Исповедь Мотылька

Глава сорок вторая: Эвелина

— Точно не хочешь ничего рассказать? — в который раз за утро пристает Ирка, наблюдая за тем, как я пытаюсь не утопиться в ее джинсах и свитере.

У нас не очень большая разница в объемах, но значительная разница в росте, из-за чего рукава ее и без того свободного свитера болтаются на моих руках в лучших традициях Пьеро. Но я благодарна за любую помощь, тем более, что своего у меня нет абсолютно ничего. В буквальном смысле слова, даже обуви.

Пока я провела всю ночь в пограничном состоянии между истерикой и полным равнодушием, перебирала в голове все, что у меня есть и пришла к неутешительному выводы, что моя единственная законная собственность была в том белом халате, который я без сожаления и невзирая на все протесты Ирки, свернула в пакет и отнесла на мойку. От него слишком сильно пахло тем утром, когда я проснулась счастливой и когда вся моя жизнь рухнула. Если бы в этом была еще хотя бы капля спасения, я бы к чертовой матери обрилась налысо, потому что сои волосы даже после двух моек головы все равно сохранили дыхание Олега, которое я чувствовала всю ночь.

— Просто начинаю новую жизнь, — бросаю как можно беззаботнее, подкатываю рукава и штанины, чтобы выглядеть хоть немного не так кукольно. Хотя, кого я обманываю? Вид у меня как у иллюстрации к Незнайке, где у всего маленького народа почему-то была непропорционально объемная одежда.

— Да кончай придуриваться, — обижается подруга, — как будто я не слышала как ты всю ночь сопли гоняла.

— Простыла, наверное, — стою на своем.

— Что случилось-то?

Я еще раз смотрю на себя в зеркало, беру одолженный у подруги рюкзак и проверяю, чтобы те пара купюр, которые она дала мне на проезд и мелкие расходы, были во внутреннем кармане.

— Я все верну, Ира, честное слово. Доберусь до банка, сниму то, что там есть и все верну с процентами.

— Совсем крыша поехала?! Нафиг мне твои проценты! Ты же вроде картины собиралась продавать, — напоминает Ира тот мой восторженный бред, когда я узнала, что на выставке прилично заработала. — Ви, я могу чем-то помочь? Ну я не знаю, может…

Она разводит руками, имея ввиду как будто буквально любую просьбу.

— Ты дала мне крышу над головой, одежду и деньги. И еще — телефон! — Верчу в руках ее старенький смартфон с паутиной трещин на экране. — Когда я стану богатой и знаменитой, то обязательно буду упоминать тебя в каждом интервью.

Ирка фыркает и я, воспользовавшись моментом, выскальзываю за порог.

На сегодня куча дел. Я нарочно загрузила день так, чтобы не осталось ни одной свободной минуты думать об Олеге, но он все равно просачивается в мою голову постоянно, стоит отвлечься и внезапно вспомнить, как он до меня дотрагивался, как пахла его кожа, когда притрагивалась к ней губами, и где были его руки.

Я встряхиваюсь, прыгаю в метро и схожу на ближайшей к галерее Лебо станции. Со всеми этими «делами» совершенно забыла, что так и не разобралась с картинами, которые, по-хорошему, давно пора было вывезти. Рядом можно арендовать бокс для хранения, что я и делаю. Хорошо, что хозяин уже ждет на месте и получив задаток, передает мне ключ. Теперь можно и в Галерею. Картины буду хранить в ячейке пока не сниму жилье. А потом… будет видно. Встреча с риелтором у меня во второй половине дня, но я планирую все успеть и даже перекусить, хотя от послевкусие вчерашней правды, до сих пор тошнит от одной мысли о еде.

До последнего надеясь, что не придется столкнуться с Лебо нос к носу, прохожу в небольшое складское помещение, где все мои картины неопрятно свалены в кучу. Их даже не потрудились переложить тряпками или хотя бы бумагой. За несколько минут перекладываю эту огромную кучу на несколько поменьше, перевязываю веревками так, чтобы было удобно нести. Хорошо, что три самых больших и громоздких картины купил мой личный анонимный шейх, иначе мой «переезд» занял бы гораздо больше времени и сил.

Но когда я, мысленно ликуя, что не столкнулась с женой Олега, продвигаюсь к выходу, дорогу загораживает Лебо. Сотрудница галереи за ее спиной маячит с таким видом, что сразу понятно, кто проинформировал хозяйку о моем визите.

— Не думала, что после сего случившегося тебе хватит наглости сунуть сюда свой мерзкий нос, — бросает Лебо, наворачивая вокруг меня круги.

В своем обновленном рыжем цвете и белоснежном костюме она напоминает лисицу, взявшую в осаду кролика. Только на этот раз я не собираюсь держать рот на замке.

— Я пришла забрать свои вещи, — поудобнее перехватываю стопку картин, которые прижимаю к груди, словно щит. — На этом наше с вами общение считаю законченным. Думаю, это взаимно.

Хочу обойти ее, но Диана снова становится у меня на пути.

— Это ведь была твоя идея? — Она упирается в меня взглядом, как будто ответ на ее вопрос написан прямо поперек меня. — Подсунуть мне Дениса, а потом рассказать все Олегу?

— Вряд ли я могу иметь отношение к тому, какие решения принимает нижняя часть вашего тела, — вываливается из моего рта, и в эту минуту я даже рада, что у меня заняты руки, потому что рефлекторно хочется закрыть рот ладонью, как будто ничего и не было.

— Мелкая двуличная дрянь, — шипит Лебо. — Я всегда знала, что ты не просто так все время трешься рядом с Олегом и корчишь из себя невинную овечку.

— Это говорит женщина, которая переспала с братом своего будущего мужа накануне свадьбы? Я не ослышалась?

К черту расшаркивания!

Я имею право говорить то, что думаю, тем более, что в отличие от ее помоев, мои оскорбления целиком заслужены. Может, я действительно была влюблена в Олега по уши и делала все, чтобы он обратил на меня внимание, но уж точно не собиралась наложить лапу на его банковские счета.

— Денис рассказал, что вы встречались с адвокатом по бракоразводным делам еще до того, как вступили в брак. Наверное, это тоже от большой любви к Олегу и исключительно потому что я вмешивалась в ваши отношения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Так принято в мире взрослых и самостоятельных людей — предусматривать все варианты. В отличие от бесталанных девочек, которые настолько провалились со своей мазней, что единственный, кто согласился купить их «писульки» — их же собственный папик!

Я не сразу понимаю, что она имеет ввиду, и Лебо «великодушно» дает паузу, чтобы я сложила два плюс два. Папик, по ее мнению — это Олег. Значит, те картины, которые у меня купили за огромные деньги и которыми я так гордилась…

— Он хорошо постарался замаскировать сделку, — продолжает Диана, и брезгливо щелкает пальцами по деревянной раме одной из картин в стопке, которую я еще крепче прижимаю к груди. — Но я давно в этом бизнесе, и у меня нюх на такие вещи. Помню, сразу подумала, что что-то не так, потому что никто из гостей вернисажа не проявил к твоей мазне ни капли финансового интереса. Навела справки, подключила старые связи — и вуаля.

— Вы все врете, — пытаюсь не дать ее яду проникнуть мне под кожу, но он все равно уже в моих венах. Потому что в глубине души я и сама понимала, что с этими картинами что-то не так. Слишком уж большой был чек. Гораздо больше той суммы, которую поставила Диана, а она тоже минимум втрое завысила ту цену, которую поставила бы я сама.

— Я, конечно, могу предоставить тебе абсолютно любые доказательства, но знаешь что? — Она наклоняется к моему уху и меня обдает приторно-сладким ароматом его парфюма. — Спроси его сама. И обязательно пришли мне селфи после того, как подтвердится правда.

Ее взгляд в спину я чувствую даже когда оказываюсь на улице. Холодный ветер бросает волосы в лицо, размазывает слезы, которые, я думала, закончились еще прошлой ночью.

Все же было так очевидно.

Настолько предсказуемо, что хочется извернуться и отвесить себе крепкий пинок, потому что во всем случившемся — только моя вина. Это я слишком много о себе возомнила. Олег создал для меня кокон «со всеми удобствами», создал реальность, в которой я забыла кем являюсь на самом деле и поверила, что действительно могу стать кем-то большим, чем просто девочкой на содержании у взрослого мужчины.

Интересно, если бы Денис не расстроил свадьбу Дианы и Олега — он приехал бы ко мне в тот вечер? Или еще долго жил в счастливом неведении рядом с женщиной, на чей палец, в отличие от меня, все-таки надел кольцо?

У меня есть ответ на этот вопрос, и он подталкивает меня до ближайшей урны, в которую я без сожаления бросаю картины, которые еще несколько минут назад считала достойными продажи. Проходящая рядом пожилая женщина сокрушается, что из-за таких как я в городских урнах всегда полно мусора.

— Извините, что и здесь я невпопад, — бросаю даже не ей, а вообще всем тем людям, которые с опаской поглядывают на мой не объявленный «перформанс». — Кажется, я только что нашла единственное правильное применение мечте всей своей жизни.

Звонок телефона достигает моего слуха только с третьего раза. Это может быть только Ира, потому что никто другой не знает о существовании этого номера. Даже не удивляюсь, когда она сообщает, что прямо сейчас у нее на кухне сидит моя мама и требует достать меня из-под земли. Даже не успеваю ничего ответить, когда мама отбирает у Иры телефон и кричит в трубку, что я самая неблагодарная дочь на свете, потому что она обзвонила все морги, больницы и даже ночные клубы, и чуть не убила полицейского, потому что он отказался принимать заявление о пропаже человека.

— Разве у тебя не должен быть сейчас медовый месяц? — Я кручу в голове образы ее и Олега: как они сперва орали друг на друга, потом начали сыпать упреками, а потом, по-видимому, уже после того, как я добровольно покинула сцену, решили предаться другим, более приятным воспоминаниям. — Не нужно беспокоится, я взрослая и в состоянии о себе позаботиться.

— Хватит нести чушь! — ругается она, и я слышу характерное дрожание слез в ее голосе. — Эвелина, прошу тебя, хотя бы дай мне возможность объяснить.

— Все и так предельно ясно. — На самом деле я снова трушу. Понятия не имею, как переживу тот факт, что Олег снова предпочел другую женщину, и на этот раз — мою собственную мать. — Я не буду стоять у тебя на пути. Если бы ты все рассказала раньше — ничего этого не было бы.

— Олег не ответил ни на одно мое сообщение, — как-то глухо и обреченно признается она. — Целый месяц я писала ему, но он так и не ответил. Если когда-то… Эвелина, нам нужно обо всем этом поговорить не по телефону.

— Я ничего не хочу знать.

— Но ты должна!

— Чтобы что? Я больше не подойду к нему, если ты думаешь, что всего случившегося по-прежнему недостаточно.

— Давай просто… поговорим. — Она нервно вздыхает. — Ты всегда была такой упрямой. Вся в отца.

Ее слова надрывают последний нерв, на котором держится мое терпение.

Вся в отца.

Боже, а что если я действительно могла быть дочкой Олега?!

Что если бы это оказалось правдой и я не нашла тот проклятый тест?

Мой желудок скручивает тошнота, и меня выворачивает прямо в урну, на груду собственных «непризнанных шедевров».