Княжна

ГЛАВА 1

    Меня выбросило из  сна. Внезапно рвануло из кровати,  швырнуло, как тряпку, вниз. Потом завертело и все внутри отозвалось страшной тошнотой и головной болью. Ужас накатил лавиной и сознание угасло...

   Очнулась от шлепка по лицу: - Очень удачно, очень. Ну что - очнулась? Прилетела, птичка? Давай, отблагодари уже меня…

 Меня  подняли и, не особо церемонясь, перетащили на что-то мягкое. С трудом разлепила глаза - все двоилось и плыло.  Кто-то  схватил меня за подбородок и повернул вбок, потом обратно. В голове  будто граната взорвалась...  Я застонала и крепко сжала веки, пережидая боль.

   - Птичка, очнись же, наконец!  Пора отрабатывать. Да смотри же на меня!

 Меня похлопали по лицу. С трудом сфокусировала взгляд - молодой мужчина склонился надо мной, упираясь одной рукой в кровать возле моей головы. Светловолосый, выражение лица не передать –  просто сразу поняла, что ничего хорошего меня не ждет.

   - Кто вы? Где я? – спросила, еле оттягивая голос. Мне было плохо, очень плохо. Вся боль сконцентрировалась в висках. Казалось, что там болит даже кость. Пульс долбил молотком, разрывая изнутри черепную коробку.

   - Не важно. Ты мне должна - жду почти два часа.  А тут ты такая – совсем готовая. У меня не так много времени. Приступим, цыпочка? 

 Он сильно сдавил мою грудь рукой. Боль почти ослепила,  накатила паника и, заорав дурным голосом,  я рванулась  с кровати, пытаясь отбросить его от себя коленями и руками. Мужик взвыл,  кулак летел мне в лицо. Мир вокруг взорвался фейерверком и исчез...

   Приходила в себя урывками. Темно, больно, непонятно… Сердце застучало, как бешенное, когда вспомнила… страшно… Но сейчас рядом не было никого - я одна. Постаралась успокоить дыхание, унять поднимающуюся панику и понять, что именно так сильно болит. Лицо стянуло, как скотчем, между глаз - тупая боль. Прислушалась к другим ощущениям – тянуло живот и внизу  жгло, как огнем. Попыталась поднять руку к лицу и от очередной волны боли потеряла сознание.

   Следующий раз очнулась, видимо, от звуков. В помещении закричали, послышался какой-то грохот, потом хлопнула дверь. Попытка повернуть голову опять закончилась головокружением и погружением в темноту...

   Голоса раздавались возле меня, бубнили, вскрикивали. Постепенно я начала различать слова:

   - … сразу сказал, что она мне не нужна.

   - Это не повод так с ней обойтись. Ты хоть понимаешь, что ты наделал? Как ты мог? Я сделал это для тебя, доверил ее тебе, был уверен в твоем здравомыслии…

   - Я уже объяснял, что это сделал не я!  Сколько можно?! Я поручил Алберту встретить ее и просто отправить обратно. Я не думал, что он так рассвирепеет. Она ударила его, вот он и…

   - Она сопротивлялась насилию, хотя была совсем беспомощна после перехода. 

   - Она разодрала ему лицо и отбила пах. Он сказал, что просто хотел наказать ее, но потом возбудился и не смог остановиться – девка оказалась совершенно голой.

   - Это не девка, сын.  Это была мать твоих будущих детей и моих внуков. Теперь это человек, который возненавидит тебя всей своей душой и смысла в том, чтобы и дальше задерживать ее здесь, я не вижу.  Вылечим и отправим обратно. Всему есть предел. Моему терпению тоже. Я лишаю тебя наследства,  титула ты лишишься с моей смертью - он перейдет к новому хозяину состояния,  – устало и обреченно звучал глухой голос.

   - Ты знал, что у меня сейчас есть Алисия! Что мне вообще не нужна жена! Зачем ты  затеял все это? Ты думал, что я увижу ее и впечатлюсь? Да я вообще не терплю брюнеток! А эта еще и толстая, а страшная, как…, - обладатель молодого голоса чуть не поперхнулся от избытка чувств.

   - Твой образ жизни, то, как ты меняешь своих пассий… Алисия просто немного хитрее других, а так – это просто череда смазливых искательниц титула, а то и просто шлюх.  Я же говорил  – твоей судьбы не было в нашем мире.  Были варианты, из них святые отцы выбрали в другой реальности лучший, идеальный – эту женщину.  Она и не может сейчас быть красивой – сломанный нос, гематомы, отеки.  Она не толстая, просто не заморенная голодом и не затянутая в корсет.  И волосы у нее роскошные. Ты как будто и не глуп, но сейчас  ведешь себя  странно, как капризный ребенок. Сейчас речь не о наших отношениях – речь о твоем будущем. Ты хоть понимаешь, что это Предназначение? И я  опять спрашиваю тебя –  может, ты еще передумаешь? Может быть, когда мы все ей объясним, она сможет простить тебя, - обладатель тоскливого, усталого голоса все пытался достучаться до сына, уговорить его.

   -  Исключено. Она мне противна. Она осквернена, грязна, отвратительна. Даже под страхом лишения наследства я не соглашусь. Есть, в конце концов, наследство матери. Я проживу и с ним. Извини, мне пора.

Звук твердых, четких шагов удалялся.  Дверь скрипнула и установилась тишина.  Послышался тяжелый вздох, шорох, скрип кресла и тихий плач мужчины, который он пытался подавить и не мог. Я шевельнула пальцами рук. Они слушались, но правая жутко болела.  Попыталась поднять веки – получилось, хотя и с трудом. Ага - отеки же и гематома. Крутить головой не стала, потому что помнила, как больно было и тошнило – сотрясение мозга? А еще… изнасилование. Я не помнила об этом ничего и пока ничего не чувствовала по этому поводу.  Тупое, странно–отстраненное отношение к самому  факту...

ГЛАВА 2

ГЛАВА 2

   Утром проснулась от солнечного лучика, пробившегося в щель плотной портьеры. От солнышка я всегда заряжалась хорошим настроением.  И сейчас  улыбнулась и сразу вздрогнула от боли – струп на губе лопнул и почувствовался вкус крови. Сразу припомнила все. Слезы отогнала.  Вспомнилась необходимость этих политесов… Так утомляло, что нельзя вести себя, как раньше, без великосветских выкрутасов.

 Я всегда была очень общительна, любила юмор.  В нашей, образовавшейся еще во время обучения в консерватории компании, ребята никогда  не позволяли себе матерных выражений. А легкий флирт и подчеркнуто уважительные ухаживания  приветствовались. Нас, девушек, называли барышнями. Это были своего рода ролевые игры. Но сама их атмосфера была всем приятна. Каждый как будто становился лучше, чище. И развлечения у нас были под стать:  пели и играли на гитаре, раскладывали пасьянсы, ходили в кино, потом бурно обсуждая его. В кафе и на пикниках никогда не напивались до чертиков. Собирались на тематические вечера – ребята в костюмах и обязательно в тонких белых перчатках. Дамы  в платьях ниже колена. Танцевали вальсы. А на другой день срывались на футбол, рисуя плакаты почти всю ночь. Кто умел сочинять – читали всем свои стихи, кто не умел – любимых авторов.

  Почему-то сложилось так, что у нас, в довольно большой компании, не образовалось ни одной пары, а может быть – пока. Я сейчас тосковала по своим друзьям, по нашей легкой манере общения, по шуткам и приколам. Здесь постоянно придется следить за каждым своим словом, держать лицо. Я и дома не любила этого, с трудом терпела строгую мамину дрессуру, а тут вот приходится...  Другой мир, надо же, кто бы сказал раньше…

   - Госпожа Виктория, вы проснулись! Завтрак подавать сейчас или после ванны? – от двери мне радостно улыбалась Жана.

   - Жана, прошу, давай ты будешь обращаться ко мне менее официально. Зови меня просто Вика. И на «ты». Я извиняюсь, что первой стала говорить «ты». Но, раз так уже случилось, давай общаться, как подруги. Ведь ты не на много старше меня. Сколько тебе – лет тридцать - тридцать два?  Нет? А сколько?

   - Почти пятьдесят, Вика. Но это не важно. Уважение выказывают не возрасту, а статусу.

   - У нас наоборот.  В основном - уважение к возрасту. Но как пятьдесят? – У меня в голове не укладывалось.  Она выглядела гораздо моложе. Очень привлекательная женщина. Скорее милая, чем красивая. Но пятьдесят…

   - Это миларис, Вика. Господин граф был так любезен…Так что с завтраком?

   - Завтрак это хорошо. Давай я сначала умоюсь, оденусь и … а можно накрыть стол на террасе?  Если не сложно, конечно, я помогу. Я никогда не завтракала на свежем воздухе с видом на парк. И если можно – какую-нибудь мазь для губ, неприятность с ними.

   Дверь сбоку от кровати вела в ванную. Такая же роскошь, как и в спальне, и здесь просто била в глаза. Пол и стены были выложены мозаикой из красивого камня с золотистыми прожилками. Высокие напольные вазы зачем-то стояли  в углах, комод. Большая ванна на золоченых лапах наполнялась водой из крана.

Потом Жана бросила в воду камушек и стала наливать что-то пенящееся и ароматное. Мне все было интересно, и я расспрашивала, не стесняясь. Вода грелась камушком. Он был рассчитан именно на объем данной ванны. Потом опять заряжался «не естественным» способом и использовался снова.  «Не естественным» образом получали свет в комнатах по вечерам, так же чистилась одежда. Что еще – это мне предстояло узнать потом, я думаю.  Слово «магия» или «волшебство», вероятно, звучали бы проще, но здесь не использовались. Другой мир, магия…

   Я разделась и опустилась в теплую ароматную воду. Грудь чуть вздернулась в воде и в глаза бросились уродливые темные пятна на ней. Меня передернуло от омерзения, и я быстро погрузилась в пену. На глаза навернулись слезы, я закрыла их, откинувшись на подушечку на бортике ванны.

   - Вика, лекарь оставил снадобья для косметических процедур. Лечение закончено, повязку на руке нужно было снять – я не сообразила вовремя.

   - Снимем, – безразлично ответила я.  Понимала, что даже если все это сойдет, ничего не изменится и ничего не исправить, а вот же, синяки  как будто перевернули все в душе - напоминание. Неприятный комок поселился там вместе с каким-то плохим предчувствием. Или все отчетливее приходило осознание случившегося…

– Так какие косметические процедуры прописал доктор? Жана, не обращай внимания, я же не могу сразу все забыть. Иногда настроение будет портиться, что уж тут поделать? Говорят, что время лечит – будем на это надеяться.

   - Миларис, Вика. Цветок. Снадобья на его основе. Кожа молодеет, сходят все нежелательные проявления нездоровья. Очень дорого и очень действенно. Используют мази разной насыщенности. Сначала лицо, потом перейдем к телу. Сразу не желательно все, слишком большая разовая доза вызовет слишком сильное омоложение. Вы и так совсем юная. Пока походите с легкой шалью на плечах, главное – лицо. И вы не должны будете сидеть взаперти, сможете гулять в парке, выходить к трапезе.

   - Жана, я же просила обращаться ко мне на «ты».

   - Извините, но не могу, не положено, да и мне непривычно. Мне так комфортнее, извините, Вика.

   - Хорошо, - я, вздохнув, села в ванной, – давай заканчивать да одеваться уже.

   Женщина четко обозначила свое место - дружить со мной она не собиралась.  Выйдя из ванной комнаты, мы пошли в гардеробную, вход в которую находился с другой стороны от кровати, и я  увидела уютную комнатку, с кушеткой посредине и стенами, увешанными вешалками с нарядами. Я провела рукой по тканям разного цвета и плотности. На наклонных полках во всю нижнюю половину дальней стены стояли пары обуви, похоже, что на все сезоны и случаи. Заинтересовавшись, подошла и примерила одну – обувь была мне великовата. Я, усмехнувшись, с вопросом взглянула на служанку.

ГЛАВА 3

ГЛАВА 3

   Утром я первым делом кинулась к зеркалу – синяков на лице не было. Это обрадовало, хотя в общей ситуации ничего и не меняло. Зато не нужно больше прятаться и скрываться. Наполнила ванну, применив «не естественным образом» заряженный камень и опробовала воду после этого. Потом экспериментировала с запахами для ароматизации воды. В этот раз выбор пал на масло с запахом, похожим на запах розы. Синяки на груди из черных стали фиолетовыми. Сегодня я надеялась избавиться и от них.

   Жана подошла ближе к завтраку и вызвалась  помочь мне одеться. Сегодня она предложила светло-желтое платье с белым кружевом, полностью обтягивающим ткань лифа и прозрачными короткими кружевными рукавчиками. Юбка спадала складками к туфелькам белого цвета и моего тридцать шестого размера. Высокая прическа с  локонами, разбросанными по плечам, могла подойти и для бала.  Мне слегка напудрили плечи и лицо,  подкрасили губы и глаза. Я не пыталась что-то предпринять и отдалась в руки служанки. То, что я видела в зеркале, радовало. Никаких синяков, кожа нежная и чистая. Губы зажили, шрамов нет. Коралловая  прозрачная помада смягчала кожу губ, никаких неприятных ощущений не было.

   - А теперь скажи мне, Жана, к чему мы готовимся? Не надо прятать глаза, просто признайся - ведь все это неспроста? Чего мне ждать? Лучше, если я буду знать это, ты не находишь? – вся такая красивая и свежая, готовая непонятно к чему, спрашивала я.

   - Госпожа Виктория, я думаю, что господин Ромэр нанесет вам сегодня визит. Он сейчас в  ситуации, разрешить которую можете только вы. Он будет каждый день пытаться поговорить с вами и вымолить прощение. Иначе ему откажут все дома, с ним  уже не общаются сослуживцы. Вам решать, конечно, но поговорить придется хотя бы для того, чтобы отказать ему в прощении. Иначе он каждый день будет приезжать.

   - А если я откажу? Он перестанет приезжать?

   - Боюсь, что нет. Он в безвыходном положении.

   - То есть, будет брать измором. Ну, что ж, посмотрим на его поведение, послушаем, что и как скажет. От этого и будет зависеть мое решение. Графу станет легче, если дела сына придут в норму. А то он совсем приуныл. Но я ничего не обещаю, Жана. Пригласишь его, если будет проситься.

   Я опять завтракала на террасе, долго пила там горячий и ароматный чай, потом спустилась в парк, но днем в нем не было уютно. Решила посмотреть сад и разведать что там с местными фруктами? День был не жарким, так что шаль смотрелась на мне уместно и прогуливаться в ней под легким ветерком  было приятно. Я прошла к деревьям и оглянулась, пытаясь найти садовника или любой другой источник информации. Но никого не увидела, поэтому принялась изучать местную флору самостоятельно, полагаясь на свой небольшой опыт. Деревья были, как деревья - очень похожи на наши земные. Плодов я на них не увидела, может только отцвели или собираются это делать? Я даже не поинтересовалась – а какое время года сейчас, весна или уже лето?

Рассматривая их, растирая и нюхая листочки, я пропустила момент появления обиженного наследника. Прислонившись к дереву, молодой  граф молча смотрел на меня, видимо ожидая когда я его замечу.  Уловив краем глаза движение, я замерла и похвалила себя мысленно, что не стала испуганно дергаться.  Отвернулась. Глаза бы не видели! У меня была такая особенность поведения – если меня обидели, я не могла смотреть этому человеку в глаза. Вот просто не поднять было взгляд физически.

   - Позвольте представиться – граф Ромэр Сизуанский, – раздался глубокий бархатный голос. Я хмыкнула – ага, это ты пока граф, пока жив твой папа.  Видимо, не дождавшись ответного представления, он продолжил:

    - Я искренне сожалею о том, что случилось по моему недосмотру. Уверяю вас, я и предположить не мог, что мой друг позволит себе… позволит…

    - Избить и изнасиловать, сломать руку и нос, не стесняйтесь, граф, чего уж теперь. Позволю себе посоветовать вам  впредь  более вдумчиво выбирать себе друзей. Так что там далее?

    - Я… Я приношу вам самые искренние извинения и прошу простить мне мои необдуманные действия.

   - Извините, не готова пока, не готова. Рука и нос уже в порядке, а вот синяки еще не все сошли. Так что примите мои самые искренние соболезнования. Мне необходимо время, граф. Да-с, необходимо время. Я  могу быть свободна на сегодня? – мстительно прошипела я.

   Вздох и голос графа прозвучал ближе: - Прошу вас, Виктория…

   Я шарахнулась от него, как от огня, и меня непроизвольно мелко затрясло.

- Не приближайтесь ко мне!

   Шаль от движения сдвинулась, и открылось глубокое декольте с фиолетовыми следами пальцев. Граф коротко выдохнул.

   - А я про что? – забормотала я, кутаясь и отступая от него дальше и дальше.

   - Не готова, извините. Простите, я пойду.

   Развернулась и пошла к дому быстрым шагом. Я действительно не была готова даже вежливо разговаривать с ним. В голове еще звучали его слова обо мне.  Где же Грэгор, когда он нужен? Мне казалось, что меня преследуют, и я ускорилась. Старший граф стоял возле входа на нижнюю террасу, я с ходу кинулась к нему за защитой. Он обнял меня и стал уговаривать, поглаживая по спине:

   - Ну, что же вы, Виктория, вам ничего не угрожает, поверьте мне. Это просто разговор. Он не подойдет к вам близко, не бойтесь.

   - Отец, что происходит? Я просто сделал шаг …

   - Девочка воспринимает тебя, как угрозу, боится. Пока уйди, пожалуйста. Возможно – потом…

ГЛАВА 4

ГЛАВА 4

   На следующий день граф  Ромэр отловил меня возле конюшни сразу после завтрака.  Жана в очередной раз нарядила меня с утра в темно-синее платье с серебристой отделкой. Мое декольте уже можно было показывать народу и забавно было ходить в таком виде – не топлесс  на пляже, но близко, близко. Легкий палантин висел на локтях, и при звуке  чужого голоса я быстро укуталась в него чуть ли не до носа.  Не глядя на графа присела на автомате, с перепугу наверное, и отвернулась. Тошно было даже слышать… Простить его, что ли,  с условием что больше не появится?

   - Виктория, прошу вас, не бойтесь меня. Я не подойду к вам близко – обещаю.  Если вам не трудно, я просил бы вас пройти в беседку в саду, нам необходимо поговорить. Я обещаю вам уйти по первому вашему требованию, – голос звучал глухо и расстроено. Но уединяться с ним в беседке? Увольте. Так и сказала. Помолчав, он ответил:

   - В таком случае, я могу предложить качели возле дома. Я постою рядом.

   Молча кивнула и пошла искать качели. Они оказались обустроены на ветке огромного дерева сбоку от дома. Что-то изменилось вокруг, отвлекая мое внимание, и я вдруг поняла – бабочки! Между деревьями над самой травой порхали  разноцветные маленькие бабочки. Они шлейфом тянулись друг за другом, и форма их стайки перетекала из круга в овал, потом в ленту. Это было необычно и красиво. У нас я такого не видела никогда. Рядом раздался печальный бархатный голос графа:

   - Мотылек летник. Закончилась весна, и наступило лето с момента их вылета. Танцы будут продолжаться еще неделю или чуть больше – они не очень любят жару. У вас будет возможность любоваться ими несколько дней. Потом исчезнут мотыльки и появятся стрекозы. До середины лета они главные – все внимание их танцам. Можно смотреть бесконечно долго. Они порхают над цветущими кустами василиска. Синие цветы и серебряные стрекозы, светящиеся в темноте. После стрекоз наступает время светлячков – они царят до осени вместе с цикадами. Одни мерцают, другие  поют…  - он слегка запнулся, а потом прозвучало неожиданное: - Я очарован вашим пением, Виктория. Я не спал всю эту ночь, и…многое понял о вас… и о себе. Я страшно виноват перед вами.  Готов на коленях умолять вас о прощении. Понимаю, что не достоин его  и не собираюсь озвучивать, даже если получу. Я просто хочу, чтобы вы перестали бояться меня. Разрешили бывать здесь и видеться с вами.

   Я усмехнулась. Ну, надо же. Подняла голову, глядя на высоко поднявшиеся к небу ветки старого дерева:

   - Слушайте, а что, собственно, изменилось после вашего разговора с отцом возле моей постели? Я стала блондинкой? Или уже не отвратительна, не грязна и осквернена? Что изменилось?!  Я и сама чувствую себя такой. Стойте, где стоите и  зат… молчите. Я с радостью прощу вас, граф, при одном условии – я никогда больше вас не увижу. Даже объявлю о прощении при свидетелях, только исчезните навсегда из моей жизни. Вы омерзительны мне и гадки. Развратный, жестокий, наглый, самовлюбленный, хамоватый тип. Вы прощены, граф!  Теперь прошу вас уйти.

   - Мне не нужно ваше прощение такой ценой, я не приму его. Послушайте, посмотрите на меня…

    - Очаровать своей внешностью у вас не получится. Я знаю, что вы красивы, видела мельком. И у вас  очень красивый отец. Для меня не это главное в мужчине. Да, собственно – о чем я? Мне трудно посмотреть на вас. Так уж есть – я не могу смотреть в глаза тем, кто оскорбил меня, обидел, причинил боль. Просто не могу заставить себя поднять глаза. Мы все решили, надеюсь? Вы обещали уйти, если я попрошу. Я прошу – уйдите, наконец.

   - Я  уже ухожу. Но я не принимаю вашего прощения. Я буду ждать, когда вы сделаете это не формально. Вы же совсем не знаете меня, я готов каленым железом прижечь свой поганый язык! Мне не свойственны такие высказывания в адрес женщин, просто у нас с отцом…

   - Надо же, а я вот удостоилась! – прервала его я, меня подташнивало.

  - И не забуду ваших слов никогда, как бы ни хотела.  Идите уже, достаточно. Прошу вас.

   Почти бежала к дому, а в голове крутилось - как же он достал! Прощение озвучу сегодня же перед Грэгором  и слугами, да хоть  перед лошадьми в конюшне. Пусть делает с ним, что хочет. Но вторую щеку подставлять не буду, нет уж.  Придурок самоуверенный, смотреть еще на тебя.

   Навстречу мне быстро шел Грэгор.

   - Что с вами, Виктория? Что случилось?

   - Да ничего особенного! Мы поговорили с вашим сыном. Я прощаю его. А он, надеюсь, больше не надоедает мне своим присутствием. Все ко всеобщему удовольствию и радости. Все хорошо, Грэгор, просто отлично. У вашего сына все хорошо. В общество будет допущен, задол… замучается общаться.  А я надеюсь, что дождусь стрекоз и - домой. Надоело мне у вас, простите уж меня за честность. Домой хочу, к маме с папой.  Начну новую жизнь. Никому не буду ничего доказывать, верну себе гордую фамилию своих предков. Черкасская я,  княжна. В родстве мы были когда-то с великокняжеским родом Рюриковичей.  Да, что еще? Найду Алексея и предложу ему себя. Нравится он мне, чего уж, теперь можно. Для мужа себя не сберегла, как хотела, так хоть попробую как это - когда мужчина нежен и осторожен, заботится о твоем удовольствии. Алеша такой, он …

   - Прекратите, Виктория. У вас нервный срыв. Идите к себе, я пришлю Жану.  Я не слышал ничего, а вы не говорили. Идите, девочка, не рвите мне душу.