Кошки не плачут

Глава 1

Предисловие:
Произведение было написано еще в 2006 году и задумывалось как несколько гротескный вамп-роман без претензии на глубокий смысл - однако в итоге стало едва ли не самым популярным среди ранних романов автора. Осторожно: в тексте есть сцены драк и неоднозначные с точки зрения морали и психологии персонажи :)
Содержит авторские стихи.

Глава 1

Веселый Квартал давно остался позади, и священную тишину ночи изредка нарушал лишь вой оборотней, приносимый ветром со стороны Пустоши. Ветер этот слегка пьянил горьковатым ароматом полыни, коей в изобилии поросла вся Пустошь. Я остановилась, запрокинув лицо к голубоватому от лунного света небу, вдохнула воздух полной грудью. После смрадной духоты забегаловок Веселого Квартала свежесть ночи ударяла в голову почище самой забористой дряни.

Задумчиво хмыкнув, я встряхнула бутылку, которую продолжала сжимать онемевшей уже рукой. В бутылке многообещающе булькнуло. Повеселев, я икнула и продолжила путешествие по городским трущобам. Странное дело – ноги заплетались, тяжелея с каждым шагом, и желудок грозил вот-вот показать нутро миру, но рассудок по-прежнему оставался кристально чистым. В голове царила холодная и беспощадная, как сталь меча, ясность. «Ты, Шеба, самого дьявола перепьешь», – говаривал, бывало, Арк. Что ж, беловолосый был прав. На спор со мной, по крайней мере, уже давно никто не пил.

Черный Парк вырос передо мной, как всегда, неожиданно. Угрюмые деревья тянули крючковатые ветки-пальцы сквозь завитушки чугунной ограды, словно норовя вцепиться в горло безумцу, решившемуся прийти сюда среди ночи. Окинув погруженную во мрак аллею задумчивым взглядом, я одним махом опрокинула в рот остатки выпивки и запустила бутылку далеко в заросли. Послышался глухой звук удара стекла о землю, и из кустов шипящим мохнатым клубком выкатился перепуганный кот – ночной гуляка. Он бесшумной тенью скользнул через улицу и растворился во тьме. Я с грустью посмотрела ему вслед. Одиноко-то как, черт возьми...

«И возьмет, никуда не денешься», – усмехнулась я мысленно и неторопливо обогнула покосившуюся ограду. Парк встретил меня настороженной тишиной и танцем лунных бликов на потрескавшихся от времени плитах аллеи. Убегая на юг, парк заканчивался старинным и по-своему красивым кладбищем, куда и днем-то не всякий отваживался забредать. Ходили слухи...

На душе было паршивее обычного. Как-то особенно остро навалилось одиночество, до того невыносимое, что хоть за компанию с вервольфами на луну вой. Не оттого ли, бредя по пустынной темной аллее, я, Шеба, Шеба Дикая Кошка, Шеба, не ведающая страха, вздрагивала от гулкого эха собственных шагов? Ха! Дикая Кошка! Скорее, жалкий трясущийся котенок, который в большинстве случаев показывает когти вовсе не из-за безумной отваги, но лишь в целях самообороны. Дикий нрав? Нет – дикий мир... Хочешь жить – дерись, котенок, иначе быть тебе сожранным.

Даже в состоянии сильного подпития я умудряюсь быть начеку. В Нью-Эдеме по-другому просто нельзя. Поэтому каким-то совершенно фантастическим чутьем (фантастическим для обычного человека с обычными способностями) я уловила что-то тревожное в обступившей меня темноте. Что именно – объяснить трудно: как-то особенно зловеще сгустились тени в кронах деревьев, застыл, точно мед, ночной воздух, стало труднее дышать... Я замедлила шаг, а рука уже сама собой потянулась к рукояти меча, предчувствуя опасность. Потом – укол в самое сердце, болезненный и привычный: я уже знала, кого прячет под своим пологом ночь. Рука, не дотянувшись до ножен, повисла вдоль тела безвольной плетью.

Затылок на миг обдало холодным дыханием ветра, и лунное озерцо у моих ног пересекла длинная тень. Рука в кожаной перчатке скользнула по моей щеке, слегка оцарапав кожу острыми когтями, и властно легла на плечо.

– Здравствуй, Шеба.

Вкрадчивый шепот раздался над самым ухом, ласкающий, родной, баюкающий. Я невольно закрыла глаза, поддаваясь ему. Налетевший ветер погладил по щеке шелковой прядью волос того, кто сейчас обнимал меня за плечи, касаясь прохладными губами моего уха. Я должна была сопротивляться, но не хотела этого. Не могла. Ведь это – не просто чужак, не обнаглевший молодой вампир, которого следовало поставить на место. Это...

– Фэйт, – произнесла я, и собственный голос показался мне мертвым, как ветер Пустоши.

– Скучала, сестренка? – меня обняли крепче, так, что мой затылок прижался к твердой груди вампира. Вспомнилось некстати – в детстве я была выше Фэйта, а теперь он возвышается надо мной на добрых полторы головы... Кто бы мог подумать, что из тщедушного большеглазого подростка вымахает такой атлет? Один из лучших воинов Ночного Города... Фэйт Рыжий Демон. Мой брат.

– Чего надо? – презрительно бросила я, пытаясь высвободиться из медвежьих объятий. В ухо мне насмешливо фыркнули.

– Неужели ты не рада мне, сестренка? Сто лет не виделись...

– И еще бы столько!

– Не лукавь. Я знаю, как тебе меня не хватает. Чувствую. Это же зов крови...

– Иди к дьяволу!

– Непременно. Но не сейчас. Хочешь, скажу, почему ты пятую ночь кряду напиваешься и бродишь одна по Черному Парку? Почему слоняешься по трущобам, как побитая собака, и скулишь от одиночества? Почему задираешь любого бродягу, лишь бы подраться и выплеснуть грызущую тебя тоску? Хочешь, Шеба?

Я скрипнула зубами. В глазах все поплыло от ярости. Свою и без того потрепанную гордость я не позволю кусать даже собственному клыкастому братцу. Резко запрокинув голову, я что было силы вмазала затылком Фэйту в переносицу. Хватка тотчас ослабла, и уже через секунду я стояла перед братом, обнажив меч. Фэйт скорчился, обеими ладонями зажав нос, и сквозь пальцы его струилась кровь, черная в лунном свете. Впрочем, кровотечение унялось быстро. Выпрямившись, вампир брезгливо вытер руки о стильную замшевую куртку (братец всегда был щеголем) и уставился на меня с неприкрытой злобой. В хищных зеленых глазах, которые словно были отражением моих собственных, разгорались красные икры.

Глава 2

Проснулась я, как всегда, за минуту до того, как зазвонил будильник. Привычка, выработанная годами...

Девять утра. Пробиваясь через неплотно задернутые шторы, по полу прыгают шальные солнечные зайчики. За окном галдит, смеется, ругается молодой студенческий мир. Мой мир.

Спустив босые ноги с кровати, я хмуро уставилась на свое отражение в зеркале, которое когда-то притащила в мою комнату Рэй. Я не любила зеркал, как не любила всего того, что могло напомнить мне о родстве с Фэйтом. В раннем детстве нас часто принимали за двойняшек, хотя я была младше брата. Со временем различия становились все очевиднее. Но по-настоящему красота Фэйта расцвела лишь после того, как он стал вампиром...

И только я осталась прежней. Рыжей растрепой со злыми зелеными глазами и россыпью веснушек на носу. С нескладной фигурой, исключающей всякий намек на женственность. Со шрамами по всему телу от многочисленных драк и татуировкой в виде кошачьей пасти на левой лопатке.

Дикой Кошкой меня впервые окрестили в баре «Кусака», куда я, тогда еще шестнадцатилетняя девчонка, пришла с Арком. Просто потому, что я с истошным визгом вцепилась ногтями в лицо верзиле, посмевшему назвать меня «сестричкой кровососа», и умудрилась расквасить нос разнимавшему нас Арку. Драки с завсегдатаями «Кусаки» повторялись с завидным постоянством, и очень скоро я отстояла свое право быть Шебой Дикой Кошкой, а не Шебой, сестрой Рыжего Демона. Задирать меня осмеливались только новички, не знавшие о моем бешеном нраве, да и те перестали – после того, как у меня появился меч. Его подарил мне Арк в тот день, когда я поступила в Университет. Честно говоря, кулаками я махала гораздо лучше, чем мечом, но сам факт обладания настоящим «взрослым» оружием наполнял меня гордостью. Тем более, что оружие это было подарено самим Карателем...

Умывшись, я наскоро влезла в джинсы и растянутый свитер, зашнуровала на ногах ботинки, серые от пыли городских улиц. Схватила кожаную куртку, рюкзак и стукнула кулаком в дверь Рэй. Странно – обычно подруге приходилось меня торопить, а не наоборот. Ушла уже, что ли?

Я осторожно толкнула дверь и заглянула в комнату. Оконная рама была полностью поднята (так, ясно, каким путем ушел ночью Люций), и прохладный ветер трепал кружевную занавеску. Рэй клубочком свернулась на кровати, укутавшись в одеяло по самые уши, так что я могла видеть лишь ее растрепанную макушку.

– Рэй, – тихо позвала я подругу. – Ты заболела?

Из-под одеяла донеслось сонное мычание.

– Рэй! Сегодня контрольная, забыла?

– Я не пойду, Шеба. Нехорошо что-то... Скажи профессору, что у меня чума.

Я фыркнула.

– Ладно, дрыхни… богиня любви.

Вслед мне возмущенно замычали, но я уже захлопнула дверь. Мне и самой страшно хотелось спать, но я и без того уже прогуляла несколько важных занятий. Не стоило злоупотреблять терпением преподавателей. Выгонят – Арк с меня шкуру живьем сдерет. Он был так горд, когда я поступила в этот чертов Университет...

Бегом спускаясь по ступенькам, я вспомнила, что забыла причесать свою рыжую гриву. Вздохнула – ведьмин колтун на голове вряд ли расположит ко мне профессора Даркеса, известного чистюлю и педанта. Вспомнила про жизнерадостные синие круги под глазами, и на душе стало еще паршивее. Все, надо завязывать с попойками в Веселом Квартале и ночными прогулками...

– Эй, Кошка, здорово! – едва я вошла в аудиторию, как по спине меня огрела тяжелая, как из стали вылитая, ладонь. Я злобно зашипела – частично от боли, мгновенно отозвавшейся в глубине живота, частично – от того, что только один олух в Университете называл меня Кошкой.

– Кретин! – рявкнула я, притянув за воротник опешившего Джоя. – Сколько раз тебе говорила не называть меня Кошкой на людях! Здесь я просто Шеба, усек, собачья морда?

Джой злобно оскалился, показав все свои волчьи клыки, и грубо меня оттолкнул. Силищи ему, надо заметить, не занимать – щелчком пальцев мог запросто сломать мне нос. Вместо этого Джой с глухим ворчанием отвернулся и неторопливо зашагал прочь, расталкивая (вернее, расшвыривая) на своем пути студентов.

– Кретин, – повторила я, глядя ему вслед.

Джой учился на моем курсе и, как и я, частенько хаживал в «Кусаку» – поэтому и знал меня под кличкой Дикая Кошка. Он неоднократно предпринимал попытки подружиться со мной, но я бы скорее прогулялась ночью по Пустоши, чем записала его в свои друзья. Мало того, что сам Джой был полукровкой-вервольфом, так еще и водился с компанией кровососов, завсегдатаев «Кусаки». А я, как вы уже поняли, лютой ненавистью ненавижу вампиров. И у меня на то есть вполне веские основания, поверьте.

С виду Джой – парень что надо: высоченный, атлетически сложенный, с гривой желтых волос, скорее напоминающих песью шерсть. Глаза у него карие, с желто-зеленым ободком вокруг зрачка, начинающие гореть хищным огнем всякий раз, когда Джой выходит из себя. Лицо – точно высеченная из камня маска: квадратная челюсть, приплюснутый нос, выдающиеся скулы. Классный боец. Пожалуй, даже мне было чему у него поучиться...

Джой – всеобщий любимец, даже несмотря на то, что в жилах его бежит кровь оборотня. Ничтожная доля, правда, и именно потому его в свое время не вышвырнули из города в Пустошь. Пустошь – территория истинных вервольфов, тех, что не могут контролировать агрессию и каждое полнолуние рвут на части все живое, повинуясь зову крови. И, какими бы замечательными людьми они ни были при дневном свете, волчью сущность не искоренишь. Оттого-то полвека назад и было принято решение согнать всех оборотней и выселить их за городские стены, в развалины Пустоши, безжизненные и поросшие полынью. Ибо в ночи полнолуния от когтей вервольфов когда-то гибли как люди, так и вампиры...

Глава 3

В двенадцать лет я потеряла родителей.

Наверное, моя мама была несчастлива в браке – хотя никогда этого не показывала. Даже перед нами, детьми. В день моего одиннадцатилетия она ушла от отца к тому, кого любила. К вампиру.

Я до сих пор не могу узнать его имени. Знаю лишь, что мама по собственному желанию приняла обращение и стала одной из них – кровососов.

Целый год мы учились жить без нее и почти свыклись с мыслью, что она больше никогда к нам не вернется. Но тогда мы еще не знали, кем стала наша мама.

Мой отец был Карателем. Однажды, патрулируя улицы ночного города вместе с напарником, тогда еще совсем молодым Арком, он увидел напавшую на подростка вампиршу – та высасывала из тела жертвы последние капли крови. Получившие Право Смерти вампиры так не поступают – они уносят жертву на свою территорию. Закон был нарушен. Не раздумывая долго, отец вскинул пистолет и выстрелил твари прямо в сердце.

Вампиры, сколько бы они ни твердили о своем бессмертии, тоже умирают, получив пулю в сердце.

Подойдя к скорчившейся в луже собственной крови вампирше, отец с ужасом узнал в ней нашу маму... и свою любимую, пусть и оставившую его, жену. Арк не успел его остановить. В порыве отчаяния отец пустил себе пулю в лоб. И вряд ли в тот момент он думал о нас, своих детях.

Так мы с Фэйтом осиротели.

Хотя родственников у нас не было, мы не попали в приют – Арк оформил над нами опекунство и заботился о нас, как умел. Думаю, только его любовь и поддержка уберегли меня от суицида. В день похорон отца я возненавидела весь мир, и в частности – ночных его обитателей. Вампиров, лишивших меня семьи. Однако, смерть родителей еще не была последней точкой в истории моей ненависти.

Через полгода Фэйт ушел к вампирам. Сам, добровольно.

И вот тогда я поняла, что такое настоящая ненависть.

...Я стояла на краю Стены, и по обе стороны от меня простирались бездны, расцвеченные огнями двух городов – человеческого и вампирского. Каждый город жил своей жизнью, и ему не было дела до того, что сейчас должно было произойти под выкатившейся в небо луной. А в паре десятков метров к западу Стена расширялась и отвесно обрывалась вниз, в Пустошь. К внешней поверхности городской стены подавался постоянный ток высокого напряжения – на тот случай, если кто-то из вервольфов попытался бы вскарабкаться наверх. Само по себе это было невыполнимо – по гладкой, как зеркало, стене не взобралось бы даже вездесущее растение – вьюнок.

Ветер которую ночь дул со стороны Пустоши, принося ароматы полыни и степных трав. И еще... запах тоски. Тоски такой глухой и щемящей, что хотелось, подобно оборотню, вскинуть лицо к зеленовато-желтой луне и завыть – горестно, отчаянно, срываясь на крик.

Ветер играл с моими длинными волосами, еще больше спутывая их. В воздухе вдруг отчетливо повеяло озоновой свежестью, и я вскинула голову – но нет, то был запах обыкновенного близкого дождя, а не вампира с черными глазами. Дождь... Плохо. Это затруднит драку.

Я обернулась, отыскав взглядом Арка. Каратель сидел на бортике дороги, проложенной между краями Стены, уронив лицо в ладони. В таком отчаянии я не видела его ни разу за все шесть лет, что он был моим опекуном... и другом. Единственным, не считая Рэй. Впрочем, и с той я умудрилась поссориться. Впервые, между прочим. И из-за кого? Из-за все того же проклятого кровососа, чтоб ему...

– Который час? – глухо спросил Арк, наконец посмотревший на меня.

– Пять минут до полуночи.

– Они скоро придут.

– Да.

– Боишься?

– Нет.

– Ты хоть чего-нибудь боишься, Кошка?

Я вздрогнула. Вспомнился красный огонь глаз Фэйта, его оскаленный в усмешке рот, бескровное лицо... И еще – мама, тело которой мне так и не довелось увидеть. Ее даже не позволили похоронить по-человечески, в одной могиле с отцом. Просто кремировали и выдали нам с Фэйтом колбу с пеплом – всем, что осталось от ее прекрасного тела. И на закате теплого летнего дня мы поднялась на Стену – вот как сейчас – и развеяли этот пепел над Пустошью. И ветер подхватил его и унес к горизонту кровавого моря, в которое превратило землю умирающее солнце. Я не плакала тогда, почему же сейчас так щиплет от слез глаза?

– Боюсь, – ответила я Арку, и голос мой дрогнул. – Боюсь однажды сама стать вампиром...

– А я боюсь потерять еще и тебя, Шеба. – У слов Карателя был привкус горечи, так хорошо мне знакомый. – Фэйта я уже потерял, и вот теперь кровососы опять отнимают у меня самое дорогое!

– Еще не отняли, Арк, – мягко заметила я.

– Это вопрос времени. Неужели ты серьезно надеешься одолеть полукровку-вервольфа?

– Почему нет? Я неплохо дерусь.

– Дело не в опыте, а в силе, Кошка. Он сломает тебе хребет одним пальцем.

– Не каркай.

– Ты еще и шутишь?! Господи, Шеба! – кажется, Арк был готов разрыдаться. Странно и неловко видеть слезы в глазах тридцатилетнего парня... Сердце мое болезненно сжалось, не от страха – от жалости. Причем жалости не к себе...

– Не переживай так. И не вздумай вмешиваться – это, как сказал лиловоглазый Линн, дело чести.

Глава 4

– Мама! Ма-а!

– Что, Шеба? Котенок, ты плачешь? – мягкие руки подхватывают меня, прижимают к груди. – Ну, маленькая, кто тебя обидел?

– А Фэйт сказал, что, когда мы вырастем, вы с папой умрете! Он сказал, что вы станете старые и не сможете с нами играть, а потом вас закопают в землю! Мам, это ведь неправда, да?

– Конечно, неправда. Мы с папой вас никогда не оставим.

– И никогда не умрете?

– Никогда.

– Никогда-никогда? И будете жить вечно?

– И будем жить вечно. А ну, поцелуй маму и выкинь эту чушь из головы.

– А Фэйт – дурак и врун!

– Нельзя так говорить о брате, котенок.

– Почему?

– Потому, что он тебя тоже любит, даже когда говорит гадости. Вы не должны обижать друг друга, запомни. Когда-нибудь вы станете заботиться друг о друге так же, как сейчас я и папа заботимся о вас.

– Я все равно люблю тебя больше Фэйта, мам. Больше всех на свете!

– И я тебя люблю, Шеба.

...Ощутив осторожное прикосновение к своей руке, я открыла глаза и медленно повернула голову. У изголовья кровати сидела заплаканная Рэй и ласково гладила меня по тыльной стороне ладони. Солнечный свет, заливающий всю палату, золотил растрепанные кудри девушки, делая ее похожей на ангела. Рядом, у самого уха, тихо попискивали какие-то мудреные медицинские приборы, а тело мое под тонким покрывалом покрывали датчики-присоски. Я поморщилась – в запястье левой руки, туго стянутом фиксатором, пульсировала ноющая боль. Сразу вспомнились и схватка под дождем, и глаза умирающего вервольфа, и все-все, отчего захотелось застонать и спрятать голову под подушку.

Увидев, что я пришла в себя, Рэй вздохнула и попыталась улыбнуться, но лишь скривила рот в попытке не зареветь.

– Привет, подружка. – еле слышно произнесла я, с трудом разлепив сухие губы.

– Привет, солнышко. Как ты себя чувствуешь?

– Если честно, я себя не чувствую... У меня все цело?

– Да. Была сломана рука, ребро и нанесено несколько глубоких ран, но все обошлось. Врачи тебя подлатали. Неделя постельного режима – и ты встанешь на ноги.

– И сколько я здесь уже?

– Третий день.

– И что, рука срастется за неделю?

– Ты же знаешь, в наши дни все быстро лечат. А тебе, вижу, уже не терпится отсюда слинять, а? И думать забудь! Ты еще слишком слаба. Кроме того, тебе нельзя делать резких движений – швы на животе могут разойтись. Хорошо же тебя потрепали, подружка... Кто на этот раз, кстати? Врачи мне ничего толком не сказали.

– Арк тоже не рассказывал?

– Арк? – Рэй презрительно фыркнула. – Ты же знаешь, как я к нему отношусь. Я и не спрашивала у него ничего. Тоже мне, опекун-Каратель... за девчонкой углядеть не может, зато гордо именует себя стражем порядка!

– Ты к нему несправедлива, Рэй.

– Разве? А по чьей вине ты валяешься здесь, заштопанная, как старый носок?

– Наверное, по своей. – Я вздохнула, впрочем, не слишком убедительно.

– Да уж, мозгами тебя Бог явно обидел.

– Э, ты как с больной разговариваешь?

– Не была бы больной, так выпорола бы вообще. Засранка, ты хоть представляешь, как я за тебя переживала? Как боялась тебя потерять?

– Еще бы! Кто бы мыл за тебя посуду и терпел твое нытье?

Рэй лишь покачала головой, но по выражению ее глаз я видела – она не сердилась.

– Поправляйся скорее – у меня ведь день рождения как раз через неделю, без тебя отмечать не буду. Намечается большая гулянка...

– В общаге?

– Бери выше, подружка! – подмигнула девушка. – Папаша расщедрился, так что я приглашаю тебя в ресторан. Как ты на это смотришь?

– Глубоко положительно!

– Только придется надеть что-нибудь поприличнее, чем затертые до дыр джинсы и спортивная майка, хорошо?

– Издеваешься? – простонала я, воздев очи горе. – Приличное в твоем понимании – это декольтированная тряпка на бретельках и тесные туфли?

– Шеба, ты все-таки девушка, а не мальчишка-хулиган, – сурово напомнила Рэй. – Или ты намереваешься до самой смерти носить рванье, бренчать мечом, напиваться в притонах и бить морды отбросам общества?

– Вот это жизнь, – мечтательно протянула я. Рэй нахмурилась, но через секунду, не выдержав, фыркнула.

– Слушай, я с тобой и так все тесты пропустила, – сказала она вдруг, глянув на часы, – побегу, наверное. Сегодня занятия у профессора Даркеса, а у него уважительной причиной прогула может быть только смерть, сама знаешь. Ничего, если я тебя оставлю? Обещаю забежать вечерком!

– Да иди, ты мне надоела уже, – я с нарочито скучающим видом зевнула. Рассмеявшись, Рэй наклонилась, чмокнула меня в щеку и направилась к двери – в которую, кстати, как раз бодрым шагом входил Арк. Вернее, первым в палату вплыл огромный букет кроваво-красных роз, за которым маячило довольное лицо Карателя.

Глава 5

Я нервно озиралась по сторонам, ощущая себя мелкой рыбешкой в окружении кровожадных и очень голодных акул. Не думала, что буду чувствовать себя так неуютно и беззащитно в окружении роскошно одетых людей, составляющих цвет общества Нью-Эдема! Холеные мужчины в костюмах, одна пуговица на которых стоит больше всего моего гардероба, красивые женщины с лицами хищными и холодными... Элита!

Рэй же явно чувствовала себя в своей тарелке. В синих глазах – обжигающее презрение ко всем окружающим, показная небрежность, я бы даже сказала. Узнавая единственное чадо известного на весь город аристократа, люди подходили, подобострастно здоровались, поздравляли девушку с днем рождения. Рэй сухо благодарила, твердо пресекая любые попытки завязать светскую беседу, так что, к моему облегчению, никто к нашей компании не присоединялся. Пока подруга делала заказ выдрессированному, как чемпион собачьих выставок, официанту, я украдкой огляделась.

Ресторан «Два города» действительно соответствовал вкусам и запросам как людей, так и вампиров. Безумно дорогое заведение, попасть куда удавалось далеко не каждому богатому человеку. В основном здешний контингент составляла «чистокровная» знать. Если бы не связи отца Рэй, господина Санди, меня бы ни за что сюда не пропустили.

Огромный зал ресторана с затемненными стеклами окон во всю стену и куполообразным потолком украшали колонны из белого мрамора, статуи мифических богов и персонажей, портреты самых известных личностей города, в том числе, и вампиров. Стена напротив как раз щеголяла мастерски выполненным портретом Лорда Ночного Города, господина Руфио ле Флам. Странное имечко… Насколько я помнила, он был из Клана Скользящих Теней. Вообще, весь вампирский род делился на три основных Клана – помимо вышеупомянутого, существовали также Клан Ночных Звезд (что примечательно, его традиционно возглавляли женщины), и Клан Полночного Ветра. Названия вполне романтичные, однако именно они нагоняли ужас на все человечество еще пару веков назад, во времена кровавой вражды с нелюдями. Клан Скользящих Теней издревле считался сильнейшим. Принадлежавшие ему кровососы были прирожденными убийцами, жестокими и неуловимыми, как тени – отсюда и название Клана. Даже сейчас, в дни перемирия, его боялись и уважали – и люди, и сородичи-вампиры. И так было не только в нашем городе, но по всему миру.

В Нью-Эдеме Руфио ле Флам избирался Лордом Ночного Города уже в третий раз, и одно это уже о чем-то говорило. Неужели именно с его сыном я умудрилась поцапаться? И, что вовсе невероятно, остаться в живых при этом? Воистину кошачья везучесть! Рассматривая портрет почтенного вампира, я невольно отметила поразительное сходство Люция с отцом: те же горящие угольно-черные глаза, насмешливый взгляд, надменное, как у самого дьявола, лицо… Только волосы заметно отличались: если у Младшего Лорда они непокорно торчали во все стороны (ну точь-в-точь вороньи перья!), то Старший щеголял «зализанной» на затылок прической. Быть может, потому-то и не проскальзывало в его облике той хищности, которую излучал каждой частицей своего существа Люций...

От мыслей о вампире меня отвлекла Рэй, спросившая, люблю ли я креветок. Я рассеянно кивнула – мне было все равно, что есть. В еде я, как и во многом другом, неприхотлива.

Забыла сказать – в ресторане играла живая музыка в исполнении целого оркестра, и каждый вечер на небольшой сцене в центре зала выступали самые известные певцы города (боюсь подумать, сколько им за это платили). В честь дня рождения дочери мистер Санди пригласил выступать саму Мэтти Хикс, молодежную певицу, которую так любила Рэй – и, хотя модные песенки не очень-то вписывались в атмосферу ресторана, публике они, похоже, пришлись по вкусу.

Сам мистер Санди срочно уехал по какому-то неотложному делу, так что мы были избавлены от его присутствия. Рэй сей факт нисколько не огорчил. Она и так с огромным трудом дала отцу уговорить себя отмечать день рождения в ресторане, среди людей, так ей ненавистных. Что ж, по крайней мере, рядом была я, и никто не мог испортить нам веселье.

Мы болтали, смеялись и поглощали еду в таких количествах, что даже у вышколенного официанта глаза полезли на лоб. Наверное, гадал, как на нас еще не треснули вечерние платья. А может, мы просто уж слишком отличались от манерных барышень из высшего общества, постоянно придерживающихся всевозможных диет... Такие могли весь вечер жевать листик салата и давиться безалкогольными напитками, пожирая взглядами содержимое тарелок своих мужей, отчего у последних начинался нервный тик.

Мы как раз приканчивали десерт, как вдруг в затылок мне словно дохнуло ледяным ветром. Вздрогнув, я уронила ложечку с мороженым и резко обернулась.

Точно. Там, у входа, почти растворяясь в мерцании сотен огней, освещающих зал, стоял Люций. Стоял и смотрел на меня немигающим взглядом. Черт, черт, черт! А я даже не при мече! И вообще без оружия! Так, только без паники – ну не накинется же он на меня при всем честном обществе, да еще в таком приличном заведении... Или...

Когда я снова оглянулась, Люция с неизменным спутником – Линном – уже усаживали за один из центральных столиков, причем оба вампира были одеты явно не к месту – в стильные кожаные плащи и рубашки, расстегнутые чуть ли не до пупка. Какие там галстуки, какие фраки! Внезапно мне стало обидно – этим, значит, можно появляться в обществе в каком угодно виде, и никто по этому поводу даже не пикнет, а мне пришлось влезть в ненавистную тряпку и босоножки а-ля мечта самоубийцы!

Рэй ничего не замечала, продолжая уничтожать мороженое и весело подпевая очередной песне своей Мэтти. Я же просто окаменела, судорожно вцепившись в скатерть и пытаясь игнорировать сверлящий мою спину взгляд. Оказывается, не только вампиры способны чувствовать нечто подобное. Ненависть Люция совершенно ощутимо жгла мою спину, и лишь ценой огромных усилий мне удавалось сохранять неподвижность.

Глава 6

До Кленового Бульвара мы добрались довольно быстро – я даже ощутила что-то вроде досады оттого, что начавшееся так необычно знакомство закончилось. Я велела Вику припарковаться у привычной части ограды, под сенью деревьев – хотя час для закрытия главных ворот был еще ранний, не хотелось привлекать лишнего внимания. Сегодня кое-кто уже видел меня при полном параде, так что шепотки в спину и любопытные взгляды мне обеспечены. А что станет с университетскими сплетницами, узнай они, что вечером меня подвез симпатичный парень на крутом байке? Кроме того, выглядела я не лучшим образом – остатки косметики окончательно размазались по лицу, прическа развалилась, одной босоножки нет, легкий шарф намок под дождем и обвис некрасивой тряпкой... Впервые в жизни я испытывала что-то вроде смущения по поводу своего внешнего вида, на который мне было наплевать даже в те дни, когда случалось ходить с одним сплошным кровоподтеком вместо глаза. После драк в «Кусаке» и уличных стычек было бы странно беспокоиться о своей привлекательности, что бы там ни ворчал Арк о загубленной женской судьбе. Почему же сейчас, под пристальным взглядом глаз Вика, так хочется провалиться сквозь землю от стыда? Стареешь, Шеба...

Усилившийся дождь вынудил нас искать убежища под кронами деревьев, навалившихся на ограду. Было совсем темно; мокрые улицы мерцали в свете редких фонарей, да иногда слышались торопливые шаги какого-нибудь припозднившегося студента. Город, в обычное время оживающий с наступлением ночи, был непривычно тих и безлюден.

– Тебе лучше идти, – подал голос Вик, стоящий так близко, что я ощущала тепло его груди, на уровне которой как раз очутился мой нос. Я подняла глаза, не зная, сердиться или обижаться, но парень пояснил: – Ты босая, простудишься. Земля ледяная, да еще и мокрая...

– Да, точно. – Я смущенно хмыкнула, взглянув на босую ногу – пальцы и пятка уже вымазались в грязи. Вот черт… Как бы действительно не схлопотать простуду – если до этого Рэй не прибьет меня за угробленную босоножку.

– Значит, ты здесь и учишься, и живешь? – задумчиво спросил Вик.

– Ага. Этим летом поступила.

– А в гости к тебе можно будет напроситься... как-нибудь?

– К нам мальчиков не пускают, – засмеялась я.

– Досадно. А если я переоденусь девочкой?

Вообразив себе эту картину, я и вовсе загоготала. Не выдержав, фыркнул и Вик.

– Ну, хорошо. А где еще тебя можно найти, Шеба?

– Зачем тебе меня находить?

– Ну... Может, ты мне понравилась.

– Хм. – Я поскребла ногтем кончик носа. – Ну, если не испугаешься, приходи как-нибудь ночью в «Кусаку», это на окраине Веселого Квартала. Я там часто бываю.

– Ты? – темные глаза недоверчиво уставились мне в лицо.

– Не верится? Приходи, и сам увидишь.

– Но ты меня точно не обманываешь?

– Я ненавижу ложь...

– Прости. Я не это имел в виду... Просто такая девушка, как ты, не ассоциируется у меня с грязными трущобами, где опасность подстерегает на каждом шагу.

– Да-а? – заинтересованно протянула я. – И какая же я, по-твоему?

– Ты... нежная, хрупкая, милая. Ты напоминаешь сердитого, но слабого котенка, который не знает, у кого искать защиты. Это так трогает...

– Я? Слабая? Беззащитная? – хотелось засмеяться, но я лишь сглотнула вдруг застрявший в горле комок: почему-то слова Вика задели за живое.

– Ну, не настолько беззащитная, чтобы не суметь постоять за себя, конечно. Я помню твой удар пяткой, – улыбнулся он. Я молча кивнула, гадая, чем этот парень мне так нравится. Рэй бы он наверняка не пришелся по вкусу: она не в восторге от мальчиков-азиатов. Я же, сколько себя помню, всегда испытывала к ним странную слабость – возможно, из-за восхищения восточными единоборствами, которым пыталась научиться. Впрочем, несмотря на характерный разрез глаз, чуть приплюснутый нос и лицо «сердечком», Вик все же больше походил на европейца, и, быть может, поэтому был таким симпатичным.

– Мне пора, – сказала я, возвращая ему куртку и шлем. – Да и тебе лучше поторопиться – слышал о комендантском часе? Город прочесывают усиленные патрули.

– Еще увидимся, – он вдруг протянул руку, бережно провел пальцами по моей мокрой щеке, – жест, который я нескоро забуду, – и отстранился, растворившись в темноте. Через мгновение рев байка стих в отдалении, и я, очнувшись, привычным макаром полезла через стену. Внизу, у подножия дерева осталась мокнуть под дождем вторая, ненужная теперь, босоножка.

...В квартире было темно и зябко; на ходу стягивая с себя насквозь мокрое платье, я попутно включила свет в коридоре и шмыгнула в ванную. Раздевшись окончательно, юркнула в душевую кабину и отвернула на полную оба крана. От соприкосновения с горячей водой кожа вмиг покрылась цыпками, тело свело приятной судорогой. Бр-р-р, как же я замерзла в этом чертовом платье и кружевном белье! Все, отныне – только теплые свитеры и уютные джинсы. И пусть Рэй со своими нарядами катится к дьяволу.

Небрежно завернувшись в большое махровое полотенце, я, позевывая, поплелась в свою комнату. Толкнула дверь, включила на ощупь свет... и окаменела: на кровати, нагло поглаживая прибалдевшего Лу, полулежал мой брат собственной персоной и ласково мне улыбался. Весь в черном, точно сам он – сгусток ночи, столь им любимой. Золотисто-рыжие локоны стянуты на затылке в хвост, в ухе поблескивает платиновая серьга. И глаза – два ярких изумруда: так не способны отражать свет глаза человека. Ах, да... ведь Фэйт и не был им.