел на меня.

— Ну что, ты обнаружил на юго-западном участке несуществующих бабочек?

Его глаза вспыхнули чем-то похожим на возмущение, и он склонил голову набок. Кажется, мой вопрос ему не понравился.

— Нет.

— Я сказал что-то не то?

— Ты считаешь меня дураком, потому что я поверил профессору Тиллману на слово и гоняюсь по лесам Тасмании за видом, которого, может, и вовсе не существует?

— Что? Нет, ничего такого я не считаю.

— Пожалуйста, ты не мог бы надеть футболку? — Он снова облизнул губы. — А то мне сложно сосредоточиться.

— Прости, — сказал я, хотя не капли не сожалел. Вид возбужденного Лоусона здорово подпитывал мое эго. Я натянул футболку.

— Я ищу их не ради славы, — добавил он.

— Я знаю. — Я посмотрел ему прямо в глаза, чтобы показать свою искренность. — Я думаю, что ты так страстно любишь свое дело, что хочешь верить профессору Тиллману. Ведь если он прав, то действительно существует вид бабочек, не задокументированных прежде! И что, если ты их найдешь? Даже мне ясно, что ты здесь не ради славы. Ты делаешь это, потому что, если этот вид существует, понадобятся исследования и программы по их размножению, и на все это нужны финансы. Если ты их найдешь, это будет только началом.

Мгновение он молчал и просто смотрел на меня, будто непонятные загадки в его голове наконец обрели смысл.

— Ну да. — Он посмотрел на свои ноги, а потом опять на меня. — Никто никогда не понимал этого во мне. Во всяком случае, вне работы.

От его слов в моей груди разлилось тепло.

— Значит, никто не уделял должного внимания.

— Да, — тихо ответил он. — Полагаю, что так.

Я стряхнул с рук пыль и сменил тему.

— Хочешь пообедать? Я проголодался.

Пока мы ели пирожки, хлеб и фрукты, а Розмари громко чавкала своим собачьим печеньем, Лоусон начал задавать вопросы о моих ежедневных занятиях.

— Что тебе нравится в твоей работе?

— Находиться на свежем воздухе. Дни, вроде этого. Когда сидишь в теньке в полной глуши, а вокруг лишь мир и тишина, птичье пение и стрекот сверчков.

— А что любишь меньше всего?

— Возиться с бумагами.

— Правда?

— Терпеть это не могу.

— А мне бумажная работа кажется расслабляющей.

— Расслабляющей?

— Да. Она методичная и предсказуемая. Она успокаивает мой разум.

— А мой засоряет.

Лоусон медленно выдохнул и безмятежно улыбнулся.

— Ну, в твоем кабинете хотя бы вид неплохой.

— Расскажи мне о своем.

— Он маленький. В два раза меньше кабинета моего начальника. Что, полагаю, отражает мой вклад и важность в сравнении с ним. — Он улыбнулся. Видимо, чтобы дать мне понять, что он шутит, либо находит в истине юмор. — Мое любимое рабочее место — это лаборатория. Ну, даже не рабочее, а любимое в принципе. Но здесь… — Он огляделся. — Здесь тоже очень неплохо.

Я встал на ноги и протянул ему руку.

— Пойдем. Обед закончился.

Лоусон позволил мне поднять себя на ноги, но когда я предложил отправиться к следующей области, помеченной на карте, нахмурился.

— Прости, если я ошибаюсь, но у меня создалось впечатление, что к обеду должны были прилагаться и поцелуи?

Его бесстыжесть рассмешила меня.

— О, в самом деле?

Он, сражаясь с улыбкой, поднял подбородок. Его непокорность и чувство юмора были жутко очаровательными.

— Да. Если я верно запомнил, ты сказал, что никто не узнает, если во время обеденного перерыва у тебя получится улучить момент для поцелуев.

Теперь я по-настоящему рассмеялся.

— А вот тут ты ошибся. — Я взял его за подбородок и немного приподнял его лицо. — Я стопроцентно уверен, что сказал «для поцелуев с сексуальным лепидоптеристом».

Он закатил глаза, а я прильнул к его рту. Контакт слегка испугал его, но я держал его лицо именно там, где хотел. Он растаял, выдыхая мне в рот. Я наклонил голову, чтобы сделать поцелуй глубже, и он обнял меня.

Боже, он был таким вкусным. Он идеально мне подходил, а его объятия возносили меня прямиком в небеса. А еще приятнее было то, что он поцарапывал мою спину…

Розмари, фыркнув у наших ног, вынудила нас отодвинуться друг от друга. Она сидела и улыбалась нам.

Я сделал шаг назад и, хохотнув, провел рукой по волосам, немного смущенный тем, насколько увлекся процессом.

— Кхм… извини. Меня слегка занесло.

— Не извиняйся. — Лоусон потер большим пальцем губу, и, боже, я чуть было не застонал. Он не представлял — вообще понятия не имел — насколько сексуальным он был. — Похоже, Розмари поняла, что нас лучше прервать. — Он облизнул губы и откашлялся. — Иначе все окончательно вышло бы из-под контроля.

Я сделал большой, весьма целенаправленный шаг назад.

— Согласен. — Я повернулся и указал на «дефендер». — Нас и впрямь ждет много работы. – Я изо всех сил цеплялся за свой самоконтроль, и если бы Лоусон хоть на секунду заколебался, то у меня вряд ли получилось бы остановиться. Мой член уже встал, причем под странным углом, поэтому мне было необходимо поправить его…

Его глаза проследили за моей рукой, и он тяжело сглотнул.

— Работа, да. — К счастью, тут он отвернулся и начал собирать остатки нашего обеда. Сложив их в холодильник, он погладил Розмари и стрельнул в меня потемневшим взглядом. — Думаю, работа — это очень хорошая мысль.

Так мы и проработали весь оставшийся день. Нашли следующий отмеченный на карте участок, находившийся в километре от нас. Лоусон обошел всю выделенную территорию, а я взял еще образцы почвы и сделал фото растений и гнезд дымчатого лягушкорота. Мы не отслеживали абсолютно все виды животных и птиц, но помечали места обитания и жизнедеятельности, что всегда было кстати.

Лоусон снова ничего не нашел, и, хотя он сказал, что не рассчитывал на результат в первый же день, было заметно, что он немного разочарован. Когда мы ехали назад в город, я видел это по его взгляду, по сжатым губам и по тому, как он ерзал у себя на сиденье.

— Завтра ведь будет новый день, верно?

Его лицо слегка просветлело.

— Да.

Тут ожил мой телефон. Это было сообщение от Ремми. «Загляни на обратной дороге. У меня есть кое-что для вашего ужина».

Я улыбнулся.

— Знаешь, судя по всему, Ремми считает меня бесполезным. — Я протянул телефон, чтобы он мог прочесть сообщение.

— Ты рассказал ей, что у нас сегодня свидание?

— Ну конечно. Помнишь, я встречался с ней утром, чтобы собрать нам обед?

Он кивнул.

— Да, точно.

— Ну вообще-то мне не пришлось ничего говорить. Он догадалась сама, едва я вошел.

Он посмотрел на меня, а затем снова перевел взгляд на дорогу.

— О чем ты?

Я указал на свое лицо.

— Улыбка. Она определенно меня выдала.

Он медленно улыбнулся в ответ.

— О.

— Так что она взяла на себя наш сегодняшний ужин. Я сказал ей, что пока не придумал, что сделаю, но это должно быть нечто особенное — ну, из-за того давления, которое ты оказываешь на меня, ожидая идеальных свиданий.

Он фыркнул.

— Я уже говорил, что не нуждаюсь ни в чем экстравагантном. Основное внимание я обращаю на компанию и разговор. Не на еду.

— Приятно знать, что давление оказывается лишь на мои личностные качества и ни на что больше.

Лоусон рассмеялся.

— Именно.

***

Когда наши пути с Лоусоном разошлись, я постучался в дверь-сетку Ремми. Внешняя деревянная дверь была открыта, чтобы впускать ветерок, поэтому я видел, что происходит внутри. Я услышал быстрые шаги, а потом увидел их виновника. Перед дверью, хихикая, появился Лука — со своими русыми кудряшками и милыми ямочками на щеках.

— Дядя Джек!

— Привет, тигренок, — ответил я.

Лука зарычал, и в это время Ремми подошла к двери, вытирая руки кухонным полотенцем. Когда она впустила меня, я взял Луку на руки.

— Боже, ребенок, ты становишься слишком большим! Ты играл в мамином огороде? Ты растешь, словно помидорный куст!

Лука засмеялся.

— Я тебе покажу, — сказал он и, извиваясь, спустился вниз. Я пошел за ним на кухню, где он, встав на цыпочки, дотянулся до стола и подтащил к себе миску с домашними овощами. — Они из моего огорода. — Он взял помидор в одну руку, а цуккини в другую. Они едва помещались в его маленькие ладошки. — Я умею готовить ратуй.

— Рататуй, — мягко поправила его Ремми.

Боже. Ребенку было четыре года, и он готовил лучше меня. Полагаю, так и получается, если твои родители — француженка и португалец — повара.

— Проследи, чтобы меня пригласили, когда приготовишь его, хорошо?

Малыш просиял, а затем убежал к холодильнику, чтобы взять себе попить. Он поставил кувшин с соком на стол и под взглядом Ремми налил его в чашку.

— Он поймает тебя на слове, — с любовью сказала она.

— И хорошо. Буду ждать с нетерпением.

— На следующей неделе?

— Это свидание.

Она усмехнулась.

— Кстати о свиданиях… — Ремми пошла к холодильнику и достала оттуда поднос с чем-то похожим на пекарский бумажный конверт. — Вот. Для сегодняшнего идеального свидания.

— Ты была не обязана этого делать, — с теплотой произнес я.

— Пустяки. Я готовила это нам на ужин, вот и сделала побольше, еще и для вас. — Она отогнула уголок конверта. — Я надлежащим образом использовала ту двадцатку, которую утром ты положил в мою кассу. Это радужная форель с капелькой тайских специй. Я не знала, нравятся ли Лоусону пряности, поэтому мариновала совсем недолго. Все, что осталось сделать — поставить ее минут на двадцать в духовку. Рыба приготовится на пару в бумаге. Подай с овощами, и ты в шоколаде.

— Ты ангел.

На кухню зашел Нико.

— А, мужчина с идеальным свиданием, — сказал он, сердечно пожимая мне руку. — Рад тебя видеть, мой друг.

Я усмехнулся.

— Моя цель — три идеальных свидания из трех. Думаю, Ремми практически обеспечила мне это. — Я показал на приготовленную ею форель.

Нико похлопал себя по животу.

— Не знаю, почему я еще не размером с амбар. — Он поцеловал Ремми в щеку. — Вот какие трудности тебя ждут, когда женишься на кондитере.

— Да уж, теперь я не знаю, что буду готовить для Свидания Номер Четыре, — сказал я. — Превзойти форель, приготовленную настоящим шеф-поваром, будет сложно.

— Я приготовлю для тебя, дядя Джек, — вмешался Лука. Он сидел на коленях на стуле рядом со мной и попивал свой сок. — Сделаю ратуй.

— О, Лука, — сказала Ремми. — Дядя Джек не захочет, чтобы мы присутствовали на его свидании, дорогой.

— Я не возражаю, — сказал я. — И уверен, что Лоусон тоже будет не против. — Потому что если он не захочет провести время с моими лучшими друзьями, тогда в будущем нам мало что светит. — Мы можем поужинать у меня. Если вы, конечно, согласны.

— Можно, мама? Можно? — стал упрашивать Лука.

Серьезно, малыш был непередаваемо мил с этими своими большими глазами и ямочками.

Я выдал Ремми свою лучшую улыбку.

— Соглашайся давай. Будет весело. И я знаю, что тебе до смерти хочется устроить Лоусону допрос третьей степени.

Нико фыркнул от смеха.

— Так и есть.

— Тогда позволь мне приготовить десерт, — сказала Ремми.

— Тебе и так предстоит много сделать! — попытался я урезонить ее.

Я знал, что кулинарные упражнения Луки проходили под контролем Ремми — и под «контролем», я имею в виду большую часть готовки.

Ремми отмахнулась от моего беспокойства.

— О, ерунда.

Нико сочувствующе улыбнулся мне.

— Ты же знаешь, что она счастлива, только если накормит кого-то.

Это было правдой.

— Что ж, спасибо. Я очень благодарен.

— Подожди до ужина, прежде чем благодарить нас, — сказала Ремми, подмигивая Луке. — И я бы предложила тебе предупредить о нас Лоусона.

— И в чем тогда будет веселье? — спросил я. — Посмотрим, любит ли он сюрпризы.

Ремми засмеялась.

— Полагаю, это единственный способ увидеть истинное лицо человека. — Она показала на форель. — Бери. Не хочу заставлять его ждать. Мы приедем завтра вечером в шесть, чтобы в семь тридцать уже перестать вам докучать. — Она многозначительно пошевелила бровями. Нико расхохотался, а Лука был занят тем, что выстраивал на столе ряды из цуккини и помидоров.

Я поцеловал Ремми в щеку.

— Спасибо тебе. И до завтра.

***

Когда я добрался до дома, мне едва хватило времени перед приездом Лоусона на то, чтобы принять душ и поставить готовиться овощи. Услышав, как подъехал его «дефендер», я пошел к двери встречать его. Лоусон тоже принял душ и теперь был одет в коричневые брюки, выцветшую джинсовую рубашку с длинными рукавами и свой фирменный галстук-бабочку. Я забыл, как дышать. Наклонившись, я нежно поцеловал его в губы.

— Привет.

Он протянул мне небольшую баночку и нахмурился.

— Я не был уверен, должен ли принести в знак признательности подарок или что-то еще. Знаю, обычно гости так и делают, но я не мог придумать ничего подходящего, а в местном супермаркете выбор был небольшим. Но я нашел это, и учитывая, что это продукт местного изготовления, а ты любишь готовить, решил, что…

Я взял баночку и прочел этикетку. Это было клубничное пюре — местный деликатес.

— Тебе не нужно было приносить что-то, однако спасибо.

Он наградил меня улыбкой, от которой у меня внутри все перевернулось.

— Пахнет изумительно.

— Ужином, который я не могу приписать в заслуги себе. Это все дело рук Ремми. Надеюсь, ты любишь форель по-тайски?

Он хмыкнул.

— Звучит аппетитно.

Мы зашли внутрь, где он погладил Розмари, и я подумал, что сейчас подходящий момент для того, чтобы рассказать ему о планах на завтрашний ужин.

— Не хочу самонадеянно предполагать, что будет Свидание Номер Четыре, но я, возможно, уже организовал кое-что…

— О? — Он непринужденно облокотился на кухонный стол. — Ты настолько самоуверен, что надеешься на четвертое свидание?

Я пожал плечами.

— Самоуверен. Полон надежд. Это одно и то же.

Он улыбнулся, и его щеки покрыл легкий румянец.

— Мне надо проверить свое расписание, но думаю, я буду свободен.

Я усмехнулся.

— Хорошо. Потому что персонально для нас будет готовить шеф-повар.

Он уставился на меня.

— Ты серьезно?

Я кивнул.

— Ага. И он тоже прелесть. Хотя есть и минус.

— Какой?

— Мы будем ужинать не одни.

— О.

— Но они обещали рано уйти. Надеюсь, ты не возражаешь.

Его румянец стал ярче.

— Ничуть.

Я провел пальцем по его горячей щеке, затем помахал ресницами у его скулы, делая поцелуй бабочки. У него перехватило дыхание, и он, положив руку мне на затылок, привлек меня для настоящего поцелуя. Черт. Я прижал его к кухонному столу, и он с гортанным стоном прильнул к моим губам глубже.

Боже, я был готов целовать его вечно.

Но стоило мне набрать воздуха для нового поцелуя, как нас испугал сигнал микроволновки. Я рассмеялся над тем, как только что вздрогнул, а Лоусон облизнул нижнюю губу.

— Это рис, — пробормотал я, не в силах оторвать взгляд от его рта. — Который мы могли бы полностью игнорировать еще какое-то время. — Я снова поцеловал его, но в этот раз нас прервал сработавший таймер духовки.

Лоусон хихикнул.

— Думаю, вселенная пытается нам что-то сказать.

— Да. Если я сожгу форель Ремми, она убьет меня.

И я накрыл на стол. Лоусон похвалил рис, а также приготовленные на пару фасоль и молодой кабачок, зная, что это единственное, что сделал я сам. Мы пили вино и понемногу разговаривали о новых законах об охране окружающей среды, об изменении климата, о музыке, но между нами постоянно чувствовался какой-то глубинный заряд сексуального напряжения.

Оно чувствовалось в каждом движении его рта, когда он подносил к нему вилку, в каждом глотке вина. В его взгляде, когда он смотрел на меня, в том, как его пальцы обнимали бокал. Даже в линии его челюсти, в его шее, в тембре его голоса. Все, что он делал, заводило меня.

Он сделал глоток вина и медленно поставил бокал на стол.

— Если ты продолжишь смотреть на меня таким взглядом, я соглашусь на все, что бы ты ни захотел сделать со мной.

Ох, черт.

Я на мгновение онемел. Чтобы заговорить, мне пришлось сделать вдох.

— Я ничего не могу с этим поделать. Я даже не могу заставить себя извиниться. Ты до безумия сексуален, Лоусон, и даже не представляешь, что именно я хочу с тобой сделать.

Его щеки вспыхнули, но глаза потемнели. Он дерзко встретил мой взгляд.

— Означает ли это, что в какой-то момент твои губы окажутся на моем теле?

Игры кончились, и я пропал. Каждый нерв в моем теле гудел, член пульсировал, а яйца ломило от страсти. Я встал, со скрежетом отодвинув свой стул, и обошел вокруг стола. Лоусон даже не пытался подняться. Он просто сидел, смотрел на меня с понимающей дерзкой ухмылкой и ждал, каким будет мой следующий ход.

Глава 10. Лоусон

Джек, протянув руку, поднял меня на ноги, но вместо того, чтобы, как я надеялся, отвести на диван или в спальню, подтолкнул меня к краю стола, а потом прижался ко мне всем своим телом и поцеловал так, словно я принадлежал ему.

По силе, с которой он стиснул меня, я почувствовал степень охватившего его безрассудства и чистейшего, собственнического желания. Он вторгся языком ко мне в рот, объявляя своим все, к чему прикасался.

Он явно был возбужден — его эрекция прижималась к моей. Не отрываясь от моих губ, он терся о меня, чего мы оба так жаждали.

Между нами вспыхнула страсть, о существовании которой я и не подозревал. Я вожделел его каждой клеточкой своего тела.

Он прижал меня к столу с такой силой, что тот сдвинулся с места. Я поднял ноги и обхватил ими его, уже готовый взмолиться, чтобы мы перешли на кровать.

Джек подхватил меня своими большими руками под бедра, но стоило мне подумать, что сейчас он отнесет меня в спальню, как он поставил меня на пол. Протестуя, я отодвинулся. Я был до крайности возбужден, не меньше, чем он, и мне было необходимо, чтобы он дотронулся до меня…

— Джек, пожалуйста.

Его губы были влажными и припухшими, а взгляд расфокусирован и наполнен огнем, которого я не видел прежде. Его грудь вздымалась, ноздри трепетали. А потом он медленно опустился передо мной на колени.

— О, боже.

Расстегнув мой ремень, он резко выдернул его за пряжку. Затем расстегнул пуговицу и опустил молнию так, словно обезвреживал бомбу. Он не торопился, видимо, смакуя момент, и все, чего я хотел, — это почувствовать его рот.

Я погрузился пальцами по его волосы.

— Джек, — произнес я, возможно, чуть резче, чем собирался.

Он поднял глаза и улыбнулся.

— Да?

— Пожалуйста. — Я умолял его, уже находясь за гранью стыда, потому что отчаянно нуждался в его ласке, в его губах, хоть в чем-нибудь. Он потянул мои трусы вниз, наконец высвобождая мою напряженную плоть. Но облегчения не подарил. И тогда я сжал его волосы в кулаках. — Просто соси уже, б…ь.

Хмыкнув, он наконец-то взял головку моего члена в рот. Ощущение горячего, влажного жара было поистине упоительным. Он всосал меня до упора, языком пройдясь по моему стволу, потом выпустил изо рта.

— Мне правда нравится, когда мы материшься. — Он загнул мой член к животу и провел по всей его длине носом. — Представляю, насколько грязным станет твой рот, когда я наконец окажусь внутри тебя.

Мой член дернулся в его хватке, и он опять усмехнулся.

— Так я и думал. — Затем он снова взял меня в рот и, сжимая одной рукой основание, начал жестко отсасывать мне.

— О, боже. Джек, я скоро кончу.

Он хмыкнул, не выпуская меня изо рта, поощряя меня кончить. По-прежнему держась за его волосы, я толкнулся ему в горло, и он принял меня. Я попытался было предупредить его, но не успел, оргазм накрыл меня, и я выплеснулся ему в горло.

Комната закружилась, и меня поглотил идеальный вихрь блаженства и наслаждения. Когда дымка эйфории рассеялась, я увидел, что Джек уже стоит на ногах и с самодовольным видом облизывает губы. Он тут же поцеловал меня, делясь со мной моим вкусом. Я едва справлялся с дыханием. То, что он сделал, понравилось мне от первой до последней секунды.

Я притянул его ближе, и давление его по-прежнему твердого члена напомнило мне о его нуждах. Я прервал поцелуй.

— Теперь твоя очередь.

— Ты не обязан, — прошептал он.

Я приподнял бровь.

— Но я хочу. Пожалуйста, скажи, что я могу это сделать.

Он глухо, отчаянно зарычал.

— Боже, да.

Я взял Джека за руку, повел за собой и толкнул на диван, после чего быстро опустился между его ног на колени. Я расстегнул его ремень, затем пуговицу и молнию на штанах. Его глаза потемнели, грудь тяжело вздымалась и опадала. Он приложил к моей щеке руку — молча, словно растерял все слова. А я, не отрывая взгляда от его глаз, вытащил его член на свободу. От мускусного запаха его страсти мой рот наполнился слюной.

Я опустил глаза на его член. Он был большим и пропорциональным — добрых восемь дюймов твердого, увитого венами совершенства.

— Ох, какая красота, — промурлыкал я и, облизнувшись, попробовал на вкус его смазку. Соленый и сладкий — он был настоящей мечтой. Я провел языком по головке, пощекотал им уздечку, вызвав у Джека стон, потом втянул его в рот и начал беспощадно сосать.

— О… — Джек выгнулся на диване. — О черт, Лоусон. Да, вот так. — Он положил руку мне на голову, и я замычал, давая понять, что мне это нравится. — Так хорошо.

Я провел по его стволу языком, и Джек заурчал. Каждую его реакцию, каждый звук я воспринимал как награду. Пройдясь ладонями по его бедрам, я проник под футболку и нащупал его соски. Покружил вокруг них, а затем нежно сжал.

— О! — вскрикнул Джек. Его дыхание стало рваным, а член у меня во рту резко набух, поэтому я повторил свои манипуляции еще раз, и еще, пока его тело не напряглось подо мной. — Я сейчас кончу.

Я стал сосать жестче, его член дернулся, и он кончил мне в рот. Благодарно урча, я проглотил все до последней капли.

Я выпустил его изо рта. Джек являл собой картину полного удовлетворения — его руки безвольно обмякли, по лицу растеклась безмятежность, а великолепный член, влажно поблескивая, лежал на бедре. Он лениво усмехнулся.

— Вот это да.

Я сел на пятки, гордый тем, что в такое состояние его привел я. Он поднял руку и поманил меня пальцем. Опершись на его колени, я наклонился, чтобы поцеловать его, но он потянул меня вниз и, уложив рядом с собой, словно я ничего не весил, довольно вздохнул. А потом, после затяжного, нежного поцелуя, заключил меня в сонные объятия. Выходит, Джек был любителем нежностей после секса. Я улыбнулся ему в шею.

— Останься на ночь, — шепотом попросил он.

Я подавил вздох. Портить наше умиротворенное настроение не хотелось. Как, впрочем, и лгать.

— Я не могу.

Джек глубоко и разочарование вздохнул.

— Когда ты скажешь «да»?

— Когда все будет правильно.

Я почувствовал в его объятиях замешательство.

— Сейчас что-то неправильно?

— Очень даже правильно.

— Тогда я не понимаю.

Я тихо хмыкнул.

— Сегодня я не смогу.

Он отодвинулся, и у него на лице действительно было написано замешательство и, если быть честным, обида.

— Если тебе просто не хочется, то ничего.

Я положил на его щеку ладонь и поцеловал его.

— Завтра мне опять рано вставать.

— О, кстати. У меня завтра встреча, и я не могу поехать с тобой.

Я надулся.

— Жаль. Сегодня мне так понравилось быть в твоем обществе.

Он чуть-чуть посветлел.

— Но не забудь про завтрашний ужин. Если сможешь, приезжай немного пораньше? Шеф-повар приедет часам к шести, так что тебе лучше быть у меня в половине седьмого.

— Мне что-нибудь принести?

Он покачал головой и улыбнулся.

— Нет. Но можно кое о чем попросить тебя?

— Конечно.

— Надень галстук-бабочку.

— Ужин будет официальным?

— Нет! Вовсе нет. Напротив — совсем неофициальным. — Он прикусил губу и поправил мой галстук, что, учитывая наше горизонтальное положение, было непросто. — Просто твои галстуки кажутся мне неимоверно привлекательными.

Я усмехнулся.

— Тогда я надену свой лучший.

Он одарил меня самой искренней улыбкой, с морщинками около глаз. Но ничего не сказал. Просто посмотрел мне в глаза, и от напряжения, от огня в его взгляде мое сердце пустилось вскачь.

— Мне нужно идти, — прошептал я, но без особой уверенности в голосе. Если бы он в этот момент попросил меня остаться, я бы согласился. И он наверняка тоже понимал это. В его власти было сделать так, чтобы я остался или ушел, но Джек знал, чего я хотел, поэтому не стал давить, несмотря на свои желания.

— Ладно. — Он снова нежно поцеловал меня. — Напиши, когда доберешься до номера. Или утром. Или и тогда, и тогда.

Я неохотно встал, растеряв всю силу воли, и поправил одежду. Погладил Розмари на прощание, и Джек проводил меня на крыльцо.

— О, погоди, — вдруг сказал он и, сорвавшись с крыльца, убежал в темноту за углом. Через мгновение он вернулся, держа руки за спиной и с широченной улыбкой. Встав передо мной, он протянул мне веточку розмарина. — Свидание без цветов — не свидание. Хоть это и не совсем цветок, но он символизирует меня и мою собаку, так что в каком-то смысле уместен.

Я взял розмарин, поднес к носу и вдохнул аромат.

— Идеально.

— Ты про свидание? Или про розмарин?

Я наклонился и поцеловал его в щеку.

— И про первое, и про второе.

Отъезжая, я посмотрел на мужчину и его собаку на крыльце, и понял: что-то навсегда изменилось. Необратимо. И стало чем-то удивительным. Чем-то таким, что я вряд ли смогу получить, учитывая, что мы живем в разных штатах, но здесь, в лесах северной Тасмании, я нашел нечто неожиданное, нечто совершенно чудесное.

***

Следующим утром я опять ничего не нашел. Только куколки Zizina labradus и Pieris rapae, которых находил и вчера с Джеком, но ничего похожего на Элтемскую медянку.

Съев на обед одно только яблоко, я запил его двумя бутылками воды, а потом до четырех часов продолжал поиски, делая заметки и тысячи раз проверяя поверхности опавшей коры и больших камней. Я провел бесчисленное количество полевых исследований, поэтому знал, что ключ к успеху — это терпение, хотя в сложившейся ситуации не разочароваться и не расстроиться было сложно, ведь дни этой поездки подходили к концу. Может, мне следовало попросить Джека еще раз проработать карты.

М-м-м… Джек.

Мои мысли то и дело возвращались к нему, из-за чего было сложно сосредоточиться на работе. И от понимания, что мое время здесь — как и время с ним — истекает, лишь усугубляло мое разочарование.

Это глупо, сказал себе я. Мы были знакомы всего несколько дней, и происходившее между нами было не более чем отпускным романом. Не то чтобы я здесь отдыхал. Формально я, конечно, был в отпуске, но все равно работал.

Я прибыл в Тасманию в надежде найти доказательства существования нового вида. А вместо этого нашел мужчину, о котором осмеливался только мечтать. Конечно, все осложнялось тем, что он жил в другом штате. Я понятия не имел, захочет ли он поддерживать связь, когда я вернусь в Мельбурн, или как нам вообще это устроить. Джек сказал, что его последний потенциальный бойфренд не хотел отношений на расстоянии, но он сам был не против. Хотя как впишутся в отношения спланированные уикенды, аэропорты и арендованные машины?

Господи. Захочет ли он вообще продолжения? Насколько далеко я забегал вперед, бесконтрольно отпустив свое сердце?

Это было глупо. Как я уже говорил.

Невероятно и весело, пока продолжалось, но тем не менее глупо.

Вздохнув, я загрузил контейнеры в багажник машины. Я думал о профессоре Тиллмане, о том, сколько десятков лет он обыскивал эти места, и гадал, не впустую ли я трачу здесь время. Может, он просто передал мне эстафетную палочку, чтобы я тоже потратил на бесплодные поиски годы, как он? Теперь это станет делом всей моей жизни?

Возвращаясь в Скоттсдейл, я позволил себе окунуться в разочарование. Это был довольно маленький городок, и я понимал, почему Джек полюбил его. Все знали его по имени и при встрече здоровались. Он мог зайти в любой магазин на главной улице и поболтать с теми, кто там работал. Скоттсдейл разительно отличался от Мельбурна. Не только ощущением причастности к обществу. Ритм жизни здесь был медленней, и это было неплохо.

Очень неплохо.

Вернувшись в номер, я принял душ, потом в одном полотенце, завязанном вокруг талии, сел на кровать и внес собранные данные — а точнее, запись об их отсутствии — в лэптоп. Закончив, я всерьез задумался о том, не стоит ли вернуться в ванную и подрочить, дабы у меня не случилось эрекции, которая неизменно появлялась в компании мистера Джека Брайтона. Ведь сегодня у него дома будут присутствовать посторонние люди.

Но, с другой стороны, мне не хотелось притуплять то опьяняющее воздействие, которое он оказывал на меня. Он заставлял все мое тело петь, и я хотел вознаградить его в полной мере. Поэтому, проигнорировав свои нужды, я оделся для вечера. Джек сказал, что ужин будет неофициальным, но нам предстояло ужинать не одним, плюс там будет персональный шеф-повар.

Персональный шеф-повар? Кто, ради всего святого, нанимает персональных шеф-поваров? Кто вообще знает их, чтобы нанять?

Я нервничал и волновался. Каждое свидание было лучше предыдущего, и я не сомневался, что скоро останусь на ночь. Может, не сегодня, но скоро. Я хотел отдаться ему целиком и всем своим существом был уверен, что это лишь вопрос времени. Я не шутил, когда говорил, что останусь, когда все станет правильно. Хотя каждый раз наедине с Джеком у меня появлялось чувство, что все уже правильно, и моя плоть требовала, чтобы я согласился. Но мозг говорил, что время еще не пришло. Я мог остаться на ночь только после того, как мы станем близки, а мне, прежде чем приступать к главному угощению, хотелось попробовать все остальное в меню.

Если можно было так выразиться.

Кстати, об угощениях. Мне стоило принести бутылку-другую вина. Открывая дверь номера, я размышлял, какое взять — белое или красное, — ведь я не знал, что мы будем есть.

Напротив стояла миссис Нора Блум — с поднятой рукой, словно готовая постучать.

— О, — сказала она, приложив ладонь к сердцу. Должно быть, я испугал ее. Но затем она оглядела меня с головы до ног. — О, как мило. Идете ужинать?

— Ну… да. — Она попыталась заглянуть мне за плечо, поэтому я быстро шагнул в коридор и закрыл за собой дверь. — Я уже ухожу. Немного опаздываю, — добавил я в качестве оправдания, чтобы не задерживаться за разговором с ней.

— Куда направляетесь? — бодро поинтересовалась она. Потом лукаво мне улыбнулась. — Ужинаете с кем-то, кого я знаю?

Я откашлялся.

— Нет, это, скорей, деловой ужин. Не в городе. — Формально я не соврал. Я действительно виделся с Джеком по работе, и он действительно жил не в городе. — Мне надо идти. Могу я вам чем-то помочь? Вы ведь почти постучались ко мне?

— О. — Она покраснела, и я понял, что она пришла единственно из желания разжиться сплетнями обо мне. — Просто хотела узнать, не нужно ли вам что-нибудь. Вы каждый день приезжаете поздно, а уезжаете на рассвете, и я подумала, может, вы хотите приличной домашней еды. Или завтрак. Он, как вы знаете, входит в стоимость номера. Без дополнительной платы.

Я поднял руку.

— Нет, но спасибо вам. Я очень занят работой, однако у меня получается нормально питаться.

— Что ж, тогда ладно, — сказала она, отступая с дороги. — Мне стоит вас отпустить. Не хочу заставлять вашего кавалера ждать.

Я подавил вздох и хотел было поправить ее — в конце концов она, без сомнений, искала лишь сплетни, чтобы разнести их по городу, — но решил, что оно того не стоит.

— Спасибо.

Я ушел настолько быстро, насколько позволяли правила хорошего тона, и сел в «дефендер». Следующей остановкой был местный отель, который по совместительству являлся и баром. Я не горел желанием заходить туда, но, не имея иного выбора, припарковался с ним рядом.

Когда я зашел внутрь бара, пропахшего кислым пивом, все разговоры утихли и воцарилась неловкая тишина, но леди за стойкой улыбнулась мне.

— Привет, дорогуша, что будешь пить?

Я проигнорировал направленные на меня взгляды сидевших в баре мужчин.

— У вас есть винная карта?

Она подала заламинированную страницу, и я, поскольку не разбирался в спиртном, выбрал две самые дорогие бутылки белого и красного вин.

— Не вопрос. Сейчас принесу из кладовки. Скоро вернусь, — сказала леди и убежала за дверь, оставив меня с пятью мужчинами, которые пялились на меня.

— Добрый вечер, — проговорил я. Их изучающие взгляды вызывали неловкость.

Один мужчина кивнул, а другой вытянул шею, чтобы получше меня разглядеть.

— Слишком причудливо одет для здешних мест, — вынес вердикт третий мужчина. Именно потому я и не любил посещать подобные заведения. Я слишком выделялся на фоне их клиентуры и явно забавлял тех, кто чувствовал необходимость защищать свою мужественность. Их вид словно кричал: «Мы — настоящие мужики!», и я задумался, уж не покупают ли они свои фланелевые рубашки оптом на распродажах.

Барменша вернулась с двумя бутылками в руках.

— Вам, ребята, взять бы пару уроков о том, как хорошо одеваться, — сказала она, подмигнув мне. — Джордж, если б ты выглядел, как этот парень, то Бев, сдается мне, с удовольствием принарядилась бы для ужина с тобой.

— Эй, — запротестовал, по-видимому, Джордж. — У меня есть галстук-бабочка.

Другой мужчина фыркнул.

— Остался, поди, со времен твоей свадьбы?

Барменша поставила бутылки в коричневые бумажные пакеты, а я, пока Джордж пытался припомнить, когда в последний раз надевал подтяжки, подал ей карточку и расплатился.

Забрав вино, я заторопился к «дефендеру» и, выворачивая на Станнинг-роуд, кажется, забыл, как дышать. Подъезжая к дому Джека, я почти успокоился, но потом увидел еще одну машину, припаркованную с ним рядом. Я забыл, что помимо меня ожидались другие гости. Я сделал глубокий вдох, затем еще один. Нервозность брала верх надо мной, и я ненадолго задумался, не стоит ли вернуться домой. Но затем вспомнил о нанятом шеф-поваре и понял, что не смогу оставить Джека в такой ситуации. Поэтому, сделав еще один глубокий вдох, я взял вино и выбрался из машины.

Я поднимался по ступенькам крыльца, прислушиваясь к голосам внутри и вдыхая чудесные ароматы еды. У сетки, еще до того, как я успел постучать, меня встретила Розмари. Она завиляла хвостом, и я услышал, как Джек сказал: «Я открою», прежде чем появиться в дверях.

Джек немедленно улыбнулся, и я сразу почувствовал себя в тысячу раз лучше. Он открыл дверь с кухонным полотенцем в руках.

— Здравствуй, — сказал он вполголоса — лишь для меня. Затем наклонился и поцеловал меня в щеку. — Выглядишь замечательно.

Я оглядел себя.

— О, спасибо. Я не был уверен, что подтяжки уместны, а парням в баре, кажется, показалось, что я чересчур разоделся.

Джек нахмурился.

— Они тебе что-то сказали?

— Нет, ничего такого, — успокоил я его и приподнял пакеты. — Я принес вино.

— Заходи. — Он обнял меня за талию. — Тут народ хочет с тобой познакомиться.

За столом сидел мужчина, и я задался вопросом, уж не он ли наш повар. Он был среднего роста, его каштановые волосы вились, а кожу покрывал здоровый загар.

— Вы, должно быть, Лоусон, — сказал он с легким, возможно, европейским акцентом, и протянул мне руку.

— Да, это я, — ответил я, пожав ее, и он заулыбался.

— А я Нико, муж Ремми.

Я обернулся и увидел на кухне знакомое лицо. Ремми, быстро обойдя стол, положила руки мне на плечи и расцеловала в обе щеки.

— Лоусон, так приятно снова с вами увидеться. Вы уже познакомились с моим мужем?

— Да, благодарю.

— И наш сегодняшний повар… — Ремми махнул рукой на маленького ребенка, стоявшего на стуле у раковины. Он чистил морковку. — Лука, это Лоусон. Лоусон, это мой сын Лука.

— Приятно познакомиться с тобой, — сказал я.

Лука широко улыбнулся.

— Здравствуйте.

Джек усмехнулся позади меня и положил мне на спину ладонь.

— Ну-ка, Лука, скажи, кто вырастил овощи, которые ты режешь?

— Я! — воскликнул Лука. Он был чудесным ребенком с пушистыми русыми локонами и ангельской улыбкой. — Я вырастил их сам, и дядя Джек разрешил мне приготовить ужин.

Я обнаружил, что широко улыбаюсь. Не могу передать, какое облегчение я испытал.

— Идеально, — промолвил я. И в ответ на полный любопытства взгляд Джека пояснил: — Я сильно нервничал из-за сегодняшнего вечера. Не знал, чего ожидать, после твоих слов о персональном шеф-поваре. — Я чуть не рассмеялся. — Но это… даже лучше.

Джек хотел было что-то сказать, но Лука опередил его.

— Дядя Джек, твоя морковка.

— О. — Джек подошел к стулу Луки и улыбнулся мне. — Сегодня я на подхвате.

Ремми рассмеялась.

— Лоусон, хотите что-нибудь выпить?

Так начался вечер смеха и историй, на удивление вкусного «ратуя» и еще более вкусного домашнего яблочного пирога. Ремми задавала мне уйму вопросов, с Нико мы обсудили мировую экономику, в которой он довольно хорошо разбирался, Лука выспросил все о бабочках, но больше всего мне было приятно слушать глуховатый, глубокий смех Джека.

Вскоре Лука уснул, и Ремми с Нико, поблагодарив Джека за прекрасный вечер, перенесли своего малыша в машину и попрощались с нами. После их отбытия тишина показалась мне слегка громкой, но когда я обернулся, Джек улыбался мне.

— Ты был великолепен сегодня.

— Насколько?

Он положил на мою щеку ладонь и погладил ее большим пальцем.

— Лука от тебя в полном восторге.

— Он замечательный повар. Для четырехлетки.

— О да. — Он провел рукой по моей шее, затем по плечу и спустился на грудь. — И хотя я всецело наслаждался их обществом, мне не хватало разговора с тобой. Я слышал, как ты сказал Ремми, что ничего не обнаружил сегодня.

— Да, ничего.

Джек пробежался пальцами по моим подтяжкам, вверх по груди, а затем по ключицам. Потом облизнул нижнюю губу, и его улыбка поблекла.

— Останешься ненадолго? Необязательно на ночь. Но, пожалуйста, скажи, что ты пробудешь у меня достаточно долго, чтобы я успел снять с тебя эти подтяжки.

— Я думал, тебе нравятся галстуки-бабочки?

— Нравятся! Ну, нравились, пока я не увидел тебя в этих подтяжках.

Я усмехнулся.

— Тогда я непременно буду надевать их как можно чаще.

Он наклонился, словно собираясь поцеловать меня, но на полпути остановился. В его глазах вспыхнуло беспокойство.

— Когда ты принес вино, то сказал, что какие-то парни что-то сказали тебе. Все нормально? Потому что на Свидании Номер Один ты был решительно против того, чтобы мы пошли в бар.

— В таких местах мне нечасто сопутствует удача. — Джек нахмурился, ожидая, когда я продолжу. — Когда я учился в университете, мы проводили полевое исследование в маленьком городке. Несколько моих однокурсников подумали, что неплохо бы посетить местный бар, и, полагаю, кое-кто из завсегдатаев счел мою одежду комичной. Или оскорбительной.

— О, Лоусон, — прошептал Джек.

— И похожий опыт был у меня в баре Нового Южного Уэльса. Можно с уверенностью предположить, что я являюсь общим знаменателем во всех подобных ситуациях, и потому я стараюсь их избегать.

Складка между его бровей стала глубже.

— Мне жаль, что все это произошло с тобой. Местные ребята не такие, но в следующий раз я пойду с тобой и представлю тебя. Пусть знают, что ты со мной. — Он защитным жестом обнял меня. — Никто ничего не скажет тебе и не сделает.

Я провел по его подбородку кончиком носа.

— Я сам могу о себе позаботиться. — И сжал его задницу. — Хотя сейчас предпочел бы, чтобы обо мне позаботился ты.

Он хмыкнул и задел мои губы губами. Я слегка отодвинулся.

— Джек?

— Да?

— Подтяжки еще на мне.

***

Остановившись около офиса «Парков и заповедников», я улыбнулся. Джек стоял у пикапа, принадлежащего службе сельской пожарной охраны, и разговаривал с мужчиной, которого я еще не встречал, а Розмари со счастливым видом сидела у их ног.

Я уехал от него каких-то восемь часов назад. Мне снова было предложено остаться на ночь, но я отказался. Он отлично справился с моими подтяжками. Потом захотел не спеша насладиться мной, но мое возбуждение было так велико, что я взмолился о том, чтобы он взял меня в рот.

Клянусь, он сводил меня с ума специально. Просто потому, что мог это сделать. Он доводил меня до предела, чтобы я, не в силах больше терпеть, начинал умолять и ругаться на него до тех пор, пока он не дарил мне разрядку.

И положа руку на сердце, обо мне еще никогда не заботились так обстоятельно. Никто никогда не обращался со мной, как с изысканным деликатесом. Один только Джек.

Заметив меня, он улыбнулся и взмахом руки позвал присоединиться к ним. На нем были простые шорты, футболка-поло с эмблемой «Парков и заповедников» и рабочие ботинки, но, боже мой, он выглядел красивым как никогда. Хотя нет. Он выглядел еще лучше вчера, пока я оказывал ему ответную услугу. Он выглядел невероятно, кончая с запрокинутой головой, с напрягшимися мышцами всего тела… и, конечно, от этих воспоминаний я покраснел.

Когда я подошел к нему, он еще разговаривал со своим другом.

— Доброе утро, — поздоровался я.

Он широко улыбнулся.

— Тони, позволь представить тебе Лоусона Гейла. Лоусон, это Тони Уэллс, инспектор пожарной охраны. Лоусон здесь в служебной командировке от Мельбурнского университета.

— Добрый день. Рад знакомству. — Тони потянул мне ладонь. Он был в возрасте, но выглядел подтянутым. — Джек только что сказал мне, что сегодня направляется в Маунт Стронак.

— Да, — подтвердил я, надеясь, что не покраснел еще больше. — У нас с Джеком взаимоудовлетворяющее сотрудничество.

Джек изо всех сил старался не улыбаться, и я еще раз обдумал свои слова.

О, нет.

— Я имею в виду, что он делает свою работу, а я свою. Раздельно. Просто нам по пути.

К счастью, Тони не усмотрел в моих словах двойной смысл. Он наклонился и погладил Розмари по голове.

— А Розмари у вас за главного.

Джек рассмеялся.

— Ага.

Поболтав еще пару минут, Тони попрощался с нами, сказав, что ему было приятно со мной познакомиться, и ушел. Дождавшись, когда его машина отъедет, Джек перевел взгляд на меня и рассмеялся.

— У нас с Джеком взаимоудовлетворяющее сотрудничество?

Я застонал.

— Надо же было такое ляпнуть.

Пока он перекладывал свои вещи из пикапа в «дефендер», на его лице по-прежнему играла улыбка от уха до уха.

— Ты готов?

— Да. Кофе в подстаканниках.

— Отлично, — сказал он. — Я только предупрежу Карен, что уезжаю.

Я открыл заднюю пассажирскую дверь и велел Розмари забираться внутрь, затем пристегнул ее, и мгновением позже ко мне присоединился Джек. Он поставил холодильник рядом с Розмари, забрался на пассажирское место и пристегнулся.

— Итак, — сказал он, — куда направимся в рамках нашего взаимоудовлетворяющего сотрудничества?

Я переключил «дефендер» на первую скорость и выехал на дорогу.

— Ты ведь еще не раз припомнишь мне это?

Он взял свой кофе.

— Угу. Ты еще так покраснел на этих словах.

— Потому что перед глазами у меня стояло одно: вчерашнее выражение твоего лица, когда ты кончал.

Джек поперхнулся кофе.

— Лоусон!

Я пожал плечами.

— Мне вовсе не стыдно признать, что это было в высшей степени эротично.

Джек смахнул капельки кофе с футболки.

— Ты снова представляешь себе это, да?

Я заерзал у себя на сиденье.

— Это было и впрямь захватывающее зрелище.

Он поднес мою руку к губам и перецеловал костяшки моих пальцев.

— Сделай мне одолжение?

— Какое?

— Никогда не меняйся.

***

Потратив все утро на изучение последних участков, где, согласно отметкам Джека, произрастала бурсария, я не нашел ни единого следа моей бабочки.

Да, нужные растения присутствовали в избытке, но не было маленьких земляных муравьев Notoncus. А Элтемская медянка не могла существовать без них. Не было доказательств ее присутствия в виде гусениц, яиц, куколок… Ничего.

Я вернулся к «дефендеру», сложил в него все свое оборудование, потом вытащил большую бумажную карту.

Подошел Джек.

— Что не так?

— Что-то не сходится. — Я развернул карту на земле, прижал уголки камнями и стал изучать ее. — Или площади неверно отмечены, или профессор Тиллман ошибся. Либо, если он и правда видел их здесь, они больше не обитают в этих местах.

— Он видел их очень давно, — заметил Джек. — Что может измениться в жизненном цикле вида за пятьдесят лет?

Ну, если говорить напрямую…

— Решительно все.

Джек сдвинул брови.

— Возможно. Но основа останется. Для эволюции требуется гораздо больше времени, чем несколько десятков лет. Поэтому, я спрашиваю совершенно серьезно: что может измениться? Или что с большей вероятностью изменится за этот промежуток времени? Посмотри на это объективно, Лоусон. Раздели на категории и переосмысли свои поиски.

Я уставился на него, испытывая сильное искушение попросить его не учить меня, как делать мою работу. Но он был прав, и отодвинув эго в сторону, я принял его предложение за курс, по которому нужно двигаться.

— Области миграции. Их питание останется неизменным. Они могут адаптироваться, но в качестве источника питания выберут бурсарию. А она здесь растет, отсюда логический вывод: им было бы, чем питаться, обитай они здесь. Области миграции могли измениться, да. С этим не поспоришь, но здесь нет муравьев Notoncus.

Джек обдумал мои слова.

— Объясни еще раз про треугольник зависимости. Я упомянул о нем всего один раз, в самом начале, и меня привело в восторг то, что Джек это запомнил.

— У нас имеется бабочка Элтемская медянка, кустарник бурсария и муравьи Notoncus. Бабочки откладывают яйца в корнях бурсарии. Личинки живут под муравейниками, а ночью вылезают на поверхность земли, чтобы поесть листья бурсарии. Муравьи защищают личинок, пока те едят, и, в свою очередь, питаются сладким секретом, выделяемым личинками. Это довольно сложное экологическое взаимодействие растений, бабочек и муравьев.

Джек склонил голову набок.

— Так может, изменились привычки не бабочек, а муравьев?

Разумеется! Я улыбнулся ему.

— Ты весьма проницателен.

— Спасибо, — с довольным видом откликнулся он.

— Скажи, во время наблюдений за парками, находящимися в твоей юрисдикции, не попадались ли тебе на глаза колонии муравьев?

— Всего лишь около пары тысяч. Но я не знаю, как выглядят эти Notoncus.

— О, сейчас опишу. Заднегрудка у них округлая без проподеальных шипиков…

Он жестом остановил меня.

— Стоп. Ты разговариваешь с гражданским. Они черные или коричневые? Большие или маленькие? Похожи на зеленых или на мясных муравьев?

Я улыбнулся ему.

— Извини. Notoncus — это маленькие муравьи черного или коричневого цвета, обитают в открытой почве, либо под камнями и поваленными деревьями. Их можно обнаружить в огороде, в парках — по большому счету, везде.

— Что ж, это сужает наши поиски до целого штата.

Теперь я рассмеялся.

— Так и есть.

— Тогда почему ты так рад?

— Потому что я был расстроен и разочарован, но это дает моим поискам новое направление.

Он обхватил руками мое лицо и поцеловал меня.

— Так скажи, откуда ты теперь начнешь?

Я вздохнул, наслаждаясь моментом, поцеловал его ладонь и снова посмотрел на разложенную на земле карту.

— Я могу исключить участки, которые уже осмотрел. На них нет следов муравьев Notoncus. Может, мне стоит подробнее изучить их изменяющиеся привычки в плане миграции и климатических предпочтений. — Я уставился на Джека, перебирая в памяти то, о чем мы с ним разговаривали.

— Что?

— Ты упомянул Iridomyrmex.

— Вряд ли. Мне даже не выговорить это слово.

Я фыркнул.

— Так же известных как мясные муравьи.

— А, тогда да. Они кусачие, эти ублюдки.

Я медленно расплывался в улыбке.

— А еще они препятствуют морфологической и поведенческой адаптации муравьев Notoncus.

Джек моргнул.

— И это важно потому, что…

— Я заметил несколько их муравейников недалеко от участков, которые обследовал.

— И Notoncus не пройдут мимо них?

Я медленно покачал головой.

— Нет, не пройдут.

— Значит, нам надо найти участки, где нет мясных муравьев?

Я кивнул.

— Именно.

— Но как ты их найдешь?

— Notoncus живут где угодно: в земле, под камнями и бревнами, но Iridomyrmex выбирают строго определенный грунт. Ты же брал образцы почвы, да?

— Да. Это часть нашего анализа экосистем. Так мы определяем средние показатели изменений климата, вырождения почвы, уровней влаги и кислотности, качества растительности.

Я поднял карту и свернул ее.

— Ты, — сказал я, привставая на цыпочки, чтобы быстро поцеловать его, — подарок судьбы.

Я открыл заднюю пассажирскую дверцу «дефендера» и позвал Розмари. Пока я пристегивал ее, Джек спросил:

— Куда мы?

— К тебе на работу. За какой период у вас собраны данные?

— Э… за пятьдесят с чем-то лет.

Широко улыбнувшись, я бросил ему ключи.

— Ты поведешь. Мне надо по дороге проверить кое-что.

***

— Вы рано вернулись, — сказала Карен, когда мы зашли.

— Да, нам нужен доступ к архивам, — сказал Джек. — Они ведь теперь оцифрованы, верно?

— Конечно. — Карен быстро набрала что-то на клавиатуре, потом повернула экран, показывая файлы данных, рассортированные по годам. — Даже фотографии были загружены.

Джек хлопнул в ладоши.

— Превосходно. Это сэкономит нам с десяток лет. — Затем он выпрямился и взглядом показал на меня. — Лоусону нужен доступ. Мы будем у меня в кабинете. Ты не могла бы принести все геотехнические отчеты, что у нас есть на руках?

— Конечно, — с готовностью ответила Карен. Она погладила Розмари, издавая странные причмокивающие звуки и разговаривая с ней детским голосом, а потом скрылась в коридоре.

Джек провел меня в свой кабинет.

— Сюда. — Он сел за стол, включил компьютер и крикнул: — Эй, Роберт?

— Да? — откликнулся голос, принадлежавший, видимо, Роберту. Через мгновение в дверях возник невысокий мужчина средних лет. — Что такое?

— Не можешь навскидку припомнить, какие почвы преобладают в лесном заповеднике Северного Скоттсдейла?

Роберт с минуту подумал.

— По-моему, базальтовые, но я перепроверю. Мы делали основную выборку в прошлом году, помнишь?

Джек кивнул.

— Да. Что и заставило меня задуматься. — Он посмотрел на меня. — Какой тип почвы, ты сказал, предпочитают мясные муравьи?

— Обычно глину или суглинок.

Весь оставшийся день мы сопоставляли годами накопленные данные об экосистемах с фотографиями, анализом грунта и данными об осадках. Нам с Джеком прекрасно работалось бок о бок. Мы почти закончили, когда раздался легкий стук в дверь.

На пороге стояла, ласково улыбаясь нам, Карен. Джек откашлялся, и его щеки покрыл легкий румянец.

— Да? — спросил он.

— Уже пять, — сказала она. — Вы остаетесь или поедете по домам?

— Мы почти закончили, — сказал я.

Джек кивнул.

— Мы сами закроем. Спасибо, Карен. — Она помахала нам, и они с Робертом ушли, оставив нас в тишине кабинета. Джек сложил лежавшие перед нами документы в стопку. — Хочешь, пойдем домой?

— Да. Думаю, у нас достаточно сведений, чтобы знать, откуда начинать завтра.

— Ужинаем у меня?

— Я не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством, — произнес я. — После всех этих хлопот, на которые ты пошел, чтобы впечатлить меня на свиданиях.

— Обещаю, сегодня ничего шикарного на ужин не будет.

— Но я все равно буду впечатлен? Ведь это Свидание Номер Пять.

Джек тепло рассмеялся.

— Думаю, да.

Мы собрались и закрыли за собой офис. Вместо «пока» я сказал:

— Увидимся через полчаса у тебя.

***

После быстрого душа я оделся для обычного ужина, уже точно зная, чем окончится этот вечер. Я упаковал туалетные принадлежности и чистую одежду на завтра в сумку, которую, если что, можно было оставить в машине. По дороге я заехал в магазин и купил медового сидра со специями местного производства, сыр, яблоки и крекеры. Рассчитываясь, я увидел у кассы стенд с маленькими букетами. Они были совершенно обычными — для кого-то, возможно, даже убогими, — но я выбрал желтые маргаритки и добавил их к своим покупкам.

Пятнадцать минут спустя я остановился у дома Джека. Оставив сумку с вещами в машине — на случай, если что-то пойдет не по плану, — я взял пакеты из магазина и поднялся по ступенькам крыльца.

Джек, должно быть, услышал, что я подъехал.

— Открыто! — крикнул он.

Меня встретила, виляя хвостом, Розмари. Джек был на кухне. Босиком, в старых джинсах и выцветшей футболке, он выглядел просто великолепно.

— Я купил кое-что, — сказал я, поставив пакеты на стол, а затем протянул Джеку букет. — Это тебе. Ты дарил мне цветы, так что было правильно сделать ответный жест.

— Спасибо. — Он запечатлел на моих губах ласковый поцелуй. Потом с улыбкой, от которой мое сердце замерло, взял цветы и стал копаться в кухонном шкафу, пока не нашел, что искал. Старая банка из-под варенья стала вазой. Он налил туда воду и с крайне довольным видом поставил цветы на подоконник.

Я достал из пакетов свои покупки и показал ему сидр, а он прочел этикетки на сыре.

— Идеально. — Он взял два бокала, нож, сложил все в корзину и кивнул на заднюю дверь. — Сюда.

Я еще не был у Джека на заднем дворе, поэтому с любопытством пошел за ним следом. Двор оказался огромным — зеленое поле подстриженной травы было похоже на береговую линию, переходящую в лес. Повсюду росли кустарники и цветы, а на бельевой веревке в углу колыхались под дуновением ветерка кухонные полотенца. Но мое внимание привлекло не это.

В центре газона было расстелено покрывало, на котором лежали подушки. Джек поставил корзину на землю, повернулся ко мне и сделал приглашающий жест в сторону пикника.

— Твой сегодняшний обеденный стол.

Не сомневаюсь, я улыбался как сумасшедший. Положив руку на сердце, я через рубашку почувствовал, как быстро оно стучит.

— Ничего милее и придумать нельзя.

Он опустил свое мощное тело на покрывало, вытянул ноги и, откинувшись на локтях, похлопал рядом с собой.

— Уверен, ты поместишься здесь.

Я присоединился к нему и, обхватив руками его лицо, жестко поцеловал.

— Уверен, что помещусь.

Он открыл корзину и достал оттуда контейнер с маленькими треугольными сэндвичами.

— Проголодался?

Я хихикнул.

— Я не ел сэндвичей, нарезанных таким образом, чуть ли не со времен детского сада.

С широкой улыбкой Джек протянул мне один идеальный белый треугольник.

— С веджимайтом? Или с арахисовой пастой?

— Без разницы.

Прибежала Розмари и принялась обнюхивать все вокруг.

— Если за ней не следить, она стащит сэндвичи с арахисовой пастой.

Я похлопал по покрывалу между нами, подзывая ее.

— Ложись, — сказал я ей. Она послушалась, и пока Джек с улыбкой смотрел на нас, я почесал у нее за ухом.

Он откусил от своего сэндвича.

— Ты здесь ради меня или ради собаки?

— Ради вас обоих. И мы не должны исключать ее. Не хочу, чтобы она подумала, что из-за меня ты уделяешь ей не все сто процентов внимания.

Он потрепал шерстку на голове Розмари, а затем наклонился и одарил меня поцелуем со вкусом арахисовой пасты. Он ничего не сказал, лишь безмятежно улыбнулся, ложась назад на покрывало. Засунув подушку под голову, он положил в рот следующий сэндвич.

— Ну, и как проходит это свидание?

Я наблюдал, как на деревенский пейзаж опускается вечер. Солнце клонилось за дом, синее небо было расцвечено оранжевыми мазками, а теплый летний воздух понемногу становился прохладным.

— Думаю, оно идеально.

Он счастливо вздохнул.

— Рад, что тебе нравится.

И в этот момент мимо нас пролетела, порхая, простая белая бабочка.

— О-о, — сказал Джек. — Что это за бабочка?

— Pieris rapae. Или белая капустница.

— Есть ли что-то, чего ты не знаешь о них?

Я задумался.

— Думаю, всегда есть что-то, чего мы не знаем. Но об уже открытых видах я знаю всю известную информацию. Хотя не хотелось бы думать, что мы уже изучили все, что могли.

Рассеянно поглаживая Розмари, он улыбался в небо, словно ему по-настоящему понравился мой ответ.

Я налил нам два бокала медового сидра, и Джек с благодарностью взял один. Затем я порезал яблоко и сыр, открыл пачку крекеров и покормил его, чередуя кусочки. Мне нравилось ухаживать за ним. В конце концов, он устроил четыре свидания, на которых готовил для меня, так что это было наименьшим, что я мог для него сделать.

Когда мы наелись, а бутылка сидра почти опустела, мы поболтали немного о том о сем — от биоразнообразия до музыки и кино. К тому времени небо потемнело, но от дома шло достаточно света, чтобы мы могли видеть друг друга.

После того, как весь сыр закончился, Розмари убежала. Я лег и, ощущая приятное опьянение после сидра, положил голову на сгиб руки Джека. Мы долго молчали, глядя, как вечернее небо сменяется ночным.

Джека, похоже, вполне устраивало просто лежать, но я хотел большего. Я приехал сюда с намерением позволить ему взять меня, но он, казалось, в равной степени был счастлив просто лежать, обнимая меня, и смотреть на звезды. Что было идеально, но желание, бурлившее в моей крови, не позволяло мне оставаться безучастным...

Я развернулся в его руках и плавно лег сверху, а потом, опираясь на руку, склонился к нему, остановившись в паре дюймов от его лица.

Его улыбка была теплой и удивленной.

— О. Привет.

— Хочу проверить одну теорию.

Он убрал волосы с моего лба.

— Какую?

— Могу ли я усовершенствовать совершенство.

Я поцеловал его, склонив голову, — сперва мягко, а потом, когда он приоткрыл рот, крепче, и от соприкосновения наших языков меня затопило теплом. Я поставил руку около его головы, чтобы иметь возможность тереться о него, нуждаясь в ощущении под собой его силы.

Поняв, чего я хочу — а может, почувствовав то же самое, — он обхватил меня своими руками. В его мощных, теплых объятьях, окруживших меня точно стена, я ощущал себя в безопасности, чувствовал его обожание — а еще я был тем, кто задавал темп и ритм.

Я терся своей эрекцией о его сквозь слои нашей одежды. Комбинация жара и твердости была всем, чего я хотел, и в то же время мне было мало ее. Покачивая бедрами, я вжался в него, и он застонал мне в рот.

Тогда я встал над ним на колени. Он выглядел бесподобно. Его футболка задралась, оголив кожу над поясом, покрасневшие губы были влажными и припухшими, а сам он — задыхающимся и прекрасным.

Я расстегнул пуговицу на его джинсах, осторожно опустил молнию и, проникнув под резинку трусов, высвободил его член. Боже милостивый, он был раем на земле. Его кожа серебрилась в свете луны, а на головке члена поблескивала капелька смазки. Я наклонился, слизнул ее и застонал от солоноватого вкуса.

— О, Лоусон, — прошептал он.

Улыбнувшись, я расстегнул свои штаны, и ноздри Джека затрепетали, а дыхание прервалось. Власть над ним опьяняла меня. Я вытащил свою плоть и под его неотрывным взглядом, который светился абсолютным благоговением и мольбой, несколько раз приласкал ее. Переместившись чуть выше, я соединил наши члены и захватил их в кулак. У Джека закатились глаза.

— О, черт, — вырвалось у него.

Все было слегка неуклюже, но он, казалось, не замечал этого. Более того, он извивался от удовольствия. Проведя руками по моей рубашке, шее, лицу, он притянул меня для жесткого, глубокого поцелуя и отодвинулся, лишь когда нам потребовался воздух.

— Боже, я так скоро кончу.

Я задвигал рукой сильнее, наша плоть была скользкой от естественной смазки.

— Мне хотелось, чтобы сегодня ты взял меня, но я не мог больше ждать. Мне было необходимо почувствовать тебя прямо сейчас.

Он коснулся моего лица и погладил уголок рта большим пальцем, а я обхватил его губами и втянул в рот. Джек напрягся, его член в моей руке резко дернулся. Сперма начала выплескиваться из него толчок за толчком, и ее вид, ее запах, отправили меня через край.

Спираль у меня в животе развернулась, боль в яйцах сменилась наслаждением, и я тоже кончил. Джек поддерживал меня, пока оргазм сотрясал мое тело, и поймал, когда я рухнул на него, абсолютно опустошенный.

В тишине звучало только наше дыхание и биение наших сердец. Джек поцеловал меня в макушку.

— Кажется, ты вдохнул новый смысл в понятие совершенства.

Я весьма неделикатно фыркнул, по-прежнему не имея ни на что большее сил.

— Кажется, этот оргазм переписал мою ДНК.

Джек рассмеялся, и его смех отозвался теплым и громким эхом в моем ухе, прижатом к его груди.

— Это же хорошо, а?

Туман в моей голове начал рассеиваться, и я осознал, что именно только что сделал ему под открытым небом. Слава богу, поблизости никто больше не жил.

— Ну… секса на свежем воздухе у меня никогда еще не было.

Он усмехнулся и сжал меня.

— У меня тоже. Думаю, внутри тебя сидит дьяволенок, который в спальне выбирается поиграть.

Я поднял голову и огляделся.

— Странная спальня.

Он улыбнулся, но затем вновь стал серьезным, а его глубокий взгляд потемнел.

— Однажды ты увидишь мою.

Я прижал к его губам палец, а затем заменил его на свой рот.

— Обязательно.

Прежде чем у него получилось ответить, я вскочил на ноги и поправил одежду.

— Нам стоит вернуться в дом и привести себя в порядок.

Я начал собирать остатки нашего пикника. Джек сразу стал мне помогать и, свернув покрывало, повел меня к дому.

— Я дам тебе другую рубашку, — сказал он.

— Все в порядке. Я взял смену одежды. И собрал сумку для ночевки…

Ему потребовалась секунда, чтобы понять.

— Ты остаешься?

Я кивнул, и он одарил меня незабываемой улыбкой, от которой все внутри меня сжалось.

— Только схожу за ней.

Я забрал из «дефендера» сумку, а Джек встретил меня у двери. Я шагнул внутрь, он поднял мой подбородок и сладко поцеловал, а затем закрыл за мной дверь.

Глава 11. Джек

После того, как мы приняли душ и переоделись для сна, я откинул край одеяла и, запрыгнув в кровать, протянул в приглашении руку. Он был таким симпатичным, когда, прикусив губу, забирался ко мне в своих клетчатых пижамных штанах и простой футболке.

Я выключил лампу на тумбочке и быстро сгреб Лоусона в объятия. Зарывшись носом в его волосы, я чмокнул его в висок, и он тут же расслабился.

— То, что ты оказался в моей постели, ни к чему тебя не обязывает, — прошептал я. — Я не говорю, что не хочу наброситься на тебя, но тот переписавший ДНК оргазм, который ты подарил мне полчаса назад, вроде как, снял напряжение.

Я почувствовал, как он улыбнулся.

— Так тоже хорошо. Даже очень хорошо, если честно.

Я вздохнул и, словно в теплую ванну, погрузился в состояние полного удовлетворения. Нас быстро сморил сон, и, засыпая, я успел подумать о том, что утренний секс — это чертовски хорошая вещь.

***

— Просыпайся, соня.

Я нахмурился и потянулся на другую сторону кровати, к Лоусону, но нашел лишь холодную простынь. Я разлепил глаза. Он был не в кровати, а стоял рядом с чашкой кофе в руках.

— Вот, заварил для тебя.

Я со стоном потянулся. Утренний стояк тяжестью улегся поперек моего бедра.

— А как же утренний секс?

Рассмеявшись, он поставил чашку на тумбочку.

— Мне бабочек надо искать.

Было решительно невозможно расстроиться, когда он был таким милым и буквально вибрировал энтузиазмом.

— Я приготовлю тосты, — сказал он, направляясь к двери.

Я сел и с улыбкой на губах отпил кофе. М-м-м, вкусно.

— А ведь к такому я могу и привыкнуть, — пробормотал я.

— Что? — крикнул он из кухни, звеня тарелками и столовыми приборами.

— Ничего, — откликнулся я, улыбаясь в пустой проем двери. Суть заключалась в том, что мне нравилось его присутствие здесь. Нравились звуки чьей-то суеты, и очень, очень нравилось, что это был Лоусон.

После остановки в уборной я пошел на кухню, где Лоусон делал два бутерброда. На один тост он, не спрашивая меня, намазал арахисовую пасту, а на второй — веджимайт, после чего подвинул мне тарелку. Взяв чашку с кофе, он сделал глоток.

— Надеюсь, ничего, что я немного тут похозяйничал?

— Конечно.

Он взял тост с веджимайтом и с улыбкой стал есть его.

— Итак, ты поедешь сегодня со мной?

— А тебе этого хочется?

— Да.

Его прямой ответ взволновал меня.

— Тогда я присоединюсь к тебе.

Лоусон поставил тарелку в раковину и протер стол, болтая при этом, что он не знал, завтракает ли обычно Розмари и не хотел дать ей что-то неподходящее. Он старался скрывать волнение, но своим невнятным жужжанием выдавал себя.

— Ладно, ладно, — сказал я, запивая тост кофе. — Пойду одеваться.

Он облегченно вздохнул.

Уходя по коридору в ванную, я крикнул ему:

— И кстати, любимая еда Розмари в контейнере в прачечной.

Приняв душ, побрившись и одевшись для рабочего дня, я нашел Лоусона возле «дефендера». Розмари сидела на заднем сиденье возле его оборудования, и он вместе с ней проверял инвентарь.

— Твой ассистент — просто прелесть.

Лоусон хмыкнул.

— Она такая.

— Я разговаривал с Розмари.

Рот Лоусона раскрылся, но я по его взгляду уловил тот момент, когда до него дошло, что прелестью назвали его.

— Я не ее ассистент.

— Конечно нет.

— Это подразумевало бы, что она занимает позицию надо мной.

Я привалился к «дефендеру» и улыбнулся ему.

— А что, тебе так не нравится?

Он понял намек.

— Единственный, кого я хочу видеть в такой позиции над собой, — это ты. — Он приподнял бровь. — Я твердо намерен сделать это сегодняшним вечером, но если ты в течение получаса не поможешь мне попасть в национальный парк Северного Скоттсдейла, этого не случится вообще.

Я выпрямился и хлопнул в ладоши.

— Точно. Кто за рулем?

***

Национальный парк Северного Скоттсдейла находился к северо-востоку от мест наших прежних поисков и добраться туда можно было единственно по грунтовке, которая вела, как и следовало из названия, на север от Скоттсдейла. Области, которые мы вчера отметили на картах Лоусона, располагались на глинистых почвах городской части горы. Леса здесь были густыми, как и подлесок. В теории Элтемская медянка не могла обитать в подобных местах. Но Лоусон был твердо уверен в обратном. На эту местность указывало все — сочетание верных типов почвы, среднее количество осадков и температура, подходящая для муравьев Notoncus. Собранные за много лет снимки местности свидетельствовали о том, что там растет бурсария, — однако убедиться в этом можно было, лишь приехав на место.

Но, что самое главное, Лоусон нутром чувствовал, что найдет ее.

Я помог ему распаковать контейнеры и подождал, пока он приготовится.

— Что ты будешь делать, если найдешь… целую колонию?

Он даже не поднял взгляд.

— Колонию кого?

— Элтемских медянок, которые на самом деле даже близко не рядом с Элтемом.

— Калейдоскоп.

— Что?

— В английском собирательное существительное для группы бабочек — калейдоскоп.

— О. — Я обдумал это. — Слушай, как здорово.

Он оторвал взгляд от айпада и улыбнулся.

— Да.

— Кто придумывает эти названия? Они все такие разные. Армия муравьев, свора собак.

— Косяк рыб, — добавил он.

— Косяк? Кто, к черту, назвал их так? И кто вообще может их знать?

— Я, например.

— Да, но ты — гений. — Затем я обдумал и это. — Вообще-то, косяк рыб — довольно меткое название.

Лоусон улыбнулся.

— Семья леопардов.

— Табун лошадей.

— Отара овец.

— Гурт волов.

— Прайд львов.

— О-о, а вот это хорошее, — сказал я. — Вижу, я не единственный, кто находит собирательные существительные интересными.

— Я, бывало, почитывал о них в детстве.

Мысль о маленьком Лоусоне-заучке вызвала у меня улыбку.

— Когда ты поймал свою первую бабочку?

— В четыре года.

— Ух ты. Совсем маленьким.

— Да, мой дедушка был энтузиастом. На четвертый день рождения он подарил мне сачок.

— Сачок?

— Ну да, такой черенок с пластмассовым кольцом и маленькой сеткой.

— А, у меня такой был. Я ловил им кузнечиков.

Лоусон улыбнулся, листая что-то в айпаде.

— На следующее Рождество он подарил мне настоящий энтомологический сачок с морилкой. Я был в восторге.

— От морилки?

— Это не самая любимая моя часть, но, если честно, она намного гуманнее, нежели старая практика, когда торакс бабочки прокалывали булавкой. В наши дни убийство бабочки стало редким явлением. У нас настолько хорошие технологии для их изучения, что мы не нуждаемся в этом. — Он печально улыбнулся. — Помню, как поймал своего первого «монарха». Дедушка заставил меня поместить ее в морилку. Все произошло быстро, но смотреть на это было невыносимо. Я потом проплакал несколько дней.

— О, это ужасно. — Я подошел к нему и положил на его руку ладонь. — Мне жаль.

Он одарил меня искренней, признательной улыбкой.

— Спасибо. Но мне было пять.

— И это сподвигло тебя посвятить жизнь защите видов.

Он рассмеялся.

— Все было не так драматично, но что-то вроде этого.

Я поцеловал его в щеку.

— Но если ты все-таки найдешь свою бабочку, то что будешь делать?

— Сфотографирую ее, сниму на видео, опишу. — Он сделал глубокий вдох. — И сделаю пару звонков.

— Что, существует какая-то Лига Справедливости Бабочек, которая вышлет охрану? — пошутил я.

Он ухмыльнулся.

— Существует. Ты видишь ее члена перед собой. Неужели я обнаружил скрытого ботаника, знакомого с Лигой?

Я хохотнул.

— Ты еще многого обо мне не знаешь.

Он снова хмыкнул.

— Я никогда не уклоняюсь от вызова. — Он провел пальцем по экрану айпада. — Однако, если не возражаешь, я изучу твои скрытые стороны позже. Сейчас у меня много работы по линии ЛСБ.

— ЛСБ?

Он закатил глаза.

— Лиги Справедливости Бабочек.

Я рассмеялся и позволил ему заняться своими делами, а сам принялся делать фотографии и собирать образцы почвы. Сегодня он закончил свое обследование быстрее. Он по-прежнему работал методично и обстоятельно, но дополнительная информация усилила его рвение и дала ему новый толчок. Тем острее было его разочарование, когда он опять ничего не нашел.

До обеда он успел проанализировать три участка, сосредоточившись на местах с предпочтительным типом почвы, и вернулся с пустыми руками.

Он был не в очень-то хорошем настроении, когда я предложил ему пообедать. Он откусил от яблока и нахмурился, жуя его.

— Я нашел голубянок и капустниц, так что Элтемская медянка тоже может обитать здесь.

Я знал, что никакие мои слова не улучшат ему настроение и потому просто слушал.

— Профессор Тиллман потратил на ее поиски свои лучшие годы. И знаешь, что? Я не думаю, что готов повторить его путь. Понимаю, что ключ ко успеху — это терпение, и было глупо рассчитывать найти ее за неделю.

— Ты добился большого прогресса.

Он откусил еще кусок яблока, прожевал и проглотил его.

— И теперь мне придется проводить все выходные следующих пятидесяти лет, обыскивая все национальные парки штата.

Я пожал плечами.

— Да.

Он хотел было ответить, но вместо этого глубоко вздохнул, и его плечи поникли.

— Полагаю, что так.

— Знаешь, это может быть не так уж и плохо. Ты уедешь обратно в Викторию, но, когда сможешь, будешь возвращаться сюда. Я не против видеться с тобой на выходных.

Лоусон открыл рот, но тут же закрыл.

— Не хочу пока думать об этом.

— О том, чтобы продолжать со мной видеться?

Он медленно покачал головой.

— Нет. О том, чтобы перестать с тобой видеться.

Я шагнул к нему и дотронулся до его лица.

— Я тоже не хочу думать об этом, но наше время истекает, Лоусон. — Я нежно поцеловал его. — Когда ты уезжаешь?

— Через три дня.

Я вздохнул, закрыл глаза и прижался к его лбу своим лбом.

Три дня.

— Это какое-то безумие, да? — спросил я. — Я знаю тебя всего несколько дней.

— Шесть. Считая сегодняшний. — Его голубые глаза встретились с моими. — Это не безумие. Безумие — это состояние разума, которое препятствует нормальному восприятию и/или поведению.

Я хмыкнул на его научный ответ, но он отодвинулся, чтобы заглянуть мне лицо, и пожал плечами.

— Джек, я воспринимаю тебя и свое поведение в твоем обществе с полным ментальным согласием. — Его щеки порозовели. — Да, Эйнштейн называл безумием точное повторение одного и того же действий в надежде на изменения. — Он прикусил губу и рассмеялся — видимо, над собой. — Но мне они не нужны. Я бы не стал менять ни единого мгновения.

Я прильнул к его губам, теперь крепче. Этот поцелуй не вел ни к чему большему. Просто мне было необходимо поцеловать его прямо сейчас. Он только что признался в своих чувствах ко мне, сделав это в своем уникальном, неповторимом стиле. Дав медицинское определение безумия и процитировав Эйнштейна.

Приласкав его щеку поцелуем бабочки, я прошептал:

— Я бы тоже не стал ничего менять. Кроме всей этой темы с отъездом.

— Да, кроме нее.

***

Мы поехали еще дальше на север, углубляясь в национальный парк, где дорога превращалась в тропу, по которой можно было проехать только на полноприводной машине. Лес здесь рос намного плотнее, кроны деревьев были высокими, а подлесок — густым, что затрудняло анализ возможной активности.

Но это не остановило его. Сомневаюсь, что его вообще могло что-то остановить. Он снова занялся своими исследованиями, а я — своими, хотя периодически слышал, как он насвистывает или бормочет что-то себе под нос, поэтому я все время знал, где он находится.

Но муравьев Notoncus, а следовательно, и Элтемскую медянку, он не нашел.

Как и в том месте, куда мы поехали дальше.

С юга небо начало затягивать неприятными тучами. Лоусон сложил оборудование в багажник и, стянув бейсболку, вытер со лба пот.

— Влажность повышается.

Я показал на небо.

— На юге собираются тучи.

— Это плохо?

— Обычно так бывает перед грозой.

Он глотнул воды из бутылки и застонал.

— Пожалуйста, пусть пойдет дождь. Здесь так жарко и сухо. Никогда не думал, что буду скучать по мельбурнской погоде. У вас она не меняется, а у нас за день сменилось бы уже три сезона: арктический южный, пустынный западный и муссонный дождь. Здесь же старая добрая жара и засуха.

Я потянулся, чувствуя, как по спине катится пот.

— Сегодня отличный летний денек. — Сказать по правде, он был чудовищно жарким и сухим, словно чипсы.

Лоусон закатил глаза:

— Какое твое любимое время года?

— Все.

— Нельзя любить все.

— Но это так. Летом я люблю зиму. Зимой люблю лето.

Лоусон рассмеялся и бросил в меня свою бутылку с водой. Я с легкостью поймал ее и осушил до конца.

— Нам лучше поехать назад. Если начнется ливень, на дороге будет можно увязнуть.

Он неохотно кивнул.

— Я поведу, — заявил я, пока он пристегивал Розмари. — Хочу показать тебе кое-что. Отсюда недалеко.

Я поехал севернее по тропе и сквозь ветки, царапающие «дефендер», выехал к закрытым воротам.

— Это частная собственность? — спросил Лоусон.

— Нет. Это все земли парка, но мы ограничили доступ. Они не заперты на замок, но держат случайных людей на расстоянии. Плюс, большинство тех, кто использует эту дорогу, направляются в Бридпорт. Они не останавливаются здесь. — Я вышел и открыл ворота, подперев их, чтобы они не закрылись. Затем запрыгнул в машину, проехал сквозь них и направился дальше.

— Их разве не нужно закрыть? — спросил Лоусон, оглянувшись. — Согласно практическим правилам поведения в сельской местности, следует оставлять ворота закрытыми.

Я усмехнулся.

— Знаю, но мы ненадолго.

Я проехал еще метров сто, что из-за извилистой и ухабистой дороги заняло больше времени, чем мне бы хотелось. Заехав настолько далеко, насколько позволила тропа, я остановил машину и отстегнулся.

— Отсюда пойдем пешком. Это недалеко, но нам лучше поторопиться.

Лоусон явно испытывал любопытство, но еще был насторожен.

— Мне стоит начать беспокоиться? Может, мое первое впечатление о тебе, как о серийном убийце, было, в конце концов, обоснованным.

Я рассмеялся, открыл заднюю дверцу и, отстегнув Розмари, указал вперед.

— Сюда.

Когда мы сделали всего с десяток шагов под щебетание птиц, он спросил:

— Далеко нам идти?

— Уже почти все. Видишь вон ту поляну? — Когда мы дошли до нее, я заметил, что небо существенно потемнело. — Так, нам надо поторопиться. Сюда.

Я повернул направо, где на границе с деревьями сформировался небольшой овражек. Я спрыгнул в него, повернулся спиной к деревьям и взял Розмари за ошейник.

— Почему ты остановился? — прошептал Лоусон.

— Посмотри туда, за овраг. — Я кивнул вперед. — И прислушайся.

Лоусон, сосредоточенно хмурясь, склонил голову набок. Я уже их услышал и ждал, когда их услышит и он. Его взгляд переметнулся ко мне.

— Что за черт?

Шум был очень отчетливым. Рычание, шипение, визг и скрежет — звучало так, словно там возились чьи-то детеныши. Моя улыбка стала шире.

— Подходить слишком близко нельзя, но можно смотреть.

Лоусон все шарил по земле взглядом, и по его улыбке я уловил тот момент, когда он, наконец, обнаружил их.

— Тасманийские дьяволы.

Я кивнул.

— С потомством. Они очень шумные.

Нам было видно двух малышей, которые с урчанием прыгали друг на друга. Черные, с белыми полосками на груди, с маленькими хвостиками и массивными челюстями, они выглядели бесконечно мило.

— Здесь их логово уже много лет. Одна и та же самка из года в год приходит сюда, чтобы принести потомство. Мы присматриваем за ними. Самка помечена, но она здорова, как и потомство, поэтому мы не трогаем их.

На братьев набросился третий малыш, и урчание с рычанием стало громче. Я взял телефон и сделал несколько снимков.

— Отправлю их в ПСТД.

— Что такое ПСТД? — спросил Лоусон, не отрывая взгляда от играющих малышей.

— Программа спасения тасманийских дьяволов, — объяснил я. — Мы даем им любую информацию, какую можем. Они делают важное дело.

— А где их мать? — спросил Лоусон.

— Наверное, спит. Одним глазом присматривая за ними. В основном они ведут ночной образ жизни, но любят погреться на солнце. — Я наблюдал, как малыши играют. — Мило, да?

— О, Джек, они поразительны.

От его слов мое сердце пропустило удар. Глупо, наверное, но тот факт, что он считал важным и любил то же самое, что и я, дарил мне несказанное счастье.

Взяв меня за руку, он сделал шажок вперед и наклонился, чтобы лучше видеть. Внезапно раздался гром, и я посмотрел на небо.

— Идем. Пора уезжать.

Мы выбрались из оврага, и я повернул налево, откуда мы пришли. Сделав несколько шагов с Розмари, я осознал, что Лоусона нет со мной рядом. Развернувшись, я обнаружил, что он остановился и смотрит в другом направлении.

— Лоусон, нам нужно идти.

Он, не глядя на меня, поднял руку.

— Погоди…

Я едва расслышал его сквозь грохот на небе.

— Лоусон…

Но он уже шел к дальнему краю полянки, а там остановился и посмотрел вверх.

— Какое это направление?

— Э… думаю, северное. А что?

Он что-то рассматривал вблизи деревьев.

— Джек! Джек, скорее иди сюда!

Я побежал к нему. Он уже присел и поднимал с земли нижние ветви кустарника.

Бурсарии.

Он искал муравьев.

Ох, черт.

Лоусон, опустив руки на землю, наклонился совсем низко, чтобы заглянуть под листья кустарника.

По его рукам начали быстро карабкаться муравьи.

— Лоусон, муравьи…

— Они не кусаются, — даже не посмотрев на них, машинально откликнулся он. Подняв нижние ветви, он осторожно воткнул ручку в корни растения. И, словно по волшебству, оттуда вспорхнула маленькая бабочка медного цвета и приземлилась прямо возле его руки. Затем вылетела еще одна, и еще.

Лоусон в шоке отпрянул, чуть не упав на спину, и прижал руку ко рту. Потом широко распахнутыми глазами посмотрел на меня.

— Джек.

Я кивнул.

Одна из бабочек взлетела и снова приземлилась на куст. Лоусон вытащил телефон. Его руки так сильно тряслись, что он едва смог включить камеру. Он сделал несколько фотографий, потом сообразил переключить телефон на видео и заснял, как крошечное создание расправило крылышки и перелетело на другой листок.

Над нашими головами вновь, перепугав нас до смерти, загрохотал гром. Розмари заскулила.

— Черт, гроза уже рядом. Лоусон, нам надо идти. Прямо сейчас. Завтра мы прямо с утра вернемся сюда, обещаю.

Он кивнул, сделал дюжину фотографий земли, куста, полянки, затем еще серию снимков бабочки, и тут грянул дождь.

— Лоусон, идем! Иначе нам не проехать.

Он развернулся и поднялся на ноги. Дождь примял его волосы и заставил рубашку облепить его грудь, но улыбка его просто сияла.

— Я нашел ее.

Я схватил его за руку и потащил за собой.

— Давай же.

Вместе с Розмари мы побежали обратно к «дефендеру». Я запрыгнул на водительское сиденье, а Лоусон на заднее с Розмари. Я переключился на задний ход и, глядя через плечо, проехал задом весь путь до ворот.

Лоусон пристегнул Розмари, затем отбежал, чтобы закрыть ворота. Садясь на пассажирское место, он еще улыбался. И не просто улыбался — он излучал чистый восторг. Притоптывал и отплясывал у себя на сиденье какой-то странный маленький танец. Смеясь вместе с ним — или над ним, — я переключился на первую скорость и поехал вперед по тропе.

— Пристегнись, — мягко напомнил я, поскольку он явно не помнил об этом.

Он послушался.

— Джек, я нашел ее!

— Лоусон, она была потрясающей. И такой маленькой. Я не ожидал, что она окажется такой маленькой.

— Знаю, — сказал он, счастливо кивая. Он все еще подпрыгивал у себя на сиденье. — О, боже, мне нужно позвонить профессору.

Он вытащил телефон и снова быстро пролистал фотографии. Его руки тряслись. Энергия, которой он фонтанировал, была невероятной. Даже Розмари привстала на заднем сиденье и улыбалась ему. Он сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться, потом нажал дозвон, прижал телефон к уху и, улыбаясь, посмотрел на меня.

— Профессор Тиллман? Это Лоусон Гейл. — Я не расслышал, что ответил профессор, но затем Лоусон добавил: — Никогда не угадаете, что я сегодня нашел.

Секунда тишины, потом до меня долетел приглушенный голос профессора, и Лоусон рассмеялся. Его восторг был таким заразительным, что даже я заулыбался, несмотря на сильный ливень и ужасную грязь на дороге.

— Я пришлю фотографии на емейл, который вы дали. Вы можете подтвердить, но я уверен, что это она. Выглядит как Элтемская медянка, но с пятью маленькими точками на задних крылышках с зауженными черными краями.

Он разглядел все эти детали?

Лоусон рассмеялся.

— Да! Да! Именно так! Это поразительно. Сейчас мы возвращаемся в город. Погода сильно испортилась, поэтому, как только я доберусь до лэптопа, то отправлю вам все, что у меня есть… Да, утром мы снова поедем туда, если, конечно, позволит погода.

Прежде чем отключиться, они поговорили еще немного, а потом Лоусон все с той же счастливой улыбкой посмотрел на меня.

— Я нашел ее.

Я рассмеялся.

— И продолжаешь говорить это.

— Даже не верится.

— Можно спросить у тебя кое-что?

— Да, конечно.

— Что делают бабочки во время дождя?

Он засмеялся.

— Прячутся. Под листьями или в коре, под бревнами, большими камнями — везде, где только возможно. Это они и делали, когда я их прервал, — пытались избежать надвигающегося дождя.

Пока мы спускались с горы, машина несколько раз скользила по грязи, и я с облегчением вздохнул, когда мы добрались до асфальта. Лоусон не обращал на все это внимания — он с улыбкой смотрел на меня.

— Проедем, пожалуйста, мимо моего пансиона, чтобы я мог переодеться и взять свой лэптоп?

— Ты не хочешь просто остаться там? Со мной, — прибавил я. — В смысле, я пойду к тебе вместе с тобой.

— Я бы предпочел этого не делать. Миссис Блум женщина любопытная, а мне нравится уединение, которое предоставляет твой дом. — Он многозначительно подвигал бровями. — У меня есть на твой счет планы, забыл?

— Может, купим вина? Я считаю, твою находку стоит отпраздновать, а?

Его улыбка не погасла ни на секунду.

— Вино и праздник будут как нельзя кстати.

***

Сбегав в номер, Лоусон вышел с сумкой с лэптопом и, задыхаясь от спешки, запрыгнул в машину. По его лицу стекали капли дождя. Он посмотрел на одежду, засунутую в боковой карман сумки, и улыбнулся мне.

— Я многофункционален.

Я рассмеялся, притормаживая у бара.

— Вернусь через секунду.

Я приготовился промокнуть до нитки, но оказалось, что дождь немного утих. Зато поднялся сильный ветер. Забежав в бар, я заказал две бутылки того же вина, которое приносил вчера Лоусон. Когда я вернулся в машину, к его уху был прижат телефон, а улыбка исчезла.

— Я сообщаю о своей находке не ради того, чтобы позлорадствовать, а из профессионального уважения. И безусловно не отправлю никаких фотографий, пока профессор Тиллман не подтвердит, что это, как мы оба полагаем, и есть новый вид.

Окей. Кто-то здорово рассердил его. И знаете, что? Сердитый Лоусон был до крайности сексуален. Хотя мне не понравилось, что ему испортили настроение. Этот день был грандиозным по стандартам любого, а какому-то мудаку вздумалось омрачить его.

— Формально я в отпуске до понедельника, поэтому можете делать, что считаете нужным… Да, ради бога. Также можете сказать ему ожидать от меня полный отчет, от которого, я уверен, он будет в восторге. Я непременно посвящу отдельный раздел вам и тому, как вы только что попросили меня нарушить протокол… Отлично, профессор Эстерли, но неужели после всех лет, что мы проработали вместе, вы до сих пор не знаете, каков я?

Лоусон, наклонив голову, послушал ответ.

— Да. И это тоже. Но помимо того, что я заноза в вашей заднице, я беспристрастен и мною невозможно манипулировать. Печально, что вы так болезненно отреагировали, но я не ответственен за ваши чувства, профессор… Нет, не стоит. Я свяжусь с ним напрямую. Он сообщит вам, когда я вернусь.

Когда он выключил телефон, мы уже были около дома. Лоусон расстроенно зарычал.

— Этот человек — невежда.

— Я так понимаю, это твой босс?

— Да. Зря я ему позвонил. Это был жест доброй воли, а он решил сам себя пригласить сюда. Наверняка чтобы каким-нибудь образом приписать себе часть заслуг.

Я заехал на подъездную дорожку и заглушил мотор.

— Лоусон, забудь о нем, пока он не приедет — если приедет вообще. Насладись сегодняшним вечером, отправь всю информацию профессору Тиллману, а завтра мы вернемся обратно, и ты сможешь собрать все нужные данные. — Я просто хотел снова увидеть его улыбку. — Хочешь, пойдем и загрузим фото в лэптоп? Чтобы ты мог детально все рассмотреть.

Это сработало, потому что его губы изогнулись в улыбке.

— Да, давай. — Он наклонился вперед и окинул взглядом низкое, серое небо. — Похоже, дождь не собирается заканчиваться.

— Я могу проверить прогноз погоды, узнать, сможешь ли ты завтра вернуться туда. — Он так посмотрел на меня, что я понял: дождь ему не помеха. — Идем. — Я открыл дверь и выбрался в ливень и ветер. Пока я отстегивал Розмари, Лоусон, взяв лэптоп, побежал в дом.

Оказавшись внутри, мы вытерлись полотенцами. Особо холодно не было, но из-за грозы температура немного упала.

— Ты согрелся? — спросил я.

Он кивнул, но как-то неубедительно.

— Я переоденусь, ладно?

— Конечно. А я подумаю, что можно сообразить на ужин.

Переодевшись, он вышел в своих клетчатых пижамных штанах и футболке. Он выглядел так, будто ему было предельно комфортно, — как дома. Я забыл, как дышать.

Он оглядел себя.

— Так пойдет?

Я глупо кивнул.

— Более чем.

Он заглянул в кладовку, возле которой я стоял, открыв дверь. Я взял пакет с кускусом.

— В общем, я могу приготовить ягненка по-гречески с кускусом или же…

— Томатный суп и сэндвичи с сыром, — сказал он и, дотянувшись до полки, взял банку с томатным супом.

Я хмыкнул.

— Вот такой мужчина мне по сердцу. — Я забрал у него банку и поцеловал в щеку. — Иди разбери свои фотографии, а я начну делать ужин.

Стоя на моей кухне, он выглядел восхитительно во всех смыслах этого слова.

— Однажды и я обязательно что-нибудь для тебя приготовлю.

Я хохотнул.

— Да. Обязательно.

***

Он сел заниматься своими делами в гостиной, а я тем временем, тоже переодевшись в пижаму, подогревал суп и делал сэндвичи с сыром. Снаружи завывал ветер, по крыше барабанил ливень, в небе грохотал гром и сверкали молнии. Но внутри было тепло и сухо, и стояла мирная, безмятежная тишина.

Выйдя из кухни с супом и сэндвичами, я увидел, что Лоусон сидит на полу, прислонившись к дивану. Его взгляд бегал по экрану лэптопа, который он держал на коленях, а Розмари спала у его ног.

Я замер на месте. Мое сердце сжалось, а во рту пересохло.

Знаете, это было таким простым зрелищем. И таким бесконечно домашним, что во мне вспыхнула искра желания видеть это всегда. Я только сейчас понял, что хочу именно этого. Раньше мне и в голову не приходило, что стоит стремиться к чему-то такому простому. Конечно, порой я чувствовал себя одиноко, но у меня никогда не возникало мыслей в духе: «О, господи, как же хочется, чтобы в моей жизни был особенный человек, который работал бы, сидя в пижаме на полу моего дома, а рядом с ним дремала бы Розмари…». До тех пор, пока я не увидел эту картину воочию. Теперь я был абсолютно уверен, что это единственное, чего я хочу.

Лоусон выжидательно посмотрел на меня, не замечая моего глобального переосмысления.

Я протянул ему тарелку.

— Ужин готов. Хочешь поесть здесь или за столом?

Он улыбнулся, и у меня перехватило дыхание. Боже, как же я влип.

— Если ты не против, то здесь.

Мы поели в гостиной — он на полу, а я на диване с ним рядом. Суп был прекрасным ужином — домашним и уютным, — в то время как снаружи буйствовала природа. Потом Лоусон занялся своими делами, а я сидел и наблюдал, как он работает. А еще играл с волосами у него на затылке, наслаждаясь мурашками, которые появлялись при каждом моем прикосновении. Заявив, что он сделал все, что мог, Лоусон набросился на меня.

Он оседлал меня, усевшись задницей ко мне на колени, обхватил ладонями мои щеки и поцеловал.

И, черт, что это был за поцелуй.

Он терся о меня, двигая бедрами взад-вперед.

— Джек… — выдохнул он мне в рот. — Отведи меня в кровать.

Я хотел взять его на руки — я бы с легкостью смог это сделать, — чтобы он обхватил мои бедра ногами, но он слез с меня и в ожидании встал напротив.

Выпрямившись во весь рост, я встал так близко, что наши грудные клетки соприкоснулись, и, скользнув пальцами по его челюсти, обрушился в поцелуе на его рот, а он, упираясь эрекцией в мою ногу, положил обе руки на мою задницу и прижал мои бедра к своим. Затем прервал поцелуй.

— Джек. В постель.

Его терпение было на исходе. И, должен признать, мне нравилось то, каким властным пассивом он был. Быть с мужчиной, который не стеснялся заявлять о своих желаниях прямо, заводило меня.

Я взял его за руку и повел по коридору в спальню. Не стал включать свет — мне и так было хорошо его видно. Я стянул его рубашку через голову и поцеловал в плечо.

— Хочешь, чтобы я оказался внутри тебя?

Он коротко застонал.

— Да. — Потом откинул голову, и я проложил дорожку из поцелуев по его шее до подбородка. — Боже, да.

Я проник кончиками пальцев под резинку его пижамных штанов и, стянув их с его ягодиц, шепнул ему на ухо:

— Но сначала я хочу попробовать твою задницу на вкус.

— О, боже, — выдохнул он.

Я обхватил его эрекцию и несколько раз лениво провел по ней.

— Ложись на кровать, Лоусон. Лицом вниз.

Он сделал, как я велел — выступил из штанов и медленно лег, сначала встав на колени. За окном, освещая комнату, потрескивали вспышки молний. Боже, он выглядел поистине потрясающе. Я шагнул к тумбочке и бросил на кровать презерватив и тюбик со смазкой. Лоусон в предвкушении сгреб в кулаки одеяло.

Встав коленями на кровать, я раздвинул его ноги и провел ладонями по его бедрам и заду. Потом наклонился и медленно подул на его вход.

— Джек, поторопись, б…ь.

Мне нравилось, что он матерился только во время секса. Но, очевидно, мое желание не спеша насладиться им шло вразрез с его планами.

— Обожаю твой грязный рот, — пробормотал я, задевая губами кожу на его пояснице. Снаружи грянул гром, всколыхнув напряжение, царившее в спальне.

— Он вовсе не грязный, — без особой убежденности прошептал он в ответ.

Я раздвинул его ягодицы и с нажимом провел между ними языком. Он сжал простыни и приподнял задницу.

— О б…ь.

Я триумфально улыбнулся.

— Нравится?

— Да, пожалуйста, продолжай.

Где-то вдали грохотал гром, молнии озаряли небо. В свете грозы его задница — бледная и округлая — была идеальна. Он хотел большего, так что я дал ему это. Я трахал его языком, и он отзывался гортанными стонами на каждую мою ласку. Но вскоре и этого стало недостаточно.

— Еще.

Я открыл тюбик со смазкой и, капнув немного на его тесный вход, скользнул в него пальцем.

— М-м… — застонал он, поднимая навстречу мне бедра.

— Нравится, да?

— Боже, да, да, еще.

Я добавил к первому пальцу второй и согнул их, нащупывая его простату.

— О б…ь, — зарычал он.

Еще одно ругательство. Уверен, их у него было припасено еще много. Я поиграл с ним немного, растягивая, возбуждая его, испытывая его терпение. Он проник ладонью под бедра — без всяких сомнений, чтобы приласкать свою плоть.

— Мне нужно больше, — с мучительным стоном вымолвил он. — Мне нужен твой член, нужен внутри.

Слышать, как он умоляет меня, было бесконечно приятно.

Я вытащил пальцы, и он сразу же приподнялся, чтобы приласкать себя. Боже, он был таким твердым, так отчаянно хотел этого.

Я раскатал на члене презерватив, смазал себя и капнул на его вход еще чуть-чуть смазки.

— Джек, — нетерпеливо заворчал он, — ты нужен мне прямо сейчас.

Я встал за ним на колени и провел головкой члена между его ягодиц. Он заерзал, нуждаясь во мне, желая меня.

— Ты этого хочешь?

— Да!

Я слегка нажал на его вход — и немедленно вновь отодвинулся.

Лоусон толчком поднялся на четвереньки и оглянулся. Его щеки горели сердитым, недовольным румянцем.

— Мне надо, чтобы ты меня трахнул, поэтому прекращай играть с моей задницей и засунь в меня член.

И… вот он.

Его грязный, развратный рот.

Я положил руку ему на плечо и опустил его на кровать, оставив его зад поднятым вверх, а второй рукой приставил член к его входу и надавил.

Ругательства сменились короткими всхлипами, перешедшими в долгие стоны, когда я проник в него глубже.

— Этого тебе хочется?

Он вскрикивал подо мной.

— Да, да. О да.

Я вышел немного — чтобы сразу втолкнуться глубже и начать медленно двигаться внутри него. Он всхлипывал и постанывал на каждом выдохе, и то были самые чудесные звуки на свете. Погрузившись в него до упора, я замер. Давая ему время привыкнуть, я гладил его плечи и спину, массируя, разминая их. В ответ он покачивал бедрами, безмолвно умоляя о большем.

— О, боже, — пробормотал он. — Ты такой большой.

— И ты сможешь принять меня до последнего дюйма, — сказал я, резко толкаясь в него.

Он испустил глухой, долгий стон, но приподнял задницу еще выше.

— Я чувствую, как ты пульсируешь там внутри.

Вот черт. Его пошлости прикончат меня.

— Джек, — простонал он. — Трахни меня.

Я снова и снова вторгался в него под его всхлипы и стоны, и тихие мольбы о большем. Я был уже близко. В нем было так хорошо, его задница была такой теплой и скользкой, но мне нужно было почувствовать и его рот.

— Хочу тебя видеть. — Я медленно вышел из него. — Перевернись.

Он быстро сделал, как я велел. Поднял колени к груди, и я, глядя на его трепещущие ресницы, одним толчком вонзился в его жаждущее тепло. Когда при вторжении его рот приоткрылся, я обрушился на него, сплетаясь с ним языком. Руки Лоусона поднялись к моим волосам, затем легли на мою челюсть — он направлял мое лицо именно так, как ему было нужно.

Он целовал меня до тех пор, пока мы не начали задыхаться.

— Боже, ты так глубоко во мне.

От его слов мои яйца заныли. Рыча, я вбился в него, и вены на его шее вздулись от напряжения.

— Если ты продолжишь эти свои разговорчики, то я кончу.

— Да. — Руки Лоусона сжались вокруг меня. — Так хорошо, Джек. Именно этого я и хочу.

— Ты должен кончить первым, — сказал я, перенося вес на левую руку. Правой рукой я обхватил его член и начал ласкать его. На головке то и дело проступали капельки смазки, которую я захватывал большим пальцем и размазывал по стволу.

— О б…ь! — вскрикнул Лоусон. Его руки стиснули простыню. А потом его глаза распахнулись, рот раскрылся, он всем телом напрягся, и его член запульсировал в моем кулаке и под вспышки молний выстрелил на его живот белыми струйками спермы.

Я погрузился в него до упора, раздвигая его ноги все шире и трахая языком его рот, пока он пульсировал в оргазме вокруг моего члена.

Теперь я мог не спешить. Когда он удовлетворенно обмяк, я отпустил его член и наклонился к нему. Его тело расслабилось, стало податливым, и я начал двигаться медленнее, погружаться все глубже и глубже. Он положил руки на мои скулы, и мы целовались, пока я любил его — неспешно, наслаждаясь каждым мгновением внутри. Постепенно наслаждение достигло предела, и я кончил, пока Лоусон держал в ладонях мое лицо.

Когда я излился в презерватив в глубине его тела, он выдохнул и в изумлении прошептал:

— Я чувствую каждый толчок.

Он целовал меня, пока оргазм волнами окатывал мое тело, и обнял, когда я, задыхаясь, упал на него. То, что я пережил, было не просто физической кульминацией. Что-то сместилось внутри меня. Мое сердце влюбилось в него.

Я ощущал у груди биение его сердца и гадал — надеялся — чувствует ли он тоже самое.

Пальцы Лоусона вычерчивали узоры на моей спине. Я медленно выскользнул из него, скатился с кровати, чтобы выбросить презерватив, а он натянул на себя одеяло. Когда я вернулся, он улыбнулся моему обнаженному виду и отогнул для меня край одеяла. Я забрался в кровать, и он устроился на сгибе моей руки. Я поцеловал его в висок.

— Хочешь в душ?

— Нет. Просто хочу лежать здесь. Уснуть с тобой рядом.

Я отодвинулся и приподнял его лицо за подбородок, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Ты остаешься на ночь?

Он улыбнулся мне.

— Ты против?

Я снова устроил его в своих объятьях и прижал к себе.

— Наоборот.

Он с минуту молчал, но по его дыханию я знал, что он еще заснул.

— В общем… секс с тобой изумителен.

Я хохотнул.

— То же самое я мог бы сказать и о тебе.

— Так скажи.

Я все еще улыбался во весь рот.

— Секс с тобой изумителен.

Он счастливо вздохнул.

— Спасибо.

Снаружи лил дождь. Я поцеловал его в лоб.

— Он не просто изумителен, а лучше. Как и ты сам.

Он замер, потом поднял голову и посмотрел на меня.

— И ты.

Его лицо казалось эфемерным в серебристом свете ночи. Я с трудом сглотнул.

— Скажи мне, что я не одинок в том, что чувствую.

Не знаю, что он искал на моем лице, внимательно изучая его.

— А что ты чувствуешь?

— Что это нечто особенное. И чем оно ни было, оно не должно заканчиваться с твоим отъездом в Мельбурн.

Он впился взглядом в мои глаза.

— Я не хочу, чтобы это заканчивалось.

— Я тоже.

— Обещай, что мы придумаем выход.

За окном бушевала гроза, грохотал гром и молнии разрывали небо — творилось настоящее безумие. Но я еще никогда не чувствовал такого спокойствия и умиротворения, как в этот момент.

— Обещаю. — Я помахал ресницами у его щеки, и он улыбнулся.

— Ты первый, кто подарил мне поцелуй бабочки.

— Правда? Но ты же эксперт по бабочкам.

Он поцеловал меня долгим, нежным поцелуем, а потом, вздохнув, отстранился и устроил голову у меня на груди.

— Я приехал в Тасманию в поисках неуловимой бабочки. И нашел ее. Но никогда, даже в самых диких своих мечтах, я не ожидал найти такого человека, как ты. И я верю, что нашел еще и таких бабочек, которые существуют только у меня в животе, которые дают о себе знать, когда я думаю о тебе. Впрочем, иногда, когда я вижу тебя, они появляются у меня в горле, и затрудняют мое дыхание.

Его выбор слов развеселил меня. Я крепко сжал его и счастливо улыбнулся в потолок.

— У меня тоже.

Так я и заснул — под буйство грозы за окном и с Лоусоном в объятьях. Удовлетворенный и счастливый как никогда.

***

Проснулся я в панике. Мой мобильный звонил, пейджер пищал, а Розмари лаяла. Я сел и схватил телефон — не было еще и пяти утра. Лоусон тоже проснулся и теперь, дезориентированный, ничего не понимающий, сидел рядом со мной. Я принял звонок.

Это был мой пожарный инспектор Тони Уэллс.

— Джек! — громко и резко заговорил он. — У нас лесной пожар третьей степени. В Оксберри, в десяти километрах к северу от Скоттсдейла, но, приятель, он движется прямиком на тебя.

Глава 12. Лоусон

Джек вскочил с кровати.

— Лоусон, вставай. Одевайся. Нам нужно уезжать.

— Почему? Что происходит? — спросил я, поднимаясь. Порывшись в сумке, я нашел трусы и джинсы, затем натянул рубашку и нашел носки.

Джек быстро надел штаны, футболку и рабочие ботинки.

— Лесной пожар. Я должен идти.

— Куда?

— В штаб-квартиру пожарной охраны. В городе.

Он начинал пугать меня.

— Где огонь?

— В десяти километрах к северу-востоку от города. В лесном заповеднике Оксберри. Должно быть, загорелся от удара молнии.

Я остановился и уставился на него.

— Джек. Бабочки…

Его руки упали по бокам, и он печально улыбнулся мне.

— Надеюсь, мы успеем локализовать его до того, как он подберется так близко.

Я покачал головой.

— Но Джек…

— Мне нужно, чтобы ты поехал в город. Скоттсдейл на километры окружен фермерскими полями, поэтому в городе ты будешь в безопасности. Поезжай прямиком в муниципальное управление. Там городской эвакуационный центр. И возьми с собой Розмари. Не хочу, чтобы она перепуганная сидела здесь совсем одна.

Я мог только в оцепенении смотреть на него.

Джек подошел ко мне и взял за плечи.

— Сможешь сделать, как я сказал?

Я кивнул.

— Мне страшно.

Он коротко обнял меня и поцеловал в висок.

— Я знаю. Но скоро мы все уладим. С тобой все будет хорошо. Только оставайся в городе с остальными. В эвакуационный центр постоянно приходят сообщения о текущих событиях, так что ты будешь знать, что происходит. Но если ты хочешь поехать в Лонсестон, то отправляйся сейчас.

Я покачал головой.

— Нет, я поеду в эвакуационный центр. — Я знал, что его дом находится в противоположной от заповедников стороне, но все-таки был обязан спросить. — А как же твой дом?

— С ним все будет в порядке. Ну, если огонь дойдет сюда, значит, Скоттсдейл перестанет существовать, а если это случится, то судьба дома будет волновать меня меньше всего.

— А что будет с тобой?

— Все будет нормально. Я уже сто раз это делал.

— Джек…

Он приподнял мое лицо и поцеловал меня в губы.

— Мне нужно идти.

Он сделал у моей щеки поцелуй бабочки, и у меня перехватило дыхание. Потом улыбнулся и пошел к двери, но я остановил его.

— Джек. Береги себя.

Он улыбнулся мне.

— Обязательно. — Затем приласкал Розмари. — Останешься с Лоусоном, хорошо, дорогая? — Он в последний раз посмотрел на меня. — Найди Ремми. Она будет кормить людей в эвакуационном центре. Она всегда так делает.

И с этими словами он ушел.

Я стоял без движения, словно приклеившись к полу, до тех пор, пока звук мотора его пикапа не затих вдалеке. Розмари заскулила, подталкивая меня к действию, и тогда я обулся, схватил пиджак и телефон, подождал Розмари и закрыл за собой входную дверь.

— Давай, девочка, — сказал я, жестом показывая ей запрыгнуть в «дефендер». Не озаботившись тем, чтобы пристегнуть ее, я разрешил ей сесть впереди. Мне было надо, чтобы она была рядом. Переключившись на первую скорость, я выехал в город.

Весь Скоттсдейл стоял на ушах, хотя было всего полшестого утра. Улицы кишели машинами, грузовиками и людьми, а в муниципальный центр уже выстроилась очередь из машин. Кто-то регулировал движение, и я сбросил скорость, но не остановился.

Не смог.

Свернув с главной трассы на дорогу Норт-Скоттсдейл, я очертя голову рванул в сторону пожара.

***

Проезжавшие мимо машины сигналили и мигали мне фарами, но мне было плевать. Я не мог просто бездействовать. Я наконец нашел бабочек, которых никто прежде не видел, и не мог допустить, чтобы они исчезли с лица земли. Я должен был хотя бы попытаться спасти их.

На повороте грунтовки я даже не стал сбрасывать скорость и левой рукой придержал Розмари, которая старалась удержаться на сиденье.

— Почти приехали, — сказал я ей.

Светало. Тучи по-прежнему были темными и тяжелыми, но дождь прекратился. Теперь я понимал, почему Джек беспокоился из-за дорог после вчерашнего ливня — они пришли в ужасное состояние.

Нас подкидывало, мы скользили по грязи, но для таких дорог и был создан «дефендер». Я промчался мимо мест вчерашних поисков, слишком быстро свернул, и машину занесло. Вместо того чтобы ударить по тормозам, я нажал газ, вывернул руль, и мы чудом избежали ужасной передряги.

— Все нормально, с нами все хорошо, — сказал я Розмари. А может, себе. Мое сердце подскакивало до самого горла.

Промчавшись мимо места, где мы обедали, я выехал на тропу, по которой меня вчера вез Джек. Ветки деревьев были тяжелыми после дождя и царапали бока «дефендера». Добравшись до ворот, я не остановился.

Я просто снес их.

— Извините, — сказал я неизвестно кому. Я поставлю новые ворота. Если Джек простит меня. Если я выберусь отсюда живым.

Чтоб тебя, Лоусон. Ты сам себе создаешь какие-то сумасшедшие трудности.

В конце тропы я резко затормозил и, оставив водительскую дверцу открытой, обежал машину и открыл багажник. Там лежало все мое оборудование с документами и пластиковые контейнеры. Я взял ближайший, открыл крышку и вытряхнул его содержимое на пол машины.

Прихватив еще и лопату Джека, которую он оставил в машине, я побежал к кустам бурсарии. Розмари бежала рядом. Не теряя времени, я вонзил лопату в землю у муравейника и, помогая себе ногой, протолкнул ее на максимальную глубину. Потом поддел часть муравейника и бросил его, почти не поврежденный, в контейнер.

Муравьи стали разбегаться, но я подобрал контейнер и понесся к машине. Поставив его в багажник, я быстро закрыл крышку. Взяв второй контейнер, я выложил из него барометрическое оборудование. Затем нашел секатор и побежал к бурсарии. Нащупав нижние ветви, в которых прятались от непогоды бабочки, я аккуратно отрезал их и поместил в контейнер.

Закрыв крышку, я посмотрел на небо, и в это мгновение услышал его.

Отдаленный, но в то же время пугающий рев.

Тихий, как фоновый шум. Злой и урчащий. То был не гром.

То был огонь.

Я понятия не имел, насколько близко он находился. Но кое-что исчезло. Не было птиц. Вчера они громко чирикали, но сейчас стояла мертвая тишина. Я снова поднял взгляд в небо. Дыма пока не было, но, полагаю, если б я мог его видеть, было бы уже слишком поздно.

Осознав, что времени у меня в обрез, я подобрал лопату и воткнул ее рядом с кустом. Стоило бы попытаться действовать деликатней, но ситуация этого не позволяла. Изо всех сил — но максимально осторожно — я копнул глубже, стараясь попасть под корень. Затем дотянулся до черенка и дернул его на себя.

В итоге я оказался на заднице, но куст поддался, и из-под него вылетел рой бабочек. Какие-то снова сели на ветки, какие-то улетели.

— Простите, простите, — бормотал я им. — Я пытаюсь спасти вас.

Я отнес куст к машине, где, стараясь нанести как можно меньше ущерба, поставил его сзади на пол, потом побежал туда, где на земле еще стоял контейнер и лежала лопата. Розмари прыгала рядом со мной.

— Твой папа убьет меня, — сказал я ей.

Я подхватил контейнер с бабочками и все, что поместилось в руках, и поспешил обратно к «дефендеру». Загрузив все в машину, я захлопнул багажник, а затем заднюю пассажирскую дверцу, поморщившись, когда она зажала ветки бурсарии.

Я повернулся, чтобы позвать Розмари, но ее не было у моих ног. Я оглядел поляну и обнаружил ее у овражка.

— Розмари, ко мне! — крикнул я. Она не сдвинулась с места. Я похлопал по бедру и свистнул. — Розмари! — Она оглянулась, и я понял, что она слышит, однако не подошла. — Черт, у нас нет на это времени.

Не обращая внимания на клубы черного дыма, уходящие в небо, я побежал к ней, собираясь утащить ее за ошейник или за загривок, если придется. Но чем ближе я подходил, тем дальше она убегала вглубь оврага.

— Розмари! — теряя терпение, заорал я.

Подойдя к краю, я увидел, куда она шла. Она стояла возле логова тасманийских дьяволов.

— Розмари, идем.

Она залаяла на меня.

— Ты что, Лесси?

Она завиляла хвостом.

Мне никто никогда не поверит.

Я побежал вниз по насыпи, а она начала рыть возле логова землю. Затем залаяла в нору.

Что-то зашипело на нее в ответ — что не могло быть хорошим знаком. Она попятилась, и внезапно один из детенышей тасманийского дьявола выскочил наружу и, являя собой чистые пол-унции ярости, злобно оскалился.

— О, боже.

Бросить его на верную смерть я не мог. Я не разбирался в устройстве логова этих зверьков, но зато знал достаточно о лесных пожарах. После них все поджарится на метр в глубину.

Включая и нас, если мы не уедем.

— Б…ь, б…ь, б…ь…

Я выбрался из оврага, мысленно напомнив себе не забыть сказать Джеку, что я только что выругался и это никак не было связано с сексом. Что было совершенно идиотской мыслью, учитывая, что я в любой момент мог превратиться в угольки.

Подбежав к «дефендеру», я схватил последний контейнер. Открыл его, вытряхнул документы и, прихватив крышку, побежал обратно к оврагу.

— Я понятия не имею, что делаю, — пробормотал я, спрыгивая в него и практически скатываясь по склону. — Вот же черт. Что на моем месте предпринял бы Джек?

Он бы снял куртку и набросил ее на малыша.

Точно. Я скинул пиджак и погладил Розмари, успокаивая ее, а заодно и себя. Дьяволенок все еще был возле логова, и я медленно пошел к нему с пиджаком в вытянутых руках. Он попятился, рыча и визжа. Я бросил пиджак, но малыш успел юркнуть обратно в нору.

Отлично. Теперь его оттуда не выманить.

Розмари залаяла на него — уж не знаю, как, но она понимала, что время у нас на исходе. Как и я.

— Еще одна попытка, и затем мы уходим, хорошо?

Так.

— Что бы сейчас сделал Джек? — Я посмотрел на Розмари, а она на меня. — Уносил бы отсюда задницу — вот, что бы он сделал.

Думай, Лоусон. Что сделал бы тасманийский дьявол?

Он бы кусал все, до чего дотянется.

Не придумав ничего лучше, я как можно плотнее намотал пиджак на кулак, встал у норы на колени и сделал глупейшую вещь. Засунул туда руку.

В голове всплыл странный факт, услышанный в детстве. Челюсти тасманийского дьявола настолько сильные, что дробят тело жертвы. Даже у детенышей.

Я покачал головой и пробурчал себе под нос:

— Если я выживу, надо будет пересдать тест на IQ.

Рычание прекратилось — детеныш явно был не один, – и мгновением позже мой кулак словно сжали тупые тиски. Я медленно-медленно вытянул его из норы. За край пиджака зубами цеплялся малыш размером не больше котенка, но с хваткой питбуля.

Я развернулся на коленях и посадил дьяволенка в контейнер. Не зная, как освободиться от него, я осторожно ущипнул его за загривок, как сделала бы его мать, и он разжал челюсти. Я быстро закрыл крышку, заново обмотал кулак и во второй раз засунул его в нору. Снова раздалось рычание и снова что-то уцепилось за ткань. Я вытащил второго детеныша и посадил его к первому.

Шум в логове прекратился. А вот рев пожара стал громче и ближе. Я развернул пиджак, открыл контейнер, накинул его на малышей и вновь закрыл крышку.

Потом посмотрел в небо и увидел дым. Густой, черный дым, который валил из-за деревьев.

— О, боже.

Я вскочил на ноги, но внимание Розмари привлекло что-то еще. Она навострила уши, вскочила на насыпь, и тут я услышал:

— Лоусон!

Стараясь не уронить контейнер, я начал карабкаться по склону оврага, но мои ноги увязали в грязи.

— Лоусон!

Это был Джек.

Розмари исчезла наверху, и я знал, что он увидел ее, но все равно крикнул:

— Я внизу!

Появился Джек в оранжевом комбинезоне — и выглядел он ужасно.

— О, слава богу, — проговорил он со слезами на глазах. Прижал руку к сердцу, потом протянул ее мне.

— Возьми, — сказал я, поднимая контейнер. — Только аккуратнее с ним!

Джек опустился на колени и, взяв его, помог мне выбраться из оврага. А потом, не останавливаясь ни на секунду, подхватил контейнер, передал его мне, схватил меня за рубашку и потянул к машине.

— Бежим!

И я побежал.

Пока Джек с Розмари бежали к его пикапу, я трясущимися руками пытался завести свой «дефендер». Джек сдал назад словно псих, а я наконец включил заднюю скорость и выжал газ. Джек вырулил на дорогу, сдал немного назад и подождал, когда я сделаю то же самое. Выехав на дорогу, я развернул «дефендер», воткнул первую скорость и погнал так быстро, как не ездил еще никогда. Передний бампер Джека едва не упирался в мой задний, призывая меня ехать быстрее. Ну или как минимум не замедляться.

Посмотрев в зеркало заднего вида, я понял, почему.

Линия леса за нами стала стеной оранжевого пламени и черного дыма.

***

Дорога до Скоттсдейла не заняла много времени — что было неудивительно, учитывая скорость, с которой мы гнали, — однако его хватило, чтобы адреналин в крови упал, и когда мы притормозили у эвакуационного центра, я еле держался.

Повсюду были люди, и пикап Джека со скрежетом затормозил позади меня. Сначала я возился с ремнем, потом не мог открыть дверцу, а когда у меня наконец получилось, едва не вывалился из машины.

На меня надвигался Джек.

— Какого черта ты выдумал?

Ладненько. У него тоже упал уровень адреналина, но вместо того, чтобы сдуться, как я, он рассердился. А точнее, пришел в настоящее бешенство. Из-за меня. Что было вполне объяснимо. Люди остановились и уставились на наш драматический выход.

Он казался таким большим, таким устрашающим, и его ярость была направлена на меня.

— Для гения ты временами бываешь чертовски тупым.

Я кивнул, и все перед глазами размылось из-за слез, покатившихся по щекам.

— Я был обязан спасти их.

Все его тело обмякло, и он огромными шагами подошел и обнял меня. Обнял чертовски крепко перед всем честным народом Скоттсдейла, а меня хватало только на то, чтобы плакать. Мои руки тряслись — нет, не только они. Меня колотило всего.

— Кто-нибудь, дайте одеяло! — крикнул Джек, а потом прошептал мне на ухо, поглаживая спину: — Лоусон, все хорошо. Прости, что говорил с тобой в таком тоне. Просто ты до смерти меня испугал.

На мои плечи легло одеяло, и я, обернувшись, увидел Ремми. Она обеспокоенно погладила мою руку.

— Дорогой, ты в порядке?

Я кивнул, чувствуя себя несколько глупо из-за того, что позволил эмоциям взять верх, и вытер лицо.

— Простите. Это все адреналин. — Я отступил назад, чтобы увидеть лицо Джека. — Там было только два малыша. Матери и третьего не было.

— Может, она забрала самого сильного? — предположил он. Затем моргнул. — В твоем контейнере были они?

Я кивнул.

— Надо отдать их кому-нибудь, кто сможет о них позаботиться. И бабочек с личинками тоже. Их нужно поместить в контролируемую среду.

Джек запахнул на мне одеяло, затем достал с переднего сиденья контейнер. Он осторожно открыл крышку — на моем пиджаке возились два маленьких дьяволенка. Люди, собравшиеся вокруг, заахали и заохали, но я не мог оторвать глаз от Джека.

— О, Лоусон, — прошептал он. — Ты вернулся за ними?

— Розмари заставила меня. Она настоящая Лесси, ты знал? — Розмари преданно сидела у наших ног, и я прервался на миг, чтобы погладить ее. — Это ей принадлежала идея спасти малышей. Она лаяла на них и не возвращалась, когда я звал ее, а я скорее бы умер, чем бросил ее.

Глаза Джека заблестели от слез. Очевидно, он был не таким уж непрошибаемым, как мне казалось. Молча кивнув, он крепко поцеловал меня в висок и перевел взгляд на Ремми.

— Можешь остаться с ним? Проследить, чтобы он не сбежал и не умер, пытаясь спасти очередное животное. А я попробую найти Пола.

Ремми кивнула и приобняла меня. Мы смотрели, как Джек уносит контейнер с дьяволятами.

— Кто такой Пол?

— Местный парень из службы спасения диких животных. Он присматривает за животными, пока они не будут готовы вернуться на волю.

— О. Ясно.

Ремми печально улыбнулась мне.

— Ох, Лоусон, ты бы видел Джека. Когда огонь на юге локализовали, он приехал сюда за тобой. Я сказала, что не видела тебя, и тогда он сорвался с места, как… сумасшедший. Просто развернулся и убежал. Очевидно, он знал, где искать тебя.

Тут вернулся Джек с человеком, который теперь держал контейнер вместо него.

— О, я знал, куда ехать. — Он вперил в меня сулящий неприятности взгляд. — А когда увидел снесенные с петель ворота, то убедился наверняка.

— Я заплачу за ворота, — пробормотал я.

— Можешь не волноваться о них, — сказал Джек. — Сейчас на месте тех лесов лишь обугленная земля. Нет ни ворот, ни заборов.

— Огонь, — сказал я, посмотрев на восток. Там были только тучи и черный дым. — Как его локализовали? Когда мы были в горах, он не выглядел слишком уж укрощенным. И почему мы не эвакуируемся?

— Мы развернули переднюю линию огня вверх по горе, чтобы он замкнулся, — объяснил Джек. — Город защищают два километра расчищенных фермерских земель, которые отделяют его от национального парка.

Затем заговорил Пол.

— Вы привезли этих двух зверюшек?

Я кивнул. Вокруг уже собралась толпа любопытных.

— Думаю, их мать и еще один малыш погибли или ушли. Там были только эти двое. Прошу прощения, если я не должен был вмешиваться, но Розмари не позволила бы мне бросить их.

Пол посмотрел на нее и улыбнулся.

— Мне всегда нравилась твоя собака, Джек. — Затем он протянул мне руку, и я пожал ее. — Вы сделали хорошее дело. Мы покажем этих двоих ветеринару и будем заботиться о них, пока они не станут готовы к самостоятельной жизни.

Мои глаза снова наполнились слезами.

— Спасибо.

Джек одной рукой обнял меня и притянул к себе.

— Ты спас бабочек?

— Надеюсь. — Я поднял на него взгляд. — Мне нужно ехать в Лонсестон. Немедленно.

У Ремми в руках каким-то образом оказались чашка чая и сэндвич. Она подала их мне.

— Поешьте.

Я с благодарностью принял еду. Я и не осознавал, насколько сильно проголодался… Джек пошел к «дефендеру» и открыл багажник. Мы с Ремми и Розмари последовали за ним. В машине повсюду были разбросаны документы, оборудование, книги и все остальное. Но важнее всего были контейнеры.

— Я собрал муравьев и немного живых бабочек, — с набитым ртом сказал я.

Джек открыл заднюю дверцу, за которой лежал целый куст бурсарии.

— И еще это?

— Пришлось импровизировать.

Ремми рассмеялась, а затем присмотрелась к полу машины.

— Это что, муравьи? Боже, да они здесь повсюду!

— Они не кусаются, — в унисон сказали мы с Джеком, рассмешив тем самым всех нас.

— Что это за бабочки? — спросил Пол.

— Ну, у них пока нет названия… — сказал я, допивая чай. — Это новый вид.

Он уставился на меня.

— Ого. Теперь я понимаю, почему вы рискнули ради их спасения жизнью.

Я кивнул, а Джек вздохнул. Я осознал, что вся эта ситуация, когда я чуть не умер, а он чуть не умер, спасая меня, может стать чем-то вроде камнем преткновения в отношениях между нами.

— Прости.

Он притянул меня за затылок к себе. Ему, похоже, было плевать, что вокруг стоят люди, поэтому все равно было и мне. Я посмотрел на него.

— Мне нужно доставить бабочек и личинки профессору Тиллману. У него есть оборудование, чтобы спасти их.

Джек кивнул.

— Я поведу.

В этот момент небеса разверзлись, и полил дождь, а люди вокруг начали поздравлять друг друга и радостно обниматься. Пол взял детенышей тасманийского дьявола, Ремми взяла Розмари, и они побежали под крышу, а я забрался на пассажирское место. Джек был уже за рулем. Наклонившись, он сгреб в ладони мое лицо и крепко поцеловал. Вряд ли кто-то видел наш поцелуй, потому что окна заливал дождь. Но даже если видел, мне было плевать.

— Слава богу, ты жив, — прошептал Джек, прежде чем переключиться на первую скорость и выехать из Скоттсдейла.

***

Мы ехали в Лонсестон в тишине. Тяжесть того, что я сделал, когда подверг наши жизни опасности, начала давить на меня.

— Мне правда жаль, — тихо проговорил я. — Но я должен был попытаться.

Руки Джека стиснули руль.

— Я с ужасом представляю, что могло бы случиться, если бы я не нашел тебя…

Я медленно кивнул.

— Я знаю, что.

— Точно? — спросил он серьезно.

— Да. Я бы погиб. И Розмари тоже, потому что я подверг опасности и ее. У нее не было выбора, кроме как поехать со мной. Прости.

Джек долгое мгновение смотрел на меня, а затем покачал головой.

— Я говорю о тебе. О тебе, Лоусон. Не знаю, что бы я сделал, если бы… — Он тяжело сглотнул и оставил предложение незаконченным.

Я протянул ему руку, и когда он взял ее, сжал его пальцы.

— Спасибо, что спас мою жизнь. — Я поднес его руку к губам и поцеловал костяшки пальцев. Они были покрыты сажей и грязью, но мне было все равно. Я снова поцеловал их. — Спасибо.

— Просто пообещай, что никогда больше не будешь так делать.

Я обдумал это и облизнул губы.

— Я не могу обещать, потому что не могу с уверенностью сказать, что не окажусь вновь в похожих обстоятельствах. Если бы мне пришлось выбирать…

— Лоусон, — резко перебил меня он, — правильный ответ: «Обещаю».

— Я собирался сказать, что если бы я вновь оказался в ситуации, когда мне пришлось бы выбирать между своей жизнью и жизнью беззащитного животного, то… в общем, выбор был бы однозначным.

— Спасибо.

Я отвернулся к окну, потому что был абсолютно уверен: мы подумали о разном.

Он издал протяжный и громкий вздох.

— Ты выбрал бы животное, верно?

Быстро повернувшись, я посмотрел на него.

— Ну, в этом сценарии много различных факторов, и я не могу прийти к единому выводу…

Он заулыбался, и я замолчал.

— Что? — спросил он.

— Почему ты улыбаешься?

— Потому что ты восхитительный. Даже когда безумно расстраиваешь и, возможно, даже бесишь меня.

Я фыркнул и откинулся на сиденье. Потом поднял его руку и прижал тыльной стороной к своей щеке.

— Ты замечательный человек.

***

Мы приехали по названному профессором Тиллманом адресу, и я позвонил ему, чтобы сообщить, что мы здесь.

Он вышел к нам, и я всех познакомил. Его жилище было старомодным, обшитым деревом домиком с идеально ухоженным садом, а стену у входной двери украшала стеклянная бабочка.

— Добро пожаловать, — сказал он. — Похоже, вы пережили то еще приключение. Видел все в новостях.

— Да уж. — Вид у нас был кошмарный. Я был с ног до головы покрыт пылью и грязью, а пожарный костюм Джека — сажей. Я открыл багажник машины и передал профессору контейнер полегче, а Джеку — потяжелее, с частью муравейника. Сам же взял с заднего сиденья куст.

— Проходите сюда, — сказал профессор Тиллман.

Мы пошли за ним за дом, к чему-то похожему на теплицу, при виде которой я улыбнулся.

— О, это великолепно.

Фактически у профессора был свой собственный дом бабочек.

— Да, неплохо, — согласился он скромно, первым заходя внутрь.

Я положил куст у двери, а профессор поставил контейнер с бабочками на скамью и медленно снял с него крышку. Потом осторожно поднял одну срезанную с куста ветку и перевернул ее. На ней была одна бабочка, и она, словно здороваясь с нами, расправила крылышки.

Профессор рассмеялся.

— Ну, и тебе привет.

Как оказалось, выжили только четыре. Дно контейнера стало кладбищем для пяти полностью взрослых особей.

— Я старался спасти их всех, — пробормотал я.

Джек погладил меня по спине. Его мягкая, безмолвная поддержка значила для меня очень много.

— В корнях куста есть личинки, — сказал я. — Надеюсь, они выжили.

Профессор просиял.

— Сегодня ты сделал выдающееся дело. — Подойдя к кусту, он присел рядом на корточки и долгую минуту обследовал месиво из корней, грязи и муравьев, а затем поднял глаза и улыбнулся. — Думаю, сынок, ты спас целый вид.

К тому времени, как мы поместили четырех выживших бабочек в специальную камеру, а личинок в инкубатор, наступил полдень. У меня уже слипались глаза. После насыщенного адреналином дня я начинал разваливаться на части.

— На сегодня мы сделали все, что могли, — произнес профессор. — Тебе следует отдохнуть. А завтра мы решим, что делать дальше.

Я кивнул. Он был прав.

— О, профессор Эстерли сказал мне, что рассчитывает быть причастным к открытию. Я вежливо послал его.

Джек фыркнул.

— Я слышал тот разговор. Он был не таким уж и вежливым.

Я пожал плечами, а профессор Тиллман рассмеялся.

— Потому-то, сынок, я и попросил найти эту бабочку тебя, а не кого-то еще. Из-за твоей поразительной целеустремленности. Я не говорю, что любой другой лепидоптерист не рванул бы в пожар, чтобы спасти бабочку, но ты понравился мне еще тогда, когда я прочел твою диссертацию, которую можно было бы озаглавить: «Вся ассоциация лепидоптеристов действует неверно, потому что они идиоты».

— Не может быть! — ахнул Джек и, распахнув глаза, уставился на меня. Я пожал плечами.

— Еще как может, — ответил профессор. — Это было отличное чтиво. Примерно то же самое я сказал в семьдесят восьмом специальному уполномоченному по вымирающим видам, поэтому знал, что мы с тобой прекрасно сработаемся.

Я обнаружил, что улыбаюсь ему.

— Иногда людям нужно услышать неприятную правду. То, что она неприятная, не значит, что ее нужно умалчивать.

Профессор широко улыбнулся.

— Именно так.

Тут я подавил очередной зевок, и Джек пожал руку профессору.

— Приятно было познакомиться с вами, но мне лучше доставить его домой, пока он не уснул прямо на полу.

— Да, на сегодня мои силы иссякли, — признал я. — Но я вернусь после завтрака. Спасибо, профессор Тиллман.

Он улыбнулся.

— Это тебе спасибо. Если б не ты, бабочка была бы потеряна. И пожалуйста, зови меня Уорнер. — Он помолчал. — И еще тебе стоит подумать о том, как назвать ее. Бабочку, то бишь. Ты нашел ее, тебе и называть.

Что?!

— О, нет. Я не могу. Я бы никогда не нашел ее, если б не вы. Вообще, я бы никогда не нашел ее, если б не Джек. Он отвез меня посмотреть на тасманийских дьяволов, и там я нашел бабочек. Но меня даже не было бы в Тасмании, если б не вы.

Уорнер поднял руку, ставя тем самым точку.

— Ты нашел ее, тебе и называть.

— Тогда я назову ее медянка Тиллмана в честь человека, который нашел ее первым.

Глаза профессора Тиллмана наполнились слезами, и он прочистил горло.

— Что ж, это честь для меня.

Я просиял в ответ.

Когда мы уходили, он махнул на куст.

— Ребята, заберите бурсарию. Здесь у меня ее много. А этот куст посадите где-нибудь, поглядим, кого он сможет привлечь.

Я улыбнулся Джеку.

— Я знаю одно отличное место.

Глава 13. Джек

Две недели спустя

Жизнь в последние две недели изменилась, и, несомненно, стала во много раз интереснее. Лоусон не уехал в Мельбурн. Учитывая, что медянке Тиллмана присвоили статус нового вида, то Лоусон — к большому огорчению профессора Эстерли — стал ведущим лепидоптеристом, ответственным за находку.

Когда босс попытался подсидеть его на этом месте, Лоусон просто связался с главой университета и председателем ассоциации лепидоптеристов и объяснил им о том, как именно все пойдет дальше.

Он останется в Тасмании, чтобы наладить работу по изучению и защите медянки Тиллмана. Он будет ведущим лепидоптеристом, а они окажут все возможное содействие. Никаких вопросов, ни споров.

Так все и вышло.

Я был бесконечно счастлив. Потому что это значило, что он остается в Тасмании.

Я предложил ему переехать ко мне. Сказал, что влюбился в него, а он в ответ обнял меня, поцеловал и признался, что чувствует то же самое. Бабочки в моем животе трансформировались в любовь, сказал он. Самая выдающаяся метаморфоза. От его слов мое сердце запело.

Но он решил, что съезжаться нам еще рано. Я понимал, чем он руководствовался — в конце концов мы знали друг друга всего три недели, — но все же был немного расстроен.

В день, когда я увидел его на полу в моей гостиной, одетого в пижаму и с Розмари под боком, я захотел этого на постоянной основе. А когда он чуть не погиб во время пожара, определился со своими приоритетами и со своим сердцем окончательно. Но он считал, что нам пока рано жить вместе, и я уважал его решение.

Он арендовал дом в Лонсестоне и перевез туда свои вещи. Неделю, пока их доставляли из Мельбурна, он жил у меня. И то была невероятная неделя, с чем согласился даже он сам. Мы разговаривали, смеялись, готовили вместе, а секс был просто потрясающим. Но Лоусон не хотел торопить события из опасения разрушить то, что могло стать чем-то чудесным. Он и правда посадил бурсарию рядом с розмарином с северной стороны моего дома. Для него это было практически обещанием надолго остаться со мной. Ну а мне дарило надежду, что если через год или два — или даже десять — там поселятся бабочки, то он будет здесь, чтобы это увидеть.

Но в Лонсестоне была его работа, поэтому для него имело смысл жить именно там. Я говорил себе, что Лонсестон намного ближе, чем Мельбурн, и что сорок пять минут езды это ерунда. Во вторую неделю мы провели врозь всего пару ночей, и, хотя это позволяло мне сосредоточиться на работе, я скучал по нему.

Но он пригласил меня и, конечно же, Розмари к себе на выходные и, когда я приехал в пятницу вечером, поздоровался со мной потрясающим поцелуем.

— Как дела на работе?

— Хлопотно. Мы минимизируем ущерб и осуществляем планы по восстановлению, — сказал я и снова поцеловал его. Через неделю после пожара я привез Лоусона на место, где он нашел медянок Тиллмана. Там все было выжжено. Не уцелело ни единого деревца, и это было отрезвляющим напоминанием о том, как близко он был к тому, чтобы погибнуть. — Работы на целый год. А что у тебя?

Он улыбнулся, и в уголках его глаз собрались морщинки.

— Все отлично. Завтра покажу тебе кое-что.

— Может, покажешь сегодня?

Он покачал головой и, взяв меня за руку, потянул в спальню.

— Не-а. У меня другие планы на сегодняшний вечер.

— Да-а? И какие же?

— Ты.

***

Лоусон приготовил мне завтрак, мы оделись, и он повез меня в дом Уорнера Тиллмана. Я был здесь несколько раз, но Лоусон приезжал сюда каждый день. Пока он обходил вокруг дома, мы услышали голос профессора.

— Сюда, мальчики.

Лоусон бодрым шагом прошел прямиком внутрь. Он пребывал в таком восторженном настроении, и мне было радостно видеть, как он руководит своей собственной командой и добивается улучшения условий существования видов.

— Еще нет?

— Вот-вот начнется.

Я перевел взгляд с одного на другого.

— Начнется что именно?

Лоусон подвел меня к стеклянной витрине, за которой был кокон.

— Ты смотришь на куколку медянки Тиллмана. Мы являемся свидетелями тому, чего не видел еще никто в мире. Появления самой первой медянки Тиллмана. Имаго.

— Эмарго… что?

— Имаго. Это финальная стадия развития полностью сформированной взрослой особи. Когда гусеница формируется в бабочку.

Я улыбнулся ему. Это было так похоже на него самого. Я наконец-то увидел его в своей стихии, занимающимся тем, для чего он был рожден. Он годы провел в состоянии гусеницы, усердно работая и оставаясь никем незамеченным. Но теперь… Теперь у него выросли крылья, и мир увидел поистине великолепного человека. Впрочем, я придержал эту аналогию при себе. Пока.

Тут куколка, словно по волшебству, зашевелилась и начала раскрываться. И в мир явилась маленькая бабочка медного цвета. Имаго.

Это было невероятно.

Я посмотрел на Лоусона, на его лицо, на изумление и восхищение в его взгляде, и то, что он видел в бабочке, я видел в нем.

Лоусон Гейл. Имаго.