Injectio платины-2

Глава I Новая жизнь начинается многообещающе

Досадливо хмыкнув, начальник уезда отложил в сторону доклад смотрителя государственных складов. Зерна очень мало, а надо платить жалование городским стражникам и чиновникам управы.

Можно, конечно, вновь поднять налог на торговцев и владельцев заведений, однако Сабуро прекрасно знал, что многие из них и так на грани разорения. Если увеличить подати, какие-то деньги в казне уезда появятся, но нищих на улицах города станет намного больше. Их уже и сейчас полно на каждом шагу. Клянчат милостыню, воруют, пристают к добропорядочным жителям Букасо, вызывая у тех недовольство властью и нарушая гармонию в обществе. Нет уж, пусть лучше служащие управы какое-то время побудут без жалования, и без него на государственных должностях ещё никто с голоду не умирал.

Хотя придётся закрыть глаза на некоторые их вольности. Но тут уж ничего не поделаешь. Начальник управы вполне искренне переживал по поводу неизбежного падения дисциплины среди подчинённых.

Хотя ещё осенью ничего не предвещало беды, а гадальщики дружно предсказывали господину Бано Сабуро достаток и похвалы начальства, и у того имелись все основания верить их словам.

Хвала Вечному небу, рис в этом году уродился. Исполняя повеление Сына неба, начальник уезда намеревался до верху наполнить государственные хранилища, заменив прошлогоднее зерно свежим, и немного заработать, тайком продав излишки знакомым купцам.

Но тут в портовом городе Тарисокава, откуда ни возьмись появилась петсора и, опустошив прибрежные земли провинции Ирохо, начала стремительно продвигаться вглубь страны, пока на её опустошительном пути не встала армия Сына неба.

Воинские отряды перекрыли все дороги в те земли, где свирепствовала болезнь, никого не выпуская оттуда. Генералы Даймо Отосаво и Кайто Наемено, получив звания «хранителей нерушимой стены мечей», опираясь на указ государя, запретили всякое передвижение между селениями. Больше двух месяцев никто в уезде не мог войти или выйти из города. Нельзя было ни съездить на базар, ни привести лекаря к больному, ни посетить гостей, ни отдать последние почести родственнику, если его хоронили даже в соседней деревне.

Сабуро хорошо помнил, что поначалу многие не воспринимали подобные строгости всерьёз. Но, беспрекословно подчиняясь приказам командиров, воины беспощадно убивали любого, кто рисковал покидать селения, не делая разницы между рабом и дворянином.

Опасаясь проклятия петсоры, солдаты старались не приближаться к нарушителям запретов, расстреливая их из луков и арбалетов, а тела сжигали без надлежащих церемоний, обрекая их души на вечное развоплощение и лишая надежды на новое перерождение. Также немилосердно сжигали деревни, жители которых, нарушая приказ, побывали на заражённой территории и принесли оттуда петсору.

Начальнику уезда докладывали, что те дворяне, чьи родственники погибли от стрел императорских воинов, очень недовольны столь жёсткими действиями военачальников и собираются подать на них жалобу самому Сыну неба.

Но, как государственный чиновник, Сабуро понимал необходимость столь суровых мер.

В молодости, готовясь к государственному экзамену на получение учёной степени, он очень внимательно прочитал книгу Векаро Хайдаро «Путь добродетели для властей и народа» и хорошо помнил, как Божественный мастер советовал поступать в тех случаях, когда от заразной болезни умирало более семи — восьми человек из каждых десяти заболевших.

Вот только Бано и в голову не приходило, что он застанет то время, когда государю придётся воспользоваться столь жестокими рекомендациями великого мудреца.

Будучи начальником уезда, он осознавал, что лишь эти крайние меры спасли и его самого, и его семью, и тех людей, чьи жизни и благополучие доверил ему Сын неба.

Вот только, если тот поспешил направить в провинцию Хайдаро армию и генералов с самыми широкими полномочиями, то его советники не озаботились снабжением войск всем необходимым.

Сначала недостаток продуктов командиры беззастенчиво компенсировали за счёт уездных государственных складов. Но когда те опустели, военачальники начали забирать рис у землевладельцев и крестьян, щедро расплачиваясь расписками военного ведомства. А любой житель Благословенной империи прекрасно знал, что получить по ним деньги или хотя бы зерно практически невозможно.

Поэтому, если простолюдины отдавали рис безропотно, то в дворянских усадьбах дело порой доходило до мечей. Строптивых землевладельцев жестоко наказывали, но ропот в их среде становился всё громче.

Слушая доклады подчинённых, начальник уезда с тревогой думал, что если бы петсора пришла не поздней осенью, а в середине лета, столь энергичное изъятие продовольствия могло бы вызвать бунт.

Поёжившись, он плотнее запахнул крытый шёлком меховой халат и, протянув ладони к большой бронзовой жаровне, раздражённо крикнул:

— Эй, кто-нибудь?

Шагнувший в комнату секретарь поклонился, шмыгнув покрасневшим носом.

— Слушаю, господин?

Строго глянув на закутанного в плотную серую накидку подчинённого, руководитель недовольно проворчал:

— Угли совсем остыли. Поди, скажи, пусть свежих принесут. Не видишь, какой холод стоит?

— Да, господин, — ещё ниже склонился чиновник и, перед тем как уйти, посетовал, скорбно покачав головой: — Не долго нас Вечное небо теплом радовало. Опять мороз пришёл.

Сабуро молча кивнул, пряча кисти рук в широкие рукава халата и который раз жалея об отсутствии в управе настоящей печи. Раньше ему вполне хватало тепла от жаровни. Однако в последние дни он начал замечать, что мёрзнет всё сильнее. С тщательно скрываемой от других тревогой он понимал, что его тело теряет всё больше жизненной энергии, недвусмысленно указывая на приближение дряхлости.

Тем не менее ещё ни разу в жизни многоопытный чиновник не ждал зимы с таким нетерпением и никогда так не радовался наступлению холодов. Когда появились первые слухи о петсоре, лучший лекарь города — почтенный Джуичи сообщил начальнику уезда, что демоны и проклятия этой страшной болезни раньше всегда гибли с наступлением морозов.

Генералы, командовавшие армией, блокировавшей заражённые земли, тоже это знали, поэтому, когда выпал первый снег, жителям Букасо и окрестностей разрешили покидать свои поселения, а едва пруды покрылись коркой льда, войска открыли дороги и направились к своим лагерям в центральные провинции.

Узнав об этом, Сабуро тут же отправил стражников в те деревни, где бушевала болезнь, чтобы подсчитать выживших жителей, оказать им необходимую помощь, а главное — вывезти бесхозный рис.

Однако выяснилось, что большую часть запасов кто-то прибрал к рукам ещё до того, как генералы Отосаво и Наемено признали эти земли безопасными. И, судя по всему, тут постарались не только немногие благополучно пережившие петсору крестьяне и даже не те из землевладельцев, у кого хватило ума запереться в своих поместьях, но и воины императора, тоже прошерстившие брошенные деревни в поисках более-менее ценных вещей.

При этом стражникам не удалось отыскать доказательств для обвинения кого-нибудь из крестьян, а тем более солдат или командиров в мародёрстве. Армия Сына неба ушла, и отличить в амбарах награбленный рис от честно выращенного не представлялось возможным.

Высказав командиру стражников всё своё неудовольствие, начальник уезда приказал отправить половину собранного зерна в свою усадьбу, а оставшуюся часть на государственный склад. Самим же стражникам Сабуро не выделили ничего, зная, что во время похода они всласть пошарили по богатым домам вымерших деревень и, если ничего не нашли, то это только их вина.

— Господин! — прервал его воспоминания донёсшийся из-за тонкой перегородки голос.

— Кто там ещё? — недовольно проворчал начальник.

— Это я — Седжи, — отозвался собеседник. — Свежие угли принёс.

— Ну так заходи! — буркнул Сабуро, тут же попеняв. — Почему так долго?

— Простите, господин, — низенький, кривоногий стражник, одетый в подпоясанную грязным белым кушаком чёрную куртку и такие же штаны, держал рукой, одетой в кожаную варежку, небольшой медный котелок. — Спешили как могли. Костёр почти прогорел, пришлось жечь по новой.

— Не уследили, бездельники, — продолжал брюзжать чиновник, глядя, как Седжи, откинув крышку жаровни, сноровисто высыпает внутрь ярко-алые угли.

Согрев ладони, Сабуро взял кисть, обмакнул её в тушечницу и, на миг задумавшись, вывел первую букву письма, которое намеревался отправить губернатору провинции.

Требовалось подробно доложить о составлении списка умерших дворян, об ущербе, нанесённом уезду эпидемией, о том, сколько риса военные забрали из государственного хранилища, сколько освободилось у землевладельцев наделов, а главное — сколько податей будет недополучено казной Сына неба по причине смерти налогоплательщиков. Пусть господин Хосино Нобуро войдёт в положение своего ничтожного слуги и не требует от него невозможного.

Как и всякий чиновник более-менее высокого ранга, Сабуро знал, что центральные провинции страдают от перенаселения, и едва там узнают, что духи стужи победили демонов петсоры, как толпы переселенцев устремятся на освободившиеся земли и вскоре каждое поле в его уезде вновь обретёт своего усердного работника.

А пока нужно составить послание так, чтобы, не опускаясь до вульгарной лжи, предоставить губернатору дополнительный повод для обращения за помощью к Сыну неба.

Проведя всю жизнь на государственной службе, он имел представление о том, как всё устроено в Благословенной империи. Какую-то часть помощи обязательно присвоят высшие чиновники двора. Но царствующий ныне государь Шиото, да продлится его жизнь десять тысяч раз по десять тысяч лет, крепко держит знать в железном кулаке, не позволяя им жрать больше, чем вмещает желудок, поэтому есть надежда, что значительная часть помощи всё же дойдёт до пострадавших провинций.

А уж он, как начальник уезда, сумеет употребить эти средства на пользу подданных Сына неба, считая себя вернейшим из них.

Сабуро не считал себя выдающимся каллиграфом, но, рассматривая ровные ряды тщательно выписанных букв, не смог удержаться от довольной улыбки.

Как правило, подобной работой занимается секретарь, но послание губернатору чиновник решил написать собственноручно. Не то чтобы он сомневался в скромности и преданности господина Ивасако, но всё же некоторые подробности отношений начальника с вышестоящим руководством подчинённым лучше не знать.

Откинувшись на низенькую спинку кресла, Сабуро отвязал от пояса именную серебряную печать и, обмакнув её в крошечный флакончик с красящим составом, поставил в левом нижнем углу красный оттиск, состоявший из причудливо переплетённых букв его имени и фамилии.

Печать с родовым гербом государственным служащим разрешалось использовать только при личной переписке.

Давая чернилам просохнуть, он вновь протянул руки к жаровне, с удовольствием ощущая исходившее от покрытой узорами бронзы благодатное тепло.

За тонкой дверью послышался негромкий шум, сменившийся вкрадчивым стуком.

— Кто там? — лениво поинтересовался чиновник.

— Это я, господин, Мичи Гу, — отозвался взволнованный голос домашнего слуги, и тот осторожно заглянул в кабинет.

— Чего тебе? — нахмурился начальник уезда, которому сразу же не понравилось растерянно-ошарашенное выражение его физиономии.

— Старшая госпожа приказала передать, что госпожа Сабуро пришла, господин, — низко поклонившись и отведя взгляд, пролепетал одетый в серую стёганую куртку собеседник.

— Какая такая госпожа Сабуро, болван? — досадливо поморщился хозяин. — Говори толком!

— Ну, так ваша сестра, господин, — смахнув с кончика носа прозрачную каплю, пояснил слуга. — Госпожа Амадо Сабуро.

Несмотря на почтенный возраст и солидное положение, чиновник едва успел погасить рванувшийся из груди возглас удивления.

Когда выяснилось, что обитель «Добродетельного послушания» осталась по ту строну заступивших дорогу заразе императорских войск, он сразу же мысленно попрощался с сестрой.

Мужчина не сомневался, что, повинуясь своему долгу, Амадо не станет прятаться за стенами обители, а обязательно будет помогать больным.

Тем не менее, отправляя стражников на бывшие заражённые земли, он приказал их командиру во что бы то ни стало добраться до монастыря и выяснить судьбу её обитательниц.

К сожалению, посланцы начальника уезда не обнаружили там ничего, кроме обглоданных костей. Причём дикие звери и уже успевшие побывать там мародёры так перепутали останки, что их пришлось хоронить в общей могиле вдали от родовых кладбищ и усыпальниц. А это значит, что родственникам, которые придут на место их погребения в день поминовения усопших, придётся приносить с собой много еды, чтобы хватило душам всех упокоенных там людей.

Эти воспоминания холодным вихрем пронеслись в сознании Бано, заставив его непроизвольно сглотнуть.

«Неужели она жива?» — подумал чиновник с каким-то испуганным удивлением и, чтобы окончательно удостовериться в том, что не ослышался, грозно свёл начавшие седеть брови к переносице.

— Так я говорю, госпожа Амадо Сабуро пришла, господин, — опасливо втянув голову в плечи, пробормотал слуга. — Сестра, значит, ваша. Вот старшая госпожа меня к вам и послала, чтобы сообщить, значит…

— Где же она пропадала всё это время? — отрывисто бросил начальник уезда, резко поднимаясь с кресла.

Посчитав, что вопрос хозяина адресован ему, Мичи Гу растерянно пожал плечами.

— Так не знаю я, господин.

Не обращая внимания на слугу, Сабуро аккуратно сложил адресованное губернатору письмо, убрал его в большую, украшенную бронзовыми накладками шкатулку и, заперев крошечный замочек висевшим на поясе ключиком, направился к полуоткрытой двери, возле которой, переминаясь с ноги на ногу, удивлённо хлопал белёсыми ресницами секретарь.

— Прикажете послать за носилками, господин? — с привычной угодливостью поинтересовался он, весьма озадаченный столь странной реакцией руководителя на, казалось бы, безусловно радостное известие.

Это же настоящее чудо и небывало щедрый подарок богов, когда близкий родственник, которого ты уже мысленно похоронил и оплакал, вдруг оказывается жив.

Однако начальник уезда, казалось, отнёсся к появлению сестры весьма равнодушно, вызывая недоумение у подчинённого.

— Нет, Ивасако-сей, — на ходу бросил Сабуро. — Их ещё ждать надо. Я пойду пешком.

На самом деле он всё ещё никак не мог окончательно прийти в себя, продолжая пребывать в странном, совершенно не характерном для него состоянии. Ни на миг не сомневаясь в том, что слуга не осмелится шутить по столь серьёзному поводу, в глубине души мужчина отказывался верить его словам. Уж слишком хорошо они звучали, чтобы быть правдой.

Миновав крошечную приёмную, где возле стеллажей с документами застыл с открытым ртом красноносый писец, обвязавшийся для тепла каким-то тряпьём, чиновник вышел на открытую веранду управы.

Двое стражников, гревшихся возле корзины из железных прутьев с ярко пылавшими поленьями, тут же подбежали к лестнице и замерли, уперев в мёрзлую землю древки копий с широкими блестящими наконечниками.

Однако начальник уезда сделал вид, будто не заметил их суету, проигнорировав нарушение дисциплины. Во-первых, потому что сегодня действительно очень холодно, а благородный муж обязан заботиться о своих подчинённых как строгий, но справедливый отец. Во-вторых, сейчас он просто не мог думать ни о чём, кроме нечаянно объявившейся сестры.

Когда чиновник в сопровождении молчаливо семенившего за ним слуги подходил к воротам, позади раздался грохот сапог по деревянным ступеням и звук стремительно приближавшихся шагов. Это торопился занять своё место десятник городской стражи господин Роко Кимуро, исполнявший обязанности телохранителя Бано Сабуро.

Воин, видимо, куда-то отлучился из приёмной, а ошарашенный потрясающей новостью чиновник забыл за ним послать. И теперь стражник почти бежал, скользя по обледенелой земле и неловко балансируя зажатым в левой руке мечом в чёрных, лакированных ножнах.

— Мичи Гу, — негромко позвал хозяин.

— Да, господин, — откликнулся слуга, подходя ближе, но по-прежнему оставаясь у него за спиной.

— Ты сам видел госпожу Амадо Сабуро?

— Да, господин, — подтвердил собеседник. — Она пришла с какой-то девушкой.

— С монахиней? — решил уточнить начальник уезда.

— Нет, господин, — возразил Мичи Гу и, не удержавшись, громко шмыгнул носом. — Не похожа она на на монашку.

— Тогда кто она? — негромко фыркнул чиновник, быстро шагая мимо лавок, где торчавшие в дверях закутанные в тряпьё продавцы провожали его глубокими поклонами.

— Не знаю, господин, — покаянно вздохнул слуга и, уловив нарастающее раздражение хозяина, торопливо заговорил: — Только, кажется, она из богатой семьи. Плащ у неё больно дорогой, шёлковый. Но вот имени её госпожа Амадо Сабуро при мне не называла. А потом старшая госпожа приказала мне за вами бежать.

«Ладно, чего с дурака — простолюдина взять? — недовольно поморщился начальник уезда, направляясь к широким воротам с застывшими по краям каменными львами. — Сам всё узнаю. Главное — сестра жива, а с остальным разберёмся».

Когда до ограды усадьбы оставалось не более двадцати шагов, Мичи Гу, до этого смиренно шагавший позади хозяина, обогнал его и забарабанил кулаками по толстым, выкрашенным в красный цвет доскам створок.

После первого же удара те послушно распахнулись, придерживаемые закутанным в овчинную накидку привратником.

Торопливо пересекая тщательно очищенный от снега передний дворик, Бано Сабуро невольно обратил внимание на распахнутую дверь кухни и поваров, плотно обступивших какую-то женщину, судя по меховой накидке поверх яркой кофты, горничную одной из его жён.

Заметив хозяина дома, слуги, дружно поклонившись, испуганными воробьями порскнули в разные стороны. Одни поспешили к колодцу с деревянными вёдрами, другие — резво скрыться на кухне, а горничная, подхватив широкую юбку, побежала к залу приёмов, бесстыдно сверкая белыми нижними штанишками.

Досадливо покачав головой, чиновник неторопливо пошёл вслед за ней, бросив через плечо телохранителю:

— Я сегодня больше никуда не собираюсь, Кимуро-сей.

— Хорошо, господин Сабуро, — коротко поклонившись, десятник направился в свою комнату, чьи двери выходили на боковую веранду обширной усадьбы начальника уезда, размышляя о том, каким образом служительница богини милосердия смогла выжить среди великого множества больных, каждый из которых нёс на себе проклятие петсоры?

А его благодетель, поднявшись по короткой, каменной лестнице, скрылся в проходном зале приёмов, направляясь на домашнюю женскую половину дома.

В просторном помещении с высоким потолком и большими, затянутыми рисовой бумагой решётчатыми окнами царил непривычный холод, от чего лакированная, украшенная причудливой резьбой мебель, яркая драпировка стен, развешанные в простенках картины и листы белой бумаги с изречениями мудрецов создавали впечатление стылой заброшенности. Словно в покинутом доме, куда никто не входил уже много лет. И это, несмотря на то, что усердные слуги, тщательно убираясь здесь, не оставляли нигде ни пылинки.

Едва оказавшись в садике с крошечным, замёрзшим прудиком и облетевшими цветочными кустами, чиновник заметил женщин, выстроившихся согласно положения их хозяек возле дверей в покои супруги.

Начальник уезда подумал, что тут, видимо, собрались все служанки и горничные его гарема. Предупреждённые товаркой о приближении господина, они встали в две линии вдоль стен, замерев в полупоклоне и скромно глядя в лакированный пол. Хотя Бано Сабуро мог бы поклясться, что ещё несколько секунд назад эти женщины с жадным любопытством прислушивались к доносившемуся из комнаты разговору.

Поднявшись на пару ступеней, он позволил горничной супруги помочь ему снять массивные, выложенные изнутри собачьим мехом, туфли, которые она поставила на приступок, где среди яркой женской обуви выделялась ещё одна пара грубых, мужских башмаков, а также странного вида сапоги с толстенной подошвой и склонившимися на сторону высокими, мягкими голенищами.

Оставшись в тёплых носках, чиновник с подобающей его возрасту и должности степенностью проследовал по лакированным доскам к высокой, двустворчатой двери с заклеенным полупрозрачной бумагой окном в верхней части.

Служанки послушно распахнули тонкие створки. В лицо мужчины пахнуло теплом и ароматом свежезаваренного чая. Ещё два года назад, когда его первая наложница простудила почки и долго болела, начальник уезда приказал сложить в комнатах жён печки. В прошлом году их почти не топили, поэтому кое-кто из женщин втихомолку ворчал из-за того, что те занимают слишком много места. Но этой зимой все домашние дружно славили доброту и предусмотрительность своего господина.

Одетая в оранжево-изумрудное платье, его старшая супруга сидела на застеленной расшитым покрывалом лежанке и, придерживая кончиками пальцев расписную фарфоровую чашечку, внимательно слушала сидевшую напротив женщину в добротном мужском кафтане поверх знакомого коричневого балахона.

Разместившиеся на стоявших вдоль стен стульях наложницы также жадно ловили каждое слово гостьи.

Хозяин дома сразу же заметил среди них незнакомую девушку с измождённым, слегка вытянутым лицом, где застыла странная, словно бы нарисованная улыбка, когда как глаза смотрели с жёстко-настороженным любопытством. На коленях у неё лежала аккуратно свёрнутая накидка из зелёного шёлка, подбитая дорогим бобровым мехом. Теперь понятно, почему Мичи Гу посчитал молодую гостью дворянкой или дочерью богатого купца, хотя прочая её одежда больше подошла бы служанке или горничной.

При виде главы семейства все находившиеся в комнате дружно поднялись и склонились в поклоне, тоненько зазвенев золотыми и серебряными подвесками на воткнутых в причёску шпильках.

— Здравствуйте, господин Сабуро — брат мой! — выпрямившись, поздоровалась Амадо дрожащим от сдерживаемого рыдания голосом. — Как вы себя чувствуете?

— У нас-то, хвала Вечному небу, всё благополучно, — справившись с перехватившим горло спазмом, ответил мужчина, возвращая поклон и, не в силах сдержать охватившее его любопытство, спросил чуть торопливее, чем следовало. — Но где вы были? Я посылал стражников в монастырь. Но они сказали, что там не осталось в живых никого.

Собеседница нахмурилась. Глаза её ещё больше помрачнели. С уголка одного из них сорвалась прозрачная капля и заскользила вниз по щеке, оставляя на коже мокрую, блестящую полоску.

— Я выжила только милостью хранительницы моей Голи и других богов Вечного неба, — с видимым усилием, переводя дыхание, проговорила монахиня.

— Ваша сестра ничего не хочет нам рассказывать, господин, — пользуясь положением супруги, вступила в разговор Азумо, с упрёком глядя на золовку. — Она даже не говорит, кто эта девушка?

Взоры присутствующих тут же устремились на молодую незнакомку, которая сидела, скромно опустив голову, и придерживала свёрнутый плащ.

— Простите, благородные дамы, — смиренно сложив ладони перед грудью, отвесила низкий поклон старшая гостья. — Но первым узнать всё то, что со мной случилось, должен ваш господин и мой мудрый брат.

От этих слов в душе начальника уезда зашевелилось очень нехорошее предчувствие, а его женщины негромко, но дружно застонали от разочарования.

— Тогда пройдёмте в мой кабинет, — не ожидая ничего хорошего, предложил хозяин дома и распорядился, ни к кому конкретно не обращаясь. — Прикажите принести нам чай и жаровню.

— Хорошо, господин, — недовольно поджав ярко накрашенные губы, склонила голову супруга.

— Корзину и узел, госпожа Сабуро, — внезапно проговорила незнакомка. Голос у неё оказался глубокий, мелодичный, но вот слова она произносила не очень чётко и как будто бы с лёгким, но хорошо заметным акцентом.

— Ах, да! — встрепенулась монахиня. — Азумо-ли, пусть слуги принесут в кабинет и наши вещи. Это очень важно.

— Я распоряжусь, Амадо-ли, — величаво качнула сложной причёской супруга.

Встревоженный и озадаченный чиновник вышел на веранду. Вслед за ним поспешила старшая гостья, прихватив с лежанки незамеченную им ранее зелёную накидку, украшенную аппликацией из белой кожи. Пропустив вперёд хозяина дома с его сестрой, комнату покинула и странная девушка.

Едва за её спиной закрылась дверь, как сквозь тонкие створки тут же донеслись оживлённые голоса. Забыв о приличиях и благовоспитанности, женщины, перебивая друг друга, бросились торопливо высказывать свои впечатления о чудесным образом воскресшей золовке и её молчаливой спутнице.

Терпеливо ожидавшие на холоде служанки помогли обуться начальнику уезда и госпоже Амадо Сабуро, но остановились в нерешительности возле непривычного вида сапог незнакомки.

Нимало не смущаясь, та уселась на полированные доски, натянула свою странную обувь и совсем по-крестьянски обвязала верёвочками высокие голенища.

Терпеливо дождавшись, когда она приведёт себя в порядок, начальник уезда, по-прежнему теряясь в догадках, но сохраняя привычно невозмутимый вид, вернулся назад и, пройдя через промёрзлый зал приёмов, оказался на переднем дворе. Здесь он направился к притулившемуся возле большого здания строению, где располагался его домашний кабинет. Отправившиеся вслед за ними служанки помогли хозяину и гостьям разуться, после чего замерли у красивых, покрытых резьбой дверей.

Прошлёпав большими ступнями в толстых носках по идеально чистому лакированному полу, хозяин дома уселся в лёгкое кресло возле широкого, инкрустированного пластинами из панциря черепахи стола и, радушным жестом указав на два таких же сиденья, сказал:

— Что такое случилось с вами, дорогая сестра, если вы боитесь открыто говорить об этом?

— Моя история настолько невероятна, брат, — вздохнула собеседница, отведя взгляд. — Что я сама порой в неё не верю. Но наберитесь терпения, и пожалуйста, отошлите слуг со двора. Я не хочу, чтобы о том, что произошло, знал ещё кто-то, кроме вас.

Начальник уезда привык доверять своим домашним, и Амадо это знала, и если она просит удалить челядь, значит, речь пойдёт о чём-то необыкновенном и несомненно очень опасном для всей семьи.

Постучавшись и дождавшись разрешения, вошли слуги с большой корзиной, вроде тех, что используют профессиональные носильщики, и двумя матерчатыми узлами.

Потом принесли источавшую тепло бронзовую жаровню, установив её посередине комнаты.

Последними появились наложницы. Анно, самая молодая, поставила перед господином поднос с наполненным кипятком чайником на длинной ручке и прикрытую крышечкой чашечку. А её «сестра» по гарему с поклонами подала монахине и её спутнице блюдца с ароматно парящими пиалушками.

— Ошо! — обратился к ней глава семьи. — Передай всем, чтобы во дворе и на веранде никого не было. Нечего зря мёрзнуть. Уж очень сегодня холодно.

— Да, господин, — вскинув аккуратные брови, склонила голову наложница, мелодично звякнув браслетиками на тонких запястьях нежно-белой руки. — Спасибо за вашу доброту, господин.

— Скажи, если кто вздумает подслушивать — выгоню из дома! — чуть повысил голос чиновник, которому вдруг показалось, что собеседнице взбрело в голову иронизировать.

— Хорошо, господин, — ещё ниже поклонилась молодая женщина, отступая к двери.

Бано Сабуро приподнял фарфоровую крышечку, с удовольствием втягивая носом аромат свежезаваренного джангарского чая.

— Так получилось, что я покинула монастырь ещё до того, как до него добралась петсора, — сделав крошечный глоток, вполголоса заговорила сестра. — О том, что эта ужасная болезнь появилась в империи, нам рассказала госпожа Иваго Индзо, которая остановилась у нас по пути к своему мужу, что служит на северной границе. Она же предупредила нас о слухах в столице. Будто бы государь настолько напуган петсорой, что уже готов воспользоваться жестоким советом Божественного мастера. Он собирается перекрыть все дороги, ведущие в земли, где уже есть больные, и никого оттуда не выпускать. Узнав об этом, родственница нашей настоятельницы, госпожа Оно Кэтсо… Помните, я вам о ней писала?

Не отрывая от рассказчицы пристального взгляда, начальник уезда согласно кивнул и отпил чая.

— Она вдруг захотела немедленно вернуться к мужу в Хайдаро, — продолжила собеседница. Монахиня подробно рассказала о том, как госпожа Индзо согласилась подвести их до Букасо, как её обоз встретился с невольничьим караваном Вутаи, и как они вместе продолжили путь по куриханской дороге.

Потягивая начинавший остывать напиток, брат внимательно слушал сестру, и хотя его лицо по-прежнему оставалось бесстрастным, во взгляде отчётливо читалось недоумение. Видимо, пока что в её истории он не видел ничего необыкновенного.

Однако, когда речь зашла о том, как работорговец стал уверять всех, будто бы прилетевшее со стрелой письмо отправлено людьми господина Киниоши, хозяин дома возразил:

— Он ошибся. Ни одного человека из нашего уезда там не было. Нам только недавно разрешили покидать селения. А в те дни даже из домов просто так не выпускали. Вутаи обманули.

— Да, — тяжело вздохнув, согласилась монахиня. — Но мы это поняли слишком поздно. Тогда нам не хотелось оставаться на проклятой земле. Поэтому мы и пошли по маноканской дороге.

По мере её рассказа чиновник чувствовал, как у него перехватывает дыхание, а бешено заколотившееся сердце всё сильнее сжимают холодные пальцы страха.

Он знал, что воины генералов Отосаво и Наемено сожгли в его уезде деревни Кихаро и Мигяги, перебив всех жителей, после того как там появилась петсора. Доходили до него слухи о тех ужасах, что творились на границе с заражёнными землями, когда солдаты беспощадно расстреливали из луков и арбалетов пытавшихся спастись от эпидемии беженцев, не щадя ни женщин, ни детей, ни стариков. Говорили ему и о чёрных дымах огромных погребальных костров. Но Бано Сабуро не мог себе даже представить, что в одном из них может гореть тело сестры, павшей под беспощадными стрелами воинов Сына неба.

Теперь ему стало ясно, почему войска из Хайдаро спешно отправили на восток, а бороться с эпидемией прислали армии из центральных провинций.

— Нам даже не дали уйти, брат! — вскричав, собеседница торопливо поставила блюдце на маленький столик возле своего кресла, суетливо достала из рукава застиранный платочек и вытерла хлынувшие из глаз слёзы.

— Негодяи! — не выдержав, рявкнул начальник уезда, без труда разобравшись в причинах трагедии. — Вас подло заманили в засаду! Но зачем? Если у них был приказ убивать всех, почему на курихской дороге вас просто прогнали?

— Не знаю, дорогой брат, — всхлипнула монашка, кривя в злой усмешке мокрые, некрасиво опухшие губы. — Но нас убивали не из-за петсоры. Тут другая причина. Госпожа Индзо везла с собой очень много золота и серебра. У простого сотника с пограничья никак не может быть такого богатства. За эти деньги можно провинцию купить и ещё на пяток уездов останется!

— Откуда вы знаете? — понизив голос почти до шёпота, выпалил хозяин дома, бросив быстрый взгляд на молодую гостью, застывшую с пиалой в тонких, длинных пальцах. Кажется, трагический рассказ спутницы вызвал у неё тяжёлые воспоминания.

— Мы с госпожой Платино видели это собственными глазами, — криво усмехнулась собеседница, кивнув на девушку. — И даже слышали, как негодяи радовались богатой добыче. Кажется, они и сами не ожидали, что в их грязные лапы попадёт такое богатство!

— То есть грабители точно знали, что жена сотника везёт с собой золото и серебро? — решил окончательно прояснить ситуацию чиновник. — Или они наткнулись на него, когда шарили по повозкам?

— Знали! — ни секунды не задумываясь, ответила монахиня. — Мерзавцы явились поздно ночью тайком, прячась даже от своих. И сразу же стали искать в телеге с вещами госпожи Индзо!

«Если это всё правда, то хозяева этих денег — очень богатые и влиятельные люди, — с нарастающей тревогой думал начальник уезда. — А если они к тому же переправляли такое количество золота и серебра тайком, то тут, очевидно, замешана высокая политика, от которой лучше держаться подальше. Такое богатство не может просто так исчезнуть. Его обязательно будут искать. Вот пусть и ищут. А сестре надо забыть о том, что случилось, и больше никогда не вспоминать. Словно ничего этого и не было. Только как быть с девчонкой?»

Он искоса глянул на молодую гостью, непринуждённо рассматривавшую развешанные по стенам картины.

— Вы поступили мудро, сестра, когда никому ничего не сказали, — озабоченно хмурясь, проговорил хозяин дома, вновь обращаясь к рассказчице. — Это слишком опасная тайна для нашей семьи. Её следует навсегда предать забвению. Запомните: вы ничего не знали о золоте и серебре госпожи Индзо!

Собеседница понимающе склонила голову, поросшую короткими, чёрными волосами, бодро торчавшими в разные стороны, словно иглы ежа.

— А как вам отвечать на вопросы любопытных, я подумаю, — продолжил брат, мрачно уставясь на скромно помалкивавшую незнакомку. — Но вы так и не сказали: кто такая госпожа Платино, и как она оказалась вместе с вами на маноканской дороге?

— Госпожа Платино была в невольничьем караване Вутаи, — спокойно ответила монахиня, поправляя подол кафтана.

— Как она там оказалась? — полушёпотом вскричал чиновник, моментально вспомнив, что дворянку можно обратить в рабство только по приговору, утверждённому самим Сыном неба. Но в этом случае её лишают фамилии, оставляя лишь имя, но и его переделывают так, как это принято для простолюдинов. Однако Амадо называет девушку так, словно та до сих пор принадлежит к благородному сословию.

— Вутаи схватил госпожу Платино неподалёку от Амабу, — сообщила собеседница. — Тогда она не знала ни слова по-тонгански. Вот негодяй этим и воспользовался.

— Так она чужестранка? — ещё сильнее удивился начальник уезда и, вспомнив давно забытые уроки, проговорил: — Нура намое его?

— Не трудитесь, брат, — усмехнулась женщина. — Госпожа Платино не знает джангарского.

— Вот как? — вскинул брови хозяин дома, пристально вглядываясь в лицо странной гостьи и не находя в нём ни диковатой смуглости южных варваров, ни грубоватой округлости северян.

Своей внешностью девушка ни чем не отличалась от жителей Благословенной империи, особенно её восточной части. А тонкие черты лица намекали на текущую в жилах незнакомки благородную кровь.

— Так кто же вы, госпожа Платино?

Откинувшись на низенькую спинку кресла, та вопросительно посмотрела на свою старшую спутницу.

— Давайте, я лучше буду рассказывать всё по порядку, — вздохнула та. — Так будет понятнее, и вы серьёзнее отнесётесь к моим словам.

— Мне это не по душе, сестра, — сварливо проворчал чиновник, скрестив руки на груди. — Но пусть будет по-вашему.

— Госпожа Платино помогла мне незаметно скрыться с того страшного места, — спокойно продолжила женщина, нисколько не удивляясь подобной реакции родственника. — Из обоих караванов уцелели только мы двое. Носильщики, рабы, охранники — все пали под стрелами солдат на той дороге. Из-за этого я побоялась идти в Букасо и пошла с госпожой Платино.

— Куда? — тут же среагировал начальник уезда.

— Она привела меня в маленький домик в горах, который построили собиратели золотого корня, — охотно пояснила рассказчица и криво усмехнулась. — Но и там мы не смогли спрятаться от петсоры. Те воины, что расстреляли моих несчастных спутников и невольников Вутаи, спасли от заразы Букасо и вашу семью.

— Постой! — вскричал мужчина, от волнения переходя на совершенно неформальный стиль общения, не принятый в дворянской среде. — Ты хочешь сказать, что болела петсорой?!

— Да, брат, — кивнула монахиня, и её подбородок задрожал от сдерживаемого рыдания. — Но госпожа Платино нас вылечила.

— Она!? — совершенно обалдев от услышанного, хозяин дома ткнул пальцем в сторону девушки, чьи глаза также блестели от подступавших слёз.

— Да, дорогой брат, — окончательно беря себя в руки, ответила сестра, не отводя взора под тяжёлым, совершенно не понимающим взглядом собеседника.

Потирая высокий лоб, он машинально сдвинул на затылок меховую шапку с квадратным верхом.

— Вы, что же, госпожа Платино, волшебница, фея или спустившаяся с небес богиня? — наконец сумел криво усмехнуться он. — Или у вас есть чудесный эликсир небожителей?

— Ах, Бано-сей, — покачала головой монахиня. — История о несметных богатствах, спрятанных в повозке жены бедного сотника, ещё не самая удивительная тайна, которую я собираюсь вам сегодня открыть.

— Говорите! — подавшись вперёд, начальник уезда положил ладони на стол и выжидательно вперился в молодую гостью тяжёлым, немигающим взглядом.

— Госпожа Платино — не просто чужестранка, брат, — прошептала Амадо. — Она из другого мира! Да, да! Из другого!

«Да ты рехнулась, сестра! — молнией пронеслось в сознании чиновника. — Сошла с ума. Джуичи говорил, такое случается с теми, кто сумел выжить после петсоры. А если кто узнает? Это же позора не оберёшься!»

— Вы знакомы с «Рассуждением о мироздании и Вселенной» Божественного мастера Векаро Хайдаро? — не дав ему и слова сказать, торопливо спросила монахиня, очевидно уловив скептическое настроение слушателя.

— Я слышал об этой книге, — осторожно ответил тот, лихорадочно размышляя о том, как ему скрыть постыдную болезнь родственницы. — Но самому читать не приходилось.

— Ещё бы! — криво усмехнулась собеседница. — Эта книга не пользуется большой популярностью у чиновников. Даже не в каждом монастыре она есть. Но я её читала. Божественных мастер считает, что во вселенной существует огромное множество миров со своими землями, водами, небесами, людьми и даже богами! Так вот госпожа Платино попала к нам из одного из таких миров. Их лекари умеют делать снадобье, способное исцелить даже от петсоры. Она дала мне его, и я выздоровела!

— Хорошо, хорошо, — покладисто кивал брат, пропуская мимо ушей её слова, — дорогая сестра.

— Я вижу, вы мне не верите, Бано-сей! — грубо нарушив правила приличия, беззастенчиво оборвала его женщина. — Небось думаете, я сошла с ума?!

— Вечное небо послало вам тяжкие испытания, сестра, — не желая огорчать родного человека, начальник уезда старался говорить как можно мягче, но по мимо воли в его голосе всё же явственно слышалась досада. — Вот и мерещится всякое. Такое бывает после тяжёлой болезни. Особенно когда рядом оказывается бессовестная обманщица, вроде этой не внушающей доверия особы.

— Госпожа Платино, — обратилась монашка к своей спутнице. — Покажите господину Сабуро то, что оказалось здесь вместе с вами.

Поднявшись со своего места, подозрительная девица подошла к аккуратно сложенным у стены вещам и, развязав концы большого узла, извлекла из тряпок странного вида кожаную коробку с короткими лямками.

Когда гостья приблизилась, чиновник подумал, что предмет в её руках скорее напоминает сумку, вроде тех, с которыми ходят бродячие художники и лекари.

Подойдя к хозяину дома, таинственная спутница его сестры провела пальцами по тёмной полосе на крышке коробки, и та разделилась на две половинки.

«Она очень глупа, раз старается произвести на меня впечатление таким дешёвым фокусом», — презрительно скривив губы, мысленно усмехнулся начальник уезда.

А подозрительная особа неторопливо выставила перед ним два непонятных цилиндрика в странной, совершенно прозрачной бумаге, два крохотных пузырёчка с тонюсенькими стенками и запаянными горлышками, плоский флакончик с бесцветной жидкостью и металлическим навершием, короткую палочку из мутного стекла с чем-то чёрным внутри, маленькое круглое зеркальце, а в заключение — тонюсенькую книжечку с ладонь величиной, на кожаной обложке которой красовалась жёлтая двухголовая птица и два ряда угловатых значков.

Не считая нужным и далее скрывать презрительную гримасу, мужчина окинул брезгливым взглядом разложенные на столе вещи, не замечая в них ничего особо необыкновенного, а уж тем более иномирного.

— Вы не дадите мне листок бумаги, господин Сабуро? — дрожащим от волнения голосом спросила девица.

— Зачем он вам нужен? — нахмурился тот.

— Хочу вам кое-что показать, — пояснила своё желание собеседница.

— Возьмите на полке, — с прежней презрительной улыбкой ответил хозяин дома.

Быстро отыскав на стоявшем у стены стеллаже стопку чистых листов, подозрительная особа вернулась к столу, где взяла полупрозрачную палочку и, почти не отрывая её металлический наконечник от бумаги, вывела не очень красиво, но довольно чётко: «Сестра не обманывает вас, господин Сабуро».

— Уж не думаешь ли ты, что если сумела обмануть её, то и я попадусь на твои дешёвые уловки?! — не выдержав, рявкнул чиновник. — Это обычный карандаш!

— Это не карандаш, господин Сабуро! — нагло возразила собеседница, протягивая ему свою писалку. — Взгляните сами.

— Не трудитесь, — взяв себя в руки, мужчина вернулся к холодно-вежливой форме обращения, более приличествующей учёному, получившему степень сюцань на государственных экзаменах в столице, и, откинувшись на спинку кресла, демонстративно скрестил руки на груди. — Я не архитектор и не механик, а скромный начальник уезда, но даже мне известно, что в нашей великой стране много искусных мастеров, способных творить во истину чудесные вещи. Вам что-нибудь известно о волшебной стреле, постоянно указывающей на север, куда бы её не повернули. А знаете, что во Дворце небесного трона есть колокол, способный услышать землетрясение за тысячи ли? Вам приходилось видеть кувшины, способные в зной сохранять воду прохладной, а в холод тёплой? В сравнении с этими чудесами ваша чернильная палочка всё равно что утка по сравнению с фениксом. Даже удивительно, как моя умная сестра могла поверить в ваши россказни?

Он укоризненно посмотрел на монашку, а та внезапно предложила:

— Покажите ему те-ле-ф-он, госпожа Платино, а то он вам так и не поверит.

— Я боюсь, что он уже умер, госпожа Сабуро, — вздохнула девушка. — Быть может, господина убедит это?

Чувствуя нарастающее раздражение от того, что не понимает, о чём речь, чиновник решил прервать это глупое, затянувшееся представление, но тут гостья подала ему маленькую книжечку с уродливой птицей на обложке.

Поколебавшись, хозяин дома всё же протянул руку, заинтересовавшись деталями варварского рисунка, но едва открыл первую страницу, невольно подобрался, немало удивлённый странной бумагой и необыкновенно искусно выполненной картинкой.

На обратной стороне обложки оказалось изображение непривычного вида остроконечной башни и высокого здания с флагом на вычурной крыше.

Бано Сабуро не считал себя знатоком живописи, однако манера исполнения рисунка показалась ему крайне необычной. Более того, присмотревшись, он не обнаружил никаких следов кисти. Создавалось впечатление, что изображение не нарисовано, а отпечатано со штампа. Подобными картинками иногда торгуют в книжных лавках по самой низкой цене. Но данный пейзаж поражал проработанностью мельчайших деталей, которую начальник уезда никогда не встречал на простеньких миниатюрах, изготовленных подобным способом.

На первой странице, кроме уже знакомых непонятных знаков, имелся ещё один рисунок птицы с двумя головами. Только здесь у неё на груди был изображён всадник, тыкавший копьём в какого-то непонятного зверя.

Ещё раз отметив удивительную чёткость картины, начальник уезда обратил внимание на бумагу: тонкую, но удивительно плотную и покрытую множеством еле заметных линий, то образующих простую решётку, то свивавшихся в поразительной сложности узоры. Он даже не мог представить, какой толщины должна быть кисть для их нанесения, и из каких волосков её можно сделать?

Полюбовавшись искусной работой неведомого художника, мужчина мысленно признал, что никогда не видел ничего подобного.

Однако настоящее потрясение он испытал, когда, перевернув страницу, увидел крошечный портрет своей загадочной гостьи.

Изображение оказалось настолько подробным и реалистическим, что чиновник невольно подумал, что оно сотворено не человеческими руками, а неким волшебством, которое взяло отражение лица девушки в самом лучшем серебряном зеркале и чудесным образом перенесло его на бумагу.

— Что это? — машинально пробормотал хозяин дома, переводя ошарашенный взгляд с портрета на оригинал, отметив, что тот выглядит всё же немного иначе: более взрослым и очень усталым.

— Документ, удостоверяющий мою личность, — видимо, восприняв его вопрос буквально, ответила собеседница.

— Что-то вроде наших дворянских грамот и именных табличек, — вступила в разговор монахиня. — Госпожа Платино говорит, что в их мире такую имеет каждый взрослый человек.

— Работа тонкая, госпожа Платино, — быстро придя в себя, согласился начальник уезда, впервые удостоив гостью вежливого обращения. — Только что же здесь необыкновенного? Бумагу в Благословенной империи делают уже тысячу лет, и художники искусные найдутся. Хотя, конечно, такой портрет не каждый нарисует. Тут высокое мастерство нужно. Но оно и в нашем мире есть.

— Я же говорила, Платино-ли, что мой брат — очень недоверчивый человек, — усмехнулась Амадо, в упор глядя на хмурого родственника. — Покажите ему отъезд ваших родителей в те-ле-ф-он.

«Нет, с этим пора кончать! — сердито подумал чиновник, уже не сомневаясь в том, что сестра сошла с ума, попав под влияние хитрой мошенницы. — Позвать слуг и выкинуть эту обманщицу за ворота, отвесив на прощание двадцать палок? Или подождать, что она ещё придумает? Вдруг и у Амадо в голове прояснится, когда я эту девку на чистую воду выведу? Может, тогда и никакого золота с серебром у жены сотника не было, и это сестре просто привиделось?»

— Вы правы, госпожа Сабуро, — вздохнула девушка и, пробормотав себе под нос что-то неразборчивое, достала из своей сумки предмет, напоминавший футляр для писем.

Откинув тонкую, кожаную крышку, она продемонстрировала с трудом сдерживавшему застилавшую разум злость мужчине прямоугольную пластинку из чёрного стекла.

Прежде чем тот успел что-то сказать, её поверхность засветилась, и начальник уезда увидел ещё один портрет особы, называвшей себя Платино. Однако она позволила хозяину дома лишь несколько секунд любоваться яркими и сочными красками, непонятно как проявившимися на абсолютно чёрной поверхности.

Повернув футляр изображением к себе, девица сделала несколько движений пальцами, после чего вновь дала возможность хозяину дома взглянуть на волшебное стекло.

Немало поживший и кое-что повидавший на своём веку солидный человек с учёной степенью какое-то время просто ничего не мог понять и, только вглядевшись, сообразил, что демонстрируемое ему изображение двигалось! Лишь перехвативший горло спазм не позволил чиновнику вскрикнуть, а слабость в коленях помешала вскочить на ноги.

А в чудесном прямоугольнике непривычно одетые мужчина, женщина и девица, в которой хозяин дома к своему ужасу узнал молодую гостью, суетились, что-то болтая на грубом, непонятном языке. Потом взрослые сели в низкую, на вид сделанную целиком из металла повозку на широких, чёрных колёсах, и та без помощи людей, лошадей или каких-либо других животных, покатила по узкой дороге мимо высоченных, уходящих в небо зданий с огромными блестящими окнами!

— Вы когда-нибудь видели что-то подобное, дорогой брат? — с плохо скрытой издёвкой поинтересовалась монахиня. — Или, может быть, слышали о таком?

— Нет, сестра, — с трудом выдавил из себя хозяин дома и, хватаясь за соломинку в отчаянной попытке спасти расползавшуюся картину мира, прохрипел: — Но, может, это лишь колдовство, морок, наваждение, которое она насылает на нас?

— Посмотрите ещё раз, господин Сабуро, — пожала плечами девушка. — Без меня, чтобы я не могла на вас… влиять.

Ткнув пальцем в застывшую на стекле картину, она быстро вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Начальник уезда так и не смог заставить себя притронуться к волшебной шкатулке, но не отрываясь следил за тем, что происходило в её глубине.

Рядом напряжённо сопела сестра. Не сумев усидеть на месте, она, склонившись над столом, тоже смотрела в волшебное стекло.

А там происходило всё то же самое, что он видел в первый раз.

— Колдовство! — упрямо набычившись, проворчал чиновник. — Она нас околдовала! Она оборотень!

— Вы же умный и образованный человек, брат, — досадливо поморщилась монахиня. — Демоны могут вселяться в людей, но я не слышала о том, чтобы они заставляли их видеть движущиеся картинки в чёрном стекле.

— Тогда, что же это?! — чуть не плача возопил хозяин дома.

— Другой мир, брат, — вкрадчиво с мягкой улыбкой, словно маленькому ребёнку, сказала сестра. — Там, где подобные чудеса на каждом шагу, где в лавках свободно продаётся лекарство от петсоры, люди путешествуют в самодвижущихся повозках и железных птицах, и смотрят такие красивые картинки вроде этой…

Она кивнула в сторону волшебного стекла.

— Там, а не здесь, брат. Иначе сказки о подобных чудесах обязательно дошли бы и до Благословенной империи. Мы же центр нашего мира.

Чуть слышно скрипнула дверь. Монашка тут же выпрямилась и неторопливо направилась к своему креслу.

Начальник уезда затравленно посмотрел на вернувшуюся гостью.

— Теперь вы мне верите, господин Сабуро? — подойдя к столу, поинтересовалась та.

— Вы сказали, то это ваши родители? — вопросом на вопрос ответил мужчина.

— Да, господин Сабуро, — подтвердила собеседница и удивлённо вскинула брови. — Вы сомневаетесь, что там… запечатлены живые люди?!

— Может, у вас умеют рисовать движущиеся картинки? — пожал плечами чиновник. — И это всего лишь фантазия художника?

Девушка решительно взяла волшебную шкатулку и, подняв её на уровень глаз, обернулась к успевшей сесть спутнице.

Раздался негромкий щелчок.

Хозяин дома вздрогнул. Странная гостья вновь встала к нему лицом. Только сейчас он разглядел небольшое, квадратное отверстие в углу кожаного футляра. Опять что-то щёлкнуло.

Девица опустила волшебное стекло на стол, пробежала по нему пальцами, и начальник уезда с ужасом увидел изображение сидевшей в кресле сестры.

— О Вечное небо! — всё-таки не смог удержаться он от восхищённого восклицания. За какой-то миг вещь из чужого мира в мельчайших подробностях отобразила не только саму Амадо, но и всю окружающую обстановку.

А потом он увидел себя с красным лицом, выпученными, словно у карпа, глазами, со всклокоченной бородкой и в шляпе, самым неприличным образом сдвинутой на затылок.

«О Вечное небо, неужели я и в самом деле выгляжу так глупо? — неприятная мысль остро резанула многоопытного чиновника. — Прямо как мальчишка, первый раз попавший в публичный дом».

Поправив головной убор, он постарался успокоиться, но всё же не смог удержаться от того, чтобы полюбопытствовать, уже не сомневаясь в происхождении собеседницы.

— А в этой… чудесной вещи есть ещё какие-нибудь картинки из вашего мира, госпожа Платино?

— Покажите ему тот дворец, похожий на стальной наконечник копья, — улыбнувшись, посоветовала сестра. — И статую вашего правителя на коне.

Не глядя на спутницу, девушка молча кивнула, и её пальцы с неуловимой быстротой заплясали на волшебном стекле.

На миг хозяину дома показалось, что оно покрыто множеством крошечных изображений. Но прежде чем мужчина сумел сосредоточиться на каком-нибудь из них, его взору предстала устремлённая в небо остроконечная башня, нестерпимо сверкавшая в лучах то ли восходящего, то ли заходящего солнца, а рядом уже знакомые ему лица родителей Платино.

Поначалу Бано Сабуро не особо впечатлился странным сооружением, отдав должное правильности форм и богатству отделки с обилием дорого стекла. Однако, присмотревшись, понял, что башня расположена очень далеко от того места, с которого запечатлена картина, а крошечные чёрточки у её подножия — это люди.

— О Вечное небо! — только и смог выдохнуть ошарашенный начальник уезда.

Следом он увидел изображение всадника, чей вздыбленный в прыжке конь замер на скале, возле которой стояла сама госпожа Платино, одетая почему-то в синие, плотно обтягивающие ноги штаны.

— Кто это? — спросил у неё мужчина.

— Наш древний правитель, — охотно пояснила собеседница. — Он основал тот город, где сделано это изображение.

— Ваши ваятели необыкновенно искусны, госпожа Платино, — покачал головой чиновник, стараясь разглядеть лицо скульптуры и детали одежды.

Вдруг волшебное стекло мигнуло и вновь сделалось совершенно чёрным, как тогда, когда хозяин дома увидел его в первый раз.

— Что? — вскричал он, невольно отпрянув и на миг отрывая передние ножки кресла от пола. — Как? Куда делась картинка, госпожа Платино?!

Пробормотав что-то неразборчивое, удивительная гостья тяжело вздохнула.

— Всё, господин Сабуро. Телефон умер.

— Как это… умер? — недоуменно вскинул брови начальник уезда. — Он что, живой?

— От голода, — спокойно ответила, кажется, нисколько не удивлённая и даже не огорчённая собеседница.

А мужчина, недовольно хмурясь, склонился над столом, стараясь рассмотреть, где у волшебного зеркала рот?

— Это устройство питается не тем, что едят люди, животные или любые живые существа, — принялась терпеливо объяснять девушка. — Для того, чтобы оно жило, нужно что-то вроде магии, которой в вашем мире просто нет.

— Откуда вы знаете, госпожа Платино? — скептически хмыкнул чиновник, испытывая одновременно раздражающее разочарование, поскольку не удалось посмотреть и малой части тех ярких, цветных картинок, которыми было буквально усыпано волшебное стекло, и странное облегчение от того, что миг приобщения к чуду оказался столь кратким, и мир вокруг снова сделался простым и понятным. — Вы же ничего у нас не видели, кроме хижины в лесу. Или вам удалось ещё где-то побывать?

— Нет, господин Сабуро-сей, — покачала головой гостья. — Но я подолгу беседовала с вашей сестрой. Госпожа Сабуро — очень умная и образованная женщина. Но и она не знает ничего подобного.

— Это правда, брат, — подтвердила монахиня. — Госпожа Платино пыталась рассказать мне об этой… субстанции, но я совершенно ничего не поняла. Величайшие мудрецы Благословенной империи не упоминали в своих книгах ничего даже отдалённо похожего. Поэтому госпожа Платино права. У нас такого нет, а у варваров и быть не может.

— Тогда почему бы вам, Платино-ли, не вернуться в свой мир и не покормить это… устройство? — не без тайного умысла поинтересовался хозяин дома.

— Я не знаю, как это сделать, господин Сабуро, — вздохнула собеседница, и глаза её заблестели от вновь подступающих слёз. — Я даже не понимаю, как здесь оказалась. Просто шла с рынка, поскользнулась и очутилась в лесу…

Хмыкнув, мужчина откинулся на спинку кресла и вновь скрестил руки на груди. После всего увиденного у него имелись все основания поверить необыкновенному рассказу странной девицы. Волшебное стекло никак не могло принадлежать окружавшему его миру. В подобном случае о столь дивном чуде уже давно бы судачила вся империя. Но, что ему, скромному начальнику уезда, теперь делать с этой особой?

Появление человека из другого мира — это же величайшее событие в истории. Возможно, раньше такого вообще никогда не было?

Так, может, отвести девчонку к губернатору, как необыкновенную диковину? А там вдруг и сам Сын неба пожелает на неё посмотреть?

Однако волшебное стекло мертво, а без него никто не поверит в столь невероятную историю. Всё же остальные её вещи…

Он рассеянно оглядел разложенные по столу предметы.

…хоть и необычны, но вовсе не кажутся чем-то иномирным.

— Брат мой, — неожиданно прервала его размышления Амадо.

Чиновник вопросительно посмотрел на поднявшуюся со своего места сестру.

— Госпожа Платино трижды спасла мою жизнь. Я прошу вас, не оставьте её своей добротой и помогите найти счастье в нашем мире!

Закончив речь, монахиня торжественно опустилась на колени и, уткнувшись лбом в пол, застыла в ритуальном поклоне.

Чуть помедлив, молодая спутница последовала её примеру. Причём двигалась она так, словно данное действие, привычное для любого жителя Благословенной империи, для неё в диковинку.

— Встаньте, сестра, встаньте сейчас же! — всё ещё не придя в себя, привычно забормотал мужчина, подаваясь вперёд. — Как вы можете? Не заставляйте меня чувствовать себя неловко! Или я сам подниму вас.

Он подался вперёд с таким видом, словно и в самом деле собирался покинуть кресло.

Монахиня с девушкой выпрямились, по-прежнему оставаясь на коленях.

— Вставайте, сестра. Госпожа Платино, поднимайтесь! — прикрикнул чиновник, после чего не столько из любопытства, сколько для того, чтобы привести в порядок мысли, спросил:

— Как это получилось Амадо-ли?

Бодро вскочив на ноги, молодая гостья помогла подняться своей старшей спутнице, и та заговорила, даже не успев сесть:

— Без помощи госпожи Платино я бы не выбралась из расстрелянного каравана. Потом она вылечила меня от петсоры, поделившись чудесным лекарством из своего мира. Третий раз она спасла мне жизнь в Амабу.

Женщина вытерла платочком заслезившиеся глаза и продолжила:

— Когда выпал снег, я подумала, что болезнь закончилась, и мы попробовали добраться до Букасо. Но на дороге не оказалось никаких следов, и я поняла, что поторопилась. Если там никто не ходит, значит, солдаты ещё никого сюда не пускают. И мы пошли в ближайшую деревню, которой и оказалась Амабу. К сожалению, в это же время туда заявились двое мародёров. Это были выжившие после петсоры мужчины из соседней деревни Дабали. Всё могло кончиться очень плохо, дорогой брат, если бы не госпожа Платино. Она сражалась как герой и тяжело ранила одного бандита, а я оглушила другого. На обратном пути до избушки нас преследовала стая волков, и мы спаслись лишь милостью Вечного неба.

Бано Сабуро не просто любил сестру как кровную родственницу и члена семьи, но и испытывал к ней чувство глубокой признательности.

В молодости Амадо без колебания пожертвовала своей судьбой, посвятив жизнь служению милосердной Голи, позволив родителям исполнить данную предками клятву, а своему брату сдать государственный экзамен и сделаться тем, кем он стал: начальником уезда, чиновником восьмого ранга, имеющим учёную степень сюцань, богатым и весьма уважаемым человеком.

Сестра не докучала ему своими просьбами, да и те в основном касались помощи обители «Добродетельного послушания». Но сейчас Амадо хочет, чтобы он устроил жизнь девицы, у которой нет ни родственников, ни знакомых, ни денег, ни надлежащего воспитания. Она даже не всегда правильно говорит.

— Я думаю, дорогой брат, — робко пробормотала монахиня. — Будет лучше скрыть истинное происхождение госпожи Платино.

— А что об этом скажет сама Платино-ли? — усмехнулся мужчина, с прищуром глядя на гостью.

— Она скажет, господин Сабуро, — собеседница кивнула на мрачно черневшее волшебное стекло. — Что теперь мне точно никто поверит, если я буду говорить о другом мире.

И хотя тон, которым юная особа произнесла эти слова, показался хозяину дома чересчур дерзким, он не мог с ней не согласиться.

— Это так, — задумчиво кивнул начальник уезда, вспомнив, с каким недоверием сам отнёсся к её рассказу, и спросил, желая побольше узнать о самой девушке. — К какому сословию принадлежит ваша семья, госпожа Платино? Чем занимался вас отец?

— Он военный, господин Сабуро, — без промедления ответила гостья, глядя прямо в глаза чиновнику.

«Небось генерал или герой какой-нибудь, — с непонятным даже для себя самого чувством подумал хозяин дома. — Вот дочка так дерзко и смотрит. Только здесь-то её имя ничего не значит. Придётся на место ставить, иначе пропадёт. Ну да с этим можно и подождать».

— Я благодарен вам, госпожа Платино, за ту помощь, что вы оказали моей дорогой сестре, — помедлив, торжественно провозгласил мужчина, выпрямившись в кресле и пока даже не представляя, что конкретно он сможет сделать для этой странной девицы из другого, чудесного мира. — В нашей семье принято платить добром за добро. Поэтому я беру вас под своё покровительство, чтобы вы больше не были одиноки.

— Благодарю за великодушие и заботу, господин Сабуро, — церемонный поклон гостьи выглядел неуклюжим, но дрогнувший в волнении голос звучал искренне и проникновенно.

— Спасибо, дорогой брат, — присоединилась к её благодарности монахиня.

— Мне не хочется утруждать вас, дорогая сестра, — произнёс начальник уезда. — Но госпожа Платино не знает нашего дома и долго будет искать старшую госпожу, а мне очень нужно с ней поговорить.

— Я схожу за ней, — охотно согласилась собеседница, опускаясь в кресло. — Но прежде вы должны узнать ещё кое-что.

— Так это не всё?! — не на шутку встревожился хозяин дома.

— Увы, — виновато развела руками монахиня. — Когда мы шли сюда, то в лесу неподалёку от Амабу нашли двух убитых.

— Вы уверены, что они именно убиты? — поспешил уточнить чиновник. — А не умерли от болезни?

— Нет, брат, — покачала головой монахиня. — Мужчине свернули шею, а молодую женщину закололи.

— Кто они? — задал новый вопрос начальник уезда и досадливо поморщился, поняв неопределённость формулировки. — Как выглядят?

— Мужчина похож на носильщика, — медленно, словно вспоминая, заговорила сестра. — А женщина похожа на служанку или горничную в богатом доме.

— Простолюдины, — с нескрываемым облегчением выдохнул хозяин дома, тут же подумав: «Неужели в уезде ещё и разбойники завелись?»

— У носильщика ничего с собой не было, — словно прочитав его мысли, продолжила собеседница. — А вот вещи служанки убийца не забрал.

— Вот как? — недоуменно вскинул брови чиновник.

— Госпожа Платино, — обратилась женщина к спутнице. — Покажите господину Сабуро те вещи убитой, о которых я вам говорила.

Кивнув, девушка подошла к корзине и после долгих поисков отыскала маленький матерчатый свёрток, внутри которого оказались простенькие серьги и две фиолетовые ленточки для волос.

— Возможно, стражникам удастся выяснить, кому они принадлежат? — предположила монахиня. — Или кто-нибудь будет искать своих пропавших родственников и узнает эти вещи?

— Я отнесу их в управу, — деловито сказал начальник уезда. — И прикажу господину Томуро всё выяснить.

— Следы, госпожа Сабуро, — возвращаясь на своё место, проговорила девушка.

— Ах, да! — вскричала та и тут же понизила голос. — Там на снегу были отпечатки сапог с каблуками. Ну, знаете, вроде тех, что иногда носят конные воины или некоторые женщины, когда хотят казаться выше.

— Дикарская мода, — недовольно проворчал мужчина. — Хвала Вечному небу, в наших местах такое редко встречается. Это будет хорошей приметой для поимки убийцы.

И шутливо поинтересовался:

— У вас, сестра, ещё есть тайны, которые мне следует знать?

— Больше нет, дорогой брат, — натянуто улыбнулась монахиня, вставая с кресла.

— А картошка? — вновь подала голос девушка.

Начальник уезда удивлённо вскинул брови, услышав незнакомое слово.

— Ах, да! — всплеснула руками Амадо. — У госпожи Платино с собой оказалось немного овощей из своего мира. По её словам, он очень вкусный и даёт богатые урожаи.

— Я же не крестьянин, дорогая сестра, — поморщился чиновник.

— Но вы государственный служащий, дорогой брат, — робко напомнила женщина.

— Покажите, что там у вас, — недовольно проворчал хозяин дома.

Вскочив, девушка быстро подошла к корзине и, покопавшись, достала пакет из прозрачной бумаги.

Небольшой, жёлто-землистого цвета овощ походил на репу только без хвостика. Видимо, он тоже растёт в земле.

— Говорите, богатый урожай? — скептически скривился начальник уезда, вытирая ладонь платком.

— Да, господин Сабуро, — с поклоном подтвердила девушка. — Если год удачный, то, посадив одну такую..

Она показала на клубень.

— Можно выкопать целое ведро!

— Вот как! — вскинул брови собеседник, подумав, что для многих простолюдинов подобная еда может стать спасением от голода, а чиновник, внедривший столь ценный овощ, несомненно будет отмечен начальством. — Я подумаю.

— Благодарю, господин, — поклонившись, собеседница взяла пакет со стола.

Хозяин дом выжидательно посмотрел на сестру.

— Я схожу за госпожой Азумо, — кивнув головой, сказала та.

Едва за ней закрылась дверь, хозяин дома обратился к молодой гостье:

— Вы лекарь, Платино-ли?

— Нет, господин Сабуро-ли, — покачала та головой, поспешно пояснив: — Это снадобье я купила своей тёте. Она очень сильно кашляла, вот лекарь и посоветовал его применять. Я не знала, поможет ли оно от петсоры. Но ничего другого у меня не было.

— Это великая удача и милость Вечного неба, что средство из вашего мира помогло справиться с нашей петсорой, — задумчиво проговорил чиновник и тут же вскинул брови. — Вы что же, ходили за покупками одна без служанки?

— В нашем мире не так много слуг, господин Сабуро-сей, — потупилась собеседница. — Большую часть работы по дому выполняют всякие… устройства.

— Если ваше снадобье помогло от петсоры, — продолжил мужчина. — Может, в вашем мире люди достигли бессмертия и стали равны богам?

— О нет, господин Сабуро, — рассмеялась гостья. — Даже у нас нет лекарства от старости.

«Она совершенно не умеет себя вести», — в который раз с раздражением подумал хозяин дома, но не смог удержаться от усмешки, осознав смысл её слов.

Быстро вернув лицу серьёзное выражение, он спросил:

— Та высокая башня в волшебном стекле — это дворец вашего правителя?

— Нет, господин Сабуро, — покачав головой, девушка замялась, явно подбирая слова. — Это здание принадлежит… купеческой гильдии.

«Ого! — мысленно присвистнул начальник уезда. — В каких же тогда дворцах живут их высокие сановники и сам государь?»

— Господин Сабуро, — беззастенчиво прервала его размышления гостья. — Я могу забрать свои вещи, или они вам ещё понадобятся?

Она кивнула на разложенные по столу предметы из своего мира.

Раздосадованный подобной бестактностью, чиновник хотел напомнить наглой особе о правилах приличия, но передумал и ещё раз окинул оценивающим взглядом странного вида штучки, посчитав, что те могут вызвать разве что любопытство, но никак не удивление.

Тем не менее мужчина проворчал:

— А они вам нужны?

— Могут понадобиться, господин Сабуро-сей, — ответила девица, беззастенчиво глядя ему в глаза. — Например, написать чего-нибудь или вспомнить откуда я родом?

— Волшебное стекло я оставлю себе, — с трудом сдерживая раздражение, безапелляционно заявил хозяин дома. — Остальное забирайте.

— Благодарю, господин Сабуро, — подойдя к столу, поклонилась собеседница.

— Ваш документ лучше сжечь, — наблюдая за тем, как она складывает вещи в сумку, озвучил мужчина только что пришедшую в голову мысль. — Меньше будет вопросов, ответам на которые никто не поверит.

— Я сделаю, как вы советуете, господин Сабуро, — голос у гостьи дрогнул. — Только чуть позже.

— А сколько вам лет, Платино-ли? — неожиданно даже для самого себя спросил начальник узда.

— Семнадцать, господин Сабуро, — ответила гостья.

«Совсем взрослая», — подумал он и тут услышал доносившиеся со двора голоса.

— Вы хотели меня видеть, господин? — склонилась в изящном поклоне супруга.

— Да, Азумо-ли, — подтвердил глава семьи. — Примите мою сестру и… её спутницу как самых дорогих гостей.

В последний момент начальник уезда удержался и не стал называть фамилию девушки.

— Хорошо, господин, — тряхнула золотыми подвесками в причёске собеседница.

— Передайте мой приказ! — муж строго посмотрел на жену. — Я запрещаю спрашивать их о том, что с ними произошло вне нашего дома! Не вздумайте приставать к ним с глупыми расспросами!

Чётко очерченные и подкрашенные брови женщины скакнули на лоб, но сейчас же вернулись на место, а во взгляде аккуратно подведённых глаз вспыхнуло разочарование.

— Слушаюсь, мой господин, — ярко накрашенные губы собеседницы сжались в куриную гузку.

— Завтра я сделаю важное сообщение, Азумо-ли, — снизошёл до объяснения мужчина. — А пока наберитесь терпения, дорогая.

— Конечно, господин, — улыбнулась женщина.

— Ступайте, — величественно махнул рукой чиновник, добавив на прощание: — и скажите, пусть принесут свежих углей в жаровни. У меня сегодня много дел.

Прижимая к боку сумку с остатками ништяков из своего мира, Ия отвесила хозяину дома очередной поклон и вышла на веранду, только сейчас почувствовав, как же сильно вымотал её этот очень непростой разговор.

Она не удивилась тому нескрываемому недоверию, с каким Бано Сабуро отнёсся к словам своей сестры. Здравомыслящему человеку крайне трудно представить себе существование иных миров. А уж принять за истину то, что стоящая перед ним девчонка, внешне ничем не отличающаяся от других, явилась именно оттуда, совершенно невозможно.

Однако Платину больше всего насторожило то, что хозяин дома смотрел на неё, словно на пустое место или на неодушевлённый предмет, который можно небрежно выбросить в урну и забыть о нём. Пока она не включила издыхающий смартфон, даже любопытство во взгляде мужчины казалось каким-то лениво-насмешливым, как будто он видел свою гостью насквозь и не находил внутри ничего достойного внимания.

Тогда путешественница между мирами как нельзя кстати вспомнила многократные предупреждения своей спутницы о том, что, беседуя с её братом, следует тщательно взвешивать каждое слово и хорошенько думать, перед тем как говорить.

Непривычная к столь строгому самоконтролю, усугублённому всё ещё недостаточным знанием местного языка, девушка ужасно устала и с огромным удовольствием покинула домашний кабинет начальника уезда.

Путь из затерянной в горах избушки до Букасо оказался неблизким, и им с Сабуро дважды пришлось ночевать в придорожных селениях.

В памятной вымершей деревне, где жители ещё отсутствовали, а все кладовые уже опустели, монашка настояла на том, чтобы молодая спутница окончательно переоделась в женскую одежду, поскольку ходить по лесу уже не придётся. Кроме того, по предложению спутницы они повесили котомки на копьё, обвязав его наконечник тряпками для маскировки, а кинжал Ия стала носить за пазухой.

Безропотно натянув кофту на свитер, а юбку поверх джинсов, она тем не менее сумела отстоять сапоги, заявив, что те, даже будучи на виду, не смогли заинтересовать хозяина невольничьего каравана, а уж под длинным подолом их тем более никто не заметит.

Следующую ночь они провели в маленькой харчевне. Свободных комнат не оказалось, и пришлось спать в крошечном обеденном зале на набитых старой соломой мешках в компании ещё пятерых спутников обоего пола, коим не было никакого дела до чужой обуви.

Да и в доме Сабуро на сапоги девушки разве что недоуменно косились, не проявляя впрочем ни особого удивления, ни любопытства.

Вот и сейчас супруга начальника уезда спокойно беседует с золовкой, давая Платине возможность обуться.

— Я приказала приготовить для вас комнаты Ошо и Анно, госпожа Амадо, — с улыбкой сообщила женщина. — Там тепло, и вы сможете хорошо отдохнуть.

— Зачем же так затруднять наложниц моего дорого брата, Азумо-ли, — досадливо покачала головой монашка.

— Но что же вы будете тесниться, дорогая золовка! — всплеснула широкими рукавами из яркого шёлка собеседница. — Господин приказал принять вас со всем почтением и уважением.

— Вы заставляете меня чувствовать себя неудобно перед другими невестками, госпожа Азумо, — продолжила упорствовать служительница богини милосердия. — У госпожи Эгоро маленькая дочка. Ей будет очень тяжело в такой тесноте. Нет, Азумо-ли, я настаиваю, пусть госпожа Ошо вернётся к себе, а мы вдвоём переночуем в комнате госпожи Анно.

— Ну, если таково ваше желание, дорогая золовка, — беспомощно развела белыми, холёными руками супруга хозяина дома. — Тогда я уступаю.

Обернувшись к стоявшим за спиной служанкам, она коротко спросила:

— Слышали?

— Да, старшая госпожа, — синхронно поклонились все три.

— Угара, — обратилась Азумо к одной из них. — Передай госпоже-наложнице Ошо, что она может вернуться к себе.

— Слушаюсь, старшая госпожа, — ещё раз поклонилась служанка.

— И пусть Анно-ли тоже к ней отправляется, — после короткого размышления уже в спину ей добавила жена начальника уезда.

Угара обернулась.

— Да, старшая госпожа.

… и вновь зашагала через двор.

Когда Ия, обвязав голенища сапог верёвочками, встала на ноги, супруга хозяина дома проговорила с виноватой улыбкой:

— Господин запретил задавать вам вопросы Амадо-ли, но как же мне обращаться к вашей молодой спутнице?

— Зовите просто «гостья», — помедлив, ответила монашка, добавив извиняющимся тоном: — Это ненадолго, дорогая невестка. Завтра господин всё объяснит.

— Надеюсь, этого не придётся ждать слишком долго, — доверительно понизила голос собеседница. — Иначе мы все просто умрём от любопытства.

— Ну что вы, Азумо-ли! — с шутливым испугом вскричала золовка. — Господин слишком любит вас, чтобы допустить подобное.

— Я приказала приготовить баню, — посерьёзнев, сообщила невестка. — Надеюсь, вы не откажетесь ополоснуться, Амадо-ли?

— С удовольствием! — воскликнула монашка.

«А мне, значит, грязной ходить?» — раздражённо подумала девушка.

— Вас, госпожа гостья, — словно прочитав её мысли, обратилась к Ие жена чиновника, — Оджина пока проводит в комнату. Вы сможете помыться чуть позже.

— Благодарю вас, госпожа Сабуро, — поклонилась Платина, облегчённо переведя дух и помня, что обращаться по имени даже с добавлением частицы «-ли» можно лишь к очень близкому человеку или к младшему члену семьи в сугубо неформальной обстановке при отсутствии посторонних.

— Быть может, вам подобрать более подходящую обувь? — внезапно предложила собеседница.

Девушка вспомнила расшитые яркими узорами матерчатые туфельки жён начальника уезда и решила, что в таких далеко не уйдёшь. Но и возиться с сапогами там, где то и дело приходилось разуваться, тоже надоело. Не зная, что ответить на столь неожиданное и щедрое предложение, она вопросительно посмотрела на монашку.

Та еле заметно пожала плечами, предоставив ей право самой выпутываться из данной ситуации.

— Благодарю, госпожа Сабуро, — медленно заговорила Платина, тщательно подбирая слова. — Это было бы чудесно.

Улыбка супруги хозяина дома стала ещё снисходительнее.

— Только, если можно, — продолжила Ия. — Недорогие.

— Ценю вашу скромность, госпожа гостья, — её речь явно насмешила собеседницу. — Но, хвала Вечному небу, наш господин достаточно богат.

— Возможно, я неправильно выразилась, госпожа Сабуро, — поймав недовольный взгляд старшей спутницы, торопливо поклонилась девушка. — Просто мне бы хотелось обувь в которой… удобно долго ходить.

— Ах, вон что вы имели ввиду, — понимающе кивнула жена чиновника. — Тогда я прикажу подобрать вам дорожные туфли.

— Спасибо, госпожа Сабуро, — едва не выдохнула от облегчения Платина.

— Не забудьте о наших вещах, Азумо-ли, — напомнила монашка, когда они направились к зданию с высокой черепичной крышей, всё внутреннее пространство которого занимал один большой, богато убранный зал.

— Икиба! — бросила через плечо супруга хозяина дома. — Проследи, чтобы всё доставили в комнату госпожи Амадо Сабуро.

— Да, старшая госпожа, — поклонившись, пожилая служанка в зелёном, меховом жилете и с серебряными серьгами в ушах осталась выполнять полученное приказание.

Не доходя до горбатого каменного мостика, перекинутого через замёрзшую лужу, жена начальника уезда неожиданно безапелляционно заявила:

— Дорогая золовка, пусть Оджина проводит вас в баню, а комнату госпоже гостье я покажу сама.

Монашка резко обернулась. Поймав её обеспокоенный взгляд, девушка пробормотала, скромно потупив глазки:

— Мне бы не хотелось утруждать вас, госпожа Сабуро. Лучше я постою и подожду слуг с вещами.

— Нет-нет, — покачала затейливой причёской женщина, проговорив с затаённой издёвкой: — Вы же наша гостья, госпожа гостья. А когда гость доволен, рады и хозяева. Не расстраивайте нас, госпожа гостья.

— Как я могу себе такое позволить, госпожа Сабуро?! — картинно разведя руками, Ия, не удержавшись, добавила в голос изрядную толику яда, подумав с горечью: «Тётка, похоже, порядочная стерва. А она здесь самая главная. Вот же ж повезло. Ладно, пока осмотримся, а там видно будет».

— Пойдёмте, госпожа гостья, — собеседница сделала приглашающий жест, и камни в украшавших белые пальцы перстнях разноцветно сверкнули в лучах яркого зимнего солнца.

— Только после вас, госпожа Сабуро, — столь же любезно ответила Платина.

Кивнув, супруга хозяина дома стала подниматься на мостик.

Отстав на пару шагов, девушка двинулась следом. Поравнявшись со всё ещё стоявшей монашкой, она услышала тихий шёпот:

— Не расстраивайтесь, Платино-ли. Госпожа Азумо вовсе не такая сердитая, какой хочет казаться.

— Надеюсь, Сабуро-ли, — вздохнула Ия.

Перебравшись на другой берег прудика, жена начальника уезда направилась к жилому крылу, перпендикулярно примыкавшему к другому почти столь же высокому и массивному зданию, как и то, внутри которого находился всего один просторный зал, а служанка с её золовкой пошли в другую сторону.

Поскольку покои главной жены, где ей уже довелось побывать, располагались слева от второго большого дома усадьбы, путешественница между мирами поняла, что комнаты наложниц устроены напротив друг друга в одинаковых с виду строениях по разные стороны внутреннего дворика.

Те же четыре решётчатых, затянутых полупрозрачной бумагой окна, та же пара выходящих на веранду двустворчатых дверей, возле одной из которых застыла девушка в длинной, зелёной юбке и стёганном жилете поверх синей кофты.

— Это Усуя, — небрежно представила её супруга хозяина дома. — Пока вы здесь, она будет вашей служанкой.

— Спасибо за заботу, госпожа Сабуро, — помня уроки своей старшей спутницы, поблагодарила собеседницу Ия.

Вновь пришлось разуваться под насмешливо-сочувственным взглядом жены чиновника.

Гладко оструганные доски веранды казались ледяными даже сквозь тёплые носки. Поэтому, едва Усуя распахнула двери, девушка, не дожидаясь приглашения, решительно шагнула в комнату.

«Ура, здесь, кажется, тоже топят!» — обрадовалась она, стараясь сохранить невозмутимо-вежливое выражение лица.

Прямо напротив входа располагалась узкая лежанка, покрытая пёстро расшитым покрывалом. В стороне у стены стояла низкая кровать с резными спинками, завешанная чем-то вроде балдахина из прозрачной ткани.

Кроме того Ие бросились в глаза привычного вида длинный, низенький шкафчик с расставленными на крышке безделушками и вазами, в одной из которых торчал засушенный цветок на длинном стебле, круглый столик с тремя табуретками, разрисованная причудливым пейзажем высокая ширма, туалетный столик и нечто напоминающее шифоньер с решётчатыми, затянутыми тканью дверками.

Вся мебель была изукрашена причудливой резьбой и поблёскивала от покрывавшего её лака. На задрапированных светло-бежевой тканью стенах висели картины с изображением гор, водопадов и цветов.

«А неплохо живут наложницы глав местных администраций», — усмехнулась про себя Ия, ставя сумку с вещами из своего мира на табурет.

Обернувшись, она встретилась взглядом с карими глазами жены начальника уезда. На сей раз женщина смотрела на неё с плохо скрытым удивлением и вроде бы казалась разочарованной.

«Она что думала, я раскрою рот от удивления или бухнусь в обморок при виде такого богатства? — мысленно фыркнула путешественница между мирами. — Не дождётесь!»

Однако после секундного размышления всё же проговорила:

— Благодарю вас, госпожа Сабуро, что позволили остановиться в такой чудесной комнате.

— Ну, что вы, госпожа гостья, — делано смутилась собеседница, буквально вцепившись взглядом в лежащую на табурете сумку. — Мне стыдно, что приходится предлагать вам столь убогое жилище.

— Вам нечего стыдиться, госпожа Сабуро, — держа в голове наставления монашки, решилась возразить Платина. — Все комнаты, которые мне выпала честь видеть, оформлены очень красиво, с изяществом, выдающим прекрасный вкус хозяйки.

«До чего слащаво, даже противно, — неожиданно подумала она, с трудом давя вспыхнувшее раздражение. — Надо привыкать, если здесь так принято. Ничего не поделаешь — другая культура».

— Спасибо за лестную оценку моих скромных способностей, — грациозно кивнула женщина, и золотые подвески на шпильке вновь мелодично звякнули.

— Принеси нам чаю, Усуя, — приказала она, опускаясь на табуретку.

«Мне бы от старого чая поскорее избавиться, — мысленно вздохнула Ия. — А не новый глотать. Только не будешь же спрашивать такую утончённую даму: как пройти в сортир? Не поймут-с».

— Слушаюсь, старшая госпожа, — служанка повернулась кругом, и девушка увидела спускавшуюся почти до поясницы шёлковую, малиновую ленточку, вплетённую в конец толстой, подвёрнутой косы.

— Господин велел не задавать вам вопросов, госпожа гостья, — женщина скривила ярко накрашенные губы в подобие улыбки. — Но он не запрещал мне на вас смотреть.

— Вряд ли вы увидите что-то интересное, госпожа Сабуро, — усмехнулась собеседница, не пряча глаз под холодным, испытывающим взглядом.

— А вы не очень хорошо воспитаны, госпожа гостья, — посетовала жена начальника уезда.

— У меня много и других недостатков, госпожа Сабуро, — вздохнула Платина, но играть в «гляделки» с супругой хозяина дома перестала, сфокусировав взгляд на картине за её спиной.

Примерно с полминуты в помещении стояла давящая тишина. Девушка не знала, что сказать, а собеседница молча разглядывала её, словно нечаянно выигранный копеечный приз, гадая: то ли сразу выбросить в мусорное ведро, то ли подождать? А вдруг на что-нибудь сгодится?

Тонкая дверь с заклеенными бумагой окнами в верхней части позволяла прекрасно слышать всё, что происходит на веранде. Когда оттуда донёсся звук приближавшихся шагов, женщина вдруг спросила:

— Вам нравятся ранние работы Хоммо, госпожа гостья?

— Что? — вздрогнула та от неожиданности.

— Вы так пристально рассматривали его «Плачущую сливу», — с лёгкой издёвкой пояснила супруга хозяина дома. — Что мне захотелось узнать, как вы относитесь к творчеству этого художника.

— Красиво, госпожа Сабуро, — Ия постаралась ответить как можно неопределённее.

Тут в дверь постучали, и женский голос произнёс:

— Принесли ваши вещи, госпожа гостья.

— Пусть заносят, — ответила вместо неё жена начальника уезда.

В комнату вошла знакомая служанка с узлами и мужчина с корзиной.

— Поставьте туда, — распорядилась Азумо и обратилась к замершей собеседнице. — Вам ещё что-нибудь нужно?

— Нет, госпожа Сабуро, — ответила та, чуть склонившись в коротком поклоне.

— Тогда можете идти, — отпустила слуг женщина.

— Простите, госпожа гостья, — делано извинилась она, едва за ними закрылась дверь. — Я всё-таки задала вам вопрос. Не смогла сдержать любопытства. Хотя…

Она лукаво прищурилась.

— Я же не спрашиваю: кто вы и что с вами случилось?

Её прервал робкий стук.

— Кто там? — поморщилась жена чиновника, явно раздосадованная тем, что ей не дали закончить свою мысль.

Ответ последовал незамедлительно:

— Это я — Усуя, старшая госпожа. Принесла чай.

— Войди.

Служанка внесла поднос, на котором красовались фарфоровый чайник с торчавшей в сторону длинной ручкой и пара прикрытых крышечками чашечек.

Не выставляя посуду, она опустила поднос на стол перед хозяйкой и, отступив к стене, застыла, потупив взор.

Приподняв крышечку, Азумо заглянула в пиалу, после чего, удовлетворённо улыбнувшись, лично наполнила её горячей водой.

— Я не знаю, какой чай вы предпочитаете, госпожа гостья, — любезно улыбнулась она, наливая кипяток во вторую чашку. — Но, полагаю, горный дунфань вас не разочарует.

— Надеюсь, госпожа Сабуро, — натянуто улыбнулась Ия, едва не взвыв от досады: «Да когда же ты уйдёшь, чурка раскрашенная?!»

— Куда же вы торопитесь, госпожа гостья? — поморщилась женщина, когда Ия потянулась за чаем. — Дайте ему немного настояться, чтобы по достоинству оценить вкус.

Она поднесла пиалу к носу, приподняла крышечку и, втянув аромат, довольно улыбнулась, поинтересовавшись как бы между прочим:

— Но, возможно, вам больше по душе другие напитки?

— То, что ваш уважаемый супруг, госпожа Сабуро, не запретил вам задавать мне другие вопросы, — усмехнувшись, окончательно рассвирепевшая Платина взяла чашечку и сделала маленький глоток. — Ещё не значит, что он приказал мне вам отвечать.

— Вы отвратительно воспитаны, госпожа гостья! — прошипела собеседница, со стуком поставив пиалу на поднос, так что часть остававшегося чая выплеснулась наружу. — И если бы не господин, я бы приказала наказать вас за подобную грубость!

«Кажется, я погорячилась, — молнией пронеслось в голове путешественницы между мирами. — Надо как-то отбрехаться. Но на колени становиться всё равно не буду. Хватит, перед мужем стояла».

Бодро вскочив на ноги, она отвесила гневно раздувавшей ноздри даме низкий поклон.

— Прошу прощения, госпожа Сабуро, если мои слова показались вам слишком дерзкими. Но ваш супруг велел мне ничего о себе не говорить.

— Вот как? — вскинув брови, женщина достала из широкого рукава белый платочек и вытерла мокрые пальцы, но тут же нахмурилась. — Но это вас не извиняет, госпожа гостья. Вы могли предупредить меня об этом раньше и не в столь грубой и бестактной форме!

— Ещё раз прошу прощения, госпожа Сабуро, — не поднимая головы, сказала девушка. — Но мне надо разобраться с вещами и найти чистое бельё.

— Не беспокойтесь, госпожа гостья, — презрительно скривилась собеседница. — Я уже давно обо всём распорядилась.

— Спасибо, госпожа Сабуро, — Ия застыла в полупоклоне, с трудом заставляя себя не морщиться от боли в нижней части живота, и подумала: «Если она сейчас не уйдёт, спрошу про сортир у неё. Я всё равно уж плохо воспитана».

К счастью, ей не пришлось обращаться со столь интимным вопросом к жене начальника уезда.

Та встала величественная, как фасад Большого театра, и пошла к двери, почти выплюнув на ходу:

— Прощайте, госпожа гостья. Но имейте ввиду, что я обязательно расскажу господину о вашем предосудительном поведении.

«Едва ли он удивится ещё сильнее», — мысленно усмехнулась Платина и, как только Азумо скрылась за предупредительно распахнутой служанкой дверью, подбежала к девушке, прошипев:

— Где здесь уборная?

— Вам плохо, госпожа гостья? — забеспокоилась Усуя.

— Не очень хорошо, — честно призналась Ия.

— Горшок за ширмой, госпожа, — подсказала служанка.

— Мне бы в уборную го… Усуя, — поморщилась девушка, не испытывая никакого желания вспоминать раннее детство столь экзотическим способом.

— Пойдёмте, госпожа гостья, — стараясь скрыть своё удивление, предложила собеседница.

В который раз за день проклиная сапоги как обувь, мало подходящую для дома богатого чиновника, Платина быстро обулась и, попросив служанку поторопиться, поспешила за своей провожатой.

Выяснилось, что строение, где располагались комнаты наложниц, отделял от второго большого здания крытый переход, ведущий в ещё один узенький дворик, по периметру которого теснились разнообразные явно хозяйственные постройки.

— Вот уборная для господ, госпожа гостья, — объявила Усуя, указав на на дверь с привычно заклеенным бумагой окошечком и бронзовой ручкой в виде то ли лисицы с короткими ушами, то ли длинноухого хорька.

Для того, чтобы попасть внутрь вожделенного помещения, требовалось повернуть ручку вниз.

«Почти как дома», — успела подумать Ия, отдавая должное запорному механизму, и проскользнула в крошечную комнатку с овальным вырезом, призывно черневшим в невысоком приступке из гладко оструганных, лакированных дощечек. А рядом на стене висел шкафчик с аккуратно нарезанными бумажными листочками.

«Ну, это вообще цивилизация!» — довольно усмехнулась путешественница между мирами, торопливо расстёгивая джинсы.

Покончив с самым насущным делом, она почувствовала себя почти счастливой, поэтому, выходя во двор, не смогла удержаться от довольной улыбки.

За время её пребывания в гостях у начальника уезда небо успело подёрнуться какой-то туманной дымкой, и по сравнению с утром сделалось заметно теплее.

— Я провожу вас в комнату, госпожа, — подала голос стоявшая поодаль Усуя.

Девушка кивнула, но тут послышался тонкий скрип дверных петель. Оглянувшись, она увидела, как из здания напротив выходит монашка, с головой укрытая меховой накидкой.

— Госпожа… гостья? — сестра начальника уезда остановилась так резко, что шагавшая позади служанка едва не врезалась ей в спину. — Что вы здесь делаете?

— Да вот пришлось прийти, госпожа Сабуро, — усмехнулась Ия, кивнув в сторону уборной.

— Горячая вода ещё осталась, или госпоже гостье надо немного подождать? — обратилась Амадо к своей спутнице.

— Воды хватит, госпожа Сабуро, — ответила та с коротким поклоном. — В прошлом году господин приказал поставить новый большой котёл. Теперь у нас всегда много горячей воды.

— Тогда проходите купаться, госпожа гостья, — радушно пригласила монашка.

«Вот же ж, — растерянно подумала девушка. — Знала бы, что она так быстро отделается, сняла бы джинсы с колготками… и свитер. Теперь придётся рисоваться в них перед местными, а они, небось, и так про меня уже кучу сказок насочиняли».

По своему поняв скользнувшую по её лицу тень, собеседница поспешила успокоить:

— Не переживайте, бельё уже готово.

— Тогда, конечно, пойду, — натянуто улыбнулась Ия.

Дверь в баню оказалась массивной и сплошной. Хотя на фасаде имелось два больших решетчатых окна, заклеенных всё той же белой, полупрозрачной бумагой, но внутри их прикрывали плотно сколоченные дощатые щиты. Поэтому в помещении, освещённом лишь масляными светильниками, царил полумрак.

Один из них стоял у входа, и в его тусклом освещении гостья рассмотрела обшитые короткими плашками светлого дерева стены, какие-то сундуки и лавки, на одной из которых светлым пятном выделялось аккуратно сложенное бельё.

«Тут что-то вроде предбанника», — решила Платина, заметив не доходящую до потолка перегородку, делившую помещение на две неравные части.

В широком проходе между ними стояла невысокая, крепко сбитая женщина средних лет в длинном платье без рукавов, из-под подола которого выглядывали голые, узловатые ступни.

— Здравствуйте, госпожа гостья, — поприветствовала она Ию. Очевидно, её уже предупредили, как следует обращаться к девушке. — Присаживайтесь, пожалуйста.

Служанка или, наверное, правильнее сказать, банщица указала на одну из лавок.

— Позвольте помочь вам раздеться?

— Сама справлюсь, — отмахнулась Платина, рассудив, что не стоит смущать аборигенов некоторыми предметами своего туалета.

— Как пожелаете, госпожа, — с плохо скрываемым недоумением пожала плечами собеседница, пробормотав: — Грязное бельё оставьте здесь.

— Хорошо, — кивнула девушка, развязав ленту на кофте. — Я так и сделаю. Пока можешь идти.

Брови банщицы чуть приподнялись. Но, видимо, спорить с пожеланиями господ здесь не принято, поэтому, отвесив поклон, женщина послушно отошла за перегородку.

Торопливо разоблачившись, путешественница между мирами завернула свитер, бюстгальтер и колготки в джинсы и громко сказала, поднимаясь на ноги:

— Эй, где вы там?

— Я здесь, госпожа, — тут же отозвалась служанка, вновь появляясь в предбаннике.

— Это я заберу с собой, — Платина кивнула на синий свёрток.

— Как прикажете, госпожа, — поклонилась собеседница и замялась, явно желая, но не решаясь что-то сказать.

Помня о том, как мало ей ещё известно о местных реалиях, Ия решила выяснить, что же смущает банщицу, и спросила самым благожелательным тоном:

— Я в чём-то ошиблась?

— Нет, нет, госпожа, — покачала головой та. — Только уж одеты вы больно легко. Как бы после бани не простудиться…

«Да, — мысленно согласилась девушка, вспомнив монашку в тёплом плаще. — Без свитера будет холодно».

— Вы бы, госпожа, отправили Усую за какой-нибудь одеждой, — продолжила собеседница. — А за одно она бы и вещи ваши захватила.

— А где Усуя? — спросила Ия.

— Так во дворе ждёт! — бодро отрапортовала банщица.

— Позови её, — попросила девушка.

По голым ногам неприятно прошелестел холодный ветерок.

Торопливо прикрыв дверь, служанка поклонилась, стерев с кончика носа прозрачную каплю.

Выслушав приказание, она взяла свёрток, ещё раз поклонилась и выскочила во двор.

А Ия, поёживаясь от холода, отправилась за перегородку, где сразу увидела прямоугольную ванну размером метра два на полтора, собранную из тщательно подогнанных досок.

В углу возвышалась монументальная, сложенная из кирпича печь, в топке которой с треском горели поленья. Рядом на деревянной скамеечке стояли деревянные вёдра.

На стенах висели разнообразные полочки, где, кроме ещё одного ярко горевшего масляного светильника, теснились разнокалиберные горшочки: от совсем крошечных, с водочную стопку величиной, до вместимостью не менее полутора литров. Горловину каждого из них прикрывала либо обшитая кожей пробка, или промасленная бумага, а глянцевые бока украшали плохо различимые в темноте надписи.

Девушка смогла прочитать только одно слово: «Имбирь».

«Здесь ещё и готовят», — усмехнулась она про себя, ставя ногу на ступеньку короткой лестницы.

Банщица протянула руку, очевидно, предлагая помочь ей подняться. Не обращая на неё внимания, Ия легко забралась на широкий бортик ванны, с огорчением заметив, что глубина той не превышает и полуметра, и, наклонившись, осторожно попробовала воду пальцами руки.

Убедившись, что та очень даже тёплая, она осторожно уселась на дно, вытянув ноги и опираясь спиной в деревянную стенку. Захотелось прикрыть глаза от удовольствия и замурлыкать какую-нибудь весёлую песенку.

— Не добавить ли ещё горячей воды, госпожа гостья? — раздался над ухом заботливый голос банщицы.

Прислушавшись к своим ощущениям, девушка кивнула.

— Можно.

Женщина сходила к печи и, вернувшись с полными вёдрами, осторожно вылила их содержимое в угол бассейна.

Горячая вода прошлась по ногам, постепенно остывая.

Устраиваясь поудобнее, Ия подняла руку и почувствовала, как что-то прилипло к коже. Присмотревшись, увидела чёрный лоскутик, очень похожий на сушёный листок или даже на лепесток цветка.

Принюхавшись, с удивлением обнаружила, что от воды исходит лёгкий запах пионов.

«У них, наверное, и розы есть? — с непонятным сожалением подумала Платина. — Но и с пионами не хило. Это же сколько бутонов надо запасти, чтобы всю зиму и весну принимать такие ванны. Красиво живут местные начальники».

Девушка замялась, не зная как поступить? Обращаться к человеку гораздо старше себя просто «Эй ты», казалось путешественнице между мирами не очень удобным. Однако она помнила, что «вы» говорят только и исключительно дворянам.

Давать лишний повод для пересудов слугам важного чиновника не хотелось, поэтому Ия громко сказала:

— Мне бы голову помыть, а то волосы совсем грязные.

— Какое мыло желаете, госпожа? — мгновенно откликнулась банщица.

Из рассказов монашки Платина знала, что здешнее моющее средство является не совсем мылом. Его готовят из золы, каких-то особых трав и животного жира с добавлением натуральных ароматизаторов.

Но, чтобы не путаться, изучая язык, девушка не стала придумывать для себя нового значения тонганского слова, решив использовать более привычное.

— Если можно, то полынное, — подумав, определилась она, вспомнив, что, по словам Сабуро, именно оно лучше всего отбивает запахи.

— Хорошо, госпожа, — с уже привычным удивлением отозвалась собеседница.

«Вот же ж опять что-то не так ляпнула, — мысленно выругалась Ия, посетовав: — И ничего-то я в их жизни не понимаю. Хорошо, хоть разговаривать кое-как научилась».

Тем временем банщица аккуратно расплела ей косу, рассыпав отросшие волосы по плечам. Затем, зачерпнув воду из бассейна ковшом на длинной ручке, намочила их и принялась обмазывать липкой массой, по консистенции и ощущениям сильно похожей на воняющую полынью грязь.

Не ожидавшая ничего подобного, девушка опасливо поёжилась, а служанка, оставив её в таком плачевном положении, отправилась к котлу, где долго возилась, переливая воду из одной посуды в другую.

Наконец она вернулась и, положив тёплую ладонь на лоб Ии, проговорила:

— Наклонитесь, пожалуйста, госпожа гостья.

Та послушно откинулась назад, и женщина принялась смывать «мыло» с её волос, так что грязь стекала на пол, почти не попадая в ванну.

Затем девушку попросили выпрямиться и неторопливо вылили ей на голову ещё одно ведро тёплой, почти горячей воды.

— Ух здорово! — не удержавшись, охнула она по-русски.

— Что вы сказали, госпожа гостья? — встрепенулась банщица.

— Говорю, запах приятный, — после короткого замешательства ответила та, подобрав, как ей казалось, наиболее похоже звучащие слова.

— Рада, что вам понравилось, госпожа, — сказала собеседница и принялась вытирать мокрой тряпкой плечи Ии.

— Я сама, — проворчала девушка, отбирая мочалку.

— Как прикажете, госпожа, — с лёгким удивлением проговорила служанка.

«Всё, хватит кайфовать, — подумала путешественница между мирами, ожесточённо натирая ноги под водой. — А то опять что-нибудь ляпну».

Шлёпнув мокрую тряпку на бортик ванной, она встала, намереваясь выбраться из неё.

— Подождите, госпожа! — озабоченно вскричала банщица. — Я принесу полотенце.

— Неси, — пожала плечами Платина и, игнорируя лесенку, опустила ноги на куснувший холодом пол.

Навстречу ей из предбанника выскочила служанка, на ходу разворачивая полотенце, размерами походившее на простыню для двуспальной кровати. Ткань, напоминавшая хорошо знакомый Ие хлопок, прекрасно впитывала влагу. Задрапировавшись в это супер-полотенце, словно в древнеримскую тогу, девушка взялась за подаренное бельё.

Длинные исподние штаны из белой материи с завязочками на поясе подошли почти идеально. Разве что в бёдрах оказались слегка узковаты и туго обтягивали зад.

А вот вместо уже привычной для неё мужской нательной рубахи на скамейке лежала аккуратно свёрнутая в рулончик полотняная лента шириной сантиметров в пятнадцать, повергшая Ию в короткий ступор.

Лишь через несколько томительных секунд она вспомнила, как монашка рассказывала про какие-то грудные повязки, которые местные знатные дамы носят вместо лифчика.

Вот только тогда буквально «погребённая» под валом информации Платина не удосужилась узнать: как же надевают и носят сей предмет женского туалета?

Однако выказывать свою неосведомлённость в столь элементарных вещах не хотелось. Поэтому, подумав, она произнесла самым невинным тоном:

— Помоги мне одеть.

— Не изволите ли Усую подождать, госпожа? — извиняющимся, почти плачущим тоном попросила женщина. — Я простая банщица, барышень одевать не обучена. Помочь раздеться ещё сумею, а с таким не справлюсь.

«Вот же ж! — досадливо поморщилась девушка. — А где она лазает? Ладно, займёмся пока чем-нибудь другим».

И запахнув на груди полотенце, она один за другим натянула высокие, холщовые носочки, которые тоже оказались слишком узкими и едва налезли на ступню.

— Старшая госпожа приказала передать вам это, — сказала банщица.

Обернувшись, Ия увидела у неё в руках светло-коричневые кожаные туфли, расшитые по краю простеньким узором из красных и жёлтых ниток.

«А бедноватый здесь выбор фасонов, — усмехнулась про себя путешественница между мирами. — Или чешки тряпичные, или такие вот калоши».

Зато с размером жена начальника уезда почти угадала. Туфли оказались лишь немного великоваты, но тем не менее не соскальзывали с ноги.

«Так даже лучше, — подумала девушка, рассматривая обновку. — Можно ещё пару носков надеть для тепла. И смотрятся неплохо. Всё лучше, чем гламурные чувяки жён Сабуро».

Её размышления прервал скрип дверных петель. В баню вместе с холодом ворвалась запыхавшаяся Усуя, прижимая к груди свёрнутый плащ.

— Простите, госпожа гостья, что заставила вас ждать, — тяжело дыша проговорила она, низко кланяясь.

— Ты вовремя, — не смогла удержаться от улыбки Ия. — Помоги мне одеться.

Она кивнула на сиротливо лежащую поодаль ленту.

— Да, госпожа, — круглое лицо служанки просияло.

Наверное, она ожидала по меньшей мере упрёков, но видя, что важная гостья не гневается, выглядела почти счастливой.

Положив плащ на лавку, Усуя взяла матерчатый рулончик и замялась в нерешительности.

— Что-то не так? — насторожилась Платина, опасаясь опростоволоситься в очередной раз.

— Прижмите конец к телу, госпожа, — явно робея, пробормотала служанка.

— Покажи как? — попросила девушка, рассудив, что терять уже всё равно нечего, а учиться носить здешние вещи нужно.

— Вот так, — ещё больше смущаясь, служанка сунула ей под мышку один край полосы и принялась деловито виток за витком обматывать ленту вокруг груди Ии. Потом она как-то ловко вставила второй конец полосы между витками и, поклонившись, отошла, явно любуясь своей работой.

Девушка поёжилась. Повязка сдавливала грудь, затрудняя дыхание. Но, если местные женщины носят подобные безобразия, то и ей лучше пока следовать общепринятой моде и не выделяться.

Пока Платина одевалась, банщица заботливо вытерла ей волосы полотенцем, а затем Усуя расчесала их деревянным гребнем с редкими зубчиками и заплела в аккуратную косу.

— А зеркало здесь есть? — поинтересовалась Ия.

— О Вечное небо! — всплеснув руками, банщица торопливо затараторила: — Простите, госпожа гостья! Конечно есть!

Продолжая оправдываться, она бросилась к сундуку.

— Я сегодня никого не ждала, вот и убрала его. Госпожа Амадо Сабуро про зеркало-то и не вспомнила. Монашкам-то оно без надобности. Во имя Вечного неба, простите меня глупую, не жалуйтесь на меня господину.

— Успокойся, — поморщилась девушка, чувствуя себя очень неловко и вовсе не испытывая желания ябедничать хозяину дома на его слуг.

— Спасибо, добрая госпожа, да пошлёт вам Вечно небо счастья и достаток, — тяжело дыша, банщица выпрямилась, держа ярко начищенный металлический диск, закреплённый на деревянной подставке.

«Надо было своё захватить, да кто знал, что прямо из сортира в баню пойду?» — мельком подумала Платина, пристально вглядываясь в бледное, слегка размытое изображение.

Убедившись, что лицо чистое, волосы из причёски не выбиваются, она отступила на шаг, чтобы наконец оценить, как на ней смотрится одежда аборигенов, и едва не взвыла от досады и разочарования.

«Вот же ж! У меня и так спереди почти ничего нет, а сейчас я вообще как доска выгляжу! Нет, ну что за мода такая?! И некрасиво, и дышать нечем, и вообще раньше бы я такое убожество в жизни бы не надела… А тут ходи как пугало».

Мысленно выругавшись, она потянулась за сапогами. Не оставлять же их здесь на память?

— Госпожа, — подала голос Усуя.

— Я их с собой заберу, — проворчала Ия.

— Как пожелаете, госпожа гостья, — поклонилась служанка. — Только позвольте я понесу.

— Да я сама, — всё ещё пребывая в растрёпанных чувствах, отмахнулась девушка.

— Если старшая госпожа увидит вас с ними, то может подумать, что я отнеслась к вам с недостаточным вниманием и почтением, — понизив голос, пробормотала Усуя, глядя в пол.

«Вот же ж! — вновь мысленно выругалась Платина. — А я об этом даже не подумала. Как тут всё сложно».

Опасаясь вновь попасть впросак, Ия набросила на голову меховой плащ, доставшийся ей в наследство от госпожи Индзо, и быстро вышла из бани.

На обратном пути она встретила двух наложниц. Девицы, примерно шестнадцати или семнадцати лет, неторопливо прогуливались по замёрзшему садику в сопровождении служанок.

При виде появившейся из прохода между зданиями гостьи они остановились. Шагавшая за ней Усуя тоже встала и, несмотря на то, что до них было не менее тридцати шагов, поклонилась, громко проговорив:

— Здравствуйте, госпожа вторая наложница. Здравствуйте, госпожа третья наложница.

Не зная, как правильно вести себя в подобной ситуации и не желая чем-нибудь обидеть этих явно страдающих от безделья дам, Ия слегка поклонилась, пробормотав:

— Здравствуйте, госпожа Сабуро, и вы, госпожа Сабуро, тоже здравствуйте.

Одна из наложниц что-то сказала, наклонившись к уху другой, и обе противно захихикали, прикрывая нижнюю часть лиц широкими рукавами ярких, шёлковых платьев.

Отвернувшись и гордо вскинув голову, Платина проследовала к знакомой двери. На миг заколебавшись, она всё же решила постучать.

— Кто там? — отозвалась монашка.

— Это я, — сказала девушка. — Гостья.

— Чего же вы ждёте? Заходите.

За спиной вновь послушался глумливый смех.

«Дуры, — раздражённо подумала путешественница между мирами. — С жиру бесятся, вот и смешно им».

Спутница встретила её за столом, уставленным крошечными мисочками с разнообразной незнакомой снедью.

— Сапоги поставь вон туда, — Ия указала на корзину у стены. — И можешь идти.

— Но старшая госпожа приказала мне заботиться о вас, госпожа гостья, — поклонившись, напомнила служанка.

Сбросив плащ на лежанку, девушка возвела очи горе.

— Придёшь через час, — пришла ей на помощь монашка.

— Слушаюсь, госпожа Сабуро, — отвесив ей поклон, Усуя вышла, а гостья тяжело плюхнулась на табурет.

— Она принесла ваши вещи, Платино-ли, — спутница кивнула на лежащие поодаль джинсы. — Разве их не надо постирать?

— Они слишком непривычно выглядят, госпожа Сабуро, — поморщилась Ия. — Слуги начнут болтать лишнее. А ваш брат ещё ничего не решил. Вот я и подумала, что не стоит показывать их слугам.

— Может, вы и правы, — пожала плечами собеседница и, взяв с подноса чайник, предложила. — Чаю выпьете?

— Спасибо, Сабуро-ли, — поблагодарила девушка и в самом деле почувствовав усталость и сильнейшую жажду.

Кажется, она так не выматывалась со дня злосчастного похода в вымершую деревню, когда пришлось сначала драться с мародёрами, а потом удирать от голодных волков.

— Попробуйте сладких орешков, Платино-ли, или вот побеги бамбука в мёду, — взялась угощать собеседница, едва Ия сделала первый глоток. — До ужина ещё долго, вот госпожа Азумо и прислала нам немного закусок.

Рот девушки мгновенно наполнился слюной, и все тревожные мысли куда-то улетучились. Будучи по натуре сладкоежкой, она не заставила себя упрашивать и с жадностью накинулась на угощение, стараясь отведать каждое из присутствующих на столе кушаний.

И хотя вкус подавляющего большинства из них оказался незнакомым и весьма своеобразным, в общем и целом местные десерты её не разочаровали. Хотя после опостылевшей рисовой диеты любая более-менее съедобная еда могла показаться верхом кулинарного изыска.

Когда она опустошила чашку и вновь наполнила её горячей водой, монашка прошептала с ясно различимым упрёком:

— Почему вы мне раньше не сказали, что тел-ле-ф-он может сам рисовать картинки?

Проглотив вязкую, тягучую массу со вкусом мяты и эстрагона, Ия неопределённо пожала плечами.

— Как-то не догадалась. Для меня это само собой разумеется. Простите, госпожа Сабуро, если я ненароком вас обидела. Но вы же не стали сомневаться в том, что картины в телефоне отражают действительность. А ваш брат посчитал их фантазиями художника. Вот и пришлось доказывать ему, что это не так.

Сжав губы в куриную гузку, собеседница осуждающе покачала головой, но обижалась недолго, уже через минуту гордо заявив:

— Я же говорила, что он обязательно вам поможет.

— Надеюсь, Сабуро-ли, — девушка разломила белый кирпичик размером с дешёвую шоколадную конфету. — Что ваш брат не из тех, кто забывает свои обещания.

— Можете не сомневаться, — заверила её монашка. — Всё будет так, как он сказал. Только ему надо подумать: как лучше это сделать?

Женщина вдруг встрепенулась.

— Мой брат вам понравился, Платино-ли?

— В каком смысле? — Ия даже жевать перестала. Перспектива стать ещё одной наложницей начальника уезда её как-то не особо вдохновляла.

— Разве он не мудрый человек? — то ли не замечая беспокойства своей юной спутницы, то ли специально подшучивая над ней, пояснила собеседница. — Даже не поверив с самого начала, он всё же дал вам высказаться.

— Это так, Сабуро-ли, — успокоившись, согласилась девушка, поддев маленькой металлической ложечкой нечто напоминающее заварной крем. — Я никогда не сомневалась в его уме. Глупец просто не смог бы занять столь высокое положение в обществе, добиваясь всего своим трудом.

— После того, как я ушла в баню, госпожа Азумо ещё долго с вами разговаривала? — задала сестра начальника уезда новый вопрос.

Отпрянув от стола, Ия вернула ложечку на блюдце и полезла в узкий рукав за платком.

— Нет, недолго. Но я успела ей не понравиться.

— Откуда вы знаете? — вскинула брови собеседница.

— Она сама так сказала, — вздохнула девушка и, вытерев липкие губы, поведала подробности их не самой удачной беседы.

— Это я во всём виновата! — сокрушённо всплеснула руками монахиня. — Не сумела толком привить вам правила приличия!

— А что вы могли сделать, Сабуро-ли? — видя, что та переживает, совершенно искренне попыталась утешить её спутница. — Я же еле-еле успела научиться говорить правильно. И то, как забудусь, так и скажу что-нибудь не так. У вас просто не хватило времени научить меня ещё чему-нибудь. Так что не вините себя за это.

— Во всяком случае я старалась, — вздохнула собеседница, покачав головой. — Но всё равно для девушки своих лет вы знаете очень мало.

«Да, всякой ерунде, вроде того к кому как обращаться, да как правильно кланяться, меня не учили, — раздражённо подумала путешественница между мирами. — Зато я третий закон Ньютона знаю, закон Архимеда и теорему Пифагора! И ещё много того, чего вам и не снилось.»

Чувствуя, что начинает злиться, она поспешила сменить тему:

— Госпожа Сабуро, в бане служанка назвала меня «барышней». Что это значит?

— Простолюдины так называют молодых, незамужних дворянок, — охотно пояснила монахиня. — Но образованные люди это слово не употребляют. Имейте это ввиду.

— Я запомню, Сабуро-ли, — пообещала Ия и продолжила: — У вашего брата очень большой дом. Вы не могли бы рассказать: где здесь что находится?

— Большой?! — возмущённо фыркнула женщина, словно не расслышав последних слов собеседницы, и сокрушённо покачала головой. — Что вы, госпожа Платино! Мой брат живёт очень скромно. У любого землевладельца дом гораздо богаче. А какие у них сады и парки?! После Воссоединения народа Сын неба приказал засыпать рвы и снести наружные стены, установив их высоту не более чем в три чи. Когда отпала надобность в укреплениях, даже самые бедные рыцари стали устраивать на своих землях парки и пруды с беседками. А у моего брата есть только этот заурядный домик.

«Ничего себе заурядный, без навигатора заплутаешься, — мысленно усмехнулась девушка, сохраняя вежливо-заинтересованное выражение лица, и вдруг в голове промелькнула догадка. — Да она, кажется, завидует!»

Не желая расстраивать собеседницу, она заговорила о другом:

— А почему Сын неба издал такой… странный указ?

— Тогда в государстве царила смута, — размеренно, словно читая лекцию или молитву, заговорила монашка, успокаиваясь. — Истинному Сыну неба даже пришлось удалиться из страны и скрываться на Севере, откуда он вернулся с многочисленным войском великого генерала Берно. Его люди были потомками тонган, покинувших родину в незапамятные времена из-за мятежей и неустройств. Но двести лет назад они вернулись вместе с истинным Сыном неба… Только разве я вам этого не рассказывала, Платино-ли?

— Рассказывали, госпожа Сабуро, — не стала та спорить и покаянно вздохнула. — Но, стыдно признаться, тогда я слишком плохо знала ваш язык, а постоянно переспрашивать мне казалось не удобным.

— Ну, слушайте ещё раз, — рассмеялась женщина и продолжила: — Среди благородных людей нашлись отдельные отщепенцы, осмелившиеся выступить против истинного государя и его непобедимого полководца. Их сурово наказали. А чтобы землевладельцы не забывали о своём долге перед Сыном неба и страной, им приказали засыпать рвы и разрушить наружные стены своих замков.

— А внутренние? — деловито поинтересовалась слушательница, рассудив, что такие тоже должны иметься. В противном случае, в рассказе Сабуро речь бы шла о стенах вообще.

— Главные башни и цитадели государь мудро разрешил оставить, — ответила монашка. — Но лишь до первого нарушения закона. Тогда всю семью убивали, а замок разрушали полностью.

«Круто тут порядок наводили, — хмыкнула про себя путешественница между мирами. — За трёхметровым забором разве что от мелкой шайки грабителей спрячешься, а армию он точно не остановит».

— Хвала Вечному небу, в нашем уезде за всё время ни одного бунтовщика не нашлось, — с гордостью заявила рассказчица. — И у Канако, и у Исикаво, и у барона Хваро родовые башни до сих пор стоят. Зато теперь у каждого ещё и парки, башенки, беседки, пруды. А у Хваро целое озеро с островом посередине.

— На весь уезд только три землевладельца? — удивилась Ия.

— Что вы! — собеседница, кажется, даже обиделась. — Гораздо больше. Но крупных пятеро. Эти трое и ещё два. Только они получили свои земли уже после Воссоединения народа, когда строить замки стало не принято.

— Понятно, — кивнула девушка. — А сколько всего людей живёт в уезде?

— Не знаю, Платино-ли, — пожала плечами монашка. — Раньше много было. Но сколько осталось после петсоры, сказать не могу.

Ия усмехнулась.

— Я хотела спросить только о доме, госпожа Сабуро. А вы мне такую интересную историю рассказали.

— Извините, госпожа Платино, — смутилась женщина. — Со мной иногда такое случается. Знаю, что сие недостойно служительницы милосердной Голи, но порой мне очень обидно за брата. Он всю жизнь посвятил государственной службе, проявил талант и усердие, никогда не брал взяток, а всего лишь начальник уезда.

— Возможно, всё ещё изменится к лучшему, госпожа Сабуро? — попыталась утешить её девушка, весьма впечатлённая подобным проявлением простых человеческих чувств. Раньше спутница не позволяла себе подобных откровений.

— Я уже потеряла всякую надежду, Платино-ли, — вздохнула монашка и, высморкавшись в платочек, заговорила совсем другим, более привычным тоном: — Сейчас мы с вами на семейной половине дома. А кабинет, где брат с нами беседовал, на его официальной стороне. Там господин принимает гостей, там кухня и кладовые.

Вспомнив, что видела какие-то хозяйственные постройки возле бани, Ия поинтересовалась: что это такое?

— Кладовка для посуды, — начала перечислять рассказчица. — Прачечная, швейная мастерская и ещё что-то.

— У вашего брата супруга и трое наложниц, — осторожно подбирая слова, заговорила девушка и, дождавшись подтверждающего кивка, спросила: — А дети у него есть?

— Конечно! — кивнула собеседница, но со вздохом поведала, что господин Бано Сабуро не может похвастаться многочисленным семейством. Два сына и дочь от супруги, сын от второй наложницы госпожи Ошо и совсем маленькая дочка от первой наложницы госпожи Эгоро. Старший сын и наследник сейчас, вероятно, занимается у наставника. Юноше уже восемнадцать лет, и он усердно готовится к государственным экзаменам. А его братья ещё слишком маленькие, чтобы показывать их чужим людям.

— Вы имеете ввиду меня? — усмехнулась Ия.

Собеседница кивнула, но, прежде чем успела что-то сказать, пришла Усуя забрать посуду и узнать, не нужно ещё чего-нибудь?

Платина заверила, что ни в чём не нуждается, после чего служанка удалилась, пообещав зайти вечером.

А путешественница между мирами продолжила расспрашивать Сабуро о брате, его семье и других обитателях города Букасо, выпытывая новые, ещё неизвестные подробности.

Иногда за тонкой дверью слышались голоса или шорох шагов. Тогда рассказчица переходила на шёпот, опасливо косясь в сторону входа, хотя ничего порочащего своего брата она и не говорила.

Ия предположила, что здесь вообще не принято обсуждать слова и поступки главы семьи.

Свет, пробивавшийся сквозь натянутую на окна бумагу, постепенно тускнел. В углах комнаты начал скапливаться сумрак.

Незнакомая служака и Усуя принесли подносы с ужином и чай.

За стеной затопили печь. От тепла и сытости Платину потянуло в сон. Да и её спутница тоже начала зевать, аккуратно прикрывая рот ладошкой или краем широкого рукава.

Когда служанки вернулись за посудой, одна из них принесла маленький, железный фонарь в виде сплетённого из проволоки цветочного бутона, подвешенного на коротком обрывке цепи к короткой, деревянной ручке.

«У меня зажигалка ярче горит», — усмехнулась про себя девушка, глядя на тлевший уголёк.

Но тут Усуя достала из висевшего на поясе мешочка тонкую палочку, длиной с ладонь, и сунула её между железных лепестков.

Тут же вспыхнуло яркое пламя. Щепка вспыхнула, словно настоящая спичка. Прикрывая ладонью огонёк, служанка поднесла его к стоявшему на полочке светильнику. Послышался треск разгоравшегося фитиля, и взметнувшийся вверх оранжевый язычок пламени отразился в подвешенном позади бронзовом зеркальце.

Обеспечив им освещение и забрав подносы, служанки ушли.

— Скажите, Сабуро-ли, могу ли я прямо сейчас лечь спать, или тут не принято укладываться так рано? — спросила Ия после зевка, едва не порвавшего ей рот. — А то у меня уже глаза слипаются.

— Спите, Платино-ли, — встала монашка. — А я пойду схожу к госпоже Азумо. Узнаю, как они тут жили всё это время. Мы же так не успели толком поговорить.

— Только… — замялась девушка.

— Не беспокойтесь, — усмехнулась собеседница. — Я прекрасно помню, что говорил брат, и никому ничего не скажу.

— Нет, я не о том, — покачала головой Ия. — Вы где спать будете: на кровати или на лежанке?

Собеседница скептически глянула на печь, прикрытую ярким, узорчатым покрывалом.

— Но здесь же мало места.

— Мне хватит, — заверила девушка, которой совсем не хотелось оказаться в одной постели со своей спутницей. Кровать здесь была не настолько широкой, чтобы они в ней не мешали друг другу.

— Как пожелаете, Платино-ли, — с явным неодобрением пожала плечами монашка.

Но, не доходя до двери, вернулась, подошла к кровати, что-то взяла и протянула Ие, пояснив:

— Это одежда для сна. В платье будет жарко, а образованные люди у нас не спят голыми.

«И я не собиралась», — обиженно подумала девушка, но сочла нужным поблагодарить, не удержавшись от лёгкой иронии:

— Спасибо, госпожа Сабуро. Без вас я бы совсем пропала.

— Я без вас тоже, Платино-ли, — усмехнулась спутница.

Проводив её, путешественница между мирами первым делом убрала в корзину грязные вещи, рассчитывая когда-нибудь их постирать, и только потом взялась рассматривать местную пижаму, очень сильно напоминавшую японские кимоно для занятий каратэ или дзюдо. Такие же свободные штаны на завязках и курточка с поясом.

Торопливо раздевшись до нижнего белья, девушка с наслаждением избавилась от грудной повязки и облачилась в костюм для сна. Белый, гладкий шёлк приятно льнул к телу, заставляя жмуриться и улыбаться от удовольствия.

Сняв и аккуратно сложив покрывало, она завалилась на лежанку, прикрывшись лёгким, стёганым одеялом.

Даже неудобная деревянная подушка, оббитая войлоком и обшитая шёлком, не помешала Ие погрузиться в блаженное небытие крепкого сна.

Первый раз она проснулась от сдавленного покашливания.

Приподняв голову, девушка какое-то время недоуменно таращилась в темноту. Когда глаза привыкли, а в голове прояснилось, она разглядела, как мимо лежанки к ширме проследовала одетая в такую же «пижаму» монашка.

«По нужде приспичило», — догадалась Ия и спокойно перевернулась на другой бок.

Вновь она вынырнула из сна от острого желания последовать примеру своей старшей спутницы.

Судя по более светлому пятну окна, еле выделявшемуся на тёмном фоне стены, снаружи всё ещё стояла глубокая ночь.

Вспомнив запутанную дорогу до уборной и принимая во внимание скудность освещения, Платина подумала, что либо заплутается в кромешной тьме, либо грохнется на одной из многочисленных ступенек, или врежется во что-нибудь с явной угрозой для целостности организма. Пришлось волей-неволей пробираться за ширму.

«Ну привет, детство золотое», — хмыкнула про себя девушка, смутно различая непривычной формы керамический горшок с крышкой.

Возвращаясь, она всё-таки налетела на невесть как попавшуюся под ноги табуретку.

— Кто здесь? — раздался сонный голос монашки.

— Это я, Платино, — буркнула девушка, поднимая сбитую мебель.

В третий раз она проснулась буквально за несколько минут до того, как в дверь деликатно постучали.

Сладко похрапывавшая спутница встрепенулась и спросила, приподнявшись на локте.

— Кто там?

— Это я, Усуя, госпожа Сабуро, — откликнулся знакомый голос. — Принесла воду для умывания.

— Заходи.

В руках служанка держала небольшой деревянный тазик со стоявшей в нём бадейкой из плотно подогнанных плашек, а через плечо висело сложенное в несколько раз полотенце.

Опередив монашку, Ия торопливо умылась и пошла к двери.

— Вы куда? — окликнула её спутница.

— В уборную, — машинально ответила Платина.

— Вы собираетесь ходить по дому непричёсанной и не совсем одетой? — нахмурилась собеседница.

— Но мне очень надо, — нахмурилась девушка.

— Тогда идите за ширму! — заявила сестра начальника уезда тоном, не терпящим возражения, и торжественно продекламировала. — Лишь придав себе вид близкий к совершенству, благородная дама может покинуть свои покои. А вы себя в зеркале видели, госпожа… гостья?

Ия не испытывала никакого желания вновь пользоваться ночным горшком. Однако читавшееся во взгляде многомудрой спутницы предостережение казалось столь серьёзным, что девушка уступила, хотя и чувствовала себя крайне неудобно.

Когда не поднимавшая глаз служанка унесла умывальные принадлежности, монашка строго сказала, понизив голос почти до шёпота:

— Вы не в лесу, госпожа Платино! Здесь в любом месте за вами могут следить чужие глаза, и не всегда они будут добрыми. Ваше появление и так вызовет множество слухов, а вы хотите, чтобы вас ещё и бесстыжей считали?

— Не хочу, госпожа Сабуро, — буркнула девушка и, опасаясь вновь попасть впросак, раздражённо поинтересовалась: — А причесаться я сама могу, или надо обязательно ждать служанку?

— Можете, — улыбнулась собеседница, натягивая балахон. — Только сначала вам бы лучше одеть грудную повязку.

— Почему же вы её не носите, госпожа Сабуро? — спросила Ия, развязывая ленточки на кофте.

— Я уже немолода, госпожа Платино, и давно отказалась от мирских радостей, — наставительно, но с заметной ноткой грусти в голосе пояснила сестра начальника уезда. — И мне нет нужды так тщательно заботиться о своей внешности. А вы молоды, вам надо думать о будущем и больше уделять внимание красоте. Вам помочь?

— Спасибо, Сабуро-ли, — покачала головой девушка, взяв рулон. — Но зачем такие… сложности?

— Всё просто, Платино-ли, — усмехнулась собеседница, оправляя подол. — Нашим мужчинам нравится маленькая женская грудь. Считается идеальным, если она умещается в его ладони.

«Тогда я здесь не буду выглядеть уродиной», — хмыкнула про себя путешественница между мирами, кое-как протягивая ленту за спиной.

— Я всё-таки вам помогу, — наблюдая за очередной попыткой спутницы перехватить свёрнутый рулончик, проговорила женщина.

Вдвоём они быстро перетянули грудь девушки. Вновь облачившись в кофту, она уселась за стоявший у окна столик, где возвышалась деревянная конструкция, напоминавшая перевёрнутую букву П, меж ножек которой висело ярко начищенное зеркало.

Когда в дверь вновь постучали, монашка уже заканчивала заплетать косу Платины.

Шагнув в комнату, служанка глянула на сестру своего хозяина и, побледнев, едва не выронила уставленный тарелочками поднос.

— Что вы делаете, госпожа Амадо Сабуро?! — вскричала она, метнувшись к столу. — О, я достойна наказания!

Торопливо поставив посуду на стол, Урсуя развернулась, шагнула к монашке и рухнула на колени, ткнувшись лбом в пол.

— Из-за моей лени и нерасторопности вам пришлось делать мою работу! — буквально рыдала она, трясясь всем телом. — Позвольте сходить к старшей госпоже и рассказать ей о своём непростительном проступке. И пусть она прикажет наказать меня палками!

В жизни не наблюдавшая ничего подобного, Ия даже от зеркала отвернулась, в совершеннейшем изумлении уставившись на не поднимавшую голову от пола девушку, сдавленным голосом выкрикивавшую переполненные болью и раскаянием слова.

Но больше всего путешественницу между мирами поразило спокойствие своей старшей спутницы.

— Сидите прямо, госпожа гостья, — велела та, казалось, абсолютно не замечая самобичевания служанки, продолжавшей лопотать что-то о своей вине и неизбежном наказании.

И только когда Платина вновь уставилась в блестящий металлический диск, монашка небрежно бросила:

— Уймись, Усуя. Я сама захотела заплести косу госпоже гостье. Никуда тебе идти не нужно, и нечего зря беспокоить мою старшую невестку.

— Да, госпожа Амадо Сабуро, — всхлипнула служанка.

— Ступай, занимайся своими делами.

— Слушаюсь, госпожа Амадо Сабуро, — Усуя бодро вскочила и, не переставая кланяться, скользнула за ширму, появившись оттуда с ночным горшком в руках.

Когда она вышла, Ия, не справившись с любопытством, поинтересовалась:

— Госпожа Сабуро, служанка вроде не сделала ничего плохого. За что же она просила себя наказать?

— За то, что нарушила приказ старшей госпожи, — спокойно ответила собеседница, вплетая в конец косы оранжевую ленточку.

— Простите, Сабуро-ли, но я не поняла чем? — недоуменно пожала плечами девушка.

— Ну как же, Платино-ли? — довольная монашка посмотрела в зеркало, и там их взгляды встретились. — Вчера старшая госпожа приказала ей заботиться о вас, а сегодня эта девчонка принесла воды и пропала. Наверное, ходила к госпоже-наложнице Анно или болтала с кем-нибудь из слуг. Хотя должна была помочь вам одеться, причесать и только после этого принести завтрак. Она же ничего из этого не сделала. Вот и перепугалась, когда увидела, как я сама заплетаю вам косу. Небось, подумала глупая, что я рассердилась и собираюсь пожаловаться на неё старшей госпоже. Она слуг в строгости держит, и ей такая небрежность очень не понравится.

— А вы действительно ей об этом расскажете? — спросила Ия, поднимаясь с табурета и думая, что её спутница не так добра и снисходительна, как хочет казаться.

Усуе наверняка пришлось разрываться между своей постоянной госпожой и гостьей, которая вчера пришла, сегодня ушла, а с наложницей ей жить дальше. Ясно, что служанка не могла везде успеть. Монашка могла бы войти в её положение и предупредить Ию о том, что с причёской лучше немного подождать. Однако вместо этого Сабуро напугала бедную девчонку до икоты.

«Проблемы слуг хозяев не волнуют», — мысленно хмыкнула про себя путешественница между мирами.

— Нет, конечно, — грустно усмехнулась сестра начальника уезда. — Милосердной Голи не понравится, если кто-то пострадает от моих слов. Но вам надо иметь ввиду, что подобная распущенность слуг совершенно недопустима!

Она строго посмотрела на свою молодую спутницу.

Слегка смутившись, та села за стол, подумав: «Вот ещё одна сторона местной реальности».

Без аппетита позавтракав всё тем же рисом, но с кусочками солёных овощей, девушка стала ждать, когда же хозяин дома изволит её принять.

Когда заплаканная Усуя унесла посуду, Амадо Сабуро принялась читать лекцию о том, как благородная госпожа должна вести себя с чужими слугами.

Перво-наперво следует помнить, что они не заботятся о ней, а лишь выполняют приказ своего господина. Во-вторых, к их проступкам следует относиться более снисходительно, чем к провинностям своих слуг, чтобы не доставлять неудовольствия их господину. В-третьих, если за своих людей благородный человек отвечает перед собой и Вечным небом, то у чужих слуг есть свой хозяин.

Неизвестно, какие ещё откровения ожидали Платину, но тут в дверь постучали и, не дожидаясь разрешения, вошла жена начальника уезда, сразу же наполнив комнату терпким запахом благовоний.

Поднявшись со своих мест, гостьи поприветствовали её почти хором:

— Здравствуйте, Азумо-ли, здравствуйте, госпожа Сабуро.

— Здравствуйте, дорогая золовка, и вы, госпожа гостья, — любезно улыбаясь накрашенными губами, женщина, шурша шёлком бело-зелёного платья, проследовала к столу.

Головку большой золотой шпильки, торчавшей из затейливой причёски супруги хозяина дома, украшала крупная жемчужина, а ещё четыре маленьких свисали на тоненьких цепочках, покачиваясь при ходьбе.

На фоне чёрных, явно крашенных волос ярко выделялись ещё несколько тонких шпилек с разноцветными камешками.

— Как спалось, Амадо-ли? — спросила женщина, грациозно опускаясь на табурет.

— Как дома, дорогая невестка, — ответила монашка, занимая место напротив.

— Благодарю за гостеприимство, госпожа Сабуро, — поклонилась Ия, когда снисходительно-царственный взгляд дамы наконец-то остановился на ней. — Здесь тепло и очень уютно.

Холодно кивнув Платиной, жена начальника уезда вновь обратилась к её спутнице.

— Вас желает видеть господин. Вчера он лёг далеко за полночь, а встал ещё до первой дневной стражи, так и не отдохнув по-настоящему.

Она с укором посмотрела на собеседницу.

Не вставая с табурета, та поклонилась, сложив ладони перед грудью.

— Мне очень жаль, госпожа Сабуро, что пришлось побеспокоить моего брата и вашего мужа, но, клянусь Вечным небом и милосердной Голи, у нас нет иного выхода, кроме как обратиться именно к нему.

— Я вовсе не хотела вас в чём-то упрекнуть, госпожа Амадо Сабуро, — качнула драгоценными висюльками на причёске женщина. — Но мой долг заботиться о здоровье господина.

— Понимаю ваше беспокойство, дорогая невестка, — слегка натянуто улыбнулась монашка. — И постараюсь зря господину не докучать.

Во время этого обмена любезностями Ия скромно сидела на самой дальней от стола табуретке и помалкивала.

— Я рада, что мы поняли друг друга, дорогая золовка, — сказала супруга хозяина дома, поднимаясь.

Они вышли во двор и чинно направились в деловую часть усадьбы.

Собравшиеся на перекинутом через замёрзший прудик мостике наложницы со служанками проводили свою старшую госпожу и её сопровождающих любопытными взглядами и громким шушуканьем.

По сравнению со вчерашним днём сильно потеплело. Воздух сделался сырым и тяжёлым, а с черепичных крыш время от времени срывались блестящие, тяжёлые капли.

Шлёпая плоскими подошвами по камням дорожки, женщины добрались до центрального здания, войдя в большой, богато убранный зал, где наводили чистоту многочисленные слуги, вооружённые тряпками и деревянными тазиками.

При появлении супруги хозяина дома они на секунду прекратили свои занятия, дружно и почти синхронно поклонились, после чего вновь вернулись к уборке. Проигнорировав их приветствие, жена начальника уезда на ходу окинула помещение внимательным, цепким взглядом, от которого, казалось, не мог скрыться ни один изъян в их работе.

В соседнем «официальном» дворике Ия сразу же заметила неторопливо прохаживавшегося взад и вперёд высокого мужчину в усыпанном металлическими блёстками кожаном жилете поверх тёмно-серого кафтана или халата, напоминавшего одеяние телохранителей госпожи Индзо. Сходство дополнял зажатый в левой руке меч в блестящих чёрных ножнах и заткнутый за белый, матерчатый пояс кинжал.

— Здравствуйте, госпожа Сабуро, — поклонился он супруге хозяина дома.

— Добрый день, Кимуро-сей, — откликнулась женщина и спросила: — Господин собрался на службу?

— Не знаю, госпожа Сабуро, мне приказано никого не подпускать к кабинету, пока он будет беседовать с госпожой Азамо Сабуро, — воин поклонился монашке.

— И с её спутницей, — кивнул он девушке.

Та молча поклонилась.

— Тогда, дорогая золовка, — сжав губы в куриную гузку, проговорила старшая невестка. — Дальше вам лучше идти одним.

— Господин сказал, чтобы вы тоже зашли, госпожа Сабуро, — неожиданно заявил охранник.

— Вот как! — воскликнула женщина и, гордо вскинув подбородок, направилась к веранде пристройки.

Машинально отметив, как удобно снимать подаренные туфли, девушка поставила их в ряд с прочей обувью, войдя в кабинет последней.

Бано Сабуро восседал за своим столом с той же важной неприступностью, что и вчера.

Только сегодня его голову украшала не меховая, а шёлковая шапочка с таким же нелепым квадратным верхом. Лицо его казалось осунувшимся, глаза покраснели, очевидно, от недосыпания, а редкая бородка казалась растрёпанной.

— Добрый день, господин Сабуро, — от внезапно охватившего её волнения Ия едва не пропустила коллективное приветствие, слегка припоздав с поклоном.

— Как ваше самочувствие, дорогой брат? — заботливо поинтересовалась монашка.

— Всё хорошо, сестра, — благожелательно улыбнулся тот и сразу же заговорил сухим, деловым тоном: — Я прошу вас, дорогая супруга, никуда не отлучаться. Скоро у нас с вами будет очень важный разговор.

— Хорошо, мой господин, — женщина вновь качнула золотыми висюльками на шпильках, а в её голосе послышалось хорошо замаскированное нетерпение.

— А сейчас я попрошу вас нас оставить, — продолжил глава семьи.

— Да, мой господин, — кивнула супруга и, шурша шёлком платья, покинула комнату.

Когда стих шорох её шагов, начальник уезда поднялся со своего места и негромко, но торжественно объявил:

— Госпожа Платино, прежде всего я должен ещё раз поблагодарить вас за спасение моей любимой сестры.

Он чуть склонил голову в коротком поклоне.

— Не нужно… — начала было девушка, но тут же заткнулась, услышав недовольное цыканье спутницы.

Когда мужчина выпрямился, слегка откинув голову назад и выжидательно глядя на них, монашка прошипела:

— Сейчас!

К сожалению, путешественница между мирами не сразу сообразила, что та имеет ввиду, лишь через несколько томительных секунд догадалась поклониться, прижав ладони к животу, и медленно заговорила, тщательно подбирая слова:

— Я не могла поступить иначе, господин Сабуро. Ваша сестра первой… помогла… проявила ко мне участие, а потом тоже спасла мне жизнь.

Воздев очи горе, спутница покачала головой, и Ия поняла, что вновь сморозила глупость.

Ну, а хозяин кабинета и вовсе не отреагировал на невнятное бормотание гостьи. Дождавшись, когда та, в конец смутившись, замолчит, он продолжил всё тем же торжественным тоном:

— Вечное небо и великие мудрецы древности учат нас не оставлять добрые дела без достойного воздаяния. Судьба распорядилась так, что вы оказались здесь совершенно одна: без родных и близких. Это противоречит принципам гуманизма и нашим обычаям. Поэтому я решил принять вас, госпожа Платино, в нашу благородную семью, которая ведёт род от синих баронов Сабуро, и, как её глава, сделаю всё, чтобы обеспечить ваше счастливое будущее.

«Что?!» — едва не охнула ошарашенная девушка, растерянно посмотрев на свою не менее удивлённую старшую подругу.

— Вы хотите удочерить её, брат? — словно бы не веря своим ушам, уточнила та.

— Да, сестра, — величественно кивнул собеседник. — Своими поступками и благородным происхождением госпожа Платино заслужила подобную честь.

«Упс!» — Ия нервно сглотнула. Неоднократно беседуя с монашкой в их лесном убежище, она рассчитывала, что брат той в самом лучшем случае позволит ей какое-то время пожить в своём доме, дабы пришелица из другого мира смогла осмотреться и более-менее привыкнуть к местным реалиям. Ну, а потом она надеялась, что для руководителя районного масштаба не составит труда подыскать для неё какое-нибудь более-менее достойное занятие, чтобы зарабатывать на жизнь.

Но чиновник вдруг решил сделать её своей дочерью. Не удивительно, что девушка, изрядно обалдев от подобного известия, лишь через несколько секунд опустилась на колени рядом со своей спутницей.

— Благодарю, дорогой брат, — дрогнувшим голосом проговорила та и, положив ладони на пол, ткнулась лбом между ними. — Ваши доброта и милосердие безграничны. Да благословит вас милосердная Голи и все десять тысяч богов Вечного неба. Да пошлют они вам десять тысяч лет счастливой жизни и процветания!

— Спасибо за высокую честь, господин Сабуро, — присоединилась к её славословиям Ия. — Это такой огромный подарок, что я просто не знаю, чем смогу отблагодарить вас за него.

— Встаньте, сестра, — довольно улыбнулся начальник уезда. — И вы поднимитесь, названная дочь.

— Да, дорогой брат, — отозвалась монашка, довольно-таки резво вскакивая на ноги.

Обращаться к хозяину дома «названный отец» Платина не решилась, рассудив, что в данном случае полезнее будет промолчать.

Заняв привычное место возле одного из маленьких столиков, Амадо вытерла мокрые от слёз глаза белым платочком, деликатно высморкалась и деловито спросила:

— Но как вы объясните людям появление у вас ещё одной дочери, Бано-сей?

— Над этим пришлось хорошенько подумать, — усмехнулся собеседник, кивнув на разложенные по столу бумаги. — Вы помните Кайо Сабо — сына нашей двоюродной сестры Ишаро и господина Кайо?

— Из Тадаё? — уточнила монашка и, дождавшись утвердительного кивка, вскинула брови. — Но он же умер десять лет назад.

— Одиннадцать, — поправил брат. — А до этого потратил всё отцовское наследство. Он несколько раз писал мне, жалуясь на тяжёлую судьбу и выпрашивая деньги. Я настоятельно советовал ему взяться за ум и вести добродетельную жизнь. Но он не внял моим предостережениям и умер в расцвете лет.

— Но причём тут госпожа Платино? — неуверенно поинтересовалась сестра.

— Она его дочь от одной из гетер, — с улыбкой пояснил чиновник и, обратившись к застывшей в недоумении девушке, печально вздохнул. — Увы, госпожа Платино, но более достойной матери для вас я не нашёл. Если объявить вас законной дочерью кого-нибудь из дворян, могут объявиться родственники, начнутся расспросы, обман раскроется, вас обвинять в самозванстве, а меня в государственной измене.

— Вам виднее, господин Сабуро, — пряча взгляд, пожала плечами Ия, которой совсем не понравилась идея считаться дочерью проститутки.

— Внебрачные дети благородных отцов — явление хоть и редкое, но достаточно обыденное, — попыталась утешить её монашка. — Некоторые мужчины весьма неразборчивы в своих привязанностях.

— К сожалению, это так, — искоса глянув на сестру, проворчал хозяин дома и продолжил, подняв со стола исписанный лист: — В этом письме ваш покойный отец, госпожа Платино, сообщил мне, что гетера по имени Голубой колокольчик родила от него дочь, которую он собирается признать своей. К сожалению, господин Сабо не успел оформить все документы и умер, лишив вас, госпожа Платино, законного отца.

— А у Кайо на самом деле была дочь? — поинтересовалась сестра, воспользовавшись короткой паузой в речи брата.

— Теперь, — со значением выделил слово чиновник, — есть. Как имеется и письмо, где сказано об этом.

Поджав губы, собеседница понимающе кивнула, а путешественница между мирами подумала, что её удочеритель подошёл к делу со всей серьёзностью. Интересно, он сам подделал почерк своего непутёвого дальнего родственника или воспользовался услугами специалиста?

— После смерти нашего троюродного племянника, — вновь заговорил хозяин дома, — его подруга продала дочь лавочнику Шуфру. В Тадаё каждого пятого торговца так зовут. Вот у него-то вы, госпожа Платино, и проживали до последнего времени.

«Я же не знаю ни этого Шуфра ни Тадаё, — расстроилась девушка, с трудом сохраняя вежливо-внимательное выражение лица. — Кажется, я ошиблась, и мой новый папаша не такой уж и умный».

— А как он встретился со мной? — забеспокоилась монашка.

— Не торопитесь, сестра, — чуть поморщился рассказчик. — Лавочник оказался человеком добродетельным. Не имея средств достойно выдать госпожу Платино замуж, он не стал продавать чужого ребёнка, а попробовал отыскать её родственников, самыми достойными среди которых оказалась наша семья.

Он вопросительно посмотрел на собеседницу.

Сжав губы в тонкую полоску, та согласно кивнула головой.

— Вот этот Шуфр и пришёл в обитель «Добродетельного послушания», где вам всё рассказал, — подвёл итог начальник уезда. — Вы знали о давнем письме Сабо, поэтому поверили ему и взяли госпожу Платино с собой, когда отправились в Букасо вместе с караваном госпожи Индзо. Лавочник вернулся в Тодоё, где умер от петсоры. Там вообще мало кто уцелел. В монастыре вообще никого не осталось. Ну, а ваши попутчицы тоже никому ничего не расскажут.

— А как же мы с госпожой Платино выжили? — заинтересованно подалась вперёд женщина.

— Вы говорили, что после того, как караваны остановили на курихской дороге, они повернули обратно?

— Да, брат, — подтвердила собеседница. — Мы торопились на маноканскую дорогу…

— По пути туда вы заболели петсорой, — прерывая её, наставительно проговорил чиновник. — Вы не захотели везти болезнь в город и остались в деревне Амабу, а госпожа Платино не пожелала вас бросить. Так вы обе покинули караван госпожи Индзо.

— То есть, на маноканской дороге нас уже не было? — нервно облизала губы монашка.

— Нет! — отрезал хозяин дома. — И вы не знаете, что там произошло! Запомните это хорошенько, дорогая сестра, и вы, госпожа Платино, тоже. Если же кому-то скажете иное, даже я не смогу вас спасти.

— Я всё понимаю, брат, и буду молчать, — заверила Амадо.

— Я тоже, господин Сабуро, — поддержала её Ия.

— Милостью Голи вы выздоровели, сестра, — продолжал излагать их «легенду» хозяин дома. — Но скоро в деревне появились враждебно настроенные призраки, и вам пришлось её покинуть. Блуждая по горам, вы случайно нашли хижину собирателей золотого корня. А там уже заболели вы, госпожа Платино.

Девушка кивнула.

— Может, то была не петсора, а какая-то другая болезнь, только вы долго лежали без чувств, от чего потеряли память.

Ия облегчённо перевела дух. Такой вариант своего прошлого её больше устраивал.

— А такое бывает, Бано-ли? — робко поинтересовалась женщина.

— Бывает, — подтвердил брат. — Помните зверолова Карала из Хвары?

— Это тот, что в одиночку на тигра ходил, когда мы ещё были детьми? — уточнила сестра.

— Да, — подтвердил начальник уезда. — Года через два после этого он подхватил в лесу лихорадку, чуть не умер и очень многое забыл. Память к нему тогда несколько лет возвращалась.

— Я что-то слышала об этом, — подтвердила собеседница.

— Не переживайте, сестра, — печально усмехнулся хозяин дома. — Думаю, люди больше будут удивляться тому, что вы выжили, чем тому, что кто-то потерял память.

Он выпрямился, вновь приняв величественную позу, и, окинув орлиным взором притихших слушательниц, неожиданно спросил:

— Как ваше имя, госпожа Платино?

— Ио, — слегка переиначив его на местный лад, назвалась путешественница между мирами.

— Нет, — покачал головой чиновник. — Это имя для благородной девушки. Если хотите, я дам вам его при удочерении.

— Буду признательна, господин Сабуро, — вскочив, Платина отвесила низкий поклон. — Всё-таки именно так меня назвали родители.

— Хорошо, — согласился хозяин дома. — Но раньше вас звали… Ин.

— Да, господин Сабуро, — вновь поклонилась она. — Просто Ин.

— Каков будет статус госпожи Ио, брат? — спросила монашка.

— Моя приёмная дочь, — твёрдо ответил мужчина. — Я обязуюсь найти ей добропорядочного мужа и выделить приданое, достойное невесты из семьи Сабуро.

Начальник уезда снисходительно улыбнулся.

— Не беспокойтесь, сестра, я позабочусь о вашей спасительнице так, словно это моя родная дочь.

— Не сомневаюсь, дорогой брат, — склонила поросшую короткими волосами голову собеседница.

— А теперь, Ин, позовите сюда старшую госпожу, — распорядился чиновник.

— Да, господин, — поклонилась девушка, совершенно не представляя, где её искать?

Оказавшись во дворе, она подошла к всё ещё прохаживавшемуся там воину и просто спросила:

— Господин Кимуро, не подскажите, где я могу найти госпожу Азумо Сабуро?

Тот окинул её оценивающим взглядом с ног до головы, после чего произнёс, смешно шевеля усами:

— Старшая госпожа в зале приёмов.

— Благодарю вас, господин Кимуро, — поклонившись, Ия заторопилась к большому зданию, разделявшему усадьбу на две половины.

Ещё поднимаясь по короткой лестнице, она услышала голос жены начальника уезда, заканчивавшей распекать кого-то из слуг.

Молоденькая служанка в серой юбке и коричневой кофте испуганно бормотала, втянув голову в плечи.

— Я виновата, старшая госпожа. Накажите меня, старшая госпожа. Я буду лучше стараться, старшая госпожа.

— Протрёшь ещё раз! — строго отчеканила хозяйка, указав белой, украшенной браслетами ручкой на длинный, лакированный шкафчик вроде тех, что Платина видела в богатых домах вымерших деревень. Только здешний отличался размерами и богатой отделкой. А сверху на нём стояли расписные фарфоровые вазы.

— И смотри у меня, чтобы никаких разводов! — продолжила супруга хозяина дома, но заметив стоявшую у дверей девушку, сразу же потеряла к проштрафившейся служанке всякий интерес.

— Вам что-то нужно, госпожа гостья?

— Господин Сабуро просит вас зайти к нему, госпожа Сабуро, — с лёгким поклоном ответила Ия и торопливо спустилась во двор, но, поймав удивлённо-раздражённый взгляд женщины, остановилась у подножья лестницы, терпеливо дожидаясь жену начальника уезда.

Быстро спустившись по ступенькам, та неприязненно посмотрела на скромно потупившую глазки Платину и направилась к пристройке, где располагался кабинет главы семьи. За ней поспешили невесть откуда появившиеся служанки.

— Вы звали меня, господин? — спросила жена чиновника, когда Угара закрыла за ней дверь.

— Да, дорогая супруга, — кивнул хозяин дома, положив ладони на стол. — Прикажите принести нам чай и выслушайте меня.

— Хорошо, господин, — с трудом сдерживая нетерпение, Азумо вышла на веранду, где отдала соответствующие распоряжения остававшимся там служанкам.

Вернувшись, она вопросительно посмотрела на своего мужа и повелителя.

— Это Ин — дочь моего троюродного племянника господина Кайо Сабо, — сказал глава семейства, простирая руку в сторону успевшей сесть Платины.

Та резво вскочила, а жена начальника уезда, вытаращив глаза, несколько раз растерянно моргнула длинными, густыми ресницами.

— Я её удочеряю и дарую имя Ио Сабуро, — мужчина продолжал вываливать очередные новости на потрясённую собеседницу, — имея на это следующие причины.

Слушая, как хозяин дома пересказывает жене им же придуманную историю, девушка подумала, что не такой уж он и самодур. Не просто стучит кулаком по столу, заявляя: «как я сказал, так и будет», а всё-таки объясняет свой поступок. Значит, относится к жене не как к бессловесной прислуге, которой достаточно только приказа.

Краем глаза наблюдая за набелённым лицом женщины, Ия никак не могла понять: верит ли та своему мужу или нет?

Когда он умолк, откинувшись на спинку кресла, супруга чиновника обратилась к монашке:

— Во истину вы благословлены Вечным небом, дорогая золовка. Выздороветь после петсоры, перенести столько бед и страданий и вновь вернуться домой. Не иначе сама Голи позаботилась о вас.

Потом она посмотрела на её молодую спутницу.

— Теперь я понимаю причины вашего… странного поведения, Ио-ли. Вы просто всё забыли. Это многое извиняет.

Не зная, что на это сказать, девушка молча поклонилась.

В дверь деликатно постучали.

— Войдите, — разрешил хозяин кабинета.

Терпеливо дождавшись, когда служанки разнесут по столикам наполненные ароматным напитком фарфоровые чашечки, жена начальника уезда вновь заговорила, даже забыв попробовать чай.

— Господин, вряд ли стоит ждать, когда к вашей новой дочери вернётся память, и она вновь станет вести себя так, как подобает благородной девушке.

— Вы правы, Азумо-ли, — сделав крошечный глоток, согласился мужчина. — Это было бы слишком опрометчиво. Ио уже сейчас нуждается в просвещении и правильном воспитании. Я очень ценю ваш ум, образование и высокие моральные качества, поэтому хочу, чтобы именно вы стали её наставницей. Кому, как не вам, дорогая супруга, следует сделать из этой девушки достойного члена семьи Сабуро.

«А глазки-то у тебя забегали, — усмехнулась про себя путешественница между мирами, из-под приспущенных век наблюдавшая за супругой хозяина дома. — Видно, не больно тебе охота возиться с дальней родственницей. Может, как-нибудь отговоришься? А то ты мне тоже не нравишься».

Словно услышав её мысли, та встала, поклонилась, сложив руки на животе и, выпрямившись, сказала:

— Я готова исполнить ваше повеление, господин. Но, поскольку речь идёт о женских делах нашей семьи, за которые я отвечаю перед господином, то прошу разрешения высказаться.

— Говорите, Азумо-ли, — причмокнул губами собеседник.

— Вы важный и уважаемый человек, господин, — звякнув висюльками, склонила голову супруга. — Глава целого уезда. Как и положено в любом знатном доме, у нас часто бывают гости. Многие из них приходят со своими слугами, а те болтают с нашими людьми. Достаточно кому-нибудь из них узнать, что ваша приёмная дочь потеряла память после тяжёлой болезни, как по Букасо тут же пойдут слухи, что она вообще полоумная. Конечно, когда Ио-ли изучит правила этикета, и мы с ней начнём наносить визиты, эти разговоры стихнут. Но к тому времени все запомнят, что она перенесла тяжёлую болезнь, и подыскать для неё достойного мужа будет значительно труднее. Вы же знаете, как для родителей жениха важно здоровье невесты.

Глава семьи нахмурился, но ничего не сказал. А Платина лихорадочно гадала: к чему это она ведёт, что на самом деле хочет сказать, и чем закончится её запутанная речь?

Расценив молчание мужа как знак согласия, Азумо продолжила ещё более вкрадчиво, но с прежним напором:

— К тому же подобного рода сплетни способны повлиять даже на авторитет городской власти. Ваши недруги и завистники…

— Вы знаете, как избежать этих… неприятностей? — раздражённо оборвал её хозяин дома, добавив уже другим, лишённым малейших эмоций голосом. — Только учтите, Ио всё равно будет моей названной дочерью.

— Как я могу ставить под сомнение пожелание господина?! — испуганно вскричав, женщина вскочила на ноги и отвесила тому низкий поклон. — Я лишь по мере моих жалких способностей пытаюсь помочь ему в том, что касается домашних дел.

— Садитесь, дорогая супруга, — проворчал чиновник. — И говорите, если вам есть что сказать.

— По моему скромному мнению, — начала собеседница, возвращаясь в кресло. — Будет правильно, если обучение вашей новой приёмной дочери пройдёт где-нибудь в другом месте, а не в доме начальника уезда. Чтобы она вернулась к нам хотя бы со знанием основ этикета. Быть может, уважаемая золовка займётся её образованием в обители «Добродетельного послушания»?

Она с улыбкой посмотрела на хмурую монашку.

Но прежде чем та успела что-то сказать, заговорил её брат:

— Там все умерли. Монастырь разорён. Господин Томуро доложил, что грабители взяли не только продукты и утварь, но даже мебель всю вынесли.

Женщина смутилась, а Амадо Сабуро, прикрыв глаза, принялась бесшумно шевелить губами.

«Молится, — догадалась Платина и глянула на жену чиновника. — Ну давай, соображай быстрее, не то таки придётся со мной возиться, а тебе же не хочется».

— Тогда, возможно, стоит подыскать Ио наставницу из небогатых, благородных дам, умеющих хранить тайну? — не очень уверенно предложила супруга хозяина дома.

— Вы знаете таких? — поинтересовался муж.

— Да, господин! — выпалила буквально засветившаяся счастьем собеседница. — Госпожа Эоро Андо — вдова господина Андо и мать писца из вашей управы.

— Этого пьяницы?! — возмущённо фыркнул мужчина. — Только память о его благодетельном отце удерживает меня от того, чтобы выкинуть этого разгильдяя со службы.

— Если он держится в управе только благодаря вашей милости, господин, — смело заговорила жена. — То постарается уговорить свою мать заняться обучением нашей Ио.

— Но госпожа Андо, кажется, сдаёт часть дома какому-то купцу из Кушима? — спросил глава семьи.

— Третьего дня госпожа Такаямо сказала, что тот купец со своими людьми покинул город! — с видимым трудом сдерживая радость, ответила женщина.

Хозяин дома нахмурился, погрузившись в размышление.

Видя его колебания, супруга продолжила рекламную кампанию:

— Госпожа Андо известна своей учёностью и безукоризненным поведением.

— Только сына не сумела воспитать, — проворчал чиновник. — Каждый вечер пьёт, не просыхая. Хотите, чтобы я отправил свою названную дочь в дом пьяницы?

— Как прикажете, господин, — привычно отвесила очередной поклон собеседница. — Только господин Андо не скандалит, ни к кому не пристаёт, не устраивает безобразий. Разве вам когда-нибудь жаловались, что он кого-то задел?

Начальник уезда вновь заколебался.

— С тех пор, как госпожа Андо выдала замуж свою дочь, она выгнала почти всех слуг. А подворье у неё большое, вот и пускает туда пожить достойных людей, — гнула своё супруга. — Если вы заплатите ей немного денег, то ей не придётся принимать постояльцев, и она с удовольствием займётся обучением Ио. Поговорите с господином Андо, пусть ведёт себя прилично и не докучает девушке. А я буду часто ходить в гости к госпоже Андо и прослежу, чтобы с вашей названной дочерью ничего не случилось.

«Вот же ж! — мысленно фыркнула Платина. — Так и уломает мужика. А, может, и к лучшему?»

— И как вы объясните госпоже Андо свою странную… просьбу? — задумчиво спросил хозяин дома, ставя пустую чашечку на стол.

— Скажу правду, господин, — после секундной заминки нашлась с ответом женщина. — Что Ио — наша дальняя родственница, что она перенесла петсору, и мы обязаны о ней позаботиться.

Собеседник одобрительно хмыкнул.

Азумо заговорила смелее:

— Что родители Ио, к сожалению, не смогли дать ей надлежащего воспитания и образования. А ещё попрошу не расспрашивать её о прошлом, чтобы не расстраивать девочку. Кроме прочих своих достоинств, госпожа Андо ещё и очень деликатная женщина, с пониманием относящаяся к чужим тайнам.

— Ну, если всё так и есть, — пожал плечами чиновник. — То я отправляюсь в управу. За одно поговорю с господином Андо. А вам, дорогая супруга, надо немедленно встретиться с его матерью.

— Я сейчас же отправлю к ней кого-нибудь из слуг, — пообещала женщина. — И попрошу прийти.

— Подождите, — остановил её муж. — У Ио с собой есть заморский овощ. Я хочу, чтобы вы сохранили его до весны. А там я распоряжусь, что с ним делать. Идите.

— Хорошо, господин.

Жена с сестрой отвесили мужу и брату поклон, к которому присоединилась названная дочь.

Выйдя во двор, супруга хозяина дома обратилась к монашке:

— Полагаю, дорогая золовка, Ио сегодня лучше побыть в комнате. Пока она полностью не восстановила свою речь и не вспомнила правила поведения, ей не стоит общаться с другими членами семьи.

Платина мысленно усмехнулась. Новоявленная родственница не только избегает называть её «госпожой», откровенно демонстрируя своё доминирующее положение, но и собирается запереть в четырёх стенах, совершенно не интересуясь мнением названной дочери своего господина.

Амадо Сабуро бросила тревожный взгляд на свою молодую спутницу, но та постаралась сохранить невозмутимое выражение лица, словно разговор её совершенно не касался.

— Вы же знаете этих девчонок, — скорчила милую гримаску жена начальника уезда. — Они и так уже много чего напридумывали об Ио, а если ещё начнут приставать с расспросами.

Она досадливо фыркнула.

— Вы собираетесь скрывать от них приёмную дочь моего брата? — удивилась монашка.

— Что вы, госпожа Сабуро, — очень натурально обиделась собеседница. — Я скажу им всю правду перед церемонией почитания предков, где господин официально объявит об удочерении Ио. А пока им хватит знать и того, что она наша родственница.

— Наверное, это разумно, дорогая невестка, — нерешительно пробормотала золовка и вновь посмотрела на девушку.

— Если нужно, я могу и в комнате посидеть, — пожала плечами та.

— Я с вами, — тут же заявила монашка и обратилась к жене чиновника: — Прикажите, пожалуйста, принести нам чаю.

«И конфет», — мысленно присоединилась к её просьбе Платина.

Однако озвучивать своё пожелание всё же не решилась. Старшая супруга будущего папаши и так на неё крокодилом смотрит.

В комнате они застали двух служанок. Уже знакомую Усую и женщину чуть старше, одетую победнее, с круглым, щекастым лицом. Те как раз заканчивали уборку.

Не обращая на них внимания, сестра начальника уезда села за стол, знаком предложив Ие расположиться напротив.

Сложив тряпки в деревянный тазик, служанки поклонились и вышли.

Повинуясь какому-то странному чувству, девушка подошла к стоявшей в углу корзине, сразу же сообразив, что прикрывавшая её плетёная крышка лежит немного не так.

— Что такое, Ио-ли? — встрепенулась спутница.

— Здесь слуги такие любопытные или их хозяйки? — усмехнулась та, перебирая вещи. Сумку на молнии, кажется, открывать не решились, а вот под сложенные плащи явно заглядывали да и узел с тряпками, кажется, тоже развязывали.

— Вы хотите сказать, что эти негодяйки копались в корзине?! — охнула собеседница.

— Очень может быть, Сабуро-ли, — подтвердила Платина, тут же предупредив закипавшую собеседницу: — Только не надо никому ничего говорить и ругаться.

— Это ещё почему?! — возмущённо фыркнула монашка. — Как они посмели трогать ваши вещи без разрешения?! Нет, я немедленно скажу старшей невестке, и пусть их примерно накажут.

— Я боюсь, что служанки не сознаются, и я буду выглядеть лгуньей, — поделилась своими опасениями путешественница между мирами. — Или того хуже. Они во всём признаются, расскажут старшей госпоже о моей сумке, о штанах и… прочих предметах. А мне бы этого не хотелось.

Собеседница осуждающе покачала головой.

— Самое лучшее — делать вид, будто ничего не случилось, — продолжала Ия. — Тогда всё, что наговорят служанки, будет выглядеть как сплетни глупых девчонок.

— Может, вам лучше избавиться от этих вещей? — понизив голос, предложила спутница.

Прежде чем девушка успела ответить, принесли чай. Дождавшись, когда Усуя разложит по столу тарелочки с какими-то разноцветными яствами, поставит поднос с чайником и чашками, а потом выйдет, отвесив обязательный поклон, Платина пожала плечами.

— Я хотела так сделать. Но потом подумала, а зачем? Помните, вы рассказывали мне о какой-то стране за океаном? Их купцы появились у вас не так давно.

Наливавшая кипяток в белую пиалу собеседница согласно кивнула.

— В их медицинском трактате я видела рисунок шприца. Только там он сделан из стекла и серебра.

— Вот видите. Все знают, что у них можно достать самые непривычные вещи, — сказала Ия. — Но сами эти товары здесь мало кто видел.

Подумав, монашка и с этим согласилась. Корабли из-за океана приходят очень редко, и того, что они привозят, крайне мало на всю огромную Благословенную империю. Большая часть заокеанских диковинок попадает прямиком в столицу, кое-что остаётся в портовых городах, а здесь, далеко от моря, их, возможно, вообще нет.

— Вот я и буду говорить, что вещи оттуда, — объявила Ия. — А уж как они попали к тому лавочнику, у которого я жила, мне неизвестно.

— Всё равно это рискованно, — покачала головой спутница.

— Я же не буду показывать их первому встречному, — усмехнулась девушка и поспешила сменить тему. — Вы знаете госпожу Андо?

— Я с ней знакома, — ответила собеседница и забеспокоилась. — Почему вы не пьёте чай?

— Пока не хочу, — поморщилась Платина. — Расскажите мне о ней?

— Даже если не хотите, всё равно наливайте и пейте потихоньку. — наставительно проговорила сестра чиновника. — Отказываться невежливо. Это я привыкла к вашим манерам, а другие могут и обидеться.

Только дождавшись, когда она наполнит горячей водой чашечку с брошенной на дно сушёной травкой, женщина заговорила.

Судя по её словам, эта самая Андо — бойкая старушка шестидесяти с лишним лет и в самом деле образец добродетели, знаток этикета, тонкая ценительница поэзии и живописи.

Родом она из центральной провинции Дайлао, четвёртая или пятая дочь богатого рыцаря от одной из наложниц. Тем не менее Эоро получила хорошее образование, поскольку отец её на обучении детей не экономил.

Её выдали замуж за многообещающего чиновника из губернской управы. К сожалению, в Дайлао сменился губернатор, и господину Андо пришлось уехать в Хайдаро на должность помощника податного инспектора. Восприняв это назначение как опалу, он расстроился и допустил промах по службе, в результате чего оказался в Букасо, где совсем недолго прослужил смотрителем рынков.

С момента своего появления в городе Эоро Андо стала пользоваться уважением местных дворянок. До смерти мужа она часто устраивала приёмы, где благородные дамы собирались попить чаю, поговорить, послушать стихи, музыку или полюбоваться картинами. Её сын, блестяще сдав государственный экзамен и получив учёное звание, вернулся в Букасо, где стал одним из помощников начальника уезда. Он женился на дочери наложницы рыцаря Огаво. Но через два года супруга умерла во время родов. С тех пор господин Джуо Андо начал злоупотреблять алкоголем, часто пренебрегать своими обязанностями и скатился до должности простого писца. Но он тихий, безобидный человек, из тех, кто топит своё горе в вине.

Внимательно слушая рассказчицу, Платина пыталась составить представление о своей новой наставнице, с которой ей предстоит долго и тесно общаться. Пока что впечатление складывалось очень даже положительное.

За разговором время прошло незаметно, поэтому они даже удивились, когда пришла Усуя и передала госпоже Амадо Сабуро приглашение на обед от старшей госпожи.

Надо отдать должное супруге хозяина дома. О названой дочери своего мужа она тоже не забыла. Покинув комнату вместе с монашкой, служанка через несколько минут вернулась с уставленным мисочками подносом.

Обязательный варёный рис, пара острых соусов, мелко нарезанные тушёные овощи вроде кабачков. Наструганная тонкой лапшой то ли редька, то ли репа, крошечные ломтики варёной курицы и ещё что-то зелёное в маринаде. Кроме медной ложки, подали ещё и длинную трёхзубую вилку.

Ия невольно отметила про себя, что вчера и сегодня за завтраком под давлением обилия впечатлений и тревожных мыслей она как-то не особо обращала внимание на столовые приборы, а сейчас вот заинтересовалась. Вилка выглядела плоской с небольшими утолщениями на кончиках зубцов, а ложка круглой и мелкой.

Усуя поинтересовалась, нет ли у госпожи ещё каких-нибудь приказаний, и, получив отрицательный ответ, удалилась.

Пообедав, девушка принялась внимательно осматривать комнату, продолжая составлять хотя бы приблизительное представление о том, как живут наложницы богатых аборигенов.

Судя по первому впечатлению, очень даже неплохо. Ящички низенького шкафчика под окном и местный аналог шифоньера оказались набиты одеждой из хлопка и разноцветного шёлка, кусочками ткани, лентами, нитками, украшениями вроде того, что Сабуро взяла у своей убитой спутницы на маноканской дороге.

Увлекательный процесс прервал шум шагов за дверью. Ещё до того, как служанка постучала, Ия успела захлопнуть дверцы, сесть на табурет и придать лицу скучающее выражение.

Усуя вошла вместе с пожилой женщиной в опрятном фартуке и с небольшой корзиночкой в руках.

— Старшая госпожа приказала забрать у вас какой-то заморский овощ, госпожа, — поклонившись, сказала она.

— Сейчас, — кивнула девушка, направляясь к сложенным у стены вещам.

— Его что же, в землю сажают? — спросила незнакомая служанка, внимательно рассматривая каждую картофелину.

— Да, — подтвердила путешественница между мирами.

Глубоко?

— Не знаю, — честно призналась не имевшая никакого понятия об агротехнике выращивания картофеля Ия.

— А долго ли растёт?

— Я же не крестьянка! — вовремя вспомнив слова названного папаши, делано возмутилась Платина.

— Простите, госпожа, глупую служанку, — вздрогнув, словно от удара, служанка втянула голову в плечи и забормотала, торопливо перекладывая клубни в корзину.

Девушке стало стыдно и, напрягая память, она проговорила, отведя взгляд:

— Хранить как репу с редькой. Следить, чтобы свет не попадал. И есть можно только то, что в земле. От листьев и плодов можно отравиться.

— Да, госпожа, — поклонилась женщина. — Спасибо, госпожа. Я всё поняла, госпожа.

Пока они беседовали, Усуя сложила на поднос грязную посуду, а перед тем, как покинуть комнату, сообщила, что сейчас сюда придут старшая госпожа, госпожа Амадо Сабуро и госпожа Андо.

Новая наставница оказалась невысокой, слегка полноватой старушкой с круглым серьёзным лицом и симпатичными морщинками у глаз.

Её аккуратно уложенные в скромную причёску волосы густо побелила седина, головку большой, серебряной шпильки украшала маленькая золотая рыбка с зелёным камушком вместо глаза, а в ушах покачивались длинные серьги.

Поверх простенького платья из лилового шёлка был надет стёганый жилет с поблёкшей вышивкой, отороченный по краям вытертым белым мехом.

Вспомнив уроки своей спутницы, Платина отвесила чинный поклон, прижав руки к животу.

— Вот, госпожа Андо, это та самая девушка, о которой мы с вами говорили, — сказала жена начальника уезда, опускаясь на табурет.

— Здравствуйте, госпожа Сабуро, — поприветствовала Ию старушка.

— Долгих лет жизни и процветания вам, госпожа Андо, — ещё раз поклонилась Платина, краем глаза отметив, как по набелённому лицу супруги хозяина дома скользнула лёгкая тень неудовольствия. — Мне рассказывали о вас столько хорошего, что я с огромным нетерпением жду начала наших занятий.

— Мои познания крайне скудны и ограничены, госпожа Сабуро, — с лёгкой улыбкой возразила собеседница, усаживаясь за стол. — Но я буду рада поделиться с вами всем, что знаю сама.

Поскольку девушке никто сесть не предложил, то, помня местные правила приличия, она так и осталась стоять, словно школьница у доски.

— Вы умеете читать и писать, госпожа Сабуро? — деловито, но благожелательно поинтересовалась будущая наставница.

— Благодаря госпоже Амадо Сабуро, — Платина чуть поклонилась поощрительно улыбнувшейся монашке. — Я знаю основы правописания.

— К сожалению, госпожа Андо, — виновато развела руками сестра начальника уезда. — Я не сумела в достаточной степени ознакомить её с правилами этикета и объяснить главные принципы, которым должна следовать в своей жизни благородная женщина.

Понимающе кивнув, старушка вновь обратилась к девушке:

— Вы умеете играть на каком-нибудь музыкальном инструменте?

«Немного на синтезаторе», — мысленно усмехнулась путешественница между мирами.

Однако, прежде чем она успела ответить, заговорила жена чиновника:

— Музыкой можно будет заняться и позднее, госпожа Андо. В первую очередь девушке следует выучить правила поведения и обязанности дочери благородного отца.

— Разумеется, госпожа Сабуро, это самое главное, — тут же согласилась старушка.

— Ещё раз прошу вас никому не рассказывать, кто эта девушка, — наставительно проговорила супруга хозяина дома. — В своё время об этом узнают все, а пока не стоит давать повод для сплетен.

— Я понимаю, госпожа Сабуро, — заверила собеседница. — Можете всецело положиться на мою скромность. Мне часто приходилось обучать хорошим манерам благородных девушек. Правда, раньше я никогда не делала этого у себя дома. Но вам я отказать не могу.

— Мне бы хотелось, чтобы вы начали заниматься как можно раньше, — высказала ещё одно пожелание жена начальника уезда.

— Тогда я пойду и прикажу приготовить комнату для молодой госпожи, — с заметным усилием поднимаясь на ноги, сказала старушка. — Во избежании кривотолков я собираюсь поселить её в павильоне у пруда.

— Не слишком ли там холодно, госпожа Андо? — забеспокоилась супруга хозяина дома.

— Нет-нет, госпожа Сабуро, — заверила её собеседница. — Мы ещё летом там ремонт сделали. Почтенный Зябер, что жил у меня с осени, никогда не говорил, что мёрзнет. А ещё я дам молодой госпоже одеяла и жаровню.

— Не утруждайте себя, госпожа Андо, — покачала головой Азумо. — Наши слуги принесут всё необходимое.

— Тогда, чтобы не привлекать излишнее внимание соседей, молодой госпоже лучше прийти ко мне вечером, — предложила будущая наставница. — Где-нибудь в первом часу ночной стражи. Уже не так светло, как днём, а ночные гуляки ещё не шатаются по улицам.

— Хорошо, — тоже встав с табурета, согласилась жена начальника уезда.

Когда они ушли, девушка посмотрела на притихшую монашку и насторожилась.

— Вам что-то не нравится Сабуро-ли?

— Зовите меня Амадо, — всхлипнув, женщина торопливо достала из рукава платок.

— Тогда и вы меня Ия, то есть Ио, — быстро поправилась Платина, ощущая странное волнение, словно при расставании с близким человеком.

— Мы с вами многое пережили, Ио-ли, — женщина всхлипнула, вытерев выступившие слёзы. — И я очень рада, что брат решил удочерить вас. Пусть я отказалась от суеты мира, посвятив себя служению милосердной Голи, семья по-прежнему многое значит для меня. И хвала Вечному небу, что вы тоже вошли в неё.

От этих слов и того тона, каким они были сказаны, путешественница между мирами почувствовала, что у неё тоже защипало глаза. Опасаясь расплакаться, она решила сменить тему разговора.

— А сами вы чем собираетесь заниматься, Амадо-ли?

— Немного погощу у брата, — шмыгнула носом та. — Потом вернусь в обитель. Нельзя дать монастырю пропасть.

Она сказала, что ещё не знает, сколько для этого понадобится времени. Посетовала на то, что после эпидемии цены на услуги мастеров и строителей сильно возрастут, а главное — беспокоилась о том, где взять новых сестёр?

Её рассуждения прервал стук в дверь.

Получив разрешение, в комнату вошла одна из служанок, сопровождавших сегодня супругу хозяина дома.

— Госпожа Амадо Сабуро, моя старшая госпожа приказала сообщить, что пришла госпожа Сасако. Если вы желаете с ней поговорить, то они пьют чай в покоях старшей госпожи.

— Да-да, — встрепенулась собеседница. — Передай своей госпоже, что я сейчас приду.

Когда служанка ушла, монашка сказала, словно извиняясь.

— Ио-ли, госпожа Сасако — моя старинная подруга. Мы с ней так давно не виделись.

— Конечно, идите, Амадо-ли, — не дала ей договорить девушка. — После всего, что случилось, у вас есть о чём поговорить.

Оставшись одна, она перетряхнула их корзину и котомки, выложив принадлежащие спутнице вещи и увязав их в узел.

Потом ей понадобилось на задний двор. По дороге Ия встретила двух слуг с большим, плетёным коробом. Заметив гостью, те попятились, уступая дорогу, а девушка подумала: «Получается, на эту половину дома не пускают только посторонних мужчин, а свои свободно шастают. Тут, наверное, и интрижки всякие случаются. И не только между слугами. Наложницам, небось, скучно целыми днями ничего не делать. А секс — какое-никакое, а развлечение».

Поймав себя на подобных мыслях, Платина невольно усмехнулась, хотя перспектива самой оказаться в подобном гареме вдохновляла даже меньше, чем раньше.

Когда солнце стало клониться к закату, вернулась монашка, а с ней явилась и жена начальника уезда в сопровождении пары служанок, одну из которых тут же отослали прочь.

— Мы пришли проводить вас, Ио-ли, — проговорила Азумо, проходя мимо девушки, и та ясно уловила исходивший от неё запах спиртного.

Усевшись за стол, женщина сурово свела аккуратные брови к переносице.

— Учитесь усердно, — напыщенным тоном заявила она. — Чем раньше вы овладеете правилами этикета, тем быстрее господин проведёт церемонию удочерения.

— Я приложу всё старание, госпожа Сабуро! — напрягая свои невеликие актёрские способности, пылко вскричала бывшая учащаяся циркового колледжа.

— Надеюсь, вы не разочаруете своего приёмного отца, — продолжила собеседница.

Лёгким движением руки, сопровождавшимся недовольной гримаской, она заставила замолчать девушку, готовую разразиться очередной восторженной тирадой.

— При всём моём уважении к достойной госпоже Андо, я не могу отправить вас в её дом одну. Это Угара.

Жена чиновника кивнула в сторону застывшей у двери служанки.

— Она будет заботится о вас.

«А заодно и следить за мной», — неприязненно подумала Платина и, не зная, как реагировать на подобное заявление, пристально посмотрела на свою новую спутницу.

Среднего роста, крепкая. Овальное, с грубыми чертами лицо. Припорошенные сединой волосы заплетены в косу и уложены в причёску, заколотую простой, лишённой украшений шпилькой. Однако на запястье поблёскивает витой, серебряный браслет.

— Угара знает, кто вы, — продолжила супруга хозяина дома. — Но она будет молчать. Главное, чтобы вы зря не распускали язык.

— Мне это ненужно, госпожа Сабуро, — Ия чувствовала, что наглый менторский тон собеседницы раздражает её всё больше и больше. — Я хочу как можно быстрее выучиться и вернуться в свой новый дом.

— Это радует, — снисходительно кивнула женщина и, громко икнув, деликатно прикрыла рот ладошкой.

Неизвестно, как долго она бы ещё разглагольствовала, но тут вернулась ранее отосланная служанка со стопкой чистого белья.

— Ваши вещи выстираны, Ио-ли, — сказала Азумо. — Я приказала дать вам ещё кое-что, необходимое каждой женщине.

— Благодарю, госпожа Сабуро, — поклонилась Платина.

— Угара, убери всё в корзину, — приказала жена чиновника, поднимаясь.

— Подождите! — остановила их девушка.

Под недоуменными взглядами присутствующих она взяла один из двух стоявших у корзины узлов.

— Это ваше, госпожа Сабуро, — сказала Платина, протягивая его монашке. — Тут плащ и… ещё кое-что.

— Не нужно, — прикусив губу, покачала головой сестра хозяина дома. — И я просила называть меня Амадо.

— Ну не нести же всё это в дом госпожи Андо, Амадо-ли, — вымученно улыбнулась готовая разрыдаться девушка.

— Возьми, Икиба, — приказала Азумо второй своей служанке, разрешив сомнение золовки.

— Да, старшая госпожа, — отозвалась та.

Когда они всей компанией шли по дворику, стоявшие на противоположном берегу замёрзшего прудика наложницы уже привычно перешёптывались, провожая их оценивающе-любопытными взглядами.

Внутри самого большого здания, делившего усадьбу на две половины, Ия с удивлением обнаружила примерно два десятка небольших столиков, выставленных в две параллельные линии от дверей в официальную часть дома до стоявшего у противоположной стены стола, явно предназначенного для главы семейства.

Несколько служанок торопливо протирали и расставляли стулья. Похоже, здесь намечается какое-то мероприятие вроде званого ужина для особ, приближённых к начальнику уезда.

На выходившей в первый дворик веранде их поджидал молодой слуга с усыпанным угрями простоватым лицом.

Поклонившись старшей госпоже, он взял у Угары корзину и узел, в свою очередь передав ей небольшую котомку.

Не обращая на них внимания, жена чиновника вновь обратилась к приёмной дочери своего мужа:

— Ступайте, Ио-ли. Занимайтесь старательно. А я вас скоро навещу.

— До свидания, Сабуро-ли, — поклонилась девушка, прижимая ладони к животу.

Приближаясь к воротам, она заметила стоявших по бокам слуг в одинаковых светло-коричневых куртках, чёрных штанах и кожаных башмаках.

«Вот и местные униформисты», — усмехнулась про себя бывшая цирковая.

— Не задерживайся там, — тихо проворчал один из них, распахивая створку.

— Я быстро, почтенный Буган, — заверил юноша, поправляя лямки корзины на плечах.

Когда они выходили на улицу, к усадьбе как раз подъезжали трое всадников, один из которых, судя по всему, принадлежал к числу гостей важного чиновника.

Одетый в яркий, шёлковый халат синего и бежевого цветов, парень лет двадцати ловко, явно рисуясь, спрыгнул с седла и беззастенчиво уставился на Платину большими, какими-то бесстыжими светло-карими глазами в обрамлении длинных, пушистых ресниц.

— Здравствуйте, молодая госпожа, — голос у него оказался чуть хрипловатый, а открытую добродушную улыбку совсем не портила узкая полоска усов над пухлой верхней губой. — Куда это вы направились в столь поздний час?

Оценив парадную широкополую шляпу из синего шёлка с золотой, украшенной зелёным камнем брошью на тулье, зелёный шёлковый кушак с заткнутым за него мечом в отделанных серебром ножнах, а также уверенность, с которой он держится, Ия решила, что совсем уж игнорировать такого богатого и важного гостя приёмного папаши будет весьма опрометчиво, но и болтать с ним зря не стоит.

Поэтому, поклонившись едва ли не на ходу, она ответила, стараясь говорить как можно суше:

— Ещё не так поздно, господин. А у нас свои дела, и не следует нам мешать.

Собеседник довольно рассмеялся, но девушка уже прошла мимо, буквально затылком ощущая пристальный взгляд молодого человека, сопровождавший её ужасно долгие полминуты.

Только когда это чувство исчезло, Платина позволила себе обернуться. Парень исчез, а пара его вооружённых спутников, спешившись, заводили в ворота лошадей. Не выдержав мучившего её любопытства, Ия обратилась к шагавшей чуть поодаль служанке:

— Кто этот бойкий юноша, Угара?

— Молодой барон Хваро, госпожа, — почему-то понизив голос, ответила женщина.

«Ого! — мысленно присвистнула путешественница между мирами. — Самый знатный землевладелец уезда да ещё и красавчик на меня внимание обратил».

Нельзя сказать, что подобная новость сильно обрадовала или огорчила, но на всякий случай Платина попыталась уточнить:

— Он со всеми девушками так себя ведёт, или я выгляжу настолько… легкомысленной?

— Что вы, госпожа Сабуро! — то ли искренне возмутилась, то ли хорошо сыграла служанка, горячо зашептав: — Клянусь Вечным небом, вы не давали ему никакого повода! Но господин Хваро недавно вернулся из столицы, где учился в самом Гайхего! А нравы в Тонго, говорят, уж очень вольные: не то, что у нас в глуши.

Женщина многозначительно поджала губы.

— Вот и ведёт себя здесь как там, — понимающе усмехнулась Ия и, не обратив внимание на согласный кивок собеседницы, подумала: «За пару дней сделалась приёмной дочерью местного головы и познакомилась с самым крутым парнем на районе. Не знаю, что там дальше будет, но новая жизнь начинается многообещающе».