Измена. (не) Любимая жена

Глава 6

— Лилечка, ты бы хоть позвонила сначала… — мать растерянно смотрела, как я таскаю из пачки салфетки и прикладываю их к распухшему от слёз лицу.

В дом родителей я добралась спустя два часа после отъезда. Произошедшее настолько выбило меня из колеи, что я умудрилась назвать таксисту старый адрес улицы и дома, где я когда-то жила вместе с родителями. С тех пор мать с отцом успели перебраться за город, не постеснявшись воспользоваться царским подарком зятя, которого на дух не переносили.

Мне повезло, что отец накануне отправился со своим братом на рыбалку на несколько дней, и мать в доме была одна. Не пришлось пускаться в объяснения, чтобы в ответ услышать: «А я тебе говорил!»

— Мам… ей-богу… Если тебе в тягость, так и скажи. Я к Свете поеду.

— Ну куда на ночь-то глядя! — всплеснула рукам мать и поднялась со стула. — Я разве тебя гоню? Я просто… я бы хоть комнату тебе приготовила, на стол собрала…

— Мам, ну какой стол? Какая комната? Господи… — я скомкала промокшую салфетку и потянулась за новой. — Я всё сама себе приготовлю. Пожалуйста, не суетись.

Мама всё же полезла в холодильник, только для того чтобы удостовериться: разносолами она меня не порадует.

О еде я и думать не могла. А мать вела себя так, будто я к ней с визитом вежливости явилась — не более того.

Но мне стыдно ей было в этом признаться. Стыдно признаться, что я хотела услышать от неё хоть слово участия, а не дежурное: «Ну, всё понятно».

Хоть ничего ей понятно и не было. Я не рассказала ей об измене.

Во-первых, не было никаких сил душу наизнанку перед ней выворачивать. Во-вторых, я ведь знала, что лить мне бальзам на душу мать не станет, не такого склада она человек. Всегда говорила лишь то, что думала, без оглядки на чужие чувства.

Поэтому я только и обмолвилась, что мы сильно с Германом поругались.

— Так… ты надолго?

Я отёрла заложенный нос, пожала плечами:

— Н-не знаю. Всё только что произошло, и я… вообще пока ничего сказать не могу.

— Раз не знаешь, я тебе наверху постелю. Мы там наконец-то ремонт закончили. Только постельное постелю.

Я кивнула. Сейчас мне было откровенно всё равно, где меня определят. Не погнали — и на том спасибо.

— Лиль…

— М?

— Так… не расскажешь, что стряслось? Ну, я поняла, что поругались, но… из-за чего поругались-то?

Я украдкой взглянула на мать. Не уверена, что ею двигало искреннее сочувствие. Она так до конца мне и не простила, что я «отказалась от своего счастья», предпочтя Германа другу детства Андрею Самарину, за которого она меня настырно сватала лет десять — не меньше.

— Это не важно.

— Ну что значит, не важно? Конечно же, важно! Примчалась в слезах, второй час успокоиться не можешь. Уже трусишься вся. Губы, вон, белые. Лиля, ну не рви ты мне сердце!

— А разве это возможно?

— Это что ещё значит?

Я впервые открыто посмотрела на мать. Серые глаза взирали на меня едва ли не с вызовом, мол, что, возьмёшься-таки прекословить?

Её выдавали только бледные тонкие руки, то и дело поправлявшие ворот домашнего халата. Мать всё-так нервничала. Она не любила оставаться в неведении и не любила, когда я с ней пререкалась, ставя под сомнение её авторитет.

Пару лет назад она мне сказала: «Имей совесть слушаться меня хоть иногда. Хватило и того, что ты, безголовая, за своего дьявола-искусителя выскочила!»

— Это значит, что я не верю, будто тебе есть до наших ссор хоть какое-то дело. Мам, я не ссориться приехала. Я приехала переночевать. Если мой приезд вам окажется в тягость, поеду к подруге. Я тебе уже объяснила.

Мать поджала тонкие губы и провела пальцами по волосам, поправляя своё русое каре.

— Лиля, тебя никто отсюда не гонит. Я хочу, чтобы ты это поняла. Просто пытаюсь хоть чуточку разобраться…

— Не в чем тут разбираться, — с горечью прервала я. — Мы поссорились, и повод серьёзный.

— Насколько серьёзный?

Я шмыгнула носом и снова приложила салфетку к лицу.

— Достаточный… достаточный для развода.

И я услышала вздох. Не печали, не грусти, не удивления… облегчения.

— Ну слава богу, — пробормотала мать. — Слава богу, Лилечка. Наконец-то этот дьявол оставит тебя в покое.

Лежавший на столе телефон, будто услышав её, зазвонил. Я вздрогнула, бросила взгляд на экран.

«Герман».

Вспомни о дьяволе…