Измена. Простить, отпустить, отомстить?

Глава 1

Савранский опоздал.

Он делал это всегда. Немного опоздал на свадьбу, допустимо на выписку из роддома и совсем неприлично на присягу нашего сына.

Муж даже перестал извиняться за опоздания, потому что у него был повод. Он рожал! Не сам по себе, а своих пациенток. Но делал это часто, подолгу, не без удовольствия!

- Мам, а папа точно придет? – Тамара обхватила меня за талию.

- У него сегодня два плановых кесарева, всех почикает, переоденется и придет.

Я погладила дочь по темным кудряшкам. Удивительные шутки подкидывает нам генетика: у меня, кареглазой и русоволосой женщины родилась такая вот черная дочь. Волосы, глаза, брови и чувство юмора у Томы были чернее некуда.

- Мам, гости скучают. Надо либо увеличивать алкоголь в их коктейлях, либо по домам, - танцующей походкой к нам подошел Никита.

За время в армии он вырос, но не поумнел. Хотя…

Я оглядела зал ресторана, коллеги разбились группами и шушукались, родня сидела за столом, изображая мафиозное семейство, друзья неприкаянно терлись в углах.

Только бабушка Сара выкатила свой трон прямо на танцпол и зажигала под техно, которое кто-то включил вместо моей подборки.

Да, ситуацию надо спасать.

- Ладно, Никита, давай поставим твой фильм сейчас, а папе покажем вечером?

Сын кивнул и радостно почесал в сторону ведущего, ослепляя нас блеском своей лысины. На самом деле сейчас не обязательно бриться под ноль, но наш мальчик сделал все, чтобы эпатировать интеллигентное семейство врачей. И сейчас утверждал, что отращивать волосы не будет, потому что в сорок лет все равно полысеет как дед. С чего он это взял – ума не приложу.

Но спорить с ним не стала, пускай ходит страшным, так хоть меньше девок западет на такое сокровище.

- Мам, может ты позвонишь папе? – Тома обняла меня за талию. Моя девятилетняя дочь была самой преданной, самой неистовой фанаткой своего отца. Они были друг другу и друзьями, и компаньонами по шалостям, и крашами, и трешами, и прочим симпл-димплом. Иногда я вообще не понимала, о чем говорят эти двое, но радовалась таким близким отношениям.

Всегда, но не сейчас. Сейчас мне хотелось высказать Савранскому все, что я о нем думаю!

Опаздывал он, а краснеть за это опять мне!

- Он придет, милая, вот-вот.

Ведущий взял микрофон и стал что-то затирать о суровой армейской жизни Никиты. Врал безбожно, но гостям нравилось. Толпа оживилась, раздались жидкие аплодисменты.

Никита вышел в центр под свет рампы и раскланялся. Пускай балуется, сегодня его день.

Сын взял микрофон и в несколько слов рассказал о том, что мы сейчас увидим. За свой почти год в армии он постоянно снимал короткие смешные видео, а по завершению смонтировал фильм, который хотел показать всему миру. А нас использовал как подопытных мышей, которые первыми должны оценить шедевр.

Тамара еще крепче прижалась ко мне, а я с тоской подумала, что мне так не хватает, чтобы меня обнимали не только мои дети.

Банально, но что поделать, я женщина и тоже хочу внимания, объятий, поцелуев! Пока мой муж спасал страну, я осталась не у дел, а целовала меня только бабушка Сара, и кто надоумил старуху красить губы такой стойкой помадой!

Еще раз оглядев зал, убедилась, что Савранский не придет.

Он явится под самый конец праздника и сделает вид, что все нормально.

Поймав на себе обеспокоенный взгляд Никиты, я кивнула и прошептала:

- Запускай.

На огромном мониторе появилась картинка. Сначала рябая, темная, с еле угадываемыми контурами. Контуры шевелились и громко стонали. Если сейчас таким занимаются в армии, то я понимаю, почему парни не хотят жениться!

На кровати лежал голый мужик. Сверху него скакала задница. Не абстрактная задница сама по себе, а вполне конкретная жопа какой-то девицы.

Мужик рычал, девица скулила, не секс, а зоопарк на выезде.

Я быстро поняла, что кто-то случайно поставил вместо Никитиного фильма домашнее порно.

А вот то, что на видео неистово трахает какую-то бабу мой муж, до меня доходило долго.

Мой муж. Муж мой занимается сексом на глазах всего города! С кем угодно, но точно не со мной!

- Савранский, - в ужасе прошептала я и быстро закрыла Томе глаза.

С мужем я сначала переспала и только потом познакомилась. Мы всей группой отмечали последний вступительный экзамен в Мед. Пьяная компания из летнего кафе быстро переместилась кому-то на дачу, мы горланили песни, ели чипсы и запивали это едкой химической дрянью в банках. Меня тогда здорово повело, так что я до сих пор вспоминаю тот день исключительно как нарезку фото. Вот рядом со мной симпатичный синеглазый мальчик из хорошей семьи. Вот мы же ждем очереди в уличный туалет, громко смеемся и курим, чтобы дым разогнал комаров. Вот синие глаза фонарями сверкают в ночной тьме прямо надо мной. А потом мы просыпаемся в обнимку и это синеглазое чудо наконец называет свое имя:

- Аркадий. Аркадий Савранский.

- Настя Абрамович, - в лучах солнца все казалось не таким веселым и безбашенным как ночью, а простынь вместо того чтобы валяться на полу была натянута мне до самого подбородка.

- Не удивлюсь, если наши мамы знакомые, - Кеша оценил мою фамилию.

- Не удивлюсь, если они заставят тебя на мне жениться, - в ответ пошутила я.

И, посмотрев друг на друга, мы произнесли в голос:

- Упаси Бог!

Не знаю почему, но сразу после этого приветствия нам стало легко и свободно. Простынь кокетливо сползла обратно на живот, Кеша соскочил на пол и, сверкая тощей задницей, пошел искать свою одежду. Именно тогда я заметила что-то странное: родинку на его правом полупопии.

Врачи поймут. Не врачи покрутят у виска пальцем. Но я весь месяц изучала, как выглядит меланома и могла наизусть рассказать все опасные признаки плохой родинки. По пунктам. Савранский собрал их все.

- Ты не показывал это новообразование у себя… пониже крестца?

- Нет, а что там? – Он постарался извернуться и рассмотреть, о чем я говорю.

Глава 2

Демон на правом плече в лице мамы уговаривает не закатывать драму при посторонних.

Мама шепчет так убедительно, так разумно, что я соглашаюсь. И впрямь, еще успеется вставить Савранскому розы стеблями в зад. А сейчас нужно сохранить лицо. И фамилию.

В это трудно поверить, но через десять минут вечеринка продолжается, будто ничего не случилось. Только несколько лиц в толпе, да собственное сердце говорят, что все это не сон.

Сын хмурится и зло смотрит на мужа. Муж кидает обеспокоенные взгляды на меня. А я… в ауте.

Через час ведущий собирает аппаратуру и, зачем-то извинившись передо мной, уезжает. Тогда же расходится основная часть гостей. Я не слежу за происходящим, сижу и ковыряю салат, наблюдая за тем, как рушится моя семья. В какой-то момент свекр уводит Савранского, на разговор. Что-то подсказывает, говорят они не о политике и курсе доллара.

Возвращается Кеша мрачный и злой.

- Насть, поехали домой, они без нас как-нибудь справятся, - он возвышается надо мной и смотрит с вышины своего роста и состояния. Ни одни мускул на его лице не дрогнул.

- Папа рассказал тебе, о том, что ты мне изменил? Извини, что ты узнал обо всем последним – вырвался нервный смешок.

- Насть, давай дома поговорим?

Я медленно поднимаюсь со своего места и ищу Тому. Та, кажется, забыла обо всем случившемся, так ее увлекла моя подруга Вика.

- Тамарик, одевайся, мы домой поедем.

Я хочу сказать сыну, что он может оставаться здесь, в конце концов, сегодня его праздник, а мы и так подгадили мероприятие, но вижу как Никита, одетый в куртку, несет мои и Тамарины вещи.

Он внимательно смотрит на отца и произносит в его сторону, но будто бы мне:

- Я с вами.

Внизу я еще прощаюсь с кем-то, слышу вздохи бабушки, о том, что она не познакомилась ни с кем стоящим на этой вечеринке:

- Мама, тут просто не было никого твоей возрастной категории, - мямлит мой отец.

- Боря, лапочка, люди моей возрастной категории уже лежат на кладбище.

В любой другой момент, я бы рассмеялась, но сейчас не могу. Как будто чертов Савранский забрал у меня все веселье, а оставил только изжогу и воспоминание о его заднице на экране.

Я и не думала, что со стороны наш секс выглядел так убого… Хотя нет, наш выглядит еще хуже, в отличие от меня, девица с сакурой худая.

Совсем на выходе меня поймала мама и еще раз что-то прошептала про честь фамилии и женскую мудрость. Херню сказала, короче.

Машину вел Кеша. Я сидела рядом, Томка прикорнула на плече старшего брата.

Идиллическая картинка, если бы не одно «НО».

Когда мы вернулись домой, я сразу направилась на кухню – изолированную от других комнат.

Савранский молча последовал за мной.

Мы сели за стол, друг напротив друга как два гроссмейстера на шахматном турнире.

- Я могу узнать имя этой очаровательной сакуры, с которой ты имел удовольствие трахаться?

Савранский поморщился:

- Насть, у тебя ужасные манеры.

- А у тебя карьера в порноиндустрии, вот такая у нас семейка. Блядун и хамка.

- Я не знаю, как это видео попало на экраны.

От спокойного тона мужа хотелось кричать.

- Тебя это беспокоит? Не сам факт его существования, а то, как оно попало на экран?!

Все мои фигуры на этом поле выигрышные. Я могу пойти с любой и сожрать его короля в два счета. За мной правда, справедливость, факты и херова туча свидетелей!

- Хорошо, - согласился муж. – Я понятия не имею, как это видео могло появиться. И я понятия не имею, кто на нем изображен.

- Кеша, - на секунду мне стало за него страшно, - ты головой тронулся?

- Я ничего не видел и не могу знать, что там был я.

- Один звонок в ресторан и нам привезут флэшу, давай устроим кинопоказ вместе?

- Ты разбила телевизор, милая. Когда я оплачивал порчу имущества, то видел, как сотрудники куда-то уносили плазму вместе с флэшкой. Уверен, мы ее не найдем, даже если будем очень искать.

- Ты шутишь?

- Шутишь у нас только ты. А я рассуждаю. Завтра мы проснемся и обязательно подумаем, как минимизировать последствия этого конфуза.

- Конфуз когда сморкнулся мимо салфетки, а здесь даже не катастрофа, а самый настоящий пиз*ец!

- Ну, значит, его мы и разгребем.

- Кеша, - чуть громче повторила я, глядя в серьезные глаза мужа, - очнись, дружок! МЫ ничего разгребать не будем. МЫ разводимся!

Наверное, я говорила слишком громко, потому что после этих слов в коридоре раздались шаги,и из двери показалась лысая голова сына. Тот морщился, глядя на яркий свет:

- Родители, потише, я Томку только уложил.

Через секунду дверь захлопнулась, но обратных шагов, я почему-то не услышала.

- Все в ресторане видели, как ты занимался сексом с какой-то бабой.

- Нет, Настя. Все видели, как какой-то мужик занимался сексом с какой-то бабой. При чем здесь вообще я?

- Но я же знаю, - вскричала я, но потом перешла на шепот, чтобы не разбудить Тому, - но я же знаю, что это ты! И родители наши знают, и подруги мои. И те из коллег, которые в курсе твоего шрама. Ты сейчас пытаешься сделать идиотов из целой группы людей!

- Меня могли подставить.

- Да кто??? Солнышко, кому ты обосрался?

- Ну, давай подумаем, - Савранский откинулся на спинку стула. Ноги широко разведены в стороны и твердо стоят на полу. В руках вилка, которую он крутит на пальце. Во всей позе уверенность и спокойствие, а от азарта в голосе хочется блевать.

- Скоро твой отец открывает частную клинику, самую дорогую в нашей области. Она подвязана на двух фамилиях, Абрамович и Савранские. Люди не пойдут к условному педиатру и сдать кровь, люди пойдут к конкретным лицам. И за все это отвечают спонсоры и деньги, очень большие, Насть. Неужели не найдется никого, кому мы были бы поперек горла? Рассорить наши семьи значит поставить крест на всем проекте. Ты понимаешь, какие у этого последствия?

Бля*ь. Как это называется в шахматах? Гамбит? Когда жертвуют своими фигурами, чтобы загнать противника в ловушку. Я ожидала от этого разговора чего угодно, что мы начнем кричать, плакать, что Кеша станет отпираться и даже обвинит во всем меня. Но я подумать не могла, что он вывернет все таким образом.

Глава 3

- Мамочка, а почему ты спишь в кабинете?

Передо мной стояла сонная Томка.

Я резко вскочила с дивана и оглянулась по сторонам. Вот черт! За окном уже шпарит солнце, на часах девять. Всю ночь я сидела здесь и думала, что делать со своей жизнью дальше, а под утро заснула на диване. Идти к Савранскому в кровать не хотелось.

- Где папа, - хрипло спросила я.

- На работе, я встала, когда он уже уходил. Сказал, что сегодня ты отвезешь меня в школу. Никиты тоже нет. Я, наверное, дома останусь?

- Ну, уж нет, - я кинулась в ванную, чтобы быстро собраться на работу. Не хватало еще из-за одной не по курсу воткнутой пиписьки пустить свою жизнь под откос! Деградировать, бухать, заедать стресс мороженым.

Последнее вообще нельзя, я и так поправилась, о чем активно намекали штаны и отражение в зеркале. Кстати о нем. Посмотрела на себя в ванной и увидела женщину с атласом диванной обивки на лице. На щеке цветок, на лбу лепестки, в районе носа след от ткани.

- Тамар, быстро натягивай форму, я чищу зубы и выезжаем!

Мы бежали, как могут бежать члены клуба анонимных толстяков к ларьку с пирожками.

На ходу я стянула с Томки куртку и шарф, и втолкнула девочку в класс. К середине третьего урока.

- Подождите, пожалуйста, - раздался из кабинета мелодичный голос.

Мне навстречу вышла Томина учительница. Какая-то Марьванна, имени которой я даже не знала. Не успела выучить за учебный год.

- Вы, наверное, мама Тамарочки, - она смотрела на меня удивленно и… с жалостью?

- Наверное, я. Хотя в таком виде, я больше похожа на ее бабушку, вы это хотели сказать?

Глаза Марьванны расширяются.

- Что вы, нет! Я же с вами так и не познакомилась, ее ведь папа привозит. – Я молчу, и это заставляет бедную учительницу продолжить: - ну, такой… импозантный мужчина.

- Ну, если импозантный, то это он. А что, номер его попросить хотите?

Я веду себя грубо и неправильно. Потому что вместо миловидного лица школьной учительницы вижу спину с сакурой вдоль позвоночника. И гадаю, могла ли эта несомненно благодетельная дама быть той самой шлюхой?

- Да что вы! Нет! Просто хотела сказать, чтобы вы почаще приезжали за дочкой, мы тут не кусаемся, родители у нас дружные, и девочка ваша замечательная!

Алексеевна! Марина Алексеевна, вот как зовут учительницу Томы, и сейчас мне по-настоящему стыдно. Не может женщина, которая так краснеет, скакать на чужом муже как ковбой на родео.

- Простите, - шепчу я, - постоянно на работе, но теперь буду почаще...

Пячусь спиной и когда Марина Алексеевна закрывает дверь, несусь со всех ног на выход.

Прием безбожно просран! Одна надежда на Женьку, мою медсестру и умницу, что она разрулит этот поток тревожных беременяшек, девчонок за семьдесят и любительниц собирать венерические болячки как пазлы.

Потому что перед работой мне нужно заехать в еще одно место.

Ресторан, в котором мы вчера отмечали, все еще украшен шарами. Большую часть цветочных композиций официанты растащили по домам, а те, что остались, завяли возле батареи.

От их вида становится совсем уныло.

Смотрю на этот праздник, как на свадебный макияж после брачной ночи. Тушь потекла, помада смазана, ресницы приклеены к подбородку.

- Да-да, Анастасия Борисовна, это я забрал вашу флэшку. Вы же, как телевизор разбили… случайно, мы его и выкинули. А флэшку что… я себе взял…

Передо мной мялся щуплый рыжий парень с веснушками.

Я перевела взгляд на выцветший прямоугольник на обоях, место, где висела плазма.

- Флэшка с тобой?

Парень достал из заднего кармана накопитель и протянул мне. Рука его дрожала.

- Я не украл, вы же телевизор оплатили, а это… там же и ничего особенного.

- Ноутбук тащи, - я облизала пересохшие губы.

Посмотреть еще раз. Трезвой и при свете дня. Лично увидеть и убедиться, что там был мой муж. Неужели за двадцать лет брака я эту задницу с чьей-то другой перепутаю?

Вижу, что официант хочет мне отказать, но почему-то боится. Оглядывается на пустой зал, здесь ни души и сослаться на срочную работу не выйдет. Он понуро идет за ноутбуком.

Я втыкаю флэшку в разъем. Жду, пока комп ее считает.

- Со мной посиди, - хватаю за локоть рыжего, когда тот планирует улизнуть. Мне страшно, что если он уйдет, я останусь один на один с проблемой.

Я боюсь узнать правду. А не узнать ее боюсь еще сильнее.

Наконец загорается белое окно, но вместо Никитиного фильма я вижу другую папку. На всякий случай щелкаю на нее – шесть видео по сорок минут.

Мой муж конечно импозантный, но так чтобы натрахать материала на четыре часа – вряд ли.

- Что это?

- Беременна в шестнадцать, - шепчет мальчик.

- А зачем?

- Что зачем?

- Зачем в шестнадцать беременеть? Это архивные видео? Это вообще статья, ты в курсе?

Рыжий краснеет еще сильнее, и становится похожим на переспевший арбуз:

- Это шоу такое, вы что не знаете? Я его девушке своей записал, она любит. А все, что было на флэшке, удалил и отформатировал.

- Зачем, - в ужасе хриплю я.

- Ну, я всегда так делаю…

- С чужими флэшками?! Вот не зря говорят, что у рыжих души нет! Дай сюда!

Я с силой дергаю накопитель на себя. Посмотрим, что там этот мамкин хакер наудалял и можно ли что-то восстановить!

От ресторана до машины короткими перебежками. Там, закрывшись ото всех громко ругаюсь, стучу лбом по рулю, отчего улицу разрывает вой клаксона.

Я должна узнать правду! Я имею на нее право! Прямо сегодня, прямо сейчас!

В объяснения Кеши так хочется верить, но вместо этого перед глазами стоит другая картинка! Мерзка! Фу!!!

Я уже на полпути к больнице, когда мне звонит регистратура.

- Анастасия Борисовна, - тихо шепчет медсестра Нина, - вас тут ищут.

- Пациенты?

- Нет, - она говорит еще тише, хотя это кажется невозможным, - ваш муж. Злющий!!!

- Еду.

Глава 4

Савранский выглядел так, будто провел эту ночь в раю, в люлечке из перьевых облаков: отдохнувший, свежий, чуть-чуть загоревший.

Господи, это то откуда, сейчас ноябрь?! Где мой муж умудрился загореть за последние двенадцать часов?

- Насть, - произнес он, не отрывая взгляда от бумаг, - на тебя жалоба. Ты Кулибиной на УЗИ определила девочку.

В голове всплыли воспоминания о странненьком сыне депутата и его не менее пришибленной жене.

- А там?

- Там и есть девочка. Но уже третья, а Кулибин хотел мальчика.

Я всплеснула руками:

- Извини что не прифотошопила на тот маааленький снимок маааленький пенис! Тогда Кулибины были бы в восторге, а выговор бы получил врач из Майями. Они же в Америке будут рожать?

Кеша отложил в сторону распечатки и потер руками виски. На чашку кофе он даже не посмотрел. Судя по тонкой струйке дыма, напиток был еще горячим, но у мужа не было времени его выпить.

- Не надо никакого фотошопа, просто к таким новостям нужно готовить мягче. Деликатнее что ли.

- К каким? К новости о том, что будет девочка? Вот это конечно событие. Я понимаю, если бы выборка состояла из пятидесяти разных особей и тут, о ужас, кто-то с вагиной! Но у него уже две дочери, третья явно не в новинку.

Мне очень хотелось поговорить с Кешей, но не на эту тему. Рабочие вопросы, планерки, беременные пациентки – все это не то. Я хотела знать, изменял ли мне Савранский.

С кем? Почему? И что делать дальше!

Кеша потянулся к чашке кофе, но, передумав, опустил руку обратно на стол. Кажется, не я одна нервничала.

- Я достала флэшку из ресторана.

- Отлично. Здесь хочешь посмотреть или дома?

- Дома.

Я блефовала. Надеялась, что что-то выдаст волнение в моем муже. Дрогнет голос, побледнеет кожа, появится лысина на нервной почве, в конце концов. Что угодно!

Но он был тверд и невозмутим как ледокол в берегах Арктики.

- Значит, я приду пораньше, и мы устроим кинопоказ.

Я непонимающе уставилась прямо перед собой. Туда, где сидел пришелец, очень похожий на моего мужа.

- Зачем ты так?

- Зачем я так что?

- Говоришь со мной, будто я виновата в твоей измене.

- Потому что я тебе не изменял.

Все внутри меня дрожит от возмущения. Я хочу верить Савранскому, но не верю! Ни на грамм не верю! Он мне врет и делает это лихо, с огнем и фанфарами, как будто бы знает, что я это проглочу!

Я вскакиваю, иду к двери, потом возвращаюсь обратно и снова сажусь на место. Ярость клокочет, бурлит и вот-вот выплеснется наружу. Потому что нельзя так поступать с женщиной! Со мной нельзя!

- Знаешь, что меня бесит больше всего?

- То, что я не извинился? Но, мне, правда не за что, я тут такая же пострадавшая сторона, как и ты. Сегодня звонил отец, он уже написал заявление в полицию, все это очень похоже на травлю.

Нет, милый. Все это очень похоже на развод одной тупой жены. Я закрываю руками и глаза и произношу:

- Больше всего меня бесит, что ты ненавидишь секс в презервативе. А значит, я легко могла подцепить трихомонады или лобковые вши. Просто скажи, Савранский, на что еще мне сдать мазки?

Он хмурится. Откидывает в сторону ручку, которую держал до этого и переставляет подальше от себя кофе, как будто боится пришибить меня тяжелой чашкой.

- Во-первых, у меня аллергия на латекс, - Я закатываю глаза, и уже готова оспорить это утверждение, как Савранский добавляет: - а во-вторых, чтобы кого-то заразить болезнью, передающейся половым путем, нужно чтобы этот самый путь случился.

- Что ты имеешь ввиду?

Я облизываю пересохшие губы. Кажется, мы встаем на тонкий лед, где можно не просто поскользнуться и упасть, но и проломить себе череп.

- Когда у нас в последний раз был секс?

- Когда ты в последний раз приходил домой вовремя?

Мы оба молчим. Тяжело дышим и буравим друг друга взглядом.

- Красивая пижама, Настюш. Новый дресс код? - бросает Кеша, и я только сейчас вспоминаю, что забыла переодеться. В пуховике никто бы не заметил, а здесь у меня есть сменный комплект, на всякий случай и халат.

Запахиваю сильнее флисовую пижаму со смешными собачками корги. Не сексуальную, зато очень теплую.

- Ты поел в столовке, потому что дома не кормят? Знаешь, Савранский, это настолько банально, что я даже разочарована.

- Я нигде не ел. И я тебе не изменял. Настя, ты и так сильно задержалась, а Женя все утро прикрывала тебя в приемной. Поэтому давай отложим драму на вечер, когда мы оба насладимся фильмом с якобы моим участием. И пожалуйста, переодень эту уродскую пижаму. Просто мерзость.

Я встаю с кресла и тяжело опираюсь рукой о его спинку. Не так представлялся мне этот разговор.

- Знаешь, Кеша. Если бы мужья предавали своих жен, потому что им не нравится в какой пижаме те спят, человечество бы вымерло.

Я делаю шаг в сторону двери, как позади раздается голос:

- Разве дело только в пижаме?

- Что?

Оборачиваюсь и смотрю в это холеное и с какого-то ляда загоревшее лицо.

- Разве в пижаме дело, - повторяет он как маленькой. – Посмотри на себя, Насть. Постоянно пропадаешь на работе, громко смеешься, чавкаешь, не уделяешь мне внимание, не готовишь горячий ужин, и я вынужден есть вчерашний суп. Ты растолстела, изменилась, в тебе нет женственности! Скоро представлять клинику, и я переживаю не за папин проект, а за то, чтобы ты ничего не ляпнула перед инвесторами!

Каждое слово молотком по голове. Просто какой-то Дятел Вуди, который выбил на моей черепушке диагноз о профнепригодности. Нет, не диагноз, а приговор, потому что после таких слов жить не очень хочется. По крайней мере, не с этим человеком.

- Знаешь, ты прав, - шепчу я. – Я хреновая. Но я была такой всегда, а вот ты идеальным стал совсем недавно. С чего бы это? Костюм, стрижка, грудь побритая. Кто вообще сейчас грудь бреет?! Но, знаешь, все это тебе очень идет. Только одного не хватает до полной картинки.

Глава 5

Я сидела и вчитывалась в убористый почерк Кешиного ординатора.

Специфика работы врача такова, что ты не планируешь заранее, а всегда срываешься в последний момент: в отпуск, на юбилей, на роды своей любимой постояшки, которая назвала сына в твою честь.

Мы оба к этому привыкли, потому что видели такую картинку с детства и не знали, что может быть по-другому.

А оно может быть. Нет, даже так: оно есть!

Сегодня утром Савранский посетил солярий, туда он попал впервые. Спортзал несколько раз в неделю, стрижка бороды раз в две недели, деловой обеды с партнерами наших отцов время от времени, неделовые с друзьями и однокашниками по обстоятельствам.

Во всем этом графике было все, кроме главного – тут не было меня.

В плотном Расписании Савранского не хватило и десяти минут на свою жену.

- Жень, кто такой барбер? – гуглить не хотелось, а вспомнить перевод этого слово, или где я его слышала, не могла.

Моя ассистентка оторвала взгляд от назначений и серьезно посмотрела на меня:

- Анастасия Борисовна, это вам зачем?!

- Да хочу понять… просто хочу понять. У тебя есть парень?

Женя кивнула.

- Он грудь бреет?

Теперь молодое дарование нашей клиники серьезно покачало головой:

- У него не растут волосы, Анастасия Борисовна.

- Этому недугу имя «юность». Когда заколосятся и он станет их брить, значит, дело дрянь.

В дверь настойчиво постучали. Женя по возможности наполнила мое расписание «слепыми» пациентами, которые существуют только на бумаге, но это не сильно помогло.

Весь день в мой кабинет ломились пациентки. Шумные, крикливые, плачущие, разные.

В конце концов, гул десяток чужих голосов перебил один единственный голос у меня в голове – мой. Тот который изо всех сил кричал:

«Савранский изменяет тебе, Настюха! Он поступает низко, подло и при этом делает виноватой тебя!»

И снова перед глазами вид узкой спины со змейкой вдоль позвонков. У меня такого объема под грудью не было даже после кишечного гриппа, когда я похудела до 44 размера. Я всегда выглядела крепко, особенно в филейной части. Но Савранский ни разу не говорил и не показывал, что ему такое не нравится.

Я и предположить не могла, что все это время мой муж западал на худышек!

Если западал… если…

- Женя, - моя помощница оторвала взгляд от монитора, - а у тебя есть татуировка?

- Будет, - ответила она и густо покраснела, - я хочу перед свадьбой сделать его инициалы под сердцем.

- Ой, фу! Избавь меня от деталей!

Тишина длилась недолго и нарушила ее снова я. Пока я молчала, воображение подкидывало мне картинки из того фильма: мой муж и какая-то баба. Или не мой муж и снова какая-то баба. Господи, от этих мыслей голова могла взорваться!

- Жень, а ты ходишь в спортзал?

- На групповую йогу, считаю что штанга и гири это не женское занятие. А вы?

- А я слива лиловая, спелая садовая. Нет у меня времени на этот ваш спортзал, но у мужа моего, кажется, это время есть. И на спорт, и на барбера, и на солярий и даже на психолога!

Женя задумчиво повела ручкой по пухлым губам. Вот вроде и пошло, но как привлекательно. Есть в молодости своя прелесть. Особенно когда инвестируешь юность в свое будущее, а не выходишь замуж за тощего одногруппника и не рожаешь сына на первом же курсе!

- Анастасия Борисовна, себя надо любить, - наконец выдала моя помощница. – Вы у себя одна, самая важная, самая ценная. И нужно помнить об этом и постоянно себя баловать. От того, что вы заработаете чуть меньше денег, мир не остановится, ваш так точно.

- Да я вроде не деньгами все измеряю, а долгом и желанием помочь.

- А вы как в самолете, - улыбнулась девушка, - Сначала маску с кислородом на себя и только потом на других. И если так думать, то найдется время и на спортзал, и на маникюр и на психолога. Благодарность утром, медитация, дневник эмоций – на все это нужно совсем немного. Хотите, принесу вам книгу по саморазвитию?

- Не нужно, - прошипела я, глядя в расписание Савранского. Ну, точно же! – Женечка, я на полчаса раньше уйду, ты меня прикрой, пожалуйста.

- Неужели мой совет так помог?

- Конечно, иду записываться на тренировки, прямо сегодня!

К черту дневник саморазвития и всех просветленных феечек туда же!

Мне нужно туда, где пахнет потом и тестостероном! Единственное место, из всех обозначенных, где муж мог встречаться со своей любовницей – спортзал. Сильно сомневаюсь, что Кеша решил замутить с татуированным барбером или старым меценатом, с которым обедал на той неделе. Так что будет тебе кино, говнюк загорелый! Немного другое, но теперь ты точно не отвертишься!

Милые девочки, глава должна быть больше и в конце должно произойти кое-какое событие. Но сегодня меня скрутила мигрень, так что я еле моргаю. Завтра напишу вам побольше, а сегодня вот так. Решила не торопиться. Тема, которую мы тут раскрываем очень важная: загнанная (работой, бытом, долгом, семьей) женщина, которая потеряла свою сексуальность и значимость в глазах мужчины и в первую очередь в собственных глазах. Знакомо? Знакомо. А потому, будем распутывать это все медленно и вдумчиво. Мне сил, вам терпения, увидимся завтра!

Глава 6

Спортзал находился прямо напротив нашей больницы. Когда только строилось это эффектное стеклянное здание, мы с коллегами решили, что будем ходить на спорт после работы. Каждый день. Или пару раз в неделю. А лучше по выходным.

За три года существования спортзала я там ни разу не была.

А вот мой муж, судя по всему, нашел и время, и возможность, и сменные кроссовки для бега.

Девушка администратор выслушала мое сбивчивое объяснение, но сути проблемы не поняла. И вместо видео с камер наблюдения выдала разовое посещение, которое полагается членам семьи владельцев золотой карты.

А у моего мужа была именно золотая, с массажем, индивидуальными тренировками и безлимитными фрешами в баре. Что ж за секс марафоны у Савранского, если для этого ему нужна такая подготовка?!

Пока я думала, как найду тренера мужа, меня взяли за руку и провели в женскую раздевалку. Там я постояла пару минут, бездумно пялясь то на шкафчик, то на ключ от него, и потом вышла обратно в зал. Как была – в пижаме с корги.

- Добрый вечер, меня зовут Тимур и сегодня я ваш персональный проводник в мир красивого тела и подтянутых ягодиц, - прямо передо мной материализовался невысокий, коренастый мужик. Лысый и с бородой.

Такие обычно на рынке абрикосами торгуют, а этот вон, сочные персики продает. Точнее делает сочные персики из старого изюма, типа моего.

- Добрый день, мне бы…

Я не успела достать из кармана телефон, чтобы показать фото мужа, как Тимур взял меня за локоть и повел к весам.

- Нет-нет, я по вечерам не взвешиваюсь, примета плохая.

- Семьдесят четыре килограмма, - лысый что-то записал в блокнот.

- Семьдесят два, - поправила я его, - взвешиваться надо натощак, а я еще и в туалете не была.

- Сто шестьдесят четыре сантиметра, - снова раздался совершенно безразличный голос.

- Это позвонки на место не встали, вообще я сто шестьдесят семь… с половиной.

Мимо нас проходили красивые люди в красивых лосинах и никому не было дела, что в углу, рядом с весами происходит полный беспредел!

- Да что вы себе позволяете?!

Тимур резко убрал руки с моих бедер. На мой крик обратили внимание, но не милая администраторша за стойкой, а другой тренер - высокий и нескладный.

- Тимор, зайчик, тебе помочь?

- Себе помоги, - буркнул лысый, не сводя с меня прожигающего взгляда черных глаз и добавил, - бедра сто сантиметров. Я бы ничего не менял, но если хочется, можно добавить нагрузку и урезать калории, чтобы уменьшить задницу.

- Тимур, манеры, - протянул второй.

- Чтобы уменьшить жопу, - поправил себя лысый и прошипел в сторону: - Попочки у младенцев. У женщин большие, сочные, красивые задницы. Что плохого в этом слове?

Они сейчас шутят? Я растерянно переводила взгляд с Винтика на Шпунтика и не понимала, куда попала. Чувствовала себя куриной тушкой в базарный день, в которую кто только не ткнет своим любопытным носом.

- Я бы все-таки работал над прессом, - длинный палец второго тренера надавила на мой мягонький живот, - скоро лето, чем мы будем удивлять мужчин на пляже?

- Не знаю… интеллектом и справкой об отсутствии ЗППП?

Лысый усмехнулся, но поймав мой взгляд, снова нацепил на лицо маску кавказского самца. Свободной рукой он перекинул сантиметр через мою талию и крикнул в сторону:

- Семьдесят четыре, Гаврил, запиши.

Долговязый принялся что-то чиркать в блокноте, пока Тимур тянул свои волосатые лапищи к моей груди. Смешно. Голова лысая, а все остальное – с избытком. Ощутив на своей коже чужое прикосновение, я вскрикнула:

- Да хватит меня щупать! Меня там только муж трогал! Я не хочу ходить на тренировки, а если и буду, то точно не к вам двоим!

Раздался глубокий вздох. Когда Тимур заговорил снова, голос его звучал глухо, как из-под земли:

- Не кричи. И скажи, чего ты хочешь, женщина.

Ну вот. Это главный вопрос. Страшный, но очень своевременный. Я посмотрела в лица двух незнакомых мне парней. Их я видела впервые, их же не узнаю завтра, если мы встретимся случайно на улице, а потому можно не прятать боль за глупыми шутками и наконец быть честной. Хотя бы перед самой собой.

- Я хочу, чтобы мне не изменял муж. А если уж это случилось, я хочу знать с кем и как, чтобы принять для себя решение. Понимаете? – И Тимур, и тот которого назвали Гаврилом, согласно кивнули: - Я не смогу простить его, если он мне изменил, вот так, при всех. А еще… - я запнулась и замерла, напуганная взглядом черных непроницаемых глаз, которые так внимательно смотрели на меня. Никто никогда так на меня не смотрел. Навылет. Прямо в душу. - А еще, Тимур, я не хочу быть виноватой в этом разводе. Меня в любом случае обвинят, у нас в обществе так принято, но я хочу хотя бы себе доказать, что все сделала правильно.

Секунды перетекали в минуты, те расплывались, ширились, становясь объемнее и толще. Одна минута этой тишины длилась час. Как сто часов. Я молчала и смотрела на черные словно уголь глаза и эта тьма затягивала меня внутрь. Она не баюкала. Она пугала. Потому что я не знала, что делать дальше с этой большой как мир проблемой.

И потом я заплакала.

Громко. Некрасиво. Навзрыд.

Глава 7

Странно, ни мои вопли, ни грубое поведение Тимура никого не удивляли, а вот женская истерика тотчас привлекла внимание толпы. Со всех углов, со всех снарядов, из каждой дыры вылезли любопытные рожи, и зашептались между собой. И тотчас прибежала администратор, создавая вокруг меня еще больше суеты.

Господи, как бы я хотела успокоиться, чтобы слезы прекратили литься, а я трястись и всхлипывать, но не получалось! Я правда старалась, и от собственного бессилия плакала еще громче. Еще горше.

Чьи-то сильные пальцы сжали меня за плечи:

- Все будет хорошо. Нин, мы на массаж, принеси девочке успокоительное.

- Какая, - через рыдания пробулькала я, - я вам девочка?

- Очень обиженная и грустная, - спокойно ответил Тимур.

Он привел меня в маленькую комнатку с кушеткой посередине и одним стулом у окна. Гаврил прибежал вслед за нами, он нес мою сумку и бумажный стакан с водой. Последней зашла администратор. В ее руках была бутылка водки.

- Ребят, я не пью, - я в ужасе смотрела на литрушку.

- Надо. - Тимур в один глоток выпил воду и налил в тот же стакан алкоголь. Это конечно негигиенично, но кто ж с ним спорить будет: - Давай девочка, выпей.

Водка огнем обожгла горло и тяжело легла на пустой желудок. Тот злобно проурчал в ответ.

- Ешь, котик, - Гаврил сунул мне конфету, - она протеиновая. Сладкая на вкус и без последствий на попе.

Тимур зло зыркнул на коллегу, но промолчал. А Нина тем временем достала еще бумажные стаканчики и щедро разливала по ним пойло.

Вторая зашла легче первой. Третья влетела со свистом и пошлым анекдотом, которых я знала с сотню.

В комнате стало заметно теплее, а плакать перехотелось вовсе. Я оперлась на спинку дерматинового стула, как делала дома и расстегнула верхнюю пуговицы пижамы.

На четвертой мы обсуждали, кто как бреет грудь.

- Понимаете, ик, нужно бить набат, когда мужик стрижет ногти, - мямлила я. – Все эти его штучки были не для меня. Не для меееня цветет весна… ик… господи, я же совсем не пью. Ой, конфетка.

Кто-то отобрал у меня из рук стаканчик, пока я разворачивала протеиновую вкусняшку. Весь день на нервах и без обеда привели к такому вот печальному результату. Когда Савранский увидит свою пьяную жену, он будет в ужасе. Прав был Кеша, я совершенно не умею вести себя в обществе.

- И стричься еще стал у барбера. Не у парикмахерши Гали как раньше, неееет, - я помахала пальцем перед носом Тимура, - вот ты где височки бреешь? У барбера?

Тимур погладил совершенно лысый череп и ответил:

- Височки, яйца и подмышки я брею самостоятельно.

- Разными бритвами, котик, - встрял в диалог Гаврил, - потому что Тимур у нас мужик, но не неандерталец, манерам научен.

- Гавр! – рявкнул мой тренер и снова повернулся ко мне. – Покажи мне фото своего бля*уна.

Я с задорным смехом достала телефон. Сначала на экране высветились пропущенные от Савранского. Потом сообщение:

«Настя, хватит дуться, жду тебя и твоих смешных псин дома».

- Муж пишет, - хихикнула я, - волнуется, наверное.

Но вернулась к галерее с фото, когда поймала на себе нечитаемый взгляд Тимура. Тот взял у меня из рук мобильник и внимательно посмотрел на Кешу. Оценивающе так, по-мужски.

- Знаю я его. Ходит три раза в неделю по вечерам, занимается персоналкой с Вадимом. Мутный тип, мне не нравится.

- Ой, а мне очень нравится, - Гаврил выхватил из рук товарища телефон и подмигнул фотографии на ней. Теперь уже мы хором закричали:

- Гавр!!!

Долговязый милашка поник:

- Ну и ладно вам. А дядя этот интересный, фактурный, очень любит слушать лекции и смотреть мотивирующие ролики, типа встань и иди. Твой лучший день сегодня, твоя лучшая жизнь впереди. Ну, все такое, понимаете?

- Угу, херню всякую, - кивнул Тимур и передал телефон дальше, администратору.

- Ой, я тоже его знаю. Он всегда после тренировки покупает у нас белковый коктейль, потом звонит кому-то и улыбается.

- Это мне, - подала голос я. – Он мне звонит по вечерам, чтобы сказать, что задержится. Вот только я не помню, когда Кеша в последний раз улыбался…

Мне снова стало грустно. Голова гудела, ноги налились свинцом и пульсировали там, где пальцы. Смешные шутки звучали все реже, конфеты закончились и только черные страшные глаза продолжали буравить во мне две дырки. Так что хотелось снова застегнуть пуговицу на пижаме.

Через полчаса мы вывалились из клуба, дошли до какого-то кафе, там Тимур заставил меня съесть что-то жирное и горячее, а Гаврила выпросил микрофон и горланил песню Аллегровой. Нина постоянно болтала по телефону, хихикала и кажется жаждала продолжить веселье.

Последнее что я помнила, как кто-то запихивал меня в такси, в руках я держала сумочку и пачку бумаг. Откуда те только взяться успели?

Ввалившись домой, я смогла добрести до спальни и как была, рухнула на кровать к Савранскому, спасибо, что пижаму переодевать не пришлось.

Утро наступило рано и принесло головную боль и адское чувство вины.

- Мам, девять утра, - пробасил Никита с кухни. – Ты на работу теперь совсем ходить не будешь?

Я зажмурилась от яркого света. Сын понимающе усмехнулся и задернул шторы. Дышать стало чуть легче. А вот тошнота не прошла.

- Я вчера праздновала что-то, - еле выдавила я. Во рту сухо как в пустыне Сахара, живот болит от голода, но при одной мысли о еде, меня снова выворачивало наизнанку. Господи, зачем ты придумал алкоголь и неуравновешенных женщин?! Давай либо одно, либо другое, вместе нам никак нельзя.

- Я знаю, что ты праздновала. Начало подготовки к Олимпиаде.

- Что? – вскрикнула я и тут же осеклась. В таком состоянии даже говорить было больно.

Никита тем временем протянул мне смятые бумаги. Я еле разобрала название Спортзала напротив моей больницы. А еще нашла свою подпись. И сумму в восемьдесят три тысячи рублей, которую тоже оплатила я.

- Годовой абонемент, мам. С персональным тренером. Это сильно!

Глава 8

Этот кабинет я занимала последние лет пять. С Женей - всего полгода. За время, что я проработала здесь, я изучила каждый уголок, каждый сантиметр своего убежища.
Третья паркетная доска от входа скрипит и потому я переступаю через нее сразу на четвёртую. Делаю шаг в сторону, чтобы не врезаться в ширму, огибаю стол, придерживая юбку рукой. На углу небольшой скол, об который легко зацепить колготки.
Пройдя все препятствия, я наконец добираюсь до своего места. Без суеты, не торопясь. Я ждала этой правды все полгода, Женечка ждёт всего пару минут - мы в неравных условиях.
Она стоит возле окна. В правильном солнечном свете она выглядит девочкой. Настолько юной, настолько очаровательной, что я недоумеваю: ей то все это на хрена?!
Савранскому скоро сорок. Личностный кризис, храп, шибзанутая семейка, алименты.
Я знаю плюсы своего мужа, и они даже на ладонь не перекрывают то дерьмо, которое Жене придётся расхлёбывать.
Но она, кажется, ещё ни о чем не догадывается. Потому что смотрит на меня Девой Марией и прячет смирённую улыбку за воротником медицинского халата.

- Анастасия Борисовна, это не то что вы подумали!
- А что я подумала?
Я вываливаю из сумки все содержимое на стол и ищу в этом мусоре таблетки от головной боли. Башка вот-вот взорвется. Виски скрутило тугим жгутом, отчего перед глазами заплясали солнечные зайчики.
- То что я сплю с Вашим мужем…
- Милая, - устало отмахиваюсь я, - я видела то видео. Там тебе точно не до сна. Ты отрабатывала свой новый золотой кулон с усердием отличницы с первой парты.
Женя хватается за красивую висюльку у себя на шее и густо краснеет.
- Этот кулон я сама себе купила…
- Да?! Значит Кеша ещё и жлоб. Сочувствую.
Я говорю, но совсем не смотрю на свою ассистентку. У меня задача важнее: найти чертовы таблетки! Если я не выпью обезболивающее, то… умру?! Обезболивающие они же… от боли? А у меня сейчас не просто болит, у меня стучит и рвётся, вот тут, прямо в сердце.
Я тяжело дышу. Воздух стал густым, горячим, как забытый на солнце пудинг.
Каждый вздох через силу. Каждый выдох сквозь молитву.
Господи, пускай она уйдёт… Иначе я не смогу!
- Вы ничего не понимаете, Аркадий чуткий, честный, очень ранимый человек! Мы любим друг друга, - быстро тараторит Женечка.
И я ей даже верю. Пускай любят, вот только мне от этой их любви отмыться бы, и чтобы больше они меня ею не марали.

- Жень, уйди, пожалуйста.
Да что ж так душно-то! Стягиваю с себя свитер и остаюсь в тонкой бельевой майке. Кожа горит и хочется содрать ее вместе с одеждой.
- Анастасия Борисовна, это все неправильно, вы меня столькому научили… вы же мне как мама!
- Правильно. А Савранский как папа. А инцест это дело семейное. Так, Женек?
Моя ассистентка некрасиво открывает рот, как выкинутая на берег рыбка. Она хочет что-то сказать, но я ее не слышу. Наклоняюсь над столом и закрываю глаза рукой. Где эти таблетки?! Они должны быть в сумке, черт бы их побрал!
- Анастасия Борисовна, вам плохо?
Чувствую на своём плече чужие ладони. Прохладные и нежные на ощупь они дарят секундное облегчение, но потом меня скручивает ещё сильнее.
Не от боли. От отвращения. В первую очередь к себе.
- Женя, просто уйди, - я отпихиваю ее в сторону.
- Но как же, мы ведь не поговорили. Вы не услышали мою точку зрения.
Да, Ешкин дрын! Я знаю эту точку зрения! При ближайшем рассмотрении эта точка оказывается плотно сжатым анусом и от неё сильно смердит!
Умный, меланхоличный заведующий клиники и «не такая как все» ординатор. Случайные прикосновения, долгие взгляды, переписки до полуночи и наконец первый невинный секс где-нибудь в подсобке. От него до развратной оргии, которую нам показали в ресторане не так много времени. Каких-то два - три месяца.
Милая Женя, я знаю все! Особенно то, что я в эти игры больше не играю!
- Жень, принеси пожалуйста воды, - шепчу я не своим голосом.
Моя уже бывшая ассистентка срывается в коридор к кулеру, я бегу вслед за ней и быстро, пока она не поняла подвох, захлопываю дверь. Два оборота ключа и я спасена! По крайней мере у меня есть несколько часов тишины, когда мне не будут ссать в уши своей космической, неземной любовью. Как мерзко.
Как же все это мерзко!

- Анастасия Борисовна, откройте.
Я наваливаюсь на дверь всем весом и теперь, без вида этой ангельской мордашки перед собой, наконец могу дышать. Глубоко, тяжело, рвано, как утопающий, который все-таки доплыл до берега.
- Женя, лучше не нарывайся. А иначе на правах твоей рабочей мамы, отхожу тебя хворостиной по хребтине.
- Анастасия Борисовна, ну мы же взрослые люди…
- Нет, Женечка. Взрослая тут только я. А вы: престарелый козел с преждевременной эякуляцией и молодая швабра без моральных принципов!

Я говорю громко, так чтобы меня слышали другие, и через секунду в коридоре раздаются шаги. На нашу ссору слетаются любопытные мотыльки в белых халатах, и уже завтра из каждого утюга будут смаковать подробности романа Савранского и Юного дарования Руденко Евгении.
Но это завтра, так далеко я не заглядываю. У меня задача попроще - не сдохнуть сегодня.
Опираюсь о стену, доползаю до стола и стекаю вниз на корявое, грязное кресло. Таблетки от мигрени тотчас бросаются мне в глаза, зелёный блистер лежит на самом верху кучи из косметики, неработающих зарядок и салфеток.
Я разжёвываю горькую таблетку и глотаю так, без воды. В этот момент и звонит мой сотовый телефон.
- Настя, - голос Савранского иглами проникает прямо под кожу, - послушай.
- Нет. Это ты послушай, - перебиваю я мужа, - если ты не хочешь концерт от униженной и оскорбленной жены, со слезами и мольбами вернуться обратно в семью, то не лезь. И соплячку свою спрячь от греха подальше. Дай мне доработать этот день, а вечером мы поговорим.
Я отключаюсь сразу, не дождавшись ответа. И наконец выдыхаю, потому что голова больше не болит. И сердце… оно стучит как прежде, будто ничего не случилось.
Так что через час только распотрошенная косметичка на столе, да свитер на кресле напоминают, что сегодня день, когда я узнала, что предатели подчас откликаются на имена любимых нами людей.
Например Женя. И Кеша.

Глава 9

Это похоже на какой-то кошмар, на сюрреалистичный сон, на бредни шизофреника!

Однако домой я еду с Савранским. Он ждет меня на парковке возле главного корпуса. Открывает дверь и даже пытается подать руку, чтобы я села в его новенькую ауди.

«Чтобы возить Томку в школу», - звучит в голове смех мужа.

Я морщусь, представляя, что не только для дочки были эти дорогие понты. Что не только дочь подвозили на переднем сидении, но и Женечкина задница поелозила по белоснежной кожаной обивке.

Фу! От омерзения меня снова мутит, так что я открываю окно и вываливаюсь на дорогу. Ледяной ветер бьет по щекам, возвращает обратно в реальность.

Хреновую такую реальность.

Мы едем молча. Молча добираемся до дома, молча паркуем машину во дворе и так же молча выходим на газон. Савранский снова пытается подать мне руку, а я не понимаю, зачем сейчас вся эта игра в галантность.

Противно.

Когда мы открываем дверь, нам навстречу бежит Тамара. На несколько шагов позади и не так радостно встречает Никита. У него серьезный взгляд, которым он оценивает меня и Савранского.

- Вы рано.

Судя по тону, сын обо всем догадался. А вот Тома наоборот, скачет вокруг Кеши счастливая, разве что язык не вываливает от радости, как щенок. Мне обидно. Потому что меня она так не встречает.

- Тома, милая, дай нам раздеться и перекусить, а ты пока поиграй в комнате, - по возможности ласково произношу я.

Савранский смотрит на меня с осуждением. Ему всегда казалось, что я груба с дочерью. Что не ращу ее как принцессу и мне с моим голосом нужно глашатаем в армии работать, а не девочку воспитывать.

- Тамара, солнышко, сейчас я помою руки, а ты расскажешь мне как прошел твой день.

Он говорит это специально, мне назло. Кеша хороший отец для Томы, посредственный для Никиты и отвратительный муж для меня. Но сейчас он делает все, чтобы казаться идеальным. И чтобы я еще больше захлебнулась в чувстве вины за наш ужасный брак.

Я уже хочу махнуть рукой и уйти на кухню одна, как на помощь приходит Никита.

- Тома, пошли я тебе мультики включу. Папе с мамой поговорить надо.

Когда-нибудь я скажу сыну спасибо за это. Грядущий разговор причиняет мне столько боли, что я сама готова от него отказаться. Уйти спать, в надежде, что это все просто сон. А завтра все будет как прежде.

Сын же помогает сорвать этот пластырь в одно движение руки. А не мучиться дальше годами.

Кеша плетется вслед за мной на кухню и садится за стол. Теперь мы поменялись местами, это вышло случайно. И наша беседа больше не похожа на шахматную партию, скорее на войну.

- Хорошо, что ты все узнала, - стреляет первым залпом Савранский. – Мы можем больше не притворяться. Мы уже давно перестали друг друга любить.

- Пожалуйста, говори за себя.

Он удивленно вскидывает бровь, а я продолжаю:

- Говори за себя, так будет честнее. Я давно перестал тебя любить… Настя.

Я запинаюсь на последнем слове и молча смотрю на дверной косяк. Думала, что когда произнесу это сама, будет не так больно. Будет не по-настоящему. Но нет, меня оглушает от ужаса, пронзает острием кожу и травит ядом нутро.

Потому что Савранский согласно кивает на этой фразе, будто бы сказал ее сам.

- Господи, господи, - я хватаюсь за голову. Не хочу видеть его лощеную рожу с этой выбритой бородой и модной стрижкой. – Господииии.

Других слов у меня нет. Их забрали вместе с воздухом, и потому я задыхаюсь здесь, на нашей кухне.

Тут мы любили, смеялись, встречали гостей, целовались. А теперь мы тут разводимся.

- Насть, пойми меня, - муж пытается взять меня за руку, но я не даю. Машу головой и отодвигаю стул подальше.

- Что понять, милый? Что Женя на тебя смотрит по-особенному? Так тебе не шестнадцать, чтобы вестись на эту херню. Или что она какая-то не такая, неземная? Я проводила у нее осмотр, вагина как вагина, никаких алмазов вместо клитора не заметила.

- Как грубо, - морщится Кеша, а я взрываюсь от обиды за это несправедливое отношение.

- Ну, прости! У тебя грубая приземленная мещанка жена! Не дышу шелками и эфирами! Не рисую картины вином, как Женечка! Вино я употребляю внутрь, под шашлык!

В этот момент я понимаю, до чего голодна. Я ведь даже не обедала, просто не могла себя заставить съесть хоть крошку. Даже сейчас, если бы не спазм в желудке, я бы не поняла, что хочу есть!

Встаю и иду к холодильнику. Достаю огромную кастрюлю борща. Вчерашнего или даже позавчерашнего. Переливаю в ковшик одну порцию. Кошусь на Савранского и добавляю еще 3 половника для него. Он тоже поди не жрал с самого утра.

Ставлю горячие тарелки на стол, достаю только одну ложку, для себя. Никакого хлеба, никакой ледяной, только из морозилки водочки. Обойдется.

- Я тут… это, как ты говорил… почавкаю? Не против?

- Против, - устало возражает Кеша.

- Да? Жаль, потому что мне по хер.

Я подношу ложку ко рту и демонстративно, с хлюпаньем, всасываю горячий бульон. Савранский морщится, будто видит что-то отвратительное. А он и видит. Меня.

- Я хочу, чтобы меня понимали.

- Найми себе сурдопереводчика.

- Я хочу, чтобы на меня смотрели как на Бога.

- А это уже, батенька, грех. В одну копилочку к прелюбодеяниям.

- Настя, не ерничай! – Кричит мой муж и в ту же секунду мультфильм в детской становится громче, а на его фоне раздаются звуки гитары. Это Никита делает все, чтобы Тамара не слышала нашу ссору. Спасает детство сестры, которая ни о чем не догадывается.

Пока она смеется над очередной серией Простоквашино, ее мир рушится прямо за столом нашей кухни.

- Не ори, пожалуйста, - тихо прошу я, прикрыв рот рукой. Такой вкусный недавно борщ уже просится наружу, а я едва съела несколько ложек.

- Прости. – Соглашается Савранский. Он выглядит не лучше меня. Даже не смотря на аккуратно выбритую бороду и височки. – Я просто хочу, чтобы ты поняла. Мне нужно, чтобы меня любили, восхищались, чтобы я восхищался, в конце концов! Женя… она другая, она тянет меня вверх, ей не нужны ни мои деньги, ни положение.

Глава 10

Я никогда не была красивой.

И я всегда знала это.

Какая угодно, ко мне подошел бы любой эпитет. Умная, веселая, забавная, компанейская, свойская, простая. Так меня часто называли мужчины.

Красивой – никогда.

Я принимала это как данность, и научилась завоевывать чужие бастионы не милой мордашкой, а острым умом, хорошо сделанной работой, уместной шуткой. У меня было свое оружие, и оно сражало соперников так же, как у других сражает красота.

Вот только женщиной от этого я быть не перестала. И сейчас мне сделали так больно, что я сама удивилась, неужели в моем возрасте, с моим опытом и прививкой в виде здорового цинизма еще может так болеть?

Я вытерла злые слезы и посмотрела на себя в зеркало. Такая же уродина как прошлой ночью, когда мне об этом сообщил муж.

Знать, что ты не привлекательна, и слышать это от своего любимого человека – разные вещи.

У всех есть ментальные раны, и я думала, что в браке мы учимся лечить их друг у друга, а не давить и упиваться тем, как тебя ломает от боли.

Я никогда не говорила Савранскому, что у него маленькая зарплата, хрустит тазобедренный сустав, завышенное ЧСВ и член мог бы быть на пару сантиметров длиннее.

Он делал вид, что обожает мою бабушку, всегда ел домашнюю еду, даже те блюда, которые не удались и посещал со мной все театральные премьеры, хотя сам откровенно скучал.

Это правила, на которых отстроился фундамент нашей семьи. И вчера его сломали. Не кто-то конкретный, мы все.

Я вытерла салфеткой кривой рот. Наверное, нужно было сделать гиалуронку как Римка. Или уже не трогать, все равно лучше не станет. Под глазами мешки, волосы всклокочены и торчат, а кожа истончилась и приобрела землисто серый цвет. Это спереди. А сзади… жопа. Большая такая, с крутыми боками и оттопыренным в сторону бампером.

Я включила холодную воду, набрала в пригоршню воды и сполоснула лицо. А потом снова посмотрела на себя в зеркало. Ничего не поменялось, я по-прежнему страшная, только теперь с некрасивого лица стекали прозрачные капли. Как слезы.

Иронично, но я не плакала. Даже когда Савранский с жаром принялся убеждать, что нам нужно сохранить этот брак. Что мы не можем позволить себе быть свободными, и должны терпеть. Да-да, именно так и сказал, будто описывал не жизнь со мной, а тюремное заключение.

Но я не пролила ни одной слезинки. Просто сидела, тихо охреневая, и представляла, как добавляю ему в борщ мышьяк. А еще в моей голове выстроился план, глупый и совершенно абсурдный, я даже дала себе шанс передумать к утру, однако на часах семь, а я стою здесь, в туалете спортивного центра, куда ходит мой муж.

Еще несколько минут я уговаривала себя выйти и найти администратора. Каждый шаг давался мне с трудом, будто я планировала попросить о чем-то постыдном.

Девушки по имени Нина не было на месте, зато в зале я наткнулась на двух знакомых мужчин: Тимура и Гаврила.

Первый вел персональную тренировку с молодой клиенткой. Интересно, зачем таким худым девицам спорт? Или они потому и худые, что хотят в зал, а не Макдональдс? Ее красивую круглую попу обтягивали лосины и каждый раз, когда она наклонялась вниз, Тимур искоса бросал взгляд на выпирающую филейную часть.

Я непроизвольно представила себя в подобной одежде и подобной позе… мда. Посмешище. И зачем только сюда пришла?!

И только я решила ретироваться из зала и сбежать, как меня заметили.

- Коооотик, - Прокричал Гаврила, размахивая непропорционально длинной рукой, - ты вернулась!

Тимур оторвал взгляд от своей клиентки, что-то шепнул ей на ухо и двинулся в мою сторону. На меня он почему-то больше не смотрел. Ну да, кто захочет любоваться сорняками, когда в своем огороде распустилась такая роза. Я сама залюбовалась блондинкой в лосинах, а ведь женщины меня никогда не привлекали!

- Пришла возврат делать? – только и спросил Тимур, когда мы поравнялись.

- Тим, ты что, крейзи? – Вклинился Гаврила. – Настя, солнышко, никаких возвратов! Ты была великолепна! Скандировала «ЗОЖ сила, бухло могила» и рвалась заключить контракт на пять лет. Мы еле убедили тебя, что таких контрактов не бывает. Ой, но ты такая классная, когда пьяная! Вылитая Свобода, ведущая народ на революцию в картине Делакруа! Даже сосочек так же было видно!

О Боги… У пижамы действительно хлипкие пуговицы, но не настолько же. Я хотела провалиться от стыда под пол, на первый этаж, туда, где находится кафе. И утопить печаль в протеиновом смузи, но Тимур быстро оборвал товарища.

- Гавр, свали, а?

Гаврила не стал спорить с лысым, весело мне подмигнул и пошел в сторону девицы, которая скучала без поддержки тренера.

Я внимательно смотрела на то, как они поменяли тренажер. Не потому что меня резко заинтересовали штанги, просто боялась посмотреть на мужчину рядом и как на нож напороться на грифель черных опасных глаз.

- Пойдем, оформлю тебе возврат. Я тогда говорил, что плохая идея, но кто бы слушал.

- Постой, - я схватила Тимура за руку и тотчас убрала пальцы. Его кожа была слишком горячая, будто нормальная температура его тела не 36 градусов, а все 50. – Я не совсем возврат…

- Что?

- Я не возврат… не это короче… - тихо проблеяла снова. Язык отказывался слушать, а щеки пылали от стыда.

Тимур скрестил руки и с удивлением посмотрел на меня.

- Значит, абонемент обнулять ты не будешь?

- Наоборот.

- Что наоборот, девочка? Не говори загадками, там где я учился, кроме букв ничего не преподавали, так что я немного туповат.

Я смотрю на носы своих кроссовок. Мимо них, в метре от нас, шагают фирменные Найки. Я поднимаю голову и вижу, как к кулеру подходит та блондинка неземной красоты. Тимур невольно провожает ее взглядом вместе со мной и от этого сердце снова сжимается в болезненном спазме.

Никто никогда так на меня не смотрел.

- Я хочу не просто похудеть, я хочу… стать такой… - от нервов я сжимаю губы, а Тимур ловит мой намек налету.

Глава 11

Савранский благородно выписал мне выходной, чтобы я осталась дома - выспаться и выплакаться.

Вика в декретном отпуске.

А Римма… Римма муза, ей в любой момент можно сбежать от своего гениального мужа.

И сейчас мы как Иствикские ведьмы творили свое волшебство. Вместо казана гигантский чемодан, вместо гусиных лапок и крысиных хвостов – шмотки.

Трусы, носки, брюки, косметика и книги.

Не мои. Савранского.

Этот козел оплатил мне день в СПА и просил расслабиться, чтобы завтра на семейном ужине выглядеть «приемлемо».

- Девочки, он так и сказал, «приемлемо»! Будто размер миомы на планерке обсуждал. Удалили миому, размер приемлемый! Нет, лучше анализы пациентки! Пришли ваши кал и моча, все в пределах нормы, приемлемо короче!

Я крутила в руках лампу проектор, мой ему подарок на Новый Год. Ерунда конечно, и со звездным небом на потолке чаще спала Томка, чем мы с мужем. Но на самом деле трудно сделать подарок человеку, у которого все есть, и который ничему не удивлен. Ну, разве что камере в спальне своей любовницы.

«Настя, моя вина, что это видео вообще попалось тебе на глаза. Оно было предусмотрено не для этого. Но все остальное… мы взрослые люди, и понимаем, что в измене виноваты двое».

«Ты и твоя шлюха?»

«Мы с тобой Настя. Женя тут вообще ни при чем. Я изменил, потому что хотел почувствовать себя любимым. Ты этого не замечала, потому что тебе было так удобно».

У меня чуть кровь из носа не пошла от возмущения. Со слов Савранского у нас был внутренний конфликт, который я игнорировала, а Женечка просто прошла мимо. Эфирная фея, сотканная из росы и неги. Ну как в такую не влюбиться? И как на такой не жениться?

«Ты прав, Кеша. Не замечала, но теперь вид твоей жопы плотно осел в подкорке моей памяти. И хочется «не заметить» снова, а не могу. Куда ни глянь, везде твой голый зад! Надеюсь, что после развода, когда я подхвачу твой пример и заведу себе двадцатилетнего любовника, станет немного легче».

«Боюсь, это не так работает», - поморщился мой муж.

«Серьезно? Мне нельзя любовника?».

«Заводи Бога ради, может, стоило раньше это сделать. Вот только развода… его пока что не будет».

Я отложила дурацкую лампу обратно на полку. Во-первых, ему она на хрен не нужна. Во-вторых, Тома расстроится, придется покупать ей такую же, а я ужасно не люблю всякое потреблядство. Деньги у нас есть, не бедствуем, но даже это не позволяет мне выкидывать продукты из холодильника, щеголять с сумочкой за пятьсот тысяч и покупать одинаковое, лишнее пластиковое говно, лишь бы насолить Савранскому.

И потом, я не делю имущество, я отправляю его к Жене. А там лампа будет не нужна. А вот презервативы и сыворотка против выпадения волос, чтобы любимка не распознала зачатки инопланетных кругов на полях, это да.

Я принесла из ванной пузырек с немецким лекарством. Савранского нельзя было назвать лысым, но волосы на макушке стали стремительно редеть, отчего он сильно комплексовал. И даже изучал тему пересадки волос в Турции, но пока ограничился втирками и витаминами.

Я отвинтила крышку и с удовольствием вылила сыворотку прямо в чемодан. Римма и Вика молча смотрели, как я вершу правосудие.

Одна с ужасом. Другая - с осуждением. Мелкий Сережа не в счет, он висел на груди и явно не понимал, в чем смысл нашего кордебалета.

- Что?! – я скрутила лезущие в глаза волосы в пучок и, наконец, села к подругам. – там флаконы ужасного качества, вечно проливались у нас в ванной. Кеша не поймет, что это я сделала, а так хоть душу отвела.

- Милая, - Римма положила на меня свою изящную, тонкую руку, - а ты не думала, что все это неправильно?

- А трахаться с моей помощницей правильно? – Тотчас взорвалась я. - А винить во всем меня, правильно? А заставлять меня играть в его шоу, чтобы ни дай Бог не пострадала репутация нашей семьи – это, по-твоему, правильно?!

Римма виновато опустила лицо в пол. Возможно даже сейчас, ей было что сказать, вот только мне не понравятся ее аргументы и это точно приведет к ссоре. Ситуацию спасла Вика.

-Девочки, я же эклеры принесла! Фисташковые, как любит Настя. Чаю так хочется, Настюш, сделаешь?

- Я эклеры не буду, у меня морковь, орехи и буженина из индейки, - раздосадовано протянула я и двинулась на кухню, пока подруги не задали новые вопросы. К примеру, почему я волочусь и хромаю как капитан Флинт.

Можно отложить диету и начать преображение с понедельника, вот только одно «но». Понедельник как раз сегодня. А я слишком зла на мужа, и ноги слишком болят после первой тренировки, чтобы отступить так сразу.

В работе Тимур оказался таким же мерзким, как и в жизни. Монотонно объяснял, как устроены мои мышцы, что-то рассказывал про осанку, как залог успеха, нашел меня в туалете, когда я пряталась от злого приседа, и вытащил обратно в зал.

«Если тебе нужна помощь, я помогу, - он так и сверлил меня своими черными глазами, - но если ты хочешь побаловаться и что-то кому-то доказать, то иди к Гавру. Тот понторез, каких поикать, вы подружитесь».

Я прикусила от обиды губы и пошла обратно на тренажер. Все занятие Тимур стоял близко, но ни разу не коснулся меня, будто ему было противно трогать взрослую женщину после своих студенток. Ну и пусть, я же не для него стараюсь… я вообще не знаю… для кого стараюсь. Просто подвязалась на лишнюю суету, чтобы пореже бывать дома, чтобы голова была занята подсчетом калорий, а не мыслями, где сейчас Савранский, чтобы болела жопа и пресс, а не сердце. Вот почему. Каждый заполняет эмоциональные дыры тем, что есть под рукой. Кто-то пьет горькую, а кто-то протеин и рыбий жир.

Я встала перед сервантом, чтобы достать праздничные чашки, ленинградского фарфорового завода. Одна со сколом, я так и не смогла ее выбросить. В день, когда бабушка Сара подарила нам чайный сервиз, а родители отдали молодоженам свою двушку, чтобы ничто не мешало нам строить быт, мы пили вино в ванной, единственной комнате с ремонтом. Смеялись, баловались, представляли, какой долгой и счастливой будет наша с Кешей жизнь.

Савранский

Женя сладко потянулась в моих объятиях, такая мягкая, нежная, пахнущая не то арбузами, не то дождем в жаркий летний день. Короче счастьем. Моим.

Я пропустил через пальцы черную прядь волос. Рассыпчатые, как из рекламы шампуня.

Женя смешно наморщила нос и чихнула. Я понял, что она уже не спит, когда тонкие ручки пробежались по моей груди и юркнули за резинку трусов.

- Какая плохая девчонка, - я перевернул ее на спину и скалой навис сверху, придавливая Женьку своим весом. Она демонстративно охнула и сделала вид, что потеряла сознание, тем самым вызвав во мне новый приступ смеха.

С Женей было легко, весело, удобно, горячо и уверенно. Последнее я ощутил особенно остро на контрасте с моей женой. И как бы я не злился на себя, как бы не обижалась Настя, но именно эта молодая девушка вселила в меня мысль, что я все смогу. Что достоин лучшего. Что у нас все получится.

- Сладкий, тебе не нужно домой? – она легко боднула меня головой в бок, будто проверяла, не заснул ли я снова.

- Боюсь, дома мне теперь не рады.

Улыбка тотчас слетела с Жениного юного лица. Уголки губ опустились вниз, а под глазами залегли тени, отбрасываемые пушистыми ресницами.

- Мне так жаль, что кто-то слил наше с тобой видео. Это просто ужасно. Не представляю, что испытала Анастасия Борисовна, когда поняла, что там ты… мы с тобой.

Я притянул к себе любимую и легко поцеловал ее в нос.

- Не грусти, сладкая. Меня больше волнует, что все эти люди видели мою девочку, - я легко сжал полушарие ее груди, отчего Женя прогнулась в спине еще сильнее. – Никто не должен был смотреть на такую красивую малышку.

Мысли из головы почти испарились, перетекли куда-то ниже, в другой орган, который теперь управлял мною. Не хотелось больше ни говорить, ни вспоминать тот вечер. Особенно скандал, который учинил мне отец.

- Но с другой стороны, может и хорошо, что все увидели?

- Едва ли, - невесело рассмеялся я, - это очень бьет по нашей репутации, поэтому мы и ищем, кто слил видео из моего ноутбука.

- Может, не тратить на это твои силы и время? Никто ведь так и не понял, что там был ты?

- Никто, кроме семьи. И Насти, разумеется, - я снова поморщился, вспоминая нешуточную драму, развернувшуюся у нас дома.

- Твоя жена изумительная женщина, - горячий воздух из Жениных губок обжег мне грудь. Она была так убедительна и говорила так искренне, что я таял от ее слов, - Я не представляю, какой силой духа нужно обладать, чтобы понять, что ее муж любит другую женщину. Не препятствовать, отпустить. Кеш, Анастасия Борисовна святая, и не смей убеждать меня в обратном!

Я притянул Женечку и нежно поцеловал ее в розовый от волнения носик.

- Святая тут только ты. Как же я жил без такой женщины?

- Все это время ты просто подсознательно искал меня.

- И нашел. Я только теперь понимаю, что все, что было раньше, до тебя, оно ненастоящее. Я и не думал, что встречу свою любовь, которая так возвеличит меня, которая будет уважать мою жену и примет моих детей.

- Не твоих, наших.

Она крепко переплела мою шею руками. И посмотрела так пронзительно, так чисто, что сердце замерло на месте.

- Я люблю тебя, Женя. Я никого никогда так сильно не любил.

- Осторожно, Кешенька, а то я испугаюсь ваших матримониальных планов и сбегу.

Я сжал ее ягодицы, слегка раздвинув мягкие полушария в стороны:

- Можешь не беспокоиться, я никогда не покушусь на твою свободу.

- Отчего же, - прошептала Женя мне прямо в губы.

- Потому что я не разведусь с Настей. Савранские не разводятся. Никогда.

И я ворвался в мою нежную, невинную девочку, даря ей наслаждение, от которого она стонала и плакала. И такое со мной тоже впервые.

Я всю жизнь жил с женщиной, спал с женщиной, ублажал женщину, и не знал, что такое женский оргазм.

Мы еле дышали, липли друг к другу мокрыми от пота телами, цеплялись за кожу пальцами, оставляя наши следы, метки.

Невообразимое счастье, быть с кем-то настолько единым, будто стерлись все грани между нею и мной.

- Сейчас перекурим и пойдем на второй круг, - хвастался я.

- А сил хватит, - хохотнула Женя.

Я демонстративно поиграл перед ней бровями и потянулся к острому холмику груди, как вдруг под подушкой зазвенел телефон.

- Кто там, - обиженно простонала Женечка.

- Настя.

- Не отвечай, нам сейчас так хорошо.

- Не могу, - я интуитивно натянул на бедра трусы, будто бы Савранская могла нас обнаружить, и потянулся к трубке.

- Ну почему не можешь? Перезвонишь ей потом.

- Сладкая, ты не поняла. Я всегда отвечаю, если звонит моя жена.

Я накрыл ее одеялом, чтобы не смущать голой женщиной Настю. Да, она не знает, где я, она не увидит, чем я только что занимался. Но все равно, было в этом что-то не правильно.

Савранские не разводились. Они берегли нервы друг друга, по крайней мере, пытались это сделать.

- Слушаю, - голос выдавал меня с потрохами. Я откашлялся и повторил: - Насть, ничего не понял, что случилось? Да говори же громче, я не слышу! Кто у тебя так орет? Алло?! Какой к черту чемодан, ты о чем вообще? Да выйди из комнаты, ни хрена не слышно, что там у вас вообще случилось?! – И через две минуты я холодно произнес: - Буду дома через час. Поговорим.

Когда я сбросил звонок, ощутил, что Женя гладит меня по спине, чтобы успокоить. Перехватил ее руку и поцеловал кончики пальцев.

- Все в порядке?

- Скоро будет.

- О каком чемодане речь, сладкий?

- О… чемоданах. Моем и Томкином. Настя сказала, что собрала наши чемоданы, и мы с дочкой будем жить у тебя.

Глава 13

Это был день чемоданов. Если утром я собирала вещи мужа, то теперь, кусала губы, чтобы не зареветь и складывала в дорожную сумку поменьше учебники и игрушки дочери.

И любимое платье.

И теплые штаны с начесом.

И гребанного пластикового космонавта, которого не думала трогать еще днем. И одеяло. И подушку. И маску для плавания, на всякий случай.

В итоге передо мной стоял чемодан, сумка и хренова туча пакетов разной величины. Я собрала Тому так, будто прощалась с ней навсегда. По крайней мере, так подумает Савранский, стоит ему переступить порог дома. Но на самом деле я хотела, чтобы моей девочке было удобно в ее новой жизни. Чтобы если она и грустила, то только по мне, а не по ночнику, без которого так трудно спать.

Дочь сидела на диване и листала какую-то книжку. Каждую страницу она продавливала пальцем, отчего та издавала неприятный звук при перелистывании.

Щурх. Щурх. Как наждачкой по нервам.

Уверена, Тома ее даже не читала. Просто рассматривала картинки и злилась на меня.

Она понимала, что говорила и вела себя неправильно, но признать свою вину в девять лет гораздо сложнее, чем обвинить во всем самого близкого человека в мире – маму.

- Ты плохая! – прокричала она.

- Очень жаль, что ты так думаешь.

- Ты не любишь папу!

- Люблю и именно поэтому мы расходимся тихо и красиво, как взрослые люди.

- Нет тут ничего красивого! Все плохо, все уродливо! Ты не любишь папу и выгоняешь его из дома, и меня ты тоже не любишь, только свою работу! А про меня ты все время забываешь! И пускай папа уйдет от тебя и найдет мне новую маму, хорошую и добрую!

Она прокричала это и тотчас зажала себе рот рукой, как если бы хотела остановить себя и не произносить такие жестокие слова. Глаза расширены от ужаса, осознание, что она сказала, только стало доходить до моей дочери. Губы ее задрожали еще сильнее, подбородок напрягся, а щеки покрылись нервическими пятнами. Я видела, в каком она состоянии. Вот-вот зарыдает.

И я знала, в каком состоянии я. Вот-вот умру.

- Знаешь что, детка, может ты и права. Папе нужно найти добрую, понимающую женщину. И в этом поиске ему поможешь ты, правда?

- Ты и меня выгоняешь?!

- Нет, что ты. Просто предлагаю тебе выбор, с кем ты сейчас хочешь остаться. С добрым, классным, веселым папой или со мной. Но я по-прежнему буду любить свою работу, задерживаться по вечерам, забывать перевести деньги тебе на театр и забирать тебя из школы. Мне жаль, что все это тебя так ранит, но сейчас я не смогу изменится. Но я пойму, если ты решишь уйти от такой плохой мамы. Ты всегда сможешь передумать и вернуться обратно. Мы в любом случае будем видеться, а я буду тебя любить, не смотря на твои жестокие слова. Наверное, ты считаешь себя очень взрослой, раз их сказала. А взрослые не только говорят, но и делают, понимаешь? Сейчас я пойду и соберу твои вещи, а ты подумай, что хочешь взять с собой.

Сзади раздались театральные громкие аплодисменты. Очень театрально, в духе Никиты. Он стоял в проходе, облокотившись о дверной косяк и веселился, наблюдая за происходящим. Большой, нескладный и лысый дядька у меня в доме, Никита был похож не на моего сына, а на Голема из сказок.

- Хватит, а? – Попросила, когда прошла мимо него. Остановилась и снова посмотрела на эту каланчу. – Может, работу себе найдешь?

- Решила и меня из дома выгнать?

- Ой, все.

Я махнула на старшего рукой и поплелась в детскую за сумкой. Спорить, выяснять, что-то доказывать не имело смысла. Сейчас главное собрать Тому, а разговор с Никитой подождет. Если дочка спала и видела, как покинуть семейное гнездо, сын в ее возрасте поклялся никогда не отпускать мамочку. И уже тогда это звучало пугающе.

Савранский явился домой, когда вещи были сложены, дети накормлены, а я сидела на кухне и медитировала перед бокалом красного, которое мне теперь нельзя. В КБЖУ не вписалось.

Дочь услышала поворот ключа в замке и кинулась в коридор, чтобы первой встретить Кешу.

- Папа, папочка, мама сказала, что я могу выбирать, с кем буду жить, и я выбрала тебя, правда здорово?

Тома повисла на шее любимого отца. И снова неприятное саднящее чувство, меня так не обнимали даже в мой день рождения. И когда мы были семьей, когда не изменяли друг другу, это не воспринималось так остро. Сейчас же я чувствовала, что меня предали.

Савранский погладил Тамару по волосам, но смотрел при этом не на нее. Он бросил испепеляющий взгляд поверх кудрявой макушки прямо на меня. Зло смотрел. Отчаянно. В лице и жестах ни капли человечности, ничего от того милого мальчика, с которым начался мой роман на даче нашего одногруппника.

Там был невинный ребенок, добряк и мечтатель.

А сейчас передо мной стоял лживый, жестокий, беспринципный эгоист. И по совместительству мой муж.

- Том, иди в комнату, нам с мамой поговорить нужно.

Глава 14

Он отпустил на пол дочь, и когда та скрылась в гостиной, двинулся ко мне. Шел медленно, как лев, который знает, что добыча уже у него в капкане – газели просто некуда бежать.

Я судорожно схватилась за ножку бокала, как единственное оружие против обезумевшего хищника. Если придется, буду отбиваться, закидывая мужа Викиными эклерами, но позиций своих не сдам.

В комнате вдруг стало жарко и тесно. Стены навалились со всех сторон, сжимая меня в крохотной коробке. Кофта сдавила шею, отчего мне сразу поплохело: голова кружилась, к горлу подступала тошнота.

Муж видел мое состояние и, кажется, наслаждался. Он как маньяк, растягивал момент нашей встречи, молчал, давая мне возможность еще больше проникнуться этой неизвестностью.

- Хочешь задвинуть мне очередную речь о том, что Савранские не разводятся, - я вскочила со своего места и отступила назад. За спиной окно, забор и соседи, у которых если что можно попросить политическое убежище.

Кеша проследил за ходом моих мыслей. Посмотрел на улицу и удовлетворенно хмыкнул:

- Гришаевы уехали в отпуск, так что они тебя не спасут. И да, Савранские не разводятся.

- Зато становятся вдовами, - я подавила нервный смешок.

- Перережешь мне горло хрустальным бокалом?

- Отравлю борщ, который ты так сильно любишь.

Кеша запрокинул голову к потолку и громко рассмеялся. По-настоящему, как раньше, когда между нами не было обмана, предательства, и его любовницы. Смех из веселого перешел в истерический, но Савранский не останавливался.

В комнате, где сидели дети, повисла недолгая тишина, голос Тамары замер на полуслове, а потом я услышала брынчание гитары. Никита заиграл какую-то армейскую песню, так громко, что даже здесь на кухне, мы перестали слышать друг друга. Он пел, перекрикивая нашу ссору, и тем самым опять не давал сестре повзрослеть до срока. Потому что Никита хороший брат. И потому что в свое время никто из нас не спас его детство.

Мы часто ругались, когда он был маленьким. Изводили друг друга, когда пошел в школу. И чуть было не разошлись, когда я забеременела Томой. К сожалению, Никита был свидетелем самых неприятных моментов в нашей семье и спасался от ссор в своей комнате, вот как сейчас, играя на гитаре.

С тех пор утекло много воды.

Савранский взял на себя руководство больницей и окончательно пропал на работе.

Никита отдалился от нас двоих, перестал нам доверять и все больше делал что-то нам назло.

Тамара росла залюбленной и избалованной дочкой и даже не догадывалась, какой кризис прошла наша семья перед ее рождением.

А я… а я так до сих пор себя и не простила. И по сей день ненавижу игру на гитаре.

Я закрыла руками уши и зажмурилась. Господи, пускай это скорее закончится.

Я не хочу ничего слышать, я хочу тишины и одиночества! Слишком много всего для меня одной – не могу, устала.

Савранский бросил на меня долгий, изучающий взгляд. Я видела, как на глазах меняются его черты, становятся мягче, роднее. И вот передо мной снова угадывался когда-то любимый человек.

Кеша отодвинул стул напротив и сел. Я уже сбилась со счета, сколько раз за эту неделю мы вот так собирались за столом переговоров у нас на кухне. Разговаривали, врали, делали вид, что верим и никто так и не выкинул белый флаг.

- Настя, я полюбил другую женщину.

- Я в курсе, мне уже звонили, - вспомнился какой-то старый анекдот.

- Я не смогу отказаться от связи с ней.

- Тебе и не нужно, просто отпусти меня.

Он тяжело вздохнул, будто тащил на себе груз вины всего человечества. И в сотый раз, как маленькой, объяснил:

- Перестань. Мы могли развести раньше, но сейчас это просто невозможно. Наши семьи плотно повязаны друг с другом, у них открывается проект, который тянет за собой миллионы, если не миллиарды денег. Огромная частная клиника с такими врачами как мой отец и мой тесть. Слишком много повязано на этом союзе, так что мы должны доиграть нашу роль. Тебя задело, что у меня есть любовница? Так заведи себе любовника и сравняй счет. А для всех остальных мы останемся безупречной парой, у которой все хорошо. Вряд ли ты сможешь родить еще раз, ну… тогда купим собаку, в знак примирения и красивой картинки в социальных сетях.

- Так просто?

- Это всегда было просто.

Никита сменил репертуар и запел балладу о любви. О такой любви, которой у меня не будет. Мне нравился голос сына, его песни доставали до самых глубин моей души, но сейчас они разрывали сердце на части. Снова непонимание между мной и мужем. Снова Никита играет на гитаре, чтобы заглушить наши голоса.

- Кеш, зачем ты женился на мне, - Я непонимающе моргнула и вытерла пальцами уголки глаз. Странно, но они были сухими. Слез больше не осталось.

- ты забыла? Я сделал так, как хотела моя мама.

- Какой хороший сын. И хреновый муж.

- Насть, это выгодный для всех союз. Ты отличный друг, специалист, ты хорошая мама и даже вкусно готовишь, хотя могла бы нанять помощницу. Ты идеальная. Никто другой никогда бы не подошел на роль моей жены.

- Слишком много слов, Савранский, - мой голос дрогнул, - достаточно сказать: я тебя не люблю.

- Но я тебя люблю. Как своего партнера. И я думал, что это единственное чувство, которое могу испытывать к женщине, а потом встретил Женю.

- Боже, избавь меня от подробностей, - простонала я и отвернулась к окну.

На улице шел дождь вперемешку с ледяной крошкой. Маленькие холодные стекляшки лупили по кустам, по машинам, по редким людям, которые вжав головы в плечи, спешили домой. Паршивая картинка если сравнивать с ничем, и просто райский сад, если сравнить с тем, что у меня в душе.

Я почти готова сдаться. Хрен с ними, с династическими браками, пуская не разведемся. Пускай дадим семье время, чтобы раскрутить их бизнес. Пускай поставим этот вопрос на паузу, я ненадолго забуду что меня предали, Кеше придется вернуть на полку пузырек с Виагрой и закончить встречи со своей святой блядью. Переждем. Я слишком устала, чтобы снова спорить. Мне просто хочется тишины: дома, в голове, в сердце.

Глава 15

- Что значит, Тома с Кешей?

- То и значит. Папа с дочкой, дочка с папой, вместе с ними юная блядонимфа, что непонятного?

Непонятно было примерно все. Я пришла на семейный ужин за два часа до времени, чтобы помочь накрыть стол и поговорить. И где-то между нарезанием сельди в форшмак и перекладывания покупного хумуса в хрусталь, рассказала маме все события последней недели.

Она ожидаемо не прониклась проблемой.

Мама сняла и положила в сторону белый накрахмаленный фартук. Ему было лет десять, я помню, как дарила родительнице комплект на кухню. Скатерть, фартук, прихватка и полотенце. Все белое, других цветов мама не признавала. Все было в активном пользовании. И все осталось безупречным.

Пятна не приживались в жизни моей семьи. Ни на ткани. Ни на репутации.

- Что о вас подумают соседи? – в мамином голосе звенел металл.

- Они в отпуске, - повторила я за Кешей и постаралась перевести тему на безопасную, - ба, подай пожалуйста розеточки для оливок, я принесла такие вкусные оливки!

- Крошка, я бы с радостью, но кресло не проедет в столовую! Боря не хочет сделать вместо двери арочку…

Арочку… Хуярочку, бабуля!

Моя бабушка Сара прекрасно ходила, держала диету и планировала пережить всех нас вместе взятых. Но однажды сломав ногу, она познала прелести инвалидного кресла и теперь передвигалась исключительно сидя.

И кресло у нее было не абы какое, а с мотором, эффектом запоминания положения спины, резиновыми тракторными колесами, пультом управления, стразами, акустической системой, дым машиной и пахучей елочкой на лобовом стекле. А на прошлый Новый год бабушка обмотала подлокотники гирляндой и утверждала, что она Снегурочка на гастролях. И гастролировала исключительно из нашего дома в родительский, чем создавала всем неудобство. Зато повеселилась сама.

- Понятно, сама принесу.

Я двинулась в сторону комнаты, туда, где за телевизором и газетой прятался папа.

- Если спросят, скажи, что я работаю, - жалобно прошептал он, глядя на стопку хрустальных пиал у меня в руках.

- Предатель, - грустно улыбнулась я, прежде чем вернуться обратно.

Папа никогда не был помощником в наших семейных делах. Всем заправляла моя мать. А потом, когда наши с Савранским кланы объединились, вместе с ней на трон сел отец Кеши. Упрямый, принципиальный, очень религиозный человек.

А между этим молотом и наковальней застряла я.

- Как ты планируешь возвращать Кешу в семью? – мама поджала и без того тонкие губы, отчего они вытянулись еще больше и стали нитками.

- Мама, Кеша не потерявшийся на улице щенок. И не Курильские острова, чтобы его куда-то возвращать. Он полюбил другую женщину, а я почти приняла это.

- Предлагаешь и мне принять? Позвать его новую любовь на семейный ужин? На праздники покупать на один подарок больше и добавить ее в чат? – начала кипятиться мама.

- Мам, я не ее приняла, а то, что наша семья распалась.

Мама отрезала кусок морковки. Нож с силой чиркнул по керамической доске, отчего кухню наполнил неприятный лязг.

- Ты заблуждаешься.

- Мам…

- Дочь…

Мы как шпаги скрестили взгляды. В ее глазах ледяная решимость. В моих опустошение и отчаяние. От Томы никаких новостей, кроме восторга по поводу ее нового дома и джакузи. Она не хотела меня обижать, а просто жила и радовалась, только вот… можно было бы радоваться немного тише?

Я специально не просила Тамару присылаться фотографии, чтобы не страдать над снимками, выискивая там недостатки и косяки идеальной Женечки. Уверена и стекла у нее блестят, и котлеты не пригорают, и голова никогда не болит и оргазмы исключительно множественные, в то время, как у меня никаких.

- Настенька, - вклинилась в разговор бабушка, - ты не переживай. Каждый муж в душе верен своей жене. Проблема в том, что душа глубоко внутри, а член… снаружи.

Господи! От этой кухонной философии хотелось рыгать. Я закрыла руками лицо и с силой сжала виски пальцами, кровь пульсировала, стучала в ушах, так что я почти не слышала, что мне говорят. И хорошо, что я периодами глохла, так я хотя бы фильтровала ту дичь, которую навешивала мне семья.

- Все изменяют, мама, - мама брезгливо вытерла полотенцем и без того чистую тарелку. – Это закон жизни, тем более в нашей профессии. Ничего страшного. Погрустим, потом сделаем новую стрижку, да, Настен? Купим шляпку, бюстик какой-нибудь эротичный и вперед! Ничего, не кривись так. Доля наша женская этих кобелюг из всяких подворотен доставать!

- Мам, дело не в том, что мне изменили. Дело в том, как это было, - я говорила тихо, но все вокруг напряглись и даже папа в соседней комнате выключил телевизор, чтобы услышать, о чем мы тут. – Измены случаются, ты права. Но со мной все произошло грязно, публично, на глазах моих друзей и коллег! И потом вместо разговора, из меня делают дуру, и доказывают, что это я виновата!

- А ты значит не виновата, - мама удивленно вскидывает руки, а я почти вою от обиды.

Ну, конечно. Три правила «не» в нашем доме.

Не доглядела. Не докормила. Не долюбила.

И не смотря на то, что моя мать следовала всем им, отец ей тоже изменял. И тогда включилось в игру четвертое и самое унизительное «не».

Не вспоминать глупые обидки и простить предателя.

Она смогла, у меня не получилось.

- Девочки, - как всегда вовремя вступила в разговор бабушка, - а я не поняла, мы сейчас про какую измену Савранского? Эту, или ту, старую?

Девочки, все верно. Это не первая, а вторая измена Савранского. Об этом я намекала и всячески подмигивала с прошлой книги "Измена. Не делай мне больно".

https://litnet.com/ru/book/izmena-ne-delai-mne-bolno-b456016

Кстати, кто еще не прочитал, очень рекомендую, так как именно с этой книги начинается вся история и там спрятаны намеки на все сюжетные линии по всем персонажам.

Глава 16

Я медленно вошла в зал, все еще потерянная от своих мыслей. Старалась не думать о предательстве, просто шла, не глядя себе под ноги. И очень злилась. Не на Савранского, на себя.

Если тебя обманули один раз – позор обманщику. Два раза – позор тебе.

Два это официальная цифра, а сколько было таких вот любовей всей жизни – одному Богу известно. Может, и надо было мне изменить вот так, грязно и с публично, иначе бы я и дальше долбилась в глаза, не замечая ничего, кроме работы и семьи.

Но как же больно, когда розовые очки бьются стеклами внутрь. Как же, сука, больно!

- Ребенок, ты чего? – папа быстро закрыл крышку ноутбука и повернулся ко мне.

Я села рядом на диван, положила на колени подушку. Хотелось как в кокон завернуться в одеяло и спрятаться от всех, но нельзя. Нет ни возможности побыть слабой, ни… приличного пледа, чтобы укрыться.

Мама методично уничтожала все, что не вписывалось в ее видение прекрасного. В зале, где обычно собирались гости, ни одной фотографии, ни одной картины, свечки, ковра, хоть чего-то, за что бы цеплялся взгляд.

Подушку отвоевал отец, и мама пошла на уступки, потому что семья это компромисс. Херовый компромисс, к слову. Она как диктатор захватила всю власть в доме и милостиво отдала народу право на сигаретку после операции… или послушать музыку в туалете… или подушку.

Наверное, им нравились такие отношения. Мне – нет.

- Что смотришь? – я кивнула на ноут.

- Да по работе. Шунтирование сердца без разрезания грудины.

- Ага. А на самом деле что?

Папа опустил лицо в пол и признался:

- Сватов. Последний сезон, интересно же, чем там все закончится. Хочешь со мной глянуть?

- Нет, пап, я поговорить хочу.

Папа откашлялся, а потом поднялся с места и закрыл дверь в зал, чтобы мама и бабушка не могли нас услышать. Не чтобы сберечь мои нервы, а потому что подслушивать нехорошо. В этом был весь Борис Абрамович.

- Пап, мы с Савранским разводимся, и я хочу, чтобы ты это знал.

Отец поморщился. Глубокая складка вертикальной бороздой прошила лоб, добавив папе лишних лет. Открытие своей клиники выпило из отца все силы, и теперь вместо энергичного мужчины передо мной сидел недовольный жизнью старик.

- Все решила?

- Все.

- И не передумаешь?

- А смысл?

- Ну и хорошо. Надо решить, как сказать об этом Савранским, чтобы с наименьшими потерями…

- Как это отразится на твоей клинике?

Папа задумчиво перебирал пальцами бахрому на лежащей перед ним подушке. Он так погрузился в это состояние, что не то впал в транс, не то заснул.

- Папа?!

Отец дернулся, и снова посмотрел на меня. На этот раз с жалостью.

- Не будет клиники, ребенок.

- Как же, – ошарашенно прошептала я. - Ты бросишь все?

- Ну, бросить такую махину у меня вряд ли получится. Продать… если за очень смешные деньги. Не знаю, как-нибудь выкручусь.

- И давно ты это решил?

- Ну… первый звоночек был от задницы твоего мужа, на том празднике, - грустно улыбнулся папа, - второй вот сейчас, когда ты сказала, что уйдешь от него.

- Пап, я не смогу остаться.

- Понимаю, - он встал и оперся рукой о подлокотник, будто бы ноги совсем не держали моего старика, - , правда понимаю, Настюш. Разводишься и ладно, а я как-нибудь сам. Дети не должны решать проблемы родителей.

Его голос звучал тихо, так что мне приходилось напрягаться, чтобы расслышать каждое слово.

- Да я и не решаю, просто можно придумать варианты, это ведь дело твоей жизни! Проблема в деньгах?

- И в них тоже.

- Можно взять кредит.

- Какой по счету? И на кого теперь? На мне и маме есть по кредиту. На тебя возьмем?

- Можно и на меня, - я закусила губу, чтобы не выдать злость. – Есть же инвесторы!

- Которых я привлек на совместный проект Абрамовичей – Савранских. Насть, ты же знаешь, какие у зятя пришибленные родственники. Если вы разведетесь, они не то что ко мне работать не пойдут, там никто на одном гектаре земли с нами срать не сядет!

Я знала, но не думала, что все так критично. Да, мы могли бы найти замену врачам, но фамилия в нашем деле подчас решает куда больше настоящих заслуг и достижений. И если папа делал ставку на нее, то дело дрянь.

- Государственные гранты?

- Кто ж меня туда пустит. Или ты забыла, кто твой свекр?

Если бы. Ни муж, ни его папенька не давали запамятовать, каких высот добился Савранский старший.

Заместитель министра здравоохранения Российской Федерации. Третий человек после самого Владыки, второй после Склифосовского, первый после Гиппократа. Игра простая, называешь цифру и фамилию какого-нибудь великого медика и все, свекр удовлетворен.

Так что я прекрасно помнила, до каких вершин он добрался, но не думала, что такой большой человек опустится до такой мелочной мести.

- И что нам делать?

- Тебе жить дальше, а я… Продам мамину квартиру и все наши машины, оформлю банкротство, дом этот не отберут, как единственное имущество. Жить будем на то, что отложили в подушку, - он демонстративно кивнул на подушку на диване, будто именно в ней были вшиты его миллионы, - ну, потом ты поможешь, если получится. Если не получится, то тоже не беда, справимся.

- Пап, ты чего, - ошарашенно прошептала в ответ, - думаешь, что я бы вас бросила?

- Но сейчас же бросаешь.

Он сказал это тихо, почти без эмоций, и только такая правильная дочь как я, могла расслышать в голосе папы упрек.

Не доделала, подвела, разочаровала… Всё я, везде плохая!!!

- Пап, у меня есть гордость, - я еще надеялась быть услышанной.

- А у меня обязательства. Перед своей женой, мамой, тобой, внуками, которым я хотел оставить хоть что-то. Перед сотней врачей и работников, которых уже переманил к себе, а теперь брошу.

- Ты предлагаешь мне сделать вид, что все нормально? Проглотить это?

- А ты сможешь? – Он с надеждой посмотрел на меня, но сразу поник. - Вряд ли, Настюш. Ты всегда была себе на уме. И потом, нельзя быть везде хорошим. Хорошая жена, хорошая мама, хороший специалист, друг тоже хороший. Пускай хоть в чем-то ты будешь не очень, - он вяло улыбнулся, пытаясь все это замаскировать под нелепую шутку.

Глава 17

В том что Тома жила с папой я нашла единственный плюс. Я больше не мучилась чувством вины, когда Савранский вёз ее в школу и не выворачивалась шубной шкуркой наизнанку, чтобы дочь из этой самой школы встретить.

Теперь я кайфовала, если можно так назвать сборы в спортзал, когда за окном ещё темно, а стрелка часов едва переступила отметку шесть.

Мои тренировки назначены на утро. До начала планёрки и до того, как фитнес центр заполонят рельефные качки и фифы в обтягивающих лосинах. Бррр. Из обтягивающего на мне было разве что плотно сидящее по фигуре чувство стыда.

Ненавижу, когда у меня что-то не получается. Жутко нервничаю, и краснею.
А там, за тренажерами у меня не получалось приблизительно все. И краснела я постоянно.
Не то от стресса. Не то от пугающе острых взглядов, которые на меня бросал Тимур.

Я поднимаюсь по лестнице в без десяти семь. Формально тут есть лифт, но по факту мне нельзя его использовать. Тимур не разрешает. И вообще требует, чтобы везде, где можно, я шла пешком, чтобы по максимуму нагружать мышцы и насыщать тело кислородом, о котором я и забыла в своём тесном, запылённом кабинете.

Пока иду к Тимуру, вижу, как он несколько раз проверяет дисплей телефона. Наверное ждёт сообщение от какой-нибудь дурочки в латексом трико.

Когда он оборачивается и сталкивается со мной взглядом, то просто кивает. Без приветствия.
Оно и понятно, я пропустила последние две тренировки и даже не предупредила, что не приду. Честно, сегодня меня подняли с кровати не любовь к спорту и самодисциплина. А жадность. Было невыносимо жаль денег, которые я вбухала в дурацкую тренажёрку!

- Тимур, я… - хочу что-то сказать, но немею, когда мне потягивают стаканчик с кофе. Ещё горячим. - Ой. А зачем? Ты как-то узнал, что я сегодня приду?

Он не смотрит на меня, отворачивается и бурчит себе под нос:
- Ты на семь записывалась, если не помнишь. Пошли, я вес уже подготовил.
Я бегу за своим тренером, широкая мускулистая спина закрывает весь обзор, так что я не сразу понимаю, что меня привели к беговым дорожкам. За два раза, что я здесь была, не успела запомнить, что где стоит.

- Я могу допить кофе? Пока горячий, - тараторю, чтобы хоть как-то скрыть смущение, - ты извини, что так пропала, я и номер твой не записала. Так как ты понял, что я приду сегодня?!

- Никак. - Коротко обрубает Тимур, продолжая настраивать что-то на дисплее дорожки.

А до меня наконец доходит, и я с ужасом кусаю себя за язык!

Вот черт!

Черт, черт, черт!!!

Конечно, он не знал, что я приду сегодня, просто делал кофе каждый раз перед нашей тренировкой. Чёрный, без молока и сахара, именно такой, как я люблю.

Об этом я рассказала во время первого занятия. Когда я нервничаю, всегда болтаю, а накаченный мужчина рядом и коленно локтевая поза, в которую Тимур меня поставил очень взбередили и растревожили старушку.

Я ещё раз отпила кофе и по-новому посмотрела на своего тренера. Отличный специалист, раз так заботится о всех своих подопечных. Надо будет ему отзыв написать. И чаевые оставить.

Когда с напитком покончено, Тимур берет меня за локоть и втаскивает на кардио тренажёр.
Он что-то объясняет про важность разминки, про тонус мышц, про силу и выносливость, а я понимаю, что все. Не могу!

- Тимур, - жалобно стенаю в ответ, - давай не сегодня? У меня все болит, я еле хожу, а тут надо бегать, да ещё… ого, на 4 км в час?
- В прошлый раз ты бежала десять.
- Тогда я не знала, на что подписываюсь. Нет, правда, я не готова бежать, только если за автографом Леди Баг и Супер Кота.

Лысый суровый дядька хмурится и смотрит на меня, как на инопланетянку.

- Ну это мультик такой, - начинаю оправдываться я, - его все девчонки обожают, моя дочь с ума сходит по леди Баг!

Ну что я несу?! Конечно этот качок не знает никаких мультиков! Все земное и нормальное ему чуждо, Настя! У человека нет ни жены, ни детей. Все это он заменил на качалку и молодых одноразовых любовниц, и судя по взглядам, которые Тимур ловит на себе, половина его подружек занимается в этом же зале. А тут я: старая, толстая, про мультики рассказываю.

- Ладно, - глубоко дышу, чтобы не сморозить очередную глупость. - Я правда сегодня погорячилась с тренировками. Давай в следующий раз, а за кофе спасибо! Вы все тут молодцы! Клиентоориентированность просто супер!!!

Я слажу с дорожки и ищу взглядом свою бутылку воды, как вдруг меня окликает спокойный, меланхоличной голос:
- Выговорилась? Отлично, а то я уже устал ждать. Пойдём, я тебе сначала массаж сделаю, а потом растяжку, чтобы завтра на тренировке было легче.
- Да но…

Я не успеваю ничего сказать, напарываюсь на холодные как камень глаза и замираю. Взгляд у Тимура пустой, страшный. Нет, пугал он меня всегда, но каждый раз по-разному. Иногда Тимур смотрел жадно, прожигая насквозь, так как кредитор смотрит на неудалого заемщика. А иногда вот так холодно, будто видел меня впервые. И за всем этим, ни в позе, ни в жестах, ни в мимике не читалось ничего. Просто пустой лист!!!

- Девочка, я тебя выслушал? Выслушал. А теперь молча идёшь и делаешь так, как я сказал, хорошо? Массаж и растяжка.

Он хлопывает меня по спине, направляя в сторону нужного кабинета, а я молчу. Впервые в жизни, у меня не хватает ни слов, ни яда, ни колкостей для ответа. Они все куда-то испаряются рядом с этим неандертальцем.

В массажном кабинете темно и тесно. Тимур оставляет открытой дверь, но я все равно не чувствую себя безопасно рядом с этим по сути незнакомым мужчиной.

- Разденься до белья, - бросает он, - если некомфортно, то майку оставь, вот полотенце, можешь прикрыться.

Он отворачивается, но не выходит из комнаты. А я мнусь, не зная, что делать. За последний дохренилион лет я привыкла раздеваться только перед мужем и девочками в бане. Тимур был не похож ни на первого и ни на вторых. Лысая башка моего тренера блестела в бликах электрического света, пока сам он выражал безразличие ко всему. Стоял, заложив руки в карманы, и перекатывался с пяток на носок.

Глава 18

На моем этаже стоял гвалт.

В коридоре образовалась плотная очередь из пациенток, санитарок и грузчиков.

Я тревожно прижала сумку к груди и просунулась между каким-то мужиком и письменным столом, который он нес. Первая, кого я увидела, была конечно, Женечка. От привычки называть ее так ласково, я буду избавляться долго.

- Ой, Анастасия Борисовна, я думала вы выйдете только завтра, - она с виноватым видом встала с моего места. В мое отсутствие Женя работала здесь, потому что… больше было негде.

Я с удивлением осмотрела кабинет: ни стола, ни шкафа с делами, ни маленькой удобной тумбы, куда я складывала всякий хлам.

- Что происходит? Мы попали в школу ремонта с ТНТ?

Женя тряхнула локонами и приложила пальцы к покрасневшим щекам.

- Почти. Мы с Кешень… - она запнулась на полуслове, - то есть, мы с Аркадием Давыдовичем решили, что мне будет лучше переехать из кабинета в хозяйственное помещение.

- Это куда же? – Я не глядя кинула сумку на пол, но она чудом упала на стул, как будто так и было задумано. Раскрываю молнию и что-то ищу в ее бездомном нутре, лишь бы не смотреть в глаза этой святой бля*и. Прием начнется через пятнадцать минут, и я не хочу выглядеть перед пациентами всклокоченной и помятой после недавней битвы. Дыши, Настя. Дыши.

- Двести третьем, на втором этаже.

Я непроизвольно насвистываю. Не реагировать на любовницу мужа все сложнее, потому что теперь она не просто баба с золотой писей, она вредитель и оккупант!

- Там почти сто квадратов, ни хреновая такая коморка для даже не врача! У вас ничего там не треснет, Женечка?

Женя опускает большие как у оленя глаза в пол.

- Конечно, это неудобно, и чтобы обставить такое помещение, придется найти средства для покупки мебели. Поэтому я попросила Аркадия Давыдовича перенести все ненужное отсюда ко мне. Вы же не пользовались этой тумбой?

- Ой, - я беспечно машу рукой, - когда тебя это останавливало. Я пользовалась и мужем, и дочкой, и тумбой, но ты все равно забрала их себе!

Пухлые губы моей ассистентки дрожат, она кривится в искреннем раскаянии. Поправляет белый халат, на безупречной фигуре и произносит:

- Не надо так, я не хочу, чтобы мы были врагами. Сейчас нам нечего делить!

В ее голосе столько боли, что со стороны не ясно, кто у кого увел мужика.

Мне совсем не хочется вариться во всем этом. Обсуждать, ругаться, делить тумбу. Хватит, наделилась так, что и Кеша и Тома ушли жить в чужой дом. Скинув ботинки, я обула белые кроксы. Посмотрела на часы у себя на руке – электронные и удобные, против изящных женечкиных на тонком золотом ремешке.

Свои я купила сама, в отличие от Жени, которой пришлось поработать ртом и может еще какой дыркой ради золотых часов Chopard.

Иронично, что и те и другие отличались только в стоимости, не в функционале. Мой и ее циферблат показывали, что через пять минут в кабинет зайдет первая пациентка.

Тратить время на споры не хотелось.

- Женя, передай это Томе, пожалуйста, - я достала из сумки стопку комиксов по леди Баг, которую так любила дочь. Накануне она позвонила и упросила меня передать ей кое-что из вещей.

- Конечно, - расплылась в улыбке Женя, - Томочка в таком восторге от шоу, на котором мы были! Она рассказыла?

Я кривлюсь как от зубной боли. Ни про какое шоу мне Тома не говорила, конечно. Женя замечает мою гримасу и с улыбкой социопата решает добить:

- Вы не знали? Шоу по Леди Баг и супер коту! Я тоже стала их фанаткой, представляете? Теперь перед сном обязательно смотрим пару серий.

В момент, когда я думаю, что уже готова кинуться на суку и выцарапать ей глаза своими короткими, обгрызенными на нервной почве ногтями, она достает сложенную вдвое бумагу.

- Кстати, вчера Томочка нарисовала и попросила передать вам. Она у вас просто чудо, конечно!

Дрожащей рукой я раскрываю белый лист и вижу там… нас. Рисовала Тома хорошо, а потому я сразу угадала, кто где находится. Лысый и в зеленом – старший брат Никита. По центру сама Томка, с темными кудряшками и в платье. Рядом с ней Кеша в деловом костюме и… Женя. Красивая, особенно если сравнивать со мной. Я где-то в самом краю рисунка: всклокоченная, с чашкой кофе в руках и оскалом на квадратном лице. Такие рожи обычно помещают на билбордах возле отделения полиции. Присмотрись, ты можешь знать этих преступников… И там мой портрет. Дочь нарисовала.

Я смотрю то на себя, то на Женю. Я в белом халате, а Женя в концертном платье. Я злюсь, Женя улыбается. Я осталась совсем одна, в левом верхнем углу листа, когда Женю окружает любовь моего мужа и моих, сука, детей!!!

- Комиксы передам, - как сквозь вату слышу далекий голос. - Может еще что-то?

- Может, - отрываю взгляд от рисунка, и произношу. - Ты уволена, Жень.

Она непонимающе улыбается, а я добавляю:

- Тебе сейчас кажется, что я шучу или блефую, но это не так. Ты, правда, уволена.

- Это не в ваших полномочиях, - щеки ее краснеют, но на этот раз не от стыда, от злости.

- В моих, пошла на хер отсюда. – Меня колотит как в припадке. - И тумбу мою оставь! Не трогайте тумбу, - кричу в коридор и вижу, как на меня косятся грузчики. Сзади что-то шепчет Женя.

- Сейчас я позвоню Аркадию Да…

- Звони кому хочешь, вобла ощипанная, - я легко, будто Женя ничего не весит, толкаю ее к двери, - но это никак не поможет. Ты уволена, понимаешь? Больше ты здесь работать не будешь ни-ког-да, я тебе клянусь!

Моя ассистентка не успевает ничего сказать, потому что в следующую секунду я выталкиваю ее из кабинета и захлопываю тяжелую дверь.

Савранский прибежал, когда я отпустила первую пациентку. Ничего интересного, беременность на сроке двадцать недель. Мы даже успели рассмотреть снимок УЗИ и решить, что мальчик профилем похож на папу, как в кабинет ввалился он.

Минотавр!

Дымится, пышет паром и цокает копытами!

Я мягко подтолкнула свою беременяшку к двери и выглянула в коридор:

Глава 19.

Это провал. Это крах. Это пиз… дец…

Я стояла в примерочной магазина с не выговариваемым названием, и смотрела на свое отражение. Свинка Пеппа пришла вершить революцию!

Розовое платье в рюшах и алая пионерская лента на груди.

- Римма, я не могу так показаться на ужине.

- Не можешь, - кивнула подруга. – Но через четыре часа у тебя салон, так что выбирать тоже времени нет. И почему ты так затянула?

Я зло кривлюсь, и женщина из отражения кривится мне в ответ. С морщинами на лбу мы еще страшнее, чем без.

Почему-почему. Вот поэтому! Ненавижу покупать себе одежду! Не умею и не люблю. Поэтому я отложила сборы к ужину на последний день, понадеявшись на тонкий вкус Риммы. Хрена с два! Римка умела одевать только таких аристократок как она сама. А что делать с попастыми сисястыми торопуньками подруга не знала.

- А как бы ты хотела выглядеть перед Савранским?

- Спасателей Малибу смотрела? Есть там одна блондинка в красном бикини…

Вместо того чтобы оценить шутку, Римма посмотрела на часы и в ужасе прошептала:

- У тебя точно нет никого, кто мог бы нам помочь?!

Я выглянула из примерочной, посмотрела на покупателей и продавцов, опытно цепляя нужное. Высокий парень у стены, нескладный и скучающий, будто не от мира сего. Он был невероятно похож на моего знакомого, тренера Гаврила, и чутье подсказывало, что этот-то разбирается в моде куда лучше нас с Риммой!

Через секунду, я уже звонила Тимуру.

- Зачем тебе его номер, - недовольно пробурчал лысый тиран. Я прижала рукой ухо и снова повторила свою просьбу. Судя по звукам, Тимур был в качалке, и музыка вместе с лязгом железа мешала услышать его ответ.

- Я же не бесплатно, - стала оправдываться я. - Я Гавру обязательно заплачу, за консультацию, так сказать…

Тимур ругается и вешает трубку, а через секунду на мой номер приходит контакт. Дальше события развиваются очень быстро. Просто молниеносно. Мы мчимся на такси в ЦУМ, в котором я отродясь не была. Там нас подхватывает модный, как стаканчик из Старбакса, Гаврила и тянет куда-то по «своим местам».

Я примеряю одно, второе, третье, слушая осторожные замечания Риммы и нервические пассажи Гаврилы.

- Не нравится? – глажу рукой черное строгое платье.

- Очень… по-деловому, - кивает Римма.

- В гроб и то краше кладут, бусинка моя, - закатывает глаза Гавр.

И снова все повторяется. Я, примерочная, куча дорогого пафосного шмотья. От постоянных переодеваний я потею и, кажется, начинаю вонять. А калорий тратится в разы больше чем во время тренировки.

И когда я стягиваю с себя очередное нечто из полиэстера и страз, в кабинку протягивают красное бархатное платье.

- Это надень, - я немею, когда понимаю, кто это сказал.

Выглядываю из примерочной, осторожно прикрывшись каким-то пиджаком и как на нож напарываюсь на острый голодный взгляд.

- Что ты тут делаешь, - непонимающе шепчу.

- Надень, - с нажимом повторяет Тимур и просто впихивает мне в ладонь вешалку.

Платье оказывается… красным. Как в спасателях Малибу. И развратным, как в них же.

Бархат струится по телу, огибая выдающуюся грудь и попу. В глубокое декольте так и просится свернутая в трубочку банкнота, потому что сейчас я похожа не на врача, а на стриптизершу, которая вот-вот станцует приват.

Но мне это нравится. И длина, целомудренно закрывающая колени и спущенная линия плеча, будто, пока я ждала банкет, успела похудеть и платье на мне теперь висит. И сиськи в разрезе тоже нравились, чего уж там…

Я вынырнула из-за шторки под охреневшее молчание своих спутников.

Гавр присвистнул, Римма глубокомысленно прошептала: «Даааа».

Только Тимур никак не отреагировал. Стоял и разглядывал меня как голодный зверь перед охотой.

- Не нравится? – задала я вопрос одному ему.

- Не нравится, - кивнул Тим. – Но если я правильно понимаю, с какой целью, ты идешь на этот ужин, то такое платье подойдет идеально.

- И с какой?

- Вызвать разрыв жопы у своего мужа. Выглядишь охуи*ельно, - уголки губ Тимура опускаются в ехидной улыбке.

Я не успеваю сказать ничего в ответ. Не успеваю обдумать, так ли он не прав. В смысле моей мотивации, а не внешнего вида, потому что тут я впервые согласна с неандертальцем. Я реально выгляжу как соска с Патриарших! Но зачем мне это? Так ли надо что-то доказывать тому, кто это никогда не оценит!

Мысли со скоростью света проносятся в голове, но куда быстрее них летят события, люди, деньги с карты!

Мы вваливаемся в салон, куда меня записала Римма накануне. Я сижу в кресле с повязанным на шее фартуком и через зеркало смотрю, как на моем затылке выжигают две дыры черные глаза.

Глаза угли. Глаза пламя. Погибель, а не глаза.

Я дрожу, но за нелепым синим фартуком не видно, как сотрясается в судороге мое тело. Это что-то нездоровое. Что-то между простудой и сумасшествием. Я прекрасно считываю сигналы и знаю, что сейчас происходит с моими гормонами и… со всем остальным тоже. Но так реагировать на обычного, не самого умного, не очень тактичного лысого мужика – это неправильно!

Гавр объясняет мастеру в салоне, какую прическу мне нужно сделать, пока парикмахер осматривает мои волосы.

- Не красили?

- Никогда.

- Ну, сейчас не успеем, - задумчиво тянет она, - а потом приходите, я вам седину затонирую и бликов добавлю.

Меня отворачивают от зеркала и как назло кресло останавливается напротив дивана, за котором ждет Тимур. Он мог уже триста раз уйти домой, о чем я намекала и просила прямо в лоб, но лысый как всегда сделал по-своему.

- Хочу убедиться, что все будет нормально.

Целый час мы играем в гляделки, пока надо мной колдуют в две руки. Волосы завивают на утюжок и подкалывают вверх. Кожу выравнивают, стрелки рисуют острыми, что можно пораниться, губы красят в цвет моего платья. Или в цвет крови. И пока вершится волшебство, я в очередной раз благодарю Бога, что в этом салоне есть массажный кабинет и душевая, куда меня пустила администратор.