Измена. (не) Любимая жена

Глава 40

— Герман, не соизволишь в гости заглянуть? — голос матери в трубке звучал почти требовательно, пусть она и знала, что это не лучшая стратегия начинать с ним разговор.

Он сидел, откинувшись на спинку водительского кресла, и наблюдал за тем, как Лиля с величайшей аккуратностью приводила в порядок свежую цветочную композицию, занимавшую всё пространство витрины.

— Зачем?

— Отец хотел с тобой поговорить. Что-то там о встрече с инвесторами.

Опять Артур проболтался. Но он не держал зла на младшего брата. Он был даже рад, что его напряжённые отношения с ближайшей роднёй никак на Артуре не сказались.

— Зачем? — повторил он вопрос.

— Откуда мне знать? Вот сам у него и спросишь.

Отец время от времени делал попытки пойти на мировую — неохотные и будто бы вынужденные. Не исключено, что мать его к тому подбивала.

Германа мало интересовало это примирение. Если отец вдруг захотел с ним поговорить, да ещё по такому поводу, то это легко объяснялось выгодой. Старший сын умудрился сам встать на ноги, возглавить целый холдинг, и теперь ему наконец-то можно пожать руку и даже поговорить с ним как мужчина с мужчиной.

И он даже готов забыть, что сын женился на «девице совсем не своего круга», предпочтя её «идеальной кандидатуре» всеобщей любимицы — Марины.

Какая небывалая щедрость. Сын, конечно, тут же полетит сломя голову навстречу долгожданному примирению.

— Когда?

Мать замешкалась с ответом.

— Вообще-то… сегодня было бы идеально.

— Нет.

— Нет?

— Нет.

— Ладно. Хорошо. Я не настаиваю. Никто не настаивает. Приезжай завтра. Или послезавтра.

— Нет.

— Герман…

— Ты можешь ему передать, что я приеду, если он согласиться принести свои извинения.

Мать утомлённо вздохнула:

— Хочешь услышать их от него?

— Я? Нет, мне его извинения не нужны, — он погладил взглядом крутой изгиб бедра, который обрисовала ткань её юбки, когда она склонилась пониже, чтобы поправить дальний букет с заломившимся краем золотистой бумаги по канту.

— Извини… тогда не понимаю.

— Он извинится перед Лилей. Прилюдно.

Он услышал, как она втянула воздух.

— Послушай…

— Позвонишь мне, когда он будет готов, — не попрощавшись, Герман отключился, вернул телефон на панель авто.

Он не блефовал, не шутил, не набивал себе цену. Совершенно не важно, что сейчас происходило в их личной жизни, отец задолжал ей извинения. И до тех пор, пока будет упрямиться, разговора с ним не дождётся.

Герман следил, как тонкие пальцы перебирали цветочные стебли и поправляли декор. По идее, наблюдение за подобным должно было бы умиротворить и расслабить.

Но его… его возбуждало.

Сейчас как никогда остро он вспоминал её пальцы на своём теле — нежные, почти невесомые прикосновения, и уже через мгновение — жадные, лихорадочно ищущие. Её острые ноготки на своей шее… эти царапины он теперь носил как драгоценный трофей.

Герман отвёл взгляд, отчётливо ощущая прилив острого желания.

Господи, что с ними творилось…

Что с ним творилось…

Какое-то сплошное, мать его, извращение и мазохизм.

С этим надо кончать, чем бы история ни закончилась. Чем дольше тянулась вся эта неизвестность, тем меньше он мог рассчитывать на своё хладнокровие.

Он не сможет играть в долгую, не сумеет держать себя под контролем.

Он уже на пороге решения сдаться. Плюнуть на всё. Всё забыть и… что дальше? Ползти к ней на брюхе. С поджатым хвостом после всего, что они друг другу наговорили? После всех вопросов, которые выросли между ними? Всех упрёков, обид и взаимных, пусть отчасти и справедливых, но болезненных обвинений?..

Предположим, он настолько уже отбит на голову, что готов оставить всё это позади.

А она?

Он снова поднял взгляд на витрину — Лиля застыла у композиции, рассматривая её в печальной задумчивости. Она то и дело проводила ладонями по плечам, будто озябла.

Она выглядела грустной, издёрганной и одинокой.

Она ничего не простит. Ничего не забудет.

И не должна.

Он никогда бы о таком её не попросил. Ни за что не стал бы. Это было бы верным шагом к окончательному разрыву.

Он покосился на чёрный экран телефона — Ильмин пока так и не позвонил. Куда бы этот Алексеев не подевался, спрятался он исключительно хорошо. Днём с огнём не сыщешь.

Ну ничего. У него руки длинные, ресурсов хватает, а терпение он себе отрастит. В конце концов от этого напрямую зависел его шанс докопаться до истины, которая с некоторых пор стала единственной важной вещью в его жизни. Всё остальное отодвинулось на второй план, перестало иметь значение, потеряло всякий смысл.

Как потеряет всякий смысл его жизнь, если из этой жизни исчезнет она.

Рядом с Лилей материализовалась Светлана — её коллега и лучшая подруга. Она что-то сказал ей, кивнув в сторону стойки.

Лиля встрепенулась, побежала к стоявшему там телефону. Она о чём-то сильно переживала и, очевидно, ждала звонка.

Он многое бы отдал, чтобы узнать, что это за звонок. Кто звонил и почему.

Почему-то после сегодняшнего разговора с парнями из охраны он не мог заставить себя думать, что тут кроется что-нибудь подозрительное.

Явный признак того, что настырное сердце начинало брать верх над разумом.

И у него даже не было сил этому сопротивляться.

По крайней мере не сейчас, когда он размышлял, как войти в магазин, не напугав её, и уговорить отправиться домой вместе.

Это будет выглядеть странно. Он отдавал себе в этом отчёт.

И плевал на всякую странность.

Снял телефон с держателя, нажал кнопку вызова.

— Да? — настороженное и чуть нервозное на том конце виртуального провода.

— До конца твоего рабочего дня — десять минут. Я выезжаю из города, — ему пришлось сделать усилие, чтобы переформулировать фразу, не ставя её перед фактом, а предлагая. — Не против, если заеду тебя забрать?

— Да. Хорошо, — без запинки отозвалась она.

Его сердце предательски дрогнуло, но его неожиданно громкому стуку не удалось заглушить голос сомнения.

Странно.

Как легко и быстро она согласилась…