– И чтобы ноги твоей больше не было в моём доме! – дверь с оглушительным грохотом захлопнулась.
– Это вообще-то и мой дом. Был, – проворчала я, от щедрот пиная железную пластину.
Мать не успела отойти далеко, услышала. Раздался визгливый вопль:
– Будешь мне дверь ломать, в ментовку сдам! Пошла вон отсюда!
– Отдай хотя бы вещи! – выворачивая лёгкие, заорала я.
Ответом был глухой стук внутренней двери.
Я от души выругалась, ещё раз пнула внешнюю, повернулась и сбежала по ступенькам вниз. У подъезда села прямо на бордюр, хорошенько подумать. Всё ещё не верилось, что это происходит на самом деле.
Мало того что отчим меня вчера чуть не изнасиловал. Он и так давно зажимал меня, когда мать не видела, лапал и постоянно норовил прильнуть ко мне, когда у него стояло – а мама, стоило ей пожаловаться, обвиняла во всём меня. А вчера, пока она была с мелкими у бабушки, вообще завалился ко мне в комнату, снёс задвижку на двери к чертям. Сначала уговаривал и сулил денег, потом напал, козлина – еле отбилась. Сбежала ночевать к Мимозе.
Утром он проспался, испугался, что я спалю его матери и навешал ей лапшу на уши, мол, я сама к нему приставала. Слова упали на благодатную почву. Мать и так шпыняла меня постоянно, мол, хожу дома, как проститутка – ей не нравились даже облегающие джинсы, будь её воля, она бы меня в паранджу, наверное, обрядила бы.
В общем, поверила в лёгкую и, когда сегодня я вернулась с работы, погнала прочь. А отчим, сволочь, скалил зубы за её плечом. Мол, дала бы вчера, ночевала бы дома.
И вот теперь я сижу здесь в чём пришла с работы, холодный бетон холодит попу, и внезапно у меня ни дома, ни семьи. Ни денег. Блин, мне даже на метро не хватит, последнее потратила. Завтра зарплата, но до завтра ещё нужно дожить.
Я достала телефон, открыла контакты. К Мимозе сегодня нельзя, к ней Славка должен прийти. Ленка не взяла, Таня тоже, зато взяла Настя:
– Алё? – но на фоне звучали клубные биты, а сама Настя была явно навеселе. – О, Санька! Ты с работы? Давай к нам! Мы тут с Танюхой и Ленусиком отжигаем.
Ах вот они где все. Ясно, почему не слышат телефона. Удивительно, что Настя услышала. Хотя она из нас всегда была самой здравомыслящей.
На миг мне захотелось поехать. Поймать такси, попросить Настю заплатить, завтра отдать с зарплаты. Оторваться, ни о чём не думая, протанцевать до утра, наклюкаться халявными коктейлями, которые так щедро покупают разные папики в надежде развести на секс…
Но нет. Учитывая то, что теперь мне, кажется, негде жить – траты на увеселения лучше умерить.
Я отказалась и снова стала гипнотизировать телефон. Стало немного завидно. Мы вместе учились с пятого класса, а вот теперь дороги постепенно расходятся. И Настя, и Танька с Леной поступили в универ, Настя вообще на бюджет попала, Танька с Ленкой на платном. Мне не повезло, так что я ходила на курсы, чтобы пересдать экзамены, и параллельно работала продавцом в мотосалоне у знакомого. Вот и выходило, что они всё чаще тусуются вместе, когда я то на курсах, то работаю, то отсыпаюсь.
Ладно. Тогда остаётся только Ванька. Если и у него нельзя, просто пойду сверху вниз по списку, авось, кто-нибудь хоть в гараж пустит.
Но Вано, услышав мою просьбу, моментально согласился:
– Конечно, приходи.
– Спасибо, Вань. Реально, который раз выручаешь. Только, – я замялась, – до тебя добираться далеко, можешь за мной заехать? Заодно свой спортбайк прогуляешь.
Ванюха буквально с пару недель назад приобрёл подержанный мотоцикл известной фирмы. Я надышаться на него не могла: огромный, красивущий, мощный, от рёва мотора просто мурашки по коже. Вот бы он приехал на нём: прокатиться по ночном городу на крутейшем мотике – разве может быть что-нибудь лучше!
Но голос Вани приобрёл виноватые нотки:
– Ой, ну у меня сейчас катка. И ехать до тебя через весь город, ты сама куда быстрее доберёшься. Ну или подожди, пока я закончу.
– Тогда ладно, я сама, – разочарованно ответила я. Всё ясно, засел играть в дотку. Теперь не скоро вынырнет.
Завершив разговор, я снова поднялась к нашей двери. Потрезвонила и, не дожидаясь, когда из-за двери польётся брань, затараторила:
– Мам, одолжи хотя бы полтинник на метро. Или хотя бы вещи забрать дай.
Мне послышался приглушённый голос матери, но я не разобрала, что она спрашивает. Зато следом раздался голос отчима:
– Сейчас я с ней поговорю.
Я напряглась. Сунула руки в карманы, нахохлилась. Отступила ближе к лестнице.
Дверь отворилась, показался отчим в алкоголичке и трениках с обвисшими коленями. Осторожно прикрыл за собой и сделал шаг ко мне. Я сделала шаг назад.
– Ну что, ссыкуха, прищемили тебе задницу, а? Не думала, что мать родная из дома выгонит? – он радостно оскалился. А потом, воровато оглянувшись на дверь, одним шагом оказался рядом и толкнул меня к стене: – Давай по-хорошему, коза. Будешь пай-девочкой – пущу домой. Нет – проваливай.
Рука его легла мне на грудь и больно сжала. Я сбросила её резким ударом:
– Не боишься, что я ей всё расскажу?
– Расскажешь, сама же и вылетишь первой на улицу! – он заржал, обдавая меня водочным духом.
Подавляя позывы тошноты, я метким пинком врезала ему между ног.
– Кур-р-рва!! – отчим согнулся в три погибели, хватая ртом воздух.
– Пошли вы оба! – я кинулась вниз по ступенькам и некоторое время бежала, сломя голову, опасаясь, что он за мной погонится.
Но, видимо, я ударила хорошо, погони не было. Я умерила шаг и просто быстро пошла по направлению к метро. Фиг с ними, с деньгами, попрошу у какого-нибудь прохожего или просто сигану зайцем через турникеты, авось не догонят.
Злость кипела в душе, кулаки сами сжимались. Не на отчима – а на мать.
Как можно было выйти за такого замуж? Да не только выйти – ещё и родить детей?! Катька вырастет, так за ним не постоит и к родной дочери в трусы полезть со временем. Может, обратиться в опеку?
Блин, после того, как папа разбился, всё пошло в… задницу. Бизнес, на который отец, без преувеличений, положил жизнь, мать задёшево продала его бывшему партнёру. Тот наобещал ей с три короба и кинул. Мне тогда было тринадцать, я мало что понимала, но помню, как резко всё переменилось.
Когда папа был жив, я каждый день торчала в магазине, ходила там вся такая важная, сама могла поменять масло или перебрать тормозной цилиндр на хорошо знакомой машинке. Пигалица лет двенадцати-тринадцати, я была главной достопримечательностью округи, все байкеры знали меня по имени, как и я их.
Всё это моментально изменилось, стоило папе погибнуть. Во-первых, мать запретила мне даже приближаться к мотоциклам, не говоря уж о том, чтобы их чинить или гонять на них. Во-вторых, магазин отошёл папиному партнёру. В-третьих, мы почти сразу разменяли нашу трёхкомнатную квартиру и переехали в старую двушку, дескать, матери стало ближе ездить на работу (домохозяйка, она вышла на работу после смерти папы). То, что мне до школы стало дальше, во внимание не принималось. Впрочем, мне это было на руку, вместо школы я отправлялась тусоваться с байкерами.
А потом, через пару лет, маман встретила отчима. Мне было шестнадцать, когда она нас познакомила. Внешне он оказался ничего, но его пошлые шуточки сразу стали меня вымораживать. Он почти сразу переселился к нам. Через полгода выяснилось, что она беременна, и они пошли и расписались. Поначалу держал себя в руках, потом, особенно под мухой, ни один раз не обходился без того, чтобы полапать меня, то прикрывая это разговором по душам, то воспитанием. Мать делала вид, что не замечает, когда замечала – злилась на меня.
Вспомнив, как отчим согнулся от моего удара, я зло захохотала. Не ожидал, поганец. Вот и пригодились уроки по самообороне, которые с моих лет тринадцати мне норовил преподать каждый второй байкер.
До метро оставалось пилить ещё минут десять, как я увидела стоящий у обочины мотоцикл. Чёрно-красный «дукати», большущий, поблескивающий хромированной поверхностью. К сожалению, целиком разглядеть не смогла, потому что половину байка закрывал сидящий на нём чувак и стоящая впереди баба. Чувак с бабой слились в страстном поцелуе, причём его руки мяли её зад с какой-то вдохновенной жадностью.
Я всё ещё пялилась на мотик, когда эти двое наконец разлепились и баба что-то сказала. Он ответил, она повысила голос, он снова что-то с усмешкой ответил, поплыла трагическая пауза – тут я подняла глаза, и как раз вовремя. Хлоп! Баба заехала ему по роже, развернулась на каблуках и, виляя задом, пошла к подъезду.
Я проводила её взглядом, скептически приподнимая бровь. Вот не люблю я тех, кто на покатушки надевает каблуки. И вообще весь наряд её говорил о том, что она садится на мотик не для того, чтобы кататься, а для того, чтобы красоваться: обтягивающее розовое платье, короткая кожанка, чёрные чулки с полоской сзади. Как она не отморозила себе всё – апрель на дворе, не июнь.
Да, знаю, это во мне зависть говорит. Я тоже хочу одеваться красиво и вертеть задницей перед симпатичными парнями. Но вместо этого надо учиться и работать. И вообще лучше купить подержанный мотик, чем самые распрекрасные туфли с красными подошвами и каблуками двенадцать сантиметров.
Чувак на мотоцикле тем временем надел шлем и собрался уезжать.
Я не выдержала:
– Эй. Что, секс не обломился? – интересно, что он ей такое сказал, что она так взвилась. Напрямую предложил перепихон, а она не такая?
Парень обернулся. Из-за шлема голос его звучал глухо, но насмешка там присутствовала:
– Да, чёт не повезло. Хочешь утешить?
– Три хаха, – ещё один, которому только потрахаться бы.
Он почему-то не торопился уехать. Стоял, смотрел на меня, визор поднят, одни глаза видны. Ничего так глаза. Но в шлеме все мотоциклисты красавчики.
И тут меня как чёрт дёрнул:
– Не одолжишь сто рублей?
– Чего? – он снова усмехнулся.
– На метро.
– Так, может, тебя довезти?
– Мне на другой конец города, – не без сожаления ответила я. Прокатиться на «дукати» – это ж охрененно. Наши в основном катали на японцах.
– Ну я всё равно катаюсь, – он пожал плечами.
Сесть на мотоцикл к первому встречному? И позволить ему увезти себя неизвестно куда, например, в лес за сто пятьдесят километров до города? При этом никто не знает, где я, и не станет меня искать?
Вы плохо знаете мою страсть к мотоциклам, если думали, что я откажусь!
– Я тебя за язык не тянула, – объявила я и приняла второй шлем, всё ещё пахнущий духами той стервоватой девчонки.
Нет, конечно, и среди байкеров хватает плохих людей. Нельзя доверять всем без разбора.
Но – не знаю, это как братство. Если видишь человека на мотике, ты поднимаешь руку, и он поднимает в ответ. Если видишь, что у брата-мотоциклиста проблемы, ты останавливаешься, чтобы помочь ему. Ну, к нам, к девушкам, конечно, относятся с известной долей снисходительности – но я с детства тусовалась в компании байкеров и привыкла ставить себя как надо.
Если этот чувак завезёт меня в лес, получит по яйцам, а пока отходит, я угоню его мотоцикл. Пусть сам идёт пешкарусом сто пятьдесят километров.
С такими мыслями я сообщила парню адрес, прильнула к широкой спине и с наслаждением вдохнула знакомый запах кожанки и бензина. Взревел мотор, привычно качнуло, ветер захлопал отворотами куртки.
Ночные улицы стремились навстречу, фонари сливались от скорости в золотые цепи. Мы попетляли по дворам, выехали на кольцевую, даже сейчас с оживлённым движением, и мой водитель крутанул ручку газа.
– Уи-и-и, – я не выдержала и запищала на высокой ноте. Всё равно ветер уносит звук, да и шлем сильно заглушает.
Но – то ли сотрясение связок передалось через наши слитые вместе тела, парень обернулся. Из-за шлема я не видела его лица, но почему-то была уверена, что он снова усмехается.
Интересный чувак. Но, судя по тому, что я его не знаю, он или одиночка, или недавно в городе. Вряд ли новичок, управлял он очень уверенно, куда круче Ваньки. Может, пригласить его на тусу?
Я некоторое время покрутила эту мысль – и выкинула её из головы.
Пусть его, если сам узнает и приедет – стало быть, ещё встретимся и познакомимся. Если нет – так тому и быть. Друзей на хороших мотоциклах у меня и так хватает. Да и не мотоциклами они ценны.
Тем не менее, кататься на «дукати» мне понравилось. Он не гнал запредельно, как некоторые помешанные на скорости, но и не трясся сорок кмч по пустой дороге. Через каких-нибудь двадцать минут мы уже подъезжали к Ванькиному микрорайону, и я постучала по плечу водителя, завидев нужный дом.
Он аккуратно затормозил – тютелька в тютельку между двумя огромными лужами. Я дождалась разрешения, слезла и стянула с головы шлем, вернула парню.
– Спасибо. Ты неплохо водишь!
– Всего лишь неплохо? – он свой снимать не стал, так и сидел, расслабленно положив руки на бак. Из-за затонированного визора я не видела его глаз, но чувствовала, как он рассматривает меня. В ответ на вопрос неопределённо пожала плечами. Классно водил мой папка, а все остальные – всего лишь неплохо, и это уже была для меня крутая похвала.
Парень не стал зацикливаться. Вместо этого спросил:
– Как зовут-то тебя?
Я в открытую поморщилась:
– Начинается, стоит девушку подвезти, как сразу хочется её и станцевать. Имя скажи, номер скажи, на палочку чая пригласи.
Он расхохотался. Из-за шлема смех звучал глухо, как будто дед Мороз застрял в трубе. Точнее, Санта Клаус, наш-то умнее, по трубам не лазает.
– А ты гордая независимая женщина? – подколол меня парень. – Использовала и выбросила?
– Независимее не бывает.
Про себя я загадала: снимет шлем и окажется симпатичным – так и быть, скажу ему моё великое имя всей Ея Александры Первой. Но парень не догадался, что счастье было так близко. Махнул мне:
– Ну, бывай тогда, независимая женщина.
Мотик чуть подал назад, выруливая на дорогу. Не дожидаясь, я отвернулась и пошлёпала к подъезду. Почему-то меня слегка разочаровало то, что он так и не снял шлемак. Голос его мне понравился, да и ехал он реально здорово. Тормозил мягко, не подбрасывало, маневрировал между машинами только так.
Интересно, он придёт на мото-встречу на следующей неделе? Если да, то, наверное, там и увидимся.
Его самого я, может, и не разглядела, но мотоцикл его узнаю.