Кольцо

Часть I, глава 1 - 5

Моему мужу - самому лучшему советчику, самому доброму, понимающему и любимому человеку, без которого эта книга, возможно, никогда бы не была написана.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Неширокую асфальтовую дорожку, проходившую вокруг парка, все называли просто "кольцом". Длина ее была чуть больше мили, что очень устраивало тех, кто взял себе за правило пробегать каждое утро определенное расстояние. Им можно было не задумываться о счете: одно кольцо - одна миля, два кольца - две... и так далее.

Как и на любой транспортной магистрали, здесь существовали свои правила: бежать было принято по часовой стрелке, а обгонять - непременно справа - и свои часы пик. Где-то часов в шесть утра, когда еще еле-еле начинало светать, на дорожку выходили первые любители бега. За ними - собачники, стремившиеся побыстрее добраться одного из входов в парк и отпустить, наконец, своих любимцев, то и дело норовивших погнаться за соблазнительно проносившимися мимо фигурами в спортивных костюмах. Часам к восьми бегунов становилось меньше - зато приходил черед студентов находившегося за парком колледжа. Некоторые из них неслись по дорожке на скейтборде или роликовых коньках, не соблюдая - увы! - никаких правил и распугивая редких еще попадавшихся на пути любителей джоггинга.

Часам к одиннадцати на кольце мало кого уже можно было встретить - а потом, к обеду, все повторялось в обратном порядке...

К сожалению, у городских властей несколько лет не доходили руки до того, чтобы отремонтировать изрядно потрескавшийся по краю дорожки асфальт и сделать там хоть какой-то бордюр. Поэтому неудивительно, что колесо инвалидной коляски, попав в выбоину, резко вильнуло и соскользнуло с дорожки. Человек, сидевший в ней, замер в неудобной позе, откинувшись влево и изо всех сил пытаясь сохранить равновесие.

Коляска застыла накренившись, того и гляди грозя опрокинуться. Сотовый телефон был закреплен справа, и любая попытка дотянуться до него неизбежно привела бы к падению.

От злости и ощущения беспомощности на глаза наворачивались слезы. Что делать? Сидеть вот так и ждать, пока Бен, удивившись, что его так долго нет, решит пойти посмотреть, что же стряслось? Если решит... Если не засмотрится на какой-нибудь дурацкий фильм...

Можно, конечно, пренебречь всем, дотянуться до телефона - и неизбежно упасть, и валяться потом в мокрой траве, как перевернутая черепаха, вызывая жалость случайных прохожих... черт бы их побрал! Или позвать на помощь кого-то из этих самых случайных прохожих.

Или попытаться все-таки выпутаться своими силами. Если еще сильнее отклониться влево... От этого движения коляска дернулась, как живая, и начала медленно и неумолимо крениться - он замер, не дыша, тщетно пытаясь восстановить равновесие, и неожиданно услышал сзади шаги.

Ну вот... уже и добрые самаритяне на подходе. Теперь можно попросить помощи - авось, не откажут несчастному калеке! А потом нужно будет улыбаться и благодарить... Эта мысль вызвала приступ невыносимой, застилающей глаза багровой пеленой, ярости.

Просить не потребовалось - человек, подбежавший сзади, с одного взгляда оценил обстановку. Толчок... голос, как не странно, женский: "Осторожно!" - и коляска, выровнявшись и прокатившись пару метров, остановилась, уже на безопасном месте.

- Сейчас, тут сбоку стопор... вот и все! - раздался тот же голос. Справа вынырнула, выпрямляясь, легкая фигурка, и встала перед ним, отряхивая руки.

И они замерли на мгновение, впервые увидев друг друга...

Первое, что она подумала: "Какой красивый мужик!" - и через секунду, вспомнив про коляску: "Как жалко..." И смутилась - она ожидала увидеть человека куда старше, а этому было едва за тридцать.

Резкое сильное костистое лицо с чуть впалыми щеками и выступающим подбородком, темные волнистые волосы - и совершенно потрясающие сине-бирюзовые глаза. Никогда в жизни она не видела ничего подобного...

В данный момент эти глаза смотрели почему-то с недовольным выражением, еще больше смутив ее.

Если бы ему предложили придумать ей имя, он назвал бы ее Джой - радость. Казалось, она вся переполнена радостью жизни и от этого ей трудно устоять на месте. Длинные ноги нетерпеливо переступали, готовясь нести их обладательницу дальше, но, судя по дружелюбной, чуть смущенной улыбке, она ждала от него каких-то слов.

А говорить ничего не хотелось - хотелось просто разглядывать ее. После тех немногих людей, которых он привык видеть каждый день, смотреть на нее было приятным разнообразием.

Волосы небрежно растрепанной пепельной шапочкой обрамляли узкое лицо с выступившими на верхней губе бисеринками пота. Тонкая и легкая, девушка тем не менее не производила впечатления хрупкости или субтильности - скорее, она напоминала молоденькую скаковую лошадку с отливающей золотистым блеском шкурой и переливающимися под ней мышцами.

Впрочем, едва ли хрупкое создание смогло бы с такой легкостью вытолкнуть из кювета его почти двести фунтов - не считая коляски...

- Это вода? - спросила она, кивнув на бутылку, торчащую сбоку коляски. От затянувшегося молчания становилось уже не по себе, а убегать, не сказав ни слова, казалось как-то неудобно.

- А? Да, конечно... - мужчина словно пробудился ото сна. - Как я сразу не подумал! - быстро достав из специального кармана бутылку, протянул ей. - Вот, пожалуйста!

- Плесни мне немного на руки! - попросила она, нагнулась и протянула вперед ладони, которые тщетно пыталась отряхнуть от грязи, появившейся на них при близком знакомстве с колесом коляски.

Торопясь, и сам удивляясь, почему так торопится, он отвинтил пробку и вылил на подставленные руки рассыпавшуюся веселыми брызгами струю.

Часть I, глава 6 - 9

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Вазочка произвела неизгладимое впечатление - Ник и не ожидал подобного эффекта. Миссис Фоллет бормотала что-то бессвязное, жала ему руку - увидев, что от избытка чувств она готова разрыдаться, он отступил на заранее подготовленные позиции :

- Ну все. Я пошел работать!

Слава богу, в доме уже все усвоили, что когда он работает, в кабинет заходить категорически запрещено!

В эти дни он не выезжал на кольцо - точнее, съездил один раз и больше не стал. Это было какое-то мучение: он прекрасно знал, что Нэнси там быть не может, но всю дорогу машинально пытался нащупать ее глазами.

Она позвонила в канун Рождества, рано утром. Сидя за компьютером , Ник деловито отозвался:

- Райан, - и услышал:

- Привет...

Он не ждал, и даже не сразу узнал ее. Сердце сделало пару лишних ударов, прежде чем он произнес:

- Нэнси... Здравствуй!

- Я уже приехала.

- Давно?

- Ночью. Ник, ты... приглашал меня на Рождество... или...

- Да, конечно! - почти закричал он, прежде чем она успела договорить. - Приходи! Конечно, приходи!

- Во сколько?

- Не знаю... - тут Ник вспомнил, что это ему положено знать, и предложил: - В шесть?

- Хорошо, в шесть. До встречи.

Он с удовольствием поговорил бы еще, все равно о чем - но Нэнси уже повесила трубку.

Через минуту, выкатившись в гостиную, Ник застал Бена в обычной позе: перед телевизором, откуда неслась оглушительная стрельба и вой сирен - и чуть ли не заорал, перекрикивая шум:

- Сегодня же праздник - так какого черта в доме нет елки?!

Пришла Нэнси в начале седьмого. К этому времени все было готово к ее визиту.

В центре гостиной возвышалась елка, украшенная старинными игрушками, которые достались Нику еще от матери. Он заставил Бена перерыть два чулана и найти нужную коробку, невзирая на явственно слышное бурчание: "Как всегда, в последний момент", "семь пятниц на неделе" и - совсем уж хамское - "загорелся в попе лед!"

Насчет ужина Ник не беспокоился с самого начала, еще с прошлого раза уверовав в способности миссис Фоллет. Правда, на всякий случай после ее ухода он вылез на кухню и проверил - на сей раз гвоздем пиршества должна была стать фаршированная индейка, а около каждого прибора полагалось поставить маленький букетик из остролиста, перевитый елочной мишурой.

Кроме того, над камином был прицеплен венок из омелы - это сделал Бен, по собственной инициативе - явно с намеком! Сам Бен, воспользовавшись ситуацией, тут же отпросился на рождественскую вечеринку к сестре. Пообещал вернуться к полуночи (тоже мне, Золушка в ботинках 45-го размера!)

Ну, к сестре-не к сестре, Ник допытываться не стал - хочется человеку потрахаться, так кому какое дело. Бен отпрашивался "к сестре" раза три-четыре за месяц, а день рождения она справляла как минимум трижды в году. Мог бы сказать и честно...

С шести часов Ник сидел и высматривал из окна кабинета знакомую фигуру - по его мнению, Нэнси должна была появиться со стороны парка. Но неожиданно к дому подъехало такси, и она высадилась из него с каким-то огромным свертком.

Он щелкнул тумблером калитки и понесся к двери, подумав, что надо бы поставить над калиткой камеру - это удобнее, чем смотреть в окно. Успел вовремя - дверь эффектно распахнулась именно в тот момент, когда цоканье каблучков замерло у входа.

И первой мыслью было: "Что-то случилось!" Нэнси с улыбкой шагнула внутрь, наклонилась и поцеловала его в щеку... точнее, чуть выше, около глаза - и даже не сразу отодвинулась, задержавшись еще на какую-то долю секунды. От нее пахло морозом и свежестью, на воротнике пальто сверкали капельки от растаявших снежинок, она по-прежнему улыбалась - а в голове у Ника набатом снова и снова звучало: "Что-то случилось!..."

- Вот, это тебе... с праздником... - достала она из-за спины сверток.

Ник раскрыл и растерянно замер, потом медленно вытащил подарок. Это была игрушечная собака...

Большая, пушистая, черно-белая, с глупой улыбающейся добродушной мордой, болтающимися ушами, высунутым языком и биркой на ошейнике: "Меня зовут Роки"...

- Мы с тобой разговаривали про собаку и вот... - попыталась объяснить Нэнси . - Я подумала... Глупо, да? - и неловко улыбнулась.

Он молча замотал головой. Слов не было... точнее, были, но Ник никогда не сказал бы их вслух. Ему давно никто не дарил подарков... Ему давно никто не дарил таких ненужных, непрактичных, неподходящих, нелепых, милых, добрых и смешных подарков, которые были бы куплены от души... и именно ему.

На миг уткнулся в собаку носом, подумал, что выглядит по дурацки, и тут же - что уже забыл, как пахнут новые игрушки . Нашел руку Нэнси и прижался лицом к ней... а на самом деле хотелось обнять и прижать ее к себе всю, просто прижать - живую и теплую. Но рука была холодной.

"Что-то случилось!..."

Он легонько поцеловал запястье и отпустил. Сказал:

- Спасибо... Это не глупо. Пойдем в гостиную, греться, - и первый направился туда, пытаясь на ходу понять, почему снова и снова в голове возникает эта мысль.

Собаку Ник посадил на диване, перед елкой - вышло даже забавно. Поправил завернувшееся ухо, потрепал по голове.

- Вот так... Домашние собаки, насколько я знаю, всегда сидят на диванах, - улыбнулся, надеясь, что Нэнси поддержит шутку и странное чувство тревоги растает само собой.

- А у тебя собака была? - спросила она.

- Нет. У мамы была астма - аллергия на животных, на шерсть. А у тебя?

- Нет. То есть была... очень недолго...

И в этот миг Ник понял, что не давало ему покоя.

Исчезло то ощущение радости жизни, которое всегда казалось ему неотъемлемой частью Нэнси. Словно от нее осталась только пустая оболочка, кукла, похожая внешне, но лишенная того, что было ее сутью. И улыбка другая - вымученная, как бы сквозь слезы... и голос - вроде нормальный, но чуть быстрее и выше обычного.

Часть I, глава 10 - 13

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Нэнси всегда думала, что свою свадьбу она запомнит на всю жизнь - каждую деталь, каждую подробность... и может быть, когда-нибудь, расскажет своей дочке, как это было. Но то ли от волнения, то ли потому, что все произошло очень быстро, запомнить не удалось почти ничего.

Только один короткий эпизод - когда они ждали мирового судью, Робби, чуть ли не подпрыгивая от волнения, вдруг вдохновенно затараторила старый детский стишок:

- Что-то старое родное, что-то новое такое...

Дойдя до слов "лучезарно-голубое", она повернулась к Нэнси и обшарила ее глазами.

- Чтобы было "чужое", я тебе дам свой платочек, а новое что-нибудь ты одела? А-а, платье? Ну хорошо... А где у тебя "лучезарно-голубое"?! Хоть какую-нибудь ленточку надо повязать!

- Ну перестань, что за глупости! - попыталась отбиться Нэнси. Ей было неудобно: Ник смотрел на них во все глаза, а Бен уже откровенно ухмылялся, особенно после бестактного вопроса Робби:

- Или у тебя под низом что-то голубое есть?!

- Ну какое это имеет значение?!

- Как - какое имеет значение?! Ты что, не понимаешь?! - Робби обернулась. - Ник, ну хоть вы ей скажите - это же примета! Так положено!

Ник сначала мгновенно разозлился - Нэнси это сразу почувствовала - а потом вдруг махнул рукой и рассмеялся.

- Ладно, будет вам сейчас "лучезарно-голубое"!

Выехал из комнаты - и почти сразу же вернулся.

- Вот, это достаточно голубое? - На ладони у него лежал камень размером с крупную виноградину - ярко-голубой, чуть ли не светящийся.

- Ой, а что это?! - вытаращилась Робби.

- Это голубой топаз. Из Южной Америки, - пояснил Ник, обращаясь к Нэнси. - Я тебе потом из него что-нибудь сделаю - например серьги, его можно пополам распилить. Держи!

Нэнси осторожно взяла - топаз оказался тяжелым, маслянистым на ощупь и теплым от его руки. Подумала, что ни в коем случае не даст портить и пилить этот камушек, похожий на голубую звездочку.

- Ой, как здорово! Его можно завернуть в мой платочек и запихнуть тебе... - тут Робби вспомнила, что в комнате мужчины, и поволокла Нэнси за рукав в коридор. - Слушай, он же классный мужик! - жарко зашептала она. - Мы тебе сейчас это в лифчик засунем - снаружи ничего не видно будет! Где бы мне такого найти?!

 А потом все снова понеслось стремглав: пришел мировой судья и начал церемонию, и Нэнси машинально повторяла и подтверждала, а сама думала, что Ник сегодня весь день был какой-то странный, вроде бы отгородившийся от нее - даже когда они встречались на дорожке, он казался ей ближе. И когда дошло до слов "Объявляю вас мужем и женой!", она почувствовала облегчение оттого, что все уже кончилось.

Кажется, мировой судья несколько удивился, что на свадьбе так мало народу. Не его дело - устраивать из этого представление для малознакомых людей Ник не собирался.

С него хватило и подруги Нэнси. Особа, правда, безвредная, даже забавная... и не стала бросать на него исподтишка сочувственных взглядов - но чересчур активная, все время мельтешит, болтает и чего-то шепотом хочет от Нэнси (ему так и не удалось расслышать, чего именно). На такой бы он не женился - заговорит до смерти!

Зато Нэнси выглядела настоящей невестой - взволнованная, улыбающаяся, в белом платье и с подаренной им аметистовой подвеской на шее. Когда мировой судья закончил церемонию, она нагнулась к новоиспеченному мужу (он, Ник, "новоиспеченный муж"! Еще год назад такое сказали бы - не поверил!), на миг прижалась щекой к его волосам - и лишь потом пригнулась еще ниже, чтобы ему было удобнее поцеловать ее.

 Дело успешно продвигалось к концу: торжественный ужин был уже закончен, соответствующее количество бокалов шампанского выпито, Бен принес кофе и Робби , смекнув, что танцев сегодня не будет, начала поглядывать на часы. Потом сделала Нэнси отчаянный знак глазами - наверное, думала, что никто не заметит.

Нэнси послушно вытерла губы, сказала: - Я сейчас! - и вместе с радостно сорвавшейся с места подругой устремилась к выходу.

Ник прислушался - они зачем-то побежали на кухню.

- Я, наверное, сейчас тоже к себе пойду... - неожиданно сказал Бен.

- Чего? - удивился Ник.

- Ну... неудобно. Вы же только поженились, наверное, вдвоем хотите побыть... Позвонишь, когда надо будет.

Ник присмотрелся - Бен явно не шутил, наоборот, выглядел смущенным. Вот уж на него не похоже!

- Брось... Ты же знаешь - у нее своя спальня, у меня своя... и все такое.

- Все равно неудобно.

Раздались приближающиеся шаги, и в гостиную впорхнула Нэнси.

- Робби уже уходит.

Когда, проводив Робби (и получив повторную порцию поздравлений, пожеланий, напутствий и т.д. - очевидно, та сочла своим долгом компенсировать нехватку гостей), они с Нэнси вернулись в гостиную, Бена там не было.

Стол с кофейником и пустыми бокалами, мерцающая огоньками елка, букет кремовых роз на каминной полке - и они двое.

- Ну вот... - сказал Ник, не зная, что еще сказать. Нэнси стояла совсем близко и, кажется, была так же слегка растеряна, как и он - свадьба кончилась, а что дальше?

Он прижался лбом к ее плечу, вдохнул знакомый запах и замер, боясь спугнуть странное ощущение умиротворения . Почувствовал, как Нэнси гладит его по голове, ерошит волосы - обхватил ее обеими руками, теснее притягивая к себе.

Его желания - откуда они брались, ненужные, бесплодные ?... Наверное, врач сказал бы, что дело в гормонах, которые по-прежнему продолжали вырабатываться, как у человека, потерявшего руку, она порой всю жизнь продолжает болеть и чесаться.

Вот и сейчас - хотелось обнять ее, целовать, гладить, расстегнуть крохотные пуговки сзади на платье, попробовать на вкус ее кожу, ее губы... Почувствовать совсем близко, рядом, ее тепло, ее радость. Ник не отдавал себе отчета, что в этом было от плоти, от инстинктов, а что выплескивалось из глубины души. Знал лишь одно - такого не было никогда...

Часть I, глава 14 - 18

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Семейная жизнь... Через пару недель Ник так привык к ней, что казалось странным вспоминать, что еще совсем недавно ничего этого не было.

Что утро не начиналось с теплого уютного дыхания рядом, со слов: "Котенок, пора вставать!" и с сонного лица с зажмуренными глазами, с недовольным стоном зарывающегося носом ему в шею.

Нэнси спала с ним почти каждую ночь - лишь изредка жаловалась: "Голова болит!" и оставалась у себя.

Днем они виделись мало - только за завтраком и, совсем недолго, позже, когда она забегала в кабинет сказать, что уходит на работу. Несколько раз она предлагала пойти вместе на кольцо, но Ник отказывался. При мысли о том, что посторонние люди увидят их вместе: ее - здоровую, веселую и энергичную, готовую в любой момент сорваться с места и понестись куда-то, и его - в коляске, ему становилось... нет, не стыдно, просто как-то не по себе.

Больше в подземке Нэнси не ездила - вняла голосу рассудка (в лице Бена и самого Ника), брала микроавтобус или вызывала такси. Ник уже твердо решил, что ей надо иметь свою машину - останавливала мелочь: с тем, чтобы расширять гараж, лучше было подождать до весны.

Пока же в гараже места хватало только для двух автомобилей: микроавтобуса, в котором обычно ездил Бен, и сделанного на заказ "Мерседес-седана" с ручным управлением. Ник обзавелся им четыре года назад, после чего понял, что это было, в общем-то, и ни к чему: зачем нужна машина, если человек сам не может из нее выйти? По кольцу, что ли, кататься? А с Беном ездить - так пусть он и ведет, тем более что микроавтобус оборудован специальным пандусом и крепежом под кресло.

Вот и стоял "Мерседес" все эти годы заброшенный и неиспользуемый - а теперь вдруг пригодился. Ник стал два-три раза в неделю, а то и чаще, по вечерам заезжать за Нэнси на работу; ехал - и чувствовал, что в потоке машин он - один из многих, такой же, как все, и едет по делу - это было приятное и непривычное чувство. Обычно он доезжал до автомобильной стоянки за зданием телестудии, останавливался и звонил Нэнси на сотовый: "Я уже здесь!" И они начинали разговаривать, и разговаривали, пока она спускалась вниз, и обходила дом, и появлялась - тоненький подсвеченный сзади темный силуэт между двумя рядами машин. Не прерывая разговора, Ник сигналил ей, подмигивая фарами, и медленно ехал навстречу. Нэнси говорила в трубку: "Да, вижу, вижу!" А потом - залезала на переднее сидение и целовала его, снимала перчатки - и только тут вспоминала и выключала сотовый. И они ехали домой...

Как-то Ник вспомнил и проверил, за что же все-таки сидел Бен. И не поверил собственым глазам, хотя написано было черным по белому: "Убийство второй степени". Приговор - семь лет, отсидел четыре года и три месяца, освобожден условно-досрочно, за год до того, как они познакомились.

Конечно, можно было бы узнать подробности дела - попросить адвоката или просто поднять старые газеты - но Ник решил не делать этого. Зачем? Его вполне устраивало общество Бена, устраивали их отношения - и ни к чему лезть в душу и в прошлое другого человека. Хотя вопрос "Что же там все-таки произошло?" нет-нет, да и мелькал у него в голове. Уж очень это не вязалось с Беном - с тем самым Беном, которого, казалось, нельзя было ничем удивить и который за все годы их знакомства ни разу не вышел из себя.

Почти каждый вечер Ник проводил теперь час-другой в мастерской. Он начал делать чашу причудливой формы из черного мрамора с сидящими на ней бабочками из рисунчатой яшмы и агата. Кроме того, делал и еще одну вещь - но сюрпризом для Нэнси, в те дни, когда она была на работе.

Потому что, когда Нэнси была дома, как-то само собой получалось, что стоило ему отправиться в мастерскую, как вскоре там же, со словами "Я посмотрю немножко, ладно?" появлялась и она. "Немножко" это могло длиться и час, и два; они сидели вместе и болтали на самые разные темы - работать Нику это не мешало, и было приятно иногда подозвать ее и показать, как хорошо и красиво получается.

Он заказал у поставщика еще несколько бразильских голубых топазов. Раз уж Нэнси не хочет пилить тот камень, который он ей подарил на свадьбу - ладно, пусть будет центральным в каком-нибудь ожерелье.

Несколько раз Ник сподобился, за компанию, посмотреть те самые фильмы, от которых Нэнси с Беном были в восторге. Пришел к выводу, что все эти вестерны и боевики предназначены для подростков (неужели и ему когда-то нравилось такое?!), но не стал ничего говорить - в семейной жизни порой приходится идти на компромиссы.

Он практически перестал ругаться с Беном (очевидно, это и называется "облагораживающее женское влияние") - заводиться из-за пустяков казалось неудобным перед Нэнси. Или, может, просто настроение было не то...

А настроение было странное - время словно замерло в каком-то светлом мареве. Как сказано у Гете: "Остановись, мгновенье, ты прекрасно!" Вот это ощущение "остановившегося мгновения" и владело Ником: не хотелось, чтобы что-то происходило, не хотелось думать о будущем - и вообще ничего не хотелось, только чтобы завтра все было так же, как сегодня.

Ничего - кроме неосуществимых желаний, о которых он старался не вспоминать...

Между делом он сказал Нэнси, что перевел ей на счет деньги и собирается переводить регулярно - и удивился, когда она, сдвинув брови, с запинкой сказала:

- Ник, ну зачем? Ты же и так много всего для меня делаешь, и даришь мне... и я же зарабатываю...

Зарабатывает она... Шубка и все остальное, что он купил в тот день, стоило едва ли не больше, чем ее заработок за полгода!

- Ты - моя жена! - объяснил он, чтобы закрыть тему. - Я хочу, чтобы у тебя было все самое лучшее и чтобы ты могла себе купить все, что понравится!