Когда муж - оборотень...

Глава 15

Я лежала под одеялом, меня знобило от ужаса. Жить с маньяком убийцей, перспектива безрадостная, жить с убийцей свой дочери — тем более.

Ту девочку, Миру, я совсем не помню, а вот Иру, помню прекрасно. Помню, как она заходилась криком на моих руках, как ее корежило в судорогах, помню огромные слезы, катившиеся из ее голубых глазок. Помню ее последний вздох на моих руках. Помню и не прошу.

Еле сдержалась от проклятия в сторону обоих мужей. Месть лучше подавать холодной. И свою силу, если она у меня и правда есть, неплохо бы вернуть. Мужа лучше приласкать, что б расслабился. И отвлечь от стаи. Не хочу, чтобы там кто—то пострадал.

С кухни пошли вкусные запахи, желудок аж спазмом, свело от голода.

Очень захотелось в туалет, и я встала с постели пошла к выходу, но тут хлопнула входная дверь и я затаилась, приоткрыв дверь спальни

— Сеяна? Что ты тут делаешь? — послышался недовольный голос Влада.

— Я соскучилась. — Послышался приятный женский голос, — ты уже три дня ко мне не приходишь!

— И не приду больше, Сеяна. Все кончено. Прости.

— Но почему? Я чем—то тебя обидела? — удивилась девушка.

— Ничем не обидела, все было прекрасно, но ко мне вернулась жена.

— Что за бред! Лютичи ее растерзали, я сама на ее голову наткнулась!

— И опознала ее в лицо?

— Нет, оно было обезображено очень. От ужаса я чувств лишилась.

— То—то и оно!

— Но как такое возможно! — Где она была? и как выжила?

Все потом, Сеян, потом. Иди, и никому пока не говори о ней, она еще слишком слаба для приемов.

Влад, видимо, еще не придумал, что сказать людям. Я и правда, чувствовала слабость во всем теле. А взглянув в зеркало, что висело на стене, просто в ужас пришла. Худющая, лицо серое, губы бледные, глаза впали, чисто узник концлагеря. Меня, что, недели две не кормили?

Ноги подкосились, от такого зрелища и я рухнула на пол.

Послышался топот. Муж открыл дверь и кинулся ко мне.

— Святая Мара — Матушка! — взвизгнула девушка, увидев меня.

— Зачем же ты встала, глупая.

Муж подхватил меня на руки и отнес в постель.

— Давай я ее семье скажу, они должны знать, они ухаживать помогут. Жрецы Маре и Мору жертву принесут, ей сил прибавиться. В ней же душа еле держится. — предложила девушка участливо.

— Она не помнит никого. Все это время она была под сильнейшим влиянием их жрецов.

— Ну, так, тем более — чем быстрее вернется в привычный круг, тем лучше.

— Никого не хочу видеть. Просто хочу в туалет.

— Я щас ведро принесу!

Девушка вышла. Муж выбежал из комнаты и вернулся с железным ведром с крышкой.

Я так хотела в туалет, что мне было все равно даже на то, что он сейчас увидит мою голую попу. Никогда не думала, что однажды дойду до такого состояния.

— Что вы со мной сделали? — Дрожа, спросила я. Когда муж переложил меня на кровать.

— Послушай меня внимательно — сейчас придут твои родственники, запомни, что мы им скажем: все эти годы ты была пленницей Вадима, невменяемой. Он держал тебя все это время под дурью, и ты нечего не помнишь. Поняла меня? Иначе община тебя не примет.

— А зачем держал—то?

— А вот тут, чистую правду скажем, чтобы детей рожала и силой твоей питался.

— Что ты со мной сделал? Почему мне так плохо?

У тебя детоксикация. Все, что они в тебя пихали, выходит. Потерпи.

— У тебя там, на кухне что—то горит, — сказала я, уловив запах горелого.

— Блин! Картошка!

Влад ушел, а я попыталась вспомнить родственников. Сестер, братьев Маму. Нечего. Папу. Пришел образ мужчину из сна, крепкий, седовласый, серьезный, в глазах тревога. Милый, родной, папочка!

Из глаз брызнули слезы.

Подумала, что хорошо бы, привести себя в порядок к приходу родных, но расческа лежала далеко, мне не дойти. Потом подумала, что так даже лучше.

Лож, лож, лож, кругом одна лож! Все меня тянут на себя, только потому, что я им выгодна, как одеяло зимой.

И только одному человеку, я бы могла это все простить.

Хлопнула входная дверь, послышался топот и голоса.

— Где она? — Послышался дрожащий женский голос.

— Почему ты нам сразу не сказал? — вторил ему мужской.

— Она жива? С ней все в порядке? — снова женский, но другой.

— Да жива, но с ней не все в порядке. Она очень слаба и никого из вас не помнит.

— Где она была все это время? — спросил мужчина, — у них?

— Да, — тихо ответил муж.

— Святая Мара — матушка! — пискнула девушка.

— Что они с ней делали? Прорычал мужчина.

— Нечего. Хорошего. Все семь лет, ее держали на дури, в забвение. У нее сейчас тяжелейшая детоксикация.

— Чего? — Не поняла одна из женщин.

— Отходняк по—русски, — пояснил мужик.

— Где она? Где моя девочка? — голос женщины дрожал от слез.

— Там, — ответил муж.

Двери распахнулись. На пороге замерла пожилая женщина в платке. Как ни странно, очень на меня похожая. Замерла, всматриваясь в меня. Я, в свою очередь, всматривалась в нее и не узнавала, хотя, понимала, что, скорее всего, это моя мать. Сходство было явным, глаза защипало, в горле застрял ком.

— Мариша! Доченька моя!

Женщина плача понеслась ко мне. Я присела в подушках, и женщина буквально смяла меня в объятьях. Прижала к себе и завыла, словно снова на похоронах.

А я прижималась к ней всем телом, чувствовала, наконец, родовое тепло. Закрыла глаза, сосредоточилась и увидела яркие родовые нити.

— Мама мамочка!

Я тоже расплакалась. Сердце переполняли противоречивые чувства.

— Как ты доченька? Как ты ласточка моя? Чем помочь тебе?

Затараторила женщина, всматриваясь в мое лицо. Я покачала головой, пытаясь справиться с собой. Подошла молодая девушка обняла.

— Я Глаша, сестренка твоя младшая, ты вспомнишь обязательно, не расстраивайся только. Ладно?

Я закивала, не сдержав улыбки, настолько искренней и трогательной была девушка. Тоже очень на меня похожая.

— Ну, здравствуй, сестренка, я Григорий, брат твой.

Посмотрев на мужчину, стоявшего в дверях, я вздрогнула всем телом, ровно семь лет назад, я лично спасла его от пожизненного заключения. Это было мое первое дело в прокуратуре.