Ева Барлоу стояла перед зеркалом и смотрела на свое отражение. Махровое полотенце соскользнуло на пол. Она приняла соблазнительную позу и приподняла длинные светлые волосы.
— Я красива? — спросила она. Волосы водопадом упали ей на плечи. — Сексуальна?
Ева не была уверена в этом. Да и глупо такой женщине, как она, задавать себе подобные вопросы. В зеркале она поймала критический взгляд своего двойника. И все же Ева прислушалась к себе: «Да или нет?»
«Да, ты красива, да, ты сексуальна! А еще ты умна, удачлива и независима», — пронеслось у нее в голове. Ева взглянула на свою грудь. Высокая, полная, налитая. Соски от холода заострились, затвердели.
— Ты должна добавить — и сумасшедшая, — сказала она своему отражению. Все тело Евы покрылось гусиной кожей. — Только сумасшедшая будет стоять голой перед зеркалом, когда на улице мороз.
Ева знала, что рождественским подарком Тревора Беннета будет кольцо с бриллиантом. Натягивая колготки, она спросила себя, готова ли она к помолвке. Ответ был «да». Ей двадцать шесть лет — прекрасный возраст для брака. Все остальное в ее жизни тоже прекрасно: успешная карьера, прочное финансовое положение, жених — будущий идеальный муж. Он внимателен, заботлив, добр, прекрасно ее понимает. Тревор. Профессор английской литературы в Мичиганском университете.
Ева надела красный шерстяной костюм и черные сапоги на высоких каблуках. Даже с деловым костюмом она всегда носила каблуки. Не было таких правил, которые бы запрещали деловой женщине, имеющей красивые ноги, выглядеть сексуально. В ту минуту, когда она взяла свой кейс, зазвонил телефон.
— Ева? Ты так и не ответила, ты приедешь домой на Рождество?
— Здравствуй, мама. Я вчера послала тебе ответ по электронной почте.
— О, киска, ты ведь знаешь, для меня компьютер — это тайна за семью печатями. Папа пробовал объяснить мне, на что нажимать. Но телефон надежнее — кнопок меньше.
— Хорошо, мам, телефон так телефон. Мы с Тревором приедем на рождественский ужин. Конечно, лучше бы было всем вместе пойти в «Плазу» — я не хочу, чтобы ты весь день готовила. Но раз ты настаиваешь на домашней индейке, я сдаюсь.
— Ты знаешь, что мне это очень нравится. Я люблю готовить к Рождеству что-нибудь особенное.
— Знаю, мама. Поэтому мы все так тебя любим. Мне надо бежать — у меня ключи от офиса. Увидимся в Рождество.
— Езди осторожно, дорогая.
Ева вздохнула. Бесполезно пытаться изменить Сьюзен в ее возрасте. Ее мать была благополучной домохозяйкой, хранительницей семейного очага. Огромный мир за пределами семьи для нее не существовал. Для Сьюзи, как называл ее отец Евы, в прошлом офицер военно-воздушных сил, Тед был центром вселенной, и двое ее детей вращались по орбите вокруг него. Он был веселым человеком, острил по любому поводу, но правил своей семьей железной рукой. Ева получила свое имя от одной из острот отца. Он хотел сына и даже выбрал имя первенцу — Стив. Но родилась девочка. Тед добродушно усмехнулся и сказал: «На этот раз это Ив[1]».
Ее брат пошел по стопам отца и стал летчиком-профессионалом уже в двадцать лет. Но Ева не собиралась становиться копией матери. Она терпеть не могла мужчин, которые считали, что когда женщина не в спальне, ее место на кухне.
Ева оставила свой «мерседес» на стоянке и направилась к огромному многоэтажному зданию.
Она отперла входную дверь с вывеской «Недвижимость Калдвелла Бейкера». Через шесть месяцев Ева надеялась стать полноправным партнером в этой компании. Она еще читала факсы, когда пришли Боб и Джордж. Боб теперь ездил на работу вместе с Джорджем, потому что разбил свой «кадиллак» на обледенелой дороге, и того теперь лечили в мастерской. Когда Ева только начинала работать в агентстве, они подшучивали над ее напористостью при продаже недвижимости, называли ее болбрейкером[2]. Но потом, когда она стала продавать больше, чем они, вместе взятые, молодые люди прониклись к ней уважением.
— Не огорчайся, Боб, скоро твоя машина поправится, а к этому времени и лед растает. Я слышала, будет потепление.
— Какое потепление? Снег повалит, это точно, — пессимистически заметил Джордж.
Начали прибывать и другие агенты, и каждый входящий бросал взгляд на электрическую кофеварку возле шкафов с файлами. Увидев, что ничего не кипит, они удивленно посмотрели на Еву. «Если самим лень варить кофе, подождут», — решила Ева. Она вошла в свой офис и погрузилась в изучение бумаг. До конца года ей не хватало двух тысяч долларов, чтобы войти в «Клуб миллионщиков»[3], а было уже двадцать третье декабря, и она решила добиться своей цели во что бы то ни стало.
Когда прибежала секретарша, сотрудники агентства хором издали вздох облегчения. Отталкивая друг друга, они помогли ей снять пальто и сапоги, а потом все вместе последовали за ней к кофеварке. «Бо Пип со свечкой нашла вдруг свою овечку», — вспомнила Ева детские стишки.
Кто-то вошел через парадную дверь. Поскольку агенты с вожделением ждали кофе, Ева вышла из своего кабинета навстречу потенциальному клиенту. Он был высоким, с иссиня-черными волосами, одет в шерстяную рубашку и кожаный жилет с петлями для декоративных патронов над и под карманами. Мужчина, очевидно, не знал, что они декоративные, и напихал в них настоящие пули.
— Я — Ева Барлоу. Могу я вам чем-нибудь помочь?
Клиент взглянул на ее рот, потом на грудь, на ноги. И оглядел ее еще раз с головы до ног.
«Фотограф, лучше бы фотоаппарат принес», — подумала она.
— Вряд ли, я ищу Максвелла Робина.
У него был самый низкий голос из всех, которые когда-либо слышала Ева.
— Максвелл на деловой встрече. Он вернется не раньше десяти часов. Вы уверены, что я ничем не могу быть вам полезной?
— Могли бы, конечно, но не в покупке недвижимости.
Он с улыбкой подмигнул ей. Шутка не показалась Еве смешной. Она повернулась и направилась в свой кабинет.
— Вы можете приготовить мне чашечку кофе, пока я жду Макса, — бросил он ей в спину.
Ева тут же остановилась и через плечо посмотрела на него… От такого уничтожающего взгляда любой мужчина готов был бы провалиться сквозь землю. Она закусила губу, чтобы не съязвить, вздохнула и произнесла ледяным тоном:
— Готовьте сами.
— Не искушайте меня, — опять подмигнул он.
«Что он воображает о себе, этот сексист[4]», — подумала Ева, хлопая дверью. Она повернулась к компьютеру. Пришло послание по электронной почте от Тревора, который проводил семинары в университете в Каламазу: «В пятницу занятий нет, давай встретимся завтра вечером. Хочешь поехать в „Сигнус“ и потанцевать под звездами?» Ева передала ему: «Тревор, я бы хотела поехать в „Сигнус“ на ужин. Только ненадолго. Возможно, в пятницу мне надо будет поработать».
Через полчаса Тревор ответил: «Понял. Договорились».
Ева улыбнулась. Тревор Беннет был самым понятливым мужчиной в мире. Его не задевали ни ее самоуверенность, ни ее карьера, ни то, что она зарабатывает больше, чем он. Может, ей оставить свое имя, когда они поженятся? Ева Барлоу Беннет… Звучит хорошо, Тревор не станет возражать. Почему бы и нет?
Голос Максвелла по селектору прервал ее размышления:
— Ева, ты можешь зайти ко мне?
Открывая дверь, она услышала низкий голос:
— Мне не нужен агент в юбке. Мне нужны вы, Макс.
— Дом, которым вы интересуетесь, находится в списке Евы Барлоу. Это эксклюзив.
Она сжала зубы и вошла в кабинет шефа.
— Мисс Барлоу, это мистер Келли. Интересуется домом возле озера, за Ладингтоном. Он числится в вашем списке. Я объяснил, что это эксклюзив.
Ева поздоровалась с «деловым», как она уже окрестила его, стараясь, чтобы ее рукопожатие было крепким. Она поняла, что Макс проявляет великодушие. Собственность, о которой шла речь, действительно значилась в ее списке. Это было поместье одного ее знакомого из Детройта. Максвелл мог бы продать его сам, но, видимо, хотел, чтобы Ева попала в «Клуб миллионщиков» в этом году.
— Я бы хотел взглянуть на дом. — Келли повернулся к Максвеллу: — Вы можете поехать со мной?
— Я сказал вам, что им занимается мисс Барлоу. Я весь день занят.
— Я отвезу вас, мистер Келли. Вы можете поехать сейчас? — предложила Ева.
Упрямец нахмурился:
— Это сто миль.
Ева не поняла, к чему он клонит:
— Даже больше — два часа езды. Два с половиной в плохую погоду. У вас сегодня нет времени?
— У меня сколько угодно времени.
— Ну что ж, великолепно, мистер Келли. Я только возьму свой кейс.
Келли помог Еве надеть пальто, открыл перед ней дверь. Такое поведение, с точки зрения Евы, давно устарело. Любая женщина могла сама надеть пальто и открыть дверь. Келли либо отстал от жизни, либо специально злил ее. Скорее всего, злил. Ведь этот чудак терпеть не может женщин-агентов. Ева подошла к своему «мерседесу».
— Нет, мы поедем на моей машине, — сказал он.
— Мистер Келли, в обязанности агента входит…
— Мы едем на моей машине.
Ева взглянула на «додж», четырехколесный грузовой пикап, и передернула плечами.
«Это мы еще посмотрим, кто перетянет канат».
— «Мерседес» намного удобнее, — настаивала она.
— Моя машина больше подходит для езды в такую погоду, — возразил он.
— Вы думаете, я не умею водить машину?
— Я ничего не имею против женщин-водителей, но не позволю женщине сидеть за рулем в моем присутствии, если только у меня не сломаны обе руки.
«Это можно устроить, ты, высокомерный сексистский кабан без пятачка», — подумала со злостью Ева. Он пристально посмотрел на нее:
— Как насчет того, что клиент всегда прав?
«Если хочешь заключить эту сделку, лучше не спорить», — решила Ева и направилась к «доджу». На его дверцах были нарисованы языки пламени, словно они шли от мотора. Первое, что она увидела, забравшись внутрь, — оружейную стойку с винтовкой. «Деловой» был, очевидно, охотником. Чувство неприязни к этому типу росло. Машину он вел агрессивно: не гнал, но никому не давал себя обогнать. Когда они выехали из города, повалил снег.
— Расскажите мне о себе, — предложил он снисходительным тоном.
«Я существо женского пола и ненавижу мачо[5]», — подумала она, но вспомнила о своих шести процентах комиссионных.
— Меня зовут Ева Барлоу. Я выросла в семье офицера военно-воздушных сил. Жила в Германии, потом на Востоке. Когда отец вышел в отставку, мы переехали в Детройт, но из-за роста преступности мои родители перебрались в более спокойный город. Они выбрали Гранд-Рапидс.
— Я тоже переехал сюда из Детройта несколько лет назад. Мой отец и братья были полицейскими.
«Келли. Ирландские копы. Настоящие дубы. Таких ничем не пробьешь, — подумала она. — Этого, видимо, тоже. Дуб он и есть дуб».
— Почему вы занялись недвижимостью?
— Это та область, где женщина может проявить себя. Я не хотела жить с родителями. Хотела быть независимой, разбить стеклянный потолок.
— Стеклянный потолок? — переспросил он озадаченно.
«Ах ты, неандерталец! О феминистках ты тоже ничего не знаешь?»
— Да, потолок, установленный мужчинами, которые правят миром. Ведь женщина не имеет права много зарабатывать, это унижает мужчину. А уж быть самостоятельной — это преступление.
— Черт возьми, если женщина не может быть самостоятельной, она должна винить в этом только себя!
Ева была с ним согласна, но ей почему-то хотелось с ним спорить. В нем чувствовалось нечто темное и опасное, словно он вот-вот взорвется.
Погода ухудшалась. Еве казалось, что чем сильнее шел снег, тем быстрее ехал ее клиент.
— Мы что, торопимся на пожар? — недовольно процедила она.
Он рассмеялся. Его зубы были раздражающе белыми.
— Почему вы смеетесь?
— Я капитан пожарной команды.
— Вы? Пожарный? Шутите!
— Я — капитан и готовлюсь к экзаменам на должность начальника.
— Так вот откуда языки пламени на дверцах! — догадалась Ева.
— Хорошая шутка, не правда ли?
Ева никогда не думала, что для борьбы с огнем нужно сдавать экзамен. Недвижимость, которой он интересовался, стоила четверть миллиона долларов. У «делового» есть такие деньги? Или просто он дурачит их? Она кашлянула.
— Откуда вы знаете Максвелла?
— Он в моей группе ныряльщиков. Я учу их нырять со скубой[6].
— В самом деле? — Ева была городской жительницей, и общаться с водой предпочитала в ванной. А нырять, да еще с какой-то чертовщиной на спине, было выше ее понимания. Натягивать на себя резину, засовывать в рот трубку, лезть в холодную воду — хорошенькое развлечение, ничего не скажешь.
— Это одна из причин, по которой я интересуюсь поместьем на берегу озера. Мичиган предлагает девять подводных заповедников. Там находятся поймы для исследования кораблей, потерпевших кораблекрушение.
— Понятно. Вы думаете, этот дом вам подойдет? Он бревенчатый. В нем можно жить круглый год. — Ева пыталась намекнуть на цену.
— Мне нужно подходящее место, чтобы купаться в проруби.
— Купаться в проруби? — переспросила Ева с таким отвращением, как будто он сказал «разрывать могилы».
— Вы прорубаете во льду отверстие и, конечно, привязываетесь веревкой.
— Это что, способ искупить грехи при жизни?
— Если это намек на то, что я католик, то мне кажется, что вы ставите вопрос политически некорректно, мисс Барлоу.
Ева ощетинилась:
— Я поражена тем, что вы знаете даже, что политически корректно, мистер Келли. Вы делаете сексистские замечания каждый раз, когда открываете рот.
Его глаза были холодны как лед. Взгляд скользнул по ее лицу, груди.
— Жаль, пропадает такая женщина! Вы явно ненавидите мужчин.
— Ваш отец, коп, не учился, случайно, сбивать из пистолета яблоки с вашей головы?
— Мой отец был офицером полиции, а не копом. — по его глазам было видно, что беседа его забавляет. — У вас злой язычок. Я мог бы научить вас делать им более приятные вещи, чем жалить мужчин, мисс Барлоу. Не называйте меня так, — огрызнулась она.
— Ладно. Я буду звать вас Евой. Меня зовут Клинт, Клинт Келли.
— Неужели Клинт? Я не верю. Вы это придумали.
Он рассмеялся. А Ева разозлилась еще больше. Видимость быстро ухудшалась.
— Метель усиливается. Может быть, вернемся? — спросил он.
В его голосе звучал вызов, почти оскорбление.
— Если бы я не могла справиться со снегом, то не жила бы в Мичигане, — отрезала она.
Он пожал плечами:
— Решение за вами.
— Хорошо. Я люблю принимать решения. И не выношу мачо.
— Мы с вами найдем общий язык, Ева. Я не выношу феминисток.