Королевский двор

Глава 15. О примерном поведении

Обратная дорога показалась самой настоящей пыткой.

И дело не в том, что мое транспортное средство так и норовило подвернуть ногу, споткнуться, ненароком влезть в кусты. Все это ерунда.

Стоило нам с фамильяром удалиться на приличное расстояние от ворот, а охранным башням скрыться из виду, как пони прорвало.

— Нет, я так больше не могу! — обращаясь в никуда, вдруг резко вскрикнул Баян. Его привычный бархатный бас сорвался до визгливого фальцета. «Ага, проклятие Сиэля перестало действовать», — поняла я и искренне пожалела, что не расспросила, как, собственно, накладываются эти печати молчания. Мне почему-то казалось, что фамильяр не станет привлекать внимание к своей временной потере речи, ведь в какой-то степени его унизили. Обычно мой друг старался показать, что выше всех оскорблений, что он такой замечательный и ничего его не берет, но не в этот раз. Теперь пони и не думал вести себя тактично, а возмущался по полной программе.

— Да кто он такой, чтобы закрывать мне рот?! — страдальчески воскликнул Баян; мне даже стало стыдно. На самом деле дракон погорячился: пони, конечно, тот еще ворчун, но и придержать язык за зубами тоже вполне был способен, особенно в нужный момент.

— Баяш, не сердись, он не со зла, — попыталась успокоить друга я. Извинения проигнорировали, фыркнули. Я ласково погладила пушистую белоснежную гриву, наклонилась и на мгновение обняла пони. — А если со зла, то мы ему отомстим. Попозже.

Я снова не удостоилась получить ответ, зато Баян перестал постоянно спотыкаться.

Некоторое время мы прошли молча. А потом вдруг ругательства пони возобновились с прежней силой.

— Тут не поможет не то что бочка портвейна — даже сто бочек не помогут, маловато будет! — распалялся Баян, периодически задирая голову к небу. — Знаешь, что? Вот был бы я человеком, может, и решил бы что. Но я, мать его, пони! По-ни! С копытами, милыми глазками и толстым задом. Так что претензии не принимаются.

Наконец, до меня дошло, что фамильяр разговаривал вовсе не сам с собой, и не со мной. «С Богиней о чем-то торгуется!» — догадалась я и собиралась уже повнимательнее слушать друга, чтобы уловить побольше подробностей. Но он перестал ругаться, окончательно замолчал и лишь сердито засопел. Мое врожденное любопытство вспыхнуло с такой силой, что я едва сдержалась, чтобы не начать выспрашивать детали разговора прямо тогда же. Еле заставила себя смолчать, досчитала до трехсот, и только тогда немножко отпустило. Потому что, если бы не удержалась, наверняка Баян или стал бы возмущаться с новой силой, или использовал бы мое любопытство против меня.

«Очень хитрый мне достался фамильяр», — подумала я и совершенно непроизвольно посмотрела вверх. Дневное светило уже взошло, и небо казалось поистине бездонным, чарующим.

«Только такой тебе и нужен был», — ласково отозвался голос Богини у меня в голове. Я даже вздрогнула от неожиданности. Вот так всегда: когда ее зовешь, то не дозовешься, а как просто так размышляешь, так пожалуйста! Несправедливо! Тоже насупилась. Так мы и дошли до дворца: сопящий от злости пони и я на его спине, пребывающая в таком же настроении.

— Ваше Высочество! Какой кошмар! — завопила одна из горничных, когда я, прихрамывая и плача от боли, поднималась по лестнице на террасу, намереваясь незаметно проскочить в свои покои. — Да что же это творится, Богиня?! Лекаря, срочно лекаря!

И вместо того, чтобы помочь мне, удрала за этим самым лекарем. Зараза! Мало того, что Баян по лестнице не мог подниматься с грузом на спине, так еще и собственная горничная бросила! Хотя чего я ожидала? Я ведь их всех не различала, даже имен не помнила. С чего бы ей меня любить в ответ? Тем более, энканту? Так что я повыше задрала нос, сосредоточилась на том, чтобы не реветь, и пошла дальше.

Но неожиданности все не заканчивались.

Стоило мне пройти всего пару ступенек, как из покоев Сиэля, имевших выход на террасу, как ужаленный, выскочил Шалий.

Разъяренный и напуганный, он, словно орел на охоте, окинул меня острым взглядом, сделал какие-то одному ему известные выводы и почти бегом приблизился, подхватил на руки и понес.

«Еще бы ему не беспокоиться! — нахмурившись, подумала я, пока он нес меня. — Я ведь то самое необходимое средство для достижения долгожданной цели!»

Внеся меня в покои Сиэля, Шалий не стал идти до смежных дверей в мои, а опустил пострадавшую, то есть меня, на кушетку прямо здесь. Сам принц присел рядом и, не спрашивая разрешения, принялся разувать меня.

— Не буду спрашивать где ты была, дочь, — меланхолично заметил отец и крякнул от вида опухшей ноги. — Дело дрянь, артефактом тут не обойтись.

— Ничего страшного, — беззлобно ответила я. — Несколько дней — и само заживет.

Пожав плечами, Шалий поднялся и навернул пару кругов по комнате. Задумчиво сложил руки на груди и спросил:

— Признайся: ты мазохистка? Любишь боль? — Я возмущенно открыла рот, чтобы высказаться, но отец опередил меня, добавив: — Если нет, будь добра, воспользуйся благами цивилизации и не заставляй меня лишний раз тратить свои нервы на переживания.

— Ладно, — согласилась я. Мне вдруг пришла в голову идея помочь Сиэлю в его поисках, а для этого нужно было выглядеть истинной паинькой. Нечего лишний раз привлекать к себе внимание.

— Честно говоря, я думал, ты сбежишь, — откровенно заявил Шалий, присел обратно на кушетку и посмотрел мне в глаза.

В его взгляде были гнев, презрение, высокомерие, но не только. Еще в нем было беспокойство. О чем это беспокоился отец? Неужели обо мне?

— Сестрица — большая выдумщица, — улыбнулась я в ответ. — Или мне запрещено гулять в саду?

Шалий собирался что-то ответить — возможно, даже что-то откровенное, но не успел: отворилась дверь, и вошел высокий худощавый мужчина. Коротко представился Абрахом Ларом, окинул меня и мою пострадавшую конечность суровым взглядом, сдвинул мохнатые черные брови к переносице и спросил:

— Делаем полную диагностику?

Отец отрицательно покачал головой и указал на ногу:

— Только это, и ни сантиметром больше.

«Он что, защищает меня?» — удивленно подумала я, но промолчала. Казалось, какая разница, уже наверняка вся Мерсия в курсе, что наследная принцесса — энканта. Что могло измениться от простой лекарской диагностики?

Вопрос мучил меня до такой степени, что я нетерпеливо ерзала, пока мужчина медленно и с душой делал выразительные пассы над моей ногой.

— Готово, сегодняшний день проведите в постели, Ваше Высочество. — Лекарь поклонился, попрощался и удалился.

— Умница, дочь! — похвалили меня. Шалий выглядел таким довольным и удовлетворенным, словно у него гора с плеч свалилась. — Останешься тут или перенести тебя в твои покои?

Хотелось возмутиться, сказать, что я и сама в состоянии дойти, но вредный язык едва ли не впервые в жизни был мастерски прикушен до озвучивания вслух ненужных мыслей.

— Тут, — вместо этого коротко согласилась я.

Отец кивнул и шагнул к двери, намереваясь удалиться.

— Приглашу служанок, чтобы ты не скучала в одиночестве, — помедлив у двери, сказал он. А для меня сказанное прозвучало: «Чтобы ты была на виду и не вздумала снова куда-либо влипнуть».

Мне безумно хотелось помочь мужу и вывести истинного предателя на чистую воду. В своих подозрениях я тоже думала, что во всем виноват Шалий — слишком уж ему была выгодна смерть королевской четы. Однако использовать собственные ментальные силы не решилась: мало ли, вдруг сделаю что-то не так, попадусь, и не спасет меня даже высокий титул. Потому и приходилось быть послушной и приветливой и наблюдать при этом.

— Вот что, — задумчиво сказал принц, прежде чем окончательно уйти. — Не хотелось бы сделать твою жизнь еще более невыносимой, ты и так настрадалась. Я постараюсь уговорить совет снять с тебя бремя власти и передать его Робертине — уж она-то точно не будет против и договорного брака, и постоянного контроля, и обязательного присутствия на всех официальных мероприятиях.

А я подумала, что, может, и не он заговорщик. Но кто же тогда? Робертина? Ей всегда безумно хотелось присвоить власть — достаточно вспомнить времена моего появления при дворе, как она злилась и какие истерики закатывала…

— Нет! — излишне резко ответила сестрица, когда я на следующий день выловила ее гуляющей по саду и расспросила о желании стать королевой. — Нет, нет и еще раз нет! Знаешь, что? Пока жив этот ужасный заговорщик, ноги моей не будет в правлении!

И, не желая продолжать со мной разговор, Робертина вежливо присела в книксене, поклонилась мне:

— Всего хорошего, Ваше Высочество! Сама разбирайся со своими проблемами.

Я заметно погрустнела. Это с моими-то проблемами?! Совсем недавно именно она была наследницей и упрекала меня за существование.

Получается, или сестрица действительно боится, или ловко играет на публику?

Меня мучило столько вопросов, что голова грозила лопнуть. Еще это постоянное сопровождение: бессменные щебечущие горничные и молчаливые любопытные стражи. Уединение оказалось недоступно…

Баян, как назло, куда-то запропастился, а так хотелось погладить его плюшевую шубку! Был у фамильяра один из ценнейших для меня талантов: снимать тревоги и волнения одним своим присутствием.

Но и без него я крепилась.

Наверное, если бы я все еще оставалась в неведении о здравии супруга, то наверняка зачахла бы окончательно. Но теперь внезапно откуда-то появились силы к борьбе.

Так и потекли дни, один за другим.

Занималась я исключительно тем, что играла сферическую дуру в вакууме: постоянно улыбалась, соглашалась со всем, что мне предлагали, с радостью присутствовала на официальных встречах и тихонько сидела на собраниях советов.

К сожалению, никто не казался мне достаточно кровожадным, чтобы быть истинным убийцей или заговорщиком.

Но у Баяна на все было свое мнение:

— А ты что думала, заговорщик тебе подмигнет и скажет, дескать, вот он, я, заговорщик? Бери меня тепленьким? Трижды «ха»! Заговорщик на то и зовется заговорщиком, что мастерски плетет интриги.

С фамильяром я была полностью согласна, но энтузиазм мой все равно никуда не делся.

Минула неделя.

На очередном совете было принято единогласное решение закончить траур по погибшей королевской чете и объявить поскорее дату моей коронации. Потому что столь крупное государство без правителя — как лошадь без подков: вроде и бежит, но на ухабистой дороге обязательно собьет копыта о камни.

Никаких возражений с моей стороны, понятное дело, не возникло: уже известная маска клинической дуры выходила у меня мастерски. А, может быть, я и была такой, как знать

Я уже привыкла к тому, что в обществе столь почтенных господ меня ужасно мутило, иногда даже рвало. Списывала все на персональную аллергию на долгие непродуктивные советы. Пусть я и успела посетить лишь восемь собраний, но мне их с лихвой хватило.

Барон Марсон осмелел; не знай я, что этот худощавый мужчина на самом деле являлся простым секретарем, подумала бы, что он очень важная фигура. Он обнаглел настолько, что даже сцепился раз с министром финансов. Но старина Уоррен оказался не лыком шит — пусть и был он кругл и в почтенном возрасте, а след на щеке Марсону оставил приличный. Сразу зауважала Закари Торнтона. Первый раз зауважала еще тогда, в первый мой выход в свет во дворце, когда Уоррен разорвал помолвку с ядовитой невестой. К сожалению, позже Делия все же стала супругой министра: договоренности рвались не так просто.

Присутствовали на советах всегда стабильно шесть человек: Шалий, Уоррен, Морсон, Талий До, Стефан Белов и Гордон Холтон. Иногда к совету присоединялись еще шестеро, но я их кандидатуры в заговорщики сразу отмела: слишком второстепенные роли у них были, вроде главного над ткацкими предприятиями, верховного епископа и наставницы школы энкант. Наставница школы энкант баронесса Анита Клоде лишь раз появилась при дворе, но увидеть ее лицо мне не удалось: женщина была одета в черную хламиду до пят, а лицо ее было скрыто золотой маской. Меня напугал необычный вид баронессы, страх, словно молния, пронзил с головы до пят, выступив липкой пленкой холодного пота по всему телу и заставляя меня трястись, как осиновый лист. Но я спрятала дрожащие руки за спину и заставила себя откинуть страхи, приветливо улыбнулась: если уж Сиэль хорошо отзывался об Аните, то и мне стоило ей поверить. А ведь именно баронесса гарантировала мою безопасность в случае, если все же не выйдет отделаться от школы энкант.

Вернемся к постоянным членам совета: если первых троих я знала как облупленных, то за последними пришлось понаблюдать.

К моему разочарованию, я рано радовалась после посещения библиотеки и изучения биографий знаменитых личностей. На поверку оказалось, что вся информация подавалась искаженно: очень приукрашено и неточно. Вот и Марсон, показавшийся мне в первую встречу жалким слизняком, а во вторую — ратующим за свое дело, сейчас мне виделся каким-то серым и невзрачным. У него не было своих идей и стремлений, зато Барон очень любил поспорить.

Место Сиэля занял низкорослый, но до невозможного коренастый светловолосый герцог Гордон Холтон, а по совместительству — волк-оборотень. Он обычно сидел, подперев подбородок кулаком, и бросал скучающие взгляды на галдящих коллег. Но по его подрагивающим ноздрям было видно, что присутствующие его нервируют. Лишь один раз мы столкнулись глазами с Гордоном, его яркие, медового цвета глаза едва не просверлили дырки в моих; стало как-то неуютно, и вдруг затошнило сильнее. Даже пришлось покинуть совет раньше времени. Во время всех остальных советов я предусмотрительно не бросала открытых взглядов ни на кого: вдруг еще поймут, что я их изучаю.

Начиная с третьего по счету совета, я приходила с наглухо заткнутыми ноздрями. Решение мне, кстати, Баян подсказал.

Стоило начать пользоваться маленькими ватными шариками, и стало намного легче: затычки помогли. Наверняка советники что-то приносили с собой на собрания — что-то незаметное, но вызывающее у меня столь неприятную реакцию. Мне на самом деле становилось дурно, и лишь в обществе советников.

Стефан Белов был исключительным дипломатом. Поэтому на советах ему влетало меньше всех — слишком мастерски худощавый брюнет с короткими, идеально зачесанными волосами владел языком. Он всегда улыбался и был настолько вежлив, что даже в тот единственный раз, когда Марсон и его задел, лишь поблагодарил за урок самообороны.

Талий До отвечал за торговые пути и торговлю в стране в целом. Мне он был неприятен, особенно его маленькие поросячьи глазки прозрачно-голубого цвета и необъятное пузо — сразу видно, что в торговле крутится. Он громче всех выступал за поднятие налогов и ужесточение податей.

И все же ни один из советников мне не казался подозрительным, не тянул на заговорщика.

Возвращаясь в свои покои, я собиралась обсудить с Баяном советников и их политику, но, подходя к двери, остолбенела: внутри кто-то ругался отборнейшей бранью, а еще бил посуду и крушил мебель.

— Ваше Высочество, Ваше высочество! — заслонила собой проход одна из служанок. — Не ходите туда, пусть стражи наведут порядок!

Я удивленно приподняла бровь: кто, интересно знать, мог осмелиться ворваться в мои покои и устроить там такой бардак?

— Стража! — гаркнула я. Двое ближайших мужчин, наглухо зашитых в стандартные костюмы стражей, молниеносно отделились от товарищей и подошли ко мне. Окинув взглядом их массивные фигуры, я неохотно отметила, что они намного крупнее остальной охраны. Кивнула в сторону двери, оба стража беззвучно приняли приказ и скрылись в моих покоях.

Отборная брань раздалась с новой силой, на сей раз я уловила, что голос женский, хоть и с явными рычащими нотками.