Immortality

Часть 1

Soundtrack - Immortality by Céline Dion

Сначала был толчок - лёгкий, едва заметный. Будто меня коснулась крылом бабочка. А после удивлённый голос произнёс:
- Твою мать, что это?
Человек выглядел настолько опешившим, что я невольно прыснула. Вероятно, секунду назад он почувствовал, что налетел на бетонный столб, и теперь таращился в темноту в тщетной попытке его разглядеть. 
Перед ним лежал безлюдный проулок, ведущий к одной из оживлённых улиц Порт-Анджелеса. Ни столбов, ни привычных для города больших мусорных баков. Пусто. Однако на что-то же он налетел!
Услышав мой смех, человек попятился. Я чувствовала исходящий от него запах алкоголя. Похож на завсегдатая баров, которых на этой улице всегда в достатке.
- Кто здесь?
Его тело напряглось. По старой привычке, наработанной годами, мужчина сжал кулаки, принимая оборонительную позу. «Выпить и вмазать». Могут пройти годы, десятилетия, даже века, но всегда найдутся любители проводить вечера подобным образом. 
Не знаю, зачем я это сделала. Может, захотелось развлечься. Может, из приступа человеколюбия предприняла попытку отсрочить его смерть от цирроза печени лет так на пять. 
Приблизившись вплотную, я выдохнула в лицо:
- Это я-яяя. Смерть твоя-яяя.
Я знала, что он почувствует моё холодное дыхание. На то и был расчёт. На секунду показалось, что я перестаралась, и в желании спасти пьянчужку от преждевременной смерти неосторожно её приблизила. Человек мгновенно побелел, отшатнулся и в ужасе схватился за сердце. Он не дышал и лишь неслышно хватал ртом воздух, напоминая выброшенную на берег рыбу. Через мгновение из его горла вырвался девчоночий визг и, развернувшись, мужик задал такого стрекача, что я снова расхохоталась. Визг поднялся на тональность выше. 
Человек бежал по проулку, держась за сердце, и визжал, как поросёнок.  А я смеялась ему в спину, зная, что всё это время он меня слышит. Да, дружок, теперь ты знаешь, на что похожа белая горячка.
Тоску и грусть, что накатывали всякий раз, когда я оказывалась в родных местах, как рукой сняло. Я ещё раз посмотрела в след убегавшему, а затем развернулась и спокойно направилась в сторону освещённой улицы, не забыв напомнить себе, что надо быть осторожной: почти столетие практики пользования даром невидимости, а я до сих пор позволяю себе налетать на прохожих.

Что заставляло меня каждый раз возвращаться? Почему по прошествии стольких лет я не перестаю называть эти места домом? Что за глупый мазохизм стремиться туда, где уже давно ничего не осталось. Ничего и никого. 
Но всякий раз желание возникало внезапно. Крупица сознания цеплялась за что-то знакомое – образ, звук, что угодно, – и, бросив всё, что на тот момент составляло мою жизнь, я летела сюда. Сколько раз я обещала себе не делать этого? Сколько раз уговаривала, что этот уж точно будет последним; что хватит глупо и бездумно поддаваться эмоциям. Можно подумать, у меня ещё остались эмоции. 
Но всегда, когда накатывали воспоминания, мои нервы натягивались до состояния струны на идеально настроенной гитаре. Можно подумать, у меня ещё остались нервы.
Я появлялась в этом всегда хмуром краю, и сердце начинало предательски биться в ожидании. Что ещё немного, и возможно я увижу…
Можно подумать, у меня ещё осталось сердце.
Вот и сейчас я шла по освещённым улицам хорошо знакомого города. Шла чётко по направлению к западной окраине, чтобы при первом же появлении деревьев покинуть гладкую асфальтовую дорогу и, зайдя в лес, отбросить привычную для человека размеренность и побежать.
Только здесь, в этих вековых лесах среди деревьев, заросших по самые макушки мхом, горных хребтах с соснами, цепляющимися артритными корнями за скалы, холодных, не тронутых тиной и ряской озёрах, я снова чувствовала себя юной. Восемнадцатилетней. 
Внешне я такой и была – красивая девушка, с хрупкой фигурой и гривой каштановых волос. Но вряд ли кто из моих прежних знакомых узнал бы меня сейчас: грациозность сменила нескладность, изящность – неуклюжесть. Мои тёмно-карие глаза будто выцвели на солнце и приобрели необычный янтарный блеск. Не осталось никого, кто знал меня прежде. Те, кто знал меня прежде, давно забыты, похоронены в земле и памяти людской.
Человеческая память - странная штука. Она избирательна, неправдива. Она изворотлива словно уж. Заползая в самые дальние, покрытые паутиной уголки сознания, она сворачивается клубочком и долго дремлет, чтобы в совершенно неожиданный момент, вылезти и предъявить себя свету: «А помните…». Но, вряд ли кто из живущих помнит давнюю историю о таинственном исчезновении дочери шерифа из маленького городка на северо-западной оконечности Олимпийского полуострова. Об этом перестали говорить через год после случившегося. Когда же умер последний из тех, кто знал пропавшую девушку, упоминания о ней остались разве что на страницах пожелтевших от времени газет, хранящихся в местной библиотеке. Ну, или в Интернете. Хотя, вряд ли кому придёт в голову набрать в поисковике её имя. 
Но, несмотря на это, я знала, что кое-кто из живущих на этой земле всё ещё помнит о ней. Вернее, мне бы хотелось надеяться, что помнит. Вернее, мне бы хотелось надеяться, что они всё ещё есть – те, кто помнит. Потому что всё это время исчезнувшая дочь шерифа Свона помнила о них. 

- Со мной больно не будет. Всё пройдёт быстро.
Ох, Лоран, Лоран. Что заставило тебя передумать и не закончить начатое? Почему ты не убил меня? Почему оставил умирать на той самой поляне? 
Я помню твоё лицо сквозь красную пелену уже начинающей раздирать меня боли.
- Это всё, что я могу сделать для тебя, девочка. 
В твоих налитых кровью – моей кровью! - глазах промелькнуло сожаление. Ты исчез, а я осталась лежать, отравленная ядом. Ты оставил во мне столько крови, сколько было нужно, чтобы не умереть. Зачем ты остановился? Как ты смог остановиться? Теперь я знаю, что сделать это практически невозможно. Это настолько редкое качество – умение остановиться, обуздать свою жажду, свою природу. Я была для тебя лакомым кусочком пирога, которым ты не захотел делиться. Что ты сказал Виктории? Сказал ли вообще, что ослушался её и убил меня сам?
Как много вопросов и ни одного ответа. 
Позже мне захотелось спросить тебя об этом. И я нашла тебя, и уже было протянула руку, чтобы дотронуться, но в последний момент передумала. Ты чувствовал моё присутствие.  Все мы чувствуем, когда кто-либо из нам подобных находится поблизости. Твои глаза, различающие малейшие колебания в воздухе, не могли меня заметить. Я стояла всего в одном шаге, видела каждую черточку твоего идеального лица - выжидающего, с ощеренными клыками, - и улыбалась. Я могла бы в ту же секунду убить тебя; ты был беспомощен, как бывали беспомощны все твои жертвы в момент, когда ты находил их. Как была беспомощна я. Воспоминание о последней мысли, посетившей меня перед тем, как острые когти разорвали моё горло, щемящим чувством сожаления всплыли в памяти. О чём подумал бы ты? Какова была бы твоя последняя мысль? Уж, наверняка, не обо мне: ты ведь даже не знал, выжила ли я. Никто не знал. 
Самый прекрасный в мире луг, куда я пришла за воспоминаниями, стал жертвенным алтарём. Моей усыпальницей под открытым небом, где тело ломалось от огня, пожирающего внутренности. Я перекатывалась со спины на живот и обратно, помечая его болью. После я не раз возвращалась сюда, но, как бы мне ни хотелось обратного, теперь я видела здесь исключительно свою могилу. 
Я не знала, как всё должно закончиться. Не знала, как долго продлится моя агония. Но в момент, когда я окончательно смирилась с болью, она неожиданно начала отступать. 
Огонь покидал меня постепенно, по клеточке высвобождая от себя холодеющее тело. А потом случилось то, что я меньше всего ожидала – на меня обрушился мир. Я перепугалась – до того неожиданно и все сразу обострились мои чувства. Уши улавливали малейшие шорохи. Глаза различали крупинки пыли, дрожащие в воздухе. Нос чувствовал запах земли и травы, смешанный с чем-то сладким и тягучим. Это был не растительный запах, волшебный, притягательный. Позже я поняла, что это была моя собственная кровь. Но тогда её запах начал пробуждать чувство невыносимой жажды, такое же болезненное, как и огонь, ранее раздирающий грудь. 
Услышав недалеко мелодичный перезвон ручья, я вскочила с земли и через мгновение оказалась у него. В голове ещё не отложилось, с какой скоростью я это сделала. Зачерпнув перепачканными ладонями воду, я сделала большой глоток и… 
Возникло ощущение, что в рот попало нечто гнилостное, разлагающееся. Меня вырвало. Сделав ещё несколько попыток напиться, я обессилено упала на землю и затряслась в бесслёзных рыданиях.  
Осознание того, во что я превратилась, пришло быстро. Я знала, чем именно смогу потушить пожар в горле, и изо всех сил сопротивлялась этому знанию. Во мне восставала человечность. Я долго лежала, раздираемая изнутри и жаждой, и болью, и разумом. Наконец, инстинкт выживания взял верх и погнал меня вглубь леса, где я и нашла свою первую жертву.

Часть 2

Soundtrack - Immortality by Céline Dion

Позже я много раз спрашивала себя, почему я забыла его? Как могла забыть того, кто был для меня всем в прошлой жизни? Что за страшную шутку в который раз сыграла со мной судьба, лишив воспоминаний об Эдварде! Неужели мне не было бы легче пережить ужасы первых месяцев, если бы я знала, что у меня всё получится? Если бы помнила, что всё возможно, что есть – существуют! - такие, как я - обуздавшие жажду, наполнившие свою жизнь смыслом, вернувшись в неё пусть не людьми, но цивилизованными существами. Пример его семьи должен был мне помочь. 
Но я всё забыла! Я забыла теплоту и мудрость, льющиеся из глаз его родителей; дружеские объятья и заботу его братьев и сестер; нежность и любовь, которые дарил мне сам Эдвард.
Да, он оставил меня, но разве это меня остановило? Я хранила память о нём в своём сердце. Я сжималась от боли в груди, когда что-либо напоминало мне о любимом, сама шла навстречу этим воспоминаниям, цепляясь за иллюзорный образ. Я слышала его голос, предупреждающий об опасности, и сама же стремилась к ней. Я ставила свою жизнь под удар, чтобы в очередной раз услышать бархатный, нежный, любимый баритон. 
Так почему же, когда моя жизнь заканчивалась, когда я была уже не я, когда бушевавший огонь пожирал меня, я его не слышала! Почему он не говорил со мной, не успокаивал! Не обещал, что всё будет хорошо.? Что всё закончится. Что я выдержу.
Эдвард мог перестать любить меня, но я же не переставала! Именно эта любовь и являла его ко мне. Неужели, яд добрался и до неё? 
Думая об этом, я пришла к выводу, что, скорее всего, это была защитная реакция. Что, кроме вечных проклятий могла я тогда посылать на его голову? Ведь я бы винила Эдварда во всём, что со мной происходило. Если бы не его существование, если бы не его сущность, если бы я не была для него самым притягательным существом на земле, я бы никогда не оказалась под пристальным вниманием других вампиров. Джеймс принял за вызов желание Эдварда защитить меня. Открыв на меня охоту, вампир подписал смертный приговор не только себе, но, как оказалось, и мне: Виктория пообещала отомстить за него, а Лоран, выполняя её поручение, просто не смог сдержаться. Неужели, всё это случилось, если бы Эдварда Каллена не было в моей жизни? Если бы он оказался сильным и не допустил нашего сближения. И неужели это случилось, если бы он не оставил меня в лесу? Оставил без защиты, зная, что на меня объявлена охота. Неужели ему не приходило в голову, что его уход только облегчил задачу для убийц. Ведь о том, что Эдвард больше не любил меня, не желал, знали лишь мы двое. 
Наверняка в дни кошмара, захлестнувшего меня вначале, я пришла бы к такому выводу и возненавидела бы Эдварда. Всё было бы именно так. И неизвестно, во что бы это вылилось. Что бы произошло, если бы я не нашла в себе силы и стала-таки зверем? Возможно, когда-нибудь, повстречавшись с Эдвардом, я без сожаления убила бы его. 
Я содрогалась от этой мысли и благодарила судьбу, что всё случилось так, как случилось. Придя к пустому дому Калленов, я долго стояла под окнами, прежде чем нашла в себе силы зайти внутрь. Я проходила по знакомым, покрытым пылью комнатам, вспоминая, как была счастлива здесь. На третьем этаже в комнате Эдварда я долго сидела на полу, обняв колени, и прислушивалась к тому, что происходит внутри меня. 
Я любила его. Как же сильно я его любила! Только сейчас до меня доходил смысл слов, сказанных им при прощании. Он не хотел меня в свой мир, потому что знал - это мир монстров. Теперь я в этом убедилась. Я понимала, почему он отрицал любую возможность превращения меня в вампира: Эдвард не хотел, чтобы мне было больно. Что бы сделал я, окажись на его месте? Да я бы всеми силами своей мёртвой души уговаривала его остаться человеком и позволить мне быть рядом, до последнего вздоха его земной жизни. Я бы смотрела, как он стареет, и была бы счастлива от того, что он позволил мне прожить его жизнь рядом с ним. Только тогда, в его доме, став такой же, как Эдвард, я осознала, что он никогда не переставал любить меня. Что его уход – это не что иное, как способ защиты. Он не мог ожидать, что для других потеря его расположения станет недостаточной причиной, чтобы оставить меня в покое. Он не хотел мне такой жизни. Я и сама сейчас её не хочу. 
Я размышляла о провидении. О том, кем была и кем стала; о своей силе. По теории Карлайла у человек, ставшего вампиром, преобладают те качества и способности, что были наиболее развиты в нём при жизни. Я была закрытым человеком и поэтому, став вампиром, могла прятаться от других под щитом невидимости. Своё дальнейшее существование необходимо было строить с учётом этого. В моей власти было делать и получать всё что угодно. Мои возможности стали неограниченными, но цели, на достижение которых я могла их направить, пока неясны. Одно я знала точно: мне необходимо вернуть Эдварда. Вернуть его любовь.
Когда, наконец, я определилась с этим, то вышла из дома Калленов и покинула Форкс. Как мне казалось тогда, навсегда.

Что мир мог предоставить бессмертному существу, наделённому дару невидимости? Всё. 
Что я знала о мире? Ничего. Для мира я так и оставалась юной восемнадцатилетней девчонкой.
Мне нужны были знания, нужен был опыт. Я хотела стать интересной для Эдварда, совершенной.  Если, став такой же холодной, как он, я утратила для него свою привлекательность, мне необходимо быть готовой снова завоевать его сердце.
Приходилось многому учиться. С моими возможностями это было не сложно. Я много читала, оставаясь на ночь в книжных магазинах, ходила в кино, сидя по ту сторону экрана. Незамеченной, я проходила на концерты, в театры и музеи. Изучала языки, посещая занятия вместе с ничего не подозревающими студентами. Не имея документов, я не могла делать это открыто и, тихо стоя в углу аудитории, повторяла про себя новые слова. 
Я изучала искусство и литературу в лучших университетах страны. Потом, когда этого стало не хватать, отправилась в путешествие. Это было почти весело: приезжать в чужую страну, посещать интересные места, оставаясь невидимой для мира. Со временем я всё реже показывалась людям, предпочитая оставаться в защитной оболочке. 
Иногда я подрабатывала в каком-нибудь захудалом кафе на окраине города, предпочитая работу в ночную смену. Деньги мне нужны были только на одежду: я покупала её в стокк-центрах, где за одну пару джинсов или ботинок брали не больше доллара. 
Через пару десятков лет я овладела всеми основными европейскими языками, могла поддержать разговор на любую тему от философии до медицины, разбиралась в музыке, живописи, искусстве. Менялись времена, уходили герои, но искусство было вечным. Меня пленяла эклектика севера, самобытность африканских племён, азиатская сдержанность и восточное буйство красок. Всё это проходило мимо, но частичка увиденного навсегда оставалась во мне. 
Я общалась с людьми. Не дружила, а именно общалась. Оставляла определённую дистанцию в отношениях, старалась не привязываться. Чем старше становилась я, тем больше меня интересовали люди моего настоящего, человеческого возраста. С молодыми становилось неинтересно, они ничего не могли привнести в мою жизнь. Их слова и поступки были основаны на чувствах – сиюминутных, резких, не терпящих ничего, кроме исключительного к ним внимания. Я завидовала молодым в их непосредственности, с грустью вспоминая, что когда-то и сама была такой же. 
Мне нравилась моя жизнь. Вернее, то, что получилось с ней сделать. Но щемящее чувство одиночества заполняло меня всё больше и больше. Мир был огромен, но разделить его было не с кем.
Нет, я не отказалась от Эдварда. Каждую секунду моего существования он был рядом, в моём сердце. Но проходило время, я взрослела и постепенно, по маленькому шажочку начала от него отдаляться. Я была уже не та девочка, которую он полюбил, и дело даже не в том, что теперь я стала вампиром. Мне исполнялось тридцать, пятьдесят, семьдесят, но моё тело, всё ещё юное и не до конца сформированное, не могло скрыть того, что я и сама видела в отражении своих глаз. То же, помнится, было и в Эдварде, и вызывало недоумение: не могло быть в глазах семнадцатилетнего мальчика столько мудрости и жизненной силы, столько сдержанности, граничащей со снисходительностью. Теперь я видела всё это в себе. 
Я старела.
Вскоре я стала думать об Эдварде с долей неловкости, с которой люди вспоминают о своей первой любви. Я знала, что он был намного старше меня, и я видела лишь того Эдварда, каким он хотел передо мной предстать. Что же было внутри него - столетнего вампира – не знал никто. Я несла в сердце образ, согревающую душу, берегла его, лелеяла, наделяя несуществующими качествами, и очень боялась разрушить его очарование случайной или не очень встречей. В конце концов, настал тот день, когда я с сожалением призналась себе, что в подобном положении вещей меня всё устраивает. 
Я верила, что Эдвард, оставивший меня в лесу много лет назад, любил Беллу Свон. Но я боялась, что сегодняшнему Эдварду сегодняшняя Белла будет не нужна. Более того, чем старше я становилась, тем больше росла во мне уверенность в этом. Как и уверенность в том, что до конца времён, до своего последнего вздоха, пока сама не обращусь в пыль, я буду помнить о нём. Буду любить. 

Часть 3

Soundtrack Cold by Aqualung & Lucy Schwartz 

Белла…
А я уже почти забыла это имя. Сколько из них я поменяла за все эти годы – и не сосчитать. Я представлялась любым пришедшим в голову именем, но никогда не использовала то, что было дано мне при рождении. Моём истинном рождении. Я оставила это имя в прошлом, как оставила в прошлом себя. И сейчас, услышав его, нахмурилась. 
- Ну, пожалуйста, покажись! Я так по тебе соскучилась, милая. Мы все соскучились.
В изумлении я смотрела на Элис. Соскучились? Да неужели! Неужели, они помнят меня? Они все. Они все – это кто? 
В груди - там, где когда-то билось сердце – образовалось болезненное давление. Я прислушивалась к этому ощущению, одновременно пытаясь справиться с обрушившейся на меня информацией: Элис Каллен здесь, Элис Каллен существует, Элис Каллен помнит меня, Элис Каллен меня видит. 
- Белла.
Опять она называет это имя. Почему так больно? Разве может быть больно?
- Белла, пожалуйста.
О чём она просит? Что ей нужно? Чего она ждёт? 
Я опустила свои ментальные щиты, являя себя миру. Элис ахнула.
- Ты! Боже мой, всё-таки это ты!
Я молчала. Но когда она сделала шаг вперёд, моментально отшатнулась.
- Нет! – Элис закричала, протягивая ко мне свои тоненькие веточки-руки. – Нет, пожалуйста, Белла. Я не хотела тебя напугать. Останься.
Между нами было около полутора десятков метров. Мы стояли друг напротив друга, обездвиженные, как статуи на окружавших нас могилах. Мне не было необходимости что-либо делать – дышать, ёжиться, переминаться с ноги на ногу – я же неживая. Как и девушка, стоящая передо мной. Как и большинство костей на этом кладбище. Вот только сейчас я бы с радостью поменялась местами с этими костями, не желая ничего чувствовать. А я чувствовала. Я определённо что-то чувствовала – знакомое и давно забытое. Я силилась дать этому название, но не могла вспомнить нужное слово.
- Белла.
Неужели, она не может сказать ничего другого, а только постоянно произносить это имя?
- Ты помнишь меня?
Ну, хоть что-то.
- Я помню тебя, Элис. 
По сравнению с её колокольчиками, мой голос был подобен звуку гвоздя, которым провели по стеклу. Будто горло пересохло от жажды. Но этого не могло быть – по дороге в Форкс я выпила парочку оленей. Тогда что? Волнение? Неужели, я волнуюсь?
- Ты здесь. В Форксе. Я не верю в это. Я просто не верю, что ты наконец-то здесь.
- Наконец-то? 
Я выхватила это слово из её быстрого монолога именно потому, что оно было таким же неожиданным, как её «мы все соскучились». Будто меня здесь ждали. Именно здесь и именно сейчас.
Я что-то когда-то упустила? 
- Ты говоришь так, словно ждала этой встречи. Словно знала, что она состоится. Почему?
- Потому что я знала! – вскричала Элис. 
Если бы я не знала, что мы не можем заплакать, то сказала бы, что по её лицу потекли слёзы. Я действительно видела их. Чувствовала эмоции, которые текли из Элис, и это было больно. Так больно, что я сделала шаг назад. 
- Стой! – Теперь в её голосе зазвучало отчаянье. – Выслушай меня, прежде чем уйти. Я знаю, ты сейчас уйдёшь, но выслушай меня, Белла! Ты должна меня выслушать!
Элис говорила очень быстро и эмоционально. Голос срывался, она была на грани паники, и тем самым пугала меня. Я заставила себя оставаться на месте. 
- Я видело это, - выпалила она. - За секунду до того, как Джаспер бросился на тебя, я увидела эту сцену: мы с тобой здесь, на кладбище Форкса. Я ощущаю присутствие вампира, ты показываешься и у тебя янтарные глаза. Все видения, которые касались тебя до этого, вели к одному – я прихожу на это кладбище и кладу цветы на твою могилу. Он бы никогда не обратил тебя. Он бы прожил человеческую жизнь вместе с тобой. Наверное, она была бы счастливой для вас обоих, но вот закончилась непростительно скоро. И не только для тебя. Через день после твоей смерти он был бы у Вольтури. Ты знаешь о Вольтури?
Было слишком много слов. Так много, что они пока ещё не могли отложиться в голове. Я просто слышала их, не вслушиваясь, но на последний вопрос ответить смогла. Вернее, утвердительно кивнуть. 
- Я не знала, сколько времени должно было пройти до нашей сегодняшней встречи, и мне искренне жаль, что его прошло так много. Это невосполнимо, но…  - Элис сделала один осторожный шажок ко мне, и на этот раз я осталась на месте. – Ты здесь! Ты жива. И он жив. Мне так жаль, милая, что тебе пришлось через всё это пройти в одиночестве. 
Боль полоснула по горлу подобно жажде. Я вспомнила годы мучений и скитаний, одиночества и сомнений. Жестокость того, что произошло со мной из-за чьего-то видения, была сравнима разве что с болью, которую причинило упоминание вскользь об Эдварде. Ведь это его имела в виду Элис? О нём говорила, когда упоминала Вольтури? 
Безобразные, пахнущие тленом существа с ярко-красными глазами и пергаментной кожей возникли перед глазами. Я мысленно содрогнулась, представив, что когда-нибудь эти пальцы могли коснуться алебастровой кожи моего Эдварда.
Боль переместилась в район груди, и я в неосознанном жесте обняла себя руками. Когда-то я делала точно так же, в надежде не дать себе рассыпаться, удержаться в теле, из которого давно улетела душа. Он забрал её с собой, когда ушел. 
- Я позволила Эдварду уйти, чтобы вы оба остались живы.
Элис будто продолжила мои мысли, произнеся эти слова, и её хрупкая фигурка опустилась на землю. Она стояла на коленях передо мной, и её облик выражал крайнюю степень отчаянья.
 - Прости меня, Белла, - проплакала она. – Я должна попросить прощения у вас обоих. 
Множество мыслей роилось в голове, и ни на одной из них я не могла сосредоточиться. Тысяча вопросов, но какой из них главный? Они все казались главными. С чего же начать?
- Он… он жив? – Произнеся это слово, я вдруг засомневалась в правильности его использования. Поэтому тут же поправилась: - Он существует?
- Да. Эдвард жив.
Как хорошо, что она называет его по имени. Оказалось, что именно сейчас сказать его вслух я была не в состоянии. Огромная радость вперемешку с облегчением захлестнули меня: Эдвард жив! Он жив!
- Где он?
- На Аляске. 
На Аляске? Так близко? Но почему же…
- Он больше не живёт с нами, Белла. Уже довольно давно.
Ах, вот как! Поэтому у неё такой потерянный вид. 
- Я просто спасала брата, поверь мне.
Что-то в тоне Элис заставило меня внимательней к ней присмотреться. Я уловила исходящую от неё вибрацию. Что-то похожее на эмоцию, которую она хотела скрыть. Когда вы почти век ходите по земле среди людей и не людей, эмоции читаются не только по выражению лиц и жестам. Они словно сгустки энергии, что-то вроде моего ментального шита, ощущаются почти на вкус. И сейчас я чувствовала на языке горечь. Что-то беспокоило Элис, да так, что ей тяжело удавалось это скрывать. 
- Я спасала брата, - тихо повторила она и, закрыв лицо руками, уткнулась в колени. 
Вот сейчас мне стало страшно. Хотя, постойте! Эдвард жив, неужели этого недостаточно? Почему Элис ведёт себя так, будто сообщая мне эту новость, она не испытывает радости?
Я сделала неуверенный шаг вперёд. Потом ещё один. Оказавшись перед сжавшейся в комочек вампиршей, я присела на корточки и осторожно дотронулась до неё. 
- Эй…
В то же мгновение я оказалась заключенной в объятья. Элис судорожно обхватила меня и, тряся головой, всё время повторяла одну фразу: «Прости меня, прости…»
Я гладила её по спине, не зная, что сказать. За что бы она ни просила у меня прощения, срок давности по этому делу уже давно истёк. Случилось то, что случилось. Эдвард жив – это главное!
Сколько мы простояли так, я не знаю. Наконец, Элис отодвинулась, снова пробормотав «прости», но теперь за то, что не смогла сдержать эмоции. 
Она осматривала меня, позволив себе небольшую улыбку, когда её взгляд переместился на мои волосы. 
- Они были немного короче.
- Конечно. Ты же сама их подравняла накануне моего дня рождения.
- Ты помнишь? – изумилась она. 
- Я много что помню.
Грусть в голосе скрыть не удалось, но это действительно было грустно. Кое-что из своей жизни я бы с удовольствием забыла. А кое-что помогало существовать до сих пор.
- Я... – начала она. – Я не знаю, что сказать, Белла. Ты выглядишь почти такой же. Вот только глаза…
- Да, я знаю, - усмехнулась я. – Предпочитаю думать, что со временем они просто выцвели.
Улыбка Элис была невесёлой.
- Нет. Дело не в цвете. Ты стала старше. 
- Мне девяносто восемь, - напомнила я.
- Я это вижу. 
- Чёрт! Всё-таки пора начать пользоваться антивозрастным кремом.
Как же давно я не шутила, но похоже не стоило и начинать – лицо Элис оставалось серьёзным.
- Мы в Форксе недавно. Легенда та же: мы - школьники, Карлайл и Эсми - наши приёмные родители.  
- Хорошо, - кивнула я, не понимая, зачем она мне это говорит. 
- Ты всегда можешь найти нас в старом доме, запомни это. 
- Ладно, – снова кивнула я. 
- Он не с нами, Белла. Эдвард нашёл себе пару. Более пятидесяти лет назад он переехал на Аляску. Там живёт такой же клан, как мы. Они вегетарианцы, и Таня… она… Они давно знакомы. Ещё до тебя. Ну а после тебя…
Всё это Элис произнесла на одном дыхании, не отрывая от меня пытливого взгляда своих раскосых янтарных глаз. 
- Ты сейчас уйдёшь, я знаю. Я вижу это. Но ещё я вижу, что ты вернёшься. Возвращайся, Белла. Мы любим тебя. Мы все любим тебя. Все. Без исключения.
Вопросы оказались излишними. Всего несколько предложений, и то, что до сих пор в моей груди заменяло человеческое сердце, последний раз звякнуло и рассыпалось на мельчайшие осколки.
 

Часть 4

Soundtrack - Love song for a vampire by Annie Lennox 

А что собственно произошло? Почему такая реакция, спрашивала я себя? Осколки сердца, дыра в груди – всё это я уже проходила. Это были именно те воспоминания, которые раз и навсегда хотелось стереть из памяти. Вот и случай удобный представился, можно начинать. Но почему вместо этого я раненым зверем мечусь по Олимпийским горам? Почему забиваюсь в самые дальние уголки заповедника - туда, где прошли мои первые годы перерождения; места, которые не дарят никаких воспоминаний, кроме нескончаемой боли и ужаса. Почему я снова здесь? Почему убежала с кладбища, не попрощавшись с Элис? И почему спустя несколько дней метаний, я оказываюсь на поляне, где всё началось. И речь идёт не о начале существования меня в ипостаси вампира. Я прекрасно знаю, о каком начале идёт речь. И, тем не менее, я здесь. Для чего, в который раз спрашивала я себя? Может, для завершения? 
Мне, бессмертному существу, принадлежал весь мир. Я могла взять его весь без остатка, делать с ним всё, что захочу, пользуясь своим даром, своими знаниями. Я могла всё. У меня было всё. Но ничего из того, чем я владела, не было желанно мной так страстно, как возможность хотя бы на пять минут снова научиться плакать. 
По моим жилам и венам, по моим слёзным протокам бежал яд. Таким, как я, он служит лишь одной цели – парализовать жертву в момент убийства, обездвижить, чтобы беспрепятственно и как можно быстрее насытиться. Ни для чего другого яд не предназначен. Он выжигает, убивая, а я молила о спасительной силе слёз. 
Да, слёзы спасают. Это я теперь точно знала. Но их у меня нет, и я лежу на земле, в бессилии запуская руки в её пушистую плоть; сжимаю её, крошу своими каменными – более чем каменными – пальцами. Мои стоны – мои слёзы. И я не прекращаю стонать, сглатывая яд ненависти к себе. Стыда за себя. Обиды.
Тридцать лет. Тридцать первых лет, которые я посвятила самоусовершенствованию, у меня был шанс вернуть Эдварда. Я продолжала верить в это из года в год, изо дня в день, но вот уже как пятьдесят лет у меня нет на него никакого права. 
«Он нашёл себе пару». 
Маленькая смертная девочка, с которой Эдвард провёл полгода из своей вечности, не могла стать парой совершенному существу. А ведь он говорил об этом, и я ему поверила. Это после я уговорила себя, что Эдвард всего лишь защищал меня. И мне почти удалось себя в этом убедить. 
Я не знала о вампирах ничего конкретного. Все знания, полученные мной о своём виде, основывались на личном опыте и той скудной информации, которой когда-то делился со мной Эдвард. Я знала, что нам надо держать в тайне существование вида, что солнце эту тайну выдаёт - я не выходила на солнце в присутствии людей. Я знала, что кровь животных не насыщает нас так, как кровь человека, но для нашего вида это был всего лишь вопрос выбора - свой я сделала с самого начала. Я знала, что у каждого вампира существует пара – одна единственная любовь. Нечто подобное импринтингу у животных. И что особь, потерявшая свою пару, становится неполноценной. Как неполноценным становится и переживший подобную потерю вампир. 
Месть движет всеми, кто утратил свою вторую половину, и неважно, что станет объектом этой мести - убийца любимого или сама судьба. Мне ли не знать это? Сама я не была убийцей. Но я была любима убийцей, и всю ярость мести «вдовы вампира» испытала на себе в полной мере. И лишь милость, в последний момент проявленная карающей рукой Лорана, позволила мне остаться в живых. Вернее, неживых. 
Я знала, что это были за нити, тяжеленые канаты, которые прижимали к земле, не позволяя двигаться, пока этого не захочет твоя половинка. Я чувствовала их, и когда внезапно по ним чиркнули перочинным ножиком - чуть не умерла. И сейчас я умирала второй раз. Потому что глубоко в душе – дальше, чем могла сама себе признаться – я знала, что Эдвард меня любит. Любил. И я была его парой. И его расставание со мной – высшее проявление любви. Я была его парой, и он нашел в себе силы меня оставить. 
А, оказывается, не я была ею. Пара Эдварда – не я. Может, именно поэтому он и смог это сделать? Смог оставить лесу и выполнить своё обещание: 
"Это будет, так, как будто меня никогда не существовало".
Но для меня ничего не изменилось. Ничего и никогда. Он – моя пара. Он – моя половинка. И я до сих пор жива, потому что жив он. Может, для Эдварда я ничего не значу, вернее, не значила, и воспоминания обо мне давно стёрты из его памяти, но для меня-то всё осталось по-прежнему. Я ничего не забыла. И разве это не признак того, что он – моя пара. И скажи сегодня Элис, что Эдварда больше нет, разве не отправилась бы я к Вольтури, чтобы тоже перестать существовать? Так почему же он не сделал этого, когда узнал, что больше нет меня?
Ответ был очевиден.

… и я снова стонала и вгрызалась зубами и ногтями в землю, оплакивая себя. Уговаривая, отговаривая, снова и снова находя объяснения, снова и снова разрушая их уже известными доводами. И плакала сейчас не девяностовосьмилетняя старуха, запертая в незавершённом женском теле – плакала восемнадцатилетняя девочка, прожившая ни один десяток лет с любовью к тому, кто сейчас, как и век назад, разбивал её сердце. Вот только рядом не было верного друга, чтобы помочь, и не было папы, чтобы будить в ночи, когда очередной кошмар разрывает горло криком. 
Именно сейчас - а не восемьдесят лет назад, истекая кровью от смертельной раны Лорана, - я умирала на том лугу. 
Через день меня не стало.
Ещё через два я стояла на горном склоне и смотрела на большой трёхэтажный дом в заснеженной, залитой солнечным светом долине.
Дом, где сейчас жил Эдвард. 
Я слышала об этом клане вегетарианцев с Аляски от других кочевников, но они не интересовали меня настолько, чтобы приближаться к ним. Но я знала, как их найти. Все мы знали как найти себе подобных. Эта вампирская интуиция и дар невидимости давали мне преимущество перед другими бессмертными. Оставаясь невидимой, я могла подойти к другому существу так близко, насколько хотела, и лишь растущее чувство тревоги заставило бы его нервничать и беспокойно озираться вокруг. 
Вот и сейчас я, скрытая от мира щитом, медленно подходила к дому. Остановившись в пятидесяти футах от него, я прислушалась к тому, что происходит внутри. Тихие разговоры, включённый телевизор, шум воды в ванной комнате; если не знать, что в доме обитают бессмертные существа - обычное утро большой семьи. По биению сердец живых я всегда могла узнать, сколько человек находится внутри, но с неживыми сделать это не представлялось возможным. Тем не менее через пару мгновений, когда они почувствовали присутствие чужака, я различила несколько женских и один мужской голос. Но принадлежал он не Эдварду.
- Вы ощущаете это? – спросил мужчина. Он находился на втором этаже.
- Да, - ответили ему женские голоса. Два сверху и один снизу.
- Кто-то предупреждает нас о своём появлении. Он ещё недостаточно близко, даёт время подготовиться.
Ох, как же вы ошибаетесь, усмехнулась я про себя.
- Эдвард, ты ничего не слышишь?
Зыбучие пески в груди задвигались. Я замерла, понимая, что через мгновение услышу его голос.
- Нет. 
Первый этаж, справа от входа. Я повернула голову и мысленно выдохнула: «Эдвард»
- Что? Кто это сказал?
- Что такое? Ты что-то слышишь?
Вопросы посыпались сразу со всех сторон. Затем я услышала лёгкий шелест шагов - вампиры спешили в комнату, где находился Эдвард.
«Эдвард», - повторяла я про себя, не в силах остановиться. «Эдвард». 
- Я слышу. Очень тихий голос, почти неразличимый. Это женщина. Она зовёт меня.
Как это возможно? Он не может меня слышать! Никогда не мог!
- Что? Я ничего не понимаю. Нет, оставайтесь в доме!
Входная дверь распахнулась, и я еле устояла на ногах от нахлынувших чувств.
А ведь я почти забыла каким красивым он был. Растрепанные бронзовые волосы, тёмные брови, яркие янтарные глаза. Прямой нос, высокие скулы, упрямая линия подбородка. И губы - такие соблазнительные губы. Как же приятно было их целовать.
Мой взгляд метался по лицу и фигуре Эдварда. Я вспоминала его, собирала из разрозненных кусочков, хранившихся в памяти, дополняя новыми впечатлениями. Я как будто видела его заново, чувствовала его заново, понимая, что это всё - вампирское зрение. Он был другим. Более совершенным. Более не моим. 
Его облик выражал крайнюю озабоченность и тревогу. Я видела, как он прислушивается, стараясь уловить хотя бы обрывок мысли незваного гостя. Янтарные глаза внимательно осматривали окрестные холмы. Его взгляд несколько раз скользнул по мне, не задерживаясь – щит всё ещё был на месте, надёжно скрывая меня мира. И в первую очередь, от его глаз. 
Но всё равно что-то было не так. Неужели он мог меня слышать? Что это? Брешь в щите, или одно из его свойств, неизвестное мне ранее? Надо прекратить думать, чтобы не выдать себя. Но, господи, как же трудно было это сделать.
Из дома вышел высокий темноволосый вампир - тот, чей голос я услышала первым, - и встал рядом с Эдвардом. 
- Что там?
- Я никого не вижу. И не слышу. Но голос был. 
- Ты слышал его прежде?
Идеальные брови нахмурились.
- Нет, никогда.
«После перерождения всё в нас меняется. Разумеется, ты не узнаёшь мой голос. Я и сама бы его не узнала».
- Я знал вас до перерождения? Знал человеком?
Чёрт! 
Я непроизвольно начала пятиться, стараясь ни о чём не думать. Шагов моих он слышать тоже не мог. Никто не мог, пока на мне был щит.
- Нет, подождите! – Эдвард сбежал с крыльца. Остановившись в нескольких метрах от меня, он начал беспокойно озираться. – Ваш запах! Я чувствую ваш запах. Вы ближе, чем я думал. Кто вы? 
- Будь осторожен, друг мой! - предупредил темноволосый вампир. - Это ментальный щит. Редкий дар. Я чувствую исходящие от него волны. Это может быть опасным.
- Эдвард! 
Ослепительно красивая вампирша выпорхнула из дома. Она грациозно спустилась с крыльца и, подбежав к Эдварду, с тревогой заглянула в его лицо:
– Что случилось, дорогой?
Я и до этого не шевелилась, но сейчас и вовсе превратилась в присный соленой столп. Во все глаза я уставилась на светловолосую вампиршу. Эдвард не смотрел на неё, всё ещё пытаясь что-то перед собой разглядеть. 
- Эдвард, посмотри на меня! Что происходит?
- Я почувствовал запах.
- Что за запах? Я ничего не чувствую.
- Что-то знакомое. Не пойму, что. 
- Может, тебе показалось?
- Может. Иди в дом, милая. Я скоро буду.
Обняв вампиршу, он быстро поцеловал её белокурую макушку и подтолкнул в сторону дома.
Песок во мне превратился в пыль и разлетелся, сдуваемый ураганом боли. Я смотрела, как Таня - а это была она, без сомнения – уходит в дом. На крыльце она бросила полный тревоги взгляд на темноволосого и, лишь получив его ободряющий кивок, скрылась в доме. 
Больше мне здесь делать нечего.
Ещё одно короткое мгновение я смотрела на Эдварда, а потом развернулась и пошла в сторону леса. 
- Надо поговорить с Элис.
Я быстро обернулась. В руках Эдварда был телефон, он нажимал кнопки. Предотвратить звонок я не могла. Теперь всё зависит от Элис.
- Ты же попросил её не смотреть в твоё будущее, - спустившись с крыльца второй вампир, подошёл к Эдварду.
- Это касается не только меня.
 Спустя пару длинных гудков, на том конце ответили, и я с удивлением поняла, что узнаю голос Джаспера.
 – Здравствуй, Джаспер. Я хотел бы поговорить с Элис. Да, я понимаю. Не мог бы ты попросить её перезвонить, как только она окажется дома. Нет, я не взволнован. Всё в порядке, Джас. Мне просто надо с ней поговорить. Обеспокоена? Правда? 
Я силилась услышать, что отвечал Джаспер, но даже для моего тонкого слуха он говорил слишком тихо. 
- Думаю, волноваться не о чем. Ты же знаешь Элис, - улыбнулся Эдвард, и я почти застонала от радости, что снова вижу эту знакомую кривоватую улыбку. 
Я понимала, что нельзя думать в присутствии Эдварда, поэтому все мысли об Элис я изо всей силы гнала из головы. 
- Она на охоте, - объяснил он темноволосому, закончив разговор. - Джаспер сказал в последние дни Элис чем-то обеспокоена. Он чувствует это, но она молчит. 
Вампир внимательно выслушал его, кивнув пару раз, а затем заговорил. Его голос звучал немного громче, чем следовало, и я вся обратилась в слух. 
- Может, это ничего и не значит, но несколько десятков лет назад в Вольтерре случился переполох. В городе ощущалось присутствие чужака, но никто его не видел. Через несколько дней это прекратилось. Ищейки Аро ничего не нашли. Он был в ярости, потому что знал, о чём идёт речь. Ментальный щит - редкий для вампиров дар. Вольтури объявили награду за любую информацию об его обладателе. Как я сказал, это уникальная особенность. Щит может стать полезным не только для того, кто им владеет, и Аро это понимает. Иметь в клане такого вампира – стопроцентная гарантия неуязвимости. Я знал лишь одного из нас, кто обладал подобным даром. Много столетий назад Аро пытался заполучить его в свою свиту.
- Ты думаешь, Елеазар, это он нас посетил? – спросил Эдвард.
- Нет, мой друг. Во-первых, тот вампир был мужчиной. А во-вторых, после того, как он отказался присоединяться к Вольтури, Аро его убил. 
Я внутренне содрогнулась, снова вспоминая тёмные катакомбы старинного итальянского подземелья и скользящие по нему бледные фигуры в чёрных плащах. Никогда и ни за что я не буду там. 
Тот, кого звали Елеазаром, внимательно смотрел на Эдварда. Очень внимательно, очень красноречиво. Я поняла, что он продолжает говорить с ним, но теперь мысленно. А после того, как янтарный взгляд Елеазара прошёлся по окрестностям, сканируя их так же внимательно, как до этого делал Эдвард, я поняла, кому был адресован его рассказ. 
«Спасибо», - мысленно произнесла я.
- Она благодарит тебя, - сказал Эдвард. – И всё же, кто вы? – снова выкрикнул он, но я уже уходила прочь от дома.
«Это не важно. Никогда не было важным».
Эдвард ещё что-то говорил, но я запретила себе слушать.
На опушке я обернулась, в последний раз взглянув на того, кто так и не стал моей судьбой. Потом развернулась и бросилась прочь от этого места. Не зачем продолжать агонию. 
А ещё мне следовало поторопиться: необходимо было найти Элис до того, как она свяжется с Эдвардом. И я уже знала, какой вопрос задам ей первым.
 

Часть 5

Soundtrack - Two by Ryan Adams

Мне не пришлось долго её искать. 
Спустившись с последнего горного отрога, раскинувшегося над поросшей лесом долиной, в которой находился Форкс, я сразу почувствовала её запах. Он шел с востока.
Элис сидела на берегу большого озера, того самого, где впервые я расспрашивала Эдварда о том, как это - быть вампиром. Затопленные сваи лодочного причала, валуны от сошедшего несколько тысячелетий назад ледника – всё было как прежде.
В лунном свете кожа Элис отливала серебром, и как никогда раньше она так походила на сказочное существо из другой, не имеющей отношение к этому миру реальности. 
Только сказка, из которой она пришла, была страшной, а конец в ней – несчастливым. И не одним из персонажей была сидящая передо мной вампирша - нет, Элис по праву заслужила место среди её авторов.  
- Когда-нибудь он спрашивал тебя, почему ты позволила этому случиться?
Не нужны были имена. Не нужны были даты и события - мы обе знали о чём я спрашиваю. 
- Да.
- И ты рассказала ему о своём видении? 
И опять мы обе знали, о каком именно видении идёт речь. Я замерла в ожидании ответа.
- Нет.
Сквозь безразличие – единственное чувство, которое я могла позволить себе испытывать – прорвалось облегчение. Я знала: окажись ответ прямо противоположным, мне снова было бы больно. 
- Я хочу услышать всё. Говори.
Это была не просьба, а приказ, но Элис, казалось, и не возражала.
- Он просил меня не смотреть за тобой. Просил дать тебе возможность прожить жизнь так, как её должно прожить обычному человеку, не сталкивающемуся со сверхъестественным миром.  
Неужели, она в действительности верит, что такое возможно? Я зло усмехнулась, даже не пытаясь скрыть сарказм:
- Надеюсь, в отличие от Эдварда, ты понимаешь, что не могла моя жизнь быть обычной после того, как в ней были вы. Все вы. 
- Понимаю. 
- Не только он, Элис, - мой голос зазвучал громче. - Вы все меня бросили!  Ничего из того, что было со мной, я не смогла бы забыть. Такое не забывается!
Я обвиняла не только её, не только её брата – всех Калленов. Мне надоело винить во всём себя. Я вернулась к тому, с чего начинала – обида и жалость за искреннюю и добрую восемнадцатилетнюю девочку сидела глубоко во мне. Ничем она не заслужила такое отношение к себе. 
- Я очень сожалею, Белла.
Мне не было дела до её сожаления, и я пропустила его мимо ушей.
- Продолжай.
- Это случилось ровно через год после нашей последней встречи. Был твой девятнадцатый день рождения, и я хотела увидеть тебя. Я ослушалась Эдварда, но… - голос Элис прервался, и она схватилась за горло. 
Ничего не может заставить вампира схватиться за горло. Это чисто человеческий жест, а я ни на секунду не забывала, что никто из нас двоих не человек. Но я видела… чёрт, как же мне не хотелось этого, но я видела, как больно ей было вспоминать. Тёмные глаза Элис наполнились ужасом, словно она переживала всё заново
- Ничего не было! Ничего не было, понимаешь? Ни тебя, ни даже могилы из моих первых видений. И я поняла, что ошиблась. 
Она нервно сглотнула. Тоже чисто человеческий жест. И я молчала, не имея ни малейшего желания ей помогать.
- За ответами я приехала в Форкс. Здесь всё и узнала. Ты пропала приблизительно через полгода, после нашего отъезда. Просто ушла из дома и не вернулась. Твой грузовик был найден в начале старой туристической тропы, но никаких следов тебя или того, кто тебя похитил, не нашли. Это было в официальных источниках.
Элис замолчала, глядя перед собой на тёмную воду лежащего перед нами озера. 
Ночь, как всегда, была наполнена звуками. С тоской я подумала, что очень соскучилась по тишине. Как же тихо сейчас должно быть для простого человеческого уха. Но для существ, вроде нас, ночь была такой же шумной, как и обычный день: шепот веток, стон воды, тихий разговор ночного неба. И поверх этого - нескончаемый гул сердцебиений: быстрых, рваных - животных, замедленных, ровных - спящих людей. Мы всегда слышали их, это было на уровне инстинктов, неосознанно. И ночь слышали - она всегда жила вместе с нами. Но, в отличие от бессмертных, ночь была живее. Во всяком случае, живее двух вампирш, стоящих друг напротив друга на берегу залитого лунным светом озера. 
- Я связалась с местной стаей. Джейкоб Блэк - он был твоим другом, помнишь? – Элис кинула на меня вопросительный взгляд. Я еле заметно кивнула. – Ты знала, что он оборотень?
- В смысле, оборотень? 
- Настоящий оборотень. Квилетты – потомки волков. Они враги вампиров, но Карлайл заключил с ними договор. Мы никого не убиваем на их земле, а они хранят нашу тайну.
А я уже и не думала, что могу удивляться. Неужели в этом мире не осталось ничего нормального? Вампиры, оборотни… Кто следующий на право существования? Русалки и говорящие деревья?
- Джейкоб рассказал, - продолжала Элис, - что оборотни шли по твоему следу. Он оборвался в глубине леса. Волки смогли найти поляну, где запах твоей крови был более сильным, но дальше ничего не было. Они ничего не учуяли. Решили, что это был какой-то зверь.
- Они не могут чувствовать запаха вампира? – поинтересовалась я.
- Ещё как чувствуют! Но поляна расположена высоко в горах, и пока они добрались туда, прошло несколько дней. В окружающих Форкс лесах всё пропахло Калленами, Белла. - Это прозвучало как извинение. К чёрту! - Полгода – не очень большой срок, чтобы воздух снова стал чистым для оборотней.
- Значит, мой запах, и запах Лорана смешались с вашим…
- Лорана? – Вскричала Элис. – Это был Лоран?
- Да, - кивнула я, а после усмехнулась: - Неужели ты думала, что Виктория не попробует отомстить за смерть Джеймса?
- Виктория?! – ахнула та.
- Да, Виктория. Джеймса – того, кто был её парой, - убил Эдвард. Помнишь? 
Как легко я смогла произнести вслух его имя. Хорошая работа, Белла!
Элис полностью человеческим жестом закрыла рот ладошкой и полными ужаса глазами уставилась на меня.
- Что, это тоже прошло мимо тебя?  - зло усмехнулась я. – Моё убийство было местью Виктории. Вот только она просчиталась в двух моментах: Лоран – разведчик, посланный в Форкс, - не устоял перед искушением и сделал это сам. А второй… второе… - Вот сейчас я запнулась. Мне не удалось скрыть горечь, и голос дрогнул: - Она переоценила любовь Эдварда к человеческой девочке. Убив меня, цели своей Виктория не достигла бы 
- Не говори так, будто ты ничего для Эдварда.
- Что?! – Гнев смыл остальные чувства. – Ты говоришь, что спасала жизнь брата, позволяя ему бросить меня. Так почему же ты не сказала ему после, что всего-то и стоит, что чуть-чуть подождать, и мы снова сможем быть вместе? 
- Он бы никогда не бросил тебя и не обратил, - Элис повторила слова, сказанные на кладбище. - Никогда! Не было другого варианта. К тому же… 
Она вдруг замолчала и неожиданно отвернулась. 
Я очень рассердилась: какое право она имеет отворачиваться сейчас? Даже не сейчас, а снова!
- Что? – закричала я. – Говори! 
- Я… я не видела тебя. – Её голос дрожал. Я поняла, что именно этот факт больше всего пугал Элис.  - Никогда не видела. И могилы твоей не видела. Ты просто исчезла. Белое пятно. Как будто тебя никогда не существовало. 
- Почему ты не сказала об этом Эдварду?
- А что я должна была ему сказать? - закричала она. - Что ошиблась? Что лишила вас обоих шанса пусть ненадолго, но быть вместе?
- Но это же правда, Элис!
Голос, которым я произнесла её имя, был похож на змеиный шип – хищный, предупреждающий, злой. С выражением крайнего ужаса она отпрянула от меня. 
Я снова попыталась взять себя в руки. Сделать это оказалось очень сложно: никогда в своём существовании я не была настолько не человеком. Сейчас я больше походила зверя, который обладает интеллектом и умеет разговаривать. И только эти два фактора позволяли ему - мне - не кинуться на свою обидчицу и не разорвать её в клочья. 
Надо заканчивать эту словесную агонию, иначе я не смогу справиться с собой и сделаю что-то, о чём впоследствии пожалею.
Я постаралась успокоиться и задала второй по значимости вопрос:
- Почему, если видение больше не повторялось, ты оказалась на кладбище?
- Я часто посещала в Форкс. Втайне от семьи. От Джаспера. 
Итак, необходимость всё скрывать от семьи мучает Элис. Что ж, хорошо. Я даже испытала некоторое удовольствие от этого факта.
- Я надеялась увидеть хоть что-то. Я не… Я не верила, что могла ошибиться два раза подряд. Но могилы не было, и оставалась надежда, что это что-то значит. Все эти годы, Белла, я надеялась. А потом просто тебя почувствовала. 
Она снова отвернулась, но я не обратила на это внимание. 
- Расскажи мне о нём.
Элис тяжело вздохнула прежде чем заговорить. Её было еле слышно даже мне:
- Долгое время он жил один. Южная Америка, Канада, Новая Зеландия. Через несколько лет Эдвард вернулся. Всё это время я тщетно пыталась тебя найти. – Элис, наконец, подняла на меня взгляд. - Ты была необычным человеком, Белла. Я чувствовала, что ты не могла просто так исчезнуть. Я не верила, что с тобой могло случиться что-то настолько легко объяснимое плохое. Для меня ты всегда оставалась живой. Я… я… - И снова ей понадобилось несколько мгновений, чтобы справиться с эмоциями. - Я представляла твою жизнь. Какая она была? Ты окончила школу, потом был колледж. Ты встречалась с парнями, ходила на свидания. Настало бы время, когда реальная жизнь вычеркнула бы для тебя все сказки про монстров. Ты бы стала вспоминать о нас, как о кошмарном сне.  Пожалуйста, - произнесла она с мольбой, – не смотри на меня так. Эти мысли были моим успокоением. Никогда нельзя было понять, что движет тобой, куда и к чему ведёт тебя жизнь.
Теперь отвернулась я.
Ничего не осталось во мне от той девочки, о которой она рассказывает. Ничего! Я мало что помнила о своей жизни до появления в ней вампиров. Может мне бы и удалось всё забыть и прожить обычную человеческую жизнь, такую, о которой говорит Элис. Но, честно говоря, я в этом сомневалась. Ведь, по сути, счастлива я была лишь однажды. Я помню, когда это было, помню – с кем. Спустя несколько человеческих жизней, уже перестав быть человеком, лишь память о том счастье давала мне силы для дальнейшего существования. 
Но два неполных дня назад всё это прекратилось.
- Однажды за этим занятием меня застал Эдвард. - Элис смотрел на меня громадными глазами, и я поняла, что вот сейчас она произнесёт самое важное: - Я представляла тебя стоящей у алтаря в подвенечном платье. И он поверил мне, Белла. 
Моя душа содрогнулись от рыданий. Пальцы снова нуждались в земле, чтобы врыться в неё. Вой рвался из моей груди… 
Как он мог поверить?! Как?! Так просто!
- Он сказал: «Я знал, что ты смотришь за ней. Скажи, если что-то будет не так».
Мне захотелось, чтобы Элис перестала говорить. Мне захотелось убить её, чтобы никогда не слышать этого рушащего меня изнутри голоса.
- Всё всегда было так, - продолжала она. - Я отчаянно сопротивлялась мыслями о тебе мёртвой, так старалась показать ему живую Беллу, что он мне верил. У тебя был муж по имени Стивен и двое сыновей. Одного из них ты назвала Эдвардом. 
Как же больно, мамочки! Давно же должно перестать болеть!
О, господи, если ты даёшь нам силы справиться с подобной болью, что же это должна быть за боль, которая призвана убивать нам подобных? Никакой костёр не может сравниться с тем костром, в котором сейчас горела я. А когда-то в нём горел Эдвард. Я так хотела в это верить! 
- Я позволила Эдварду это увидеть, и вскоре он окончательно от нас ушёл. Кочевничество было не в его природе, и он присоединился к Денали. Родители были счастливы. Эсми и Розали давно мечтали породниться с северным кланом. Таня благоволила Эдварду с самого начала. Они встретились в первые годы его обращения. Она помогала ему тогда, помогла и сейчас. Таня намного старше Эдварда, и она мудрее всех нас. И теперь у неё началось получаться.
Элис говорила, а я не слушала её больше. Безразличие? Его не было. Внутри меня разливалась пустота. Пустота, отрешённость – какие ещё высокопарные определения можно дать одиночеству? 
- О том, что ты умерла, я сказала Эдварду постфактум. Вернее, показала. С тобой была вся семья: сыновья, внуки… Он рвался к тебе, он… он… 
Элис застонала. А я почувствовала на своих щеках влагу.
Господи, благослови дождь! 
- Мы удержали его. Все мы. Я и Эсми говорили, как тяжело будет всем нам, если он опять уйдёт. Карлайл, Джаспер, Эммет - впервые семья не давала Эдварду делать то, что хочет только он. Мы не отказались от него, когда он ушел от нас в первый раз, и сейчас мы давили на Эдварда, чтобы не допустить повторного ухода. Я всё время говорила, что ты прожила хорошую жизнь: полную, счастливую - такую, о которой он мечтал для тебя. Пришла пора отпустить прошлое, и Эдвард сделал это. Таня очень помогала ему в конце… 
В конце…
В конце чего?
В конце меня? В конце нас?
Чернильные пятна ночи залили всё во мне… злые, горькие, уже не чёрные, а с отблесками алого пламени для Элис, Тани, Эдварда – всех, из-за кого я превратилась в один сплошной комок боли. 
Я вампир. Я не должна ничего чувствовать. Но мне больно. Настолько больно, что мои извивания и крики от яда Лорана были подобны ласке тёплого кошачьего языка. 
Никогда я не думала о том, что случилось со мной, как о наказании. Но сейчас - именно в эту минуту – я осознала, что была наказана за то, что позволила себе любить. Вот как первых христиан убивали за веру, так и я пострадала за свою любовь. Запретную любовь к тому, кто не принадлежал этому миру. Кого вообще не было в традиционном списке божьих созданий. 
Скажите обычному человеку, что монстры среди нас, и он рассмеётся вам в лицо. И я бы рассмеялась. И сейчас смеюсь. Я знаю, почему, из-за кого и благодаря кому я стала монстром. Но ведь не это главное. Главное, что теперь – теперь - я не знаю, благодаря кому смогу перестать им быть.
Элис что-то почувствовала или увидела, потому что внезапно схватила меня за руку:
- Белла, он любил тебя. Всегда любил. Верь в это.
Надо было что-то сказать. Я понимала, что сейчас последний раз вижу Элис Каллен. Аутодафе, прощение – всё это не для нас. И она, и я это понимали.
- Всю свою вечность я буду благословлять тебя за твой дар. Именно благодаря ему Эдвард жив. 
Говоря эти слова, я смотрела в полные боли глаза той, кого когда-то называла своей подругой. Я запретила себе быть милостивой: лучше пусть она навсегда запомнит меня такой – жёсткой, озлобленной, безжалостной. 
- Но именно из-за твоего дара я сейчас здесь. И за это я тебя ненавижу. У меня больше ничего нет. Время забрало всё, что было мне дорого. И вечности мало для того, чтобы перестать сожалеть об этом. Не ты сделала меня вампиром. Но именно ты позволила этому случиться.  
Я видела, как содрогнулись её плечи, но мне больше незачем было быть снисходительной.
- Если ты настолько любишь своего брата, постарайся и дальше скрывать от него правду. И не смотри за мной, Элис, - предупредила я. - Никогда больше не смей за мной смотреть. 
Да у неё и не получится: я поняла, что именно щит не даёт Элис меня увидеть. Всего-то и стоит постоянно его носить. Да я и так постоянно была под ним. 
- Белла, не уходи!  - простонала она. – Ты же любишь его.
- Люблю, - спокойно согласилась я и сама удивилась этому спокойствию. – И всегда любила. И буду любить. Для меня ничего не изменилось. Но я могу жить без Эдварда. И он может. Даже если не мог когда-то, то теперь может - я видела это собственными глазами. Видела, что он счастлив. Может быть, не так счастлив, как был бы со мной, но всё-таки счастлив. 
Я верила в то, что говорила. Искренне верила, и именно поэтому мой голос звучал твёрдо. 
- Может, он и любил меня, как ты говоришь, но я больше не могу себе позволить вспоминать об этом. Я не буду скрывать: до того, как вчера я покинула Эдварда, во мне было что-то тёплое и огромное. Сейчас его нет. Я нашла в себе силы уйти, но совсем по другой причине, нежели когда-то это сделал он. 
Я окинула взглядом окружающее нас ночное пространство. Решение принято, пути назад нет. Вечность – это только начало.
- Ты вмешалась в наши судьбы, Элис. Но твоя попытка поиграть в Бога провалилась.  Пара для вампира, - горько рассмеялась я. - Ох, если когда-нибудь напишут учебник по нашему виду, Белла Свон и Эдвард Каллен станут исключением из этого правила. Проследи за этим.
Больше мне нечего было сказать, и я ушла. Теперь уже навсегда.

Часть 6

Soundtrack My Immortal by Evanescence 

У каждого живого существа есть определённый предел, за которым либо жизнеспособность, либо сознание перестают быть определяющим фактором его существования. Болевой порог – одно из проявлений такого предела. Из-за боли личность может перестать быть личностью, и не важно - эмоциональная это боль или физическая. Как не важно, человек ли вы, животное или растение. 
Живое существо делает всё возможное, чтобы освободиться от боли: дерётся, дёргается, кричит, вырывается. Откусывает себе лапу, пойманную в железные зубы капкана, покрывается роговым слоем, впадает в спячку. Иногда это помогает, иногда нет, но всегда реакция на боль – это сигнал, что больше так делать не надо. Даже безмолвный цветок может быть услышан: его листья пожелтеют, стебель высохнет, а лепестки опадут. Итог: его либо вылечат, либо вырвут с корнем и оправят в переработку. Иногда последний вариант – самый милосердный.  
Для определённого типа существ даже милосердие бывает недоступным. 

Влажные амазонские леса, кишевшие живностью, были достаточно безлюдны для того, чтобы перестать осознавать себя человеком. Я перестала сражаться с природой и превратилась в того, кем была с момента перерождения. То есть, нет - не превратилась, я вспомнила, как это – быть хищником. Я вытравила из себя человека. Оставаться им для меня стало очень болезненно.
После многодневной гонки от причин этой боли, я обнаружила себя в лесах Южной Америки. Чувство времени потерялось где-то по пути, и сколько дней и ночей, а может быть лет и веков я провела, охотясь и просто поддерживая существование – мне неведомо. Я отпустила себя, чего не делала довольно давно, и вскоре ничто не занимало меня больше, чем охота. Незачем было сдерживаться, все мои многолетние тренировки по контролю жажды оказались ненужными. Неинтересно было – что, когда и в каком количестве есть, - я просто перестала это контролировать: стоило лишь почувствовать запах добычи, услышать её сердцебиение, как она уже была обречена. 
Последнее, что оставалось во мне от первоначальной меня – это нежелание человеческой крови. Оно было сродни отвращению: я слишком долго прожила среди людей, чтобы допустить мысль питаться ими. Я превратилась в хищника, но не стала монстром. За много миль я чувствовала редкие поселения немногочисленных местных племён, что позволяло обходить их как можно дальше. Я не боялась за свою выдержку, не боялась за их жизни. Определённые опасения могли возникнуть лишь за душевное спокойствие того, кто случайно повстречает на своём пути человекообразное существо, отдалённо напоминающее женскую особь. Мне не нужна была обувь, не нужна была одежда, я не заботилась о том, как выгляжу, и, честно говоря, всего этого в моей голове просто не было. 
Я перестала испытывать жажду, насыщая себя как только чувствовала приближение к горлу её когтистых лап. Мой щит, под которым я пребывала теперь уже постоянно, стал истончаться. Я чувствовала и видела это по тому, как реагировали на меня мои жертвы. Потеря контроля над жаждой открывала меня для мира. Всё чаще моё появление предугадывалось: не только необъяснимый страх, который испытывали при нём все живые существа, но также и запах начал просачиваться сквозь ментальный щит, заставляя жертвы убраться с моего пути.  Необходимо было снова брать себя в руки, но мне отчаянно этого не хотелось.  
Это пришлось сделать в одночасье, когда почти забытое чувство тревоги заставило оглянуться через плечо. Я зашипела больше из-за разочарования, нежели от страха. Вампира ещё не было видно, но кто-то определённо должен был появиться на противоположном берегу широкой, заросшей тиной реки. Кто он был, зачем он здесь? Было ли его целью найти меня, или же это кочевник, случайно забредший в эти забытые богом места. Единственное, что я чувствовала – раздражение от того, что придётся уйти. И сделать это надо было как можно быстрее: больше никаких вампиров в моей жизни!
Я перебралась в горы, направившись к югу от амазонских дебрей. Живность там была более разнообразной, и некоторое время я провела, наслаждаясь новыми вкусовыми ощущениями. Ламы, пумы, кугуары – все они достаточно хорошо питали меня, но никак не способствовали восстановлению щита.  Нужно было остановиться, и я отправилась в Новую Зеландию: край света для тех, кто желает никогда не быть найденным. В том числе и для вампиров: скудность предлагаемого Южным островом рациона отпугивала от него подобных мне существ.  
Я жила в горах, иногда спускаясь в долины. Моё вегетарианство стало похоже на веганство: кролики, мелкие грызуны – вот и всё чем я питалась. Иногда я воровала на фермах коров и свиней. Свиная кровь была самая сладкая, но я редко позволяла её себе: всё-таки целью моего пребывания здесь было восстановление утраченной прочности щита. Лёгкая жажда снова стала моей спутницей, но переносила я её гораздо легче, чем в первые годы. Вновь обретая, я чувствовала, как вместе с ней в меня постепенно возвращается насильно выгнанная человечность. 
Однажды я застала себя сидящей на вершине горы, любующейся закатом. Краски, которыми лучи упавшего за горизонт солнца раскрасили небо, были невыносимо прекрасными: от режущего глаза бело-розового до тёмно-красного; от нежно-голубого до насыщенного фиолетового.  Вспомнить названия цветов получилось не сразу, но когда, наконец, это удалось, я радостно рассмеялась. Впервые за много дней. Или веков. Осознав это, я рассмеялась ещё громче, и неожиданно чувство неимоверного облегчения затопило меня: я наблюдала, как умирал день. Я любовалась этим зрелищем. Я ценила красоту.
Я всё ещё была человеком. 
Многолетнее ли вегетарианство сделало меня такой, или те надежды, что долгое время не умирали в моей душе, - но внезапно я поняла: бесполезно бежать от себя. Я не хищник, раз могу чувствовать. Я не монстр, раз могу удержаться от соблазна им стать. Убийство ради пропитания никогда не было грехом даже среди людей, но, в отличие от них, себе подобных я не убивала. Моя сущность - пить человеческую кровь, но я иду наперекор своей природе. Да - я зверь, но зверь думающий. И ареал моего обитания не леса и горы, а городские кварталы и маленькие дождливые города. Я менее зверь, чем множество населяющих их людей. 
Снова я чувствовала себя новорожденной. Но теперь рождению этому я искренне радовалась. Пришла пора возвращаться.

Часть 7

Soundtrack - Life for rent by Dido

Шел второй месяц моего пребывания в Сиэтле. Я с лёгкостью устроилась на работу: диплом бакалавра английского языка, никаких возражений по поводу ночных смен – и перед вами новая сотрудница библиотеки Вашингтонского университета. Я работала, предпочитая полутёмные подвалы архива залитым солнцем библиотечным залам. Как бы ни была авторизирована современная жизнь, некоторые вещи оставались неизменны: печатному слову до сих пор верили больше, чем напечатанному на экране, и до сих пор архивы предпочитали располагать в подвальных помещениях. Подсознание человеческое срабатывало верно: всё уходит в землю – люди, истории, имена.
В один из погожих сентябрьских дней, вынуждающих меня остаться дома, я стояла у окна, наблюдая за тем, что происходит на улице. Из круглосуточного супермаркета вышла невысокая темноволосая девушка, нагруженная двумя бумажными пакетами. Пакеты были настолько объёмными, что для сохранения равновесия при ходьбе девушка была вынуждена отклониться назад. Она двигалась осторожно, будто опасалась, что каждый сделанный ею шаг может оказаться последним. Тоненькие ножки, обтянутые светло-синими джинсами, казались настолько хрупкими, что вполне могли подломиться под весом её ноши. 
Всё стало ещё комичнее, когда девушка начала подниматься по лестнице. За её плечами висела увесистая сумка, которую я частенько видела у студенток нашего университета. Наверняка она была под завязку заполнена книгами, потому что теперь девушка наклонялась вперёд, чтобы сумка не перевесила и не увлекла свою хозяйку вниз. 
Чтобы достать из кармана ключи, она пыталась найти баланс, перекладывая пакеты из одной руки в другую и упорно не желая ставить их на грязное крыльцо. Это продолжалось минуты три. Внезапно один из пакетов лопнул и из него дождём посыпались апельсины и ярко-красные яблоки. 
Девушка выглядела настолько трогательной в своей растерянности, наблюдая, как яркие шарики спрыгивают по ступенькам и катятся вниз по улице, что внутри меня всё сжалось. Вот сейчас она кинется собирать фрукты, и дай бог, чтобы кто-то ей помог. Но вместо этого она сделала нечто совершенно неожиданное: всплеснув руками и что-то эмоционально прокричав, девушка поддала ногой единственное оставшееся на крыльце яблоко. Я громко расхохоталась. 
После всякий раз увидев, как она идёт по улице, я улыбалась. Чем-то эта молоденькая девушка напоминала меня прежнюю. Сложись всё по-другому, может, и я так же чертыхалась бы, роняя ключи от дома в лужу перед крыльцом. Может и я, так же скромно улыбаясь, пыталась отвязаться от навязчивых кавалеров, провожающих меня после свидания. 
Они все хотели зайти к ней в дом. Я знала это. Я чувствовала их через улицу и оконное стекло, надёжно скрывающее меня от посторонних глаз. Чувствовала мальчишек, из которых фонтаном выплёскивались феромоны. Они излучали такую неуёмную сексуальную энергию, что порой казалось, будто секс им и вовсе не нужен – легонько проведи по щеке пальчиками, и он взорвётся. Неужели человеческие девушки этого не понимали? Это же так просто – соблазнять тех, кто больше всего на свете желал быть соблазнённым.
Было что-то притягательное в этой незнакомке. Она не пыталась выглядеть лучше, я никогда не видела на её лице косметику. Свои длинные чёрные волосы девушка всегда собирала в низкий хвост. Обычно она ходила в джинсах и толстовках, но даже в них выглядела очень женственно, двигаясь со столь необычной для юного возраста грацией. Казалось, она сама с трудом принимала, что кому-то может нравиться. Да и ухлёстывающие за ней мальчишки вряд ли понимали, что привлекает их в этой маленькой, угловатой девочке с глазами оленёнка из старого диснеевского мультика. 
Я могла бы ответить, но кто меня об этом спрашивал? Поэтому лишь молча наблюдала за ней со стороны, наслаждаясь её юностью, искренностью, безыскусностью – её «настоящностью». 
Но через несколько недель случилось нечто неожиданное.
Был вечер пятницы. Я расставляла по полкам документы, востребованные сегодня в течение дня, когда почувствовала запах. Нет, он вовсе не привлёк меня, скорее, наоборот, оттолкнул: деревья, земля, мокрая трава и пожухлая листва – всё это пробивалось сквозь химические ароматы дешевого геля для душа и фруктового шампуня. Запах природы – он настолько сильно отображал мою сущность, будто кто-то специально захотел напомнить мне – да и не только мне, - кто я есть на самом деле. 
Даже укрытая щитом, я с опаской выглянула из-за книжного стеллажа. В противоположном конце прохода стояла девушка. Она увлечённо листала книгу, но когда я вышла из-за угла, желая подойти к ней поближе, моментально вскинула голову. 
Я остановилась, поражённая. Это была моя соседка. Невероятно, но, оказывается, я никогда не видела её воочию, только из окон своей квартиры. 
Чёрные глаза девушки тревожно смотрели вперёд, я бы даже сказала, сканировали пространство. Я отшатнулась назад. Она однозначно что-то почувствовала; может, неосознанно, может, наоборот - подсознание её сработало гораздо лучше, чем у многих людей, и в нужный момент выкрикнуло: «Берегись, рядом враг!». Я ничем не угрожала девушке, но, тем не менее, факт остаётся фактом – я была её врагом. Впервые в жизни – в жизни меня, как вампира – я испугалась.
Что может быть тише тишины? Ничего! Ни одно из живых существ не могло услышать меня, но никогда я не была столь осторожной, как в этот раз, потихоньку отступая от человеческой девушки. Оказавшись вне поля её зрения, я в мгновение ока вылетела из здания библиотеки. Отбежав на приличное расстояние, я, оставаясь невидимой, наблюдала за входом. Девушка появилась через несколько минут и выглядела напуганной. Но в отличие от меня, причину своего страха она не знала.
Или знала?
Интересно, к вампирам применительно выражение «похолодеть изнутри»? 

Часть 8. (NC-21)

Soundtrack - Palladio by eScala 

Я прошла весь путь, которым Эмили обычно возвращалась домой. 
Прошла несколько раз туда и обратно, заглядывая в круглосуточные магазины, переулки между зданиями и даже мусорные баки. Никаких подозрительных помещений со ржавыми замками, ничего, куда можно беспрепятственно затащить и спрятать человека на пути не было. Три квартала между пиццерией и домом Эмили были изучены мной за пятнадцать минут. 
Через эти пятнадцать минут внутри меня начала разрастаться паника. Эмили была не из тех, кого легко уговорить вот так просто поехать в клуб или на вечеринку, не говоря уже о свидании. Тем более, после рабочего дня. Тем более, что завтра пятница, и для того, чтобы успеть к восьмичасовой лекции ей надо выйти из дома в семь, а значит встать девушка должна и того раньше. Даже если предположить, что подобное произошло, почему она до сих пор не берёт трубку? Может Эмили действительно в клубе и просто не слышит звонка? Но она же знает, что о ней будут волноваться.
Хотя, стоп!
Я остановилась, пораженная: одинокая девушка, чьи родственники находятся за пару сотен миль от Сиэтла – кто хватится, если она не придёт ночевать домой? Конечно, хозяин пиццерии может забить тревогу, если в течение пары дней девушка не появится на работе. Может, хватятся в университете. Эмили нет меньше двух часов, а я готова развернуть полномасштабную спасательную операцию. 
Но ведь достаточно и минуты, чтобы с человеком произошло много чего неприятного. 
Но ведь необязательно, что это должно произойти, верно? Так что же я делаю? Двадцатилетняя девушка не пришла домой – с такой формулировкой меня высмеют в любом полицейском участке. Может, она согласилась на свидание и сейчас преспокойно танцует в клубе. А может не совсем танцует и совсем не в клубе. Мне не должно быть никакого дела до того, как Эмили Клируотер проводит свой вечер. Я разрывалась между желанием предоставить девушку своей судьбе и непереходимым ощущением ответственности перед ней. 
Чёрт! 
Достав из кармана мобильный, я в который раз набрала её номер. Хвала вампирскому слуху и тональному набору; услышать, какие клавиши нажимает хозяин пиццерии на своём телефоне, не составило большого труда. 
Я решила пойти в противоположную от дома сторону, продвигаясь от ресторана к автобусной остановке. Машины у Эмили не было, и я ни разу не видела, чтобы она брала такси. Если возникло какое-то дело, девушка вероятнее всего воспользовалась общественным транспортом. И если она ждала автобус, был небольшой шанс, что я смогу почувствовать её запах. 
Я уже порядочно отошла от места начала поисков, когда услышала слабое треньканье: у кого-то из редких прохожих звонил телефон. Как только я нажала отбой, звук прекратился. Похолодев, я нажала кнопку посыла вызова и снова услышала тот же звук. Чуть дальше по улице, на противоположной стороне.
Я бросилась вперёд. 
Я каждым моим шагом звонок становился всё громче. Пришлось миновать несколько домов, прежде чем я нашла его: маленький чёрный коммуникатор лежал на дороге рядом с канализационным отверстием в тротуарном бордюре. 
У меня дрожали руки, когда я поднимала его с мокрого асфальта. Аккумулятор почти полностью разрядился. Сообщение о не отвеченных вызовах разрывали экран. Среди множества моих и нескольких от мистера Джованни, хозяина пиццерии, я увидела звонки и от её отца. Значит, я была не права, говоря, что о девушке никто не беспокоится.
Повинуясь какому-то странному чувству, я подвела курсор к слову «Папа» и нажала на вызов. 
- Слава Богу, Эми! – раздался в трубке взволнованный мужской голос. – Я уже не знал, что думать. Где ты была? Почему не брала трубку?
В тот самый момент, когда тревога, что жила в этом человеке выплеснулась на меня через его голос, я поняла, что с его дочерью случилась беда.
Надо было что-то сказать.
- Это не Эмили.
Я произнесла это тихо, внутренне подготавливаясь к реакции, которая последует за моими словами. 
- Что? – Голос мужчины подпрыгнул на одну октаву. – Я не понимаю. Эми, говори громче!
- Это не Эмили.
- Как… Кто вы? – закричал голос в трубке. – Откуда у вас телефон моей дочери? Где Эми?
- Я…  - Я на секунду замялась, - я её соседка. Мы договорились вместе посмотреть фильм. Я заволновалась, когда она не пришла. Хозяин пиццерии сказал, что она ушла в одиннадцать. Её телефон я нашла на дороге. 
- Господи! На неё напали по дороге домой?
- Я не уверена. Телефон лежал на другой стороне. 
- Звоните в полицию, чёрт побери!  - выругался мужчина. - Идите и скажите, что мою дочь похитили.
- Они не станут ничего делать, прошло всего два часа. Я буду искать её. 
- Как? – снова вскричал он. – Как вы собираетесь это делать? Моя девочка! Моя бедная девочка! - всхлипнул мужчина. – Я так и знал, так и знал, что не надо было её оставлять там.
Внезапно на том конце возникла тишина. Я даже подумала, что телефон разрядился, и чтобы удостовериться в этом, оторвала трубку от уха и посмотрела на экран. Соединение не было сброшено.
- Алло.
Совершенно неожиданно для меня из трубки раздался звериный рык. 
- Эмили ничего мне не рассказывала ни про какую соседку. Кто вы?
Я промолчала, изумлённая тем звуком, что услышала несколько секунд назад. Человеческое горло не могло его издавать.
- Если ты та, кого она чувствовала! Если из-за тебя с ней случилась беда…
Неприкрытая ненависть в его голосе опалила меня. В одно мгновение человек на том конце провода превратился в зверя. Казалось, от силы ярости, льющейся из динамика, телефон должен расплавиться. 
- Это ты? Ты следила за ней, я прав? Она боялась.
- Я не…
- Это ты, - прошипел мужчина с ненавистью. - Кажется, я даже отсюда ощущаю твой смрад.
- Я не сделала ей ничего плохого. 
- Не подходи к моей дочери, ты, исчадие ада! Если я узнаю, что с её головы упал хоть один волос, мне не надо будет перекидываться, чтобы разорвать тебя на части!
- От меня ей ничего не угрожает. И никогда не угрожало. Я хочу её найти. 
- Ты угроза для всего живого! 
- Думайте обо мне что угодно, но я - единственное существо в этом городе, способное найти вашу дочь.
Сказав это, я с силой сжала телефон, пальцами стирая его в пластмассовую пыль.

Часть 9

Soundtrack - Comatose by Skillet 

Как бы быстро машины не гнали на север, я ни на секунду не выпускала их из виду. 
Фургон и спортивный купе, за рулём которого сидел Сэл, остановились перед воротами, венчающими массивную чугунную ограду. Посыпанная светлым гравием подъездная дорожка вела к ярко освещённому трёхэтажному дому. 
Сидевший за рулём фургона Бугай, нажал на кнопку переговорного устройства.
- Это мы.
Для въезда этого оказалось достаточно. Ворота автоматически открылись. Разбрызгивая гравий, машины рванули вперёд. Я проскользнула следом.  
Их никто не встречал. Заглушив двигатели, парни вышли из машин и двинулись внутрь. 
Похоже, за время поездки Винс протрезвел и сейчас выглядел намного спокойней, уверенно шагая рядом с Бугаем. Братья пропустили Сэла вперёд, и тот быстро вел их через дом, не оборачиваясь, не подгоняя. Казалось, ему было совершенно всё равно, поспевают они за ним или нет. Ясно, что в этой компании братья были ни на первых ролях. И я с точностью могла сказать, что и Сэл здесь был не за главного.
Двигаясь следом за ними, по пути я оглядывала дом. Дорогая мебель, дизайнерский декор, картины на стенах, производящие впечатление подлинников. Тот, кто жил в этом доме, определённо имел вкус, ценил пространство и наслаждался формами. Никакой перегрузки, никакой излишней строгости – всё на своих местах. Идеальный дом для идеальных людей. Но сколько мерзости скрывалось за привлекательным фасадом?
Сколько черноты в душах тех, кто, прикрываясь высоким общественным положением и состоянием, потворствует порокам, своим и своих близких? Я чувствовала ядовитые пары, пропитавшие обшитые деревянными панелями стены. Видела гниль, пожирающую драгоценную обивку викторианских кресел. Человеческие пороки оставляли свои следы не только в душах, их миазмы заражали собой воздух. И я не знала, доживу ли когда-нибудь до того времени, когда он будет чист, как в день сотворения мира. 

Дом был пуст. Никто из троицы не проронил ни слова, пока мы шли через анфилады комнат, обставленных с одинаковой тщательностью. Выйдя через высокие французские двери во внутренний дворик, парни остановились. 
- Где вы, мать вашу, были? – раздался злобный окрик. 
Справа под небольшим навесом несколько кожаных кресел образовывали полукруг. Высокий, крепко сбитый парень поднялся навстречу своим приятелем.  
Я еле сдержалась, чтобы не зарычать. Сильные руки, мощные плечи, массивные ноги – стандартный набор бейсбольного полузащитника, упакованный в роскошный тёмный костюм и белую рубашку. Внешняя оболочка была красива, но мне нестерпимо захотелось разорвать её, чтобы весь свет увидел, что внутри ничего нет.
Перед моим взором так явно всплыла картина, как вся эта мощь обрушивается на Эмили, что я еле устояла на ногах. У неё не было ни единого шанса на спасение. То, что девушка осталась жива, теперь казалось огромной удачей.
- Винс преисполнился жалости к этой красномордой сучке и напивался в одиночестве, когда мы с Бугаём нашли его.
- Полегче, мудак, - проворчал Винс. Не обращая внимания на налитый кровью взгляд «полузащитника», он обошел Сэла и кучей обтянутых тканью костей упал на диван. – Я в порядке, Рик.
- Правда? – презрительно спросил тот. Его водянистые голубые глаза буравили Винса. Нос дёргался, будто он чувствовал неприятный запах.  – Ты вычистил фургон?
- Да. 
- Хорошо вычистил?
- Да! 
- И я больше не найду под сидением накладного ногтя? 
- У неё не было накладных ногтей! – поспешно выкрикнул Винс, Поняв свою оплошность, он поджал губы и отвернулся от парней, уставившись на тёмную стену растущих возле дома деревьев.
- Я ж говорю, наш маленький брат влюбился, - гадко захихикал Сэл. – Может, разыщешь её и сделаешь предложение? Мы здорово подготовили её для тебя.
- Заткнись, мудила!
Винс взвился со своего места и ринулся на Сэла, намереваясь вцепиться тому в глотку. 
В следующий момент тяжёлый кулак Рика отбросил его назад. 
- Эй, полегче! – Бугай дёрнулся вперёд, но взгляд, которым его одарил хозяин дома, остановил парня.
- Ты поручился за него, помнишь? – Толстый, похожий на кусок перевязанной сардельки палец из раскрытой пятерни указывал на Бугая. – Этот урод всё больше разочаровывает меня, Джонатан. 
Услышав это обращение, Бугай вздрогнул. Скорее всего, это было его настоящее имя. И сейчас оно сработало как стоп-слово в доминантных играх. 
- Я позволил твоему брату занять место Дерека. И ты сказал мне, что, в отличие от Дерека, с ним не будет проблем. Ты соврал мне?
Вкрадчивый тон, которым Рик задал последний вопрос, не обещал ничего хорошего. 
Я видела, как вздрогнул Сэл, а затем услышала, как Бугай тяжело сглотнул. «Полузащитник» пугал его, хотя тот нисколько не уступал ему ни в росте, ни в объёме.
- Рик, послушай…
- Так ты мне соврал? – внезапно заорал тот.
Только что перед нами стоял обычный парень, а в следующее мгновение он превратился в сумасшедшего: ноздри раздувались, жилы на шее натянулись, глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
Этот ублюдок, который заправлял бандой, был действительно не в себе. Я видела это так же отчётливо, как чувствовала запах страха, который сочился из стоявших перед ним парней. Даже Сэл выглядел подавленным. 
- Нет! – затараторил Бугай, оправдываясь. Это выглядело жалко. – Я не соврал тебе, дружище. Он молодой ещё, неопытный. Это его третий заход, ты же знаешь, но с ним и вправду не будет проблем. Так ведь, Винс?
С надеждой, помноженной на дичайший страх, он повернулся к брату. Винс держался за разбитую губу. Он был бледен. Его вытаращенные от страха глаза метались между братом и Риком. Единственное, на что он оказался способен, это несколько раз мелко кивнуть. 
- Вот видишь, - Бугай изобразил улыбку, вернувшись взглядом к Рику. – С ним нет никаких проблем. Он не такой дурак, каким был Дерек. 
Кем бы ни был этот Дерек, у меня возникло ощущение, что для этой компании он стал чем-то вроде пугала. Хотя по тому, какую истеричную реакцию у Бугая вызвало его упоминание, скорее, бугименом.
- Надеюсь, мы разобрались с этим дерьмом и теперь можем посмотреть кино?
Я не упустила из виду, как Винс моментально побелел, услышав предложение Сэла. Но как только голова Рика начала поворачиваться в его сторону, парень взял себя в руки, выказывая показное равнодушие. 
- Ты не против, Винс? – вежливо поинтересовался Рик. 
Это был вопрос с подвохом. Бугай застыл, внимательно следя за реакцией брат.
- Нет, конечно, не против. 
Не знаю, как Рик, но я не обманулась: Винс с лёгкостью лишился бы обоих глаз, только бы оказаться подальше от этого места.
Тяжесть расплылась в груди: я была уверена - мне точно не понравится то, что я увижу.