Когда поёт Флейта Любви (СИ)

Глава 18

Четыре недели спустя…

Анита и Хота неспешно въехали в город. За месяц они успели полностью отвыкнуть от городского шума и остальных «прелестей цивилизации». Лицо Аниты светилось глубиною внутреннего счастья, а щеки розовели от сил и здоровья, которые влились в ее тело после прекращения душевных мук. Они с Четаном были женаты уже четыре недели. Это случилось так стремительно, что она до сих пор с трудом могла в это поверить. Церемонию провели по всем правилам индейского народа, и никто из апачей, к счастью, не возражал. Четан был очень уважаем своим народом, поэтому правильность его выбора никто не поставил под сомнение.

За четыре недели Анита, Четан и Хота провели много часов, рассказываю друг другу все подробности прежней жизни, чтобы между ними более не осталось никаких недопониманий. Когда Анита узнала, что Четан жестоко корил себя за их первый поцелуй, она изумилась, а потом смущенно пробормотала:

— Вообще-то, мне он понравился…

Четан оторопел и озадаченно произнес:

— Но почему тогда… ты так возненавидела меня?

И Анита рассказала ему историю с Библией своего отца. Для Четана стало невероятной новостью, что Анита и Хота — это дети его дорогого и горячо любимого духовного отца — Кэлетэки. Он был так впечатлен, что попросил уединения и вышел в прерию за пределы деревни.

— Господи! Это так невероятно! — прошептал Четан, глядя в голубые небеса. — Только Ты способен сделать подобные чудеса! Я всегда считал Кэлетэку своим отцом, и вот теперь — он действительно — мой отец! Боже! Передай ему мое искреннее «спасибо» за все, что он сделал для меня и для всех нас…

А вот история о «любимой женщине-индианке» Четана крайне позабавила.

— Табо! Когда я говорил о любимой женщине, я имел в виду только тебя! — в чувствах объяснял он, а Анита, оторопев, переваривала услышанное.

— Но… но я видела вас вдвоем тогда на реке. Вы выглядели такими счастливыми вместе, что я подумала… — Анита замолчала и смущенно потупила глаза. Свое полное неразумие в этом вопросе она осознала только сейчас.

Четан рассмеялся и нежно погладил ее по щеке.

— И ты сделала такой вывод только из-за того случая?

Анита удрученно кивнула, но потом тоже улыбнулась. Как хорошо, что все по-настоящему стало на свои места!

Вскоре Хота собрался уезжать. Анита не хотела его отпускать, хотя понимала, что это неизбежно. Она уж было попрощалась с ним, как вдруг огромное желание увидеть портрет родителей и прочитать письма отца наполнило ее до краев. Она почувствовала, что не найдет окончательного покоя в сердце, пока не сделает это.

Четан с трудом согласился отпустить ее, но Хота убедил его, что защитит сестру и вернет в целости и сохранности. Сам же Четан не мог поехать с ними, потому что обещал своим братьям участвовать в важнейшей для племени сезонной охоте на бизонов.

Вот так Хота и Анита снова оказались в городе и медленно приближались к зданию церкви, которая воспринималась ими уже как родной дом. Когда они поравнялись с воротами, Анита осторожно соскользнула с лошади. Вдруг свора дворняг, выскочившая из соседнего переулка, бросилось прямо под ноги ее лошади. Та испуганно заржала и дернулась, случайно толкнув Аниту в плечо. Девушка упала на землю, а потом попыталась стремительно отползти в сторону, чтобы ненароком не попасть под копыта испуганного животного.

— Анита! — испуганно воскликнул Хота и тут же оказался около нее.

— Все нормально! — поспешила успокоить его девушка, но тут же зажмурилась от острой боли, пронзившей ее лодыжку.

— Да где нормально?!! — воскликнул Хота и мгновенно поднял ее на руки, чтобы отнести в дом.

— Лео! Перестань! — запротестовала Анита. — Мне неловко перед прохожими…

Хота удивился и посмотрел по сторонам. Люди действительно глазели на них отовсюду, останавливаясь и перешептываясь с любопытством на лицах. Хота презирал человеческие мнения! Все еще держа Аниту на руках, он посмотрел в ее глаза с таким выражением на лице, что девушка забеспокоилась.

— Лео! Мне не нравится твой хулиганский взгляд! Что ты задумал?

— Я задумал… дать им побольше пищи для пересудов, а то они, бедняжки, умирают от скуки!

И прежде, чем Анита успела что-либо сообразить, он привлек ее к себе и оставил на ее щеке крепкий поцелуй. Анита ужаснулась и пнула его локтем в грудь.

— Лео! Ах ты сорванец! И от кого у тебя такой вздорный характер?!! — зашептала она с притворным возмущением, а Хота лишь заливисто рассмеялся и толкнул церковные ворота ногой, чтобы отнести сестру в дом.

…На балконе второго этажа церкви стояла светловолосая девушка и держалась за колотящееся сердце рукой. Она была так сильно шокирована и огорчена, что едва могла сделать вдох.

Жгучая ревность поднималась из глубин ее сердца и наполняла ее душу обидой и болью. Леонард поднял Аниту на руки и поцеловал! Все более, чем очевидно! Он не постеснялся сделать это прилюдно, а, значит, у них все очень серьезно.

София опустилась на пол и замерла, как изваяние. «Ну что я за дура! — потекли отчаянные мысль. — Ну почему у меня снова несчастливая любовь??? Зачем, ЗАЧЕМ я влюбилась в Леонарда??? Он никогда мне не принадлежал, но почему мне так невыносимо больно?..»

Тот эпизод, когда Лео поцеловал Аниту в щеку, все еще стоял перед ее глазами. «Она лучше меня? Значит, лучше! Но… ведь она значительно старше! Как он мог полюбить женщину настолько старше его?».

София горевала до конца дня и никак не могла успокоиться. Ее самооценка упала еще ниже, а жизнь потеряла всякий смысл. Она не представляла, как сможет завтра посмотреть Леонарду в глаза. Девушка точно знала, что увидит в этих глазах: равнодушие, пустоту, а, может, даже презрение. Ведь она — просто никто…

Эти самоуничижительные мысли снова привели ее к непреодолимому желанию убежать и никогда не возвращаться. Эта мысль все больше закреплялась в голове, и через несколько минут у нее назрело бесповоротное решение — покинуть работу в церкви.

Рано утром следующего дня она поспешила к пастору Моуди, чтобы обговорить с ним условия ее ухода. София понимала, что уйти мгновенно будет неправильно, ведь пастор должен еще найти кого-то ей на замену, но на это, возможно, хватит и трех дней. Правда, эти три дня ей придется видеть Леонарда и Аниту! Софии страшно этого не хотелось. Это было слишком болезненно.

Подойдя к комнате пастора, она постучала, и, услышав вежливое «войдите», осторожно толкнула дверь. Она была уверена, что пастор Моуди был здесь один, ведь она видела, как Лео куда-то выходил около получаса назад, но, к ее огромному удивлению и огорчению, Леонард тоже находился в комнате. София вздрогнула, увидев его, и остановилась в нерешительности. Лео, видимо, только что переодевался, так как белая рубашка, накинутая на плечи, была расстегнута. Увидев его оголенный торс, София смутилась и опустила взгляд.

— Я… я, наверное, зайду позже, — пробормотала она, начиная пятиться назад, как неуклюжая каракатица.

Хота, увидевший вошедшую Софию, сразу же удивился ее смущению и испугу на лице. Проследив за ее взглядом, он понял, что она смутилась от его внешнего вида. «Вот, чудачка! — подумал он, усмехнувшись, — совсем ее не понимаю. Сейчас ведет себя, как невинный ребенок, а тогда, в усадьбе Бернсов, не имела ни капли стыда!». София, на которую нашел какой-то панический страх, уже начала разворачиваться, чтобы выскочить из комнаты, как вдруг пастор Моуди ее остановил:

— Софочка! Куда же ты? Останься! Почему ты убегаешь?

Непроизвольно София бросила на Хоту смущенный взгляд, как бы говоря «это все из-за него», и пастор тут же обернулся, взглянуть на своего подопечного. Увидев, что у того расстегнута рубашка, старик укоризненно воскликнул:

— Лео! Ну что мне с тобой делать! Заправь рубашку сейчас же! Это крайне неприлично, а здесь сейчас девушка!

София стояла, потупив глаза в пол, а Хота лениво начал застегивать пуговицы, не сводя с нее глаз.

«Внешне она совсем не изменилась, — размышлял он, — но поведение стало совершенно другим. Она была бесстыдной, решительной, дерзкой и невероятно смелой, а теперь выглядит, как испуганный ребенок. Что же с нею произошло?».

Пока Хота застегивал рубашку, пастор пригласил Софию подойти ближе и сесть на стул. Девушка нерешительно пересекла комнату и села на предложенное место. Её невольно глаза опять скользнули по Леонарду. Он боролся с предпоследней пуговицей наверху, и на лице его было расслабленно-беспечное выражение. «Точный Хота», — сама собою возникла мысль в разуме Софии, и она, забывшись, не смогла оторвать от него глаз. Ее взгляд опустился с его лица на руки, теребившие неудобную пуговицу, как вдруг она заметила, что на груди Леонарда висит… индейский амулет! Возможно, это не стало бы для нее событием, ведь она уже видела индейские украшения в его сумке, но тут вдруг в ее разуме возникло четкое и ясное воспоминание: у Хоты был точно такой же! Те же цвета, та же конфигурация, то же лицо, его носившее… София замерла. Но как такое возможно? Она подняла изумленные глаза на лицо Хоты, и их взгляды встретились.

Хота увидел сильную перемену в ее взгляде и насторожился. София смотрела на него так, как будто увидела привидение. Он забеспокоился, и беспечность тут же слетела с его лица. Проснулась дремлющая совесть и укоризненно прошептала:

— Ты ведь ее обманул! Смотри, а то ведь она обо всем догадается сама, и ты станешь еще более виновен перед ней!

Пришла очередь Хоты смущаться и опускать глаза. Его разум лихорадочно соображал, как незаметно ускользнуть отсюда подальше, но София смотрела на него, как завороженная, а он вдруг растерял всю свою смелость и дерзость. «Что же это со мной? — растерянно подумал юноша. — Почему эта девчонка постоянно приводит меня в смущение?».

— Софочка, что привело тебя сюда? — послышался голос пастора Моуди, который заставил Софию наконец отвести изумленный взгляд от Хоты. Тот воспользовался шансом и как бы небрежно начал идти к выходу, но тут вдруг девушка произнесла слова, заставившие его замереть на месте.

— Я собираюсь уволиться, — проговорила София печально, и эта печаль остро скользнула в ее голосе.

Пастор Моуди был неприятно удивлен и обеспокоенно спросил:

— Но почему, дорогая моя??? Ты так хорошо справлялась, мы стали одной семьей!..

София молчала, опустив голову, а Хота не мог сдвинуться с места. Почему-то эта новость сильно его задела. Он даже не мог понять самого себя, но ему стало как-то тяжело на сердце, как будто он во всем виноват.

— Я… я не знаю, как это объяснить, — с трудом выдохнула она и замолчала, опустив голову еще ниже. Пастор Моуди понял, что ее что-то гложет. Ано утром следующего дняРр

— Может, кто-то обидел тебя?

София отрицательно мотнула головой. Пастор дал знак Хоте выйти, и тот с облегчением выскользнул за двери. Но не ушел. Что-то остановило его. Он просто замер в коридоре и навострил свой острый слух.

Пастор Моуди проговорил:

— Софочка! Мы теперь одни. Просто расскажи мне, что произошло! Ты можешь довериться мне, и я обещаю, что это останется между нами…

Хота немного смутился от своего подслушивания, но уйти по-прежнему не смог.

И вдруг Софию прорвало. Она всхлипнула, сердце Хоты сжалось. Он чувствовал, что это связано с ним. Он чувствовал свою вину…

— Я ощущаю себя такой никчемной! — сквозь слезы проговорила девушка. — Я никому не нужна, даже своим родителям. Мои родственники воспринимают меня только, как выгодный им товар, а человек, которого я люблю… он… он никогда не полюбит меня! Я уже больше не могу так…

Пастор Моуди задумался, а потом тихо проговорил:

— Дорогая! Я так понимаю, это раны твоего недавнего прошлого, но сейчас ты с нами, и мы любим тебя! Не уходи! У нас тебе ничего не угрожает!

— Нет, — продолжая пробормотала София, вытирая лицо дрожащими пальцами. — Я и здесь не имею покоя! Пастор, мое сердце рвется на части! Я хочу признаться вам, как служителю, поэтому просто забудьте обо всем потом…

Она смогла успокоиться, а потом горько произнесла:

— Знаете, жизнь с вами очень изменила меня. Я действительно верю теперь, что есть Господь, Который заботится о нас и любит нас. Раньше я сомневалась в этом, но теперь нет. Но… я чувствую, что живу сейчас неправильно. Я… — она замялась, чувствуя стыд, но укрепилась мыслью, что в ближайшие дни все равно покинет это место, — я хочу признаться: я люблю… Леонарда!

Она замолчала, чувствуя, как краска стыда заливает ее лицо. Седые брови пастора Моуди изумленно поползли вверх, а Хота, слышавший каждое ее слово, вдруг пошатнулся и едва не упал. София влюбилась в него? Даже будучи уверенной, что он совсем не от индейский парень из ее прошлого, которому она уже признавалась? Хота был весьма изумлен, впечатлен и сильно смутился. Его сердце взволнованно заколотилось, удивляя его самого.

София же, едва справившись с волной накатившего стыда, наконец продолжила:

— Да! Я стала рабой этих безумных чувств. Я боролась с ними, я хотела избавиться от них, но не смогла…

— Подожди, подожди! — прервал ее пастор. — Но ведь любовь — это прекрасно! Зачем тебе избавляться от нее?

— Потому что она безответна и очень мучительна, — проговорила София печально, — вот поэтому я должна уйти! Я страдаю здесь, понимаете?!!

Пастор Моуди растерянно почесал затылок.

— Подожди, дорогая! — проговорил он. — Я, конечно, понимаю, что Лео очень непредсказуем и с трудом воспринимает такое чувство, как любовь, но… все-таки, может, у тебя есть шанс? Не убегай, прошу! Вы были бы хорошей парой!

— Нет-нет! — прервала его София. — Он не ответит мне взаимностью!

Хоте стало любопытно. Почему она так уверена?

— Лео… Лео… уже влюблен в другую женщину! — наконец, выпалила она и замолчала. Старый пастор изумленно откинулся на стуле, а Хота едва сдержал возмущенный возглас! «Ого! А я и не знал, что уже влюблен!» — подумал он, продолжая внимательно слушать.

— В кого же? — переспросил пастор.

София заколебалась. Если пастор Моуди не знает о влюбленности Леонарда, значит, они с Анитой ему еще ничего не сказали. Но это их секрет, и она не имеет права выдавать его!

— Простите, дорогой пастор, — виновато проговорила София, — но я не могу вам сказать. Пусть Лео в свое время вам сообщит сам.

— Подожди, — прервал ее старик, — но откуда ТЫ это знаешь?

— Так получилось, — загадочно ответила девушка и поднялась со стула на ноги. — Я, к сожалению, не могу остаться. Я прошу вас как можно скорее найти новую работницу.

София уже направилась было к двери, как вдруг остановилась и тихо сказала:

— Я желаю Леонарду счастья в жизни. Если хотите, передайте ему от меня… Хотя, нет! Ничего не передавайте! Я все время забываю, что это же Леонард, а не…

Последние слова она уже пробормотала себе под нос и поспешно вышла из комнаты.

Хота едва успел заскочить в соседнее помещение, чтобы остаться незамеченным. Когда София скрылась из виду, он перевел дыхание.

Странно, но в нем вдруг появилось странное чувство… довольства! Он нахмурился, исследуя себя на адекватность, но так и было: ему было приятно, что София влюбилась в него даже под личиной Леонарда. А это значит… а это значит, что ее чувства — это не просто детская забава или экзотическое приключение, как он думал ранее. Ведь тогда, когда София призналась ему в чувствах посреди прерии, он не стал воспринимать ее всерьез. Он просто не мог поверить, что богатая дама общества бледнолицых так легко полюбит «какого-то дикаря», как белые любят говорить. Но теперь… но теперь все выглядело иначе. А значит, ее чувства не подделка, они настоящие!

Хота вдруг нахмурился и начал переживать о себе. С чего это вдруг ему радоваться таким вещам? Не должно ли ему быть все равно? Однако какое-то странное душевное тепло продолжало разливаться по его сердцу при одном только воспоминании о словах этой странной девчонки.

Ладно! Хватит! Он тряхнул головой и решил стать серьезней. Ах да, ведь София собралась уходить. А это проблема! Нет, он никак не может допустить, чтобы она ушла отсюда из-за него. Но как ее остановить? Хота замер на мгновение, а потом решил все делать прямо и просто: поговорить с ней. Почувствовав удовлетворение, Хота вышел из своего укрытия и пошел по своим делам.

* * *

Пастор Моуди обеспокоенно подошел к Софии и сказал:

— Софочка! Сейчас же найди ветеринара и приведи к нам. У Леонарда конь повредил ногу, когда он сегодня выезжал в соседний поселок. Лео так расстроен! Он очень привязан к своему скакуну, так что, беги!

Но София тут же ответила:

— Пастор! Не волнуйтесь! Нам не нужен ветеринар! Я умею лечить подобные ушибы и делала это не раз!

Старик очень удивился, и, когда девушка стремительно убежала в сторону конюшни, со вдохом пробормотал:

— Какая замечательная партия для нашего Лео! Вот бы он одумался!

Когда София вбежала в конюшню, Хота был уже там. Он поглаживал своего черного коня по спине, и на лице его запечатлелось глубокое беспокойство. Девушка подавила всякое смущение и полностью переключила свое внимание на бедное животное.

— Мистер Хоффман! — не отрывая взгляда от коня, бросила он. — Я разбираюсь в медицине и могу помочь. Вы разрешите мне?

Хота удивленно обернулся. София не стала ждать его одобрения, потому что ее прежняя безумная любовь к животным наполнила ее сердце. Она подошла к коню и начала с ним ласково разговаривать, поглаживая по гриве и демонстративно оттеснив Хоту в сторону. Тот был ошарашен. Видя, что София полностью перестала его замечать, он отошел чуть поодаль и начал за нею наблюдать. Сейчас перед ним открылась другая сторона ее личности. Она выглядела такой искренне увлеченной, что изумляла его с каждой минутой все больше. Как светились сейчас ее глаза и какой живой казалась ее мимика! Она смотрела на его скакуна, как тогда, в заточении, смотрела на самого Хоту: с улыбкой, нежностью и большим интересом, а руки ее аккуратно скользили по коже животного, чтобы лаской подбодрить его и помочь адаптироваться к себе. Хоте в голову пришла безумная мысль: не считала ли София его тогда… просто животным? Ну нет! Не может быть! Однако… только сейчас, глядя на Софию возле своего коня, он увидел ее ПРЕЖНЮЮ вместо запуганной и вечно смущенной девчонки. Удивительно!

София обследовала ногу коня. Это был сильный ушиб. Производя все необходимые манипуляции, девушка постоянно разговаривала с животным, а тот, словно понимая ее, смирно терпел все ее действия со своей больной ногой.

— Ты такой хороший! Ты молодец, мой сладкий! Ты мне так понравился сегодня!..

Хота покрылся испариной, а сердце его дико застучало. Картина из его многолетнего прошлого вдруг так ярко возникла перед глазами, что он погрузился в тот особенный момент всем своим разумом. София тогда нежно поглаживала его по щеке, проводила по волосам и тихо проговаривала: «Ты такой хороший! Ты мне так нравишься!..». Он вдруг испытал свои прежние чувства и понял, что тогда был ею по-настоящему очарован. Но сейчас он боялся любить кого-то! Любовь в его глазах была зависимостью, которая его пугала! Впрочем, ему же не трудно любить свою сестру? Почему же другие отношения так отталкивают его?

Хота так задумался, что не заметил, как София уже закончила, повернулась к нему и встретилась с ним взглядом. Он еще несколько мгновений смотрел ей прямо в глаза, а потом пришел в себя. Наполненный волнующими воспоминаниями, он вдруг ощутил нереальное для себя смущение и неожиданно прерывисто произнес:

— С-спасибо!

Это прозвучало так неуверенно, что Хота изумился, как никогда в жизни. София удивилась не меньше. Леонард был не похож на самого себя. Видя, что он сильно смутился, она поспешила откланяться и выйти из конюшни.

«Что с ним такое?» — размышляла София и так сильно углубилась в себя, что просто замерла на месте. Хота же, глубоко вздохнув и тряхнув замороченной головой, подошел к своему коню и начал снова поглаживать его по спине. «Приди в себя! Приди в себя!» — твердил он себе мысленно и старался переключиться на своего четвероного друга. Чтобы вернуть себе былую уверенность, он начал разговаривать со своим скакуном и не заметил, что заговорил на наречии апачей. Хота гладил коня по гриве и рассказывал ему о тех подвигах, в которых они обязательно поучаствуют вместе.

Софию вывели из ступора необычные звуки. Она прислушалась и ничего не поняла. Это был голос Леонарда, но она не понимала ни слова. Девушка осторожно повернула обратно и подошла ко входу в конюшню. Заглянув вовнутрь, она увидела Лео, который говорил с конем на… языке индейцев! Она однажды слышала подобную речь, когда доктор Фрост лечил нескольких индейских женщин, попавших к нему прямо из плена. Тогда из язык показался ей очень необычным и странным. И вот сейчас она четко и ясно слышала подобные слова из уст Леонарда!

Снова! Опять она видела перед собой не Леонарда Хоффмана, а апача по имени Хота! Они были индентичны внешне, у них были одинаковые амулеты, а теперь еще оба разговаривали на языке апачей. Но… как это возможно? Это же абсолютно невозможно! Как Хота мог быть здесь, среди белых людей, если он — индеец, дикарь? Правда, у него зеленые глаза, а значит, он апач только отчасти. Неужели Леонард — это Хота, вернувшийся на родину одного из своих родителей? Но ведь известно, что Леонард — это сын миссионеров и никак не индеец.

Но если вдруг каким-то чудом это все правда, то… то Хота даже бровью не повел при встрече, а значит, он… ненавидит Софию! Предположение казалось совершенно нелепым, но даже его хватило, чтобы снова причинить Софии боль. Если Леонард — это Хота, то, ко всему прочему, он ещё и влюблен в Аниту! Эта мысль стала еще более ужасной для Софии. Она тут же развернулась и стремительно убежала прочь, пытаясь как можно скорее спрятаться на своем излюбленном балконе второго этажа.

***

София сидела на полу в полумраке комнаты, поджав по себя ноги и опираясь спиною об стену. Эта комната была ее домом последние три месяца. Здесь давно был окончен ремонт, но она так привыкла к ней, что не захотела переезжать в гостевой дом. К тому же, там теперь жила Анита, а с ней Софии меньше всего хотелось встречаться.

Думы ее были очень-очень невеселые! Неужели Леонард может быть Хотой? Нет! Ну это слишком нереально! Однако их схожесть поразительна! И они оба считают ее пустым местом… София печально вздохнула. Быстрее бы сбежать отсюда! Правда, куда? На шею к тете Рейчел? Придется искать новую работу…

София потеребила край платья и устало закрыла глаза. У нее уже нет сил!..

Вдруг дверь с легким скрипом открылась, и кто-то вошел. София подумала, что это кухарка принесла ей пропущенный ужин, как делала уже не раз.

— Спасибо за ужин, — проговорила София, не открывая глаз, — поставьте на пол, пожалуйста!

Но характерного звона посуды не последовало, и девушка открыла глаза. Перед ней в полумраке комнаты стоял Леонард! София испугалась и поспешно вскочила на ноги. Она не нашлась, что сказать, и просто молча смотрела на него, не понимая, зачем он сюда пришел.

Хота первый нарушил молчание.

— София, я пришел поблагодарить тебя, — проговорил он приглушенно, — можно мне тоже присесть?

Девушка кивнула, и когда Хота опустился на пол напротив нее, тоже присела. Почему он здесь? Все внутри Софии трепетало.

— Я благодарен тебе за помощь с моим конем, — снова сказал Хота, — и хотел бы попросить тебя пока не уходить…

Воцарилось молчание. Изумленная София переваривала услышанное, а потом тихо спросила:

— Но почему?

Хота замялся. Он заранее продумал причину, но беспокоился, что она будет выглядеть не очень убедительной.

— За моим конем нужен хороший уход еще много дней. Ты хорошо разбираешься в этом, поэтому, прошу тебя, останься…

София поникла. Конечно, она нужна только коню!

— Теперь это могут сделать конюхи, — отрешенно проговорила она, а Хота раздосадовано вздохнул. Не сработало! Что же делать? Как заставить ее остаться?

На некоторое время воцарилось молчание. Хота ничего не мог придумать, поэтому просто сказал:

— София! Не уходи! Пожалуйста!

Девушка вздрогнула. В его голосе появились необычные нотки, и она это заметила. Взглянув на Леонарда, она попыталась понять его намерения, но царившая в комнате полутьма мешала ей что-либо разглядеть.

София опять помрачнела.

— Извините, мистер Хоффман, но я не могу…

— Но почему? — не унимался Хота.

— У меня есть личные причины, — пробормотала девушка, давая понять, что ничего не собирается рассказывать.

Хота начал огорчаться. Ему так сильно не нравилась вся эта ситуация! А еще больше ему не нравилась его собственная странная реакция на Софию в последнее время. Он часто думал о ней. Он постоянно вспоминал их встречи в прошлом. Он чувствовал свою большую вину перед ней. А теперь он не находил покоя от мысли, что она уйдет отсюда из-за него.

Парень чувствовал беспомощность. Что же он может сделать, чтобы что-то изменить?

Повернув голову в сторону балкона, он увидел, что звезды сегодня в небе были особенно яркими.

— Ты любишь смотреть на звезды? — неожиданно спросил он, а София снова очень удивилась.

— Да, люблю, — пробормотала она в ответ.

— Но здесь, в городе, звезды совсем не те, что в прерии! — продолжил Хота, делая тяжелый вдох, словно скучая по тому месту, о котором говорил. — А ты хотела бы посмотреть на них посреди Великих Равнин?

София тихо ответила:

— Я хотела бы жить посреди Великих Равнин…

Ее голос звучал удрученно, но искренне, и Хота удивился. Какое странное желание у белой женщины!

— Значит, пойдем, — бодро проговорил он, вставая на ноги и протягивая ей руку.

София непонимающе посмотрела на его ладонь и спросила:

— Куда?

Хота усмехнулся.

— На Великие Равнины! — и не дожидаясь ее ответа, сам коснулся ее руки и заставил встать. Он схватил ее за локоть и подтолкнул к выходу.

— Но сейчас уже ночь, — слабо попыталась запротестовать София, а Хота хмыкнул:

— А ты предлагаешь смотреть на звезды днем?..

Они взяли какого-то коня из конюшни, и Хота усадил Софию на скакуна перед собой. Девушке было невероятно неловко. Его близость заставляла ее сильно нервничать. «Неужели все это ради того, чтобы я позаботилась о его скакуне?» — подумала София, чувствуя себя снова лишь удобной вещью для использования.

Они выехали за город в полной темноте и углубились в прерию. К счастью, свет луны был достаточно ярким, чтобы осветить им путь. Софии было трудно оценить красоту и широту ночной прерии, потому что ее раздирали внутренние чувства. Во-первых, Леонард был слишком близко. Она слышала его равномерное дыхание, которое то и дело скользило по ее шее. От этого мурашки бегали по коже Софии, потому что ее чувства к нему были все еще очень сильны. Во-вторых, мысль, что все это делается им ради личной выгоды, оставляла крайне неприятный осадок. Однако, чем дольше они продвигались вперед, тем больше София начинала переключаться на необычайно прекрасный мир ночной прерии.

Во свете луны волны травы были похожи на живое покрывало, простирающееся до самого горизонта. Звезды, рассеянные по всему небу, были яркими и многочисленными, как сияющие драгоценные камни. Их россыпи завораживали и создавали впечатление нового неведомого мира, в который погружаешься с головой, как только поднимешь лицо навстречу ночному небу.

И София утонула в водовороте глубочайшего восхищения. Она забыла о своем спутнике и о всех своих бедах. Хота помог ей спуститься с коня и внимательно наблюдал за ней, пока она рассматривала звезды, не отрывая от них восторженного взгляда.

— Что ты чувствуешь? — наконец спросил он, ожидая услышать множество стандартных слов: «как прекрасно!», «я в восторге!», «не могу поверить!»… Но София вдруг произнесла:

— Я чувствую себя… дома!

Хота сильно удивился. Но она говорила совершенно искренне, и это его заинтриговало.

— Почему «дома»? — приглушенно спросил, словно боясь спугнуть ее откровенность.

— Потому что я… всегда чувствовала себя рабою стен и общества, — проговорила София, — прерия — это моя мечта…

Хота был очарован. На него нашло какое-то странное состояние изумления и восторга, ведь в глубине сердца он чувствовал себя точно также, как сейчас описала София. Неужели она могла бы понять его любовь к свободе и желание вернуться к апачам? Правда ли, что кто-то может ощущать свой смысл в жизни также, как его ощущает он?

Вдруг София словно очнулась и поняла, что слишком разоткровенничалась сейчас. Она испуганно опустила голову и уперлась взглядом в землю. Хота почувствовал перемену в ее настроении и даже огорчился. Между ними была стена, и это происходило по его вине. Впервые ему сильно захотелось эту стену разрушить, чтобы… София больше не пряталась от него, а была простой и искренней, как минуту назад.

— София, — проговорил Хота, находясь под влиянием сильных чувств, — не уходи, прошу тебя! И не только из-за моего скакуна. Я… — он замолчал, не зная, как выразить свое состояние, — я ценю тебя и уважаю, поэтому… не хочу, чтобы ты уходила…

Последние слова он с трудом выдохнул, чувствуя неожиданное смущение. В последнее время это состояние становилось все более навязчивым. София была первым человеком, заставившим его чувствовать себя так.

Девушка, услышав его слова, изумилась и замерла на месте. «Ценю… уважаю…». Неужели он говорит искренне? София заволновалась. Значит, она для него — не пустое место? Выходит, Хота… ой, опять она назвала его Хотой! Выходит, Леонард искренне хочет, чтобы она осталась?

— Я даже не знаю, что сказать… — пробормотала она смущенно.

— Скажи «да»! — нашелся Хота и улыбнулся. Сердце Софии сильнее забилось от его улыбки, и она тихо проговорила:

— Ладно…

Хота так обрадовался, что заулыбался еще сильнее и, схватив ее за руку, пожал ее.

— Спасибо, София! — воскликнул он, а девушка изумленно наблюдала за его бурной реакцией и ничего не могла понять. Почему Леонард так изменился? Раньше он просто игнорировал ее, а теперь… теперь ему не все равно, уйдет ли она или останется. Но почему все так? Может, он хочет стать ее другом? Мысль, что они могут быть с ним хотя бы друзьями, немного согрела ее сердце, впрочем, в этом еще надо было удостовериться, а то вдруг она просто уже надумала себе чего-то?

Хота прервал ее мысли.

— Думаю, нам пора обратно.

София утвердительно кивнула, и они взобрались на коня. Хота осторожно направил скакуна вперед, а София сжалась. Все-таки ощущать его так близко к себе было сложно для нее.

Когда они прибыли домой, Хота помог ей спуститься и на прощание сказал:

— Спасибо, что согласилась!

София утвердительно кивнула и поспешила в свою комнату…

Хота долго смотрел ей вслед. Он чувствовал облегчение. София не уйдет. Это хорошо. Это так хорошо!..

Он посмотрел в небо, и вдруг что-то наполнило его. Это была радость и благодарность. Его сердце так сильно умилилось, что он вдруг почувствовал на своей щеке слезу. «Что это со мной?» — изумился Хота, но удивительное ощущение его не оставляло. Он смотрел в небо, чувствуя, что Кто-то там, наверху, сильно любит его!

«Боже! Я чувствую, что Ты есть! Я сейчас чувствую, что Ты… радуешься обо мне!» — думал он и все больше удивлялся происходящему.

Когда через несколько минут это состояние исчезло, Хота отвел скакуна в конюшню. Он ощущал, что стал изменяться изнутри. Его ожесточенное сердце становилось все мягче и мягче…

***

Через несколько дней, когда Хота выехал из дома, к нему подошел человек и быстро всунул в руки запечатанное письмо. После этого он тут же развернулся и убежал прочь.

Хота открыл письмо. Очень плохим почерком были написаны такие строки:

«Продам за приемлемую цену информацию о преступных делах шерифа Билла Смита. Встретимся рядом с таверной «Черный лось» сегодня в десять вечера. Друг».

Хота насторожился. То, что он давно копал под шерифа, знали совсем немногие, но все они были надежными людьми. Откуда этот человек узнал о его намерениях? Хота понял, что это могла быть ловушка.

Но на встречу он все-таки пришел. Однако не стал показываться открыто, а спрятался за углом соседнего дома. Вскоре в поле зрения появился человек, остановившийся в указанном месте и явно кого-то ожидающий. Хота пригляделся к нему. Этот человек был ему незнаком и совсем не внушал доверия. Хота благоразумно решил не высовываться, но вдруг сзади послышался громкий хлопок, и острая боль пронзила его плечо. Хота тут же отпрыгнул в сторону и сделал это весьма вовремя, потому что тотчас в стену около места, где он только что стоял, вонзилась еще одна пуля. Хота откатился в сторону, вскочил на ноги и быстро скрылся за углом другого дома. Кровь стекала по его руке, а плечо сильно болело.

«А они подготовились лучше, чем я ожидал!» — подумал Хота и начал искать пути к отступлению. Ему удалось проскользнуть в соседний переулок, но вдруг уже с другой стороны раздался хлопок. Пуля зацепила его бок, и у Хоты от боли помутнело в глазах. Он понял, что ему противостоят очень профессиональные бандиты, и стал беспокоиться о своей жизни. Вдруг ему вспомнилось то удивительное ощущение радости и мира, которые наполнили его прошлой ночью, и он мысленно обратился к Богу:

— Боже! Помоги мне спастись, пожалуйста! Я… я не хочу оставлять Аниту одну… и я еще должен успеть во всем признаться Софии…

Сжимая рукою кровоточащий бок, он поспешил в другое укрытие. Удивительно, но его преследователи вдруг куда-то исчезли, и он смог беспрепятственно добраться домой. Но сильная кровопотеря полностью лишила его сил. Когда он открыл ворота, у него закружилась голова, и он упал на землю без чувств…

***

София стремительно снимала окровавленную одежду с недвижимого тела: Леонард был без сознания. Его нашел садовник несколько минут назад прямо во дворе церкви. Он был серьезно ранен и выглядел ужасно. У Софии тряслись руки, но душа и разум пришли в состояние твердой решимости. Она запретила себе что-либо чувствовать, а просто делала свою работу быстро и четко, пока садовника отправили за доктором.

Из обеих ран — на плече и в боку — сочилась кровь. София сделала все необходимое, чтобы остановить кровотечение, как учил ее доктор Фрост.

Местный доктор пришел, слава Богу, очень быстро. Осмотрев пациента, он начал доставать бинты и лекарства.

— Вы молодец, — обратился он к Софии, — вовремя остановили кровотечение. Вот здесь подержите…

София начала помогать доктору, и вскоре он произнес:

— Вы не волнуйтесь! Этому молодому человеку крайне повезло! Его раны, на самом деле, совсем не опасные и заживут быстро. Главное — не допустить заражения.

София облегченно выдохнула и смогла немного расслабиться. Лео будет жить! Он вне опасности!

Как только она успокоилась, то позволила себе более пристально осмотреть его на наличие более мелких повреждений. Вдруг, присмотревшись, она заметила большой шрам на другом его боку, и перед глазами ее появился Хота. Да, ранение Хоты, которое она лечила тогда, несколько лет назад, было именно в этом месте. Что же это значит? Неужели… Ее дыхание замерло, глаза расширились. На сей раз она не могла ошибиться: перед нею был самый настоящий Хота!

София побледнела и пошатнулась. Она схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Значит, ее сердце не обманывало ее: Леонард и Хота — это было одно и то же лицо! Ее наполнили противоречивые чувства, но фигурировало только одно: боль! Почему ей так больно? Почему так мучительно?

Доктор, закончивший перевязку, с улыбкой повернулся к Софии.

— Мисс! Вы хорошо поработали сегодня! Поверьте, этому парню действительно ничего не угрожает! Он потерял сознание из-за потери крови, но хороший уход быстро поставит его на ноги, потому что он здоров и силен… Мисс? Что с вами?

Доктор напоследок заметил ее сильную бледность и забеспокоился, но тут вдруг открылась дверь, и в комнату вошли Анита и пастор Моуди.

Анита, ужаснувшись, подбежала к Хоте и аккуратно взяла его за руку.

— Лео! О Боже! Лео!..

Доктор поспешил утешить их и заверил, что с парнем все будет в порядке.

София, все еще находясь в шоковом состоянии, поспешила выйти. Она остановилась в коридоре, тяжело дыша, а потом резко сорвалась с места и побежала в свою комнату. Заперев дверь, она прислонилась к холодной стене, а потом сползла прямо на пол. В очередной раз мир рушился вокруг нее! Подтянув к груди колени, обхватила их руками и уткнулась в них лицом. У нее больше не было сил…

Это был крах всего! Леонард — это Хота! Тот самый Хота, перед которым она так сильно опозорилась когда-то. Тот самый Хота, которому она пылко призналась в любви и даже подарила ему дерзкий поцелуй. Все это время это был он. И он ни разу не дал понять, что знает ее! Он тщательно это скрывал, а значит… а значит… он…

Вывод напрашивался только один: Хоте было неловко с ней! Видимо, ее признания в прошлом отягчили его, и он хотел бы избежать подобного. Софии стало так мучительно стыдно, что у нее еще сильнее затряслись руки.

— Я бы не стала вешаться на шею! Я бы не стала чего-то требовать! — бормотала она, чувствуя себя униженной и отверженной, как никогда в жизни. А потом ей пришла следующая мысль: Хота влюблен в Аниту! Это еще один ужасный удар!

И это было не менее больно. София давно свыклась с мыслью, что Хота живет своей жизнью и женился на какой-нибудь милой индианке, которая ему, безусловно, подходит больше, чем София, но… принять мысль, что он выбрал для себя белую женщину намного старше его — это было для Софии невероятно мучительно! Она почувствовала себя такой жалкой и отвратительной, что у нее просто не осталось сил находиться здесь.

Собрав свои скромные пожитки, девушка быстро спустилась со второго этажа и выбежала из двора на оживленную улицу. Вернувшись к тете Рэйчел, София поняла, что не может оставаться даже у нее.

— Деточка моя! Куда же ты пойдешь? — причитала она, видя, что София собирается уходить.

— Тетя Рэйчел! Не волнуйся! Мне просто нужно уйти! Все будет хорошо… — приговаривала девушка, собирая вещи в небольшую сумку. Тетя Рэйчел не верила ей, но остановить не могла.

На следующее утро она на свои сбережения купила лошадь и мужскую одежду. Так будет безопаснее. Переодевшись, София тут же превратилась к симпатичного, но очень мрачного мальчугана, и быстро покинула пределы города.

Только выехав в прерию, София позволила себе прослезиться, но ветер мгновенно иссушил влагу на ее лице.

Великие Равнины были необычайно прекрасны! Море травы до самого горизонта, величественные холмы, усеянные множеством мелкого кустарника, прекрасное голубое небо, по которому величественно проплывали облака — все это было для нее самым любимым местом на свете. Но сейчас даже прерия не могла утешить ее разбитое сердце.

Куда она ехала? Куда глаза глядят! Ей ничего не хотелось, и жизнь потеряла всякий смысл. Ее мечты были жестоко разбиты крайне неприглядной реальностью, и теперь она не могла прийти в себя.

Через несколько часов она сильно устала и остановилась на привал. Несмотря на свое тяжелое моральное состояние, она все равно позаботилась о пище в дорогу, поэтому сейчас немного поела. Куда же ей деться? Искать другой город и другую работу? Но на душе было так мрачно и мерзко, что мысль об этом ее сильно отвращала. Эх, и почему она не мужчина! Она могла бы стать охотником и жить в любимой прерии всю оставшуюся жизнь!

К вечеру София наткнулась на одно очень ветхое строение, приютившееся среди маленького островка деревьев и стоящее у подошвы невысокой голой скалы. Девушке стало страшно, но вокруг этого деревянного домика не было даже тропинки: похоже, здесь очень давно никто не появлялся.

София взяла себя в руки. Любая другая девушка на ее месте не решилась бы даже подходить туда, но София всегда была необычной. Она любила природу и животных, поэтому даже змеи ее не особо пугали. Она сошла с коня, привязала его к остаткам забора и подошла к домику. Вместо окон зияли мрачные отверстия, но дверь казалась целой и плотно прилегала к дверному проему. Ногой София толкнула дверь, и та со скрипом открылась. Девушка взяла в руку палку и медленно вошла в дом, снимая свисающую отовсюду паутину.

Дом представлял собой одну крошечную комнату с двумя окнами и дверью. Деревянный пол был сравнительно целым. В углу стояла кушетка с наваленным сверху тряпьем, а рядом с нею стол, покрытый неким подобием скатерти. Стул лежал на полу. Его спинка была разбита, а вокруг него хаотично были разбросаны какие-то бумаги. Больше ничего не было. Очевидно, что в этот дом никто не заходил много лет.

И хотя Софии было немного жутковато, все же ночевка здесь казалась ей более комфортной, чем ночь, проведенная прямо на земле. Солнце еще не село, поэтому у нее было около часа на уборку. Тряпки с кушетки оказались мужской и женской одеждой, покрытой толстым слоем пыли. Там же лежало два одеяла. София удивилась, почему никто до сих пор не забрал эти вещи, потому что они были целыми и добротными, но ответа так и не нашла. Она тщательно вытрусила их на улице. Сложила аккуратной стопкой в углу одежду, а одеяла ровно расстелила на кушетке. Веткой собрала оставшуюся паутину, потом соорудила некое подобие веника из кустарника и вымела весь мусор, прежде собрав с пола все разбросанные бумаги. Поразмыслив, она зажгла лампу, которую прихватила с собою в дорогу, а дырки разбитых окон завесила женскими нарядами, чтобы на свет не летели насекомые.

Все! Жилище было готово! Она села на поднятый стул и немного поела. Ее мысли снова вернулись в крайне невеселое русло. Воспоминания о Хоте доставляли ей сумасшедшую боль. Он постыдился ее! Он сделал вид, что он незнакомы! Неужели она ему настолько отвратительна?!!

Тяжело выдохнув, она опустила голову на сложенные на столе руки и незаметно для себя уснула. Ей снились какие-то кошмары, мучительные и тяжелые. Это был водоворот событий, людей, страданий, и вдруг посреди этого сновидения возникла вполне четкая картина: она увидела этот ветхий дом, но он казался более ухоженным и новым. На столе лежала кружевная скатерть, а в окна были вставлены стекла. Молодой мужчина читал за столом какие-то письма, а потом, аккуратно сложив их в деревянную коробку, подошел к кушетке, отодвинул ее в сторону и нащупал на полу небольшое отверстие размером в палец. Вынув кусок доски из пола, он спрятал в образовавшееся отверстие коробку и вернул часть пола обратно.

Вой шакалов заставил Софию резко проснуться. Она стремительно подняла голову и поморщилась от боли в шее: сон в неудобной позе вызвал дискомфорт в мышцах. Была уже глубокая ночь, и лампа давно погасла. Девушка поспешно зажгла ее снова и тут вспомнила о своем необычном сне. Он был настолько реалистичным, что у нее по телу пробежали мурашки. Ее глаза невольно покосились в сторону кушетки, но София не решилась двигать ее прямо сейчас. Вместо этого она завернулась в свое, прихваченное от тети Рэйчел одеяло и легла спать. Закрыв уши и почти все лицо краями одеяла, она почувствовала, что ей становится тепло и уютно, и сон почти сразу сморил ее измученный разум.

Утро встретило Софию сиянием солнца. Слава Богу, ночь прошла хорошо! Девушка вышла из домика и огляделась. Вчера она была так подавлена, что не смогла даже рассмотреть окружающий пейзаж, но сегодня ее разум стал чище, и она запретила себе думать о Хоте. Вокруг росли несколько деревьев, а дальше тянулось море травы. На горизонте высились очертания холмов, а небо, как всегда, было прелестного нежно-голубого цвета. Кое-где появлялись мелкие птички и пели свои веселые песни. Воздух был свеж и почти сладок, поэтому София потянулась и вдохнула поглубже.

«Как здесь прекрасно! — подумала она. — Как бы я хотела, чтобы это место стало моим домом!».

София позавтракала, а потом вспомнила о своем очень необычном сне. Она снова покосилась на кушетку. Неужели все может оказаться реальностью? Но разве такое возможно? Однако терять ей было нечего, поэтому сразу же после еды она вздохнула поглубже и решилась проверить, вещий ее сон или нет.

Кушетку сдвинуть оказалось не так уж просто, но после немалых усилий ей это удалось. Слой пыли на полу мешал что-либо рассмотреть, поэтому девушка слегка потерла пол тряпкой. И, о чудо! В полу действительно оказалось аккуратное отверстие. София аж вздрогнула. Что же это значит? Как ей могло все это присниться? Почему? Может, это место какое-то… заколдованное?

Ей стало жутко, но любопытство все равно пересилило, и она потянула за деревяшку. Да! Она легко поддалась, и в полу образовалась дыра. Девушка специально зажгла лампу, чтобы заглянуть в темное отверстие. Там, посреди кусков земли, корней и пыли лежала… деревянная шкатулка! Это было невообразимо!

София дрожащими руками вытащила ее. Шкатулка была покрыта плесенью, но совсем немного, поэтому содержимое ее осталось невредимым. Как и во сне, это были какие-то бумаги. София начала просматривать их. Там были торговые договора, несколько расписок, писем и тому подобное, которое в глазах Софии не представляло никакой ценности. Странно! Зачем ей этот хлам и почему он появился в ее жизни столь сверхъестественно? Не найдя вразумительно ответа, девушка, тем не менее, сложила бумаги обратно в коробку, а ее саму убрала в свою дорожную сумку.

Весь оставшийся день она провела на природе, любуясь бабочками, кузнечиками, мелкими цветами и даже мошками, которые роились повсюду. Мир, в котором не было людей, был для невероятно приятным!

Но, как она ни старалась отвлечься от своих печалей, в конце концов, они ее снова настигли.

Хота и его отношение. Это было по-прежнему безумно больно. Она лелеяла любовь к нему в течение многих лет, а он так легко постыдился ее при первой же встрече!

Но в то же время, считать его виновным полностью было все же неправильно. Ведь это именно она в поместье Бернсов вела себя крайне неадекватно. Вот, глупая! Посчитала его питомцем! Поэтому отчуждение Хоты вполне можно объяснить этим: он не понял ее и посчитал, возможно, как минимум, странной. А теперь вот и последствия! Но все же… Мог бы просто быть вежливым? Зачем надо было притворяться? София опять огорчилась и устало закрыла глаза.

Следующая ночь в этом доме прошла уже как-то проще. София быстро адаптировалась ко всему, как прирожденный житель прерии, поэтому просто уснула на всю ночь, закутавшись в свое теплое одеяло.

На третий день она поняла, что ее припасы заканчиваются, и ей нужно отправляться в путь. Она надеялась, что достигнет ближайшего поселения максимум за день, поэтому решила остаться еще на одну ночь в этом месте, чтобы выехать отсюда с рассветом.

Мысленно попрощавшись с прекрасными пейзажами, которые запали в ее сердце, София легла спать.

Но эта, последняя ночь, оказалась не такой, как предыдущие. Её измучили кошмары, а тело стало ломить от непонятной боли, и она никак не могла выскользнуть из своего вязкого сна. Что-то давило на нее и измучивало ее душу, а сон все не заканчивался. Она звала Хоту на помощь, наверное, по привычке, а потом страдала, понимая, что он не придет. И так длилось невероятно долго, невероятно мучительно, словно не один день…

Наконец, после тяжелой борьбы, София приоткрыла измученные глаза. Перед нею сидел… Хота, и в глазах его она видела… великую скорбь! София подумала, что это продолжение ее безумного сна, поэтому снова закрыла глаза и прошептала:

— Уходи! Ты только причиняешь мне боль! Не хочу тебя видеть!

— София, прости меня, — вдруг послышался его надломленный голос, — я виноват перед тобой! Прости, что не признался, кто я на самом деле…

София опять приоткрыла глаза и посмотрела на него более ясным взглядом. Хота казался вполне реальным. Она почувствовала, что он держит ее за руку. «Что происходит? — удивилась девушка. — Это ведь не может быть реальностью, правда?».

— Я думаю, что ты — это просто сон, — прошептала она с трудом, — поэтому скажу тебе: да, мне дико обидно и больно, что ты постыдился меня. Но… есть и моя вина. Я ведь тогда, в поместье, посчитала тебя животным! Я искренне думала, что индейцы — это кто-то сродни диким зверям, а ты был такой хорошенький… — она вдруг усмехнулась, но почувствовала, что на нее накатывает болезненная слабость, поэтому опять закрыла глаза. — Но потом я поняла, что ты полноценный человек, поэтому мне стало стыдно за свое поведение. А ты начал меня презирать!

София горько вздохнула, и тонкая слезинка скатилась из уголка ее глаза.

— Я не презирал тебя! — вдруг воскликнул Хота, и София снова удивилась. Почему ее фантом такой реалистичный? Она снова посмотрела на него. Хота по-прежнему был рядом и по-прежнему смотрел на нее как-то отчаянно.

— Что происходит? — недоуменно проговорила девушка. — Ты разве настоящий?

Хота тут же закивал. Он был так взволнован, что не походил на себя самого.

— София, — проговорил он, — пожалуйста, только живи! София! Я больше никогда не обижу тебя!..

* * *

Несколько дней назад…

Хота приоткрыл глаза. Над собою он увидел склоненное лицо Аниты. Она была вся в слезах.

— Лео! Слава Богу! — воскликнула она и начала вдруг так сильно рыдать, что Хота изумился и прошептал:

— Сестренка! Ты чего?

— Лео! Я так испугалась! Что случилось? Кто ранил тебя?

Хота напрягся и попытался сесть.

— Не вставай! — запротестовала Анита, но Хота ее не послушал и с трудом сел.

— Анита, — проговорил он, немного кривясь, — ты даже не представляешь, сколько раз я был изранен гораздо хуже, поэтому не волнуйся так. Я чувствую, что со мною все хорошо!

Анита начала успокаиваться и коротко кивнула. Она поспешно вытерла слезы, а Хота положил руку ей на плечо.

— Все, сестренка! Я уже почти здоров!..

И правда, уже к вечеру Хота вставал с кровати и спокойно передвигался по дому. Он, конечно, чувствовал слабость из-за потери крови, но, в целом, ощущал себя в порядке.

Хота размышлял о том, кто же именно мог начать подобную открытую охоту на него. Напрашивался только один вывод: это был шериф, убийца его родителей! Хота понимал, что отныне ему придется быть предельно осторожным и передвигаться по городу только в крайнем случае.

К ужину Хота спустился вместе со всеми, хотя ему можно было пока пить только слабый бульон. Пастор Моуди посмотрел на Хоффманов, а потом обратился к кухарке:

— Позовите, пожалуйста, Софию к ужину. Она, наверное, у себя…

Кухарка вышла, а сердце Хоты забилось быстрее. Ему сказали, что София очень профессионально оказала ему первую помощь. Он был ей искренне благодарен.

Но кухарка вернулась ни с чем и что-то тихо прошептала пастору Моуди на ухо.

— Что? — изумился он, а потом обратился к Аните и Хоте:

— Вы давно видели Софию?

Лица брата и сестры вытянулись, а Анита испуганно сказала:

— В последний раз я видела ее вчера вечером, когда Лео только нашли. Она помогала доктору при перевязке. А потом…

Хота тут же взволнованно вскочил на ноги. Анита воскликнула:

— Лео! Тебе нельзя резко двигаться!

Но он не слушал. Хота поспешил в комнату, где жила София, но нашел лишь пустое помещение. «Где же она? — заволновался он не на шутку. — Она же пообещала, что не уйдет!».

Хота осторожно присел на пол и задумался. Он знал, что она серьезно относится к обещаниям и не ушла бы просто так. Значит, что-то ее заставило? Но что? Когда его ранили, она еще была здесь и даже помогала доктору…

И тут его обдало жаром от пришедшей ужасной мысли: она увидела его шрам от прошлого ранения и догадалась, кто он на самом деле! О нет! Хота поднялся на ноги, немного сморщившись от боли, и нервно заходил по комнате. Неужели это правда? Это же катастрофа! Если она узнала правду, то… она его никогда не простит!

Хота выскочил из комнаты и поспешил к себе.

— Я еду искать Софию, — бросил он пастору Моуди и Аните, но те ужаснулись и яро запротестовали.

— Лео! Тебе никак нельзя! — вскричала Анита. — Ты ранен! Лео! Прошу тебя!

Хота подошел к ней и ласково обнял.

— Сестренка! Доверься мне! Со мною все будет хорошо, а вот с Софией… неизвестно…

— О чем ты говоришь? — удивленно проговорила Анита, поднимая на него тревожный взгляд.

Хота горько вздохнул.

— Ты не знаешь, я не рассказывал тебе… Мы с Софией давно знакомы, а я… а я сильно обидел ее. Поэтому она ушла! Я должен найти ее и исправить свою ошибку!

Анита и пастор Моуди были сильно ошарашены этой новостью, но Хота пообещал, что расскажет им все позже. Он чувствовал себя ослабленным, но смог быстро переодеться и выехать на скакуне в город. По адресу, данному пастором, он нашел тетю Рэйчел, а та слезно рассказала, что София уехала сегодня рано утром, одевшись в мужскую одежду и забрав все свои вещи. Хота не на шутку забеспокоился. Судя по всему, она выехала из города в неизвестном направлении, а это могло быть очень опасно!

Хота проехался вдоль улиц, спрашивая, видел ли кто-либо симпатичного мальчишку, одиноко ехавшего к окраине города. К счастью, пара человек заметили такого и указали примерное направление.

Хота выехал в прерию. Где же ее искать? Он направился в ближайшее поселение. Его раны ощутимо болели, но он старался не обращать на боль внимания. Ему нужно было найти Софию как можно скорее! И как можно скорее получить ее прощение!

Солнце быстро склонилось к закату, и вскоре наступила ночь. Хоте пришлось остановиться на ночлег. Он развел костер и попытался согреться. Его самочувствие значительно ухудшилось, но, как истинный воин, он стойко держался и просто лег отдохнуть. С рассветом Хота отправился дальше. К обеду он добрался к соседнему поселку, но там никто не видел похожего по описанию мальчишку. Хота купил немного еды и одеяло, потому что в спешке ничего не прихватил с собой.

Он целый день блуждал по разным маршрутам, но ничего не нашел. Еще через пару дней он повернул коня в сторону одного знаменитого места, которое все в округе считали запретным. Оно называлось Волчья Скала, и никто из путешественников уже много лет не решался забредать туда.

Существовала легенда, что когда-то там жил один человек, прославившийся своими большими охотничьими навыками. Но однажды он подстрелил волчицу, которая пыталась спасти волчат, и она прокляла его за бессердечность. Вскоре охотник умер страшной смертью: его нашли растерзанным в собственном доме, который стоял у подножия черной скалы. Эта легенда давно укоренилась в умах как белых, так и индейцев, и этот участок земли все старались обходить стороной. Поговаривали, что после случившегося там постоянно пропадали люди, потому что дух волчицы все еще требовал возмездия…

Хота, конечно, не верил в правдивость этой истории, но все же побаивался, что София может сейчас находиться именно там, поэтому поспешил к подножию Волчьей Скалы.

Когда Хота подъехал к полуразрушенному дому, он увидел привязанного коня, и сердце его учащенно забилось. София здесь!

Он соскочил на землю и ринулся туда.

Был уже вечер, но в доме не горел свет. Толкнув двери, Хота осторожно вошел вовнутрь. На кровати кто-то лежал и тихо постанывал.

Это действительно была София, и она металась в сильном бреду. Когда Хота положил руку на ее лоб, он понял, что она на пороге смерти. Однажды в его деревне несколько человек погибли, когда они стали НАСТОЛЬКО горячими.

Сердце Хоты сокрушилось и размякло окончательно. Он вдруг осознал, что все это время всеми силами отрицал свои очевидные чувства к Софии. Он боялся этих чувств, он пытался их игнорировать и… наделал много ошибок. Парень закрыл глаза и в отчаянии прошептал:

— Боже! Спаси ее, и я обещаю, что больше никогда не причиню ей боли! Я обещаю, что буду о ней заботиться и больше не брошу в беде! Господи! Я буду служить Тебе и сделаю все, что Ты скажешь!

После этой искренней молитвы, Хота достал флягу с водой и начал охлаждать ее лоб и шею мокрой тряпкой. Потом он нашел в сумке мешочек с индейскими травами и разложил их рядом, чтобы она могла вдыхать их аромат.

А еще Хота продолжал молиться. Он совсем этого не умел, но сейчас готов был простоять в молитве хоть всю ночь, лишь бы София пришла в себя. Она продолжала метаться в бреду и тихо шептала:

— Хота! Спаси меня!..

А потом вдруг восклицала:

— Ты не придешь! Ты не придешь…

Хота весь сжимался, понимая, как сильно он ранил ее, и снова и снова давал Богу обещания, что отныне никогда не оставит Софию одну, НИКОГДА!!!

И, о чудо, меньше, чем через час на лице девушки выступили крупные капельки пота, и ее жар начал стремительно спадать. Она задышала ровнее и перестала метаться, а еще через полчаса приоткрыла глаза. Она посмотрела на него отрешенным взглядом и почти беззвучно прошептала:

— Уходи! Ты только причиняешь мне боль! Не хочу тебя видеть!

Хота весьма понимал ее чувства. Да! Он был достоин того, чтобы она прогоняла его, но теперь… теперь отныне все будет иначе!

— София, прости меня, — проговорил Хота надломленным голосом, полным искреннего раскаяния, — я виноват перед тобой! Прости, что не признался, кто я на самом деле…

София посмотрела на него более ясным взглядом, но печать большого сомнения все еще светилась в ее глазах.

— Я думаю, что ты — это просто сон, — прошептала она с трудом, — поэтому скажу тебе: да, мне дико обидно и больно, что ты постыдился меня. Но в этом есть и моя вина. Я ведь тогда, в поместье, посчитала тебя животным! Я искренне думала, что индейцы — это кто-то сродни диким зверям, а ты был такой хорошенький… — она вдруг усмехнулась, а Хота широко заулыбался сквозь горечь и боль. Теперь все понятно! Он действительно был в ее глазах просто диким зверем! Ах вот, в чем дело! Но сейчас это было совершенно не важно! Лишь бы она была жива! А потом они обязательно еще поговорят с ней о том, насколько же он тогда был «хорошеньким» зверьком!

София ненадолго замолчала, а потом тихо продолжила:

— Но однажды я осознала, что ты полноценный человек, поэтому мне стало стыдно за свое поведение. Однако ты начал меня презирать!

Последние слова она произнесла с такой горечью, что Хоте снова стало безумно стыдно. Он прикоснулся к ее руке и трепетно сказал:

— Я не презирал тебя! Поверь мне, София!

Девушка вздрогнула от его прикосновения.

— Что происходит? — недоуменно проговорила она, все более приходя в себя. — Ты разве настоящий?

Хота усердно закивал, и в лице его засветились радость и надежда. Он действительно не походил на себя самого. Исчезла суровость и высокомерие. Он был похож на провинившегося мальчишку, который слезно обещал исправиться и больше никогда не делать глупостей.

— София, — проговорил он, — пожалуйста, только живи! София! Я больше никогда не обижу тебя!..

Девушка открыла глаза шире, и лицо ее вытянулось от удивления. Она несколько мгновений смотрела в необычайно горящие глаза Хоты, потом перевела взгляд на его ладонь, трепетно сжимающую ее руку, и тихо проговорила:

— Кто ты? Я совсем запуталась! Ты словно другой человек!

Хота улыбнулся, и его улыбка была такой теплой, что София снова засомневалась в том, что сейчас все происходит в реальности.

— Я Хота! И я Леонард Хоффман. Я твой друг, София…

София недоуменно смотрела на него, а потом захотела привстать. Он помог ей присесть на кровати, а у девушки сразу же сильно закружилась голова. Когда головокружение утихло, София огляделась. Стоп! Она до сих пор в том ветхом доме! Но здесь Хота! Что же с ней произошло?

Ее разум все еще был в сильном тумане. Она оглядывалась вокруг и с трудом осознавала происходящее.

Хота тут же дал ей воды. София брала воду из его рук осторожно, словно ожидая, что он все-таки сейчас растворится в воздухе, но этого не произошло.

— Как ты оказался здесь? — тихо прошептала девушка, все еще боясь на него смотреть.

— Я искал тебя несколько дней, — ответил Хота, — и, слава Богу, нашел!

София задумалась. Несколько дней? Но… но ведь несколько дней назад Хота был сильно изранен!

София изменилась в лице.

— Ты же ранен! Зачем же ты отправился в такой путь?!!

Девушка пробежала глазами по тем местам его тела, где были ранения, и увидела несколько пятен крови, расплывшихся по рубахе. Она тут же пришла в ужас и, забыв о себе, попыталась встать с кушетки, но Хота остановил ее.

— Тебе нельзя вставать!

— Но твои раны открылись! Тебе нужна срочная перевязка!

Хота положил ей руку на плечо, чтобы не дать встать, а сам внутренне возликовал: если она беспокоится о нем, значит, несмотря ни на что, не испытывает к нему ненависти!

— Со мною все в порядке! — произнес он. — Мои раны почти зажили… Спасибо, что позаботилась обо мне тогда…

София, наконец, пересилила свое смущение и недоверие и посмотрела ему пристально в глаза.

— София! — продолжал Хота, стараясь вложить в свой ответный взгляд как можно больше раскаяния и мольбы — Простила ли ты меня?

София почувствовала, что ее сердце затрепетало: Хота, тот самый возлюбленный, о котором мечтало ее сердце, сейчас смотрит на нее так неравнодушно и молит о прощении! Ей тут же захотелось махнуть рукой на все обиды и поверить ему!

— Почему ты изменил отношение ко мне? — тихо спросила девушка, решив добиться искреннего ответа несмотря ни на что.

Хота знал, что будет подобный вопрос и приготовился быть откровенным, хотя ему это было непросто. Но старый путь стал ему настолько противен, что по-другому он никогда бы не поступил.

— София, — начал он, — да, я виновен! Виновен в том, что не поверил тебе. В тот день, когда ты вывезла меня из города много лет назад и… открыла мне свое сердце, я тебе, признаюсь, не поверил. Я посчитал твои чувства мимолетной прихотью и не более. Я был глуп и неопытен, я не знал ничего ни о людях, ни о чувствах, потому что был просто воином и, кроме охоты и войны, ничего в своей жизни не видел. Я вырос в деревне индейцев и до того момента с девушками не общался. Поэтому, когда неожиданно встретил тебя в доме пастора Моуди, я… я просто растерялся. По сути, я струсил, признаюсь. Я просто трус, спрятавший свое истинное лицо…

— Ты испугался, что я снова повисну на твоей шее, как делала это в прошлом? — мрачно спросила София и пристально посмотрела в его глаза.

Хота вдруг улыбнулся, но София не смогла сбросить с себя напряжение и не ответила на его улыбку.

— Не совсем так! И хотя твое поведение в прошлом было для меня действительно странным, но, поверь, я правда никогда тебя за него не презирал! Скажем так, тогда ты заставила меня почувствовать, что я мужчина, а ты женщина…

София вдруг вспыхнула от неловкости.

— Извини, — потупилась она. — Я тысячу раз корила себя за свое неразумие! Если бы я знала, что ты все понимаешь и что ты обычный парень, я бы никогда себе этого не позволила…

От приглушенной, но пылкой речи у Софии порозовели щеки, а Хота громко рассмеялся. Сейчас она казалась ему такой милой и такой простой!

— Не волнуйся! Я уже все понял! Я был просто «хорошеньким» щеночком, правда? — пошутил он, а София опять сильно смутилась, но видя его искрящиеся весельем глаза, тоже понемногу начала улыбаться.

Однако еще одна смущающая мысль заставила ее посерьезнеть и даже погрустнеть. Она вспомнила о том, что Хота уже влюблен.

— Но все-таки… неужели ты вообще не собирался сказать мне правду? — снова спросила она, надеясь, что сможет пережить даже самый болезненный для себя ответ.

Хота глубоко вздохнул: настал момент самого тяжелого признания!

— Я испугался, что ты… начнешь нравиться мне!

София изумилась и потешно похлопала ресницами.

— Я не понимаю… — пробормотала она, а Хота повторил:

— Я боялся, что ты можешь, в конце концов, завоевать мое сердце, потому что… где-то в глубине души, еще с тех самых пор, как ты меня спасла, я… я чувствовал, что ты особенная! Но я боялся дать этому место! Я хотел быть свободным и независимым, а твое появление в доме пастора могло нарушить мою независимость. Именно поэтому я сбежал от тебя! Прости, София, что причинил тебе столько боли своей трусостью!..

Девушка ошеломленно переваривала услышанное, пытаясь что-либо понять, как вдруг в ее разуме всплыла яркая картина, как Хота держит Аниту на руках и целует ее в щеку. Нет! Что-то здесь не то!

Хота, внимательно следивший за переменами в ее выражении лица, очень опечалился, увидев снова недоверие и боль. София решила не молчать, а задала вопрос:

— Ты не хотел признаваться мне, что ты и есть Хота, потому что это помешало бы твоей любви?

Парень недоуменно замер и ровным счетом ничего не понял.

— Не совсем! Все наоборот! Я не хотел признаваться тебе, что я и есть Хота, потому что ЛЮБОВЬ помешала бы МНЕ!

Наступила долгая пауза.

— Хорошо! — наконец, выдохнула София. — Я скажу прямо: я знаю о твоих отношениях с Анитой!

Хота растерялся. София знает, что они с Анитой брат и сестра?

— И что ты знаешь? — осторожно спросил он.

— Я все знаю! — с печальным вздохом произнесла София. — И не собираюсь мешать твоему счастью! Я же не бессовестная!

Хота совсем запутался. Чем же София может помешать ему в отношениях с сестрой? Он почесал затылок и просто не нашелся, что сказать. В его промедлении с ответом София узрела свою правоту и вздохнула еще печальнее.

— Хота! Я прощаю тебя! Я забуду свои обиды, обещаю! По сути, я ведь ни на что и не надеялась. Лишь бы ты не презирал меня и не стыдился меня, а то это по-настоящему больно!

Хоте ее слова показались такими печальными, что ему стало не по себе. Он чувствовал, что разговор свернул не в то русло. София устало потерла глаза, и он вспомнил, что она еще очень слаба. Хота уложил ее обратно на кушетку, зажег лампу, потому что на землю опускалась ночь, и принес в дом немного еды.

София лежала с закрытыми глазами и думала. По крайней мере, они смогут быть с Хотой друзьями. Это ведь хорошо! Можно будет улыбаться ему и иногда даже заботиться о нем… на правах друга.

— Друг — это лучше, чем никто, — пробормотала она, но в голове неизменно вертелся навязчивый и мучительный вопрос: «Почему Анита???».

— Нет! Я не буду его задавать! — говорила девушка внутри себя, — это некрасиво! Какой бы ни был выбор Хоты — это его ЛИЧНЫЙ выбор! Если я засомневаюсь в нем, я могу обидеть его! Но… почему именно она? Ведь так много вокруг женщин лучше нее!!!

София заерзала на кушетке и поняла, что не может больше лежать, несмотря на всю свою слабость. Она села. Хота как раз очищал сушеную рыбу, сидя за столом. Как только он закончил, он протянул ей кусок рыбы и хлеб. София поблагодарила и немного поела. Хота тоже принялся за еду. София периодически поглядывала на него, но тотчас же уводила взгляд. Это было так странно — быть сейчас с ним здесь, вместе ужинать, знать, что они, возможно даже, друзья…

Софии столь многое еще хотелось узнать о нем: почему его называют Леонардом Хоффманом? Какое он имеет отношение к семье миссионеров? Как он попал к пастору Моуди? Почему решил уйти от индейцев? Достаточно ли они близки, чтобы она могла беспрепятственно спросить у него обо всем этом?

Хота, все это время замечающий ее украдкой брошенные взгляды, не выдержал первым.

— София! Ты хочешь что-то спросить?

Она замерла и перестала даже жевать. Он что — мысли уже умеет читать?

— Откуда ты знаешь? — недоуменно спросила она, говоря немного с набитым ртом.

Хота усмехнулся ее простоте. Она так сильно не походила на всех тех стандартно манерных девиц, которых ему пришлось повстречать за последние пару лет.

— Я вижу, что ты смотришь на меня, — столь же просто ответил Хота. София смутилась, но его простота ей в очередной раз понравилась.

— Ладно, — проговорила она, — тогда я спрошу у тебя кое о чем. Скажи, ты не будешь сердиться, если тебе не понравится этот вопрос?

Хота неожиданно рассмеялся. Она была такая необычная!

— Обещаю, что не рассержусь! — проговорил он сквозь смех, но София не разделяла его веселья. Все-таки вопрос был крайне серьезный!

— Хота! Почему ты выбрал именно Аниту? — с некоторым страхом спросила София и принялась внимательно слушать.

— В смысле выбрал? — переспросил Хота.

София поняла, что ей придется говорить более прямо.

— Ну в смысле… полюбил… — проговорила она, смущаясь.

Хота замер. Полюбил? Выбрал? Несколько мгновений он усиленно размышлял, и тут на него сошло озарение: София думает, что он влюблен в Аниту! Хота ошарашенно посмотрел на нее и изумленно произнес:

— Ты подумала, что я влюбился в Аниту???

— Да! Я все видела собственными глазами!

Хота изумился еще больше.

— Что же ты могла видеть?

— Твой поцелуй! — голос Софии звучал как-то дерзко, ведь за этим тоном голоса она пыталась спрятать свою боль.

Хота долго вспоминал, когда это он успел Аниту поцеловать, но ничего не мог вспомнить. Когда? И тут в его памяти всплыл момент, когда он поднял сестру на руки и, чтобы поддразнить прохожих, крепко чмокнул ее в щечку.

— Ах, ты об этом! — воскликнул Хота со смешком. — Так это же не поцелуй! Так, чмок…

София сильно удивилась, а потом вдруг раздраженно воскликнула:

— Хота! Я разочарована в тебе. Значит, мое поведение в усадьбе Бернсов ты называешь странным, а для тебя, значит, раздавать «чмоки» девушкам обычное дело?

Хота уже приготовил длинную речь о том, что Анита — это его единокровная сестра и что он вправе целовать ее в щеку, когда только захочет, но вдруг ему в голову пришла одна забавная мысль.

— А что тут такого? — притворился он, пряча улыбку. В нем проснулось дерзкое ребячество. Хота поднялся и быстро подошел к Софии, остановившись всего в полуметре от нее. Она недоверчиво смотрела на него снизу вверх, продолжая сжимать в одной руке кусок рыбы, а в другой — ломоть хлеба.

Хота резко наклонился к ней и прежде, чем она успела что-либо сообразить, оставил на ее щеке легкий поцелуй.

— Вот видишь! Это просто «чмок»! — поддразнил он ее, а София впала в ступор. Ей хотелось возмутиться и запротестовать, но его такое неожиданное прикосновение в прямом смысле вскружило ей голову.

Ей вдруг так захотелось нежности в свой адрес и любви! Она никогда ее не получала! Родители оставили ее, родственники использовали, а она ведь была нежной душой, уставшей все время быть одинокой.

Поэтому вместо возмущения София просто расчувствовалась. По ее бледному лицу потекли крупные слезы от осознания своего истинного одиночества. Хота своим глупым ребячеством разбередил ее старые раны.

Юноша изумился ее реакции так сильно, что не мог двинуться с места несколько мгновений.

— София! Почему ты плачешь? — прошептал он и всерьез испугался. Он присел около нее на корточки и попытался поймать ее опущенный взгляд. — Прости! Я опять обидел тебя! Я не хотел! Это все мой ужасный характер!..

— Нет! — неожиданно воскликнула София. — Это… мои проблемы… Я… — девушку вдруг наполнила решимость сказать ему правду, — я безумно завидую твоей Аните! Ты… ты не выбрал меня! Ты выбрал ее!

Когда же София попыталась отвернуться, Хота тут же воскликнул:

— Все совсем не так! Анита — моя сестра!

София пораженно замерла подняла на него поблескивающие во свете лампы глаза.

Хота вкратце рассказал о том, что его настоящее имя — Леонард Хоффманн и что они с Анитой — единокровные родственники, потерявшие связь еще в детстве и нашедшие друг друга совсем недавно. Изумлению девушки не было предела, но все, наконец-то, стало на свои места.

— Значит, ты поцеловал Аниту, потому что она твоя сестра? — ошарашенно проговорила София, стыдливо закусив губу.

— Конечно! — облегченно улыбаясь, проговорил Хота. — Или ты думаешь, что я раздаю поцелуи всем подряд?

София вспыхнула и схватилась за ту щеку, на которой Хота оставил свой озорной «чмок».

— Но я не твоя сестра! Почему же ты поцеловал меня? — пробормотала она смущенно, а Хота вдруг посерьезнел.

— Потому что… ты мне действительно нравишься, — также приглушенно ответил он, а София расширившимися от удивления глазами посмотрела в его лицо. Он был предельно серьезен и не шутил. Девушка еще колебалась несколько мгновений, а потом доверчиво спросила:

— Ты не шутишь? Это не выдумка?

Хота улыбнулся и ответил:

— Нет! Это абсолютная правда!

София засмущалась и покраснела. Она опустила взгляд в пол, но губы ее растянулись в улыбке.

Хота несколько мгновений рассматривал ее порозовевшее лицо, а потом осторожно присел рядом, протянул вперед руку, коснувшись ее скулы и… наклонился к Софии почти вплотную.

Девушка замерла, чувствуя, что сердце сейчас выскочит из груди, а в следующее мгновение Хота накрыл ее губы поцелуем.

На сей раз это был не просто «чмок».

Хотя притянул Софию к себе, углубил поцелуй, обнимая девушку за талию, а потом позволили своим пальцам зарыться в ее густые золотые волосы.

София разомлела, но через несколько мгновений стала отвечать ему тем же, пока их поцелуй не перерос в глубокую и бурную страсть.

Хоте пришлось приложить немало усилий, чтобы отпустить девушку.

После случившегося София была пунцовой еще, наверное, полчаса…

* * *

Пастор Моуди изумленно рассматривал старые пожелтевшие от времени бумаги, то и дело поправляя сползающие очки.

— Это поразительно! — приговаривал он, прочитывая строчку за строчкой. — Лео! Но откуда это у тебя?

Хота, удовлетворенно развалившийся на стуле, довольно улыбался.

— Ты не поверишь! Это нашла София!

Пастор оторвал взгляд от бумаг и удивленно посмотрел на Хоту.

— Но где?

— Это такая удивительная история! Помнишь, полгода назад она убежала из города, и я нашел ее на Волчьей Скале? Оказывается, пока она была там, ей приснился сон, что в доме есть тайник, а в нем какие-то важные бумаги. Она нашла тайник, достала бумаги и спрятала в свою сумку. Когда мы вернулись сюда, она убрала коробку с бумагами в ящик стола и забыла о ней. И вот только сейчас нашла и соизволила рассказать мне!

— Но откуда в том доме этот компромат на шерифа Билла Смита? Здесь его переписка с контрабандистами, договора с нелегальными добытчиками золота и многое другое, что отправит его за решетку! А судя по состоянию бумаги, она пролежала в земле не один год!

Хота посерьезнел.

— Знаешь, я чувствую, что ответ на этот вопрос напрямую связан со смертью родителей. Я обязательно все выясню!..

Последующие несколько недель Хота разыскивал человека, имя которого нашел в переписке шерифа с контрабандистами. Этого человека звали Конрад Боул, и в прошлом он был правой рукой шерифа Смита. Этот человек бесследно исчез десять лет назад, сразу же после трагической смерти Лионнела и Эллен Хоффман. Но ходили слухи, что он сменил имя и живет где-то в глуши.

Хота решил найти его во что бы то ни стало. И хотя сейчас вовсю шли приготовления к его свадьбе с Софией, Хота не мог откладывать свои поиски, поэтому часто отсутствовал дома.

И его тщательные усилия не прошли даром: он напал на след нужного ему человека. Это было Божье благословение. Хота все время чувствовал, что Господь рядом и теперь во всем ему помогает.

Он нашел Конрада Боула в дальнем поселке за многие километры от его прежнего места жительства. Он сменил имя и стал обычным охотником прерий. Хота осторожно постучал в двери ветхого дома. Оттуда послышался мрачный хриплый голос:

— Кто это?

— Мне нужен Джереми Бук! — бодрым голосом произнес Хота, но хриплый голос тут же отрезал:

— Что вам нужно?

— Я слышал, что Джереми Бук — великий охотник, и еще никому не удавалась победить его в стрельбе! Я тоже великий охотник! Я пришел выиграть у него!

Хота победно улыбнулся, когда дверь ветхого жилища открылась настежь. В проходе появился худой и очень неопрятного вида охотник, которому легко можно было дать и девяносто лет, но держался он ровно, а на морщинистом лице его играла самодовольная ухмылка.

Охотник оглядел молодого человека с ног до головы и, усмехнувшись, сказал:

— Ты еще такой зеленый, а уже великий охотник? Как звать тебя?

— Мое имя Хота!

Охотник прищурился.

— Слышу, что имя индейское. Значит, думаешь, что сможешь меня победить, если присвоил себе имя краснокожего?

Хота отмахнулся от нелестного отзыва и только шире улыбнулся.

— Ну, мы скоро это узнаем, не так ли?..

Они вышли в прерию и стали на вершине невысокого холма. Вдалеке виднелся большой валун.

— Если попадешь в яблоко на вершине валуна, то признаю, что у тебя есть потенциал, — самодовольно и с жутким превосходством произнес охотник. Хота улыбнулся в ответ и спросил:

— А если попаду в черенок от яблока?

Старик громко рассмеялся, схватив себя за тощий живот.

— Ну, малец! Ну насмешил! Это под силу только мне! Вот смотри!

Охотник вскинул ружье и внимательно прицелился. После нескольких мгновений последовал выстрел.

— А теперь пойди и посмотри! — воскликнул старик и скрестил руки на груди.

Хота быстро побежал вниз и принес оттуда охотнику яблоко без черенка.

— Отлично! — проговорил Хота, — Теперь моя очередь!

Когда он положил другое яблоко и вернулся наверх холма, Хота прицелился и решительно выстрелил. Когда же он через несколько минут принес охотнику яблоко, оно тоже было без черенка!

Старик повертел в руках плод и удивленно взглянул на Хоту.

— Вот это да! — воскликнул он. — А ты очень неплох, малыш! Как тебя, говоришь, зовут?

— Хота!

— Где научился так стрелять, Хота?

Юноша, видя, что все идет по плану, ответил:

— В племени апачей, сэр!

Старик удивился.

— Ну тогда понятно! Ладно! Признаю! Ты действительно талантливый стрелок! Что ты хочешь в качестве награды?

Хота внутренне возликовал.

— Хочу, чтобы вы мне немного рассказали о своем героическом прошлом.

Старик вдруг изменился в лице и нервно махнул рукой.

— Да никакое оно не героическое, — произнес он, горько вздыхая. — Я не герой! Я злодей!

— Что же произошло? — продолжал Хота гнуть свою линию.

— Эх, да что тут говорить! Я доживаю свой век, зная, что я великий грешник. Однажды… однажды я подставил одного святого человека из-за страха за свою шкуру, и это не дает мне покоя уже более десятка лет…

Старик, видимо, жаждал выговориться. Он, конечно, не говорил имен, но для Хоты все герои его рассказа были вполне понятны.

В тот год, когда погибли его родители, старик Джереми Бук, он же — Конрад Боул — был правой рукой шерифа Смита. Шериф проводил множество незаконных операций, а Боул тихонечко готовил на него компромат, желая засадить его за решетку и занять его место. И делал он это не из-за жадности, а из-за жажды мести, ведь шериф Смит приказал убить его младшего брата за неподчинение своему авторитету.

Собранные документы Боул хранил в тайнике в доме у Волчьей Скалы. Тогда еще она называлась иначе (уже позже, когда шериф пытался найти эти бумаги, он перевернул с ног на голову весь домик у скалы, но ничего не нашел. Тогда он приказал распространить слух о таинственной и страшной смерти в этом доме одного охотника, чтобы больше никто не появлялся тут и не нашел потерянные документы. Так родилась легенда о Волчьей Скале). И вот однажды шериф Смит, как ожидалось, пронюхал о предательстве своего близкого подчиненного и решил уничтожить его как можно скорее. Боул спасаясь бегством, попросил приюта на одну ночь в семье миссионера Лионнела Хоффмана, и его гостеприимно укрыли. Всего одну ночь пробыл он там и утром исчез из города, но обезумевший шериф решил, что Боул передал миссионеру компрометирующие его документы и в ярости приказал уничтожить всю его семью.

— И они погибли, — прошептал старик дрожащим голосом, — тот святой человек, его добродетельная жена и их сын, еще совсем ребенок. А все потому, что я провел там эту злосчастную ночь!

Охотник отвернулся, не желая, наверное, чтобы Хота видел его боль, но тот тронул его за плечо.

— Сэр! Вы невиновны! Виноват этот злодей! Думаю, святой человек и его жена уже давно простили вас, да и Бог простил вас, видя, как сильно вы раскаиваетесь!

Охотник сделал прерывистый вдох.

— Мне так жаль, что тот мальчишка так и не смог вырасти и прожить полноценную жизнь. Он мог бы стать таким же успешным стрелком, как ты! — произнес старик, оборачиваясь к Хоте. На лице юноши замерло трепетное выражение.

— Я должен вам сказать: этот ребенок вырос и стал стрелком! Он получил свою жизнь! Он жив!

Старик изумленно смотрел на молодого человека, а потом немного испуганно произнес:

— О чем ты говоришь?

— Я и есть этот мальчик! — решительно, но мягко произнес Хота. — Меня зовут Леонард Хоффман! Я выжил, вырос и стал стрелком!

Глаза бедного охотника округлились, а сам он так сильно попятился, как будто увидел привидение.

— Не может быть! — испуганно пробормотал он. — Ты пришел отомстить мне?

Хоте пришлось долго убеждать бедного старика, что он здесь не для этого. Пробыв с ним еще около часа, Хота немного рассказал о себе и спросил:

— Когда состоится суд над шерифом, вы готовы выступить свидетелем?

Охотник утвердительно кивнул:

— Да, малыш! Я на все готов, чтобы искупить свою вину перед твоими родителями…

— Бог уже простил вас! — торжественно проговорил Хота и улыбнулся. — Ваша вина не нуждается в искуплении! Просто отдайте сердце Богу, и тогда я и мои родители на небесах будем счастливы!

Старик прослезился, а Хота впервые в жизни почувствовал, что в его сердце больше нет и намека на ненависть и боль. Бог полностью освободил его!

— Спасибо, Иисус! — прошептал Хота, посмотрев в голубые небеса. Тонкая слеза скатилась по его щеке, но это была слеза радости и умиления души…

***

Спустя один год…

София проснулась от того, что солнечный свет защекотал ее лицо. Она открыла глаза, но тут же зажмурилась. Это был первый раз, когда она ночевала в индейском «типи», и новая обстановка приводила ее в состояние сильного эмоционального возбуждения.

Девушка осторожно приподнялась и села. Хота спал рядом, и его отросшие до плеч волосы разметались на подстилке из теплых шкур. София с удовольствием полюбовалась его крепкими руками, широкими плечами, а также выражением полного умиротворения на красивом лице. А еще ей безумно нравились его длинные волосы! В ее сердце он был неизменно Хотой из племени апачей, а не мистером Леонардом Хоффманом.

Они были женаты больше года, и это был самый замечательный год в ее жизни. Хота оказался очень заботливым и нежным человеком, хотя иногда и мог вспылить даже по пустякам. Но самой его яркой чертой по-прежнему было задорное ребячество. Он мог подшучивать над нею целыми днями, и это было так весело! Например, уже несколько дней он называл ее не иначе, как Сластена. «Иди сюда, Сластена! Приготовь мне мяса, Сластена! Пора спать, Сластена!». Почему? А только лишь потому, что неделю назад, когда они еще были на земле белых, она съела сразу пять пирожных и хотела заняться шестым, но Хота ей не разрешил.

— Думаешь, нашему сыну понравится такое количество сахара? — побранил он ее и указал на ее большой круглый живот.

Вспомнив об этом моменте, София непроизвольно погладила себя по животу. Через месяц у них должен был родиться ребенок. Хота утверждал, что это будет сын. Он уже придумал ему два имени. Первое и основное будет индейским — Мэхпи, что означает Небо! «Этот ребенок — дар Божий! — говорил Хота, — поэтому его имя должно быть небесным». А вторым именем его будет Лионнел! Лионнел Хоффман, как его дорогой дед!

«А если все-таки будет девочка?» — допытывалась София, но Хота твердо говорил: «Нет! Будет сын!». София начинала нежно поглаживать его по руке и не унималась: «Ну а если все-таки?..».

Может его смягчил ее кроткий тон голоса или же нежное поглаживание, но Хота однажды смирился и произнес:

— Если девочка, то назовем ее Мэпия — Небесная! А также Эллен Хоффман, в честь бабушки!

София улыбнулась и снова взглянула на спящего Хоту. Он все всегда выбирал сам! Он был настоящим командиром, но… София не была против. Ей было уютно под его властью. Она всю жизнь была одинока, брошена, поэтому находиться под его безграничной опекой было сладостно!

Хота зашевелился во сне и перевернулся на другой бок.

— Эй, соня! Пора вставать! — нежно прошептала София, шутливо нажимая ему на кончик носа, но Хота несогласно замычал, так и не открыв глаза.

— Пока мы в племени, можно отсыпаться, — проговорил он. — Четан обеспечит нас мясом на две недели, поэтому мы можем никуда не спешить. Ложись!

— Но я уже не хочу спать! — запротестовала София.

— Наш сын хочет, — парировал Хота, так и не открыв глаз.

— Откуда ты знаешь? — засмеялась София.

— Я чувствую, — на ходу придумал Хота, опять переводя все в шутку.

В этот момент ребенок в животе Софии зашевелился и начал активно двигаться.

— Ага! На сей раз права я! — шутливо возликовала София. –

Наш ребенок услышал тебя и сообщил, что он не спит!

Хота наощупь нашел ее живот и приложил к нему руку.

— Сынок! Как ты мог так подставить папу? — пробормотал он, а ребенок в ответ ударил по его руке ножкой. — Ладно, ладно! Не сердись! Встаю!

София беззвучно хохотала. Их ежедневные шутливые диалоги доставляли ей массу удовольствия, потому что в них было так много любви!

Хота присел на шкурах и откинул в сторону одеяло.

Но в этот момент тент, закрывающий вход в «типи», раздвинулся, и в палатку заскочил маленький двухлетний мальчуган. Его большие черные глаза были наполнены таким любопытством, что он тут же подбежал к Хоте и Софии и запрыгнул к ним в постель.

— Дядя! — пролепетал он на английском, а Хота тут же обнял его и начал щекотать.

— Ах ты маленький шкодник! — шутливо заговорил Хота на языке апачей. — Сикьятэво! Ты опять сбежал от мамы?

В этот момент вход снова открылся, и в «типи» заскочила Анита. Она была в индейском платье и с двумя длинными толстыми косами, так что ее с трудом можно было узнать. Увидев, что Хота и София еще лежат в постели, она смутилась и пробормотала:

— Ой! Простите! Я не знала, как «постучать» в типи! Двери просто нет…Правда, могла просто голосом предупредить, но не сообразила… Я за ним! — она указала на ребенка, который тут же шаловливо спрятался под одеялом. — Стефан! Иди к маме!

— Играть с дядей! — крикнул Стефан-Сикьятэво из-под одеяла на хорошем английском.

— Дядя еще отдыхает, — возразила Анита.

Стефан вынырнул из одеяла, и его отросшие до плеч черные волосы запутались на макушке. София засмеялась.

— Анита, не волнуйся! Он нам не мешает! Такой забавный малыш! Так сильно похож на Четана!

Анита немного расслабилась и заулыбалась.

— Да, лицом — вылитый папа, а характером — весь в дядю!

Когда она демонстративно покосилась на брата, тот громко и заливисто рассмеялся.

— Сестренка! Я тоже скучал по тебе…

Когда Аните удалось схватить ребенка на руки, она пригласила Хоту и Софию на завтрак и вышла из «типи».

— Мне нравится здесь, — неожиданно проговорила София, а Хота посерьезнел. Почти год они жили в городе, помогая пастору Моуди с церковными делами и заканчивая судебный процесс над шерифом Смитом. Как ни пытался злодей выкрутиться своими связями и деньгами, у него, слава Богу, ничего не вышло! Шериф отправился в тюрьму на пожизненное заключение.

Но в глубине души Хота безумно скучал по жизни в племени. Однако благополучие Софии он ставил выше своего, поэтому готов был жить среди белых людей хоть всю оставшуюся жизнь. Поэтому сейчас ее слова заставили его сердце застучать быстрее.

— Я рад, что тебе нравится, — осторожно проговорил он, — но жизнь в деревне намного сложнее, чем жизнь в городе…

— Я понимаю, — ответила София, — для тела, безусловно, сложнее, но для души… для души здесь есть все, что нужно для счастья! А душа, я думаю, намного важнее тела!

София замолчала, а потом обняла Хоту и сказала:

— Может, мы можем пока пожить здесь, а?

Хота сильно удивился, потом умилился и прижал ее к себе сильнее.

— Какая ты все-таки удивительная, моя дорогая Сластена! — прошептал он и поблагодарил Бога за такую потрясающую жену!..

***

Четан и Анита стояли на вершине высокого холма и смотрели на алеющий вдали горизонта закат солнца. Малыш Стефан уснул на одеяле в паре метрах от них. Четан обнял Аниту и крепко прижал к себе.

— Четан! Я так люблю тебя! — прошептала Анита, уткнувшись лицом в его ароматные длинные волосы. Она любила повторять эти слова снова и снова, потому что искренность с Четаном стала для нее правилом на всю жизнь. Она столько лет в прошлом пряталась, убегала и надумывала лишнего, что теперь искренность и открытость стали для нее важнейшими принципами жизни. Если она любила, то так и говорила: «Я люблю тебя!». Если восхищалась, то так и произносила: «Я восхищаюсь тобой!». Четану это нравилось. И, хотя он по природе был довольно сдержанным человеком, Анита научила его больше и чаще проявлять свои эмоции, по крайней мере, рядом с ней.

— Эмоции — это не слабость, — приговаривала она, — эмоции — это большая сила, потому что через них мы можем ощущать Бога и понимать друг друга…

Анита посмотрела Четану в глаза и спросила:

— Мы сможем до зимы посетить пастора Стена?

Четан утвердительно кивнул.

— Да, конечно! Он обещал нам рассказать новый способ борьбы с рабовладельцами. Надеюсь, он менее рискованный, чем образ Кэчины Кими!

Анита улыбнулась.

— Я рада, что Кэчина Кими смогла послужить людям, но теперь, увы, это невозможно. Давай молиться, чтобы как можно меньше людей попадало в рабство!

— Давай, — прошептал Четан и приобнял Аниту крепче. — Давай больше молиться! Господь поможет нам! Он всегда на нашей стороне…