Мир одним мощным рывком сдвинулся на далёкую периферию.
Исчез.
Перестал существовать.
Ему это, конечно же, показалось, но в первое мгновение её тело будто бы дёрнулось ему навстречу, молча отвечая на поцелуй.
Разум бился за право навязать свою волю. Убеждал, что это иллюзия, и ей нельзя доверять. В неё нельзя погружаться — затянет, утопит, парализует.
Всё сознательное в нём вопило, напоминая ему о его же пустых обещаниях даже пальцем к ней не прикасаться.
Но сейчас, впиваясь в её мягкие губы с жадностью изголодавшегося, он не мог не думать о том, а не было ли то самое обещание слабой попыткой отгородиться от неё, пока не поздно.
Но, может быть, поздно было уже тогда. Он просто не сразу это понял.
Несколько бесконечных мгновений, и губы её поддались, позволяя его языку проскользнуть между них, не встречая препятствий.
И он едва не застонал от накрывших его ощущений. Будто подросток, впервые зажавший в укромном углу одноклассницу.
Его пальцы будто сами собой коснулись точёной скулы, пробежались по нежной щеке, затерялись в шёлковых волосах.
И она… отвечала?
Как и почему — он, может быть, разберётся потом. Мысли начинали неминуемо путаться, погружаясь в расплавленную лаву лихорадочных ощущений.
Его вторая рука нетерпеливо скользнула под её свитер, коснулась разгорячённой кожи, и кончики пальцев кольнуло, будто током ударило.
И не только его. От этого прикосновения она вздрогнула всем своим гибким телом, приглушенно охнула и вдруг окаменела, будто в статую превратилась.
Он поспешил и был за свою поспешность наказан.
Она будто только сейчас окончательно осознала, что происходило. Отпрянула от него, насколько ей позволяло её весьма стеснённое положение.
Их губы разъединились, окуная его в странную пустоту.
Они оба хватали ртом воздух, а шумное дыхание переплеталось, заполняя окружавшую их пасмурную тишину.
Он не знал, что говорить. Она и подавно. Её взгляд блуждал где-то внизу, на него она не смотрела.
Жарко, мать его, до невозможности. И он напряжён во всех очевидных смыслах.
Тело жаждало продолжения и сладостного освобождения.
Того, что с такой готовностью ему дала бы любая другая. Но не она.
Того, чего он теперь не хотел от любой другой. Лишь от неё
Как и когда… как и когда он до этого докатился?..
— Нужно… ехать, — едва слышно отозвалась она, будто боялась будить своим голосом тишину. — Пожалуйста…
И что-то у него внутри надламывалось от тихой, смиренной мольбы в её голосе. Она понимала, что если бы он захотел обойтись с ней пожёстче, она не смогла бы ему противостоять.
Он мог попросту взят её силой. Здесь и сейчас.
И он это понимал. Он понимал, что он мог бы. Взять. Получить. Не осторожничать и не спрашивать.
— В машину, — хрипло приказал он, делая неверный шаг назад. Освобождая невольницу из своего плена.
Он и моргнуть не успел. Она юркнула мимо него и припустила к двери.
Глеб упёрся предплечьем в нагретую теплом её тела стену, уткнулся лбом в сгиб локтя и медленно выпустил воздух из лёгких.
А ведь ему ещё как-то нужно в целости и сохранности довезти её домой.
Не поддаться желанию остановить автомобиль на полдороги и не осуществить хоть одну из полсотни фантазий, кружившихся сейчас в его голове.
И, конечно, дорога домой оказалась кошмаром.
Вместо живых людей из поездки возвращались два онемевших бревна. От напряжения воздух в салоне можно было рубить топором.
Но топор опустился, когда они наконец оказались под одной крышей.
Внизу их никто не встречал, и Глеб возблагодарил всё на свете за это. Все домашние дела и заботы — позже. Сейчас бы рассудок восстановить.
В свои спальни они поднимались вместе, но будто в параллельных реальностях. Она держалась от него подальше и как-то ёжилась, будто так и ждала, что он снова на неё набросится.
И он даже не мог её в этом винить — только об этом и думал по дороге наверх.
Когда двери спален по разные стороны коридора оказались уже в поле видимости, она вдруг замедлила шаг и позволила себе взглянуть на него:
— Не смей больше так делать.
Он взглянул на неё и тоже остановился:
— Поясни.
— Не смей заводить такую привычку, — голубые глаза на бледном лице сверкнули. — Наказывать меня… вот так.
— Так ты это так воспринимаешь, — гнев, замешанный на жёгшем тело желании, поднимался в нём с опасной быстротой, — как наказание.
— Ничего другого я, очевидно, не заслужила, — она мелькнула мимо него и поспешила спрятаться в безопасности своей спальни.
Глеб выругался — вслух и громко.
Он хотел на неё злиться. Хотел ненавидеть. Но всё, что сейчас видел, припухшие от поцелуя губы и этот взгляд…
За дверью собственной спальни он едва успел сорвать с себя верхнюю одежду, швырнуть на кровать телефон.
Душевая стала спасением.
Струи горячей воды обрушились на его плечи и голову.
Он опустил руку на свою напряжённую плоть.
Ему даже делать особо ничего не пришлось.
На губах вновь её сбившееся дыхание. Под пальцами — упругое тело.
И — всё. И этого оказалось достаточно.
Больше не сдерживаясь, он застонал, привалившись плечом к нагревшейся матовой плитке.
Отдышавшись и вымывшись, выбрался из душевой, но не из своей головы.
Это. Сегодня. Вынужденная мера.
Надолго его не хватит.
И он должен решить, что делать с этим безумием.
Становиться его заложником он не собирался.