…природа безжалостно издевается над нашим невежеством…
Клыки впились в руку, разрывая мышцы. Огненная пелена застилала сознание. «Нет, только не сорваться! Только не вцепиться в горло в ответ!» Рычание вздымало грудь, прорываясь сквозь плотно сжатые зубы. Упав спиной на стол, не обращая внимания на разбитые реторты и колбы, Матвей ногами упёрся в грудь нападавшего, отшвыривая к стене. Кувырком откатившись за столешницу, мужчина понимал, как несущественна эта преграда для изменённого. А тот уже вставал, стряхивая с себя крошево стекла и пластика, оставшееся от разбитого шкафа.
— Лёшка, возьми себя в руки! Ты же сильнее этого, — взмолился Матвей, медленно отступая к сейфу. Он понимал, что вскрыть его не успеет, но оружие, оставленное на виду, лишь провоцировало агрессию. К тому же стрелять в своего друга, как во взбесившееся животное… Он не смог бы.
Изменённый не дал Матвею выбора. Он кинулся, даже не ища причины для нападения. «Неужели последняя стадия?!» Ножка железного табурета погнулась, встречаясь с твердым черепом. Зверь заскулил, мотая головой. Это был шанс. Сбежать. Но не убивать друга.
В дверь лаборатории застучали.
— У вас всё в порядке? — послышался обеспокоенный женский голос.
И Матвей застонал. Он не мог открыть дверь и выпустить зверя на свободу.
— Позови кого-нибудь! Снотворное, срочно! — рявкнул мужчина, заслоняя изменённому дорогу. Дозу, хранившуюся в лаборатории, он уже вколол Лексу, но она до сих пор не подействовала.
Изменённый, услышав голос Анны, рванул к двери, проявляя чудеса ловкости. Матвей вспрыгнул на стол, оттолкнулся, схватился за лампу и резко качнулся вперед, пролетая у зверя над головой. Клацнули челюсти, мимо промелькнули острейшие когти, но мужчина уже был на полу и откатывался в сторону. Внимание Алексея вновь сосредоточилось на назойливой добыче.
— Лёшка… Лекс, ну же, очнись! Нам ведь немного осталось, — старался он говорить спокойно, отступая от приближающегося зверя, сам стараясь не скалиться в ответ.
Матвей закидывал под острые зубы всё, что попадалось под руку. Адреналин зашкаливал, но мозг невольно анализировал, хладнокровно отмечая: пластиковая папка прошита, как дыроколом. «Не самое рациональное использование таких острых зубов». Бумага в клочья — шредер отдыхает. «А толщина какой пачки окажется ему не по зубам?» Стеклянная колба откинута в сторону. «Плохая собачка, лучше бы раскусил, может, отвлёкся бы».
«Интересно, а что будет с баллоном огнетушителя? Стоять! — Матвей резко остановил движение. — Прекращать эксперименты проводить, действовать надо!»
И в открытую пасть рванувшего из-за промедления зверя ударила струя пены из огнетушителя. С визгом отпрыгнув, он отплевывался, чесал руками лицо, крутился на месте, в общем, не проявлял и зачатков интеллекта.
«Добить! Тяжелый баллон, оставшийся в руке, — прекрасное оружие, чтобы раскроить череп. Нет!» Матвей отшвырнул огнетушитель в сторону, чтобы не провоцировать себя.
— Лёшка, очнись, пожалуйста. Это же я, Матвей, вспомни. Я не причиню тебе вреда, — успокаивающе выговаривал мужчина, приближаясь к зверю. Настороженно прислушиваясь, тот ещё утирал пену с лица, следя за движениями Матвея.
Мужчина не ожидал, что изменённый кинется на него. Такая расслабленная, неудобная поза… И он недооценил его. Алексей рванул, сбивая бывшего напарника с ног, чтобы сжать в далеко не дружеских объятиях. Вцепившись в горло противнику руками, Матвей пытался отшвырнуть его, в то время как тело кромсали острые когти. Но если отпустить…
Грохот раскрывшейся двери донёсся через пелену ярости, смешанную с безумным желанием жить. Матвей только успел оседлать зверя, взяв верх.
— А ну слезь с него! — резкий окрик прозвучал отрезвляюще. Но еще больше его успокоила тонкая игла боли в плече. Недоверчиво повернувшись, Матвей убедился, что из руки торчит перо шприца с релаксантом.
— Что же ты наделала, Аня?.. — пробормотал он, ощущая, как пальцы прекращают слушаться. Изменённый отшвырнул его от себя, рванув к девушке.
«Я-то думал, что она догадается привести мужчин, а девчонка…» — Он не успел додумать свою медленную, такую плавно текущую мысль.
— Стоять! — Холодом, сквозившим в голосе второй вбежавшей в лабораторию девушки — Надежды, можно было заморозить кубики льда в неработающем холодильнике. — Ты знаешь, я выстрелю. Четыреста шестнадцатый калибр, а не «Баюн».
Зверь оскалился, замирая.
— Алёша, так это ты… сдался, — тихо прошептала Аня, и изменённый посмотрел на неё.
Он протянул руку, а в ответ послышался звук взводимого курка.
— Прости… — прорычал Алексей, разворачиваясь.
«А я думал стекло у нас пуленепробиваемое. Хотя, может, и так, но зверепробиваемое оно отлично», — подумал Матвей, наконец расслабленно откинувшись на пол. Тоскливый вой, раздавшийся с улицы, оповестил, что Алексей успешно приземлился, спрыгнув с высоты третьего этажа, и теперь удаляется в сторону подступающей к стенам центра тайги.
— Говорила же тебе, держи под рукой пистолет. Может, для изменённого он как слону дробина, но народ привлёк бы, — отчитывала Матвея Надя, уже распаковывая спасательный пакет с медикаментами.
Её руки буквально мелькали над его телом, срезая одежду, осматривая ранения одновременно с оказанием медицинской помощи.
— Надежда, ты же знаешь…
— Да-да, ожидать, значит, провоцировать. Зато лучше, когда человек человеку друг, товарищ… и корм, — резко произнесла девушка, затягивая повязку.
— Надо окно поменять. Сегодня дождь ожидается, не стоит лишаться лаборатории, — перевёл тему Матвей. «Эх, Лекс, как же ты под дождем… У тебя даже шансов теперь нет…»
— Сейчас парни уже подтянутся. Вашу милую беседу с Лешкой слышно было издалека.
— И про парней. Аня, если я говорю «приведи кого-то», значит, найди мужчин, а не…
— Слабых и беспомощных женщин, которые спасли твою шкуру, Матвей! — прервала его речь Надя. — Пора уже забыть о предрассудках. Мы все здесь теперь на передовой, и трансген не смотрит, кого забирать. Так что лучше помолчи. И вообще, отдыхай уже, пока «Баюн» из тебя выйдет.
Матвей отметил, как Надежда незаметно потёрла руки друг о друга, стараясь избавиться от дрожи в пальцах. «Может и хорошо, что Эмма в бункере. Она не увидит столько крови, безысходности и… Как же я по ней скучаю…»
Воспринимать реальность становилось всё сложнее. Казалось, что он уже не здесь, и его касаются руки не Нади, а Эммы. Нежно и ласково, а не деловито штопая его шкуру. Лёгкое прикосновение к щеке, и девушка вырвалась из его объятий, как тогда, на берегу океана. Он наблюдал, как Эмма смеётся, вбегая в пену волн… и не мог остановить ее. Матвей кричал, но его перебивал шум океана и крики чаек.
— Нет, Эмма! Вода заразна! — Он попытался подняться, но что-то удерживало его, и Матвей в раздражении стряхнул тяжесть навалившегося тела, поднимаясь… И тут же падая назад. Руки вывернуло в плечах, что-то продолжало удерживать его.
— Эмма, вернись!
— Тш-ш-ш, всё в порядке, — успокаивал его голос. — Она в бункере. Матвей, очнись.
Но он же видел! Эмма вбегала всё дальше в океан, счастливо смеясь и расплескивая воду. Промокшая одежда очерчивала хрупкую фигурку. «Надо поймать, остановить, спасти!»
Щеку обожгло ударом, и тут же испуганный шёпот коснулся слуха:
— Прости. Прости. Прости…
Но ярость уже застилала сознание. «Да как они посмели!»
С рычанием он рванул вперед, слыша хруст то ли ломающегося металла, то ли костей.
— Ну же, успокойся. Ты только хуже себе делаешь, сам же привязи на кроватях проверял. Матвей, очнись! Это Надя.
«Надя? Что она здесь делает? Её не было с нами в той экспедиции. Неужели?»
Кровавая пелена ярости спала с сознания. Он не видел больше океана и пенных волн, не было серого камня с белыми разводами соли. Крики чаек сменились лихорадочным писком приборов. Солнечный свет потускнел, превращаясь в световую панель над кроватью… в небольшой комнате лазарета.
— Снова кошмар, — скорей утвердила, чем спросила Надя, усаживаясь в пододвинутое ближе кресло.
— Такой настоящий… — проговорил Матвей, не глядя на неё.
— Ты же знаешь, что релаксант…
Матвей лишь кивнул, откидываясь на подушку. Несколько секунд он молча смотрел в потолок, возвращаясь в реальность. Жутко хотелось пить, но сейчас было нельзя. Даже очищенная вода могла спровоцировать приступ агрессии.
— Выпей.
Девушка поднесла к его губам фляжку, но, несмотря на всё сильнее мучившую жажду, Матвей отвернулся.
— Ты же знаешь, что нельзя.
— Пей давай, это не вода. Вернее, вода, но только на шестьдесят процентов.
— Нельзя, — мотнул головой Матвей. — Надо идти дальше работать.
— Куда ты в таком состоянии! — возмутилась Надежда. — Выпей, помяни Алексея, — сменила она тактику.
— Он жив, — возразил мужчина.
Так хотелось поверить в чудо. Что Алёшка справится. Что он вернется. Найдет способ…
— Фактически уже нет, — тихий голос Нади прервал его фантазии.
Ноющее чувство тоски, перемешанное с чувством вины, резануло будто тупым ножом. Пока что тупым, благодаря релаксантам… Ещё одна смерть близкого человека, в этот раз друга, ложилась очередной зарубкой на его и так истерзанной совести.
Девушка поднялась и подошла к одной из стен. Повинуясь щелчку кнопки, панель приподнялась, открывая окно, по которому стекали потоки воды. На улице шёл дождь.
— Завораживает… — тихо произнесла Надя. — Так трудно его бояться…Раньше я любила дождь. Устроишься у весело горящего камина, накинув на плечи теплый плед, связанный еще бабушкой, и слушаешь, как капли стучат в окно, будто что-то рассказывают. И мечтаешь о чём-то таком…
Девушка сделала глоток из фляжки и закашлялась.
— Какая гадость, — закручивая пробку, возмутилась она. — Как вы это пьете?
— А я и не пью, — возразил Матвей.
Панель поползла вниз, вновь создавая иллюзию сплошной стены. Девушка отвернулась, возвращаясь к кровати, и мужчина увидел, что её щеку расчерчивает свежая царапина.
— Это где ты так? — удивился Матвей.
— Что, где? — не поняла Надя, трогая лицо, тут же поморщившись от прикосновения.
— Наверное, поцарапала, когда ты меня столь невежливо с себя сбросил, — пожала она плечами, отыскивая на тумбочке дезинфектор.
— Надо было Димку позвать.
— У него там какой-то очень важный эксперимент, — пояснила девушка, достав с полки ватный тампон. — Мои бумаги переживут, а крысы так вообще порадуются неожиданному выходному. Их у нас теперь не так много. К сожалению, выходных, а не крыс.
Надежда обрабатывала себе щеку, смотрясь в отражение блестящих поверхностей приборов.
— Отстегни меня, — попросил Матвей, дёрнув титановые обручи оков.
— Нет, — спокойно ответила Надя, защёлкивая бутылку дезинфектора. — Лучше отдохни. Ты себя когда в последний раз в зеркале видел?
— Сегодня утром, — тут же ответил Матвей. — Как и ты. Это же обязательная процедура. Серьёзных изменений не отмечено.
Весной воздействие трансгена не просто возобновилось, но и усилилось. Если в прошлом году даже в самый жёсткий период были живые беженцы, то теперь из подступившего к окраине Москвы леса выходили только изменённые. Да и в городе стало еще опаснее. Поэтому каждый день смотреться в зеркало было обязательно: отмечать возможные изменения. Если ты не узнаешь себя в зеркале, а тем более кидаешься на собственное отражение… Пора уходить от людей.
Алексей утром оскалился и зарычал, но справился с собой. Они должны были закончить свои исследования.
— Я не об отметке, — возразила девушка, посмотрев на Матвея. — У тебя же на лбу написано: мне надо выспаться.
— Потом отосплюсь, — отмахнулся мужчина, невольно потерев лоб.
— Если только на том свете, — покачала головой Надежда. — Ты же сам знаешь, чем хуже самоконтроль, тем сильнее реакция на трансген. Так что отдыхай.
Матвей пристально посмотрел на Надю, но она выдержала его взгляд.
— Хоть бумаги принеси, — сдаваясь, попросил он. — Перед сном почитаю. Как там, кстати, лаборатория? Окно застеклили?
— Да, Дима с Тёмой поменяли с верхнего этажа соседнего корпуса.
— Надо было с нижнего, там пуленепробиваемые.
— Закончились, и толку в этом нет, — тихо закончила девушка и вышла за дверь.
К сожалению, Матвей был вынужден с ней согласиться. Уверенность, что они смогут найти решение проблемы, постепенно подтачивалась, и всё четче ответом на вопрос «если не мы, то кто?» звучало «возможно, уже никто».
Надежда, вернувшаяся с кипой бумаг и планшетом Матвея, отвлекла от тягостных воспоминаний. Сложив всё принесённое в кресло, девушка с сомнением посмотрела на его пристегнутые руки.
— Отстёгивай, — хмыкнул Матвей. — Не убегу в лабораторию. А носом листать папки крайне неудобно.
— Может, стоило бы потренироваться, — произнесла Надя, достав ключ.
Растирая кисти рук, Матвей сел на кровати.
— Это твоё, — передала ему половину папок Надя. — А это моё.
Девушка села в кресло, устраивая бумаги на коленях.
— Ты собираешься здесь сидеть? — удивился Матвей. — Почему спать не идёшь?
— Тебя охраняю, — фыркнула Надежда, пролистывая записи. — Электричество лишнее тратить не хочу, — кивнула она на световую панель за спиной. — Ты же всё равно сидеть будешь. К тому же, надоели мне уже стены собственного кабинета. Хоть какое-то разнообразие, — уже вчитываясь в абзацы, добавила Надя.
Пожав плечами, Матвей отыскал последние записи.
26 апреля 2018 года. Ровно год и один месяц, как ГМКО-313 был массово распылён над почти вырубленной российской тайгой и менее пострадавшими джунглями Южной Америки и лесами Канады. Приуроченное к двадцатипятилетию «Гринпис» в России грандиозное мероприятие «Спасём леса мира» превратилось в «Спасайтесь сами».
Интересно, как там поживает и жив ли ещё Кирилл Борисович? Уже и не спросишь, как он решился выкрасть непроверенный препарат и за огромные деньги продать его всемирной организации зелёных. Красочно описав, как обработанные ГМКО-313 деревья начинали расти с невероятной стремительностью, с лёгкостью противостоя большинству заболеваний, Кирилл Борисович забыл упомянуть о побочных эффектах. Хотя знал, что проект заморожен. Красная зона опасности…
Когда из лесов начали выходить первые «йети», как сначала назвали изменённых, средства массовой информации наполнились сюжетами, интервью, зарисовками. И видео, как они кидаются на всё живое, разрывая на части. Ученые бросились исследовать необычную миграцию мифических «йети», порою попадаясь под их когти и зубы. Изменённым было всё равно, кого есть: доктора со множеством регалий или обычного охотника-лесоруба. У них на зубах дипломы и медали не хрустели.
Лишь группа ученых, в которую входил Матвей, знавших о ГМКО-313, забеспокоились и отослали рапорт в вышестоящие инстанции. Ответного беспокойства наверху не возникло, было приказано наблюдать и докладывать.
Всё решил первый дождь, начавший изменять людей десятками. Это теперь они знали, что выделяемый в период цветения растений трансген вступил в реакцию с бактериями, обитавшими в воде, и начал распространяться со стремительностью круговорота воды в природе. Наступила паника. Воздух оказался тоже заражён, но изменял лишь людей с ослабленным иммунитетом, расшатанной психикой, склонных к агрессии. Реальную опасность несла вода, способная изменить любого. Система очистки была изобретена быстро — надо только заморозить и прогнать через антибактериальные фильтры, но с дождём такого не сделаешь. Как и с океанами, морями, реками, ручейками, родниками… Мир изменился, приспосабливаясь к новой реальности. И роль человека в нём — лишь звено в пищевой цепочке. И, кажется, что эту цепь уже не разорвать. Природа оказалась сильнее человека разумного, решившего попробовать роль бога и изменить её.
Они знали о трансгене всё. Они знали, что он делает. Как делает. Результат его «работы». Но не могли найти способ предотвратить изменения, а тем более развернуть назад. Человек состоит из воды больше, чем на половину, и она изменяла его сущность.
«Но я должен остановить это!» Резко выдохнув, Матвей решительно взялся за ручку, отмечая изменения в поведении Алексея, записывая всё, что только смог вспомнить. Тихое шуршание бумаги, неяркий свет, монотонность, с которой укладывались строчка за строчкой на белых листах, вскоре начали усыплять. Однако Матвей с маниакальной настойчивостью продолжал анализировать, вспоминать, записывать. Ручка выпадала из руки, он встряхивался и под укоризненным взглядом Нади вновь продолжал работу. Пока не понял, что ничего в мире не может заставить его открыть глаза.
И во снах с ним снова была его Эмма. Он обнимал её, чувствуя, как она прижимается к нему, такая гибкая, такая желанная. И невозможно устоять. Мужчина зарывался пальцами в шёлк белокурых волос, шепча ласковые слова. И она улыбалась, когда он поцеловал её. Лаская ее губы и прося ответа. Нежно и неторопливо. Он застонал от наслаждения, когда Эмма сама обняла его за шею, даря страстный, наполненный сладостью взаимности поцелуй.
И он уже скользил ладонями по её спине, пытаясь найти край одежды, чтобы прикасаться к такой нежной, шелковистой коже, желая ощущать её всю, всем телом.
— Милая… Любимая моя, — шептал Матвей, спускаясь дорожкой поцелуев по скуле, подбородку, лаская языком пульсирующую на шее венку. Девушка выгибалась в ответ нетерпеливо и страстно, крепче сжимая его плечи.
— Какая же ты сладкая, — простонал мужчина, сжимая её бедра. — Моя Эмма…
Секунда, и всё изменилось. Девушка мгновенно напряглась, стараясь вырваться, но он не мог её отпустить.
— Прости, прости, бесценная моя… Я не буду больше торопить тебя, — шептал он слова извинения. — Я люблю тебя…
Эмма настороженно замерла, а он старался не шевелиться, чтобы не спугнуть её. Сон всё глубже затягивал сознание, но стоило Матвею ощутить, что девушка снова отодвигается, как он притянул её к себе.
— Только не уходи…
И вздохнул спокойнее, лишь ощутив, что её ладошка осталась в его руке.
— Не ухожу. И я… люблю тебя, — тихим шёпотом прошелестело в ответ.
Тёплая волна нежности согрела изнутри. От самого сердца до кончиков пальцев.
Проснулся Матвей на удивление отдохнувшим и посвежевшим. Потянувшись всем телом, он скинул одеяло, бодро поднимаясь на ноги. Панель над кроватью лишь слегка мерцала, но даже в таком тусклом свете мужчина прекрасно видел, что в кресле рядом с кроватью спит девушка. Сердце на миг пропустило удар, всего один. Потому что он уже различал тёмно-русые волосы Нади, закрывающие заострившиеся за последние месяцы черты лица. Мужчина аккуратно подхватил её на руки, перенося на кровать. Надежда что-то мурлыкнула и, устроившись удобнее, вновь уснула. Матвей накрыл её покрывалом, поднял с пола рассыпавшиеся бумаги и отключил световую панель, погружая комнату в сумрак.
Раньше бы он натыкался на все углы и повороты даже днем, к тому же вынужденный носить очки. Но изменения этой весны сделали своё дело, и теперь Матвей видел достаточно чётко, да и тело прибрело животную гибкость. Хотя он бы с удовольствием вернул всё, как прежде, лишь бы не было этого самого изменения.
Глянув на часы, мужчина понял, что завтрак он проспал. В лаборатории вчера ничего не трогали, боясь поставить что-то не так или смести в мусор важную часть эксперимента, поэтому Матвею пришлось взяться за уборку самому.
Солнечные лучи припекали уже почти по-летнему, играя в листве зеленеющего неподалеку леса. Прошедший ночью дождь освежил природу, и всё это смотрелось бы красиво… Если бы не так удручающе. Заброшенные корпуса исследовательского центра. Проломанная мощными корнями деревьев дорога с разводами луж. Безлюдные улицы. Никто не рисковал выходить сразу после дождя. Семьям сотрудников тоже было приказано сидеть по корпусам. Почти три сотни человек, и такая безжизненность…
Успокоительные препараты закончили своё действие к полудню, и Матвей был вынужден беречь раненую руку. Но он упорно продолжал двигаться, расставляя раскиданное, собирая уцелевшую мебель, перебирая разлетевшиеся бумаги.
Голод напомнил о себе, и Матвей с удивлением понял, что пропустил обед. Обычно в этом случае еду им с Алексеем заносила Аня. Мужчина со вздохом посмотрел на стол напарника, расчерченный бороздами глубоких царапин от когтей. И чётко понял, что Анна больше не придет сюда. Потому что её Алёшки больше не существует. А ведь Матвей, увлечённый работой, даже не замечал, что у них были какие-то чувства. Помощь девушки он воспринимал как дружескую поддержку.
В дверь постучали, и Матвей удивлённо посмотрел на неё, будто не понимая, что делать. Стук повторился, только более настойчивый.
— Эй, сегодня на обед консервированные персики достали, я их сейчас съем, если ты не откроешь, — голос Нади из-за двери звучал глухо, хотя были слышны нотки беспокойства.
Всё-таки он был прав. Это была не Аня. И почему-то это успокоило. Мужчина ощущал чувство вины, за изменение Лёшки. Потому что не смог остановить это. Потому что не сам оказался на его месте. Щёлкнули замки, и дверь плавно ушла в сторону.
— Спасибо, Надь, — поблагодарил Матвей, принимая из рук девушки тарелку с кашей и одинокой половинкой персика. На стакан с компотом он смотрел как на чудо природы. Тут же сделав глоток, мужчина тихо застонал, смакуя уже забытый вкус. Облизнувшись, Матвей посмотрел на замершую в дверях девушку.
— Зайдёшь? — поинтересовался он.
— А? Что? — будто очнулась Надя.
Мужчина повторил свой вопрос, и девушка отрицательно замотала головой.
— Нет, у меня там… дела. Приятного аппетита, — скороговоркой произнесла Надя и устремилась по коридору в сторону закрытых лабораторий.
Пожав плечами, Матвей закрыл дверь. Устроившись за столом, он сам не понял, куда пропал его обед и едва не вылизал тарелку. Чувство голода не ушло, но так уже можно было продолжать работу по восстановлению лаборатории. Подняв упавшую со стола рамку, Матвей вздохнул. Стекло разбилось, неровными трещинами искажая лицо любимой. Мужчина аккуратно вынул все осколки, разглядывая фотографию задорно улыбающейся Эммы.
Девушка сидела на том самом камне, рядом с которым он увидел её в первый раз. И это будто сближало их, несмотря на расстояние. Вспомнилось, как Эмма прибежала к нему, жалуясь, что отец отвозит её в Европу, где эпидемия изменённых ещё не сказалась. Он успокаивал её, обнимал, вытирал слезы, а потом отвёз к отцу, чтобы поговорить с ним. Владимир Денисович встретил его не столь радостно. Он и раньше не пылал к нему любовью, но тогда Матвей был перспективным ученым, а не сотрудником центра, создавшим угрозу всему миру. Однако он согласился на разговор тет-а-тет. И Матвей постарался убедить главу огромного концерна, что уезжать в Европу небезопасно из-за способа распространения трансгена. Владимир Денисович внимательно выслушал его, а потом пояснил, что это официальная версия. Реально же он с семьей и ещё несколько десятков человек собирались уберечься от изменения в обустроенном бомбоубежище. Вздохнув с облегчением, что Эмма будет в безопасности, Матвей настоятельно посоветовал отцу девушки не затягивать с отъездом. Они уехали следующим вечером в неизвестном направлении.
И теперь он не увидит Эмму, пока не найдет способ обезопасить этот мир для всех ушедших под землю. Поторопившись закончить с расстановкой вещей, Матвей поспешил к своим подопытным крысам. Время сейчас было решающим фактором.
28 июля 2018 года. Эксперимент № 514 завершён. Результат отрицательный. Подопытный Z-312 после введения препарата-модификатора образца L-12 скончался. Тело передано на вскрытие. Подопытный Z-318 после введения образца L-12 под воздействием трансгена изменился. Передан на вскрытие.
Всё. Точка. Рука замерла над листом. Больше записать ему нечего. Кажется, что уже испробовано всё, что только может придумать человек. А в центре заканчивались экземпляры неизменённых крыс, несмотря на все попытки сохранить поголовье. Ещё немного и исследовать возможности остановки изменений будет не на ком.
В раздражении Матвей отшвырнул ручку, и пластиковый корпус хрустнул, разбиваясь о стену. Отодвинувшись от стола, мужчина подошёл к окну. Вцепившись в подоконник, он смотрел, как потоки дождя вычерчивают неровные линии на стекле.
Он видел своего врага. Он знал о нем всё, что только можно. Но не мог его остановить. Он не мог его убить. Вцепиться в глотку, разорвать… Ярость постепенно заполняла всё внутри. Схватив стоящий рядом сломанный стул, он с рычанием разбил его о стену. Это помогло хоть немного справиться с приступом раздражения. Прислонившись лбом к холодному стеклу, Матвей вглядывался в капли дождя, будто надеялся рассмотреть в них ответ. А видел только кривые усмешки над всеми его попытками. Над работой всего научного центра.
Весна выдалась дождливой. Изменённые деревья уже не просто обступали высокий забор, они взламывали его ветками, пробивались корнями, разбивали стремительно растущими стволами. Мечта зелёных постепенно исполнялась — планета вновь покрывалась лесами. Зарастали проплешины полей, деревень, мелких городов. Да и крупным оставалось не столь долго, учитывая, как быстро стали изменяться люди. Как много попадалось на зуб озверевшим. На улицу теперь выходить можно было только парами, чуть что снимать оружие с предохранителя и стрелять на поражение. Такая нервная обстановка иногда приводила к случайным жертвами. Из последних экспедиций в Москву за продовольствием, боеприпасами и топливом вернулись не все. В списке, висящем перед входом в столовую, всё больше имен оказывались зачеркнутыми. И отметок красными чернилами, отмечавших измененных, становилось уже не меньше, чем черными — перечеркивающих умерших в человеческом сознании. Недавно появилось несколько синих, означавших смерть после неудачных экспериментов по введению себе опытного препарата.
Из-за плохо контролируемых приступов ярости люди старались держаться по одному, занимать отдельное помещение. Это давало шанс сдержаться, уничтожив лишь предметы мебели. Все уже перестали реагировать на грохот из соседней комнаты. Обязательные пятиминутки отменили. Собрания назначались крайне редко. Особо неустойчивым запретили спускаться в столовую, а еду оставляли под дверью. Добровольное заключение в камерах-одиночках…
Трансген побеждал. Вот так просто. Терпеливо и хладнокровно уничтожая семь с половиной миллиардов людей. Все их социальные связи и сети. Подчеркивая, насколько хрупок и глуп человек, считая себя самым сильным и умным. Закрывшиеся в бункерах проживут дольше, но изменение настигнет и их. Планета очиститься, вернувшись на уровень палеозойской эры.
И что за разумная раса займет место человечества и займет ли — большой вопрос.
— Нельзя. Нельзя сдаваться, — упершись руками в стекло, Матвей тяжело дышал, стараясь вернуть контроль над сознанием и телом. С противным скрежетом ногти проскребли по стеклу.
Бросив последний взгляд на своего врага — бьющий по стеклу дождь. Матвей замер, сначала не поверив увиденному. А потом снова прильнул к окну. Нет, это не причудливое преломление света. Он видел бредущую по двору хрупкую девушку. Рванув на себя ручку окна, Матвей отбросил оставшийся в руке пластик, вспоминая, что сам зашил окна. Выскочив в коридор, он разбил ближайшую кнопку пожарной тревоги. Этаж затопил свет красных мигающих фонарей. Резкий вой сирены ударил по ушам. Однако двери лабораторий и подсобных помещений стали открываться не сразу. Сбегая по лестнице, Матвей прокричал:
— Приготовить комнату гидроочистки! — Одновременно он пытался догадаться, кто же мог выйти на улицу, прекрасно зная о последствиях.
Первый этаж. Окна были закрыты щитами, и красные тревожные всполохи лишь подчёркивали какую-то нереальность происходящего. Центральная дверь была заперта, как ей и положено. Матвей попытался вскрыть замки, но понял, что это займет гораздо больше времени, чем у него есть. Надо искать, откуда вышла девушка. Несколько человек попытались остановить его лихорадочные метания и выяснить, что произошло, но Матвей уворачивался от них, коротко рявкая: «Человек под дождем!»
Первым открытую дверь нашёл Дмитрий. Запасной выход с бывшей кухни, который обычно не открывали, пользуясь теперь лишь центральной дверью. Матвей влетел в успевшее зарасти пылью помещение и кинулся вперёд. Чьи-то крепкие руки попытались остановить его, но он вырвался.
— Стой, уже поздно! — попытался схватить его Димка, но был откинут к стене. На Матвея навалилось трое, прижимая его к земле. Он рвался, пытаясь укусить сжимающие его руки. Пару раз удачно, пока кто-то не заткнул ему рот кляпом снятой рубашки.
— Аня сделал свой выбор, — голос Димки долетал словно издалека. — Если бы раньше заметили, остановили. А теперь уже поздно…
Трепыхнувшись в последний раз, Матвей замер тяжело дыша. Повернув голову, он смотрел, как буквально на глазах меняется хрупкая девичья фигура, чётко очерченная потоками воды, льющейся с неба. Сначала тело начало вытягиваться вверх, кость росла, распирая еще неприспособленные к ним мышцы. Аня упала на землю, упираясь руками в жидкую грязь. Одежда рвалась на обрастающем мышцами теле, волосы удлинялись, уходя по загривку вниз. Тело, когда-то принадлежавшее девушке, выворачивало судорогами изменений, но Матвей не слышал ни единого крика. Лишь шелест дождя.
Дёрнувшись, мужчина скинул с себя навалившиеся тела и сел. Откинув кляп, он коротко рыкнул, что он уже в порядке.
Ани больше не было. С земли поднималась изменённая особь. Коротко взвыв, она обернулась к открытой двери. Над глазами нависали дуги бровей, ноздри вывернулись, рот заполнился десятками острых зубов, а кончики ушей вытянулись вверх.
Кит с Сергеем поспешили захлопнуть дверь, накладывая засов.
Тишину уже не нарушал вой сирены — кто-то выключил пожарную тревогу.
— Ты как? — рядом с Матвеем на коленях сидела Надя. Он лишь передёрнул плечами. — Анюта не смогла дальше жить без Алексея, — тихо произнесла девушка.
— Изменившись, она тоже не будет с ним. Она просто всё забудет, — возразил Матвей.
— Наверное, ей так будет легче. — У двери в коридор стояла Варвара Николаевна, взявшая на себя заботу о жителях центра, когда вся её семья, включая внуков, изменилась. — От неё же только тень осталась за последние месяцы.
Расходились молча или негромко переговариваясь. Как на похоронах. Одна за другой закрывались комнаты, разделяя людей стенами. Матвею же слышался вопрос, теперь постоянно витавший в воздухе. «Кто следующий?». Из группы более тридцати человек, работающей изначально над ГМКО-313, остался он один. И вся ответственность за случившееся давила на плечи мужчины. Тяжесть становилась почти неподъёмной от осознания, что он уже не знает, что же ещё можно сделать. И придумать, возможно, уже не будет времени. Матвей закрыл за спиной дверь лаборатории. Пройдя к своему столу, он тяжело опустился на стул. С фотографии на него по-прежнему смотрела улыбающаяся Эмма. Только теперь в её глазах ему виделась укоризна. Обхватив голову руками, Матвей застонал.
Утром имя Ани в списке у столовой было аккуратно зачеркнуто красной линией.
Последний месяц лета оказался засушливым. В помещениях было душно и жарко. Вынужденно раскрытые окна не давали свежести. Воздух стоял на месте без единого дуновения ветерка. Постепенно лишний раз шевелиться расхотелось всем. Даже мысли в голове передвигались вяло и неохотно. Лишь ночь приносила временную прохладу. Вот и сейчас Матвей наслаждался ею, поглядывая на чистое звёздное небо в открытое окно. В воспоминаниях крутились ночные прогулки с Эммой, когда лунный свет вырисовывал молочные дорожки на поверхности океана и казалось, что множество маленьких блестящих рыбок выпрыгивают из воды, подставляя бока свету. Не верилось, что это произошло всего пару лет назад. Словно в прошлой жизни его любила красивая, милая девушка Эмма, и он любил её.
Матвей посмотрел на собственные руки с острыми когтями вместо ногтей и задумчиво процарапал очередную завитушку на столешнице. Замысловатый рисунок вился по всей деревянной поверхности, причудливо изгибаясь и завораживая. Он не был уверен, что Эмма вновь захотела бы держаться с ним за руки, как в его воспоминаниях, которые он лелеял и перебирал в своей голове. Утром он смотрел на себя в зеркало и понял окончательно, что изменился. Более широкие плечи, внушительные переплетения мышц, взгляд стал диким, будто смотришь в глаза опасному хищнику. Зато не приходилось бриться — лицо оставалось гладким, а вот на голове волосы росли быстрее, и приходилось стричься хотя бы раз в неделю.
Скорей всего, Эмма его не узнала бы. Хотя он помнил о ней буквально всё, продолжая любить, мечтать и где-то внутри себя надеяться на чудо. Уже очень глубоко внутри. Почти и не видно.
Несмотря на удушливую жару, Матвей боялся осени. И дождей. «Вот если бы сразу лег снег… тогда… а что тогда?» Список проживающих в центре сократился до чуть более четырех десятков. Да и те уже начинали изменяться.
Им не хватало надежды. Возможно, хорошо, что нет дождей. Иначе вышедших под прямое воздействие трансгенов можно было бы вычеркивать из списка живых каждый день.
Рассветные краски стали подкрашивать небо алым, когда откуда-то издалека начал нарастать шум. Кто-то мчался по коридору и стучался во все двери. «Либо наступила какая-то особая форма изменения, выливающаяся в желание пообщаться, либо есть новости». Больше верилось в первое.
Матвей поднялся со стула раньше, чем постучали в его дверь.
— Собрание через пару минут в зале 307, — прозвучало из-за двери глухо, но вполне внятно.
Матвей шёл по коридору, вспоминая, что же теперь находится в той комнате.
— Что случилось, знаешь? — поинтересовался бредущий рядом Димка. Матвей отрицательно мотнул головой.
— Вроде сообщение получили от кого-то, — обернулась к ним Надя.
«Точно! В зале 307 находилась рубка и средства связи. Давно я туда не заходил». Ещё прошлым летом Матвею стало не с кем переговариваться. Родители попали под зубы первых изменённых, несмотря на его предупреждения. Глубоко в памяти Матвей хранил цифры частоты, по которой можно было передать сообщение для проживавших под землей. Однако использовать это можно, только если лекарство будет найдено.
Тот, кто решил собрать столько уже немного изменённых людей в небольшом помещении, рисковал. Набившиеся так, что иногда задевали друг друга плечами, люди нервничали и порыкивали от возмущения. Пока ещё тихо и не глядя друг другу в глаза, чтобы не вызывать агрессии. Матвей тоже ощущал раздражение, поэтому расположился между Димкой и Надей — на них он почему-то мог реагировать вполне адекватно.
Связист наконец соблаговолил вернуться, притащив за собой и заспанную повариху.
— Сегодня мы получили важное сообщение! — гордо произнёс он, будто сам составлял это известие. — Лечение найдено.
Сначала воцарилась недоверчивая тишина, а потом воздух взорвался десятком голосов, одновременно спрашивающих, удивляющихся, восторженных и недоверчивых.
— Вот, смотрите. — Никита застучал по кнопкам клавиатуры. Одна стена начала сдвигаться, открывая плоский плазменный экран. Все замерли в ожидании. Даже Денис и Данила перестали клацать друг на друга зубами. Изображение желало лучшего, периодически прерываясь серыми помехами. Никита что-то крутил у себя на пульте, переключал и корректировал. Благодаря его усилиям, даже когда не было видно картинки, голос в сообщении был слышен чётко.
— Мы, группа учёных с космодрома «Байконур», сообщаем всем, что открыт способ обратить изменения. — На экране мелькали кадры изменённого, кидающегося на оператора. Стальные цепи, опутывающие его, гнулись, но оператор смело снимал глаза. Следующие кадры показывали присмиревшего изменённого, послушно шедшего на ошейнике с тонкой цепочкой за человеком. Оператор снова ловил в кадр глаза и их необычный, какой-то травянисто-зелёный цвет подтверждал, что это то же существо. Потом все находящиеся в зале дружно всматривались в мельтешение серых полос, чтобы с недоверием увидеть человека. С такими же зелеными глазами.
— Все, кто нас слышит, — продолжал в это время вещать голос. — Подайте ответный сигнал, и наши самолёты и вертолеты вылетят за вами. Повторяем…
Сообщение прозвучало ещё раз, теперь на английском, но поверить в происходящее это не помогло. Матвей всматривался, вслушивался и не понимал, как же они достигли такого результата, когда в их центре попытка повернуть всё обратно приводила к смерти подопытных. Помещение наполнялось гулом голосов. Одни утверждали, что не верят этому, вторые с окрепшей надеждой в голосе возражали, что это просто зависть, что результатов достиг кто-то другой. И несмотря на пессимизм, в душе каждого начинало зарождаться что-то такое светлое, радостное, согревающее.
— Ты понимаешь, что это значит?! — Димка тряс Матвея за плечи. — Это же не просто спасение, это ж можно всех наших отловить и вернуть! Ты понимаешь?! Всех! Славку, Ирину, Машку… — Он всё продолжал перечислять имена, а на лице Матвея постепенно проявлялась улыбка. Всеобщее воодушевление не могло не сказаться.
Обняв одновременно Матвея и Надю, Димка сжал их так крепко, что весь воздух вышел из легких, а после этого помчался делиться своим восхищением с более отзывчивыми экземплярами.
Матвей посмотрел на стоящую рядом девушку.
— Ты веришь этому? — кивнул он на экран, где продолжало крутиться сообщение на разных языках мира, хотя его уже никто не слушал.
— Не знаю… — задумчиво покачала головой Надя.
— Вот и я так же. Хотя очень хочется поверить.
Но обсуждать подробности было некогда — обстановка в комнате стремилась из-за лихорадочного возбуждения перейти в опасную, и Матвей обратился девушке:
— Надо постараться успокоить всех. На тебе женская часть.
Надежда кивнула, ответив, что справится.
Уговаривая не принимать поспешных решений, Матвей стремился уравновесить взбудораженный настрой рациональностью. Несмотря на окрылявшее его самого чувство надежды, он понимал, что очень легко сделать неверный шаг, впадая в крайности. Будь то радость или горе. Ярость или равнодушие. Здесь же нужно было хладнокровно принятое решение. От этого зависели жизни всех выживших. И его Эммы в том числе. Одновременно Матвей отмечал тех, кто сохранил долю пессимизма и хладнокровия. Получалось немного. Изменения сказались уже на каждом, а это не добавляло сдержанности. Однако удалось убедить всех отдохнуть до вечера и тогда уже встретиться и обсудить, что им делать дальше.
Никита получил очень внушительный приказ даже не прикасаться к пульту и тоже идти спать. Матвей шёл по коридору одним из последних и уже собирался открыть дверь своей лаборатории, когда Надя остановилась, слегка коснувшись его локтя, чтобы привлечь внимание.
— Могу я попозже зайти поговорить? — тихо уточнила она.
Матвей посмотрел на девушку и кивнул. А потом наступила его очередь ловить Надю за локоть, когда она уже сделала пару шагов дальше по коридору.
— Позови ещё Варвару Николаевну и Григория Михайловича. Только как-нибудь незаметно, — попросил он.
Именно эти двое проявили чудеса хладнокровия, помогая успокоить развеселившуюся из-за вестей толпу. Немало помогло в этом обещание Варвары Николаевны лишить еды непослушных и настучать половником по всем недовольным. Григорий Михайлович, всегда отличавшейся излишней вдумчивостью, мешавшей ему расти по карьерной лестнице, даже с явными признаками изменений продолжал вести себя хладнокровно.
Привычной тишины, накрывавшей здание центра с первыми лучами солнца, больше не наблюдалось. Постоянно хлопали двери, слышались разговоры. Лихорадка охватила людей и так склонных теперь действовать эмоционально. Ближе к полудню, когда ажиотаж немного спал, в дверь лаборатории Матвея постучалась Надя. Мужчина, открыв дверь, невольно улыбнулся. Не зная как, но он угадал девушку по стуку. Да и оптимизм оказался заразным.
— А что, ещё никого нет? — удивилась Надежда.
— Почему же никого? Я есть, — возразил Матвей. — Проходи, — вежливо поддержав девушку за локоть, подтолкнул он.
Надя быстро прошла вперёд, выбрав единственный, самый далекий от входа стул. Матвею показалось, что девушка слишком насторожена. Он невольно глянул в зеркальную поверхность шкафа. Вроде новых изменений не наблюдалось. Хотя и так было достаточно. «Ну вот, даже такая знакомая Надя уже меня шарахается, что же будет с Эммой?» В дверь постучали, отвлекая Матвея от размышлений.
Было решено подвинуть стол к единственному дивану, и мужчины приказали женскому полу не вмешиваться. Григорий Михайлович почти минуту рассматривал художественную резьбу Матвея по столешнице, а потом почему-то посмотрел на Надю. Придвинуть решили всё-таки бывший стол Алексея. Его тоже расчерчивала царапина, но не столь живописная.
Матвей мягко отобрал у Нади стул, который она хотела поднести ближе к столу.
— Вот когда ты научишься, что девушки в присутствии мужчин не должны ничего таскать и переносить?
— А так же браться за оружие, возражать мужчинам и думать в принципе. Что за «Домострой», Матвей? — высказалась Надя, однако отбирать стул не стала.
— Радуйся, вот остается же кто-то мужчиной, несмотря на вот это всё, — Варвара Николаевна обвела помещение рукой, очевидно подразумевая изменения.
— Надя, — вздохнул Матвей. — Думаешь, если бы я не ценил твоего мнения, позвал бы сейчас?
— По-моему, это я предложила собраться, — возразила девушка.
— Вот видишь, какая ты умница! — улыбнулся мужчина. — И давай больше не касаться уровня твоего интеллекта, который я очень ценю. Хорошо?
Надежда кивнула и замолчала. Варвара Николаевна и Григорий Михайлович устроились на диване, Матвей, выдерживая дистанцию, сел на подлокотник. Он бы с удовольствием ходил по помещению, но подозревал, что это может раздражать и нервировать даже самых терпеливых.
— Думаю, все понимают, что мы собираемся обсудить. Сообщение вы слышали. Хотелось бы узнать, что вы об этом думаете. Варвара Николаевна?
— А я то что? Я простая кухарка. Это вы тут все ученые. Вот и скажите мне, что об этом думать, — сложила руки на груди женщина.
— Варвара Николаевна, — покачал головой Матвей, пристально посмотрев на собеседницу.
— Ой, не смотри на меня так, чаровник, под твоим взглядом любая же растает и скажет всё, что ты хочешь, — фыркнула женщина. — Ладно, не знаю я, как ко всему этому относиться, — уже серьезно ответила она. — Поверить хочется, но страшно. Нас не так много осталось, и рисковать по первой радости неразумно. Но если слишком затянуть с решением… За нас его примут. Так что не мешает подготовить аргументы.
Кивнув, что понял, Матвей повернулся к Григорию Михайловичу.
— Согласен, — коротко ответил тот.
— Я… — начал было говорить Матвей, как его прервал стук в дверь. Мужчина перевёл взгляд на Надю.
— Я никого больше не звала, — ответила она.
— Матюха, открывай! Ты не можешь спать в такой день! — голос Димки был полон оптимизма.
— Конечно, не могу, ты же так орёшь, — пробормотал Матвей, понимая, что отмахнуться от друга не удастся. В открытую дверь Димка не вошёл, а практически влетел.
— Твою энергию да в мирное русло — любую плотину напрочь снесёт, — отметил Матвей.
— Вот не понимаю я, тебе же решение принесли на блюдечке с голубой каёмочкой, что ты хочешь-то ещё? — удивился Дмитрий.
— Рассмотреть это решение внимательней. А то может это решение суда о повешенье, — хмыкнул мужчина.
— Какой ты оптимист, — похлопал Дмитрий Матвея по плечу. — О, да у тебя гости! — осмотрелся он. — А что меня не позвали?
— Потому что тебя и звать не надо — ты сам прекрасно приходишь, — усмехнулся Матвей.
— Значит, я вовремя! — постановил Дима. — И что обсуждаете? Или выпивку под столом прячете? — парень уселся на место, ранее занимаемое Матвеем, и тому пришлось стоять.
Чтоб не нависать над всеми, мужчина наклонился и опёрся локтями на столешницу.
— Конечно, прячем, а то с тебя уже, кажется, хватит, — отметила повариха.
— Обижаете, Варвара Николаевна. Я трезв, как стеклышко, — возмутился Дмитрий.
— Это-то и пугает, — вздохнула женщина. — Дим, тебе не пора поспать, отдохнуть или ещё что-нибудь сделать? — поинтересовалась она.
— О, да вы тут правда что-то интересное обсуждаете. Ну всё, вы от меня теперь точно не избавитесь, — парень сложил на груди руки и сел настолько монолитно, что стало понятно — сдвинуть с места его сможет только подъемный кран на три тонны или укусивший сзади изменённый. Все почему-то посмотрели на Матвея.
— Он теперь и правда не уйдет, — уверил всех тот. — Давайте при нём. Только, Дим, обещай, что постараешься быть адекватнее.
— Да я тут самый адекватный, судя вашими постными лицами, — хмыкнул парень.
Матвей посмотрел на него исподлобья.
— Всё, молчу, — усмехнулся парень, делая вид, что закрывает рот на замок и выбрасывает ключ за спину.
— Надя, тебе есть, что добавить к сказанному Варварой Николаевной? — вернулся к разговору Матвей.
— Не знаю. Тревожно как-то. Хотя ничего не делать — это тоже не выход. Дождёмся, что один за другим изменимся или раньше перегрыземся тут, — ответила девушка.
— Вот давайте и исходить из этого. Сообщать о себе явно не стоит. Мы достаточно отдалены от Москвы, чтобы не привлечь внимания, если что. Место относительно безопасное, — перечислял Матвей. — Может, стоит собрать команду, найти какое-нибудь местечко подальше и посмотреть, что произойдёт?
— Выходить наружу опасно, — отметил Григорий Михайлович.
— Да, — поддержала Варвара Николаевна. — Дело не только в дожде, но и в изменённых. Неизвестно что там в лесах творится.
— Вы вот если не хотите к себе приглашать, так поступите как Винни Пух, — предложил Дима. — В гости сами идите, — пояснил он на вопросительные взгляды.
— Долго брести-то, учитывая состояние дорог и леса, — возразил Матвей.
— А зачем идти? Я ж образно. Давайте слетаем.
— На воздушном шарике, как упомянутый тобой медведь? — предположила Варвара Николаевна. — Помнишь, чем там дело закончилось?
— Там просто были неправильные пчелы, — высказался Дмитрий. — А у нас в ангаре вертолёт стоит.
— И что? Пилот ещё весной изменился. Теперь это груда железа, — напомнил Матвей.
— Так я могу вести, — воодушевился Дмитрий. Матвей посмотрел на него со скептицизмом.
— Да ты знаешь, сколько я часов рядом с Витькой налетал?! Я в симуляторы его делал! — убеждал Дима.
— Реальный вертолет — это тебе не симулятор, — высказался Матвей. — Там «save game» не нажмёшь, если что.
— Предложи вариант лучше, — хмыкнул парень.
— Лучше или хуже — это мы будем потом решать, а пока давайте переберём возможности. Григорий Михайлович, записывайте, — Матвей протянул мужчине карандаш и листок. — Сейчас не откидываем даже самые бредовые идеи. Вертолёт — раз…
Обсуждение продлилось несколько часов, перебирая даже возможность построить воздушный шар или выспросить формулу. Пока не стало понятно, что больше придумать они уже ничего не могут. Затем они вычеркивали нереальное, ставили знак вопроса рядом с сомнительным, тыкали пальцем, размахивали руками, обсуждали и решали. Пока Варвара Николаевна не встала, хлопнув по столешнице руками.
— Всё. Больше мы ничего разумного придумать сейчас не можем. Собрание через два часа.
Все тут же невольно посмотрели на табло часов на стене, убеждаясь в сказанном. Они сами не заметили, как наступил вечер.
— Мне пора ужин готовить, который теперь завтрак, а вам поспать немного, переварить, так сказать, мысли.
— Я бы сейчас что-нибудь повкуснее переварил, — погладил себя по животу Димка. — Может, возьмёте меня с собой готовить?
— Ну уж нет. Приходят там такие «помощники», а мне потом думать, как из половины оставшегося приготовить полноценную еду на день. Всем спать!
Григорий Михайлович послушно сложил карандаш на исписанный лист, поднимаясь от стола. Димка поспешил за уходящей поварихой, пытаясь соблазнить её покормить несчастного учёного пораньше.
— Доброй ночи, Матвей, — пожелала Надя, поднимаясь со стула.
— Спасибо. Тебе того же. Хотя назвать ночью пару часов вечернего сна сложно, — устало улыбнулся мужчина. — И, Надь, а тебе какой из вариантов ближе?
— Что-то делать всё равно надо, проверить малой группой — тоже вариант, — пожала плечами девушка.
— Согласен, — кивнул Матвей.
Пара часов сна провалились как в никуда. Проснувшись, Матвей ощущал себя ещё более не выспавшимся. Взгляд в зеркало лишь подтвердил, что его фоторобот ранее наверняка разместили бы на стенде «их разыскивает полиция».
В этот раз собрание проходило в малом зале, поэтому мест хватало всем. Лихорадка от радостной вести немного спала, но недостаточно, чтобы все могли вести себя спокойно.
Ещё вчера было решено, что рассказывать о результатах обсуждения придётся Матвею, а остальные его поддержат в случае возникновения препятствий. Первым его поддержал Дмитрий, хотя Матвей не испытал особой радости от его высказываний. Начав аргументацию с причин, почему им стоит вести себя аккуратнее, Матвей постепенно перешел к способам выхода из ситуации. И когда был озвучен вариант с вертолётом среди «сомнительных», Дима вступил со своим предложением вести технику, настойчиво убеждая, что этот способ самый безопасный и быстрый в данном случае. Аргументы про «медленно, но верно» не возымели успеха. Проживающие в центре отказывались ждать, ведь изменения могли настигнуть в любой момент кого угодно. И даже довод, что если там, на «Байконуре», всё так хорошо, то можно будет вернуть всё назад, не подействовал. Никто не хотел изменяться. Даже кратковременно.
В итогах голосования выиграл разведывательный полёт. И Матвей мысленно застонал, понимая, что надо так выбрать состав экипажа, чтобы и отправленная группа чувствовала себя уверенно, и в центре осталось достаточно здравомыслящих людей. Он попал в ситуацию знаменитой логической загадки, когда надо перевезти козу, капусту и волка через реку, чтоб никто не пострадал.
Лететь хотели очень многие, и тем сложнее было составить список из семи человек плюс пилот, лицо которого оставалось неизменным в любом случае. Пусть Дмитрий и летал только на симуляторе, остальные и этого не умели. Обсуждение списка разведывательной команды проходило бурно. Матвей внимательно присматривался к самым энергичным и яростно спорящим за внесение своей личности. Это могло означать, что изменение находится на последней стадии, и этих людей и вправду стоило везти первыми, чтобы они не успели измениться.
— Я иду собирать вещи, — уверено произнесла Надя, коснувшись плеча Матвея.
— Нет, Надежда, тебя я не возьму, — тут же возразил мужчина. — Там может быть опасно.
— Не опаснее, чем здесь! Я сейчас, быстро.
— Надя, стой, — удержал ее Матвей. — Я не могу тебя взять, ты же… — он замолчал, увидев, как она вскинула подбородок, готовя аргументы против «девушки слабые и беззащитные существа».
— Ладно. Полетишь при одном условии. Ты уговариваешь кого-нибудь уступить тебе место. Вперёд, — кивнул он на толпу, спорящую за пальму первенства.
Девушка недолго потолклась среди активно обсуждающих будущих пассажиров вертолёта и тех, кому их провожать. Потом подошла к Дмитрию, что-то у него спросила, парень махнул рукой, и Надя ушла.
Матвей выдохнул свободнее, что у неё ничего не получилось, и постарался ускорить процесс выбора. В конце концов, среди самых желающих был проведён процесс жеребьёвки и выбывшим осталось только смириться. Пусть они и порычали недовольно. Вылет назначили на рассвете, поэтому все были отправлены собираться или отдыхать. Матвей обсудил с Варварой Николаевной и Григорием Михайловичем вопросы безопасности и оставил конверт с данными частоты, по которой можно связаться с бункером, велев открыть, если они не вернутся, а способ остановить трансген будет найден.
Все дела были выполнены, Матвею стоило отдохнуть хоть несколько часов, но он никак не мог заставить себя не то что заснуть, даже лечь. Метался из угла в угол лаборатории, хватаясь то за одно, то за другое, размышляя, что взять с собой. Но это было очень сложно предугадать, учитывая, что он не знал, чего ожидать. И это еще сильнее раздражало. К моменту вылета мужчина психически уже мало отличался от последней стадии изменённых.
Рассветные часы ещё хранили ночную прохладу, и к стартовой площадке вышли почти все. Матвей не усмотрел лишь пару лиц. Отсутствовала и Надя. Мужчина ощутил чувство вины: возможно, он слишком грубо поступил с желающей помочь девушкой. Поэтому внутри как-то полегчало, когда он увидел, что Надежда всё-таки вышла их проводить. В этот момент Дмитрий крикнул, чтобы все отошли подальше — он будет пробовать заводить. Матвей занялся процессом отодвигания всех любопытных на приличное расстояние и упустил Надю из вида. Несколько попыток завестись закончились неудачно. Сначала вертолет поволокло по площадке. Резко заглохли двигатели, и шасси со скрежетом ударились в остатки асфальта. Выскочивший из кабины Дима крикнул, что забыл пристегнуть страховочные тросы. Матвей испытал сильнейшее и едва сдерживаемое желание придушить этого горе-пилота. И прекратить эту рискованную задумку с вертолётом.
Вторая попытка оказалась снова неудачной, но машина хотя бы осталась на месте. Адреналин бурлил в крови Матвея, когда двигатели заработали в третий раз. И он даже удивился, что теперь всё прошло удачно, и Дмитрий, прогрев технику, дал команду грузиться. Возможно, из-за расшатанного состояния, Матвей заметил Надю лишь уже в салоне вертолета.
— Ты что тут делаешь? — прокричал мужчина, стараясь перекрыть шум работающего винта. Он прекрасно помнил, что в списках участников этого сомнительного мероприятия её не было.
— Я лечу с вами, — девушке тоже пришлось кричать в ответ. — Димка сказал, что вертолёту мой вес не дополнительный, а незаметный.
— Нет! — рявкнул Матвей, но ничего не успел сделать.
— Взлетаем! — отдал команду Дмитрий, трос был отцеплен, и машина неровными рывками пошла вверх. Её болтало и швыряло, как былинку, гоняемую ветрами во все стороны одновременно, и попытки испепелить Надю раздражённым взглядом не увенчались успехом. Матвей крепче вцепился в сидение, стараясь не смотреть, как близко они только что пронеслись мимо деревьев. Но стволы будто продолжали охотиться за мотыляющим по поляне для взлёта вертолетом. Матвей уже успел проклясть всё. Эту идею, самомнение Дмитрия, изобретателей вертолёта и симуляторов. Кажется, он дошел до десятого колена всех механиков, собравших эту технику, когда Дмитрий радостно воскликнул, что они вырвались.
Теперь деревья проносились под пузом летательного аппарата, и отсюда, сверху, казалось, что внизу ничего не изменилось. В этот момент вертолёт резко ухнул вниз, салон наполнился нервным рычанием.
— Воздушная яма, не волнуйтесь, — выкрикнул Дмитрий, и вертолёт и вправду выровнялся.
Хотя уверенности в том, что делает пилот-самоучка, это не прибавило. Матвею происходящее напоминало аттракцион «Камикадзе». Лететь в вертолете, почти год ржавевшем на складе, с пилотом, который никогда не летал сам, окруженным раздражительными и агрессивными недоизменёнными людьми, неизвестно куда… Более изощренного способа самоубийства было сложно выдумать.
Матвей нашел взглядом Надю и попытался в процессе более ровного полета передать взглядом всё своё возмущение её присутствию здесь. Неудачно. Девушка довольно улыбнулась в ответ, нейтрализуя весь праведный гнев. Матвей был больше не в силах злиться.
«Нет, как ей удается заперпендикулярить параллели? — удивился мысленно он. — Лезет ведь в самое пекло и довольна!»
Вертолёт в очередной раз тряхнуло, и мужчины попытался просчитать вероятность удачи их полёта. Выходили мизерные цифры. Даже если Дмитрий верно проложил курс и рассчитал топливо, то оставался ещё один пункт. Все говорят, что взлететь проще, чем сесть.
Из кабины послышалась нецензурная речь, вертолёт резко бросило в сторону.
— Тут, кажется, птичкам железа в организме не хватает. Накормите их пулями.
Трансген подействовал и на пернатых, вызывая их повышенную агрессивность с желанием защиты собственных территорий.
— Великолепно. Для полной абсурдности не хватает, чтобы зайцы научились прыгать выше деревьев и схватили нас за шасси, — высказался Матвей, доставая пистолет.
— Не каркай, — ответил сидящий слева Сергей, открывая дверь для лучшего обзора.
Крик, вырвавшийся из клюва птицы, сбитой выстрелом, очень уж напомнил карканье.
— И без меня каркуш хватает, — постановил мужчина, ловя в прицел очередную агрессивную птицу. Полёт обещал стать ещё «веселее». «Что там будет с нашими шансами, если добавить вероятность попавшей в винт птички?..»